Супервайзер была раздражена. Она доложила, что в одном из номеров, где проживает супружеская пара туристов из Испании, какой-то маслянистой жидкостью выпачкано все вокруг: постельное белье, подушки, одеяла, пол. Следы кругом. Весь текстиль подлежит списанию.

Как обычно, в подобных случаях менеджер составила акт о порче имущества. И передала руководителю отдела для расчета ущерба.

Но вскоре и другие горничные обнаружили такую же картину еще в четырех номерах. Точно такие же масляные пятна.

«Извращенцы. Испанские», — возмущалась руководитель смены. «Точно. Причем вся группа. Я видела передачу, как такие сбиваются в целые группы и путешествуют вместе. Изгадят весь отель. И это сейчас — в самый сезон».

Возмущение менеджера было оправдано. В разгар туристического сезона любой дополнительный объем работы критичен. Ведь в таких случаях требуется генеральная уборка испорченных номеров. А задержка с уборкой номеров вызывает не только недовольство гостей, но и замедляет заселение новых постояльцев. А это уже серьезно.

Ситуация и в правду казалась очень странной. В пяти номерах одновременно — загадочные масляные пятна.

Было решено немедленно связаться с туристической компанией. Вдруг аномалия распространится на другие комнаты. А испанская группа занимала целых сорок номеров. Восемьдесят извращенцев — это слишком для любого отеля!

Представитель туристической фирмы вместе с гидом-переводчиком немедленно прибыли в отель — поговорить с туристами и прояснить ситуацию.

Гости рассказали гиду, что одну особо любопытную пару удивил странный белый прибор в номере, установленный вдоль стены за письменным столом. По пути с экскурсии, в автобусе, они поделились своим наблюдением с товарищами.

Вернувшись в гостиницу, все дружно принялись разбирать приборы, из которых и потекла маслянистая жидкость.

Подозрительным объектом оказался поглотитель влаги, тщательно спрятанный под письменный стол в каждом номере. Его задача — устранение излишней влаги в комнате, чтобы не было неприятного запаха и сырости.

«Но зачем разбирать прибор?»,— удивилась гид-переводчик — «Почему было просто не спросить у администраторов?».

«Мы решили, что правду нам все равно не откроют», — сказали испанцы.

А в ответ на начавшийся разговор об ущербе отелю они дружно ответили: «Мы ничего платить не будем».

Да, случается, что приходится обсуждать ущерб. После получения акт о порче имущества в номере руководство отеля решает, требовать ли с гостя возмещения.

Как ни странно, не существует единого мнения или стандарта на этот счет. Каждая ситуация индивидуальна. Любой отель или сеть выстраивает свою политику и разрабатывает свой стандарт.

Но существует все же ряд критериев, по которым действует основная масса гостиниц.

В расчет берутся несколько факторов — размер ущерба, тариф и статус гостя, постоянный он или нет. Имели ли его действия преднамеренный умысел? В конце концов, стоит ли отелю «овчинка выделки»? Имеет ли смысл, требуя возмещения ущерба, портить отношения с гостем или компанией, которая его поселила? Ведь зачастую в таких ситуациях можно потерять многолетних партнеров.

Гости крайне чувствительны к любым счетам по возмещению ущерба. И очень обидчивы. Основная масса постояльцев отказывается возместить ущерб. Либо оплатив, больше в этот отель не возвращается. Для многих гостей — это не столько вопрос оплаты, но дело принципа. Логика проста: «Я и так плачу за номер. И за все услуги. Пусть сами разбираются со своим ущербом».

Многие уверены, что гостиницы настолько богаты, что могут позволить себе любой ущерб. Даже если эта сумма значительна, а ущерб отелю причинен намеренно — скажем, в состоянии алкогольного опьянения или бытовой ссоры.

В ход идут любые объяснения. Самым частым аргументом является «это не я» или просто «ничего не заплачу — не согласен».

Доказать порчу или исчезновения инвентаря в номере практически невозможно. Камер видеонаблюдения в комнатах нет. Ущерб предъявляется в виде простого акта, составленного службой гостиничного хозяйства. Оценку ущерба производит эта же служба, совместно с финансовым отделом гостиницы. Вся процедура достаточна условна и не имеет судебной перспективы. И остаётся лишь договариваться с гостем. Ведь даже если отель посчитает нужным требовать с гостя компенсацию — получить деньги с гостя без его согласия невозможно.

Существует процедура возмещения ущерба через страховую компанию. Но она довольна сложна и дорога. Гостинице необходимо обратиться в правоохранительные органы с заявлением о противоправных действиях гостей. Затем приложить оценку ущерба независимыми оценщиками. Практически никто из отелей, в случае незначительного ущерба, не идет на такие действия.

Остается лишь тихо списать затраты. Либо выставить счет гостю. А иногда и воевать. Ценой потери этого гостя в будущем и — появления огромного количества его гневных отзывов в интернете.

Но в этом случае гостиница уже не считает его своим постояльцем. И идет до конца, используя любые законные способы, чтобы возместить ущерб. Включает таких постояльцев в свои «черные списки». Информирует о них другие отели.

Иногда даже привлекает на помощь СМИ. Этот метод всегда отлично работает, особенно с зарвавшимися знаменитостями (а таких примеров немало).

Но бывают случаи, когда небольшие поломки или легкий ущерб работают на пользу отелю. Они дают гостинице шанс продемонстрировать важному дорогому постояльцу или постоянному гостю свою щедрость и профессионализм, подчеркивая тем самым, статус и важность этого гостя для отеля. И это работает!

Потому что отель — это, прежде всего, бизнес. А бизнес — есть бизнес. И ничего личного.

Вчера в очередном фейсбучном обсуждении неисчерпаемой темы о том, правильно ли расстреливать посетителей гей-баров, или гитлеровские методы решения проблемы всё же надёжней, прочитал замечательный мемуар одного коллеги, решившего обосновать общественную гомофобию примером из собственной юности:

 не надо спорить о вкусе устрицгомосеков с теми, кто их не ел кого они не пытались поиметь. Я имел двусмысленное удовольствие в юности — смазливый был пацанчик, иногда по мне девочки млели — это было приятно, тем более, что девочки были как-то, за редким исключением, довольно застенчивые — млели себе, а за яйца не хватали. Чего не скажешь про пидаров... Ладно б ещё таких же молодых и дурных, хоть и тоже мерзко, но хотя б понятно, что по дурости... А когда старый уважаемый учитель зазывает тебя к себе, типа потрындеть за математику, а там пытается тискать. Б***! Надеюсь, уже сдох — лет 40 прошло...

Фобии — они не от ума и телевизора...

Прочитал — и вспомнилась мне очень похожая (хоть и основательно подзабывшаяся) история из моей собственной юности. Если вдуматься, мне тоже гомосеки нанесли суровую жизненную травму, от последствий которой я по сей день не избавился. Похоже, пришло время о ней рассказать. 

Лет мне было 17, учился я на первом курсе ММСИ им. Семашко (ныне МГМСУ), и половину всякого рабочего дня проводил в метро, потому что кафедры нашего института были разбросаны по всей Москве, от Соколиной горы и Новогиреева до улицы Саля-Мудиля, что за Мнёвниками, напротив Крылатского. Учебный день мог начаться практическими занятиями по хирургическому уходу на Коровинском шоссе, продолжиться латынью на Делегатской улице и завершиться физкультурой в Измайловском парке. Соответственно, значительная часть моей самостоятельной учёбы протекала в вагонах московского метро, по пути домой из института. 

И вот, еду я как-то ненастным осенним вечером из анатомического театра на Соколиной горе в сторону родной станции «Ручной факзал», где-то в районе «Маяковской» удаётся урвать сидячее место, и я раскрываю второй том атласа анатомии Р.Д. Синельникова (в те времена студенты-медики учились по трёхтомному изданию, отпечатанному в ГДР). Я изучаю строение таза в сагиттальном разрезе, много нового для себя узнаю. Попутно замечаю, что интеллигентный очкарик, сидящий от меня справа, тоже внимательно рассматривает ту картинку, в которую я уткнулся.

Постепенно, ближе к «Войковской» завязывается между нами разговор за жизнь, который мы, сойдя на конечной станции, продолжаем уже на скамеечке, от Рафаила Давыдыча и его красивых картинок уже отвлекшись. Обсуждаем тяготы студенческой жизни, сложности с учебной литературой (мой собеседник — старше года на три, и учится на юрфаке), находим общие вкусы в музыке... Но постепенно начинаю я замечать во взгляде и интонациях нового знакомца (назвавшегося Аркадием) прежде незнакомые, но, увы, без слов понятные и совершенно мне неприятные признаки кое-как сдерживаемого полового влечения. Мне становится одновременно и жутко, и тошно, и неуютно от сознания, что мой визави, хоть и беседует цивильно за Jethro Tull и Yes, в то же время рассматривает меня как объект для полового акта, и выгадывает момент, чтобы сделать мне какое-нибудь предложение по этому поводу. Стоит мне об этом подумать, как «Аркадий» вдруг вспоминает, что его квартира в двух остановках от метро совершенно сегодня вечером свободна, и там можно послушать новый диск «Квинов». Так себе новый, конечно, слушан уже этот Hot Space и переслушан за полтора года, но у «Аркадия» — не жёваная какая-нибудь кассета с тридцать третьей копией, а оригинальный английский винил, вертушка «Грюндиг» с усилком, и колонки крутые, предки из загранкомандировки привезли... Я каким-то непредставимым внутренним усилием преодолеваю оцепенение, встаю со скамейки, прощаюсь без рукопожатия и, резко развернувшись, ухожу к эскалатору, не оглядываясь. «Аркадий», вероятно, так там и остался сидеть. Думаю, он меня понял не хуже, чем я его. Хочется написать «больше мы с ним не виделись», но шарик довольно маленький, прослойка узкая, и через четверть века наши аккаунты задружились на Фейсбуке, где мой неудавшийся совратитель зарегистрирован под настоящим именем, со всеми регалиями. Он нынче управляющий партнёр крупного венчурного фонда и гражданин Америки, в России бывает наездами... Но вернёмся в 1983 год. 

Боже, какая мерзость, думал я, забившись в резиновые складки 233-го «Икаруса». Ну что за ё**ный стыд. Как же так можно?! Разговаривать с человеком как с другом, по душам, интересоваться его мнением про арт-рок, когда на самом деле всё, чего ты хочешь — это тупо его вы**ать… фу таким быть!

А потом я вылез из автобуса на свежий воздух, и тут-то со мной случилась та самая тяжкая юношеская травма, которая в значительной степени предопределила всю мою личную жизнь в последующие 33 года. Мне в голову пришла простая мысль, которая обожгла меня как удар тока.

Мысль о том, что и сам я, когда домогаюсь какой-нибудь девушки, просто потому, что нашёл её внешне привлекательной, выгляжу в её глазах в точности так же, как этот самый «Аркадий». Который беседовать готов о самом разном, а хочет, в сущности, одного. И совершенно не того, чего хочется его собеседнику. И собеседник тоже это хорошо понимает, но по каким-то причинам вынужден терпеть этот кошачий концерт неуклюже завуалированной похоти. А иногда и уступить — но не потому, что так захотелось, а чтобы просто тему уже закрыть.

Перед моими глазами прошла череда моих юношеских донжуанских побед, уговоров, заманиваний, совместных распитий с понятной конечной целью; к слову вспомнилось определение «зануда — тот, кому проще дать, чем объяснить». Мне стало стыдно за некоторые эпизоды, которыми, как мне казалось раньше, мужчина должен гордиться. И все эти мысли пришлись мне в тот ненастный осенний вечер очень конкретным серпом по яйцам. 

Можно сказать, что личная жизнь моя с той поры основательно переменилась. Я очень много приложил усилий к тому, чтобы никогда больше не показаться какой-нибудь девушке таким вот суетливым «Аркадием», с дежурной болтовнёй на устах и похотью в голосе. 

Довольно скоро выяснилось, что никакого особенного героизма такая перемена в поведении от мужчины не требует. Просто нужно повнимательней следить за собеседником, его реакциями на тебя и твои действия, пытаться понять его настроение и жизненные принципы — перед тем, как решить, может ли между вами что-то случиться, и уместно ли думать в этом направлении здесь и сейчас.

Это не значит, что женщин или секса в моей жизни стало меньше — тогда, или когда-нибудь впоследствии. Это всего лишь значит, что никакие мои отношения с прекрасным полом не выстраивались на навязывании себя, домогательствах и принуждении. Чужое «Не хочу» стало для меня непреложным законом — именно в память о том моём собственном «Не хочу», которое я почувствовал в том далёком 1983 году, встретившись с «Аркадием». Почти 33 года с тех пор прошло, но я совершенно точно знаю, что ни у кого не хотел бы вызвать таких чувств и такой внутренней реакции. 

Не стоит думать, что эта перемена сделала меня или моих подруг сильно счастливее в личной жизни, что я превратился в безупречного рыцаря и галантного кавалера, и что я никакой женщине не дал повода для глубокой и долгой обиды. Может быть, даже наоборот: из-за нежелания никому навязываться, я всегда более охотно сходился с женщинами, явно проявлявшими ко мне интерес — при таких вводных довольно высока вероятность, что подруга заинтересована в тебе больше, чем ты в ней, и эта асимметрия создаёт почву для многих последующих обид и страданий. Кроме того, существуют на свете такие женщины, которые любят, чтоб их как раз добивались, упорно и настойчиво, всеми средствами и любой ценой — как кузина Ира из прелестной заметки Славы Сэ, пушкинская Наина или героиня Джейн Фонда из последней соррентиновской мелодрамы. Возможно, если б я не боялся проявлять чрезмерную настойчивость, то с какой-нибудь из таких барышень мог бы составить вполне счастливую пару… Но довольно воспоминаний, вернёмся в день сегодняшний.

Прочитал я тот комментарий коллеги, с которого начинается этот пост, и подумалось мне: вот ведь с человеком случилось примерно то же самое, что и со мной, в похожем возрасте, и почти столько же лет назад — но выводы из этой «травмы» он сделал какие-то совсем другие: возненавидел «пидоров». А мог бы — всех мужчин, всех математиков, всех школьных учителей, всех стариков... Почему одна нелепая экстраполяция кажется ему такой естественной, а остальные, столь же глупые, даже в голову не пришли?

«Общественный климат» в этом никак не обвинишь: при Брежневе, хоть и сажали в тюрьму по ст. 121 УК РСФСР «Мужеложство» (примерно по 500 человек в год, почти как в сегодняшней России по 282-й), но никакие милоновы-мизулины-киселёвы на телеэкранах по этой теме не бесновались, сердец сжигать никто публично не требовал, и никакой государственной пропагандой гомофобия в стране не насаждалась. Эта тема просто замалчивалась, в традициях евнухоидной чопорности брежневского официоза, в строгом соответствии с формулой «в СССР секса нет».

Так что если мой коллега из всех возможных вариантов выбрал в качестве объекта ненависти именно гомосеков, о которых раньше понятия не имел, то это у него случилось действительно не от телевизора (как у значительной части сегодняшних российских гомофобов-телезрителей), а от очень глубокой личной озабоченности данной проблемой. Меня в мои 17 лет остро заботила другая проблема — отношений с женщинами — потому мой вывод из «травмы» и оказался иным.

Перепост