Новости

«Хочу, чтобы мы не скатывались на то, что результат сборной — из-за лимита. Это совсем не так», — сказал Мутко в эфире телеканала «Матч-ТВ».

В настоящее время в матчах чемпионата России среди команд клубов премьер-лиши на поле в составе одной команды могут находиться одновременно не более пяти легионеров, то есть футболистов, у которых нет права играть за сборную России. 

При поддержке:

Новости

«Белых не отрицает получение денег, но говорит, что они предназначались для нужд города. Вина Белых подтверждаются результатами ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий — ИФ) и оперативным экспериментом. Очевидцы указали на него как на лицо совершившее преступление, на нем были следы преступления», — сказал следователь на заседании в Басманном суде в Москве 25 июня. На заседании решается вопрос об аресте губернатора.

Белых не признал вину во взятке и заявил, что готов активно сотрудничать со следствием. «Никаких взяток не брал, не беру и для граждан Германии исключения делать не собираюсь. Никакой преступной деятельности не вел и вести не собираюсь», — сказал губернатор.

Президент России Владимир Путин знает о задержании Белых, но полиция не консультировалась с ним по этому вопросу и работает самостоятельно, сообщил пресс-секретарь главы государства Дмитрий Песков. «Решение будет принимать президент, в какой момент отрешать от должности, я сейчас не могу такое решение анонсировать, потому что это его решение. В целом по вопросу Белых можно сказать одно: следствие расследует, обвинение обвиняет, и защита защищает. И у всех есть предусмотренные законом права соответствующие — до решения суда никого ни в чем назвать виновным нельзя», — добавил он.

Белых задержали 24 июня в баре на 21-м этаже комплекса «Лотте-плаза» в Москве. Следователи заявили, что задержали Белых при получении взятки и опубликовали соответствующие фотографии. В тот же день в администрации Кировской области провели обыски.

По версии следователей, губернатор лично и через посредника получил 400 тысяч евро за совершение действие в пользу компаний «Нововятский лыжный комбинат» и «Лесохозяйственная управляющая компания» и за общее покровительство. Одним из совладельцев «Лесохозяйственной управляющей компании» была компания «Кировлес», которая фигурировала в уголовном деле против лидера Партии прогресса Алексея Навального. В 2010 году «Кировлес» был соучредителем фирмы и владельцем 25 процентов ее акций. В 2015 году 100 процентов акций фирмы перешли компании «Аксилен Холдингс Лимитед», зарегистрированной на Кипре. 

Навальный в своем блоге сказал, что ему сложно представить, чтобы Белых «вот так получал взятку». «Наличными. В московском ресторане. Да еще и пальцы светятся в ультрафиолете, он что там, сидел в "Лотте-плазе" и пересчитывал купюры по сто евро?» — написал оппозиционер. Он добавил, что это «сильно на него не похоже». Навальный отметил, что последний раз общался с губернатором в 2010 году и не испытывает к нему дружеских, приятельских и любых других теплых чувств после «дела Кировлеса». 

Новости

Мутко сообщил, что Международный олимпийский комитет и Международная легкоатлетическая ассоциация (IAAF) разрешили спортсменам подавать заявки, если они докажут свою чистоту от допинга. Однако Мутко неизвестно, как доказывать свою чистоту.

«У них как минимум по три допинг-пробы сделаны Британской антидопинговой службой, и они чистые. И параллельно он подадут для подтверждения своей чистоты в Спортивный арбитражный суд заявления. И эта тема уйдет», — сказал министр. Он ожидает от IAAF более четких критериев восстановления Всероссийской федерации легкой атлетики.

По словам министра, IAAF не нравится то, что российские спортсмены отказываются говорить, кто их склонил к допингу. «Вот эти тезисы и термины "Вы очень много сделали, но вам еще надо сделать...", крайне сложно на это реагировать. Или: "Вы проделали большую работу, но вместе с тем вам еще нужно культуру поменять". Конечно, нам надо культуру поменять! Они провели интервью до одной тысячи спортсменов, наши уличенные (в допинге) не говорят о том, кто их побудил к этому. Они делают вывод, что это некая культура», — сказал Мутко.

Российскую антидопинговую лабораторию может возглавить испанец, рассказал министр. 24 июня Мутко беседовал с ним. С января российских спортсменов проверяет на допинг Британская антидопинговая служба, которой Россия платит каждый месяц 32 тысячи фунтов. За это время служба, по данным министра, взяла 3,5 тысячи проб, из которых положительными оказались всего четыре.

Мутко заявил, что готов уйти в отставку, если национальная олимпийская сборная не попадет на Игры в Рио-де-Жанейро. «Не я побуждаю спортсменов употреблять допинг, но если есть сбои, значит, я неправильно работаю. Думаю, что доля моей вины в том, что произошло (в российском спорте — ИФ) достаточная, я готов нести за это полную ответственность», — признал он. При этом чиновник добавил, что развитие физкультуры и спорта — это «такая отрасль, кого ни посади, он будет уходить в отставку после каждого чемпионата мира».

Летние Олимпийские игры в Рио-де-Жанейро пройдут с 5 по 21 августа. Паралимпийские игры пройдут с 7 по 18 сентября. 

#03 (87) июнь-август 2016

Проезжая по улице Большая Якиманка, невозможно не заметить довольно помпезное четырнадцатиэтажное здание из красного кирпича с не требующей никаких комментариев вывеской – «Президент-отель». Но эта надпись появилась на фасаде лишь в 1992 году. До этого дом был безымянным, но всем, кому надо, было известно: это гостиница «Октябрьская», принадлежащая Управлению делами ЦК КПСС. Построено чудо советского гостиничного хозяйства было в 1983 году для приема дружественных партийных деятелей и делегаций из социалистических, братских и даже капиталистических стран. Ранее их размещали в небольшом отеле в Плотниковом переулке и частично в нынешнем «Марко Поло Пресня», тогда «Краснопресненской», но мест вечно не хватало, да и уровень комфорта там явно не соответствовал амбициям страны, декларирующей себя сверхдержавой. И в этом оазисе я, можно сказать, не преувеличивая, прожил семь лет…

В начале восьмидесятых затейливый пируэт судьбы забросил меня, преподавателя русского для иностранцев в МИСИ, в партийный санаторий ЦК КПСС города Железноводска в качестве сопровождающего переводчика генсека сальвадорской партии Шафика Хандаля. Санаторий был полон мелкой партийной номенклатурой, которую повседневные тяжелые условия работы на местах вынудили отправиться пить минералку. Но кроме них там оказался и Матвей Кондратьевич Крепостной – директор гостиницы в Плотниковом со своей женой. Он тоже утомился, так как несколько лет контролировал стройку нового отеля. Поскольку его позиция в партийной бытовой иерархии просто зашкаливала (еще бы, главные коммунисты со всей страны, приезжая в столицу, останавливались именно в его гостинице), то, естественно, он питался в отдельном зале. Ну а мой был генеральным секретарем, то есть и ему полагалось. Так что вчетвером мы целую неделю вместе завтракали, обедали и ужинали. И если партийцы принимали в номерах, а официально в столовой – только кефир с нарзаном, то наш ликеро-водочный ассортимент был весьма широк и не ограничен. Короче, с директором и его женой мы уже на второй день сидели за одним столом, а потом вместе ездили на «Чайке» по прилегающим окрестностям на шашлыки и другую экзотику. Даже в бассейне нам выделили отдельное время. Там-то Директор (с большой буквы, потому что, помимо хозяйственной власти, он был под два метра ростом и весом килограмм сто пятнадцать) и сделал мне предложение: «Ты ведь иностранцам русский преподаешь?» – «Ну да». – «Рублей сто двадцать получаешь?» – «Сто десять». – «И не надоело тебе?» – «Да нет пока», – соврал я. «А ты знаешь, что я скоро новую гостиницу открываю, каких во всей Европе нет? Хочешь пойти ко мне администратором? Зарплата в три раза больше, садик, поликлиника, дома отдыха, продовольственные заказы?» – «Хм! Администратор – это тот, кто ключи проживающим выдает?!» – «Дурак ты! Ладно, плыви к своему чегеваре, вернемся к разговору в Москве».

Спустя пару месяцев, когда, как пишут в романах, герой и думать забыл про предложение, мне позвонили и отвратительно наглым голосом сказали, что я обязан быть завтра в девять на улице Димитрова, 24. Я, конечно, не более вежливо поинтересовался, кому обязан, после чего трубка замолчала и продолжила, удивленная, что, мол, на собеседование в гостиницу ЦК УД КПСС, расшифровав для важности аббревиатуру в полном виде. Я, как упертый осел Шурика из «Кавказской пленницы», сказал, что завтра занят, а вот послезавтра в одиннадцать – пожалуй. Трубка снова замолкла и с очевидным усилием, едва сдерживая себя, сказала «хорошо» и велела не забыть паспорт.

Через день я оказался в самой удивительной гостинице, которая когда-либо существовала в СССР. Один чилийский журналист, работавший в Москве и приходивший в отель, когда приезжали его земляки-социалисты, сбежавшие от Пиночета и осевшие по всей Европе, назвал гостиницу «Отель Эспасибо» (фонетика испанского языка не подразумевает подобных сочетаний согласных в начале слова, поэтому произнести просто «Спасибо» для них, если трезвые, практически невозможно). Это действительно было то место, где сбылась вековая мечта основоположников, – коммунистический рай в отдельно взятом, одном-единственном на весь мир здании! Здесь «за спасибо», даже не произнося этого слова,  можно было получить все, о чем тысячелетиями мечтало человечество: комфортабельные номера, чудесную пищу, неограниченные по количеству напитки от «Боржома» до пяти звездочек (но исключительно от отечественного производителя), стирку, глажку, стрижку, бритье и даже одежду. Последнее, правда, по другому адресу – в двухсотой секции ГУМа. Сейчас, после дубайских гостиничных чудес, трудно уже кого-то удивить, но в 1983 году вестибюль, где я оказался, потряс неимоверно: огромный объем с естественным освещением, мрамор, мебель, гигантские люстры. Директор провел меня по двум ресторанам, нескольким банкетным залам, сауне, кегельбану, кинотеатру, бару, двум магазинам, парикмахерской, бытовым услугам, показал четыре вида номеров, где их suite, а наш – люкс отключал сознание. Я обалдел от роскоши и от того, что Директор возился со мной целый час, – я сам видел, как его обхаживали в Железноводске и на Чегете просто потому, что он Директор гостиницы «Спасибо», что он на этой земле Бог, который действительно может ВСЁ!

В конце путешествия Матвей Кондратьевич показал мне мое рабочее место – большущую стойку справа от главной лестницы, сбоку вестибюля – практически позиция артиллерийского расчета, из которой открывался вид на весь холл. Сразу впечатлила телефония. Как любого советского гражданина, почитавшего за великое счастье иметь домашний телефон и млеющего от вида двух аппаратов у кого-либо на рабочем столе, меня напрочь сразили: коммутатор – блок на сорок номеров (кнопки прямой связи с руководством, этажами, ресторанами, кухней и т. д.), четыре аппарата с городскими линиями, телефон с гербом АТС-1 – внутренняя закрытая связь с отделами ЦК и приемными министерств, включая КГБ и МВД, и АТС-2 – прямой контакт с обкомами и всякими другими важными учреждениями страны. «А ты говоришь “портье”! – не преминул поддеть меня Директор. – Запомни, в отсутствие меня и зама администратор – главный человек в гостинице, понял ты наконец?!»

В общем, я согласился. До официального открытия было еще почти три месяца, так что все это время я ездил с главным администратором по мастерским художников, вывозя картины для номеров и других представительских помещений. Картины были кем-то выбраны и отложены задолго до нас, а видя радость, с которой художники расставались со своими блеклыми творениями в стиле соцреализма, я понимал, что «золота» у партии хватает. Еще больше времени ушло на тестирование некоего подобия компьютера, куда мы должны были заносить сведения о будущих проживающих. Представители одного «ящика» или «института», по двое-трое, сутки напролет проводили в специально выделенной комнате, куда завезли кучу шкафов с загадочным словом «сервера», где все мигало, шумело и постоянно перегревалось, отчего работало чрезвычайно хреново. За пару недель до открытия Директор, наблюдавший за этой технологической эпопеей, принял мудрое решение завести обыкновенный журнал приездов / отъездов, а техникой пользоваться по мере возможностей. Установленными ящиками-компьютерами в высоких кабинетах, естественно, тоже никто никогда не пользовался.

Аналогичная история произошла и с эскалаторами, которые установили по обеим сторонам центральной лестницы, ведущей от входа в гостиницу в главный вестибюль. Цель подразумевалась благородная – среди борцов за идеалы было много преклонных ветеранов, плюс те, которые любили хорошо «посидеть», обсуждая перспективы победы наших светлых идей на всех континентах, а потом едва стояли на ногах. Поэтому с утра до вечера две бригады «Спецмонтажтехники» колдовали над механизмами, чтобы справа эскалатор поднимал, а тот, что слева, опускал. Чего уж, казалось бы, проще – в метро их сотни, да и по высоте не сравнить. Однако позолоченные ступеньки движущейся ленты издавали такой лязг, визг, грохот и вибрацию светильников по всему периметру холла, что в итоге, после приезда главного из Хозяйственного отдела ЦК, всю эту эпопею прекратили, а на застывших ступеньках разместили целую батарею цветочных емкостей.

Хуже всего было с мебелью. Похоже, что вся Европа, причем капиталистическая, работала на отель. Слава Богу, с номерами задача была решена – мебельные артикулы утверждены заранее, и оснащение осуществлялось целенаправленно. Но были открытые пространства холла внизу, на втором этаже и кое-где по мелочам. Как только приезжала очередная комиссия, ее главному не нравился цвет кресел, диванов, форма столиков, собственно расстановка именно в этом месте, и всех, кто был под рукой, немедленно отправляли на передвижку. А поскольку администраторы всегда маячили на своем наблюдательном посту и особо ничем вроде не занимались, кроме как разработкой Памятки поведения персонала и переводчиков на объекте, то нам доставалось больше всего.

Но вот пришло и время открытия: 29 апреля 1983 года гостиницу, ближе к вечеру, открыл генсек Народной партии Панамы Рубен Дарио Соуза, старенький невысокий дяденька, избранный у себя начальником еще в 1951 году! Перевезли его из старой гостиницы, где он спокойно жил уже почти месяц и на встречу которого в пустой огромной гостинице вышла чуть ли не сотня человек – от людей из ЦК до сотрудников отеля. Предусмотрели все, кроме фотографа. Поэтому торжественный момент перерезания ленточки был запечатлен на какой-то любительский артефакт. Гостя быстро напоили и отправили в люкс обалдевать от роскоши. Фантастический банкет в честь открытия продолжался до утра.

Говоря же о том, что, собственно, представлял собой наш рабочий день, то вот, например, пятиминутный срез обычного дежурства:

• заезжает делегация в четырнадцать человек из Португалии – нужно всех записать в журнал (компьютер ведь мебель), заполнить карту-пропуск проживающего и выдать вместе с ключом, убедить переводчика, что список номеров с телефонами он получит позже, зато передать его сразу помощнику для разноса багажа;
• в этот же момент звонит референт по Финляндии с просьбой срочно найти переводчика или гостя, якобы по срочному вопросу – на самом деле согласовать время очередной попойки;
• тут из своего кабинета выходит Директор или его зам и просит предупредить метрдотеля, что он идет на обед;
• завфинхоз из Архангельска терпеливо нависает над стойкой с просьбой рассчитать за проживание, а пока соединить по администраторскому телефону с домом, чтобы сэкономить и не звонить за свой счет из номера;
• заспанный по жизни формой глаз монгол пытается что-то бырдылкылкэкдэн – видимо, ищет переводчика, который принимает в баре уже третий мартини с сопровождающей делегацию из Аргентины по линии Минкульта;
• звонит дежурная с одиннадцатого этажа, просит принять меры к розыску чемодана поляка, который в трусах пшекает, что ему не во что переодеться с дороги после душа;
• палестинец из постоянных пришел заказать пропуск на тринадцать гостей.

Ну это так, кургузая хронология. Поэтому логично, что к ночи, когда отель более или менее замирал, наступало наше время! Были, конечно, жуткие проблемы с помощниками – в смене он был один – для разноса чемоданов и как посыльный. Все как на подбор – жилистые ветераны, бывшие охранники, вохровцы и т. д. Телефоны и стойку оставлять им по инструкции категорически запрещалось, но приходилось рисковать. «Чемоданщикам» (так их называли между собой) это безумно льстило, еще бы – поруководить всем отелем, при этом если что взятки с них не просто гладки, а вообще никаких, а так им еще и какой-то подарочек за труды!

Отдельная тема – переводчики. Поскольку я сам здесь оказался, будучи одним из них, то это была моя абсолютная френдзона, в то время как для других администраторов они представляли собой неиссякаемый предмет беспокойства, раздражения и зависти из-за своей «свободы» пользования благами человечества – бесплатным питанием с гостями, посещением двухсотой секции, постоянным сидением в баре и т. д. Естественно, соответствующее отношение подспудно распространялось и на меня. Переводчиками же в «Октябрьской» начинали карьеру Михаил Маргелов, сын выдающегося командующего ВДВ, всем известный Александр Любимов и многие другие. Любимов работал с датчанами, и когда в очередной раз приехал самый известный датский коммунист – карикатурист Херлуф Бидструп, я притащил из дому толстенный том с его рисунками, которые часами рассматривал еще в детстве, и попросил автограф. Он на первой полосе этого журнала. Там же – еще один, нарисованный им в следующий приезд.

Перечислить всех великих личностей, которых я видел живьем, а с некоторыми и общался – Фидель Кастро, например, хотя он жил в особняке, но пару раз приезжал в гостиницу, – понадобилась бы не одна пара страниц. Большинство из них сейчас забыты, но кто-то еще у руля. Тот же Даниэль Ортега. Он приезжал часто, всегда с кучей соратников-головорезов. После первого визита им стали отводить целый этаж, чтобы обезопасить других постояльцев. Оказавшись после джунглей в коммунистическом раю, Никарагуа гулял вовсю. Бедные дежурные с горничными отказывались работать в эти дни или брали больничный. После долгожданного отбытия делегации номера тут же закрывали на ремонт. С этим героем Латинской Америки я тоже достаточно общался, и не раз. Как-то знакомые из Спорткомитета, которые вечно кого-то размещали в отеле по своей линии, предложили мне съездить в Мексику на чемпионат мира по стрельбе переводчиком сборной СССР. Ну, раз попросили – не отказываться же?! На обратном пути мы летели через Никарагуа, где, проведя ночь в отеле у аэропорта, на следующий день должны были вылететь в Москву. Когда после душа мы собрались на ужин, то увидели, что сам Ортега дает здесь пресс-конференцию для иностранных журналистов. Люди из его свиты узнали меня и допустили до команданте. Когда мы с ним обнялись, надо было видеть физиономии главы нашей делегации и сопровождающего сборную кагэбэшника…

Четыре Пленума ЦК КПСС, XXVII съезд КПСС, несколько совещаний СЭВ, визит Сайруса Вэнса, многочисленные встречи с официальными недружественными делегациями, когда дня за два до того гостиница заполнялась агентами известной спецслужбы, и тысячи других разных гостей… От такой хронологии заснет любой читатель, но каждый день этой работы был хождением по лезвию, о чем когда-то сочинял писатель Ефремов. За любую мелочь тебя могли выгнать не просто с работы, а вообще – без права устройства куда-либо, кроме как дворником. И как же при этом не благодарить судьбу в лице милого жулика-референта, который разместил в гостинице испанских бизнесменов под видом социалистических активистов! Когда они заехали (была моя смена), сразу было видно, что это не партийцы. Ну это как если бы среди пигмеев вдруг оказалась американская Dream Team по баскетболу. Так и эти отличались от всех покроем костюма, прической, манерами и испанским произношением, как наши дикторши «Первого канала». Вечерами, когда они оставались одни, мы болтали и, если у меня получалось, выпивали пару рюмочек в баре. От них я узнал, что цены в нашем отеле, конечно, гораздо выше, чем в интуристовских, зато здесь как-то тише и спокойнее. При этом, по заявке ЦК, они числились как партийные гости, то есть с бесплатным проживанием!.. От души порадовавшись коммерческим способностям коллег-референтов, я понял, что перестройка, о которой так часто вещал ставропольский генсек, действительно началась…

Через год эти самые испанцы, которых здесь экономически окучивали со своим загребущим интересом энергичные чилийцы во главе с референтом по этой стране, решили открыть собственное представительство, поскольку поняли, что часть их доходов куда-то улетучивается. Получив их приглашение сменить род деятельности, я ни секунды не сомневался, хотя после этого со мной трижды встречались некоторые персонажи из международного отдела, сначала намекая, а затем уже открыто угрожая всевозможными последствиями. Слава Богу, девяностые еще не начались, поэтому пока постреливали редко.

Перевод оформили быстро. Управление по делам дипломатического корпуса договорилось с Управлением делами ЦК достаточно мирно, а спустя несколько лет меня даже пригласили на десятилетие отеля. Как это обычно случается, чем больше проходит времени, тем меньше остается тех, с кем был рядом. Появляются новые лица, и понимаешь, что твое ощущение некой причастности ушло. А тут и ее не осталось. Отель стал нормальным коммерческим предприятием, где просто считают деньги. Жалеть об этом бесполезно, но время от времени, даже спустя столько лет, эти невероятные годы, вместившие в себя такую массу ощущений, вспоминаются, и отель «Спасибо» периодически снится…С

Политика

— Надо написать заметку про Белых, — сказал мне редактор.

За окном был май 2005 года и я попытался отшутиться: «Это неактуально с 1918 года».

— Теперь снова актуально, — возразил редактор. — Не знаю пока, кто это, но он собрался возглавить Союз правых сил.

О друзьях или людях, которых ты очень хорошо знаешь, писать всегда тяжело. Сразу заподозрят в пристрастности и в общем будут правы. С Никитой Белых мы познакомились в том самом 2005 году, и быть объективным по отношению к нему мне правда сложно: совпадают и долгая история знакомства, и простое человеческое сочувствие к человеку, которого вдруг запихнули в российскую тюрьму. А тогда казалось, что в Москву из Перми перебирается рядовой региональный бизнесмен, который любил говорить о себе, что он вошел в историю как самый молодой российский вице-губернатор. Вроде бы он владел гостиницей, вроде бы имел долю в местной пароходной компании, что-то рассказывали про конфетную фабрику. Ходил слух, что не последнюю роль в его переезде сыграл покойный Егор Гайдар, которому во время поездки в Пермь очень понравился местный перспективный вице-губернатор-демократ.

Лидером СПС теперь уже бывший вице-губернатор стал в конце мая 2005 года. Спустя два года после провала «Яблока» и СПС на выборах-2003 иллюзия, что это было лишь недоразумение, которое можно в 2007 году исправить, оставалась. Верил в это, кажется, и Никита Белых. С одной стороны, он активно вливался в новую для себя московскую жизнь: вечеринки в штабе СПС у метро «Площадь Ильича» запомнили все, кто там бывал. С другой, активно вкладывался в партийное строительство. За два года до федеральных выборов СПС получило фракции в целом ряде региональных парламентов от Чечни до Красноярска. Казалось, сдвинулся с места даже переговорный процесс по объединению демократов — проклятая тема, на которую каждый из политических журналистов за последние лет 20 написал ни один десяток статей и колонок. В ноябре 2005 года объединенный список СПС и «Яблока» прошел в Мосгордуму. В 2006 году еще более оглушительный успех: на выборах в родное для Белых пермское заксобрание СПС пришел вторым, набрав больше 16%.

Недавно от одного околокремлевского политолога я услышал версию, что тот пермский успех и отправил Белых в окончательную кремлевскую опалу, лишив СПС шансов на возвращение в Думу. Мол, никто против появления ваших фракций в заксобраниях ничего не имел, но так много отжимать у «Единой России» не стоило. Не знаю уж, правда ли это или позднее кремлевское мифотворчество.

Свою Пермь Никита любит, и не было ничего удивительно в том, что он захотел там победить. Много раз он возил туда по разным поводам с разными поездками и журналистов, и гостей. «А грибы, Никита, у вас здесь растут?» — спрашивала в автобусе по пути в лагерь-музей «Пермь-36» покойная Лера Новодворская. «Забористые», — отвечал лидер СПС. А уже в обратном самолете на Москву, забитом оппозиционерами, правозащитниками и журналистами, Сергей Адамович Ковалев, стоя с рюмкой в проходе между кресел даже как-то мечтательно сказал: «А представляешь, Никит, одна, всего одна ракета, и от скольких проблем Кремль сразу избавится!»

После одного из молодежных форумов, организованных им в Перми, Белых решил судиться с «Единой Россией», которая по заведенной еще тогда традиции обвинила его в фашизме. На том процессе я должен был выступать свидетелем, но не вовремя вышел из гостиницы, чтобы забросить денег на телефон, и потерялся в незнакомом городе. Вернулся впритык, но кто-то из окружения молодого лидера, а люди там все-таки были из 90-х, в сердцах сказал охране: «После заседания этого в Каме утопите». Заседание суда прошло штатно, показания я дал, приходит время разъезжаться по гостиницам, но усердный охранник на всякий случай уточнил: «Никита Юрьевич, а вот этого было указание в Каме топить, топим?» — «Этого можно разве что к девушкам на неделю увезти, а топить точно не стоит», — снова отшутился Никита.

До поры до времени у Никиты Белых получалось «системно», как теперь принято говорить, возглавлять оппозиционную партию. В том же 2006 году он не пошел на съезд «Другой России», чтобы лишний раз ни с кем из Кремля не ссориться, но в итоге все равно поссорился.

Из $150 млн, которые СПС согласовал с Кремлем на свою предвыборную кампанию и занес туда же в «черную кассу», обратно не было получено ни копейки. 2 декабря 2007 года СПС получил на выборах 0,9%. Через неделю рассказ о том, как деньги партии были украдены в АП, опубликовала в журнале New Times моя коллега и будущая жена Наташа Морарь, а еще через несколько дней ее выслали из России, объявив угрозой национальной безопасности и здоровью населения.

Выборы были проиграны, до губернаторства еще было далеко. Весной 2008 года мы вместе летали как-то к Наташе в Кишинев. Катались по стране, а когда машина заглохла у никому неизвестной деревни, пели «В интересах революции» Глеба Самойлова, стоя где-то посередине молдавского поля. Никита подумывал вернуться в бизнес, присматривался к этой маленькой стране, мы пили вино, а кончилось все вообще какими-то танцами на барной стойке. Бдительные читатели в Twitter заметили, что, когда совсем недавно, 13 июня, я поздравлял Никиту с 41-м днем рождения, он по той нашей старой «молдавской» традиции снова ответил с большим количеством смайликов: «В интересах революции».

Осенью 2008 года «Союз правых сил» кончился. Никита Белых, конечно, приложил к этому руку, договариваясь о губернаторстве, и в очередной раз, как и в 2006 году, когда не пошел на съезд «Другой России», получил от оппозиционной общественности свою порцию порицаний за «предательство демократических идеалов». После того как договоренность с президентом Дмитрием Медведевым о назначении была достигнута, Никита часами встречался в холле одной гостиницы на Садовом кольце с соратниками по партии, друзьями, журналистами, коллегами, объясняя, почему он принял такое решение. Если я все верно помню, на выбор ему предлагалось 3-4 депрессивных региона, а Киров он выбрал из-за близости к Перми, где продолжала жить семья и откуда приехала часть команды, оставшаяся еще со времен его вице-губернаторства.

Старая байка времен первых недель назначения, над молодым губернатором шутили: повесит ли он у себя в кабинете портрет тогда всего лишь премьера Путина или ограничится президентом Медведевым? Белых, подумав, пошел на компромиссный вариант: повесил на стену портреты и Путина, и Медведева, и Бориса Ельцина. А на стол поставил еще бюст Александра II.

Тут снова были многочисленные гости из Москвы, поездки, про Киров на какое-то время стало модно писать и обсуждать перспективы переименования города в Вятку, поезда с журналистами уходили на фестиваль «Истобенский огурец», а в новости попадало открытие памятника, посвященного автопробегу Пекин-Париж в 1907 году. Но вообще развлечение сомнительное: рядом богатые Татарстан, та же Пермь, Нижний Новгород, а у тебя в активе лишь лес, за который всех в итоге и судят. До самого северного — Подосиновского — района области дороги так и не проложили, чтобы попасть в Киров, жителям приходится ездить через соседнюю Вологодскую область. В соседний Рузский район дорогу все же сделали, а так на проверки и с инспекциями приходилось кататься через республику Коми. «Чтобы единовременно привести в порядок все дороги региона, нужно 60 млрд руб., а бюджет дорожного фонда — 4 млрд руб», — говорил мне тогда для репортажа в «Ъ» губернатор Белых. Так что не удивительно, что скоро ездить в Киров пришлось по совсем другим поводам. Помимо пермской команды в Киров приехали и Алексей Навальный, и Маша Гайдар. Часть проектов у них получилась, что-то не вышло, политически молодому губернатору, за которым пристально смотрели все возможные силовики, это стоило пакета уголовных дел: от условного срока одному советнику, который говорит теперь, что существует «высшая справедливость», до условного приговора другому советнику по известному делу «Кировлеса», из-за которого значительная часть москвичей вышла на Манежную площадь. Все три месяца суда по «Кировлесу» я катался в Киров, и какую бы осторожную позицию Никита Белых не занимал по отношению к московским начальникам, он не испугался прийти в суд и дать показания, из которых следовало, что Навальный ни в чем не виноват.

Один из наших последних подробных разговоров был как раз тогда. В областной администрации, которую сейчас обыскивают в поисках доказательств следователи, Никита рассказывал о деталях губернаторской работы. Есть в России «неприкасаемые» группы населения: врачи и учителя, например. Сельским учителям полагалась в регионе скидка на электричество. Учителей в селах с каждым годом становилось все меньше, а электричества они потребляли все больше. Когда из областного центра поехали разбираться, как же так получается, то выяснили, что в одном селе к розетке учителя подключили местную лесопилку, в другом — все уличное освещение. С этими льготами губернатор пытался бороться, получая от коммунистов и других сторонников построения социализма ярлык «врага трудового народа».

Тогда же мы спорили: стоит ли идти ему на второй срок или вернуться в бизнес. Потолок, которого можно было достигнуть в Кировской области, когда, чтобы получить финансирование на любой минимальный проект, нужно обтоптать пороги восемнадцати кабинетов пяти министерств без особого результата, был понятен. Но Никита считал, что уйти после первого срока — равно признать свое поражение и неспособность добиться перемен к лучшему.

Последний раз мы говорили где-то год назад. Раздался звонок, когда мы с создателем благотворительного фонда «Нужна помощь» Митей Алешковским оказались по каким-то благотворительным делам в Перми: «Ты тут и не дал о себе знать, а я вдруг тоже в городе. Уже улетаешь завтра утром? Обязательно тогда увидимся как-нибудь в Москве».

Увидимся мы теперь, похоже, в московском суде. Когда «Сноб» попросил написать меня этот текст, я больше всего боялся, что на выходе он будет похож на некролог. Но, к сожалению, и практика нашей судебной системы такова, что надеяться на оправдательный приговор в России не приходится. Я не знаю пока, виноват Никита Белых или нет. Подставили его или власть, как это со многими бывает, помутила человеку рассудок. Но я точно не хочу ему зла. И точно уверен, что он был не худшим из российских губернаторов.

На фоне Андрея Турчанка или Рамзана Кадырова, которые продолжают занимать свои посты несмотря ни на что, уж точно не спешите радоваться аресту Никиты Белых. А я продолжу надеяться, что скоро мы с ним все же встретимся не в суде.

«Хочу познакомить тебя с моим шефом — Иванычем, — говорит мне давний приятель, много лет работающий у одного из российских олигархов. — Он приедет на днях».

Приятель рассказал, что олигарх несколько лет назад приобрел здание. И уже построил там отель. Ищет управляющего. «Мне очень нужно продемонстрировать свою бурную деятельность. О тебе он слышал — прошу, встреться с ним». Я согласился.

Встреча с Иванычем была назначена в президентском номере лучшего отеля города. За мной прислали авто. Кроме водителя в салоне находился вышколенный, одетый в костюм один из ассистентов олигарха.

По дороге помощник провел со мной короткий инструктаж. О том, как и где будет проходить беседа. Как лучше общаться с Иванычем. Сообщил мне, что встреча немного задерживается. «Какой-то местный большой начальник околачивается весь день вокруг него», — снисходительно заметил помощник.

Любимый мною, респектабельный и известный на весь мир отель к приезду Иваныча был превращен в его штаб-квартиру. Во всех ресторанах отеля были зарезервированы специальные столики. Персонал отеля и даже сам генеральный менеджер были вовлечены в многочисленные поручения олигарха. Он хорошо платил за услуги отеля и оставлял очень щедрые чаевые. После тридцатиминутного ожидания я наконец вошел в номер к Иванычу.

Первое, что меня поразило — плотная пелена табачного дыма (при том, что в отелях курить строго запрещено). Огромный люкс с известными полотнами на стенах и антикварной мебелью был полностью в дыму.

И в дыму, как в тумане, быстро передвигался Иваныч, громко раздавая команды. «Несколько тысяч долларов штрафов за курение. И уйма работы по уборке номера», — мелькнуло у меня в голове.

Сквозь дымку я разглядел вазы с фруктами и большое количество красивых коробок. Видимо, с подарками.

Мы прошли в кабинет.

«Я купил большое здание. В одном из подъездов я построил роскошные номера. Мой отель будет настоящим конкурентом Four Seasons в этом городе, — с гордостью сообщил олигарх. — Но у меня будет намного дешевле. Теперь все состоятельные персоны перебегут ко мне. Никто не любит платить много!»

Далее Иваныч принялся описывать в деталях фантастические номера отеля. И добавил: «Теперь вот ищу управляющего. Хочу тебе предложить управлять этой роскошью».

Сразу, конечно, на ты.

«Могу я быть с вами искренним? Сказать то, что я действительно считаю?»,— на всякий случай аккуратно спросил я. «Говори, как есть»,— с ухмылкой заявил Иваныч, предварительно попросив помощника выйти из кабинета.

Я пустился в долгие рассуждения, суть которых сводилась к тому, что конкурировать с Four Seasons бессмысленно. Иваныч внимательно слушал.

Премиальные сети — это, прежде всего, мощные бренды. Они транснациональны, уникальны и очень профессиональны. Они формируют культуру потребления роскоши, закладывают новые тренды и приучают к ним свою аудиторию. А высокие тарифы, негибкая система ценообразования и отсутствие скидок — не банальная жадность отельеров, а стратегическая задача собирать и удерживать клиентов с единым социальным уровнем.

«А главное, эти отели имеют самую лояльную аудиторию по всему миру. Их гость пойдет за ними буквально на край света», — добавляю я.

В гостиницах такого уровня — самое простое ценообразование. Нет никакой тарифной сетки. Отсутствует гибкая, порой запутанная система скидок — как есть у большинства отелей мира. Только пара-тройка тарифов. И все. Важному гостю могут лишь повысить категорию номера в подарок. Но, главное, никаких скидок.

Ну, а гости останавливаются в этих элитных «клубах» не для того, чтобы экономить. Они не ждут никаких скидок. Все работает наоборот. Они тратят. И тратят много — чтобы принадлежать к этому кругу потребителей. «Они любят не только и не столько сам Four Seasons. Они любят себя в этом самом Four Seasons, — резюмировал я. — Это всегда вопрос статуса».

За гостей такого уровня могут конкурировать лишь несколько транснациональных премиальных гостиничных операторов. Или несетевые частные отели-легенды в Европе и США. Они веками принадлежат одной семье. Или семейному трасту. Бережно хранят и передают свою историю и традиции из поколения в поколения. И вот так становятся легендами.

«Нужно выстраивать свою уникальную концепцию с нуля. Искать своего потребителя. Долго и тщательно работать с ним, чтобы составить базу лояльных отелю постоянных гостей», — убеждал я Иваныча. Я даже не стал говорить о том, что ни месторасположения отеля, ни концепция Иваныча (вернее ее отсутствие) никак не тянут на премиальный отель. Моя правда олигарху была не нужна. Очевидно было только одно — этот отель должен был играть роль дорогой и статусной игрушки хозяина.

«Так что? Возьмешь на себя управление?» — внезапно бросил Иваныч. Я ответил, что никогда не возьмусь управлять чужим. Что это не каприз или глупое кокетство — я должен быть одним из родителей этого «ребенка», а чужими «детьми» я управлять не умею. Я рассказал Иванычу, что пришел в эту отрасль, сначала став собственником. А не наоборот, как часто бывает. Это — мой путь. И мой практический опыт. Благодаря мотивации и амбициям собственника я стал отельером. Очень хотел управлять своим. И хотел управлять хорошо. И учусь до сих пор. Моя команда «заточена» под меня. Она видит во мне, прежде всего, «играющего тренера». Не начальника, сидящего в кабинете. А именно игрока. Я принадлежу им. А они мне. Наемным же управляющим я никогда не был. И быть им не могу. Ни за какие деньги.

Российские инвесторы зачастую называют бизнесом то, что по сути бизнесом не является. Заработав огромный капитал, они затем покупают себе игрушки. Зачастую дорогие и статусные. Но именно игрушки. Они не любят себе в этом признаваться. И пытаются совместить в этом новом «бизнесе» несовместимое. Мечутся между желанием заработать и необходимостью соответствовать статусу и ожиданиям своего окружения. Хотят трудоустроить очередную любовницу, сына или зятя и пренебрегают элементарной необходимостью делегирования полномочий профессиональному управленцу и его команде. «Ведь все воруют», — часто говорят они в свое оправдание.

В итоге такие владельцы превращают своих управляющих и команду в марионеток, в инструмент манипуляции и реализации своих желаний.

А «бизнес» продолжает существовать исключительно на дотациях своего хозяина. И существует, пока эта игрушка ему не надоест. Моя интуиция подсказывала, что я должен уйти от Иваныча красиво и правильно. Это было важно не мне. И даже не ему. А его окружению.

Ведь их Иваныч — прав всегда. И во всем.

В Великобритании проголосовали за выход из Евросоюза. В России приняли «пакет Яровой» — набор законов, который, по сути, приравнивает всех граждан к террористам и разрешает судить 14-летних детей за «недоносительство».

И то, и другое очень плохо.

Всех с детства учат, что худа без добра не бывает. Жаль, к «пакету Яровой» эта мудрость не относится. Никакого добра в нём нет и быть не может. Естественно. От российских новостей никакие мудрости не спасают.

Другое дело Brexit. В нем можно отыскать кое-какие просветы. Это я сейчас и сделаю. В порядке терапии. А то весь день как-то душно от того, что 52% избирателей в одной из старейших демократий повелись на подтасованные факты, ксенофобию и местечковую спесь.

Просвет первый, он же самый очевидный. Британскую экономику уже лихорадит, и лихорадка эта в ближайшие годы никуда не денется. Сильного фунта не будет еще долго. Если вы получаете зарплату в евро, долларах или кронах, наступает прекрасное время для туризма в Соединенном Королевстве.

Пока оно еще соединенное. А то ведь 62% процента шотландцев проголосовали за ЕС. Никола Стёрджен, первый министр Шотландии, уже заявила, что повторный референдум о независимости «очень вероятен». Шотландская национальная партия, выступающая за отделение от Великобритании, сообщает, что у них с самого утра наплыв новых сторонников. Так что Шотландия, возможно, еще вернется. А Шотландия, как ни крути, круче Англии. То есть это второй просвет.

Третий просвет языковой. Надеюсь, у англоязычных надписей на европейских товарах и в европейских музеях наконец перестанут рисовать британский флаг. Связывать глобальный язык международного общения с каким-то островным государством, которое не член Евросоюза и даже Шотландии за душой не имеет, — это уже и не смешно. Это до сих пор было смешно. Теперь это будет просто за гранью.

Там же, за гранью, всегда находилось поведение английских гопников, которые любят летать на мальчишники в Восточную Европу. Ну, вы знаете эту публику: она носится по улицам Кракова или Вильнюса группами по 10-15 человек, в жопу пьяная, и орет с характерным акцентом. На одном из членов группы при этом всегда мокрое женское платье. Как минимум у одного жирный фингал. Надеюсь, сочетание рецессии, слабого фунта и каких-нибудь новых миграционных правил для британских подданных сведет на нет эту английскую народную забаву. И будет четвертый просвет.

Последний (пятый) просвет, конечно же, не последний. Можно еще много накопать мелочей. Но зато он и правда важный, в отличие от предыдущих. В Евросоюзе после Brexit’а так или иначе грядут перемены. Скорее всего, к худшему. Но если вдруг к лучшему, то этим переменам больше не будет мешать постоянный шантаж из Лондона: мол, дайте нам еще скидок и привилегий, дайте нам еще особого статуса, а то как же мы объясним гопникам, читающим The Sun, и барью, читающему The Times, зачем нам ЕС? Отныне всё, больше никакого британского нытья в Брюсселе. Austritt heißt Austritt, написал лидер крупнейшей фракции в Европарламенте. То есть, в художественном переводе, «С вещами на выход, Лондон».

Хотя зря я тут употребил синекдоху. Несправедливо. В городе Лондоне почти 60% проголосовали против Brexit’а. Прямо сейчас самые разъяренные лондонцы как раз подписывают петицию к мэру: мистер Садик Хан, а давайте Лондон провозгласит независимость и останется в Евросоюзе.

Я, конечно, не верю, что это случится. Но, как сказала одна учительница из Эдинбурга, выход Великобритании из ЕС «is probably the most stupid thing that will ever happen in my lifetime». Когда весь день душно, потому что случилось что-то очень плохое и очень глупое, помогают даже самые безумные надежды.