Общество

150 часов

Житель Омутнинска выпил с друзьями и закусил собакой. Получил два года строгого режима. Житель Оби принес домой трехмесячного котенка. Напился, разозлился и на глазах собственных детей зарезал его. Получил два года.

За издевательства над животными в одиночку — статья 245 часть 1 — в России не лишают свободы. Посадить могут только ранее судимых по другим статьям.

Если над животными издевается группа лиц по предварительному сговору — статья 245 часть 2 — максимальный срок лишения свободы два года. Так, два омича забрели в зоопарк и убили редких птиц, чтобы сделать из них шашлык. Им дали год и два месяца. Впрочем, птицы были редких видов, это суд учел.

Алина Орлова и Алена Савченко из Хабаровска убили 13 собак, беременную кошку и голубя. Животных брали с рук и из приютов. Убийства планировали, детали обсуждали в соцсетях.

— Я уже кошку приметила, — писала Алена.

— Кошку убьем. Я *** тут шнырять просто, — реагировала Алина.

— Сегодня вообще никак, — сетовала Алена, — завтра убивать сможешь?

Убивали в заброшенном крематории. На память делали фото и видео.

18 октября скриншоты их переписки, фото и видео опубликовали на анонимном форуме 2ch.hk. Один из пользователей выложил фотографии, найденные в якобы купленном им взломанном аккаунте в VK. Другой участник форума провел расследование и выяснил личности авторов. Вечером о «секте хабаровских живодерок» написали местные СМИ, на следующий день новость была в федеральных СМИ. Днем 19 октября мать Алины Орловой написала заявление в полицию о поступивших в адрес дочери угрозах.

Кирилла Серебренникова на прошлой неделе искали в Яндексе 3243 раза. Хабаровских живодерок — 3052 раза

Алена Савченко в этот момент была в пути в Петербург. Ее задержали на пересадке в новосибирском аэропорту Толмачево. Алину Орлову задержали дома, в Хабаровске.

Они быстро стали печально известными — их окрестили «хабаровскими живодерками». 11 ноября 2016 года в 93 городах России прошли митинги с требованиями посадить их в тюрьму.

Девушек взяли под стражу, в том числе ради их безопасности. Следствие шло почти год. За это время общественная истерия поутихла, но дело все равно остается резонансным: Кирилла Серебренникова на прошлой неделе искали в Яндексе 3243 раза. Хабаровских живодерок — 3052 раза.

Суд дал Алине Орловой 3 года и 10 месяцев лишения свободы. Алене Савченко — 4 года и 8 месяцев. Правда, кроме жестокого обращения с животными судили их и за другие преступления. Алена и Алина пырнули ножом бездомного, ограбили знакомого и танцевали возле церкви.

За убийство 13 собак, кошки и голубя Орловой дали 150 часов исправительных работ. Савченко — на 10 часов больше.

Статистика

В официальной статистике Судебного департамента данных по 245-й статье нет. Согласно данным портала «Агентство правовой информации», в 2015 году по 1 части статьи 245 осудили 78 человек — 39 из них приговорили к исправительным работам и ограничению свободы. По части 2 судили 8 человек, 2 из них приговорили к реальным срокам. Впрочем, людям, проходящим по этой статье, чаще всего удается отделаться штрафом.

Как эффективно убивать бездомных животных, Данила Кислицын узнал в интернете из сообществ догхантеров. Его рюкзак всегда был набит пластиковыми хомутами, лекарствами и ядами, чтобы расставлять ловушки со смертельной приманкой для бродячих собак по всему Владивостоку. «Ради безопасности горожан», — утверждал потом Кислицын в признательных показаниях. Тогда же он сказал, что убил по меньшей мере тысячу бездомных собак. В 2015 году суд приговорил его к штрафу 20 тысяч рублей.

Ровно через год Кислицын снова оказался в суде по обвинению в убийстве двух бродячих собак. На этот раз суд приговорил его к 240 часам исправительных работ и сразу же освободил от наказания: Кислицын попал под амнистию в честь 70-летия Великой Победы.

Защита строилась на том, что белки — опасные агрессивные существа, способные заразить человека бешенством и за год покусавшие 64 человека

А в августе 2014 года студент Академии правосудия Елисей Владимиров и его друг Кирилл Комаров гуляли по Центральному парку Санкт-Петербурга. У Владимирова с собой был пневматический пистолет. Друзья решили покормить белок. Владимиров потом говорил на суде, что любит животных (дома у него жила даже маленькая собачка). Но одна из белок оцарапала ему ногу — Владимиров испугался и закричал: «Тварь!» Затем он достал пистолет, защелкнул обойму и произвел два выстрела. Белка упала замертво. Друзья разбежались, но их успели задержать сотрудники полиции, услышавшие выстрел. Процесс длился год. Владимирова приговорили к году исправительных работ и тут же амнистировали, правда, наказание ставило крест на его юридической карьере. Еще два года Владимиров добивался того, чтобы его признали невиновным. Защита строилась на том, что белки — опасные агрессивные существа, способные заразить человека бешенством и за год покусавшие 64 человека. 12 февраля 2017 года суд согласился, что выстрел Владимиров произвел с целью самообороны, и признал его невиновным.

Этой весной житель города Устюжна А. Михайлов увидел в окно своего дома, как по двору идет беспородный пес и тащит в зубах тушку курицы. Михайлов выбежал на улицу и недосчитался трех кур. Он схватил у стены сарая вилы и отправился к соседу, у которого жил тот самый беспородный пес.

Собака ходила по участку. Михайлов занес над ней вилы и проткнул несколько раз, пока она не погибла. Потом вернулся домой, отнес вилы в сарай и отправился в полицию, где написал явку с повинной. В суд Михайлов на всякий случай пришел с адвокатом. На заседании зачитали акт вскрытия трупа собаки: причиной смерти стали «разрыв крупных легочных сосудов и проникающая травма желудка». Михайлов признался, что сожалеет о случившемся. Суд постановил прекратить уголовное преследование в связи с деятельным раскаянием.

Ирина Новожилова, президент Центра защиты прав животных «Вита»:

Мало кто написал, что хабаровские живодерки получили реальный срок по другим статьям, а за жестокое обращение с животными суд приговорил их к 150 часам исправительных работ. Зоозащитники будут подавать апелляцию на это решение. По сути приговор хабаровским живодеркам означает, что, чтобы получить в России реальный срок за жестокое обращение с животными, надо попутно еще оскорбить чувства верующих и ударить бомжа.

Я в зоозащитном движении 23 года: очень редко, но общественность все-таки добивалась и возбуждения уголовных дел, и обвинительных приговоров. Была громкая история про собаку по кличке Мальчик, которую убила 20-летняя фотомодель. Девушку признали невменяемой, а Мальчик стал прообразом памятника «Сочувствие» на станции «Менделеевская». Похожая история случилась у метро «Коньково»: собаку убил охранник, суд приговорил его к условному сроку, потому что у него на иждивении был несовершеннолетний ребенок. К году исправительных работ, а затем за неисполнение приговора суда — к году лишения свободы, был приговорен 22-летний Никита Головкин, который натравил на ощенившуюся дворнягу своего пса.

Больше 75 процентов подростков, совершивших тяжкие преступления в отношении людей, ранее издевались над животными

Сегодня 245-я статья является абсолютно инвалидной и иногда даже мешает возбудить уголовное дело, потому что узко трактует понятие жестокости. Дело заводят, если у животного есть увечья или последовала его гибель, но под эту формулировку не попадает целый ряд жестоких действий. Например, если животное замуровано коммунальными службами заживо, приходится ждать, когда оно погибнет. Не попадают под формулировку и действия «фотоживодеров», которые содержат животных в жутких условиях, предлагая прохожим с ними фотографироваться.

Кроме того, в диспозиции к статье указывается, что действия должны быть совершены из садистских побуждений. Никто из обвиняемых, конечно, ни в чем подобном не сознается. Так одна заводчица разводила цвергшнауцеров, ей не удалось их пристроить, как она планировала. Она увезла их на огород, замотала им скотчем пасти, и там они умирали без еды и воды. Когда соседи все-таки обнаружили животных, было уже поздно — собаки погибли. В возбуждении дела полиция мне отказала, потому что в своих показаниях женщина заявила, что отвезла собак в огород, заботясь о благополучии соседей, которым мешал запах на лестничной клетке.

Но одной статьей проблему жестокого обращения с животными все равно не решить. Есть пять сфер использования человеком животных: четыре из них связаны с системной жестокостью — это гигантские сферы животноводства, пушного звероводства, развлечений и опытов на животных. Принятие закона означало бы необходимость перейти на более этичные технологии и уйти от тормозящих развитие общества промыслов, что страшно дорого, а также и запрет или ограничение переездных зоопарков и цирков, дельфинариев, притравочных станций, фотобизнеса с животными и рекламы при кафе, боев с животными, охоты, бегов, использования животных в кинематографе и много чего еще.

Для решения проблемы жестокости нужен целый закон, а не одна статья в Уголовном кодексе. Но статья могла бы ограничить хотя бы бытовую жестокость с животными-компаньонами, если бы суды не обходились мелкими штрафами. Сегодня фигурантами уголовных дел часто становятся представители поколения «Жесть», как назвал его психолог Марк Сандомирский. Это дети, которые родились на стыке девяностых и нулевых, они росли в нигилизме и им часто свойственна необузданная жестокость.

Есть прямая корреляция жестокости к животным и к людям: больше 75 процентов подростков, совершивших тяжкие преступления в отношении людей, ранее издевались над животными. То есть жестокость к животным — это уже диагноз. А значит, мягкий приговор — это попустительство жестокости, от которой пострадают не только животные, но и люди.

Дорогая редакция

В четверг, 24 августа, режиссер и драматург Иван Вырыпаев передал в редакцию проекта «Сноб» свое открытое письмо для публикации в его личном блоге. В этом письме он, находясь под тяжелым впечатлением суда над своим коллегой Кириллом Серебренниковым, в жестких и порой спорных выражениях призвал общественность не поддерживать проекты власти в области культуры и бескомпромиссно противостоять чиновничьему произволу в России.

К моменту поступления открытого письма Ивана Вырыпаева на сайте «Сноб» уже появилась заметка главного редактора журнала «Сноб» Сергея Николаевича, побывавшего на судебном заседании по поводу выбора меры пресечения для Кирилла Серебренникова. Тон этой заметки и позиция автора близка большинству сотрудников редакции. Напротив, открытое письмо Вырыпаева показалось некоторым коллегам демагогическим, вызывающим и оскорбительным для многих деятелей культуры, в том числе для самого Кирилла Серебренникова. Более того, письмо показалось оскорбительным и для тех, кто просил и поручался за обвиняемых, и в принципе способным принести больше вреда, чем пользы.

Редакция попросила юристов прокомментировать открытое письмо Ивана Вырыпаева на предмет наличия в нем признаков нарушения российского законодательства. Заключение юристов сводилось к тому, что, принимая во внимание распространенную практику широкого толкования некоторых статей российского законодательства, публикация письма действительно могла бы иметь негативные юридические последствия. На основе этого заключения публикация была переведена в режим «Только для участников проекта», а некоторое время (около полутора часов) вообще была недоступна.

Однако редакция ясно понимает более широкую перспективу происходящего. Когда на фоне исторических событий, подобных обвинениям против Кирилла Серебренникова, его известный коллега по цеху публикует в своем блоге такое письмо, у редакции на самом деле нет выбора, делать его доступным для широкой аудитории или нет. Публикация подобного письма (а также, возможно, аргументированной полемики с ним) — один из резонов существования в России свободных блог-платформ и СМИ, к которым «Сноб» себя с некоторыми основаниями причисляет. Отказ от публикации был бы по своим последствиям равносилен закрытию нашего проекта, причем закрытию по наиболее печальному из всех возможных сценариев.

Рассмотрев этот аргумент, редакция решила открыть свободный доступ к письму Ивана Вырыпаева. Часть сотрудников редакции проекта «Сноб» остается при своей бескомпромиссной позиции, считая это письмо недопустимым, безответственным и оскорбительным. Приглашаем участников проекта принять участие в дискуссии.

Приносим извинения автору письма Ивану Вырыпаеву за задержку с открытием доступа к его публикации. Просим редакции «Эха Москвы», «Медузы», «Афиши», «Дождя», The Village и других СМИ, которые мы невольно ввели в заблуждение своими непоследовательными действиями, принять во внимание, что публикация снова доступна, и обновить информацию на своих ресурсах.  

От имени редакции проекта «Сноб»,

Шеф-редактор Алексей Алексенко

Новости

Все задержанные — выходцы из Чечни, получившие убежище в Австрии. Власти лишат их статуса беженцев.

Мужчин обвиняют в создании преступной организации, крупном мошенничестве, поджоге, шантаже, вымогательстве, незаконном хранении оружия и наркотиков. В их задержании участвовали 200 сотрудников правоохранительных органов, которые провели рейды по 16 адресам и изъяли огнестрельное и холодное оружие, наркотики, деньги и SIM-карты. 

Новости

«Съемочный процесс фильма "Лето" будет заморожен сразу после съемок технических сцен и сцен, которые актеры и группа успели отрепетировать еще вместе с режиссером и по его заметкам», — сказал Стюарт.

Создатели фильма решили, что не могут закончить его без Серебренникова, которого отправили под домашний арест по делу о мошенничестве. «Мы благодарим всех друзей и коллег за невероятную поддержку в эти дни. <…> Мы верим, что фильм "Лето" обязательно будет доснят. Все наши мысли с Кириллом Семеновичем», — добавил продюсер.

23 августа Басманный суд Москвы отправил Серебренникова под домашний арест по обвинению в мошенничестве в особо крупном размере. По версии следствия, режиссер, художественный руководитель «Гоголь-центра» организовал кражу 68 миллионов рублей, выделенных из бюджета страны его проекту «Седьмая студия» на развитие культуры.

В защиту Серебренникова среди прочих высказались глава фонда Солженицына Наталья Солженицына, режиссеры Андрей Смирнов, Лев Додин, Федор Бондарчук, Алексей Герман-младший, генеральный директор Большого театра Владимир Урин, директор Третьяковской галереи Зельфира Трегубова, писательница Людмила Улицкая, учредитель фонда помощи хосписам «Вера» Анна Федермессер, телеведущие Андрей Малахов и Ксения Собчак.

Новости

Асхабов был депутатом от КПРФ. Секретарь чеченского отделения партии Хасмагомед Дениев рассказал телеканалу «Дождь», что партии также сообщили о смерти депутата. По его словам, партии сказали, что Асхабов ехал на работу и попал в аварию. Председатель КПРФ Геннадий Зюганов выразил соболезнования из-за смерти Асхабова.

Махмуд Асхабов родился в 1955 году в селе Пролетарское Ворошиловского района Карагандинской области Казахской ССР. Он выучился в Серноводском сельхозтехникуме на бухгалтера, в Чечено-Ингушском госуниверситете — на экономиста, и в Чеченском институте бизнеса и управления — на юриста.

С 1970-х годов Асхабов работал в Ачхой-Мартановском РК КПСС, а потом в администрации Ачхой-Мартановского района, где дослужился до первого заместителя главы администрации района. В 2011 году он стал замглавы администрации главы Чечни, а в 2013 году — министром имущественных и земельных отношений Чечни. В 2015 году Асхабов заступил на пост первого замглавы аппарата парламента Чечни, а в сентябре 2016 года стал депутатом.

Колонки

Такими словами, конечно, бросаться грех. Гуманитарная катастрофа — это когда ты сидишь в подвале собственного дома, ставшего щебнем, и не знаешь, что убьет тебя раньше: голод, жажда, отсутствие лекарств или осколок бомбы, которую в подарок диктатору твоей страны прислал диктатор с далекого севера во имя борьбы с мировым терроризмом. Мы такого, слава Богу, не переживали. Но я не знаю, как точнее обозначить тему, о которой собираюсь говорить.

Голодное и страшное время развала Союза, вторая половина восьмидесятых, для меня и многих мне подобных было, пожалуй, еще и счастливым временем. Мы со сверстниками вырастали как раз в пору, когда у человека появляется интерес к серьезному чтению, и тут… Книги, которые были недоступны отцам и дедам, обрушились на нас и завалили. Поток, лавина, какие там еще бывают избитые метафоры? Это, пожалуй, было чем-то вроде долга перед теми, кто прожил жизнь в безвоздушном интеллектуальном пространстве Совка, — прочесть все, чего им прочесть не довелось. Мы и читали. Пытаясь за год освоить то, на что нормальный мир потратил столетие. Своих и чужих, убитых Сталиным и убитых Гитлером, и выживших, конечно, тоже. Бежавших из России и никогда в России не бывавших. Поэтов, романистов, историков, философов. Их нужно было расставить по полкам в квартирах и в головах. Отделить пустое от важного. Иными словами, вернуться в этот самый нормальный мир, потому что мир состоит из книг. Книги как кирпичи, из которых нормальный мир сложен. И приходилось глотать их, чтобы понять, о чем нормальный мир думает, о чем спорит, от чего отрезаны были наши старшие. Глотать, как глотают лекарство, чтобы отойти от красного морока.

Плохо получилось, похоже, раз сегодня Россия оказалась там, где оказалась, — как раз наше время приходит, мое и сверстников, чтобы за это тоже отвечать. Но это история отдельная. Потом поговорим. Тем более что дело еще недоделано, у нас и сегодня в новинках то курс лекций Мишеля Фуко, то сборник текстов Ханны Арендт (и хорошо, и правильно, читайте Фуко и Арендт, вреда точно не будет).

Есть том мемуаров Арона Гуревича «История историка». Жуткая совершенно книга о том, как выживал гениальный ученый, вынужденный жевать марксистскую жвачку, отрезанный от нормальных архивов, лишенный возможности читать книги зарубежных коллег и окруженный стадом глумящихся начальничков, идеологически подкованных и верных единственно правильному курсу. Гуревич — великий, он справился, но не всем же быть великими.

Я взялся читать и вдруг понял, что главным источником сведений о Ветхом Завете (а там много было о Ветхом Завете) для автора является роман Томаса Манна «Иосиф и его братья»

Недавно в букинистическом магазине я наткнулся на книгу одного советского философа. Не хочу называть фамилии — он был хороший, просто несчастный, как все советские гуманитарии. Другой его книгой я в юности зачитывался, и спасибо ему за это. Я купил увесистый том, взялся читать и вдруг понял, что главным источником сведений о Ветхом Завете (а там много было о Ветхом Завете) для автора является роман Томаса Манна «Иосиф и его братья», в Союзе хоть и дефицитный, но все же более доступный, чем Библия.

Вот это и есть беда гуманитария, настоящая гуманитарная катастрофа. Хотя о чем я — ведь и с евангельской истиной поколения знакомились по роману Булгакова. Где-то на полках припрятан у меня самиздатовский экземпляр «Мастера и Маргариты», не отпечатанный на машинке даже, а выбитый в бумажных листах устройством для изготовления перфокарт. Такие буквы из дырочек, двери в пустоту…

Свобода, заглянувшая в Россию в конце прошлого века, избавила нас от радости узнавать о современной западной философии (тоже, впрочем, как современной — с отставанием примерно лет на двадцать) из разоблачительных брошюр, бичующих ошибки буржуазных мыслителей и слабое их знакомство с истинами ленинизма, а о Джексоне Поллоке, к примеру, из альбомов, где репродукции его работ приводились, чтобы показать полный упадок западного дегенеративного искусства. Дала шанс вернуться в мир людей, увидеть, чем этот мир живет и о чем думает.

Сегодня, по счастью, книги хоть и запрещают, но все-таки редко, к тому же пока есть интернет (кстати, я честно не понимаю, как мы без него жили). Но из интеллектуальной современности наше государство нас потихоньку выжимает. Выпихивает на обочину, вынуждает думать о проблемах не вчерашнего даже дня, а позавчерашнего века.

О чем нас заставили думать? Я напомню: может ли современный светский суд принимать во внимание, решая судьбу подсудимых, постановления средневекового церковного собора?

Вспомните наши споры. Тексты, дискуссии, то, что держит общество в напряжении в последние годы, то, что создает интеллектуальную атмосферу. О чем нас заставили думать? Я напомню. Вот, например: может ли современный светский суд принимать во внимание, решая судьбу подсудимых, постановления средневекового церковного собора? Можно ли в отдельно взятом регионе ради, разумеется, поддержания гражданского мира и стабильности практиковать женское обрезание? А в другом — убивать геев за то, что они геи? Можно ли обрекать на смерть сирот в отместку за санкции против нескольких тюремщиков? Сколько раз позволительно бить жену в течение года? Ну и, конечно, надо ли жечь сыр и давить гусей бульдозером.

Думать об этом скучно, душно и незачем. Но мы в этом живем, о чем нам еще думать.

Это кажется мелочью в сравнении с войной, смертями, сломанными тюрьмой судьбами невиновных. Но мы вынуждены тратить свое время на нелепые, зато небезопасные споры с государством о вещах, которые предмета для спора не содержат. У бога дней много, но у нас-то — нет, и все это значит, что мы уже не успели подумать о чем-то по-настоящему важном и правильном для себя, для страны и для мира. Не сделали нужных вещей и уже не сделаем, растратили жизнь на ненужные. Еще раз осыпались в гуманитарную катастрофу, снова отстали.

Может, кстати, поэтому и возможны война, смерти, сломанные судьбы.

И новым подросткам, когда кончится этот морок, опять придется разбираться с лавиной чужих мыслей, делать нашу работу, пытаться догнать мир. Может, хоть у них получится. А мы пока давайте выясним, на сколько лет стоит посадить человека, если следователь отказывается верить, что спектакль, человеком поставленный, состоялся, хоть его и видела вся Москва. А что, интересная же тема, увлекательная.

Новости

Орлов напал на Развозжаева, когда тот работал в Парке Горького на Дне ВДВ. Развозжаев вышел в прямой эфир с места празднования. В этот момент Орлов подбежал к нему и ударил его по лицу. После этого его задержали полицейские.

Орлов признал вину и письменно и устно извинился перед журналистом. В телеграме в адрес Развозжаева он написал, что «вся страна стала свидетелем» его «отвратительного поступка». Развозжаев попросил не приговаривать Орлова к заключению.

Ранее Замоскворецкий районный суд приговорил Орлова к пяти суткам административного ареста за неповиновение полиции, которая задерживала его после нападения на Развозжаева. 

#02 (93) лето 2017

Фото: Влад Локтев

Сергей и Анна Стопневич. Кипр, апрель 2017

Почему люди вспоминают о прошедших бедах?
Потому что это – никто не подозревает –
Воспоминания о пережитых победах.
Там есть один штрих –
Мы остались в живых.
Людмила Петрушевская

Они не собирались здесь задерживаться надолго. Зимой на Кипре холодно, несмотря на +17, стойко застывшие на градуснике. Почему-то особенно это ощущаешь, когда находишься в доме. Ни за какие деньги весь этот мрамор не отогреть. И если бы не их обстоятельства, стали бы они тут сидеть, чтобы любоваться на пальмы, гнущиеся под порывами ветра, или на море, которое медленно, но верно наливается ледяным свинцом, меняет привычную синюю средиземноморскую гамму на северный оловянный отлив? Кипр зимой – другая страна. И жизнь для них здесь тоже стала другой. Просто надо набраться терпения и ждать результатов, как советовал им в Майнце профессор Вагнер.

1

Русские облюбовали Кипр с начала 1990-х годов. «Остров сосланных жен», как его называют в народе, стал для многих чем-то вроде второй дачи, до которой иной раз проще добраться, чем до подмосковных владений. К тому же налоговые льготы делают Кипр по-прежнему привлекательным для отечественного бизнеса. Все крупные российские компании имеют здесь постоянный порт приписки.

Для многих из них регистрация на Кипре – гарантия собственной легитимности. Случатся неприятности на родине, есть шанс апеллировать к европейским законам и судам. Ведь как-никак Кипр – территория ЕС. Отсюда и нынешний бум на кипрскую недвижимость, который недавно получил новое подтверждение в виде миллионных инвестиций первой пары российского шоу-бизнеса – Аллы Пугачевой и Максима Галкина. Повсюду бурное строительство: куда ни глянь, сплошные строительные краны. И забитые под завязку рейсы Москва–Ларнака, где большой процент пассажиров салона бизнес-класса составляют мужчины средних лет совсем не курортного вида и колера. Ближайшие три с половиной часа они проведут, не отрываясь от экранов своих лэптопов. Еще совсем недавно постоянным пассажиром на этих рейсах был директор казначейства «Русала» Сергей Стопневич. С тех пор как в декабре прошлого года он покинул этот пост, летать стал реже. Впрочем, на это есть и другие причины. В прошлом году Сергей Стопневич вместе с женой Анной создали частный благотворительный фонд Together Forever («Вместе навсегда»). Его цель – помогать российским детям, которым не может помочь отечественная медицина. В нынешней политической ситуации такая инициатива вряд ли способна вызвать большой энтузиазм у официальных структур. Но в том, чем занимаются Стопневичи, нет никакой политики, а есть только искреннее желание поддержать и помочь тем, кто больше всего в этой помощи нуждается.

Фото: Влад Локтев

Анна и Сергей Стопневич с детьми Сашей, Машей Артемом и Таней. Кипр, апрель 2017

Мы сидим в кабинете Сергея в его офисе. Скоро должна подойти Аня, а пока я рассматриваю интерьер: кожа, красное дерево, бронза – все солидно, серьезно, основательно. Видно, что хозяин собирается обосноваться здесь надолго. Сейчас у Сергея в процессе запуска и оформления собственная юридически-сервисная фирма, которая может учреждать на Кипре компанию любой юрисдикции. Это и создание трастов, и открытие банковских счетов, и специальный финансовый консалтинг, и брокерские услуги. Для наглядности Сергей набрасывает на листке схему возможных направлений развития своего бизнеса: получается вполне вдохновляющая картина. Но, конечно, меня интересовали не финансовые тонкости, а благотворительный фонд Together Forever. Какое место он должен занять в этой схеме?

– Самое первое, – говорит Сергей, энергично рисуя кружок над затейливой конструкцией. – Не будь фонда, не было бы ничего: ни этого бизнеса, ни офиса. Фонд сейчас для нас с Аней самое главное. Вы играете в шахматы?

– Нет.

– А я их очень люблю. Всегда могу просчитать свою игру на несколько ходов вперед. И когда я уходил из «Русала», где проработал почти семнадцать лет, уже знал, что буду делать дальше: это благотворительность. Собственно, я только ждал момента, чтобы все сложилось, когда можно было бы себе сказать: «Действуй, теперь твой ход».

2

История Сергея и Анны Стопневич – прежде всего история любви. А потом уже все остальное: дети, бизнес, успехи, победы, горести и радости. Есть пары, которым везет с самого начала. Их наперечет, но они есть, и при известной наблюдательности их легко вычислить. По взглядам, которые они кидают друг на друга, по каким-то отдельным, малозначащим репликам, которыми обмениваются.

– У меня отвратительный почерк, – говорит Сергей, объясняя, почему ему снизили отметку на экзаменах при поступлении в банковскую школу.

– Нет, у тебя не отвратительный почерк, у тебя он просто размашистый, – поправляет его Аня, давая понять, что у любимого мужчины не может быть ничего отвратительного.

Сама она воплощение безупречной точности. Тоже финансист, отличник банковского дела, обладательница красного диплома и еще множества самых разных сертификатов специалиста высшей квалификации. Они с Сергеем и учились в одной банковской школе. Правда, в разных потоках и группах. Но судьба свела на одной вечеринке в шестнадцать лет, а через полгода они поженились. Родителям даже пришлось писать ходатайство на разрешение в муниципальный округ, поскольку жених с невестой были несовершеннолетними.

– Они у нас очень строгих правил и решительно отказывались понимать, что такое просто пожить вместе, – вспоминает Аня. – Когда мы подавали заявление, Сереже было шестнадцать лет и одиннадцать месяцев, мне – шестнадцать и десять. Думаю, если бы нам позволили пожить без всяких штампов в паспорте, мы, может, попробовали бы и разбежались, а так уже двадцать один год вместе.

Их юность пришлась на финал девяностых, а начало взрослой жизни совпало с нулевыми, о которых не принято говорить ничего хорошего, кроме того, что это были «тучные» годы призрачного благосостояния, обернувшиеся затяжным кризисом. Но из того, что рассказывают про себя Аня и Сергей, возникает совсем другая картина, несравненно более радостная, оптимистичная, наполненная желанием состояться, достичь. Не дети олигархов, чтобы все на подносе, но и не провинциалы, рвущие когти, чтобы завоевать столицу. Нормальные московские ребята с любящими родителями, со своим кругом друзей, со всеми карьерными перипетиями и житейскими трудностями, которых хватало, но которые не воспринимались никогда как конец света. С ясными и простыми мечтами: в тридцать лет иметь хорошую квартиру, а в тридцать пять – построить загородный дом. Но не где-то там, на заоблачных золотых милях, а в районе вполне демократичном, в направлении Ярославского шоссе. Там у них была скромная однушка, где не было ничего, кроме телевизора, кровати и старой школьной парты, служившей одновременно обеденным и письменным столом.

– Нам повезло, у нас обоих не было кумиров, – говорит Аня. – Нам никому не хотелось подражать. Я никогда не канючила, купи мне то или это. Вся московская ночная жизнь тоже пролетела мимо нас. Когда стали появляться лишние деньги, мы предпочитали отправиться в путешествие. Покупали самые дешевые билеты и летели на уик-энд в Женеву или Париж, просто погулять по городу. Мы постоянно открывали новые страны, новые города. И это был самый упоительный из всех возможных опытов.

А еще у них были их дни рождения, которые они праздновали, каждый раз придумывая новый сценарий и собирая иной раз по тридцать человек гостей. Дом у Стопневичей был открытым, веселым, хлебосольным. И даже рождение старшего сына Артема ничего особенно не изменило. Оба работали на равных, старались, стремились, сдавали экзамены на MBA, становились начальниками, каждый со своей зоной ответственности. Никакого разделения обязанностей типа «я зарабатываю деньги, а ты сидишь дома с ребенком». Зарабатывали оба, а с ребенком, если надо, сидели по очереди. Причем Сергей признался, что он может быть и за папу, и за маму. Никакого подвига в этом не видит, наоборот, готовность взвалить не себя часть домашних забот – верный залог счастливой семейной жизни.

– Мы шли параллельно, у нас всегда были общие интересы, – говорит Аня. – Вместе выстраивали карьеру, вместе занимались детьми. А поскольку финансовая сфера была одна и та же, то часто срабатывало имя Сергея, его деловая репутация. Случалось, что я звонила в компанию, представлялась, и мне все делали с какой-то невероятной быстротой. Я даже не всегда могла понять, собственно, за какие заслуги. Реагировали, конечно, на имя мужа. Помню, как один клиентский менеджер попросил ему передать привет, а когда я удивилась («Какому Сереже?»), насмешливо добавил: «Только не говорите, что вы однофамильцы».

По счастливому совпадению появление каждого ребенка в их семье ознаменовывалось новым этапом в карьере Сергея. «Русский алюминий» возник в его жизни, когда Аня ждала Артема. Тогда еще не было могучего «Русала», а было достаточно затрапезное здание на Студенческой улице, куда его пригласили на собеседование, пообещав позицию финансового менеджера. Правда, в последний момент выяснилось, что на это место взяли другого человека. Пришлось какое-то время работать просто помощником трейдера по металлу. Но и этот опыт пригодится, когда он возглавит весь финансовый департамент компании.

– «Русал» родился в начале апреля 2000 года вместе с Артемом, с разницей в несколько дней, – гордо скажет Сергей.

– Значит, Овен, – цитирую я по памяти сентенции гороскопа, – огненный знак ярких, талантливых и прямодушных натур.

Сейчас Сергей рассказывает о своей жизни в «Русале» с интонациями героя из трилогии Драйзера. Нулевые годы – это время русской мечты. Именно так она выглядела: с тремя мобильными телефонами, рассованными в каждый карман, с бесконечными разъездами, с гигантскими финансовыми оборотами и миллиардными сделками. В понедельник вылет, в пятницу вечером прилет. Только успевай фиксировать: сегодня Братск, завтра Новокузнецк, потом Красноярск… Жизнь в пути, в беспрерывном ночном полете. Ночь, утро, день, дымящие трубы, заснеженный пейзаж за окном, который ничем не отличается от того, который был три дня назад в другом городе. И вдруг посреди бесконечных дел голос пятилетнего сына в телефонной трубке: «Папа, а когда ты к нам в гости приедешь? Мы соскучились».

Папа-гость, который не живет, а только отсыпается перед тем, как куда-то улететь снова, – эта роль была явно не для Сергея. В какой-то момент он собрал свою команду и торжественно объявил, что с командировками завязывает. Финансовая система «Русала» выстроена, отлажена, централизована, и теперь он будет руководить ею из своего кабинета. Решение начальника было встречено с пониманием.

Пока Сергей летал, Аня усиленно училась. Последний свой диплом она защищала в тридцать лет, будучи глубоко на сносях. Даже дипломный аттестат сама забрать не рискнула, послала за ним Артема. Рождение второго сына Саши несколько притормозило жизненный ритм Стопневичей. Они уже были взрослыми, состоявшимися, много чего добившимися людьми. К тому же после родов у Ани обострилась застарелая проблема с коленом. Травма, полученная в детстве, вернулась новой болью. Такой, что она совсем не могла ходить. Операция, сделанная нашими врачами, желаемого результата не принесла. Боль осталась.

– Вам нужна реконструкция колена, – услышала она вердикт хирурга.

– Так почему вы ее не сделали? – возмутилась всегда выдержанная Аня.

– Сделали то, что смогли, – последовал ответ.

Поиски других врачей привели ее в Европейский медицинский центр, где она услышала тот же диагноз. Но тут она решила больше экспериментов на себе не ставить и, выяснив, где на Западе делают подобные операции, рванула в Швейцарию в клинику к одному из лучших ортопедов Европы. Там после операции ее за три недели поставили на ноги. А вот реабилитационный курс, который потом прописали дома, снова едва ее не обезножил.

– Не хочу говорить ничего плохого про российское здравоохранение, – вздыхает Аня. – Я знаю, что есть замечательные врачи, прекрасные специалисты. Но весь мой опыт был ужасным. И ничего с этим поделать не могу.

То ли это совпадение каких-то невезучих обстоятельств, то ли просто не судьба, но с отечественной медициной у Стопневичей что-то явно не складывалось. История повторится с отчимом Ани, которому предстояла опасная операция на открытом сердце. И тоже после всех тревог, страхов и сомнений выбор был сделан в пользу клиники в Майнце в Германии.

– Представляете, ему уже на второй день после операции разрешили кофе, бокал красного вина, – вспоминает Сергей. – Только курить нельзя. Больше ни одной сигареты в жизни.

Конечно, все это стоило немалых денег. И если бы не активная работа Сергея, не было бы клиники ни в Майнце, ни в Швейцарии. Сколько наших соотечественников приезжало туда с похожими диагнозами, но, услышав финальную цифру, в которую обойдется лечение, молча разворачивались и отправлялись домой. К счастью, у Стопневичей деньги были. И очень скоро они им снова понадобятся.

3

В 2014 году Аня родила двойню. Все эти годы они страстно мечтали о девочке, а тут сразу две красотки – двойняшки Маша и Таня. Конечно, забот прибавилось. Они вдруг сразу стали многодетными родителями. Теперь уже путешествовали не налегке с одним чемоданом, а большой семьей. Если удавалось, снимали сразу несколько смежных номеров в одном отеле, но чаще – целиком большую виллу. И все было прекрасно до тех пор, пока Сергей первым не обратил внимание, что Маша как-то неправильно ходит. Она будто боится ступить на песок, странно поджимая пальчики на ноге. И еще ей все время требуется опора – то в виде коляски, то чьей-то руки. Хотя до того она бегала довольно резво, и вообще с развитием было все нормально. Правда, болела часто. Но все дети болеют, утешали себя родители. В одной из клиник им сказали, что ничего страшного, – это позвоночник. Девочка слишком быстро растет. Прописали массаж и, собственно… все. От него Маше становилось только хуже. Достаточно терпеливый ребенок, она кричала так страшно и горестно, что опытная массажистка не выдержала первой: «А нужен ли ей этот массаж?»

И снова больница, на этот раз отделение каких-то эксклюзивных болезней. Никто ничего не понимает, только руками разводят. А Маша почти уже не может ходить. Зачем-то ее все время тянет встать на голову. Она снова не может обойтись без соски, как тогда, когда была совсем маленькой. И взгляд мутный-мутный… Надо делать МРТ, чтобы понять, не болезнь ли мозга является причиной. Особенность российского анализа МРТ в том, что он не считывается в европейских клиниках. Зачем мучить ребенка дважды наркозом? Решили, что надо ехать в Майнц, там есть детское отделение.

– Нет, у нас не было паники, – говорит Аня. – Во всем есть своя логика. Главное, ее поскорее понять, чтобы дальше правильно действовать. Сережа не мог с нами тогда лететь. У него были важные дела. А я видела, что мы теряем время. Полетела одна. В клинике нас с Машей положили в отделение детской онкологии. Рядом с нами в палате была кроватка мальчика с каким-то редким лейкозом. Он был весь в катетерах и трубках. Я глядела на него ночью и с содроганием думала о том, что нас здесь ждет. МРТ и все необходимые анализы сделали быстро. Пока я с Машей на руках ходила по внутреннему дворику, подошел профессор Вагнер. «Мария?» – сказал он вопросительно. «Мария», – подтвердила я. «У вас большая проблема, но я смогу вам помочь, идите за мной». Я пошла.

Фото: Влад Локтев

Сестры Маша и Таня Стопневич. Кипр, апрель 2017

В кабинете доктора Аня села перед экраном монитора, на котором были высвечены две половинки мозга ее дочери.

– Видите, – сказал профессор Вагнер, – между двумя полушариями две большие лоханки, а должны быть два тоненьких ручейка. У вашей дочери избыток воды и очень высокое внутричерепное давление. Поэтому ей все время хочется встать на голову, чтобы снять напряжение. Разве вы не заметили, какая у нее большая голова? К тому же мы обнаружили еще две кисты, одна из которых давит на мозжечок, блокируя ей левую ногу. Она ее почти не чувствует. Девочку надо срочно оперировать.

– Я должна посоветоваться с мужем, – твердо сказала Аня, не отрывая взгляда от экрана.

Телефон у Сережи, как назло, был занят. Она не стала дожидаться ответного звонка.

– Мы согласны. Когда?

– Послезавтра.

На ватных ногах она вышла из кабинета, перед глазами пульсировали эти два белых круглых озерца.

Это же мозг! Какие могут быть последствия?

– Фрау Стопневич, – уже в коридоре услышала она у себя за спиной голос ассистентки доктора. – Вам неинтересно узнать, сколько это будет стоить?

– Нет, – ответила Аня, – мы все оплатим.

4

И снова деньги. Как ни крути, мы снова возвращаемся к этой жгучей теме. Что делать в такой безвыходной ситуации? Стопневичи, пройдя все круги ада с больницами, реанимациями, реабилитациями, знают о существующем порядке цифр не понаслышке. Собственно, это и стало первым и главным импульсом к созданию их благотворительного фонда. Как я выяснил, Сергей и раньше старался помогать детям, исправно перечисляя деньги на счет фонда «Линия жизни».

– Пока работал в «Русале», сам полностью оплатил десять операций. Иногда мне звонили из фонда и просили купить то инвалидное кресло, то какую-то специальную кроватку. Я никогда об этом никому не говорил. Даже Аня ничего не знала. Я до сих пор не уверен, что об этом надо непременно рассказывать на всех углах. Ну сделал доброе дело, и сиди тихо. Кому надо знать, узнают. А не узнают, тоже не беда. Главное ведь результат. Впрочем, однажды я рассказал об этом нашему Артему. Сын пришел посоветоваться, как лучше ему потратить свои карманные деньги, которые он скопил за два года. Сумма, кстати, была вполне приличная. Вот я и предложил, не хочет ли он поучаствовать со мной в одной истории. Я как раз собирался перевести деньги на очередную операцию. Артем выслушал меня, сказал, что подумает, а на следующий день принес конверт: там были все его деньги. Так что в этом смысле какой-то опыт у нас уже был.

В предновогодние дни с билетами было трудно. Но тогда Сергей добрался из Москвы в Майнц за рекордные шесть часов. Операция прошла успешно. Как потом они узнали, доктор Вагнер является одним из авторов разработанного совместно с Siemens уникального аппарата в виде шлема, который надевается на голову пациента, чтобы избежать опасной и болезненной трепанации черепа. И только два крошечных шрама в районе мозжечка у Маши неопровержимо свидетельствовали, что операция состоялась. Впрочем, самое страшное Аню и Сергея ждало в палате реанимации.

– Эти сутки нам показались вечностью, – признается Аня. – Мы не отходили от нее ни на минуту. Маша никого не узнавала. Ее били судороги. Она выкрикивала что-то бессвязное. У нее постоянно менялось внутричерепное давление, доставляя ей страшные муки. Эти скачки мы могли видеть на мониторе. Сережа снимал все это на айфон, чтобы потом показать врачу. Мы до конца не могли поверить, что такое может быть. Когда доктор Вагнер увидел эти кадры, только развел руками: «А чего вы ждали? Считайте, что ваша дочь заново родилась. Все эти полтора года она жила неправильно».

Я не стал спрашивать у Сергея, сохранил ли он то злосчастное видео. Вряд ли они с тех пор пересматривали его фильм. И все-таки смерть, караулившая их под дверью, настигла их в Майнце. Только давление у Маши стабилизировалось и Аня с Сергеем готовы были облегченно вздохнуть, как пришло известие из Москвы: умер Анин папа.

– Хотя родители были в разводе, – вспоминает Аня, – и меня воспитывал отчим, которого я тоже называла папой, отец оставался очень важным и близким мне человеком. После того как они расстались с мамой, он был еще дважды женат и имел двух взрослых дочерей, но умер совсем один, и хоронить его было некому. Сереже пришлось опять все брать на себя.

И снова аэропорты, самолеты, такси, рождественская и предновогодняя праздничная суета как контрастный фон для передвижений человека с серым от усталости лицом.

– Это уже был не я, а какой-то автомат, выполняющий необходимые действия, – говорит Сергей. – Морг, кладбище, поминки… И только одна мысль где-то в глубине сознания все это время не покидала меня: какая она все же хрупкая, эта человеческая жизнь, как мгновенно она может оборваться. Все мы стоим в полушаге от комьев этой мерзлой кладбищенской земли, а ведем себя так, будто ничего этого нет и мы будем жить вечно.

Отдав последний долг тестю, Сергей снова вернулся в Майнц. Новогодние дни 2016 года стали для него определенным рубежом. Четкое осознание необходимости поменять все пришло как раз во время его одиноких ожиданий под табло, где почему-то никак не загорались нужные рейсы. Да еще эта веселая толпа вокруг, в предвкушении новогодних каникул. В ближайшее время его ждало реабилитационное отделение в клинике Майнца и полная неопределенность.

Спустя какое-то время, когда Машу выписали из больницы, некоторую ясность внес и профессор Вагнер.

– Вашей дочери нужен морской песок. Она должна как можно больше ходить босиком. Только тогда моторика будет восстановлена.

Песок? Откуда взять им песок? На пляжах Прибалтики по большей части прохладно. В Сочи – галька. И тогда они оба, не сговариваясь, сказали: Кипр!

5

Еще до болезни Маши они успели хорошо изучить этот остров и его жителей. Сергей и Аня по работе были связаны с Кипром на протяжении многих лет. Правда, они не рассматривали его как место жительства и даже отдыха. Каждый по отдельности сюда приезжал, делал дела и уезжал. Если успевали хотя бы один раз искупаться в море, считали, что невероятно повезло. Но чаще даже не смотрели в сторону пляжа: совмещать курорт и работу было не в их правилах.

– Кипр идеально подходил нам, – считает Аня, – потому что, помимо всего прочего, мы знали, как тут все устроено, как работает бизнес, банковское дело. Мы никогда бы не рискнули создать свой фонд, скажем, в Швейцарии. Для этого требуется совсем другой опыт, связи.

Кипр стал их спасением, долгожданной передышкой между операционными, реанимациями, больничными коридорами и палатами, вытеснившими из их жизни все остальное. К тому же он давал возможность начать какой-то совсем новый этап, где бы они были не наемными работниками, пусть и с высокой зарплатой, но хозяевами, отвечающими сами за себя. А ведь еще были дети, остававшиеся все это время на попечении бабушек и нянь. И если со старшим Артемом, успешно учившимся в Англии, проблем не было, то с младшими Сашей и Таней надо было что-то решать, чтобы они не чувствовали себя брошенными и забытыми. В общем, семейству Стопневич надо было соединяться. Together Forever – cлова песенки, давшей название их фонду, стали в какой-то момент их девизом, а заодно и программой действий.

Устройством собственного быта на Кипре и организацией благотворительного фонда они занялись практически одновременно. С самого начала знали, для кого он будет предназначен. Никакой политики, никакого пиара, никаких комиссионных с адресных пожертвований. Маленький фонд для детей с тяжелыми заболеваниями, требующими оперативного нейрохирургического вмешательства. Сергей не скрывает, что их опыт с Машей оказался в выборе специализации решающим фактором. При этом ограничивать себя они не собираются: фонд-то частный и зарегистрирован в еврозоне. Если есть возможность помочь, например, с длительной реабилитацией, они готовы идти на это «нарушение».

– Для нас самое важное – дать детям шанс вылечиться до конца, – говорит Сергей. – Для этого мы используем законодательство Кипра. Тут существуют нормы и правила отчетности, сильно отличающиеся от тех, которые приняты в России. Думаю, если бы мы затеяли нашу историю на родине, многое из того, что нам уже удалось сделать, было бы просто юридически невозможно. Если надо помочь ребенку с клиникой, переездом и проживанием, это проще делать отсюда. Сейчас нам предстоит открыть представительство в Москве, и тогда фонд заработает с полной нагрузкой.

Несмотря на нежный возраст, у Together Forever уже есть вполне конкретные победы. Вот только два примера. Родители семнадцатилетней Ксении Травкиной из Москвы обратились за помощью по поводу тяжелейшей болезни печени у дочери. Российские врачи от операции отказались. Но благодаря фонду девочка смогла пройти обследование в Майнце, где ей сделали операцию. Вскоре она вернулась в Москву, пошла в школу. Но ей надо было пройти курс химиотерапии. На Каширке отказали. И она снова возвращается в Майнц. Сейчас Ксения готовится к поступлению в институт.

Макар Васильев, двенадцать лет. У него на руках тоже имеется официальный отказ из российской клиники: его множественную аневризму в мозге посчитали неоперабельной. А в Израиле рискнули сделать эту операцию. Уже через десять дней после нее он вернулся домой. Учится, занимается спортом. И никакой аневризмы!

– Это все на ваши деньги? – уточняю я у Сергея.

– Да, первоначально помощь – сопровождение, обследование, операция, восстановление – была оплачена нами. Но сейчас процесс запущен, и скоро деньги на лечение детей будет успешно собирать фонд.

Он говорит об этом так уверенно, что вопросов не возникает. При этом я знаю, что в ходе регистрации Together Forever у Стопневичей возникли проблемы с местными консультантами, юристами. И даже когда были готовы все бумаги, за которые пришлось немало заплатить, их трижды заворачивали в банке. В глазах официальных лиц читался один и тот же настороженный вопрос: «Что это за новая схема? Что хотят скрыть?»

– Я поняла только одно, – говорит Аня, – если хочешь сделать доброе дело, за него надо побиться. В какой-то момент мне пришлось очень серьезно подключиться к подготовке юридического обоснования работы фонда. Больными детьми и их проблемами могли заняться другие люди. А тут необходимы были мои образование, квалификация, опыт, настойчивость. При том что я человек в общем терпеливый, настроение часто было такое, что хотелось кого-то ударить. От собственного бессилия и ярости.

Последней каплей стал счет за услуги, выставленный местной юридической конторой. Ошарашенный порядком нулей, Сергей даже перезвонил, чтобы выяснить, не ошиблись ли они. «Нет, не ошиблись», – невозмутимо ответили киприоты, прекрасно осведомленные, для чего нужны эти документы. Без лишних слов Сергей перевел требуемую сумму, но больше с этой конторой дела иметь не стал.

– Они потом из нашего гонорара отправили на счет фонда две тысячи евро в качестве добровольного пожертвования, а мы, в свою очередь, отчет, на что их деньги были потрачены. Больше никаких контактов.

Мне интересно, как реагируют состоятельные друзья Стопневичей на Together Forever. Как выяснилось, одни уже приняли участие, другие сочувственно наблюдают со стороны, а третьи не верят в эту затею совсем, о чем говорят, не стесняясь, прямо в глаза. Кому это надо? Пусть государство само заботится о больных детях. При чем тут частная инициатива, благотворительный фонд?

Аня и Сергей не возражают. Просто упрямо продолжают делать свое дело. Вот вместе со «Снобом» провели на Кипре благотворительную презентацию наших книг и журналов. Собрали местную русскую публику. Красивые женщины, стильные мужчины, французское вино, которое Сергей сам выбирал. Прекрасный вид с террасы на порт Лимассола. Ну а на выходе – прозрачный куб из пластика для сбора пожертвований. Кто-то оставил деньги, кто-то – нет. Но ведь надо с чего-то начинать. А недавно в Гостином дворе в Москве фонд провел художественную выставку картин российских художников «Да здравствуют дети!». В планах фонда еще много акций. Все они довольно затратные, ведь за все надо платить: и за вино, и за аренду этих галерей и террас, и за официантов с их тарталетками... Невольно задаешься вопросом, а есть ли порог, который Аня и Сергей не смогут или не захотят переступить в своем истовом желании помогать, опекать, спасать и тратить. Деньги на благотворительность – это как вода из крана. Ее можно перекрыть только волевым усилием, ну или... она закончится сама.

– Я знаю, что сделаю все, чтобы справиться с ситуацией, – говорит Сергей, – а если не получится, то…

– …мы поменяем ситуацию, – говорят они хором с Аней.

У них это так слаженно получается, что мы все втроем не можем удержаться от смеха.

– На самом деле за двадцать лет в бизнесе я научился чувствовать деньги на интуитивном уровне. Знаю, как движется финансовый поток, где надо его усилить, а где следует притормозить. Я никогда не возьму на себя риски, которые поставят проект и мою репутацию под удар. А фонд… Фонд – это наша душа. Разве будешь задаваться вопросом, чем можно ради нее пожертвовать? Всем!

…Летом на Кипре очень жарко. Местные жители перебираются в горы или уезжают в более прохладные страны. Стопневичи тоже собираются в августе домой, на дачу под Софрино, которую построили давно, но толком еще не обжили. Так что это будет их первое дачное лето. Но профессор Вагнер оказался прав. Горячий песок и море сделали свое дело. Если раньше Маша боялась даже ступить босиком на пляж, то теперь носится по нему, только пятки сверкают.

Время от времени она останавливается и победительно кричит Сергею:

– Папочка, смотри, как я бегу!

И бежит.С

Новости

Видео было опубликовано 24 августа. В канале Рокоссовского и другие видео посвящены Рогозину, в том числе он опубликовал несколько клипов на другие песни со стихами вице-премьера и его супруги Татьяны.

Песня «Она не похожа на всех» сейчас находится в ротации российских радиостанций, в том числе радиостанции «Шансон».

Рогозин сам признавался, что пишет стихи о любви, о Приднестровье, о Севастополе, о России. В июле он опубликовал в твиттере видео на сочиненную им песню «Ленка». Музыку к песне написал Андрей Ктитарев. Позже он удалил твит, но видео осталось на YouTube. 

Литература

Иллюстрация: Shelby McQuilkin

1. Бармалей

Только в рамку. Проходите, пожалуйста, не толпитесь, все успеете обязательно. К пристани подваливает следующий катер, народ толпится за красной ленточкой. Море шумит, расплёскивается, ярчайшее солнце и буря, на ветру улетает листва, флажки хлопают, причал скрипит и раскачивается, пассажиры вылезают — глаза на лоб — и хватают ртом свежий ветер. Все три часа катер носило, подбрасывало, душу вытрясало, — а народу-то натолкали в «Метель» втрое больше, чем надо, — и вот теперь стоят, стоим, а там впереди — по одному — пропускной пункт, досмотр и рамка. Дело нешуточное, коронация государя, а ещё слухи все эти, вот они и бдят. Коронация только завтра, а Островки уже набиты народом до отказа, едут и едут.

Бармалей маленькими шажками покорно движется по причалу. Он хочет пива. Солнце жарит на редкость мощно для Островков. Справа пышногрудая дама в тренировочных штанах, слева хилые подростки с рюкзаками, впереди православное семейство. Не задерживайте, откройте второй вход! Сейчас сзади начнут напирать, следующий катер уже пришёл! — Бармалей оборачивается на резкий высокий голос — это всё тот же скандальный коротко стриженный чувак, он один и нервничает — остальные расслаблены, всех укачало, пока три часа плыли сюда с материка.

Вот и рамочка. Вещи кидаем на ленту, сами проходим. Бармалей, опытный путешественник, не может не оценить: рамочка модная, толстая, по периметру — сетка лучей, всё не просто так, — Бармалей кидает рюкзак на ленту, проходит, и тут рамочка издаёт странный негромкий хриплый писк, эдакое скорее даже похрюкивание; ну вот, опять это, покорно вздыхает Бармалей, сколько можно-то — и, навстречу серому с рацией, который подходит к нему, — да, да, у меня чип Управления Нормализации, это он и фонит, сами нормализуете и сами же потом удивляетесь, — вот он, — Бармалей привычно откидывает свалявшиеся кудри и демонстрирует старенький чип УПНО, помигивающий оранжевым, голубым и светло-зелёным, — но серый на чип не смотрит, вообще не смотрит, да и на Бармалея-то не очень, — а только говорит: прошу сюда, не волнуйтесь, пожалуйста, нам придется вас задержать, это не будет значить для вас ничего неприятного, но, к сожалению, таков приказ, ваши биометрические... трр-трр... — и тут подваливает второй чувак, а народ между тем продолжает пассажиропоток, человекопродвижение через рамку, — ваш паспорт, паспорт ваш, — теребят Бармалея, — а тени от деревьев на берегу мотаются туда-сюда, и Бармалей подаёт раскрытый паспорт, крепко держа за угол, но те оба мотают головами — нет-нет, не так: паспорт — отдать.

Бармалей запрокидывает голову, чтобы посмотреть, кто на вышке, но за вышкой как раз стоит солнце. Море шумит, народ движется, причал качает. Чуваки спокойно ждут.

(Ты, Бармалей, поедешь на коронацию, — говорит редактор Бармалею за день до отъезда. Просили П.Е. — тот заболел. Г. собирался — ногу поломал. Лида очень хотела поехать, но сам понимаешь. А у тебя чип стоит. Если что, претензий к тебе никаких... И потом, у тебя давно не было ни бОнусов, ни крЕдитов, коронация — хороший повод проявить себя. Ладно, Бармалей, двадцать девятого вечером. Тридцатого утром кораблик, в два приплывает царь, в четыре пресс-конференция. Первого с утра мероприятие, вечером народные гулянья. Второго, если всё будет нормально, обратно, и третьего утром ты дома. Отличный план, — говорит Бармалей бодренько. (...) По-моему, Бармалей, ты не вернёшься, — говорит Г., повисая на костылях и прикуривая. — Я тебя знаю — ты из таких мест никогда не возвращаешься. — Типун тебе на язык. — Ну или не ты, а такие как ты. — Да фигня это всё, — возражает Бармалей. — Ничего там не будет, всё это слухи панические. Просто, ну, как его, туда-сюда, ну, максимум, кто-нибудь плюхнется в какое-нибудь море или озеро... ну или свалюсь вот, как ты, с какой-нибудь тоже лестницы или с пенька... потом этот приедет хмырь, поклянется там на чём надо, нахлобучат на него эту шапку дурацкую, помолятся все кому-то там... или кому там... и разъедутся, и всё пойдёт по-прежнему. Им просто движуха нужна какая-то, — Бармалей водит в воздухе сигаретой. — Ну ладно, — говорит Г. — Ты там береги себя. — Угу-берегу.)

Вот те и береги себя, вот те и претензий никаких! и сразу на рамке запищал. А куда, дёргается Бармалей как обычно, а сколько времени-то займёт, скажите хоть, чтобы я планировал. Не знаем, как обычно отвечают ему, это не мы придумали, это инструкция, — и добавляют: не волнуйтесь. А чтобы планировать, так это лучше не стоит, ничего на ближайшее время не планируйте. Бармалей вплывает на берег, серые по бокам. Необычное ощущение. Бармалея много раз так вот водили: и по тридцать первым числам, и просто по весне, — и всегда грубо, тащили иногда, волокли. На этот раз — ничего подобного даже близко. Режим вежливости на максимуме. И от этой избыточности, повышенного комфорта Бармалею не по себе.

По пыльной дороге к монастырю. Народу много. Велосипеды. Палатки. У озера продают пирожки, пиво, квас, начинается купанье. А Бармалею ни в лес, ни по дрова.

Вот и монастырь. Ведут направо, по тропинке вдоль самой крепостной стены, мимо тележки с квасом и сухарями, мимо длинной очереди экскурсантов, приехавших пораньше. Через десять метров — неприметная, низенькая деревянная дверка в каменной стене. Пригнуться. Посторонившись, Бармалея впускают первым. Внутри приятно, прохладно, чисто выметено, пахнет ладаном. Каменные крутые ступени ведут на второй этаж. Там площадка, лестница круто уходит вверх — но спутники открывают перед Бармалеем другую дверку, тоже деревянную, тоже низенькую. Стены везде кирпичные, обмазанные глиной, белёные. Хочется назвать их «стеночки».

И вот она — «келейка», самая настоящая монашеская келья.

Будто в сахарнице, озирается Бармалей.

Метров шестнадцать квадратных. Точнее, шестиугольных. Потолок сводчатый, толщенные кирпичные стены побелены. Под потолком с одной стороны — три крохотных окошка. Стёкол в окошках нет. Решётки есть — редкие, старые прутья. Пол дощатый. Напротив двери — узкая щель в стене. У левой стены стол и пара деревянных скамеек.

Обустраивайтесь. Сидим здесь, туалет за вон тем проёмом (показывает на щель). Рюкзак придётся отдать. А также мобильник, деньги, ничего брать сюда нельзя. Простите. Такие правила сегодня. Никаких личных вещей. И вам придется здесь подождать. А обед мы вам принесём.

Нет-нет, — говорит Бармалей. — Кредитку и айфон я не отдам, конечно. Это исключено.

Келейка расплывается у него перед глазами в багровом тумане. Он прилежно наблюдает оранжево-красные треугольники, гадая об их значении. Вдруг понимает, что сидит на полу, таращась на низкую деревянную дверку.

Дверка плотно заперта. Полосы света лежат на каменных плитах. С улицы доносится смех и гомон экскурсантов.

Рюкзака и айфона нет.

2. Николай Николаевич

На скамье у стены, в просвеченной зеленоватой полутьме, обнаруживается пожилой, но моложавый чувак, аккуратный, короткая стрижка проседь пробор пиджак брови подбородок с ямкой.

Да что вы на полу-то всё! Давайте ко мне на скамейку.

Бармалей, покряхтев, привстаёт. Ничего не болит, но мышцы слегка одеревенели.

Долго сижу-то?

Пожилой пожимает плечами.

C четверть часа. Как меня впустили, так и сидите. Поздоровались трижды. Но в контакт вступили только сейчас.

У вас тоже сумку отобрали? — Бармалей.

Почему отобрали, сам отдал. Я гражданин законопослушный, — с пониманием кивает на чип. — Вас как?

Бармалей. Пётр Бармалеев.

Николай Николаич... Я вам сочувствую, — подобие улыбки, — но сам я, знаете, не спорщик... Считаю, что рамке виднее, и вообще — им там виднее. Сказали сидеть, значит, надо сидеть. Если биометрические показатели — тут лучше перестраховаться. Царь-то, он у нас один всё-таки, уж какой ни на есть. Так что лучше посидеть. Хотя вы со мной, наверное, не согласны.

Не согласен. Я бы лучше пива выпил. Меня-то точно из-за чипа. Чип старый, меня восемь лет назад нормализовали. Технология ещё внове была, поставили титановый. Теперь техобслуживание надо проходить, а я не прохожу, вот он и запищал.

А-а, — кивает Николай Николаич с пониманием. — Восемь лет назад, это значит, ещё когда акции протеста, когда с белыми ленточками ходили... Старая техника часто даёт сбои... А я почему запищал, даже и гадать не хочу. Вроде я самый что ни на есть скучный, обычный. А думаю, просто дело в том, что я вместо брата приехал, по его билету. Хотя это не воспрещается, но другой причины я просто не могу придумать.

В окошках под потолком видно только небо, но слышно много разной жизни: лают собаки, смеются девицы, визжат купальщики (озеро рядом). От этого спокойней, но и досада берёт.

Вместо брата? Ваш брат не смог, и вместо него приехали вы?

Не смог, да... Умер мой брат, — Николай Николаич, рассеянно. — Неделю назад...

Неделю назад. Соболезную.

Да... Это же не просто брат, это самый близкий человек мой, — Николай Николаич озирается. — Я... вообще не очень, конечно. Простите. На мне его ботинки вот. Пиджак его, — растерянно берётся за лакцаны. — Он директор был конторы нашей. Его обязали ехать. Он умер, а билет остался.

Вносят две тарелки жиденькой ухи, два куска хлеба и две чашки чаю. Обед. И сразу уходят.

...меня старше был на пять лет, — говорит Николай Николаич, прихлёбывая уху — Выше и крупнее. Поэтому пиджак его, — берётся за лацканы. — Я пиджак этот... на помойку пошёл выбрасывать
ну чего тут такого
от него много осталось пиджаков некоторые я ношу
а некоторые мне не подходят, этот видите не по размеру — крупнее был брат-то мой
иду, иду, и... жалко пиджак
думал его повесить как-то интеллигентно а некуда
грязное всё на помойке-то ну и я
не могу решиться, держу его всё в руках сентиментальность, знаете, проняла какая-то
а тут парень идёт
и по комплекции — вылитый Георгий!
(Так моего покойного брата звали.)

я к нему
протягиваю пиджак.
смотри! — говорю. — Пиджак какой новый! Хороший!
хочешь? Отдам! Даром отдаю!

а парень от меня шарахнулся почему-то.
Шарахнутый какой-то, точно.
С прибабахом.

А вы не хотите пиджак? — спрашивает Николай Николаич и окидывает взглядом Бармалея. Вы смотрю тоже крупный такой. Может, подойдёт? Померьте!

Подумаю, — говорит Бармалей сочувственно.

(а тут дверь снова открывается и – )

3. Паскаль

пятясь
как
паук-косиножка дичась и чудясь
озираясь с ужасом в келье появляется

ИНОСТРАНЕЦ

сначала белые кроссовки
потом двухметровый сам
потом взъерошенный и молодой
потом большие добрые глаза
потом бородка и носяра
потом в руках тарелка с ухой — выдали, значит, пожрать

видит Бармалея, видит Николая Николаевича, говорит:

Привет! — испуганно улыбается.

Шпарит он по-русски здорово, только всё время пригибается: келья высокая, а ему кажется низкой.

Паскаль, — ставит тарелку на стол, вытирает руки о штаны (расплескал уху на руки), аккуратист Николай Николаич вытягивает из кармана мятую бумажную салфетку. Рукопожатия.

Я правильно всё понял, что рамка заподозрила нас в том, что мы по своим биометрическим показателям похожи на каких-то террористов, которые могут сделать что-то против государя императора?

Вы правильно всё поняли, — Бармалей. — Скажите, а вы сумку сами отдали или у вас её отобрали?

А у меня не было сумки. Все вещи в рюкзаке, я его на этой оставил... как его... на рамке, проходил без него, рюкзак забрал Франсис, все вещи у Франсиса.

Это вам повезло.
Да, да, мне везёт!
А вы паломник, что ли?

Да-да, паломник... А что значит паломник?
Человек, который путешествует по святым местам.
А-а... Да-да... Нет-нет.
я не паломник
я путешествую не по святым местам,
а я просто путешествую с группой людей с Down Syndrome
мы из Москвы
то есть мы с Франсисом из города Клермон-Ферран
Европа. Франция. Провинция Овернь. Шины «Мишлен»
работали там раньше на заводе
но мы волонтёрим в Москве уже шестой год знаете — центр «Даунсайд ап»
социализируем и адаптируем людей с Down Syndrome
огромным успехом пользуется наша реабилитация, людей всегда не хватает

в России ведь почему-то — когда ещё дети — это да, это уже есть
но что они у вас тут взрослыми делать будут? Вся эта ваша реабилитация — к чему она взрослому человеку с Down Syndrome
если он не может здесь ни жить самостоятельно
ни работать самостоятельно

ну вот, а мы их везде — не только работать
не только сувениры там изготавливать или вязать шапки или носки
мы их по-разному трудоустраиваем (жестикулирует)
и жить учим отдельно от родителей
и путешествуем вместе
кругозор, всё
ну мы любим Россию
хотя часто ездим к себе
но больше половины времени мы проводим тут
привезли ребят на коронацию
а на рамке меня остановили
теперь Франсис с ребятами один
справится, конечно
но сложновато будет

Ни хрена себе, — говорит Бармалей. — А из учеников ваших, значит, никто не запищал? И ваш коллега Франциск не запищал? Хотя у него стигматы?

Нет, только я, а у меня ни стигматов, ни Down Syndrome. Ха-ха! — Паскаль беззаботно смеётся. — Стигматы! — и тут же омрачается, хмурится.

Мы и сами толком не знаем, в чём дело, Паскаль, — говорит Бармалей. — Что-то биометрическое, надо думать. У меня в виске, видите, чип Управления Нормализации, но дело явно не в нём. А Николай Николаич приехал по билету покойного брата, но вроде бы это тоже не запрещено.

А! Я из Европейского союза, может, дело в этом? — догадывается Паскаль.

О, точно! — говорит Бармалей. — Стопудово дело в этом.

Паскаль недоверчиво смотрит на него.

Ирония, — распознаёт он.

Угу, — говорит Бармалей.

А вы, конечно, не знаете, сколько нас продержат.

Пока царя не коронуют, — говорит Николай Николаич. —Потом отпустят.

Это вам сказали так? — Бармалей, к Николаю Николаичу.

Ну это было бы логично и естественно, — Николай Николаич.

А-а, — говорит Бармалей. — Ну да. Логично — это да. Естественно — совершенно согласен. Я бы даже так выразился — нормально... Видите ли, Паскаль, Николай Николаич утверждает, что он самый нормальный человек на свете. Я вот про себя такого сказать не могу. А вы?

Я не говорил «нормальный». Я говорил — «самый обычный», — поправляет Николай Николаич, достаёт носовой платок и тщательно протирает стол.

Ну обычный или нормальный, это без разницы, — продолжает Бармалей. — Я к тому, что рамка-то на нас запищала, значит... Значит, господа, нам с вами придётся вместо пива пить коньяк. Не то чтобы он был хороший, но он обычный. Нормальный. Как вы к этому относитесь, Паскаль?

Нормально, — говорит Паскаль. — А как вы сохранили его? Мне сказали, надо отдать даже гаджет. Но я лучше сразу отдал гаджет Франсису, а не им.

Вы, Паскаль, молодец. Гаджет у меня тоже отобрали. А коньяк был в потайном кармане. Давайте скорее его выпьем, а то сейчас сюда приведут ещё народ, и нас соберётся больше трёх.

Бармалей достаёт коньяк, разливает его по двум пластиковым стаканчикам, а треть оставляет себе во фляге.

Новости

Специалисты спасли 24 человека. Восемь из них отправили в больницу.

Автобус принадлежит компании, которая строит пирс для фирмы «Таманьнефтегаз». В нем ехали вахтовые рабочие.

По предварительным данным, автобус упал в море из-за аварии, рассказала официальный представитель Следственного комитета Светлана Петренко. СКР возбудил уголовное дело о нарушении правил дорожного движения и эксплуатации транспорта, повлекшем по неосторожности смерть людей. Делом будут заниматься в центральном управлении комитета. 

Общество

«Я не бывала дома месяцами, практически жила в кабине»

Алиса, 30 лет, Санкт-Петербург:

В детстве я мечтала стать хирургом, но выучилась на социального работника, а дальнобойщиком стала случайно, и теперь, когда ковыряюсь в машине, чувствую: мечта сбылась.

Раньше я часто помогала отчиму чинить машины. Когда получила наследство, решила открыть свое дело и купила эвакуатор. Я тогда жила с гражданским мужем, он очень хороший водитель и механик. В нашей семейной фирме я была за логиста и бухгалтера, а он ездил и ремонтировал. Когда мужа лишили прав, мы начали искать водителя. Поиск ни к чему не привел, и я сама решила получить категорию «С». Думала, что все это временно, но потом мы с мужем разошлись, а профессия осталась. Женщине практически невозможно устроиться дальнобойщиком. Когда я продала свою машину и решила пойти работать наемным водителем, меня не брали даже на «газель»: «Нам нужен мужчина». С работой в результате помог мой друг-водитель.

Фото из личного архива

Я езжу на грузовиках уже 7 лет. За рулем чувствую себя в своей стихии. Однако напрягает излишнее внимание со стороны мужчин. Было несколько случаев, когда мужчины, засмотревшись на меня, чуть не попали в аварию. Мой рост — 164 см, вешу я 48 килограммов. Меня часто спрашивают, как я, такая хрупкая, справляюсь с грузовиком? Физически эта работа очень тяжелая, особенно когда водишь старые автомобили, как у меня, и в любой момент может что-то сломаться. Но на самом деле женщины — очень сильные и выносливые создания. Я не рожала, но по рассказам подруг понимаю, что это гораздо тяжелее, чем моя работа.

Встречались мне «учителя», которые уверены, что место женщины на кухне. Я в таких случаях вспоминаю слова одного мудрого человека: «Я уже всем все доказал»

Коллеги-мужчины и сотрудники ГИБДД относятся ко мне очень хорошо. Всегда помогают, хотя я и стараюсь рассчитывать только на себя. Однажды на Севере мне встретились местные бандиты. Они брали плату за въезд в город, но с меня денег не взяли. Повели себя как истинные джентльмены. Даже помощь предложили, когда у меня сломалась машина. Мне вообще по жизни везет на хороших людей.

Встречались мне и «учителя», которые уверены, что место женщины исключительно на кухне. Я в таких случаях вспоминаю слова одного мудрого человека: «Я уже всем все доказал». Так и у меня: главное — себе все доказала, поэтому и не спорю.

Зарплата у нас от пола не зависит, только от объема выполненной работы. Раньше я даже участвовала в погрузке и разгрузке машины, но мне повезло с начальником, он запретил мне помогать грузчикам.

Раньше я ездила по два раза в неделю в Мурманск, Москву. Очень напряженная была работа. Я не бывала дома месяцами, практически жила в кабине. Последний год я езжу только по Петербургу и области. Зарплата хорошая, но меньше, чем у тех, кто ездит в дальнобой. Зато я ночую дома. С прошлым графиком мне было некогда думать о личной жизни, а сейчас есть надежда.

Я все еще жду того самого. Честно говоря, мужчины меня побаиваются, они не любят самостоятельных. Так что я готова к тому, что буду растить ребенка одна, хотя не стремлюсь к этому. Мне нужен очень терпеливый и морально сильный мужчина. Я очень хочу семью и много детей, но пока что моя семья — это моя мама. Она очень переживает за меня. Однако нам нужны деньги, а работа дальнобойщиком — пока что единственный вариант их получить.

«Заказчикам все равно, кто водитель — Юра или Галя»

Юлия, 35 лет, Санкт-Петербург:

Фото из личного архива

Пятнадцать лет назад я встретила дальнобойщика, влюбилась и вышла замуж. Первое время везде была с ним. Отсюда и пошло: там заведи, туда подгони, здесь подкрути. Так и оказалась в водительском кресле, и вот уже примерно 12 лет вожу грузовик. Но это просто хобби. У меня высшее экономическое образование, и сейчас я работаю в офисе. В рейсы теперь выхожу редко, один-два раза в месяц.

К такому хобби родные относятся совершенно спокойно. Сестра даже хвастается, что я занимаюсь таким необычным для женщины делом. Муж, конечно, волнуется и часто звонит. У нас есть сын, ему сейчас 14 лет. Когда я уезжаю в рейс, мы постоянно созваниваемся по скайпу или вайберу. Ребенок мной гордится!

Женщине устроиться на работу дальнобойщиком очень трудно. Я знаю такой случай: две девушки пришли в довольно крупную контору, а там главный механик — мужчина в возрасте, для которого «баба за рулем» — дикость. Даже когда девушки прошли специальный экзамен, он им отказал. Просто «нет, и все». Но у меня другая ситуация. У мужа есть несколько машин, он меня взял водителем без вопросов.

В одном мы с мужчинами равны: наш труд оплачивают одинаково. Заказчикам абсолютно все равно, кто водитель — Юра, Миша или Галя.

Кто-то из коллег-мужчин, когда слышит меня по общей рации или видит за рулем, говорит: «Вау, девушка! Прикольно!» А кто-то: «А, баба! Что ж тебе борщ не варится?» Много всяких. Кто-то замуж зовет, кто-то на кухню пинает. Было и такое, что мне даже пришлось  уехать с ночной стоянки из-за нетрезвых коллег. Увидели девушку, стали приставать, бить по машине.

В дороге я люблю подумать над проблемами, все разложить по полочкам. Когда мне бывает плохо, я сажусь за руль.

«У водителя нет пола»

Светлана, 43 года, Пермь:

Фото из личного архива

Фото из личного архива

В профессию я пришла, когда сидела в декрете с дочкой. Мой муж умер, а у меня четверо детей, вот и пришлось зарабатывать самой. Первое время ездили с мамой и маленьким ребенком на семейном автомобиле. Сначала развозили продукты по городу, а потом я стала сама выезжать на более дальние рейсы. Семья у нас большая, и каждая копейка на счету.

За рулем я чувствую себя на своем месте. Склад, дорога, загрузка, разгрузка — это мое. Еще дальнобой дает возможность посмотреть страну, сменить обстановку, узнать новых людей — хотя люди попадаются разные.

Я думаю, что сегодня профессии не делятся на мужские и женские. Есть только то, что получается и нравится. У меня получается водить грузовик, дискомфорта я не чувствую. Мои коллеги-мужчины за это меня уважают, я никогда не встречала пренебрежения с их стороны. Если останавливаюсь где-то на трассе, то обязательно спросят, не нужна ли помощь. Но важно и самой вести себя правильно — не задирать нос. В дальнобое все в одинаковых условиях. Как говорил один мой знакомый механик: «У водителя нет пола». Потому и зарплаты у всех одинаковые, и работа всегда найдется. Было бы желание!

Сейчас у меня снова нет возможности уезжать надолго, поэтому я только развожу продукты по местным магазинам. Моему младшему сыну полтора года, ему нужно много внимания. Кроме него еще трое детей: двое сыновей и дочка. Они тоже любят путешествовать со мной. При любом удобном случае едем куда-то отдыхать на машине.

«Я девушка крупная, могу и отпор дать»

Александра, 25 лет, Нижний Новгород:

Фото из личного архива

Я с детства люблю автомобили. В 12 лет папа научил меня водить, а в 18 я получила права категории «В». У нас была старенькая «газель», и, когда нужно было что-то перевезти, а у папы не получалось, за руль садилась я. Грузовая машина мне понравилась сразу: в ней просторно, да и большие машины просто очень красивые! Конечно, с ними бывает трудно, но со временем я привыкла.

Я задумалась о работе в грузоперевозках, когда работала в ломбарде. Я взвесила все за и против, купила «газель» и уже третий год работаю водителем-дальнобойщиком. О своем решении не пожалела ни разу.

Конечно, сначала мама меня отговаривала, но я человек настырный. Если что-то решила — не переубедить. А вот отец поддержал. Сейчас родные мной гордятся, хотя и очень волнуются. Часто звонят, по несколько раз в день. Но я чувствую себя на своем месте и не хочу ничего менять.

Мне кажется, что без дороги я уже никогда не смогу. Дальнобойщик — не просто профессия, это образ жизни. Чтобы выдержать наш ритм, нужно быть очень выносливым человеком. Иногда весь день приходится проводить в одном положении, а на отдых остается совсем мало времени. Бывает и такое, что уезжаешь в рейс на несколько дней, недель, буквально живешь в машине. Случаются трудности с ремонтом или на погрузках, иногда нужна мужская сила. Но недостатка в ней нет: коллеги-мужчины всегда помогут и подскажут.

Хочу купить еще машину, побольше, и нанять второго водителя. Открою свой бизнес, потому что девушке очень трудно устроиться в грузоперевозки

Вообще водители-мужчины в основном относятся ко мне хорошо. «Молодец, — говорят, — храбрая! И в горящую избу войдет, и коня на скаку остановит». Бывает, что выезжаем в рейс вместе — колонной из нескольких машин. И заблудиться не страшно, и в пути не скучно. Ни разу меня не обидели. Хотя я сама по себе девушка крупная, могу и отпор дать, если что.

Сейчас езжу в рейсы где-то два раза в неделю, но бывает, что уезжаю надолго. Две недели рулю — неделю отдыхаю. Утром просыпаюсь с желанием идти на работу, строю планы на будущее. Хочу купить еще машину, побольше, и нанять второго водителя. Открою свой бизнес, потому что девушке очень трудно устроиться в грузоперевозки.

Молодого человека у меня пока нет, но не думаю, что работа может помешать личной жизни. Если я мужчине буду дорога, он меня поддержит и поймет.

Новости

Третьего фигуранта дела Виктора Смышлева признали виновным только в возбуждении ненависти либо вражды и приговорили к трем годам колонии. Девушки признали свою вину.

По версии следствия, летом 2016 года в Хабаровске несовершеннолетние тогда Орлова и Савченко издевались над птицами, кошками и собаками и убивали их. Их жертвами стали не меньше 15 животных. Когда в интернете появились фотографии их издевательств, девушками заинтересовались в полиции.

Одну из девушек также обвинили в публикации в интернете изображений и текстов, оскорбляющих чувства верующих, а также в записи и публикации видео со сценами издевательства над бездомным. В деле также есть эпизод о нападении на жителя города с битой и пневматическим пистолетом.

История стала известной, и в Хабаровске и в других городах жители собирались на митинги, на которых требовали справедливого наказания для студенток.

Общество

Новости

Скрипниченко дежурил около 10 вечера 15 августа. К нему подошел неизвестный мужчина, попытался с ним заговорить, а когда активист отвернулся, ударил его кулаком в нос. Активистка Тамара Луговых писала в фейсбуке, что нападавший кричал: «Ты что, Путина не любишь?»

Соратники Скрипниченко вызвали полицию, а активиста доставили в НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Врачи сказали, что у него перелом носа, и отпустили его домой. Полицейские не нашли нападавшего.

Через несколько дней Скрипниченко снова лег в больницу для исправления последствий перелома. 23 августа он умер. Судмедэксперты еще не назвали причину смерти, но, по версии Маргулева, активист умер из-за оторвавшегося тромба. 

Я, драматург и режиссер Иван Вырыпаев, в связи с арестом моего товарища и коллеги режиссера Кирилла Серебренникова, хотел бы обратиться к деятелям российской культуры.

Коллеги, друзья! Давайте скажем себе честно, что арест Кирилла Серебренникова снова останется безнаказанным для той власти, которая управляет сегодня Россией. Я вижу, как большинство из вас написали свои письма в поддержку, пришли на митинг, дали интервью и даже обратились к президенту. И это уже, простите, становится трагикомичным явлением. Ведь тем временем большинство из вас продолжают снимать свои фильмы, ставить спектакли и получать дотации от Министерства культуры. Так или иначе, сотрудничая с этой властью и думая, что своим творчеством и своей гражданской позицией мы можем что-то поменять в этой стране, или вносить свой посильный вклад в эти перемены, мы просто в очередной раз обманываем сами себя и свою страну. И это, простите, действительно выглядит очень инфантильно.

Для начала, хорошо бы было честно определить, чем и кем является эта власть. В 1917 году в России произошел вооруженный переворот и власть перешла к незаконно созданному правительству «большевиков». Власть этой группы людей устроила кровавый террор против своих граждан. Владимир Ленин и Иосиф Сталин безусловно являются преступниками и достойны только одного — всеобщего осуждения. С 1917 года и до сегодняшнего дня власть в России не поменялась. Сегодняшняя власть открыто наследует власти террористической организации «большевиков». Памятники Ленину стоят почти в каждом городе, его тело лежит на Красной площади, не говоря о том, что даже сегодня устанавливаются бюсты и памятники Сталину. Также власть открыто использует атрибутику террористической организации «большевиков»: знамена, символы, название улиц именами главарей красного террора, музыку коммунистического гимна (на другие слова) и т. д.

В 1991 году после распада СССР в России не было проведено всенародного референдума по вопросу, чем и кем теперь является Россия. И какое отношение эта современная Россия имеет к незаконной власти «большевиков». Формально мы стали называться Российская Федерация, но наши государственные идеалы по-прежнему наследуют идеалы власти «большевиков». Отречения от преступлений Ленина и Сталина, общего покаяния совершенно не было. Ленин до сих не захоронен, а политический символ «серп и молот», который в большинстве цивилизованных стран приравнивается к фашистской свастике, до сих пор открыто присутствует в публичном пространстве и как атрибутика, и как сувениры, и как память, которую открыто почитают в нашей стране. Достаточно пройти по Старому Арбату и увидеть, как там все буквально пестрит красными звездами, буденовками, Лениными и Сталиными. Представьте, что в центре Берлина в таком количестве продавалась бы фашистская символика.

Но основная проблема в том, что в сознании россиян и многих деятелей культуры «большевизм» не равен фашизму. И в этом, пожалуй, главная проблема России и во внутреннем построении своего общества, и в коммуникации с другими странами, особенно странами Европы. Но нужно понимать, что этого разотождествления современной России со своей «большевистской» идеологией не происходит еще и потому, что сегодняшняя власть является наследниками той незаконной преступной власти, которая до сих пор удерживает контроль над обществом со времен октябрьской революции. И интересно, что главным аргументом Владимира Путина, оправдывающим захват территории Крыма и вообще участия России в конфликте на Украине, является аргумент, что на Украине произошел государственный переворот и у власти находятся незаконная политическая группировка, но ведь именно это можно сказать и о России, где сегодняшняя власть является прямым наследником незаконно пришедшей к власти террористической группировки «большевиков». Во всяком случае, официального отказа от деятельности коммунистического режима и его атрибутов, признания незаконным правления этого режима, признания его преступным и запрещения его атрибутики и символов не произошло. Именно отсюда берут свое начало конфликты со странами Прибалтики, Польши и других стран бывшего «соцлагеря». И именно поэтому возникло такое неприятие современной России и русского языка рядом стран (Украина, страны Балтии и др.), поскольку русский язык напрямую ассоциируется с властью, оккупировавшей не только Россию, но и после Второй мировой войны ряд стран Восточной Европы. Разумеется, такое отношение к русскому языку следовало бы поменять, как в свое время это сделала послевоенная Германия, потратив огромные средства и силы на отделение  «всего немецкого» от «всего фашистского», но в том-то и дело, что такая работа не была проведена и именно потому, что нынешняя власть все еще является наследником власти Сталина — власти, которая открыто вступила в сговор с гитлеровским правительством, поддерживала действия фашистов в отношении других стран и даже сама участвовала в военных действиях, напав, например, в 1939 году на территорию Польши, и получается, что эта власть до сих пор, по сути, является правящей властью. И если в конце 90-х и начале 2000 годов эта позиция власти каким-то образом скрывалась и замалчивалась, то сегодня эта позиция снова очень открыто проявлена.

Я являюсь гражданином России, и я считаю Россию своей Родиной, своим домом. Домом, в который много лет назад ворвались вооруженные люди и стали грабить, убивать, насиловать, разрушать церкви, уничтожать веру людей в свою изначальную духовную свободу, и сейчас эти преступники, по сути, все так же находятся у власти. Я не люблю обижать людей и не хочу специально кого-то оскорбить. В том числе и людей власти, потому что, скорее всего, они, как говорится, «не ведают, что творят». Но, наблюдая открытую позицию России по многим важным мировым политическим вопросам, я все же не могу равнодушно смотреть на то, к какой общей катастрофе это нас ведет. И это именно потому, что данная позиция России напрямую наследует политическую позицию коммунистического режима, отрицая многие факты формально, например «сталинизм», но при этом продолжая считать коммунистический режим очередной вехой в развитии российского государства, а не ее «черными временами» и трагической ошибкой. А не признав своей ошибки, нельзя ее исправить, вернее, просто нет такой потребности ее исправлять.

И вот теперь очередной, по сути, уже, к сожалению, «обычный» случай с очередным арестом людей. И мы — деятели культуры — снова пишем эти свои письма, пытаясь объяснить власти, что они не правы, пытаясь добиться справедливости и уважения. Но к кому мы обращаемся и о чем мы просим? Это ведь то же самое, что просить у Сталина простить Мейерхольда, а собственно почему это Сталин должен был кого-то прощать? Сталин и его режим действовали последовательно и, как говорится современным языком, «в своем формате». И мне, простите, унизительно наблюдать замечательного режиссера Алексея Учителя, который борется за свой фильм с атаковавшими его депутатами и попами, но при этом сознательно не высказывает никаких претензии ни к власти, ни лично к президенту, как будто бы депутат или митрополит являются главной причиной того, что происходит с его фильмом. Разве вы так правда считаете, Алексей Ефимович? Ведь при этой власти вполне нормально то, что происходит с вашим фильмом. Пишу это, конечно, из уважения к вам и от боли, видя, как вы и другие уважаемые коллеги все же в очередной раз добиваетесь дотации от Минкульта на ваш очередной фильм, который, возможно, и не запретят, потому что теперь вы будете осторожней и вы выберете тему попроще и побезобидней. Вы что, не понимаете, что Министерство культуры РФ во главе с сегодняшним министром — это наследники все того же коммунистического режима, только теперь они более доброжелательны и не так уж жестоки, ведь вам дали прокатное удостоверение и вас не расстреляли. И Кирилла Серебренникова не расстреляли, как Мейерхольда, а всего лишь публично оскорбили и отправили под арест. Значит, сейчас времена получше, да?

Проблема в том, что пока мы все будем воевать с депутатами, разгневанными попами и несправедливостью «на местах», то от этого не только ничего не изменится, но даже, наоборот, это придает этой власти некую уверенность, что от нее тут зависит все.

Поэтому единственный путь к освобождению нашего многострадального народа от ига правящей власти — это смена этой власти и изменение основной ценностной парадигмы, лежащей в основе жизнедеятельности этой страны.

Каким путем? Я лично не верю в путь насилия. Ни к чему хорошему это не приведет. Поэтому единственное наше оружие — это формирование общественного мнения. Воспитание молодого поколения на других ценностях. И первое, что мы, деятели культуры, интеллигенция, прогрессивные люди России можем сделать, — это перестать поддерживать эту власть. Не нужно получать все эти государственные награды и публично при камерах пожимать руку Владимиру Путину. Ну неужели, вы, дорогие мои и многоуважаемые коллеги, выдающиеся люди, не понимаете, что ваша игра в благородного «Шиндлера» и ваша двойная жизнь на самом деле и привели Кирилла Серебренникова за решетку?

Я знаком с очень влиятельными людьми из разных сфер (крупный бизнес,  искусство и наука), которые признавались мне в своей позиции «делать все, что в их силах, но не выдавать себя, чтобы продолжать что-то делать, пока не сменится эта власть», но я, простите, перестал верить в целесообразность этого метода. Неужели вы не понимаете, что, помогая, например, больным детям или вкладывая свои деньги в частное образование ценой поддержки Путина, вы оказываете «медвежью услугу» всему нашему будущему поколению, которое вынуждено расти и ходить в школы в России при этом режиме? Режиме, который сегодня полностью контролирует систему образования, превратив ее из науки в  «пропаганду». То же самое можно сказать и про деятелей науки и спорта. Неужели вы правда надеетесь на то, что скоро все как-то само собой поменяется, а сейчас нужно делать свое дело и помалкивать? А в чем наше дело? В научных открытиях? В спектаклях и фильмах? Или главным нашим делом является воспитание «свободного и открытого на жизнь человека»?

В 2018 году нас ждут выборы президента. И, скорее всего, на них все же снова победит Владимир Путин, но у нас есть год, чтобы попытаться максимально снизить его рейтинг, а главное, его авторитет и авторитет всей этой правящей идеологии. Многие из нас общаются с людьми крупного бизнеса, и мы знаем, какое на самом деле существует недовольство властью в этих кругах, разумеется, у тех, кто не состоит в самом близком окружении президента. Но, опасаясь потерять свои большие деньги, бизнес прячется и молчит, надеясь пережить это время и на всякий случай выводя свои финансы за границу.

Ведь на самом деле вам хорошо известно, на чем держится эта власть и как она устроена. Владимир Путин является гарантом некой стабильности и порядка для его близкого окружения, которые могут зарабатывать свои капиталы при существующем порядке. Но как только действующий президент утратит свой контроль над массами, он сразу же станет не нужен даже и его близким друзьями, потому что, глядя на их лица, становится понятно, какие ценности у этих людей — только прагматичные. Сменить власть в России можно ненасильственным путем и даже не ходя на митинги. Нужно просто перестать направлять свою личную энергию на поддержание этой власти. Не пожимать им руки при телекамерах, не появляться на общих мероприятиях, не упоминать фамилию действующего президента в прессе, точно так же, как и сам президент, по совету своей пиар-службы ни при каких условиях не произносит фамилию «Навальный», ну и конечно, ни в коем случае не участвовать в его предвыборной кампании. Я знаю, что для многих из вас это сделать непросто, но я уверен, что все же возможно. За этот год, имея все же неоспоримое влияние на большое количество людей, а иногда являясь авторитетами для миллионов, вы можете существенно снизить позицию Путина и его власти в глазах наших граждан, тем более среди молодежи. И если Владимир Путин победит на выборах уже не с таким количеством голосов, на которое он рассчитывает, то его позиция в глазах тех, кто за ним стоит, сильно понизится. И с этого момента начнется медленное угасание силы этой власти.

При этом вам не нужно рисковать и открыто заявлять о своей позиции, как сейчас это делаю я. Власть очень жестока и способна на все. Однако вам достаточно только лишь перестать поддерживать эту власть, насколько это возможно. Не «пиарьте» эту власть. Не хвалите ее, не ассоциируйте свое дело с делами этой власти, игнорируйте ее всеми возможными силами, не помогайте ей ни в чем, и мы увидим, что это возымеет эффект. Потому что все дело в энергии: куда она направлена, там она и находится. Поэтому не направляйте ее на поддержание жизненной силы этой власти, и эта сила ослабнет. С другой стороны, давайте направим всю свою энергию и авторитет на развенчание всей этой «большевистской идеологии», давайте повсюду и как можно чаще говорить о том, какие преступления против человечества совершили Ленин и Сталин, а также вся их коммунистическая партия. Давайте чаще и чаще говорить о том, что памятники Ленину, оставленные по всей России, — это памятники убийце. Но при этом важно не оскорблять память людей, отдавших свои жизни на службе Родине и народу. Однако популярная идея о том, что Сталин выиграл Вторую мировую войну, должна быть опровергнута. Российский народ, точно так же как и народы Европы, стал жертвой бесчеловечной машины гитлеризма и сталинизма. Сталин не выиграл войну, он проложил победу телами миллионов людей, наших отцов и дедов, которые действительно совершили героический подвиг, но, однако, не нужно забывать, что многие из них шли в атаку под дулами русских автоматов. И об этом тоже стоит говорить, насколько это возможно. Вторая мировая война — это огромная человеческая трагедия, которую сегодняшняя власть бессовестно использует как начинку на крючке, на который пойман российский народ. И больно смотреть, как 9 мая вместо тишины и скорби по Красной площади ездят машины смерти, а вожди правящей власти стоят рядом с трупом незахороненного Ленина и поднимают в глазах граждан свой политический рейтинг, называя это патриотизмом.  

Подводя итог сказанному, я хотел бы еще раз обратить наше внимание на то, что это именно по нашей невнимательности, страху, безответственности, лени и эгоизму мы имеем ту власть, которую имеем. И главное, что мы должны сделать сегодня, — это поверить в свою силу, а она, поверьте, очень огромна. Насилие, революции, госперевороты — ничто из этого не принесет нам счастье и не сделает этот мир лучше, но отказ поддерживать насилие гарантированно принесет положительный результат, и примером тому является Индия и путь великого Ганди.

Я далек от политики и никогда ей не занимался, но сегодня я чувствую, что пришло время и действительно есть шанс что-то изменить, потому что так дальше нельзя. Поэтому в этом году я хотел бы посвятить этому свое внимание и свою энергию, к чему я также призываю и своих коллег. Лично у меня совсем небольшая зрительская аудитория, но зато я с уверенностью могу сказать, что мои зрители — это люди, которые неравнодушны к своей жизни и жизни всей нашей планеты. И главное, что мои зрители очень активны и неравнодушны. И я буду стараться равняться на них. И если мы все вместе объединимся и перестанем поддерживать насилие, то мы сможем что-то сделать для будущего своей страны и вообще мира. Начнем с этих выборов в президенты и посмотрим, что получится. Будем делать свое дело без агрессии, без гнева, без желания мести, а просто потому, что мы рождены для того, чтобы сделать жизнь на этой планете немного лучше. И свободу Кириллу Серебренникову, разумеется!