Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Крупным планом" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Сентябрь 2008   →
 1
 2
02.09.2008
23:25:19
23:58:38
 3
03.09.2008
04:14:00
14:38:08
 4
 5
 6
 7
07.09.2008
01:33:53
23:23:59
 8
 9
10
11
12
12.09.2008
23:51:28
23:51:44
13
13.09.2008
23:24:40
23:25:31
14
15
16
17
18
19
20
21
22
22.09.2008
23:51:10
23:51:10
23
24
24.09.2008
23:53:32
23:54:28
25
26
27
27.09.2008
15:44:25
23:46:34
28
29
29.09.2008
23:47:30
23:47:48
30
Автор
Скурлатов Валерий Иванович

Статистика

346 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Русское восприятие мусульманского Ада и Рая

 

Посетил Московскую Международную Книжную Выставку-Ярмарку (ММКВЯ-XXI), опять потрясен, это что-то райское. Испытал духовное наслаждение. Ныне переживаем расцвет отечественной мысли! Просто констатирую факт. Почти всё бы закупил, да уже некуда положить дома – все четыре комнаты и три балкона и коридоры и даже полки на лестничной клетке под завязку заполнены бумажными изданиями, вынужден уповать на компьютер, но сердце греет хранилище информации перед глазами. Правда, в этом море книг тонут самые нужные, и в связи с 2600-летием Тамани хотел найти книгу, в которой лет сорок назад опубликовал статью о кубанско-таманских древностях, отсканировать её и разместить в Интернете – и не нашел. Кто-то небольшой кусочек из неё о родстве сабиров (савиров) и сербов отсканировал и разместил, даже сославшись на меня (автора), но легче сходить в Историчку и там скопировать собственный материал, чем найти утонувшую.

Купил немного книг, сколько мог унести, ибо после Ярмарки надо было ехать на политическое совещание. Приобрел академические солидные издания по язычеству, индуизму и исламу, поскольку христианскую тематику более-менее проработал, язычество же неисчерпаемо и есть исток всякого мышления, а осмысление индуизма и буддизма сейчас у меня на повестке дня, я пытаюсь корректнее истолковать восточную мудрость в хайдеггеровской понятийной системе координат. Ни одна другая система не годится, не вмещает. И зачем придумывать, скажем, дифференциальное исчисление, когда оно уже придумано. А ведь многие тщатся что-то такое изобрести велосипедное, обходя Хайдеггера, не вникнув в его постижения, как если бы современный математик пытался бы обойтись без знания начал Ньютона, Коши, Вейерштрасса. До меня эту работу во многом уже сделали в России и за рубежом, эти материалы у меня под рукой, но остаются вопросы, ибо не все философы и востоковеды, по-моему, постигли Хайдеггера аутентично.

Также взял несколько книг по исламу, в том числе фундаментальный двухкилограммовый труд Аликбера Аликберова «Эпоха классического ислама на Кавказе: Абу Бакр ад-Дарбанди и его суфийская энциклопедия «Райхан ал-хака”ик» /XI-XII вв./» (Москва: Восточная литература, 2003. – 847 стр.), а также маленькую, но удаленькую книжечку – «Взаимопроникновение культур: Коран в русской поэзии», которую подготовили Ю.А. Гаврилов и А.Г. Шевченко (ответственный редактор М.П. Мчедлов), Исследовательский центр «Религия в современном обществе» Института социологии Российской Академии наук (Москва: Наука, 2006. – 181 стр.).

И вот несколько страниц из этой книги – Петр Петрович Манассеин (стр. 36-48). 180 лет назад, в апреле 1828 года он сотворил вдохновенную и правоверную поэму «Ад и Рай Магометов». Кто он, автор, проживший очень короткую жизнь (1803-1837), как дошел до этого проникновенного произведения? Ведь в нём – эсхатология, которая предполагает высшее вопрошание. И в поэме – не переложение сур Священного Корана, хотя каждая из сур заслуживает поэтического перевода и осмысления, а передан сам дух Ислама. Русская вселенско-всечеловеческая душа резонирует с откровениями пророков, а пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, есть «печать пророков». Дарованное ему – даровано всем нам, а правоверно-православным - само собой. В книге сообщается:

«Представитель старинного рода костромских дворян, рано ушедший из жизни Петр Манассеин был поэтом, близким к пушкинскому кругу. Образование он получил в 1821-1825 гг. в Главном инженерном училище и Инженерном корпусе Санкт-Петербурга. С 1825 г. в чине подпоручика Манассеин проходил службу в воинских частях гарнизона крепости Динабург (ныне г. Даугавпилс Латвийской Республики).

Именно здесь состоялось его знакомство с другом Пушкина, известным поэтом-декабристом В. Кюхельбекером, который в то время находился в заключении в крепостной тюрьме Динабурга. Видимо, он и стал первым наставником Манассеина в поэзии, одобрив его стихотворный дебют. В дневниках и письмах этого времени Кюхельбекер постоянно упоминал Манассеина как своего близкого друга. Через Кюхельбекера его имя стало известно Пушкину: упоминание о Манассеине содержится в письме Кюхельбекера Пушкину от 20 октября 1830г.

/стр. 37:/ Одновременно Манассеин сблизился с молодыми польскими литераторами - слушателями Динабургской школы прапорщиков Л. Рыпиньским и Т. Скрыжилевским. Под их влиянием поэт занялся переводом на русский язык польской поэзии. Им были переведены несколько произведений основоположника польского романтизма А. Мицкевича ("Фарис", "Сон"; отрывки из поэмы "Конрад Валленрод"), а также стихотворения И. Красицкого и А. Одынца.

С октября 1831 г. Манассеин служил в войсках, расквартированных в Варшаве, где близко общался с представителями польской интеллигенции. В этот период времени небольшое число стихотворений Манассеина публикуется на страницах "Литературных прибавлений" к военной газете "Русский инвалид", а некоторые его стихи становятся солдатскими песнями. В 1834 г. им был написан исторический очерк о ливонских (латвийско-эстонских) землях "Поездка в Кокенгаузен", опубликованный в том же году в ежемесячном литературном журнале "Библиотека для чтения".

В 1837 г. Манассеин скончался от холеры, оставив после себя большое число рукописей переводов и оригинальных стихотворений. По словам его друга С. Победоносцева, оставившего мемуарные свидетельства о рано ушедшем поэте, Манассеин "писал больше для себя и не любил печататься, отговариваясь всегда тем, что предпочитает поверять свои чувства избран/стр. 38:/ным" ["Литературные прибавления" к "Русскому инвалиду". 1839, 29 июля. С. 77].

По всей видимости, Манассеин обратился к Корану под влиянием "Подражаний Корану" Пушкина, а также ориентальной поэзии Мицкевича. Результатом стало самое крупное поэтическое произведение Манассеина - поэма в трех частях "Ад и Рай Магометов", содержащая стихотворное переложение коранических сказаний о Страшном Суде, посмертной участи грешников и праведников. Поэма была опубликована в 1829 г. в Санкт-Петербурге в близком к литературному кругу Пушкина издании Е. Розена и Н. Коншина "Царское Село. Альманах на 1830 год".

Примечательно, что в том же самом издании были помещены стихотворения Пушкина "Зимнее утро" и "Из Гафиза". В 1830 г. поэма "Ад и Рай Магометов" вышла отдельным оттиском. Если первоначальным толчком к ее созданию явились пушкинские произведения, то обилие риторических монологов и архаические обороты речи свидетельствуют о несомненном влиянии на Манассеина русской поэзии XVIII в. (в частности, духовных од Ломоносова и Державина)».



/стр. 39:/ Ад и Рай Магометов

Клянуся ночи темнотой,
Клянуся солнцева восхода
Невыразимой красотой:
Воскреснем мы и вся природа! -
Еще ль без страха, без стыда,
Еще ли, смертный дерзновенный,
Ты в день не веруешь суда?
Суда день близок несомненный!
Воззри, как землю зной палит
В разселине бесплодной, горной;
Но дождь пролился благотворный
И землю вновь животворит.
Не зришь ли, полон изумленья,
Там плод для вкуса, цвет для зренья? …
Главой подперший свод небес,
Подъялся величавый лес:
Мы так подымемся из тленья.
Еще ль в душе твоей сомненья?
Отбрось кичливые мечты:
Или не прах ничтожный ты?
Иль ты для Бога подвиг трудный?
Почто ж нет веры в день суда?
Погибни, грешник безрассудный!
Уверуешь, но лишь тогда,
Как в сон погрязнешь беспробудный,
И свет умрет в твоих очах;
И не удержишь на устах
Души, которая развила
Отлета жаждущие крила.
/стр. 40:/ Не Он ли положил предел
Между землею и водами;
Облек их пышно небесами,
И рóсу с тверди к нам низвел?
Не Он ли мощною десницей
На небе темном засветил
Полки бесчисленных светил
И ночи мрак сменил денницей?
Не Им ли быстрая река
Озеленяет луг и поле?
Не по Его ль всесильной воле
Сгущает ветер облака?
Ты над горящими степями
Пролив обильный дождь ручьями,
Страну иссохшую живишь;
И нас подобно воскресишь.
О смертный! Грех, тобой свершенный,
Будь он великостью своей
Огромнее миров вселенной,
Будь он былинка для очей:
Всеведцу явень сокровенный,
Бог видит дно души твоей! -
Когда бы восхотел Он, своды
На землю пали бы небес,
И самый прах бы твой исчез,
И в сушу б обратились воды!
Он рек - иные племена
Уже лице земли покрыли.
Так моря бурного волна,
Подъемля облак влажной пыли,
Ревет, стремится и кипит
И вдаль, и вдаль волну теснит!
Но если вечной ночи сенью
Покрыть вас восхотел бы Бог,
Свет кто бы вам отдать возмог?
/стр. 41:/ И по чьему бы мановенью, —
Пошли Он вам бессменный день, -
Простерлась мирной ночи сень,
Да предадитесь бед забвенью?
Поведай, дерзновенный, мне,
Кто неизменное теченье
Блестящей предписал луне?
И солнце движет в вышине
Чье всемогущее веленье?
Изведай силы: соврати
Луну иль солнце с их пути!
Небес лазурных исполины
От сотворения земли
Осиявая мир, текли -
И луч погиб ли хоть единый?
Но слово лишь Его одно,
Его едино мановенье,
И все рассыплется в истленье!
Так поздней осени зерно
Валится на земь; стаей враны
Так ниспадают с облаков.
Вотще поищите следов,
Где прежде были Океаны,
Утесов цепи, сень лесов,
Луга, поля, холмы, долины
И тьмы блестящие светил,
И неба синие равнины:
Все обратилось в прах единый,
Все в смрадный, зыблюшийся ил!

II

Клянуся молний полной тучей,
Луной, плывущей в небесах,
И вихрем, к небу вьющим прах,
И громом, и звездой падучей:
/стр. 42:/ Настанет непреложный суд!
Есть время; чистые моленья
Еще до Вышнего дойдут
И Он отпустит преступленья!
Но горе злобным племенам,
Змеи нечестия сынам:
Меч близок роковой годины,
Века промчатся рек быстрей:
И седмь небес, как с гор ручей,
Падут, сольются в свод единый;
И упиются не вином,
Смятеньем упиются роды,
Когда Властителя природы
Раздастся глас, как неба гром;
Мир сотрясется, - изможденный
Расступится небесный свод,
И, как в горниле раскаленный
Клокочущий металл, как вод
Поток стремительный и ярый, -
Прольет и пламень, и пожары.
Осядут рыхлою волной
Гранит и гор хребты высоки,
Ревущей ринутся рекой,
Расстают в океан глубокий.
Дым пламенный и душный смрад
Вселенной изойдет из зева;
Объятья друга кинет дева
И брата не познает брат;
И матерь побежит смятенна
И в сиротстве покинет чад.
Тогда содрогнется вселенна
И светозарный свой чертог
Из праха вмиг созиждет Бог.
Тогда промчится по лазури,
Быстрей громов, быстрее бури
/стр. 43:/ Духóв и Ангелов собор:
В то время смертных робкий взор,
Взор, сокровенный мглой дотоле,
Владыку ýзрит на престоле.
Он, судия и Царь Царей,
Царь суши, неба и морей,
Блаженных сонмом окруженный,
Свершает суд делам мирским,
И души смертных перед Ним,
Как лист от древа отторженный...
Раздастся первый трубный глас:
Живое все под небесами
Падет безжизненно, как клас,
Жнецов подсеченный серпами.
Раздастся снова глас трубы:
От сна могильного воспрянут
И пред судилище предстанут
Усопших бледные толпы. –
Се восемь Ангелов десницы
Простерли к книге роковой:
Уже нетрепетны душой,
Вращают вещие страницы...
"О! Раздери, Всесильный, Ты
Сии зловещие листы!
О! Если бы на век могила
Нас вновь оживших поглотила,
Да скроем стыд средь темноты!
Почто оставили мы грóбы?
Почто не верили, - рекут
Сыны нечестия и злобы, -
Что сей наступит грозный суд?
Нам, было, внять словам Пророка!
Не алча злата одного,
Мы устранялись бы порока,
Бежали б далее его,
/стр. 44:/ Чем от заката до востока!" -
Греха вы грешные сыны!
Днесь не искупите вины
Ни блеском камней, тканью ценной,
Ни златом, собранным с вселенной,
Ни вашей дщерью, ни женой:
Почто вы истине святой
В своем нечестьи не внимали?
Почто стоустной клеветой
Жен непорочных поражали?
Иль мнили: слезы нищеты
Творца на кару не подвигнут
И вопли сирых не достигнут
Его престола высоты?
И нег и роскоши в жилище,
Окружены толпой оград,
Вы не внимали, как у врат
Стонал, томился гладом нищий;
Стонал, но непривычный слух
Склоняли ль вы к его моленью?
И не по вашему ль веленью
Толпой жестоких прогнан слуг,
И без приюта и без хлеба,
Он издыхал под кровом неба?
Владыки гордые земли!
Иль уделить от ваших брашен
Ему вы крохи не могли?
Иль гнев Творца вам не был страшен?
Почто безродной сироты
Вы не прикрыли наготы?
Почто богатств одних алкая
И голос сердца заглушая,
Смеялись воплям нищеты,
Да бродит по миру нагая?
Вы мнили скрыть свои вины?
/стр. 45:/ Уста пусть смолкнут - молвят руки,
В своей вине уличены!
Примите ж кару: - ада муки
Кровавые вам суждены!
И вот - с поникшими главами,
Идут преступники толпами
К отверстым адовым вратам
Принять возмездье по грехам,
И страха бледностью покрыты
Нечестья впалые ланиты;
Дотоле светлый, гордый зрак
Уже объемлет ночи мрак.
Уже пылающие цепи
От ног виются и до рук;
Дым смрадный, воспалясь, вокруг
Разлился: так сухие степи
Объемлет огненной рекой,
В палящий, нестерпимый зной,
Прохожим пламень позабытый,
Восставшей бурею развитый.
К плодам, висящим над главой,
Прострут ли трепетные длани,
Да прохладят огонь гортани, -
В утробах воскипят смолой,
Умножат меру их страданий!
Среди мучений сих и бед,
Воспоминанье злого дела
Всегда идет за ними в след,
Как тень во след стремится тела.
Но вот - безмерных ряд котлов
Кипит, клокочет, вьется пена...
И скрежет слышится зубов,
И бьются слышимо колена;
Но бури стоном заглушен
Неверных дикий вопль и стон! ...
/стр. 46:/ Мольбы напрасны о пощаде!
Уже Всевышний суд изрек:
"Вы водворившись вечно в аде:
Там вам страдать из века в век!"

III

Клянуся воем непогод,
Клянуся неба ясным сводом,
Землей и морем, полным вод,
Благим и верным мне народом!
Блажен, кто исполнял завет
И верой чтил его святою,
Кто в мире, нудим нищетою,
Греха бежал, как ночи свет;
Кто с теплыми к Творцу мольбами
Встречал и день, и дня закат;
Правдивый Бог, как милых чад,
Вас в рае оросит волнами
Неисчерпаемых отрад.
Блаженны, коим глас печали
И глас страданья не был чужд,
Которые под игом нужд
Нужды других не отвергали;
Вы, коих каждая крохá
Кропилась потом и слезами;
Вы, непричастные греха,
Прославьте Господа хвалами:
Он, Благостный, отверзет вам
Свой светозарный неба храм!
Украсят ваши перси, длани
Алмазы, яхонт, изумруд.
Вас в жемчуг, в пýрпурные ткани,
В виссон и в злато облекут;
И отроки, снег белизною,
Введут вас в райский вертоград;
/стр. 47:/ Вас окружáт душистой тьмою
Мирт пышный, радостный гранат,
Вам без шипов колючих розы
Прольют свой дивный аромат,
И воды, чистые как слезы,
У ваших ног прострут свои
Прозрачно-хладные струи.
Как столп жемчужный, серебристый,
Взнесется к небу водомет,
И заструится током мед
Прозрачный, светлый и душистый.
Здесь вьется с шепотом река
Густого, чистого млекá;
Там перерезана долина
Блестящим и цветным ручьем:
Он катит сладостные вина,
Вздымая пену жемчугóм.
Меж тем на берегах пушистых
В тени мускатов, мирт душистых,
На алых бархатных коврах,
Как розы утра под росою,
Блестящих дивною красою,
С приветом сладким на устах
Вы гурий ýзрите прекрасных:
Как сладки звуки их речей!
Какое пламя из очей
Пленительных и сладострастных!..
И дев небесных пылкий взгляд
Не обольстить иного взгляду,
И верность, верности награду,
Мужьям навеки сохранят. –
Прелестный цвет полуразвитый,
Вот отроков младых собор:
Как небеса, их светел взор,
Как жар, горят у них ланиты;
Белее снега тело их;
/стр. 48:/ Они в одеждах шелковых,
Блестя алмазом, изумрудом,
С златым напененным сосудом,
Идут вдоль бархатных брегов;
Здесь посреди двойных ковров,
Меж благовонными цветами
Обносят чернооких дев,
Сидящих в неге, под фатами,
В тени приветной райских древ.
Испьете алыми устами
Чудесной сладости вино, -
И не страшитесь упоенья:
Не омрачит главы оно,
Лишь жар умножит наслажденья;
И солнечный луч золотой,
Утратив нестерпимый зной,
Падет, живительный, со свода,
Как утром майским в час восхода;
Луна в урочные часы
На небесах засеребрится.
Отрадной свежестью росы
Природа снова оживится.
Благоуханием дыша,
Зефиры разольют прохладу:
Неизреченную отраду
Ощутит праведных душа;
И песнью сладкой дев незримых
Пленен, обворожен ваш слух,
И в радостях невыразимых,
В восторгах ваш потонет дух.
Тогда падите ниц пред Вечным
И с упоением сердечным
Воскликните: "Творцу хвала!
Он нам за добрые дела
Воздал блаженством бесконечным!"
В избранное