[svoboda] Статья: Кто родные, а кто - чужие?

Кто же родные, а кто - чужие?
Автор: Виктор КОЖЕМЯКО. Правдист с 1963 года.
О бесчеловечности и хищничестве ненадлежащих наследников
Родные люди - это кто? Находящиеся в некой степени кровной связи? Однако жизнь
всё чаще демонстрирует ситуации, когда при документах, такую связь подтверждающих,
обладателей их назвать родными никак нельзя. Дочь бросает старого отца-инвалида
на произвол судьбы. Брат не желает поступиться ни деньгами, ни личным спокойствием,
чтобы хоть немного помочь брату, которому потребовалось срочное лечение. Младшая
сестра не проявляет ни малейшей заботы о старшей, оказавшейся в беспомощном состоянии.
Ну какие же они родные? Тем не менее, когда возникает притягательное для многих
слово <наследство>, родственную связь не просто вспоминают, а сразу выдвигают
на первый план. И тут сталкиваешься с поворотами, прямо-таки потрясающими. Все
три примера, которые я привёл выше, абсолютно конкретные. Расскажу несколько
подробнее хотя бы о двух.
<Дочь>, которую невозможно назвать дочерью
В редакции <Правды> много лет работал очень известный журналист Давид Иосифович
Новоплянский. Фронтовик, инвалид Великой Отечественной, он за время своей корреспондентской
деятельности и в нашей газете, и ранее в <Комсомольской правде> помог огромному
числу людей. Помню, в предпраздничные дни стол его каждый раз был буквально завален
кипами поздравительных писем, открыток, телеграмм, и большинство - от благодарных
читателей, в том числе от тех, кого он защитил и поддержал в трудном для них
положении.
Тогда он даже не думал, наверное, что ему самому остро могут понадобиться поддержка
и помощь. Но старость, увы, приходит ко всем, кто до неё доживает, а вместе со
старостью нередко - и полная беспомощность. Хотя наш старший товарищ держался
по-солдатски стойко и после наступления пенсионного возраста ещё долго с успехом
работал, не миновала его чаша сия. Настал в конце концов тот горький срок, когда
сам он обслуживать себя уже не мог.
Как же быть? Отправляться в интернат ему очень не хотелось. Жена давно умерла,
но мы знали, что у него есть дочь. Может быть, она возьмёт отца к себе или сама
переедет к нему? Однако едва я завёл разговор об этом, Давид Иосифович отрицательно
покачал головой, а потом сказал:
- Ничего не выйдет. Она бросила меня. Уже много лет не звонит, не показывается
и на письма давным-давно перестала отвечать.
- Но кто же будет ухаживать за вами?
- Катя, конечно. Она ведь и так много для меня делает, а теперь согласна поселиться
у меня, чтобы помогать.
С Катей мы когда-то познакомились у него дома. В своё время она работала корректором
в <Комсомолке>, где он был спецкором, и с тех давних пор продолжались их отношения.
Разумеется, в характер этих отношений я не вникал, но, приезжая к самому уважаемому
из старших коллег в его однокомнатную квартиру близ метро <Сокол>, нередко встречал
там Катю, а для меня - Екатерину Петровну. И видел, что она действительно много
или даже всё делала для него в бытовом отношении: готовила еду, стирала бельё,
убирала в квартире и на лестничной площадке. Ему с хромой ногой и редакционной
занятостью по горло это и тогда было непосильно, а теперь-то уж о чём говорить.
Словом, Катя (буду называть её так, как он называл), хотя сама уже вошла к этому
времени в преклонный возраст, самоотверженно взяла на себя весь груз забот о
старом, больном и, судя по всему, дорогом для неё человеке, переехав к нему по
его просьбе. Всё это я знал, видел, как и некоторые другие мои коллеги, навещавшие
Давида Иосифовича в те годы. И все мы, его товарищи, были ей безмерно благодарны.
Но что дальше? Чем кончилось? А кончилось плохо. Не только потому, что с Давидом
Иосифовичем нам пришлось прощаться: когда-то это должно было произойти. Плохо
или даже скверно обернулось всё в нравственном отношении.
Вскоре после того, как мы захоронили урну с прахом товарища в колумбарии на Ваганьковском,
Катя сообщила, что объявилась дочь Новоплянского. Объявилась и требует через
суд, чтобы та освободила квартиру от своего присутствия.
Надо же! Десятки лет не было от неё ни слуху, ни духу, но, оказывается, каким-то
образом отслеживала, когда отец умрёт. С единственной целью: не упустить квартиру,
которая после него останется. Между тем Давид Иосифович не написал никакого завещания.
Можно даже упрекнуть его, что в последние годы не оформил юридически квартиру
в пользу Кати, которая, с нашей точки зрения, единственная заслуживала на это
право. Но так уж получилось.
Несколько человек из редакции свидетельствовали в суде, как проявили себя две
эти женщины. Да, родная вроде бы дочь, с документом о рождении, но отца бесчеловечно
забыла. А не имевшая формальных документов о родстве отнеслась к нему как истинно
родной человек. На чьей же стороне преимущество в этом, как говорится, имущественном
споре? Мы даже считали и говорили в суде (убеждены до сих пор!), что такая <дочь>
заслуживает не награды в виде квартиры, а осуждения за бесчеловечность.
Однако суд иначе решил. С нравственной точки зрения - вопиюще несправедливо.
Ныне часто говорят, очень часто: нравственный подход, мол, это одно, а юридический
- совсем другое. Но можно ли считать такое нормальным? Почему так должно быть?
Разве не служит утверждению полной безнравственности в обществе, которая и без
того сегодня зашкаливает, судебная поддержка, то есть фактически поощрение, явной,
очевидной, кричащей безнравственности? Ведь если говорить о данном случае, имеется
юридическое и вполне подходящее к этой ситуации понятие: <ненадлежащий наследник>.
Дочь Новоплянского, которую мы видели единственный раз - в суде, после решения
в свою пользу немедленно продала квартиру каким-то грузинам и отбыла в неизвестном
направлении.
А это <сестра> и её внуки
У меня да и у всех прикоснувшихся тогда к столь несправедливой истории остался
в душе тяжкий осадок. И не представлял, что осадок этот может стать ещё тяжелее,
а я через несколько лет (по аналогичному делу!) буду в суде уже не свидетелем,
а ответчиком.
Место действия теперь - Подмосковье, Истринский район. Здесь в далёкие 60-е годы
прошлого века, когда ширилось развитие садоводческих товариществ, коллективу
редакции <Правды> была выделена земля для освоения желающими. Как правило, на
семью приходились обычные тогда 6 соток, где можно было строить небольшой домик,
растить сад и ухаживать за огородом, то есть от редакционной работы отдыхать.
Наше товарищество стало называться <Правдист-1>, а у коллектива издательства
<Правда> - <Правдист-2>.
Названия сохранились до сего дня, но многое сильно изменилось со временем. Самое
главное - почти уже нет тех, кого называли правдистами. А прежде чем уйти из
жизни, кто-то переживал свою драму, похожую подчас на ту, что пережил Давид Новоплянский.
Драма старческой беспомощности всё более надвигалась и на мою хорошую знакомую
с начала освоения участков Софью Андреевну Сапожникову. Жила она вдвоём со своей
давней подругой Ириной Михайловной Лобанихиной, владелицей этого дома и участка,
и я вместе с женой часто бывал у них в гостях, а они у нас. Было о чём поговорить,
ибо интересы во многом совпадали.
Итак, разговоры на самые разные темы, воспоминания, обмен интересными книгами,
садоводческим опытом, общее застолье. Вместе отмечали праздники, и особенно нравилось
всем нам встречать в этих снегах Новый год, когда на участках, кроме нас, кажется,
не было никого. Софья Андреевна, одарённая замечательным голосом и уникальным
слухом, великолепно пела, мы подпевали как могли, и это нас тоже душевно сближало.
Однако возраст давал о себе знать беспощадно. Мы всё время нашей дружбы (а это
больше тридцати лет!) старались им помогать - с дровами, водой, делами по дому
и на участке, где они жили круглый год. Но теперь требовалась не просто помощь,
нужен был уход постоянный. И по их просьбе жене моей пришлось жить у них в доме,
чтобы этот уход обеспечивать.
Мог бы обеспечить его кто-то другой? Позднее выяснилось, что у Софьи Андреевны
есть младшая сестра, живущая в Химках, и у неё дочь и внуки. Сестра-то есть,
да отношений - никаких. Однажды я попробовал обмолвиться о ней, но Софья Андреевна
с крайней неприязнью прервала разговор. Да что там, если за все годы нашей дружбы
никто из них не только ни разу не навестил свою стареющую родственницу, но даже
не поинтересовался, как она себя чувствует.
Хотя потом окажется: интересовались, но: весьма своеобразно. И вот это, как и
в случае с дочерью Новоплянского, станет для меня самым поразительным во всём,
что произошло.
Первой умерла Ирина, и мы вместе с несколькими соседями её похоронили. Потом
грянуло несчастье с Софьей: неловко спустилась с кровати и сломала шейку бедра.
Её отвезли в больницу, навещали, думали, как лучше организовать жизнь дальше.
Но однажды, приехав туда, я узнаю: Сапожникову забрали родственники.
Выкрали. У меня сразу возникло тогда в голове такое слово, а дальнейшие события
это полностью подтвердили. Судите сами. Ведь если у тех, кто формально числится
родными, вдруг проснулась совесть, и они решили взять на себя заботу о сестре,
тёте, бабушке, чего же проще приехать к ней домой и начать эту заботу проявлять.
Но нет же! Всё происходит в тайне. Отслеживают тайно, что она попала в больницу.
Тайно её оттуда крадут и потом тщательно скрывают - так, что мы не могли даже
ни разу увидеться с ней.
Зачем же всё это? Почему? Да потому, что думали эти люди (или нелюди) совсем
не о бабушке, тёте, сестре. Они думали о другом - о куске земли и доме на садовом
участке, которыми во что бы то ни стало должны завладеть. Точно так же дочь Новоплянского
думала не об отце, а о квартире, и во имя неё <отслеживала ситуацию>, а когда
час пробил, сразу явилась.
Конечно же, <родственники> (беру это слово в кавычки) похитили и спрятали человека,
чтобы за его подписью не появился какой-то имущественный документ не в их пользу.
Ужасно! И ради этого лишили человека лечения, обрекли на страдания, на невероятные
боли, о чём рассказала нам одна из соседок.
А с нами не было даже попытки нормально поговорить. Мысленно ставил себя на их
место: вот если бы мою сестру или бабушку кто-то обихаживал столько лет, как
я поступил бы? Благодарил и благодарил! Да любой более или менее нормальный человек,
по-моему, именно это и сделал бы. Но до чего же доводит людей разгоревшийся собственнический
инстинкт! Это уж действительно не люди, а хищники.
Как поступает Дзех (такая фамилия у троих внучатых племянников Софьи Сапожниковой)?
В 12 часов ночи (!) врывается в дом с несколькими мужчинами в милицейской форме,
которые требуют, чтобы я дом немедленно покинул. Когда же я говорю, что лучше
бы во всём разобраться днём, а не ночью, меня хватают под руки и, пиная, волокут
к машине.
Вот так впервые увидел я одного из родственников дорогой моему сердцу Софьи Андреевны,
к тому времени, как мне стало известно, из жизни ушедшей. Кто он, где работает,
чем занимается, я подробно не выяснял. Вроде бы все трое братьев имеют отношение
к силовым структурам, что похоже на правду. Ведь тогда, ночью, Вадим Дзех привёз
с собой не просто милиционеров, а так называемую ГНР - группу немедленного реагирования,
направляемую на место преступления обычно в экстренных ситуациях. А здесь что
же экстренного? Однако моё обращение в Истринское УВД осталось фактически безответным.
Не было никакой реакции и после того, как в наше отсутствие этот самый Вадим
Дзех взломал замок и проник в дом; и когда он же и его брат налетели на меня
с кулаками и пинками, грозя убить. Думаю, такое может сходить с рук лишь тем,
кого правоохранительные органы сознательно выгораживают.
Вот и суд, Истринский городской. Я уже пытался узаконить здесь свои права на
этот участок и дом, но сложившаяся практика здешних судей и Мособлсуда во главе
с В.М. Волошиным не позволяет это сделать.
Предъявляются сейчас свидетельства о государственной регистрации права на земельный
участок для садоводства и жилое строение (садовый дом), выданные нотариусом Химкинского
нотариального округа Дзеху Александру Петровичу. Основания - свидетельства о
праве на наследство по завещанию. Но разве в данном случае, принимая к сведению
всё, что я рассказал, суд не должен выяснить и учесть историю происхождения этого
завещания - можно сказать, криминальную историю? И разве, зная о реальном отношении
<родственников> к Софье Андреевне Сапожниковой на протяжении многих лет, об их
бесчеловечности, особенно в последние годы её жизни, суд не должен рассматривать
этих <родственников> как ненадлежащих наследников?
Повторю ещё раз: совершенно ненормально, если нравственная оценка и юридическая
расходятся. Недопустимо, чтобы суд поддерживал бесчеловечность и хищничество,
не наказывая, а награждая за это.
И немного про пособников
Да, у хищников есть пособники. На разных уровнях. Совершенно очевидна для меня
коррупционная составляющая этого дела, проникшая и в руководство нашего товарищества,
которое, увы, уже более двух десятков лет по резко изменившимся отношениям между
людьми товариществом фактически перестало быть.
Представьте себе, когда вопрос с участком и домом окончательно ещё не был решён,
В.П. Дзех является к тогдашнему председателю правления СНТ <Правдист-1> Е.К.
Артюховой, и она единолично <принимает> его бабушку в члены кооператива. Официально,
занеся соответствующий пункт в протокол общего собрания, которое такой вопрос
никогда не обсуждало. Что же это, как не подлог?
А вот факт второй. В исковом заявлении А.П. Дзеха, поданном сейчас в суд, есть
ссылка на справку нынешнего председателя правления В.С. Соловьёва. Я глазам своим
не поверил: утверждается, будто мы <не осуществляли оплату членских взносов и
электроэнергии за участок ? 79>. Но это - чудовищная ложь! И <справку> такую,
как я полагаю, можно объяснить лишь сговором Дзехов и Соловьёва. К сожалению,
в СНТ за последние годы стало правилом, что участки продаются лишь тем, кому
захочет председатель. Не исключено, в данном случае он и сам заинтересован стать
покупателем.
До чего же опускаются люди: Этот самый Виктор Соловьёв - сын моего многолетнего
товарища по работе в <Правде> Семёна Дмитриевича Соловьёва, которого мы проводили
в последний путь осенью 1994-го. Честный, совестливый был человек. А сын?! Впрочем,
он ведь не правдист - то ли предприниматель, то ли обслуживает предпринимателей.
Совсем иное дело:

С уважением
Нина.