Одна из национальных целей развития Российской Федерации до 2030 года конкретно указывает: у каждого человека должна быть возможность для самореализации и развития его талантов. В том числе и у детей. А помочь им в этом может доступное дополнительное образование. В Башкортостане система допобразования выстроена. Есть и первые результаты: на днях семь 11-классников республики выиграли гранты по миллиону рублей. О том, как ребятам удалось их получить, а также какие новшества грядут в сфере образования республики в ближайшие годы, рассказал на деловом завтраке "РГ" министр образования и науки РБ Айбулат Хажин.

Айбулат Хажин: В этом году планируем сдать семь школ. Фото: Петр Коннов/РГ

Айбулат Вакилович, расскажите, пожалуйста, про наших юных миллионеров. Как им удалось выиграть грант?

Айбулат Хажин: Начну с того, что в республике выстроена система выявления и поддержки одаренных ребят, ядром которой является республиканский центр развития талантов "Аврора". Это не просто конгломерат профессиональных педагогов, но и сильная продвинутая материально-техническая база, которая позволяет детям заниматься на современном оборудовании по разным направлениям науки.

Кроме того, "Аврора" - региональный представитель всероссийского конкурса "Большая перемена", который проводится в рамках проекта "Успех каждого ребенка" президентской платформы "Россия - страна возможностей" и является самым масштабным конкурсом среди школьников. Наши ребята приняли в нем активное участие. Каждый ученик сам выбирал направление: творчество, медицина, экология, инновации или благотворительность. В финал прошли 17 детей из Башкирии. По итогам конкурса 13 ребят стали победителями: семь одиннадцатиклассников выиграли гранты по миллиону рублей, а учащиеся восьмых-десятых классов - по 200 тысяч рублей. Эти деньги они должны направить на собственное обучение и развитие.

Важно отметить, что центр "Аврора" помогает выявлять таланты у ребят, бесплатно занимается их обучением и профориентацией. К примеру, на днях в "Авроре" завершилась осенняя "Космическая смена", в которой приняли участие 45 школьников из Уфы, Стерлитамака, Салавата, Кумертау, а также Стерлибашевского, Туймазинского, Ишимбайского и Мелеузовского районов. За десять дней ребята научились строить ракеты и даже испытали свои макеты на аэродроме "Первушино", создали прототипы спутника, освоили сборку наземных станций и обработку снимков дистанционного зондирования земли.

Но одно из основных направлений деятельности "Авроры" - подготовка ребят к Всероссийской олимпиаде школьников. Если в прошлом году у нас был 31 победитель и призер заключительного этапа, то в этом - 96. Я считаю, это прорыв.

Как пандемия сказалась на работе с талантливыми детьми?

Айбулат Хажин: Пришлось перестраивать работу: активно развивать онлайн-обучение. И, кстати, получили неожиданный, но приятный результат: намного больше, чем планировалось, количество ребят смогли заниматься с лучшими педагогами республики на электронных площадках "Авроры". Число детей, которые прошли через разные профили обучения, достигло десяти тысяч, хотя изначальная цифра, которую ставили, не превышала тысячи.

Соответственно, в поле зрения педагогов попало еще больше талантливых и мотивированных детей. С ними кураторы занимаются по индивидуальным траекториям развития, рассчитанным не на один год.

Этот опыт оказался настолько удачным, что мы планируем открыть подразделения "Авроры", которая сейчас базируется в Уфе, и в других муниципалитетах: в Белебее, Малоязе Салаватского района и Сибае, а в перспективе и по всей республике. Кстати, уже в декабре по отдаленным районам Башкирии начнут курсировать два мобильных технопарка "Кванториум", чтобы сельские дети тоже могли научиться пользоваться высокотехнологическим оборудованием, узнали о новых возможностях развития.

Мы все рассуждаем о допобразовании, развитии, высоких материях, а в это время в отдельных районах республики не то что интернета или учебного оборудования нет - школы ветхие...

Айбулат Хажин: Мы знаем об этих проблемах. В республике около 60 ветхих школьных зданий, которые нуждаются в ремонте. Вопрос по каждому решается индивидуально: где-то запланирована реконструкция, где-то снос. Поэтому мы активно включились в нацпроект "Образование" и по этому направлению, так как благодаря участию в проекте можно построить новые школы. В этом году планируем сдать семь школ. В частности, сейчас строят школы в Нефтекамске на 1225 мест, в Учалах - на 1225 мест. Проектируются здания на 1650 мест в Кузнецовском Затоне и Ленинском районе Уфы. На следующий год подали заявки на возведение еще десяти новых школ. Надеемся, все наши проекты будут одобрены.

Не менее серьезной проблемой является и отсутствие интернета и учебного оборудования в школах.

Если говорить об интернете, то надо признать, что этот вопрос стал особенно актуален с началом пандемии. Решить его за год нереально, так как речь идет о миллиардах рублей. Однако ситуация постепенно улучшается. Если в четвертой четверти прошлого учебного года в Башкирии 80 школ не имели доступа к интернету, то сегодня их число сократилось до 58.

Кроме того, по нацпроекту "Образование" к 2023 году 1109 школ региона оснастят современной цифровой образовательной средой. Это означает, что там появится широкополосный интернет, внутренняя локальная сеть, мобильные классы с современными ноутбуками, нетбуками и мультимедийное оборудование. Таким образом, педагоги смогут традиционную форму обучения дополнять дистанционным. В этом году цифровую образовательную среду создали в 101 школе республики.

Плюс к этому мы оснащаем предметные кабинеты сельских школ. В 2020 году 42 образовательные организации получили новые кабинеты технологии, информатики и ОБЖ и современное учебное оборудование, а к 2024 году их число вырастет до 809.

Ключевой вопрос

На две недели в республике ввели дистанционное обучение для шестых-десятых классов. Остальные учатся очно. Предусмотрены ли для педагогов, работающих в такой обстановке, компенсационные выплаты? И что будет дальше?

Айбулат Хажин: Ситуация сложная. Во многих регионах детей перевели на дистанционное обучение. Мы тоже приняли решение о частичном переходе.

Я считаю, что ученики с первого по пятый класс, а также одиннадцатиклассники все-таки должны учиться очно. Малышам сложно заниматься на компьютере без помощи родителей, а выпускные классы должны готовиться к экзаменам.

Что будет дальше, зависит от данных по общей заболеваемости в республике. Конечно, благодаря удлиненным каникулам нам удалось немного стабилизировать ситуацию. Число зараженных новой коронавирусой инфекцией учеников и учителей снизилось. Нам важно удержать эту тенденцию.

Что касается педагогов, то с сентября им начали платить за классное руководство по пять тысяч рублей в месяц из федерального бюджета, при этом республиканская доплата не исчезла (около двух тысяч рублей). Кроме того, мы рекомендовали муниципалитетам при начислении стимулирующих выплат учесть факт работы учителей в ковидной ситуации и поддержать по мере возможности.

Кстати

В 2020 году по одному миллиону рублей получили 55 учителей, переехавших на работу в сельские школы или школы, расположенные в малых городах республики. Как уточнили в пресс-службе минобрнауки РБ, эти педагоги стали участниками федеральной программы "Земский учитель". Больше всего среди них преподавателей математики и английского языка - 22 и 17 человек соответственно. Также в числе победителей программы 14 педагогов русского языка и литературы и два физика. Они переехали в Баймакский, Архангельский, Хайбуллинский, Бакалинский и Кармаскалинский, Учалинский, Туймазинский, Стерлибашевский и другие районы региона. По условиям программы учителя обязуются отработать в сельской местности не менее пяти лет.

490 тысяч детей учатся в школах Башкирии.

Источник: https://rg.ru/2020/11/18/reg-pfo/kakie-izmeneniia-zhdut-sistemu-obrazova...

12 ноября в прокат вышел новый фильм Андрея Кончаловского "Дорогие товарищи!" о трагических событиях в Новочеркасске в июне 1962 года. Спродюсированная миллиардером-меценатом Алишером Усмановым картина создана при поддержке Минкультуры РФ, покрывшего почти половину ее бюджета – 70 млн рублей из 151. Снятое для придания творящемуся на экране достоверности в монохроме очередное кино-сочинение на историческую тему 83-летнего представителя творческого клана Михалковых-Кончаловских получило положительные отзывы зарубежных и российских либеральных СМИ, удостоилось спецпремии жюри в Венеции и приза за лучшую режиссуру на международном кинофоруме в Чикаго и было выдвинуто от России на "Оскар". В то же время предпринятая тандемом Кончаловского и Усманова попытка донести "страшную правду о преступлениях советской власти против собственного народа" не вызвала энтузиазма у российского зрителя – по оценкам экспертов, основанных на данных первых дней проката, кассовые сборы "товарищей" не покроют и 3% их бюджета. Что хотели сказать своей работой авторы, в адрес кого они нацелили свой обличительный пафос, и почему государство в лице Минкультуры продолжает финансировать вызывающие одобрительные ухмылки на Западе, но крайне сомнительные как с исторической, так и с художественной точки зрения кинопроекты, дискредитирующие страну и ее народ? 

О событиях в Новочеркасске 1-3 июня 1962 года, вызванных волнениями на местном электровозостроительном заводе имени маршала Буденного (НЭВЗ) в связи с публикацией постановления ЦК КПСС о повышении цен на мясо-молочную продукцию, много писали во времена горбачевской "перестройки", когда были рассекречены документы об этом трагическом эпизоде отечественной истории.

Однако, как не старались тогда "борцы с тоталитаризмом" представить "новочеркасский расстрел" проявлением системной политики коммунистов в отношении советских граждан, у них ничего не вышло. Нигде и никогда в СССР ничего подобного не происходило. Трагедия в бывшей столице донского казачества, обернувшаяся гибелью 24 (по другим данным, 26) человек, стала следствием рокового стечения обстоятельств: наложения роста цен, спровоцированного рискованными экспериментами Хрущева в сельском хозяйстве, на произошедшее за два месяца до этого снижение зарплат на НЭВЗе; значительного числа среди рабочих предприятия криминальных и асоциальных элементов, оседлавших волну недовольства; растерянности и трусости местных чиновников, не сумевших быстро разобраться в ситуации и не допустить ее выхода из-под контроля; панического страха высшего государственно-партийного руководства получить на своей территории повторение событий в Венгрии 1956 года на фоне продолжающегося ухудшения отношений с Западом и разлада в соцлагере.

Но если в СССР догорбачевской эпохи Новочеркасск так и остался единственным ЧП такого рода, то в мире западной демократии – в США, Франции, Великобритании, ФРГ, Италии – стрельба по безоружным демонстрантам в 1950-70-е была в порядке вещей. При этом у советских военных в Новочеркасске были более чем веские основания для законного применения оружия: протестующие остановили движение на железной дороге, штурмовали охраняемые режимные объекты, в т.ч. филиал Госбанка, здание ОВД и КГБ, газораспределительную станцию, горком партии, вырывали автоматы у солдат и пистолеты у милиционеров. Происходящее можно было квалифицировать как массовые беспорядки (ст. 79 УК РСФСР от 27.10.1960, наказание до 15 лет лишения свободы). 

За прошедшие десятилетия хроника случившегося в Новочеркасске в первые дни лета 1962-го восстановлена поминутно, и сказать здесь что-то новое с исторической точки зрения невозможно. Если бы Кончаловский снял "Дорогих товарищей" в конце 1980-х, фильм, безусловно, попал в фокус внимания общественности хотя бы в силу новизны темы, но сегодня она уже не вызывает особого интереса: в 1989-1994 гг. на просторах распавшегося Союза произошло множество куда как более кровавых трагедий, взять хотя бы расстрел танками Белого дома в Москве в октябре 1993-го, точное число жертв которого не известно до сих пор. Вот о чем бы кино снимать.

Но внимание Кончаловского и Усманова привлек именно "новочеркасский расстрел" как единственный пример "жестокого подавления советской властью народного протеста". При этом сам протест изображен в фильме мазками: он представлен безликой гудящей толпой с транспарантами и летящими в окна высоких кабинетов камнями. Ни один из "восставших" не показан крупным планом, что уж говорить о раскрытии характеров "борцов с социальной несправедливостью". Оно и понятно – вожаками протеста были не самые симпатичные личности: вчерашние зэки и алкоголики.    

Основное внимание режиссера сосредоточено на другой стороне конфликта: перед зрителями проходит череда партийных функционеров от суетящегося тучного комсомольского вожака и трусливого директора НЭВЗа до похожих на вурдалаков членов Политбюро Козлова и Микояна, прилетевших по приказу Хрущова разбираться с "местными товарищами", совестливые военные во главе с генералом Плиевым, сначала отказывающиеся выдавать патроны солдатам, но вынужденные сделать это по приказу из Кремля, кгбэшники с холодными стальными глазами, которые, по версии Кончаловского, и устроили стрельбу по людям, разместив снайперов на крышах (вероятно, сцена с "человеком в штатском", взбегающем по лестнице осажденного протестующими горкома с футляром от контрабаса, из которого будет извлечена винтовка, вызвала бурю аплодисментов в Киеве – вот кто, оказывается, был прообразом "убийц Небесной сотни" на Майдане).

И как бы ни старался режиссер сосредоточить внимание на частной трагедии главной героини – завсектором горкома, бывшей фронтовички и убежденной сталинистки Людмилы в исполнении его жены Юлии Высоцкой (кстати, уроженки Новочеркасска), потерявшей в хаосе единственную дочь и переживающей из-за этого мировоззренческий кризис, ему это не удается. И дело не в том, что Высоцкая плохо играет – это дело вкуса, хотя бросается в глаза, что на протяжении всего фильма выражение лица у нее практически не меняется, а в том, что создатели через весь фильм протаскивают одну мысль: Советский Союз – преступное государство, где жизни и судьбы ломаются в одночасье по прихоти "кровавой гэбни", которую все боятся и ненавидят одновременно. Показателен эпизод с медсестрой горбольницы, которая, задав оперу при отборе подписки о неразглашении показавшийся ему подозрительным вопрос, моментально переходит из свидетелей в подозреваемые при молчании ее начальницы, отводящей взгляд, когда свежеиспеченную "зачинщицу беспорядков" уводят в никуда.              

Естественно, главный упырь также принадлежит к органам безопасности – это безымянный зампред КГБ в звании генерал-полковника, сделавший карьеру на умении связывать руки приговоренным к высшей мере, т.е. один из "сталинских палачей", которые, оказывается, никуда не делись после XX съезда и по-прежнему вершат судьбы людей.            

Преступную сущность ненавистной Кончаловскому "конторы глубокого бурения" подчеркивает старший оперуполномоченный местного отдела КГБ капитан Виктор, который идет на должностное преступление, помогая понравившейся ему Людмиле выбраться из оцепленного войсками города, чтобы найти место захоронения дочери. А до этого он же распределяет по позициям снайперов (т.е. является одним из виновников "гибели" пропавшей девчонки, оказавшейся в итоге живой) и арестовывает явно ни в чем не повинную медсестру. Но кгбэшник начинает делать добро не потому, что у него проснулась совесть, и когда ситуация с дочерью Людмилы так или иначе разрешится, продолжит делать свою грязную работу. Роль Виктора введена в сценарий вовсе не для того, чтобы показать, что и среди кгбэшников встречались нормальные люди, способные на сопереживание. Его функция – продемонстрировать, что в советском обществе, пронизанном атмосферой страха, всё – и угроза ареста, и надежда на спасение – может быть связано только с госбезопасностью, являющейся единственным подлинным субъектом власти. Плюсом идет намек на то, что за шестьдесят лет у нас ничего не изменилось.

Не пожалев средств на аутентичные костюмы и интерьеры, создатели "Дорогих товарищей" в свойственной либеральным художникам манере сэкономили на исторических консультантах, допустив ряд ляпов, подрывающих их усилия по воссозданию достоверной картины эпохи. Первый секретарь ростовского обкома демонстрирует задатки Нострадамуса, когда поминает Бангладеш, который возникнет на карте мира только через девять лет. В фильме КГБ в стотысячном Новочеркасске представлен целым управлением, хотя это областной уровень, в райцентрах были отделы или отделения, да и то не во всех. Главный новочеркасский коммунист носит на пиджаке планки сразу двух медалей "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", хотя повторное награждение ей не предусматривалось, и в разговоре с коллегами вместо клишированной фразы "Партбилет на стол", подразумевавшей исключение из КПСС, говорит о каком-то "членском билете", наводящем на ассоциации с профсоюзом или обществом охотников и рыболовов. Член Президиума ЦК КПСС Козлов обращается к командующему СКВО на совещании "Генерал Плиев" – так говорят в дешевых голливудских боевиках, в СССР прозвучало бы "Товарищ генерал армии". Задержавшие Виктора с Людмилой при попытке покинуть город вэвэшники (именно они контролировали периметр Новочеркасска) демонстрируют верх непрофессионализма: при желании он мог их обезоружить и пристрелить в два счета.

Массу вопросов вызывает и отец главной героини – потомственный казак-антисоветчик. Судя по его поведению и разговорам он впал в летаргический сон где-то на исходе гражданской войны и проснулся только к 1962 году, чтобы вырядится в ветхую гимнастерку с полным георгиевским бантом и поведать зрителю о "зверствах коммуняк на Дону".

И неважно, какой глубокий художественный замысел был у Кончаловского, а важно то, что зритель в его творении увидел. Опять все то же: "кровавая гэбня", люди – ничего не значат, цель оправдывает средства, страх – основа советского строя.  

Откровенно злобное и наплевательское отношение создателей "Дорогих товарищей!" к стране и ее истории не осталось незамеченным. На фильм-лауреат Венеции и Чикаго в первые дни проката, включая выходные, приходило в лучшем случае по 4-5 человек за сеанс. И дело не в коронавирусных ограничениях – на идущих параллельно "Подольских курсантов" в Москве, о которых Нарполит расскажет отдельно, раскупают все разрешенные 25% мест. Российским зрителям фильмы, поливающие грязью советское прошлое, давно надоели и не вызывают никаких эмоций, кроме отвращения.

Впрочем, "Дорогие товарищи" снимались вовсе не для них, а для Запада, где "творения", рисующие Россию/СССР в самых мрачных и безысходных тонах, по-прежнему востребованы, хотя и изрядно упали в цене.

И вовсе не случайно именно картина Кончаловского и Усманова выдвинута от России на американскую кинопремию "Оскар" в категории "Лучший фильм на иностранном языке". Вообще позиция отечественного оскаровского комитета заслуживает уважения своей последовательностью – за последние десять лет он неизменно отправлял на суд американских киноакадемиков фильмы схожей тональности и направленности: от мухоморного трэша на военную тематику "Утомленные солнцем-2: Цитадель" до рассказа о трудной жизни горемык-лесбиянок в пережившем блокаду Ленинграде "Дылда". При этом ни один из них премию не получил, и лишь два из десяти попали в число номинантов. Крайне маловероятно, что "Дорогих товарищей" ждет более удачная судьба.

Все-таки "Оскар" – это больше про политику, а не про искусство. Запрос на "русскую чернуху" в Голливуде миновал, когда в 1995-м позолоченного болванчика выдали Никите Михалкову за первых "Утомленных солнцем", упоительно разоблачавших сталинизм.    

И раз уж российское кино все равно обречено из года в год проезжать мимо "Оскара", то почему, хотя бы в порядке эксперимента, не выдвинуть на премию фильм, вызывающий позитивные эмоции у наших зрителей и представляющий более адекватный настроениям в обществе взгляд на историю. Тех же "Подольских курсантов", например. Он, конечно, тоже ничего не получит, зато на Западе увидят, что мы перестали посыпать голову пеплом и умеем гордиться подвигами своих предков.  

В свою очередь Минкультуры РФ пора отказаться от практики своего прежнего руководства, бездумно выделявшего внушительные бюджетные средства на проекты, дискредитирующие Россию. Режиссеры, конечно, вольны снимать все что угодно, но если создаваемый ими продукт вреден для государства, оно не должно его финансировать. Пусть художники, живущие по принципу "я так вижу", самовыражаются за свой счет. Это будет и честно, и никому не обидно.      

Источник: http://narpolit.com/kulturnyj-sloj/dorogie-tovarishchi-oboshlis-nedeshev...

Главы этой книги были написаны независимо друг от друга в конце 1960-х - начале 1970-х гг., в период широкой дискуссии о том, что есть право и кто и когда должен ему подчиняться, когда политическая позиция, именуемая "либерализм", казалось, утратила свою былую привлекательность. Неопределенность в понимании права отражала неопределенное состояние общепринятой политической позиции.

Автор, Рональд Дворкин (1931 - 2013), излагает и отстаивает либеральную теорию права, резко критикуя при этом господствующую теорию, состоящую из двух частей, первую из которых называют правовым позитивизмом, а вторую - утилитаризмом.

В данной книге критикуются обе части господствующей теории права, имеющие своим источником философию И.Бентама. В конструктивном плане главное внимание уделяется старой идее индивидуальных прав, которую Бентам когда-то назвал "высокопарным вздором".

Всвоей предыдущей статье нами был поднят вопрос о пересмотре подходов к обучению профессиональных аналитиков. Проблема эта – многогранная, охватывающая все аспекты его деятельности [Петров, Петрова 2020]. И речь идет не только об изменении самой парадигмы в обучении, но и ее содержа- тельной стороны.

К сожалению, изучение программ многочисленных курсов и редких учеб- ных пособий по аналитике свидетельствует, что из поля зрения обучающих незаслуженно выпал ряд важных функциональных задач, которые, по нашему мнению, должен решать аналитик при производстве нового знания (научная составляющая) и выработке вариантов решений (практическая составляю- щая). Многолетний опыт аналитической работы подтверждает, что без овладе- ния методами решения этих задач сложно преобразовывать информацию как таковую в знания, т.е. в данные с высоким уровнем достоверности, релевантности и актуальности.

Принято считать, что аналитическая деятельность включает в себя три ком- понента: владение аналитическими методами (функциональный компонент), знание предметной области (отраслевой компонент) и определенный тип структуры личности (личностный компонент) [Сляднева 2001]. При этом упу- скается из виду, что в век современных информационных технологий (СИТ) сама аналитическая деятельность претерпела кардинальные изменения. Из инструмента практической философии она стала действенным инструментом преобразования действительности [Курлов 2011]. Сегодня это уже не просто аналитика, а информационная аналитика.

Казалось бы, в самом названии – информационная аналитика – кроется какая-то избыточность. В самом деле, аналитика опирается на информацию и без таковой существовать не может. Признание информационной сущно- сти современной аналитики далеко не случайно. Информационная анали- тика, если можно так выразиться, это «потоковая аналитика». Это законо- мерный результат формирования «пространства потоков» [Кастельс 2000], которое усилило связность процессов и явлений, сделало ее всеобъемлю- щей [Коннектография... 2019]. А следовательно, изучение информационных потоков, законов их формирования и управления ими становится насущной потребностью всех субъектов информационно-аналитической деятельности. В отличие от других субъектов, только для аналитика информация выступает и как объект познания, и как средство социального управления.

Следует признать, что в последнее время наметилась устойчивая тенденция отхода аналитиков от непосредственной работы с информационными пото- ками. Они передали эту функцию, как сегодня модно говорить, на аутсор- синг разного рода структурам, специализирующимся на выполнении инфор- мационных заказов. Сказывается ли это на качестве анализа и подготовки соответствующих аналитических материалов? Безусловно. Ведь аналитики лишают себя возможности контролировать процесс сбора информации, а следовательно, возникают проблемы с оценкой ее объективности и полноты. Согласитесь, кому как не аналитику, изучающему явления, события и про- цессы, вырабатывающему проекты управленческих решений, нужно в первую очередь озаботиться этим. Из его поля зрения выпадают целые этапы работы с информацией, игнорируются ключевые принципы информационной работы, в частности определение терминов проблемной области, до конца понятных только самому аналитику1.

Отчасти к этому ведет сложившееся разделение участников единого инфор- мационно-аналитического процесса на аналитиков и так называемых инфор- мационщиков. И это не условное, а самое реальное размежевание, сказываю- щееся на уровне взаимодействия, формирующее разный статус участников дан- ного процесса. Раздельная подготовка и переподготовка аналитиков и инфор- мационщиков однозначно вредит делу. Ведь информационщики должны ясно представлять специфику работы аналитиков, понимать, какую информацию и в каком виде они должны представить. В свою очередь, аналитики должны представлять, что им могут дать информационщики и соответственно фор- мулировать к ним свои требования. В противном случае теряется прагмати- ческий смысл информации (возможность ее эффективного использования), являющийся объектом информационного анализа, заключающийся в том, что ценность информации зависит от соответствующей ситуации и от уровня тезауруса субъекта информационно-аналитической деятельности. Только вза- имопроникновение ее субъектов в процесс деятельности друг друга позволяет достичь главной цели информационно-аналитической деятельности – полу- чения не просто информации как таковой, а знания – информации с высоким уровнем достоверности, релевантности и качества для выработки адекватного управленческого решения.

Даже при условии непосредственного и активного участия аналитика в про- цессе сбора и обработки информации львиная ее доля сегодня приходится на так называемую вторичную информацию, т.е. информацию, которую кто-то и когда-то разместил в информационном пространстве. Проследить весь ее путь от первоисточника, который зачастую остается невыясненным, к потребителю крайне трудно или невозможно. Отстраненность аналитика от сбора и первич- ной обработки информации ведет к тому, что информация становится уже не вторичной, а третичной и т.д.

Как здесь не вспомнить так называемые законы информации, сформулиро- ванные каким-то острословом, но точно отражающие суть вопроса:

– информация, которая у вас есть, не та, которую вам хотелось бы получить;

– информация, которую вам хотелось бы получить, не та, которая вам на самом деле нужна;

– информация, которая вам на самом деле нужна, вам недоступна;

– информация, которая в принципе вам доступна, стоит больше, чем вы можете за нее заплатить.

И это объективная повседневность, с которой сталкиваются аналитики.

С чего начинается любое исследование? На практике – с выявления и фор- мулирования проблемы, построения информационной модели изучаемого объекта, изучения имеющихся информационных потоков с точки зрения их применимости (качество и полнота циркулирующей в них информации). С точки зрения информационной аналитики под информационным потоком мы понимаем совокупность информации, перемещающейся в информационном пространстве по каналам коммуникации. С точки зрения управления он пред- ставляет собой совокупность циркулирующих в системе, между ней и внешней средой сообщений, необходимых для принятия управленческих решений, ана- лиза и контроля за деятельностью анализируемого нами объекта.

Можно с уверенностью утверждать, что в каждом конкретном случае суще- ствующих информационных потоков недостаточно. Возникают проблемы организации новых потоков, отвечающих задачам исследования, и тонкой настройки (модификация, реорганизация, приспособление, адаптация) уже функционирующих. При этом важно соблюсти одно условие: для формирова- ния управленческих решений на основе анализа совокупности разрозненной информации важно иметь для этого запас времени. Другими словами, избы- точность информации так же вредна, как и ее недостаточность. И здесь мы подходим к проблеме выработки механизма отбора релевантной информации, овладения им аналитиками.

Собственно, этот механизм зависит от того, с какими информационными потоками работает аналитик – с теми, в которых некая информация уже зафик- сирована (формализована), или с теми, в которых информация циркулирует по каналам неформальной коммуникации (по этому признаку в спецслужбах принято подразделять информацию на разведывательную и оперативную).

Выбор источников информации – это отдельная тема, которой мы намерены посвятить один из следующих материалов. Здесь же отметим некоторые из них. Это открытые источники – СМИ, научные (экспертные) публикации, сведе- ния о конфликтах (в политической сфере это самый полезный и порой наибо- лее точный источник информации) и только в последнюю очередь – Интернет.

К вышеперечисленным следует добавить массивы информации – подшивки, подписки, архивы, отчеты, аналитические подборки (самый надежный способ сбора информации).

Отметим, что алгоритм поиска и обработки каждого из этих источников имеет свою специфику. Что касается сетевых ресурсов, то надо четко понимать, что большой массив информации – это не всегда хорошо, продуктивность поиска в Сети уступает другим источникам информации. Тем не менее при наличии опыта рациональной поисковой работы в Интернете можно выискать что-то полезное для своего исследования. Интернет – это хороший коммуникаци- онный канал для связи с наиболее профессиональными информационными порталами и СМИ.

Но на практике самым эффективным способом сбора информации является общение с экспертами, участниками (или наблюдателями) анализируемых событий (в политической аналитике в качестве таковых выступают коллеги по цеху, журналисты, политики, чиновники и т.п.).

При этом в целях минимизации временных и ресурсных затрат на получе- ние нужной информации каждый из выявленных устойчивых информацион- ных каналов исследуемого объекта должен быть описан с точки зрения объема циркулирующей информации, ее содержательности, полезности для анализа, определен способ его использования в решении поставленных задач (доступ к информации, овладение ею). Это прерогатива аналитика, его прямая обязан- ность, если, конечно, он заинтересован в качественном анализе.

Фактически речь идет об организации аналитиком информационных пото- ков и направлении их на себя, по возможности, «очищенных» от второсте- пенной информации (так называемого белого шума), отвлекающей внимание и ресурсы. При этом сложность этой работы заключается не в технологии – выработке стандартных процедур, которые хорошо известны [Гордукалова, Юдина 1991], а в организационной дисциплине. Если аналитик не сможет заставить себя ежедневно уделять этому внимание, не привыкнет на регуляр- ной основе встречаться как минимум с одним экспертом, не возьмет себе за правило посещать публичные мероприятия, входящие в сферу его професси- ональных интересов, то он не может рассчитывать на глубокий анализ, а сле- довательно на серьезных заказчиков. Кстати, этим и отличаются продвинутые «фабрики мысли», делающие упор на работу с экспертами; так должны функ- ционировать и ситуационные центры.

Возвращаясь к механизму отбора релевантной информации, важно отметить проблему освоения аналитиками методов и приемов, используемыми в конку- рентной (деловой, экономической) разведке [Ющук и др. 2019]. Это форми- рование так называемых поисковых роботов на основе досконального знания языков поисковых машин, их грамотная настройка (актуализация), т.е. чуткое реагирование на все изменения информационного фона путем внесения кор- рективов в конструкцию «роботов». При этом поисковые запросы из разовых превращаются в действенный инструмент аналитика, получающего возмож- ность моделирования своего индивидуального рабочего места.

Активное применение «поисковых роботов» вынуждает аналитика освоить работу с тезаурусом (словоформами), тем самым глубже проникнуть в суть ана- лизируемых объектов или явлений, построить их адекватную информацион- ную модель.

Еще раз подчеркнем, что без повседневной кропотливой информационной работы аналитику трудно достигнуть высокого уровня знания в своей предмет- ной области как «постоянно изменяющейся смеси полученного опыта, оценок, информации, экспертной проницательности и природной интуиции, которая дает возможность оценивать, перерабатывать и использовать новый опыт и информацию» [Галущенко 2009]. Мы исходим из понимания того факта, что не существует каких-то особенных приемов легкого получения необходимого сырья для аналитической работы, а есть только рутинная работа. Безусловно, с опытом аналитики нарабатывают информационные связи, полезные кон- такты, любимые приемы и дополнительные возможности, но (еще раз подчер- кнем) это никак не связано с некими «тайными знаниями», а является резуль- татом каждодневного упорного труда.

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского научного фонда, проект No 17-78-20149 в рамках работы Школы молодого этнополитолога в Республике Башкортостан.

Список литературы

Галущенко О.В. 2009. Информационно-аналитическая деятельность в совре- менном обществе. – Известия вузов. Северокавказский регион. Общественные науки. No 3. С. 5-8.

Гордукалова Г.Ф., Юдина Л.А. 1991. Мониторинг документального потока для информационной диагностики прогнозируемых объектов: учебное пособие. М.: ИПКИР. 107 с.

Кастельс М. 2000. Информационная эпоха: Экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ. 606 с.

Коннектография. Будущее глобальной цивилизации (пер. с англ. Э. Кондуковой). 2019. М.: Манн, Иванов и Фербер. 432 с.

Курлов А.Б. 2011. Становление аналитики как инструмента практической философии. – Вестник Академии экономической безопасности МВД России. No 7. С. 9-20.

Петров В.К., Петрова М.Ю. 2020. О новом подходе к подготовке профессио- нальных аналитиков. – Власть. Т. 28. No 3. С. 17-23.

Сляднева Н.А. 2001. Информационно-аналитическая деятельность: про- блемы и перспективы. – Факт: электронный информационно-аналитический журнал. No 2. С. 14-25.

Ющук Е.Л., Пелевина Н.А., Сергеев К.В., Ющук В.Ю. 2019. Конкурентная разведка: маркетинг рисков и возможностей. 3-е изд., доп., пер. Екатеринбург: ПервоГрад. 264 с.

Петров Вячеслав Константинович – кандидат философских наук, главный редактор сайта «Политическое образование», заместитель руководителя Школы молодого этнополитолога в Республике Башкортостан, РФ (vp230754@mail.ru)
Петрова Марина Юрьевна – кандидат психологических наук, член редколлегии сайта «Политическое образование», соавтор программы экспериментального курса по подготовке опе- ративных сотрудников на основе компетентностного подхода в Академии ФСБ России (119602, Россия, г. Москва, Мичуринский пр-кт, 70; mp210260@mail.ru)

Введение: Еще раз о том, кто такие аналитики и как они работают (продолжение)

О род людской, многострадальный,

Ты все благое забываешь,

Гордыне предан изначальной,

Грехом опутан пребываешь.

Пьетер Буди, албанский писатель, епископ

Ситуация в ряде стран сложная, мы видим это.

И мы видим, к чему приводят действия разного рода провокаторов,

тех, кто, прикрываясь свободой слова, оскорбляет чувства верующих,

и тех, кто используют это как повод, чтобы оправдать насилие и нетерпимость.

В. В. Путин (из речи на встрече в Москве с представителями религиозных конфессий в День народного единства 4 ноября 2020 г.)

Религиозный фундаментализм вовсе не оставляет места для трудных вопросов: для него существуют лишь простые истины, которые под силу осознать и ребенку, и божьи тайны, недоступные для объяснений. Между ними – в зоне трудных ответов – находится ересь.

Питер Тиль, американский бизнесмен, инвестор, управляющий хедж-фондами

Мы выучили все возможные ответы. Но мы не ведаем, в чем состоит вопрос.

Арчибальд Маклиш, американский поэт, писатель

Доброго времени суток, мои заинтересованные читатели, участники проекта «Pro аналитику». Мы продолжаем знакомство с работой аналитика, с ключевыми аналитическими компетенциями, и сегодня я вновь хочу пригласить вас на свою аналитическую «кухню». Именно так, на мой взгляд, продуктивнее всего, убедительнее, да и интересней постигать специфику профессии аналитика, находясь в живом диалоге с представителями этой профессии, а также и между собой.  

Если помните, в прошлый раз мы начали готовить одно «блюдо», а именно, исследовать, что же произошло недавно, точнее, 16 октября в одном из пригородов Парижа? Почему это произошло, зачем, кому это нужно, и как нам к этому относиться, какие выводы делать? А главное – как с этим жить? Бороться – как? Какая стратегия, казалось бы, могла бы стать наиболее разумной и эффективной? Не только сегодня, но и завтра?

Напомню, я в данном случае имею в виду шокирующий акт убийства и ритуального обезглавливания школьного учителя Самюэля Пати. Теракт совершил 18-тилетний замкнутый, как его характеризуют, юноша – Абдуллах Анзоров из рабочего квартала (значит, не самого богатого и благополучного) в городе Эвре, где он проживал с родителями и другими родственниками. Семья чеченского происхождения, переехала во Францию в середине нулевых годов из Москвы, когда мальчику было около шести лет. Так что можно сказать, рос и формировался он уже в здешней, т.е. во французской среде и обстановке. По крайней мере, не без влияния с их стороны с присущими многослойному французскому обществу характеристическими моментами, как позитивными, так и спорными, неоднозначными. Ну и что? Это же не объясняет его поступок – нет прямой связи. Что ж, посмотрим с другой стороны.

Что касается ответа на вопрос, кто же такой Абдуллах Анзоров и почему он совершил террористический акт, можем ли мы утверждать, что он пришел к этому финалу сам, путем собственных исканий и увлечений? Сам искал ответы на волновавшие его вопросы, сам, собственным путем пришел к своим определенным выводам, ставшим убеждениями?  Без непосредственного влияния и участия, «помощи» со стороны кого бы то ни было, каких-то, так сказать, духовных учителей и практических «наставников», без людей из своей семьи, среды, окружения?  Или же в его короткой жизни был явно просматриваемый этап, период, когда он был на положении воспитанника, неофита и подвергался определенной обработке со стороны своих «педагогов», авторитетов, гуру, в итоге «вылепивших» из него то, кем он стал, в кого превратился?

Кто-то скажет: «Зачем, чего ради искать ответы на эти довольно скучные вопросы, для чего? Зачем нам это знать, тратить время, к чему?». И будет абсолютно прав. Действительно, чем вообще может быть обоснован, оправдан такой интерес к личности этого злосчастного террориста?

Не все ли равно, как случилось, что он взял нож и убил совершенно незнакомого человека, которого никогда раньше не видел и не слышал, ни разу с ним не общался, не поговорил. Просто убил за что-то свое, по каким-то своим внутренним мотивам (причем лишил жизни в изощренной форме, с отрезанием головы). Сам ли он руководил собою или сделался орудием, инструментом, находящимся под внешним управлением? Следствие в этом разберется, это их работа, их профессиональная сфера и поле деятельности. А нам-то это зачем?  Для чего это аналитику?

Вопрос задан. Вопрос, по моему глубокому убеждению, абсолютно сущностный, актуальный. Постараюсь ответить со всей серьезностью, которую заслуживает этот принципиальный вопрос. Мое обоснование будет включать не одну, а ряд взаимосвязанных, взаимодополняющих друг друга причин (т.е. будет системным, как принято говорить). Итак:

Тот факт, что молодой человек (не важно, из чеченской он семьи или, скажем, из албанской) приходит к совершению теракта и совершает его –   это, мягко говоря, не рядовое событие, не проходное.   И дело здесь вовсе не в общественном резонансе на это событие. И не в драматизме и трагичности обстоятельств, не в накале общественных и политических страстей. Хотя и то, и другое имеет место быть, для аналитика значимость данного события состоит совсем в другом. В чем же?

Как бы кому-то ни показался странным мой ответ, но я скажу: Совсем не просто человеку –  не какому-то монстру, какими порой рисуют в массовом сознании террористов, а обычному человеку, из плоти и крови, которому не чуждо ничто, что не чуждо и нам с вами, каждому из нас – не просто человеку прийти к совершению теракта, тем более совершить его. Тем более, в первый и последний раз в своей жизни, поскольку нередко – как и в рассматриваемом случае – террорист знает, допускает, что и сам умрет, и даже подчас сознательно провоцирует собственную смерть.  Не так это все просто.  Но дело здесь вовсе не в каких-то, как кто-то подумал, психологических аспектах. Эти аспекты меня как аналитика в принципе не очень интересуют: это поле деятельности соответствующих специалистов от психологии (и психиатрии) – разбираться в душе террориста. Меня же – я уже в третий раз вынужден прибегнуть к этому обороту – интересует совсем другое. «Так что же, наконец?» - воскликнет читатель, измученный моими попытками «закрутить интригу».

Конечно, я никого специально заинтриговывать не предполагаю. Просто в своем (нашем!) рассуждении я иду от чего-то более внешнего, более-менее очевидного, лежащего на поверхности, к менее очевидным и не столь банальным вещам. В данном случае небанальная вещь состоит в следующем.

Даже у человека, ставшего в итоге террористом – таким, как тот же Абдуллах Анзоров –жизнь не представляет собою простой и ясной, прямой, как нарисованная на бумаге линия, дороги, ведущей «из пункта А в пункт Б» (последний это и есть собственно сам теракт, его фактическое совершение человеком). Даже если это фанатик (отмороженный, как порой говорят), он не вдруг стал фанатиком. У каждого человека, который существует не в вакууме, а все-таки находится в обществе, является, тем или иным образом, частью этого общества, разных его частей, есть масса самых разных связей и отношений, связывающих его с социумом, а социум – с ним. Мы все тем или иным образом включены в какие-то социальные группы, в какие-то социальные связи, будь то семейные, а также между соучениками, коллегами по работе, по увлечениям и прочее, и прочее, и прочее.

Вот эта включенность каждого человека – даже прикованного к постели или инвалидному креслу – во множество самых разных, разноликих социальных связей и отношений, разновеликих и разнозначимых – это нормальность, норма. Мы так живем, каждый из нас, и даже – до поры до времени – те, кто в итоге пришел к совершению теракта.  Мы смотрим какие-то телепередачи (или не смотрим), читаем какие-то газеты, журналы, книги (или не читаем), участвуем в каких-то семейных, корпоративных, клубных и т.п и т.п. мероприятиях (или не участвуем) –  мы так существуем внутри социума так существует множество так называемых обычных нормальных индивидов. Может ли террорист принадлежать к таким – нормальным – индивидам?  По-видимому, да, по крайней мере, до поры до времени. Ведь не с Луны же он вдруг свалился.

Вот здесь и возникает небанальный, на мой взгляд, вопрос: на какой же, образно говоря, развилке наш «нормальный индивид», включенный во множество различных социальных связей и отношений (малых и больших), свернул на дорогу, которая кардинально изменяла, переменила его нормальность?  Ведь согласитесь: совершить сознательный теракт, в т. ч. принять и неизбежность в нем собственной смерти – это не просто антиобщественный проступок, не банальное асоциальное поведение, какое порой случается. Это нечто другое, совсем другого порядка вещь – это иная, другая нормальность, принятая индивидом лично, которая отрицает, опровергает и опрокидывает «первую нормальность», характерную для нас с вами (которую мы, как правило, и не замечаем, просто живем в ней и все).

Мне могут возразить: мол, не все и не всегда так сложно, как я тут нарисовал перед вами. Мол, бывает так, что человек – особенно молодой – просто не отдает себе отчет, на какой путь он встал, а потом бывает уже поздно повернуть назад, сойти с этого пути. Ведь это не трамвай, здесь остановки могут быть не предусмотрены. Напротив – это своя система социальных связей и отношений, она также держит, удерживает человека от того, чтобы из нее выйти, преодолеть ее связи, как и первая, связанная с «первой нормальностью».

Так чем же эта система связей и отношений, потенциально чреватая совершением индивидом теракта, отличается от нашей привычной?   Таких характеристических отличий, особенностей, своего рода родовых черт несколько. Перехожу к ним.

Прежде всего, мне хочется назвать такую: намеренно узкий круг, куда допускаются не все, а только избранные, только те, кто готов так или иначе, тем или ирным образом разорвать свои связи с «первой реальностью», как минимум пересмотреть их и произвести их «апгрейд».  Не может быть сосуществования в одной голове двух нормальностей одновременно, которые находятся между собой в антагонизме, когда одна из них отрицает и ниспровергает другую. Поэтому одна нормальность неизбежно должна превратиться в глазах индивида в анти-нормальность, в противоположность нормальности – в то, чего быть не должно, что должно исчезнуть.  В т. ч. – внимание! – это касается людей, продолжающих жить в анти-нормальности (в глазах индивида, перешедшего на рельсы другой, иной нормальности).

Речь не обязательно должна идти о физическом уничтожении каждого представителя «анти-нормальности», но в том числе. Если люди упорствуют в своем желании оставаться в «анти-нормальности», если они погрязли в ней, цепляются за нее или упорствуют в своем неправом «праве» жить так, как они живут – то не исключаются любые средства по отношению к ним. Не принимаешь такого подхода, не готов к бескомпромиссной борьбе с «анти-нормальностью» - значит, ты сам заслуживаешь, чтобы к тебе отнестись как к одному из представителей «анти-нормальности». Либо – либо: или ты с одной нормальностью, или с иной, противостоящей первой.

Мне могут задать вопрос: «Ну а, скажем, уголовный мир – это тоже отдельная «нормальность»?»  Да, по моему мнению, все, что претендует на «всемирность» –  даже в масштабах одной страны или даже в пределах одной отдельной деревни (своей «вотчины»), обладает ключевыми признаками нормальности. Что это за признаки?

Прежде всего, носители определенной нормальности в любых проявлениях, в любых ситуациях ведут себя так, как естественно для данной нормальности, присуще ей, имманентно ей. Конечно, человек или группа могут сознательно или инстинктивно мимикрировать, подавляя в себе отдельные проявления присущей им нормальности. В том числе под влиянием внешнего давления. А также, к примеру, в целях осуществления т.н. включенного наблюдения за носителями иной нормальности.  Но для того, чтобы вести себя нормально (в рамках принятой нормальности), нам, как правило, не требуется делать над собой никаких специальных усилий, все происходит, образно говоря, само собой. Впору говорить о наличии, своего рода, запрограммированности на нормальное поведение (опять же, в плане той определенной нормальности, к которой субъект принадлежит).

В этой связи отнюдь не случайным выглядит тот факт, что носители одной и той же нормальности, как правило, вполне уживаются, а не просто сосуществуют, не пересекаясь. Напротив, в пределах одной нормальности взаимодействие, со-трудничество – в общем и целом – вполне нормальное явление, не редкое. Правда, нужно иметь в виду, что само сотрудничество в различных нормальностях понимается несколько по-разному. К примеру, принято считать, что в рамках т.н. православного мира сотрудничество означает в т.ч. помощь. В т.ч. бескорыстную, как «помощь ближнему». При этом ближним считается априори всякий человек, нуждающийся (как кажется) в помощи.

Не в этом ли кроется причина многочисленных обманов мошенниками «легковерных» людей? А они не легковерные от природы, просто в их нормальности, в которой они живут, доверие (а не доверчивость как синоним глупости, слабоумия) – это нормально.  Что же, приходится корректировать существующую нормальность, она же не догма «ниспосланная свыше», а в прямом смысле руководство к действию (ну или программа, если угодно). 

Но процесс корректировки нормальности – это не то же самое, что откорректировать, к примеру, компьютерную программу. Для корректировки нормальности, прежде всего, стимулы нужны. И первейший из стимулов – это негативный опыт, который получил человек (или группа). 

Дело в том, что всякая нормальность – и в этом состоит еще один ее признак из числа ключевых – характеризуется относительной устойчивостью, стабильностью, относительной неизменностью, воспроизводимостью своих базовых черт и их защищенностью от изменения извне. В этом смысле нормальность – это способ жизни, бытия, способ и, одновременно, внутренний код бытования, будь то человека, группы, локальных сообществ или общества в целом. На каждом из этих уровней бытования нормальность особенным образом проявляется – устойчиво, стабильно, неизменно. Отдельно взятым людям, а также их группам, сообществам свойственно сохранять и защищать свои способы бытования, благодаря которым они выживают во внешней среде, воспроизводятся как устойчивые социальные самости, вырабатывают свои формы адаптации к динамичным условиям бытия.   И свои устойчивые нормы взаимодействия – с внешней средой, а также между собой, т. е. внутри своих, своего мира. 

Поэтому все, о чем сказано выше, обуславливает своего рода барьер, пред-охраняющий отдельно взятые самости (т.е. отдельных людей, их группы, и целые сообщества) от поглощения, ассимиляции и нивелирования со стороны других отдельно взятых самостей (т.е. другими людьми, группами и сообществами). 

Человечество одно, а активных, бытующих форм социальности – много, и все они не просто различаются между собой, но и ряд из них перманентно находятся в состоянии конфликта, взаимного противоборства. Причем при этом нужно учесть, что отдельные бытующие формы социальности носят разное, порой принципиально различающееся между собой внешнее обличье.

К примеру, одна определенная социальность выступает в форме религиозной доктрины, играющей роль ядра, базового элемента данной социальности, данного способа бытования, адаптации, развития и т.п.

Ядром другой определенной социальности выступает иная доктрина, определяющая собой иной способ и суть бытования данной социальности – например, доктрина неотъемлемости достоинства личности, ее права на самовыражение, приоритета прав личности над правами других субъектов социального дизайна, в т. ч. государства и его институтов.

В то же время ядром следующей, отличной от двух указанных выше, социальности выступает идея всеобщности каждого человека в отношении некоей высшей, надличностной цели, выступающей в качестве обоснования и оправдания ценности каждой человеческой жизни, ее сбережения.

Ядром следующей, отличной от всех указанных выше, социальности выступает учение о том, что человек в своих лучших проявлениях может быть подобен богу, угоден богу, может подняться до высот божественного духа, оставаясь в то же время земным человеком со всеми его земными делами. Ну и так далее.

Каждой социальности дорого ее собственное обличье, ее собственная, лежащая внутри данной социальности, смыслообразующая идея.  И с какой бы стати соответствующему сообществу, да хоть бы и отдельному индивиду, от всего этого богатства – как духовного, так и материального – отказываться?

В этом плане так называемая борьба цивилизаций – например, христианской (западно-христианской) и мусульманской – имеет какой смысл? Сделать всех мусульман христианами или наоборот? А зачем? Кому это нужно?  У каждого представителя есть, образно говоря, свой бог в голове, в чем-то схожий, в чем-то отличный от прочих, в чем-то уникальный, самобытный. Ну и ладно, ну и хорошо, и зачем этот порядок принципиально нарушать, тем более огнем и мечом?

Резоны могут быть экономические, политические, а уж на это все можно «натянуть» и иные мотивы для вражды, в т. ч., например, межцивилизационные. Почему? Да потому, что такого рода мотивы – в отличие от более прагматических – лучше понимаются большими массами народа, что поднимает и поддерживает высокий уровень его мобилизации, включенности в возникший конфликт. До экономических или политических мотивов, которые движут реальными сторонами конфликта, являющихся выгодоприобретателями, обычному человеку еще додуматься нужно. А увидеть в другом –  ином, не похожем на тебя, инакомыслящем – врага, это особых усилий, как правило, не требует. Все, опять-таки, очевидно, и можно, что называется, пощупать руками.

В этом плане нужно отметить еще одно свойство нормальности, которое заключается в том, что мы подчас не особенно разбираемся в глубинных смыслах собственной нормальности, но редко ошибаемся, когда вопрос стоит так, чтобы отличить от нее другую, иную, иноприродную (и в этом смысле чуждую) нормальность. Иными словами, мы смотрим на других, иных (людей, группы, сообщества) сквозь призму собственной нормальности.  Точнее, мы осмысливаем иную нормальность (т.е. придаем ей определенный личностный смысл и значение), пользуясь при этом собственной нормальностью как своего рода «исследовательским инструментом», которым располагаем (он, образно говоря, всегда при нас).

Хочу предостеречь от излишне прямолинейного, вульгарного понимания концепции нормальности в аналитике. Нормальность – это не вещь, не предмет, и даже не какая-то программа, которую человек носит в своей голове. Нормальность – это не синоним исповедания определенной идеологии (в т.ч. религиозной), не синоним вообще каких-либо взглядов. Нормальность в аналитике – это ни в каком смысле не «душа народа» (того или другого), никакой не культурный архетип того или народа (сообщества, группы и т.п.), никакая не социокультурная ориентация и т.п. Нормальность в аналитике – это единственно и только инструмент. Вы удивлены? Давайте разберемся.

Наша система образования сформирована и выстроена так, что в качестве основной своей цели ставит приемку-передачу некоторой суммы знаний-сведений, а также знаний-навыков. Вам – передают (научают, объясняют, натаскивают и т.п.), вы – принимаете. В аналитике вы сами, самостоятельно ищете информацию (знание) – ту, которую признаете за полезную, актуальную, необходимую, доказательную, исключительную применительно к конкретным целям и задачам, которые вы себе поставили. С учетом ваших интересов внутри исследуемой темы; и с учетом массы самых разных других вводных и обстоятельств работы. Вы сами (подчас лично, подчас – опосредованно, в качестве постановщика задач для информпоиска) погружаетесь в поиск и отбор информации, заведомо не зная заранее, какой и сколько информации в итоге насобираете для того, чтобы получить необходимую и достаточную вам совокупность такой-то и такой-то фактуры, отвечающей ряду качественных требований (актуальности, относимости и т.д.). 

Ключевым здесь является не сама информация, а то, что вам, как правило, заранее неизвестно: что искать, где искать, зачем искать то или другое и почему вашим задачам отвечает вот та информация и не отвечает вот эта. Ответить на эти вопросы вы должны сами, лично – в процессе поисков. От того, как ловко, умело, продуманно, умно, нестандартно вы умеете выстраивать этот процесс, доводя дело до требуемого результата, зависит уровень вашей информационно-аналитической компетенции. Т. е уровень вашей компетенции как «информационщика» - специалиста по осуществлению поиска отвечающей заданным смыслам информации в глобальном информационном поле. 

Если мы говорим про аналитику, то термин «информационщик» вовсе не равнозначен «специалисту в области информационных технологий». Последний может быть прекрасным «технарем», отлично разбираться в устройстве и принципах построения и функционирования компьютерных информационных сетей различного масштаба и уровня сложности, а также лично заниматься поиском информации в этих сетях (в т. ч. глобальных). То есть, в т.ч. лично, как говорится, собственными руками, осуществлять поиск информации. Для аналитика этих действительно высоких и подчас дефицитных умений (компетенций) недостаточно. А что еще необходимо?

Необходима еще такая «малость» как понимать, какая информация вам необходима. Иначе говоря, для организации эффективного процесса поиска информации настоящий аналитик должен еще до всяких действий по поиску (каких-либо сведений, фактов, свидетельств и т.п.), а также в процессе таких действий, создать когнитивную модель, – т.е. проект (образ) того знания, которое он ищет. Получается, что еще никакого знания (информации) у аналитика нет, а он уже знает, что в итоге у него будет?

Действительно, парадоксальная познавательная ситуация. Но для аналитики она – нормальная, т.е. является нормой! Но, как такое возможно – знать то, что познать еще только предстоит? Нет ли здесь логического противоречия?

Противоречие есть. Но только в том случае, при том допущении, что знание понимается нами исключительно узко-специфически – как набор совершенно определенных, практически полностью отображенных (конечных) сведений, конкретных самодостаточных фактов. Не так ли, в основном, учат в школе?  Как правило, среднестатистический учитель не рассказывают про математику, а учит, что дважды два – четыре, а пятью восемь – будет сорок. И это не обсуждается. Действительно, что здесь обсуждать?  Но математика, как система знания, так не создавалась, она не состоит из примеров. Решение примеров и задач – это всего лишь часть того, что называется образовательными технологиями. Часто они направлены, «заточены» на достижение одной приоритетной цели: дать обучаемому необходимый минимум знаний и навыков, которые – как считается – потребуются ему в практической жизни, создадут основу, фундамент для роста его будущих компетенций. Такой вот усредненный (и усредняющий!) подход. И получаются массы выучившихся, которые, нередко, что такое математика понятия не имеют, но знают (если усвоят и запомнят!) массу сугубо конкретных, частных практических (как считается) моментов.

В аналитике действовать подобным шаблонным образом – смерти подобно. Смерти аналитики.  Поэтому, готовясь вступить на путь поиска необходимой информации, аналитик уже создает в своей голове более или менее развернутый, более или менее схематический, более или менее логический образ того, что ему необходимо узнать, проверить, подтвердить или отвергнуть. В чем убедиться (или убедиться в противном, противоположном предполагаемому), что принять во внимание, какие сведения и факты добыть (или добыть их опровержение, если они не подтверждаются фактически).

Почему же действовать именно в русле такого предварительно сформулированного образа аналитику необходимо, а не просто желательно, в чем причина?

Дело в том, что только на первый взгляд может казаться, что вот сейчас начнем собирать информацию по теме, и все станет ясно и понятно само собой, информация сама нам все расскажет, что нам необходимо знать, все разъяснится само.  Не расскажет!  И не разъяснится. Информация – сведения, факты, свидетельства и пр. – не знает, что нам нужно. Она – предмет неодушевленный, это просто по сути своей –  некоторые данные, не меньше и не больше. Иногда нам везет: сразу попадаются настолько очевидные, что называется, говорящие сами за себя данные, что выводы и заключение, образно говоря, сами идут в руки. Но так бывает далеко не всегда. Нередко информации хоть отбавляй, а что все это означает, о чем говорит, к каким выводам нас подводит –  да кто же его знает? Хочешь – не хочешь, а приходится всю собранную информацию самостоятельно как-то осмыслить, понять, что все это может означать – не рассчитывая, что данные (сколько бы их ни было) сами все расскажут. Не бывает такого! Рассказать, объяснить происходящее, доказать это все логически – на основе и с учетом имеющихся данных, разумеется – должен сам аналитик.

Именно поэтому аналитик постоянно занимается осмысливанием данных – независимо от того, много их или совсем мало – т. е. строит внятные, логически связные и непротиворечивые картины происходящего (в т.ч. конкурирующие между собой, если данные не позволяют трактовать известную фактуру исключительно однозначно). Вскрывает, конкретизирует и обосновывает связи и отношения между разными элементами этой картины и разными ее слоями, что позволяет сделать всю картину не плоской и одномерной, а объемной, многослойной, насыщенной разными красками и полутонами, не банальной (не черно-белой).   Разве сами по себе различные данные – если никто их не объединяет, не выстраивает на их основе нечто цельное, гораздо более цельное и целостное, чем просто совокупность самих данных – разве данные сами по себе способны создавать картины, образы актуальной действительности?  Если бы это было так, если бы данные могли сами объяснять происходящее и обосновывать даваемые объяснения, аналитика была бы не нужна, она бы уже умерла сама собой как вид интеллектуальной деятельности, направленный на осмысление реальности. Но этого пока не происходит.

Хочу отметить, что, по моему мнению, хороший роман хорошего, глубокого писателя может рассказать об актуальной действительности полнее, точнее и убедительнее, чем множество «информаций» о происходящем. Но автор – это тот же аналитик, он осмысливает действительность не как отдельные данные о том и о сем, а как целостную картину происходящего: многослойную, имеющую. так сказать, «толщину». Хороший художник, мастер в своем ремесле, кладет на картине не один, а много слоев различными красками, делает сотни мазков различных по форме и направлению, использует кисти разных размеров и назначения. И картина получается живой, одухотворенной, не отличишь от реальности. 

А как рисуют дети как начинающие художники? Первые детские опыты в изображении реальности порой выглядят наивно – по мнению нас, взрослых. С высоты нашего, взрослого опыта мы можем сказать, что изображениям, которые делают дети, нередко не достает глубины в осмыслении реальности; создаваемые ими образы могут казаться (нам, взрослым) плоскими, одномерными копиями, выглядеть (по нашему мнению) шаблонно и довольно схематично.

Но в этих наивных, с нашей точки зрения, опытах есть главная ценность – живое, творческое восприятие действительности. Дети мыслят символами, они для них суть отражение подлинной реальности, а не просто «палочки и кружочки», как кажется со стороны. Нам нужно учиться понимать язык самовыражения, используемый ребенком. Язык – это форма, нечто более внешнее, преходящее, а суть – она внутри, ее нужно раскрывать. И здесь попросту невозможно обойтись без творчества (без мук творчества в том числе). Нужна работа с обеих сторон – и того, кто создает (передает), и того, кто понимает (принимает).

Если мы относимся к данным только как к своего рода «статистическим учетным единицам», необходимым для создания одномерной картины (по типу «черное – белое», количество градаций сути не меняет), то становится вполне решаемой задача автоматизировать процесс анализа. Для решения этой задачи создаются соответствующие компьютерные модели, в достаточной мере формализующие анализируемую познавательную ситуацию, а также соответствующие программы формализации поступающих данных. Разрабатываются определенные логические правила манипулирования с этими формализованными данными. Это очень непростые задачи, но, по крайней мере, для определенных частных случаев того же, например, экономического анализа, это вполне можно сделать. И в ряде случаев для определенных задач это делается – с тем или иным успехом. Главное – настроить систему (произвести, как говорят специалисты, ее калибровку). Делаются попытки научить искусственный интеллект даже таким, в высшей степени творческим, видам деятельности, как сочинительство – музыки, литературных произведений и т.п.

Так чего же нам ждать? Того, что искусственный интеллект заменит аналитика, работающего своей головой? Поговорим об этом в следующий раз.

До встречи.

Автор: Игорь Рабинович, политический аналитик

Ведущим мировым процессом конца XX - начала XXI вв. становится глобализация, оказывающая колоссальное культур­ное воздействие на человечество. Глобализация является всеоб­щим процессом интеграции, в первую очередь экономических и материально-хозяйственных систем на основе свободного рынка, и вследствие этого распространение и универсализации инфор­мации [1]. Среди такой информации, понятий, подвергнувшихся универсализации, находятся и термины нация и национальная идентичность.

Современные проблемы как глобализации, так и проблемы национальной идентичности и формулировки понятий имеют глубокие корни, и до сих пор остаются не решенными однознач­но. В XVIII в. возникают национальные государства, и в основе абсолютистских режимов появляется новый исторический фено­мен - нация [2, С. 7]. Однако, определение нации являлось нерав­нозначным современному понятию и не одинаковым во всех го­сударствах. Так, европейские государства начала XIX в. включали в категорию нации лишь политически активную часть населения, имеющее право голоса, проходящее определенный имуществен­ный ценз, что составляло небольшую часть всего общества.

Дальнейшая политическая мысль расширила понятие на­ции за счет обозначения её как языковой, религиозной и куль­турной идентичности. Эволюция примордиалистического под­хода второй половины XIX в. в политической мысли состоит в идентификации национальности на определенных, измери­мых и объективных признаков, а не субъективных и образных представлений без четких критериев и границ. К таким при­знакам в первую очередь относятся территория проживания конкретного общества (не обязательно в политических гра­ницах), экономический образ жизни, языковая общность вну­три общества, присутствие идентификаторов культуры (общая одежда, общая религия, определенные воззрения или идеи).

Полностью противоположной точкой зрения является концеп­ция конструктивистов, определяющих нацию как общественный договор в рамках определенной формы коллектива (государства), основанный на согласии членов общества жить по определенным правилам, что выражается через голосование. Корнем данного воззрения является воззрения Великой Французской революции, когда Эммануэль-Жозеф Сийес провозгласил, что нация есть «об­щество людей, живущих под общим законом и представленных одним законодательным учреждением» и приносящим друг другу пользу [3, С. 21]. Такая правовая концепция весомо противостоит культурно-этнологической, поскольку тоже имеет объективные критерии определения и практику применения.

Но в отличие от политической мысли Франции и Англии XVIII-XIX вв., где нации уже имели политически составленную границу в рамках государства, и трансформация происходила лишь в расширении сословий, участвующий в государственном управлении и составляющих основу нации, иная картина была в Германии.

Германия не представляла из себя единого государства, а была разделена на множество княжеств, королевств и герцогств вплоть до 1871 года. Однако, общество имело конкретное стрем­ление к объединению, что уже выражалось в революции 1848 года. Единство общества, разделенных на политически разные государства, остро становилось на вопросе языковой общности, традиций, культурных и религиозных обычаев. Как писал Гегель, в немецком обществе «нация, не будучи государством, составляло народ» [4, С. 69]. Дальнейшее объединение по прусскому или ав­стрийскому пути представлял собой выбор между политическим единением нации (с множеством языков, различных этносов, если Австрия становилась центром объединения) или выбором моно- этничности немецкой нации (поскольку Пруссия представляла культурное ядро).

Таким образом, сторонники примордиализма (К. Гирц, Д. Армстронг, Э. Смит) выделяют нацию по крови, по факту рож­дения человека в определенной общине, воспитание и влияние которой определяет национальную идентичность человека вне зависимости, где он проведет остаток жизни, поскольку в ней вос­питывается определённый культурный код.

Сторонники модернизма (внутри течения множество направ­лений, основной в определении нации - конструктивизм) опреде­ляют нацию исключительно как явлением Нового времени, свя­занное с переходом власти от узкого круга элит на все граждан­ское общество страны (М. Вебер, Б. Андерсов).

Процесс глобализации коренным образом предопределяет новое понятие «нации». Поскольку, экономическая взаимосвязь и влияние государств начинает играть ключевую роль во внешне­политических взаимоотношениях, исчезает необходимость (воз­можность) ограничения нации по политическим границам госу­дарства.

На протяжении длительного времени политическая карта остается неизменной, однако экономическое и культурное влия­ние возрастает, что оказывает значительное воздействие на на­циональную идентичность общества в плане языка и обычаев [5, С. 56]. Так, понятие нации становится более трансграничным, чем это было ранее, однако и более сложным. Если ранее языко­вая общность была национальным идентификатором, то в эпоху уже всемирных языков и распространения английского как уни­версального - нация не может сформироваться вокруг языка. Мы это видим на примере США, Англии, Австралии, Канады - и ряда других стран, где есть один язык, но национальное самосознание является разным.

В постсоветский период в России начинается формирование концепции государства - нации, основанной на возвращении рус­ского населения на основе языка в состав России [6, С. 77]. Россия является многонациональным государством, и формирование на­циональной идентичности на фоне ответа глобализации является сложным процессом, поскольку попытка обозначить ядро госу­дарственности для всей страны может привести к национальным конфликтам и сепаратизму, вызванным попыткой иных наций защитить свой культурный статус.

В более развитых странах, экономически оказывающих влия­ние на мировые процессы через транснациональные корпорации, уже отмирает понятие нации в рамках государства. Сами государ­ства теряют свой национальный окрас и становятся менее заинте­ресованными в уточнении национальной идентичности на госу­дарственном уровне.

Другим аспектам становления нации, как это было в XVIII- XX вв. при определении государственных границ или объеди­нении территорий в рамки единого государства на языковой и культурной основе, на сегодняшний день практически нет места, поскольку политическая карта мира в основном стабильно опре­делена. В целом же, остальные народности и нации уже встроены в политические границы, а пересмотр исторических границ явля­ется сложным процессом в современных правовых рамках.

Таким образом, на сегодняшний день можно говорить о пре­обладающей на практике воплощении политической концепции нации, основанной на приоритете государственной и граждан­ской над языковой и культурной концепцией, для которой трудно выразима национальная идентичность в рамках глобализации.

Сложность понятия нации и национальной идентичности на сегодняшний день имеет многоуровневый характер, особенно для России. Поскольку нельзя говорить только о единой нации, ха­рактеризовать национальную идентичность как принадлежность только к определенной региональной нации или общероссийской, невозможно. Исследования показывают, что в Республике Баш­кортостан, так же, как и в других регионах, воспринимающие себя как часть Башкирии, по принципу языка, территории, культуры и крови, одновременно представляются и как часть общероссий­ской нации, по принципу языка и государства [7]. Такое сочетание двух понятий наций одновременно является нередким явлением, хоть и не общемировым.

Сложение национальной идентичности в многоуровневый ха­рактер, когда одна общность может воспринимать себя как этноя­зыковую особенность и в то же время быть частью более широкой идентичности является сложным процессом, которое успешно реализуется на территории Российской Федерации. Оценка значи­мости этносов определяется отдельным почтением и уважением к достижениям этой нации, как в сфере науки, литературе, так часто и по принципу общего вклада в Великой Отечественной войне.

Однако важным фактором сохранения региональной этноязы­ковой идентичности является уровень владения языком общества. Несмотря на попытки региональных властей проводить меропри­ятия по сохранению языка, диктанты по Башкирскому языку по­казывают падение уровня владения с 75% до 50% с 2009 до 2019 г. Актуальным, практически и экономически значимым в созна­тельном возрасте является вложение средств и сил на изучение русского и английского языков, в то время как знание башкирско­го для подавляющей части населения, потеряв необходимость и практическую значимость, не интересует.

Такое региональное явление внутри России наблюдается также и внутри других крупных блоков государств, как, напри­мер, Европейский союз. В начале своего возникновения ЕС про­возгласил равенство всех языков и полноправности применения документации на всех языках. В рамках первых двенадцати го­сударств этот принцип был легко соблюдаем. Однако по мере при­соединения менее значительных стран к ядру ЕС, обладающих меньшим экономическим и политическим весом, наблюдается сокращение рабочих языков на практике, что даже не столько свя­зано с экономическими затратами на переводчиков, сколько с по­пыткой сохранить некоторую общую европейскую политически- государственную идентичность, на основе которой создавался союз между европейскими странами.

Также проблему языкового и национального конфликта мож­но наблюдать у Франции - классической страны государства- нации на основе французского языка и общности гражданства. Мы можем наблюдать жесткое сопротивление Франции увели­чению английского языка и попытки сохранить свою языковую идентичность, в то же время, наблюдается подавление идентич­ности языкового регионализма внутри Франции, где титульный язык навязывается эльзасцам, чтобы не допустить национального регионализма.

Проблема национальной идентичности на региональной основе может становиться остро и социально опасно только в тех случаях, когда происходят попытки уменьшения значимости этнического языка. Однако, при поддержке и позитивном вос­приятии и отражении значимости региональной культуры, как это можно видеть на примере Республики Башкортостан, снижается уровень социальной напряженности, и население, обладающее двумя языками, в то же время воспринимает свою идентичность на двух уровнях, как на местном, на языковой основе, так и на общегосударственном, на политической основе, общего граждан­ства и территории проживания.

Список использованной литературы

1. Ильин И.В., Леонова О.Г. Исследование глобальных про­цессов: достижения, проблемы и перспективы // Век глобализа­ции. 2016. № 1-2. С. 182-190.

2. Артановский С.Н. Глобализация и де-глобализация // Вест­ник Санкт-Петербургского государственного университета куль­туры и искусства. 2011. № 4. С. 6-14.

3. Аббат Сиейс. От Бурбонов к Бонапарту / Сост. и пер. с фр. П. Певзнер. М.: Алетейя, 2003. 222 с.

4. Гегель Г. Политические произведения. - M.: Наука, 1978. 437 с.

5. Блинов А.С. Национальное государство в условиях глоба­лизации: контуры построения политико-правовой модели форми­рующегося глобального порядка. - М.: МАКС Пресс, 2003. 150 с.

6. Панкратов С.А., Тельнова Н.А. Специфика гражданской идентичности в условиях политической модернизации России // Известия Саратовского университета. Новая серия. 2011. Т. 11. Серия Социология. Политология. Вып. 4. С. 75-79.

7. Алексеенко С.С., Сафин Ф.Г., Халиулина А.И. Динамика изменения региональной и общероссийской идентичностей в полиэтническом регионе (по данным этносоциологических ис­следований в Республике Башкортостан 1990-2014 гг.). Жур­нал: Научный вестник Московского государственного техниче­ского университета гражданской авиации. 2015. URL: https:// cyberleninka.ru/article/n/dinamika-izmeneniya-regionalnoy-i-obscherossiyskoy-identichnostey-v-polietnichnom-regione-po-dannym-etnosotsiologicheskih (Дата обращения: 15.03.2020).

8. Фролова И.В. «Искания» идентичности: опыт современ­ной России // Идентичность личности в условиях глобализации. Сборник научных статей. Министерство образования и науки РФ; Башкирский государственный университет, факультет философии и социологии. - Уфа, 2010. С. 51-54.

Примечание

1. Научный руководитель - доцент кафедры истории Республики Башкортостан, археологии и этнологии ИИГУ БашГУ, кандидат исторических наук, доцент Сулейманова М.Н.

Автор: Дутова Д.В., Башкирский государственный университет, Институт истории и государственного управления, г. Уфа.

Источник: Соотношение конфессиональной, этнической, региональной и гражданской общероссийской идентичности в общественной и политической среде Республики Башкортостан: сборник материалов Всерос. молодежной науч. школы-конф., проведенной 26-28 марта 2020 г. – Уфа: Мир печати, 2020. – С. 171-178.