Смерть
Бога – это то, что немыслимо. Это то, что мы уже не допускаем
всерьез, потому что мы христиане, и мы знаем, что Бога убить
невозможно. И поэтому нынешнее погребение Христа – оно как бы
понарошечное, потому что в глубине души мы не верим в него, мы
не верим в то, что мы делаем. И это бывает чаще всего в нашей
жизни, когда мы что-то делаем, но не очень-то в это верим. Мы не верим
в то, что погребаем Христа. И в то же время в этом есть
своя правда, настолько бо́льшая, что мы не верим в то, что
Он жив. Потому как принято в Церкви находить современников Христа
и удостоверяться их словами, что́ Он говорил, как Он поступал.
И мы доверяем современникам, переписываем их слова́, наводим
справки, как там было. Так, как будто Его уже и нет. Знаете, как
Александр Сергеевич Пушкин, жил и трагически погиб. Как мы можем черпать
о нём информацию? От современников, одним доверяя, другим не доверяя.
И точно так же поступают люди с Богом. Вроде они Его похоронили,
и Он воскрес, но мы так живем, словно бы не воскрес,
словно бы действительно похоронили. Поэтому в этом погребении есть очень
большая правда. Люди не доверяют живому Богу, люди не могут сказать:
“Он мне вчера сказал то-то и то-то”, или: “Моё пребывание в Боге
свидетельствует ярче, нежели воспоминания современников, потому что я сам –
современник Иисуса Христа, потому что Он – мой современник, Он же
вне всякого времени и во всяком времени”. И вот это недоверие
себе, недоверие Воскресению сегодня, наверно, имеет право быть на все сто процентов.
Сегодня мы погребаем тело, Плащаницу Господню, мы слышим молитвы,
которые Его оплакивают, сожалеют об этом, воспоминают, как это было.
И это действительно было, и в этом погребении есть погребение чего-то
живого. Вы знаете, человеческая культура развивалась вокруг погребений, вокруг
того, что должно было бы быть, но оно не осуществилось. Каждое
погребение – это похороны чьей-то вечной жизни, и мы сожалеем
о том, что человек не прожил еще десяток лет, или еще сорок
лет, или еще столько-то лет, потому что мы в этом погребении чувствуем
правду. Правда – не в том, что Он живет вечно. Как видите,
Христу никто не доверяет, доверяют только сказаниям Его современников,
а правда в том, что Он должен был бы жить вечно, правда в том,
что это должно было быть, но этого нет. Знаете, как вырванный зуб. Мы его
ощущаем, что он здесь должен был бы быть, но его нет. Его нет не так же,
как нет, например, розовых слонов или летающих бегемотов. Собственно, их
как бы и не должно быть. А вот Бога нет иначе. Его нет так,
как будто Он должен был бы быть. И если мы ощущаем это отсутствие
в момент погребения, то отсутствие в момент погребения –
оно тоже действительно, оно тоже говорит правду. И мы, конечно,
христиане, мы знаем, что это погебение не навсегда, и многие
из нас уже приготовили пасочки {куличи}, закупили
яиц, чтобы красить, и вообще спланировали свой воскресный день или ночь
с субботы на воскресенье. Поэтому я вначале сказал, что это –
понарошечное погребение, но всё равно в нём столько много правды
сожаления о том, что чего-то важного нет. В том, что Бога нет, в том,
что мы не Его современники, в том, что Он тогда умер. Хоть бы
мы сто раз говорили, что Он тогда не умер, и Он воскрес,
и сейчас с нами, и Он понимает нас гораздо ближе, чем мы понимаем
себя, и мы являемся Его современниками гораздо плотнее, чем Его апостолы
являлись Его современниками, всё равно это слова́ не настолько
весомые, насколько слова́ о погребении. Поэтому культ погребения так же
важен, как и празднование Воскресения. Это две стороны одной медали.
Человечество радуется о том, что́ есть, и уже даже в этот
момент радуется о том, что это закончится, этого мало, этого недостаточно.
И вот в этом чувстве, что тут должно было бы быть что-то большее, —
наверно самая главная правда наша. Когда мы смотрим на человека плохого,
мы думаем: "Он должен был быть лучше". Когда мы смотрим на человека
хорошего, мы говорим: "Этот человек должен быть вечным, он не должен
состариться, скрючиться, заболеть и умереть". Мы каждый раз фиксируем,
что здесь что-то должно было быть другое. И вот в этой самой фиксации
больше истины, чем в Воскресении Христовом. Потому что Он-то воскрес, но это ж
там, где-то далеко, 2000 лет назад, явился Петру, Марии, еще кому-то.
И вот это чувство дистанции между нами и Воскресением, между
нами и Христом, оно сегодня подчеркнуто ритуалом Его отстранения.
И в ритуале отстранения самое главное – это сожаление о том,
что должно было быть здесь. Как если человек всерьез задумается о себе,
то он, знаете о чём будет каяться, каждый из нас? О том, каким
он должен был бы быть. Не о том, что он сделал плохого, ладно –
плохое сделал, а о том, что можно было бы иначе, можно было бы
немножко по-другому прожить этот день, этот год, эту жизнь. И вот
этот модус, о котором я говорю, – он самый реальный в нашей
жизни. Это то, вокруг чего происходит вращение, то, что должно было
быть. Это самое религиозное чувство в нашей жизни, на нашей планете.
И это чувство сегодня всячески подчеркивалось в этом захоронении.
И поклоняясь святой Плащанице, мы преклоняем колена перед теми нами,
кто должен был быть нашим примером, пред тем Богом, который должен
был выйти нам навстречу еще раньше, перед теми днями, которые мы
должны были провести иначе. Но мы хороним это и говорим: "А иначе
не будет", мы соглашаемся с этим. И дай Бог, чтобы это согласие
со смертью, с тем, что никогда не будет, было уравновешено
воскресением того, что у нас всё-таки есть, Воскресением Господа нашего Иисуса
Христа.
#
Буду рад прочитать Ваши мнения о представляемых в рассылке текстах – в письме
или на страничках сайта в соцсетях. Постараюсь ответить на вопросы...
#
Вы
можете материально поддержать проект "Христианское просвещение", разово
или или подписавшись на регулярные донаты. Как это можно сделать,
описано на странице www.messia.ru/pomoch.htm.
Прокомментировать
или обсудить этот выпуск в соцсетях: fb
/ tg
/ vk
*К
схватившим Тебя преступникам Ты, всё терпя, так взывал Господи: "Хотя
вы и поразили Пастыря и рассеяли двенадцать овец, учеников Моих,
Я мог бы выставить более двенадцати легионов Ангелов. Однако
Я являю долготерпение, чтобы исполнилось то, что открыл
Я вам через пророков Моих, сокрытое и тайное". Господи,
слава Тебе!* *Одевающийся светом, как одеждою, предстоял на суде
обнаженным и принял удар по щеке / от рук, которые создал, а
беззаконный народ / пригвоздил ко Кресту Господа славы. Тогда завеса
Храма разорвалась; солнце померкло, не вынося видеть оскорбляемым Бога,
пред Которым трепещет весь мiр. Ему поклонимся!* *Когда предстал
Ты, Боже, пред Каиафой, и был предан Пилату, Судия, силы небесные
от страха поколебались; тогда же Ты и возвышен был на Древе между
двух разбойников и причислен к беззаконным, Безгрешный, чтобы
спасти человека. Беззлобный Господи, слава Тебе!* *В сей день повешен
на Древе / на водах землю повесивший; венцом из терний венчается / Ангелов
Царь; в ложную багряницу облекается / Покрывающий небо облаками;
принял по лицу удар / в Иордане освободивший Адама; гвоздями был
пригвожден Жених Церкви; копьем был пронзен Сын Девы. Поклоняемся
страданиям Твоим, Христе. Поклоняемся страданиям Твоим, Христе.
Поклоняемся страданиям Твоим, Христе. Покажи нам и славное Твое
воскресение!* *Ты был распят за меня, / чтобы мне источить прощение; был
пронзен в ребра, / чтобы струи жизни мне извести; был гвоздями пригвожден,
чтобы я, глубиною Твоих страданий в высоте могущества Твоего удостоверяемый,
восклицал Тебе, Податель жизни Христе: "Слава и Кресту, Спаситель,
/ и страданию Твоему!"* *Господи, когда Ты восходил на Крест страх
и трепет напал на всё творение. И земле Ты запрещаешь поглотить распинавших
Тебя, но аду повелеваешь узников отпустить, для возрождения
смертных. Ты, Судия живых и мертвых, пришел даровать жизнь,
а не смерть. Человеколюбец, слава Тебе!* (Из
богослужения Великой Пятницы/*/)
*********************************************
/*/
перевод: иером. Амвросий (Тимрот) (с изменениями).
В цитатах
из Нового Завета в 'подвале́ выпусков обычно используется
перевод В.Н.Кузнецовой messia.ru/biblia/nz/kuzn/index.htm.
