После нападения Германии на Советский Союз И.В. Сталин заявил 3 июля 1941 г., что целью «всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма».

«Освобождение Европы» была особой миссией для Красной армии. И за мир и свободу в Европе отдали свою жизнь более 1 млн. советских солдат. После войны во всех освобожденных странах и городах массово устанавливали памятники советским солдатам-освободителям. Но памятных мест в знак благодарности освободителям с 1945 года становится всё меньше. Осквернения памятников советским воинам – особенно в последнее время – заметно участились. А между тем:

«Европа не была бы свободной, если бы не советская пехота, если бы не русские танки и авиация. Это не американцы, располагавшие реальными силами, хорошо кормленными солдатами в теплой одежде. Пришли русские. Полуголодные, но подгоняемые ненавистью за то, что с их Родиной сделали немцы». (Житель Варшавы Яцев Вильчур)

Немцам удалось разрушить 85% построек в Варшаве, в том числе много исторических и архитектурных достопримечательностей. Всего за период Второй мировой войны были уничтожены около 700 тысяч жителей Варшавы, в том числе около 350 тысяч евреев. В сражениях с немцами на территории Польши погибли свыше 600 000 советских солдат.

Всего около 9 млн советских воинов участвовали в освобождении 11 европейских стран. Безвозвратные потери Красной армии при освобождении государств Европы составили:

в Польше — 600212 человек;

в Чехословакии — 139918 человек;

в Венгрии — 140004 человек;

в Германии — 101961 человек;

в Румынии — 68993 человек;

в Австрии — 26006 человек;

в Югославии — 7995 человек;

в Норвегии — 3436 человек;

в Болгарии — 977 человек;

Всего безвозвратные потери Красной Армии при «освобождении Европы» составили около 1 миллиона человек, а всего общие безвозвратные потери в войне с Германией и Японией (убито, пропало без вести, попало в плен и не вернулось из плена, умерло от ран, болезней и несчастных случаев) Вооруженных Сил вместе с пограничниками и внутренними войсками составили 8.668.400 военнослужащих.

Всего было освобождено около 50% европейских государств. Совокупное население освобожденных Красной армией стран составило более 120 000 000 человек в 16 независимых на настоящий момент странах Европы. В освобождении еще шести стран Красная армия участвовала вместе с союзниками.

Я часто вспоминаю слова Великого маршала Рокоссовского: «Нельзя научиться любить живых, если не умеешь хранить память о мертвых».

Советский солдат пришёл в Европу не как мститель. В большей степени это был воин-освободитель. И ценою собственной жизни советский солдат выполнял свой священный долг, во имя мира и добра, во имя свободы народов от фашистского зла и нацистской ненависти.

Парадоксально и удивительно, что из всех стран Европы, где с годами культивируется иное представление об исторической памяти и дани уважения Советским солдатам, только в Германии варварское отношение к памятникам советским войнам-освободителям считается абсолютно не допустимым. Пожалуй, ни в какой другой освобожденной европейской стране так не ухаживают за захоронениями советских солдат. Не обливают могилы краской, не разрушают памятники.

Немцы, в отличии от поляков или болгар, бережно относятся к истории и чтут память настоящих солдат. Ни тех, кто их победил, а тех, кто сохранил им чувство национального самосознания, не унизил, не поставил на колени. И одним из первых слов в уже освобожденной Германии выучил слово «фройндшафт» – дружба.

Нас — русских часто спрашивают: есть ли ненависть, простили ли мы сегодня немцев? Да, в историческом смысле, простили. Забыли? Нет. Ни в историческом смысле, ни в отношении каждого из нас лично, на ментальном уровне. Мы помним своих мёртвых, помним свой Бессмертный полк. Но пинать побежденных как-то не в традициях русского народа…

Вторая мировая война опустошила целые страны, обратила в развалины города и села, привела к гибели многих миллионов людей, в том числе и в Европе. И сегодня, как тогда на войне, с подобной разрушительной силой в одной части Европы стирается не только память, но и совесть…

Норвежская пресса отмечала в 1945 г.: «Норвежцы никогда не забудут того, что русские сделали для них, а также для общего дела победы над врагом». «Советская Армия, – говорил в 1950 г. участник датского Сопротивления С. Вагнер, – внесла решающий вклад в дело освобождения Дании. Именно советские солдаты разбили немецкую группировку на острове Борнхольм и вернули его Дании. Иначе поступили американцы. Они воспользовались войной, чтобы оккупировать Гренландию».

Цифры войны

22 июня в 4 часа утра началась война, продолжавшаяся 1418 дней и ночей. В первый же день боев фашисты уничтожили 1200 советских самолетов, свыше 800 из них — на аэродромах.

Всего в боевых действиях в годы войны участвовало 34 476 700 советских военнослужащих. В Армию и на Флот было призвано 490 тысяч женщин.

В числе жертв войны 13,7 миллиона человек составляет мирное население, из них преднамеренно было истреблено оккупантами 7,4 миллиона, 2,2 миллиона погибло на работах в Германии, а 4,1 миллиона вымерло от голода в оккупации.

В битве за Москву погибло с 30 сентября 1941 г. по 20 апреля 1942 г. более 2.400.000 советских граждан.

Было казнено: на временно оккупированной территории СССР нацистами было казнено 7,4 миллиона человек мирного населения, в том числе 221.000 детей.

Потери СССР: С учетом новейших архивных данных сотрудники Генштаба Вооруженных сил России приводят сведения (1998) о погибших в течение четырех лет войны:

безвозвратные потери Красной (Советской) Армии составили 11 944 100 человек, в том числе погибло 6 885 000 человек, пропало без вести, пленено 4 559 000. В общей сложности Советский Союз потерял 26 600 000 граждан. Всего в боевых действиях в годы войны участвовало 34 476 700 советских военнослужащих.

Потери Германии: За три года войны (июнь 1941 — июнь 1944 гг.) людские потери в Германии составили 6.5 миллиона убитых, раненых и пропавших без вести. Самые большие потери она понесла в ходе войны против СССР. Летом 1941 года погибло 742 тысячи немецких солдат, тогда как в войне против Польши, Франции, Англии, Норвегии, Бельгии, Голландии, Дании и балканских стран Германия потеряла 418 805 солдат.

Разрушения в СССР: В СССР разрушено 1710 городов, более 70 тысяч деревень, 32 тысячи заводов и фабрик, разграблено 98 тысяч колхозов…

Стоимость расходов на ведение войны (в сопоставимых ценах): Прямые расходы на ведение войны всех участвовавших в ней стран составляют 1117 млрд. долларов (включая военные расходы на войну в Китае в 1937 г.).

Стоимость разрушений составила 260 млрд. долларов, из которых в СССР — 128 млрд., в Германии — 48 млрд., во Франции — 21 млрд., в Польше — 20 млрд., в Англии — 6.8 млрд.

Одним из страшнейших моментов Великой Отечественной войны стала Ленинградская блокада, длившаяся 880 дней и прорванная 27 января 1944 г. Численность жертв ее превосходит потери США и Великобритании, вместе взятые, за всю Вторую мировую войну. Впервые данные были обнародованы на Нюрнбергском процессе, а в 1952 г. опубликованы в СССР. Сотрудники Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР пришли к выводу, что в Ленинграде в период фашистской блокады от голода умерли не менее 800 тысяч человек.

Во время блокады ежедневная норма хлеба для рабочих составляла всего 250 г., для служащих, иждивенцев и детей — вдвое меньше. В конце декабря 1941 года хлебная пайка стала почти вдвое тяжелее — к этому времени значительная часть населения погибла.

Каждый пятый воевавший в Великой Отечественной войне отмечен наградой. Всего же звание Героя Советского Союза присвоено 11 681 воину, а 2 532 человека являются полными кавалерами ордена Славы.

На службе немцам

Всего, по статистическим данным управления Восточных войск, на 2 февраля 1943 года общее число советских граждан, состоящих на немецкой военной службе, составило 750 тысяч, из них «хиви» — от 400 до 600 тысяч, без учёта СС, люфтваффе и флота. По состоянию на февраль 1945 года численность «хиви» достигала 600 тысяч человек в вермахте, до 60 тысяч в люфтваффе и 15 тысяч на флоте.

Считается, что 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз. На самом деле это не совсем так, против СССР начали войну несколько стран, среди них:

Румыния — около 200 тысяч солдат,

Словакия — 90 тысяч солдат,

Финляндия — около 450 тысяч солдат и офицеров,

Венгрия — около 500 тысяч человек,

Италия — 200 тысяч человек,

Хорватия в составе охранной дивизии

И это только те страны, которые официально объявили войну Советскому Союзу. По различным данным, в этом «крестовом походе» против СССР принимали участие от полутора до двух с половиной миллионов добровольцев, воевавших в частях вермахта и ваффен СС.

Это были представители таких стран как: Голландия, Дания, Норвегия, Бельгия, Латвия, Литва, Эстония, Швеция, Финляндия, Франция, Швейцария, Испания, Люксембург. Как и во время отечественной войны 1812 года, против России ополчилась по сути, вся Европа.

Известный американский историк Джордж Г. Стейн в своей книге «Ваффен СС» описывает национальный состав этих частей:

голландцы — 50 тысяч человек, бельгийцы — 20 тысяч человек, французы — 20 тысяч человек, датчане и норвежцы — по 6 тысяч человек, по 1200 человек из Швеции, Люксембурга, Швейцарии, и других европейских стран.

Из европейских эсесовцев добровольцев состояла одна из лучших дивизий рейха — Викинг. Название символизировало, что в ее рядах собраны представители из арийских народов нордической крови.

Так 10 марта 1942 года на Ленинградский фронт был переброшен Норвежский легион, он помогал удерживать город в кольце блокады до весны 1943 года. Но из-за больших потерь большинство легионеров отказались продлевать контракт, и были по приказу Гимлера заменены Латышским легионом СС.

Блокаду Ленинграда вообще можно считать общеевропейским предприятием. Помимо норвежцев под Волховым действовал легион «Нидерланды», бельгийский батальон. Здесь же сражались испанские добровольцы из «Голубой дивизии», с севера Ленинград осаждали финские и шведские войска, на Ладоге готовились к боям итальянские моряки.

Немецкий историк Мюллер-Гиллебрандт, который во время войны был генерал-майором Генерального штаба Вермахта, вспоминает, что многие французы, которым немцы отказали в зачислении в свои вооруженные силы, были сильно обижены.

Началось все с того, что у Генриха Гимлера произошел конфликт с руководством вермахта из-за того, что он для своих частей СС старался забрать лучших. Лучших в плане физической подготовки, здоровья, интеллектуального состояния. Он отбирал действительно гвардейцев, а вермахту доставался, как считало его руководство, так сказать второй сорт.

После того как армейские генералы «пожаловались» Гитлеру, для Гимлера был установлен лимит на призыв немцев в гвардейские подразделения. Но Гимлер быстро нашел выход из положения, он стал набирать в свои части представителей так называемых фольксдойч, немцев, живущих вне Германии. Это могли быть немцы из Голландии, Норвегии, Швеции, Бельгии, и откуда угодно.

«Клянусь тебе, Адольф Гитлер, как вождю, быть верным и храбрым. Даю обет повиноваться тебе и назначенным тобою начальнику до самой смерти. И да поможет мне Бог» Это фрагмент присяги европейских добровольцев ваффен СС при вступлении на службу.

В отличие от присяги которую принимали немцы, в тексте не было упоминания Гитлера как канцлера рейха, это своеобразная психологическая уловка, что это не служба в рядах немецких оккупантов, а в общеевропейских частях СС.

Среди альпийских стрелков тоже были не только немцы, всего было двенадцать горно-стрелковых дивизий, из них две австрийские, одна из югославских немцев, одна из боснийских мусульман, еще одна состояла из албанцев, и еще в одной были и австрийцы и норвежцы. Так что можно считать, что каждый второй немецкий горный стрелок родился за пределами границ третьего рейха 1937 года.

Такое большое количество добровольцев из захваченных Гитлером европейских стран объясняется многими причинами, это модная в то время в Европе расовая теория и яркие успехи национал-социалистической идеологии, и просто желание поживиться.

По планам Гимлера, расово неполноценные народы СССР должны были быть отброшены за Урал, а численность их уменьшена в несколько раз. На захваченных территориях восточных земель должны были селиться арийцы нордической крови.

Вторая мировая война является уникальной из всех войн, никогда еще в истории не было подобных случаев массового перехода граждан завоеванных стран на службу к оккупантам. Под гитлеровские знамена добровольно становилась чуть ли не большая часть населения.

В войне против СССР принимали участие не только вооруженные формирования европейских ваффен СС и иностранные части вермахта, на военную машину третьего рейха работала и вся промышленность Европы. В первые годы войны почти каждый второй снаряд был отлит из шведской руды.

Летом 1941 года каждый четвертый танк в немецкой армии был чешским или французским. Свои первые победы Германия одержала во многом благодаря скандинавскому железу и швейцарской оптике для прицелов.

Мало кто знает, что самым мощным танком вермахта при нападении на СССР был французский В2. Половина сверхтяжелых орудий, обстреливавших Ленинград, Севастополь, были произведены во Франции и Чехии.

В 1938 году в Мюнхене представители Англии и Франции предательски отдали Гитлеру Чехословакию. Если бы не этот сговор, Германия по экономическим причинам возможно и не смогла бы начать полномасштабную войну.

Чешская оборонная промышленность была в то время одной из крупнейших в Европе. С ее заводов рейх получил более полутора миллионов винтовок и пистолетов, около 4 тысяч орудий и минометов, свыше 6600 танков и самоходных орудий.

Особое значение для Германии играли поставки сырья. Американские нефтяные компании через свои филиалы в странах Латинской Америки передали Гитлеру бензина на несколько десятков миллионов долларов. Компания Рокфеллера «Standard oil» поставила третьему рейху горюче-смазочных материалов и топлива на сумму в 20 миллионов долларов.

Генри Форд, большой поклонник Гитлера, имел в Германии филиалы своих предприятий, которые до самого конца войны поставляли немцам очень хорошие грузовики, всего около 40 тысяч штук. Для Америки война стала хорошим бизнесом.

Стоит заметить, что на захваченной территории СССР, немцы, из 32 тысяч предприятий смогли запустить лишь двести. Они давали продукции в три раза меньше чем такая страна как Польша.

«Если мы увидим, что Германия побеждает, мы должны помочь России. А если верх будет одерживать Россия, мы должны помогать Германии. И пусть они таким образом убивают друг друга как можно больше. Все это на благо Америки». Это заявление 24 июня 1941 года сделал будущий президент США Гарри Трумэн, американской газете Нью-Йорк Таймс.

Нейтральные страны на службе у нацистов

«…В первые же дни войны через территорию Швеции была пропущена германская дивизия для действий в Северной Финляндии. Однако премьер-министр Швеции социал-демократ П. А. Ханссон тут же обещал шведскому народу, что через территорию Швеции больше не будет пропущена ни одна немецкая дивизия и что страна никоим образом не вступит в войну против СССР. Швеция взяла на себя представительство интересов СССР в Германии, и все же через Швецию развернулся транзит немецких военных материалов в Финляндию; немецкие транспортные суда перевозили туда войска, укрываясь в территориальных водах Швеции, причем до зимы 1942/43 г. их сопровождал конвой шведских военно-морских сил. Гитлеровцы добились поставок шведских товаров в кредит и перевозки их в основном на шведских судах…»

«…Именно шведская железная руда была лучшим для Гитлера сырьем. Ведь эта руда содержала 60 процентов чистого железа, в то время, как руда, получаемая немецкой военной машиной из других мест, содержала лишь 30 процентов железа. Понятно, что производство военной техники из металла, выплавленного из шведской руды, обходилось казне Третьего рейха гораздо дешевле.

В 1939 году, том самом, когда гитлеровская Германия развязала Вторую мировую войну, ей было поставлено 10,6 млн. тонн шведской руды. Ничего себе! После 9 апреля, то есть, когда Германия уже завоевала Данию и Норвегию, поставки руды существенно возросли. В 1941 году морским путем для нужд германской военной промышленности поставлялось ежедневно 45 тысяч тонн шведской руды. Мало-помалу торговля Швеции с нацистской Германией нарастала и, в конце концов, составила 90 процентов всей шведской внешней торговли. С 1940 по 1944 год шведы продали фашистам более 45 млн. тонн железной руды.

Шведский порт Лулео был специально переоборудован для поставок железной руды в Германию через воды Балтики. (И только советские подводные лодки после 22 июня 1941 года временами доставляли шведам большие неудобства, торпедируя шведские транспорты, в трюмах которой эта руда переправлялась). Поставки руды в Германию продолжались практически до момента, когда Третий рейх уже начал, говоря образно, испускать дух. Достаточно сказать, что еще в 1944 году, когда исход второй мировой войны ни у кого уже не вызывал сомнений, немцы получили из Швеции 7,5 млн. тонн железной руды. До августа 1944 г. Швеция получала нацистское золото через банки Швейцарии.

Иными словами, писала «Норшенсфламман», «шведская железная руда обеспечивала немцам успехи в войне. И это был горький факт для всех шведских антифашистов». Однако шведская железная руда поступала немцам не только в виде сырья.

Знаменитый на весь мира концерн «СКФ», производивший лучшие на планете шарикоподшипники, поставлял эти, не столь уж, на первый взгляд, хитрые технические механизмы, Германии. Целых десять процентов шарикоподшипников, получаемых Германией, приходилось, по данным «Норшенсфламман», на Швецию. Любому, даже вовсе неискушенному в военном деле человеку, понятно, что означают шарикоподшипники для производства военной техники. Да ведь без них ни один танк с места не стронется, ни одна подводная лодка в море не выйдет!

Заметим, что Швеция, как отмечала «Норшенсфламман», производила подшипники «особого качества и технических характеристик», которые Германия не могла получить ни откуда более. Импорт подшипников из Швеции стал для Германии особенно важен, когда в 1943 году подшипниковый завод VKF в Швайнфурте был уничтожен. В 1945 году экономист и советник по экономическим вопросам Пер Якобссон предоставил информацию, которая помогла сорвать поставку шведских подшипников в Японию.

Давайте задумаемся: сколько же жизней оборвалось потому, что формально нейтральная Швеция обеспечивала фашистскую Германию стратегическими и военными продуктами, без которых маховик военного механизма нацистов продолжал бы, конечно, раскручиваться, но уж точно, не с такой большой скоростью, как оно было?

Осенью 1941 года, той самой жестокой осенью, когда на карту было поставлено существование всего Cоветского государства (а значит, как следствие, и судьба населявших его народов), король Швеции Густав V Адольф направил Гитлеру письмо, в котором пожелал «дорогому рейхсканцлеру дальнейших успехов в борьбе с большевизмом»…»

Еще больше военных заказов Швеция получила после начала Второй мировой войны. И в основном это были заказы для гитлеровской Германии. Нейтральная Швеция стала одной из главных экономических опор национального рейха. Достаточно сказать, что только в 1943 году из добытых 10,8 млн. т железной руды в Германию из Швеции было отправлено 10,3 млн. т.

До сих пор мало кто знает, что одной из главных задач кораблей ВМФ Советского Союза, воевавших на Балтике, была не только борьба с фашистскими кораблями, но и уничтожение судов нейтральной Швеции, перевозивших грузы для нацистов.

Ну а чем же расплачивались гитлеровцы со шведами за полученные от них товары?

Только тем, что они награбили на оккупированных ими территориях и больше всего — на советских оккупированных территориях. Других ресурсов для расчетов со Швецией немцы почти не имели. Так что, когда вам в очередной раз будут рассказывать про «шведское счастье», помните, кто и за чей счет шведам его оплатил.

Война в Европе была скорее за политическое влияние и за контроль территорий, война на восточном фронте, была войной на уничтожение и выживание, это абсолютно две разные войны, просто они проходили одновременно.

Цивилизованная Европа всегда старательно вычеркивает из истории второй мировой войны эти позорные факты своего сотрудничества с самым кровавым и бесчеловечным режимом двадцатого века, и эта та правда о войне, которую нужно знать, и о которой нужно помнить.

Английский публицист XIX века T. Дж. Даннинг: «Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это ещё не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами.»

Андрей Р.

https://moiarussia.ru/skolko-pogiblo-sovetskih-soldat-za-osvobozhdenie-evropy-ot-fashizma/

Величайший источник и залог силы государства – не экономика и не размер вооружённых сил, а легитимность в глазах населения, общее признание морального и юридического права государства на власть, исполнение его законов и правил, способность призвать народ идти на жертвы в виде налогов и, если понадобится, к воинской повинности[1]. Не имея легитимности, государство обречено на слабость и крах; или же ему придётся прибегать к жестокости и создавать правление страха. Фундаментальная слабость Европейского союза в сравнении со странами – членами ЕС в том, что в глазах большинства европейцев он так и не добился настоящей легитимности, будучи квазигосударственным образованием.

У легитимности много разных источников. Один из них – просто достаточно длительное существование, создающее впечатление, будто данное государство есть неотъемлемая часть естественного порядка вещей. Историк и социолог Макс Вебер называл это традиционной легитимностью. Однако она может быть утрачена, если общество и экономика изменятся так, что государство станет восприниматься как архаичное (именно это произошло с монархией во Франции за несколько десятилетий до Революции).

Ещё один очевидный источник легитимности – эффективность или успех в выполнении задач, которые население считает действительно важными. Некоторые из этих целей неизменны: защита от внешних врагов и сохранение фундаментальной внутренней безопасности были задачами государства с тех пор, как оно впервые появилось в истории. Другие задачи со временем менялись: по крайней мере, на Западе, если не считать некоторые штаты в США, правильное соблюдение религиозных законов больше не является существенной функцией государства.

Одним из важных источников легитимности последние семьдесят лет была демократия, которой объяснялась терпимость к неудачам избранных правительств и согласие меньшинства с волеизъявлением большинства (или даже, как иногда происходит в Соединённых Штатах, согласием большинства с электоральной победой меньшинства, поскольку это допускается Конституцией).

Но, как обнаружили для себя многие демократические и полудемократические государства в прошлом столетии, одна лишь демократия не может бесконечно сохранять государство, если в обществе глубокий раскол и власти не добиваются целей, которые население считает жизненно важными. Для этого необходим более глубокий источник легитимности, коренящийся в общем чувстве национальной принадлежности. В современном мире величайшим и наиболее долговечным источником этих чувств и легитимности государства является национализм.

За исключением коммунизма в течение его непродолжительного революционного периода, ничто в современной истории не может сравниться с национализмом в качестве источника коллективных действий, добровольных жертв и, конечно, государственного строительства. Другие элементы личной идентичности могут быть важны для каждого человека в отдельности, но они не создают крупных и долговечных институтов[2] (за исключением мусульманского мира, где религия сохраняет сильные позиции).

В России именно возрождение национализма спасло страну от полного краха в 1990-е годы. После того, как в Китае была официально принята новая государственная экономическая стратегия, которую можно охарактеризовать как авторитарный социально-ориентированный рыночный капитализм, именно национализм пришёл на смену коммунизму в качестве идеологии, придающей легитимность государству. Это может сработать и для западных стран, поскольку либеральная демократия не решает главных задач увеличения благосостояния и безопасности для населения в целом. Подобно тому, как в Китае сохраняется коммунистическое государство, но с националистическим содержанием, так и на Западе демократия может сохраниться, если на смену либерализму придёт национализм. По крайней мере, в 2020 г. этот процесс изменения парадигмы идёт полным ходом в некоторых странах ЕС.

Опасения по поводу национализма в последние сто лет объяснялись мнением, будто он порождает войну. Предотвращение мировой войны было главной целью всех либеральных интернационалистских проектов с тех пор, как Иммануил Кант написал в 1795 г. философский очерк «К вечному миру». Казалось, что связь между национализмом и войной доказана раз и навсегда опытом двух страшных мировых войн, а также многочисленными конфликтами меньшей интенсивности в Европе. Лига наций, ООН и Европейский союз, а также другие менее успешные региональные объединения создавались в основном для предотвращения новых мировых войн.

Однако с 1945 г. мир сильно изменился[3]. Количество и масштаб войн между народами значительно уменьшились. Прямое столкновение великих держав стало маловероятным из-за появления ядерного оружия, и если США и СССР смогли избежать ядерной катастрофы, есть все основания полагать, что великим державам XXI века это тоже окажется под силу. Тот факт, что у Пакистана в 1998 г. появилось ядерное оружие, представляется очевидной причиной, почему Индия не отреагировала на теракты пакистанских группировок объявлением войны. В предыдущие эпохи с учётом подавляющего превосходства Индии в обычных вооружениях она была бы почти неизбежной.

После 1945 г. мы стали свидетелями большого числа гражданских конфликтов и восстаний, в которых внешние великие державы иногда принимали участие на той или другой стороне. Более 90% войн за 70 лет были внутренними. В большинстве случаев они являлись следствием слабости и развала государства, которое во многом хирело из-за неспособности сплотить нацию и укрепить в ней государственный национализм (хотя, конечно, нередко эти столкновения провоцировались сепаратизмом и этническим национализмом).

В свете такого подхода связь между национализмом и войной представляется совсем иной, нежели её изображают либеральные интернационалисты.

Более того, после окончания холодной войны, именно либеральные интернационалисты, взяв на вооружение американский империализм, чаще всего разжигали международные конфликты[4].  

Национализм, современность и реформы

Помимо проблематики национализма и войны, вера прогрессивной общественности, что размывание таких понятий, как национализм и национальное государство, – позитивная тенденция, опирается на тройное заблуждение: как национализм связан с современным развитием, глобализацией, а также социально-экономическим и культурным прогрессом.

В течение двух веков после Французской революции национальные государства и идеология национализма были предвестниками современного развития сначала в Европе и США, а потом и в остальном мире. «Национальное измерение – неизбежный атрибут современной политической жизни»[5]. Эта связь между национализмом и современностью – главный тезис «конструктивистской» теории национализма, сформулированной историками Эрнстом Геллнером и Эриком Хобсбаумом (и бессознательно разделяемой либеральным истеблишментом и западными СМИ, даже когда они не догадываются о происхождении идеи), хотя её сторонники по-разному оценивают исторические события и социально-экономические конфигурации, породившие современный национализм.

Но, как указывал Том Нэйрн и другие учёные, представители данной школы не задумывались о логическом следствии этой точки зрения. Во-первых, национализм и национальное государство были и остаются «неотъемлемым принципом современности»[6]. Во-вторых, если освящённое религией монархическое правление над раздробленными территориями не могло быть более жизнеспособной формой государственного устройства по политическим или экономическим причинам, тогда единственная возможная альтернатива – политическое устройство, опирающееся на суверенитет граждан, спаянных принадлежностью к одной нации, проживающих на одной исторической территории, объединённых общими национальными чувствами. Это также единственная форма, в которой может быть организована эффективная демократия[7].

Если национализм внутренне связан с идеей современного государства, он неотделим и от конкретных попыток модернизации и усиления государств через экономические, политические, социальные и культурные преобразования. Эта связь особенно очевидна, если посмотреть на реформы, проводимые странами Азии, которые в XIX и XX веках стремились модернизироваться, чтобы защищать себя от империалистических западных держав, добиваясь активной, а не пассивной роли в капиталистической глобализации. Взятие на вооружение капитализма и западных социально-культурных моделей было необычайно болезненным и энергично осуждаемым процессом. Азиатам пришлось отказаться от своих древних культурных традиций, разрушить общественно-политические иерархии и радикально преобразовать всё – от одежды до регулирования отношений между полами.

Помимо культурного шока, эти перемены подвергли простых людей существенным материальным тяготам. Им пришлось платить более высокие налоги для строительства современной инфраструктуры, согласиться с воинской повинностью в армиях нового типа, основанных на массовом призыве, а также оставить свои земельные угодья и переселиться в городские трущобы, чтобы освободить место для нового международного коммерческого земледелия. Нравственные, политические и социально-экономические жертвы были огромны, а теперь, скорее всего, людям также придётся бороться с изменением климата и приспосабливаться к искусственному интеллекту. Поэтому неудивительно, что эти реформы натолкнулись на ожесточённое сопротивление и потерпели неудачу в большинстве стран Азии[8].

Можно уверенно сказать, что реформы прошли успешно лишь в тех странах, где государство смогло мобилизовать сильные националистические чувства, чтобы оправдать необходимые жертвы. В некоторых случаях карта национализма разыгрывалась с большим убеждением и энтузиазмом, дабы укрепить страну перед угрозой иностранного вторжения или господства. Япония – яркий пример успеха подобной стратегии в Азии, равно как и Турция Кемаля Ататюрка в мусульманском мире.

Вопиюще радикальные преобразования, проведённые в эпоху Мэйдзи в Японии с 1860-х гг. и далее, открыто оправдывались и легитимировались необходимостью усилить нацию и избежать участи других стран Азии, ставших жертвой европейского империализма. Как и в Турции, реформы проводились бывшими военными с соответствующим складом ума и характера. Официальный лозунг призывал людей повышать не своё благосостояние, а благосостояние страны: «Обогащайте страну, укрепляйте армию».

«Все усилия в направлении модернизации были явно связаны с главной проблемой повышения благосостояния и силы японского государства, и почти все крупные программы инициировались и продвигались национальным государством во имя достижения чётко сформулированных национальных целей»[9]. В сердце этих реформ и их обоснования лежало распространение обновлённого вида японского национализма через новую массовую систему образования[10]. Однако этот национализм не был создан с нуля, а перестроен и расширен на очень древних основаниях. На самом деле ранее существовавший национализм и Император как общепризнанный (хотя ранее и чисто символический) источник легитимности государства были ключом к успеху всего процесса перемен[11]. В Японии до эпохи Мэйдзи, при Сёгунате Токугава, «Император принимался народом как высший источник всей политической власти… Более того, существовала всеобщая приверженность национальным интересам. Отождествление с Японией как культурой и нацией то и дело всплывало в сознании народа, имея значительный потенциал для его объединения и сплочения перед лицом внешнего врага»[12].

Как писал либеральный японский реформатор 1880-х гг., «цель моей жизни – увеличить национальную мощь Японии. В сравнении с соображениями об укреплении страны вопрос внутреннего управления и того, в чьих руках оно окажется, не имеет никакого значения»[13].

Либеральная капиталистическая реформа в развивающихся обществах Европы XIX века сильно зависела от национализма для своей легитимации[14]. И поскольку либерализм XIX века был внутренне связан с национализмом, разрыв европейского либерализма с национализмом после окончания Первой мировой войны ознаменовал резкий отход от его истоков. И хотя либеральная реформа с целью создания свободного рынка означала снижение власти государства над экономикой, она зависела от государственной власти для сдерживания своих противников[15].

Европейский либерализм начала и середины XIX века невозможен без движений национального «освобождения» и/или преобразований ради укрепления нации перед лицом угрозы имперского доминирования или агрессии других государств. Отец современного либерализма Великобритании Джон Стюарт Милль также тесно увязывал либеральный прогресс с созданием сильных и однородных национальных государств.

Именно национализм был средоточием того, что философ Антонио Грамши впоследствии называл «гегемонией» буржуазных либеральных идей, включая капиталистические экономические реформы в Италии конца XIX века: их принятия большинством населения как разновидности «здравого смысла». Это помогало во все эпохи добиваться согласия большей части населения с правлением и политикой реформ элиты, даже когда эти реформы явно шли вразрез с краткосрочными интересами людей[16]. По словам  чешского социолога Хайнца Циглера, «идея нации образует философский фундамент легитимации буржуазного общества. Она гарантирует… легитимность современных структур правления, подразумевая согласие народных масс с новым государством, и является одним из фундаментальных факторов управления процессом, при котором массы встраиваются в политическую расстановку»[17].

Во многих странах Европы либералы XIX века, чтобы протащить крайне болезненные реформы, должны были проявить неприкрытую элитарность (признавая ограничения избирательного права), нередко авторитарность и призвать на помощь национализм, поскольку он был единственной силой, способной достаточно крепко привязать население к либералам для поддержки реформ[18].

Современные либеральные реформаторы в ЕС и других регионах сохраняют элитарность и даже авторитаризм, свойственный их предшественникам XIX века, но забыли про национализм. Элитарно-авторитарное крыло либерализма в полной мере проявило себя в России 1990-х годов. Выставляя напоказ свою приверженность «демократии» перед западной общественностью, либеральная интеллигенция Москвы и Санкт-Петербурга совершенно открыто выражала презрение к простым россиянам. Они называли их «хомо советикус», и в этом термине сквозила почти расовая неприязнь, а отношение действительно напоминало расовую дискриминацию северо-итальянскими элитами консервативно настроенного крестьянства Юга Италии после воссоединения страны или отношение белых элит Латинской Америки к более темнокожим массам своих стран[19].

В последние годы подобное антидемократическое отношение, напоминавшее поведение либералов XIX века, снова возобладало среди либералов Европы и Северной Америки. Так они отреагировали на антилиберальные тенденции, такие как голосование по Брекзиту и массовое движение в поддержку Дональда Трампа. Как и в России 1990-х гг., либералы повели себя достаточно безрассудно, когда, ведя агитацию за себя среди народных масс, выражали им презрение (например, Хилари Клинтон с её разговорами о «безнадёжных»)[20].

Ошибка современных либеральных реформаторов заключалась в непонимании того, что единственный способ, с помощью которого их предшественники XIX века сумели убедить массы согласиться с их правлением и программой, была апелляция к национализму. Эта ошибка была особенно катастрофична в России, если говорить о многих российских либералах 1990-х гг., которые выступили не только как авторы ужасно болезненной программы экономических реформ, но и как апологеты гегемонии США над Россией – не слишком привлекательная предвыборная платформа для большинства российских избирателей. Находясь в России в 1990-е гг., я устал слышать от западных аналитиков и некоторых российских либералов, что российские «западники» XIX века были предтечами и образцом для современных российских прозападных реформаторов, веривших, что Россия должна стать услужливым союзником Соединённых Штатов. Западники XIX века, конечно, верили в либеральные реформы, но по другим причинам. Подобно своим собратьям в Китае и Японии, они считали, что эти реформы необходимы для усиления Российской империи, конкурировавшей с западноевропейскими соперниками. Однако у них не возникало мысли проводить реформы ради того, чтобы Россия стала вассалом Британской империи. 

Поведение современных арабских либералов, поддерживающих авторитарное правление из страха перед консервативными массами мусульманского населения и надеющихся на проведение изменений авторитарными методами, полностью соответствует либерализму XIX века. Однако есть мнение, будто они действуют как американские вассалы, и это их ослабляет. Если у военного режима в Египте и была хотя бы призрачная возможность осуществления успешной программы «кемалистской» авторитарной реформы наподобие той, которую Ататюрк провёл в Турции в 1920–1930-х гг., шанс был упущен, когда Анвар Садат заключил мир с Израилем и договорился о том, что Египет будет сателлитом США.

Это проблема реформаторов во всём мусульманском мире, пытавшихся взять на вооружение кемализм в качестве модели для развития общества в своих странах. Радикальные западнические реформы Ататюрка легитимировались не просто национализмом, а победоносным военным национализмом[21]. Он прославился как полководец Османской империи, когда одержал победу над имперскими британскими войсками в Галлиполи. В 1919–1922 гг. националистическая турецкая армия разгромила не только греков и армян, но также и французов[22]. Победив Запад, Ататюрк получил националистическую легитимность для того, чтобы ему подражать.

Это интересный контраст с иранской династией Пехлеви, которая пыталась провести примерно такую же программу реформ, как и Ататюрк (Реза Шах имитировал кемалистов, запретив носить традиционную одежду). Но, поскольку династия сначала была вассалом Британской империи, а затем США, у неё отсутствовала националистическая легитимность, чтобы добиться согласия народных масс с проводимыми реформами.

Как пишет историк Прасенджит Дуара, «современные универсалисты склонны не верить в наделение предлагаемых ими трансцендентных или утопических истин символами и ритуалами священной власти… Но никакие социальные перемены не будут успешны без убедительного символизма и эмоциональной силы, способной вдохновить народ»[23].

В сегодняшнем мире и, возможно, ещё очень длительное время единственной по-настоящему популярной силой, сохраняющей привлекательность, а также дающей возможность перспективного мышления, является национализм. Ислам мог бы то же самое сделать в мусульманском мире, но пока он всё ещё находится в процессе выработки своего отношения к современности. Наверное, за исключением Ирана, где религия сочетается с сильной и древней национальной идентичностью, ислам, похоже, будет ещё долго поглощён внутренней борьбой, а значит, не станет силой, способной сформировать жизнеспособную современную культуру.

Свойство национализма проецировать свою суть на будущее тесно связана с его способностью опираться на прошлое (реальное или воображаемое), то, что профессор Энтони Смит называл «комплексом национальных мифов-символов»[24]. Отчасти этим объясняется способность национализма внушать идею жертвенности и борьбы.

Государственный национализм, иммиграция и интеграция

США всегда были открыты для иммигрантов (до 1960-х гг. в основном европейских) с полуофициальной идентичностью, основанной на лояльности идеологии и Конституции, но не на этнической лояльности (на принятии так называемого «кредо американца»). Конечно, это не сделало американский национализм слабым и «разбавленным». Однако потребовалось чрезвычайно сильное идеологическое и культурное воздействие через систему образования, средства массовой информации и массовую культуру (особенно Голливуд), направленное как на ассимиляцию иммигрантов, так и на их принятие существующим населением. Это не происходит само собой[25].

Термин «американский национализм» появился ближе к концу XIX века и прививался через школы и общественную символику – во многом как способ сплочения общей лояльностью и идентичностью более старого (белого) населения и новоприбывших (белых) иммигрантов. Не будучи реакционной силой, этот национализм был тесно связан с прогрессивным движением, направленным на укрощение дикого капитализма «позолоченного века», создание базовых социальных благ и модернизацию федерального правительства[26]. Этот национализм был фундаментом избирательной программы Теодора Рузвельта, когда тот стремился к переизбранию на пост президента как независимый кандидат, а впоследствии лёг в основу Нового курса Франклина Делано Рузвельта. «Безусловный и безоговорочный патриотизм позволяет американскому кредо просочиться в отношения и поведение иммигрантов, постепенно ориентируя их на ключевые убеждения, определяющие американскую идентичность… Патриотизм предшествует принятию доминирующей политической культуры; американское политическое сообщество принимается до того, как будет усвоен ценностный консенсус сообщества»[27].

Следовательно, было бы ошибкой думать, будто гражданский национализм непременно должен быть мультикультурным. Во-первых, в прошлом гражданский национализм, так же, как и этнический, настаивал на принятии государственного языка в качестве критерия гражданства. Джон Стюарт Милль считается величайшим пророком либерального индивидуализма, при этом он не был сторонником терпимости к разным национальным идентичностям внутри государства: «Свободные институты почти невозможны в стране, где соединены люди разных национальностей. Среди людей, не связанных братскими чувствами, особенно если они читают и разговаривают на разных языках, не может существовать единого общественного мнения, необходимого для работы представительного собрания или правительства».

Как отмечали Уолтер Рассел Мид, Майкл Линд, ваш покорный слуга и другие учёные, для большинства американцев среднего класса принадлежность к американскому сообществу никогда не означала только принятие американских политических ценностей, уважение к конституции и власти закона[28]. Существует целый ряд явных и неявных культурных требований, включая знание английского языка, американский патриотизм, трудовую этику, семью, религиозную веру (хотя со временем менялось представление о том, какой должна быть эта вера) и понимание сокровенных и сложных, но вместе с тем популярных и специфических для американцев ритуалов, таких как бейсбол. И этот подход срабатывал. Белый средний класс Америки успешно прививал свою культуру десяткам миллионов европейских иммигрантов и их потомкам, а сегодня он делает то же самое со многими миллионами азиатов, латиноамериканцев и иммигрантов иной расовой принадлежности.

Поэтому следует признать: в то время как «этнические» нации обычно имели формальные и неформальные средства ассимиляции лиц иной этнической принадлежности, «гражданские» нации примешивали к политическим требованиям культурные[29].

Национализм и социальные блага

С 1870-х до 1940-х гг. создание систем социального обеспечения тесно увязывалось с соображениями национальной безопасности и единства перед лицом вероятного конфликта в будущем и, в частности, с необходимостью набирать большие армии по призыву. Это требовало обеспечения лояльности всех солдат, чтобы им не пришло в голову повернуть оружие против своих офицеров и правителей. И означало необходимость базовых социальных гарантий и медицинского обслуживания для членов их семей[30].

Индустриализация и урбанизация привели к росту озабоченности по поводу физической готовности новобранцев. Такие тревоги вдохновили движение за снижение ужасающего уровня детской смертности в европейских городах конца XIX века[31]. В США импульс в направлении реформ принял форму прогрессивизма, призывающего к «национальной эффективности», и «нового национализма» Теодора Рузвельта, который помог заложить основы для Нового курса, предложенного его родственником Франклином.

Законы, направленные на то, чтобы положить конец самым уродливым формам промышленного капитализма (отмена детского труда, ограничение продолжительности рабочего дня), приняты в 1830-е годы. Однако первая систематическая программа государственного страхования была разработана Отто фон Бисмарком в 1880-е гг. с двумя родственными целями: предотвращение революции и укрепление национального единства[32]. Выступая перед Рейхстагом Германии, Бисмарк сказал: «Я достаточно много прожил во Франции, чтобы понимать, что преданность большинства французов своему правительству… по сути, связана с тем, что большинство получает пенсии от государства»[33].

Спустя десятилетие, по мере того, как Германия всё больше и больше опережала Британию в экономическом отношении, возможность войны с Германией становилась всё более реальной, а общественные волнения и протесты рабочих в Британии нарастали, часть британских интеллектуальных и политических элит начала присматриваться к немецкой модели[34]. В своих мемуарах (написанных после Первой мировой войны) бывший премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж оправдывал либеральный закон о государственном страховании 1911 г. угрозами со стороны других стран и внутренними волнениями, завершив словами: «Были ли мы готовы ко всем ужасающим непредвиденным обстоятельствам?»[35].

«Социальные империалисты» Британии были глубоко эклектичной группой, преимущественно выходцами из империалистического крыла Лейбористской партии. Но они также брали на вооружение мысли фабианских социалистов, включая писателей Герберта Уэллса и, между прочим, Джорджа Бернарда Шоу, идеи консерваторов «единой нации», бывших колониальных администраторов, таких как Лорд Мильнер и Джон Бьюкан, а также дальновидных представителей военной элиты и их союзников, таких как фельдмаршал Фредерик Робертс, Хэлфорд Макиндер и Редьярд Киплинг.  

В свободный альянс их объединила вера в защиту Британской империи и убеждённость в высокой вероятности мировой войны, когда единство нации будет испытано на прочность. К этому следует добавить известное профессиональное презрение среднего класса к наследственным аристократам и профессиональным политикам, преобладавшим в британском правительстве, а также глубокий страх перед революцией, классовой враждой и распадом общества.

Стержнем такого мышления была вера в «национальную эффективность» – в то, что британское государство нужно реформировать и наделить дополнительными полномочиями, в том числе правом выстраивать экономику и руководить её развитием[36]. Герберт Уэллс назвал это «мятежом компетентных людей». По мнению Уинстона Черчилля, входившего тогда в либеральное правительство, «Германия организована не только для войны, но и для мира. Мы же не организованы ни для какого стоящего дела, кроме как для партийной политики»[37]. Планы социальных империалистов выходили далеко за пределы социального страхования, охватывая градостроительство, общественное здравоохранение и реформу образования[38].

Во всех западноевропейских странах успех различных программ социального империализма, осуществлённых до 1914 г., находил отражение в необычайной стойкости и самопожертвовании их армий. В то время как неспособность российского империалистического государства обеспечить минимальное социальное благополучие своих граждан во многом способствовала краху сначала армии, а затем государства в 1917 году.

Социальные империалисты в целом верили в необходимость новой управляемой «национальной экономики», более высокого прогрессивного налогообложения для оплаты социальной реформы и военных приготовлений. Они также верили в ограничение свободной торговли для защиты британской промышленности и имперского экономического единства («имперские преференции»). Таким образом, они восстали против ортодоксии свободного рынка, на котором настаивали обе политические партии до отмены Хлебных законов шестьюдесятью годами ранее (законы о пошлине на ввозимое зерно, действовавшие в Великобритании с 1815 по 1846 гг., являлись барьером, который защищал английских фермеров и землевладельцев от конкуренции с дешёвым иностранным зерном – прим. ред.). Интересная параллель с нынешним временем заключается в том, что их мысль развивалась в контексте упадка британской промышленности перед лицом растущей конкуренции на мировом рынке и резкого роста относительной значимости лондонского Сити и финансовых услуг.

В Британии социальный империализм, хоть и под другими названиями, укрепился и, в конце концов, восторжествовал вследствие войн, особенно Второй мировой, когда консерваторы и лейбористы вместе работали в правительстве[39]. В ходе этой войны лейбористы стали глубоко патриотичными людьми, а консерваторы соглашались с жёстким руководством экономикой со стороны государства. Создание Министерства здравоохранения в 1921 г. стало следствием Первой мировой войны. Доклад экономиста Уильяма Генри Бевериджа в 1942 г., заложивший основы государства всеобщего благоденствия после 1945 г., стал следствием Второй мировой. И сам Беверидж во многом мыслил категориями социального империализма[40].

В США тот же импульс, который в Британии породил социальный империализм, привёл к возникновению Прогрессивного движения и к появлению концепции «нового национализма» Теодора Рузвельта и Герберта Кроули, хотя в ней сравнительно меньше внимания уделялось благосостоянию и больше – регулированию капитализма и национальной эффективности.

Подобно британским социальным империалистам, но в отличие от большинства современных социальных реформаторов, деятельность Кроули являлась глубоко националистической. Она была посвящена американским национальным интересам. Государству и населению, особенно иммигрантам и их детям, внушалась новая национальная идея: «Таким образом последствия претворения судьбы нашей американской нации в национальную идею становятся революционными. Когда обетование американской жизни воспринимается как национальный идеал, достижение которого – вопрос искусного и напряжённого труда, следствием этого становится, по сути, отождествление национальной идеи с социальной проблемой»[41].

Сегодня, когда американское общество шатается под ударами расовых и культурных проблем, экономической депрессии и растущего неравенства, ключевой вопрос для будущего Америки: удастся ли снова мобилизовать общее понимание национальной идеи для проведения необходимых реформ? В обозримом будущем геополитическая конкуренция в мире будет в меньшей степени касаться военной силы и в большей – разворачиваться вокруг сравнительной национальной эффективности. Причём судить об этой эффективности придётся не столько с точки зрения экономического роста и технологических возможностей, сколько в терминах общественной солидарности и гармонии. Как и в прошлом, достижение новых форм эффективности будет мучительным и болезненным для крупных и могущественных сегментов общества. И так же, как и в прошлом, выраженный государственный национализм будет необходим для успеха национального строительства.

Данная статья частично основана на новой книге Анатоля Ливена «Изменение климата и национальное государство: доводы реалиста» (Climate Change and the Nation State: The Realist Case). Она опубликована издательством Penguin в Великобритании и типографией Оксфордского университета в США.

СНОСКИ

[1]      Perre Manent. A World Beyond Politics? A Defence of the Nation State (translated by Marc LePain, Princeton University Press, Princeton NJ 2006). P. 1.

[2]      Другой взгляд – Amartya Sen, Identity and Violence: The Illusion of Destiny (W.W. Norton and Co., New York 2006).

[3]      Miller. On Nationality. P. 119; Collier, Exodus. P. 263.

[4]      See John J. Mearsheimer. The Great Delusion: Liberal Dreams and International Realities (Yale University Press, New Haven 2018); Walt, The Hell of Good Intentions; Andrew J. Bacevich, Twilight of the American Century (University of Notre Dame Press, Notre Dame IN 2018).

[5]      Will Kymlicka. “The Sources of Nationalism”, in McKim and McMahan, Morality of Nationalism. P. 57.

[6]      Liah Greenfeld. Nationalism: Five Paths to Modernity (Harvard University Press, Cambridge MA 2013). P. 491.

[7]      Nairn. Faces of Nationalism. PP. 65-67; Manent, World Beyond Politics. PP. 51-59.

[8]      Tom Nairn. “The Curse of Rurality” in John A Hall (ed), The State of the Nation: Ernest Gellner and the Theory of Nationalism (Cambridge University Press 1998). P.108.

[9]      Delmer M Brown. Nationalism in Japan: An introductory historical analysis (University of California Press, Berkeley, 1955). PP. 91, 104.

[10]    См. “The Imperial Rescript on Education” (1890) in William Theodore de Bary et al. (eds), Sources of Japanese Tradition, vol. two, part two (Columbia University Press, New York, 2006). PP. 108-110; Barrington Moore, Social Origins of Dictatorship and Democracy: Lord and Peasant in the making of the Modern World (Penguin, London 1966). P. 246.

[11]    Kevin M. Doak. A History of Nationalism in Modern Japan: Placing the People (Brill, Boston Mass, 2007). PP. 36-45, 113-126.

[12]    James W.White. “State Building and Modernisation: The Meiji Restoration”, in Gabriel A. Almond et al. (eds), Crisis, Choice and Change: Historical Studies of Political Development (Little, Brown and Co., Boston Mass. 1973). PP. 502-503; Sources of Japanese Tradition. PP. 117-118.

[13]    Fukuzawa Yukichi, quoted in W.G.Beasley. The Meiji Restoration (Oxford University Press, Oxford 1973). P. 377.

[14]    См. Erica Benner “Nationalism: Intellectual Origins” in John Breuilly (ed). The History of Nationalism (Oxford University Press New York 2013). PP. 36-51; James J Sheehan, German Liberalism in the Nineteenth Century (Methuen, London 1982). PP. 274-283.

[15]    Immanuel Wallerstein. The Modern World-System IV: Centrist Liberalism Triumphant, 1789-1914 (University of California Press 2011). P. 9.

[16]    Barrington Moore, op cit. P. 493. Eugen Weber. Peasants Into Frenchmen: The Modernisation of Rural France 1871-1914 (Chatto and Windus, London 1977).

[17]    Heinz Ziegler. Die Moderne Nation (Tuebingen 1931), quoted in Tibi, op cit. P. 33.

[18]    Francesco Trinchero. Quoted in Nelson Moe, The View from Vesuvius: Italian Culture and the Southern Question (University of California Press, Berkeley 2002). P. 145. For the authoritarian and military character of Italian liberalism after unification, see Moe, op cit. PP. 126-183; Dennis Mack Smith, The Making of Italy 1796-1870 (Macmillan, London 1968). PP. 371-394. For the Bronte revolt and its suppression, see Lucy Riall, Under the Volcano: Revolution in a Sicilian Town (Oxford University Press, Oxford 2013).

[19]    Francesco Trinchero. Quoted in Nelson Moe, The View from Vesuvius: Italian Culture and the Southern Question (University of California Press, Berkeley 2002). P. 145. По поводу подхода российских либералов к массам см.  Lieven, Tombstone of Russian Power. PP. 153-155.

[20]    См. Chua, Political Tribes. PP. 161-173; Mounk, People Versus Democracy. P. 10.

[21]    О кемалистской идеологии и реформах Ататюрка см. Sevket Pamuk. “Economic Change in Twentieth Century Turkey”, Cambridge History of Turkey, volume IV (Cambridge University Press, Cambridge, 2008) pages 266-300; Hugh Paulton, Top Hat. Grey Wolf and Crescent: Turkish Nationalism and the Turkish Republic (Hurst and Co., London 1997). PP. 92-129; Carter Vaughn Findley. Turkey, Islam, Nationalism and Modernity (Yale University Press, New Haven CT 2010); William Hale. The Political and Economic Development of Modern Turkey (St Martin;s Press, New York 1981).

[22]    См. Hasan Kayali. “The Struggle for Independence” and Andrew Mango, “Ataturk”, in Resat Kasaba (ed), The Cambridge History of Turkey. PP. 112-146, 147-174; Nicole and Hugh Pope. Turkey Unveiled: Ataturk and After (John Murray, London 1997). PP. 50-69.

[23]    Prasenjit Duara. The Crisis of Global Modernity: Asian Traditions and a Sustainable Future (Cambridge University Press, New York 2014). P. 282.

[24]    Anthony D. Smith. Nationalism and Modernism (Routledge, London 1998). PP. 181-187.

[25]    См. Anatol Lieven. America Right or Wrong: An Anatomy of American Nationalism (second edition, Oxford University Press, New York 2012). PP. 37-46; Will Kymlicka. “The Sources of Nationalism”, in McKim and McMahan. P. 58.

[26]    См. Herbert Croly. The Promise of American Life (1909, reprinted with an introduction by Franklin Foer, Princeton University Press, Princeton NJ 2014); Richard Hofstadter, The Progressive Movement, 1900-1915 (Spectrum, New York 1963), Sean Dennis Cashman, America in the Gilded Age: From the Death of Lincoln to the Rise of Theodore Roosevelt (New York University Press, New York 1984). PP. 354-380.

[27]    John C. Harles. Politics in the Lifeboat: Immigrants and the American Democratic Order (Westview Press, Boulder, CO 1993). P. 100.

[28]    Walter Russell Mead. Special Providence: American Foreign Policy and How It Changed the World (Knopf, New York 2001). PP. 226-237; Lieven, America Right or Wrong. PP. 37-46; Lind. PP. 270-274, 285-287.

[29]    Michael Walzer, in Charles Taylor (ed). Multiculturalism and the Politics of Recognition (Princeton University Press, Princeton NJ 1994). P. 101; Kymlicka, Politics in the Vernacular.

[30]    Michael B. Katz. In the Shadow of the Poorhouse: A Social History of Welfare in America (Basic Books, New York 1986), quoted in Skocpol, op. cit. page 24.

[31]    Bernard Semmel. Imperialism and Social Reform: English Social-Imperial Thought, 1895-1914 (Allen and Unwin, London 1960). PP. 12-16, 209. Michael B. Katz. In the Shadow of the Poorhouse: A Social History of Welfare in America (Basic Books, New York 1986); Theda Skocpol. Protecting Soldiers and Mothers: The Origins of Social Policy in the United States (reprinted Harvard University Press, Cambridge Mass 1995). For these fears in Britain, see Anna Davin, “Imperialism and Motherhood”, in Frederick Cooper and Ann Laura Stoler (ed), Tensions of Empire: Colonial Cultures in a Bourgeois World (University of California Press, Berkeley 1997). PP. 87-151.

[32]    Gerhard A Ritter. Social Welfare in Germany and Britain (Berg Publishers, Leamington Spa, 1986); David Blackbourn and Geoff Eley. The Peculiarities of German History (Oxford University Press New York 1984), pa91-94; Gordon Craig. Germany 1866-1945 (Oxford University Press, Oxford 1981). PP. 150-152; Albin Gladen. Geschichte der Sozialpolitik in Deutschland (Steiner Verlag, Stuttgart 1974). PP. 1-85; Hans-Ulrich Wehler. Bismarck und der Imperialismus (1969, reprinted KiWi Bibliothek  Cologne 2017). P. 459.

[33]    Quoted in Hans-Ulrich Wehler. The German Empire 1871-1918 (Berg Publishers, Dover NH 19850. P. 132.

[34]    См. E.P.Hennock. “The Origins of British National Insurance and the German Precedent, 1880-1914”, in W.J.Mommsen (ed). The Emergence of the Welfare State in Britain and Germany 1850-1950 (Routledge, London 1981). PP. 84-106; George Dangerfield. The Strange Death of Liberal England, 1910-1914 (reprint Transaction Publishers, London 2011). PP. 219-221.

[35]    David Lloyd George. War Memoirs, quoted in Semmel, op. cit. P. 245.

[36]    G.R. Searle. The Quest for National Efficiency Study in British Politics and Political Thought, 1899-1914 (Blackhall Publishing, London 1999).

[37]    Quoted in Hennock. P. 88.

[38]    См. Sidney Webb. Twentieth Century Politics: A Policy of National Efficiency (Fabian Tract no.108, 1901, London); George Bernard Shaw, Fabianism and Empire: A Fabian Manifesto (Grant Richards, London 1900); Benjamin Kidd. Individualism and After (Herbert Spencer Lecture 1908, reprinted Cornell University Library 2009); Karl Pearson. Social Problems: Their Treatment, Past Present and Future (University of London Press, London 1912); Alfred Milner. The Nation and the Empire (Constable, London 1913); George Dangerfield. The Strange Death of Liberal England 1910-1914 (Serif reprint, London 2012); John Buchan. A Lodge in the Wilderness (1906, republished independently London 2018).

[39]    См. Richard Titmuss. “War and Social Policy”, in Titmuss, Essays on ‘The Welfare State’. Reprinted Policy Press, London 2018). PP. 44-53.

[40]    “Social Insurance and Allied Services”, report by Sir William Beveridge to Parliament, November 1942, at https://sourcebooks.fordham.edu/mod/1942beveridge.asp; Sir William H. Beveridge. The Pillars of Security; and other wartime essays and addresses (reprinted Routledge, London 2015); Sir William H. Beveridge. Full Employment in a Free Society (reprinted Routledge, London 2015). For the role of the Second World War in driving health and social welfare reforms in Japan, see “War and Welfare”.

[41]    Там же.

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/progressivnyj-naczionalizm/

Увольнять педагогов за использование образовательной и просветительской деятельности в целях разжигания розни предложили сенаторы. С идеей внести соответствующие поправки в закон «Об образовании» выступила комиссия Совета Федерации по защите суверенитета России от внешнего вмешательства. Если такой закон будет принят, учитель сможет лишиться должности из-за неосторожного высказывания, противоречащего конституции.  

Как пояснил руководитель комиссии Совфеда Андрей Климов, законопроект направлен на урегулирование работы образовательных организаций в международном сотрудничестве. Для этого закон «Об образовании» планируется дополнить понятием «просветительская деятельность». «При этом необходимо предусмотреть возможность увольнения педагога в случае использования им образовательной или просветительской деятельности для разжигания социальной, расовой или религиозной розни, а также побуждения к иным действиям, противоречащим Конституции России», - подчеркнул Климов.

Учителя встретили инициативу сенаторов с непониманием. Как отметил сопредседатель межрегионального профсоюза работников образования «Учитель» Всеволод Луховицкий, образование и просвещение нельзя ставить рядом. Это совершенно разные виды деятельности. Школьный учитель должен заниматься только образовательной деятельностью, - уверен эксперт.       

- От учителя можно требовать только того, что прописано в его трудовом договоре, - подчеркнул Всеволод Луховицкий. - Увольнение за использование просветительской деятельности в целях разжигания розни очень похоже на печально знаменитую статью о совершении аморального проступка. Это слишком размытое понятие. Есть риск, что какое-то количество неугодных учителей могут быть уволены по таким основаниям. Такой законопроект сегодня, когда у нас в стране не хватает десятков тысяч учителей, звучит оскорбительно.

Эксперты предположили, что законопроект сенаторов может быть полезен в сфере международного сотрудничества, где главной целью будет сведение такого сотрудничества к минимуму. При этом, как отметил Всеволод Луховицкий, в последние два десятилетия российские государственные образовательные организации и так не сотрудничают с зарубежными НКО.

- Установление каких-либо рамок для просветительских организаций может негативно отразиться на настроениях в обществе и нарушить право людей на свободное высказывание своего мнения, - считает председатель культурно-просветительской общественной организации «Татарская община Санкт-Петербурга и Ленинградской области» Рашид Магдеев.

- Образование – это системная работа, а просвещение – что-то вроде любительского спорта по отдельным направлениям: истории, религии, культуры. Задача просветительских организаций в сохранении культуры своего народа. У нас многонациональная страна. Любые мелкие конфликты обычно гасятся внутри самой диаспоры. А рознь и конфликты подогреваются экстремистскими организациями. Если ограничивать просветительскую деятельность, возникнет проблема изучения языка, истории и межконфессиональных отношений. Нельзя никого ограничивать в высказываниях. Пусть лучше человек выскажется резко вслух и открыто, чем затаит это в себе. Даже острые конфликтные вопросы нужно открыто обсуждать, - считает Рашид Магдеев.

Источник: https://www.mk.ru/social/2020/11/17/uchitel-i-konstituciya-senatory-nash...

Однажды осенью москвичке Дарье Сонкиной неожиданно захотелось купить арбуз. Большой, спелый сладкий арбуз.

Обычно Дарья покупает фрукты на рынке, но тогда она устала и совсем не хотела ехать под дождем за арбузом, а потом тащить его на третий этаж. Так что она заказала его прямо к двери своей квартиры через интернет-магазин Яндекс.Лавка.

«Мне привезли отличный сладкий арбуз. Я была приятно удивлена», — вспоминает Дарья Сонкина.

Яндекс, «русский Google», знаком и финнам. Яндексу удалось стать главной российской поисковой системой.

Позже из простой поисковой системы Яндекс превратился в интернет-гиганта, присутствующего в разных сферах жизни россиян. Курьеры с желтыми рюкзаками, такси и каршеринг от Яндекса прочно укоренились в образе Москвы.

Компания лидирует на российском рынке такси, доставки еды и каршеринга. К тому же у Яндекса есть большой интернет-магазин, система поиска видеороликов, популярное приложение с картами и виртуальный помощник Алиса.

На бизнес по доставке еды пандемия повлияла положительно. Объемы заказов возросли во много раз, служба появилась в десятках других городов. Пандемия в целом сделала интернет-магазины более популярными.

О масштабах Яндекса говорят и приложения, установленные на телефоне Дарьи Сонкиной. Она регулярно заказывает продукты домой, часто — в Яндекс.Лавке. Ресторанную еду Дарья заказывает в приложении Яндекс.Еда.

Системой каршеринга Яндекс.Драйв она пользуется настолько часто, что даже вместе с мужем подумывает, не продать ли машину.

«Но у нас двое детей. Нам нужны детские кресла, носовые платочки и игрушки, все это тяжело постоянно носить с собой», — делится Дарья.

Яндекс хочет быть не только русским Google, но и русским Uber, Amazon, Netflix и Wolt.

К этому же стремится и Сбербанк, крупнейший в России банк, попавший под западные санкции, большая часть акций которого принадлежит государству. Сбербанк хочет стать «технологической компанией». Этой осенью Сбербанк отказался от слова «банк» в своем названии.

Российские интернет-компании хотят создать собственные онлайн-экосистемы, в которых под одним брендом были бы сосредоточены разные услуги. Эксперты называют это «китайской моделью». На Западе гиганты чаще появляются в отдельных сферах.

Рынок онлайн-магазинов растет в России быстро, за долю на рынке и любовь потребителей идет серьезная борьба.

В экосистеме Яндекса пока нет банка, что позволило бы ему расширить свои финансовые технологии. Летом Яндекс едва не купил российскую гордость, интернет-банк Тинькофф. Однако «сделка года», как ее прозвали в Москве, все же сорвалась.

Яндекс.Лавка, которой часто пользуется Сонкина — отличный пример того, как Яндекс расширяет спектр своих услуг.

Яндекс открыл по всей Москве точки, из которых курьеры могут забрать заказ. Сейчас их уже больше 175. Так же Яндекс вышел на рынок каршеринга — привез в четыре российских города 16 тысяч автомобилей.

«Если уж делаешь что-нибудь, то почему бы не делать это по-крупному, ведь усилия те же», — говорит генеральный директор Яндекс.Такси Даниил Шулейко, который также занимается логистикой, руководит Яндекс.Лавкой, Яндекс.Едой и Яндекс.Драйвом.

Важна эффективность. Шулейко считает, что онлайн-услуги обретают реальный смысл, когда начинают работать быстрее схожих оффлайн-услуг. Заказ на дом должен быть быстрее похода в магазин.

«Доставка до дома занимает 15-20 минут. Сейчас сезон, так что времени на доставку уходит немного больше — в среднем 22 минуты. Многие москвичи предпочли обычным магазинам заказы в Яндекс.Лавке — по крайней мере, частично».

Одна из точек Яндекс.Лавки находится в обычном многоэтажном доме недалеко от Московского зоопарка. В подвале расположен небольшой магазин площадью 110 квадратных метров — однако в него не пускают покупателей. В профессиональной среде такие точки продаж называются дарксторами.

«Самые популярные продукты — пятилитровые бутылки с водой и бананы», — говорит директор одного даркстора Шерзод Мукарамов.

Он тоже часто делает заказы через Яндекс.Лавку.

«Когда не хочу идти за хлебом, устал. Или когда сижу вечером, смотрю телевизор и вдруг захотелось перекусить. Через 15 минут заказ уже доставят».

Яндекс — исключительное предприятие для России: без сильной государственной поддержки ему удалось найти миллионы клиентов.

Шулейко говорит, что Яндексу удалось развить услуги, которые экономят время клиентов. Можно сказать, что Яндекс борется с неэффективностью. Например, Яндекс обновил московскую систему такси, которая раньше была настолько негибкой, что многие пользовались нелегальными такси.

Развитию компании помогают размеры Москвы. В столице живут около 13 миллионов человек, и они привыкли пользоваться цифровыми услугами.

«Для Лавки особенно важна высокая плотность населения. Важна не численность населения, а сколько человек проживает в 10 минутах от магазина. А Москва для таких требований подходит идеально», — считает Шулейко.

Разработанные в Москве услуги выходят и на зарубежный рынок. Например, в Хельсинки уже два года работает служба такси Янго.

Финская пресса писала об опасности разглашения персональных данных, получаемых Янго. Сбор персональных данных — предмет беспокойства и в России, где власти стремятся усилить контроль над использованием интернета.

В 2019 году Яндекс внес изменения в свою систему корпоративного управления. По сути, Яндекс предоставил Кремлю право вето на крупные транзакции и два места в совете директоров. Так компания будет соблюдать требования по ограничению доли иностранных владельцев компании.

Кремль обосновал произошедшее заботой о защите персональных данных россиян. Значительное количество акционеров Яндекса — иностранцы. Кремль заявил, что не хочет, чтобы данные и сама компания ушли за рубеж.

Эта новость взволновала многих россиян. Яндекс попытался успокоить своих клиентов, заверив, что Кремль и органы безопасности не будут оказывать влияние на его работу.

Разрастаясь, Яндекс подвергался и другой критике.

Таксисты жаловались на то, что компания конкурирует с другими службами по заказу такси за их счет и вдобавок берет с них большую комиссию. Некоторые рестораны тоже критикуют службу доставки Яндекса за большую комиссию. В 2019 году разгорелся большой скандал из-за условий работы курьеров: возможной причиной смерти одного молодого курьера назвали переработку.

«Я тоже отношусь к Яндексу неоднозначно. Как клиент я довольна, как предприниматель — нет», — рассуждает Сонкина уже как владелец кафе недалеко от центра Москвы.

По ее словам, кафе платит за заказы через Яндекс.Еду комиссию 35%. Это много. Правда, с другой стороны, это легче, чем организовывать собственную курьерскую службу, и заодно работает как реклама.

«Яндекс стал монополией. Он везде. Его все знают. Даже курьеры — ходячая реклама».

Ресторанам уже сложно существовать вне Яндекса.

Даниил Шулейко не покупается на разговоры о монополии. До пандемии на заказы через Яндекс приходилось около 5% от выручки ресторанов, говорит он.

«Мы лишь занимаемся услугами, которые требуются людям. А они потом решают, что они хотят».

По словам Даниила Шулейко, сейчас таксисты отдают компании меньше 10%, рестораны платят от 0 до 30%. Комиссия для курьеров остается на таком уровне, что курьеров у Яндекса достаточно.

Вечером Дарья Сонкина собирается после работы домой. Она вновь становится клиентом и достает телефон. Самое время найти машину через Яндекс.Драйв.

Источник: https://inosmi.ru/social/20201118/248558419.html

Примечание

1. Научный руководитель - Акбашева Д.Х., доцент кафедры истории Респу­блики Башкортостан, археологии и этнологии ИИГУ БашГУ, кандидат философ­ских наук, доцент.

Автор: Азаматова А.Р., Башкирский государственный университет, Институт истории и государственного управления, г. Уфа.

Источник: Соотношение конфессиональной, этнической, региональной и гражданской общероссийской идентичности в общественной и политической среде Республики Башкортостан: сборник материалов Всерос. молодежной науч. школы-конф., проведенной 26-28 марта 2020 г. – Уфа: Мир печати, 2020. – С. 154-159.

Актуальность задач повышения эффективности системы госуправления в России.

Изменяющееся общество в политическом контексте начала XXI в. формирует запрос на расширение доступа граждан и организаций гражданского общества к процессу принятия решений, увеличение прозрачности власти и ее ответственности за свою деятельность перед обществом [Dalton, Scarrow 2003]. Это стимулировало разработку новой концепции государственного управления для ХХI в., предусматривающей обеспечение широкого доступа граждан и бизнеса к правительственной информации, прежде всего в сфере образования, здравоохранения и социального обеспечения, занятости, налогообложения, лицензирования и ведения бизнеса, государственных закупок и госзаказов, международных торговых операций. Концепция также предусматривала предоставление гражданам новых каналов коммуникации, позволяющих им участвовать в выработке «правил игры», определяющих отношения между государством и гражданами, и осуществлять постоянный контроль за тем, как эти правила соблюдаются [Мэннинг, Парисон 2003]. Таким образом, четко обозначившийся мейнстрим общественной мысли в отношении критериев оценки качества госуправления обозначил возрастание значимости «горизонталей» в общественном развитии, ограниченность потенциала иерархически организованного политико-административного управления и противопоставил ему концепцию управления governance, в которой интенсивность отношений государства и общества рассматривается в качестве основы повышения эффективности публичного управления, с одной стороны, и его демократичности – с другой.

В своем послании ФС РФ 1 марта 2018 г. президент РФ сделал политический акцент на том, что сила государства определяется не столько природными ресурсами и производственными мощностями, сколько качеством жизни, уровнем благосостояния граждан, возможностями для творческой самореализации и развития каждого человека. «Чтобы идти вперед, динамично развиваться, мы должны расширить пространство свободы, причем во всех сферах, укреплять институты демократии, местного самоуправления, структуры гражданского общества, судов, быть страной, открытой миру, новым идеям и инициативам» [1]. И это возможно только при новом качестве государственного и муниципального управления. В то же время в последние годы мы наблюдаем снижение эффективности и качества деятельности системы госуправления, что беспокоит граждан, политиков и научное сообщество и требует предпринять какие-то осмысленные шаги по мониторингу ситуации и поиску путей и способов выхода из сложившегося негативного тренда. Так, согласно материалам Счетной палаты РФ [2], выявлено неэффективное использование федеральных и иных ресурсов на общую сумму 965,8 млрд руб. При этом общая сумма выявленных СП нарушений и недостатков в 2016 г. выросла на 87% по сравнению с 2015 г. Выступая на Гайдаровском форуме, руководитель Счетной палаты РФ Т. Голикова констатировала наличие системных проблем в системе госуправления на основе обобщения результатов 4-летнего изучения «взаимосвязи качества государственного управления и эффективности расходов, которые администрируются этой системой госуправления». В своих рекомендациях руководитель СП предложила «вернуться в начало пути и еще раз определиться с основными принципами разграничения уровней государственного управления. В том числе и с целесообразностью сохранения трехуровневой модели» [3].

Имеются определенные проблемы и в деятельности органов региональной власти. В конце 2017 г. Президент РФ был подписал указ «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации» [4], в котором поставлена задача разработки методики оценки их деятельности, а также определена процедура предоставления докладов о достижении значений показателей этой оценки.

Общественно-государственное управление как новый этап развития государственного управления.

На наш взгляд, приступая к поиску путей совершенствования деятельности системы госуправления, необходимо разобраться и с рядом теоретических положений. С учетом фактора растущего общественного и гражданского участия в развитых и развивающихся странах все большую популярность приобретают концепции эффективного государственного управления. Концепции совместного управления (governance) и хорошего управления (good governance) были впервые изложены в программных документах ООН [5]. Весомая роль в оценке качества госуправления отводится общественному контролю за деятельностью органов государственной власти, вовлеченности граждан в процесс принятия и исполнения решений. Институциональная среда должна предоставлять возможность аккумулировать мнения многочисленных политических и общественных акторов, способствовать обмену мнений, поиску консенсуса при принятии политических, экономических, социальных и иных решений, имеющих поддержку широких общественных кругов.

Совет Европы выделил 12 основных принципов, лежащих в основе «хорошего управления» (good governance): честные и справедливые выборы, представительство и участие граждан в выработке и принятии управленческих решений, оперативность и отзывчивость, открытость и прозрачность, верховенство права во всех сферах общественно-политической жизни, этичное поведение всех участников управления, инновационность в работе и открытость к переменам, устойчивость и ориентация на долгосрочную перспективу, рациональное управление финансами, ответственность чиновников за принимаемые решения и др. [6]

Названные принципы организации в большей степени применимы к уровню местной власти, т.к. именно на данном уровне население имеет непосредственные рычаги контроля за органами власти и участия в процессах управления. Но и для уровня федеральной власти эти принципы не теряют своей актуальности, являясь основными ориентирами в их деятельности.

Существенным фактором в развитии института общественного контроля в развитых демократиях стало развитие информационных технологий, которые создали возможность доступа к многочисленным информационным ресурсам органов исполнительной власти. Интернет сблизил чиновников и представителей гражданского общества. Интернет-технологии не только позитивно повлияли на улучшение качества общественного контроля, но и способствовали повышению гражданского участия в управлении (совместное управление). С другой стороны, весьма часто политика открытости и прозрачности носит лишь фасадный характер –информация, предоставляемая в открытом доступе гражданам, не является исчерпывающей и понятной, истинные процессы скрываются от глаз граждан, усложняются коррупционные схемы и связанные с ними издержки [Явчуновская 2015: 343].

Развитие интернет-технологий в определенной мере, но в то же время весьма специфически сгладило традиционные виды общественного неравенства – имущественного, географического, возрастного, гендерного.

Анализ особенностей работы институтов в рамках публичной политики подводит нас к очень важному принципу модернизации системы – формированию эффективного государства, работающего на принципах good governance, предполагающего справедливый общественный строй, обеспечивающий личную свободу, защищенность интересов и право на стремление к счастью. По мнению О.В. Гаман-Голутвиной, «становление институтов российского государства показывает, что в настоящее время достигнутые результаты демонстрируют слабую чувствительность отечественной государственности к распространяющейся в передовой части мира модели «активизирующегося государства» [Гаман-Голутвина 2010].

Заметим, что федеральная исполнительная власть начала движение в сторону сформировавшегося общественного запроса: с января 2014 г. утверждена Концепция открытости федеральных органов исполнительной власти (ФОИВ). Концепция, ее методические рекомендации составляют так называемый стандарт открытости ФОИВ. Он направлен на повышение эффективности и результативности мер по совершенствованию системы госуправления, определенных указами Президента России от 7 мая 2012 г. и Основными направлениями деятельности Правительства России на период до 2018 года. Меры включают: продолжение внедрения механизмов «электронного правительства»; организацию широкого многоканального доступа к общедоступным ресурсам; выстраивание системы обратной связи с гражданским обществом; внедрение системы внутренней и внешней оценки ФОИВ, влияющей на последующие кадровые, финансовые и иные решения; упрощение процесса государственного нормотворчества; отражение общественно значимых результатов, на достижение которых направлена работа министерств и ведомств; доведение информации о работе ФОИВ до граждан в понятных форматах. По сути, указом № 601 «Об основных направлениях совершенствования государственного управления» от 7 мая 2012 г. президент РФ В.В. Путин наметил «дорожную карту» развития общественно-государственного управления [Якимец 2015а: 214], определив содержание нововведений и сроки их реализации. В нем, в частности, прописано задание на разработку концепции российской общественной инициативы, предусматривающей создание условий для публичного представления предложений граждан в сети Интернет с последующей проработкой тех из них, которые получат поддержку не менее 100 тыс. граждан в течение одного года. Однако не у всех инициатив, набравших более 100 тыс. голосов, складывается благоприятная судьба. Так, рабочая группа открытого правительства отклонила общественную инициативу о применении в России ст. 20 Конвенции ООН против коррупции. Этой инициативой предусматривалось введение уголовной ответственности для чиновников, которые не смогли бы объяснить свои расходы. Иными словами, рабочая группа отклонила введение в Уголовный кодекс РФ статьи «Незаконное обогащение».

Несмотря на широкое распространение социальных сетей в обществе, государство не закрепило их официальный юридический статус как полноправных площадок для формулирования и транслирования гражданских инициатив во властные структуры.

В 2014 г. с целью усиления роли публичной политики в системе управления было предложено использовать более отвечающее требованиям времени понятие «общественно-государственное управление» (далее – ОГУ) [Якимец 2015а: 214] взамен термина «государственное управление». Системно концепция ОГУ – «это подход, модернизирующий политику, процедуры, структуры и системы управления и ведения государственных дел (всех видов деятельности) на всех уровнях исполнительной власти за счет развития публично-правовых институтов и механизмов, введения действенных процедур учета общественных интересов на основе изучения лучших практик, организации и расширения общественного участия и согласования межгрупповых отношений, обеспечивающих синергетический эффект, вследствие инкорпорирования принципов, моделей и механизмов публичной политики и межсекторного социального партнерства в процессы подготовки, принятия и реализации управленческих решений» [Якимец 2015б: 240]. Исходя из этого, насущной задачей становится пересмотр концепции и процедур государственного управления на всех уровнях, внесение изменений в систему обучения по этой дисциплине в вузах страны.

Перенос в 1990-е гг. в российскую действительность термина public administration и связанных с ним теоретических постулатов, принципов и механизмов происходил без достаточного осмысления и привел к тому, что мы получили понятие «государственное управление», из которого исчезло важнейшее прилагательное – «общественное» (public). Отметим, что дословный перевод public administration как «публичная администрация» или «публичное управление» был не совсем приемлем для России, и поэтому остановились на термине «государственное управление». Тем самым была выстроена иерархия – «органы государственной власти и управления», – где госвласть выступала в качестве субъекта управления, а «общество» во всех его проявлениях – как объект управления, подчиненный указанному субъекту. То есть, в условиях перехода к рыночной экономике была, по сути дела, реставрирована советская модель государственного управления с постоянно усиливающейся доминантой бюрократического аппарата и чиновничества.

Предпринимались попытки скорректировать термин. Нам импонирует такое рассуждение: «Все больше оснований рассматривать “public administration” (далее PA) и “public management” как «общественное (публичное) управление», ключевыми участниками которого являются не только сами чиновники или государственные служащие, но и… другие акторы, являющиеся частью гражданского общества» [Купряшин, Соловьев 2012: 12]. Соглашаясь с авторами, мы, тем не менее, считаем, что рассматривать PA как «общественное (публичное) управление» не совсем удачно для России, в т.ч. и потому, что основными субъектами управления остаются органы государственной власти и госслужащие. Поэтому в названии целесообразно сохранить слово «государственное». Было предложено перейти к концепции общественно-государственного управления (ОГУ) [Якимец 2015а: 214], при этом в английском варианте использовать словосочетание public-state governance [Yakimets 2017: 257], заменяя последним словом administration. Уместность слова governance здесь объясняется не cтолько его популярностью, сколько его адекватностью современным тенденциям развития [Fukuyama 2013]. Из определения понятия governance, приведенного на сайте Всемирного банка [7], следует, что это «совокупность традиций и институтов, на основе которых функционирует власть в стране, включающая процедуру формирования правительств, их контроля и замены; потенциал и способности правительства по эффективному определению и реализации четкой политической программы; уважение граждан и государства к институтам, с помощью которых осуществляется управление экономическими и социальными взаимодействиями между ними». Важно, что при большем акценте на концепт governance «государство становится менее бюрократичным, сокращается иерархическая зависимость от центральной власти при исполнении полномочий. Ответственность за проводимую публичную деятельность все больше связывается с эффективностью и результативностью, а не только с достижением конкретной цели политики в рамках закона» [Frederickson, Smith 2003]. Зафиксируем, что при этом возникает необходимость четко различать а) субъектов и акторов ОГУ и б) публично-правовые институты и механизмы ОГУ.

Для того чтобы взаимодействие в смысле ОГУ не только стало возможным, но и имело партнерский характер, стали формироваться и применяться на практике соответствующие правила и процедуры, которые мы условно разбили на две группы: публично-правовые институты ОГУ и механизмы ОГУ [Якимец 2017: 123].

Публично-правовые институты (далее – ППИ) – это конструкции, которые функционируют в соответствии с нормами, прописанными в законах РФ. В качестве примера назовем оценку регулирующего воздействия (закреплена федеральным законом от 02.07.2013 N 176-ФЗ). Еще один пример ППИ – это бурно развивающаяся совокупность механизмов государственно-частного партнерства на основе норм федерального закона от 13.07.2015 N 224-ФЗ [8].

В отличие от ППИ, механизмы ОГУ – это, как правило, созданные совместно представителями власти и различными негосударственными акторами системы и процедуры взаимодействия, легитимность которых закреплена в нормативных правовых актах (НПА) разного уровня. Например, здесь можно назвать конкурсные механизмы предоставления субсидий социально ориентированным НКО; платформы краудсорсинга для сбора предложений по решению насущных проблем, улучшению качества управления и работы учреждений и организаций или механизм инициативного бюджетирования.

Известно, что развитие механизмов общественного участия, институтов публичной политики, механизмов межсекторного социального партнерства содействует рационализации и эффективности взаимодействия власти и общества и позитивно сказывается на совершенствовании и результатах государственного управления.

Общественно-государственное управление призвано аккумулировать интересы и потребности общества, его основных социальных групп с целью выработки оптимальных средств и методов их удовлетворения. Именно существенные сдвиги в среде гражданского общества, когда наметилась тенденция перераспределения центра тяжести гражданской активности от политических партий в сторону неполитических общественных объединений, заставили постепенно реформироваться государство в направлении расширения рамок его открытости обществу, его запросам. И роль «драйвера» такой трансформации госуправления взяло на себя межсекторное партнерство – как технология, со- единяющая поиск баланса интересов между бизнесом, некоммерческим сообществом и государством на основе выявления «зон согласия», поиска компромиссов в условиях плюрализма и несовпадения частных, групповых и административных интересов.

Механизмы межсекторного социального партнерства в системе ОГУ

Межсекторное партнерство во всем многообразии своего проявления, дополняя электоральную систему представительства интересов «демократией со-участия», пытается встроить максимальное количество социальных интересов в процессы выработки и реализации государственной политики и формирования модели «со-управления» в условиях современного общества.

Сущность содержательного концепта «межсекторное социальное партнерство» (далее – МСП) состоит в конструктивном взаимодействии организа ций из двух или трех секторов (государство, бизнес, некоммер ческий сектор) при решении социальных проблем, выгодном населению территории и каждой из сторон, обеспечивающем синергетический эффект от сложения разных ресурсов [Якимец 2002: 6]. Представители каждого сектора имеют разные возможности и ресурсы для участия в решении проблем социальной сферы, у них разные представления о самой природе социальных проблем. Но, несмотря на все различия, сотрудничество секторов необхо димо: ни государство, ни бизнес, ни граждане не могут в оди ночку преодолеть груз накопившихся социальных проблем и разрешить конфликты.

К концу нулевых годов на федеральном уровне усилиями Министерства экономического развития и представителей ряда крупных некоммерческих организаций было выявлено два принципиальных системообразующих момента: во-первых, государственная поддержка общественных инициатив гораздо эффективнее, чем любая попытка реформирования «сверху»; во-вторых, без понимания и заинтересованного участия общественности любая инициатива органов власти изначально обречена на провал [Роль институтов… 2010: 146]. Формирование консолидированных и созидательных практик через МСП – важнейший технологический и ценностный ресурс. Социальная консолидация является фундаментальной основой развития российского общества, необходимым условием инновационного прорыва в развитии страны, выполнения стратегических планов, которые были декларированы руководством страны.

Согласно исследованиям, проведенным нами, МСП укоренилось в нормативно-правовом пространстве всех субъектов РФ. В 2009–2010 гг. в каждом из субъектов РФ были изучены нормативные правовые документы, в которых содержалось описание применяемых механизмов МСП [Якимец, Исаева 2011: 102]. Всего в качестве устойчиво работающих были выделены пять типов механизмов МСП: конкурсные, социально-технологические, организационноструктурные, процедурные (или переговорные), комплексные (или комбинированные).

При развитии системы партнерства расширяются возможности для удовлетворения разнообразных социально-экономических, социальных, политических, культурных, этноконфессиональных и иных интересов граждан. Складывается атмосфера доверия и сотрудничества, «со-участия» между ними и системой государственной власти.

В целом, на сегодняшний день насчитываются более тысячи разнообразных механизмов МСП, созданных представителями гражданской и деловой инициативы на региональном и местном уровнях [Якимец 2010: 15]. И все они являются в той или иной степени социальными новациями.

Способы и формы взаимодействия НКО и власти, «отлитые» в определенную совокупность социальных действий, весьма разнообразны. Прежде всего, это прямое информирование о проблемах и противоречиях, которыми озабочено общество, о собственных действиях по их разрешению, в т.ч. и о тех проблемах, которые вызывают не только социальное напряжение, но и социальное противостояние, т.е. речь идет уже и о сложившихся конфликтных ситуациях. Особое место в инициируемых НКО формах взаимодействия с властью занимают налаживание диалога в форме переговоров, консультаций, круглых столов и прочих информационно-согласительных процедур. В результате, пока еще не повсеместно, но появляются устойчивые структуры взаимодействия в виде совместных рабочих групп, общественных и экспертных советов, общественных палат и пр., что свидетельствует о начавшемся процессе институционализации взаимоотношений структур гражданского общества и власти. И этот процесс, опирающийся на сформировавшиеся социальные технологии, приобретает системный характер.

«Административная гильотина» – пример эффективного трехсекторного социального партнерства в системе ОГУ.

В 2013–2014 г. авторы совместно с коллегами из Костромы, Казани и Ярославля реализовали проект по выявлению, описанию и анализу успешных практик отстаивания гражданами и некоммерческими организациями общественных интересов на региональном и муниципальном уровнях. Материалы исследований были опубликованы в двух сборниках [Практики формирования…2014; Возможности и барьеры…2014].

Среди детально изученных 12 кейсов выделялся проект, получивший название «Административная гильотина», реализованный командой, включавшей представителей всех трех секторов – государства, бизнеса, некоммерческих организаций – из Пермского края. Представим в данном разделе краткое описание данной практики [Якимец 2014: 8].

В 2011 г. проект «Административная гильотина» был инициирован Пермской торгово-промышленной палатой (ТПП) при поддержке правительства края. Комиссия по административному дерегулированию совместно с органами власти региона и г. Перми разрабатывала меры по уменьшению сроков оказания государственных и муниципальных услуг предпринимателям. Дело в том, что в крае, как и во многих иных субъектах РФ, одним из главных факторов, сдерживающих развитие бизнеса и негативно сказывающихся на бизнес-климате, являются сроки выдачи разрешительной документации. Время, затрачиваемое на оказание государственных и муниципальных услуг, неблагоприятно сказывается на формировании инвестиционной среды в регионах, в частности за счет увеличения сроков реализации проектов. В большинстве субъектов РФ такие вопросы административной реформы лежат в сфере деятельности органов власти и решаются (если решаются вообще) именно ими. В Пермском крае изначально инициатива реализации проекта исходила от бизнеса в лице краевой ТПП. Проект был поддержан губернатором Пермского края, который дал поручение исполнительным органам государственной власти принять участие в осуществлении инициативы. В реализации проекта участвовал общественный фонд «Центр гражданского анализа и независимых исследований «Грани» (далее – центр «Грани»). Иными словами, было налицо партнерство организаций из всех трех секторов. Сформированная рабочая группа, куда вошли представители органов региональной власти и местного самоуправления, ТПП, предприниматели, центр «Грани», такие общественные организации, как «Опора России», «Деловая Россия», и эксперты, выяснила, что основной проблемой для бизнеса при прохождении административных разрешительно-согласовательных процедур являются значительные временные затраты, а также лицензирование и сертификация, проверки налоговых и иных контрольно-надзорных органов (технических, санитарных, МЧС). Были выявлены также основные типы административных барьеров (правил, уложений и пр.), на преодолении которых предприниматели несли существенные транзакционные издержки. По итогам работы экспертной группы было принято решение о создании специального межведомственного органа – региональной Комиссии по государственному дерегулированию. В состав Комиссии вошли представители от всех трех секторов – бизнеса, власти и некоммерческих объединений. Предлагая меры по снижению административных барьеров, участники созданной структуры зафиксировали позицию, которая была принята всеми заинтересованными сторонами: принуждение ведомств и муниципалитетов к уменьшению нормативного срока оказания государственной (муниципальной) услуги. Характеризуя достигнутые результаты совместного проекта, президент Пермской ТПП М. Биматов выделил следующие его позитивные итоги.

∙ Ведомства создали 44 программы по сокращению сроков выдачи разрешений, из них 21 программа мероприятий государственных органов исполнительной власти Пермского края и 23 – органов местного самоуправления.

∙ В результате реализации этих программ общее время, нужное для выдачи разрешений, сократилось на 512 дней, что возвратило в хозяйственный оборот 2 млрд руб. бюджетных средств.

∙ Установлено, что краевые ведомства числили за собой исполнение 137 функций, но на самом деле их оказалось 273.

∙ Выявлено, что 40 функций, исполняемых ведомствами, вообще не имеют ограниченных чем-либо сроков согласования; 6 функций оказались бессодержательными, а в 14 функциях отсутствовал центр ответственности, и потому процесс выдачи разрешений мог длиться неограниченно долго.

∙ Срок оказания 10% государственных услуг сократился на 30–50% .

∙ Промежуточным итогом работы комиссии стало сокращение общего срока выдачи разрешений в Пермском крае до 2 561 дня (для сравнения, в России общий срок выдачи разрешений составляет 3 тыс. дней).

∙ Реализация проекта позволяет сэкономить предпринимателям Пермского края около 10 млн руб. и возвратить почти 1,2 млрд руб. в оборот компаний.

Таким образом, результаты работы проекта ярко демонстрируют эффективность такой модели ОГУ.

Итак, налицо мощный потенциал межсекторного взаимодействия для повышения эффективности ОГУ на региональном уровне. Результаты внедрения механизмов «Административной гильотины» продемонстрировали, что можно не только навести элементарный порядок в системе управления, но и получить значимый экономический и социальный эффект.

Таким образом, технологии, механизмы межсекторного партнерства – при сформированных правовых подходах – становятся важным ресурсом эффективного управления государственными делами. Они позволяют выявлять и технологично продвигать назревшие социальные запросы и интересы активных социальных групп и общественной гражданской инициативы, направленные на углубление демократических процессов преобразования общества. Одной из таких инновационных технологий стала успешная практика «Административной гильотины», показавшая позитивный интегральный эффект от крепнущего межсекторного взаимодействия и партнерства власти, бизнеса и некоммерческого сообщества. Межсекторное партнерство, встроенное в систему ОГУ, может конструктивно дополнять и видоизменять административную вертикаль политико-государственного управления за счет включения растущей гражданской активности низовых звеньев социума. Сформулированные президентом РФ «прорывные задачи» посткризисного развития страны требуют именно такого полноценного и действенного социального партнерства и встраивания его в систему публичного государственного управления.

Список литературы:

[1] Возможности и барьеры улучшения региональных механизмов формирования и отстаивания общественных интересов   (под ред. В.Н. Якимца, Л.И. Никовской, А.В. Соколова). 2014. Ярославль: ИП Дурынин. 148 с.

[2] Гаман-Голутвина О.В. 2010. Авторитаризм развития или авторитаризм без развития: судьбы модернизации на постсоветском пространстве. – Вестник МГИМО. № 4. С. 77-85.

[3] Купряшин Г.Л., Соловьев А.И. 2012. Теория и механизмы современного государственного управления. М.: Изд-во МГУ. 642 с.

[4] Мэннинг Н., Парисон Н. 2003. Реформа государственного управления: международный опыт. М.: Весь Мир. 496 с.

[5] Практики формирования и отстаивания общественных интересов: опыт регионов России (под ред. В.Н. Якимца, Л.И. Никовской, А.В. Соколова). 2014. Ярославль: ИП Дурынин. 127 с.

[6] Роль институтов гражданского общества в стратегии инновационного развития и повышения качества социальной среды. 2010. М.: ИСПИ РАН. 224 с.

[7] Явчуновская Р.А. 2015. Общественный контроль в странах ЕС и США. – Формирование гражданского общества в России: стратегии и управление (под ред. Л.Е. Ильичевой). М.: Аналитик. С. 343-345.

[8] Якимец В.Н. 2002. Межсекторное со циальное партнерство (государство – бизнес – некоммерческие организации). М.: ГУУ. 80 с.

[9] Якимец В.Н. 2010. Проблемы оценки и мониторинга гражданского общества в регионах России. – Оценка состояния и развития гражданского общества России: Проблемы, инструменты и региональная специфика (под ред. В.Н. Якимца). Труды ИСА РАН. Т. 57. М.: Красанд.

[10] Якимец В.Н., Исаева Е.А. 2011. Рейтинг субъектов РФ по продвижению механизмов межсекторного социального партнерства и описание нормативно-правовой базы, регулирующей деятельность гражданского общества в Ярославской области. – Индексы оценки развития гражданского общества в регионах России: сборник научных трудов. М.: ИСА РАН. С. 102-110.

[11] Якимец В.Н. 2014. Административная гильотина (П-кейс). – Практики формирования и отстаивания общественных интересов: опыт регионов России (под ред. В.Н. Якимца, Л.И. Никовской, А.В. Соколова). Ярославль: ИП Дурынин. С. 8-14.

[12] Якимец В.Н. 2015а. Общественно-государственное управление. – Государственное управление: Российская Федерация в современном мире. Материалы ХII Международной конференции факультета государственного управления МГУ им. М.В. Ломоносова. 29–31 мая 2014 г. М.: Инфра-М. С. 214219. Доступ: http://znanium.com/catalog.php?bookinfo=514674. (проверено 16.03.2017).

[13] Якимец В.Н. 2015б. Состояние и направления развития публичной политики в России: механизмы, примеры, проблемы и перспективы. – Управление публичной политикой: коллективная монография (под ред. Л.В. Сморгунова). М.: Аспект Пресс. С. 240-251.

[14] Якимец В.Н. 2017. Новые форматы общественно-государственного управления в России. – Государство и граждане в электронной среде: сборник научных статей. Вып. 1. СПб: Университет ИТМО. С. 123-135.

[15] Dalton R.J., Scarrow S.E. 2003. Democracy Transformed? Expanding Political Opportunities in Advanced Industrial Democracies. Paper 03-04, Center for the Study of Democracy, University of California, Irvine. URL: http://repositories.cdlib.org/ csd/03-04 (accessed 12.03.2017).

[16] Frederickson H.G., Smith K.B. 2003. The Public Administration Theory Primer. Boulder, Colorado: Westview Press. 450 р.

[17] Fukuyama F. 2013. What Is Governance? CGD Working Paper 314. Washington, DC: Center for Global Development. URL: http://www.cgdev.org/content/publications/ detail/ 1426906 (accessed 12.06.2017).

[18] Yakimets V.N. 2017. New Formats of Public-State Governance in Russia. IMS 2017. June 21–24, 2017, Saint Petersburg, Russian Federation. ACM International Conference Proceeding Series. Р. 257-264. URL: https://doi.org/10.1145/3143699.3143705 (accessed 16.03.2018).

Примечания:

1. Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ 01.03.2018. Доступ: http://kremlin.ru/ events/president/news/56957/work (проверено 16.03.2018).
2. Отчет о работе Счетной палаты РФ за 2016 год. Доступ: http://audit.gov.ru/activities/annual_ report/#896 (проверено 16.03.2018).
3. Выступление Т. Голиковой на Гайдаровском форуме по теме «Эффективность бюджетных расходов как зеркало госуправления». 17 января 2018 г. Доступ: http://audit.gov.ru/structure/golikova-tatyanaalekseevna/speeches/32283/ (проверено 16.03.2018).
4. Указ Президента РФ «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации» № 548 от 14.11.2017. Доступ: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_182660 (проверено 14.06.2017).
5. Human development report 1997. URL: http://hdr.undp.org/sites/ default/files/reports/258/hdr_1997_ en_complete_nostats.pdf (accessed 25.04.2016).
6. The 12 principles for good governance at local level, with tools for implementation. URL: http://www.coe. int/t/dgap/localdemocracy/strategy_innovation/12principles_EN.asp (accessed 25.04.2016).
7. What is Governance? URL: http://info.worldbank.org/governance/wgi/#home (accessed 05.06.2017).
8. Федеральный закон «О государственно-частном партнерстве, муниципально-частном партнерстве в Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 13.07.2015 N 224-ФЗ. Доступ: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_182660 (проверено 14.06.2017).

Авторы: Якимец В.Н. – доктор социологических наук, кандидат технических наук, профессор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, главный научный сотрудник Института проблем передачи информации им. А.А. Харкевича РАН.

Никовская Л.И.– доктор социологических наук, доцент; главный научный сотрудник Института социологии ФНИСЦ РАН.

Источник: Журнал «Власть», 2018, №4