Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Георгий Гачев – сороковины

 

Когда его уже нет рядом – вспоминаю снова и снова слова Николая Некрасова (как бы ни были они заезжены) «какой источник разума угас, какое сердце биться перестало!». Для меня он всю сознательную жизнь был светоч и маяк и даже больше – я самого себя во многом воспринимал как его продолжение-ответвление, а каждую его мысль как свою, но выраженную по-гачевски. Короче, находился в резонансе, как ученик с учителем, и с первого знакомства в Университете Молодого Марксиста в 1963 году узнал его силу и испытал доверие. И когда сам пробивался к Правой Вере сквозь новые чащи, то не в одиночку, а вооруженный наряду с прочим также его первопроходческим опытом и советом. Виделся с ним этой зимой в Доме-библиотеке другого моего незабвенного и вдохновляющего учителя Алексея Фёдоровича Лосева, и Георгий Дмитриевич говорил о неизданных рукописях и был во вполне творческом тонусе, я же восхищался его книгой «Осень с Кантом» и ждал новых его текстов. Он вместе с другими моими аватарами жил в моём земном духовном доме, который пустеет, когда кто-то из нашей духовной семьи уходит.

На людях не люблю выражать свои эмоции, а наедине с собой в Дневнике говорю, что на сердце.

Другие мои современники, знавшие Георгия Дмитриевича Гачева (1 мая 1929 года, Москва – 23 марта 2008 года, Переделкино), испытывают к нему схожие чувства, уж очень он был незаурядный и в то же время хороший человек. Вот что пишет о нём как будто бы моими словами профессор, заслуженный деятель искусств, член-корреспондент Российской Академии художеств Андрей Андреевич Золотов в заметке Обобщающий время - о Георгии Гачеве:

«40 дней со дня кончины Георгия Гачева оказались для всех, кто его читал, знал или о нем слышал, горестным изживанием потери и заново переживаемым открытием покоряющего явления отечественной культуры.

Первого мая Георгию Дмитриевичу Гачеву исполнилось бы 79 лет. На первое мая пришелся и сороковой день его трагической гибели у железнодорожного переезда на "литературной станции" Переделкино близ Москвы. Он оказался слишком близко от промчавшегося за его спиной поезда. Воздушная волна отбросила его прочь и погубила - выбросила из реальной жизни или, можно сказать, высвободила...

В реальную жизнь Георгий Гачев не больно вписывался. Внешне он будто и не был в нее включен. В литературных кругах (а Гачев был отменным писателем: писателем-эссеистом, писателем-философом, писателем-литературоведом и театроведом и искусствоведом и музыковедом и естествоведом и страноведом - его многотомный цикл "Национальные образы мира" еще предстоит распознать, осознать и уже только потом оценивать)... В день и час его кончины (около трех часов дня) в Москве в Большом зале Консерватории звучал обращенный к Господу "Те Деум" великого французского композитора Жоржа Безе. Владимир Федосеев за дирижерским пультом своего Большого симфонического оркестра был восхищенно грустен перед ликом этой музыки и всем, что за ней являлось.

Музыка Безе, как теперь ясно, проводила Георгия Гачева, мама которого - замечательный музыковед Мирра Семеновна Брук - навсегда вписала свое имя в историю отечественного музыковедения, как автор самой исчерпывающей и, может быть, самой глубокой книги о Безе.

Мистика или проявление глубинного согласия между жизнью и смертью?

Георгия Гачева многие называли человеком "не от мира сего". Основания для такого суждения были. Однако был он человеком ИЗ МИРА СЕГО - из глубины Действительности современной и столь же исторической. В его свободных и запредельно искренних суждениях звучала удивляющая первозданной правдой мысль, в сущности своей поэтическая, обликом философская, красотой высказывания художественная. Одни им восхищались, для других он был странным, нестандартным, недостаточно академичным, хотя и в ранге доктора филологических наук.

Кончина Георгия Гачева - трагедия для культуры мира. Он олицетворял собою культурный взгляд на мир как целостный и живой культурный организм, овеществлял мысль, одаривая ее личностным вдохновением и непередаваемо естественным волнением.

Его мысль несла в себе божественную тревогу, как и само искусство, в котором и которым он жил. И здесь является нам главное противоречие его существования, или напротив - гармония равнодействующих и разнонаправленных начал, с непонятной легкостью сопрягавшихся в единстве его личности. Он раздражал всех, кто полагал невозможным говорить об искусстве (разумеется, и литературе, которая была для Гачева искусством, как и музыка, театр) просто. Оперируя философскими категориями, он вдруг обнажал пласты своих ренессансных ассоциаций. Жизнь искусства и жизнь за его пределами представала в атмосфере гачевской речи удивительно предметным карнавалом, уходящим внутрь тебя самого. Внутрь, а не вокруг тебя двигалось это карнавальное шествие, отнюдь не всегда веселящее душу, но непременно отбрасывающее пределы и одежды обыденного и привычного.

Георгий Гачев - уникальное художественное проявление в мире современной мысли. Чтение его работ - изумительно творческий процесс. Его книги внушают творческое состояние, освобождают, расковывают. Поначалу удивляешься его свободе, но незаметно, следуя за Гачевым, освобождаешься сам. Оказываешься в его мире, и мир этот в какой-то миг перестает быть особенным, становится твоим. Точнее погружаешься в тот мир "жизнемыслий", в котором удивление, счастье открытия и печаль разочарования опережают вопросы, отменяют ответы, утверждая данность как отправную точку на пути музыкальных разрешений внемузыкальных напряженностей, безутешных трагедий и самозабвения в горней летящей тишине.

Сочинения Гачева стихийны и одновременно статично-концентрированны: мгновения остановлены, они прекрасны, но их тотчас опережают иные мысли-мгновения, рассмотреть которые в полете возможно только их автору, их творцу. И мы об руку с автором обнаруживаем в себе некое двойное зрение: панорамы полета и оставленного на земле на длительное хранение множество состоявшихся явлений красоты, таинственной многозначности смыслов и красоте совершенного образного облика.

Память о Георгии Гачеве - это живое внимание к его книгам, в которых открывается он сам».



В избранное