| ← Октябрь 2016 → | ||||||
|
2
|
||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
4
|
||||||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://snob.ru/
Открыта:
20-05-2015
Статистика
0 за неделю
Одна на всех. Минская Яма
|
Одна на всех. Минская Яма 2016-10-20 20:38 dear.editor@snob.ru (Дарья Письменюк) 
Порой мне кажется, это как болезнь. Как застарелый шрам или фантомная боль. Память о Катастрофе, прорастающая через восемьдесят лет и несколько поколений, словно тот самый ремарковский «неизлечимый рак души». До Второй мировой моя многочисленная родня, в том числе еврейская, была разбросана по самым разным частям Восточной Европы – Краков, Галиция и Винницкая область, Северная Буковина и Западная Белоруссия… О судьбе большинства из них я не знаю ничего определенного, но иллюзий не испытываю: уже к 1940-му году все эти области были поделены между СССР и Германией, а к июлю 41-го оказались под контролем немецких или румынских нацистов. И превратились в одно огромное еврейское кладбище. Куда бы я ни отправилась, практически каждый город оставляет новые шрамы. Железные стулья в бывшем краковском гетто. Четырехметровый бетонный куб из тысяч книг, повернутых корешками внутрь, в центре венской Юденплатц. Шестьдесят пар башмаков на набережной Дуная у венгерского парламента. Неисчерпаемый еврейский Берлин – где дома и мостовые испещрены табличками, где «Покинутый кабинет», «серый автобус», подземная комната с пустыми книжными полками и в самом центре города мертвый лес из каменных плит, среди которых теряешься и тонешь в этом ужасе. Места мучений и смерти, места памяти. Во время минских гастролей наш оркестр поселили в отеле, находящемся всего в нескольких сотнях метров от «Ямы». Это и правда яма – огромная, как воронка от бомбы, со страшным дном разверстой могилы, куда ведут 17 ступеней, кажущихся бесконечными… В начале прошлого века это был ничем не примечательный песчаный карьер на окраине. А вокруг существовала совершенно иная цивилизация – край местечек, идишланд. До войны в Минске жило примерно семьдесят тысяч евреев – больше половины населения города. Летом 1941-го всё изменилось: через три недели после захвата Минска вермахтом, 20 июля, был издан приказ о создании гетто – оно располагалось к северо-западу от центра, сорок улиц и переулков вокруг Юбилейной площади. Евреям было запрещено ходить по тротуарам, посещать развлекательные заведения и школы, на одежде следовало носить нашивку желтого цвета – в Минске немцы не требовали, чтобы «желтые звезды» были действительно звездами, чаще нашивали просто неровно вырезанные куски материи.
Территорию гетто обнесли колючей проволокой, электричества не было, не работал водопровод, жилой площади на человека – полтора квадратных метра. Но и этого вскоре оказалось слишком много – требовалось освободить место для евреев, депортируемых из Германии. Так заработал конвейер смерти. К ноябрю 41-го нацисты убили около двадцати тысяч человек: часть узников расстреляли в Тучинском предместье, в сквере у нынешнего кинотеатра «Беларусь» стояли виселицы, а Юбилейная площадь, напротив еврейского совета, стала местом массовых казней. На одной из таких «акций» пожелал присутствовать посещавший Минск Генрих Гиммлер. Правда, никто не ожидал, что зловещий рейхсфюрер СС, увидев, как падают несчастные, в том числе и женщины, как они продолжают шевелиться и звать на помощь, утратит вдруг свою хваленую бесстрастность и впадет в полуобморочное состояние. А вот сами узники привыкли к тому, что жизнь каждого постоянно висела на волоске: в гетто можно было погибнуть в любой день, в любую минуту. Их преследовали постоянные проверки, акции устрашения и погромы. Вокруг гетто обосновались айнзацкоманды, готовые в любой момент хватать евреев и убивать прямо возле домов. Самая крупная карательная акция произошла в марте 1942-го: в течение трех дней к оврагу на окраине гетто большими группами приводили узников и расстреливали их. 2 марта, не найдя достаточного количества людей для отправки на казнь, немцы построили детей из еврейского детского дома и заставили спуститься в овраг. В это время туда же приехал Генеральный комиссар Вильгельм Кубе – и бросал детям в яме конфеты. А через несколько минут их живьем засыпали землей. Не все узники покорно шли на казнь – многие пытались оказывать сопротивление, и их убивали на месте. Третьего марта оставшихся в живых евреев повыгоняли на улицы и заставили сносить трупы их родных в тот самый овраг. Так яма стала Ямой. Сейчас в разных уголках Беларуси на местах массовых казней евреев возвышаются мемориалы. Но первым, вообще во всем Советском Союзе, был небольшой черный обелиск в минской Яме. Сразу после войны, когда солдаты вернулись с фронта и узнали, что их родные убиты, а тела сброшены в карьер, они всеми миром стали собирать деньги на памятник. В 1947-м известный минский каменотес Мордух Спришен вырезал мраморный обелиск из старого надгробья с еврейского кладбища. А поэт Хаим Мальтинский сделал для него надпись на идише: «Светлая память на вечные времена пяти тысячам евреев, погибших от рук лютых врагов человечества – фашистско-немецких злодеев 2 марта 1942 года». Правда, цензоры в Главлите не хотели согласовывать надпись: ну как же, вместо «советских граждан» или «мирных жителей» вдруг прямым текстом собираются написать про каких-то евреев. Мальтинского, естественно, завернули. Но перед уходом он произнес всего одну фразу: «У меня там лежат мать, жена и семилетний сын», и тут произошло чудо – цензор подписал разрешение. Памятник все же поставили. Но своим авторам он стоил свободы: Спришена арестовали за грампластинки с еврейскими песнями, а Мальтинского – за ту самую надпись на обелиске, которую назвали «проявлением еврейского буржуазного национализма». По десять лет лагерей – цена за памятник. Первый в СССР памятник убитым евреям.
Да только вот советской власти евреи были не по душе. К ним относились, конечно, чуть лучше, чем в нацистской Германии, но лишь чуть, поэтому с «антисоветским мемориалом» боролись не на жизнь, а на смерть. Его существование в принципе всячески замалчивали – не писали в газетах, не говорили по телевизору, не упоминали в путеводителях. Его не раз пытались снести под разными предлогами. Но все же памятник отстояли: против государственного антисемитизма восстали герои войны, легендарные «Минские полковники» – Ефим Давидович, Лев Овсищер и Наум Альшанский. Овсищер организовал сбор подписей под письмом первому секретарю ЦК компартии Белоруссии, Давидович написал на имя генсека Брежнева, протестуя против дискриминации евреев. Каждый год при орденах и медалях они приходили «на Яму»: 9 мая, в День Победы, 2 марта и 21 октября – в дни крупнейших погромов, происходивших в гетто. Постепенно туда же стали стекаться небольшие группки людей, но со временем их число все росло – порой возникали импровизированные митинги. Овсищер и Давидович выступали на них – говорили не только о злодействах нацистов, но и о послевоенном антисемитизме. Это был вызов власти – митингов она боялась, и вскоре над Ямой были поставлены громкоговорители: когда выступали с речами или читали поминальный кадиш, в громкоговорителях включалась песенная канонада, длившаяся часами, пока собравшиеся не расходились. Полковников начали травить – исключили из партии, разжаловали в рядовые и лишили офицерских пенсий. Власть распустила слух, что в Минске действует «сионистский центр», и в КГБ состряпали уголовное дело – Овсищера и Альшанского допрашивали как свидетелей, Давидовича арестовали. Правда, через полгода дело закрыли: планировался визит Брежнева в США, и были опасения, что судебный процесс над евреями-ветеранами вызовет нежелательный резонанс. Однако травля продолжалась: обыски, слежка, угрозы, пасквили в республиканской прессе… В 1976-м после четвертого инфаркта скончался измученный Ефим Давидович. Семьи Альшанского и Овсищера в конце концов смогли эмигрировать в Израиль, Овсищер закончил жизнь полковником ЦАХАЛа и почетным гражданином Иерусалима.
Уже в нынешнем веке с прошениями о хотя бы посмертной реабилитации незаконно разжалованных офицеров обращались и к белорусскому, и к российскому президентам. Годы идут, а ответа от них, естественно, все нет. Но черный обелиск не дает забыть ни о чем, все расставляет по местам – и человеческую отвагу, и государственную подлость. В двухтысячном году мемориал обновили: белорусский художник Леонид Левин и известный скульптор Эльза Поллак, еврейка из Словакии, прошедшая через ад Освенцима, создали композицию «Последний путь» – один из самых пронзительных памятников Холокосту: группа узников, спускающихся на дно, 27 фигур-теней – безликие, какими они были для своих палачей. А еще раньше, двадцать лет назад у «Ямы» разбили Аллею Праведников: посадили 14 каштанов, возле каждого – таблички с именами белорусов, которые рискуя жизнью спасали евреев. Говорят, это дерево символизирует доблесть. Два самых красивых, раскидистых растут прямо над обелиском, словно его стражи. По осени их созревшими яркими плодами усыпано всё дно оврага, и от этого там становится как-то чуточку светлее. Прежде улица Мельникайте и «Яма» считались окраиной, теперь это практически центр города – вокруг жилые дома, отели, деловые центры, рестораны. Какая дикая идея, сперва подумала я, строить все это здесь, рядом, на костях, жить тут, работать, гулять – это же страшно. Какая великолепная идея. Сделать частью жизни этот страх, от которого и так слишком долго, десятилетиями, прятались и отрекались. Не отводить глаза, помнить и передавать эту память, бесценную и вечную. «Ленинград» выпустил клип на песню про очкиСобчак 2016-10-20 20:17 dear.editor@snob.ru (Виктория Владимирова) Исполнительница песни сообщает, что ей понравились очки Собчак и что она хочет забрать их себе. «Божечки, божечки, как же я хочу очки. Божечки, божечки, очки, как у Собчачки», — говорится в припеве. В клипе девушка рассказывает о том, как она встретилась с Собчак, а после этого со своими друзьями решила ограбить элитный притон. В апреле Собчак в своем инстаграме опубликовала свой портрет, который она назвала иллюстрацией к песне «Ленинграда». Тогда она написала, что «клип должен получиться крутым». В марте музыкальный критик Артемий Троицкий в эфире радиостанции «Эхо Москвы» назвал песню «ужасной». «При том, что я, скорее, поклонник Сергея Шнурова да и знаю его очень давно лично и неоднократно им восхищался, но вот это худшая песня, пожалуй, из всего, что я слышал когда-либо в исполнении группы "Ленинград". Очень пошлая. Причем какая-то вымученная песня. То есть явно он что-то хотел сделать в духе последних сочинений по поводу "лабутенов", но в данном случае музыка просто откровенный, голимейший кабак. Очень плохая музыка, очень банальная», — сказал Троицкий. Читайте также наш канал в Телеграме и подписывайтесь на аккаунт новостного отдела в Твиттере. |
| В избранное | ||
