[свободная трибуна] Статья: Тысячелетняя предыстория России.
приветствует Вас!
Тысячелетняя предыстория России.
Фрол Владимиров
Апология народа, реабилитация власти.
Я все более убеждаюсь,
что для России не годится правительство,
устроенное по нашему образцу,
и что философствования
Его Императорского Величества
закончатся возвращением народа
к первоначальному его состоянию:
Жозеф де Местр (1753 - 1821)
Едва ли в какой другой стране, прошедшей многовековой исторический путь, взаимоотношения
народа и государства сложились столь экзотично как в России. Чувства, испытываемое
российским народом к своей стране, вполне выражает расхожая ныне фраза: <Я люблю
свою Родину, но ненавижу наше государство>. Любовь к Родине и неприязнь к государству
слились в мироощущении российского человека воедино. Россия поражает даже не
отсутствием взаимного уважения между государством и народом, но совершенным непониманием
между ними. В Китае, Иране, Франции, США народ не обязательно испытывает искреннюю
приязнь к государству, но там сформировался определенный стиль коммуникации между
властью и обществом, установился ритм их взаимодействия, существует пусть и непростой,
но все же диалог. У нас государство и народ говорят на разных языках, ведут друг
с другом нескончаемый монолог.
Народ воспринимает государство как коварного поработителя, былинного Змея Тугарина.
Добра от государства русский человек не ждет. Он старается вовремя схорониться,
чтобы государство не застигло его врасплох, не впрягло в какое-нибудь непосильное
тягло. Русскому человеку нужно успеть обхитрить государство до того, как государство
обхитрило его. <Сколько ты у государства не воруй, оно у тебя украдет больше>
- другая характерная формула сосуществования народа и власти.
Отношение российского народа ко всем этажам власти проникнуто архаикой. Но если
повседневная жизнь бок о бок с государственным низом архаично воспринимается
как соседство с безликими рептилиями, то, верховная власть архаично же персонифицируется.
Достаточно сравнить фразы <викторианская эпоха> и <николаевская эпоха>, чтобы
почувствовать колоссальную разницу этих понятий. <Викторианская эпоха> - произвольная
этикетка, случайность, не более того. Окажись на британском престоле другой монарх,
характер эпохи остался бы прежним, потому что ход истории, облик общества в таких
странах как Великобритания и 170 лет тому назад определяла не личность, а институты.
А вот <николаевская эпоха> в России - действительно эпоха Николая. Ее не спутать
ни с предшествующим, ни с последующим царствованием. В России личность верховного
правителя творит институты, а не наоборот. И дело не в системном отличии конституционной
монархии от самодержавия. Абсолютистская Франция Людовика XIV и абсолютисткая
Россия Петра Великого, демократическая Америка Обамы и демократическая Россия
Путина суть разные миры при всем сходстве политических систем. Суть различия
не в политической форме, но в народном содержании.
Если мы хотим найти понятия действительно схожие с <петровской>, <николаевской>,
<сталинской>, <путинской> эпохами в истории Запада, нам придется обратиться к
доинституциональному периоду - временам Аттилы, Алариха, Хлодвига, Карла Великого.
Институты, конечно, существовали и тогда, но они играли роль дополнительной опоры
молодых варварских королевств, были инструментом в руках властителей, которые
и являлись подлинными творцами государства. Именно в средневековых глубинах европейской
истории, а не в современных западных обществах обнаруживается разительное сходство
с нашей нынешней народной стихией.
Для гуннов, лангобардов, готов, франков и других догосударственных по своему
душевному складу народов их собственное государство было столь же непонятно и
обременительно, как для российского народа российское государство. Как у них,
так и у нас государство должно постоянно доказывать свое право на существование.
Народ российский покоряется силе, смиряется перед тиранами, но никогда не прощает
уступчивости со стороны государства. Он будет с суеверным страхом шептаться об
Иване Грозном, Петре и Сталине, и глумиться над Лжедмитрием, Хрущевым и Горбачевым.
Такое умонастроение порождает ту странную для постороннего наблюдателя историческую
динамику, которую обнаруживает Россия: она знает либо архаическую неподвижность,
либо смуту, ее историческая амплитуда - это переход от стагнации к революции
и обратно. Либеральные реформы, заигрывание власти с народом заканчиваются сползанием
в хаос. Консервативный курс приводит Россию к опасному отставанию от ее геополитических
соперников.
Российское государство, вышедшее из среды российского народа, оказывается как
бы совершенно вне его. Люди, составляющие государство, становятся словно иным
народом - народом-поработителем, народом-колонизатором - хотя бы они и не называли
порабощенную массу быдлом и перхотью, хотя бы и говорили по-русски, а не по-французски
или по-английски, хотя бы и не рядились в иноземное платье, хотя бы и катались
на лыжах в Сочи а не в Куршевеле. Российский властитель может выйти из рабочей
семьи, может провести детство в коммуналке, но вступая в коридоры власти, он
точно проходит обряд инициации, меняя национальность и родину, даже если и продолжает
носить все тот же свитер, джинсы, а то и столь любимый простолюдинами камуфляж.
Попав во власть, россиянин вдруг перестает понимать собственный народ, начинает
его бояться, а чтобы не признаваться в этом самому себе, демонстрирует снисхождение
или презрение к массе.
Если правитель России бессовестен, дремуч и властолюбив, его правление складывается,
как правило, удачно. Но если он достиг высшей власти с намерением облагодетельствовать
и возвеличить Россию, не обладая при этом железной волей, он пропал. Его осаждают
тысячи вопросов, на которые он не находит ответа: как обращаться с народом? чего
ему нужно на самом деле? справедливости? доброго царя? а где взять всю эту благодать?
да и сам народ знает ли, что такое справедливость? и каков он - добрый царь (генсек,
президент)? У народа ведь как: поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю,
что.
От этих погибельных вопросов происходят немыслимые зигзаги политического курса.
Правители-идеалисты сначала воспаряют в облака либеральных иллюзий, а потом
жестко приземляются на почву фактов российской действительности. Они начинают
со свободы слова и терпимости, а оканчивают ужесточением цензуры, фискальства
и мер пресечения. Такова метаморфоза Екатерины Великой, Александра I, Хрущева.
Те же из властителей, кто не успел, не захотел или не смог <закрутить гайки>,
поплатились жизнью как Александр Освободитель и Николай II, или властью как Горбачев.
Есть много объяснений столь парадоксального взаимного отчуждения государства
и народа в России. Винят, в основном, татаро-монгольское иго и крепостничество.
Татары, мол, привили нашей власти привычку к деспотизму, а крепостничество приучило
народ к покорности, иногда, впрочем, прерываемой вспышками разрушительной ненависти.
Доля правды в этих толкованиях, конечно, есть. Но дело в том, что татаро-монгольское
иго на Руси чувствовалось куда слабее, чем османское иго в Греции, Болгарии или
Сербии, а положение русских крепостных было даже лучше, чем положение польских
<хлопов>. И тем не менее, ни в Греции, ни в Болгарии, ни в Сербии, ни в Польше
нет такого антагонизма между государством и народом.
Пытаясь объяснить схизму народа и власти в России, нам придется быть более радикальными.
Истоки этого явления, как мне кажется, следует искать в коренном отличии российского
народа от народов тех стран, с которыми Россию обычно сравнивают. Сравнение России
и, например, Германии, допускают потому, что россияне сумели создать и сохранить
государство, внешне напоминающее государства западных соседей. Но внешнее сходство
российского государства и российской культуры с Западом иллюзорно. В отличие
от западных стран, принадлежащих к зрелой, состоявшейся и клонящейся к закату
цивилизации, Россия стоит в самом начале своего цивилизационного поприща. Российскому
народу предстоит проделать большой путь, прежде чем его можно будет сравнивать
с немцами, французами и англичанами. Западный путь от тевтонов к немцам, от
франков к французам, от англов к англичанам был долгим. Таким будет и путь от
России нынешней к России грядущей.
У нас еще не было не то что своего Нового времени, мы даже не пережили собственного
высокого Средневековья. Европа и домонгольская Русь находились в столь же разных
исторических эпохах, как современная Россия и современный Запад. В XI - XIII
вв. рыцарско-клерикальная Европа была вполне феодальной, Русь же с ее каруселью
очередного порядка наследования княжеских столов и вечевой стихией главных городов
скорее напоминала военно-демократические общества кельтов и германцев ранней
поры. И сегодня российский народ по своему мироощущению по-прежнему остается
народом догосударственным. Россия - это первобытный бульон, не отвердевшая государственным
массивом лава, пускающее первый росток зерно.
Государство не может обрести прочной основы в догосударственном народе. В России
государство патологично и непрочно несмотря на барские кнут и пряник, посредством
которых оно силится доказать народу свою неотвратимость и желательность. Екатерина
Великая и Александр I, совершившие поворот от либерализма к консерватизму, Николай
I и Александр III, поддерживавшие охранительный порядок, должны были остро ощущать
рыхлость государственных начал в России. Революция во Франции и пугачевский бунт
или восстание декабристов в России - это явления разного порядка. В Европе кровь
может литься рекой, но закон и государство, в конце концов, восторжествуют. Наш
же бунт, <бессмысленный и беспощадный> (а был бы он таковым, даже если бы во
главе его встали просвещенные декабристы), сметает и государство, и зачатки законности,
да и вообще весь гумус культуры, возвращая страну к первобытной дикости. Большевизм
это наглядно продемонстрировал.
Однако Россия и в области государственного строительства проявляет свою исключительность,
идет особым путем. Опережая свое историческое время, она каким-то шестым чувством
воспринимает в окружающем мире то, что ей необходимо для цивилизационного выживания
и усваивает эти элементы из внешней среды. Она восприняла государство в догосударственную
пору. Она раньше всех начала модернизацию. Япония перешла к реформам Мэйдзи
в конце XIX, едва не разделив участь порабощенного Китая. Турция была модернизирована
в результате <революции Ататюрка> в 20-е гг. XX в., вполне испытав на себе тяжелую
руку Запада. Китай проснулся в середине прошлого столетия после века эксплуатации
и унижения. Россия же вступила на путь модернизации при Петре I на рубеже XVII
- XVIII вв. и не просто сохранила суверенитет, а стала одной из мощнейших мировых
держав.
Способность России опережать свое время обнаруживается не только в действии <верхов>,
но и в поведении <низов>. Явление Петра Романова не состоялось бы без явления
Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Российский народ, вполне догосударственный,
вдруг пробуждается у самого края пропасти и начинает восстанавливать им же разрушенное
государство. Избунтовавшись в Смутное время, отдав Россию на растерзание туземным
бандам и иноземным захватчикам, тот же народ воссоздал государство и спас российскую
культуру. Заметим, это совершил именно народ, а не элита, которая сначала признала
Лжедмитрия, потом возвела на царство ничтожного Шуйского, и наконец сдала российский
престол <Владиславу Жигимонтовичу>. Феномены Минина, Пожарского и Петра Великого
указывают на колоссальные мобилизационные ресурсы, которыми располагает Россия.
Вопреки укоренившемуся предрассудку Россия не только не является страной отсталой,
но наоборот, значительно опережает свое время. Еще раз уточню: свое время. Клеймо
отсталости на нее накладывают те, кто продолжает цепляться за фантом линейной
истории. Всемирный прогресс пока что существует только на бумаге. Реальная же
история - это калейдоскоп цивилизаций, живущих каждая в своем историческом времени.
У России, безусловно, есть свой особый путь, равно как и у других цивилизаций
- свои особые пути. У каждой культуры <своя особенная стать> и ни одну из них
<аршином общим не измерить>, потому что такого аршина просто не существует.
Впрочем, стремление одной цивилизации возвести собственную историю в этот самый
<аршин> вполне понятно. Так поступали в Месопотамии, считая Вавилон <пупом земли>,
так поступали и римляне, отсчитывая историческое время от основания <вечного
города>, так поступает и современный Запад. Странно другое: весь мир, и Россия
в том числе, уверовал в то, что логика Западной цивилизации - это и есть логика
всемирной истории. Если бы мерилом прогресса были шедевры Фра Анжелико и Андрея
Рублева, то спор о цивилизационном превосходстве велся бы до сих пор без явного
перевеса в пользу одного или другого оппонента. Но беда в том, что спор ведет
не дух, а мушкет. Превосходство же европейского мушкета над русским луком, западного
парового флота над русским парусным бесспорно. Из этого технического и организационного
превосходства было выведено превосходство западной антропологии и идеологии.
Несогласные объявлены ретроградами и мракобесами.
Почти все реформы, которые проводились в России, были совершаемы ради успеха
в конкуренции с Западом или вдохновлены западными идеями, усвоенными частью российского
высшего общества. В отличие от Запада социально-политические преобразования в
России не вырастали органично из русской действительности, они не были ответом
на запросы российского общества. Если бы не соперничество с Западом и не увлечение
модными западными идеями, Россия могла бы как минимум до 1960-х гг. жить при
крепостном праве и самодержавии, что и было доказано культом личности Сталина
и восстановлением крепостничества путем коллективизации.
Техническое и организационное превосходство Запада сохраняется и по сей день.
Если продолжить исторические параллели, то положение сегодняшней Россия по отношению
к Западу в можно описать двояко. С одной стороны, мы относимся к Западу также,
как грубые варвары относились к утонченной и коварной Римской империи. С другой
стороны, так как именно Запад породил и питает новое племя номадов, которые
кочуют от страны к стране и при помощи подвластных им капиталов, СМИ и армий
поработили почти всю Ойкумену, Россия зависит от глобального бизнеса - Долларовой
Орды - как Русь зависела от Золотой Орды.
Поскольку собственно российская цивилизация еще не родилась, мы можем лишь смутно
угадывать ее будущие очертания. Наш град Китеж скрыт под водами истории, и нам
очень важно сберечь это сокровище до времени его славного явления миру. Запад
по-прежнему превосходит нас в техническом и организационном плане, а значит,
нам еще какое-то время придется следовать в кильватере Западной цивилизации,
принимая чуждые нам приемы жизни, проводя противоестественные реформы. Все это
самоистязание, самооскопление России должно и будет продолжаться до тех пор,
пока мы не обретем собственных государственных и культурных форм. До тех пор,
пока не началась наша собственная история, нам необходимы будут реформы, которые
облекут российскую душу в западный панцирь, чтобы сохранить ее от западного же
порабощения. Модернизация нужна, реформы необходимы. А единственные успешные
реформы в России - это реформы Петра Великого, сочетавшие в себе передовые преобразования
и деспотические средства. Увы, мысль Ивана Ильина о необходимости просвещенной
диктатуры не утратит актуальность еще очень долго после предсказанного им крушения
большевизма.
Россия будет терпеть и учиться столько, сколько нужно. Но затем пробьет час мировой
Куликовской битвы, наступит пора всемирного Стояния на Реке Угре. Россия свергнет
иго Долларовой Орды как свергла некогда иго Орды Золотой. Она соединит Запад
и Восток, объединит Евразию. Она создаст соборное государство, державу нового
типа, основанную на идее многоукладности, и займет в этой империи почетное, но
скромное место. Возможно, России впервые удастся осуществить в области политики
заповедь, которую до сих пор мало кому удалось воплотить даже в повседневной
жизни: <кто хочет быть большим среди вас, да будет всем слугой>.
С уважением
Нина.
