Салман Рушди о закулисье политической жизни Пакистана
В связи с президентскими выборами в Пакистане, состоявшимися в субботу 6 сентября 2008 года, перелистал снова роман Салмана Рушди «Стыд» (Salman Rushdie. Shame,1983 – Рушди С. Стыд. Перевел с английского Багров И.А. Санкт-Петербург: Амфора, 2007). Великий правоверный писатель художественно постиг суть пакистанских дел на десятилетия вперед. Ибо он уловил движущий конфликт пакистанского общества, на разрешение которого должны уйти усилия двух-трех поколений. И перекрещивающиеся межсемейно-межклановые
запутанные взаимоотношения, играющие колоссальную роль в пакистанской элите, высвечены просто бесподобно, я читал роман давно, но он врезался в память.
Итак, Асиф Али Зардари, представитель оппозиционной Пакистанской народной партии и вдовец Беназир Бхутто, избран президентом Пакистана. Силовики отходят в сторону. Досрочные президентские выборы были назначены после того, как 18 августа прежний президент генерал Первез Мушарраф под угрозой импичмента ушел в отставку. Президентские выборы в Пакистане
не прямые, на них голосуют только депутаты обеих палат парламента, а также парламентов четырех провинций страны. Кроме Зардари, на президентский пост баллотировались консерваторы Саид Уз Заман Сиддики и Мушахид Хусейн.
Говорят, Пакистаном правят три «А» - Аллах, Америка и Армия. Не совсем так, говорит Рушди. Главное – четвертое «А»: Авторитет клана. В борьбе клановых авторитетов участвует армия, привлекается внешняя поддержка Запада и внутренняя духовенства.
Борьба за власть в Пакистане
обострилась осенью 2007 года после возвращения в Пакистан из изгнания двух бывших премьеров Наваза Шарифа и Беназир Бхутто в преддверии очередных президентских выборах. Они возглавили оппозицию президенту Первезу Мушаррафу.
Генерал Мушарраф сумел победить на выборах 6 октября 2007 года. 27 декабря Беназир Бхутто была убита на предвыборном митинге. В феврале 2008 года оппозиция победила на парламентских выборах и вскоре начала готовить импичмент Мушаррафа, вынудив его уйти в отставку. Дальнейшее –
на наших глазах по сей день. И на страницах романа:
«В университетском городке, на городских базарах под покровом тьмы собирались люди. К восходу солнца стало очевидно, что для правительства настал закатный час. В то утро народ вышел на улицы. В знак недовольства поджигали легковые машины, школьные автобусы, военные грузовики, библиотеку, здание британского консульства и американского информационного агентства. Фельдмаршал А. приказал войскам восстановить на улицах порядок. В одиннадцать пятнадцать
ему нанес визит один генерал, известный всем под прозвищем Пудель. Поговаривали, что он сторонник Искандера Хараппы. Генерал Пудель доложил смятенному президенту, что войска наотрез отказываются расстреливать толпу, скорее солдаты перестреляют своих же офицеров, чем земляков горожан. По этому донесению президент понял, что его время истекло, и к обеду уступил бразды правления Пуделю, который тут же посадил бывшего президента под домашний арест и обратился к народу по только что созданной телевизионной сети с
воззванием: власть он захватил с единственной целью - вернуть страну на путь демократии; не позже чем через полтора года будут проведены всеобщие выборы. После обеда началось бурное народное веселье. Легковые машины, такси, здание французской компании, Институт Гёте горели ярким пламенем, добавляя света светлому празднику».
Салман Рушди резюмирует (стр. 388-390):
«Пакистан не похож на Иран. Возможно, слова мои покажутся неправомерными: ведь до прихода к власти в Иране Хомейни Пакистан считался
одним из двух теократических государств в мире (второе - Израиль). По моему, все же в Пакистане муллы никогда не определяли жизнь общества. У религиозных фанатиков из партии «Джамаат» есть сторонники в студенческой среде и вне ее, но на выборах они собирали сравнительно немного голосов. Сам основатель этого движения, Джинна, не очень то впечатляет своей набожностью. Ислам и мусульманское государство для него, скорее, понятия политики и культуры. Богословию он отводит далеко не главную роль.
Возможно,
теперешние руководители несчастной страны проклянут меня за такие слова. Жаль. Думается, ислам мог бы сплотить все народности в Пакистане после откола Бангладеш. Но из ислама сделали миф, фетиш, сколь великий, столь и недоступный. Ведь во имя общей веры и синдхи, и белуджи, и пенджабцы, и патаны, не говоря уж о мусульманах иммигрантах, могли бы сплотиться, забыв о разногласиях.
Когда мифы рядом и их можно потрогать, они теряют привлекательность. А когда их навязывают, «кормят» ими чуть не силком,
они и вовсе вызывают отвращение. Что станет с человеком, если его насильно день и ночь кормить несъедобной пищей? Его потянет блевать, вытошнит. Организм восстанет против такого питания. Да, дорогой читатель.
Так называемый «исламский фундаментализм», то есть догмы мусульманства, пронизавшие все сферы жизни, в Пакистане насаждались не «снизу», а «сверху». Любой диктаторский режим своекорыстно берет на вооружение религиозные постулаты. В народе уважают высокие слова, не всякий решится возразить - ведь
это значит идти против Веры. Вот так религия и поддерживает диктаторов, вооружая их словами могущественными и великими.
И простые люди не сразу увидят, что слова эти опозорены, оскоплены и осмеяны.
И все ж ими кормят и кормят народ, пока людей не затошнит. И вот тогда пропадает вера в Веру, не в само богопослушание, а в религию как основу государства. Диктатора низвергают, и выясняется, что с ним низвергнут и Бог, развенчан миф, которым прикрывалось государство. И страна оказывается перед
выбором: либо хаос и распад, либо новая диктатура.
Впрочем, есть и третья возможность, не стану исключать и ее, не такой уж я пессимист. Заключается она в том, что миф старый заменяется на новый. Точнее, на три новых мифа, что всегда под рукой: свобода, равенство, братство».