В этой своевременной и важной книге выдающийся политический теоретик Джон Данн утверждает, что демократия не равнозначна хорошему правительству. Автор рассматривает запутанные реалии, стоящие за базовым понятием демократии, и показывает, как политическая система, которую на Западе считают простой и очевидной, на самом деле является глубоко неясной и во многих случаях не работающей. Утверждая, что якобы идеальный брак между либеральной экономикой и либеральной демократией не может сохраниться или даже решить проблемы современной жизни, Данн пытается показать, как нас опутали чары демократии и почему нам не нужно им поддаваться.

Этот день в истории – 11 октября

1653. Земский собор в г. Москве, откликаясь на предложение Б. Хмельницкого, принял решение о принятии Украины в состав России.

1702. Русские войска взяли шведскую крепость Нотебург, построенную на месте русского города Орешек, расположенную у самого истока Невы. В ходе Северной войны (1700–1721) взятие крепости Нотебург было первоочередной задачей Петра I. К этому времени крепость не утратила своей боеспособности, но её островное положение подразумевало наличие флота для её взятия, которого у Петра I не было. Готовясь к штурму Нотебурга, Пётр I приказал в Архангельске построить тринадцать кораблей, из которых два судна – «Святой дух» и «Курьер» – волоком через болота и тайгу заонежские мужики дотащили от Белого моря до Онежского озера, где спустили на воду.

1783. В Петербурге указом Екатерины II была основана Российская академия. Она являлась вольным обществом учёных и писателей, субсидируемым Правительством. В отличие от Академии наук, опекавшей точные науки, задача Российской академии состояла в разработке гуманитарного цикла, прежде всего русского языка, выработке правил правописания, составлении словарей.

1828. В ходе русско-турецкой войны (1828–1829) после двухмесячной осады совместными усилиями русских войск и эскадры Черноморского флота А.С. Грейга взята крепость Варна (Болгария). В крепости захвачено 9 тыс. человек пленных, 291 орудие и много припасов.

1917. Г. Зиновьев и Л. Каменев опубликовали в газете «Новая жизнь» письмо «К текущему моменту», в котором они выступали против вынесенного ЦК РСДРП(б) решения о вооружённом восстании большевиков.

1922. Декретом Совнаркома введена новая денежная единица – червонец.

1922. Л. Троцкий на съезде комсомола призвал молодёжь «грызть гранит науки» – фраза сразу стала крылатой.

1931.  В СССР принято решение о полной ликвидации частной торговли.

1931. Первый полёт самолёта из нержавеющей стали «Сталь-2» А.И. Путилова, пилот Э.И. Шварц.

1941. ГКО принял постановление о мобилизации военнообязанных запаса до 40-летнего возраста, призывников 1922 и 1923 гг. рождения, а также о том, чтобы поставить годный для армии конный состав и мехтранспорт. Мобилизацию планировалось завершить до 18 октября.

1941. В ходе Битвы за Москву немецкие войска приступили к штурму Ильинского рубежа. Однако все попытки прорыва были отбиты подольскими курсантами.

1943. На витебском направлении наши наступающие войска освободили сорок тысяч мирных жителей, которых немцы угоняли на каторжные работы в Германию.

1948. Вышла в прокат первая серия фильма «Молодая гвардия», поставленного режиссёром Сергеем Герасимовым.

1994. Произошло обвальное падение курса рубля по отношению к доллару («чёрный вторник»).

Во вводной главе «От автора» А.Т. Твардовский определяет духовное содержание своей поэмы двумя основными задачами. Во-первых, на фронте без пищи можно жить сутки и более,  а вот без шутки или прибаутки порой  и минуты не обойтись, и такой шутник на фронте – незаменимая гуща, без которой не созреет  квас – моральный настрой бойцов на победу в боях. И значит, такого бойца надо поэтизировать и пропагандировать на фронте. Во-вторых, в этом диалоге с воюющими солдатами совершенно нельзя обойтись «Без правды сущей, правды, прямо в душу бьющей,  Да была б она погуще, Как бы не была горька» [1, с. 7]. Автор поэмы угадал своими словами в самое ядро русского душевного уклада: именно правда является  социальным идеалом русской нации, веками работающим вектором развития социальных отношений, самой глубинной причиной народных восстаний XVII – XIX веков и социальных революций ХХ века.

Живший в эмиграции во Франции И.А. Бунин, ненавидевший новый строй в СССР, предвзято отзывавшийся о советской литературе, признавал: «Василий Тёркин – поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль… и какой необыкновенный народный солдатский язык» [2, с. 55]. И это не случайно: работая корреспондентом фронтовых газет на двух войнах, Твардовский глубоко знал фронтовой быт, солдатскую жизнь, как и жизнь деревни, в которой родился и вырос. Его стихами говорит самосознание крестьянина и бойца, его земляка-смолянина. Язык поэмы – народный, естественный разговорный, но не нарочитый и не диалектный, в поэме есть всё, от бытовых деталей до философских обобщений о жизни. Герой поэмы Василий Тёркин – обычный не унывающий в трудные дни трудяга-солдат, коренной русский со Смоленщины, его Родина – Россия: за свободную жизнь на этой земле, за свой уклад, за свою семью, за товарищей он и воюет.

Боец Тёркин не употребляет высокопарных слов, никаких лозунгов не потому, что их никогда не слышал, но потому что они не живут в глубине его души, как нечто внешнее к ней. Его идеология простая: здесь жили и умирали наши  предки, –  их уклад жизни, веру и могилы нельзя отдавать на поругание. И как они стояли насмерть за Отечество, и мы стоять будем и никуда не уйдём! А раз он на войне, дальше фронта не пошлют, а потому самое высокое начальство для него – генерал, который распоряжается его жизнью и судьбой в бою и на отдыхе.

Фронтовая поэзия А.Т. Твардовского – это другое искусство дойти до солдатской души, нежели торжественный и энергичный голос диктора Всесоюзного радио Ю.Б. Левитана, каждый вечер читающего дневные сводки о положении на фронтах Советского информационного бюро (Совинформбюро) на весь СССР, многие из которых просматривались и правились Сталиным. Тем не менее, оба искусства были действенным средством сплочения армии и народа на борьбу с жестоким и беспощадным врагом. Голос Ю. Левитана – официальный голос всей большой Родины; стихи Твардовского – сродни злободневному боевому листку, выпускаемому в ротах и батальонах, из которого солдаты узнают, что произошло в их подразделении, в соседней роте или взводе. Этот боевой листок ждут и обсуждают: а что там ещё учудил сосед, знакомый тебе лично и симпатичный – этот Вася Тёркин? Но злободневность совсем не низкого пошиба, забываемая на следующий день, а находящая отклик в укромных уголках души солдата и другого читателя.

А.Т. Твардовский в поэме нашёл верное понимание русского солдата: отражая трудовое крестьянское отношение к войне, не опирался на казённую партийную идеологию, что ему потом ставили в упрёк, но именно поэтому не врал в поэме о бойце. Отношения солдата с Родиной более интимные, чем с идеологией и государством: они с него требуют выполнять обязанности, а с Родиной солдат живёт и умирает не по велению, но по внутреннему чувству и убеждению. А коли война отечественная, да ещё и великая, всенародная, то и говорить надо не официальным языком государства и передовой партии. В самый раз – с «отсталой», закосневшей позиции предков, из века в век проливавших кровь за свою землю и за своих близких, с позиции глубокой и тихой веры в богов и святых, с позиции чьих-то правнука и сына, отца и мужа. Солдат всегда чей-то, связан глубокими и неизбывными трудовыми, духовными, кровными, плотскими и иными связями со своей землёй.

И ещё следует отметить, что в каждой главе поэмы сказано о чём-то отдельном, о каком-то событии в жизни героя, позволяющем взглянуть на него каждый раз с другой стороны, высветить что-то новое. Поэтому вполне оправдано последовать за Твардовским и выявить, что такого он сказал о войне и самосознании бойца в каждом случае, в отдельных главах? Жизнь солдата невольно, но глубоко подчинена войне: надо не пустить дальше и одолеть смертельного врага, захватившего и топчущего родную землю, пришедшего уничтожить и поработить тебя, твою душу и твой народ. И всё же война – никогда не вся жизнь: обычная жизнь переплетается с войной своими многими заботами, трудами и помышлениями. Война необъятна сама, родные места бойца Тёркина под оккупацией – из-за этого нельзя сходить в отпуск, как говорится в главе «Генерал» [1, с. 77].

Бросая взгляд на книгу в целом, следует ещё заметить, что в ней одним из главных достоинств является верное отражение национального характера русского народа, или национального менталитета, то есть характерного для него образа мышления и поведения. Во-первых, русские солдаты и офицеры и на войне проявляют в основе те же черты характера, что и в мирное время. Великая Отечественная война советского народа в основе, не афишируемой  в СССР – это национальная война для русского народа за право жить по-своему, по укладу предков.

Во-вторых, из содержания поэмы хорошо видно, что цели войны русского и немецкого народов совершенно разные. Русские – защитники своей земли, веры и уклада жизни предков, при котором всякий иной народ может жить своим умом и порядком. Немцы – безжалостные и жестокие захватчики и убийцы, которые пришли на чужую землю отобрать её, лишить русских свободы и души, возможности жить по своему разумению и привычке, сделать бессловесным скотом. В-третьих, защита русскими своего культурного уклада – это защита Духа, защита права творить на своей земле вопреки смертному телу.

Автор характеризует Василия Тёркина как парня обыкновенного, но годного хоть куда: такие нужны везде, в каждой роте и взводе. Не высок и не мал, «но герой героем»: шутит, что ещё не нашлось по нему бомбы или пули, был ранен осколком, трижды бывал в окружении, то есть хлебнул военного горя полной мерой, но трижды выходил к своим и остался невредим. Не унывает в мокрой от дождя шинели, ему «Крыша – небо, хата – ель, Корни жмут под рёбра», спит на голой земле, не жалуется на голод. Он и в бой идёт, не прячась за других, он и любит удовольствия фронтовой жизни, какие доступны солдату: крыша над головой, сытная еда, курево, игра на гармони. Такие солдаты – опора командиров в любой обстановке, пример для других: не унывать при лишениях солдатской жизни, честно воевать, поделиться боевым опытом, шуткой или своим примером поддержать более слабых [1, с. 8-14].

В главе «Перед боем» автор рассказывает, как Василий Тёркин выходил из окружения, как тяжело русскому солдату глядеть в глаза остающимся женщинам, не в силах повернуть общее отступление: «а что он мог!»,  заходить  в дома, чтобы попросить попить и поесть. Тётка не откажет своему, только всхлипнет над его солдатской долей да пожелает: «Воротиться дай вам бог…». Шли солдаты небритые, отощавшие от голода, босые и оборванные, –  никто из них не знал, до какого предела отступать, где земля ещё своя. Тёркин был в роли политрука в группе бойцов, а командиром – местный, деревня которого лежала на пути отступления. Тёркин вёл не политическую пропаганду, а повторял слова, идущие от веры в свою Россию, хотя он знал ничуть не больше других: не зарвёмся в бою – прорвёмся, выживем и вернёмся назад, что вернуть всё, что отдали врагу.

По пути группа бойцов зашла в родную деревню командира, отца семьи. Осторожный командир провёл их задами, по коноплянику к себе домой затемно и, как в мирные годы, дома разулся и приказал жене приготовить горячего на всех. Жена хлопочет, всех бойцов напоила, накормила и уложила спать. Но даже короткая ночь не ей одной, чтобы побыть с мужем. И вряд ли когда он был так доволен своей женой, и она была ему так родна и мила, – говорит автор. А муж маялся, что оставляет жену с детьми в плену. И вот вышел хозяин, чтобы дров нарубить для хозяйки, да так до рассвета и рубил хворост. Жалел солдат хозяйку, да не знал, чем помочь ей в беде. А на рассвете дети проснулись, увидели отца с чужими бойцами, уже покидающего дом и заплакали, предчувствуя близкий приход в дом уже вражеских солдат.

Главу «Переправа» поэт посвятил тяжёлому труду и подвигу солдат на переправах через многочисленные реки. Кто-то после переправы останется жив и совершит подвиг на прибрежном плацдарме – тому слава, кто-то утонет в тёмной воде без следа, раненный осколком или убитый пулей посреди реки. На этом берегу ждут чуда, какой-нибудь весточки с того берега и вдруг дозорные сквозь иней на глазах среди реки видят, что-то плывёт: то ли чурка, то ли бочка, а может мертвец? Но мертвец выплыл бы  в полной выкладке, в шинели,  а тут плывёт без гимнастёрки! Оказалось, это переплыл голый боец Василий Тёркин, ему ледяной водой свело зубы и губы. Подхватили, надели обмундирование и валенки и приказали бежать, чтобы согрелся. В землянке его растёрли спиртом,  дали выпить  стопку и он доложил: «Взвод на правом берегу Жив-здоров назло врагу!», только командир взвода просит ударить артиллерией, а после и они пойдут в атаку и обеспечат переправу остальным подразделениям полка. Тёркин просит налить вторую стопку, а на замечание генерала, что две стопки – это много, боец отвечает: «так два ж конца!» Он готов плыть на помощь к своим товарищам на том берегу, то есть повторить свой подвиг.  Поэт завершает главу словами о конечном смысле боя и всей войны для советских солдат: «Переправа, переправа! Пушки бьют в кромешной мгле. Бой идёт святой и правый. Смертный бой не ради славы, ради жизни на земле». Солдаты погибают, чтобы жили другие, чтобы жил весь народ…[1, с. 20-27].

В короткой главе «О войне» Твардовский говорит за своего героя, что он «большой любитель жить лет до девяноста», но война разом отменяет все мирные планы: «Грянул год, пришёл черёд, нынче мы в ответе за Россию, за народ и за всё на свете». И от этой войны некуда податься, и не доказать, что твоя хата с краю. «На войне себя забудь, Помни честь, однако, Рвись до дела – грудь на грудь, Драка – значит, драка!»  В этих немногих словах – весь русский человек, честный, самозабвенный и упорный в бою. И если боец отставил всё позади, поставил на мирной жизни  конец – он тот, который в бою не сдаст, пойдёт хоть в огонь, а задачу выполнит, да ещё и останется живой. Вот такой боец и нужен, который дерётся до последнего, а смерть пришла, то принимает свой жребий спокойно [1, с. 27-29].

Начало главы «Тёркин ранен» – описание зимней картины изувеченной русской земли, о суровом быте солдат, часто не имевших возможности согреться у огня на морозе. Поэт говорит, что бойцы даже нещадную стужу не бранили, «Лишь бы немцу было хуже, О себе ли речь там шла! И желал наш добрый парень: Пусть помёрзнет немец-барин, Немец-барин не привык, Русский стерпит – он мужик». Оправдания побеждённых, что их победил генерал Мороз, а не русская армия, здесь как раз выглядят жалко: на морозе самим русским доставалось не меньше, если не больше! Тёркина послали установить связь со своей артиллерией: рота лежит на чёрном снегу под огнём вражеской артиллерии и не может поднять головы.

Радость на сердце бойца, когда начинает бить своя артиллерия: сначала ахнет полковая пушка, а потом и дивизионная ухнет и пойдёт расчищать поле от вражеских солдат, пулемётов и пушек для родной пехоты.  И пойдёт крушить всё в округе: деревушку, дом или блиндаж. И русское присловье в адрес вражеских сил: «врёшь, не высидишь – отдашь!». А кто ещё живой остался, так русскую штыковую атаку никто не выдерживает. Вслед за стрелковой ротой Тёркин тянет провод, взвод идёт в атаку за огневым валом артиллерии, а Тёркин прямо за взводом кладёт провод в снег, но попадает под обстрел своей артиллерии и прячется в захваченный немецкий блиндаж.

Тёркин ранен, вдобавок содрогнулась земля – вблизи рвутся снаряды советской тяжёлой артиллерии, и солдат подумал: теперь ему каюк. Тёркин ещё и оглушён, и в голове мелькнула мысль: что ж ты, Тула (позывной артиллерии), бьёшь по мне, «тут же свой боец живой». Бьётся мысль: «Тула, Тула – это ж я, Тула … Родина моя!..» Из рукава течёт кровь, сапоги мокрые, а помирать от своих снарядов никак не хочется! Жизнь еще манит бойца и ему малость хочется пожить, погреться на лежанке да портянки просушить. Небольшие радости в голове у Тёркина, но это они сейчас держат на свете, дают надежду и не дают сразу скиснуть и прощаться с жизнью.

Сутки держал оборону раненый боец, пока в развороченный дзот не заглянули наши танкисты проверить, не притаился ли там вражеский расчёт орудия или немец с автоматом. В самый срок для истекающего кровью бойца пришла помощь! В снежной пыли ехал по бездорожью танк и башенный стрелок в обнимку держал потерявшего сознание Тёркина, чтобы не било его об железо, укрывая своей одеждой и грея своим дыханием – и не было ему дела, что, быть может, уже и не встретит спасённого бойца никогда! И автор подводит итог главе: «Свет пройди, – нигде не сыщешь, Не случалось видеть мне Дружбы той святей и чище, Что бывает на войне» [1, с. 29-37].

В  маленькой главке «О награде» герой рассуждает о награде: она ему очень нужна будет после войны. Орден можно и не получить, а медаль будет в самый раз, чтобы все видели: человек пришёл с войны с наградой, значит воевал честно, как отцы в прошлую германскую войну, приходившие с фронта с Георгиевскими крестами и медалями. И поскольку он холост, то нашёл бы  вечёрку в окрестных деревнях, закурил бы не махорку, а достал папиросу «Казбека» и угощал бы других. Отвечал бы на вопросы земляков о войне не вдруг, шутил бы со всеми, и чтобы в это самое время была среди них девушка, которая его ждала и которая на душе у него. Автор ведёт с героем раздумчивый разговор, как с другом или братом: загадал ты, Тёркин, много, но вся война ещё впереди и не на один год: почки станут листвой, потом снова набухнут почки, да и в родной смоленский край письма не идут: там ещё враг и родные края ждут освобождения. Автор напоминает герою, что у него нет права и дороги побывать  в родном селе, пока идет война и в конце главки рефрен всей поэмы: «Страшный бой идёт, кровавый, Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле» [1, с. 37-39].

Глава «Гармонь» показывает случайные встречи и отношения бойцов на прифронтовой дороге. Тёркин пешком возвращался из госпиталя в свою часть и обморозил себе щёки. Мимо ехала трёхтонка, водитель притормозил, в кабине зашел разговор с перекуром. Затем им встретилась застрявшая колонная и шофер уснул прямо за баранкой, а пассажир вышел на дорогу. Под злым ветром бойцам надо бы согреться, да нет гармони. И танкисты предложили гармонь погибшего товарища, пехотинец сыграл, и сразу стало ясно: гармонист! Заморозил пальцы гармонист, надел перчатку, да его снова просят сыграть, но не вальсы, а плясовую и пошли плясуны парами в круг наступать друг на друга!  И пошли ломать коленца, словно на вечёрке в праздник, и посыпались частушки и прибаутки, а автор припечатывает в лад им: «Хоть бы что ребятам этим, С места – в воду и в огонь. Всё, что может быть на свете, Хоть бы что – гудит гармонь». И танкисты гармонисту вопрос: «А не тебя ли мы из боя доставляли в санбат?»  Боец ответил, что это могло  быть. Ему другая дорога, а танкисты: «Знаешь что, брат, бери гармонь с собой, весели свою пехоту. Это и будет память нашему командиру». Тут команда «По машинам!» – и  снова дорога по увалам и горкам, среди елей и снегов. А гармонист едет дальше – это был боец Василий Тёркин [1, с. 39-46].

Автор не объяснял, что произошло на стоянке между бойцами, а между словами сказал главное: на войне люди остаются людьми, и душа у них не отмирает, а хочет всего, что есть в иной, мирной жизни. И с такими бойцами, которые в огонь и в воду, из пляски хоть сразу в бой – разве их можно победить, разве с ними можно проиграть войну? Отдых с пляской под гармонь  - совершенно в русском духе: случайная кратковременная разгрузка от тяжёлого солдатского труда на фронте.

Встречу двух солдат, воевавших с немцами – на Первой мировой и на Великой Отечественной – Твардовский описал в главе «Два солдата». Тёркин в трёх верстах от войны в хате у старого солдата как опытный плотник делает разводку старой хозяйской пиле, починяет часы-ходики, стоявшие с прошлой германской войны. Потом Тёркин подбивает скупую бабку на угощение:   немцев не было, значит, сало есть и готов угадать, где оно лежит в избе. Дед опять тишком гостя толкает с тем же присловьем. Бабка вытаскивает сало из-под замка и с оханьем прибавляет два яйца. Но ведь к такой закуске по-русски полагается и выпивка и наливает из своей фляжки.  Твардовский явно обыгрывает сюжет русской сказки про солдата «Каша из топора» на свой лад, а там про солдатскую находчивость. И про мастеровитость солдатскую тоже: на всё горазд русский солдат!

А дальше завели два солдата беседу о фронтовом быте. Воевавший на фронте в Первую мировую войну хозяин не принимает валенки: их в землянке негде сушить, а вот сапоги и портянки  в самый раз – и тогда солдат в них бог! Дальше про осколки  в каше, что не было в ту войну бомбёжек, но вот есть ли сейчас на фронте вошь, которую они кормили? Улыбается Тёркин и говорит: частично есть. Хотя на войне и у немцев, и у наших в окопах, особенно в окружении, вшей хватало. Но главный вопрос, волнующий старого солдата: побьём ли мы немца или не побьём? Тёркин наелся, всю сковородку вычистил, отдал поклон старику и старухе, подпоясался, оглядел избу и у самой двери сказал: «Побьём, отец!» В поле крутит вьюга-завируха, рядом гремит война, старики выглядывают в окно. А Василий Тёркин против ветра, грудью налегая вперёд, идёт по снегам. Идёт бить немца [1, с. 46-52].

В главе «Кто стрелял?» речь идёт о том, как Василий Тёркин из винтовки подбил немецкий самолёт. На фронте весна, летают майские жуки, растревожив молодых солдат воспоминаниями о мирном времени, о  доме, о выводе коней  в ночное,  о танцах на деревенском «пятачке», поцелуях в березняке. И тут же бойцы услышали звук пикирующего бомбардировщика, ждут бомбёжки, стараясь унять дрожь  в зубах. Самолёт с рёвом ныряет вниз и все по команде ложатся. И в качестве фона – рассуждение в сторону, когда легче гибнуть на войне? Смерть есть смерть, и её прихода когда-нибудь ожидают все. Но в бою она приходит, когда её не ждёшь, и хочется ещё пожить.  Летом жизни жалко, потому что всё кругом цветёт. Осенью неохота лежать в грязи,  в окопной глине. Зимой земля как камень и тебя на два метра привалит комками. Ну, а весной смерть горше всего, душу рвёт от такой мысли. Все вокруг вжимаются в землю, а Тёркин с колена из винтовки сбивает самолёт – и по присловью сержанта, вот тебе орден, как с куста, вместо просимой медали…

Война – тяжёлый, неизбывный труд солдата, часто без отдыха и сна, в обнимку со смертью, но с верой в победу и во встречу с родными и близкими после победы.

Библиографический список:                   

Твардовский А.Т. Поэмы. – М.: Издательство «Книжная палата», 1987. – 336 с.

Ахматова А.А. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. Стихотворения и поэмы. Вступ. ст. М. Дудина; Сост., подг. текста и коммент. В. Черных. – М.: Худож. лит, 1986. – 511 с.

Воспоминания об А. Твардовском: сборник / сост. М.И. Твардовская. М.: Сов. писатель, 1978.

Столяров О.О. История замысла поэмы А.Т. Твардовского «Василий Тёркин» / Отечественная словесность о войне. Проблема национального сознания : К 70-летию Победы в Великой Отечественной войне : Материалы XX Шешуковских чтений / под ред. Л.А. Трубиной. — Москва : МПГУ, 2015. –  408 с.

Статья опубликована в сборнике научной конференции «Россия и мировые тенденции развития -2019», г. Омск.

Автор: Василий Шишкин

Часть IV. Выбор

25. Ошибки Бернулли

В начале 1970-х годов Амос вручил мне брошюру швейцарского экономиста Бруно Фрея, где обсуждались психологические аспекты экономической теории. Я помню даже цвет обложки – темно-красный. Бруно Фрей почти и не вспоминает эту статью, но я все еще могу по памяти воспроизвести первое предложение: «Агент экономической теории рационален, эгоистичен, и его вкусы не меняются».

Я поразился. Мои коллеги-экономисты работали в соседнем здании, но я не предполагал, насколько разнятся наши интеллектуальные миры. Для психолога самоочевидно, что человек ни полностью рационален, ни полностью эгоистичен и что его вкусы никоим образом не ста- бильны. Казалось, что наши науки изучают представителей двух разных видов; эти виды пове- денческий экономист Ричард Талер назвал впоследствии «эконы» и «гуманы».

В отличие от эконов, изучаемые психологами гуманы обладают Системой 1. Их взгляд на мир ограничен информацией, доступной в настоящий момент (принцип WYSIATI), и, сле- довательно, они не могут быть столь же последовательными и логичными, как эконы. Иногда они щедры, часто горят желанием помочь группе, в которую входят, и зачастую не ведают, что им понравится в следующем году или даже завтра. Так появилась возможность интересного диалога между двумя областями науки. Я и не предполагал, что этот диалог определит мою карьеру.

Вскоре после того, как Амос показал мне статью Фрея, мы решили избрать темой нашего следующего проекта изучение принятия решений. Я почти ничего об этом не знал, но Амос – эксперт и звезда в этой области – сказал, что все объяснит. На выпускном курсе он стал соав- тором учебника «Математическая психология» и предложил мне прочесть оттуда несколько глав – в качестве введения.

Вскоре выяснилось, что предметом нашего изучения станет отношение человека к выбору в условиях риска и что нам предстоит найти ответ на конкретный вопрос: чем руко- водствуется человек в выборе между двух простых игр или между игрой и гарантированным результатом?

Простые игры (например, «вероятность 40 % выиграть 300 долларов») для исследовате- лей принятия решений – то же, что дрозофилы для генетиков. Выбор между такими играми представляет собой простую модель, обладающую всеми свойствами более сложных случаев принятия решений, которые стараются понять ученые. В игре отражен тот факт, что послед- ствия выбора никогда не бывают определенными. Даже якобы гарантированные исходы оста- ются неопределенными: подписывая договор на покупку квартиры, вы не знаете, за какую цену сможете ее впоследствии продать, и не можете предвидеть, что сын соседа вскоре начнет брать уроки игры на трубе. Любой значительный выбор, который мы делаем в жизни, содержит неко- торую неопределенность – именно поэтому исследователи принятия решений надеются, что данные, полученные при изучении смоделированных ситуаций, можно будет применить и в более интересных повседневных случаях. Но, разумеется, главная причина того, что теоретики изучают простые игры, – этим занимаются другие теоретики.

В данной области существует теория ожидаемой полезности (выгоды), на которой стро- ится модель рационального индивида и которая по сей день остается самой важной теорией социальных наук. Теория ожидаемой полезности не задумывалась как психологическая модель; она представляла логику выбора, основанную на элементарных правилах (аксиомах) рациональности. Рассмотрим пример.

Если вы предпочитаете яблоко банану,
то
вы предпочтете 10 %-ную вероятность выиграть яблоко 10 %-ной

вероятности выиграть банан.

Вместо яблока и банана можно взять любой объект выбора (включая игры), а вместо 10 % – любое значение вероятности. Математик Джон фон Нейман, один из величайших мыслите- лей ХХ века, и экономист Оскар Моргенштерн вывели свою теорию рационального выбора между играми из нескольких аксиом. Экономисты рассматривают двоякое применение тео- рии ожидаемой полезности: в качестве логики, предписывающей, как надо делать выбор, и в качестве описания того, как выбор делают эконы. Однако мы с Амосом, будучи психологами, начали изучение того, как гуманы делают рискованный выбор, не выдвигая никаких предпо- ложений об их рациональности.

Мы продолжали проводить долгие часы в ежедневных беседах – иногда в своих кабине- тах, иногда в ресторане, часто во время длительных прогулок по тихим иерусалимским улоч- кам. Как и при изучении суждений, мы начали с тщательной проверки собственных интуи- тивных предпочтений. Мы постоянно придумывали простые задачи по принятию решений и спрашивали себя, что бы мы предпочли.

Что бы вы предпочли?

А. Подбросить монетку. Если выпадет орел, вы получаете 100 долларов, если решка – не получаете ничего.

Б. Гарантированно получить 46 долларов.

Мы не пытались найти самый рациональный или самый выгодный выбор; мы хотели определить интуитивный выбор – тот, который сразу кажется привлекательным. Мы почти всегда выбирали один и тот же вариант. В данном примере мы оба выбрали бы гарантирован- ные деньги; возможно, и вы поступили бы так же. Когда мы уверенно соглашались в выборе, то считали – и, как выяснилось, почти всегда правильно, – что большинство людей разделит наш выбор, и двигались дальше, словно получив строгие доказательства. Конечно же, мы знали, что в дальнейшем нам придется подтвердить свои догадки, но в роли одновременно и экспе- риментаторов, и испытуемых мы могли быстро двигаться вперед.

Через пять лет после начала исследования игр мы завершили эссе под названием «Тео- рия перспектив: анализ принятия решений в условиях риска». Наша теория весьма напоми- нала теорию полезности, но отходила от нее в основе. Самое главное, наша модель была чисто описательной; ее цель заключалась в документировании и объяснении систематических нару- шений аксиом рациональности при выборе между играми. Мы отправили наше эссе в журнал Econometrica, публикующий значительные теоретические статьи по экономике и теории при- нятия решений. Выбор издания сыграл важную роль: опубликуй мы тот же материал в пси- хологическом журнале, он вряд ли что-то изменил бы в экономике. Впрочем, наше решение не было навеяно желанием повлиять на экономику; в журнале печатались лучшие статьи по теории принятия решений, и нам хотелось оказаться в такой выдающейся компании. В этом выборе, как и во многих других, нам повезло. Теория перспектив оказалась нашей самой зна- чительной работой, а наша статья остается одной из самых цитируемых в социальных науках. Два года спустя мы опубликовали в Science сообщение об эффектах фрейминга – значитель- ном изменении предпочтений, возникающем иногда при несущественных изменениях форму- лировки задачи.

За первые пять лет изучения принятия решений мы установили десяток фактов, относя- щихся к выбору между рискованными вариантами. Некоторые из обнаруженных фактов про- тиворечили теории ожидаемой полезности. Некоторые явления наблюдались и раньше, какие- то оказались новыми. Для объяснения собранных наблюдений мы создали теорию, модифици- рующую теорию ожидаемой полезности, и назвали ее теория перспектив.

Мы использовали подход из области психофизики – направления психологии, основан- ного немецким психологом и мистиком Густавом Фехнером (1801–1887). Фехнер посвятил свои исследования проблеме взаимоотношений души и материи. С одной стороны, суще- ствуют изменяемые физические величины: например, сила света, частота звука или количе- ство денег. С другой стороны, есть субъективное восприятие яркости, высоты или ценности. Таинственным образом изменение физической величины вызывает изменение интенсивности или качества субъективного ощущения. Целью Фехнера стало найти психофизические законы, связывающие субъективные величины в мозгу наблюдателя с объективными величинами мате- риального мира. Он предположил, что во многих случаях функция имеет логарифмический вид – то есть увеличение интенсивности стимула в определенное число раз (например, в 1,5 или в 10) всегда приводит к соответствующему увеличению по психологической шкале. Если увеличение силы звука с 10 до 100 единиц физической энергии увеличивает психологическую интенсивность на 4 единицы, то дальнейшее увеличение интенсивности стимула от 100 до 1000 также повысит психологическую интенсивность на 4 единицы.

Ошибка Бернулли

Как хорошо понимал Фехнер, он не первый пытался найти функцию, связывающую пси- хологическую интенсивность с физической силой стимула. В 1738 году швейцарский ученый Даниил Бернулли предвосхитил объяснения Фехнера и применил их к отношениям между психологической ценностью или желательностью денег (сейчас называемой «полезность») и реальным количеством денег. Он утверждал, что подарок в 10 дукатов обладает той же полез- ностью для человека, уже имеющего 100 дукатов, что и 20 дукатов – для обладателя 200 дука- тов. Бернулли был прав, разумеется: мы обычно говорим об изменениях дохода в процентах, например, когда говорим «ей дали 30 % прибавки». Идея в том, что 30 %-ная надбавка вызы- вает схожую психологическую реакцию у богатого и бедного, а прибавка 100 долларов – нет. Как в законе Фехнера, психологическая реакция на изменение размера богатства обратно про- порциональна исходному капиталу; отсюда следует вывод, что полезность – логарифмическая функция богатства. Если функция точна, одна и та же психологическая дистанция отделяет 100 тысяч долларов от 1 миллиона, а 10 миллионов – от 100 миллионов долларов.

Бернулли, основываясь на психологическом представлении о полезности богатства, пред- ложил радикально новый подход к оценке игр, ставший предметом обсуждения среди матема- тиков его времени. До Бернулли математики предполагали, что игры оцениваются по их ожи- даемой ценности: средневзвешенному значению возможных исходов, причем каждый исход взвешивается по его вероятности. Например, для утверждения:

«80 %-ная вероятность выиграть 100 долларов и 20 %-ная вероятность выиграть 10 долларов»

ожидаемая ценность составит 82 доллара (0,8 × 100 + 0,2 × 10).

Теперь спросите себя: что вы предпочли бы получить в подарок – такую игру или гаран- тированные 80 долларов? Почти все выберут гарантированные деньги. Если бы человек под- считал неопределенные перспективы по ожидаемой ценности, он выбрал бы игру, поскольку 82 доллара больше, чем 80. Бернулли указал, что в действительности игры так не оценивают.

Бернулли обнаружил, что, как правило, люди не любят рисковать (из-за шанса получить

худший из возможных исходов); если предложен выбор между игрой и суммой, равной ожидаемой ценности игры, то обычно выбирают гарантированную сумму. На самом деле прини- мающий решение человек, склонный к неприятию риска, выберет гарантированную сумму – пусть даже меньшую, чем ожидаемая ценность, – по сути застраховываясь от неопределенно- сти. Для объяснения этого неприятия риска Бернулли придумал психофизику за сто лет до Фехнера. Его идея была проста: решения базируются не на денежной, а на психологической ценности исходов, на их полезности. Психологическая ценность игры, таким образом, не равна средневзвешенному значению ее исходов в денежном выражении; это – среднее от полезностей исходов игры, взвешенных по их вероятности.

Таблица 3 показывает версию функции полезности, рассчитанной Бернулли; в ней пред- ставлены полезности разных уровней богатства, от 1 до 10 миллионов. Можно увидеть, что добавление 1 миллиона к богатству в 1 миллион вызывает увеличение полезности на 20 пунк- тов, но добавление 1 миллиона к капиталу в 9 миллионов добавляет только 4 пункта.

Таблица 3

Бернулли предположил, что (пользуясь современным языком) уменьшение предельной ценности богатства объясняет неприятие риска – обычный выбор людей в пользу гарантиро- ванной суммы по сравнению с благоприятной игрой с равной или чуть большей ожидаемой ценностью. Рассмотрим этот выбор.

Равные шансы получить 1 миллион или 7 миллионов – полезность: (10 + 84)/2 = 47
или
Гарантированно получить 4 миллиона – полезность: 60.

Ожидаемая ценность игры и «гарантированной суммы» равны в денежном выражении (4 миллиона), но психологическая полезность этих вариантов различна из-за снижающейся полезности богатства: увеличение полезности при росте богатства с 1 до 4 миллионов – 50 единиц, но такое же увеличение с 4 до 7 миллионов увеличивает полезность богатства только на 24 единицы. Полезность игры составляет 94/2 = 47 (полезность двух исходов, вероятность каждого – 1/2). Полезность 4 миллионов – 60. Поскольку 60 больше, чем 47, человек, исполь- зующий эту функцию полезности, предпочтет гарантированные деньги. Открытие Бернулли состояло в том, что человек, принимающий решение в рамках уменьшающейся предельной полезности богатства, будет избегать риска.

Эссе Бернулли – пример блестящей лаконичности. Он применил новое понятие – ожи- даемую полезность (названную им «моральное ожидание»), чтобы подсчитать, сколько согла- сится заплатить купец в Санкт-Петербурге за страхование груза пряностей из Амстердама, если «будет знать, что в это время года из ста кораблей, идущих из Амстердама в Санкт-Петербург, пять пропадают». Функция полезности пояснила, почему бедные люди покупают страховку и почему богатые продают ее беднякам. Как видно из таблицы, потеря одного миллиона озна- чает потерю 4 пунктов полезности (со 100 до 96) для того, у кого есть 10 миллионов, и гораздо более крупную потерю – 18 пунктов (с 48 до 30) – для обладателя 3 миллионов. Более бедный человек охотно заплатит за страховку, чтобы переложить риск на более богатого – в этом и состоит суть страхования. Бернулли также предложил решение знаменитого «санкт-петербург- ского парадокса», по которому люди, которым предлагают игру с бесконечной ожидаемой ценностью (в денежном выражении), готовы поставить только небольшую сумму. Что еще важнее, анализ подходов к риску в терминах предпочтений богатства выдержал проверку временем: он актуален в экономической науке почти триста лет спустя.

Долгая жизнь этой теории весьма примечательна, несмотря на то что в ней содержатся серьезные ошибки. В том, что теория выставляет напоказ, обнаружить ошибки сложно; они прячутся в том, что замалчивается или подразумевается. Например, рассмотрим такие ситуа- ции:

Сегодня у Джека и Джилл есть по 5 миллионов у каждого. Вчера у Джека был 1 миллион, а у Джилл – 9 миллионов. Одинаково ли они довольны? (Одинаковая ли у них полезность?)

Теория Бернулли полагает, что именно полезность богатства делает людей счастливее или несчастнее. У Джека и Джилл одинаковое богатство, так что теория утверждает, что они должны испытывать одинаковое удовольствие; однако не нужно обладать глубокими познани- ями в области психологии, чтобы понять, что Джек сегодня ликует, а Джилл – в отчаянии. Мы даже знаем, что Джек был бы намного счастливее Джилл, если бы у него сегодня оказалось 2 миллиона, а у Джилл – 5. Так что теория Бернулли ошибается.

Радость, которую испытывают Джек или Джилл, определяется последними изменениями их богатства относительно различных состояний, определяющих точку отсчета (1 миллион для Джека, 9 миллионов для Джилл). Эта зависимость от точки отсчета присутствует в ощущениях и восприятии. Один и тот же звук может восприниматься как очень громкий или довольно тихий – в зависимости от того, предшествовал ли ему шепот или рев. Чтобы предсказать субъ- ективное ощущение громкости, мало знать абсолютную энергию; нужно знать и исходный звук, с которым сравнивается текущий. Точно так же необходимо знать фон, чтобы предсказать, покажется ли серое пятно на странице темным или светлым. А прежде чем предсказывать полезность какой-то суммы, необходимо знать точку отсчета.

Еще один пример слабых мест теории Бернулли. Рассмотрим Энтони и Бетти.

Текущее состояние Энтони – 1 миллион. Текущее состояние Бетти – 4 миллиона.

Им обоим предлагают выбрать между игрой и гарантированной суммой.

Игра: равные шансы иметь в итоге 1 миллион или 4 миллиона или

Гарантированная сумма: 2 миллиона.

С точки зрения Бернулли, Энтони и Бетти стоят перед одним и тем же выбором: ожида- емое богатство составит 2,5 миллиона в случае игры и 2 миллиона, если они выберут гаран- тированные деньги. Бернулли, таким образом, предположил бы, что Энтони и Бетти сделают одинаковый выбор; но это предсказание неверно. Здесь теория не срабатывает, потому что не учитывает различные точки отсчета, с которых Энтони и Бетти оценивают варианты. Пред- ставьте себя на месте Энтони и Бетти, и вы быстро сообразите, что текущее состояние значит очень много. Вот примерный ход их мыслей:

Энтони (у которого сейчас 1 миллион): «Если я выберу гарантированные деньги, мое состояние удвоится. Это очень заманчиво. С другой стороны, я могу сыграть – с равными шансами получить вчетверо больше или не выиграть ничего».

Бетти (у которой 4 миллиона): «Если я выберу гарантированные деньги, я потеряю половину состояния – и это ужасно. С другой стороны, я могу сыграть – с равными шансами потерять три четверти состояния или не потерять ничего».

Легко понять, что Энтони и Бетти стоят перед разным выбором, потому что гарантиро- ванное обладание 2 миллионами принесет Энтони радость, а Бетти – горе. Обратите также внимание, как отличается гарантированный исход от худшего исхода игры: для Энтони это выбор между удвоением богатства и нулевым выигрышем; для Бетти – выбор между потерей половины состояния и потерей трех четвертей. Бетти, скорее всего, попытает счастья, как и все, кто выбирает из двух зол. В таком изложении истории ни Энтони, ни Бетти не рассуждают в терминах размера богатства; Энтони рассуждает о выигрыше, а Бетти – о потерях. Психо- логические исходы, которые они рассматривают, совершенно различны, хотя возможные раз- меры богатства одинаковы.

Поскольку в модели Бернулли отсутствует понятие точки отсчета, теория ожидаемой полезности не отражает очевидного факта: исход, благоприятный для Энтони, плох для Бетти. Эта модель может объяснить неприятие риска Энтони, но не может объяснить принятие риска и выбор игры у Бетти – поведение, часто наблюдаемое у предпринимателей и военачальников, когда приходится выбирать из двух зол.

Все это вполне очевидно, так ведь? Легко представить, что и сам Бернулли мог бы при- думать аналогичные примеры и создать для их объяснения более сложную теорию; почему-то он этого не сделал. Можно также представить, что коллеги-современники спорили с ним или ученые поздних времен высказывали сомнения, читая эссе; почему-то и они этого не сделали.

Проблема в том, как объяснить долговечность концепции полезности исходов, легко опровергаемой очевидными примерами. По-моему, это следствие недостатка мышления, при- сущего ученым, который я неоднократно замечал и у себя. Подобная «вызванная теорией слепота» возникает, когда принятую теорию начинают использовать в качестве инструмента мышления – становится невероятно сложно заметить недостатки этой теории. Встретив наблю- дение, не укладывающееся в модель, вы предполагаете, что ему есть прекрасное объяснение, которое вы случайно пропустили. Все сомнения вы трактуете в пользу теории, доверяя сооб- ществу специалистов, принявших ее. Многие ученые, размышляя над примерами, сходными с историями Энтони и Бетти или Джека и Джилл, вскользь замечали, что эти истории не согла- суются с теорией полезности, однако не развивали идею до логического конца и не говорили: «Теория имеет серьезный недостаток: она игнорирует факт, что полезность зависит от истории богатства человека, а не только от текущего состояния». Как обнаружил психолог Дэниел Гил- берт, неверие – тяжкий труд, а Система 2 быстро утомляется.

Разговоры об ошибках Бернулли

«Он был очень доволен премией в 20 тысяч долларов три года назад, но его зарплата с тех пор выросла на 20 %, так что для получения той же выгоды ему нужна премия побольше».

«Оба кандидата готовы согласиться на предложенную зарплату, но они получат неодинаковое удовлетворение, потому что у них разные точки отсчета. У нее сейчас зарплата выше».

«Она подала на алименты. Вообще-то она согласилась бы на мировую, но он хочет решить вопрос в суде. И неудивительно: она в любом случае выиграет, поэтому уклоняется от риска. Для него, с другой стороны, все варианты плохие, и он готов рискнуть».