Реализация программы «Профессионалитет», которая позволит сократить срок обучения в колледжах, будет запущена в РФ с 1 сентября 2022 года. Об этом в понедельник, 19 июля, рассказала вице-премьер страны Татьяна Голикова.

«Мы планируем комплексную реструктуризацию среднего профессионального образования за счет взаимодействия с предприятиями, то есть отраслевого подхода подготовки кадров. «Профессионалитет», по сути, — это новый уровень образования. Планируем начать с 1 сентября 2022 года», — отметила она в ходе Совета по стратегическому развитию и национальным проектам.

6 июня глава российского Минпросвещения Сергей Кравцов заявил, что министерство просвещения России намерено реализовать инициативу по введению нового уровня образования, который подразумевает сокращение сроков обучения в сфере среднего специального образования. Он пояснил, что сроки обучения в колледжах по рабочим профессиям и специальностям сократятся до двух лет, а по более технологичным — до трех.

Кравцов добавил, что одна из инициатив проекта затрагивает трансформацию колледжей:, в частности, их создание на базе коворкинг-пространства, центров молодежных стартапов и совместных общественных проектов.

На текущий момент сроки обучения в колледжах по ряду программ составляют от четырех до пяти лет.

3 июня министр просвещения поделился подробностями предстоящего учебного года и выразил надежду, что учебные заведения вернутся к традиционному очному формату обучения.

Источник: https://iz.ru/1195242/2021-07-19/golikova-ozvuchila-sroki-nachala-progra...

Журнал «Россия в глобальной политике» продолжает серию публикаций под рубрикой «Руководство к действию». В этой рубрике видные учёные-международники рассматривают текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. У каждого своя линза и свой угол зрения. А нашим читателям мы предоставляем возможность выбирать, чья теория убедительнее интерпретирует события современной политики. Добро пожаловать в «Уголок реалиста» с Тимофеем Бордачёвым. 

Реалистский стиль мышления применительно к международной политике исторически испытывает трудности, когда речь заходит о так называемых «новых вызовах», будь то изменение климата, болезни, интернет или другие трансграничные и универсальные явления. Свойственная нашей конгрегации зацикленность на государстве и его решающем значении мешает соотнести такие проблемы с главным способом ответа на любые вызовы – индивидуальной силовой политикой. Выражаясь проще, когда проблема действительно объективно касается всех, нам сложно понять, кто получит от её решения большую выгоду. А неравномерность распределения выгод от сотрудничества является в реализме одним из основополагающих догматов.

Но последние события внушают в этом отношении некоторый оптимизм – проблемы универсального характера превращаются на наших глазах лишь в одну из сфер весьма традиционного межгосударственного взаимодействия. И чемпионами такого их освоения становятся страны, риторика которых в конце ХХ века была пугающе «общечеловеческой».

Речь, конечно, идёт о Европе. Если в каких-то вопросах европейские державы пока способны привлечь к своему поведению интерес международного сообщества, то это, безусловно, касается экологической тематики и изменения климата. Европейский союз остаётся одним из крупнейших потребителей разнообразных товаров, производимых в других частях света. Поэтому доступ на общий рынок ЕС важен как для США, Китая, Индии или России, так и для меньших по размеру развивающихся экономик.

Для самих европейцев естественной является задача учитывать этот фактор при оценке своих силовых возможностей. Тем более что Европа обладает достаточно ограниченными силовыми ресурсами в других областях, включая влияние на развитие мировой экономики по наиболее важным сейчас направлениям. Военное измерение силы было изначально скромным у европейских государств – после того, как они (за исключением Великобритании) потерпели катастрофу во Второй мировой войне и передали свою безопасность в управление США как гегемона западного сообщества рыночных демократий.

В отсутствие сопоставимых с великими державами военных возможностей или права ими свободно распоряжаться страны Европы уже с середины 1960-х гг. развивали способность использовать другие инструменты для достижения своих эгоистических целей. В итоге содействие повышению сравнительной конкурентоспособности стран ЕС стало главной целью их объединения и может достигаться только за счёт «игры с нулевой суммой» в отношениях с внешними партнёрами. То, что в этой игре не используются методы военного давления, – лишь техническая особенность, не меняющая силового характера отношений и хищнического поведения европейцев там, где это возможно.

Те, кто сталкивался с ЕС на торговых переговорах, имели множество возможностей в этом убедиться. Принуждение африканских государств к использованию рыболовных сетей определённого диаметра во благо сохранения биологических ресурсов моря, разумеется, уже привело к тому, что они либо должны закупать сети в Европе, либо отказываться от экспорта на европейские рынки.

Именно так мы можем с позиций теории реализма в международных отношениях оценивать желание Европейского союза поставить своих внешних партнёров перед перспективой новых ввозных пошлин на товары со значительным углеводородным «следом». Об этом идёт речь в новой зелёной повестке ЕС и обсуждаемой сейчас резолюции Европейского парламента. И в отличие от положений Парижского соглашения по климату 2015 г. инициатива введения в ЕС Трансграничного углеродного коррекционного механизма (Carbon Border Adjustment Mechanism, CBAM) станет односторонним актом Европейского союза, не имеющим под собой основы в виде межправительственного соглашения большинства стран мира. Только это позволяет нам завершить разговор о том, является ли данная инициатива частью международной борьбы с изменениями климата или односторонними действиями стран Европы по собственному усилению.

Цели европейских держав двояки. Во-первых, это решение части внутренних проблем, связанных с падением конкурентоспособности европейских производств и требованиями граждан в сфере экологии. Во-вторых, конечно, необходимость собственного усиления и приобретение нового инструмента торговли с внешними партнёрами (при этом инструмента, который никак не связан с возможными нарушениями правил ВТО, приверженность институциональным порядкам которой Евросоюз постоянно декларирует и призывает к этому остальных). Отдельные эксперты усматривают в действиях ЕС часть более широкой стратегии «перезапуска» экономики за счёт создания нового источника спроса и нового рынка. Страны Европы в таком обновлении заинтересованы, наверное, больше других. И поэтому сейчас европейские государства вряд ли будут сильно озабочены немедленными негативными последствиями своих действий в данной области.

Таким образом, мы видим, что действия ЕС на климатическом поле международной политики отражают его интересы и силовые возможности.

Поэтому отношение к такому поведению с стороны других стран находится за пределами того, что называется международным управлением, а на деле затрагивает вопрос о весьма незначительной способности государств к координации своих действий по наиболее серьёзным проблемам, представляющим в конкретный момент общий интерес.

Хотя государства остаются главными и, на самом деле, единственными действующими лицами на мировой арене, было бы странно отрицать наличие этих проблем как таковых – последствия изменения климата, вспышек на Солнце или пандемий не знают национальных границ. И то, что государства действительно иногда могут здесь сотрудничать, является большим достижением. Но в данном случае речь явно не о сотрудничестве.

С точки зрения силовой международной политики ошибочными являются оценки экономистов из России и других стран, что новая зелёная повестка ЕС представляет собой некий экзогенный фактор двусторонней торговли и деятельности компаний. Фактор, к появлению и эффектам которого надо, согласно практически общепринятой логике, приспосабливаться, как к неизбежности. Можно было бы говорить о таком отношении, если бы оно было реакцией на некий универсальный порядок вроде того же Парижского соглашения. Но здесь мы имеем дело с другим феноменом, и отношение внешнего мира к действиям Европы должно быть обусловлено именно характером проблемы.

Нельзя забывать, что в международной политике сила одного государства или группы государств является инструментом продвижения его интересов и ценностей ровно до той степени, пока она не сталкивается с ограничителем в виде силы других. И если мы (что правильно) рассматриваем поведение Европы в контексте силовых отношений, то было бы странно принимать его последствия в виде неотвратимого форс-мажора. Это, скорее, обычный вызов со стороны одной группы держав в отношении других, которому необходимо противопоставить встречное силовое воздействие.

В действительности игра, которую Европа ведёт с остальным миром, ничем не отличается от попыток любой державы нарастить свои преимущества за счёт других.

То же самое происходит, как мы знаем, в области нормативной повестки, где ЕС также стремится доминировать. И если здесь европейцы получают отпор со стороны США, Китая или России, то почему экологическое поле должно стать исключением? Так что задача, которую мы ставим перед собой, не в определении того, как лучше всего адаптироваться к требованиям европейцев, а в инвентаризации и использовании наших собственных возможностей заставить Европу отказаться от своих требований. Полностью или частично.

Это не может быть простой задачей. Потенциальная ценность зелёной повестки для спасения либеральной рыночной экономики, видимо, очень высока. И европейские государства готовы идти на жертвы, в том числе принеся на алтарь текущее благосостояние своих граждан. Но в итоге международная политика и есть не что иное, как результат рационального сопоставления державами масштабов вероятных потерь и значения интересов, ради которых они готовы были бы пойти на такие потери. Лучше стать подвластными, чем терпеть колоссальные бедствия, уверяли афинские дипломаты жителей острова Мелос. Было бы нерациональным для таких держав, как Россия, Китай или Индия, соглашаться с силовым давлением, даже не оценив собственные возможности ему противостоять.

Объективные преимущества в виде колоссального внутреннего рынка действительно делают здесь позиции Европы более сильными. Поэтому положение дел в будущем должно стать результатом баланса между намерениями ЕС и способностью остальных дать им отпор. Максимум, чего должна добиться Европа – это возникновение порядка в данной сфере, основанного на таком балансе. Это уже окажется для стран ЕС большим внешнеполитическим достижением, учитывая, что никто кроме них в таком порядке сейчас серьёзно не нуждается.

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/nelzya-idti-navstrechu-rukovodstvo/

— Мы все в какой-то мере плоды 1991 года, и мы все несем эту травму — обнуление всего того, что было «до». Ведь это же был даже не демонтаж, а просто обнуление. Нам сказали, что ничего до этого не было. Все до этого было объявлено «темными веками». Мы должны очень четко понимать, что люди, которые драпируют каждый год мавзолей, хотели бы задрапировать весь советский период, потому что, если он откроется, то встанет вопрос, а они-то кто?

Кто эти мародёры, которые захватили куски собственности и в большинстве своем не смогли ими нормально управлять? Кто эти люди, которые присвоили себе статус «ученых», хотя в общем ничего особенного написать не могут? Кто эти художники слова, которые без мата не могут написать ни одной книги? Кто эти просто художники, которые не могут, как в том анекдоте из интернета, стакан нарисовать? Здесь ведь вопрос об обнулении советского периода очень практический, потому что либо они обнулят советский период, либо советский период обнулит их. Здесь антагонистическое противоречие.

Но Россия и весь мир вступают в период раздумья. Я не знаю, долго ли он продержится, но судя по нарастанию трагических событий, такая пила неслучайна. Первая мировая война начиналась с того, что на протяжении нескольких лет, а время тогда текло все-таки медленнее, были мелкие точки, которые воспринимали, как мелочь. А потом бах, и оно все разрядилось. В этом смысле нам, конечно, предстоит переосмысление самих себя.

Я вернусь к выступлению Сергея Викторовича (прим. ред. — Лаврова). Само по себе оно очень хорошее, глубокое, в очень правильном месте. Но его, конечно, надо рассматривать в цепи целого ряда других событий. Например, статьи Владимира Владимировича, Московская международная конференция по вопросам безопасности и выступление на нем секретаря Совбеза, министра обороны, начальника Генерального штаба, обновленная стратегия национальной безопасности. Собственно говоря, без какого-то там анонсированного под фанфары поворота, а поворот-то происходит, я скажу только четыре вещи, которые были сфокусированы в том числе у Сергея Викторовича.

Первое — это явное понимание угрозы хаотизации. Не завоевания, а именно хаотизации — «так не доставайся же ты никому». Они не будут здесь бороться за власть, а скорее будут разрушать страну как таковую. Собственно говоря, некоторые игроки среди этих радикальных либералов эту перспективу обозначили.

Второе — это абсолютно четкое понимание тотальной гибридности рисков. Нет рисков чисто внутренних, нет рисков чисто внешних. Все связано и завязано на внутреннее развитие. Весь фокус проблем вокруг нас в том числе отражается внутри России. Очень важный момент — это понимание центральности ситуации в Евразии для будущего России. Насколько мы сможем выступить в качестве ядра консолидации Евразии, настолько мы сможем претендовать на значимую роль в будущем.

Последнее, это было очень отчетливо у Лаврова в выступлении выражено, — центральная роль Азиатско-Тихоокеанского региона. Нас затягивает в конфликты в Европе, нас затягивают в «серую зону» в Восточной Европе, а она захватит не только Украину, но и Польшу, а все основные события будут происходить в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это очень важно.

Я считаю, что эти четыре пункта определяют очень многое, и этот поворот начинает прорисовываться. Но, к сожалению, встает вопрос, на какой основе мы будем выбирать союзников? Идея о том, что мы выйдем такие красивые, и люди к нам потянутся просто так — наивность. Надо хотя бы обозначить, какие мы ценности продвигаем, потому что, если мы продвигаем то же самое, но только не будем ломать через колено, то и какая разница?

В этом смысле разговор о ценностях назрел и перезрел. К сожалению, суверенитет, как ценность, сработал по отношению к России. В этом смысле очень важный акцент у Лаврова на поправки в Конституцию. Действительно, идея суверенитета для российского общества стала определяющей. Но пока, как фактор консолидации на внешнем периметре, не очень. Нам надо думать, как докручивать эту идею суверенитета. Суверенитет на основе каких-то новых ценностей было бы очень сильно, но я пока не готов поддержать новый Коминтерн. Это дело тонкое. Все-таки время раздумий.

Источник: https://actualcomment.ru/v-mire-nastupilo-vremya-razdumiy--2107091450.html

Если вы взяли в руки эту книгу, то наверняка у вас есть дети, и вы уже не раз задумывались над таким вопросом: А насколько пребывание ребёнка в интернете может быть безопасно для его, ещё только формирующейся, личности? Сейчас достаточно много статей и литературы про то, как технически настроить родительский контроль, как поговорить с ребёнком о его времянахождении в интернете, и прочее... Но данная книга не про это, она про то — в какую альтернативную реальность погружаются дети, уходя в интернет-среду, из каких ценностей эта реальность состоит, и какого человека она в конечном итоге формирует из вашего ребёнка. Материалы для книги собирались довольно долго, и большая их часть основана на опыте работы нескольких общественных организаций, специалистов по работе с детьми, а также исходя из опыта родителей, лично столкнувшихся с изменением личности ребёнка в результате воздействия на него деструктивного контента. Какой деструктивный контент бывает, как он воздействует, как действует воронка вовлечения, как детей втягивают в опасные группы и почему это происходит? Цель данной книги — донести до простых родителей всю серьёзность и катастрофичность положения, сложившегося на данный момент в нашем информационном поле.

Российские инвесторы должны получить возможность приватизировать два-три процента от лесной территории страны, чтобы там можно было заниматься интенсивным выращиванием леса. Таким мнением с РБК поделился гендиректор крупнейшего лесопромышленного холдинга Дальнего Востока RFP Group Константин Лашкевич.

По его словам, на Дальнем Востоке продолжает исчезать лес с качественной древесиной, а ждать ее естественного роста придется от 80 до 120 лет.

В связи с этим он предложил, по примеру Новой Зеландии, выделить лесные территории, где с учетом плодородия и подбора породного состава можно будет достичь прироста деловой древесины. Однако это станет возможным, если инвесторам разрешат приватизировать лес, добавил он.

"Я не буду этим заниматься, потому что это убьет мою операционную экономику, а инвестиционную модель невозможно построить без прав на землю или хотя бы насаждения. Нужны инвестиции порядка пяти тысяч долларов на гектар, пока лес не начнет уже сам расти", — уточнил эксперт.

По мнению главы RFP Group, с этой целью следует выделить климатические зоны с наилучшими условиями, которые будут занимать два-три процента от всей лесной территории России.

"Дать возможность приватизировать такие земли, дешево страховать лес, закладывать его в банк, увеличивать его стоимость на балансе за счет прироста и привлекать деньги из отечественных и зарубежных фондов", — заключил он.

Лашкевич также сообщил, что холдинг RFP Group отказался от планов по строительству ЦБК в Амурске в Хабаровском крае, объяснив это тем, что даже при условии обеспечения завода сырьем, его IRR (внутренняя норма доходности. — Прим. ред.) будет близка к нулю.

По данным издания, инвестиции в этот проект оценивались как минимум в один миллиард долларов.

Группа RFP является крупнейшей лесопромышленной группой Дальнего Востока России. 58% ее акций принадлежат Роману Абрамовичу и Александру Абрамову.

Источник: https://ria.ru/20210721/tsbk-1742153433.html

365 год. Землетрясением частично разрушено одно из семи чудес света – Александрийский маяк. Окончательно маяк был разрушен в результате очередного землетрясения в 1375 г.

1613 год. (11 июля по старому стилю) в Москве в Успенском соборе Московского Кремля состоялась коронация Михаила Фёдоровича Романова, родоначальника новой династии Романовых на российском престоле.

1774 год. Россия и Османская империя подписали Кючук-Кайнарджийский мирный договор, завершивший Русско-турецкую войну 1768–1774 гг. Согласно договору Россия получила крепости Керчь, Азов, Еникале, Кинбурн на Азовско-Черноморском побережье, Кабарду на Кавказе, несколько районов в междуречье Буга и Днестра. Османская империя признавала независимость Крымского ханства. Чёрное и Азовское моря и Черноморские проливы открывались для русской торговли. Молдавия и Валахия получали автономию и переходили под покровительство России. Кючук-Кайнарджийский договор превратил Россию в черноморскую державу и значительно укрепил её позиции в Закавказье и на Балканах.

1804 год. В России принят первый цензурный устав. Определял всю издательско-типографскую деятельность в государстве – с момента подачи автором рукописи издателю и до выхода из типографии готового тиража издания. Вводилась предварительная цензура (цензура на ранней стадии подготовки издания к производству, цензура в рукописи). Надзор за выполнением Устава возлагался на специальный Цензурный комитет, находившийся в ведении Министерства народного просвещения.

1883 год. Введён в эксплуатацию Березниковский содовый завод, первый завод такого рода в России. Строительством и пуском завода лично руководил инженер-химик А.А. Самосатский В 1869 г. пермский купец-промышленник И.И. Любимов откупил у казны Березниковские соляные промыслы и земельный участок на бывшем острове Берёзовом. Контракт о строительстве в России первого содового завода мощностью 6000 тонн в год был заключён 23 февраля 1881 г. в Брюсселе между И.И. Любимовым и содопромышленником Эрнестом Сольве. 

1904 год. Завершено строительство Великой Сибирской магистрали, длившееся 13 лет. Официальное открытие железной дороги состоялось 1 января следующего года.

1906 год. П.А. Столыпин назначен главой правительства России.

1917 год. А.Ф. Керенский возглавил Временное правительство. 

1918 год. Татары обратились к Германии с просьбой объявить оккупированный Крым татарским ханством.

1919 год. Путём соединения Астрахано-Каспийской и Волжской военных флотилий было создано одно из первых формирований советского ВМФ – Волжско-Каспийская военная флотилия, действовавшая во время Гражданской войны в районе Нижней Волги. Флотилией с июля 1919 г. по июнь 1920 г. командовали Ф.Ф. Раскольников, А.К. Векман.

1925 год. СССР присоединяется к Международной метрической конвенции.

1940 год. Командование гитлеровской Германии начало разработку военной кампании против Советского Союза – «Плана Барбаросса».

1940 год. Произошло провозглашение советской власти сеймами Латвии и Литвы и думой Эстонии.

1941 год. Произведено отражение первого массированного налёта немецкой авиации (свыше 200 бомбардировщиков) на Москву силами и средствами ПВО (1-й корпус противовоздушной обороны и 6-й авиационный корпус ПВО). К городу прорвались лишь несколько самолётов, беспорядочно сбросивших фугасные и зажигательные бомбы. Средствами ПВО были сбиты 22 бомбардировщика, из них 2 – истребительной авиации.

1967 год. Постановлением правительства принята на вооружение тяжёлая межконтинентальная ракета Р-36. Главный конструктор – М.К. Янгель.

1973 год. Запущенна советская автоматическая межпланетная станция серии М-73 «Марс-4».

1983 год. На антарктической станции «Восток» была зафиксирована самая низкая температура на планете за всю историю наблюдения −89,2 °C.

Рассматриваются современные глобальные процессы, влияющие на научную деятельность, а также соответствующие им направления эволюции научной сферы. Анализируются способы оценки результатов научной деятельности на уровне стран и отдельных ученых.

Ключевые слова: глобальные процессы; развитие науки; грантово-статейная модель; оценка результатов научной деятельности; международные рейтинги; наукометрия; научные журналы.

Modern social and economic conditions of scientific activity

Abstract. The modern global processes influencing scientific activity and the corresponding trends in scientific sphere evolution are considered. The evaluation methods of the scientific activities results on the country level, as well as used by individual scientists are analyzed. Keywords: global processes; the development of science; grant-article model; evaluation the results of scientific activity; international rankings; scientometrics; scientific journals.

M.A. Polozhikhina

Введение

Существуют различные определения того, что такое наука, а также ряд связанных уточняющих этот термин понятий. В данном случае наука рассматривается как социальный институт или система (организация со своими элементами, структурой и взаимосвязями), что определяет употребление словосочетаний «научная сфера», «научный комплекс», «отрасль научного знания». В свою очередь, интеллектуальная деятельность, направленная на получение новых знаний и их применение для решения проблем развития социума, трактуется как научная деятельность (работа). Знания (система знаний) о природе и обществе, наравне с некоторыми объектами интеллектуальной собственности (научные произведения, изобретения, патенты, лицензии, промышленные образцы и т.д.), выступают в качестве результатов научной деятельности.

Наука как институт трансформируется в соответствии с изменениями внешних условий и внутренней логикой. При всей дискуссионности вопроса периодизации истории науки, выделяют преднауку (т.е. зарождение элементов и предпосылок), классическую, неоклассическую и постклассическую (постнеклассическую) науку [Смирнова, 2014]. Особенно много споров вызывает характеристика настоящего этапа ее развития. Специалисты подчеркивают быстрые темпы роста современной науки: объем научных знаний удваивается каждые 10–15 лет. Около 90% всех ученых, когда-либо живших на Земле, являются нашими современниками. Около 90% всех используемых научнотехнических достижений были сделаны за последние 300 лет [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 39]. Значительно возросла роль науки в обществе. «Весь окружающий нас мир показывает, какого прогресса достигло человечество, благодаря развитию науки.

Именно наука явилась главной причиной бурно протекающей НТР, перехода к постиндустриальному обществу, повсеместному внедрению информационных технологий, появления новой экономики и т.д.» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 39]. Все более наукоемкой становится мировая экономика, а научная деятельность превратилась в одно из звеньев инновационного процесса. Перспективы социально-экономического развития, конкурентоспособность и безопасность стран во все большей степени зависят от использования научного потенциала. Наука теперь рассматривается не только как сфера, требующая все возрастающего 12 финансирования, а еще и как важнейший стратегический ресурс в борьбе за экономическое и стратегическое доминирование. Существенно изменилось за последние 20–25 лет и управление наукой (по крайней мере, в государственном секторе большинства индустриально развитых стран). Этому способствовала неолиберальная «волна», «прокатившаяся» по всем развитым экономикам мира в 1980-е и 1990-е годы, а позднее «дошедшая» до других стран, включая Россию [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 39].

В международных документах приводятся многочисленные примеры совершенствования управления в целях содействия развитию науки и инноваций. Отмечается устойчивая взаимосвязь между эффективным управлением и результативностью научной деятельности [Доклад ЮНЕСКО.., 2016, с. 54]. Институциональные преобразования меняют характер научной деятельности. Она уже в конце XIX – начале XX в. превратилась из любительского в профессиональное занятие для многочисленных работников. «Научная работа – в ее современном виде – стала одним из изобретений, позволивших прогрессу развиваться… Но чем сложнее становится наука, тем тяжелее ей сообщать о своих результатах» [Научные работы устарели.., 2018]. Соответственно, возрастает потребность в обеспечении коммуникации внутри научной сферы и ее связей с обществом и властью в целях распространения и популяризации нового знания. Современная наука – это большая и сложная система, играющая важную социально-экономическую роль.

Но еще более захватывающими выглядят перспективы. По мнению специалистов, «если раньше наука закладывала основы следующего технологического уклада, то сейчас ей предстоит спроектировать новую цивилизационную среду. В случае успеха мы окажемся в новом мире с промышленностью, намного более эффективной, чем нынешняя; с иным социальным устройством; с другим отношением к планете и к будущему» [Иванов, Малинецкий, 2016].

Представляется, что новый этап развития науки связан с переходом социума к эпохе конструктивизма. В условиях расширения масштабов действий по сознательному обустройству окружающей среды и совершенствованию самого человека их успешность непосредственно зависит от достигнутого уровня объективности знаний. Рост ответственности науки за ход общественного прогресса сопровождается повышением уровня управления ее собственным развитием.

В связи этим возрастает значение анализа организации, тенденций и динамики самой научной сферы. Эффективное регулирование и планирование научной деятельности предполагает гуманитарное и теоретическое осмысление протекающих в ней процессов. Современные процессы и направления трансформации научной сферы Изучением закономерностей функционирования и развития науки, ее структуры и форм научной деятельности, взаимодействия науки с другими социальными институтами занимается отдельная дисциплина – науковедение. И существует обширная литература по всем этим вопросам. Специалисты выделяют следующие процессы, которые в настоящее время оказывают определяющее влияние на развитие научной сферы.

Глобализация

Отмечается, что глобальный разрыв между странами по уровню исследований и инноваций сокращается, поскольку все большее количество стран включает науку, технологию и инновации в свои национальные повестки дня по развитию (для сокращения зависимости от сырья и движения в направлении экономики знаний). Широкое научное сотрудничество в направлениях Север – Юг и Юг – Юг с целью решения важных проблем устойчивого развития, включая изменение климата, также становится более интенсивным. Ученых в мире становится все больше, при этом они становятся все более мобильными. Частные фирмы переносят свои исследовательские лаборатории в другие страны, а некоторые университеты создают кампусы за рубежом для расширенного привлечения талантливой молодежи [Доклад ЮНЕСКО, 2016, с. xxii]. Одновременно английский язык стал доминирующим языком коммуникаций в сфере науки.

По разным сведениям, более 90% всей академической литературы в мире публикуется на английском языке. Более того, 50 топовых мировых научных журналов издается в Великобритании или в США. По данным базы Scopus, доля англоязычных публикаций в европейских странах во много раз превышает долю публикаций на национальных языках. Особенно быстрый рост числа англоязычных публикаций отмечается за последние несколько лет в Нидерландах, Италии и России [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 111]. Информационный взрыв. За период с 2007 по 2014 г. количество исследователей и публикаций в мире возросло более чем 14 на 20%. Причем все большее количество статей появляется в открытом доступе [Доклад ЮНЕСКО, 2016, с. xxii]. В 2018 г. было опубликовано 1,6 млн научных работ [Pakistan and Egypt.., 2018]. Уже в 40-х годах прошлого века обозначился информационный бум, связанный со стремительным ростом объема научных исследований, а также с возникновением меж- и мультидисциплинарных направлений. Тогда была осознана проблема поиска информации [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 112], которая начала решаться путем автоматизации информационной деятельности.

В настоящее время удовлетворение потребности ученых в структурировании информационных потоков и их анализе связывают с использованием искусственного интеллекта. Консюмеризм или формирование общества потребления. Подчеркивается, что «наука классической эпохи, функционируя относительно автономно от общества, производила знание в дискурсе истины и, как правило, безвозмездно предоставляла его в качестве блага социуму независимо от возможных практических аппликаций. Однако, со второй половины ХХ в., …в связи с тотальной коммодификацией1 продуктов человеческой деятельности, спрос на научную продукцию стал практически полностью определяться рыночным запросом на конкретный и коммерчески привлекательный результат. Существенно изменился порядок проведения экспертизы научных результатов… которая стала производиться и представителями заказчика (бизнеса, государства, других общественных субъектов).

Можно также говорить о возникновении диалога науки с потребителем, который достигается посредством особой рекламы» (т.е. научными публикациями, выступлениями на конференциях и т.д.) [Щелкунов, 2014, с. 196–197]. Утилитаризм, свойственный обществу потребления, требует от науки давать конкретный и быстрый результат. «От научных результатов требуется выгода, и они превращаются в рыночный товар, а ученый – в маркетолога и рекламиста, обязанного уметь его продавать. Коммерциализация, прагматизация и ориентация на сиюминутную прибыль перерождают науку в хозяйственнопроизводственную сферу, призванную ограничиваться обслуживанием экономических и технологических нужд» [Ильин, 2019]. Удорожание собственно научной деятельности, особенно экспериментальных работ в естествознании. В настоящее время достижение научных результатов связано с большими финансовыми затратами, требует значительных материальных ресурсов. В научную сферу вкладывается много средств, как государственных, так и частных. В 2015 г. расходы на НИОКР в мире составили приблизительно 1,9 трлн долл., в 2010 г. – 1,4 трлн долл. и 0,7 трлн долл. в 2000 г. [Timmer, 2018]. За пятнадцать лет они выросли в 2,7 раза. Большая часть средств инвестируется в прикладные науки и в основном частным сектором [Доклад ЮНЕСКО, 2016, с. xxii].

Уверенность в том, что инвестиции в науку принесут в будущем прибыль, мотивирует бизнес финансировать научные исследования. В связи с общим увеличением финансовых потоков в науку обострился вопрос распределения и контроля за расходованием средств. Рост заинтересованности инвесторов (государственных и частных структур) в эффективности финансирования вызвал необходимость количественных оценок результатов научных исследований. Бюрократизация и формализация управления. На смену традиционному коллегиальному управлению (самоуправлению) научными учреждениями приходит академический менеджмент – инновационно-предпринимательский тип управления, нацеленный на максимальную коммерциализацию производимого продукта, поиск источников обеспечения ресурсами, расширение рынка потребителей научной продукции. Одновременно усиливается директивное отношение к научной сфере. Повышается значение наукометрических данных и финансовых показателей при оценке результатов и динамики научно-исследовательской деятельности [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 40–41].

Вследствие развития перечисленных глобальных процессов меняются характер и организация научной деятельности. Специалисты называют следующие направления трансформации научной сферы. Бюрократизация научной деятельности. «Научные сотрудники все больше времени вынуждены тратить на составление отчетов, в которых они должны обосновывать свои расходы, а не собственно научные результаты. Кроме того, научная сфера обрастает большим количеством околонаучных организаций (консалтинговых компаний, вспомогательных предприятий и т.д.), которые оттягивают на себя часть финансирования» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 41].

Возникновение и развитие «быстрой науки»

Количество времени, затрачиваемого научными работниками на подготовку 16 конкурсных заявок, независимо от положительного или отрицательного результата конкурса, возрастает. Ученые вынуждены проводить исследования во все более жестких временных рамках, связанных с необходимостью отчитываться и регулярно, в течение короткого периода, показывать конкретные достижения. Под прессом «сжимания» рабочего времени, затрачиваемого непосредственно на исследования, происходит смещение акцентов в пользу краткосрочных проектов [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 40]. Работающие в западных странах ученые примерно 70–80% своего времени тратят на написание статей, а вовсе не на проведение экспериментов, обработку результатов или расчеты [Проблемы грантово-статейной системы.., 2015]. «Длительная, медленная работа без какого-то конкретного направления, которую в свое время вели некоторые из наиболее влиятельных ученых XX в., уже не является жизнеспособным вариантом научной карьеры» [Бьюрани, 2017]. Изменение функций научной периодики. Издательское дело на протяжении десятилетий является неотъемлемой частью профессиональной науки, выполняя функции распространения и обмена знаниями. Однако в последнее время помимо коммуникативной научные журналы стали выполнять и оценочную функцию. А издание научной литературы превратилось в крупный бизнес. Данная трансформация произошла в несколько этапов. Начало ей положил Р. Максвелл, благодаря деятельности которого в послевоенные годы научные журналы стали доходным бизнесом. В середине 1970-х годов журнал Массачусетского университета Cell, главным редактором которого был Бен Левин (Ben Lewin), начал использовать наукометрические показатели – так была создана «новая валюта престижа» в научном мире. В 1998 г. компания Elsevier представила свой проект для эпохи Интернета («The Big Deal»), который предлагал электронный доступ к спецпакетам, включавшим сотни журналов одновременно, за ежегодную установленную цену. В результате в руках крупнейших издателей сосредоточилась огромная власть и прибыль. Библиотеки стали «захваченным» рынком, а ученые – «пленниками» издательской политики [Бьюрани, 2017]. Концентрация рынка научной периодики и академических изданий в руках нескольких транснациональных корпораций превратилась в серьезную проблему. Согласно докладу за 2015 г., компания Elsevier владеет 24% рынка научных журналов, в то время как еще две компании (Springer и Wales-Blackwell) контролировали около 12% каждый.

Доходность англоязычного публикационного бизнеса сопоставима с доходностью инновационных высокотехнологичных компаний. Так, в 2014 г. прибыльность издательства Elsevier составила 37%, а Springer – 35%, в то время как BMW – 10% и Apple – 29%. Иными словами, речь идет о становлении финансовых олигархий в сфере научных публикаций [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 108, 111]. Сейчас публикация результатов научных работ практически полностью контролируется издателями профильных журналов, которые являются единственными получателями выгоды в сложившейся ситуации. Ведь частные научные издания получают прибыль от публикации результатов исследований, проводившихся за деньги налогоплательщиков. Ежегодный объем рынка платного доступа к научным публикациям оценивается в 25 млрд долл. [«Plan S».., 2018]. В последние годы, столкнувшись с финансовыми ограничениями библиотек и отдельных исследователей, издатели стали делать доступ к статьям открытым для пользователей, а расходы на публикацию перекладывать на плечи самих ученых [Мухаматулин, 2013]. Такая практика получает все большее распространение, в том числе в России. Формирование и распространение грантово-статейной модели организации научной деятельности (прежде всего в вузовском секторе и фундаментальных исследованиях). Научная статья стала основным способом систематического представления науки в мире. Трудно также переоценить влияние, которое редактор журнала теперь может оказать на формирование карьеры ученого и направление самой науки. Наконец, контроль доступа к научной литературе по большому счету равносилен контролю над наукой [Бьюрани, 2017].

Одновременно в доходах научных работников и инвестициях на научные исследования в целом возросла доля грантов, т.е. краткосрочного финансирования научной деятельности, выделяемого на конкурсной основе. Схема «научная публикация – грант – научная публикация», как оказалось, характеризуется сильной обратной положительной связью. Теперь успех в науке все больше измеряется не качеством проведенного исследования, а величиной выигранного гранта и количеством опубликованных статей [Семь главных проблем.., 2018].

Унификация научной деятельности во многом связана с введением стандарта научной статьи в виде текстового формата IMRAD. Первоначально он использовался в естественно-научных 18 дисциплинах, особенно в медицинских науках, а затем стал доминировать практически во всех отраслях научного знания. «Благодаря распространению стандарта научной статьи ускоряются и облегчаются процессы поиска и извлечения информации. Однако шаблонизация текстовой деятельности может иметь негативные последствия для самого процесса мышления» [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 114].

Развитие института научных публикаций со стандартной схемой изложения научных материалов и индексацией статей в мировых базах данных ведет к формированию научного и академического империализма – господству монополий в научной сфере, определенной локализации образовательных и академических учреждений. Повышение значимости финансовых показателей и масштаба инвестиций в научную сферу, с одной стороны, способствует глобализации научных исследований, с другой – провоцирует «утечку мозгов» и результатов в более благополучные в финансовом отношении страны [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 40, 107, 109].

Формирование и применение различных институтов, регламентирующих научную деятельность, в том числе количественных показателей результативности научной деятельности. Специалисты отмечают, что «на протяжении многих десятилетий весомость вклада ученого в развитие соответствующей отрасли знания оценивалась научным сообществом лишь по содержательным качественным критериям, однако сам принцип и механизм такой оценки был фактически интуитивен и количественному описанию не поддавался.

Пока профессиональное занятие наукой было уделом небольшого круга людей, шедших в нее исключительно по призванию или по «зову души», а финансирование ученых осуществлялось от щедрот тех или иных меценатов, с таким положением дел можно было мириться. Когда же научные изыскания стали получать значительную государственную поддержку, то правительства пожелали знать, разумно ли были использованы выделенные средства. Они хотели оценить как качество научных исследований, так и квалификацию личностей, которые осуществляют эти исследования, чтобы принимать обоснованные решения относительно будущих инвестиций. Однако объективная оценка научной деятельности – отдельно взятого ученого или научных коллективов – остается одной из труднейших проблем» [Михайлов, 2014, с. 72].

Оценка результатов научной деятельности

Как указывают специалисты, «практика управления из мира бизнеса, проникнув в государственный сектор научных исследований, заставила окружающих поверить (на некоторое время), что интеллектуальная деятельность подлежит измерению. Идея эта зародилась в англосаксонском мире, а затем постепенно распространилась в других странах. Попытки ее реализовать породили большое число количественных подходов к оценке научной деятельности и научно-исследовательских результатов» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 39].

В настоящее время измерению подлежат результаты научной деятельности как отдельных ученых, так и научных организаций и стран в целом. К числу наиболее важных количественных (библиометрических или наукометрических) показателей оценки результатов индивидуальной научной деятельности относятся: 1) количество публикаций (показывает продуктивность того или иного автора, т.е. указывает на активность в формальных коммуникациях); 2) индекс цитирования (показывает значимость или влияния отдельного исследования, обычно рассматривается как показатель качества исследования); 3) количество цитирований одной публикации.

Кроме того, значение имеет импакт-фактор1 журнала, в котором публикуются научные статьи. Индекс научного цитирования (Scientific Citation Index) разработал в 1960-х годах американский ученый Ю. Гарфилд. Метод состоит в обобщении всей циркулирующей научной информации на основе частоты ее цитирования другими авторами. Причем чем более стандартизирована информация, тем проще она поддается обработке компьютерными системами. Вероятно, именно поэтому научная статья (а не, например, монография) «стала “атомом научной связи”, нормой распространения и оценки результатов исследования, а также решающим фактором карьерного роста в большинстве научных дисциплин» [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 112]. 1 Показывает среднее количество цитирований одной статьи в журнале. Вычисляется по формуле IF = C/N, где C – количество цитирований, которое получил тот или иной журнал на статьи, опубликованные за определенный период времени; N – общее количество публикаций в журнале за тот же период. Классический период для расчета импакт-фактора (публикационное окно) – 2 года. Также рассчитывается 5-летний импакт-фактор (по материалам Википедии).

Распространению данных подходов способствовали полученные результаты о прямой связи между долей ВВП государства, потраченной на исследования и разработки, и публикационной активностью его ученых. Так, в 1979 г. была установлена существенная корреляция между душевым ВВП и числом публикаций на душу населения (r=0,766) в основных развитых странах Запада. Еще большая корреляция обнаружилась между величиной относительного индекса цитирования и душевым ВВП (r=0,94) [Kealey, 1996]. Авторы последующих исследований сделали вывод о более сложном характере корреляции между ВВП на душу населения и научной продуктивностью, который зависит от выборки стран и длительности исследуемого периода времени.

Хотя изучение длительных периодов публикационной активности демонстрирует все же линейную зависимость между ростом ВВП и числом национальных публикаций. Коэффициенты корреляции между ВВП и числом публикаций достаточно высоки (0,86–0,96). Считается, что в долговременной перспективе кривые роста ВВП и числа национальных публикаций стремятся к параллельности [Кириллов, Солошенко, 2012, с. 149]. Количественные оценки результатов научной деятельности научных организаций и уровня развития научно-инновационных комплексов стран представляют собой не менее сложную проблему. Международные сопоставления. Специалисты подчеркивают, что наука многогранна, поэтому вывести единую меру, описывающую мировой научный прогресс, не получается [Science & Engineering.., 2018]. Для этой цели применяют наборы различных абсолютных и относительных показателей.

Абсолютные показатели

Об уровне развития научной сферы в тех или иных странах традиционно судят по масштабам соответствующих ресурсов. Используются следующие статистические показатели: а) количество занятых в сфере НИОКР; б) общие затраты на НИОКР (абсолютные и относительные, в % к ВВП, в расчете на одного занятого в сфере НИОКР); в) государственные затраты и расходы бизнеса на исследования и разработки (ИиР); г) количество научных публикаций; д) число патентов и лицензий; е) масштабы высокотехнологичного экспорта1 [Science & Engineering.., 2018]. 1 В данной работе высокотехнологичный экспорт не рассматривается, так как он относится к заключительной стадии инновационного процесса, связанного скорее с производством, а не с наукой.

Согласно международной статистике, в настоящее время в научных исследованиях во всем мире занято около 8 млн человек. ЕС остается мировым лидером по числу исследователей (с долей 22,2%). С 2011 г. по этому показателю Китай (19,1%) превзошел США (16,7%), доля Японии в мире сократилась с 10,7% (2007) до 8,5% (2013), а доля РФ – с 7,3% до 5,7%. Эксперты также отмечают тенденцию резкого увеличения числа исследователей. В 2004 г. их было 5,5 млн человек, или 859 исследователей на 1 млн жителей. На 2015 г. на 1 млн человек приходилось уже 1068 исследователей – прирост за 11 лет составил почти 24% [Доклад ЮНЕСКО, 2016]. Никто не знает, сколько нужно исследователей на самом деле. Но рост их количества опережает демографический прирост населения мира. Расходы на НИОКР указывают на приоритетное значение развития науки и техники по сравнению с другими национальными целями. В 2015 г. на долю США, Китая и Японии пришлось более половины от общего объема глобальных НИОКР в размере 1,9 трлн долл. На четвертом месте находится Германия – ее доля в величине НИОКР в глобальном масштабе составляет 6%. Южная Корея, Франция, Индия и Великобритания представляют собой следующий уровень – на каждую из них приходится 2–4% от общего объема глобальных НИОКР [Science & Engineering.., 2018, с. 11]. В 2015 г. пятнадцать стран мира выполнили НИОКР в размере 20 млрд долл. или более, что составляет 85% от их общемирового объема [Timmer, 2018]. В 2015 г. отношение расходов на НИОКР к ВВП (или интенсивность НИОКР) в США составила 2,7%.

Одной из приоритетных целей ЕС является достижение отношения НИОКР к ВВП в размере 3% в 2020 г. [Timmer, 2018]. В указанном году частные компании в США финансировали около 62% всех национальных НИОКР. Соответствующие доли бизнеса выше (66–78%) в Германии, Китае, Южной Корее и Японии; ниже во Франции (56%) и Великобритании (48%). Доля второго (для многих стран) источника финансирования НИОКР – государственных средств, – составила около 26% от их общего объема в США; 24–35% – в Южной Корее, Великобритании, Германии и Франции; 21% – в Китае и 15% – в Японии [Timmer, 2018]. Приведенные данные свидетельствуют, что лидерами по абсолютным масштабам научной сферы в настоящее время являются США и Китай.

Относительные показатели

К числу наиболее известных способов сравнения научно-инновационного уровня разных стран относится Глобальный инновационный индекс и Инновационный индекс Блумберга. Глобальный инновационный индекс (The Global Innovation Index или GII) составляет консорциум Корнельского университета (США), Школы бизнеса INSEAD (Франция) и Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС), начиная с 2007 г. Он рассчитывается для почти 130 экономик мира (в 2017 г. – 127 стран, в 2018 г. – 126 стран, 2019 г. – 129 стран), которые в совокупности производят более 90% мирового ВВП и на территории которых проживает более 90% населения планеты. GII включает 80 индикаторов инновационной деятельности, сгруппированных по семи основным направлениям: 1) институты, 2) человеческий капитал, 3) инфраструктура, 4) сложность рынка, 5) сложность бизнеса, 6) развитие технологий и экономики знаний и 7) развитие креативной (творческой) деятельности. Из совокупности переменных направлений 1–5 складывается субиндекс ресурсов инноваций. На основе показателей направлений 6 и 7 формируется субиндекс результатов инноваций. Итоговый рейтинг рассчитывается как среднее этих двух субиндексов [GII-2017: как инновации.., 2017]. Согласно данным GII, первое место по уровню научно-инновационного развития с 2011 г. занимает Швейцария. В 2015 г. в топ-10 стран вошла Ирландия, а Гонконг выбыл из этого списка, и до 2019 г. перечень стран-лидеров не менялся. Хотя Норвегия и Швеция поменялись вторым и третьим местами. В 2019 г. в десятку лидеров вошел Израиль, а Ирландия, наоборот, выбыла из этого списка. GII демонстрирует явный прогресс Китая, поднявшегося с 37 места в 2008 г. до 14 места в 2019 г. Странам с высоким уровнем доходов населения принадлежат 29 из первых 30 мест рейтинга. Исключение из этого ряда составляет только Китай.

Среди 50 лидирующих в научно-инновационной сфере стран только три характеризуются низким уровнем доходов населения (Украина, Вьетнам и Молдова) и восемь – средним уровнем доходов (в том числе Россия) [Global Innovation Index 2019, 2019]. Следует отметить, что за 10 лет расчетов (по данным за 2008 и 2018 гг.) список топ-10 стран по уровню научно-инновационного развития остался практически тем же – 8 из 10 стран по-прежнему входят в него (см. табл.). Вышли из топ-10 Южная Корея (переместившись с 6-го места на 12-е) и Япония (с 9-го места на 13-е). 23 Зато вошли в него Ирландия (поднявшись с 21-го места на 10-е) и Финляндия (с 13-го места на 6-е). Позиции отдельных стран внутри этого списка изменились сильнее. Так, в 2008 г. лидерами рейтинга являлись США и Германия. Однако к 2018 г. их позиции ухудшились: США переместились с 1-го на 6-е место, а Германия – со 2-го места на 9-е. В то же время повысили свой ранг Швейцария (поднявшись с 7-го места на 1-е) и Нидерланды (с 10-го места на 4-е). Хотя в целом динамика группы стран с высшим уровнем научно-инновационного развития за 10 лет не очень высокая: не поменяли место (т.е. возвратились на те же позиции) четыре страны (Швеция, Великобритания, Сингапур и Дания), или 40% списка лидеров (см. табл.). В 2019 г. список топ-10 стран по уровню научно-инновационного развития по сравнению с 2018 г. не изменился. Однако улучшились позиции США (переместившихся с 6-го на 3-е место), Швеции (поднявшейся с 3-го на 2-е), Финляндии (с 7-го на 6-е) и Дании (с 8-го на 7-е место). Наоборот, ухудшились позиции Нидерландов (переместившихся со 2-го места на 4-е), Великобритании (с 4-го на 5-е) и Сингапура (с 5-го на 8-е) (см. табл.). Таблица Сравнение топ-10 наиболее инновационных стран по версии Глобального инновационного индекса (GII) и Инновационного индекса Блумберга (BII)1 № пп Топ-10 стран по версии GII-2008 Топ-10 стран по версии GII-2018 Топ-10 стран по версии GII-2019 Топ-10 стран по версии BII-16 Топ-10 стран по версии BII-2019 1. США Швейцария Швейцария Ю. Корея Ю. Корея 2. Германия Нидерланды Швеция Германия Германия 3. Швеция Швеция США Швеция Финляндия 4. Великобритания Великобритания Нидерланды Япония Швейцария 5. Сингапур Сингапур Великобритания Швейцария Израиль 6. Ю. Корея США Финляндия Сингапур Сингапур 7. Швейцария Финляндия Дания Финляндия Швеция 8. Дания Дания Сингапур США США 9. Япония Германия Германия Дания Япония 10. Нидерланды Ирландия Израиль Франция Франция 1 Составлено по данным [Global Innovation Index 2019, 2019; Рейтинг инновационных экономик.., 2019]. 24 Инновационный индекс провайдера финансовой информации Bloomberg, одного из ведущих информационных агентств планеты (The Bloomberg Innovation Index, или BII), рассчитывается для 200 экономик, но публикуются данные по 50–60 первым странам. Каждая из стран оценивается по шкале от 0 до 100 по семи критериям: интенсивность научных исследований и разработок; добавленная стоимость в производстве; производительность труда; удельный вес высоких технологий; эффективность высшего образования; количество специалистов, участвующих в исследованиях; патентная активность [Рейтинг инновационных экономик.., 2019].

По версии BII, четвертый год подряд самой инновационной экономикой мира признается Южная Корея. В 2018 г. США выбыли за пределы первой десятки (заняв 11-ю позицию), но в 2019 г. вернулись в список лидеров [Jamrisko, Miller, Lu, 2019]. Динамика уровня научно-инновационного развития и в данном случае представляется весьма инерционной. По сравнению с 2016 г. (началом расчетов) пять стран-лидеров (Южная Корея, Германия, Сингапур, США и Франция), или 50% списка, сохранили (вернулись) на свои позиции. Покинула топ-10 только Дания (переместившись на 11-е место). Зато вошел в число стран-лидеров Израиль (поднявшись с 11-го места на 5-е). Улучшились позиции Финляндии (поднявшейся с 7-го места на 3-е) и Швейцарии (с 5-го на 4-е место). В то же время ухудшился рейтинг Японии (переместившейся с 4-го места на 9-е) и Швеции (с 3-го на 7-е место) (см. табл.). Сравнение рейтингов GII-2019 и BII-2019 показывает, что списки топ-10 стран совпадают на 70%, т.е. 7 из 10 стран признаются научно-инновационными лидерами в обеих системах (Швейцария, Швеция, Финляндия, Сингапур, США, Германия и Израиль). Но в GII значительно хуже оценивают Южную Корею (ставя ее на 11-е место), которая является постоянным лидером BII. В свою очередь, BII существенно ниже, чем GII, оценивает Нидерланды (15-е место вместо 4-го). В топ-10 GII-2019 входят Великобритания и Дания, тогда как BII-2019 более высоко оценивает Японию и Францию (см. табл.). Национальные научно-инновационные системы.

Специалисты подчеркивают, что научно-инновационное развитие происходит в сложном «вмещающем ландшафте». Существующие оценочные метрики объективно не способны учесть и отразить всю многомерность взаимозависимостей этой системы [Попова, Яник, 2018, с. 40]. 25 Например, страны различаются по ориентации на фундаментальные исследования, прикладные научные работы и экспериментальные разработки. Так, Китай в 2015 г. потратил только около 5% всех средств на НИОКР на фундаментальные исследования, тогда как в США эта доля составила 17%. Хотя в абсолютном отношении это больше (около 21 млрд долл.), чем во Франции (15 млрд долл.), которая расходует на фундаментальные исследования 24% выделяемых в год средств на НИОКР. Наоборот, Китай тратит 84% средств на НИОКР на экспериментальные разработки (в США этот показатель равен 64%). Ограниченное внимание Китая к фундаментальным исследованиям отражает роль крупного делового сектора в финансировании НИОКР, а также возможность опираться на фундаментальные исследования, проведенные в других странах [Science & Engineering.., 2018, с. 16].

В организации научной сферы разных стран присутствуют как специфические национальные элементы, так и модификации привнесенных извне моделей. Специалисты выделяют следующие особые структуры: американские «научные парки», японские «технополисы», российские «наукограды». Каждая из них имеет свои преимущества и недостатки. Кроме того, нигде в мире не существует идеального сочетания науки и образования. Это относится и к активно «продвигаемой» англо-американской модели организации научно-образовательной сферы. К самым значимым проблемам научной деятельности в вузах США и Великобритании эксперты относят: большую учебную нагрузку преподавателей; относительно невысокий доход по сравнению с другими видами деятельности; высокий уровень неопределенности и нестабильности деятельности исследователей – так называемых постдоков (из-за непродолжительности контрактов, необходимости периодически менять место работы и жительства). Отмечается высокий уровень конкуренции (из-за «перепроизводства» высококвалифицированных кадров), «поздний старт» по сравнению с другими видами деятельности и искажение стимулов (из-за зависимости от количества публикаций и уровня цитируемости, а также необходимости краткосрочных результатов) [Зубков, 2017].

Специалисты подчеркивают, что трансграничные потоки знаний в форме перемещения исследователей, научного соавторства, совместного владения правом на изобретения и финансирования исследований сильно зависят от факторов, которые имеют малое отношение к науке [Доклад ЮНЕСКО, 2016]. Поэтому для 26 повышения обоснованности принимаемых решений и возможности прогнозировать, дадут ли позитивный эффект те или иные действия по совершенствованию организации научной деятельности и развитию науки, необходимо постоянно расширять контекст анализа и палитру факторов, принимаемых во внимание [Попова, Яник, 2018, с. 40]. Дискуссия о направлениях развития науки и государственной научной политике «Никогда еще дебаты в отношении научных исследований с быстрой отдачей и долгосрочных государственных инвестиций в фундаментальные и высокорисковые исследования для расширения диапазона научных открытий не были столь значимыми» [Доклад ЮНЕСКО, 2015, с. xxii]. И, стоит добавить, ожесточенными.

Наиболее острые дискуссии вызывают следующие вопросы. Соотношение познавательного и утилитарного направления научных исследований. Выбранные приоритеты непосредственно влияют на распределение средств между фундаментальными и прикладными разработками, а также на широту «фронта» проводимых работ. Специалисты указывают, что «необходимость знаний не ограничивается благими целями модернизации различных сфер жизни. Знания о мире самоценны, даже если не сопряжены с какими-то прагматичными разработками. Истину нельзя заменить эффективностью и пользой. Господство критерия экономической эффективности нейтрализует критерий культуроцентричности. Излишняя прикладнизация науки, особенно основанная на примате рыночных идеологем, вытесняет истинность полезностью, которая далеко не всегда оборачивается действительным благом для общества и последующих поколений» [Ильин, 2019]. Вместе с тем «потребление научных знаний во все большей мере начинает предопределять способы и формы их производства, задавать требования к характеристикам знаний, которые еще предстоит получить. Невозможно отрицать, что управление овеществленными сторонами науки (материальными ресурсами, техническими результатами) с позиций хозяйственного менеджмента вполне эффективно. Однако консюмеристская среда порождает развитие псевдонауки (в которой нарушены стандарты научного познания), ведет к серьезной аберрации просветительской функции, появлению гаммы симулякров научной деятельности и возникновению рисков для самого существования науки» [Щелкунов, 2014, с. 196, 197, 198, 200]. Сосуществование «быстрой» и «медленной» науки. Распространившаяся в европейских странах и США философия «publish or perish» («публикуй или умри») ведет к росту количества при снижении качества результатов исследований. За мощным приростом нового знания не успевает теоретическое осмысление достижений и научная рефлексия [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 115]. Из действующей схемы «научная публикация – грант – научная публикация» часто выпадает звено «научный результат». Судьбу исследователя решает число статей и число грантов (чисто количественный фактор), что провоцирует выпускать не вполне научные статьи [Проблемы грантово-статейной системы.., 2015].

В противовес распространению «быстрой» науки в 2010 г. в Берлине (Академией медленной науки) был издан Манифест медленной науки. Сторонники данного направления полагают, что современное устройство академической жизни оставляет ученым слишком мало времени на чтение и размышление, отнимая много сил на выстраивание формальных показателей научной активности [Абрамов, Груздев, Терентьев, 2016]. И это положение необходимо изменить. Соотношение научной экспертизы и наукометрии при оценке результатов научной деятельности. Спор о преимуществах и недостатках качественных и количественных методов оценки результатов научной деятельности ведется с момента появления последних. Но его напряженность возросла при возникновении связи этих оценок с финансированием научных работ. Те, кто выступает за идею количественных оценок результатов научной деятельности, преследуют определенную цель. Медленное движение (англ. Slow Movement) – культура замедления ритма жизни. Философию движения можно определить как «равновесие». Как выразился один из идеологов движения К. Оноре в своей книге «Без суеты. Как перестать спешить и начать жить»: «торопиться нужно, только когда это необходимо, цель – найти свой правильный темп, tempo giusto». Считается, что движение началось с проведения демонстрации против появления кафе «Макдоналдс» рядом со знаменитой римской достопримечательностью – площадью Испании – в 1986 г. и с создания слоуфуд-движения (в противовес фастфуду). Одним из основных создателей считается Карло Петрини. В дальнейшем большое влияние на движение оказали Гейр Бертелсен (Geir Berthelsen) – создатель Мирового института медлительности (The World Institute of Slowness) и Карл Оноре (Carl Honoré) – автор ряда основополагающих книг о замедлении ритма жизни (по материалам Википедии). 28 биться финансирования науки на принципах прозрачности, эффективности, конкурентоспособности и подотчетности. «Однако стремление подвергнуть процесс научного творчества управленческому контролю и максимально его формализовать спровоцировало существенный сдвиг в культуре самих научных исследований. Налицо противоречие между потребностью в качественной оценке результатов со стороны научного сообщества и необходимостью представлять эти результаты в виде количественных показателей внешним потребителям или заинтересованным кругам» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 40, 42].

Согласно законам общественного развития (закона Ч. Гудхарта1 и т.д.), параметрирование науки приводит к ее деградации как социального института. Увеличивающаяся часть научного сообщества – ученые-бюрократы и научная номенклатура – исследуют способы зарабатывания денег на научной ниве, абсолютно игнорируя научные идеалы и ценности познания [Мошенничество в наукометрии.., 2018]. Формализованный подход к оценке результатов научной деятельности порождает феномен «подмены цели» или «сдвиг мотива на цель». «Как только критерии оценки научноисследовательской деятельности приобретают четкую структуру и строгие формулировки, они незамедлительно становятся предметом манипулирования» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 42]. Специалисты предупреждают, что избыточное поощрение научных и преподавательских кадров за высокие наукометрические показатели может стать серьезным тормозом в развитии науки и инновационной среды [Имаев, 2016, с. 30]. Теневой стороной введения библиометрических показателей результативности научной деятельности служит появление целой индустрии недостаточно «щепетильных» изданий [Мухаматулин, 2013]. Более того, если автор не может написать хорошую статью, специализирующаяся компания готова сделать это за него [Мошенничество в наукометрии.., 2018].

Ученые адаптируются к сегодняшнему торжеству наукометрии. Однако остается открытым вопрос компетентности лиц и организаций, вовлеченных в разработку методик и критериев системы оценки (парадоксально, но сами никогда не оценены с по- 1 Закон Ч. Гудхарта (впервые опубликованный в 1975 г.) заключается в том, что когда экономический показатель становится целью экономической политики, прежние эмпирические закономерности, на которых он основывается, перестают действовать мощью созданной ими системы (по материалам Википедии).  «Кроме того, оказалось, что вариативность оценки складывается из многих факторов, которыми нередко пренебрегают: исторический контекст, особенности отдельно взятых областей науки и научных дисциплин, многообразие типов научной культуры и т.д. Библиометрические подходы, разработанные для оценки результативности естественно-научных дисциплин имеют весьма ограниченное применение в области общественных и гуманитарных наук; цитируемость не обязательно отражает важность и качество представленной работы; то, что успешно применимо для оценки деятельности индивидуального ученого, может не подходить для оценки деятельности организации в целом или целого научного направления» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 42].

Наконец, глубина использования наукометрии может быть разной. Существуют интегральные показатели, которые дают значительно более адекватную картину. «К сожалению, объяснить их как самим ученым, так и чиновникам весьма проблематично» [Журналы и наукометрия.., 2018]. Принципы функционирования рынка научной периодики. По мнению многих ученых, издательская индустрия оказывает слишком большое влияние на выбор учеными объекта исследования. Кроме того, статьи подгоняются под заданные параметры, и у ученых пропадает представление о собственной области исследований. В результате современная журнальная система фактически сдерживает научный прогресс.

Наблюдается систематическая подмена понятий прав дистрибьютора и прав непосредственного автора [Бьюрани, 2017]. С начала 2000-х годов ученые отстаивают альтернативу подписке (или системе «paywal» для читателя), которая носит название «открытый доступ» («open access»). На практике это обычно выливается в форму онлайн-журналов, на которые ученые вносят предоплату, чтобы покрыть затраты на редактирование, что затем гарантирует свободный доступ к их работе всем желающим на неограниченный срок.

Ряд государственных организаций, такие как американские Национальные институты здравоохранения (National Institutes of Health или NIH) и Немецкое научно-исследовательское сообщество (DFG), взяли на себя обязательство сделать свои исследования доступными через бесплатные онлайн-журналы. Но, несмотря на поддержку ряда крупнейших мировых финансовых агентств, в том числе Фонда Гейтса и Wellcome Trust, только около 30 четверти научных статей находятся в свободном доступе на момент их публикации [Бьюрани, 2017]. В последние годы наиболее радикальная оппозиция нынешнему положению дел объединилась вокруг спорного сайта под названием Sci-Hub, который позволяет каждому бесплатно скачивать научные работы. Его создателя, А. Элбакян из Казахстана, в США обвиняют в хакерстве и нарушении авторских прав, хотя она ссылается на ст. 27 Всеобщей декларации прав человека ООН (в которой говорится о праве «делиться научными достижениями и пользоваться их преимуществами») [Бьюрани, 2017]. Растущая неудовлетворенность нынешней системой научных публикаций привела к появлению инициативы Евросоюза, получившей название «Plan S». Суть ее состоит в том, что все научные исследования, которые финансируются из государственных бюджетов стран ЕС или фондов ЕС, должны быть общедоступными уже с 01.01.2020 [«Plan S».., 2018].

Предполагается, что трансформационные соглашения с издательствами позволят уйти от подписной модели бизнеса. Согласно новой бизнес-модели, статьи оплачивают сами авторы. Поэтому расходы стран, связанные с публикацией результатов научных исследований, будут не выше, чем до этого. Главным условием трансформации должен стать отказ от передачи авторских прав издательствам [Московкин, 2018]. В настоящее время к «Plan S» присоединился ряд других стран мира, в том числе США и Китай. Однако ведущие издательства весьма неоднозначно относятся к данной инициативе. Так, издательство Elsevier не желает идти ни на какие соглашения и не предлагает компромиссов. Как результат, начиная с июля 2018 г. от подписки с ним отказались более 200 немецких научных организаций. Общество Макса Планка прекратило подписываться на издания Elsevier после завершения срока действия существовавшего договора (31.12.2018). Все это наносит существенный ущерб как имиджу, так и экономике издательств, но единодушное и безоговорочное признание всех положений «Plan S» вряд ли будет достигнуто в намеченные сроки [Московкин, Шерстюкова, 2019].

Издательства обращают внимание на то, что внутриредакционные расходы (вычитка текста, верстка, корректура) составляют до 50% стоимости публикации статьи. Сейчас бесплатные для читателей издания изыскивают средства на свое существование и оплату работы редакции двумя путями: прямые дотации фондов и правительств или взимание платы с авторов статей за размещение. 31 Последний способ вызывает максимальное количество споров и критики [Бьюрани, 2017] со стороны научного сообщества. Необходимо отметить, что модель «open access» (продвигаемая согласно «Plan S»), как и модель «paywal», сохраняет зависимость научной деятельности от «рекламы» и «способа коммуникаций», предоставляемых научными изданиями. Поэтому дискуссии по поводу рынка научной периодики продолжаются [Московкин, Шерстюкова, 2019], как и поиск новых (независимых от бизнеса) способов научных коммуникаций. Использование для оценок и решений о распределении ресурсов исключительно баз данных Scopus и Web of science (WoS).

Специалисты подчеркивают, что концентрация всех инструментов оценки в руках двух частных компаний приводит к монополизации рынка научных публикаций и искажению трансакций генерации знаний научно-исследовательскими коллективами. Называются следующие недостатки ориентации на индексацию статей в базах данных WoS и Scopus [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 116–117, 120–121]: – дискриминационный характер индексирования статей из неанглоязычных стран (индексируется малое число научных журналов); – необъективность института рецензирования; – освещение тем, которые представляют интерес для ограниченного круга стран; – создание благоприятных условий для теневого публикационного бизнеса; – идеологизация сферы научных публикаций, отказ цитировать источники, угрожающие идеологии стран-доминионов.

Помимо баз данных WoS и Scopus (весьма дорогостоящих информационных продуктов) существуют другие (открытые) ресурсы и специализированные системы цитирования: для журналов по математическим наукам – zbMATH, по медицинским наукам – PubMed, по экономическим наукам – EconLit [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 119]. Соответственно, возможен учет более широкого круга баз данных. Преимущественная ориентация на базы данных WoS и Scopus способствует формированию институтов научного колониализма в неанглоязычных странах мира и потере их научной сферы национальной идентичности. Возможности компьютеризации и автоматизации научной деятельности.

Специалисты отмечают, что в настоящее время научные результаты все чаще получают при помощи компьютеров. Более того, научная деятельность без использования компьютеров уже невозможна. При этом самым популярным инструментом для распространения научных результатов остается формат PDF – буквально симуляция листка бумаги. «Вероятно, можно придумать что-то получше… если снабдить ученых вычислительными блокнотами (на основе Python1 , Jupyter Notebook2 , Mathematica3 и т.д. или более совершенных версий), это поможет им подняться до уровня проблем, ранее недоступных» [Научные работы устарели.., 2018].

Новые перспективы научной деятельности открываются в связи с использованием искусственного интеллекта, в том числе для обработки информационных потоков и больших массивов данных. Заключение Глобализация, распространение консюмеризма и информационный взрыв, вовлечение науки в инновационный процесс и рост стоимости научных исследований – эти процессы радикально меняют условия научной деятельности. Если до начала XX в. научная сфера развивалась стихийно под влиянием изменения внешних условий, то теперь все большее значение приобретает ее сознательное проектирование в виде стратегий и программ развития.

Переход общества к эпохе конструктивизма повышает ценность знаний о собственно научной системе – понимания связей, специфики процессов, направлений развития и организации. Те государства, которые осознали и действуют в соответствии с этими закономерностями, вырываются вперед как в научном, так и в социально-экономическом отношении. Многолетнее лидерство в научной сфере США, восстановление научных позиций Германии (сильно упавших после Второй мировой войны), современный научный прорыв Китая подтверждают необходимость и возможность продуманной, последовательной научно-технической революции.

1. Современный популярный язык программирования. 2 Веб-приложение с открытым исходным кодом, которое позволяет создавать и обмениваться документами, содержащими коды, уравнения, визуализацию и пояснительный текст. 3 Система компьютерной алгебры или прикладная программа для символьных вычислений. 33 политики. Обоснованное конструирование направлений развития науки невозможно без диалога власти и научного сообщества. Современные проблемы грантово-статейной системы организации науки очевидны. Недостаточно адекватна задачам развития науки ориентация на количество научных публикаций (или цитируемость) как главного критерия результативности научной деятельности, особенно на основе исключительно баз данных WoS и Scopus. Помимо «быстрой», должна существовать и «медленная» наука. Это означает необходимость длительных сроков финансирования научных исследований (прежде всего, фундаментальных работ), а также приоритетность монографий для социально-гуманитарных дисциплин.

Специалисты подчеркивают, что «выносить государственные суждения и тем более принимать на основе библиометрии решения о распределении финансирования в общественных и гуманитарных науках ошибочно. Как и другие аналитические инструменты, наукометрические методы имеют свои границы, в пределах которых они адекватно отражают реальные процессы. Однако абсолютизация значимости библиометрических показателей и использование их в качестве основных для принятия управленческих решений может привести к абсурдным последствиям» [Пипия, Дорогокупец, 2017, с. 39, 42].

В связи с этим нужна модификация наукометрического подхода, вернее дополнение им независимой научной экспертизы. Выработка системы оценки результатов научной деятельности – это, прежде всего, национальная задача, которая должна решаться в соответствии с приоритетами соответствующего этапа социально-экономического развития. В отношении оценки естественных наук можно опираться на универсальные принципы. В отличие от гуманитарных и общественных наук, объекты и используемые методы здесь не зависят от расположения субъекта. Но в разных странах различается повестка дня для социально-гуманитарных наук, имеют значение особенности отдельных дисциплин и направлений внутри них. Соответственно, для оценки этих дисциплин общие принципы мало подходят.

Можно согласиться с мнением ряда исследователей, что «многочисленные критики количественных подходов в подавляющем большинстве случаев не предлагают ничего более объективного, поскольку чисто “качественная” экспертная оценка столь же нерепрезентативна, как и чисто “количественная”» (т.е. наукометрическая) [Журналы и наукометрия.., 2018]. Совершенствование 34 оценки результатов научной деятельности связывают с «зачисткой» журнального поля (исключение недобросовестных изданий), более адекватным применением наукометрии, развитием института научной экспертизы [Журналы и наукометрия.., 2018]. Значение имеет также общественная реакция на деформации научной деятельности (создание «черных списков» журналов, борьба с плагиатом и т.д.), усиление репутационных механизмов в научном сообществе (присуждение премий, почетных званий и т.п.). Еще одно направление заключается в развитии институтов национальной научной сферы. Для этого специалисты предлагают: установить приоритет публикаций результатов научных исследований на национальном языке; осуществлять материальную поддержку публикаций научных результатов в англоязычной научной прессе; содействовать развитию национальных научных журналов; стимулировать развитие национальной системы индексации научных статей [Попов, Попова, Кочетков, 2017, с. 121–122].

Перспективы научного прогресса в настоящее время во многом связаны с использованием цифровых технологий. Их распространение, очевидно, приведет к повышению степени открытости результатов научных исследований и появлению новых способов научных коммуникаций. В связи с этим вероятно снижение зависимости научной работы от издательского бизнеса. Научная сфера адаптируется к новым социально-экономическим условиям – и важно в течение этого процесса сохранить этические нормы научной деятельности.

Список литературы

1. Абрамов Р.Н., Груздев И.А., Терентьев Е.А. Академическая профессия и идеология «медленной науки» // Высшее образование в России. – 2016. – № 10 (205). – С. 62–70.

2. Бьюрани С. Что если необычайно прибыльная сфера научных публикаций вредит самой науке? // Иносми.ru. Общество. – 2017. – 24.07. – Режим доступа: https://inosmi.ru/social/20170724/239882547.html (Дата обращения: 30.07.2019.)

3. GII-2017: как инновации кормят мир и Россию // НИУ ВШЭ. Институт статистических исследований и экономики знаний. Новости. – 2017. – 15.07. – Режим доступа: https://issek.hse.ru/news/206860724.html (Дата обращения: 30.07.2019.)

4. Доклад ЮНЕСКО по науке 2015: На пути к 2030 году. – Париж; Москва: Издательство ЮНЕСКО: Издательский дом МАГИСТР-ПРЕСС, 2016. – 819 с. 35

5. Журналы и наукометрия: считать нельзя оценить // Яндекс. Дзен. Научная политика. – 2018. – 05.02. – Режим доступа: https://zen.yandex.ru/media/id/ 5a2549ea5f496706420e5f8d/jurnaly-i-naukometriia-schitat-nelzia-ocenit-5a781ea 35816698644fad4d8 (Дата обращения: 28.07.2019.)

6. Зубков В. Минусы работы ученым в России и на Западе // Гарвард. Оксфорд. Канал об образовании. – Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v= GQ5EAje2DOU (Дата обращения: 16.12.2017.)

7. Иванов В.В., Малинецкий Г.Г. Россия: XXI век. Стратегия прорыва: Технологии. Образование. Наука. – М.: ЛЕНАНД, 2016. – 304 с.

8. Ильин А.Н. Утилизация науки в обществе потребления // Свободная мысль. – 2019. – № 1. – Режим доступа: http://svom.info/entry/899-utilitarizaciya-nauki-vobshestve/ (Дата обращения: 29.07.2019.)

9. Имаев В. Технологии увеличения индекса Хирша и развитие имитационной науки // В защиту науки. Комиссия РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. – М., 2016. – № 17. – С. 24–31.

10. Индикаторы науки 2018: статистический сборник / Н.В. Городникова, Л.М. Гохберг, К.А. Дитковский и др.; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». – М.: НИУ ВШЭ, 2018. – 320 с.

11. Кириллова О.В., Солошенко Н.С. Сравнительный анализ России и стран Восточной Европы по публикационной активности и цитируемости // Вопросы образования. – М., 2012. – С. 148–175.

12. Манифест медленной науки // Академия АНРИ. – 2019. – 28.06. – Режим доступа: https://academy.rasep.ru/news/657-manifest-medlennoj-nauki (Дата обращения: 30.07.2019.) 13. Михайлов О.В. О научно-этических проблемах «хиршеметрии» // Социология науки и технологий. – М., 2014. – Т. 5, № 4. – С. 71–78.

14. Московкин В. 10 принципов Плана S Евросоюза. Ускорение перехода к полному и безотлагательному открытому доступу к научным публикациям // ТрВ-Наука. – 2018. – 20.11, № 267. – Режим доступа: https://trv-science.ru/ 2018/11/20/10-principov-plana-s-eu/ (Дата обращения: 29.07.2019.)

15. Московкин В., Шерстюкова Е. Будущее научных публикаций – за открытым доступом? Сделать научное знание доступным всем // ТрВ-Наука. – 2019. – 17.10. – Режим доступа: https://trv-science.ru/2019/01/17/budushhee-za-otkrytymdostupom/ (Дата обращения: 29.07.2019.)

16. Мошенничество в наукометрии или борьба за импакт-фактор // Открытое образование. Классическое образование. Университет. – 2018. – 22.02. – Режим доступа: https://open-education.net/academic/university/moshennichestvo-vnaukomet... (Дата обращения: 29.07.2019.)

17. Мухаматулин Т. Научно-липовый бум // Газета.ru. Наука. Наука и власть. – М., 2013. – 09.12. – Режим доступа: https://www.gazeta.ru/science/2013/12/09_a_ 5794649.shtml (Дата обращения: 29.07.2019.) 36

18. Научные работы устарели; что нас ждет дальше // Открытое образование. Классическое образование. Университет. – 2018. – 22.05. – Режим доступа: https://open-education.net/academic/nauchnye-raboty-ustareli-chto-nas-zh... (Дата обращения: 30.07.2019.)

19. Пипия Л.К., Дорогокупец В.С. К вопросу об оценке результатов научной деятельности // Инновации. – М., 2017. – № 1. – С. 39–45.

20. «Plan S» для издателей. ЕС разрабатывает правила обязательного бесплатного доступа к научным работам // Открытое образование. Open Data. Университет. – 2018. – 27.11. – Режим доступа: https://open-education.net/ academic/university/plan-s-dlya-izdatelej-es-razrabatyvaet-pravila-obyazatelnogobesplatnogo-dostupa-k-nauchnym-rabotam/ (Дата обращения: 28.07.2019.)

21. Попов Е., Попова Н., Кочетков Д. О «научном империализме» // Общество и экономика. – М., 2017. – № 6. – C. 107–123.

22. Попова С.М., Яник А.А. Использование данных глобальных мониторингов для разработки обоснованной научно-инновационной политики: результаты пилотного исследования // Тренды и управление. – М., 2018. – № 2. – С. 23–40.

23. Проблемы грантово-статейной системы и пути развития научного процесса // Открытое образование. Библиотеки. Университет. – 2015. – 07.06. – Режим доступа: https://open-education.net/academic/university/problemy-grantovo-statejn... (Дата обращения: 30.07.2019.)

24. Рейтинг инновационных экономик – 2019: Южная Корея лидирует шесть лет // The World Only. Blog Post. Новости. Устойчивое развитие. Процветание. Индустриализация, инновации и инфраструктура. – 2019. – 23.01. – Режим доступа: https://theworldonly.org/rejting-innovatsionnyh-ekonomik-2019/ (Дата обращения: 28.07.2019.)

25. Семь главных проблем современной науки – по версии самих ученых // Fast Salt Times. Обзор. – 2018. – 10.06. – Режим доступа: https://fastsalttimes.com/ sections/obzor/770.html (Дата обращения: 30.07.2019.) 26. Смирнова О.В. Философия науки и техники: Учебное пособие. – М.: Флинта: Наука, 2014. – 330 с.

27. Статистика науки и образования. Выпуск 2: Результативность научных исследований и разработок: Инф.-стат. мат. – М.: ФГБНУ НИИ РИНКЦЭ, 2018. – 142 с.

28. Щелкунов М.Д. Метаморфозы науки в обществе потребления // Вестник экономики, права и социологии. – 2014. – № 1. – С. 196–200.

29. Global Innovation Index 2019: Creating Healthy Lives – The Future of Medical Innovation / Cornell University, INSEAD, World Intellectual Property Organization. – Ithaca; Fontainebleau; Geneva, 2019. – 451 p. – Mode of access: https:// www.globalinnovationindex.org/userfiles/file/reportpdf/gii-full-report-2... (Дата обращения: 30.07.2019.)

30. Global Innovation Index Report 2008–2009 / INSEAD. – 2009. – 200 p. – Mode of access: https://www.globalinnovationindex.org/userfiles/file/GII-2008-2009- Report.pdf (Дата обращения: 28.07.2019.)

31. Kealey Т. The economic lawes of scientific research. – New York: St.Martin’s Press, 1996. – 382 p.

32. Jamrisko M., Miller L.J., Lu W. These are the world’s most innovative countries // Bloomberg. – 2019. – 22.02. – Mode of access: https://www.bloomberg.com/ news/articles/2019-01-22/germany-nearly-catches-korea-as-innovation-champ-u-srebounds (Дата обращения: 28.07.2019.)

33. Pakistan and Egypt had highest rises in research output in 2018 // Nature. News. – 2018. – 24.12. – Mode of access: https://www.nature.com/articles/d41586-018- 07841-9 (Дата обращения: 28.07.2019.)

34. Science & Engineering Indicators 2018. Report / National Science Board. USA. – Alexandria, VA, 2018. – Mode of access: https://www.nsf.gov/statistics/2018/ nsb20181/report (Дата обращения: 28.07.2019.)

35. Timmer J. The global state of science: US and Europe still science superpowers, but China is rising fast // Arstechnica. Science. – 2018. – 19.01. – Mode of access: https://arstechnica.com/science/2018/01/the-global-state-of-science/ (Дата обращения: 28.07.2019.) 38 УДК 001.895(43

Положихина Мария Анатольевна, кандидат географических наук, ведущий научный сотрудник Отдела экономики Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). Polozhikhina Maria Anatolievna, candidate of Geographic sciences, leading researcher of the Department of economics, Institute of Scientific Information for Social Sciences, Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia). DOI: 10.31249/espr/2019.02.01 © Положихина М.А., 2019 11

Источник: http://inion.ru/site/assets/files/5183/2019_espr_2.pdf

Часть третья. Опыт политико-психологического моделирования глобальных политических менталитетов

3.1. Методологические аспекты моделирования  политических менталитетов

Традиция инаковости составляет менталитет.

Ксавьер Субири

Рассмотрение опыта политико-психологического моделирования глобальных политических менталитетов предполагает небольшое, но методологически значимое пояснение понятий «моделирование» и «модель», а также их роли в научных исследованиях^[1].

«Теория подобия» Ж.Л. Бертрана (1822–1900) и «метод аналогий» Д.К. Максвелла (1831–1879), которые создавались в 50−60-х годах XIX века, стали исходными основаниями современной теории моделирования^[2]. При этом авторы и их последователи понимали моделирование как инструмент и форму познания и указывали на всеобщность этого метода в науке. Несколько позже пришло осознание возможности и необходимости применения моделирования и в психологии^[3], о чем говорил еще создатель кибернетики и теории искусственного интеллекта Н. Винер (1894– 1964)^[4].

Однако модели как специфическое средство и форма научного знания не являются изобретением XIX или XX века. Достаточно вспомнить представления Демокрита и Эпикура об атомах, их форме и способах соединения, об атомных вихрях и ливнях, объяснения физических свойств различных вещей с помощью представления о круглых, гладких или крючковатых частицах. Если проследить историческое развитие научных идей и методов, нетрудно заметить, что модели всегда были в арсенале науки. В практической жизни человек повсеместно использует модели в виде интуитивной аналогии уже тысячелетия.

В России одним из первых о моделировании как научном методе заявил физик-теоретик и философ, заслуженный профессор Императорского Московского университета Н.А. Умов (1846–1915). Он разработал важные и оригинальные методологические положения о значении моделей как аналогий и интерпретаций действительности, об их эвристической, предсказательной роли, об эволюции, наконец, о правилах их построения. «Все наше мировоззрение, — писал он, — от наиболее обыденного до наиболее возвышенного содержания, представляет собой собрание моделей, образующих более или менее удачный отклик существующего, соответствующих или не соответствующих тем вещам, которые имелись в виду при их построении»^[5].

В своих работах философского и методологического характера Н.А. Умов рассматривал построение моделей как важнейшее средство познания явлений объективного мира, в особенности тех, которые не даны нам непосредственно в ощущениях и тех, «для ощущения которых у нас не имеется специального органа»^[6]. При этом «модель как составной элемент научной картины мира содержит и элемент фантазии, будучи продуктом творческого воображения, причем этот элемент фантазии в той или иной степени всегда должен быть ограничен фактами, наблюдениями, измерениями. В этом смысле говорили о моделях Г. Герц, М. Планк, Н.А. Умов и другие физики»^[7]. Моделирование — творческий процесс, и поэтому заключить его в формальные рамки весьма трудно.

Сам Н.А. Умов не ограничивался рассмотрением моделей физических процессов, он строил физико-механическую модель живой материи, модели психических явлений, выступая при этом в качестве одного из предшественников современной кибернетики. Так, задолго до Н. Винера он сформулировал некоторые из положений этой науки, например идею отбора как «орудия борьбы с нестройностью, с ростом энтропии»¹.

В настоящее время одним из наиболее востребованных вариантов трактовки модели является специальное представление объекта, реконструирующее его существенные черты². На теоретическом уровне модели могут выполнять интерпретационную, прогнозирующую, критериальную (проверка достоверности и адекватности знаний об объекте) и эвристическую функции, которые обеспечивают генерирование новых идей, гипотез, формализацию данных, проверку концепций и проч.³

Таким образом, предназначение модели состоит в максимально полном отображении объекта, исследование которого затруднено или вовсе невозможно⁴. Иными словами, создается «некоторая вспомогательная искусственная или естественная система (модель): а) находящаяся в некотором объективном соответствии с познаваемым объектом; б) способная замещать его на определенных этапах познания и в) дающая информацию о самом моделируемом объекте»⁵.

Уже несколько десятилетий отечественные психологи, проводя социально-психологические и в последние годы — политико-психологические исследования⁶, строят модели изучаемых объектов и феноменов, создавая проекции изучаемой реальности⁷. В последние годы в психологических науках довольно широко стала применяться методология концептуального моделирования^[8].

Здесь нам остается добавить, что моделирование в психологических науках обусловлено не только целями и задачами, но и концептуальными основаниями проводимого исследования, господствующей на данном этапе научной парадигмой и мировоззренческими установками исследователя.

3.2. Иудейский политический менталитет

Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре традициям и что самое важное — религии... Эти различия складывались столетиями. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. С. Хантингтон

3.2.1. Дилемма политеизма — монотеизма: адаптация или креативность?

В современном мире существуют два основных типа религиозных исповеданий, которые кардинально отличаются друг от друга. Это политеизм и монотеизм. Первый относится к категории естественных религий, которые с глубокой древности и по сей день бесконечно разнообразны. В нашей стране они известны под названием язычества^[9]. С давних времен в православной Руси язычников звали еще и погаными^[10], т.е. религиозно нечистыми, скверными, так как они поклонялись не единому Богу Творцу — Создателю, а творению — созданию. В этом значении «язычество» предстает как синоним термина «идолопоклонство».

Антитезой политеизму являются монотеистические религии, которые бескомпромиссно развели на противоположные полюса начало Сотворяющее и начало сотворенное. Впервые это было сделано в иудаизме^[11], который непримиримо выступил против господствующего в эллинскую эпоху язычества. В отличие от многочисленных преданий древних богов Средиземноморья, которые считались частью космоса и олицетворяли собой силы природы, основанием монотеизма навсегда утвердилось исповедание единого трансцендентного абсолютного Бога [Втор. 6:4; Исход. 20:2].

Согласно иудаизму, этот Бог, Которого «не видел никто и никогда» [Иоан.1:18], не сводился ни к природе, ни к космосу. Правильное направление жизни, ум, мудрость и все добродетели стали определяться не подражанием растительному и животному миру, движению планет и звезд и т.д., а соответствием Священному Писанию и Завету [Исх. 19:6].

Если для языческого миропонимания целью было слияние с естественной природной средой, то для монотеистического менталитета иудеев — согласно обетованиям трансцендентного Бога — переустройство внутреннего мира по обретению святости [Шмот. 19:3–6]. Иудейский монотеизм стал первым, непримиримым и безусловным антиподом языческому восприятию мира с принципиально отличными от него установками мышления.

Ментальное противопоставление политеизма и монотеизма представляется возможным соотносить с концептами адаптивности и креативности^[12]. Суть адаптивной языческой модели любого типа заключается в том, что свои возможности, способности и программы жизнедеятельности человек заимствует у природных явлений, которые и детерминируют его существование. Апологет язычества и яростный ниспровергатель монотеизма В.Д. Авдеев в «адогматической проповеди» так толкует суть своей веры: «Религия лишь тогда делает человека счастливым, когда она проистекает из его естественной природы… Человек — это элементарное приспособление для достижения сверхчеловеческих целей. Так позволяет думать любой вариант язычества, и так не позволяет думать любое Однобожие. Вот корень различий…»^[13].

С этой точки зрения вся жизнь людей, их внутренний мир, мышление и ментальные установки определяются подражанием наличному миру, частицей которого они являются. В.Д. Авдеев так развивает этот постулат: «Отлетавшая от <язычника> живая душа также не расставалась с материальным миром. Она принимала образы ветра, огня, пара, облака, дыма, источника, какоголибо животного или растения, либо, наконец, планеты и звезды»³.

Адаптивно-подражательный модус языческого мировосприятия и поведения в течение тысячелетий обеспечивался причинной детерминацией, т.е. он определялся внешней средой, где людей и богов связывает «только мир природы, одинаково служащей жилищем и для тех и для других»¹. Собственно поэтому причинная детерминация непреложно обусловливала устроение внутреннего психического мира язычников, что в принципе не могло формировать у них качественно новых ментальных свойств². Видимо, поэтому, замечает Г. Честертон, «многобожие для язычников никогда не было мировоззрением, полной истиной, объясняющей все на свете»³.

С появлением иудейской религии Закона естественный способ существования людей в природной среде в известной мере уступил место одухотворенному бытию, источником которого стал единый Бог, Который «создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего» [Прем. 2:23]. Это бытие определялось уже целевой детерминацией⁴, которая имела сверхсознательный характер. Ее рефлексивно формировал иудей как субъект деятельности, проецируя на себя известные ему по Библии качества трансцендентного единого и личного Бога. Таким образом, принятие народом Израиля единобожия привело к тому, что генезис пришел на смену эволюции⁵.

Адаптация и подражание природе уступили место историческому процессу, первым субъектом и творцом которого стал народ Израиля. По словам Г. Честертона, «особый свет сияет с самого начала на маленьком одиноком народе… насколько легче и проще было бы евреям, если бы они, вняв голосу просвещенного синкретизма, согласились слиться с языческими культами. Несомненно, они соскальзывали на этот пологий склон, и каждый раз их удерживала пламенная одержимость нескольких вдохновенных <пророков>, чьи свидетельства о Едином и сейчас словно яростный ветер»⁶.

Эволюция как адаптивный способ существования не формировала у бессубъектных язычников принципиально новых ментальных черт. Языческий мир не знал идеи развития — в нем все повторялось из цикла в цикл.

Генезис как становление нового качества, не отменив адаптацию, предопределил образование и развитие иного типа жизни — бытия как творческого, креативного самодетерминирования субъекта по образу и подобию Божьему, что выделило человека из природного контекста, предрешило его безусловное первенство в мире и могущество среди всего сотворенного [Быт. 1: 28; Пс. 16: 15].

Если в результате адаптации в течение длительного времени совершенствовался уже существующий тип человека, то в результате креативного развития формировался радикально иной — самодетерминированный субъект деятельности с новыми ментальными качествами.

В историческом плане монотеистический человек посредством обретенной субъектности получил способность выходить за рамки адаптивного языческого типа существования в пространство креативного преобразования как природной, так и социальной среды, наконец преобразования самого себя. Креативный монотеистический субъект развивал способность выходить за рамки обыденной необходимости и творить историю не только собственной жизни, но и социума, деятельной частью которого он является.

Все адаптивные формы языческой жизнедеятельности, которые вырабатывались эволюционным путем, ментально ограничены: они не способны к трансцендентации, т.е. выходу за пределы предустановленного природой и усвоенного по естественным образцам способа существования. В них реализовывались возможности воссоздания и продолжения себя в потомстве, но отсутствовал потенциал самодетерминации, который является атрибутом деятельного субъекта. Любая адаптивная форма жизни и деятельности по сути своей не способна к самопреодолению.

Эволюционный процесс в соответствии с естественными законами причинно-следственной детерминации подчиняет себе изменяющийся под его воздействием объект. Но исторический процесс создается самим монотеистическим субъектом, который творит себя и преобразует окружающий мир.

Монотеистический человек как субъект, реализуя свою креативную, творческую сущность, являет собой не просто иную форму организации жизни, но жизнь, которая имплицитно содержит полагающее начало, находящееся вне природного мира. Она отличается еще и тем, что человеческое бытие — это не только осуществление, но и созидание своей сущности^[14]. В этом контексте представляется возможным говорить о парадигмальном значении иудаизма для последующего развития европейской цивилизации.

Человек, выходя за пределы адаптивных языческих форм и относясь к себе рефлексивно, создает возможность быть предметом собственного творчества^[15]. Он как субъект есть существо, деятельно создающее историю, созидающее себя, свои новые способности, ценности, смыслы и стратегические цели саморазвития.

Монотеизм формирует у своих приверженцев сверхсознательные — догматические установки и мотивации, которые имеют непреходящее политическое значение. Так, В.В. Можаровский отмечает, что в монотеизме догматическая мотивация действует независимо от времени и природного контекста. Именно эта особенность монотеистического менталитета определила тот исторический факт, что из всех языческих народов античного Средиземноморья: ахейцев, дорийцев, ионийцев, эолийцев, финикян, фракийцев, македонян, иберийцев и проч. — только монотеисты евреи сберегли свою политическую общность. Сохранив в веках и тысячелетиях свою ментальную идентичность, культуру, историю, они в середине ХХ века восстановили свое государство. В монотеизме действуют другие законы, в отличие от тех, которые рассматривает у языческих этносов, например, Л.Н. Гумилев, искусственно проецируя их на монотеистические народы. В политических образованиях, опирающихся на монотеизм, понятия «молодость», «зрелость» «старость», «пассионарность» или же биологические, географические, космические и прочие факторы определяющего значения не имеют.

Собственно, сохранение политическим субъектом инвариантной установки на трансцендентное понимание и утверждение себя в окружающем мире приводит к сохранению национального менталитета. Все это указывает на монотеистическое основание как на единственно возможное для восстановления государства Израиль, преемственного и идентичного, несмотря на почти двухтысячелетний перерыв в реальном политическом существовании, древнему еврейскому государству^[16]. И хотя Израиль формально не является религиозным государством, иудаизм занимает в нем центральное место, а еврейское большинство обладает правами и привилегиями, которых нет у остальных жителей^[17].

В наше время, несмотря на секуляризацию цивилизованного мира, единобожие еще остается средоточием жизни и ценностей огромного количества людей. Четыре монотеистические системы религиозного исповедания: иудаизм, восточное христианство, западное христианство и ислам — предопределили типы менталитетов значительной части человечества. Они опираются на абсолютное и трансцендентное начало, которое предшествует всей окружающей действительности и не выводится из нее [Откр. 22:13; 3 Езд. 6:6]. Именно поэтому все менталитеты, имеющие монотеистические основания, относятся к сфере сверхсознательного, поскольку они изначально обращены к высшей Богооткровенной истине [Иер. 10:9–11] и опираются на теоцентрическое понимание мира [Ис. 46:9].

Таким образом, следствием принятия евреями трансцендентного Закона [Втор. 5:6–22], объединившего и утвердившего их в своей избранности, явилась возможность обретения и развития уникальных субъектных политических качеств, которые в историческом плане обусловили кардинальное преобразование народа Израилева в суперсубъект ментальной, финансовой, информационной и политической экспансии в глобальном масштабе.

3.2.2. Личность народа Израиля, его вера, мышление и воля в контексте догматического принципа

Вы будете у Меня царством священников и народом святым.

Исход. 19:6

Изгонит Господь все народы сии от лица вашего; и вы овладеете народами, которые больше и сильнее вас.

Втор. 9: 23

В современной политической психологии понятие догмата является важным методологическим инструментом анализа любого менталитета, который по своей психологической сути есть светское воплощение законченной религиозной системы^[18]. Догмат, по

А.Ф. Лосеву, «есть утвержденность вечных истин, противостоящих вещественному, временному и историческому протеканию явлений»¹. В этой связи заметим, что все языческие верования адогматичны, имеют частный, релятивистский и антропоцентрический характер. Идеологам неопаганизма свойственны, например, такие утверждения: «Жизнь имеет две изначальные ценности — длительность и интенсивность». Или: «Чем дальше от идеи о Едином Боге, тем ближе к подлинной свободе, тем больше возможностей самому стать Богом»².

В соответствии с догматическим принципом догмат как первичная основа априорного знания об основах мироздания и смысле человеческой жизни формирует структуру менталитета, определяет его содержание. Как следствие догмат обусловливает характер и особенности политической власти нации, специфику системы права, ее экономический уклад, нравственность, духовность, саму жизнь и судьбу народов и их политических элит, государств, каждого отдельного человека³. Система догматов монотеизма является ядром формирования фундаментальных психологических структур менталитета. Это вера, мышление, воля и бессознательное народа, который исповедует ту или иную религию⁴.

Личность Израиля

Остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему.

Начало истории небольшого странствующего народа связано с эпохой Авраама как родоначальника евреев [Быт. 12:1–3; 17:1–27; 18:1–19]. Исповедание единого трансцендентного Бога было принято в качестве Откровения [Исход. 20:2–3], т.е. открытия Богом себя самого и своей воли евреям. Бог явил Себя как отдельным избранным — Аврааму [Быт. 12:6–7], Исааку [Быт. 26:24], Иакову [Быт. 35:9–10; 48:3–4], Моисею [Исх. 3:2–6, 16–17], родителям Самсона [Суд. 13:21–22] и Соломону [I Ц. 3:5–14; 9:2–9], так и всему народу [Лев. 9:23; Втор. 31:15].

Иудаизм исповедует, прежде всего, то, что человек был создан по образу и подобию Божьему [Быт. 1:26] и что все Откровения Бога в Ветхом Завете носят личный характер [Исход. 20:2,5]. Бог в иудаизме — не понятие, не абстракция, не идея. Бог — это субъект Откровения, Он — живая Личность. С.С. Аверинцев считал, что именно эта персональность иудейского Бога делает возможной идею Откровения^[19]. При этом иудаизм осуществляет себя через совокупную личность — личность Израиля, которая как целостный субъект — народ Израилев — «лицом к лицу» предстоит перед абсолютным Богом [Втор. 5:4].

Весь народ через семь недель после Исхода из Египта у подножия горы Синай свидетельствовал проявление Божественного Присутствия [Исх. 19:1–3]. Для народа, только что освобожденного из египетского плена, находившегося в начале формирования нации, услышать речь Всевышнего без посредника было эпохальным событием, которое определило его дальнейшую историческую судьбу, освободив от оков адаптивно-подражательного существования.

Божественное Откровение на горе Синай — это догмат, на котором зиждется иудаизм. Тогда весь народ выразил желание безоговорочно принять слово Всевышнего, что стало началом формирования онтологической субъектности личности Израиля как избранного народа или «избранной общины» — «ам сегула» [Исх. 23:22], он должен отделить себя от тех народов, которые идут путем греха, и возвестить всему миру о едином Боге. В иудаизме догматически утверждается, что на горе Синай при даровании евреям через Моисея Торы^[20] присутствовали души всех евреев как прошлого, так настоящего и будущего [Втор. 4:9–10, 37–40]. Впоследствии связь народа Израиля с Богом ощущалась настолько сильно и своеобычно, что, вспоминая, как Он помогал им, израильтяне молились: «Себя Ты спасал, Господи!»^[21]

Здесь нельзя не сказать о значении личности Израиля для всего цивилизованного мира. Оно состоит в том, что еврейский народ, исповедуя единого Бога, создал уникальную письменную культуру, всемирную историю, собрания законов, летописей, псалмов, книг премудрости, поэзии и прозы и политических изречений (IV и V века до Р.Х.). Со временем эти тексты стали тем, что назовут Ветхим Заветом — еврейской Библией. На ее страницах немало глубоких раздумий о мироздании и первоосновах бытия, о человеческих взаимоотношениях, о нравственности, моральных нормах и духовных устремлениях. В Библии появились новые имена, понятия, представления, установки, ценности, была сформулирована принципиально новая — субъектная система политических отношений. Все это составило догматически детерминированные конструкты иудейского менталитета, посредством которых стало возможным его изучать, а также проводить сравнительные ментальные исследования.

Вспомним, что первыми христианами были евреи. Апостолы и евангелисты были евреями. Первыми и непримиримыми гонителями христиан также были евреи. Религиозные, морально-этические, философские, правовые и политические представления иудаизма оказали огромное воздействие на основателя ислама пророка Мухаммеда.

Такие идеи, как капитализм, марксизм, фрейдизм, пацифизм, феминизм воспринимались и воспроизводились антично-буржуазным Западом. Открытия выдающегося еврея Христофора Колумба имели всемирно-историческое значение, поскольку лишь после его экспедиций американские земли вошли в сферу современных географических представлений и стали объектом политической экспансии. Итоги деятельности Колумба способствовали пересмотру средневекового мировоззрения, возникновению колониальных империй и кардинальному изменению политической структуры мира^[22]. Известные евреи, особенно во Франции, были причастны к развитию идеологии и проекта постмодерна во второй половине ХХ века, одной из характерных черт которого является вера в прогресс и всемогущество разума¹.

Иудаизм являет собой исключительный случай, когда Бог, по представлениям самих евреев, избрал себе народ, который стал единым субъектом, — обычно народ в лице его правителей и политической элиты избирает себе Бога. Бог связан с этим народом соглашением и содержащимся в нем обещанием. Возникла уникальная форма Завета² между Богом и народом как с субъектами, способными договариваться. Причем это договор коллективный, что предполагает общую ответственность евреев перед Богом. Взаимоотношения между Богом и отдельным человеком при этом в расчет не принимались.

Индивидуализм евреев мог проявляться только в личном благочестии, к которому взывала Библия и особенно Книга Псалмов, автором которой традиционно считается царь Давид. Догматически утвержденная идея единого избранного народа требовала тотального подчинения частных мотивов и побуждений интересам общины. Но в конце XVIII века с началом эпохи политической эмансипации в Европе евреям светские власти «дали вольную»: «Евреям как нации — никаких прав, евреям как личностям — все права»³.

В рамках корпоративной идентичности кроме необходимости приносить общине реальную пользу проповедовалась и ответственность каждого за честь и достоинство единоверцев. Строжайше предписывалось заботиться о единоверцах и всеми силами уберегать их от обиды⁴. Даже Первосвященник должен быть наказан, если причинит вред соплеменнику, ведь такой поступок равнозначен отрицанию существования Господа⁵. Благодаря этому институт общинной ответственности оказал значительное влияние на формирование структуры и содержание национального менталитета евреев, в котором единичному субъекту всегда придавалось меньшее значение, чем народу, и главные события совершались в жизни всего народа Израиля.

Еврейский народ был избран «не за праведность» [Втор. 9: 4–7]. Сама избранность еще не предполагала того факта, что народ Израиля по своим качествам стоял выше окружающих его народов Средиземноморья — Египта, Греции, Вавилона и других. Об этом свидетельствует тот факт, что пророки постоянно призывали евреев к покаянию, обличая их в грехах [Втор. 9:21] — в упрямстве [Втор. 9:24] и непослушании [Втор. 9:23], в «жестоковыйности» [Втор. 9:13] и, наконец, в развращенности и скором богоотступничестве [Втор. 9:12–14]. Избранность была связана исключительно с тем фактом, что народу Израиля дарована Тора — не только как Книга, но и как путь жизни. Дарована она для того, чтобы народ жил по Торе всегда и везде^[23].

В свое время Г.Д. Уэллс высказал мысль о том, что с самого начала Иерусалим был столицей иудеев лишь по названию. Настоящей же их столицей, центром их жизни была эта Книга книг. Собственно, поэтому евреи были явлением совершенно новым, народом, сплоченным воедино из разнообразных элементов не чем иным, как силой писаного слова^[24].

Евреи рассеяны по всему миру, живут во многих странах и, за одним исключением, составляют в них абсолютное меньшинство. Они, идентифицируя себя исключительно как избранный народ, обладают догматически детерминированной и потому безусловной родовой солидарностью, внутренней сплоченностью и сильным иммунитетом к внешнему воздействию. Это внутреннее доверие и внешняя неприступность, а также кочевое посредничество как образ жизни, по мнению еврейского автора, профессора Калифорнийского университета в Беркли Ю. Слёзкина, помогала не только выжить, но и преуспеть в чуждом окружении. Сама чуждость была их профессией; замкнутость — средством поддержания чуждости; а преданность касалась членов общины и общей судьбы. Уникальная особенность евреев заключается в том, что они, проживая в чужих землях по своему уставу, могут рассчитывать на деловые связи с еврейскими общинами самых отдаленных стран и городов^[25]. «Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, не сотворивший меня гоем»¹, — говорится в утренней молитве [Шахарит].

Догмат о воплощении личности Бога в едином избранном народе [Шмот. 19:5–6] утверждает непреложное значение особого, совокупного личностного начала в иудаизме: когда будет возвышен весь народ, тогда свое достоинство обретет и каждый член общины. Для евреев даже свобода и бессмертие — понятия коллективные, а не индивидуальные. В течение тысячелетий важнейшим качеством личности Израиля является сочетание внутренней сплоченности с внешней чуждостью: чем сильнее сплоченность, тем больше чуждость, и чем больше чуждость, тем сильнее сплоченность. Наилучшая же гарантия того и другого — идеологизированная и бескомпромиссная семейственность, клановость, которая может подкрепляться или подменяться острым чувством богоизбранности и культурного превосходства².

«Отчужденный» менталитет иудейских общин, рассеянных по континентам, стал механизмом формирования общинно-сетевой модели национально-политической интеграции³. Осваивая ойкумену, евреи становились успешными коммерсантами, банкирами, финансовыми спонсорами, предпринимателями. Во многих странах мира они вошли в круг влиятельных министров, депутатов, администраторов, советников, медиамагнатов, политтехнологов-консультантов, юристов, лоббистов, издателей, журналистов, деятелей науки и культуры, создателей индустрии развлечений и т.д. Образуя по всему миру корпоративно-сетевые структуры, они составили весьма влиятельную часть глобальной политической элиты. В век отчуждения они — самые опытные изгнанники, в век специализации — самые искусные профессионалы, в век капитала — самые предприимчивые из предпринимателей⁴, а в век глобализма — самые влиятельные политики.

Таким образом, догмат иудаизма о воплощении обусловливает монолитную субъектность, национально-корпоративное родство, общинную автономность, родовую солидарность, внутреннюю сплоченность, гибкую политическую адаптивность и креативность, историческую преемственность и целостность всех евреев как «собирательной» личности Израиля в пространственном и временном аспектах.

Вера как априорная форма познания и понимания материальной и метафизической реальности всегда была и будет одной из глубинных основ менталитета. Догматы как предмет веры в психологическом плане, по академику А.А. Ухтомскому, исполняют роль доминанты, которая направляет мышление и волю людей на деятельность и поступки определенного рода^[26]. В политической психологии догматы рассматриваются в первую очередь в качестве сверхсознательных установок веры, которые утверждаются как всеобщие для исповедания. Они не выводятся с помощью логического мышления, иначе догмат мог бы быть заменен произвольными положениями научной или житейской логики^[27].

Библия говорит: «Благословен человек, который доверяет Богу и которого доверие — Господь» [Иер. 17:7]. В иудаизме образцом веры является Авраам [Быт. 15:6]: он без колебаний принес своего сына в жертву Богу [Быт. 22:1–2, 7–8, 11–12, 15–17]. Безусловная акцентуация на тексте Откровения позволяет определить веру как стержневой психологический компонент иудейского менталитета. Вера в качестве наивысшей ценности соотносится только с трансцендентным началом, принимаемым и исповедуемым всеми евреями на основании текстов Священных книг. В библейской Книге Исхода Бог обращается к избранному народу: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» [20:2]. Здесь Египет предстает, если следовать древним символическим толкованиям, как образ непросветленной тьмы плотских страстей, из которой можно выйти только усилием духа с верой в Господа.

Иудаизм в определенном смысле близок к исламу^[28] и в значительной мере к англо-американскому протестантизму^[29] тем, что он не столько правоверие, сколько праводелание. Он не ортодоксия, но ортопраксия^[30] как строгая регламентация и дисциплина религиозного ритуала, как жесткая этическая нормативность и побуждение к правильной жизни — «галахи». Так, в повседневной деятельности чрезвычайно важно выполнять жестко регламентированный свод обязательных культовых нормативных действий — обрядов, которые, как предполагалось, дают возможность добиться праведности. Для иудаизма характерно большее внимание к этому миру, поэтому даже трансцендентные концепции обретают посюсторонее, практическое значение^[31]. Как следствие, иудаизм является по преимуществу религией общественной и политической, но не напряженной духовной жизни членов общины. Для каждого еврея практическое внешнее поведение всегда имеет большее значение, чем внутреннее религиозное чувство и духовные переживания. Иудею в первую очередь предписывается строгое выполнение конкретных требований Закона, что веками формировало установку на практическое мышление и достижение конкретных результатов.

Ожидание Мессии является центральным пунктом ветхозаветного Откровения^[32]. В Священных книгах Мессия наделяется высшими статусными признаками: царя, первосвященника, пророка. В некоторых текстах Он объединяет в Себе все эти служения [Иер. 33:14–18 и др.]. Но самое важное, что Он является Спасителем всего человечества — евреев и не евреев — от греха, зла и страданий, Который принесет на землю правду и истину и устроит вечное Божие Царство всеобщей святости, любви и мира [Ис. 2; Мих. 4; Ис. 53 и др.]. Но, как пишет профессор А.И. Осипов, иудейские священники, богословы и учители подали своему народу чисто земное, политическое истолкование Мессии: Он будет еврейским царем и для еврейского народа наступит царство земного благоденствия. Отсюда становится понятным, почему за учение о Своем Царстве не от мира сего [Ин. 18:36] отвергнут Мессия — Иисус Христос и богооткровенная ветхозаветная религия прекратила свое существование. Евреи не приняли Христа, который есть любовь, истина и жизнь [Ин.14:6], безусловно отрицающего все политические амбиции и предрассудки. Поэтому у них даже не возникло соблазна использовать Его в своих политических целях, они просто убили Его руками Пилата. Современный иудаизм во многом сохранил внешнюю, формальную сторону ветхозаветной религии, но утратил ее существо^[33].

Что касается богоизбранничества, то «понимание его также было искажено в еврейском народе. Поскольку самое важное — обусловленность избранничества верностью Богу в вере и нравственной жизни — было фактически игнорировано. Весь акцент был сделан на этнической принадлежности. Отсюда убеждение в вечной неотъемлемости избранничества, утверждение национальной исключительности евреев, их превосходства над другими народами. Естественно, что подобная идея не может не импонировать эгоистическому сознанию человека, и потому она пустила глубокие корни в иудаизме»^[34].

Убежденная вера в свою исключительность, избранность, по мнению историка религий Востока профессора Л.С. Васильева, способствовала выработке той приспособляемости, с которой сыны Израиля находили оптимальные формы своего существования уже после рубежа нашей эры, когда еврейское государство перестало существовать, а большинство евреев рассеялось по всему миру^[35].

Что до религиозных представлений, то они изначально трактовались в весьма широких пределах. Споры о принципах иудаизма ведутся до сих пор, и мнения часто существенно расходятся. Так, например, проблема посмертного существования человека и проблема Мессии до сих пор по-разному понимаются в иудаизме. Относительно того, во что иудеи обязательно должны верить, мнения расходятся до сих пор.

Тем не менее религиозная вера в иудаизме, как и в любом монотеизме, будучи феноменом сверхсознания, выступает для его последователей как ценность высшего порядка. Основа этой веры, пребывая неизменной во времени, выражается понятием «догмат» и является базовой системой априорного знания о началах мироздания и смысле человеческого существования.

Следуя догматическому принципу А.Ф. Лосева, представляется возможным сделать вывод, что иудаизм как религиозная вера избранного народа стал реальной осуществленностью особого менталитета, а также принципиальным, специфическим и необходимым самоутверждением личности Израиля в вечности. Народ Израиля отличала устремленность связать себя с бытием абсолютным и вне времени, императивная ориентация на онтологическую идентичность, установка на недопущение возможности возврата в сферу ущербного адаптивно-подражательного, естественно-бессубъектного модуса бытия.

Снижение религиозной рефлексии, утрата аскетической энергии, трансформация догматов Откровения в светские национальные особенности и нарастание процессов внутренней дифференциации в иудейской среде с течением времени вели к инверсии установок веры. Первый вызов представлениям и принципам иудаизма был брошен в эпоху Просвещения. Еврейский исследователь, профессор Уэльского университета в Лампетере Д. КонШербок утверждал, что монолитная система веры разрушалась на протяжении последних пяти столетий, и этот процесс привел к тому, что в настоящее время еврейский мир уже не представляет собой единую религиозную целостность. Сегодня в иудаизме существует широкий спектр идентичностей — от ортодоксальных иудеев до еврейского буддизма и атеизма^[36].

С XIX века евреев Западной Европы, а затем и США захватывают интенсивные процессы эмансипации, секуляризации и политизации, в результате чего установки веры стали постепенно обращаться в национально-культурные традиции. По словам Ю. Слёзкина, вместо чистоты души стал утверждаться культ чистоты тела, в результате чего диета стала ключом к спасению. Еврейские врачи стали соперничать со священнослужителями в качестве специалистов по бессмертию. Замена священных клятв и трансцендентного Закона письменными контрактами и конституциями превратила юристов в незаменимых хранителей и толкователей новых «общечеловеческих ценностей» и нового экономического, общественного и политического уклада. Вера иудеев, которая начиналась как национализация божественного, закончилась как обожествление национального. Призыв Э. Фромма, выходца из семьи ортодоксальных евреев, к духовному решению уравнения жизни «иметь или быть» не был услышан евреями. Впрочем, не только евреями.

Вертикаль веры трансформировалась в горизонталь земных расчетов, выгод и вожделений. Вера превратилось в то, что Шербок политкорректно называет «плюралистическим иудаизмом», «принципом личной автономии», «полнотой религиозной независимости» и, наконец, свободой от теизма^[37], которые в реальности являются не чем иным, как отказом от догматов иудаизма как «высших истин» бытия.

Мышление в иудаизме с принятием Закона выделяется из природного мира, обособляется от него и соотносится с Откровением, которое неразрывно связано с Торой^[38]. Эта «Книга Книг» есть Закон, который, по преданию, происходит от Бога и является основой иудаизма. В тексте Торы нельзя ничего менять, и она фактически заменяет храм, оставаясь единственным источником божественного Откровения. Тора для иудеев «есть утвержденность вечных истин», к которым должен стремиться каждый еврей, и в этом плане Тора есть неколебимый фундамент догматического мышления. Для понимания Письменной Торы Бог дал Моисею верное ее толкование, которое называют Устной Торой, именуемой в Евангелиях «преданиями старцев» [Матф. 15:1, Марк. 7:1]. Длительная работа (в последние века до Р.Х. и первые века по Р.Х.) еврейских ученых книжников привела к созданию 36-томного собрания интерпретаций и комментариев Устной Торы — Талмуда^[39].

Талмуд — это уже своеобразное развитие Торы как раввинистическая интерпретация Закона, которая делает ортопраксический акцент на ритуально-обрядовые и бытовые аспекты веры. Они заключались в обстоятельной систематизации и жесткой нормативной ритуализации культа, который из храмового священнодействия превратился во всепроникающую систему скрупулезно сформулированных предписаний вплоть до требований подчеркивания своей принадлежности к избранному народу посредством особых деталей внешнего облика. Так, еврею предписывается иметь бороду, отпускать длинные волосы на висках — пейсы, носить маленькую круглую шапочку — кипу, пройти обряд обрезания.

Вера в свою избранность и владение трансцендентной истиной формировали соответствующие ценностные установки еврейского менталитета. Так, народ, убежденный в том, что обладает истиной, в первую очередь начинает чтить интеллектуальные достижения. Еще Филон Александрийский (Филон Иудейский, 25 год до Р.Х., — ок. 50 года от Р.Х.) — выдающийся представитель еврейского эллинизма — отмечал, что специфической чертой иудеев является распространение грамотности и систематическое обучение мышлению на сложных случаях. Уклоняющийся от пути к знанию презирался как отступник¹.

Ни у какого народа не проявлялась такая забота о том, чтобы последний человек знал предписания религии, как у иудеев. Это обеспечивало всеобщее систематическое образование и воспитание, которое с детства получал каждый еврей. В пять лет юный иудей приступает к изучению Библии, в десять наступает этап Мишны², в тринадцать он должен соблюдать заповеди, в пятнадцать — перейти к Талмуду, в восемнадцать — жениться³.

Мудрым должен быть весь народ. А потому умение читать, писать и правильно усваивать прочитанное имело всеобщее распространение⁴. Как только маленький мальчик начинал говорить, отец приступал к обучению сына десяти заповедям. Глава семьи накидывал себе на плечи белый молитвенный талес с голубой каймой: белое и голубое сегодня — это государственные цвета израильского флага. Каждый день ребенок должен был повторять одни и те же строки: «Благословен будь, Адонаи, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, Господь великий, творец неба и земли, щит наш и щит отцов наших, наше упование из поколения в поколение». Каждый день одни и те же слова, одни и те же строки, один и тот же ритм, одно и то же величие. Присутствие Яхве полностью овладевало сознанием ребенка⁵.

Ранняя социализация еврейских детей — совершеннолетие мальчиков в 13 и девочек в 12 лет — формировала психологическую зрелость и, как следствие, реалистичное мышление⁶.

Дети уже в подростковом возрасте понимали, что они ответственны за свои поступки и слова. Вместе с этим мальчики, например, получали важные права и обязанности: право быть вызванным к чтению Торы, участвовать в миньяне^[40], право обладать собственностью, право жениться и обязанность соблюдения всех 613 законов Торы.

Кроме специального обучения мальчиков всеобщее просвещение поддерживалось самой организацией богослужения, включающего чтение вслух текстов Торы и их разъяснения. Только у евреев существует древнее предписание регулярно читать и публично толковать тексты книги Законов, что с детства вырабатывало у них интерпретативное мышление как деятельное понимание природного, социального и духовного мира. Тору предписано прочитывать в синагоге полностью каждый год. При этом существует традиция: после слушания Торы при обучении в синагоге сесть среди взрослых и истолковывать прочтенный текст.

Речевая компетентность, язык, как и грамотность вообще, являлись не только средством интеллектуального развития и превосходства, но и прагматическим ключом к самосохранению самобытности евреев, к выполнению ими коммерческих, посреднических и политических функций. Их мир обширнее и разнообразнее, потому что они говорят на разных языках, свободно пересекают границы понятий и государств. Они используют не только деньги, но и слова, понятия, эмоции, своеобразное еврейское — эмпатийное — обаяние и другие, часто неосознаваемые коммуникативные возможности в качестве инструментов своего влияния.

Исследователь психологии мировых религий профессор Р.М. Грановская считает, что Моисей, привив веру в духовно, а не чувственно постигаемого Бога, тем самым провозгласил приоритет духовности, а это открыло путь не только к почитанию интеллекта, но и к его развитию. Именно Моисей приравнял божество к разуму, проникающему в саму суть вещей. Вместе с тем признавалась возможность постижения истины не только путем логического анализа, но и посредством эмпатии^[41]. Вспомним о том, что Ветхий Завет говорит о близости мужчины и женщины [Быт. 4:1]. Из этого следует, что процесс познания представлялся и как слияние познающего субъекта с познаваемым субъектом или с объектом.

Высокая ценность образования — это еврейская традиция, которая прослеживается со времен первого Храма (X век до Р.Х. и I век от Р.Х.). Знание является центром всех культурных устремлений. Оно дает высшую святость. Оно культивируется как идеальное благо общества, духовно объединяющее его. Стабильность высокого положения, которое в элите других народов гарантировалось знатностью, в еврейской элите гарантировалось ученостью¹.

Догматическая структура иудаизма детерминировала не только установки мышления, но и базовые понятия, представления, идентичности, систему отношений и ценности, которые Закон предписывает евреям, что в итоге определило стратегии их поведения. «Для многих евреев переход от изучения Закона к изучению законов природы оказался относительно нетрудным и чрезвычайно успешным», — констатирует Ю. Слёзкин².

По данным Яна К. Биро, профессора Каролинского института в Стокгольме, еврейские ученые становятся нобелевскими лауреатами почти в 137 раз чаще, и среди ученых из Америки в 26 раз чаще ими становятся именно евреи, которые обеспечивают себе «сопутствующую власть над общественными ресурсами, научными и интеллектуальными продуктами». Предпочтительный выбор интеллектуальных профессий совместно с прочными и эффективными связями между евреями составляет эту 26-кратную разницу. При этом «сверхамбициозное, классово-рыночное, экспансивное и состязательное поведение евреев не является специфическим только для Нобелевской премии... Это наблюдается постоянно и повсеместно на протяжении последних 3000 лет. Многие неевреи не понимают этого и могут отреагировать на это неадекватно. Неевреи должны понимать, что по прошествии трех тысячелетий евреи были и остаются интеллигентным и амбициозным вариантом человеческой расы, который сохранил свою уникальную генетику, религию, культурное и духовное наследие нетронутыми, даже несмотря на диаспору и разбросанность по разным странам мира…

У евреев очень эффективная эволюционная стратегия. Они достигали высшего искусства процветания везде, куда бы ни пришли, в любом окружении, на протяжении многих лет».

В своем исследовании «еврейской нации» Я. Биро цитирует наблюдения Дж.Г.В. Буша: «Матери еврейских гетто на западе поливают книгу медом, чтобы дети знали, какое сладкое учение. Даже в голодном Канзасе родители забирали своих детей домой с полей, когда приходил учитель». Здесь же он отмечает, что евреи платят очень высокую цену за свою генетическую и культурную чистоту в виде наследственных заболеваний и периодических огромных жертв (как результат фрустрации нееврейского населения): «Существует огромное и избирательное генетическое давление на эту нацию, и мучительное социальное давление на каждого еврея в своем собственном сообществе»^[42].

Иудаизм как первая религия Закона стал и первым догматическим основанием рационализма, который впоследствии преемственно активно развивался протестантизмом^[43]. О том, что между иудаизмом и рационализмом можно поставить знак равенства, говорит Г.В. Флоровский. Он пишет, что законничеством «проникнуты все создания еврейского национального гения, начиная от Моисеевых скрижалей… до нового иудаизма. В понятии “закона”… пересекаются все нити еврейского духа. Религия становится правовым кодексом. В идее Божества стушевываются все черты, кроме юридических; Бог иудеев — Бог-администратор и судия нелицеприятный, строгий блюститель раз навсегда установленного порядка, безжалостный каратель всякой неправды»^[44].

Евреи открыто боготворили себя и принципиально отмежевывались от всех прочих. Они выживали и преуспевали благодаря чувству превосходства, и основано это чувство на убеждении, что главной мерой сравнения является интеллект. Идея о том, что школы, образование и интеллектуальное первенство имеют более приоритетное жизненное значение для евреев, чем государство и политическая независимость, была сформулирована и воплощена Иохананом бен Заккаем (10 год до Р.Х. — 110 год по Р.Х.) после разрушения римлянами Второго Храма в 70 году и начала эпохи диаспоры. Именно рабан Йоханан бен Заккай со своими учениками и последователями организовал иешивы (колледжи) и школы по изучению Торы и воссоздал Санхéдрин (греч. synedrion). Он стоял у истоков разработки раввинистического синагогального иудаизма, регламентировавшего не только основы, но и детали еврейской жизни в отсутствие Храма. Рабан, посвятив всего себя сохранению преемственности еврейского пребывания в мире, создал начала идейно-институционального фундамента иудаизма, который стал механизмом его выживания в диаспоре в качестве единой нации в течение последующих двух тысяч лет. В Талмуде сказано, что «с его смертью померкло сияние мудрости».

Преемственным развитием принципов законничества и рационализма иудейская система мышления обязана и трудам Маймонида (Моше бен Маймон, 1135‒1204), значение которого для еврейской культуры и по сей день настольно велико, что, например, в Москве с 1992 года существует Государственная классическая академия имени Маймонида (Maimonides State Classical Academy). Маймонид сформулировал тринадцать принципов иудаизма и объявил их обязательными для каждого еврея. Непризнание хотя бы одного из этих 13 догматов означало, по его мнению, отказ от принадлежности к иудаизму. Несмотря на огромный авторитет, которым пользовался Маймонид у евреев, его тринадцать догматов в действительности никогда не разделялись целиком.

Мышление евреев с ветхозаветных времен было догматически акцентуировано на прагматизме [Втор. 14:21; 23:19–20]. Закон Божий воспринимался и утверждался как внешний юридический закон, обязательный для исполнения. Осуществлять Закон следовало ради поощрения [Втор. 28:1–14], а нарушать было нельзя из-за угрозы наказания [Втор. 28:15–68; Лев. 26]. В этих обещаниях, наградах и угрозах присутствует прагматический характер ментально догматических установок иудаизма.

Гонения и бедствия способствовали развитию у народа Израиля чувственной и интеллектуальной интуиции. Овладению же мистической интуицией^[45], предполагающей «духовную силу», защиту и власть, способствовала каббала (евр. «предание») — эзотерическое еврейское теософское учение, основанное на иррациональных способах познания, в которых большое место уделяется магии. Особенность каббалы заключается в том, что она обращена к тайному, оккультному знанию, которое будто бы выходит за пределы наблюдаемой действительности в особую, «запредельную реальность». Каббалисты верят в реинкарнацию — перевоплощение душ. Если Тора представляет собой внешний аспект сущности иудаизма, то каббала как бы раскрывает внутренний смысл повествуемого в Торе.

Намеки на тайное учение якобы содержатся в Библии [Сир. 3:22; 3 Езд. 14:5–6]. Несмотря на специфически еврейский характер, каббала вышла за пределы иудаизма, где она считается глубинной мудростью, и те, кто ею обладают, будто бы знают истинный смысл существования. Каббала, возникшая в средневековой Испании и Провансе, по сей день будоражит многие умы, и не только в еврейской среде. В свое время — в 1960–1970-х годах — она оказала влияние на формирование в США так называемой трансперсональной психологии, популярность которой продолжает расти. Мистическая картография каббалы — «древо Сефирот» — широко используется в трансперсональных картографиях психики. Центры каббалы созданы по всему миру, и к этому мистическому учению приобщены миллионы евреев^[46].

В поиске «асимметричных ответов» могущественным преследователям посредством нестандартных интерпретаций реальности вырабатывались изощренные практики рефлексивного контроля и управления^[47], уходящие в глубину веков. Есть много видов деятельности, которые требуют от гонимых людей утонченного умения манипулировать враждебными политическими силами, которые слишком мощны, чтобы управлять ими непосредственно. Но силы, вопреки им самим, можно использовать с помощью неожиданных, окольных средств. Сюда относятся среди прочего словесные уловки софиста, обращающего против противника его же лучшие доводы; умение банкира или торговца, которые, подобно фокусникам, делают большие деньги из ничего; ловкость рук и предвидение политика, умеющего обогнать непредсказуемый ход событий.

По собственным представлениям евреев, они обладают качеством, которое у греков называлось метис, или хитроумие. Качество это как главное оружие слабого является самой сомнительной из добродетелей и полной противоположностью как грубой силе, так и зрелой мудрости. Евреи везде были внутренними чужаками, опытными «поставщиками хитроумия» в великом разнообразии форм и во всех слоях общества^[48].

Толкование текстов и культурное посредничество стали самыми важными и наиболее еврейскими из всех занятий. Древность евреев стала причиной их образцовой современности. Они остро осознавали свое преимущество в грамотности — и, следовательно, в знаниях и интеллекте. Не приходится удивляться, что они невысокого мнения об Иване. Евреи знали о неевреях больше, чем неевреи о евреях^[49].

По мнению Н. де Ланжа, профессора иудаики Кембриджского университета, первый в истории цивилизации «народ Книги», еще пребывая на земле обетованной, отличался глубокой текстуальностью культуры, в которой с древних времен высоко ставилась грамотность. Огромную роль играло письменное слово — тем большую, что практически отсутствовала традиция музыкального и живописного искусства^[50]. Эта особенность стала психологическим основанием исключительно высокого вербального интеллекта^[51], который, будучи инструментом убеждения и внушающего воздействия — суггестии, обеспечивает интеллектуальное превосходство и в итоге — власть над гоями.

Безусловная ценность знания представлена в еврейской молитве: «Благословен Ты, Господь, Бог святой… Ты даруешь человеку знание и учишь смертного пониманию. Даруй же нам от Себя разум, мудрость и знание. Благословен Ты, Господь, дарующий знание» [Шахарит. Молитва Шмоне Эсре].

Итак, базовые установки мышления, как и поведенческие особенности евреев, определяются сущностью монотеистического догмата иудаизма, который они выражают независимо от географического места, исторического времени и политической системы. В иудаизме мышление по своей сути не только исключительно догматично, поскольку утверждает себя без каких-либо доказательств, оно еще и субъектно. В его основании лежит откровение трансцендентного и абсолютного личного Бога.

По уникальному сочетанию изложенных субъектных особенностей иудейский народ, долгое время насильственно лишенный своего государства, стал не только единственным в своем роде суперсубъектом политики, но и одним из значимых центров геополитического влияния, притом что он имеет меньше приверженцев, чем любая другая из основных мировых религий.

Воля в контексте языческой ментальности человека, как его мышление, не выделялась из окружающих природы и космоса, она не была субъектной и тем более личностной. Сами язычники считали, что их воля и поведение неразрывно связаны с расположением небесных светил, с непосредственным воздействием внешней среды и т.п. Именно поэтому правители, политические деятели, воины, торговцы и обычные люди всегда руководствовались в своем поведении всевозможными знамениями природы, предсказаниями оракулов, составленными для них гороскопами, гаданиями.

В иудаизме воля по заповеди Творца обособилась от природного мира и стала соотноситься только с установлениями трансцендентного Закона, противостоящего природе и космосу, что впоследствии произошло в христианстве и в исламе с той лишь разницей, что в христианстве воля через догматы Нового Завета стала соотноситься с индивидуальным личностным началом человека.

В структуре еврейской религии воля была полностью подчинена трансцендентному, данному Богом Закону. Он постулировался со своего рода тотальной и абсолютной необходимостью к исполнению и требовал строгого ограничения естественной природы человека во всех ее проявлениях [Исх. 24:3; Левит. 18:4–5, 19:37; 20:22; 25:18; 26:15; Вт. 4:1; 11:1]. Этим Законом, соответственно, мотивировалось и терминировалось все возможное поведение в избранной общине. Как следствие, модифицированная такой сверхсознательной установкой воля еврея оказывалась бескомпромиссно нормативной, требования Закона предъявлялись ею в непререкаемой абсолютной форме, так что и с собственной животной сущностью человека эта воля вступала в драматическое противоречие^[52].

В иудаизме была впервые сформулирована уникальная, сохранившаяся до настоящего времени система запретов на проявление тех или иных животных потребностей, в частности пищевых и сексуальных [Левит. 20:25; 20:10; 18:22; 18:3]. Эти ограничения служили не чему иному, как переходу от ритуального поведения к своеобразной организации психики. При этом в Торе говорится не о господстве над чувствами, а о господстве над грехом [Быт. 4:7]. Всего народу Израиля предписано выполнять 613 заповедей — мицвот: 365 запретов и 248 повелений, которые перечислены в тексте Торы. В этом заложено историческое новаторство Танаха¹. Оно заключается в том, что религиозные обязанности не только формировали все сферы жизни еврея, но и определяли его субъектные качества, мышление и волю, чуждые пассивности и созерцательности.

Так, система запретов стала фактором создания принципиально новой, невиданной ранее концепции свободы — свободы от «плотской тьмы», от «насилия страстей» и животных инстинктов. Для того чтобы каждый еврей умел делать то, что он решил, что он избрал, требуется, чтобы он умел не делать то, что ему «хочется». Послушание Закону провозглашалось подлинной свободой. Закон Божий, как его толковала раввинистическая традиция, не закрепощает, а освобождает, тогда как именно такая свобода в обыденном понимании лишь разновидность рабства.

Именно в иудаизме была впервые осознана глубинная связь между самообузданием плоти и свободой, не только духовной, но и политической^[53]. Запреты распространялись, по сути, на весь естественный образ жизни, который так дорог современному цивилизованному индивиду с его «правами человека», массовым стремлением к сытости, комфорту, удовольствиям и безудержным желаниям.

Даже в обыденной жизни иудаизм обязывал евреев не только выделять себя из окружающего мира, но и противопоставлять ему себя, укрощая свое естество: «Кто силен? Тот, кто обуздывает свои страсти, как сказано: “Долготерпеливый предпочтительней силача, владеющий собой — того, кто [способен] овладеть городом”» [Авот. 4:1]. Таким образом, Закон являлся сводом правил, которые требуют следовать тому, что желает Бог. Исполнение евреем Закона — это следование воле Бога, это знание и понимание того, что он Господь и Повелитель, который отделил иудеев от тех, кто идет путем греха, и, наконец, следование Закону — это выражение любви к Богу.

Танах — это аббревиатура, состоящая из трех слов, каждое из которых является еще и названием одной из трех частей книги: Тора (Закон, Учение), Невиим (Пророки) и Ктувим (Писания). Принятое в иврите название еврейского Священного Писания. В христианской традиции практически полностью соответствует Ветхому Завету.

Религиозный аскетизм как догматически структурированная воля по мере нарастания процессов адогматизации и секуляризации стал основанием светского аскетизма евреев, который был вознагражден земными успехами, богатствами и политической властью. За тысячу лет до Р.Х. евреи опередили человечество в понимании необходимости управлять непосредственной мотивацией ради достижения долгосрочных, стратегических целей

Общинная мессианская воля иудейского народа в своей догматической обусловленности формировалась тысячелетним исполнением монотеистического трансцендентного Закона. Она до сих пор является непреложной доминантой менталитета тех, кто относит себя к избранной общине Израэля. Тот факт, что в современном Израиле большинство евреев не являются религиозными людьми, ничего не меняет, ибо ментальная установка, которая зиждется на инвариантных догматических основаниях, действует независимо от того, считает себя еврей религиозным или нет^[54]. Даже в наше время среди евреев-атеистов, наверное, нет тех, кто отрицает концепцию богоизбранности^[55].

Инвариантная подвластность вечному Закону обнаруживается и в проявлениях политической воли современного еврейского государства Израиль, окруженного кипящим океаном исламского мира. Постигаемая и реализуемая таким образом воля определяет характерные для еврейского менталитета доминантные политико-психологические установки по вопросам международного права, дипломатии, военной политики, деятельности спецслужб, финансово-экономического доминирования, информационной экспансии, а также актуальные правовые и поведенческие нормы.

Иудаизм посредством креативной рефлексии, целевой и сверхсознательной детерминации последовательно и упорно утверждал свой особый статус, связанный с пониманием и воплощением миссии «избранного народа», которая была направлена прежде всего в русло политической экспансии. При этом догматически утверждаемый божественный волевой акт творения императивно проецировался на каждого члена общины как на «образ и подобие Бога», в результате чего любой еврей становился обладателем личностной творческой воли. Именно догматические основания корпоративной субъектности, веры, мышления и воли определили уникальные ментально-психологические и в итоге политические качества евреев.

* * *

Концепция народа, опирающаяся на трансцендентный Закон, способствовала осмыслению евреями себя как единого религиозно-политического субъектного сообщества. Эта концепция стала одним из важнейших оснований еврейского менталитета. Евреи считали себя избранным народом, отделенным от других вследствие особых отношений с Богом. Они и сегодня остро испытывают свою сопричастность истории народа Израилева. Эта сопричастность всегда — осознанно и неосознанно — зиждилась на библейских догматах иудаизма. Каждый еврей должен считать, что он сам был выведен Моисеем из египетского рабства, сам предстоял пред Богом у горы Синай и получил в дар Тору. С этим чувством живут не только религиозные евреи, оно знакомо и тем, кто в наш постмодернистский, адогматический век отвергает религиозную веру.

Иудаизм всегда эволюционировал и как целостная религиозная доктрина постоянно дифференцировался. В наши дни евреи разделены по вопросам теории и практики своей религии больше, чем когда-либо в истории, что в известной мере создает в еврейской общине ментальный диссонанс и в перспективе угрозу ее ментальной идентичности. Тем не менее для евреев по-прежнему большое значение сохраняет иудейский менталитет с особенными, догматически детерминированными и закрепленными тысячелетиями национальной традиции установками веры, мышления и воли, со своими социальными и политическими представлениями, ценностями, идентичностью, системой отношений и характерным типом поведения.

Монотеистическая миссия евреев осуществлялась посредством креативной рефлексии, целевой и сверхсознательной детерминации. По мере нарастания в иудейской среде процессов апостасии и снижения аскетической энергии онтологическая субъектность евреев как устремленность к высшей Богооткровенной истине, святости и утверждению себя в вечности трансформировалась в прагматическую суперсубъектность. Богословско-мистические доктрины иудаизма были конверсированы в политические установки, и центральной из них в настоящее время является сионизм как еврейский секуляризованный националистический мессионизм.