Новости

Сейчас совет директоров «Роснефти» состоит из 9 человек, но его хотят увеличить до 11 человек. На последнем заседании Сечин говорил, что в числе двух новых директоров будет новый независимый директор. Сечин считает, что для соответствия лучшим условиям кодекса корпоративного управления для компаний, которые торгуются на международных биржах, нужно, чтобы треть мест в совете директоров занимали независимые директора. Сейчас трое из девяти директоров независимые.

Шредер уже был в руководстве крупных российских компаний. После ухода с поста канцлера Германии он возглавил набсовет, а потом и комитет акционеров компании Nord Stream AG, которая управляет газопроводом «Северный поток», идущим по дну Балтийского моря в Европу. В 2016 году он возглавил также компанию Nord Stream 2, оператора строительства третьей и четвертой ниток газопровода.

В 2009 году Шредер вошел в совет директором ТНК-ВР, которая в 2013 году перешла под контроль «Роснефти». 

Новости

2 августа, во время прямого включения программы «Чрезвычайное происшествие», Орлов, который, предположительно, был пьян, ударил Развозжаева кулаком в лицо. Полиция возбудила уголовное дело о побоях и подчеркнула, что Орлов не имеет отношения к ВДВ.

Против Орлова также составили административный протокол за неповиновение сотрудникам полиции и Росгвардии во время задержания. 

Новости

В своем письме Устинов сообщил, что во время изучения кандидатуры Филипповой выяснилось, что она получила образование по специальности «Журналистика» и работала в коммерческих и общественных организациях, которые не связаны со сферой охраны природы.

Кроме того, указал Устинов, за пять последних лет Филиппова сменила пять мест работы, а за последние полтора года совершила порядка 40 административных правонарушений.

«С учетом изложенного, <...> назначение на должность директора Федерального государственного бюджетного учреждения "Сочинский национальный парк" считаю нецелесообразным», — написал Устинов в письме.

В пресс-службе Минприроды подтвердили, что получили письмо от полпреда Южного федерального округа. Вместе с тем, отметили в министерстве, Филиппову не планировали назначать на должность директора нацпарка в Сочи.

Дарья Филиппова — это дочь старшей сестры вице-премьера Дмитрия Рогозина, писала газета «Коммерсант», ссылаясь на слова неназванного высокопоставленного сотрудника в аппарате правительства. По словам источника, Филиппову назначили по инициативе Минприроды.

В Минприроды в свою очередь заявили, что Филиппову назначили временно до окончания проверки, которую проводит министерство. В ведомстве объяснили, что решили сменить руководство, поскольку Счетная палата нашла нарушения в работе нацпарка, «в том числе признаки нецелевого расходования бюджетных средств». После проверки место Филипповой должен занять сотрудник Минприроды.

Путешествия

Неважно, где мы: в Москве или во Владивостоке, Сан-Паулу или Берлине, Бангкоке или Афинах — мы всегда находим время, чтобы сделать селфи, сфотографировать чашку кофе и, конечно, красивый вид из окна. Море и горы, зима и лето, рассвет и закат, дождь и солнце — кто из нас не снимал природу и не наслаждался ее красотой? Кто не восхищался розовым, красным, желтым и фиолетовым закатным небом? Пора признаться, что у каждого из нас есть коллекция таких фотографий. Мы постим эти снимки в фейсбук и в инстаграм, ставим лайки, а главное — никогда не устаем их делать.

Saint Petersburg timelapse from Georgy Tolstoy on Vimeo.

Вдохновившись очередной порцией фотографий рассвета и заката, друзья «Сноба» — сеть отелей AZIMUT, в прошлом году ставшая номинантом премии «Сделано в России», решила запустить конкурс-флешмоб «Найди солнце по Азимуту». Победители флешмоба смогут выиграть путешествие во Владивосток или проживание в одном из отелей сети Azimut на две или на три ночи.

Как участвовать во флешмобе:

1. Сделайте видео в формате timelapse (ускоренной съемки). Рассвет или закат, гроза или ураган, прохожие на вечерней улице, полет облака в форме рояля или поток машин в пробке — сюжет может быть любым. География флешмоба — вся Россия.
2. Выложите готовое видео на своей странице в соцсетях (Facebook, VK или Instagram) с хештегом #НайдиСолнцеПоАзимуту и #azimuthotels.
3. Конкурс проходит с 1 августа по 1 сентября.
4. 5 сентября организаторы флешмоба объявят победителей. Авторы самых красивых таймлапсов получат подарки — подробности можно узнать здесь.

Конечно, не у всех есть возможность сделать профессиональное таймлапс-видео, как на канале Discovery, но это и не обязательно: снимайте видео на телефон (в большинстве смартфонов есть режим интервальной съемки), обрабатывайте в любом редакторе или приложении — главное, чтобы результат нравился вам самим.

Найдите отель мечты на сайте, вдохновляйтесь своим видом из окна, делайте фотографии, находите солнце по Азимуту и отправляйтесь в путешествие по России.

Новости

В ночь на 3 августа неизвестные нарисовали свастику на стенах помещения, в котором находятся «Отряды Путина». Лидер организации Марат Динаев обвинил в этом членов штаба Навального. «Якобы у нас вчера было собрание, на котором "может быть, они сидят там и бутылочки с зажигательной смесью учат разливать"», — говорится на странице штаба.

«Наш штаб, разумеется, никоим образом не причастен к произошедшему, но разгоряченным бабушкам этого не объяснить. <…> Уже есть информация о том, что в штабе разбили стекло», — добавили сторонники Навального.

После нападения дочь лидера «Отрядов Путина» Фатиму Динаеву увезли на скорой помощи. Видеоператора «Отряда Путина» Влада Бобку задержали. Посетителю штаба Навального во время нападения порвали футболку.

Марат Динаев в 1996 году создал организацию «Социальная справедливость». Он же основал движение «Отряды Путина», в рядах которых пенсионерки борются с оппозицией. Наибольшую известность среди них приобрела Лидия Аркадьевна, пожилая женщина с розовым беретом, которая на видео критиковала Навального.

 «Отряды Путина» уже нападали на штаб Навального. В начале июля они сорвали со стен плакаты и перевернули мебель, а в конце месяца заколотили досками вход в штаб. 

Колонки

Свежая новость, никем не замеченная на фоне очередных санкций: межпланетная станция «Венера-Д» отправится в космос в 2025 году. Станция сконструирована командой американских и российских разработчиков. Запуск устройства осуществят с космодрома «Восточный», для этого будет задействована ракета-носитель тяжелого класса. Это первая масштабная научная миссия, направленная к Венере.

Что будет между Россией и США к двадцать пятому году?

Прогнозы самые разные, но высокий полет, суть которого — стремление к познанию, готовится и запланирован. Хочется думать: неминуем. Потому что новость о нем — это новость из будущего. Она дает надежду, что есть что-то очень важное, способное соединять, а не стравливать, и, быть может, отпадет и забудется столь многое, что кажется нам сейчас ужасным, неодолимым, застящим свет.

А может быть, это такое очень русское упование, тот самый авось, уход в грезы, странный сон, который хочется толковать как счастливо-вещий — мол, Космос нас всех примирит и уврачует...

А может быть, это и хорошо?

В таинственную невесомость шагнула хладнокровная коммерция, сильно убавившая романтику

Недавно проводил урок в 8 классе в одном далеком от Москвы сибирском регионе.

Спрашиваю:

— Кто кем хочет стать?

Мнутся.

Одна девочка пискнула:

— Дизайнером.

Следом другая:

— Ветеринаром.

Один мальчик выкрикнул:

— Юристом.

А другой мальчик отрапортовал звонко:

— Хочу быть космонавтом.

Обычный, русый, в мятой футболке. Кто-то усмехнулся, хихикнул, но особого смеха не было. Я прищурился недоуменно, как будто он телепортировался из моего советского детства.

— Тебя как зовут?

— Егор.

— А почему космонавтом?

— Да так… Просто так хочется.

— Хочется?

— А че, нельзя? — громко и с вызовом перебил другой мальчик, мрачноватый и крепкий.

— Исследование космоса — это окно в мир, — важно пропела румяная девочка с первой парты.

И вот уже класс смотрел на меня настороженно, исподлобья. Как на покусившегося на мечту.

Гагарин любил ссылаться на Лермонтова, словно на своего предшественника: «"Спит земля в сияньи голубом…" Откуда он знал?»

Меня впечатлило это происшествие, и я решил сделать эту зарисовку.

Добавить к ней еще что-то? Добавлю.

Было время: все сохли по космосу. Сумасшедшие споры физиков и лириков крутились вокруг одного и того же. Есть мнение, что тема если не исчерпана, то обмелела. Полеты приелись, неведомое либо стало ведомым, либо осталось непознаваемым. В таинственную невесомость шагнула хладнокровная коммерция, сильно убавившая романтику.

Наверное, всё так.

Но, наверное, остается еще что-то, из-за чего в России всем по-прежнему так важен космос. В какой-то момент его вытеснили куда-то в подсознание, как игрушку из детства, сменившегося суровой зрелостью. А теперь он, по-моему, воскресает — в новостях, в проектах, в разговорах.

Разговор о космосе в России обязательно в жанре тоста.

Космосом у нас гордятся, как будто все там побывали. Гагарин для каждого русского по-прежнему как родственник. В этом есть очарование бесконечного застолья, пиршества за длинным столом под звездами, где все вместе, живые и мертвые, как в учении космиста Федорова. Гагарин, например, любил ссылаться на Лермонтова, словно на своего предшественника: «"Спит земля в сияньи голубом…" Откуда он знал?»

В галактике «русского космизма» научное мешается с интуитивным — Тютчев, Циолковский, Брюсов, Вернадский, Нестеров, Чижевский, Скрябин, тот самый Федоров…

Иногда страсть космического полета чудится и в древнерусских летописях.

Но здесь и Гумилев, прямо в солнце пускающий стрелу и мчащий сквозь отмененное время на «заблудившемся трамвае», и Есенин, молящийся на алы зори, и, конечно же, написавший ему на смерть «Пустота… Летите, в звезды врезываясь» футуристический Маяковский.

Праздничная тяга преодолеть пределы и черная тоска от бессилия — это и русский сибирский рок голосами Янки Дягилевой и Егора Летова.

От этой космической божественной любви маются шатуны писателя-метафизика Юрия Мамлеева…

Во всем мире немало фантазеров, но мне, поездившему по миру, кажется чем-то особенно нашим это острое и неотступное ожидание чуда от звездного неба

Собственно, здесь своеобразие советской эпохи, когда миллионы выписывали научно-технические журналы и алкали других планет. И я бы не сводил это к сублимации желания вырваться за границу. Пусть в искаженном или зародышевом виде, но это было царство философов и поэтов. И ученых, само собой. Крах советского человека — крах его космической мечты.

— Во я дурак был — на огороде звездолет строил! Не страна, а дурдом! — говорил мне, подростку, мужик в деревне, и мелко трясся в беззубом смехе, а потом повесился, а потом его сын погиб в перестрелке.

— Это же здорово, что строили! — пытался я утешить. — А где теперь те детали?

— Да… — он отмахнулся. — Что-то продал, что-то Нинка на свалку снесла…

Можно много говорить важных слов о том, зачем космос. За тем же, зачем и наука. Практические аспекты разнообразны и внятны. Понятно, что новый космодром, при всех сопровождающих его строительство трудностях, — это круто (оттуда мы сможем запускать ракеты любых классов: это и спутники, и выведение человека на орбиту, и полеты на Луну).

Школьники в сибирском городке могли на мое недоумение ответить градом объяснений. Рассказать про новые источники энергии, неограниченное количество химических элементов, защиту от астероидов. Или про спутники, благодаря которым есть системы навигации и точные карты местности, связь в труднодоступных районах, телевидение, и возможность наблюдать за лесными пожарами. Могли рассказать про новые изобретения, придуманные для космоса, но пригодившиеся землянам: гелевые ручки, тефлоновое покрытие сковородок, коррекционные костюмы детей, больных ДЦП. Или про совершенствование солнечных батарей, медицинских томографов, протезов для инвалидов, огнеупорных материалов пожарных. В конце концов, космос помогает в изобретении новых лекарств.

Но важнее, наверное, другое.

Во всем мире немало фантазеров, но мне, поездившему по миру, кажется чем-то особенно нашим это острое и неотступное ожидание чуда от звездного неба.

Россия ищет чуда. Ради него только и может дышать.

Наверно, поэтому наш человек всегда раскрывался в фундаментальной науке и большом искусстве.

Отсюда нестареющие заклинания физиков и лириков: всемирная отзывчивость, прорыв ввысь, братство людей, преодоление смерти (поэтому совместный полет с соперниками так сладок). И сибирский школьник, быть может, имеет в виду именно все это, когда говорит: «Просто так хочется».

Будущее растет над нами воздушными этажами, удаляясь ввысь: две тысячи двадцать пятый, две тысячи сорок пятый, и так до непременной встречи с чудесным.

Общество

Джон Поп, репортер газеты The Times-Picayune, Новый Орлеан, США

Помните фильм «Гражданин Кейн» про жизнь медиамагната Чарли Фостера? Последними словами Фостера, который умирает в начале фильма, были «Розовый бутон». И репортер получает задание узнать, про какой розовый бутон шла речь. По мере того как репортер опрашивает всех, кто знал Фостера, перед зрителем раскрывается загадочная личность умершего медиамагната. Так вот, моя задача — найти розовый бутон. Когда кто-то умирает, я звоню родственникам и сходу говорю: «Здравствуйте, где тут у вас розовый бутон?» Я хочу знать, чем дышал умерший. Я хочу, чтобы некрологи, написанные мной, говорили: «Это был очень крутой человек, и вот почему».

Родственники умерших часто впадают в ступор на интервью, но я пишу некрологи уже 30 лет и знаю свое дело. Я даю им расслабиться, задаю пару легких вопросов, а потом они и сами не замечают, как начинают рассказывать о покойном историю за историей, одно воспоминание цепляется за другое. Тогда я могу просто наблюдать, как они сами рисуют портрет человека. Это немного похоже на сеанс психоанализа.

У меня был приятель, которого я знал много лет. И только на его похоронах я случайно узнал, что он был шпионом во время Второй мировой. Это так круто — афроамериканец-шпион. На похоронах узнаешь про человека самые интересные истории, потому что где, если не там?

Мне очень повезло родиться в Новом Орлеане. Здесь столько персонажей — у нас есть и политики, и художники, и преступники, и уличные музыканты. Гениальный микс. Кому-то нравится писать некрологи про известных людей, а мне нравится найти тех, про кого не писали газеты. Люблю, когда читатель говорит: «Вау, как жаль, что я не знал этого человека». Если у меня получается доказать редактору, что какой-то человек, про которого он никогда не слышал, заслуживает внимания — это счастье. Одной из моих лучших находок был официант, который в ранние годы эпидемии СПИДа собирал деньги, покупал игрушки и развозил их по больницам больным мужчинам и женщинам.

Не делайте ошибки в написании имен. Это, возможно, единственный раз, когда имя человека появится в печати

Я разбираюсь в социальной иерархии города, знаю, кому отведено какое место. Я историк — это помогает мне вплетать биографию умерших в историю края. У меня целая записная книжка контактов краеведов — они мне сильно помогают. Забавно: они так привыкли, что я им звоню, когда кто-то умер, что если я хочу просто узнать, как дела, я начинаю разговор так: «Привет! Нет-нет, сегодня никто не умер». Хорошие вопросы и хорошая сеть экспертов — вот что нужно, чтобы делать отличные некрологи. Я не сразу стал мастером некролога, я начинал как новостник в газете. Нельзя просто прийти с улицы и сказать: «Я хочу заниматься только некрологами». Нужно позволить редактору самому обнаружить твой талант.

Что важно помнить, когда пишешь некролог? Не делайте ошибки в написании имен. Это, возможно, единственный раз, когда имя человека появится в печати. Не надо ничего приукрашивать, не надо лить елей, не надо свинье красить губы помадой — пусть история рассказывает себя сама. Во время разговоров с родственниками не пытайтесь контролировать ситуацию — плывите по течению, разрешите разговору идти как угодно. Именно так я, например, и узнал, что мой приятель был шпионом во Вторую мировую. Старайтесь не ссориться с родственниками. Мне, правда, один раз все-таки пришлось поссориться. Я писал некролог о судье, у которого была судимость. Родственники не хотели, чтобы я упоминал судимость в некрологе. Я объяснил, что не занимаюсь жизнеописанием святых и не сыплю блестками, что моя задача — говорить правду. Начался скандал, и я отправил их разбираться к редактору.

Чтобы о тебе написали некролог, недостаточно прожить просто хорошую жизнь, нужно прожить ее необыкновенно. Например, был у нас в округе педиатр. Остатки крови, которую уже нельзя было переливать, он забирал домой. И поливал этой кровью свои цветы. У него был самый пышный сад. То, что он был первоклассным педиатром — это здорово. Но я взялся писать некролог о нем, только когда узнал, что он поливал цветы кровью. Когда умер хозяин местного бара, я пошел поговорить с его дочерью. От ее историй я хохотал. Сказал: «Прости, я знаю, что твой отец только что умер, но эти истории так хороши, что их нельзя не опубликовать, ты не возражаешь?»

Я сам писал некролог о своей жене — не хотел, чтобы кто-то другой трогал ее историю. Я плакал, когда она умирала от рака. Но не плакал, когда писал некролог

Если про вас написали некролог — значит, какой-то репортер смог обнаружить в вашей жизни что-то красивое. Но значит ли, что если про вас не написали, то ваша жизнь была никчемной? Нет, конечно. Просто не нашлось репортера, который смог в ней что-то разглядеть. Понимаю, некоторые семьи расстраиваются, когда газета не считает историю их близкого достойной публикации, но что поделаешь — мир жесток.

Я плачу во время работы, только когда пишу про тех, кто умер слишком рано. У нас была конгрессмен Барбара Зигмунд. У нее был рак, она боролась с ним, писала про это эссе, скончалась в 51 год. Как тут можно не плакать? Но я не могу отказаться от задания, если мне грустно за него браться — в газете не поймут. Я даже сам писал некролог о своей жене — не хотел, чтобы кто-то другой трогал ее историю. Я плакал, когда она умирала от рака. Но не плакал, когда писал некролог — напротив, это стало для меня катарсисом. Я осознал, что она была любовью моей жизни, текст сильно помог мне исследовать чувства, которые я испытывал к ней. И мне было приятно, что у меня есть шанс рассказать миру, какая она необыкновенная. Некролог о ней потом был опубликован в сборнике моих некрологов «Выхожу на Елисейских полях», который вышел два года назад. Там собраны 123 текста.

С появлением кондиционеров в Новом Орлеане люди перестали общаться, как раньше. Я не говорю, что кондиционер — это плохо, тут адская жара, и я бы никогда от своего кондиционера не отказался. Но если раньше в жару все сидели на верандах и общались, и все знали своих соседей как облупленных, то сейчас мы какие-то изолированные. Поэтому мои некрологи так нужны — они рассказывают читателям, из кого состоит сообщество. Хочу, чтобы они думали: «Надо почаще поднимать голову и смотреть на прохожих. Сколько рядом интересных людей! Может быть, вон тот мужчина — шпион, а вон тот врач — поливает цветы кровью».

Некролог — это не подрыв репутации и не про полив елеем. Это про правду

Ник Серпелл, редактор отдела «Некролог» ВВС, Великобритания

Все считают, что моя работа — для мрачных людей. А я обожаю свою работу.

Дома у меня на рабочем столе четыре черепа. В офисе над рабочим столом висит скелет. Коллеги проходят мимо и содрогаются. Я говорю: «Ребят, чего вы дрожите? Так же будете выглядеть через пять лет после того, как вас похоронят».

Я занял свое место 10 лет назад. До этого 15 лет работал в ВВС новостником. Хороший журналист должен уметь писать на любую тему — экономика, спорт, смерть. Когда я увидел, что освобождается место редактора «Некролога», сразу подал заявку. Некролог — это просто жизнеописание, ничего сложного, исследуешь тему, как любую другую.

Как всякий журналистский материал, некролог должен быть сбалансированным и честным. Там должно быть и хорошее, и плохое, и про взлеты, и про падения. Некролог — это не подрыв репутации и не про полив елеем. Это про правду.

Я редактор отдела, поэтому сам решаю, про кого буду писать. ВВС пишет некрологи только очень известных людей. В США другой подход к некрологам — они любят писать о людях, про которых никто раньше не слышал. Мы таким не занимаемся. Я не интервьюирую родственников, я копаюсь в архивах. Самой громкой смертью 2016 года была смерть Дэвида Боуи. В архиве ВВС хранится все за 50 лет — я просмотрел все интервью, которые он давал нашему каналу, и на основе этого написал свой текст.

Вообще я написал некролог о нем за пару лет до его смерти — когда у него начались проблемы с сердцем. Я стараюсь организовать работу так, чтобы как можно больше некрологов было написано заранее. Сейчас 1500 некрологов пока еще живых людей ждут своего часа. Чьи это некрологи, я не могу сказать — мы не раскрываем такую информацию. Когда умирает известный человек, нужно выдавать некролог о нем без промедления. Чтобы написать хороший некролог, требуется много дней кропотливых исследований. Нельзя, вдруг услышав про смерть звезды, садиться за написание некролога. Конечно, не всегда получается все предусмотреть, но я стараюсь. Когда я понимаю, что пора садиться за написание некролога? Сейчас продолжительность жизни увеличилась, люди живут по 80 лет, поэтому я смотрю, кому 70 с хвостиком. Если человек болен, то начинаю раньше. Сразу сажусь за текст, когда узнаю, что у кого-то рак.

Я начал писать некролог о Эми Уайнхаус, когда наткнулся на очередную новость, что она вышла в четыре утра из клуба и упала пьяной на асфальт

Писать некролог об Эми Уайнхаус — вот это было для меня трудно. Она умерла такой молодой — в 27 лет. Но я начал писать текст за пару лет до ее смерти. Я понимал, что она долго не проживет. Это странное ощущение. Одно дело писать про тех, кому за 70, а другое — писать про 25-летнюю девочку, зная, что она скоро умрет. Я видел в ней еще одну Дженис Джоплин — у нее была та же тяга к саморазрушению. Британские таблоиды без конца писали про ее гулянки, как она пьет, как проводит время с музыкантами, которые принимают наркотики. Я начал писать некролог о ней, когда наткнулся на очередную новость, что она вышла в четыре утра из клуба и упала пьяной на асфальт.

Как любой журналистский материал, некролог должен захватывать читателя с первого абзаца. Если он унылый, никто не будет читать дальше. Я начинаю с четырех предложений, где подвожу итог жизни человека, а со второго абзаца расписываю его жизнь в хронологическом порядке. Читателям интересно узнать что-нибудь из прошлого знаменитости, какой-то случай, который повлиял на становление этого человека. Я люблю вставить что-нибудь такое, чтобы читатель сказал: «Надо же, в первый раз слышу». В Англии много лет назад был такой художник — Стэнли Спенсер. Не уверен, что про него знают за пределами страны. И оказалось, что Дэвид Боуи был его фанатом и снял про него документальное кино. Обычно, когда люди думают про Боуи, они думают про Ziggy Stardust или Ashes to Ashes — все-таки Боуи прославился благодаря им. Пара человек мне потом сказали, что вообще не знали, что Боуи любил Спенсера.

В некрологах, написанных мною, вы не увидите моего мнения об умершем. Я пишу некрологи и тех, кого обожал, и тех, кто мне не сильно симпатичен. Но читателю это знать ни к чему. Если я хочу свое мнение вставить в текст, я найду чью-нибудь реплику про этого человека и вставлю ее в кавычках.

Не так много британских газет пишут по-настоящему вдумчивые некрологи. В Daily Telegraph был автор некрологов Хью Массингберд, он был мастером жанра, теперь сборники его текстов выходят книгами. Они так красиво написаны, в них полно юмора. Если хочешь научиться писать некрологи — читай работы Массингберда. Я люблю юмор в некрологе, всегда стараюсь, чтобы он был в моих текстах.

У меня не мрачная работа, а очень крутая. Я каждый день занимаюсь жизнеописанием самых известных людей в мире

В Великобритании вообще общество плохо относится к смерти как к явлению. Про нее все стараются забыть. Есть много англичан, которые в своей жизни не видели трупа. Раньше было по-другому — 150 лет назад люди умирали дома, теперь все больше в больницах и хосписах. В Лондоне есть кладбище Хайгейт на котором лежат знаменитости. Я раньше водил там экскурсии по выходным. И там можно было встретить семейные захоронения XIX века, где лежали сразу по несколько детей, не доживших до 15 лет. Сейчас дети умирают, но не в таких количествах. Смерть тогда была естественной частью жизни общества. Но с развитием медицины и науки смерть стали отодвигать на периферию. И сегодня англичане плохо справляются с мыслями о смерти. Когда умер Боуи, меня поразило количество негодования по этому поводу в соцсетях — особенно среди его ровесников. Они росли с ним, любили его со времен Ziggy Stardust, и его смерть напомнила им, что они больше не Space Cadets, что они стареют. Они в гневе, шоке и ужасе, потому что привыкли прятать мысли о смерти в шкаф, а ведь смерть — это так же естественно, как и рождение. Я понимаю, что шок может вызвать смерть подростка, но 70-летнего мужчины? Я к смерти готов. Я уже купил себе место на кладбище — настолько я готов.

У меня не мрачная работа, а очень крутая. Я каждый день занимаюсь жизнеописанием самых известных людей в мире. Я пишу истории для одного из лучших в мире СМИ. Не подумайте, что я важничаю, ведь эти тексты публикуются без имени автора, но приятно знать, что много лет спустя, когда кто-то захочет узнать про Дэвида Боуи, он точно прочитает мой текст. Я не переживаю, что мои тексты не подписаны — не надо перетягивать одеяло на себя, когда пишешь некролог. Я атеист, в загробную жизнь не верю, но смерть меня не пугает. Мне нравится изучать историю отношения к смерти в обществе. У меня вся библиотека заставлена книгами такого рода. Мне интересны все возможные церемонии и традиции, посвященные смерти. Я не мрачный фрик, я жизнелюбивая душа, просто мне интересно. У меня есть пара хороших друзей — похоронных агентов. Думаю, даже диссертацию напишу про смерть, как время будет.

Смерть — это просто возможность, повод, триггер, чтобы написать историю про жизнь, про время

Тим Булламор, пишет некрологи для Times, Daily Telegraph, The Independent и The Guardian. Живет в Эдинбурге, Великобритания

В юности я работал импресарио. Организовывал в Великобритании концерты для русской пианистки Татьяны Николаевой, ученицы Шостаковича. Мне было 26 лет, когда она умерла. Я написал в несколько лондонских газет и посоветовал написать про нее некролог. Но они такие снобы, сказали: «Если она такая великая, сами про нее и пишите». Я и написал. Редактор внес немного правки и спросил: «А может, знаешь еще малоизвестных людей из мира музыки с интересной историей?» Я знал всех, кто работает за кулисами — менеджеров, импресарио и проч. — и начал потихоньку про них всех писать. Не буду перечислять все газеты, в которых я работал, чтобы вас не утомлять. Сначала я писал и про живых, и про мертвых, но сейчас перешел целиком на некрологи.

Я не пишу про смерть, я пишу про жизнь. Смерть — это просто возможность, повод, триггер, чтобы написать историю про жизнь, про время. Я однажды писал некролог о последнем человеке, жившем в XIX веке — и одним коротким текстом ознаменовал конец эпохи. А еще смерть иногда бывает ироничной. Например, лыжный инструктор на лыжах врезался в дерево. Или человек вышел от окулиста в новых очках и попал под машину. Я писал оба эти некролога. Их родственникам может быть не смешно, но газете смешно. Я не циник, у меня есть сердце, просто надо уметь дистанцироваться. Я ставлю себя на место читателя: «Я купил эту газету, хотя мог купить четыре других. И у этой газеты так много полос — и культура, и экономика и мнения. Почему я должен выбрать именно полосу «Некролог»?» Я должен делать свою полосу интересной, смешной, она должна развлекать. Нельзя писать Мистер Смит был лучшим банкиром на свете. Нужно написать про тот случай, когда банк ограбили — тогда это история. Сегодня у читателя есть и интернет, и газеты, и журналы, и порнушка — мы должны быть изобретательными, чтобы задержать его на нашей полосе.

Так что моя работа — развлекать читателя. Простите, родственники покойных! При этом я не пытаюсь нарочно расстроить родственников. Даже смягчаю удары иногда. Например, был бизнесмен из Лондона, который проводил много времени с проститутками. И я пустил в ход эвфемизм: «он любил проводить вечера в Лондоне с молодыми девушками». Вместо того чтобы писать «проводил много времени за просмотром порнографии в интернете», мы напишем «любил сидеть в интернете в одиночку». Если кто-то много пил и страдал от похмелья по утрам, мы напишем «начинал свой день не спеша». Большинство семей знает всю правду о своем близком. Наша задача — рассказать ее аккуратно. Был недавно один родственник умершего, который попросил поменять «женоненавистника» на «человека, который не терпел возражений». Это похожие вещи, и мы согласились внести правки. Имеем ли мы право рассказывать все, что знаем? Ну, у нас вроде свобода печати.

В начале января больше всего смертей в году. Полно некрологов, не все влезают. Так что вы сильно повысите ваши шансы попасть в рубрику «Некролог», если умрете летом

Некрологи — популярный жанр именно в англоговорящих странах. В Великобритании, США, Австралии. Здесь у каждой газеты есть рубрика «Некролог». В Германии, Франции или Испании такого не встретишь. Там, конечно, напишут, если кто-то известный умрет, но целую полосу под некрологи не выделяют. У нас же есть полосы, которые нужно заполнять каждый день. И мы все время ищем интересные смерти.

Daily Telegraph выходит шесть раз в неделю. И каждый день на полосе «Некролог» должно быть по три текста. Есть еженедельный журнал Economist — у них один корреспондент, который целую неделю — какое везение! — работает над одним текстом. Я же на прошлой неделе написал восемь некрологов. Раньше я писал только про людей из мира музыки, но теперь пишу и про других. Я узнаю про интересные смерти иногда от знакомых, иногда из новостных агентств. Я пишу и про знаменитостей, и про людей с интересной историей, даже если никто о них раньше не слышал.

Историю в отдел «Некролог» нужно выбирать по тому же принципу, что и в другие отделы — чтобы была классная. Это такая история, с которой ты приходишь в паб на встречу с друзьями, и, услышав ее, приятели вскакивают со стульев с криком «Fuck me!». Вот у умершего либо должна быть настолько крутая история, либо он должен быть звездой.

Зимой в северном полушарии умирает намного больше людей, чем летом. Это объясняется плохой погодой, а также тем, что никто толком не научился ухаживать за стариками — ни в вашей стране, ни в нашей. Наступают рождественские праздники, старики хотят провести их семьей, собирают волю в кулак и едут в гости к детям, ходят на долгие семейные прогулки по морозу, возвращаются домой с пневмонией и умирают. В начале января больше всего смертей в году. Полно некрологов, не все влезают. Так что вы сильно повысите ваши шансы попасть в рубрику «Некролог», если умрете летом. Летом, бывает, сижу и думаю: «Мне надо целую полосу заполнить, и ни одной интересной смерти. Одни только белые мужчины». Не люблю, когда все некрологи на полосе про белых мужчин — ни женщины, ни гея, ни афроамериканца. Скучно.

Google ваш друг, а Wikipedia нет. Максимум, что может сделать для вас Wikipedia — подсказать, в каком направлении двигаться

Первое, что нужно сделать, когда садишься за некролог — проверить, точно ли человек умер. Это, к сожалению, не редкость, когда выходят некрологи про живых. Однажды мой коллега пришел в Америке в дом престарелых к одной не слишком известной актрисе — Дороти Фэй Ритер. Она была уже стара и плоха. В ее палате никого не было, он удивился и спросил у медсестры: «Где Дороти?» — «Она ушла». Он решил, что умерла. На следующий день в редакцию позвонил сын Дороти, он был взбешен. Оказывается, Дороти не умирала — она уходила в другую комнату, а не к богу.

Старайтесь не ошибаться в имени. Бывают еще фамилии, которые можно написать по-разному — например, Smith и Smyth. Не поленитесь, узнайте у родственников, как правильно писать, не расстраивайте их лишний раз. Google ваш друг, а Wikipedia нет. Максимум, что может сделать для вас Wikipedia — подсказать, в каком направлении двигаться. Никогда не доверяйте информации из Wikipedia.

Важно, где человек родился и кто его родители. Но еще важнее, как человек распорядился своей жизнью. Некролог — это линейка, которая измеряет, как высоко человек смог подняться, как распорядился возможностями, которые ему подкинула жизнь, какую сумел сколотить репутацию к концу жизни. Кто-то родился в бедной семье, не получил толком образования, но смог подняться куда выше, чем тот, кто родился в зажиточной и титулованной семье.

Каждый умерший сказал миллион смешных вещей в жизни и совершил много интересных поступков — узнайте про них

Постарайтесь не ошибиться в количестве жен. Однажды я писал некролог о композиторе, я посмотрел в базе «Who is Who» — там было сказано, что у него две жены. Я так и написал. А через несколько дней в редакцию позвонила женщина: «А почему вы не упомянули меня? Я была его первой женой. Нам было всего по 20 лет, и наш брак продлился недолго, но все же это было. Я так расстроена». А как я мог знать про ее существование, если он сам исключил ее из своей официальной биографии? Это хороший пример того, как люди контролируют собственный нарратив. Сейчас в некоторых компаниях в PR-отделе есть сотрудники, которые занимаются смертями. Я писал некролог о шотландском банкире, и в банке была специально обученная девушка, которая помогала мне найти все необходимые фотографии, все необходимые телефоны. Может быть, она еще и следила, чтобы я не узнал лишнего — не могу точно сказать.

В 1500 слов все не уместить. Поэтому рисуешь картину жизни широкими мазками. Факты — это хорошо, но нужны бантики. Трубка адвоката говорит больше о нем, чем его практика. Недостаточно писать про человека на работе, нужно писать про его частную жизнь, каким он был — вместо того, чтобы писать только про карьеру. Покажите, что у него были не только успехи, но и разочарования — потому что настоящая жизнь такая: люди садятся пьяными за руль и лишаются прав, люди женятся и разводятся 1, 2, 3 раза, у людей бывают любовники обоих полов, некоторых выгоняют с работы и им приходится начинать все заново. Жизнь намного интереснее унылого резюме. Не забывайте детали. Каждый умерший сказал миллион смешных вещей в жизни и совершил много интересных поступков — узнайте про них.

Нам иногда приходят некрологи, написанные родственниками — это невозможно читать. «Нам будет тебя не хватать», «Лучший человек на земле» — это все не то. Это просто набор эмоций. Никакого отношения к хорошей истории это не имеет. Мы говорим «Извините, нет» или «Я это перепишу». Я и сам не стал бы писать некролог о своем друге — я не смогу быть объективным. По каждому умершему кто-то будет скучать, но это газета. Мы должны собрать все, что было в жизни этого человека — и хорошее, и плохое — и выдать сбалансированную историю. Пусть читатель сам делает выводы.

Ко мне на воркшоп приходят люди, которым уже немного осталось, мои ровесники. У нас вообще не депрессивно, напротив, все на подъеме, делятся идеями

Томас Бернер, ведущий воркшопа «Напиши свой некролог сам», Пенсильвания, США

Я научился писать некрологи, когда работал в маленькой газете The Evening Carrier в штате Пенсильвания в 1950-х годах. Сейчас ее уже давно поглотила другая газета, The Times News. Моя бабушка умерла в самом начале ХХ века, у нее было 105 наследников, и некролог о ней был на первой полосе. Сейчас некролог на первой полосе почти не встретишь. Газеты поняли, что можно извлечь выгоду из некрологов, стали брать за них деньги и убрали их с первой полосы. Если вы не местная знаменитость — например, бывший мэр города, или декан университета, или бывший тренер футбольной команды — бесплатно ваш некролог не опубликуют.

Куда я ни езжу, я всегда покупаю местную газету, чтобы почитать некрологи — это лучший способ узнать побольше про место, в которое ты попал. Я себя называю некрологовым наркоманом. Из некрологов можно узнать больше про историю и культуру края, чем из статей в других рубриках. Например, моя падчерица жила в Айдахо, и там в разделе некрологов много описывали усопших женщин как «прилежных мормонских жен» — так я узнал, что я на земле мормонов.

Я веду воркшоп «Напиши свой некролог сам», где учу людей писать собственный некролог. Газеты часто пользуются готовой формой: родился, учился, женился, работал, скончался, наследники. Немного суховато, на мой взгляд. Я же вдохновляю людей на то, чтобы их некролог был более шутливым и легким, чтобы они сосредоточились на том, что важно им самим.

Ко мне на воркшоп приходят люди, которым уже немного осталось, мои ровесники. Мне 73 года. У нас вообще не депрессивно, напротив, все на подъеме, делятся идеями. Я помогаю им с началом истории, а потом они уже сами раскрываются. Бывает, они услышат, что другой написал о себе, говорят «О, да!» и быстро начинают писать.

Я часто, когда читаю некрологи в газетах, натыкаюсь на клички: «Обезьянья жопа», или «Быстрый Эдди», или «Собственник Джо», и никогда не понимаю, откуда произошли эти клички

Я читаю им примеры хороших некрологов, чтобы их раскрепостить. Например, люблю этот фрагмент, который я где-то вычитал: «Она родилась в Филадельфии 14 июня, в день флага. Она всегда думала, что развевающиеся по всему штату в этот день флаги развеваются в ее честь». Или: «Она любила читать книги на пляже, чтобы слышать, как волны разбиваются за ее спиной».

В комнате собираются люди, которые уже готовы умереть. Молодым тяжело понять это состояние души. Но приходит время, когда умирают родители и ты потихоньку понимаешь, что смерть неизбежна. И ты начинаешь привыкать к этой мысли. Для собравшихся написать собственный некролог — способ самостоятельно зафиксировать свою жизнь, вместо того чтобы их супруг(а) пересказывал(а) их жизнь репортеру.

Я прошу своих учеников, чтобы они включили в некролог свои правила жизни. Такое редко увидишь сегодня в некрологе, а в этом же весь их смысл. Если начинается писательский ступор, я говорю: «Опишите происхождение вашего школьного прозвища». В Америке у всех есть клички. Я часто, когда читаю некрологи в газетах, натыкаюсь на клички: «Обезьянья жопа», или «Быстрый Эдди», или «Собственник Джо», и никогда не понимаю, откуда произошли эти клички. Если соберетесь писать некролог о себе, начните с этого упражнения — за кличкой всегда кроется интересная история.

Не используйте свой некролог как возможность свести с кем-то счеты. Я один раз прочитал такой некролог: «Мы в жизни не видели большей группы придурков, чем люди, с которыми Бобу пришлось нести службу».

Что делать если у вас такая скучная жизнь, что не вспомнить ни одной безбашенной истории? Не обязательно иметь безбашенную историю. Сосредоточьтесь на том, что делает вас непохожим на других. Как с той женщиной, которая родилась в день флага. В своем некрологе я написал, что мои любимые фразы — это «Сделай-ка это вчера», «Каждый человек — герой в своей истории» и «За исключением концовки, мне больше всего понравился третий акт».