Наблюдая котят и щенят и их «взросление» и их игры, констатирую «особость» каждого. У каждой особи свой характер и свой каприз. И каждая особь «социализируется» через систему поощрений-наказаний со стороны взрослых и через игры со сверстниками. Так и дети человеческие проявляют свои капризы и особности и социализируются через общение с родными и чужими взрослыми и детьми. Они чуть ли не с колыбели каждый особый, как и детеныши других животных. Эту особость каждой особи можно назвать зооособостью,
и она характеризуется «эгоцентризмом», под которым Жан Пиаже понимает неотделимость в сознании ребенка окружающего мира от его собственного Я (нерасчлененность субъективного и объективного), перенос внутренних побуждений на реальные связи вещей, игнорирование противоречий и т.д. По мере взросления ребенок, согласно Пиаже, проходит четыре основные стадии развития: сенсомоторный период (от 0 до 1,5 – 2 лет), дооперациональное мышление (от 2 до 7 лет), стадия конкретных операций (от 7 до 11 лет), стадия формальных
или пропозициональных операций (от 11–12 до 14–15 лет).
Под интенсивным информационно-урбанистическим воздействием обостряются особости и капризы ребенка, накладывающиеся на естественный процесс социализации. Возникают явления типа «лолитизма», ранних половых сношений, поглощения запретных плодов и другие патологии потребностей. Смесь животного с социальным и проявление ранних задатков и способностей и взрослые по виду и имитации суждения и поступки дают повод говорить о якобы чуть ли не массовом
формировании субъектности на четвертой стадии Пиаже («каждое второе дитя – субъект»). Но это не так. Предусмотренные генетической программой стадии созревания особи никто не отменял, однако социализация и в самом деле происходит форсированно, и зооособость преобразуется в человеческий индивид. Переход акцента с биологической особи на человеческий индивид свершается, как и прежде, на стадии полового созревания, только планка его под влиянием нынешней среды опустилась. Но до субъектности пока далеко.
Субъектность – это самоосознание себя в системе социальных отношений. Социализация сама по себе не приводит автоматически к субъектности. Типична "одинокая толпа" Дэвида Рисмена, состоящая из социализированных, но недосубъектных индивидов. Субъектность – способность быть не просто выше толпы сущего и вести её за собой или противостоять ей, но прежде всего подчинить своё сущее своему бытийному предназначению и тем самым быть собой и хозяином самого себя и своего существования (антипотребительская
аскетическая «протестантская этика» Макса Вебера). Наш современный (модерный) мир родился благодаря сверхвзрыву «критической массы» низовой субъектности в Европе в XV веке, в ходе которого возникли Новое Время и Новый Свет и современная научно-техническая цивилизация и субъектное буржуазное (= гражданское) общество.
Не все индивиды обладают духовной силой вынести ответственность свободы, а только те, которые или от природы наделены выдающимися способности и могут прорваться в лидеры своими личными
усилиями, или получили помощь от умелых воспитателей в ходе успешной социализации. Если социализация является лоном и почвой субъектизации, то субъектизация является двигателем и мотором социализации. Чтобы человек почувствовал себя субъектом, он должен осознать свою независимость от внешних обстоятельств, а для этого обрести экономическую самодостаточность. Одному этого добиться тяжело. Поэтому естественно стремление низовых субъектников объединиться-скооперироваться. Формами самоорганизации низовой субъектности
являются компании, партии, профсоюзы и нации. Демократия – это форма правления низовой субъектности, противостоящая досубъектному авторитаризму и подавлению. Ясно, что демократия - не для нищих.
Субъектность хозяина-производителя сущностно отличается от индивидуализма, эгоизма, шкурности быдла-потребителя, хотя здесь многое напутано. Разницу сформулировал Мартин Хайдеггер в гениальном докладе «Время мирообраза» ровно семьдесят лет назад 9 июня 1938 года во Фрейбурге:
«Лишь постольку – и
настолько – человек вообще и по существу стал субъектом, перед ним как следствие неизбежно встает настоятельный вопрос, хочет ли и должен ли человек быть субъектом, - каковым в качестве новоевропейского существа он уже является, - как ограниченное своей прихотью и отпущенное на собственный произвол Я или как общественное Мы, как индивид или как общность, как лицо внутри социума или как рядовой член в организации, как государство и нация и как народ или как общечеловеческий тип новоевропейского человека. Только
когда человек уже стал в своем существе субъектом, возникает возможность скатиться к уродству субъективизма в смысле в смысле индивидуализма. Но и опять же только там, где человек остается субъектом, имеет смысл усиленная борьба против индивидуализма и за общество как желанный предел всех усилий и всяческой полезности» (Хайдеггер М. Время картины мира. Перевел Владимир Бибихин // Хайдеггер М. Время и бытие. Москва, 1993, стр. 51).
Высший тип человека – задающийся вопросом о смысле своего существования
Dasein, слышащий зов бытия. Он возвышается над сущим и воспринимает его и самого себя из просвета-кругозорницы своего бытийного Da. Это Da – не просто точка опоры человека «внутри» его здесь и теперь, но прежде всего «Да!» по подобию «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Бытие 1:3). Саможертвенное бытие Sein и повелительное человеческое Da сомкнулись в жертвоприносительном Dasein. О “носителях” Dasein - словами Священного Писания: “Ибо вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в
них; и буду их Богом, и они будут Моим народом” (Второе послание Коринфянам святого апостола Павла 6:16).
И «искра Божья» возгорается в человеке в пламя метанойи только на ступени Dasein, когда в энергийно-волевом акте высшего вопрошания достигается синергия-резонанс-слияние человека с Sein. Пскольку Dasein - высшее человека, то более низкие ступени полубытийного субъекта и сущного индивида и досубъектной особи постигаются из экзистенциальной аналитики Dasein, которую изложил Мартин Хайдеггер в трактате
"Бытие и Время" (Sein und Zeit, 1927).