Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


О сути русского романа - человек в недосубъектном обществе

Готовясь ко вчерашнему заседанию Русского Исторического Общества, продумывал проблему «особости» России, которая отразилась в своеобразии русского классического романа. Заявлены были два доклада – профессор Валентин Александрович Недзвецкий (филологический факультет МГУ) «Своеобразие русского романа» и доцент Наталья Владимировна Черникова (Институт российской истории РАН) «Князь Владимир Петрович Мещерский, издатель газеты «Гражданин»».

В Википедии о Валентине Недзвецком приведены чисто-справочные сведения, а концепция не обозначена (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B5%D0%B4%D0%B7%D0%B2%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9). Князь Владимир Мещерский мне понятен. Поэтому я мыслил компаративистски – сравнивал путь России и путь Японии с 1860-х годов, чтобы объяснить глубинную базисную причину победы Японии над Россией в 1905 году. Далее сравнивал путь СССР и КНР с 1960-х годов, чтобы объяснить наш крах в 1991 и продолжающийся фантастический китайский рывок. Естественно, объяснения строились не на прихотливой надстройке, которая меняется от человека к человеку и от года к году и от общества к обществу, а на базисе, на уровне и качестве низовой субъектности, от которой зависит всё.

Однако выступление Валентина Недзвецкого оказалось настолько глубоким и мне созвучным , что мало что смог бы добавить. Наоборот, надо мне осмыслить сказанное. Очень хорошо, что была запись, можно разместить в Интернете.

На доклад Натальи Черниковой не осталось времени, перенесли его на следующее заседание РИО в среду 22 ноября 2006 года там же в Библиотеке-Фонде «Русское Зарубежье».

Беда России и объяснение её «особости» - нерешенность до сих пор, начиная с модернизации Петра Великого, задач буржуазной революции и соответственно прорыва низовой субъектности. Попытки модернизации при Александре II в 1860-х годах или при Витте-Столыпине или при Ленине-Сталине или при Хрущеве-Косыгине или при Горбачеве-Ельцине так и не завершились высвобождением низовой субъектности, а заканчивались установлением того или иного вида нового гнета над ней. Отсюда – недосубъектность России при наличии в ней заметной прослойки субъектных или стремящихся к субъектности людей, которые оказывались «лишними» или «невостребованными» или «отверженными» в недосубъектном обществе. Отсюда же, из недосубъектизированности – происхождение русской интеллигенции и своеобразие русского романа.

На Западе взрыв сверхновой звезды субъектности в XV веке, в вихре которого в целом поступательно, но с нередкими периферийными завихрениями и оборотническими контрреформациями и отступлениями живет весь мир, привел к доминированию романа как "социального эпоса", каак выражения взрастания субъектности из лона социализации. На периферии же этого всемирного субъектного взрыва, при отсутствии социальной тверди субъектности и постоянной угрозы десубъектизации, выстрадался эсхатологически-бытийный русский роман.

Латинская Америка и ряд стран Азии и Африки переживали подобную же проблему затянутого пути к субъектности, недосубъектизированности. Вроде бы образец буржуазного общества перед глазами – Запад, его колонизаторы, его блеск и могущество. И верхушка периферийных обществ, естественно, подражала Западу, но не решалась высвободить низовое предпринимательство в своих обществах, потому что не хотела делиться с ним властью и ресурсами. Стандартная ситуация, которая у нас перед глазами в путинской РФ.

Из этой почти патовой ситуации заколдованного порочного круга «нищета-авторитаризм» проистекает экзистенциальная ситуации субъектного по надстройке человека в умышленно десубъектизируемом обществе. Отсюда – страдания «героев нашего времени», обвинения в адрес своей якобы извечно рабской Родины, обращение к вечным вопросам, интеллигенция. Это – подчеркиваю! – не чисто русские проявления. Подобные «западники» и «славянофилы» есть во всех периферийных обществах. Я, работая в Институте Африки АН СССР, писал даже статью об «африканских славянофилах». А в литературе «магический реализм» самых знаменитых писателей Латинской Америки, Африки и Азии вполне сопоставим с нашим родным «мистериальным романом» Александра Пушкина, Николая Гоголя, Льва Толстого или Федора Достоевского, о котором говорил профессор Валентин Недзвецкий.

Успех Японии в ходе «модернизации Мэйдзи» и Китая в ходе «четырех модернизаций» Дэн Сяопина объясняется именно тем, что верхи, как у нас попытался сделать Петр Столыпин, стали сознательно взращивать «критическую массу» экономически-самодостаточных и потому политически-субъектных низовых хозяев-собственников. Это позволило Японии фантастически-быстро, начиная с 1860-х годов, обрести субъектный базис и буржуазно-гражданскую надстройку, причем сохранив оболочку некоторых традиционных форм быта типа конституционного императора. Россия же буксовала между стремлением «подморозить» субъектность внизу и наверху с одной стороны и в то же время стремлением позаимствовать явно-успешные достижения субъектного Запада. Получилась недобуржуазная Революция и ныне – новая пробуксовка, которая выглядит роковой ввиду нового всемирного рывка к субъектности в связи с наступлением эры постиндустриализма и отбрасыванием нас в аут.

От постоянных наших неудач модернизироваться могут ведь опуститься руки, иссякнуть пассионарность, наступить социальная апатия, зачадить свеча романного творчества. Об этом и говорилось вчера на заседании Русского Исторического Общества. Десубъектизация погибельна для нас, а на рывок в постиндустриализм нет уже сил и желания, и Александр Проханов уже проклинает субъектность вообще и зовет в Пятую Империю, которая оборотнически означает неофеодализм. Валентин Александрович Недзвецкий связывает недосубъектизированность современного русского общества с его религиозным кризисом и подрывом всех устоев традиционной веры от православия до коммунизма и возлагает надежды лишь на поиск новой веры. Поиски эти идут где-то в глубине социального бытия, малозаметно для доминируюшего патологичного общественного сознания. И современный русский роман отражает отчаяние и бессилие современной русской души.


В избранное