Когда бывал в чудесной Грузии (в неё трудно не влюбиться), то старался обязательно побывать в Гори, на родине Иосифа Виссарионовича Джугашвили (Сталина). При его жизни относился к нему весьма критически, и со своими замечательными школьными друзьями Александром Николаевичем Анисимовым (ныне главный научный сотрудник ЦЭМИ РАН) и Игорем Николаевичем Кольченко (ныне учредитель и распорядитель Русского фонда) мы обсуждали недостатки его внутренней и внешней политики и особенно возмущались лицемерием
пропаганды и зажатостью мышления. В то же время нас заинтриговала работа Иосифа Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», которая во многом повлияла на философскую позицию и мою, и Саши Анисимова. Но это было давно, где-то в 1949-1952 годах. А в Музей Сталина в Гори я впервые попал в 1960-е годы – когда модно было Сталина ругать за «необоснованные репрессии» и «культ личности».
Конечно, рассказы об арестах и лагерях и расстрелах производили впечатления, но я в 1950-ые годы увлекся историей таких знаменитых
завоевателей мира, как Атилла и Чингисхан, а также деяниями инквизиции и якобинцев, и на их фоне сталинский террор выглядел вполне заурядным и выражал какую-то глубинную необходимость, выявленную Гегелем в гениальном трактате «Феноменология духа». Поэтому ужасаться Сталиным и его эпохой мне казалось глупым, просто время его было такое, а моя задача как историка – вникнуть в «код» времени и найти рациональное объяснение массовым убийством. Знакомство с Библией, особенно с Главой 32 книги Исход, в которой Моисей
ради спасения евреев от потребительства и погибельного преклонения идолу Золотого Тельца отдает приказ рубить их всех подряд, заставил меня спокойнее относиться к ужасу 1937 года. История следует своим законам, которые отнюдь не всегда совпадают с поверхностными представлениями людей о добре и зле. Лучше в таких случаев следовать совету мудрого Спинозы – «не плакать, не смеяться, не проклинать, но понимать».
Я и пытался понять душу Сталина и глубинные мотивы его решений, ни в коем случае не считая
ни его, ни его китайского подобия Мао Цзэдуна за шизофреников, садистов или тупарей. И Сталин, и Мао – очень одаренные тонкие натуры, образованные и креативные. И оба писали неплохие стихи. Будучи в Гори, я добросовестно переписывал стихотворные творения молодого Иосифа Виссарионовича, поражаясь их лиричности и мудрости. На мой взгляд, до революции будущий Сталин выдвигался в классики грузинской поэзии. Его стихи публиковались в букварях до 1910 года, но в хрущевско-брежневские времена их можно было прочесть
лишь в музеях или архивах, и вообще Сталина перестали издавать, я вынужден был переписывать, у меня в архиве сохранилось эти давние-давние записи.
О поэзии юного Иосифа Джугашвили написано немало, сошлюсь хотя бы на одну из недавних газетных публикаций - Антон Андреенко. Поэты не рождаются случайно… (Рэспублiка, Минск, 20 декабря 2006 года, № 234 /4171/):
«Тяга к стихосложению вовсе не означает, что человек «живет только эмоциями» и не в ладах с логической мыслью. Напротив! Способность писать стихи указывает на склонность к отточенной и краткой, но ясно выраженной мысли. Хорошее стихотворение, как правило, содержит более
концентрированную мысль, нежели проза. Потому-то и не всем дан сей дар.
Один из лидеров советского государства И.В.Сталин в полной мере владел этим даром, унаследовав, таким образом, одно из важнейших качеств великих универсальных личностей прошлого. Во время учебы в Тифлисской духовной семинарии юный Иосиф Джугашвили написал несколько стихотворений, которые были тогда же опубликованы в газетах.
Первое стихотворение 16-летнего И. Джугашвили «Утро» было опубликовано в № 123 за 1895 год
в газете «Иверия», которую издавал известный деятель грузинской культуры Илья Чавчавадзе. Редактор не ошибся в выборе! В июне-декабре 1895 года были опубликованы еще четыре стихотворения, последнее было напечатано в июле 1896 года в № 32 газеты «Квали».
К сожалению, не зная грузинского языка, мы не можем сами в полной мере оценить уровень этих стихов. Однако это уже сделали другие. Стихотворения молодого Сталина обратили на себя внимание. В 1901 году грузинский общественный деятель Мелитон Спиридонович
Келенджеридзе, составивший пособие по теории словесности, поместил в книге среди лучших образцов грузинской классической литературы стихотворение за подписью «Сосело», посвященное князю, грузинскому поэту и этнографу Рафаэлу Давидовичу Эристави (1824-1901), который создал стихи о жизни грузинского крестьянства и о национальном возрождении («Родной язык», «Родина хевсура») и написал историческую поэму «Тамариани» (1887). В 1907 году Мелитон Келенджеридзе составил и издал “Грузинскую хрестоматию, или Сборник лучших
образцов грузинской словесности”, в первом томе которой на 43-й странице помещено то же самое стихотворение Иосифа Джугашвили (за подписью Сосело). В этой хрестоматии стихи Сталина соседствовали со стихами таких классиков грузинской поэзии, как А. Церетели, И. Чавчавадзе и др. Стихотворение «Утро» («Дила») вошло в изданный в 1916 году педагогом Якобом Гогебашвили учебник родного языка (грузинский букварь) «Деда эна» («Родное слово»), который открывался именно этим стихотворением юного Сталина.
В
советское время стихотворения Сталина не издавались. В 1949 году, к 70-летию Сталина, Л.П. Берия втайне поручил лучшим специалистам сделать поэтические переводы с безымянных подстрочников. Стихи готовились издать в подарочном оформлении на русском языке. К переводам были привлечены Борис Пастернак и Арсений Тарковский. Один из переводчиков, не зная, кто автор стихов, сказал: «Тянут на Сталинскую премию первой степени». Узнав о готовящемся издании, Иосиф Виссарионович был разгневан и приказал работу прекратить.
Однажды Сталин принял участие в переводе фундаментального произведения грузинской литературы – поэмы «Витязь в тигровой шкуре». Это произошло так: автор перевода поэмы академик Шалва Нуцубидзе попал в тюрьму в тридцатые годы как враг народа. Он только приступил к работе над «Витязем». Из тюрьмы он писал письма Сталину с просьбой - предоставить ему возможность заниматься переводом, в конце концов ему дали карандаш и бумагу. Каждый вечер написанное за день забирали и наутро возвращали. Нуцубидзе освободили
из тюрьмы, и он встретился со Сталиным. Они говорили о переводе поэмы. Иосиф Виссарионович предложил академику заменить несколько строф, которые ему не понравились. Сталин предложил свои варианты, которые и вошли в каноническое издание «Витязя». Он восстановил отброшенный переводчиком акцент на повторение одного и того же звука, присущий грузинской поэзии. Одна из написанных Сталиным строф:
Бросив меч, схватил тигрицу и привлек в свои объятья. В память той желал лобзаний, От кого огнем
объят я. Но тигрица прорычала Мне звериные проклятья, И убил ее нещадно, И безумцем стал опять я.
Воистину прав был классик, сказавший: «Поэт в России - больше чем поэт!»».
Вот близкое мне стихотворение Иосифа Джугашвили о судьбе пророка в своем Отечестве. Оно жизненно для каждого, кто идёт впереди массы. Мысль в нём выражена известная, но выражена очень поэтически, искренне:
Ходил он от дома к дому, Стучась у чужих дверей, Со старым дубовым
пандури, С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне - Как солнечный блеск чиста, Звучала великая правда, Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень, Заставить биться сумел, У многих будил он разум, Дремавший в глубокой тьме.
Но вместо величья славы Люди его земли Отверженному отраву В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый, Пей, осуши до дна... И песня твоя чужда нам, И правда твоя
не нужна!»
Это же стихотворение в другом переводе:
Шёл он от дома к дому, В двери чужие стучал. Под старый дубовый пандури Нехитрый мотив звучал.
В напеве его и в песне, Как солнечный луч чиста, Жила великая правда – Божественная мечта…
Но люди, забывшие Бога, Хранящие в сердце тьму, Вместо вина отраву Налили в чашу ему.
Сказали ему: «Будь проклят! Чашу испей до дна!.. И песня твоя чужда нам, И
правда твоя не нужна!»