Еду ли я по ночному проспекту
Или в лесу собираю грибы
Или всю душу отдавши проекту
Счастья пытаюсь добыть у судьбы

Или я в бане с друзьями пирую
Или я в озере рыбу ловлю
Или я праздничный стол сервирую
Иль на покосе я сено скирдую, -
Знаю нутром как я горько люблю

Русские долы, погосты и веси
Люд наш угрюмый, дожди и мороз
Мат трехэтажный и дивные песни
Ропот на власти и хохот до слез

Пляски на свадьбах. Тоска на вокзалах
Празднеств парады и скорбь у могил
Сопки Камчатки, отроги Урала
Степи без края и дебри тайги

Это большое, родное, посконное
Хмурое племя сограждан моих
Это Отечество наше огромное
В смеси ландшафтов и лиц дорогих

Эта земля наша, кровью политая
Эта история – в грязи и славе
Мы её дети. И мы ей защита
Нашей многострадальной державе

Нет, не прельщают меня заграницы
Пальмы да море, да вечное лето
Пусть неулыбчивы русские лица -
Мне они ближе чужого привета

Мчится авто по ночному проспекту
Дождь барабанит, и ветер ярится
Слава дождливому небу и ветру!
Буду смеяться, роптать, материться
Буду тянуться я к правде и свету!
Пьянствовать, спорить, ругаться, мириться
Но не молиться
                на заграницу! 

Слово - это элемент речи, это строительный материал, из которого человек создает смыслы, выражает эмоции, вызывает ответные чувства. "Он замолвил словечко о вас". Наверное, подобное словосочетание можно считать  фразеологизмом и означает оно "сказать о ком-то". "Он предоставил Вам слово" - имеется в виду, дал вам возможность высказаться.

Слово несет колоссальную нагрузку, оно управляет не только эмоциями и действиями человека, но и влияет на материальный мир.

Ученые решили однажды провести эксперимент. Они поставили два стакана с обыкновенной водой в разные комнаты. В одной комнате говорили слова: "добро", "мир", "любовь", "счастье", "гармония". А в другой комнате звучало: "смерть", "грязь", "война", "погром", "страх", "ненависть",  "зло". Через некоторое время два стакана отнесли в лабораторию и воду из них заморозили. Кристаллы воды, при которой звучали слова, обозначающие тревогу и зло, были искажены, изуродованы и стали асимметричными. Кристаллы же воды из другого стакана имели правильную и красивую форму. Если слово так значительно влияет на структуру воды,  то как же оно влияет на живых и чувствующих!  Ведь все живые существа состоят из воды.

"Доброе слово и кошке приятно" - эта народная пословица говорит о многом. Зависит ли счастье от слова? Безусловно. Словом мы можем выражать большинство своих чувств. А нам, чтобы быть счастливыми, обязательно нужно знать, что чувствуют наши  близкие. Словом можно заставить ненавидеть, можно разочаровать или напротив - заставить любить, или даже убить. Поэтому надо быть крайне осторожным со своей речью.  Слово становится источником предательства,  манипуляций, с помощью языка можно мотивировать человека на подвиг.  А  как важно  научиться   не думать  о людях плохо!  И  по отношению к  самому себе  тоже  попробовать научиться выбирать  хорошее слово  - оно ведь  тоже  побуждает  к деятельности,   заставляет  совершать хорошие, добрые поступки.

Никогда раньше  не задумывалась, что приятные слова  благозвучны,  плохие  же звучат  часто  резко, агрессивно. И звуковой образ самого  слова  заставляет нас  интуитивно  выбирать те  эмоции, что  отражают  его значение.

Анна Кондрашова, 10-а

Операция охватывала юго-запад БССР и восточные воеводства, потому весьма символично, что ей командовал Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский, имевший и белорусские, и польские корни. Войска 1-го Белорусского фронта на правом крыле и в центре к 16 июля вышли на линию Свислочь – Пружаны западнее Пинска. Их оперативное положение значительно улучшилось. Если к началу освобождения Белоруссии две сильные фланговые группировки были разъединены обширными полесскими болотами, то теперь топи остались позади, протяженность линии фронта сократилась почти вдвое. Выход правого фланга северо-восточнее Бреста создал благоприятные условия для перехода левого крыла в наступление, что в итоге могло привести к окружению брестской группировки противника.

Учитывая обстановку, командование 1-го Белорусского фронта готовило войска левого крыла к переходу в наступление на ковельско-люблинском направлении. Были задействованы крупные силы: девять общевойсковых армий (в том числе 1-я польская), одна ТА, два танковых, один механизированный, три кавалерийских корпуса и две ВА. Главный удар наносили войска левого крыла фронта. К началу наступления в первом эшелоне на этом фланге дислоцировались 70, 47, 8-я гвардейская и 69-я армии, во втором стояла 1-я польская армия. Фронт имел в районе Ковеля также 2-ю танковую армию, 11-й танковый, 2 и 7-й гвардейские кавкорпуса и 6-ю ВА. Три армии – 47-я генерал-лейтенанта Николая Гусева, 8-я гвардейская генерал-полковника Василия Чуйкова и 69-я генерал-лейтенанта Владимира Колпакчи должны были прорывать вражескую оборону западнее Ковеля.

Много политических и дипломатических страстей кипело вокруг армии второго эшелона – 1-й польской генерал-лейтенанта Зыгмунда Берлинга. Оценка этого объединения эмигрантским правительством в Лондоне была такова: «Отряды наемников польского происхождения на советской службе». Однако Крайова Рада Народова и созданный 21 июля 1944 года Польский комитет национального освобождения (ПКНО) придерживались противоположного мнения.

Прорывая немецкие линии укреплений, общевойсковые объединения должны были обеспечить ввод в сражение танковой армии и кавкорпусов. И уже взаимодействуя с ними, наступать на Седльце и Люблин. Перегруппировка войск позволила накопить трехкратное превосходство в живой силе, пятикратное – в танках и артиллерии. В 6-й ВА генерал-лейтенанта Федора Полынина насчитывалось 1465 самолетов.

13 июля 1-й Украинский фронт под командованием Маршала Советского Союза Ивана Конева начал Львовско-Сандомирскую операцию. Передовые батальоны, форсировав Западный Буг, стали весьма активно теснить гитлеровцев на львовском направлении. Таким образом, гитлеровцы, которым противостояло левое крыло 1-го Белорусского фронта, лишались возможности отойти на юг в случае наступления советских войск.

И оно началось 18 июля. За первые два дня ударная группировка левого крыла 1-го Белорусского фронта форсировала сложные участки Западного Буга и к вечеру 22 июля река осталась позади главных сил.

Уверенно продвигалась по польской земле 2-я ТА генерал-лейтенанта танковых войск Семена Богданова. Уже 22 июля был взят Люблин. 2-я ТА продолжила боевой путь с новым командармом генерал-майором Алексеем Радзиевским. Развивая наступление, 25 июля танкисты вышли к Висле в районе Демблина. 27-го Радзиевский и Берлинг обсудили дальнейшие действия. Выход РККА к Висле нарушил взаимодействие гитлеровских ГА «Центр» и «Северная Украина».

Севернее ударной группировки наступала конно-механизированная группа в составе 2-го гвардейского кавалерийского и 11-го танкового корпусов. КМГ стремительным рейдом освободила Парчев, Радзынь и в ночь на 25 июля завязала бои за Седльце. Выход войск левого крыла фронта на Вислу и в район Седльце осложнил оперативную обстановку для брестской группировки противника. Успешно развертывалось наступление войск правого крыла 1-го Белорусского фронта. 65 и 28-я армии двигались к Западному Бугу севернее Бреста. Выходом войск 1-го Белорусского фронта к реке были созданы условия для окружения брестской группировки врага. Казалось, еще немного и германские войска окажутся в кольце. Однако опасаясь потерять Брест, командование вермахта стянуло к нему остатки армий и попыталось организовать оборону. Враг сумел нанести довольно чувствительные контрудары с северо-запада и юга на Черемху. Но это максимум, на что были способны гитлеровцы. Наступление советских войск замедлилось, но не остановилось. Окружение завершилось 27 июля с выходом войск 28 и 70-й армий к Западному Бугу северо-западнее Бреста. На следующий день город был освобожден от фашистов.

Закрепление успеха взятием Варшавы представлялось естественным. Но у польской столицы была сосредоточена мощная группировка вермахта. 31 июля 2-я ТА завязала бои на ближних подступах к Праге, предместью Варшавы. Но после контрудара пяти танковых и двух пехотных дивизий противника советские войска вынужденно перешли к обороне.

8-я гвардейская и 69-я армии левого крыла 1-го Белорусского фронта с 27 июля по 4 августа форсировали Вислу южнее Варшавы и захватили плацдармы на западном берегу в районах Магнушева и Пулавы. Здесь разгорелись ожесточенные бои. Люблинско-Брестская операция на этом закончилась.

Михаил Стрелец

Источник: https://vpk-news.ru/articles/51438

В январе этого года в России обновился состав правительства, а вместе с ним и министерства высшего образования и науки. Новое Министерство науки, не откладывая в долгий ящик, придумало для научно-исследовательских институтов академии наук новую систему оценки эффективности: комплексный балл публикационной результативности. Новый баллы вводился с целью обеспечения роста числа публикаций. Новый балл будет присваиваться институтам за публикации в журналах и издание монографий. За публикацию в журналах из перечня ВАК будет присваиваться 0,5 балла, за публикацию в журнале, индексируемом в Russian Science Citation Index – 0,75 балла, за публикацию монографии, публикацию в журнале, индексируемом в базе данных Scopus – 1 балл. Существенно большее количество баллов можно будет получить за публикации в журнале, индексируемом в базе данных Web of Science. Стоит отметить, что журналы, индексируемые в этой безе данных делятся на квартили, также есть журналы, которые индексируются в Web of Science, но в квартили не входят. За публикацию в журнале, не входящем в квартили, планируется присваивать 1 балл, как и за публикации в журнале из  четвертого квартиля, за публикацию в журнале из третьего квартиля  – 2,7 балла, в журнале из второго  квартиля – 7,3 балла, в журнале из первого квартиля – 19, 7.

Новая система оценивания возмутила институты, занимающиеся гуманитарными науками. В эту систему не включаются вовсе такие результаты научной деятельности, как например, издание атласов, словарей, справочников и многое, многое другое. К тому же монография теперь будет оцениваться ниже иной статьи. Наконец, в квартилях Web of Science разные области знания представлены неравномерно. В первую квартиль входят в основном журналы естественно-научного профиля на английском языке. Таким образом, вводя новую методику оценивания, министерство дискриминирует ученых-гуманитариев.

После получения новостей о новом балле, научные институты гуманитарного профиля стали вывешивать у себя на сайтах открытые письма против нововведений. Такие письма опубликовали, к примеру, Институт философии, Институт мировой литературы, Институт славяноведения и другие. Это возмущение не прошло незамеченным. На заседании президиума Российской академии наук 11 февраля было принято решение о корректировке новой методики присвоения баллов. 11 марта было проведено расширенное заседание рабочей группы по расчету комплексного балла. Министерство согласилось пойти на некоторые уступки. Однако, корректировке подвергнется только методика присвоения баллов за публикацию монографий и статей в журналах, индексируемых в базе Scopus (в этой базе тоже есть квартили). Для корректировки методики была создана рабочая группа, в которую включили представителей научного сообщества. Было запланировано, что рабочая группа подготовит предложения до 20 марта, разработчики внесут в документ новые правки и в первой декаде апреля министерство выйдет на принятие решений. Однако, по-видимому коронавирус задержал исполнение этих планов.

При обсуждении новой методики присвоения баллов выяснилось, что эта система уже действует несколько лет в Физическом институте АН. То есть, министерство взяло методику, работавшую в одном институте и применило ее ко всем институтам, занимающихся разными областями знания. Подобный образ действий укладывается в узнаваемый стиль «тяп-ляп», в котором проводятся все наши реформы, включая конституционную. А хотелось, чтобы Министерство науки и высшего образования хоть немного задумывалось о последствиях своих поступков. Но, видимо, это желание неисполнимо. Также стоит отметить, что введение подобных крючкотворских методик присвоения баллов говорит о том, что к науке применяют меры жесткой экономии. Ведь методика составлена так, что для того, чтобы улучшить свои показатели, институт может увольнять сотрудников. И наконец, все эти меры направлены на то, чтобы выйти на пятое место в мире по публикациям в индексируемых в пресловутых базах данных журналах к 2024 году. Таковы цели национального проекта «Наука». Министерство науки не может придумать для ученых менее жалкую цель.

Лилия Светлова

Источник: http://rabkor.ru/columns/events/2020/04/13/new_system_for_evaluating_sci...

— Появились мнения, что экономический кризис в России, вызванный, в том числе, коронавирусом, не закончится в течение года, а продлится два или даже несколько лет. Это наверняка повлияет на рейтинг власти, он начнет падать. Вы с этим согласны?

— Это общемировая история, и мы в нее втянуты не по своей воле и не по своей вине. Объективно, исходя из статистики [числа заболевших], у нас по сравнению со многими странами мира оазис благополучия. Но понятно, что расслабляться не нужно. Меры, которые принимаются, достаточно проактивны. Я пока не ожидаю изменений в динамике рейтинга доверия власти. Рейтинг будет зависеть от того, как мы эту ситуацию пройдем и как преодолеем последствия, в первую очередь — экономические. Но пока нет общепринятого прогноза, насколько все затянется. Два года — это самый пессимистичный сценарий. Сейчас во главе угла человеческие жизни и здоровье, а далее будем смотреть на экономику.

— Сейчас нередко звучат упреки в адрес российских властей о том, что здесь гораздо меньше, чем во многих других странах, стараются поддержать малый и средний бизнес.

— Понятно, что сейчас не 2008 год, когда все было на подъеме. Сейчас всем тяжело — и крупному, и мелкому бизнесу — нет человека, которого бы это не коснулось. Федеральный центр и регионы ищут возможность поддерживать экономику. Каждый из регионов ищет свой формат поддержки бизнеса в рамках общих правил игры. Регионы сейчас могут расширять списки предприятий, сотрудники которых могут выходить на работу. В зависимости от возможности бюджетов, регионы определяют меры поддержки не только врачам, которые находятся на передовой, но и бизнесу.

— Но ведь у нас есть бедные и богатые регионы, получается, они могут предложить разную поддержку. Вы не считаете, что это несправедливо?

 — Регионы у нас априори в неравных условиях. Политика выравнивания, тем не менее, работает в последние годы. Понятно, что регионы в одиночку не вытянут, но на них и не возлагается такая ответственность. Равно как не вытянет и федеральный центр — без адекватных мер поддержки со стороны регионов. Я думаю, что это будет общефедеральный пакет, который будет заземляться на регионы.

Это 85 антикризисных стратегий, которые имеют общие черты направлений и трендов. Сейчас очень заметно, что наступает время инициативы регионов.

— Еще можно говорить о некоем гуманитарном кризисе и особом испытании для региональной власти. Для примера: в Ивановской области звучат призывы не сдавать квартиры москвичам, а губернатору Курганской области Вадиму Шумкову приходится напоминать, что не нужно сжигать приехавших из Москвы на кострах.

— Уровень ответственности власти, особенно на местах, предельно повышенный. Людям нужна информация, и губернаторы — мощнейшие ньюсмейкеры, как никогда. Сложная ситуация может сказываться в моменте, могут возникать коммуникационные непонимания, интерпретации. Тут, с одной стороны, президент сказал: нужно вводить адекватные меры и не нарушать жизнедеятельность других регионов. С другой стороны, у любого губернатора есть желание оправдать интересы населения своего региона, обеспечить безопасность в первую очередь своих людей. Буквально за день уже множество разных прецедентов по закрытию муниципальных, региональных границ, которые пока, как я понимаю, не имеют однозначного трактования.

— Может ли ситуация с коронавирусом настолько сильно изменить ситуацию, что будут перенесены выборы региональных парламентов и губернаторов, намеченные на осень?

— Может, если мы не преодолеем к этому моменту пик заболеваемости. Я думаю, исходя из сегодняшних данных, что к сентябрю история с коронавирусом может закончиться. Но через месяц картина может поменяться.

— Изменится сам подход к агитации со стороны кандидатов?

— Мы будем наблюдать электоральную волну под флагом антикризиса, преодоления последствий. Будет важна точка старта входа в кампанию. Кампаний в этом году много, мне кажется, они будут разными и по характеру будут отличаться от кампаний предыдущих циклов.

— ВЦИОМ опубликовал результаты опроса, который показывает единодушие россиян в отношении идейных воззрений, закрепленных новыми поправками к Конституции. 89% россиян против попыток переписать историю Великой Отечественной войны, 87% — за территориальную целостность России. Но не нарушится ли этот консенсус из-за экономических трудностей? Может случиться, что люди в знак протеста захотят проголосовать против? Насколько велик риск, что перенос голосования из-за коронавируса скажется на его результатах в негативную сторону?

— Сейчас нет утвержденной даты голосования за поправки. Лучше это делать, когда не будет угрозы здоровью населения из-за массового волеизъявления. В большинстве регионов предполагается очное участие, а это сейчас противоречит логике борьбы с коронавирусом. Дата будет определяться после того, как мы поймем, что пик однозначно пройден и история с коронавирусом идет на спад. Возможно ли протестное голосование — зависит от того, как мы пройдем кризис. Если меры поддержки будут весомыми и ощутимыми, текущий статус-кво сохранится.

Татьяна Жаткина

Источник: https://ura.news/articles/1036280003

Значение и роль международных, региональных и национальных акторов[1] на формировании МО и ВПО стало общепризнанным в новом столетии, хотя социальные и национально-освободительные революции ХХ века уже превратили эти организации в субъектов формирования МО в ХХ веке. Принципиальная разница в их роли – способность основных субъектов (государств) использовать эти акторы в отношениях между собой, которая превратила их в инструмент внешней и военной политики.

По мере развития ЛЧЦ и военно-политических коалиций эти акторы превращались уже не только в политические инструменты государств, но и инструменты таких коалиций. Так, использование антисоветских и антикоммунистических акторов в Польше и Чехословакии в 70-е и 80-е годы прошлого века носило очевидно характер блоковой политики. В результате подписания 1 августа 1975 года Хельсинского Акта, например, эти акторы получили вполне легитимную основу, но само создание ОБСЕ стало результатом блоковой политики Запада в отношении СССР и ОВД.

Локальные человеческие цивилизации (ЛЧЦ), как основные субъекты формирования МО и ВПО в современный период, учитывают стремительный рост влияния различных акторов[2] – международных организаций, неправительственных организаций, партий, движений, религиозных и националистических, экстремистских, террористических и прочих организаций – на формирование МО и ВПО в начале ХХI века. Это растущее влияние отдельных акторов старые субъекты используют в интересах своей политики – как лидеров ЛЧЦ, так и национальных интересах отдельных стран.

Последнее обстоятельство очень характерно для западной ЛЧЦ во главе с США, где страна-лидер пытается использовать ресурсы всей западной ЛЧЦ и военно-политической коалиции в своих узко национальных интересах. В значительной степени, но иногда очень сильно, как видно на примере участия самых разных акторов в конфликте в Сирии, поддерживаемых «спонсорами», усиливается их влияние на формирование конкретных сценариев развития ВПО в том или ином регионе[3]. Так, созданная и поддерживаемая западной коалицией САА или режим Порошенко на Украине, почти превратились с помощью США в реальных субъектов МО и ВПО, т.е. процесс перерастания незначительного актора, созданного искусственно, во влиятельного актора и затем – в субъекта МО, прошёл достаточно быстро. На Украине с начала нулевых до 2014 года, а в Сирии – с 2011 до 2015 года. Заключительную стадию – легитимизацию и превращение из актора в субъекта ВПО – режим Порошенко прошел, а сирийская оппозиция нет.

Объективности ради следует признать, что влияние этих организаций (самых разных акторов) на современную МО и ВПО настолько усилилось, что сравнялось, а в ряде случаев и превзошло влияние субъектов МО и ВПО. Но само разнообразие этих акторов требует к ним дифференцированного отношения.

Разрушение системы международных институтов и правовых норм Западом как стратегическая задача

К середине первого десятилетия ХХI века международная система приобрела новые черты[4]

Т. Шаклеина, профессор

Очевидно, что политика «силового принуждения» не совместима с политикой компромиссов, достигаемых в результате переговоров. Подчеркну: не с переговорами (которые могут быть формой принуждения), а с компромиссами. Поэтому сохранение институтов и договорённостей, достигнутых прежде в результате переговоров и компромиссов, не находится в системе приоритетов современной политики Запада, прежде всего США.

Изменение соотношения сил в мире требовало от Запада «переформатирования» системы институтов и норм международного права под свои новые интересы и ценности, отличающиеся от тех, которые существовали вплоть до начала нового века. К началу нового века США и их союзникам удалось фактически сложить параллельно с существовавшим механизм обеспечения международной безопасности «свой», не уступающий де-факто по влиянию механизм, который состоял из системы клубов и организаций («Группа семи», НАТО и др.).

Стратегия Д. Трампа (США) до 2025 года:

1. Быстрая замена широкой коалиции Запада на систему обязывающих двусторонних договоренностей с лидером – США.

2. Сохранение контроля над МО и ВПО за США до 2025 года с помощью финансово-экономических, политико-дипломатических и военно-технических средств.

3. Эскалация развития мер и силовых средств политики США, которая предполагает:

3.а). Рост военной мощи во всех её сегментах, всех ВВСТ, прежде всего способности гибкого использования;

3.б). Отказ от системы политических компромиссов и договоренностей, которые кажутся не выгодными, их демонтаж и слом:

– существующих международных, региональных и двусторонних институтов;

– отказ от существовавших политических и правовых договоренностей.

3.в). Активизация невоенных средств силовой политики, поиск и активное использование новых мер и средств силовой политики.

Эти программы – пример долгосрочной стратегии США по развитию стратегических наступательных вооружений, которые планируются на десятилетия вперед.

Основные этапы политики дезинформации западной коалиции - создание политической реальности из «виртуальной»:

– во-первых, запланированное заранее создание необходимого виртуального желаемого образа и способов действий противника, который может быть очень далек (или даже прямо противоречить) реальному и радикально отличаться от действительности;

– во-вторых, заранее разработать и внедрить комплекс информационных и организационных мер, с помощью которых этот виртуальный образ превращается в относительную или «мнимую» реальность;

– в-третьих, настойчивое убеждение значительной части населения субъектов МО или общественности в том, что именно этот образ и есть реальность;

– в-четвертых, превращение этого образа в общепринятую норму;

– в-пятых, информационно-пропагандистское обеспечение таких действий по продвижению, защите или навязыванию этой нормы в качестве политического обоснования необходимости силовых действий в (ООН, ЕС, НАТО);

– в-шестых, игнорирование сознательного искажения действий той области по силовому навязыванию этой нормы (ситуация с южнокорейским Боингом, сбитым на Украине).

Эти шаги не гарантировали 100% успех потому что параллельно создавались новые, неподконтрольные институты. Поэтому параллельно шел процесс по двум направлениям:

– подрыву авторитета традиционных институтов – ООН, ОБСЕ и др.

– замены норм международного права на американские нормы, часто внутренние нормы, права (демонстративные аресты на территории третьих стран, обыски консульств в 2017 году и т.д.).

Эта тенденция в политике Запада, однако, не оказалась настолько эффективной, как ожидалось: в первые десятилетия XXI века политика США и их союзников несколько раз подходила если не к кризисной черте и провалам, то к очевидным неудачам. Очень симптоматично было в этой связи следующее признание осенью 2017 года влиятельной французской газеты «Фигаро»: «В вопросе санкций против Северной Кореи Соединённым Штатам снова пришлось пойти на уступки и смягчить свою позицию, чтобы Россия и Китай не наложили своё вето на их резолюцию, – пишет журналист Le Figaro. Это говорит о том, что США – больше не сверхдержава, которая могла отделить Косово от Сербии в обход ООН и диктовать миру свои правила.

Показательно оказалось и фактическое бессилие политики санкций США по отношению к Ирану и России. С 2013 по 2015 год объем торговли США с Россией сократился с 38 до 24 млрд. долл., а Россия стала на 32 месте среди других партнеров США.

Все те десятилетия, что последовали за сносом Берлинской стены и развалом Советского Союза, Соединённые Штаты были столь сильны, с моральной, культурной, дипломатической, финансовой, военной точек зрения, что могли диктовать свои законы всему миру, пишет Le Figaro[6].

Ярче всего это проявилось во время конфликта в Косово в 1999 году, когда, действуя без санкции ООН, американцы смогли отделить от Сербии её провинцию, которая вскоре стала независимым государством, и никто не посмел открыто против этого выступать.

Но такого положения дел больше нет, предупреждает автор статьи. И этот вывод он делает на основании того, что в вопросе санкций в отношении Северной Кореи Соединённым Штатам не удалось диктовать свою волю. «Этот понедельник 11 сентября останется в анналах истории как дата, которая отмечает полный упадок американского влияния на Дальнем Востоке», – пишет автор статьи.

Когда Дональд Трамп пришёл к власти, он утверждал, что Америка не допустит, чтобы режим в Пхеньяне обзавёлся межконтинентальными ракетами с ядерными боеголовками, способными достичь американской территории. Но Северная Корея продолжает идти своим путём и проводит всё новые испытания [7].

В ответ на это США хотели представить в Совет Безопасности проект резолюции с очень жёсткими санкциями в адрес КНДР, но из-за угрозы вето со стороны России и Китая меры пришлось значительно смягчить.

Пришлось убрать, например, пункт о нефтяном эмбарго, поскольку Пекин, через который идут поставки энергоресурсов в Северную Корею, хочет показать Пхеньяну своё неодобрение, но не перекрывать ему кислород, ведь иначе именно в Китай хлынут миллионы беженцев. 

«Неспособность Соединённых Штатов заставить северокорейский режим отказаться от ядерного оружия – не исключительный случай. Он вписывается в долгий список геополитических провалов, которые скинули Америку с её пьедестала сверхдержавы», – пишет автор статьи.

Так, в последний раз ей удалось навязать свои условия в 2003 году, когда она силой свергла режим Саддама Хусейна в Ираке. По словам автора статьи, то была иррациональная и необдуманная реакция Вашингтона на теракты 11 сентября, но в геополитике иррациональность лишает авторитета и, следовательно, возможности сдерживания. 

Более того, северокорейскому провалу США предшествовали три другие неудачи: в Центральной Азии, где США потакали Пакистану, что вылилось в усиление талибов в Афганистане; у границ России, где Америка поддержала революции в Грузии и на Украине, не предугадав реакции Москвы; в Сирии, где Башар Асад нашёл себе союзников и остался у власти, хотя Вашингтон требовал его отставки[8].

«В этой большой игре, где психология важнее всего, нет ничего хуже, чем «ложная твёрдость» – поведение жандарма, который угрожает по поводу и без, но никогда не переходит к наказанию, – пишет журналист Le Figaro. – В геополитике лучше скрывать свои намерения, мало говорить, как можно меньше обещать, действовать быстро и ставить своих противников перед лицом уже свершившегося действия».

Автор: А.И. Подберёзкин

[1] Акторы – зд. и далее имеются ввиду негосударственные участники формирования МО и ВПО, которые в полной мере – политически и юридически – не могут считаться субъектами МО и ВПО, но практически оказывают на их формирование сильное, а иногда и решающее влияние.

[2] Целесообразно делить акторов, как минимум, на международные, региональные и национальные, а также правительственные (государственные) и общественные.

[3] Сценарии развития международной обстановки – зд. относительно детальный план (проект), существующий в виде документа или набора логически последовательных идей по поводу краткосрочных, среднесрочных и  долгосрочных политических и иных тенденций в развитии и взаимодействии витии субъектов, факторов и акторов, формирующих международную обстановку.

[4] Введение в прикладной анализ международных ситуаций / под ред. – Т. А. Шаклеиной. – М.: МГИМО-Университет, 2014. – С. 33.

[5] Sanctions on Russia: Impacts and economic costs on the United States / http://repository.graduateinstitute.ch/record/295176/files/Russian-Sanct.... – С. 13.

[6] Время всесильности США подошло к концу // Фигаро, 2017. 13 сентября / http://stockinfocus.ru/2017/09/13/le-figaro-vremya-vsesilnosti-ssha-podo...

[7] http://viperson.ru/data/201409/6748843.jpg

[8] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Раздел «США и Россия в будущей ВПО». В кн.:  Формирование современной военно-политической обстановки. – LAP LAMBERT Academic Publishing, 2018. – P. 236–280.

Источник: http://eurasian-defence.ru/?q=analitika/mezhdunarodnye-instituty-drugie-0

Успех развития капитализма исторически всегда основывался на своевременной модернизации его технологической базы. Проволочки в решении данного вопроса, как правило, были обусловлены нежеланием элит отказаться от установившегося экономического порядка. При этом каждый раз преодоление инерции неизбежной перестройки производственных отношений сопровождалось огромными человеческими жертвами, внушительными финансовыми и экономическими потерями. Так, ценой внедрения механического производства (первая промышленная революция) стали Великая французская революция и наполеоновские войны. Первая мировая война в свою очередь предшествовала возникновению массового производства (вторая промышленная революция). Всеобщая компьютеризация экономики (третья промышленная революция) происходила параллельно с разрушением СССР, всего социалистического лагеря и расторжением Варшавского договора. Логично предположить, что пандемия коронавируса — это своеобразное испытание готовности мирового сообщества к очередному технологическому переходу, ведущему к синтезу физических, цифровых и биологических технологий (основы четвертой промышленной революции). Актуальность технологического обновления вызвана в первую очередь тем, что на протяжении последних двух десятилетий мировая экономика развивалась в русле трёх деструктивных тенденций: усиления корпоративного капитализма, роста протекционизма и имитации создания новой финансовой архитектуры. Каждая их этих тенденций способствовала углублению структурных диспропорций в мировой экономике. В данном ракурсе коронавирусный форс-мажор также можно рассматривать как недвусмысленное и серьёзное предупреждение: переход на новые технологии требует существенного затягивания поясов, отказ от которого может стоить жизни всего человечества.

Корпоративный капитализм

Либерализация мировой экономики, осуществленная в рамках проведения политики «рейганомики» и «тэтчеризма», открыла перед корпорациями неограниченные возможности освоения глобального экономического пространства. По данным ЮНКТАД, в период 1990–2018 гг. активы многонациональных корпораций росли в шесть раз быстрее мирового ВВП, при этом численность персонала в их иностранных филиалах составляла всего лишь около 2% всех занятых в мире. Например, в 2019 г. размер капитализации каждой из таких компаний, как Apple, Microsoft, Amazon превышал ВВП 177 из 193 стран — членов ООН, взятых по отдельности. В современном мире уже существует 11 транснациональных банков, размер активов каждого из которых больше, чем ВВП всего Евразийского экономического союза (рассчитанного в рыночных ценах). На протяжении последних десятилетий корпорации активно злоупотребляли поддержкой государства. Всё началось с так называемой «проблемы 2000 года (Y2K)». Предполагалось, что при переходе в новое тысячелетие с 1 января 2000 г. у компьютеров произойдёт сбой системы, что приведёт к их отключению. По настоятельному требованию крупных американских корпораций правительство США было вынуждено потратить около 150 млрд.долл. для предотвращения данной проблемы (что в десять раз превысило стоимость восстановительных работ в южной Флориде в 1992 г. после урагана Эндрю, считавшегося на том момент самым разрушительным в истории США). В конечном итоге ожидаемый сбой компьютерных систем так и не произошел, а выделенные деньги были потрачены на покупку акций интернет-компаний, что способствовало дальнейшему надуванию пузыря доткомов, схлопнувшемуся несколько месяцев спустя.

Тем не менее корпорации создали прецедент выдавливания денег из государства для финансирования собственных проблем. После глобального финансового кризиса 2008–2009 гг. практика поддержки государством крупных частных компаний приобрела системный и совершенно неадекватный с точки зрения законов рынка характер. Чрезвычайное государственное стимулирование деятельности корпораций обусловило опережающий рост их финансовых активов относительно показателей реального сектора экономики. Таким образом, корпорации, выросшие на государственной поддержке, создали ощутимую конкуренцию суверенным государствам в контексте доступа и распределения глобальных ресурсов. При этом прибыли корпораций направлялись не столько в сферу инвестирования, необходимого для перехода на новые технологии, сколько замораживались преимущественно в виде офшорных активов. По данным неправительственной организации Tax Justice Network, богатые люди и их семьи удерживают в офшорных налоговых убежищах до 32 трлн.долл. скрытых финансовых активов. Дополнительно сотни триллионов долларов «простаивают» в различных ценных бумагах и производных от них экзотических финансовых инструментах. При этом глобальный инвестиционный спрос только на финансирование инфраструктурных проектов в период с 2015 г. по 2030 г. Составляет 90 трлн.долл.. Характерно, что лидерами вывода активов в офшорные налоговые гавани выступают как раз высокотехнологические компании.

Протекционизм

В 2007 г. американский экономист Д. Родрик довольно изящно обозначил политическую трилемму мировой экономики, которая заключается в невозможности одновременного существования глубокой экономической интеграции (связанной с деятельностью мегакорпораций), национальных государств и демократической политики. Для сохранения двух элементов третьим придется пожертовавать. Можно предположить, что дезинтеграция мировой экономики, вызванная коронавирусом, как раз укладывается в рамки данной трилеммы.

Вместе с тем процессы деглобализации — явление не новое. Началом эпохи протекционизма можно считать 2005 год, когда китайской энергетической компании CNOOC было отказано в приобретении американской нефтяной компании UNOCAL. И уже в 2007 г. Конгресс США принял Закон об иностранных инвестициях и национальной безопасности, который значительно ужесточил регулирование притока иностранных инвестиций в стратегические отрасли американской экономики.

Угрозы свободе мирового рынка стали нарастать как снежный ком после глобального финансового кризиса 2008 г. В период с ноября 2009 г. по декабрь 2019 г. страны Группы двадцати приняли 15 631 мер, ограничивающих международную торговлю. Причем 20% новых мер были приняты во второй половине 2019 г. По абсолютному количеству торговых ограничений лидировали Китай, США и Германия, которые занимают соответственно первую, вторую и третью позиции по размеру экспорта в мировой торговле. Можно предположить, что таким способом государства реагирует на несправедливость правил игры, действующих в пользу глобальных корпораций.

Следует отметить, что снижение стоимостного объема мирового товарного экспорта наряду с замедлением темпов роста международной торговли наблюдалось уже с 2011 г., а с 2014 г. отмечалось падение мирового объема прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Характерно, что ряд государств стали готовиться к кризису заранее, проведя масштабный вывод капиталов в форме ПИИ из других стран. Так, в 2014–2016 гг. Великобритания вывела из зарубежных экономик 241 млрд долл. В свою очередь США репатриировали ПИИ на сумму 64 млрд долл. в 2018 году. С учётом репатриированных средств, общая сумма прямых иностранных инвестиций, направляемых США за рубеж, снизилась по сравнению с 2017 г. На 362 млрд.долл., что составило 35% от общемирового объёма ПИИ в 2018 г.

По предварительным данным ЮНКТАД, вследствие ограничительных мер, вызванных коронавирусом, ожидается снижение объема глобального размера ПИИ на 30–40% в 2020 и 2021 гг. Снижение ПИИ в первую очередь затронет те страны, которые наиболее сильно пострадают от эпидемии. Многие многонациональные компании (МНК), входящие в Топ-100 компаний ЮНКТАД и являющиеся составной частью общих тенденций в области инвестиций, замедляют капитальные расходы в пострадавших районах. В среднем 5000 ведущих МНК, на которые приходится значительная доля мировых ПИИ, оценивают снижение размера прибыли в 2020 г. на 30% в связи с COVID-19. Наибольшие потери несут энергетика и промышленность основных материалов (–208%, в том числе в связи с падением цен на нефть), авиалинии (–116%) и автомобильная промышленность (–47%).

По предварительным оценкам журнала The Economist, вследствие коронавируса в 2020 г. ВВП в США и зоне евро может снизиться на 5–10%. Президент США Д. Трамп подписал закон о выделении финансовой помощи в размере 2 трлн долл., что составляет 10% американского ВВП — в два раза больше, чем было обещано в 2007–2009 гг. Заявленные правительствами Великобритании, Франции и других стран кредитные гарантии составляют 15% ВВП. Центральные банки печатают деньги и используют их для выкупа проблемных корпоративных активов, стремительно утрачивающих свою рыночную цену. Правительства ведущих экономик мира пытаются хотя бы на время запретить банкротства и рассматривают возможности проведения масштабной национализации системообразующих компаний частного сектора. Однако все эти традиционные «пожарные» меры, как и прежде, не предусматривают фундаментальных изменений в модели мировой экономики для обеспечения её перехода на новый технологический уровень.

Реформа финансовой системы

Парадигмальным дефектом современной модели мировой экономики является её функционирование в режиме финансиализации, т.е. обособления финансовых потоков от сферы реального производства. Финансиализация проявляется в трёх измерениях: 1) отрыва финансовых потоков от рыночной конъюнктуры, что позволяет финансистам зарабатывать как на спадах, так и на подъёмах экономики; 2) деформации спроса на деньги в результате отмежевания финансового капитала от финансирования не только реальных производственных процессов, но и операций на фондовом рынке; 3) нивелирования роли государства как регулятора кредитных отношений, что проявляется в фактическом отстранении Центробанков от процесса создания денег. К примеру, в современных условиях более 97% денег, используемых людьми и предприятиями в мире, существуют в форме банковских депозитов в коммерческих банках. При этом менее 3% денег представлено в форме физических наличных денег, которые создаются государством через центральный банк. Как известно, именно злоупотребление коммерческими банками в создании кредитных денег за счет краткосрочных депозитов населения и привело к глобальному финансовому кризису.

Проблема мировой финансовой системы заключается в том, что сколько бы денег в ней не было создано, их все равно будет недостаточно для выполнения текущих финансовых обязательств, поскольку кредитная природа современных денег не предусматривает их окончательное потребление, как это происходит с обычными товарами. Напротив, все вновь созданные деньги представляют собой долговое обязательство, для погашения которого требуются новые деньги. Поэтому в существующей финансовой системе реальный сектор экономики испытывает постоянный денежный дефицит. Следовательно, вся мировая воспроизводственная цепочка подвергается перманентному риску дестабилизации в случае внезапного прекращения создания новых денег её участниками.

Противоречие между производителями (собственниками идей) и владельцами финансового капитала (потребителями) существует со времен золотого стандарта и заключается в том, что первые стараются побыстрее реализовать свою продукцию на рынке, а вторые, напротив, стремятся как можно дольше не расставаться со своим финансовым капиталом, накопление и приумножение (а не трата) которого рассматривается как особая ценность (фетиш). На Западе разрешением проблемы конфликта между производительным и непроизводительным классом занимаются уже более ста лет. Так, немецкий предприниматель и финансовый реформатор Сильвио Гезелль предлагал обкладывать владельцев денежных купюр своеобразным налогом с тем, чтобы купюры последовательно теряли в течение года свою номинальную стоимость. По его мнению, оптимальная денежная система должна обеспечивать постоянный спрос в экономике и не зависеть от биржевой конъюнктуры и изменчивых настроений банкиров и владельцев капитала. В такой системе объем покупок каждого отдельного человека должен соответствовать объему продаж. Поэтому все обладатели денег должны испытывать такое давление со стороны денег, которое побуждало бы их как можно быстрее избавляться от денег, запуская их в оборот. Тем самым деньги утратили бы своё несправедливое преимущество перед товарами, состоящее в том, что деньги являются «вечными» и в отличие от товаров не утрачивают со временем своей ценности вследствие расходов на их транспортировку, хранение, поддержание товарного вида и естественного износа. Свою систему С. Гезелль называл «свободными деньгами», которые должны были обеспечивать «естественный экономический порядок».

С. Гезелль считал, что выпуск и регулирование количества денег в обращении должны быть исключительной прерогативой государства. В настоящее время различные подходы по возвращению государству полного контроля над сферой денежного обращения обсуждаются на родине современного центрального банка — в Великобритании. В частности, с соответствующим предложением реформирования банковской системы выступил бывший глава Банка Англии М. Кинг. Для предотвращения создания частными финансовыми посредниками кредитных денег он предложил разделить их на две категории — узких (narrow banks) и широких (wide banks) банков. К первой категории отнесены традиционные банки, которые отныне должны обеспечивать депозиты вкладчиков 100% резервами в государственном центральном банке в виде высоколиквидных ценных бумаг. Доходы этой категории должны формироваться исключительно за счет предоставления платёжных услуг. Таким образом, в системе 100% резервирования правительство получает возможность финансировать свои расходы по нулевой процентной ставке, не прибегая к дорогостоящим займам. В свою очередь выдача рисковых кредитов должна быть отнесена к компетенции второй категории, в которую включаются различные небанковские финансовые учреждения. Широкие банки не имеют права принимать депозиты до востребования и краткосрочные депозиты, а финансируют свою деятельность исключительно за счет выпуска акций и долговых обязательств.

Еще более радикальные изменения нынешней финансовой системы предлагаются авторами проекта «суверенных денег». В системе суверенных денег право на создание всех денег в обращении (включая наличные и кредитные деньги) закрепляется исключительно за центральным банком и распространяется также на балансы коммерческих банков, которые навсегда лишаются возможности использования депозитов вкладчиков для создания собственных денег. Таким образом, Центральный банк получает возможность регулировать экономическую активность не посредством изменения процентных ставок, а путем осуществления прямого контроля над темпами создания дополнительных денег в экономике.

Идея «суверенных денег» разрабатывалась на протяжении XX в. в работах таких известных английских и американских ученых, как Ф. Содди, Ф. Найт, Г. Саймонс, И. Фишер, М. Фридман, Д. Тобин, Х. Мински, Д. Кей и Л. Котликоф. Этот проект вновь получил определенный резонанс после того, как в 2012 г. первоначальная модель «суверенных денег» И. Фишера была протестирована экономистами МВФ на современных показателях экономики США, которые выявили «устойчивое подтверждение» заявленных положительных эффектов и преимуществ этой модели.

Заключение

Нетрадиционные меры денежно-кредитной и фискальной политики, предпринятые правительствами ведущих рыночных экономик мира после глобального экономического кризиса 2008–2009 гг., придали некоторое оживление деловой активности в мире. Однако побочными эффектами их проведения стали возникновение феномена «новой нормальности» околонулевого экономического роста, непомерное наращивание долговой нагрузки и нездоровая социализация частного бизнеса.

Коронавирус лишь актуализировал необходимость проведения глубокой структурной перестройки всей системы регулирования мирового хозяйства, которое в современных условиях является чрезвычайно затратным с точки зрения издержек обслуживания. В первую очередь, речь идёт о необходимости сокращения непомерно разбухшего непроизводительного сектора финансовой экономики, вовлеченного в создание виртуальных ценностей за счёт системы международного разделения труда и глобальных цепочек создания стоимости. Наибольшую тяжесть обслуживания невероятно возросших запросов финансового сектора несут на себе страны-лидеры по объёмам продукции, производимой на экспорт — Китай, США, Германия, которые, как следствие, выступают сегодня основными инициаторами протекционистских мер, пытаясь таким образом хоть как-то оградить себя от нерегулируемой стихии финансовой глобализации.

Подчеркнём, что в результате Великой Депрессии 1929¬–1933 гг. произошло троекратное падение объёмов мировой торговли, которая была восстановлена только в период после Второй мировой войны. В связи с неспособностью стран договориться между собой о новом валютном порядке депрессия длилась почти два десятилетия. В конечном итоге победило право сильного и роль рулевого мировой финансовой системы приняли на себя США. Однако нынешняя доллароцентристская финансовая система не в состоянии разрешить проблемы глобальных дисбалансов, снизить издержки и перенаправить непроизводительные ресурсы на финансирование давно назревших технологических трансформаций.

Коронавирус выявил определённую беспомощность науки даже в такой базовой сфере обеспечения жизнедеятельности человека (независимо от уровня его социального статуса и доходов), как медицина. При таком достаточно низком уровне научной подготовки предполагать возможность успешного соединения биологического (человеческого) и нанотехнологического миров с использованием робототехники и генной инженерии представляется, мягко говоря, неадекватным.

При всём этом перемещение населения в крупные городские агломерации с переводом на дистанционную работу и обучение не решает главной проблемы — отсутствия эффективных инструментов регулирования глобальной экономикой (прежде всего в финансовой сфере). Для прорыва человечества в новый технологический уклад необходимы многотриллионные инвестиции в сферу науки и образования, осуществление которых представляется невозможным в рамках господствующей корпоратократической экономической модели.

В условиях последовательного сползания мировой экономики в зону отрицательной доходности и экономического спада, отягощаемых возрастающей долговой нагрузкой и разрывом международных экономических связей, возникает острая необходимость более активного вмешательства государства в систему финансового посредничества как на национальном, так и на глобальном уровнях. Данная вовлеченность, однако, не означает крах рынка и капитализма, но является абсолютно необходимой для возвращения национальных экономик на траекторию уверенного, сбалансированного, устойчивого и инклюзивного роста после окончания пандемии.

Алексей Кузнецов, д.э.н., с.н.с., профессор Департамента мировой экономики и мировых финансов Финансового университета при Правительстве РФ, эксперт РСМД

Источник: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/koronavirus-kak-diagnoz-sistemnogo-zastoya

Была в эти дни пара публикаций, они — в отличие от кратких заявлений Трампа — содержат массу фактуры. В частности, консервативный, близкий к Республиканской партии США ресурс опубликовал замечательную статью. Смысл ее в том, что Китай захватил (купил, подмял под себя, подчинил своему влиянию) вдруг ставшее предельно важным подразделение ООН — Всемирную организацию здравоохранения.

Сразу скажем: это не мнение публициста-одиночки, а ровно наоборот. До прихода Дональда Трампа на пост президента Соединенных Штатов Daily Signal, может, и была несущественным СМИ, но не сегодня. Вдобавок речь о весьма типичном для правого фланга Америки выступлении. Да еще и на тему, которая постепенно выдвигается на первое (по крайней мере, для США) место в мировой политике: как это так, наша страна еще на пике несчастья, а Китай восстал из карантина и уже на всех парах несется вперед, к мировому лидерству по всем параметрам. Как такое произошло и кто виноват?

А тут еще среди множества мнений о том, каким будет завтрашний мир, встречается и такое: ВОЗ может стать чем-то вроде первой структуры всемирного правительства, повелевающего народами и государствами. Почему — не надо объяснять. И вот, оказывается, там главные — китайцы.

Тезисы публикации в Daily Signal вот какие. США платят в бюджет ВОЗ 123 миллиона долларов (хотя на 2021 год Трамп хочет урезать ассигнования до 58 миллионов), Китай — только 86. Плюс есть добровольные пожертвования в кассу той же ВОЗ — и большая их часть идет из Америки. И в то же время Всемирная организация здравоохранения шаг за шагом "выгораживала китайские власти, которые долго скрывали правду о характере заболевания".

Тут у нас ключевой антикитайский тезис если не администрации США, то ее идеологов: что Пекин месяцами (минимум неделями) скрывал от мира то, что происходило в Ухане. Любопытно, что на самом деле все было ровно наоборот. Да, много лет назад прежние китайские власти пытались не разглашать информацию об эпидемиях, но в этот раз действовали попросту с молниеносной скоростью. ВОЗ, которую информировали о происходящем мгновенно, так же оперативно озвучивала на весь мир информацию от Пекина. А надо было сразу обвинить Китай в том, в чем сейчас — три с половиной месяца после начала пандемии — решили обвинить его американцы.

Когда все пошло не так? Оказывается, с мая 2017 года, когда выбирали гендиректора ВОЗ. Западная группировка государств предлагала британского кандидата Дэвида Набарро, но победил кандидат "китайский" (добавим, далеко не только китайский) — эфиоп Тедрос Гебрейесус, который там сейчас и рулит. И — как часть обвинительного акта — фотография Гебрейесуса с китайским лидером Си Цзиньпином… Хорошо, что не сказали, что тут случай прямого подкупа — но намеки как бы реют в воздухе.

Это далеко не все обвинения по линии "Китай захватил ВОЗ", но смысл их ясен. Речь, повторим, все о том же: западный мир с помощью ВОЗ загоняют в карантин, стопоря его экономики, а Китай уже запустил заново свои производства, ужас. И вопрос сейчас в одном — начнет ли конгресс США расследование этой нетерпимой ситуации. Один из сенаторов к тому уже призывает.

Сразу становится понятнее один из сюжетов минувшей недели, когда США, ЕС, Великобритания, Украина и Грузия не дали Генассамблее ООН принять российский (не китайский) проект резолюции, призывающей к отмене односторонних санкций, которые мешают странам бороться с пандемией коронавируса. Тот же документ, отметим, предусматривал "лидирующую роль" Всемирной организации здравоохранения в борьбе с пандемией и согласие государств сотрудничать между собой и с ВОЗ. Да как же им было с такой бумагой смириться…

Надо сказать, что и раньше ВОЗ была одной из двух дочерних структур ООН, вокруг которых годами возникали серьезные споры. Вторая — это, конечно, Совет по правам человека. Но совет — это отдельный вопрос...

Общая идея того, зачем миру нужна ВОЗ, примерно такая: помогать всем странам мира по части здравоохранения, создавая некие стандарты служб здоровья, и координировать глобальные усилия в случае — вы удивитесь — всяких эпидемий и пандемий.

Но в 1948 году, когда Всемирная организация здравоохранения создавалась, упрощенный взгляд на вещи был таким: речь о механизме, когда богатые страны помогают бедным бороться со всякой заразой, в том числе и потому, что она ведь может оттуда прийти и к богатым.

Ловит ли ВОЗ ожидаемых от нее мышей — такой разговор возникал неоднократно (в частности, расследования разного рода стартовали было во время эпидемии свиного гриппа 2009 года). Обсуждали и такой вопрос: Всемирная организация здравоохранения публикует всяческую информацию по состоянию здоровья в мире в целом, но составляет ее из официальных данных стран-членов, а как насчет того, чтобы проверить? Но кто будет заниматься этой проверкой и означает ли это, что из межнациональной организации ВОЗ превращается в наднациональную и непонятно кому подотчетную? И вот теперь тот же разговор идет насчет того, а правильно ли поступает ВОЗ, принимая на веру данные Китая. Но если она, вместо того будет, по сути, судить Китай (победителя), то тогда что за организация у нас получается? И чья?

Далее, если упомянутый выше Совет по правам человека — это площадка для нескончаемого мирового философского диспута, то ВОЗ имеет косвенное отношение к одной из самых мощных отраслей глобального бизнеса, а именно медицинского. Обратим внимание на упомянутые выше негосударственные пожертвования в бюджет организации: это необязательно от частных лиц, тут присутствуют и громадные международные фармацевтические и страховые корпорации с их целями и задачами. Заметим, что китайских или российских (и еще многих других корпораций) там не было. А только западные.

В результате сложилась необычная ситуация: в последние годы вы могли прочитать великое множество публикаций с вопросом о том, зачем нужна такая ВОЗ и на кого она работает, но публикации эти были куда заметнее в тех самых странах, ради которых организация вроде как создавалась: Африки, бедных частей Азии и Латинской Америки… А вот теперь все и подавно усложнилось.

Ну а когда вопрос ставится уже о "захвате ВОЗ китайцами", когда возникает ситуация "стенка на стенку", единственное, что можно сказать наверняка: главной структурой "будущего всемирного правительства" организация точно не станет.

Дмитрий Козырев, востоковед, журналист, политический обозреватель РИА «Новости»

Источник: https://ria.ru/20200409/1569761220.html

Еще несколько недель назад это казалось невероятным. Если социальное дистанцирование было бы введено сразу после начала распространения вируса, оно сработало бы эффективнее и обошлось бы дешевле. Но политики, правящие круги и рынки упустили эту возможность, потому что руководствовались данными о паттернах прошлых эпидемий. Сегодня, на гораздо более запущенной стадии пандемии, эти меры обходятся экономике намного дороже, а спрогнозировать, что нам всем предстоит, стало почти невозможно, так как у текущего кризиса множество беспрецедентных и непредсказуемых измерений.

Говоря о мировой рецессии, мы только несущественно проясняем эту неопределенную ситуацию, формируя ожидание отрицательного роста. Без ответа остается несколько насущных вопросов. Какой будет динамика шока и восстановления? Смогут ли экономики вернуться к докризисным уровням производства и темпам роста? Будет ли у коронавирусного кризиса какое-либо структурное наследие?

Перспективы мрачнее, видимость хуже

Период максимальной эффективности социального дистанцирования — единственного известного способа результативно бороться с Covid-19 — короток. В провинции Хубей эта возможность была упущена, но остальной Китай сумел ею воспользоваться. Италия тоже упустила свой шанс, а за ней и вся Европа, и США, все еще скованные недостатком тестов. Теперь для прекращения распространения вируса нужны более масштабные и продолжительные меры социального дистанцирования, которые не могут не подавить экономическую активность.

По-прежнему вероятна новая волна заражений, то есть даже те страны, которые отреагировали относительно быстро, подвергают себя риску каждый раз, когда что-то делают для возвращения своих экономик в рабочее состояние. И правда, мы наблюдали второе пришествие вируса в Сингапуре и Гонконге. В этом смысле только история покажет, оправдала ли себя их ранняя и жесткая реакция на распространение вируса.

Сейчас экономические перспективы для тех, кто принял меры с опозданием, кажутся мрачными. Политики, правящие круги и финансовые рынки были застигнуты врасплох. Случившееся за последние четыре недели не вписывается в их расчеты риска. Прогнозы также не особенно помогут. Например, по согласованным прогнозам, на прошлой неделе в США должно было поступить 1,6 млн заявок на пособие по безработице, а их поступило 3,28 млн. Это беспрецедентное число. Оно примерно в пять раз больше самого большого недельного прироста безработных, отмеченного во время мирового финансового кризиса. Плачевно ненадежные и в лучшие времена, прогнозы кажутся особенно сомнительными сейчас, когда есть слишком много непредсказуемых аспектов:

• свойства вируса не до конца изучены и могут меняться;

• роль бессимптомных носителей не до конца ясна;

• точных данных о распространении инфекции и формировании иммунитета по этим причинам нет (особенно это касается стран с ограниченным доступом к тестам);

• реакция политиков будет неравномерной, зачастую запоздалой, без упущений не обойдется;

• реакция компаний и населения не вполне предсказуема.

Пожалуй, мы можем быть уверены только в том, что любая попытка дать четкий прогноз будет неудачна. Однако мы полагаем, что обдумывать разные сценарии все же полезно в этой обстановке ограниченной видимости.

Изучение формы шока

Концепция рецессии неоднозначна и неточна. Она говорит только о том, что теперь мы ожидаем не положительного, а отрицательного роста на протяжении как минимум двух кварталов.

Мы считаем, что более важны другие вопросы о сценариях развития ситуации. Какой будет форма шока (то, что мы называем «геометрией шока»)? В чем будет заключаться его структурное наследие? От чего зависят экономические последствия шока и какую роль здесь играет Covid-19?

Для иллюстрации давайте рассмотрим, как один и тот же шок — мировой экономический кризис — привел к рецессиям в трех странах-образцах, в ходе которых спад и восстановление экономики развивались по совершенно разным сценариям.

V-образный. В 2008 году Канада избежала банковского кризиса. Кредитный поток не иссяк, и формирование капитала было нарушено не так существенно. Предотвращение более глубокого удара по экономике помогло не допустить утраты ценных кадров и атрофии навыков. ВВП снизился, но фактически вернулся на докризисную траекторию роста. Это типичный пример классического «V-образного» шока, который подразумевает, что производительность падает, но экономический рост в конечном итоге возвращается на прежнюю траекторию.

U-образный. США шли совершенно другим путем. Рост экономики резко замедлился и так и не вернулся на докризисную траекторию. Обратите внимание, что скорость роста восстановилась (линии под одинаковым углом наклонены относительно осей системы координат), но разрыв между старой и новой траекториями по-прежнему велик. Он соответствует однократному удару по экономической деятельности со стороны предложения и на неопределенное время снизившейся производительности. К этому привел глубокий банковский кризис, затронувший сферу кредитного посредничества. Рецессия затянулась и еще сильнее навредила трудовым ресурсам и продуктивности. США в 2008 году — классический пример «U-образного» шока, гораздо более разорительной версии канадского «V-образного» шока.

L-образный. Греция — третий пример. Эта страна находится в гораздо худшей форме, чем первые две. Она не только так и не вернулась к прежней траектории роста производительности, но и столкнулась с его замедлением. Расстояние между старой и новой траекториями растет, и потери производительности постоянно увеличваются. Это означает, что кризис нанес стойкие структурные повреждения экономике страны со стороны предложения. Капиталовложения, трудовые ресурсы и продуктивность снова и снова терпят ущерб. Грецию можно назвать примером L-образного шока. Это самая опасная его разновидность.

От чего же зависит показанная выше «геометрия шока»? Ключевой определяющий фактор — способность шока повредить экономике со стороны предложения, а конкретнее, формированию капитала. Когда сфера кредитного посредничества страдает и основной капитал не растет, восстановление идет медленно, сотрудники уходят с рынка, навыки теряются, продуктивность падает. Шок становится структурным.

Какой бы ни была форма шока, у него может быть разная интенсивность. V-образная траектория может быть неглубокой или, наоборот, глубокой. На U-образном графике перепад между старой и новой траекториями роста может быть большим или незначительным.

В какую схему на данный момент вписывается коронавирусный шок? Его интенсивность будет определяться основными свойствами вируса, политической реакцией, а также поведением корпораций в вызванной им неблагоприятной обстановке. Однако форма шока зависит от способности вируса повредить экономикам со стороны предложения, особенно формированию капитала. На данный момент вероятны и глубокая V-образная, и U-образная форма. Нам предстоит бороться за предотвращение четкой U-образной траектории.

Поймите механизмы нанесения ущерба

С учетом приведенных выше геометрических выкладок возникает два вопроса о шоке, вызванном Covid-19:

• Каков механизм нанесения ущерба экономике со стороны предложения?

• Какая политическая реакция может предотвратить этот ущерб?

Классические финансовые кризисы калечат экономику со стороны предложения. История знает много таких кризисов, и власти многому научились в борьбе с ними. Но коронавирус вызывает распространение проблем с ликвидностью и капиталом на реальную экономику, причем в беспрецедентных масштабах. Кроме того, риски для финансовой и реальной ликвидности еще и взаимосвязаны, что только усугубляет ситуацию.

Филипп Карлссон-Шлезак, Мартин Ривз, Пол Шварц

Источник: https://hbr-russia.ru/biznes-i-obshchestvo/ekonomika/826741