"Камера 211" удостоен премии "Гойя" за лучший фильм
2010-02-15 03:52 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
МАДРИД, 15 фев - РИА Новости, Елена Висенс. Картина испанского режиссера Даниэля Монсона (Daniel Monzon) получила в воскресенье вечером восемь премий испанской академии киноискусств "Гойя", в том числе премию за лучший фильм, передает корреспондент РИА Новости.
Церемония вручения премий передавалась в прямом эфире по Национальному телевидению Испании (TVE1).
Жюри киноакадемии, которая вручала свои призы в 24-й раз, присудило фильму-фавориту "Камера 211", где речь идет о тюремной жизни, премии за лучший фильм, лучшую режиссуру, лучший адаптированный сценарий, лучший монтаж, лучший звук, лучшую мужскую роль (актер Луис Тосар), лучшую женскую роль второго плана (актриса Марта Этура) и лучшую дебютную мужскую роль (актер Альберто Амман).
Семь премий "Гойя" получил второй фаворит - исторический фильм испанского режиссера Алехандро Аменабара (Alejandro Amenabar) "Агора", который повествует о первой в истории женщине-ученом Гипатии, жившей в Александрии в 5 веке нашей эры. Фильм был награжден за лучший оригинальный сценарий, лучшую операторскую работу, лучший дизайн костюмов, лучшую работу художника-постановщика, лучшую продюсерскую работу, лучший грим, лучшие спецэффекты.
Премии "Гойя" (Los premios Goya) - своего рода испанский аналог "Оскара", национальная кинопремия Испании, которую вручает испанская Академия искусств и кинематографии (Academia de las artes y las ciencias cinematograficas de Espana). Первая церемония вручения этих наград состоялась 16 марта 1987 года. Награда представляет собой бронзовый бюст испанского художника Франсиско Гойя.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Кино":

Последние новости по теме "Испания":

Толстой по-новорусски // Дежавю
2010-02-15 04:18 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Рубрику ведет Мария Мазалова
Последний роман Антона Уткина продолжает традиции русской классики, оставаясь при этом примером актуальной словесности.
Антон Уткин стоит немного в стороне от современного литературного процесса. Он начал с исторического романа "Хоровод", написанного так, словно автор прошел курс писательского мастерства у Лермонтова и Толстого. Затем были "Самоучки", "Великий Гэтсби" по-новорусски. А потом он оттачивал стиль в рассказах, которые, один другого краше, оседали в толстых литературных журналах. И вот, наконец, он вернулся, чтобы высказаться о 1990-х. Правда, о 1990-х уже высказались все писатели — и на их фоне автор "Крепости сомнения" неизбежно выглядит наивным идеалистом. Он говорит о призвании, сокрушается, что жертвы, принесенные в прошлые эпохи, могут оказаться, да и уже оказываются напрасными. Достаточно посмотреть, по какому принципу он сортирует своих героев: однокурсники Илья и Тимофей, которых поначалу отличают друг от друга лишь разные пропорции цинизма и романтизма в отношении с женщинами, затем авторским усилием расщепляются на две сюжетные линии именно потому, что один сделался бизнесменом, а другой худо-бедно продолжает работать "по специальности". Героям Антона Уткина всегда очень везет на случайные письменные свидетельства. То клочок бумаги с умными строчками попадется, то обрывок стиха долетит. Именно историку Тимофею попадается черная тетрадка, забытый дневник белогвардейского офицера, источник притягательных загадок и находка для фантазера. В тетрадке любовное послание, видимо, так и не переданное адресату, и набор таинственных словосочетаний: "разъезд "Терпение", форт "Безмятежность", Крепость сомнения".
Роман Уткина, наверное, не показался бы столь вызывающим, если бы наши авторы (Прилепин, Елизаров, Садулаев и другие) находились на том же уровне владения русским языком и так же свободно обращались к наследию русской литературы. Самое неожиданное, что постепенно проявляющаяся в "Крепости сомнения" перекличка с "Войной и миром" не выглядит нарочитой. Это не пародия и не игра, а именно развитие традиции во всем ее многообразии. Илья и Тимофей смотрятся эдакими Андреем Болконским и Пьером Безуховым, у них есть и свое высокое небо, и свой Аустерлиц, и свои сомнения, крепкие, как корабельные канаты. Традиционные описания природы приходятся на крымскую линию романа. "Дворянскую" Москву представляют всевозможные московские клубы, расплодившиеся в 1990-е. А героини соперничают за право называться Наташей или Элен. "Мысль семейная" в романе почти не получает продолжения, герои не торопятся ставить штамп в паспорте, зато автору, явно отдавшему что-то свое и Тимофею, и Илье, удаются и страницы, написанные как бы от лица кокетливых Вероник и Марианн. Истории молодых людей 1990-х, переплетаясь, обращаются даже не к будущему, а к прошлому. За сюжетную линию "войны" в романе отвечает тот самый офицер с тетрадкой,— его размышления, его последний смертельный поход нужны были не столько для выпячивания "белой" темы, сколько для очередной демонстрации верности тому хорошему русскому языку, который в представлении автора сохранили эмигранты первой волны. Уткинский консерватизм при этом вполне здоровый, без слишком хорошо знакомых по произведениям писателей псевдопатриотического лагеря почвеннических завываний: роман вполне читабельный, готовый бестселлер. Однако чувствуется, что автор к концу "нулевых" так и остался в давно заданной "Хороводом" и "Самоучками" парадигме. И было бы хорошо, если бы наша действительность сдвинулась в заявленную им "наивно чаемую" сторону, хотя бы ради того, чтобы посмотреть, на какие еще кульбиты способна русская реалистическая проза.
Лиза Новикова
Оригинальная статья

Без правых и виноватых
2010-02-15 04:46 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
На завершившемся недавно Роттердамском кинофестивале преобладали картины, так или иначе рассказывающие о военных конфликтах прошлого. Обозреватель "Власти" Андрей Плахов заметил, что современные кинематографисты применяют принципиально новый подход к освещению войны.
Недавно европейской культурной сенсацией стало обнаружение считавшихся утраченными цветных литографий времен немецкого Ренессанса. На них изображены зверства турецких солдат при осаде Вены: янычары вспарывают животы беременным женщинам и сажают на штыки младенцев. Еще Эразм Роттердамский призывал осознать, что все войны изобилуют подобными "развлечениями" и что на протяжении столетий с такой же жестокостью христиане истребляли христиан.
В XX веке произошла не то чтобы гуманизация нравов (штука относительная), но появились технические средства, документирующие военные преступления. Кинохроника сыграла решающую роль в раскрытии мрачных тайн нацистских концлагерей. Тем не менее, вопреки очевидности всех свидетельств, массмедиа вносят свою лепту в написание истории: все больше находится тех, кто отрицает холокост или геноцид мирного населения в Нанкине. Доходят до того, что обвиняют евреев (китайцев) в создании фальсифицированной хроники. А военные преступники кичатся своими подвигами ради славы.
«Ясукуни», 2007
В этом контексте появление новых фильмов на эти болезненные темы чрезвычайно значимо. Кино XXI века освобождается как от идеологических шор, так и от гуманистических абстракций, типичных для середины прошлого века. Пятьдесят лет назад на фестивалях мира гремели "Летят журавли" Михаила Калатозова, "Баллада о солдате" Григория Чухрая, "Иваново детство" Андрея Тарковского — первые попытки показать войну через страдания человека на личностном, интимном уровне. Тогда же появились "Пепел и алмаз" Анджея Вайды и "Хиросима, моя любовь" Алена Рене. Позднее — "Ночной портье" Лилианы Кавани, где понятие военной травмы было доведено до высшей кондиции, и "Иди и смотри" Элема Климова — фильм, который на Западе изучают в школах в связи с темой "психопатология военного насилия".
Только отойдя на дистанцию от глобальных ужасов Второй мировой и пережив ряд локальных конфликтов, человечество научилось говорить о них без идеологических акцентов
Поток фильмов о войнах XX века не иссякает и сегодня, причем фильмы эти не похожи на те, что делались еще 10-15 лет назад. По всей видимости, только отойдя на дистанцию от глобальных ужасов Второй мировой и пережив целый ряд локальных конфликтов, человечество научилось говорить о них без идеологических акцентов, без деления на стопроцентно хороших и стопроцентно отвратительных, на "наших" и "врагов". Сегодняшний кинематограф не превозносит одни режимы и политические доктрины над другими и показывает, что жестокость, садистская мстительность и страдания сопутствуют всем войнам, даже так называемым справедливым.
«Безымянная — одна женщина в Берлине», 2008
Ярким примером стала программа "После победы", представленная на международном кинофестивале в Роттердаме. В ней актуализировались военные конфликты прошлого столетия, их психологические последствия; то, как сплелись культ насилия и культ жертвенного героизма в мифологии разных наций. Почти во всех случаях война показана с точки зрения агрессора. Хотя каждый раз для агрессии находились благовидные причины и поводы, в конечном счете она оставалась позорной страницей в истории нации.
В 2001 году в связи со столетием филиппинской войны было снято несколько фильмов (лучший из них — "Независимость" Рая Мартина). Именно этот конфликт, принесший Америке ее главную военную базу в Азии, сделал впоследствии возможными вторжения в Корею и во Вьетнам: правда, вторая операция едва не подорвала национальную идентичность американцев и вызвала к жизни самые диссидентские из голливудских фильмов (в том числе "Апокалипсис сегодня" Фрэнсиса Форда Копполы).
«Уроки русского», 2009
Наиболее острые и непримиримые случаи показаны в фильмах, посвященных Второй японо-китайской войне, событиям в Нанкине, захваченном японцами. В Роттердаме японцы показали две документальные ленты — "Японские дьяволы" (режиссер Минору Мацуи) и "Ясукуни" (режиссер Ли Ин, редкий образец японо-китайской копродукции). В первом бойцы рассказывают, как они захватывали деревню, насиловали женщин, вставляли им в вагины пропитанные бензином факелы и поджигали. В "Ясукуни" речь идет о печально знаменитом японском храме, куда приходят ветераны Второй мировой и их родственники, чтобы отдать почести национальным героям: в списках их числится около двух миллионов, включая тысячу осужденных и даже казненных военных преступников. Посещение храма бывшим японским премьер-министром Коидзуми вызвало протест мирового сообщества. Ветераны, показанные в фильме, страшно возмущаются вмешательством иностранцев в их внутренние дела и считают посещение храма руководителем страны его личным делом. Они также гневно протестуют против "китайской выдумки" о том, что оккупанты устраивали в Нанкине соревнования, кто истребит больше китайцев, и раздавали победителям призы.
Двойственное отношение к конфликту проявляется и в фильме "Город жизни и смерти" китайского режиссера Лу Чуаня — жесткой черно-белой художественной хронике оккупации и сопротивления. Подобный батальный эпос, хотя менее натуралистичный, мы видели и в советском, и в старом китайском кино. Но две новации в нем все-таки есть. Во-первых, среди врагов-японцев затесался один приличный человек. Во-вторых, в отличие от пуританских коммунистических картин, сильный акцент сделан на сексуальном насилии, которому подверглись десятки тысяч китаянок.
«Иди и смотри», 1985
Одним из самых популярных фильмов на фестивале в Роттердаме оказался документальный швейцарско-немецкий — "Женщина с пятью слонами" режиссера Вадима Ендрейко. Его героиня — 86-летняя Светлана Гейер (в девичестве Иванова), уроженка Киева. После того как ее отец погиб от сталинских репрессий, грянула война, и мать отказалась эвакуироваться с большевиками, выучила дочь немецкому, и та стала сотрудничать (в качестве переводчицы) с руководством нацистской комендатуры. Она осталась в Германии и со временем стала крупнейшей переводчицей Достоевского на немецкий язык, проводником русской культуры в Европе. Еще недавно такой фильм в Германии, где боятся любого намека на симпатии к нацистам, трудно было представить. Сегодня он появляется не в качестве ревизии истории, а в качестве потрясающей истории как таковой: человеческая жизнь с ее парадоксами куда более значительна, чем противостояние государственных машин и идеологий. А привычное разделение людей на героев и конформистов, жертв и палачей далеко не всегда выдерживает проверку реальностью.
«Ночной портье», 1957
Режиссер Макс Фербербек снял фильм "Безымянная — одна женщина в Берлине" — потрясающее свидетельство немки, пережившей освобождение Берлина советскими войсками. Она была многократно изнасилована советскими солдатами, а потом влюбилась в командира одной из частей. Этот роман совпал с концом его карьеры, а немка спустя годы под фамилией Аноним издала в Западной Германии мемуары, за которые подверглась травле со стороны своих соотечественников. До самой смерти она так и не раскрыла своего имени. И если книга была предметом ненависти в Германии, то снятый сегодня фильм боятся показать в России, ибо поднятая еще Солженицыным тема "пира победителей" у нас по-прежнему табу: разве можно сомневаться в святости ветеранов.
Страх перед исторической правдой и двойная мораль табуируют темы, связанные с коммунистическим террором. В изображении истории первой половины прошлого века российский кинематограф почти не продвинулся вперед по сравнению с тем же "Ивановым детством" или "Чистым небом". В России лишь несколько фильмов затрагивают тему кавказских войн, да и те откровенно тенденциозны. Это свойственно показанным в Роттердаме "Урокам русского" Андрея Некрасова и Ольги Конской. Видимо, российским кинематографистам требуется большая историческая дистанция для осмысления любых военных конфликтов.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Международные кинофестивали":

Последние новости по теме "Кино":

Дело "красных воротничков"
2010-02-15 05:13 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
СУРИЯ САДЕКОВА
На французском антикварном рынке разгорается скандал. В конце 2009 года сотрудники специального отдела полиции по борьбе с преступлениями в сфере искусства отыскали картину Гюстава Курбе "Волна". Похитителем полотна, которое значилось в розыске с 2004 года, оказался один из технических работников старейшего аукционного холдинга Drouot. Дальше — больше: полиция обнаружила десятки краденых произведений искусства. Руководство холдинга, включая президента Жоржа Делетре, от комментариев отказывается.
Оплот французской аукционной жизни
История французских аукционов началась задолго до появления на карте Парижа квартала Drouot, ставшего средоточием аукционной жизни. Сообщается, что в 1245 году Людовик Святой возродил в Париже забытую после распада Римской империи практику публичных торгов. При короле Генрихе II появилась профессия распорядителя-оценщика торгов. Сегодня во Франции насчитывается 437 таких распорядителей, или комиссаров. Это люди, получившие два высших образования, юридическое и искусствоведческое, и прошедшие специальный госэкзамен. Во Франции только распорядители-оценщики имеют право устраивать публичные торги, заниматься описью имущества, подлежащего продаже, например, в случае развода или разорения.
Кодекс публичных торгов, разработанный в середине XIII века, за четыреста лет (примерно с XVII века) претерпел минимальные изменения. Все это время проводить торги на территории государства могли только французские подданные. Однако в 2000 году право устраивать аукционы получили и иностранцы. Таким образом, Drouot перестал быть монополистом публичных торгов в своей стране, получив опаснейших конкурентов — Sotheby`s и Christie`s. В связи с чем некоторое время казалось заманчивым предложение Пьера Берже: знаменитый создатель бренда Yves Saint Laurent намеревался выкупить здание Drouot и объединить несколько десятков аукционных домов в одноименную империю, которая серьезно потеснила бы на французском рынке искусства соперников с другого берега пролива. Однако из затеи Берже ничего не вышло. Зато был создан холдинг Drouot, который сейчас возглавляет владелец одного из многочисленных аукционных домов мэтр Жорж Делетре.
Сегодня Drouot — это прежде всего гигантское строение (первый аукцион состоялся здесь в 1852 году), где в 16 залах с понедельника по субботу проходят различные торги, чаще всего без каталогов и даже без предварительной экспертной работы, на которых могут продаваться и продаются мировые шедевры.
Де Голль и Ганди из одной деревни
Само собой, торги Drouot не могут проходить без помощи технического персонала. Кто-то должен забрать вещи у клиентов, привезти их в офис аукционного дома, затем доставить в торговые залы, подготовить предпродажную выставку и во время торгов выносить в зал лоты. А после торгов проданный товар необходимо упаковать по всем правилам и отправить новому владельцу. Для всего этого в Drouot работает 110 человек в униформе — черных мундирах с красными воротничками, на которых золотом вышит порядковый номер. Никто не знает имен этих людей; с незапамятных времен их называют просто красными воротничками. Друг друга они величают кличками: Нарцисс, Цыган, Курительная Трубка, Свинья, а то и де Голль или Ганди. Все они — выходцы из Савойи, более того, все — из одной-единственной деревни. Считается, что Наполеон III закрепил за савойцами эту привилегию в знак благодарности за поддержку присоединения Савойи к Франции.
Формально никакой монополии нет — освободившееся место можно купить, но никто никогда не продаст его незнакомцу. О вакансии тут же сообщается родственникам или односельчанам. Должность "красного воротничка" стоит около €30 тыс. Неквалифицированный рабочий, каковыми числятся в Drouot савойцы, зарабатывает €3-7 тыс. в месяц. До декабря 2009 года никто не задавался вопросом, как получается, что люди, живущие на такую (пусть и вполне приличную) зарплату, разъезжают на последних моделях Porsche или BMW. Это были, правда, единственные заметные признаки безбедной жизни савойцев в Париже. Но в ходе следствия открылись и другие. Например, один из "красных воротничков" оказался владельцем девяти квартир в Париже (минимальная стоимость квадратного метра в городе — €6 тыс.). Другой в квартале Drouot купил себе ресторан.
В Drouot "красные воротнички" сумели поставить себя таким образом, что любое их недовольство грозило срывом торгов. А если какая-то аукционная контора пыталась сломать монополию, пригласив рабочих со стороны, то она могла быть уверена, что зал не будет готов к торгам, покупатели товар не получат, а если и получат, то совсем не тот, что купили, или в сильно изменившемся виде. Клиенты Drouot жалуются на нелюбезность савойцев, в то же время покупатели, главным образом постоянные, ищут их благосклонности. Ведь эта неквалифицированная рабочая сила иногда лучше любого эксперта разбирается в произведениях искусства и тонкостях арт-рынка. Завсегдатаи Drouot не скрывают, что платят некоторые суммы рабочим, чтобы те информировали их об интересных вещах, появляющихся на торгах без каталогов. Некоторые участники, желающие сохранить анонимность, просили рабочих делать за них ставки. Но чаевые от клиентов Drouot, как оказалось, серьезной частью доходов "красных воротничков" не являются.
Пять лет под наблюдением
История с картиной Гюстава Курбе вскрыла совсем иную практику, прижившуюся в аукционном холдинге. На протяжении десятилетий распорядители-оценщики закрывали глаза на то, что "воротнички", пока в доме клиента идет опись имущества, предназначенного для распродажи, берут себе приглянувшиеся вещи. Обычно это ювелирные изделия, вырванные из средневековых книг иллюстрации (цена одной такой странички достигает €10 тыс.), бронзовые подсвечники, мелкие предметы мебели. Как ни странно, до 2004 года никто не заявлял о пропажах. И лишь наследник одного умершего хирурга подал заявление в полицию, недосчитавшись после визита распорядителя-оценщика картины Пикассо, трех золотых цепочек, китайского фарфора и найденного теперь полотна Курбе.
Следствие велось пять лет, пять лет полиция следила за "красными воротничками", прослушивала их телефоны. В декабре прошлого года начались активные действия. Были задержаны восемь савойцев и один распорядитель-оценщик. Трое из "красных воротничков" оказались за решеткой, где находятся и сейчас. Их коллеги начали сотрудничать со следствием. При обыске складских контейнеров, которые арендовали савойцы, полиция обнаружила гуашь Марка Шагала (все тут же вспомнили, что в начале 1990-х у вдовы художника было украдено несколько десятков работ), рисунок Жана Кокто, набор бриллиантов неизвестного происхождения. У родственников задержанных нашли шелкографии Рауля Дюфи, два десятка картин, антикварную мебель, столовое серебро.
Так рассыпался миф о том, как нищие консьержки живут в компании с шедеврами искусства, о том не подозревая, и лишь во время посмертных аукционов случаются волшебные открытия. Ведь именно на таких продажах, без каталогов и широкой огласки, уходили с молотка находки "красных воротничков".
Ничего не вижу, ничего не слышу
На аукционах в Drouot все были так увлечены картинами, что лиц технических сотрудников просто не замечали. Пока те не были пойманы на воровстве
Буквально за месяц район Drouot, славный кипучей деятельностью, превратился в квартал удрученных. Все боятся всего. В кафе раньше посетители шумели о прошедших и предстоящих торгах, обсуждали антикваров, дилеров, делились сплетнями. Сегодня повсюду гробовое молчание. Рекорд 25 января в аукционном доме Pescheteau-Badin: при оценке €10-15 тыс. китайская ваза XVIII века ушла за €1,021 млн, и никто этого вроде бы не заметил. Теперь на подобные вещи нарочито не обращают внимания. Ведь очень часто подобные рекорды ставились на вещах без провенанса (достоверная история происхождения и владения), а еще чаще — на торгах без каталога. Как раз на такой безкаталожной продаже ушли недавно за €1 млн произведения дизайнера Эйлин Грей.
Некоторые аукционные дома, в том числе акционеры холдинга Drouot, известны тем, что не интересуются ни происхождением вещей, ни личностью того, кто приносит товар. В частной беседе о горестях, выпавших на долю Drouot, один эксперт из Sotheby`s сказал мне: "Вот теперь никто не будет жаловаться на нашу бюрократию, когда мы требуем предъявить удостоверения личности и покупателя, и продавца. А до этого скандала многие продавцы на нас обижались, ставя в пример Drouot".
Сегодня, когда следствие в самом разгаре, никто не знает, что ждет аукционные дома, работающие в залах Drouot. Между тем скандал разразился в то время, когда идут дебаты, разрешить ли аукционным домам во Франции продажи по согласованию, то есть не выставляя произведения искусства на публичные торги. Принятию этого закона яростно сопротивляются антиквары, которым криминальная история с Drouot позволила набрать очки. В случае победы крупные аукционные дома смогут лишить арт-дилеров их последнего козыря, столь привлекательного для клиентов,— конфиденциальности сделок.
Пока все пребывают в ожидании новых открытий и разоблачений, "красные воротнички" продолжают свою работу, а административный совет холдинга Drouot 28 января принял историческое решение: сторонние фирмы теперь тоже могут оказывать подобные услуги. Однако, по общему мнению, это мера формальная, для вида. Вряд ли Drouot готов поступиться традициями (в данном случае полуторавековой монополией "красных воротничков"), ведь они на рынке искусства — вещь наиважнейшая.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "BMW":

Последние новости по теме "Франция":

Революция хитов // 75-летие Геннадия Гладкова
2010-02-15 05:41 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Концерт юбилей
В переполненном Концертном зале имени Чайковского отметили 75-летие композитора, народного артиста России Геннадия Гладкова. За тем, как поздравляли автора "Бременских музыкантов", наблюдал БОРИС БАРАБАНОВ.
Роль Геннадия Гладкова в российском музыкальном процессе лаконично обрисовал выступавший с поздравительной речью его коллега Алексей Рыбников: "Геннадий Гладков стоял у истоков современного российского музыкального театра. Если в бродвейских мюзиклах исполнители ролей прежде всего профессиональные певцы, а уже потом актеры, то в спектаклях "Ленсовета" и "Ленкома", к которым писал музыку Геннадий Гладков, запели драматические актеры. Однако мне сегодня очень важно было услышать "симфонического" Гладкова"
Все первое отделение вечера было отдано произведениям юбиляра в "высоких" жанрах симфонии и балета. Оркестром Московской филармонии дирижировал Владимир Юровский. Сыграли фрагменты из балетов "Возвращение Одиссея" и "Вий", а также сюиту для симфонического оркестра "Калейдоскоп". В этом исполненном впервые произведении лучше всего были слышны цирковые, балаганные мотивы, хорошо знакомые по самым знаменитым кинематографическим и театральным работам Геннадия Гладкова. Те мотивы, что роднят его с Нино Рота и Куртом Вайлем.
Вообще, персона актера, лицедея — самое важное в любом произведении Геннадия Гладкова. И в театральных работах Марка Захарова, с которым долго и плодотворно сотрудничал композитор, и в мультфильмах, страстью к которым он обязан другу детства Василию Ливанову, помимо основного сюжета всегда есть осмысление процесса перевоплощения, всегда есть фигура маски. Взять хотя бы самую знаменитую работу господина Гладкова — "Бременских музыкантов". Там главные герои — бродячие музыканты, переодевающиеся в заезжих гастролеров. А, скажем, во "взрослом", полном иносказаний "Доме, который построил Свифт" дом английского писателя захвачен комедиантами.
Исполненные Камерным хором Московской консерватории "Фантазии Свифта", короткий музыкальный пересказ фильма 1982 года, стали центральной частью второго отделения. Однако наиболее ожидаемым для зрителей было исполнение самых известных песен из кино. Первым делом на сцене, точнее, на балкончике позади оркестра появился Михаил Боярский, частично прочитавший, частично пропевший "Посвящение" из "Фауста" Гете в переводе Бориса Пастернака. Строки о том, что "насущное отходит вдаль, а давность, приблизившись, приобретает явность", надо думать, призваны были объяснить слушателям, что для автора музыки его хиты все же прошлое и песни, которые они ждут, лишь изменчивые тени прошлого. Настоящее же то, что исполняется впервые. В любом случае сам факт выступления Михаила Боярского в сопровождении оркестра и хора — событие, случающееся нечасто. Обычно актер предпочитает петь под компакт-диск. Впрочем, с вокальной точки зрения выходы господина Боярского оказались самыми спорными эпизодами. Он, как обычно, обрушил на зрителя водопад актерского мастерства, отчаянно страдал и вовсю жестикулировал и только каким-то чудом избежал в своих этюдах любимого приема — фехтования невидимой шпагой. Однако, например, серенада Трубадура ("Луч солнца золотого") из "Бременских музыкантов" прозвучала в хрипло-скрипучей версии актера на грани провала, в особенности если вспомнить, что в оригинале звучит голос Муслима Магомаева. Тем не менее зрители воодушевленно аплодировали, а Д`Артаньян бегал по сцене, как мультипликационный Трубадур.
Гораздо более органично выглядел Леонид Серебренников с номерами из "Обыкновенного чуда". Ему помогала молодая джазовая певица Анна Бутурлина. Господин Серебренников старше господина Боярского на два года, но свой мягкий, теплый голос за тридцать с лишним лет, прошедшие после появления фильма Марка Захарова, сумел сохранить практически в неприкосновенности. Для исполнения же "Неаполитанской песенки" ("Уно, уно, уно моменто") из "Формулы любви" в проходе из коридора в партер появился тенор-комик Вячеслав Войнаровский.
Вечер получился сбалансированным. Юбиляр показал, чем живет сегодня, публика услышала песенки из фильмов, которыми телевидение с утра до вечера глушит зрителей каждые новогодние каникулы. Исполнение этих вещей без сопровождения видеоряда и без праздничных закусок на столе позволило освежить восприятие и удостовериться в том, что Геннадий Гладков — композитор, безусловно, самобытный, а для золотого периода фильмов и спектаклей 1970-1980-х годов был и вправду революционером.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Концерты":

Последние новости по теме "Кино":

Праздничное закулисье // "Танцы с учителем" в Театре армии к юбилею Владимира Зельдина
2010-02-15 06:07 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Народный артист Советского Союза Владимир Зельдин отметил свое 95-летие новой ролью — он сыграл самого себя в новом спектакле "Танцы с учителем", поставленном Юлием Гусманом на большой сцене Театра российской армии. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Владимир Зельдин не вышел, а, правильнее будет сказать, выбежал на сцену перед еще закрытым занавесом — и в кои-то веки забитый до отказа безразмерный зал Театра армии зашелся в стоячей овации. Господин Зельдин остановил аплодисменты решительным жестом — и один взмах его руки уже сделал бы вечер прекрасным: этому удивительному и в высшей степени достойному человеку вовсе не нужно, чтобы его поощряли овацией за одно то, что он в 95 лет крепко держится на ногах и осмысленно общается с окружающим миром. В такой реакции всегда есть что-то жестокое и унизительное — вроде как диковинку выставляют напоказ, а плебс знай себе радуется: ух ты, а он (-а), оказывается, еще шевелится. Так вот, Владимир Зельдин совершенно не хочет быть экспонатом, он, как и положено артисту, хочет играть новые роли — поэтому в Театре армии сочинили для юбиляра спектакль "Танцы с учителем".
Впрочем, определить, где в этом спектакле действующее лицо, а где исполнитель роли, довольно непросто. Владимир Михайлович Зельдин играет старого народного артиста Владимира Михайловича Неделина, который в родном Театре армии решается восстановить легендарный спектакль "Учитель танцев", сыгранный им на протяжении нескольких давно минувших десятилетий более тысячи раз. (Даже далекие от театра люди знают, что Альдемаро в спектакле "Учитель танцев" — самая знаменитая роль Владимира Зельдина.) Неделин уверен, что сегодня, как и в середине прошлого века, людям нужен в театре праздник, причем тот же самый, что и тогда.
Уже в начале репетиций ветеран-романтик сталкивается с проблемами: артисты не понимают, зачем восстанавливать "это старье", и саботируют репетиции, директор театра вроде бы за, но больше озабочен кассой, заботливая жена Неделина Ива (говорят, не только ее имя, но и сценический образ созвучен реальной супруге Владимира Зельдина) поначалу во всем поддерживает мэтра и даже помогает на репетициях, но потом тоже перестает его понимать, так что Неделин, помянув Льва Толстого и отказавшись от любимых котлет, уходит из дома и переселяется в театр, ночует в гримерке (хочется надеяться, что это уже чистый вымысел драматургов) и репетирует целыми днями... Сценки из закулисной жизни прослоены танцевальными дивертисментами на тему все того же "Учителя танцев". Они поставлены не кем-нибудь, а Владимиром Васильевым, и исполняются артистами Большого театра. Танцуют они на выстроенной в глубине самой большой сцены Европы еще одной сцене. В первом акте она похожа на склад закулисного барахла, зато во второй части спектакля взору изумленной публики открывается огромный макет фасада Театра армии.
Торжественный повод, по которому все собрались в настоящем Театре армии, освобождает рецензента от тягостной в данном случае необходимости выполнять профессиональный долг и более подробно объяснять, что пьеса Исаака Фридберга и Юлия Гусмана из рук вон плоха, и что режиссура второго из упомянутых господ еще хуже, чем пьеса. Закулисные нравы изображены сатирическими средствами, достойными самого низкопробного телесериала или самого плохого кавээна, не хватает только записи зрительского смеха. Актеры играют по принципу "громко выплюнуть реплику и убежать". Если это одноразовый капустник, можно зажмуриться и забыть. Но если таков репертуарный спектакль, то становится не по себе. "Неужели за него не страшно?" — спросила меня потом знакомая, имея в виду Владимира Зельдина. Так вот, за юбиляра я как раз совершенно спокоен, а за всех остальных участников представления боязно.
Самое занятное, что авторы самодеятельного представления стараются заклеймить весь прочий театральный мир. Стрелы пущены в братьев Пресняковых — за ненормативную лексику, Дмитрия Чернякова — за "Евгения Онегина", Бориса Акунина — за то, что осмелился написать продолжение "Чайки". Досталось на орехи и тем, кто собирается продать Родину: по сюжету актер, исполняющий в постановке Неделина главную роль, опаздывает на выход, потому что у него срочные переговоры не с каким-нибудь, а с американским продюсером. Впрочем, этот нехитрый предфинальный ход придуман для того, чтобы Неделин-Зельдин решил заменить пропавшего коллегу и сам выскочил на сцену в костюме влюбленного в знойную красавицу учителя танцев.
Ветеран настолько энергичен на сцене, что хочется сказать что-нибудь на сугубо молодежном сленге: Владимиру Зельдину — респект и уважуха. У него прямая осанка, обходительные манеры аристократа, сильный голос, живые глаза, он поет и танцует, он остроумен и заразителен. Работа, которую время совершает над актерами его амплуа, амплуа романтического героя, героя-любовника, особенно жестока. Почему именно ему был сделан такой подарок, почему для него было сделано исключение, не знает, конечно, и он сам — и монолог Неделина о том, как мог утонуть в детстве, как едва не умер от дифтерита, а вот прожил уже почти столько же, сколько его умершие довольно молодыми мать и отец, вместе взятые,— этот монолог героя "Танцев с учителем", конечно, принадлежит самому Владимиру Михайловичу Зельдину. Он едва ли не единственный (и, может быть, последний) человек, который имеет право на такую вот философию творчества: "Чтобы заставить тысячу человек в зале заплакать, нужно выплакать их слезы, чтобы заставить тысячу человек засмеяться, нужно собрать в себе тысячу улыбок".
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Армия":

Режиссеры-призраки // Главные премьеры Берлинского кинофестиваля
2010-02-15 06:35 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
На 60-м Берлинском фестивале прошли самые ожидаемые показы — новых фильмов Романа Поланского, Мартина Скорсезе и реставрированной копии "Метрополиса" Фрица Ланга. За событиями уикенда следил АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Организаторы не поскупились на юбилей и провели банкет открытия не в подвале фестивального дворца, как обычно, а в кафе "Москва", расположенном на аллее Карла Маркса напротив кинотеатра "Интернационал". Только еда была не пролетарская, а буржуазная: повара с мишленовскими звездами в каждом зале предлагали все новые и новые блюда.
Не все порадовались этой щедрости: полиции пришлось уводить с Потсдамер-плац одного из протестующих против пиров во время кризиса: по берлинской традиции он вышел бороться за свои принципы голышом — что выглядело особенно принципиально нынешней холодной зимой. Другой конфликт едва не вспыхнул из-за показа индийского фильма "Меня зовут Хан". Главную роль в нем играет болливудский идол Шах Рух Хан, которого в свое время задержали в аэропорту Нью-Йорка по подозрению в терроризме. Это и навеяло сюжет фильма, герой которого говорит полицейским: "Меня зовут Хан, и я не террорист". Фильм, призывающий к терпимости, но сделанный с точки зрения индийских мусульман, стал мишенью консервативных индусов и уже вызвал беспорядки в Мумбае, которые эхом докатились до Берлина.
Борьба с терроризмом, которая сама превращается в подобие террора,— в центре картины Романа Поланского "Человек-призрак", название которой было бы правильнее перевести на русский как "Литературный негр", если бы это выражение не было списано в архив в эпоху политкорректности. Герой Эвана Макгрегора подряжается за приличный гонорар довести до кондиции мемуары британского экс-премьер-министра, которого прячут от глаз общественности на американском острове и вот-вот объявят военным преступником. "Писатель-призрак", сам не желая того, раскапывает целую сеть интриг с торговлей оружием, пытками и бесчинством спецслужб, целиком подтверждая своим опытом теорию мирового заговора. И дураку ясно, что поводом для этой истории послужили обвинения, прозвучавшие недавно в адрес Тони Блэра, которого, когда он пребывал еще в должности, называли "пуделем Джорджа Буша". Хотя играющий экс-премьера вальяжный Пирс Броснан внешне больше похож в этой роли на Рональда Рейгана, именно Тони Блэр является моделью этого образа.
Политический аспект, к счастью, не заслоняет кинематографических достоинств фильма. Старик Поланский и сегодня демонстрирует способность делать постхичкоковские триллеры с атмосферой, едким юмором и саспенсом. Саспенса добавило то, что сам режиссер тоже превратился в своего рода призрак, находясь под домашним арестом в Швейцарии. Хотя проект разрабатывался еще до ареста, все равно приятно, что польский режиссер, бежавший от коммунизма и всегда чуравшийся политической левизны, высказал все, что он думает об американском, да и вообще о современном правосудии. В то время как его хотят судить за сомнительные грехи молодости, настоящие преступники ухитряются править целыми странами.
Эту тему продолжает "Остров Проклятых" — еще один глобальный триллер, тоже вышедший из-под руки классика. Мартин Скорсезе, как и Роман Поланский, помещает своих героев на острове, где атмосфера еще сгущеннее и мрачнее, ибо дело происходит в разгар холодной войны, а на острове находится психушка для особо опасных преступников. Расследовать исчезновение одной из них (матери, убившей четырех детей) берутся двое полицейских экспертов, главного играет Леонардо ди Каприо. Этого бывшего солдата, освобождавшего Европу, преследуют воспоминания о Дахау, а также личные кошмары, истинная суть которых становится понятной только в конце фильма. Но досидеть до него мучительно трудно: такой концентрации кичевой пошлости не найдешь за всю историю американского кино, которое прекрасно знает (и с садомазохистским удовольствием цитирует) Мартин Скорсезе. Он вдохновляется опытом готических ужастиков 50-х годов и малобюджетного трэша фабрики Роджера Кормана (так называемых чиллеров — дешевых триллеров), но его синефильство лишено даже намека на иронию, что оборачивается, по выражению одного из критиков, пустым цирковым номером.
Фильм оснащен декорациями Данте Ферретти, тяжелая артиллерия расставлена и на остальных позициях. Присутствие годных на все случаи Макса фон Сюдова и Бена Кингсли, безумная аккуратность спецэффектов и нагромождение штампов (типа: врачи-убийцы, лоботомия как метод борьбы с инакомыслием, антикоммунистическая паранойя) венчает в качестве апофеоза фраза: "У нацистов был Дахау, Советы изобрели ГУЛАГ, а у нас есть остров Проклятых". Да, действительно, тут есть чем гордиться.
Если Поланский оказался для Берлина призраком в физическом смысле, то Скорсезе фигуральным образом превращается в призрак великого режиссера. И самым живым оказался на том фоне давно почивший Фриц Ланг со своим "Метрополисом", собравшим, помимо двух показов в статусных залах, две тысячи человек, простоявших больше двух часов под снегом у Бранденбургских ворот, на которые проецировалось изображение. Начиная с берлинской премьеры 1927 года в берлинском "Цоо-Паласе", этот шедевр, длившийся 153 минуты, подвергался бесконечным сокращениям и был купирован до такой степени, что исчезла связь многих сюжетных линий. Ныне, благодаря находкам в аргентинском киноархиве, восстановлен вариант фильма, наиболее близкий замыслу Ланга. И хотя Мартин Скорсезе любит уподоблять "Остров Проклятых" классике экспрессионизма (в частности, "Кабинету доктора Калигари"), показ "Метрополиса" лишний раз убедил, что на пути от модернизма к постмодернизму кинематограф лишился былого величия и лишь поставил на поток производство высокобюджетных B-movies.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Кино":

Последние новости по теме "Террористы":

"Мы многого добились, но потеряли себя"
2010-02-15 07:02 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Актер и драматург Евгений Гришковец, чей фильм "Сатисфакция" вскоре выходит на экраны, поделился с "Огоньком" представлениями о героях нашего времени
— Поначалу о художественном кино вообще речи не было. Я написал литературный сценарий документального фильма о Москве. Перерабатывая его уже в форму киносценария вместе с Анной Матисон, участвовавшей в реализации моей пьесы "Дом", мы поняли, что этот сценарий потребует огромного бюджета, более 200 мест съемок, и потому трудно воплотим. Так возникла совершенно новая идея — уже игрового художественного фильма, который снимался не в Москве, а в провинции и, будучи несложным в постановочной части, оказался не таким дорогим, как документальный проект. Довольно быстро был написан сценарий. Год ушел на подготовку к съемкам. И вот фильм уже снят и идет процесс пост-продакшн, то есть монтаж и озвучание, в которых я мало понимаю.
— Да, действие происходит в большом провинциальном городе, это сугубо городская история, но свойственная большому областному центру, это принципиально важно. Съемки проходили в Икрутске, поскольку и студия, на которой работала Аня Матисон, находилась там, также один из соавторов идеи, и сопродюсер фильма Юрий Дорохин живет и работает в Иркутске. Вообще, снимать кино в провинциальном городе, если ты там всех знаешь, гораздо проще, чем в Москве. В Иркутске кино не снималось много лет, и люди были готовы помогать в съемках кино всем, чем можно, просто из любви к кино, а когда узнавали, что снимают местные жители, но с амбициями федерального уровня, помогали вдвойне.
— Например, в Москве перекрыть центральную улицу, чтобы снять 20 секунд фильма, было бы очень накладно и трудно, пришлось бы выходить на очень высокие уровни, чтобы получить разрешение. А там ради этого перекрыли на два дня центральную артерию города, были жуткие пробки, но никто особенно не обижался. Нам помогали и чиновники, и бизнесмены: предоставляли собственные офисы, давали за бесценок какие-то помещения, останавливали стройки. Был даже момент, когда в конце дня, при уходящем свете, нужно было очень быстро снимать, и вдруг на близстоящей церкви зазвонил колокол к вечерне. Он должен был звонить очень долго, потому что был выходной день. А счет времени шел на минуты — уже темнело. Юре Дорохину удалось позвонить куда-то, и колокол перестал звонить.
— В общем, Иркутск там виден, иркутяне сразу его узнают. Хотя я полагаю, что фильм будет интересен и москвичам, потому что, как сказано в одной хорошей шутке: "Кого не любят москвичи? Москвичи не любят коренных москвичей".
— Я не знаю. Это первый мой опыт подготовки съемок кино. До этого обычно меня приглашали, я снимался в небольшом эпизоде, и все. А здесь мы проходили вместе все этапы, я сам участвовал в кастинге не как актер, а как человек, знающий всех главных героев, отклонял или утверждал актеров на роли.
В Денисе очень ясное и сильное содержание, опыт больших поступков. В его манере держаться и носить костюм есть внутренняя свобода, которой так не хватает многим нашим актерам. Уже после того, когда мы утвердили Дениса Бургазлиева на эту роль, я узнал, что он больше 10 лет жил и работал в Германии, имеет опыт работы в европейском кино и играл на немецком языке в Ганноверском драматическом театре.
На площадке он был безупречен и дисциплинирован, и требовалось мало дублей для его съемки. Вообще, персонажей в фильме довольно много, но главных героев — два. Мы также работали с актерами Иркутского драматического театра, в нескольких эпизодических ролях заняты непрофессионалы, с которыми приходилось снимать массу дублей.
— Когда-то мне сказал покойный Павел Лебешев, великий оператор, снимавший все фильмы Михалкова, меня "камера любит". А другой великий оператор Агранович, который меня снимал, сказал то же самое, а еще то, что я работаю в кадре, как Бурков, то есть очень быстро и внятно. Поэтому со мной обычно много дублей не снимают, максимум три-четыре. Если в кадре много артистов, и я в их числе, тогда может быть больше дублей. Поскольку я сам занимаюсь режиссурой в театре, очень хорошо знаю внутреннюю структуру мизансцены, зачем она нужна и запоминаю ее алгоритм, я идеально повторяю то, что от меня требуют, не пытаясь что-то от себя наговорить. Мне нравится быть точным. Измерили фокусное расстояние, сказали, в какую точку надо идти — и я выйду на нее точно до миллиметра.
— Для русской культуры потребовать сатисфакции означает потребовать удовлетворения. Для любого мало-мальски образованного человека это так и прозвучит. Это моральный и всякий другой поединок, хотя моральным поединок мог бы быть и на пистолетах, и на холодном оружии, равно как и в кулачном бою.
В фильме ”Сатисфакция“ нет бизнес-поединка. Есть очень длинный и серьезный разговор на важные темы двух людей разных поколений
В фильме нет бизнес-поединка. Есть очень длинный и серьезный разговор на важные темы двух людей с небольшой разницей в возрасте, но принадлежащих тем не менее к разным поколениям. Две разных позиции, у каждой из которой есть своя правда. То, о чем они говорят и в чем они сознаются,— это, безусловно, поступки, ведь высказывание также можно причислить к поступкам. Я играю героя, который мне не нравится, но при этом он высказывает мои мнения и говорит словами, свойственными мне. Он вылез из меня. Но с тем, как он живет и действует, я абсолютно не согласен. В итоге получился разорванный, раздерганный, совершенно одинокий человек, которому я очень сочувствую, но сильно не люблю.
— В моем поколении каждый второй. Хотя этот возраст в поколение не сильно складывается, но характеризуется очень большой адекватностью — и сегодняшнему дню, и вчерашнему, и позавчерашнему, с хорошим пониманием правил жизни. Мужчины моего возраста, добившиеся каких-то результатов, поднявшиеся на волне 1990-х, пока шли по этому пути, пропустили очень многое в жизни: умение любить, воспевать и любить искусство, у них превратное представление о дружбе. В 1990-е было не до любви, не до драйва. Они пропустили целый этап взросления, жизненного развития. Но зато очень многого добились.
— Мой персонаж говорит другому 35-летнему: "Наше поколение живет по правилам, а ваше поколение пытается жить по закону". Он сам пытается жить по закону, но все равно в этом много лицемерия.
— Почему? Я живу по закону, я абсолютно законопослушный человек. Но жить по закону труднее, чем по правилам. Правда, когда из меня пытаются вымогать взятку, чтобы решить какой-то необходимый мне вопрос, мне приходится задействовать свои резервы и свое доброе имя. Хотя я этого очень не люблю.
— У меня профессия неадекватная, но я адекватен в оценке своих героев, я очень хорошо их знаю. Теперь важно, чтобы это кино дошло до своего зрителя. Но манипулировать сознанием зрителя, завлекая его на фильм, я не буду.
— Сейчас не война, но этих фильмов снимается много, даже больше, чем во время войны. Я, например, недоумевал по поводу мирового успеха "Аватара". Посмотрел его два раза, так и остался в недоумении до тех пор, пока мне одна девочка в моем блоге не написала: "Мне так туда хочется!" По тому, как она написала, было понятно, что эта девочка с высшим образованием, из города вроде Череповца, работающая в какой-то крупной металлургической компании мелким секретарем или клерком. И тогда я понял, почему ее желание совпало с желанием огромного количества людей. И я перестал говорить об этом фильме что-то плохое. До этого не мог понять, как я могу радоваться этому "Аватару", потому что у меня такая интересная жизнь: я пишу книги, играю спектакли, снимаюсь в кино, у меня масса друзей, много гастролей по стране, перемещений, сложностей и радостей. Зачем мне "Аватар"?
— В нашем кино мы старались следовать традициям отечественного кино, неспешного, продуманного, показывающего героя, личность крупным планом. Это актерское кино. По киноязыку мы ориентировались, например, на "Пять вечеров" Михалкова, снятого, кстати, за 26 дней. Это нас успокаивало, потому что мы существовали в очень плотном графике съемок. Мы отсняли фильм за 34 дня, все равно нам пришлось потратить два съемочных дня сверх запланированного, что больно уже било по бюджету. Но при этом, я посчитал, мы сняли фильм за деньги, которые Кэмерон, например, тратил на съемку 15-20 секунд своего "Аватара". Весь бюджет нашего фильма составил около 400 тысяч долларов.
— То, как поучаствовал в съемках этого фильма известный московский ресторатор Александр Орлов, который сейчас начал серьезно заниматься продюсированием, я просто помощью назвать не могу. Он инвестировал деньги в фильм, и с его стороны это был, конечно, риск, поскольку неизвестно, окупится ли эта работа. Мы заранее оговорили открыто все условия. В случае успеха фильма он первый получит вложенную в съемки деньги, у него есть также частичные права на фильм. Почему он пошел на такие условия? Потому что, во-первых, ему понравился сценарий и он очень хотел, чтобы этот фильм был снят, во-вторых, он знает, что я никогда не обману, и, в-третьих, в эти 400 тысяч не входит мой гонорар как автора сценария и исполнителя главной роли с 34 съемочными днями. В эту сумму также не входят гонорары соавторов и продюсеров фильма. Все мы получим деньги только после того, как отдадим деньги, причитающиеся инвестору фильма.
— У меня нет желания выплыть. Я не плаваю, я живу, я работаю. И я не тону, чтобы мне заниматься "выплыванием", обманывая людей. Для меня этот фильм, за каждый кадр и секунду которого я и все, кто над ним работал, отвечаем,— в первую очередь очень важное дело, а не бизнес-проект. Если от покупки билетов зрителями я получу хотя бы рубль сверх денег, которые должен отдать инвестору, я уже буду считать этот фильм успешным.
Беседовала Елена Рюмина
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Кино":

Последние новости по теме "Германия":

За пропастью во ржи
2010-02-15 07:28 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
Джером Сэлинджер, ушедший из жизни месяц назад, для современников был загадкой. Корреспондент "Огонька" узнал то, о чем молчали земляки писателя при его жизни
Кирилл Белянинов, Нью-Йорк
Из Нью-Йорка до городка Корниш в штате Нью-Хэмпшир почти пять часов езды. Ну, или четыре с половиной, если повезет.
Население — 1700 человек. Два универсальных магазина, церковь, почта, несколько закусочных и бескрайние фермерские поля кругом.
Именно в Корнише Сэлинджер провел ровно 57 лет. В 1953 году писатель неожиданно купил в Нью-Хемпшире участок земли размером почти в 50 гектаров и навсегда покинул Нью-Йорк. Его литературный агент потом заметил, что он "просто не хотел быть знаменитым". К славе Сэлинджер действительно относился странно. Еще в колледже он рассылал письма во все литературные журналы США, громко требуя признания своего таланта, но после выхода "Над пропастью во ржи" вдруг заявил, что "плохо себя чувствует, когда видит свою фотографию на обложке". Все последующие издания печатали уже без этой злополучной фотографии.
Писателя чуть ли не официально окрестили "нью-хэмпширским затворником", а у редакторов американских газет появился собственный вид "спорта": ежегодно в Корниш отправляли фотокорреспондентов в надежде застать писателя врасплох. За 50 лет это не удалось никому.
— Когда репортеры приставали к нам с вопросами, как найти Джерри, мы просто отправляли их в другую сторону,— объяснил владелец местного магазина Майк Акерман, у которого Сэлинджер много лет покупал продукты.— Джерри тут был местным Бэтменом: все знают, что он существует, все знают, где находится его убежище, но никто вам не скажет, как найти Бэтмена.
В Корнише никто не выписывает серьезные литературные журналы, так что легенду о затворничестве Сэлинджера не поддерживают.
— Здесь не принято лезть в чужую жизнь, и мы считаем, что человек может вести себя так, как ему нравится,— считает Шерри Будро, отец которой подружился с писателем еще в 70-х.— К нему относились как к обычному человеку, а вовсе не как к автору "Над пропастью во ржи". Иначе, наверное, Джерри не провел бы здесь столько лет.
Сэлинджера в Корнише действительно считали местным. Он всегда голосовал на выборах и аккуратно приходил на собрания городского самоуправления. Несколько раз в неделю в одиночестве обедал в ресторанчике "Виндзор Дайнер".
Не пропускал он и традиционные субботние обеды в местной церкви, где подавали пироги и ростбиф с овощами. За все — 12 долларов.
— Джерри был постоянным участником. Обычно он приходил на час-полтора раньше и коротал время, что-то записывая в маленьком блокноте,— рассказывает Дженни Фрейзер.— Он всегда садился во главе стола, но почти ни с кем не разговаривал. А последний раз мистер Сэлинджер пришел на обед в самом конце декабря. Потом его жена еще дважды забирала ростбиф домой.
Писатель Сэлинджер десятки лет провел в затворничестве. Однако жители городка Корниш ничего необычного за ним не замечали
По словам местных жителей, писатель всегда был подчеркнуто дружелюбен, но старался ни с кем не сходиться слишком близко. Исключение он делал разве что для подростков. В конце 50-х, например, Сэлинджера часто видели в компании старшеклассников в закусочной "Напс Ланч". Дружба закончилась скандалом: писатель согласился дать интервью для школьной газеты соседнего городка Виндзор, а в итоге текст появился на первой полосе местной "взрослой" газеты "Клермонт Дейли Игл".
Эта публикация вызвала настоящую ярость писателя: он не только прервал все отношения с компанией подростков, но и распорядился обнести все свои полсотни гектаров земли двухметровым сплошным забором.
В единственном за все годы молчания интервью, опубликованном в 1974 году в лондонской "Таймс", он так объясняет свое молчание: "Есть что-то умиротворяющее в том, чтобы не печатать свои работы. Это настоящий покой. Публикации самым ужасным образом нарушают мое право на частную жизнь. Но мне нравится писать. Я люблю писать. Но я пишу только для собственного удовольствия и только для себя".
По всей видимости, незыблемость своего права на частную жизнь Сэлинджер понимал вполне буквально. Когда в конце 70-х местная жительница Мерилинн Борн купила у бывшей жены писателя дом, доставшийся той после развода, то обнаружила тоннель, ведущий из гаража прямо в гостиную.
— Его тогда особенно донимали фотографы. Если вас годами будут преследовать, вы, наверное, тоже предпримите необходимые меры,— пояснила она смысл подземного коридора.
Тоннель, правда, помогал не всегда. В 1984 году британский литературный критик Иэн Хамилтон прислал затворнику несколько вопросов, сообщив, что собирается писать биографию писателя. Сэлинджер подал в суд, обвиняя англичанина во вторжении в свою частную жизнь, и, к удивлению многих, выиграл дело, доведя его до Верховного суда Соединенных Штатов.
Но со своими близкими он судиться даже не пытался. В 1998 году Джойс Мейнард опубликовала свои воспоминания о продолжавшемся всего 10 месяцев романе с писателем. А в 2000 году в книжных магазинах появились мемуары его дочери Маргарет. И хотя критики сразу же обвинили обеих дам в попытке заработать на имени Сэлинджера, создаваемый годами таинственный образ "нью-хэмпширского затворника" они сумели изрядно подпортить.
Из воспоминаний обеих выходило, что Джером Дейвид Сэлинджер отличался тяжелым характером: пытался контролировать каждое движение своих близких и был помешан на здоровье. Он тоннами принимал гомеопатические препараты и строго придерживался специально разработанной диеты: мороженая фасоль на завтрак и недожаренная баранина на ужин. Дочь писателя к этому списку добавила еще, что отец увлекался уринотерапией, иглоукалыванием и последовательно исповедовал дзэн-буддизм, индуизм и сайентологию.
Неизвестно, что именно писал Дж. Д. Сэлинджер во время своей добровольной ссылки. То, что он не расставался с блокнотом, подтверждают почти все жители городка, но никто из них не видел написанного
Правда, ни бывшая любовница писателя, ни его дочь так и не смогли ответить на главный вопрос, что именно писал Дж. Д. Сэлинджер во время своей добровольной ссылки в городке Корниш, штат Нью-Хэмпшир. То, что он не расставался с блокнотом, подтверждают почти все жители городка, но никто из них не видел написанного. В своей книге Джойс Мейнард упоминает как минимум о двух законченных романах, которые писатель держал в сейфе, но говорит, что сама она никогда эти рукописи не видела.
Как ни странно, но смерть Сэлинджера не вызвала ни малейшего ажиотажа в американских издательствах.
— Права и на роман "Над пропастью во ржи", и вообще на все произведения писателя принадлежат издательству, с которым он заключил контракт еще в 1950 году,— объяснил "Огоньку" литературный агент Даглас Град.— Именно издательство обладает правом "первой ночи": сначала оно должно предложить семье покойного свои условия. Если наследников предложение не устроит, они вправе объявить аукцион, выбрав того, кто предложит большую сумму. Но пока и издательство, и семья хранят молчание.
...Эпиграфом к своим "Девяти рассказам" Сэлинджер поставил старую буддийскую загадку: "Как звучит хлопок одной ладони?" Этот вопрос обычно задают новичкам, которые не знают, что ответа просто не существует. Его можно получить, только пройдя все ступени духовных дзэн-практик.
Говорят, что Сэлинджер в своей добровольной ссылке пытался это сделать.
Оригинальная статья

Зла не хватило
2010-02-15 07:56 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
В РАМТе поставили спектакль "Ничья длится мгновение" — о жизни в гетто: режиссер Карбаускис взялся рассказать об абсолютном зле языком современного театра, у которого для этого катастрофически не хватает средств
Андрей Архангельский
Повести Ицхокаса Мераса "Вечный шах", по которой сделан спектакль, присущи все достоинства и все недостатки литературы соцреализма. Собственно, тут речь о гуманистическом пафосе этой литературы: человеколюбие, вера в хорошее в человеке, в то, что в конечном итоге людей хороших больше, чем плохих.
Трудно представить, как с таким настроением можно описывать жизнь вильнюсского гетто во время оккупации (немцы расстреляли родителей Мераса, когда ему было 7 лет). Между тем Мерас вполне искренне показал именно хороших людей: литовцы, евреи, поляки, чехи не просто выживают, но сообща борются с фашизмом (вооруженное подполье было и в каунасском гетто, и в вильнюсском). Усиливает это возвышенное чувство и притчевая манера произведения, с зачинами к каждой главе в духе Ветхого Завета ("Авраам Липман родил дочь Рахиль...").
"Вечный шах" был опубликован в 1966-м, в последний год оттепели: потом Мерас эмигрировал из СССР (он до сих пор живет в Израиле), и с тех пор в России о нем не вспоминали. Между тем он вообще чуть ли не первый автор в СССР, который писал именно о гетто. При этом Мераса никак не отнесешь к тем авторам, для которых эксплуатация темы Катастрофы стала пропуском в мир литературы. Его повесть — совершенно искренний гимн коллективизму и даже интернационализму. В сущности, Мерас только немцам отказывает в праве считаться людьми: в одной из сцен в книге и спектакле (пожалуй, одной из самых сильных) женщины в гетто, над которыми ставили опыты по искусственному оплодотворению, душат новорожденных младенцев подушками, понимая, что они от немецкого семени. Что касается дружбы народов, многократно высмеянной у нас и называемой не иначе как "пресловутой", то в спектакле также есть пронзительная сцена, в которой литовскую семью вешают за то, что укрывали еврейскую девочку. В спектакле эта сцена решена предельно символично: на крючки вешают три пальто, мужское, женское, и детскую шубку (похожий прием с верхней одеждой был использован Карбаускисом и в спектакле "Счастливая Москва" по Платонову). Литовский же младенец, в свою очередь, будет усыновлен евреями.
Можно было бы заподозрить Мераса в том, что без подобной "интернационализации" темы вещь не пропустили в печать, но ведь это правда! Самого Мераса во время войны спасла литовская семья, за что он обещал молиться за них в каждой строчке (не потому ли и писал на литовском?).
Я сознательно вынужден сделать такие пространные предисловия к спектаклю, потому иначе будет не понять тех стилистических трудностей, с которыми неизбежно столкнулся режиссер Карбаускис, один из самых интересных российских театральных режиссеров и лидеров новой драмы. Этот тот случай, когда интерпретация оказалась в чем-то даже сложнее оригинала.
Пафос человеко-дружбы, человеко-мужества и коллективной борьбы с фашизмом — все эти темы с высоты нашего скептицизма и нашего индивидуализма совершенно непонятны
Пафос человеко-дружбы, человеко-мужества и коллективной борьбы с фашизмом — все эти темы сегодня, с высоты нашего скептицизма и нашего индивидуализма, совершенно непонятны, и зрители выходили со спектакля именно с этим чувством: что это страшная, но все равно сказка. Точно так же, как и в интернационализм, нам трудно сегодня поверить в коллективизм: в спектакле есть сцена, где отец фактически просит сына добровольно уйти из жизни, поскольку, как тот сам признается, не выдержит пыток и расскажет о тайниках с оружием. Нам трудно понять и поверить в реальность этой ситуации, потому что мы фактически не верим в способность человека совершать сверхчеловеческие поступки. Карбаускис эту загадку словно бы и не стремится объяснить: спектакль сделан подчеркнуто бесстрастно, даже схематично. Никакой фашистской формы нет, и главный палач Шогер, комендант гетто (лауреат молодежной премии "Триумф" Степан Морозов), расхаживает просто в кожаном пальто с повязкой (это пальто, брошенное на пол, будет также символизировать умертвленных младенцев).
Современная театральная манера с минимумом реквизита, монологами-историями на камерной сцене, увы, противоречит самому духу и посылу произведения. Никому бы в голову не пришло считать, например, одной из центральных фигур Шогера: а между тем, когда повесть освобождается от "лишнего" на сцене, выясняется, что именно на палача, по сути, завязаны истории всех членов семьи Липман. И тут возникает естественный вопрос: а вот Шогер-то кто? В 1960-е годы образ нациста в советской литературе не нуждался в прорисовке, в конкретизации. В "Шахе" он также не личность, а скорее символ зла, его метафора: даже зовут его Адольф. Карбаускис попытался этого героя сделать чуть конкретнее, личнее, что в результате приводит нас к уже знакомой трактовке нацизма как уточненного садизма, когда палач получает эстетическое удовольствие от своей работы. Однако это все равно в полной мере не объясняет нам, почему Шогер издевается над фактически уже обреченными людьми.
Для Карбаускиса, по-видимому, объяснение зла лежит в философской плоскости: он говорит о нацизме как о последовательном и логичном следствии многих причин. Недаром и сцена уставлена огромными шахматными досками, как во время мирового чемпионата: на досках истории каждый играет свою партию и имеет возможность выбора, однако чем дальше, тем выбирать все труднее.
Этот спектакль нельзя назвать абсолютной удачей Карбаускиса, но само желание взяться за безнадежное дело — говорить о трагедии современным языком — заслуживает упоминания. Главный вывод, который делаешь после этого спектакля,— у современного искусства, в частности у театра, совершенно нет ни средств, ни языка, ни воли для того, чтобы говорить на серьезные темы. Именно поэтому любая патриотика, даже старательно сыгранная, все равно отдает дипломным спектаклем. Ни страстность, ни бесстрастность тут не помогают. Несмотря на это, Карбаускис все же решился на эксперимент: на наших глазах, можно сказать, рождается неоконсерватизм в современном театре. Привить этому театру серьезность и твердые принципы, впрочем, будет еще труднее, чем одержать условную победу над злом.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Шахматы":

Последние новости по теме "Индия":

Уикенд для поцелуев
2010-02-15 11:05 noreply@blogger.com (BusinesStyle)
В американском бокс-офисе День святого Валентина: команда Джулии Робертс сокрушила всех, Джексон вместо Гарри Поттера, детская любовь Бенисио дель Торо категории B, «Аватар» забил гол престижа.
Праздники продолжают рулить зрительскими вкусами, как им вздумается. В прошлый раз фатальную роль сыграл Суперкубок по американскому футболу, обеспечивший отток мужской половины населения, прилипшей к пиву и телевизору, и победу мелодрамы про любовь и войну. В этот раз сборы за выходные взлетели на 80% –

в мультиплексы ринулись влюбленные, и целого уикенда им было мало.

Как только свет в залах погас, каждая из парочек увидела свое, но чаще всего это была сентиментальная голливудская сборная по отмечанию «Дня святого Валентина» и ее капитан Джулия Робертс. Романтическая комедия автора «Красотки» и «Сбежавшей невесты» Гарри Маршалла закономерно стала лидером проката. Для этого триумфа не требовалась такая патологическая концентрация звездных улыбок, но не будем лицемерами – Джессика Альба и ее тезка по фамилии Бил в одном фильме, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

В первые выходные картина одним махом собрала $52 млн – сумму, идентичную собственному бюджету.

Похвальный результат, учитывая недолговечность подобных валентинок. Можно традиционно предположить сиквел ровно через год – если, конечно, звезд хватит.
Помимо вполне предсказуемой смены лидера, в чарте произошли и другие изменения. Первые три строчки принадлежат новинкам.

На втором месте «Перси Джексон и похититель молний» с $31 млн.

Несмотря на достойный старт, очевидно, что замены с неохотой уходящему на покой Гарри Поттеру придумать снова не удалось. Не помогли ни кентавр-Броснан, ни великолепная Горгона-Турман. Дело, видимо, в том, что волшебный очкарик не занимался кражами чужого пантеона, а предложил худую и бедноватую, но все же самостоятельную мифологию.

«Человек-волк» – детская мечта Бенисио дель Торо – занимает третье место. $30,6 млн для 150-миллионного проекта – это провал.

Картину не спасли ни работа презревших CGI гримеров, ни сэр Энтони Хопкинс, ни монументальный сыщик Хьюго Уивинг – критики и зрители примерно одинаково разочарованы. Ремейк 60-летней выдержки хоррора категории B, оказался всего лишь дорогим хоррором категории B, увы.
Ну и на четвертом и пятом местах поменялись местами триумфаторы прошлой недели. «Аватар» забил гол престижа «Дорогому Джо» и оказался выше своего победителя, сбросив привычные 3,7% и собрав $22 млн за выходные. Общие сборы саги Джеймса Кэмерона в североамериканском прокате – $659,6 млн, и все прочие слова либо бессильны, либо уже сказаны.
Победитель прошлой недели «Дорогой Джон» скатился на пятое место, прорыв обернулся для картины головокружительным падением.
Война всегда мешает любви, и зрители на этот раз предпочли второе первому. Ну а что же до соперничества с «Аватаром», то Ченинг Татум, которого прочат в новые герои боевика, все же проигрывает в обаянии Сэму Уортингтону, и 3D тут совершенно ни при чем. $15,3 млн за второй уикенд и $53,2 млн за две недели проката.
Оригинальная статья

Последние новости по теме "Футбол":

Последние новости по теме "Бокс":