Александр Александрович Зиновьев и Карл Моисеевич Кантор вопрошали об истории и возможных исходах будущего, осмысляя известный эсхатологический тезис Карла Маркса о прыжке из царства необходимости в царство свободы. Сам факт такого вопрошания – абсолютное свидетельство субъектности вопрошающих. Казалось бы, необходимо этот глубиннейшее-достоверный факт максималистского вопрошания положить в основу методологии человеко- и обществознания, как сделал Мартин Хайдеггер в трактате Sein und Zein (1927). Тогда собеседники вышли бы на субъектное понимание истории вообще и коммунизма в особенности, ибо коммунизм устремлен к максимальной субъектизации человечества, к субъектности для всех – «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех». И конечное состояние коммунизма (царство свободы) – то же самое Царство Небесное, которое изображено в заключительных двух главах 21 и 22 Апокалипсиса. Но для того, чтобы отречься от старого мира и стряхнуть его прах с наших ног, чтобы штурмом взять Небо и «се, творю все новое», "мы наш, мы новый мир построим - кто был никем, тот станет всем" - необходима Коммунистическая Революция с низвержением всего греховного и нечистого, то есть Страшный Суд. Наш Великий Октябрь с его «Двенадцатью» – лишь репетиция будущего Заклания Агнца (Богосаможертвоприношения). Однако Александр Зиновьев и Карл Кантор так и не смогли порвать пуповину объектоцентризма и увязли в сущем, не прорвавшись к бытию. Так, Карл Кантор попытался преодолеть объ-ект через про-ект в изданной весной 2002 года книге «Двойная спираль истории: Историософия проектизма. Том первый. Общие проблемы" (Москва: Издательство Языки славянской культуры, 2002. – 904 стр.), но, на мой взгляд, так и не постиг сопряженный с хайдеггеровским наметом (Entwurf) субъ-ект и остановился на обессмысленной исторической спирали вместо эсхатологического круга.

Бесспорно, «проект» и «дизайн» истории, исследованные главным редактором журнала «Декоративное искусство СССР» и рассмотренные в его фундаментальном трактате, выражают субъектность автора, и важно осознать, что и Александр Зиновьев мыслил проектно и эсхатологично, как и подобает отечественному мыслителю. И вообще надо признать, что «прикладная эсхатология» - это бренд или торговая марка русской мысли, под которой она только и может выйти на мировой духовно-интеллектуальный рынок и сокрушить конкурентов. Я бы даже сказал, что «прикладная эсхатология» - как бы общий знаменатель русской философии во всех её разновидностях, и работ Зиновьева – тоже.

В то же время его методология восхождения от абстрактного к конкретному стремится объять и подчинить сущее, исходя из сущего же, из абстрактного сконструированного сознанием объекта. А как же сам субъект с его активностью-интенциональностью, создающий абстракции и саморазвертывающийся-бутстрепирующий-восходящий? Ведь «код» объект-порождающего субъекта не просто отпечатывается в объекте, но рождает его. Как указывал Владимир Ильич Ленин вслед за «Тезисами о Фейербахе» Карла Маркса, сознание не только отражает объективный мир, но и творит его. И для формального логика, согласно антиутопии «1984» Джорджа Оруэлла – «... Есть что-то во вселенной, не знаю... Какой-то дух, какой-то принцип, и вам его не одолеть». Вот почему здесь неизбежны апории и антиномии и парадоксы, и я в выступлении на Зиновьевских чтениях – 2007 отметил, что именно в 1960-х годах была открыта неканторовская теория множеств с её субъектным методом форсинга, лежащим в самом основании математики и логики и снимающим неустранимые противоречия объектного понимания. Форсинг – та же интенциональность. Ситуация порождающего форсинга в основе математики и формальной (математической) логики сходна с ситуацией наблюдателя в основе теории относительности и квантовой механики и предполагает субъекта в коде мироздания. Как только я узнал про работы Пола Коэна, то перевел его написанную вместе с Ройбеном Хиршем статью Неканторовская теория множеств и напечатал в ежемесячнике Академии наук СССР «Природа» (1969, № 4, стр. 43-55). А Александр Зиновьев прошел мимо этого духа бытия в сущем, потому что следовал формально-объектному восхождению от абстрактному к конкретному.

Исходя из схожих соображений, Михаил Алексеевич Денисов добавил, что Александр Зиновьев остался в стороне также от круга тех более-менее ориентированных на субъекта идей, которые исследовал чешский математик Петр Вопёнка в книге «Математика в альтернативной теории множеств» (Москва: Мир, 1983). Субъект-ориентированную концепцию оснований логики, математики и самого познания-сознания разработал также новосибирский ученый Михаил Валентинович Антипов (amv@osmf.sscc.ru) - смотри его монографию «Принцип ограниченности» (1998 http://osmf.sscc.ru/~amv/atitle.html), а также его доклад Теорема Беркли и границы невозможности в логике на прошлогодней питерской конференции «Современная логика – 2006».

Издавна вполне явственно, но как бы по умолчанию, применяется тезис о допустимости невозможного в познании, точнее, об отсутствии каких бы то ни было границ в умозрительных предположениях. Да и само понятие невозможного стало носить всего лишь характер противоречащего другим допущениям. Тем самым, отмечает Михаил Антипов в вышеуказанном докладе, человек поставил себя в исключительные условия абсолютного арбитра и реализует правило возможности невозможного, игнорируя объективный закон невозможности несуществующего.

Квантор беспредельности сопряжен с аксиомой бесконечности, якобы лежащей в основе всех проявлений неограниченного мира и, тем более, представлений. Научное познание при столь обязывающей, но не поддающейся контролю гипотезе получило мощный инструмент для создания произвольных конструкций разума. «С печальными итогами такого произвола, - говорит Михаил Антипов, - наука вынуждена мириться постоянно в каждой теории системы (System of Idealized Theories). Коренная и единственная причина - безраздельная власть аксиомы бесконечности в познании и сознании.

Правда, аксиома вызвала расцвет цивилизации, но эволюция не может далее мириться с ее необоснованностью. Закон перехода количества провалов в качественный вывод не отменить. Несостоятельность аксиомы бесконечности ясна, но ее охрана - состояние сознания квантора беспредельности и груз традиций с храмом знаний на фундаменте аксиомы. Пример - теория множеств, переполненная неразрешимыми парадоксами и ответственная за многие неудачи познания. Не избежала общей участи и логика, отягченная вездесущим квантором беспредельности. Необходимость обоснованного базиса очевидна. Проблема заключается уже в оценке понятия обоснованности, которую система идеализированных теорий разрешить не в состоянии из-за аксиомы бесконечности, все подтверждения которой либо наивно нелепы, либо выводятся из ее постулата. Но прямая ликвидация пагубной и блестящей аксиомы бесконечности приводит к обратному. Показателен крах непоследовательной гипотезы Демокрита.

И любой тезис должен пройти через сито обоснованности, доказав преимущество перед аксиомой бесконечности. Поскольку обоснованность даже непонятна системе идеализированных теорий, новый базис обязан иметь качественно отличительную особенность. Таковой может стать только характеристика самообоснованности. Иначе формируемый базис вынужден опираться на другой тезис или грубо декларироваться подобно аксиоме бесконечности. Таким единым положением выступает принцип ограниченности PR, отражающий суть всего существующего. Ограничена даже Всеобщность вместе с сознанием».

Принцип ограниченности подробно и довольно убедительно обосновывается логически и математически в монографии Михаила Антипова «Принцип ограниченности», в которой автор фактически руководствуется открытым и исследованным Мартином Хайдеггером принципом конечности сознания-субъекта (смотри классическую книгу – Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики, 1929). Принцип ограниченности гласит (опуская логические символы) – «Любые проявления реальности RR, заданные действительностью DD, включая возможности сознания, ограничены и конечны, причем как процессы недостижимы. Ограничена и Всеобщность Tr во всех своих отображениях, свойствах и характеристиках.

То, что может быть оценено, измерено или обозримо, не может достичь сколь угодно большой верхней или произвольно малой нижней границы. Под отрицанием нижней границы следует понимать невозможность нуля или бесконечного уменьшения. Это означает, что в соответствии с Принципом PR также нет и объектов, отвечающих понятию бесконечно малого в действительности, локальные реализации которой ограничены определенным конечным числом. На первом этапе осознания Принципа ограниченности PR следует учесть, что глобальные качественная и количественная границы существуют и в мега-, и в мезо-, и в микромире. Фундаментальному свойству ограниченности охотно подчиняются все составляющие действительности - материальные и энергетические взаимодействия, пространственные и временные формы, и даже (что первостепенно важно) зона сознания, хотя проявляется и сказывается это свойство в перечисленных сферах различным образом.

Принцип ограниченности выступает в качестве главного постулата, на котором нанизано всё остальное, который является гарантом важнейших и определяющих эволюционных продвижений, и с помощью которого реконструируется отдалённое предыдущее. Но это крайне обязывающее положение ни доказать, ни опровергнуть не представляется возможным. Вместе с тем ряд очевидных, хотя и косвенных, соображений позволяет настаивать на его истинности, не говоря уже о правомочности введения и о безусловной продуктивности использования следующих из него выводов.

Ограниченность, интуитивно воспринимаемая еще в далекой древности, должна была пройти путем обращения к бесконечности, прежде чем появилось сознательное отрицание. Например, к такому отрицанию можно отнести понятие предела скорости - скорости света. Сравнительно недавно ряд авторов предложили понятие предельно допустимого числа (т.н. "гугола") 101OO - величины, превышающей количество любых "кирпичиков"-дискретов обозримой Вселенной. По мысли авторов, "гугол" ограничивает операционные возможности человека. Любопытно, что к этому числу близок предел Бремерманна - предел количества битов обработки информации, найденный из современных физических и технических представлений. Особо важное значение PR имеет в области сознания, что не всегда и не вполне четко воспринимается обыденными представлениями, воспитанными на возвышенной идее беспредельности и безграничности возможностей тщеславного разума. Однако мнимость овладения разумом бесконечности доказывают все без исключения конкретные приложения. Между тем в любой жесткой определенности уже заложено понятие бесконечности, хотя, согласно самому Принципу PR, максимально большая величина, хотя и существующая, не может быть определена даже с определенной точностью.

«Но отсюда, - отмечается в докладе Михаила Антипова на питерской конференции «Современная логика – 2006», - неустранимой становится обязательная составляющая - неопределеннность. Логика также подвержена этому фактору, а потому является трехзначной. Система с самообоснованным принципом PR как базисом названа системой адекватности SA (System of Adequacy). В ней существует ограниченная мера любого проявления в реальной структуре, включая все объекты познания.

Когда-то епископ Беркли заявил, что не менее оснований согласиться с идеей существования Бога, чем с положениями дифференциального исчисления (Теорема Беркли). Мера истинности существования потусторонности не ниже меры допустимости идеализированных теорий. Конструктивное доказательство теоремы невозможно. Но в повсеместно принятой логической концепции системы утверждение истинно (невозможно найти опровержение - бесконечные меры несравнимы).

С точки зрения системы адекватности, данная логическая конструкция не имеет смысла, поскольку оперирует несуществующими объектами квантора беспредельности. О соответствии принципу ограниченности \ PR \ и говорить не приходится. Но основные схемы дифференциального исчисления без качественного ущерба для выводов могут быть получены, минуя аксиому бесконечности. В итоге перестроения теорема Беркли становится ошибочной в обеих упомянутых системах.

Далеко не всегда возможно такое. Например, теория множеств (по Кантору) и традиционные логики неотделимы от аксиомы бесконечности, потому нежелательная актуальность теоремы Беркли сохраняется. Ограниченность познания-сознания касается и экстраполяции, и отсюда существующее в сознании выступает не произвольными, а ограниченными объектами, допускающими все виды операционности».

Осмысление оснований математики и физики упирается в синергийность осмысляющего и осмысляемого, а синергийность подчиняется принципу ограниченности, о чем я писал ранее в одной из заметок ). И нельзя вникать в основания науки, не руководствуясь предельной для мышления квартеронностью (четверицей) Dasein-Sein-Seiende-Nichts, исследованной Мартином Хайдеггером. Dasein здесь – Дабыть или субъектно-вопрошающий человек, Sein – Быть или бытие, Seiende – сущее или бытийствующее, а Nichts – ничто или хаос. Бытие и сущее – кардинально отличаются друг от друга, а Быть и Ничто сопряжены лишь через человеческое Дабыть, которое, по Хайдеггеру, с одной стороны, является «пастухом Быть», а с другой – «заместителем Ничто».

Осмысление первооснов сознания и теории и тем самым жизни и общества неизбежно приводит к объектно-ориентированной методологии восхождения от абстрактного к конкретному, которое логически систематизировал Александр Зиновьев. На этом пути взнуздывания Seiende почти неотвратимо исключается живой человек, субъект, Dasein. Он сводится к сущему, а дух бытия элиминируется. В результате вместе со структуралистом-марксистом Луи Альтюссером приходим к трактовке марксизма и коммунизма как нечто бесчеловечному - «теоретическому антигуманизму». Отсюда – оправдание сталинского тоталитаризма, который под лозунгом социализации большинства подавляет-извращает главный для коммунизма принцип субъектизации и приводит к десубъектизации всех. Да и сам Александр Зиновьев логически пришел к трактовке человеческого общества как «человейника» (по аналогии с муравейником, что весьма поверхностно). Фактически Александр Зиновьев формализовывал сферу того, что Мартин Хайдеггер обозначил термином Das Man. И надо сказать, что бытийно-экзистенциальный анализ этой сферы сущего как повседневности проведен в хайдеггеровском трактате Sein und Zeit несравненно глубже, чем в социологических трудах Александра Зиновьева. А на пути объектно-формального восхождения от порождаемых субъектом первоструктур до конкретики жизни и попыток подогнать эту конкретику под абстрактную схему придем или к полпотовщине, или, как я напомнил в своем выступлении, к античеловеческому преступлению – Луи Альтюссер зарезал свою жену.

Правда, Георгий Щедровицкий несколько «очеловечил» исходную методологическую схему Александра Зиновьева своим деятельностно-синергийным подходом и тем самым активизировал субъект, так что логика оказалась на острие антропологии и социологии. И разговор Карла Кантора с Александром Зиновьевым следует воспринимать с учетом проектности общественного бытия и принципиальной разницы между бытием и сущим, субъектом и объектом. Итак, главка «Коммунизм как таковой» в публикации Из мюнхенских разговоров с Александром Зиновьевым (Вопросы философии, Москва, 2007, № 4, стр. 84-93 ):

«3ИНОВЬЕВ: Что имели в виду основатели марксизма под будущим коммунистическим Обществом? Прежде всего, обобществление всех средств производства. Из него будто бы вытекало удовлетворение всех членов общества по потребностям. Я показываю что этот принцип - вздорный. Принцип удовлетворения всех "по потребностям" peaлизуется в любом обществе, если только под потребностями понимать не все то, что желательно индивиду, а то, что общество считает "потребностью индивида". Принцип "по труду" опять-таки реализуется во всяком обществе.

КАНТОР: Для того чтобы подтвердить тобою сказанное, я напомню объявление в колбасном отделении магазина конца 80-х годов: "Сегодня потребности в колбасе не будет". Лучше других у нас все-таки снабжались чиновники. Нельзя сказать, что работа у них была очень уж пыльная. К тому же, говорят, общество отбирало чиновников "на серость" - тех, кто способен был лишь подчиняться.

3ИНОВЬЕВ: На "серого", "на среднего" - всегда, но не всегда готового подчиняться. Ничего подобного. Когда нужно подобрать миллионы (чиновников), всегда отбирается среднеспособный.

КАНТОР: И всегда в подчинении "серого" оказывался яркий, умный.

3ИНОВЬЕВ: Один какой-нибудь - да.

КАНТОР: Не один, а множество. И всегда получалось так, что серый командовал умным.

3ИНОВЬЕВ: Одну минуточку, Карл, я категорически не могу согласиться с этим

КАНТОР: На роль секретарей парткомов, райкомов отбирались те, кто готов был подчиниться более высокому начальству беспрекословно.

3ИНОВЬЕВ: Я, может быть, на сто голов по уму превосхожу секретарей, но в управлении я ничто. Управление - это особого рода деятельность, и в массе населения отбираются именно те, кто адекватны роли управляющих. В армии меня назначили как-то командиром звена, а через неделю меня сняли. Командир эскадрильи сказал: "в тебе не оказалось столько сволочизма, каким должен обладать командир звена". Критиковать советское общество я могу лучше любого партсекретаря, лучше, чем Горбачев, но руководить лучше Горбачева я не смогу. На роль руководителей любого ранг отбираются люди по многим признакам, но не по признаку - кто лучше решает математические задачи или может лучше рассуждать о литературе или музыке. Если человек не "средний", он не может быть руководителем. Если бы на руководство литературой избирали способных писателей, они бы тех, кто способнее их, уничтожили бы. Власти руководствуются соображениями целесообразности. Сталин из соображений целесообразности мог похвалить Маяковского, а если бы Сталин назначил руководителем Союза писателей Пастернака, то Пастернак раньше, чем чекисты, ликвидировал бы Мандельштама. А может быть - и Маяковского. Завидовал ему очень. Социальная справедливость по отношению к массе всегда выступает в форме несправедливости к индивиду. От диалектики никуда не уйдешь.

Если представить себе общество, которое основано на принципах добра, пронизывающего поведение массы и каждого индивида, то получится общество, много хуже существующего. Когда речь идет о миллионах людей и миллиардах поступков, то следует ориентироваться на среднестатистическую единицу. Любая норма в массе реализуется путем отклонения. Совпадение нормы с индивидом становится случайностью. Таковы законы массовых процессов.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Разумные соображения, но явно объектные, «бесчеловечные»/

КАНТОР: Чем, по-твоему, отличается общественное оживление последнего пятнадцатилетия от того, которое мы пережили в конце 50-х - первой половине 60-х годов?

3ИНОВЬЕВ: Тогда не было такого распада на враждебные группы и течения. Тогда сохранялась все-таки надежда на создание единой культурно-идейной среды, в которой можно было выдвигать и развивать разнообразные свободные идеи и при этом проявлять терпимость к инакомыслам. Теперь наступила деградация. Мы попятились назад ко всему затхлому, что было в 20-30-х годах. Хрущевский переворот был действительно великой революцией. Хрущев хотел оживить идеи Октября, и массы, посмеиваясь над его чудачествами, поддерживали этого запоздалого романтика. Хрущевизм обозначил переход от юности коммунизма (сталинизма) к зрелому коммунизму, к его нормальному состоянию, без массовых репрессий, без ГУЛАГа. Ныне порабощение советского индивида осуществляется самим образом жизни советских людей. Это явление оказалось незамеченным самыми глубокими мыслителями и художниками.

КАНТОР: Этого не заметил и Оруэлл, с которым долго носились как с "писаной торбой", объявив его и на Западе, да и у нас оракулом, понявшим будто бы, как никто другой, советское общество и предсказав его будущее.

3ИНОВЬЕВ: Меня, между прочим, пригласили в Страсбургский парламент услышать, что я думаю об Оруэлле. Я сказал, что Оруэлл отразил не реальность коммунизма, а страхи западного обывателя перед воображаемым коммунизмом. То же самое я мог бы сказать и о Хаксли, о романе "Мы" нашего Замятина. Мое выступление вызвало удивление и раздражение Страсбургского парламента. До Оруэлла и Замятина пользовался у нас популярностью Кафка. Только и слышно было в наших кругах "Кафка постиг самую суть коммунистического общества", "Кафка разглядел сокрытое", "Кафка предсказал"... Эрик Соловьев убил эти декламации одним словом "КАФКАНЬЕ". По тем же причинам я остался равнодушным к романам Булгакова, к театру "На Таганке" Ю. Любимова и другим подобным сочинениям в стихах и прозе. Все поклонники Таганки или стихов Вознесенского занимали позицию "как бы расстрелянных" за правду. А при этом все эти люди хорошо устроились в жизни, делали блестящие карьеры, стремились урвать для себя все блага от режима, представляя себя "жертвами режима". Я называю это время «периодом кукиша в кармане». "Кукишисты" присвоили себе все то, что сделали диссиденты и настоящие критики режима.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Александрович – во многом мудрый человек, и его логическое восхождение от абстрактного к конкретному часто приводит к правильным, хотя и кажущимися парадоксальным, выводам. В данном случае он пытается осмыслить феномен сущного шкурничества-потребительства, пандемия которого к 1987 году обуяла Русь и подрубила её бытийный дух/

КАНТОР: Согласен с твоей оценкой Оруэлла не до конца. Что ты скажешь, Саша, например, об оруэлловском делении господствующей партии на "внутреннюю" и на "внешнюю". Ты считаешь, в КПСС этого не было?

3ИНОВЬЕВ: У нас такого деления не было. Был партаппарат, и были партийные организации. Они представляли собой единое целое.

КАНТОР: А разве партаппараты любых рангов, особенно ЦК КПСС как Высший аппарат партии, и рядовые коммунисты рядовых партийных ячеек не живут по различным законам? У аппаратчиков иная степень ответственности перед обществом по сравнению с рядовыми коммунистами. Но ведь разрыв уровня материального обеспечения жизни между рядовыми коммунистами и простыми чиновниками партаппаратов (я уж не говорю о членах высших эшелонов партийной власти) чудовищен, нестерпим. Разве это в коммунистическом обществе справедливо? Пусть неравенство неизбежно и при коммунизме, но не до такой же степени.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Сейчас неравенство несоизмеримо подлее и болезненнее и опаснее и нетерпимее, чем в позднесоветские времена, и вообще зла-сатанизма больше/

3ИНОВЬЕВ: Слабые прозрения в устах невежд выглядят как светлые явления. Так могут заявлять те, для коих научного анализа всех этих явлений нет. А он существует. И все дело в том, что партаппарат и рядовые выполняют различные функции, ничего общего не имеющие с "внутренней" и "внешней" партией. Александра Рахманова написала книгу о структуре КПСС, которая содержит ответы на все твои недоуменные вопросы. К сожалению, книга до сих пор не переведена на русский язык.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Кто такая Александра Рахманова – не знаю/

Я - человек коммунистического общества и я самостоятельное Государство

3ИНОВЬЕВ: Я без конца твердил, как только был здесь признан: я - советский человек, человек коммунистического общества. Но коммунистическое общество состоит из разных людей. Есть карьеристы, есть бунтари, есть равнодушные, есть фанатики, есть приобретатели, есть всякие. Однако я никакого другого общества не мыслю. Это моя нормальная среда. Я в ней рос и ничего другого не желаю. Но в коммунистическом обществе я не хотел жить как другие. Я в нем изобрел собственный путь жизни. Ни в одном другом обществе этот путь не годится. Советское общество - мое родное общество, моя семья. Я не хочу его переделывать. Для меня существовала проблема, каким Я САМ буду в этом обществе. Требуют ответить - ты "за" или "против" этого общества. Я не "за" и не "против" - я принадлежу ему.

КАНТОР: Но это общество не позволяет выбирать свой путь.

3ИНОВЬЕВ: Почему не позволяет? Я же выбрал.

КАНТОР: Я в свое время говорил, что русская социокультура и коллективистична, и индивидуалистична. Может быть, ты из этого исходишь, утверждая, что коммунизм позволяет выбрать каждому свой путь?

3ИНОВЬЕВ: Именно так. Это исходное противоречие. Только в нем я мог реализовать про¬грамму полноценной личности. Ни в какой другой стране. Ни в Японии, ни в США. Стержень противоречия: личность - общество. Я являюсь чистым продуктом советской революции. Нельзя представлять себе, будто как только произошла Октябрьская революция, так тут же и начался коммунизм. С этого момента началась лишь история коммунизма. Те, кто вырастил и воспитал нас, не были коммунистами в том смысле, какими стали мы.

Они были людьми старого общества, но они дали импульс и создали условия, воспитавшие нас. Мы выросли в другой среде. Мне говорили на Западе: "Вы приехали на Запад, Вы выбрали свободу". Я отвечал: "Я свободу не выбирал. Я был свободен. Меня выслали". И я не являюсь исключением в истории. Вспомните, в демократических Афинах был приговорен к смерти Сократ, из республиканской Флоренции был изгнан Данте. Значительное число людей в любом обществе бывало оговорено. Многомерные существа, вроде меня, несчастные люди. Они рождаются не для того, чтобы наслаждаться благами общества, а для того, чтобы страдать. Такова их функция - функция ферментов и витаминов. Я изобразил в своих романах индивидов различных функций - доносчиков, карьеристов, корыстных, взяточников, подлецов. Но есть еще ферменты и витамины. Это - функция отклоняющихся индивидов.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Зиновьев как тип – довольно типичен для того общества, в котором родился и вырос также и я. Почему-то вспомнился такой оригинальный и весьма творческий человек, как мыслитель, педагог, писатель и художник Юрий Петрович Азаров. Много у него пересечений-совпадений с Александром Зиновьевым. И вспомнился Бурлацкий-младший, который тоже обладал богатейшим набором способностей и писал отличные романы – куда он делся? Если выявить эту компоненту советского общества – оно приобретет особое измерение, многоцветье/

Мы учили Маркса, знаем диалектику. Вспомни, как у Маркса в "Капитале" товар превращается в деньги, но деньги остаются особым товаром. На мою долю выпало олицетворять какую-то одну функцию, но я остался человеком и в других отношениях. Так и люди, выполняющие властную функцию.

Ныне произошла деградация в способе научного мышления. Компьютер осуществляет примитивные интеллектуальные операции. Диалектику оплевали, отождествили с идеологией, и сегодня в нашем обществе диалектику панически боятся.

КАНТОР: У Ницше диалектика - оружие черни против богатых, против господ.

3ИНОВЬЕВ: Абсолютный вздор. Чернь как раз не мыслит диалектически. Диалектика - привилегия интеллектуальной элиты.

КАНТОР: Из наших, еще студенческих разговоров, за несколько лет до защиты тобой диссертации "Восхождение от абстрактного к конкретному", мы как раз говорили с тобой о диалектике. И ты мне тогда сказал - я это очень хорошо запомнил - "теперь я пришел к выводу, что диалектика никакого отношения к науке не имеет. Диалектика есть способ построения идеологических систем. Наука - нечто совершенно другое". Что касается меня, то идеология - прежде всего, религия - не менее важна для жизни общества, чем наука. И если ты теперь мне подтвердишь, что остаешься при своем мнении о связи диалектики с идеологией, я отвечу: "Ну что ж! Ты, наверное, прав. В моих глазах это не умаляет ни диалектики, ни идеологии".

3ИНОВЬЕВ: Я не могу вспомнить детали нашего разговора об идеологии. Идеология, конечно, не менее важна, чем наука. Общество без идеологии жить не может. Но диалектика и для науки не менее важна, чем для идеологии. Как понимать диалектику? Как метод "Капитала" или как некоторые сочинения Ленина - Ленин, надо сказать, был прирожденным диалектиком. Они занимались и наукой, и идеологией. Например, я считаю, что построить теорию коммунистического общества - которую я создавал как науку - без диалектики было нельзя. Только мое многодесятилетнее изучение и применение диалектики позволило мне создать теорию реального коммунизма.

КАНТОР: Наука в твоем создании теории коммунистического общества была строительными лесами, а когда здание теории было возведено, ты строительные леса отбросил,

3ИНОВЬЕВ: Да, согласен. Я сначала создал научную теорию коммунизма, а потом идеологию, адекватную этой теории. И в первом, и во втором случае я пользовался диалектикой как методом мышления.

КАНТОР: Теперь снова, возвращаясь к нашим давним беседам. О Сталине ты говорил: он - формальный логик. Он знал и диалектику, но лишь то, что изложил в своем очерке "О диалектическом и историческом материализме". Это хорошо для студентов, но не для науки и не для идеологии. Да он в большем и не нуждался. Сталин усвоил некоторые аксиомы марксизма-ленинизма. И неплохо их применял на практике. Ты не изменил свою оценку Сталина?

3ИНОВЬЕВ: Нет. Зачем? Она и без того достаточно высока. Метод, который Сталин не усвоил у Маркса, - это "сила абстракции", исключающая эксперименты над живым обществом, над миллионами собственного народа. Это было преступно. А теперь марксизм низвели до уровня черного юмора. Сегодня говоришь "марксизм" - начинают хохотать, говоришь "коммунизм" - начинают плеваться. Лучше оставить этот словесный хлам. Ведь дело не в словах. "Что роза иначе б пахла, когда б ее иначе называли?" Хоть вы, современные марксята - Альтюссеры, Хобсбаумы, Маркузе и другие марксята и деконструктивисты, "поигрывающие" с учением Маркса, хоть вы "расшибитесь в доску", но Маркса вам не превзойти. Но меня и Маркс, подлинный Маркс, не устраивает.

КАНТОР: Не следует ли сохранить старые термины, старые формулы, которые засели в миллионах голов. Не так ли поступал Христос, говоря, что ОН пришел не отменить закон, а исполнить, но вкладывал в заповеди и законы Господа свое новое содержание?

3ИНОВЬЕВ: Я строю на пустом месте. Я отбросил социологию. И построил свою. Я начинаю с нуля. Я не эрудит. Я сознательно не следую тем знаниям социологии, которые я приобрел в переизбытке в течение десятилетий чтения отечественной и зарубежной специальной литературы.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Александр Зиновьев напрасно отбросил принцип соответствия и вообще всю философии науки и социологию знания. Он повел себя индивидуалистски-атомарно, не учитывая коллективистски-полевую природу научного знания. Необходимо всегда знать «историю вопроса» и добывать новое знание, опираясь на ранее добытое/

КАНТОР: Твое самоопределение "Я самостоятельное государство" есть доведенный до предела индивидуализм. Только индивидуалист может быть подлинным коллективистом, создателем коллектива, сотворцом. Нигде не слыхано и не читано такого сочетания - "проклинаю" - "люблю". Разве что у Маяковского.

3ИНОВЬЕВ: Да, да. Ты помнишь, как говорил Маяковский: "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп".

КАНТОР: Еще бы не помнить! Тут каждое слово весомо.

Уходите, мысли, восвояси,
Обнимись,
души и моря глубь.
Тот,
Кто постоянно ясен -
Тот,
по-моему,
просто глуп.

3ИНОВЬЕВ: Это и мои мысли. Для меня были праздничными минуты, когда я нечто подобное находил у Маяковского или у кого-нибудь другого. В моих рассуждениях о коммунизме я исходил из того, что эволюция общества состоит из множества параллельных линий. Однолинейную эволюцию я отвергаю.

Товарные отношения существовали тысячелетия, но только один тип общества -капиталистический - превратил их в свою основу, стал обществом экономическим.

Земельные отношения еще древнее товарных, но только один тип общества - феодальное - построил на них все другие социальные отношения, в том числе идеологические.

Коммунальные отношения, которые я специально исследовал, - это фундаментальные отношения человеческого общежития как такового. Они изначальны. Но только в России, в Советском Союзе они из фундаментальных, общесоциальных, превратились и в специальные закономерности коммунистического общества. Коммунальные отношения фундаментальны, изначальны и неистребимы. В этом залог возможного возрождения коммунизма в какой-то видоизмененной форме.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Все три компоненты фундаментальны для любого общества, а в глубине их - импульс к субъектности, к человечности, к равнобожию и в конечном счете к Богосаможертвоприношению. Сводить же коммунизм к коммунальным отношениям – значит лишать его эсхатологического смысла и вообще обессмысливать. Коммунальные отношения сопряжены больше с социализацией, чем с субъектизацией, а коммунизм есть прежде всего порыв к субъектности для всех. Другое дело, что субъектная компонента коммунизма в условиях сталинской мобилизационной форсированной модернизации-индустриализации ушла в подполье, а на первый план вышла необходимость социализации низов, ликвидации неграмотности, Kulturkampf, коллективизации, коллективизма. Легко абсолютизировать и довести до исходной абстракции эти временные ипостаси советского общества, но тогда придется впасть в односторонность и сделать неверные диагнозы и прогнозы. Опыт Коммунистического Китая опровергает подобную абстрактизацию Зиновьева/

КАНТОР: Мы с Александром Александровичем много говорили в Мюнхене о литературе. Ведь он не только крупный мыслитель-новатор, но и выдающийся писатель - прозаик и поэт, создатель новых литературных жанров. Надеюсь, что об эстетических взглядах Зиновьева мне предоставят возможность рассказать в специальной публикации.

Мюнхен, 1987 год».