Укол пером
Помирать буду, а не забуду, как я однажды оконфузился. Было это черт знает когда.
Я тогда учился то ли четвертом, то ли в пятом классе нашей сельской восьмилетки.
Деревенька у нас была небольшая, дворов на сто с небольшим, соответственно, и
школа была невелика. В классах - всего по полтора-два десятка учеников. Закончившие
восьмилетку или ехали поступать в разные училища, техникумы в областной центр,
или продолжали учебы в средних школах соседних райцентров.
Учителя большей частью были приезжие, и менялись довольно часто. Не просто было
прижиться совсем еще молоденьким девчонкам, вчерашним выпускницам пединститутов,
в деревне с ее простыми и грубыми нравами. Но случалось и так, что местные ухватистые
парни умудрялись вскружить головы заносчивым горожанкам и женились на них. Правда,
такие случаи были единичны. Чаще всего училки вообще отшивали клеящихся к ним
полупьяных трактористов и животноводов и, игнорируя деревенские танцульки и
прочие массовые мероприятия, на которых их нетерпеливо и напрасно дожидались
местные ловеласы, старательно и без души отбывали обязательные после выпуска
несколько лет в деревенской школе, и с облегчением и безо всякой жалости покидали
наше село. Они уезжали в большой и шумный, но такой притягательный город и.
наверное, навсегда забывали эти пару-тройку своих загубленных лет девичьей жизни
на ниве сельского просвещения.
Учительницы русского языка и литературы Ирина Викторовна и математичка Татьяна
Николаевна приехали к нам вместе и вместе жили на квартире у солдатской вдовы
бабы Клавы. Они были очень разные: Ирина Викторовна - худая блондинка с невыразительным,
угрястым лицом, наполовину закрытым стеклами больших тяжелых очков в пластмассовой
оправе, тонкими, почти без икр, ногами (почему она, видимо, и старалась как можно
чаще ходить в брюках), и с низким, как бы прокуренным голосом. Впрочем, она
и покуривала, мы это иногда видели. В общем, она была некрасивой и внимания
особого к себе не привлекала. А вот Татьяна Николаевна была ее полной противоположностью.
Шатенка с матовым, очень миловидным лицом, с высокой грудью, тонкой талией,
аккуратной такой и кругленькой, попкой, недлинными, правда. но очень стройными
ножками с точеными коленками. Голос у нее был мелодичный, и смеялась она с такими
переливами, как будто одновременно звонили несколько колокольчиков.
Когда Татьяна Викторовна, в плотно обтягивающей все ее выпуклые места водолазке
и мини-юбочке, ходила по классу между рядами парт, негромко постукивая каблучками,
и склоняясь то над одной тетрадкой, то над другой и проверяя, как идет ход решения
заданной ею задачи, мы, пацаны, как зовороженные, провожали ее восхищенными взглядами.
Ну, по сколько нам тогда было? По двенадцать-тринадцать лет всего. Но толк в
женской красоте мы уже знали. Да и что там знать, когда вот она, ходит перед
тобой, обворожительно пахнущая духами, волнующе покачивая крутыми бедрами и
рвущимися из-под тонкой водолазки упругими грудями с четко выпираемыми сосцами?
Такую красоту мужское естество осознает уже на животном, подсознательном уровне
даже с таких с малых лет.
На фоне своей невзрачной подруги Татьяна Николаевна вообще выглядела потрясающей
красавицей, и неудивительно, что вокруг нее стали бить копытами и рыть землю
все свободные и несвободные деревенские самцы. Но напрасно - никто из них не
мог похвастать тем, что хотя бы прикоснулся к ней. Да и как бы это у них получилось,
если училка наша избегала всяческого общения с ними. А я вот сподобился. И вот
как это произошло.
На очередном уроке математики Татьяна Николаевна, посверкивая своими чудными
коленочками, по привычке поочередно обходила все парты и вскоре остановилась
также и около меня.
- Ну, как у нас дела? - склонившись над моей тетрадкой и близоруко щурясь (в
отличие от своей подруги, Татьяна Николаевна очков не носила, хотя, видимо,
следовало), пропела она своим мелодичным голоском.
- Да чё-то запутался я, Таньниколавна, - признался я - задача у меня не шла.
- А ты не сдавайся! - легонько поворошила она своей теплой ладошкой мои волосы,
и у меня захватило дыхание. Да после такого внимания ко мне я десять задач решу!
А Татьяна Николаевна уже отвернулась к моему соседу напротив - Кольке Куйбышеву.
И также заботливо склонилась над его тетрадкой. И тут же громко взвизгнула,
испуганно оглянулась и, схватившись рукой за свою округлую ягодицу, опустила
глаза на мою руку. И только тут до меня дошло, что произошло. Я сидел в глубокой
задумчивости, вперив взгляд в тетрадку с упрямой задачкой, а рука моя с зажатой
в ней ручкой свисала с края парты. Татьяна Николаевна, склоняясь к парте Кольки
Куйбышева, оттопырила свою изумительную попку и уткнулась ею в зажатую меж моих
пальцев ручку. А ручка та была еще не шариковая - они у нас появились всего
пару лет спустя, - а перьевая, то есть оснащенная острым стальным пером. И вот
кончик этого пера, к тому же еще недавно обмакнутого в чернильницу, легко преодолев
ткань юбки и трусиков, плотоядно воткнулся в нежнейшую филейную часть нашей красавицы-учительницы,
чем причинил ей сильную боль и вызвал громкий вскрик.
Я буквально обалдел, осознав, что только что натворил (хотя виноваты тут были
мы, пожалуй, оба - Татьяне Николаевне следовало обратить внимание на положением
моей руки, оснащенной таким опасным инструментом, как перьевая ручка). И не нашел
ничего лучшего, как, вскочив с места, в сильнейшем волнении ляпнуть во всеуслышание:
-Таньниколавна, извините, что я вам перо в жопу воткнул!..
Класс вместе с пострадавшей от моей неосторожности (но и от ее невнимательности)
учительницей бился в конвульсиях все оставшиеся пятнадцать минут урока и еще
половину перемены. Конечно же, я был прощен. А история эта передается из уст
в уста в нашей школе (ставшей в наше время, увы, уже просто начальной) и до
сих пор:
- Hasan , 06.12.2011
