27. Эффект владения

Вы наверняка и прежде встречали рисунок 11 (или сходные с ним графики), даже если никогда не изучали экономику. На графике представлена «карта безразличия» человека для двух товаров.

Слушателям вводного курса по экономике объясняют, что каждая точка на карте отра- жает определенное сочетание дохода и продолжительности отпуска. Каждая «кривая безраз- личия» соединяет комбинацию двух благ, имеющих одинаковую полезность. Кривые могли бы превратиться в параллельные прямые, если бы люди решались «продать» дни отпуска ради дополнительного дохода за ту же цену, независимо от размеров дохода и продолжительности отпуска. Выпуклость графика отражает снижение предельной полезности: чем дольше у вас отпуск, тем меньше вас интересует дополнительный день к нему; каждый добавленный день стоит меньше, чем предыдущие. Точно так же, чем больше ваш доход, тем меньше вас беспо- коит прибавка в доллар; вы готовы отказаться от большей суммы ради дополнительного дня отпуска.

Все точки на кривой безразличия имеют одинаковую привлекательность. Именно это и означает «безразличие»: неважно, в какой именно точке кривой вы находитесь. Так что, если А и В находятся, с вашей точки зрения, на одной кривой безразличия, они для вас равноценны и вы без дополнительных стимулов можете перейти из одной точки в другую и обратно. Этот (или подобный) график приводится во всех учебниках по экономике, написанных за последние сто лет, с ним знакомы миллионы студентов. Мало кто замечает, что в графике кое-чего не хватает. Опять-таки сила и изящество теоретической модели не дают студентам и ученым разглядеть серьезный пробел.

На графике отсутствует указание текущих значений дохода и продолжительности отпуска человека. Если вы работник на окладе, условия трудового договора фиксируют зарплату и число дней отпуска – эту точку можно отметить на кривой графика. Это ваша точка отсчета, статус-кво, но на графике ее нет. Забыв указать эту точку, теоретики, строя график, пытаются вас убедить, что точка отсчета не важна, но теперь-то вы знаете, что важна. Это все та же ошибка Бернулли. Представление кривой безразличия имплицитно подразумевает, что полез- ность для вас в данный момент полностью определяется текущей ситуацией, что прошлое нере- левантно, а ваша оценка предполагаемой должности не зависит от условий нынешней работы. Это полностью нереалистичные допущения – и в данном случае, и во многих других.

Исключение точки отсчета из карты безразличия – удивительный случай слепоты, вызванной теорией, ведь мы часто встречаемся со случаями, когда важность точки отсчета оче- видна. В переговорах о трудоустройстве обе стороны прекрасно осознают, что точка отсчета – существующий контракт и что переговоры сосредоточатся на взаимных уступках относи- тельно этой точки отсчета. Роль неприятия потерь в переговорах тоже легко понять: идти на уступки тяжело. Вы по личному опыту хорошо представляете роль точки отсчета. Если вам приходилось менять работу или переезжать – или хотя бы обдумывать такую возможность, – вы наверняка помните, что рассматривали качества нового места как плюсы или минусы отно- сительно настоящего. Возможно, вы также замечали, что во время этой оценки недостатки кажутся значительнее, чем преимущества: работает неприятие потерь. Сложно согласиться на перемены к худшему. Например, минимальный заработок, на который согласится безработный на новом месте, составляет примерно 90 % от предыдущего заработка, и за год запросы сни- жаются меньше чем на 10 %.

Чтобы понять, с какой силой влияет точка отсчета на наш выбор, представьте Альберта и Бена, «близнецов-гедонистов» с полностью совпадающими вкусами и работающих на оди- наковых стартовых должностях – с маленьким доходом и коротким отпуском. Их нынешние обстоятельства соответствуют точке 1 на рисунке 11. Фирма предлагает им две более высокие должности, А и В, и предлагает решить, кто согласится на прибавку в 10 000 долларов (долж- ность А), а кто получит лишний оплачиваемый день отпуска за каждый месяц работы (долж- ность В). Поскольку близнецам все равно, они бросают монетку. Альберт получает прибавку, Бен – дополнительные выходные. Проходит время, и близнецы привыкают к новым должно- стям. Теперь компания предлагает им поменяться местами, если пожелают.

Стандартная теория, представленная на рисунке, предполагает, что предпочтения со вре- менем не меняются. Должности А и В одинаково привлекательны для обоих близнецов, и им не понадобится, или почти не понадобится, дополнительный стимул, чтобы согласиться на обмен. И совсем наоборот – теория перспектив утверждает, что оба близнеца определенно предпочтут остаться там, где есть. Это предпочтение статус-кво – следствие неприятия потерь.

Возьмем Альберта. Изначально он находился в точке 1 на графике и с этой отправной точки считал одинаково привлекательными две следующие альтернативы:

Должность А: прибавка 10 000 долларов
ИЛИ
Должность В: 12 дополнительных дней отпуска.

Принятие должности А меняет точку отсчета для Альберта; когда он рассматривает пере- ход на должность В, структура выбора выглядит иначе:

Остаться на должности А: ни выигрыша, ни потерь ИЛИ

Перейти на должность В: 12 дополнительных дней отпуска и снижение зарплаты на 10 000 долларов.

Вот пример субъективного ощущения неприятия потерь. Вы сами чувствуете: снижение зарплаты на 10 тысяч долларов – плохая новость. Даже если 12 дней отпуска были так же при- влекательны, как и прибавка в 10 тысяч долларов, то же самое увеличение отпуска не может компенсировать потерю 10 тысяч долларов. Альберт останется в должности А, поскольку недо- статки перехода перевешивают преимущества. Те же доводы относятся и к Бену, который тоже захочет сохранить нынешнюю должность, потому что потеря отпуска, ставшего милым сердцу, перевешивает повышение дохода.

Этот пример высвечивает два аспекта выбора, которые не предсказывает стандартная модель кривой безразличия. Во-первых, вкусы не остаются застывшими; они меняются вме- сте с точкой отсчета. Во-вторых, ущерб от перемен кажется крупнее, чем преимущества, что вызывает тягу к сохранению статус-кво. Конечно, неприятие потерь вовсе не означает, что вы никогда не пожелаете изменить свое положение; выгоды от перспектив могут перевесить даже преувеличенные потери. Неприятие потерь означает только, что выбор зависит от точки отсчета (и в целом склоняется в сторону маленьких, а не больших перемен).

Традиционные графики безразличия и предложенное Бернулли представление исходов как размеров богатства вызваны ошибочным допущением: что полезность текущего момента зависит только от самого момента и не связана с вашей историей. Исправление этой ошибки стало одним из достижений поведенческой экономики.

Эффект владения

Не всегда легко ответить на вопрос о времени возникновения какого-либо подхода или направления, но зарождение того, что называется теперь поведенческой экономикой, можно отследить точно. В начале 1970-х годов Ричарду Талеру, в ту пору аспиранту крайне консерва- тивного факультета экономики Рочестерского университета, в голову начали приходить ерети- ческие мысли. Талер, всегда обладавший острым умом и иронической жилкой, в студенческие годы забавлялся, собирая наблюдения за поведением, которые нельзя было объяснить с точки зрения рациональной модели экономического поведения. Особое удовольствие он получал, наблюдая примеры экономической иррациональности у своих преподавателей, – один случай показался ему просто потрясающим.

Профессор Р. (теперь известно, что это Ричард Розетт, ставший деканом школы биз- неса Чикагского университета) был горячим сторонником стандартной теории экономики, а также утонченным знатоком вин. Талер заметил, с какой неохотой профессор Р. продавал хоть бутылку из своей коллекции – даже за 100 долларов (в ценах 1975 года!). Покупал вина про- фессор Р. на аукционах, но никогда не платил больше 35 долларов за вино того же качества. Он никогда не покупал и не продавал вин в ценовом диапазоне между 35 и 100 долларами. Такой ценовой разрыв не согласуется с экономической теорией, согласно которой у профес- сора должна быть однозначная оценка бутылки. Если он оценивает конкретную бутылку из своей винотеки в 50 долларов, то должен бы согласиться продать ее за любую цену выше 50 долларов. Если у него нет такой бутылки, он должен бы согласиться приобрести ее за любую цену ниже или равную 50 долларов. Минимальная приемлемая продажная цена и максималь- ная приемлемая покупная цена должны бы совпадать, но на деле минимальная продажная цена (100 долларов) оказалась непомерно выше максимальной покупной цены (35 долларов). Вла- дение товаром, похоже, повысило его ценность.

Ричард Талер обнаружил множество примеров того, что назвал «эффектом владения», особенно в отношении товаров «неповседневного спроса». Легко можно представить себя в сходной ситуации. К примеру, у вас на руках билет на концерт популярной группы, который вы приобрели за номинал – 200 долларов. Вы – страстный фанат группы и запросто заплатили бы до 500 долларов за билет. Билет у вас есть, и вы читаете в интернете, что более богатые или более отчаянные поклонники предлагают 3000 долларов. Продадите? Если вы такой же, как большинство зрителей аншлаговых концертов, то не продадите. Ваша минимальная продажная цена – выше 3000 долларов, а максимальная покупная – 500 долларов. Это пример эффекта владения, который поставит в тупик приверженца стандартной экономической теории. Талер занялся поисками идеи, которая объяснила бы подобные курьезы.

Помог случай. Талер, встретив одного из наших бывших студентов на конференции, ознакомился с черновым вариантом теории перспектив. Талер прочитал рукопись с необычай- ным воодушевлением и быстро осознал, что функция ценности при неприятии потерь в рамках теории перспектив в состоянии объяснить и эффект владения, и некоторые другие загадки из его коллекции. Нужно было просто отказаться от стандартной идеи, что для профессора Р. есть уникальная полезность в обладании именно этой бутылкой. Теория перспектив предположила, что желание купить или продать бутылку зависит от точки отсчета – владеет ли профессор этой бутылкой сейчас или нет. Если он владеет бутылкой, он рассматривает боль от расстава- ния с ней. Если не владеет – удовольствие от получения бутылки. Эти величины неравны из-за неприятия потерь: расставание с бутылкой прекрасного вина принесет больше огорчения, чем получение такой же бутылки принесет удовольствия. Вспомните график потерь и выигрышей в предыдущей главе – наклон кривой круче в отрицательной области; реакция на потерю силь- нее, чем реакция на соответствующий выигрыш. Именно такое объяснение эффекта владения искал Талер. Первое применение теории перспектив к экономической головоломке, похоже, стало важной вехой в развитии поведенческой экономики.

Узнав, что мы с Амосом будем в Стэнфорде, Талер отправился туда. Мы плодотворно провели год, многому научились друг у друга и стали друзьями. Через семь лет у нас с Талером появилась возможность совместной работы в Ванкувере, где мы продолжили диалог между психологией и экономикой. Фонд Рассела Сэйджа, один из основных спонсоров исследований поведенческой экономики, предоставил Талеру грант. В Ванкувере мы тесно сотрудничали с местным экономистом, Джеком Кнетчем, который разделял наш острый интерес к эффекту владения, правилам экономической справедливости и пряной китайской кухне.

Исходной точкой наших исследований стало то, что эффект владения не универсален. Если вас попросят разменять пятидолларовую банкноту по доллару, вы отдадите пять купюр, не ощущая потери. Нет особого неприятия потери, когда вы платите деньги за туфли. Торго- вец, отдающий туфли в обмен на деньги, точно не ощущает потери: продаваемые туфли изна- чально воспринимаются им как громоздкий эквивалент денег, которые он надеялся получить от покупателя. Далее, отданные торговцу деньги вы не ощущаете как потерю, поскольку вос- принимаете деньги как эквивалент приобретаемых туфель. Эти случаи элементарной купли- продажи в принципе не отличаются от обмена пятидолларовой банкноты на пять долларовых купюр. В случаях обычных коммерческих обменов с обеих сторон нет неприятия потерь.

Что отличает эти рыночные сделки от нежелания профессора Р. продавать свое вино или от нежелания обладателей билетов на Суперкубок продать их даже по завышенной цене? Отли- чительная черта в том, что туфли, которые продает вам торговец, и деньги из вашего бюджета, которые вы тратите на туфли, предназначены «для обмена». Они приготовлены, чтобы менять их на другие товары. Товары иного рода – вино или билеты на Суперкубок – предназначены «для использования»: для личного потребления или для удовольствия. Ваш отпуск и уровень жизни, доступные при вашем доходе, также не предназначены для продажи или обмена.

Мы с Кнетчем и Талером разработали эксперимент, который показал контраст между товарами, предназначенными для личного потребления и для обмена. Частично мы позаим- ствовали схему эксперимента у Вернона Смита, основателя экспериментальной экономики, с которым много лет спустя разделили Нобелевскую премию. Согласно этой методике, участникам «рынка» раздается ограниченное число жетонов. Участник, у которого в конце экспери- мента остаются на руках жетоны, может обменять их на наличные. «Обменный курс» был раз- ным для разных участников – это отражало факт, что товары, обмениваемые на рынке, для одних людей более ценны, чем для других. Один и тот же жетон может стоить 10 долларов для вас и 20 – для меня; обмен по любой цене в промежутке между этими значениями будет выгоден нам обоим.

Смит живо продемонстрировал, как работают основные механизмы спроса и предложе- ния. Участники один за другим делают открытые предложения на покупку или продажу жето- нов, а остальные открыто отвечают на предложение. Заключаемые сделки и цены, по которым жетоны переходят из рук в руки, видят все. Результаты подчиняются строгим законам, словно физические опыты. С той же неизбежностью, с какой вода течет вниз, участники, которым жетоны не слишком дороги (потому что их «обменный курс» низок), продают с прибылью свои жетоны тем, для кого они более ценны. Когда торги заканчиваются, жетоны скапливаются в руках таких приобретателей, которые получают за них больше денег от экспериментатора. Магия рынка сработала! Более того, экономическая теория точно предсказывает и окончатель- ную цену, которая установится на «рынке», и число жетонов, которые поменяют владельца. Если изначально жетоны раздать половине участников рынка в случайном порядке, теория предсказывает, что половина жетонов перейдет из рук в руки.

Для нашего эксперимента мы использовали модифицированный метод Смита. Каждая сессия начиналась с нескольких раундов обмена жетонами; результаты обмена подтверждали сведения, полученные Смитом. Оцениваемое количество сделок обычно было близко или точно совпадало с количеством, предсказанным стандартной моделью. Жетоны, разумеется, представляли ценность только потому, что их можно было обменять на наличные у экспери- ментатора; сами жетоны не имели «потребительской ценности». Затем мы организовали похо- жий рынок для предметов, которые, по нашему мнению, представляли ценность для потреб- ления: симпатичные кофейные чашки, украшенные эмблемой университета, где проводился эксперимент. Чашка стоила примерно 6 долларов (сегодня они обошлись бы раза в два дороже). Чашки распределялись случайным образом среди половины участников. «Продавцы» выстав- ляли чашку перед собой, а «покупателям» предлагалось посмотреть на чашку; все объявляли цену предполагаемой сделки. Результаты оказались поразительными: средняя продажная цена почти вдвое превышала среднюю покупную цену, и число заключенных сделок оказалось при- мерно вдвое меньше, чем предсказывала стандартная модель. Магия рынка не работала в отно- шении товаров, которыми владелец намеревался пользоваться.

Мы провели серию экспериментов, варьируя процедуру, и получили те же самые резуль- таты. Мне больше всего понравился вариант, в котором к продавцам и покупателям добавилась третья группа – «оценщики». В отличие от покупателей, которые тратили собственные деньги на приобретение товара, оценщики могли получить либо чашку, либо деньги; они указывали сумму, получить которую было бы так же желательно, как товар. В результате были установ- лены следующие цены:

Продавцы – 7,12 доллара Оценщики – 3,12 доллара Покупатели – 2,87 доллара

Разница между продавцами и оценщиками удивительна, ведь перед ними стоял один и тот же выбор! Если вы продавец, вы отправитесь домой или с чашкой, или с деньгами; но если вы оценщик, у вас те же варианты. Долгосрочные последствия решения в этих группах иден- тичны. Единственная разница – в сиюминутных эмоциях. Высокая цена, заявленная продав- цами, отражает нежелание расставаться с вещью, которая им уже принадлежит, – такое нежелание мы видим у ребенка, отчаянно вцепившегося в игрушку и приходящего в ярость, если ее отбирают. Неприятие потерь встроено в автоматическую структуру оценки Системы 1.

Покупатели и оценщики установили сходные цены, хотя покупателям приходилось пла- тить за чашку, которая оценщикам доставалась бесплатно. Таких результатов следовало бы ожидать, если бы покупатели не воспринимали деньги, отданные за чашку, как потерю. Сцин- тиграфические снимки головного мозга подтверждают разницу. Продажа товара, которым можно воспользоваться самому, активирует отделы мозга, связанные с отвращением и болью. При покупке эти отделы тоже активируются, но только если цена представляется слишком высокой – когда вы чувствуете, что продавец получает больше обменной стоимости. Запись сигналов мозга показывает также, что покупка по очень низкой цене – приятное событие.

Цена на чашки, выставленная продавцами, более чем в два раза превышает цену, ука- занную оценщиками и покупателями. Коэффициент очень близок к коэффициенту неприятия потерь при рискованном выборе, как следовало бы ожидать, если бы одна и та же функция ценности выигрышей и потерь денег применялась и к выбору в ситуации риска, и к выбору без риска. Соотношение примерно 2:1 появляется в изучении разных областей экономики, включая реакцию хозяек на изменение цен. Как и предсказали бы экономисты, покупатели обычно приобретают больше яиц, апельсинового сока и рыбы, когда цены снижаются, и сокра- щают покупки при росте цен; однако, в противоречии с предсказаниями экономической тео- рии, эффект роста цен (то есть потери относительно точки отсчета) примерно вдвое больше, чем эффект от выигрыша.

Эксперимент с чашками остается стандартной демонстрацией эффекта владения, наряду с еще более простыми опытами, о которых примерно в то же время рассказал Джек Кнетч. Он попросил студентов двух групп заполнить опросник и в награду вручал им подарок, который оставался перед студентом все время эксперимента. В одном эксперименте вручалась дорогая ручка; в другом – плитка швейцарского шоколада. В конце занятий экспериментатор показы- вал второй подарок и разрешал всем желающим поменять свой подарок на другой. Всего лишь около 10 % участников решили поменять подарок. Большинство тех, кто получил ручку, оста- лись с ручкой, а те, кто получил шоколад, тоже решили остаться при своем.

Думать как трейдер

Существование точки отсчета и то, что потери кажутся больше соответствующих выиг- рышей, считаются основополагающими идеями теории перспектив. Силу этих идей иллю- стрируют наблюдения, в течение нескольких лет собранные на реальном рынке. Изучение бостонского рынка недвижимости в период спада дало особенно яркие результаты. Авторы исследования сравнили поведение владельцев одинаковых квартир, купивших их по разной цене. Для рационального агента покупная цена не имеет существенного значения – важна только нынешняя рыночная цена. И совсем иначе – для гумана в период спада на рынке жилья. Владельцы с высокой точкой отсчета под угрозой бо́льших потерь устанавливают цену на квар- тиру выше, тратят на продажу больше времени и в результате получают больше денег.

Демонстрация асимметрии между продажными и покупными ценами (или, что более убе- дительно, между ценами продавцов и оценщиков) оказалась очень важна для принятия идей о точке отсчета и неприятии потерь. Однако легко понять, что точки отсчета изменчивы, осо- бенно в необычной лабораторной ситуации, и что эффект владения можно устранить, изменив точку отсчета.

Не стоит ожидать эффекта владения, если владелец рассматривает свои товары как име- ющие ценность для обмена в будущем – обычный взгляд в рамках коммерческих и финан- совых рынков. Джон Лист, профессор экспериментальной экономики, изучавший процессы обмена на примере коллекционеров бейсбольных карточек, обнаружил, что начинающие трейдеры неохотно расстаются с карточками, которыми владеют; но с опытом это нежелание про- падает. Что удивительнее, Лист обнаружил серьезное влияние трейдерского опыта на эффект владения в отношении новых товаров.

На одной из встреч коллекционеров Лист повесил объявление, приглашая присутствую- щих принять участие в коротком опросе, за который они получат небольшой подарок: кофей- ную чашку или шоколадную плитку той же цены. Подарки раздавались случайным образом. По окончании опроса Лист обращался к каждому добровольцу: «Вы получили чашку [шоко- ладку], но, если хотите, можете ее поменять на шоколадку [чашку]».

В точном соответствии с экспериментом Джека Кнетча Лист обнаружил, что только 18 % неопытных трейдеров решались обменять подарок на другой. И наоборот, опытные трейдеры не проявили и тени эффекта владения: 48 % из них поменяли подарок! В рыночном окруже- нии, где обмен – норма, подарки обменивают без колебаний.

Джек Кнетч также провел несколько экспериментов, в которых путем тонких манипуля- ций устранял эффект владения. Участники демонстрировали этот эффект, если предмет неко- торое время находился у них во владении, то есть при отсроченном уведомлении о возможно- сти обмена. Обычные экономисты наверняка с готовностью заявили бы, что Кнетч слишком много времени провел среди психологов, потому что в его экспериментальных манипуляциях чересчур заметно внимание к переменным, важным для социальных психологов. В самом деле, различия в методологии между экспериментальными экономистами и психологами ярко про- являются в непрекращающихся дискуссиях по поводу эффекта владения.

Очевидно, опытные трейдеры научились спрашивать себя: «Насколько я хочу иметь именно эту чашку по сравнению с остальными предметами, которые я могу получить?» Этот вопрос задают эконы; и этот вопрос устраняет эффект владения, поскольку не приводит к воз- никновению асимметрии между радостью получения и горечью.

Недавние исследования психологии «принятия решений в условиях нищеты» позво- ляют предположить, что бедные – еще одна группа, в которой трудно ожидать эффекта владе- ния. Согласно теории перспектив, бедность означает существование ниже собственной точки отсчета. Есть вещи, в которых человек нуждается, но не может получить, так что он всегда «в проигрыше». Таким образом, небольшие деньги, которые человек получает, воспринима- ются как сокращение потерь, а не выигрыш. Эти деньги помогают чуть приблизиться к точке отсчета, но бедняк всегда будет оставаться на крутой ветке графика функции ценности.

Бедные люди думают как трейдеры, но динамика здесь совершенно иная. В отличие от трейдеров, бедняк не безразличен к разнице между получением и отказом. Его проблема в том, что он выбирает из потерь. Деньги, потраченные на один товар, – это потеря другого, который можно было бы приобрести. Для бедного затраты – это потери.

Мы все знаем людей, для которых любая трата болезненна, хотя объективно они вполне состоятельны. Возможны также культурные различия в отношении к деньгам и, в особенности, к тратам на прихоти и мелкие предметы роскоши, например на красивую чашку. Такое раз- личие может объяснить значительный разрыв между результатами «эксперимента с чашками» в США и Великобритании. Продажные и покупные цены значительно отличались в экспери- ментах с участием студентов из США, но эта разница оказалась гораздо меньше среди англий- ских студентов. Эффект владения все еще требует тщательного изучения.

Разговоры об эффекте владения

«Ей было все равно, какой из двух кабинетов ей достанется, но на следующий день после объявления результатов она уже не хотела меняться. Эффект владения!»

«Переговоры ни к чему не приведут, поскольку обе стороны с трудом идут на уступки, даже если могут получить что-то взамен. Потери кажутся крупнее выигрыша».

«Когда они подняли цены, спрос иссяк».

«Он наотрез отказывается продавать дом за сумму, меньшую той, за которую купил. Налицо неприятие потерь».

«Он скряга и считает каждый потраченный доллар потерей».

27. Эффект владения

Вы наверняка и прежде встречали рисунок 11 (или сходные с ним графики), даже если никогда не изучали экономику. На графике представлена «карта безразличия» человека для двух товаров.

Слушателям вводного курса по экономике объясняют, что каждая точка на карте отра- жает определенное сочетание дохода и продолжительности отпуска. Каждая «кривая безраз- личия» соединяет комбинацию двух благ, имеющих одинаковую полезность. Кривые могли бы превратиться в параллельные прямые, если бы люди решались «продать» дни отпуска ради дополнительного дохода за ту же цену, независимо от размеров дохода и продолжительности отпуска. Выпуклость графика отражает снижение предельной полезности: чем дольше у вас отпуск, тем меньше вас интересует дополнительный день к нему; каждый добавленный день стоит меньше, чем предыдущие. Точно так же, чем больше ваш доход, тем меньше вас беспо- коит прибавка в доллар; вы готовы отказаться от большей суммы ради дополнительного дня отпуска.

Все точки на кривой безразличия имеют одинаковую привлекательность. Именно это и означает «безразличие»: неважно, в какой именно точке кривой вы находитесь. Так что, если А и В находятся, с вашей точки зрения, на одной кривой безразличия, они для вас равноценны и вы без дополнительных стимулов можете перейти из одной точки в другую и обратно. Этот (или подобный) график приводится во всех учебниках по экономике, написанных за последние сто лет, с ним знакомы миллионы студентов. Мало кто замечает, что в графике кое-чего не хватает. Опять-таки сила и изящество теоретической модели не дают студентам и ученым разглядеть серьезный пробел.

На графике отсутствует указание текущих значений дохода и продолжительности отпуска человека. Если вы работник на окладе, условия трудового договора фиксируют зарплату и число дней отпуска – эту точку можно отметить на кривой графика. Это ваша точка отсчета, статус-кво, но на графике ее нет. Забыв указать эту точку, теоретики, строя график, пытаются вас убедить, что точка отсчета не важна, но теперь-то вы знаете, что важна. Это все та же ошибка Бернулли. Представление кривой безразличия имплицитно подразумевает, что полез- ность для вас в данный момент полностью определяется текущей ситуацией, что прошлое нере- левантно, а ваша оценка предполагаемой должности не зависит от условий нынешней работы. Это полностью нереалистичные допущения – и в данном случае, и во многих других.

Исключение точки отсчета из карты безразличия – удивительный случай слепоты, вызванной теорией, ведь мы часто встречаемся со случаями, когда важность точки отсчета оче- видна. В переговорах о трудоустройстве обе стороны прекрасно осознают, что точка отсчета – существующий контракт и что переговоры сосредоточатся на взаимных уступках относи- тельно этой точки отсчета. Роль неприятия потерь в переговорах тоже легко понять: идти на уступки тяжело. Вы по личному опыту хорошо представляете роль точки отсчета. Если вам приходилось менять работу или переезжать – или хотя бы обдумывать такую возможность, – вы наверняка помните, что рассматривали качества нового места как плюсы или минусы отно- сительно настоящего. Возможно, вы также замечали, что во время этой оценки недостатки кажутся значительнее, чем преимущества: работает неприятие потерь. Сложно согласиться на перемены к худшему. Например, минимальный заработок, на который согласится безработный на новом месте, составляет примерно 90 % от предыдущего заработка, и за год запросы сни- жаются меньше чем на 10 %.

Чтобы понять, с какой силой влияет точка отсчета на наш выбор, представьте Альберта и Бена, «близнецов-гедонистов» с полностью совпадающими вкусами и работающих на оди- наковых стартовых должностях – с маленьким доходом и коротким отпуском. Их нынешние обстоятельства соответствуют точке 1 на рисунке 11. Фирма предлагает им две более высокие должности, А и В, и предлагает решить, кто согласится на прибавку в 10 000 долларов (долж- ность А), а кто получит лишний оплачиваемый день отпуска за каждый месяц работы (долж- ность В). Поскольку близнецам все равно, они бросают монетку. Альберт получает прибавку, Бен – дополнительные выходные. Проходит время, и близнецы привыкают к новым должно- стям. Теперь компания предлагает им поменяться местами, если пожелают.

Стандартная теория, представленная на рисунке, предполагает, что предпочтения со вре- менем не меняются. Должности А и В одинаково привлекательны для обоих близнецов, и им не понадобится, или почти не понадобится, дополнительный стимул, чтобы согласиться на обмен. И совсем наоборот – теория перспектив утверждает, что оба близнеца определенно предпочтут остаться там, где есть. Это предпочтение статус-кво – следствие неприятия потерь.

Возьмем Альберта. Изначально он находился в точке 1 на графике и с этой отправной точки считал одинаково привлекательными две следующие альтернативы:

Должность А: прибавка 10 000 долларов
ИЛИ
Должность В: 12 дополнительных дней отпуска.

Принятие должности А меняет точку отсчета для Альберта; когда он рассматривает пере- ход на должность В, структура выбора выглядит иначе:

Остаться на должности А: ни выигрыша, ни потерь ИЛИ

Перейти на должность В: 12 дополнительных дней отпуска и снижение зарплаты на 10 000 долларов.

Вот пример субъективного ощущения неприятия потерь. Вы сами чувствуете: снижение зарплаты на 10 тысяч долларов – плохая новость. Даже если 12 дней отпуска были так же при- влекательны, как и прибавка в 10 тысяч долларов, то же самое увеличение отпуска не может компенсировать потерю 10 тысяч долларов. Альберт останется в должности А, поскольку недо- статки перехода перевешивают преимущества. Те же доводы относятся и к Бену, который тоже захочет сохранить нынешнюю должность, потому что потеря отпуска, ставшего милым сердцу, перевешивает повышение дохода.

Этот пример высвечивает два аспекта выбора, которые не предсказывает стандартная модель кривой безразличия. Во-первых, вкусы не остаются застывшими; они меняются вме- сте с точкой отсчета. Во-вторых, ущерб от перемен кажется крупнее, чем преимущества, что вызывает тягу к сохранению статус-кво. Конечно, неприятие потерь вовсе не означает, что вы никогда не пожелаете изменить свое положение; выгоды от перспектив могут перевесить даже преувеличенные потери. Неприятие потерь означает только, что выбор зависит от точки отсчета (и в целом склоняется в сторону маленьких, а не больших перемен).

Традиционные графики безразличия и предложенное Бернулли представление исходов как размеров богатства вызваны ошибочным допущением: что полезность текущего момента зависит только от самого момента и не связана с вашей историей. Исправление этой ошибки стало одним из достижений поведенческой экономики.

Эффект владения

Не всегда легко ответить на вопрос о времени возникновения какого-либо подхода или направления, но зарождение того, что называется теперь поведенческой экономикой, можно отследить точно. В начале 1970-х годов Ричарду Талеру, в ту пору аспиранту крайне консерва- тивного факультета экономики Рочестерского университета, в голову начали приходить ерети- ческие мысли. Талер, всегда обладавший острым умом и иронической жилкой, в студенческие годы забавлялся, собирая наблюдения за поведением, которые нельзя было объяснить с точки зрения рациональной модели экономического поведения. Особое удовольствие он получал, наблюдая примеры экономической иррациональности у своих преподавателей, – один случай показался ему просто потрясающим.

Профессор Р. (теперь известно, что это Ричард Розетт, ставший деканом школы биз- неса Чикагского университета) был горячим сторонником стандартной теории экономики, а также утонченным знатоком вин. Талер заметил, с какой неохотой профессор Р. продавал хоть бутылку из своей коллекции – даже за 100 долларов (в ценах 1975 года!). Покупал вина про- фессор Р. на аукционах, но никогда не платил больше 35 долларов за вино того же качества. Он никогда не покупал и не продавал вин в ценовом диапазоне между 35 и 100 долларами. Такой ценовой разрыв не согласуется с экономической теорией, согласно которой у профес- сора должна быть однозначная оценка бутылки. Если он оценивает конкретную бутылку из своей винотеки в 50 долларов, то должен бы согласиться продать ее за любую цену выше 50 долларов. Если у него нет такой бутылки, он должен бы согласиться приобрести ее за любую цену ниже или равную 50 долларов. Минимальная приемлемая продажная цена и максималь- ная приемлемая покупная цена должны бы совпадать, но на деле минимальная продажная цена (100 долларов) оказалась непомерно выше максимальной покупной цены (35 долларов). Вла- дение товаром, похоже, повысило его ценность.

Ричард Талер обнаружил множество примеров того, что назвал «эффектом владения», особенно в отношении товаров «неповседневного спроса». Легко можно представить себя в сходной ситуации. К примеру, у вас на руках билет на концерт популярной группы, который вы приобрели за номинал – 200 долларов. Вы – страстный фанат группы и запросто заплатили бы до 500 долларов за билет. Билет у вас есть, и вы читаете в интернете, что более богатые или более отчаянные поклонники предлагают 3000 долларов. Продадите? Если вы такой же, как большинство зрителей аншлаговых концертов, то не продадите. Ваша минимальная продажная цена – выше 3000 долларов, а максимальная покупная – 500 долларов. Это пример эффекта владения, который поставит в тупик приверженца стандартной экономической теории. Талер занялся поисками идеи, которая объяснила бы подобные курьезы.

Помог случай. Талер, встретив одного из наших бывших студентов на конференции, ознакомился с черновым вариантом теории перспектив. Талер прочитал рукопись с необычай- ным воодушевлением и быстро осознал, что функция ценности при неприятии потерь в рамках теории перспектив в состоянии объяснить и эффект владения, и некоторые другие загадки из его коллекции. Нужно было просто отказаться от стандартной идеи, что для профессора Р. есть уникальная полезность в обладании именно этой бутылкой. Теория перспектив предположила, что желание купить или продать бутылку зависит от точки отсчета – владеет ли профессор этой бутылкой сейчас или нет. Если он владеет бутылкой, он рассматривает боль от расстава- ния с ней. Если не владеет – удовольствие от получения бутылки. Эти величины неравны из-за неприятия потерь: расставание с бутылкой прекрасного вина принесет больше огорчения, чем получение такой же бутылки принесет удовольствия. Вспомните график потерь и выигрышей в предыдущей главе – наклон кривой круче в отрицательной области; реакция на потерю силь- нее, чем реакция на соответствующий выигрыш. Именно такое объяснение эффекта владения искал Талер. Первое применение теории перспектив к экономической головоломке, похоже, стало важной вехой в развитии поведенческой экономики.

Узнав, что мы с Амосом будем в Стэнфорде, Талер отправился туда. Мы плодотворно провели год, многому научились друг у друга и стали друзьями. Через семь лет у нас с Талером появилась возможность совместной работы в Ванкувере, где мы продолжили диалог между психологией и экономикой. Фонд Рассела Сэйджа, один из основных спонсоров исследований поведенческой экономики, предоставил Талеру грант. В Ванкувере мы тесно сотрудничали с местным экономистом, Джеком Кнетчем, который разделял наш острый интерес к эффекту владения, правилам экономической справедливости и пряной китайской кухне.

Исходной точкой наших исследований стало то, что эффект владения не универсален. Если вас попросят разменять пятидолларовую банкноту по доллару, вы отдадите пять купюр, не ощущая потери. Нет особого неприятия потери, когда вы платите деньги за туфли. Торго- вец, отдающий туфли в обмен на деньги, точно не ощущает потери: продаваемые туфли изна- чально воспринимаются им как громоздкий эквивалент денег, которые он надеялся получить от покупателя. Далее, отданные торговцу деньги вы не ощущаете как потерю, поскольку вос- принимаете деньги как эквивалент приобретаемых туфель. Эти случаи элементарной купли- продажи в принципе не отличаются от обмена пятидолларовой банкноты на пять долларовых купюр. В случаях обычных коммерческих обменов с обеих сторон нет неприятия потерь.

Что отличает эти рыночные сделки от нежелания профессора Р. продавать свое вино или от нежелания обладателей билетов на Суперкубок продать их даже по завышенной цене? Отли- чительная черта в том, что туфли, которые продает вам торговец, и деньги из вашего бюджета, которые вы тратите на туфли, предназначены «для обмена». Они приготовлены, чтобы менять их на другие товары. Товары иного рода – вино или билеты на Суперкубок – предназначены «для использования»: для личного потребления или для удовольствия. Ваш отпуск и уровень жизни, доступные при вашем доходе, также не предназначены для продажи или обмена.

Мы с Кнетчем и Талером разработали эксперимент, который показал контраст между товарами, предназначенными для личного потребления и для обмена. Частично мы позаим- ствовали схему эксперимента у Вернона Смита, основателя экспериментальной экономики, с которым много лет спустя разделили Нобелевскую премию. Согласно этой методике, участникам «рынка» раздается ограниченное число жетонов. Участник, у которого в конце экспери- мента остаются на руках жетоны, может обменять их на наличные. «Обменный курс» был раз- ным для разных участников – это отражало факт, что товары, обмениваемые на рынке, для одних людей более ценны, чем для других. Один и тот же жетон может стоить 10 долларов для вас и 20 – для меня; обмен по любой цене в промежутке между этими значениями будет выгоден нам обоим.

Смит живо продемонстрировал, как работают основные механизмы спроса и предложе- ния. Участники один за другим делают открытые предложения на покупку или продажу жето- нов, а остальные открыто отвечают на предложение. Заключаемые сделки и цены, по которым жетоны переходят из рук в руки, видят все. Результаты подчиняются строгим законам, словно физические опыты. С той же неизбежностью, с какой вода течет вниз, участники, которым жетоны не слишком дороги (потому что их «обменный курс» низок), продают с прибылью свои жетоны тем, для кого они более ценны. Когда торги заканчиваются, жетоны скапливаются в руках таких приобретателей, которые получают за них больше денег от экспериментатора. Магия рынка сработала! Более того, экономическая теория точно предсказывает и окончатель- ную цену, которая установится на «рынке», и число жетонов, которые поменяют владельца. Если изначально жетоны раздать половине участников рынка в случайном порядке, теория предсказывает, что половина жетонов перейдет из рук в руки.

Для нашего эксперимента мы использовали модифицированный метод Смита. Каждая сессия начиналась с нескольких раундов обмена жетонами; результаты обмена подтверждали сведения, полученные Смитом. Оцениваемое количество сделок обычно было близко или точно совпадало с количеством, предсказанным стандартной моделью. Жетоны, разумеется, представляли ценность только потому, что их можно было обменять на наличные у экспери- ментатора; сами жетоны не имели «потребительской ценности». Затем мы организовали похо- жий рынок для предметов, которые, по нашему мнению, представляли ценность для потреб- ления: симпатичные кофейные чашки, украшенные эмблемой университета, где проводился эксперимент. Чашка стоила примерно 6 долларов (сегодня они обошлись бы раза в два дороже). Чашки распределялись случайным образом среди половины участников. «Продавцы» выстав- ляли чашку перед собой, а «покупателям» предлагалось посмотреть на чашку; все объявляли цену предполагаемой сделки. Результаты оказались поразительными: средняя продажная цена почти вдвое превышала среднюю покупную цену, и число заключенных сделок оказалось при- мерно вдвое меньше, чем предсказывала стандартная модель. Магия рынка не работала в отно- шении товаров, которыми владелец намеревался пользоваться.

Мы провели серию экспериментов, варьируя процедуру, и получили те же самые резуль- таты. Мне больше всего понравился вариант, в котором к продавцам и покупателям добавилась третья группа – «оценщики». В отличие от покупателей, которые тратили собственные деньги на приобретение товара, оценщики могли получить либо чашку, либо деньги; они указывали сумму, получить которую было бы так же желательно, как товар. В результате были установ- лены следующие цены:

Продавцы – 7,12 доллара Оценщики – 3,12 доллара Покупатели – 2,87 доллара

Разница между продавцами и оценщиками удивительна, ведь перед ними стоял один и тот же выбор! Если вы продавец, вы отправитесь домой или с чашкой, или с деньгами; но если вы оценщик, у вас те же варианты. Долгосрочные последствия решения в этих группах иден- тичны. Единственная разница – в сиюминутных эмоциях. Высокая цена, заявленная продав- цами, отражает нежелание расставаться с вещью, которая им уже принадлежит, – такое нежелание мы видим у ребенка, отчаянно вцепившегося в игрушку и приходящего в ярость, если ее отбирают. Неприятие потерь встроено в автоматическую структуру оценки Системы 1.

Покупатели и оценщики установили сходные цены, хотя покупателям приходилось пла- тить за чашку, которая оценщикам доставалась бесплатно. Таких результатов следовало бы ожидать, если бы покупатели не воспринимали деньги, отданные за чашку, как потерю. Сцин- тиграфические снимки головного мозга подтверждают разницу. Продажа товара, которым можно воспользоваться самому, активирует отделы мозга, связанные с отвращением и болью. При покупке эти отделы тоже активируются, но только если цена представляется слишком высокой – когда вы чувствуете, что продавец получает больше обменной стоимости. Запись сигналов мозга показывает также, что покупка по очень низкой цене – приятное событие.

Цена на чашки, выставленная продавцами, более чем в два раза превышает цену, ука- занную оценщиками и покупателями. Коэффициент очень близок к коэффициенту неприятия потерь при рискованном выборе, как следовало бы ожидать, если бы одна и та же функция ценности выигрышей и потерь денег применялась и к выбору в ситуации риска, и к выбору без риска. Соотношение примерно 2:1 появляется в изучении разных областей экономики, включая реакцию хозяек на изменение цен. Как и предсказали бы экономисты, покупатели обычно приобретают больше яиц, апельсинового сока и рыбы, когда цены снижаются, и сокра- щают покупки при росте цен; однако, в противоречии с предсказаниями экономической тео- рии, эффект роста цен (то есть потери относительно точки отсчета) примерно вдвое больше, чем эффект от выигрыша.

Эксперимент с чашками остается стандартной демонстрацией эффекта владения, наряду с еще более простыми опытами, о которых примерно в то же время рассказал Джек Кнетч. Он попросил студентов двух групп заполнить опросник и в награду вручал им подарок, который оставался перед студентом все время эксперимента. В одном эксперименте вручалась дорогая ручка; в другом – плитка швейцарского шоколада. В конце занятий экспериментатор показы- вал второй подарок и разрешал всем желающим поменять свой подарок на другой. Всего лишь около 10 % участников решили поменять подарок. Большинство тех, кто получил ручку, оста- лись с ручкой, а те, кто получил шоколад, тоже решили остаться при своем.

Думать как трейдер

Существование точки отсчета и то, что потери кажутся больше соответствующих выиг- рышей, считаются основополагающими идеями теории перспектив. Силу этих идей иллю- стрируют наблюдения, в течение нескольких лет собранные на реальном рынке. Изучение бостонского рынка недвижимости в период спада дало особенно яркие результаты. Авторы исследования сравнили поведение владельцев одинаковых квартир, купивших их по разной цене. Для рационального агента покупная цена не имеет существенного значения – важна только нынешняя рыночная цена. И совсем иначе – для гумана в период спада на рынке жилья. Владельцы с высокой точкой отсчета под угрозой бо́льших потерь устанавливают цену на квар- тиру выше, тратят на продажу больше времени и в результате получают больше денег.

Демонстрация асимметрии между продажными и покупными ценами (или, что более убе- дительно, между ценами продавцов и оценщиков) оказалась очень важна для принятия идей о точке отсчета и неприятии потерь. Однако легко понять, что точки отсчета изменчивы, осо- бенно в необычной лабораторной ситуации, и что эффект владения можно устранить, изменив точку отсчета.

Не стоит ожидать эффекта владения, если владелец рассматривает свои товары как име- ющие ценность для обмена в будущем – обычный взгляд в рамках коммерческих и финан- совых рынков. Джон Лист, профессор экспериментальной экономики, изучавший процессы обмена на примере коллекционеров бейсбольных карточек, обнаружил, что начинающие трейдеры неохотно расстаются с карточками, которыми владеют; но с опытом это нежелание про- падает. Что удивительнее, Лист обнаружил серьезное влияние трейдерского опыта на эффект владения в отношении новых товаров.

На одной из встреч коллекционеров Лист повесил объявление, приглашая присутствую- щих принять участие в коротком опросе, за который они получат небольшой подарок: кофей- ную чашку или шоколадную плитку той же цены. Подарки раздавались случайным образом. По окончании опроса Лист обращался к каждому добровольцу: «Вы получили чашку [шоко- ладку], но, если хотите, можете ее поменять на шоколадку [чашку]».

В точном соответствии с экспериментом Джека Кнетча Лист обнаружил, что только 18 % неопытных трейдеров решались обменять подарок на другой. И наоборот, опытные трейдеры не проявили и тени эффекта владения: 48 % из них поменяли подарок! В рыночном окруже- нии, где обмен – норма, подарки обменивают без колебаний.

Джек Кнетч также провел несколько экспериментов, в которых путем тонких манипуля- ций устранял эффект владения. Участники демонстрировали этот эффект, если предмет неко- торое время находился у них во владении, то есть при отсроченном уведомлении о возможно- сти обмена. Обычные экономисты наверняка с готовностью заявили бы, что Кнетч слишком много времени провел среди психологов, потому что в его экспериментальных манипуляциях чересчур заметно внимание к переменным, важным для социальных психологов. В самом деле, различия в методологии между экспериментальными экономистами и психологами ярко про- являются в непрекращающихся дискуссиях по поводу эффекта владения.

Очевидно, опытные трейдеры научились спрашивать себя: «Насколько я хочу иметь именно эту чашку по сравнению с остальными предметами, которые я могу получить?» Этот вопрос задают эконы; и этот вопрос устраняет эффект владения, поскольку не приводит к воз- никновению асимметрии между радостью получения и горечью.

Недавние исследования психологии «принятия решений в условиях нищеты» позво- ляют предположить, что бедные – еще одна группа, в которой трудно ожидать эффекта владе- ния. Согласно теории перспектив, бедность означает существование ниже собственной точки отсчета. Есть вещи, в которых человек нуждается, но не может получить, так что он всегда «в проигрыше». Таким образом, небольшие деньги, которые человек получает, воспринима- ются как сокращение потерь, а не выигрыш. Эти деньги помогают чуть приблизиться к точке отсчета, но бедняк всегда будет оставаться на крутой ветке графика функции ценности.

Бедные люди думают как трейдеры, но динамика здесь совершенно иная. В отличие от трейдеров, бедняк не безразличен к разнице между получением и отказом. Его проблема в том, что он выбирает из потерь. Деньги, потраченные на один товар, – это потеря другого, который можно было бы приобрести. Для бедного затраты – это потери.

Мы все знаем людей, для которых любая трата болезненна, хотя объективно они вполне состоятельны. Возможны также культурные различия в отношении к деньгам и, в особенности, к тратам на прихоти и мелкие предметы роскоши, например на красивую чашку. Такое раз- личие может объяснить значительный разрыв между результатами «эксперимента с чашками» в США и Великобритании. Продажные и покупные цены значительно отличались в экспери- ментах с участием студентов из США, но эта разница оказалась гораздо меньше среди англий- ских студентов. Эффект владения все еще требует тщательного изучения.

Разговоры об эффекте владения

«Ей было все равно, какой из двух кабинетов ей достанется, но на следующий день после объявления результатов она уже не хотела меняться. Эффект владения!»

«Переговоры ни к чему не приведут, поскольку обе стороны с трудом идут на уступки, даже если могут получить что-то взамен. Потери кажутся крупнее выигрыша».

«Когда они подняли цены, спрос иссяк».

«Он наотрез отказывается продавать дом за сумму, меньшую той, за которую купил. Налицо неприятие потерь».

«Он скряга и считает каждый потраченный доллар потерей».

В статье анализируются проблемы патриотизма и этнополитики в российском полиэтничном социуме, которые рассматриваются как взаимообусловленные феномены в процессе формирования общерос- сийской гражданской идентичности. Фокусируется внимание на основных подходах к определению и примене- нию наиболее эффективных политических и административных практик. Для этого используется критериаль- ный анализ как способ диагностирования состояния политического и государственного управления в области реализации стратегии патриотического воспитания в условиях новых вызовов современности.

Ключевые слова: полиэтничный социум, российская этнополитика, патриотизм, гражданская идентичность.

Victor Yurchenko, Sergei Pulikovskii, Inna Yurchenko

Formation of the concept of Russian patriotism in the context of modern geopolitical challenges

Abstract: The article analyzes the problems of patriotism and ethnopolitics in the Russian multiethnic society as interdependent phenomena in the process of forming the all-Russian civic identity, as well as the main approaches to defining and applying the most effective political and administrative practices using criteria analysis as a way to diagnose the state of political and public administration in the field of implementation strategies of patriotic education in the face of new challenges of our time.

Key words: polyethnic society, Russian ethnopolitics, patriotism, civic identity.

В условиях современных геополитических вызовов для решения всего ком- плекса сложнейших задач, стоящих перед Россией, приоритетное значение имеют инновационная экономика и качественное эффективное управление всеми сферами общественной жизни. Эти задачи социально-экономического развития ставились и ранее, но многие из них по различным причинам до сих пор до конца не решены. В частности, в их числе – переход всех отраслей эконо- мики страны к инновационным технологиям, кардинальное повышение уров- ня благосостояния граждан, расширение участия в национальном хозяйстве предприятий среднего и малого бизнеса. В Перечне основных мероприятий государственной программы «Патриотическое воспитание граждан Россий- ской Федерации на 2016–2020 годы», наряду с другими задачами, выдвигалось требование значительного качественного расширения и улучшения условий для развития волонтерского движения, как одной из основ гражданско-па- триотического воспитания, которое будет способствовать повышению уровня консолидации и взаимного доверия граждан российского общества. Успешное решение этой задачи имело особое значение в сложных условиях карантина и самоизоляции 2020 г. Также уже в 2015 г. указывалось на необходимость даль- нейшей разработки Стратегии развития системы патриотического воспитания граждан Российской Федерации до 2025 г. 12 ноября 2020 г. Правительство РФ утвердило План мероприятий по реализации в 2021–2025 годах Стратегии развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 г.2, что свиде- тельствует о дальнейшем развитии концепции патриотизма в новых условиях, складывающихся в процессе продолжающейся борьбы с пандемией, преодоле- ния ее негативных социально-экономических последствий, наконец, перехода к этапу всеобщей цифровизации, к такому состоянию общества, которое назы- вают «великой перезагрузкой» и новой социально-политической реальностью.

Таким образом, мы видим, что, кроме традиционно стоящих перед страной на протяжении трех десятилетий сложнейших социально-экономических за- дач, возникли и принципиально новые проблемы, вызванные последствиями пандемии, обострением ряда региональных политических конфликтов на по- стсоветском пространстве, в т.ч. по периметру границ России, активизацией санкционной политики в отношении нашего государства со стороны Запада с целью искусственного сдерживания его развития, осложнения процесса реа- лизации практик управления проектами в условиях информационно-психоло- гической и т.н. «ментальной» войны, которую США ведут против российских граждан.

О том, что США начали вести против России войну нового типа – ментальную, заявил советник российского министра обороны А. Ильницкий. По его мнению, в ближайшие десять лет США не пойдут на реальный военный кон- фликт с Россией, т.к. наша страна способна нанести им непоправимый ущерб ядерным оружием. Однако Вашингтон будет вести против Москвы информа- ционно-гибридную войну, считает он. Если цель классических войн – унич- тожение живой силы противника, то целью кибервойн является разрушение инфраструктуры. А «целью новой войны является уничтожение самосознания, изменение ментальной – цивилизационной – основы общества». Россия смо- жет одолеть «США в ‘‘ментальной войне’’, если проявит волю и будет, опи- раясь на государственную идеологию, наступательно бить противника по его уязвимым местам»3.

В этой связи прежде всего необходимо подчеркнуть, что в условиях новых геополитических вызовов актуализировались проблемы обеспечения межна- ционального согласия в полиэтничном российском обществе с целью профи- лактики возможных деструктивных процессов и явлений, т.к. те, кто заинте- ресован в дестабилизации, обычно для разжигания конфликтов провоцируют именно межнациональную и религиозную нетерпимость.

Обсуждению путей решения проблем укрепления общероссийской граж- данской идентичности, создания и продвижения проектов этнокультурного туризма, повышения роли образования в гармонизации межнациональных отношений было посвящено заседание Совета при Президенте РФ по меж- национальным отношениям, состоявшееся 30 марта 2021 г. Выступая на нем, В.В. Путин особо подчеркнул, что «для огромной многонациональной России принципиальное, решающее, можно сказать, значение имеют солидарность людей, чувство сопричастности к судьбе Отечества, ответственности за его настоящее и за будущее – то, что принято называть общероссийской иден- тичностью, гражданским самосознанием... внимание к вопросам реализации национальной политики, особенно на местах, должно быть пристальным и по- стоянным, а действия – максимально деликатными, тактичными, корректны- ми»4. Президент России отметил, что «гражданское самосознание, так же, как и патриотизм, не дается при рождении, они формируются. Формируются по- ступками взрослых, моделями поведения и образами, которые транслируют средства массовой информации, всей нашей общественной средой: культурой, наукой, образованием. Все это наравне с традициями семьи вносит свой вклад в воспитание молодежи»5.

Необходимость упорядочения, а возможно, и переформатирования публич- ной сферы и массового сознания в соответствии с национальными интересами России предполагает применение в научных политологических исследованиях критериального анализа административных практик как способа диагностиро- вания состояния политического и государственного управления [1].

На наш взгляд, патриотическое сознание – это динамическая характеристи- ка социального пространства, отражающая развитие политических событий и отношений в государстве и обществе. А поэтому невозможно раз и навсегда разработать некую доктрину как окончательную и неизменную. Тем самым формирование концепции российского патриотизма и патриотический дис- курс – это важнейшие составляющее современного общенационального поли- тического процесса.

О пересмотре доктринального наследия и поиске новых подходов в сфере гражданского нациестроительства, этнокультурного развития и межэтниче- ских отношений академик В.А. Тишков рассуждает в контексте динамики по- литических процессов в стране, отражающихся и на этнополитике6.

Для многонациональной и поликонфессиональной России важнейшим на- правлением в процессе формирования общероссийской гражданской иден- тичности остается проблема профилактики терроризма и экстремизма и, в частности, идеологического разоружения «джихадистского терроризма», что детально проанализировано в работе А.-Х.А. Султыгова в т.ч. на примере из- бранной В.В. Путиным политики «чеченизации» военно-политического про- цесса, т.е. «опоры на патриотические силы всех слоев и групп чеченского на- рода»; в результате этой системной миротворческой политики были созданы необходимые условия и предпосылки для завершения гражданской войны и урегулирования этнополитического конфликта в Чеченской Республике7.

Политически и патриотически ориентированный характер этнополитологии и необходимость всестороннего изучения процесса формирования общерос- сийской гражданской идентичности рассматривает В.Ю. Зорин8. Он подчер- кивает, что под влиянием коренных перемен в жизни общества изменялись и теоретические, и методологические подходы к реализации государственной национальной политики, которая концептуально должна была обеспечивать определенный компромисс между традицией и инновацией. В его работе спра- ведливо отмечается, что новый этап в истории отечественной этнополитики наступил в 2012 г., после публикации статьи В.В. Путина «Россия: националь- ный вопрос» и принятия Стратегии государственной национальной политики РФ на период до 2025 г. Основными инновациями, появившимися в российской этнополитике в 2010-х гг., являются: идеологические (концепция россий- ской нации и общегражданского патриотизма), институциональные (создание Совета при Президенте РФ по межнациональным отношениям, появление Фе- дерального агентства по делам национальностей), инфраструктурные (Дома национальностей и Дома дружбы, этнодеревни), а также создание новых меха- низмов реализации государственной национальной политики (Государствен- ная программа, государственно-информационная система мониторинга и др.). Обеспечение баланса между традициями и инновациями является залогом успешной реализации государственной национальной политики России на со- временном этапе9.

В контексте формирования концепции российского патриотизма в услови- ях современных геополитических вызовов большое значение имеют иссле- дования динамики социальных и культурных трансформаций современного российского общества в политическом, социально-экономическом, этнотер- риториальном и этнорегиональном аспектах. Так, результаты всероссийских социологических опросов, выполненных Институтом социологии ФНИСЦ РАН в 2020 г., ФАДН–ВЦИОМ в 2019 г., а также опросов Центра исследо- вания межнациональных отношений в регионах в 2015–2019 гг. приводятся в статье Л.М. Дробижевой и С.В. Рыжовой «Общероссийская идентичность в социологическом измерении», где с точки зрения проблем формирования патриотических убеждений в современном российском обществе особенно значимым для нашего исследования является раздел «Консолидаторы в рос- сийской идентичности». В ходе опроса респондентов просили назвать, что их больше всего объединяет со всеми гражданами России. Можно было назвать до 3-х ответов из 7-ми предложенных. Этот вопрос ранее задавался и в респу- бликах РФ. Полученные результаты дали основания раскрыть содержательное наполнение консолидирующих представлений в общероссийской идентично- сти: это, прежде всего, общее государство – 56%, русский язык – 46%, родная земля, территория – 40%, историческое прошлое – 38%, культура – 34%. По мнению ряда опрошенных ими экспертов, категория «государство» рассма- тривается как объединяющий фактор, поскольку для многих это признание себя равноправными гражданами с другими людьми (это мнение специалиста в сфере межэтнических отношений), а специалист-эксперт в области юриспру- денции объяснил это тем, что «государство люди видят объединяющим пото- му, что они живут по законам этого государства». А общение людей разной национальности на русском языке близко всем как повседневная реальность. В то же время такой важный индикатор гражданского смысла российской иден- тичности, как «ответственность за дела в стране», назвали немногие – 27%. Обращая наше внимание на то, что опрос, проведенный ВЦИОМ, был общероссийским, авторы статьи отметили, что в опросах с выборкой 2 тыс. чел. ре- презентативно представлены русские. А люди других национальностей могут быть рассмотрены только объединенным кластером. Результаты опроса дали авторам возможность представить тенденции влияния национальности на ин- тегрирующие представления. По результатам исследования они пришли к вы- воду, что «общая государственность для нерусских имеет большее, чем для русских, объединяющее значение: 62% против 55%. В республиках РФ она является еще более объединяющим индикатором российской идентичности»10.

Как подчеркнул в докладе на уже упомянутом заседании Совета при Прези- денте по межнациональным отношениям В.А. Тишков, «историческая память, государственный русский язык и культура, символика и календарь, общерос- сийские, местные культурные и религиозные традиции заключают в себе ос- новные ценности россиян. Они связуют страну и гражданина, гражданина и государство, а самое главное, соединяют между собой самих граждан... При всем значении местно-локальной и этнокультурной составляющей среды оби- тания, общероссийский контекст нашей жизни превалирует»11.

Таким образом, политологический анализ процесса формирования обще- российской идентичности как первостепенной среди других форм коллектив- ной идентичности, в частности, этнической, региональной, идеологической, должен быть в центре концептуального поиска новых аспектов развития рос- сийского патриотизма, когда актуализируется публичная риторика в инфор- мационном пространстве в направлении ментального переформатирования со- знания российских граждан, особенно молодежи. В этих условиях становится все более выраженной задача гражданской консолидации российского обще- ства, которая должна быть в центре политической стратегии развития совре- менной России.

Список литературы:

1. Юрченко Н.Н. Критериальный анализ как способ диагностирования административных практик в политическом и государственном управлении. Теория и практика общественного развития, 2011, No 3, сс. 238–240.

References:

1. Yurchenko N.N. Kriterial’nyi analiz kak sposob diagnostirovaniya administrativnykh praktik v politicheskom i gosudarstvennom upravlenii. Teoriya i praktika obshchestvennogo razvitiya, 2011, No 3, ss. 238–240. (In Russ.) [Yurchenko N.N. Criteria analysis as a method of diagnosis administrative practices in political and public administration. Theory and practice of social development, 2011, no. 3, рр. 238–240.]

Об авторах:

Юрченко Виктор Михайлович – доктор философских наук, профессор, советник ректората Кубанского го- сударственного университета. Краснодар, Россия. Е-mail: ivyurchenko@mail.ru; Пуликовский Сергей Констан- тинович – аспирант кафедры политологии и политического управления Кубанского государственного универ- ситета. Краснодар, Россия. Е-mail: sk_pulik@mail.ru; Юрченко Инна Вадимовна – доктор политических наук, профессор кафедры политологии и политического управления Кубанского государственного университета, главный научный сотрудник ФИЦ ЮНЦ РАН. Краснодар, Россия. Е-mail: ivyurchenko@mail.ru.

About authors:

Yurchenko Viktor Mikhailovich – doctor of philosophical sciences, professor, advisor of the Administration of the Kuban State University. Krasnodar, Russia. E-mail: ivyurchenko@mail.ru; Pulikovskii Sergei Konstantinovich – post-graduate student of the Department of political science and political management of the Kuban State University. Krasnodar, Russia. E-mail: sk_pulik@mail.ru; Yurchenko Inna Vadimovna – doctor of political sciences, professor of the department of political science and political management of the Kuban State University, Chief Researcher at the FIC of the UNC RAS. Krasnodar, Russia. E-mail: ivyurchenko@mail.ru.

ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ НАЦИИ. 2021. No 3 (79), С. 47-53