Президентом США объявлен Джозеф Байден. Но дело в том, что, кого бы ни назначила президентом причудливая избирательная система США, очевидно: против этого человека будет настроено больше половины американцев. Дело в простой арифметике.

В выборах приняло участие 66,9 процента американцев. Голоса еще считают, но уже понятно, что примерно половина из них выбрала Байдена, половина — Трампа. А еще треть американцев на выборы не пришла вообще. Около восьмидесяти миллионов избирателей не захотели участвовать в демократическом процессе.

Феномен неголосующих избирателей привлек внимание социологов в США еще зимой. В результате опросов выяснилось, что выборы регулярно игнорируют от 33 до 65 процентов граждан. В иные годы свое конституционное право избирать представителей власти не желают осуществлять до ста миллионов американцев.

В беседах с социологами уклонисты признаются, что не доверяют политической пропаганде, не думают, что их голос может на что-то повлиять, и в целом считают, что "система бесчестна".

Выборы-2020 полностью подтвердили их правоту. Дело не только в неслыханном размахе антитрамповской пропаганды и попытках вообще выключить президента и его сторонников из информационного поля.

Параллельно президентским выборам проходило и голосование по кандидатурам в сенат и конгресс США. Как всегда, большинство мест в высших органах законодательной власти страны выиграли представители абсолютно несменяемой элиты. Это или мэры и губернаторы из хороших семей, отсидевшие на своих постах десятки лет. Или конгрессмены и сенаторы, имеющие за своими плечами "срока огромные". Это престарелое "Политбюро" в равной мере представляет обе руководящие партии.

Триумфатор в Кентукки, 78-летний республиканец Митч Макконнел, обретается в сенате США с 1985 года. Победитель выборов в Иллинойсе, 76-летний демократ Дик Дурбин — с 1996-го. Среди сегодняшних сенаторов есть долгожители, чей срок в высшем органе власти составляет 40-45 лет.

Та же картина и в конгрессе США, где символом застоя давно стала 80-летняя демократка Нэнси Пелоси, заседающая там аж с 1987 года. А 87-летний республиканец Дон Янг (его фамилия в переводе значит "молодой") представляет в конгрессе штат Аляска вообще с 1973-го.

В стране, которая насаждает сменяемость власти по всему свету, в том числе и военной силой, реальную власть, по сути, десятилетиями удерживают одни и те же люди. Разумеется, американцы не могут этого не видеть.

Не желающие голосовать признаются также, что не доверяют СМИ и предпочитают не читать новости. Учитывая, какого накала достигла пропагандистская истерика в местных массмедиа, этот выбор выглядит проявлением старого доброго американского здравомыслия.

К уклонистам принадлежит и большая часть американской молодежи от 18 до 24 лет. Действительно, вряд ли им могут быть интересны разборки "двух сенильных старичков", как прозвали таблоиды Байдена и Трампа.

В целом же не желающие голосовать американцы разочарованы во всей двухпартийной системе. На протяжении четверти века жизнь большинства из них неуклонно ухудшалась. Средний класс беднел, молодежь погрязала в студенческих кредитах, домохозяйства копили космические долги. И все это совершенно независимо от того, кто сидел в Белом доме — демократ или республиканец.

Буш сменял Клинтона, Трамп — Обаму, но политика обеих партий оставалась едина: триллионные расходы на оборонку, бессмысленные войны за рубежом, сокращение рабочих мест, неконтролируемый разгон цен на медуслуги и лекарства, фактическое сокращение зарплаты — с учетом реальной инфляции. Натурально, политический выбор многих американцев стал — "чума на оба ваши дома".

За свой срок Трамп сумел сделать кое-что для среднего американца, однако общий тренд переломить не смог. Пандемия, локдауны, погромы поставили крест на его усилиях. Выборы-2020 американцы проводят в условиях невиданной безработицы, кризиса здравоохранения и полного отсутствия перспектив. В день происходит по десять тысяч банкротств, а очередь за бесплатной едой в нью-йоркском Бронксе растягивается на многие часы.

Разочарование американцев, отказывающихся участвовать в выборах, это лишь отражение общего упадка страны. "Отчаяние убивает нас, разъедая ткань общественной жизни, разрушая отношения, воплощаясь в череде саморазрушительных и агрессивных извращений," — пишет известный журналист Крис Хеджес на страницах влиятельного продемократического интернет-ресурса Salon.com.

Никогда еще декоративный, имитационный характер американской демократии не был явлен так отчетливо, как на прошедших выборах. Какие бы причудливые представления ни разыгрывались в американской политической жизни — с фейерверками, погромами, скандалами, за кулисами этого шоу шел медленный и неостановимый упадок. Его жертвой стало подавляющее большинство жителей США.

Когда подсчитают голоса, сторонники проигравшего кандидата в президенты будут так же разозлены и встревожены, как и принципиально не голосующие американские избиратели. Вместе они станут тем разъяренным и обездоленным большинством, чья ненависть обрушится на победителя выборов. Будет ли им Байден или Трамп — ни тот ни другой ничего не смогут сделать с этим цунами. Нового президента США будет ненавидеть большинство населения страны. В этом и заключается главный итог американских выборов.

Источник: https://ria.ru/20201109/ssha-1583630072.htmlhttps://ria.ru/20201109/ssha-1583630072.html

Демократы и сам Джо Байден никогда не упускают возможности упрекнуть нынешнего главу Белого дома в том, что он допустил рост числа заболевших COVID-19 и показателей смертности от коронавируса в Соединенных Штатах.

В действительности же Байден сделал критику борьбы Трампа с пандемией одной из центральных тем своей предвыборной кампании, сосредоточившись в том числе на нежелании президента полностью поддержать масочный режим.

«Что это за подход в стиле мачо: мол, «я не собираюсь носить маску!» Ради Бога, будь патриотом», - сказал он ранее в своем выступлении.

Но какие шаги по противодействию коронавирусу будет предпринимать сам кандидат от Демократической партии?

Байден заявил, что если его выберет американский народ, то в первую очередь, он будет «поощрять ношение масок всеми и всегда».

По словам кандидата от Демократической партии, главная цель на сегодня – «обеспечить всем американцам доступ к регулярному, надежному и бесплатному тестированию».

В планах политика удвоить число лабораторий, где можно сдать тест на COVID-19, а также инвестировать средства в разработку экспресс-тестов, предназначенных для домашнего использования. 

«Недостаточно знать за семь дней, пять дней или три дня, есть ли у вас коронавирус, - сказал Байден в эфире телеканала CBS. – При длительном выявлении заболевания, человек может невольно распространять вирус».

Кроме того, политик хочет решить проблему нехватки средств индивидуальной защиты, а также предлагает инвестировать 25 миллиардов долларов в план производства и распространения вакцины, «который гарантирует, что она бесплатно попадет к каждому американцу».

«Мы не оставим штаты, города, общины и территории на произвол судьбы», - отметил Байден.

Совсем недавно кандидат от демократов заявил, что готов использовать вакцину против COVID-19, если она будет одобрена специалистами.

«Если ученые скажут, что все готово и испытано, что вакцина прошла все три фазы, то тогда я поставлю прививку и призову граждан сделать то же самое», –сообщил Байден в эфире ABC News.

...о Black Lives Matter и американских протестах

«Это президент, который использовал все возможное как собачий свисток, чтобы попытаться вызвать расистскую ненависть, расистское разделение», – обвинил своего республиканского противника Джо Байден во время первых президентских дебатов. Демократический кандидат утверждал, что Трамп «подливает бензин в огонь», чтобы распалить своих сторонников из-за расовых проблем.

Когда Трамп заявил, что обучение сотрудников американских правоохранительных органов «расовой чувствительности» было на самом деле расистским, Байден отверг это утверждение, бросив в адрес своего оппонента обвинение: «Он расист».

На слова Трампа о том, что Байден «не хочет говорить о «законе и порядке», потому что он не может, и он потеряет своих радикальных левых сторонников», демократ парировал утверждением, что он поддерживает «закон и порядок со справедливостью, когда с людьми обращаются справедливо».

Байден неоднократно заявлял, что не поддерживает сокращение финансирования полиции, но сказал, что он будет обусловливать федеральное финансирование правоохранительных органов тем, соответствуют ли они «минимальным базовым стандартам приличия».

На фоне протестов, спровоцированных полицейским насилием в отношении афроамериканцев, демократический кандидат заявлял, что в правоохранительных органах существует «системная несправедливость», но, по его словам, вина лежит просто на отдельных «гнилых яблоках» в системе.

«В этой стране существует системная несправедливость в сфере образования, работы и правоохранительных органов», – заявлял Байден. – Но послушайте, подавляющее большинство полицейских - хорошие, порядочные, достойные мужчины и женщины, они каждый день рискуют своей жизнью, чтобы заботиться о нас. Но есть и плохие парни ... и они должны нести ответственность».

«Я не буду торговать страхом и разделением. Я не буду раздувать пламя ненависти Я буду стремиться излечить расовые раны, которые долгое время преследовали эту страну, а не использовать их для политической выгоды», – обещал во время своей предвыборной кампании, проходившей на фоне мощных протестов, Байден.

А в связи с гибелью от рук полицейских Джорджа Флойда Джо Байден произнес прочувственную речь, призвав страну использовать смерть афроамериканца как момент для действий по борьбе с системным расизмом: «Настало время расовой справедливости. Это ответ, который мы должны дать нашим детям, когда они спрашивают, почему. Потому что, когда будет справедливость для Джорджа Флойда, мы действительно встанем на путь к расовой справедливости в Америке».

…о НАТО

«Мы знаем, что НАТО развалится, если Дональд Трамп будет избран еще на четыре года. Это самый значительный союз в истории Соединенных Штатов», – еще год назад утверждал Джо Байден.

Если еще во время своей предвыборной кампании-2016 Дональд Трамп критиковал союзников по НАТО и требовал от них увеличения своих расходов на оборону, намекая даже на возможность выхода Соединенных Штатов из Североатлантического альянса, объявил о выводе значительной части американского контингента из Германии, то от Байдена ждут укрепления трансатлантического союза.

В плане Байдена, посвященной «лидерской роли США в демократическом мире», НАТО отводится особая роль: «Администрация Байдена сделает больше, чем просто восстановит наши исторические партнерские отношения; это приведет к попыткам переосмыслить их в будущем. Это означает сохранение военного потенциала НАТО на высоком уровне, а также расширение нашей способности противостоять новым нетрадиционным угрозам, таким как коррупция в виде оружия, кибер-кража и новые вызовы в космосе и в открытом море; призывая все страны НАТО подтвердить свои обязательства в качестве членов демократического альянса; и укрепление сотрудничества с демократическими партнерами за пределами Северной Америки и Европы путем обращения к нашим партнерам в Азии с целью укрепления наших коллективных возможностей и интеграции наших друзей в Латинской Америке и Африке».

Аналитики, впрочем, предупреждают, что байденовская риторика в пользу Организации Североатлантического договора не должна создавать впечатления, что после его приходом разногласия между США и натовскими союзниками испарятся.В конце концов, демократы тоже были бы, мягко говоря, не против того, чтобы американские партнеры по НАТО раскошеливались и увеличивали свои оборонные расходы.

Тем не менее, ожидается, что мартовский саммит альянса может стать шансом восстановить трансатлантические союзнические связи после четырех лет правления Трампа. Как заявил один натовский дипломат еще до американских выборов, ожидаемая встреча «предоставит Байдену платформу для воссоединения Европы и Северной Америки, а также даст НАТО шанс оставить позади эпоху Трампа».

Ранее Байден высказывался в пользу расширения НАТО за счет балканских государств. ««Страны Западных Балкан заслуживают быть частью единой Европы, свободной и мирной, и мы должны поддерживать евроатлантическую интеграцию во всем регионе», – так прокомментировал демократический политик принятие в Североатлантический блок Северной Македонии.

Еще будучи сенатором, Байден в 1990-е и 2000-е годы поддерживал расширение НАТО на восток. А во время поездки в Киев в качестве вице-президента в 2009 году он пообещал, что Соединенные Штаты поддержат Украину, если она попытается присоединиться к Североатлантическому альянсу.

… о России

Позиция Байдена по отношению к России имеет особое значение, поскольку в настоящее время именно у него есть все шансы стать следующим президентом США. Поэтому, по всей вероятности, от демократа будет зависеть и будущее российско-американских отношений.

Однако пока надеяться на более тесное взаимодействия между странами не приходится. Ведь политик неоднократно подчеркивал, что в случае победы только усилит давление на Кремль. 

Совсем недавно в беседе с телеканалом CBS Джо Байден назвал Москву «главной угрозой» Вашингтона на мировой политической арене. По мнению кандидата в президенты от Демократической партии, под удар со стороны России попадает безопасность Соединенных Штатов и альянсы, в состав которых входит государство.

В этом же интервью политик прокомментировал скандал с участием своего сына Хантера, оказавшегося в центре внимания американских СМИ в начале октября, когда в его ноутбуке нашли фотографии с несовершеннолетними девочками. Бывший вице-президент США заявил, что распространить эту дезинформацию «изо всех сил старается» никто иной, как лидер РФ Владимир Путин.

«Исходя из того, что я прочитал и знаю, разведывательное сообщество предупредило президента о том, что русские снабжают Джулиани (адвоката Дональда Трампа - «МК») дезинформацией, - сказал Байден. – Нам также известно, что Путин очень старается распространять ложные сведения о Джо Байдене. Таким образом, стоит выстроить цепочку Россия — Джулиани — президент, и всё становится на свои места. Это клеветническая кампания».

При этом сам кандидат от Демпартии уверяет, что и Россия не желает его победы.

«Все происходящее говорит о том, что Россия хочет обеспечить, чтобы я не стал следующим президентом США, потому что они знают, что я знаю их, и они знают меня», - заявил Байден на финальных дебатах с Трампом Байден.

Кандидат от Демократической партии выступал против заявлений Генерального прокурора Уильяма Барра о том, что Китай, а не Россия, пытается посеять раздор в американской политике. Более того, по его словам, многие страны в мире хотели бы видеть, чтобы выборы в США были дестабилизированы. Однако именно РФ «работает над этим наиболее усердно и постоянно».

Байден также активно поддерживает версию о предполагаемом вмешательстве России в президентские выборы в Америке. И, вероятно, после его победы можно ожидать новых санкций по этому вопросу.

«Я предупреждаю Кремль и другие иностранные правительства: если меня изберут президентом, я буду расценивать иностранное вмешательство в наши выборы как враждебные действия, которые значительно влияют на отношения между США и правительством вмешивающейся страны», - подчеркнул он в официальном заявлении.

Между тем более ранние высказывания Байдена о РФ звучали более оптимистично. Еще летом кандидат от Демпартии уверял, что у него нет желания «устраивать эскалацию напряженности с Россией или любой другой страной». Напротив, он бы предпочел использовать всю энергию США «на объединение международного сообщества в борьбе с COVID-19 и другими международными проблемами».

«Однако если любая иностранная держава неосмотрительно решит вмешиваться в нашу демократию, я как президент без колебаний заставлю ее заплатить», - тут же добавил политик.

… о Китае

Американо-китайские отношения резко обострились при администрации Трампа. Коммунистический Китай, по мнению действующего американского лидера, является «глобальным злом». Он не раз заявлял, что именно КНР виновата в широкомасштабном распространении пандемии COVID-19, от чего пострадала американская экономика и миллионы жителей Соединенных Штатов.

В свою очередь Джо Байден охарактеризовал КНР как «серьёзного конкурента» США, указав в том числе на необходимость «укрепить связи с союзниками Вашингтона в Азии».

При этом вряд ли стоит ожидать улучшения американской политики в отношении Поднебесной в случае прихода к власти демократов. Неслучайно в своих предвыборных выступлениях Байден говорил, что будет действовать по отношению к Пекину еще жестче, чем это делал Трамп.

В частности, политик выступал против соглашения о первой фазе торговой сделки, которое подписал Трамп в начале этого года. При этом ранее он называл «торговую войну» с Китаем «самоубийственной».

Более того, в штабе политика даже отказались гарантировать отмену введенных Трампом торговых пошлин.

«Он не собирается занимать преждевременную позицию, пока мы не увидим, что именно мы унаследуем, - сообщил советник Байдена Джеффри Прескотт. – Однако консультации с союзниками (Канадой и ЕС – «МК») станут центральной частью этого процесса».

Фаворит президентской гонки в США решительно и ясно высказался о нарушениях прав человека в Поднебесной. В частности, он назвал притеснение уйгуров «геноцидом».

Байден также намерен надавить на Китай по вопросу Тибета в случае своей победы на выборах. Он подчеркнул, что его внешняя политика будет базироваться на гуманитарных ценностях.

«Я буду работать с нашими союзниками, чтобы надавить на Пекин и вернуть его к прямому диалогу с представителями Тибета», — сказал он.

Помимо этого, кандидат от Демпартии пообещал ввести новую порцию санкций против КНР, лично встретиться с Далай-ламой, а также расширить вещание «Голоса Америки» на тибетском языке.

...об Украине и Белоруссии

Эксперты предрекают активизацию действий США на постсоветском пространстве в случае победы Байдена.

В случае победы на президентских выборах в США Джо Байден, кандидат в президенты от Демократической партии, обещал предоставить Украине летальное оружие. В заявлении по случаю 29-й годовщины независимости Украины Джо Байден недвусмысленно выразил полную поддержку Киеву: «Как президент, я дам понять Кремлю, что он должен прекратить агрессию и оккупацию Украины. Администрация Байдена-Харрис будет гарантировать, что Украина получит необходимую ей экономическую и военную поддержку, в том числе летальное оружие, и в то же время будет призывать Украину проводить важные реформы, которые жизненно важны для ее успеха».

Впрочем, стоит помнить, что именоо администрация президента Барака Обамы, в которой Байден в течение восьми лет занимал пост вице-президента, подверглась критике со стороны Республиканской партии за отказ предоставить Украине летальное оружие. Оборонительное вооружение, в частности противотанковые ракеты Javelin, было предоставлено Киеву администрацией Трампа.

Поддерживая киевские власти, Байден одновременно выражает солидарность антилукашенковской оппозиции в Белоруссии. Он пообещал в случае победы на выборах «значительно расширить» санкции против «приспешников Лукашенко» вместе с европейскими союзниками .

«Хотя президент Трамп отказывается выступать от их имени, я продолжаю поддерживать народ Беларуси и поддерживать его демократические устремления, - заявил Байден. – Я также осуждаю вопиющие нарушения прав человека, совершаемые режимом Лукашенко».

«Ни один лидер, который мучает свой народ, никогда не сможет претендовать на легитимность, – вещал Байден в преддверии президентских выборов. – Я буду продолжать присоединяться к Светлане Тихановской и народу Беларуси в призыве к мирной передаче власти, освобождению всех политических заключенных, а также к свободным и справедливым выборам, чтобы белорусский народ наконец-то получили возможность пользоваться демократическими правами, ради которых они столь многим пожертвовали».

Источник: https://www.mk.ru/politics/2020/11/07/obeshhaniya-baydena-chto-zhdet-ros...

Судьба простой русской девушки Галины Петровой обещала быть очень счастливой. Она родилась и выросла у моря, отлично училась в школе, без труда поступила в ВУЗ, вышла замуж и родила сына. А потом случилась война. В 22 года молодая женщина стала вдовой, а спустя ещё год погибла сама, освобождая Крым от захватчиков. Галина Петрова – первая женщина во флоте, получившая звание Героя Советского Союза.

Трудное решение

Начало войны Галина встретила в Новороссийске с маленьким сыном на руках. Мужа, Анатолия Железнова, сразу забрали на фронт, а через год на него пришла похоронка. 22-летний командир взвода автоматной роты погиб на поле боя на левом берегу Невы 29 сентября 1942 года. К этому времени Галина уже окончила курсы медсестёр в Краснодаре, работала в Новороссийском госпитале. Узнав о смерти мужа, молодая женщина приняла решение оставить сына на попечение своим родителям и пойти добровольцем на фронт. В октябре 1943 года она была зачислена в 386-ой отдельный батальон морской пехоты Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота. В его составе главстаршине Петровой предстояло участие в одной из самых масштабных десантных операций Великой Отечественной Войны, положившей начало освобождению Керченского полуострова.

Эльтигенский десант

В ту ненастную ноябрьскую ночь в Керченском проливе сильно штормило, беспрерывно дул ледяной ветер. От берега Тамани в Крым отплывали военные катера и рыбачьи баркасы, так называемый «тюлькин флот». Бойцам 386-го батальона морской пехоты под командованием майора Николая Белякова предстояла нелегкая задача – отвоевать занятый гитлеровцами плацдарм, ослабить силы противника, чтобы не смог он помешать высадке основного десанта 56-й армии в районе мыса Еникале. В пятом часу утра флот подошел к берегу поселка Эльтиген. Высадка была запланирована на хорошо укрепленный гитлеровцами участок, где они месяцами возводили заграждения, строили доты, натягивали колючую проволоку, минировали подступы к занятому плацдарму. Противник сразу начал массированную атаку. В той операции участвовал военкор Сергей Борзенко. Он писал, что в те страшные минуты море осветилось прожекторами, а воды Черного моря забурлили от обрушившегося заградительного огня. Высадка эльтигенского десанта запечатлена и на кадрах советской военной кинохроники. Мы видим, как бойцы спрыгивают в воду с катеров, но не всем удается даже добраться до берега. Под непрерывным огнём выжившие прорывали укрепления, шаг за шагом продвигаясь по занятой противником территории. Среди них была и санинструктор Галина Петрова. Внезапно движение отряда остановилось. На пути возникли заграждения из проволоки, которыми обозначают минные поля. На работу сапёров времени не было, ведь в случае промедления батальон был бы немедленно расстрелян прямой наводкой. Однако и на призыв командира к атаке никто не решился двинуться с места. Вдруг на смертоносном участке все увидели пританцовывающий женский силуэт. «Ребята, здесь мин нет», – раздался звонкий голос. Это была Галина Петрова. Свидетелем героического поступка девушки стал упомянутый выше военкор Борзенко. В книге «Пятьдесят огненных строк» он потом вспоминал, что золотоволосая красавица вдруг закружилась в танце, который производил неизгладимое впечатление. Военкор хотел узнать имя смелой девушки и даже схватил её за руку, но та лишь послала его к чёрту. Галина снова обратилась к бойцам, спрашивая у них, чего же они тушуются? После этого ни один моряк не мог оставаться на месте, десант пошёл в атаку. Преодолеть опасный участок смогли всё же не все, вспоминает военкор. В некоторых источниках можно встретить доводы о том, что поле не было заминировано, но факты говорят об обратном. Свыше 400 противопехотных мин были уготовлены противником для нашего десанта. Предполагают, что пройти минное поле батальон смог потому, что берег занесло песком, сделавшим грунт плотнее. Сама крымская земля помогла своим защитникам.

40 дней и ночей подразделения нашей армии вели ожесточенное сражение за плацдарм в поселке Эльтиген. В сражениях Галина Петрова проявила небывалое мужество и силу. Не менее полусотни раненых вынесла с поля боя эта хрупкая женщина за первые дни сражений. Она не только оказывала помощь бойцам, но и подносила снаряды, сама участвовала в отражении атак. За храбрость и героизм, проявленные при высадке десанта в Эльтигене 17 ноября 1943 года она была удостоена звания Героя Советского Союза, ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Остается невыясненным, знала ли Галина о своём награждении. В советские годы датой её гибели называли 4 или 8 декабря 1943 года. Однако опубликованные не так давно в открытом доступе документы на сайте «Память народа» свидетельствуют о том, что смерть наступила 8 ноября 1943 года. Следовательно, о своём награждении, решение о котором было подписано 17 ноября, Галина узнать так и не успела. В этих же документах сказано, что инструктор санитар была убита в бою, хотя прежде считалось, что она погибла в блиндаже от попадания в него бомбы. Впрочем, для этой мужественной женщины вряд ли была важна высокая награда, ведь на фронт она пошла не за ней, а за Победой. Даже после гибели мужа судьба Галины могла бы сложиться по-другому, но она выбрала самый трудный путь. Не многие знали, что у смелой главстаршины остался маленький сын. Смог ли понять он поступок матери, когда вырос? Несомненно, ведь иначе не выбрал бы для себя путь служения Родине. Галина назвала сына Константином, в честь своего отца – военного моряка. Конечно, в 1939 году она не могла знать, что ему же придется и воспитывать внука. Однако с этой задачей отец Галины Петровой справился. Её сын, Константин Анатольевич Железнов, получил высшее военное образование и стал морским офицером.

В память о герое Посёлок Эльтиген после войны был переименован в Героевское, ведь за участие в десантной операции звания Героя Советского Союза были удостоены 129 воинов. Языковеды утверждают, что топонимика исторического названия этого места обозначает буквально то же самое. Основой является слово «тиген», что значит Герой. Приставка «эль» обозначает «община». То есть, «поселение Героев» здесь было испокон веков. Огненная земля – ещё одно имя Эльтигена, ставшего могилой для 7 тысяч красноармейцев. Здесь же была похоронена и Галина Петрова, пока в 1956 году её останки с почестями не перезахоронили на воинском кладбище Керчи. В память о герое ее именем назвали центральную улицу поселка Героевское. В Ленинском районе Крыма посёлок у железнодорожной станции Ак-Монай переименовали в Петрово. Имя Галины Петровой получили улицы черноморских городов Севастополя, Новороссийска, Туапсе. В родном городе Галины Петровой Николаеве также есть одноименная улица. В Новочеркасске, где Галина училась в инженерно-мелиоративном институте, есть переулок ее имени, на территории Новочеркасского политехнического института установлен бюст Героя. Память о ней увековечена в Феодосии на Аллее Героев-черноморцев и на доске памяти в музее Черноморского флота в Севастополе.

На земле и на небе Сегодня в приморском поселке Героевское мир и покой, золотистый берег омывают плавно накатывающиеся волны, безмятежно колышутся на ветру сухие травы степного Крыма. И хотя на карте Крыма больше не встретишь населенный пункт с названием Эльтиген, его теперь можно найти на карте звездного неба. В 1971 году на ней появилась малая планета Eltigen, открытая астрономом Татьяной Смирновой и названная так в честь воинов Керченско-Эльтигенского десанта.

Юлия Вершинина

Источник: https://aeslib.ru/istoriya-i-zhizn/velikie/ognennaya-zemlya-geroya.html

На фоне продолжающегося саморазрушения Украины и запуска аналогичного процесса в Белоруссии нередко можно встретить высказывания о том, что главным выгодополучателем от краха этих государств может явиться соседняя Польша. В Варшаве никогда не забывали об утраченных в 1939 г. землях – «восточных кресах», ныне западных территориях Украины и Белоруссии. Киев даже предоставил полякам юридическую возможность для возвращения этих территорий, объявив «преступным» и недействительным пакт Молотова – Риббентропа (советско-германский договор о ненападении 1939 г.). В Минске уже официально заявляют об угрозе откола Гродненской области с целью её последующего присоединения к Польше. Подобные настроения устойчиво витают среди польских националистов и значительной части элит, нередко прорываясь в местный эфир или на страницы печати. Об этом, например, говорят бывший польский министр образования, основатель движения «Всепольская молодежь» Роман Гертых и популярный публицист Томаш Зоммер. Процитируем также слова известного публициста Войцеха Цейровского, обращенные к Белоруссии: «Если вы хотите быть демократической страной, то, пожалуйста, отдайте Польше то, что ей принадлежит».

Сбор и верификация в Польше имущественных претензий бывших польских владельцев недвижимости и земель «на кресах» в последнее время заметно активизировались.

Однако Варшава категорически отрицает наличие у неё намерений осуществить аншлюс западной Украины и западной Белоруссии. Министр обороны Польши Мариуш Блащак отверг обвинения в том, что его страна якобы хочет получить часть белорусской территории, подчеркнув, что она лишь хочет «выступать в качестве примера проведения мирной трансформации государственного строя и делиться опытом».

И в это, кстати, можно поверить, ибо, как ни парадоксально, Польше удобнее и перспективнее постепенно поглотить указанные постсоветские государства полностью, а не их отдельные части. Попытки простого присоединения «потерянных территорий» легко могли бы быть расценены в Европе как участие в расчленении Украины и Белоруссии, схожем с судьбой самой Польши, и не получить одобрения европейцев. Несомненным противником такого исхода выступила бы Германия, не заинтересованная в дальнейшем возвышении Польши. Берлин в таком случае был бы также вправе поставить вопрос об отошедших ей по итогам войны собственных «восточных землях». Подобный вариант не очень устраивает Вашингтон, поскольку оставшиеся украинские и белорусские земли при таком раскладе неизбежно бы влились в состав России, усилив её.

Другое дело – «ползучее переваривание» Украины и Белоруссии целиком через союзы, переходящие в ассоциацию и конфедерацию по результатам волеизъявления, что не потребует согласия третьих стран. Попутно шаг за шагом должен меняться и культурно-исторический код проживающих там этносов, то есть продолжен приостановленный было процесс «ополячивания» двух восточнославянских народов, прежде всего, через язык и религию. В этом направлении размышлял в своё время Юзеф Пилсудский, выдвигая концепции «прометеизма» и «трёхморья».

Модернизированный вариант «доктрины Пилсудского» предполагает решение на первом этапе главной задачи – откола Украины и Белоруссии от России и хаотизации их культурно-политического пространства, из которого в последующем может быть создана новая геополитическая реальность. Собственные «пример» и «опыт» на данном пути – значительно более действенное оружие, чем штыки и пушки.

Действительно, если посмотреть на современные украинский и белорусский языки, то нетрудно заметить, что непонятные русскому уху элементы в них – это в основном достаточно поздние заимствования, в том числе искусственного характера, из польского языка. Замените их исконными восточнославянскими словами, и никакого перевода не понадобится. В условиях «украинизации» и «белорусизации» с насильственным отторжением от русского языка, что уже происходит на Украине и может получить развитие в Белоруссии, процесс дальнейшей полонизации их «государственных мов» неизбежен. Этому будет способствовать и продвигаемый не только правыми националистами, но и прозападными либералами в обеих странах переход на латиницу.

Казавшееся совсем недавно совершенно невероятным объединение украинских униатов и православных в единую церковь сейчас уже выносится на повестку дня. Подконтрольная Ватикану УКГЦ и созданная Порошенко, но по сути «беспризорная» ПЦУ ведут об этом переговоры в практической плоскости. В силу своих материальных и иных возможностей верховодить в подобном симбиозе будут опирающиеся на ресурсы Рима униаты, поскольку у ПЦУ нет поддержки ни от кого. Экуменический патриарх Варфоломей настроен только брать, а не давать. Ключевая роль в политике Ватикана на этих территориях будет принадлежать польским католикам. В Белоруссии они и вовсе минуют «униатское чистилище», стремясь к прямому переходу населения страны в католицизм. К этой конфессии в стране относится не только польское нацменьшинство, но и немалая часть белорусов, чему способствовало попустительство государственного руководства в прежние годы. Серьезную активность в католическом прозелитизме на белорусской земле проявляет, в частности, делегированный из Варшавы архиепископ Минский и Могилевский Тадеуш Кондрусевич.

В современной Польше чрезвычайно популярен взгляд на будущее страны, сформулированный основателем и многолетним директором американской частной «разведывательно-аналитической» компании Stratfor Джорджем Фридманом. Он также хорошо известен своими тесными связями с политическим истеблишментом США и публикацией таких сценариев и прогнозов, которые угодны Белому дому. В своих трудах и высказываниях Фридман последовательно проводит льстящую польскому самолюбию мысль о неминуемом превращении Варшавы в важнейшую геополитическую силу всей Евразии. И, похоже, именно его «визионерскими» откровениями, помноженными на модернизированное наследие Ю. Пилсудского, продиктованы настроения и многие практические шаги руководства Польши в отношении её восточных соседей.

В вышедшей около десяти лет назад книге «Следующие сто лет», изданной в том числе и в России, Фридман предсказал Польше не просто великое будущее, но и доминирующую роль в Центральной и Восточной Европе (1). С того момента и по сегодняшний день Фридман регулярно выступает с похожими пророчествами на варшавском радио и телевидении. По его мнению, «польский блок» постепенно поглотит всю европейскую часть бывшего СССР, создав таким образом государство со 100-милионным населением и с территорией, достигающей 1,2 млн кв. км. Действуя в интересах Америки и с её помощью, этот гигант будет эффективно сдерживать и контролировать не только Россию, но и Германию, не допуская их сближения. Со временем в состав данного образования войдут Хорватия и Словения. «Польша не была великой державой с XVI в. Но когда-то она была таковой… и, думаю, станет снова», – полагает Фридман. Можно, конечно, оценить эти прогнозы как плод безудержной фантазии, но нельзя не заметить, что все внешнеполитические инициативы Варшавы последнего времени в Восточной Европе, включая пресловутое «трёхморье», идут примерно в том же направлении.

Книга Фридмана – не просто геополитическое фэнтези. Её жанр подпадает под распространённую в американском разведсообществе методику составления «самореализующихся прогнозов» или «самосбывающихся пророчеств». То есть описывается не обязательно самое вероятное, но самое желаемое будущее. По теории мировые игроки, увлеченные этими идеями, будут подстраиваться под них сами, повышая шансы на реализацию именно этого сценария. По такой методике пишут свои «форкасты» и Stratfor, и государственные учреждения США, подобные ЦРУ или Национальному разведывательному совету, подкрепляя их в дальнейшем собственной активностью. Оценить результативность подобной технологии достаточно трудно, но на примере Польши видно, что некоторые участники мировой политической сцены и в самом деле начинают руководствоваться подобными, в общем-то, достаточно сомнительными разработками.

Великодержавие Польши XVI века рухнуло, прежде всего, из-за недостаточной ресурсной базы. Те же основания для подобного исхода сохраняются и сейчас. Варшава может сама существенно пострадать от «имперского перегрева» (по Полу Кеннеди), даже не вступив ещё на порог создания «собственной империи», а лишь приблизившись к нему.

Дмитрий Минин

Источник: https://nic-pnb.ru/analytics/proekt-velikaya-polsha-kak-barer-mezhdu-ros...

Конфликт между космополитичными элитами и массами, голосующими за популистские партии, который обострился в западном обществе, уходит корнями в диалектические противоречия демократии и либерализма. Особенно ярко они проявились в условиях гиперглобализации. Запад, поражённый «вирусом Фукуямы», попытался сделать мир единообразным, используя политику либерального империализма. Либерализм может выжить и даже процветать в мире без границ. Но современная демократия, словно пуповиной связанная с возникновением и укреплением национальных государств, не сохранится без мощных суверенных политий.

Вместо того, чтобы подливать масла в огонь ожесточённой борьбы между самопровозглашёнными прогрессистами и популистами или охотиться на «драконов» и «медведей», западным политикам и СМИ необходимо осваивать искусство компромисса в отношениях с оппонентами у себя дома и осознать, что в международных отношениях баланс сил даже важнее, чем разделение властей во внутренней политике.

С лёгкой руки американского политолога Фарида Закарии термин «нелиберальная демократия» прочно закрепился в академических и политических дискуссиях[1]. Соглашаясь с Закарией в том, что встречаются демократии, где либеральные ценности не в приоритете, автор задался вопросом: а бывает ли наоборот? Есть ли политические системы, определяемые как либеральные, но не являющиеся демократическими? Конечно, имели место авторитарные режимы, либеральные экономически, но консервативные в социальном и репрессивные в политическом плане, как, например, Чили при Аугусто Пиночете или Южная Корея в годы правления военных. В западных демократиях оба аспекта либерализма – экономический и социально-политический – обычно воспринимаются как две стороны одной медали. Однако сегодня мы более чётко, чем десятилетие-другое назад, осознаём наличие политических моделей, которые можно определить как либеральные, но испытывающие серьёзный дефицит демократии.

Недемократический либерализм – политический режим, где присутствует только второй элемент из известного триптиха: «власть народа, избранная народом и для народа». То есть участие граждан во власти является формальным и неэффективным, а управление осуществляется не в интересах большинства. Популизм – реакция на установление и распространение таких режимов. Конечно, это не единственная причина роста популизма, и преобладание либерализма над демократией не вылечить популистскими средствами. Но взаимосвязь между ростом популизма и дефицитом демократии в западных либеральных обществах бесспорна. И хотя лидеры-популисты есть в незападном мире, нынешний популизм – феномен преимущественно западный.

Глобализация и революционные ситуации

Волна глобализации, которую в 1990-е гг. приветствовали не только как непременное условие мирового экономического роста, но и как механизм распространения идей и практик либеральной демократии, быстро явила свои менее привлекательные черты. Помимо издержек глобализации и вызванных ею процессов, наблюдаются две взаимосвязанные революционные ситуации: геополитическая и социально-политическая. Революционная ситуация по определению нарушает работу всех нормативных систем, включая право и мораль, поскольку, будучи нормативными, они могут функционировать только в нормальных условиях. В периоды революций (как во Франции в конце XVIII века или в России в начале XX века, когда норма уступила место целесообразности) закон не работает и даже мораль теряет свою направляющую силу. В этом отношении международное сообщество не является исключением.

Первая революционная трансформация – геополитическая – началась в конце 1980-х гг. крахом относительно стабильной биполярной международной системы. Миновав однополярный момент в 1990-е гг., эта трансформация теперь движется к некой форме многополярности. Однополярный момент 1990-х – начала 2000-х гг. был коротким не только из-за ряда фундаментальных ошибок, допущенных последовательно всеми американскими администрациями (войны в Афганистане и Ираке, отчуждение России, поддержка «арабской весны» и так далее), но и в значительно большей степени из-за того, что никогда прежде в истории одна «гипердержава», по выражению главы МИД Франции Юбера Ведрина, не доминировала во всём мире. Империя Чингисхана и Британская империя контролировали лишь части мира. 1990-е гг. аберрации не только в международных отношениях, но и во внутренней жизни некоторых государств, прежде всего для России, его можно сравнить со Смутным временем 1598–1613 годов. Вскоре на международной арене начались попытки уравновесить доминирующий центр. Трудно ожидать, что международное право будет функционировать «нормально», пока не уляжется революционная пыль и не возникнет новая норма (или не вернётся старая, хотя это менее вероятно).

Вторая революционная ситуация, взаимосвязанная с первой, – кризис либеральной демократии, которая должна была праздновать триумф после краха коммунизма как её главного идеологического конкурента. Многие из тех, кто в 1990-е гг. публично оппонировал Фрэнсису Фукуяме с его «концом истории» или оспаривал некоторые его выводы, по сути, были скрытыми фукуямистами. Продвижение идей и практик либеральной демократии по всему миру было одним из важных компонентов внешней политики почти всех западных стран, а также международных организаций, включая ООН. Однако исчезновение принципиального противника вскрыло, хотя и не сразу, противоречия между либерализмом и демократией.

Кризис либеральной демократии был заложен в диалектическом противоречии между демократией и либерализмом. Аристотель говорил: «Человек есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живёт вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек… Государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку… А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чём, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством». Демократия, будь то в Древней Греции или на постмодернистском Западе, подчёркивает коллективистское и общественное начало человека, в то время как либерализм гиперболизирует индивидуалистические черты и предполагает освобождение индивидуума от различных социальных связей, которые иногда действительно могут подавлять. Однако в подобной ситуации многие из нас, освободившись от ответственности по отношению к другим (семья, родители, дети, соседи) и обществу в целом, начинают считать себя богами, а действуют, как животные.

Избыточный коллективизм ведёт к тоталитаризму, а избыточный либерализм разрывает социальные связи – прав оказывается тот, кто сильнее.

В основном два эти феномена – либерализм и демократия – подкрепляют друг друга, но между ними необходимо постоянно поддерживать баланс.

В большинстве западных обществ, особенно в Западной Европе, до недавнего времени удавалось уравновешивать это противоречие. Иногда демократия брала верх (например, в социальных демократиях Скандинавии), иногда превосходства добивался либерализм, но открытого конфликта не возникало. Однако вследствие быстрой глобализации и изменения баланса сил в международной системе противоречивые отношения между демократией и либерализмом перешли во враждебность. В глобализированном мире угрозу для демократии представляют не только авторитарные режимы. Демократию сдерживает распространение и либерализация глобальных, прежде всего финансовых рынков.

Увеличивая совокупный ВВП стран, ничем не ограниченные либеральные рынки делают небольшое число людей невероятно богатыми, а большинство остаётся далеко позади. Разрыв в материальном благосостоянии растёт практически повсеместно. Если в автократиях люди бесправны в отношении правителей, то в глобализированном мире граждане и избранные ими правительства бесправны по отношению к глобальным рынкам, даже если живут в так называемых либеральных демократиях. Так экономический либерализм подрывает демократию. В то же время рост значимости индивидуальных прав и прав различных меньшинств, которые агрессивно продвигают свою – часто недавно обретённую – идентичность, подрывают социальное единство и общие ценности. Так либерализм в отношении социальных явлений дестабилизирует демократию.

Обычно никто не замечает первых тревожных сигналов. Почти четверть века назад американский философ Ричард Рорти опубликовал небольшую книгу под названием «Обретая нашу страну: политика левых в Америке XX века», в которой отмечал, что либеральные левые силы в США, сосредоточившись на правах этнических, расовых, религиозных, культурных и сексуальных меньшинств, игнорируют растущий разрыв между богатыми и бедными. Однажды, предупреждал Рорти, «что-то даст трещину. Негородской электорат решит, что система не работает, и начнёт искать сильного лидера, который пообещает после своего избрания обуздать бюрократов, хитрых юристов, брокеров с огромными зарплатами, и постмодернистские профессора уже не будут определять повестку дня»[2]. Звучит знакомо и очень современно, не правда ли? Рорти относил себя к левым либералам, хотя его, как одного из ярких представителей американского прагматизма, нельзя назвать постмодернистским профессором. В отличие от многих он не высмеивал, не осуждал и не презирал людей с противоположными взглядами, а по совету Бенедикта Спинозы пытался понять их тревоги.

Нынешний конфликт между либерализмом и демократией проявляется в частности в том, что либеральные элиты в большинстве западных стран стали называть популистами тех демократов, чья политика и идеи (или личности) им не нравятся (кстати, англо- немецкий философ и социолог Ральф Дарендорф отмечал, что «популизм для одного человека – это демократия для другого, и наоборот», но при этом подчёркивал, что «популизм прост, а демократия сложна»)[3]. В свою очередь, демократы (или популисты) считают либералов высокомерными представителями элиты, отдалившимися от граждан, их нужд и образа мыслей, потому что они неудачники и невежды. Вспомним, как Хиллари Клинтон охарактеризовала сторонников Дональда Трампа (хотя потом лицемерно отказалась от своих слов), – «расисты, сексисты, гомофобы, безнадёжные люди». Обвинения с обеих сторон – и самопровозглашённых прогрессистов, и так называемых популистов – справедливы. Сегодня мы видим, как диалектические противоречия между либерализмом и демократией, если их не сбалансировать аккуратно и разумно, начинают разрушать ранее стабильные общества.

Проблемы адаптации

Интересно и одновременно полезно вспомнить, что нынешний кризис либеральной демократии имеет параллели с проблемами и дебатами, которые имели место в основном в США почти столетие назад. Французский философ Барбара Стиглер в недавнем исследовании с символичным названием «Нужно адаптироваться» (Il faut s’adapter) показала, как в начале XX века два известных американских мыслителя Уолтер Липпман и Джон Дьюи предложили разные ответы на вопрос о приспособляемости человечества к быстрым социальным изменениям, вызванным промышленной революцией[4]. Она пишет: «Впервые в истории эволюции жизни на планете один вид – наш homo sapiens – оказался в ситуации, когда он не был приспособлен к новым условиям. Для Липпмана проблема заключалась в огромном разрыве между естественной склонностью человеческого вида не меняться, сформировавшейся благодаря длительной, медленной биологической и социальной эволюции, и необходимостью быстро адаптироваться к новым условиям, навязанным промышленной революцией. Поэтому главная тема политических исследований Липпмана – как адаптировать человеческий вид к постоянно и быстро меняющейся обстановке… Фундаментальный вопрос для Липпмана – как избежать напряжённости между переменами и статичностью, открытостью и закрытостью, когда люди вынуждены выбирать национализм, фашизм или другие формы изоляционизма, чтобы противодействовать быстрым изменениям, восстановить статичность и изоляцию»[5].

Уолтера Липпмана особенно беспокоила пропасть между медленной исторической, биологической и социальной эволюцией человеческого вида и быстро меняющейся под влиянием промышленной революции физической и социальной обстановкой. В начале прошлого столетия это была промышленная революция, дополненная экономической глобализацией, в начале XXI века произошла революция информационных технологий и ускоренная глобализация экономических и финансовых рынков, которые вновь затронули массы людей в разных странах, и преуспели те, кто легко приноровился к переменам. Получился социально-биологический эксперимент на выживание для самых приспособленных. Самые приспособленные – рационально мыслящие эксперты и менеджеры, а также беспристрастные судьи, применяющие рациональные законы и знающие, в каком направлении человечество должно и будет эволюционировать. Людей нужно научить подавлять иррациональные инстинкты и доверять просвещённым экспертам, которые смогли адаптироваться к постоянно меняющимся условиям. В такой ситуации одна из главных задач системы образования и медиа – «обеспечить согласие» людей с политикой, которую проводят эксперты. Что касается роли политиков, Липпман писал, что «хотя государственный деятель не может держать в голове жизнь всего народа, он, по крайней мере, должен прислушиваться к советам тех, кто знает»[6]. Политик обязан проявлять компетентность в выборе экспертов. Липпман и все неолибералы после него видели решение проблемы разрыва между быстро меняющимися условиями и неспособностью людей к ним приспособиться в привлечении компетентных специалистов и обеспечении согласия масс (то есть промывание мозгов через систему образования и СМИ).

Джон Дьюи больше полагался на коллективный разум людей. Он стал первым критиком неолиберального мышления: «Класс экспертов неизбежно будет отрезан от общих интересов и превратится в класс с собственными частными интересами. Любое правление экспертов, когда массы не способны информировать их о своих потребностях, превращается в олигархию, которая правит в интересах избранных. Информация должна заставить специалистов учитывать нужды народа. Мир больше пострадал от лидеров, чем от народных масс»[7].

Этот интеллектуальный спор почти столетней давности, повлиявший на политику западных правительств (при этом идеи Липпмана превалировали), приобрёл актуальность на фоне глобализации и IT-революции. Вновь возник конфликт между элитами и массами, между самопровозглашёнными прогрессистами и теми, кого презрительно называют популистами или их сторонниками.

«Оседлые» против «кочевников»

В книге «Дорога куда-то» британский обозреватель Дэвид Гудхарт предложил различать две группы людей – «где угодно» и «где-то»[8]. К первой категории (не более 20–25 процентов населения на Западе и ещё меньше в остальном мире) относится космополитичная элита, которая извлекла выгоду из глобализации. Большинство (более 50 процентов на Западе) ощущает потребность в тесной связи со своей страной, её историей, традициями и языком. Таким образом, мы видим конфликт между космополитами и теми, кто заботится о своих корнях и привязан к конкретному месту, будь то деревня, город или национальное государство.

Всегда существовало меньшинство, считавшее своим «отечеством» весь мир или хотя бы Европу. Большинство же людей чувствует себя дома только там, где они родились, среди говорящих с ними на одном языке, исповедующих одну религию и ведущих такую же жизнь. На протяжении веков первая категория была относительно небольшой, остальные рождались, жили и умирали в одном и том же месте, исключая массовое переселение народов, которое несколько раз имело место в истории человечества. Один из таких случаев мы, возможно, наблюдаем сегодня.

Конфликт сплочённости и разнородности, противоречия между государством всеобщего благосостояния и массовой миграцией обострил размежевание на людей «где угодно» и «где-то», или, по выражению Александра Девеккьо из Le Figaro, на «осёдлых» и «кочевников»[9]. Глобализация и волна миграции как одно из её проявлений усугубили кризис в Евросоюзе, потому что те, кто может жить, где угодно, не понимают тех, кто хочет быть в конкретном месте. Первые доминируют в политике, экономике и СМИ и ведут себя как либеральные автократы по отношению к тем, кого считают массами. Такое близорукое высокомерие влечёт за собой серьёзные социально-политические издержки. Не преодолев описанных противоречий, Европа не выйдет из нынешнего кризиса.

Рост популизма – симптом уже существующего недуга, а не его причина. Популистские партии и лидеры появляются, потому что в западных обществах нарастает неравенство и углубляется раскол. Либеральные идеи превалируют среди европейских элит, в то время как ценности демократии сегодня всё чаще выражают популистские партии и движения. Французский философ Шанталь Дельсоль справедливо отмечает: «Популисты, что бы кто ни говорил, – реальные демократы, но они не либералы. В то же время универсалистские элиты, в частности в Брюсселе, действительно либералы, но они уже не демократы, потому что им не нравится, когда люди голосуют за ограничение некоторых свобод»[10]. В равной степени прав и Дэвид Гудхарт, который в интервью Le Figaro Vox подчеркнул, что ситуация с Brexit необязательно означает конец демократии, скорее это признак конфликта между двумя концепциями демократии – представительной и прямой, которая в том числе выражается через референдум[11]. Обе имеют как преимущества, так и серьёзные недостатки. Если представительная демократия привела к отчуждению элит от простых граждан, то прямая демократия несёт в себе семена авторитаризма. Но Brexit вызвал хаос не потому, что решение было принято путём референдума как элемента прямой демократии. Причина в общественном недоверии и отчуждённости элит от большинства граждан.

Удача на выборах может отвернуться от популистских партий и движений, их рейтинги пойдут вниз. Но сам феномен никуда не денется, поскольку не исчезнут его причины. Более того, партии мейнстрима всё чаще заимствуют лозунги и политику у популистов. Самый яркий пример – метаморфозы с британскими тори, которые при Борисе Джонсоне перестали быть традиционной консервативной партией. Взяв на вооружение рецепты лейбористов и идеи партии Brexit Найджела Фаража, чтобы привлечь часть их электората, тори превратились в популистскую партию – отчасти левую, отчасти правую[12]. Можно сказать, что Brexit и победа Трампа – триумф популизма над элитизмом (или, если хотите, демократии над либерализмом).

Национальное государство как колыбель демократии и субъект международного права

Современная демократия, то есть власть народа и в интересах народа, возникла и развивалась в рамках национальных государств и кажется неотделимой от них. Экономический либерализм с глобальными неконтролируемыми финансовыми рынками и социальный либерализм, ставящий индивидуума с его интересами и желаниями выше интересов общества, разрушают связи, которые скрепляли общество воедино. В результате они подрывают и национальные государства – колыбель демократии. Поддержка и продвижение многообразия в обществе ведёт к уничтожению многообразия между обществами, организованными в государства. Некоторые общества, особенно на Западе, стали столь разнородными, что удерживающие их социальные связи вот-вот разорвутся. В других, особенно на Востоке и на Юге, попытки навязать социальные модели, заимствованные у Запада, не прижились на враждебной почве, начали уничтожать традиционные институты и, по сути, ведут к коллапсу государств.

Британский политолог Бенедикт Андерсон был не так уж не прав, определяя нации как «воображаемые сообщества», потому что исторические мифы и усилия политических лидеров по созданию нации из разнообразных сообществ играли значительную роль в строительстве государств[13]. Итальянский писатель и политик Массимо Тапарелли Д`Адзельо отмечал в 1861 г.: «Мы создали Италию. Теперь нам нужно создать итальянцев»[14]. Но есть и более важные, основополагающие вещи, без которых невозможно появление нации: общая история, культурные и религиозные традиции, язык, территориальная близость, победы и поражения.

Национализм, формирование национальных государств и развитие демократии шли в Европе рука об руку. Без национализма не возникли бы национальные государства, без национальных государств не было бы демократии, по крайней мере в её нынешней форме. Философ и политический деятель Джон Стюарт Милль, суммируя практику демократических институтов в середине XIX века, писал, что «необходимое условие свободных институтов – совпадение границ государства с границами национальностей», а если люди не чувствуют «общности интересов, особенно если они говорят и читают на разных языках, не может существовать и единого общественного мнения, необходимого для работы представительных институтов»[15]. Спустя сто лет британский дипломат и теоретик международных отношений Адам Уотсон пришёл к выводу, что «самоутверждение среднего класса в Европе имело две формы: требование участия в управлении и национализм» и что «идеи национализма и демократии были связаны»[16]. 

В отличие от Милля Даниэль Кон-Бендит, лидер студенческого движения 1968 г., размышляя о длительном эффекте тех событий, высказал мнение, что 1968 г. открыл путь к парадигме многообразия. «Для меня это было открытие мышления к принятию различий как объединяющего фактора. Признание различий может объединить нас и придать дополнительную силу обществу»[17]. Сегодня европейские общества кардинально изменились по сравнению со временами Джона Стюарта Милля: они стали гораздо более неоднородными, возросло и принятие этого многообразия. Тем не менее есть различия, которые делают интеграцию невозможной, ведут к параллельному существованию антагонистических субкультур в рамках одного и того же общества, и оно в конце концов попросту теряет свои базовые характеристики. Сегодня, спустя десятилетия, всё больше европейцев боятся оказаться чужаками в собственной стране, городе или деревне, и поэтому они ищут свои корни. Речь идёт не только о неудачниках гиперглобализированного мира, которым важно, где и с кем жить. Многие образованные, успешные, говорящие на нескольких языках люди ценят своё этническое, религиозное и культурное происхождение, являются патриотами своей страны и не забывают своих корней.

Сегодня мы видим, как из-за растущего многообразия обществ два феномена – национализм и демократия (так же, как либерализм и демократия) – демонстрируют скорее негативные, чем позитивные аспекты своих противоречивых отношений. Или они могут быть только негативными? Всё зависит от того, чья точка зрения вам ближе. Национализм, требующий независимости Каталонии от Испании, позитивен или негативен? Чей национализм предпочтительнее: английский, который привёл к выходу (всё ещё) Соединённого Королевства из ЕС, или шотландский, который после провала референдума 2014 г. теперь, в условиях Brexit, требует выхода из состава Британии, чтобы остаться в ЕС? Есть ещё один, более важный вопрос, на который у меня нет однозначного ответа: может ли демократия вообще существовать без стабильных национальных государств? На этот счёт у меня серьезные сомнения.

В этом отношении тревожный, по моему мнению, но оптимистичный, с точки зрения авторов, сценарий был описан в статье мэра Парижа Анн Идальго и мэра Лондона Садика Хана, опубликованной в Le Parisien и The Financial Times. Констатируя летаргию национальных государств (тут они правы), авторы предсказывают появление в XXI веке мира городов вместо мира империй XIX столетия и национальных государств XX столетия[18]. Это будут Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио и другие агломерации, которые возглавят человечество вместо наций, организованных в государства. Часто можно услышать, что Москва – не Россия, Нью-Йорк – не Америка, Париж – не Франция. Действительно, дальнейшая концентрация элит в крупных городах и игнорирование периферии – верный путь к углублению раскола наций. Но крупные города столкнутся с не менее острыми проблемами и трудностями, чем национальные государства, которые начали из летаргии выходить.

Ещё более утопической выглядит идея мирового правительства, то есть либеральный империализм под именем либерального миропорядка. В международных отношениях идее демократии больше соответствует система баланса сил, когда претензии одной державы на доминирование или гегемонию уравновешиваются одной или несколькими другими державами. Это хорошо понимал известный швейцарский юрист Эмер де Ваттель, который в 1758 г. писал об основах международного права в книге «Право народов, или Принципы естественного права, применяемые к поведению и делам наций и суверенов»: «Это знаменитая идея о политическом балансе или равновесии сил. Мы имеем в виду ситуацию, когда ни одна держава не способна доминировать абсолютно, создавая законы для других»[19]. Английский юрист Ласа Оппенхайм писал в знаменитом трактате о международном праве: «Право отмечал может существовать, только если есть равновесие, баланс сил между членами семьи наций»[20]. В этом отношении мир не изменился. Даже сегодня самоуверенность одной супердержавы может сдерживать другая супердержава (или коалиция держав), международное право играет важную роль в этом процессе, но без баланса оно будет беспомощным и просто исчезнет, открыв путь для империалистического права.

Критика либерального империализма

Параллельно с ростом «недемократического либерализма» укреплялся и его аналог в международных отношениях – либеральный империализм, обозначаемый эвфемизмом «либеральный международный порядок». Либеральный империализм, то есть попытки навязать либеральные ценности как универсальные с помощью убеждения или силой, – тревожный сигнал для тех, кто считает ценности коллективизма, исторические традиции, стабильность и национальную независимость не менее (или даже более) важными, чем индивидуальные свободы. Многие авторитетные либеральные авторы, в том числе философы и экономисты, пропагандировали либеральный империалистический порядок. Фридрих фон Хайек, один из влиятельных теоретиков либерализма прошлого столетия, считал, что идея межгосударственной федерации станет «последовательным развитием либеральной точки зрения»[21], а Людвиг фон Мизес, сторонник классического либерализма, выступал за прекращение существования национальных государств и создание «мирового супергосударства»[22]. Израильский автор Йорам Хазони в книге с провокационным названием «Достоинство национализма» справедливо отмечал: «Несмотря на споры, сторонники либеральной конструкции едины в одобрении простого империалистического мировоззрения. Они хотят видеть мир, в котором либеральные принципы закреплены как универсальная норма и навязаны всем странам, в случае необходимости – силой. Они убеждены, что это принесёт всем нам мир и процветание»[23].

В 1990-е гг. в контексте триумфа либерализма Фукуямы многие влиятельные авторы предсказывали крах национальных государств, которые были основными субъектами международного права. Например, японский экономист, бизнесмен и интеллектуал Кэнъити Омаэ и француз Жан-Мари Геэнно, заместитель генсека ООН по миротворческим операциям, написали книги с практически одинаковым названием – «Конец национального государства»[24], [25]. Йорам Хазони отмечает, что «его либеральные друзья и коллеги не понимают: строящаяся либеральная конструкция – это форма империализма», она не способна уважать (не говоря о том, чтобы приветствовать) «отклонение наций, стремящихся сохранить право на собственные уникальные законы, традиции и политику[26]. Любое подобное отклонение воспринимается как вульгарное и невежественное или даже как проявление фашистского мировоззрения»[27]. Он подчёркивает, что после падения Берлинской стены в 1989 г. «западные умы одержимы двумя империалистическими проектами: Евросоюз, постепенно лишающий страны-члены функций, которые традиционно ассоциируются с политической независимостью, и проект американского миропорядка, при котором государства в случае необходимости можно принудить к выполнению норм международного права, в том числе с помощью военной мощи США. Это империалистические проекты, хотя их сторонники не любят использовать это слово»[28].

В защиту международного права стоит сказать, что Вашингтон пытается навязать с помощью военной силы и санкций против непослушных не ту благородную нормативную систему, которая так или иначе работала даже в период холодной войны (в значительной степени благодаря существовавшему балансу сил), а так называемый «основанный на правилах» либеральный миропорядок, то есть порядок, базирующийся на правилах Вашингтона и не имеющий отношения к международному праву. Неслучайно единственная поднимающаяся глобальная империя обвиняет своих оппонентов – Китай и Россию – в попытках построить или восстановить их собственные империи.

Называть Евросоюз империалистическим проектом всё же несправедливо, хотя, действительно, пообещав построить более тесный союз, некое подобие федеративной Европы (и выполняя это обещание), европейские элиты всё больше дистанцируются от устремлений граждан. Очевидно, что европейские общества, в отличие от политических элит, не готовы отправить национальные государства на свалку истории. Тем не менее Европейский союз ещё может укрепить свою стратегическую автономию, особенно в отношениях с Вашингтоном и Пекином. Для этого нужно существенно улучшить отношения с Москвой. В то время как Вашингтон пытается сохранить мировое доминирование и поэтому заинтересован в одновременном сдерживании Китая и России (хотя это опасный и контрпродуктивный план), Европа страдает от дурных отношений с Москвой не меньше, чем Россия. Демонизируя Россию и её политическое руководство, Европа не извлечёт никаких выгод. Нормализация же отношений выгодна Европе не только экономически – она расширит стратегическое пространство для манёвра, даже не создавая европейское супергосударство. Как выразилась французский политолог Каролин Галактерос, «стратегическое сближение ЕС и России добавит Европе дополнительный вес в новых геополитических играх»[29].

* * *

Предложить решение сложно из-за превалирующих конфронтационных подходов: либо мы, либо они. В геополитике это Запад против Китая и России, внутри западных обществ – либералы против популистов (популизм распространяется по Европе, «как проказа», если использовать выражение президента Эммануэля Макрона). Компромисс считается признаком слабости. Однако радикализм хорош в спорте или в искусстве, но в политике он опасен.

Кроме того, в таких вопросах не бывает абсолютной правды. Вот как это сформулировал французский философ Люк Ферри в контексте нынешних кровопролитных конфликтов: «Что бы ни думали узколобые моралисты, правда в том, что многие кровопролитные конфликты в современном мире подобны классической греческой трагедии: противоборствующие стороны представляют собой не добро и зло, правых и неправых, а вполне законные, хотя и отличающиеся претензии. Если бы я был западным украинцем польского происхождения, то, наверное, хотел бы, чтобы моя страна вступила в Евросоюз и даже в НАТО. Но если бы я родился на востоке Украины в русскоговорящей семье, я бы, безусловно, предпочитал, чтобы моя страна была более тесно связана с Россией. Будь я пятнадцатилетним палестинским подростком, разумеется, был бы антисемитом, а будь израильским подростком из Тель-Авива, то ненавидел бы палестинские организации»[30].

Конечно, есть и те, кого можно назвать абсолютным злом, кто заслуживает безоговорочного морального порицания. Но чаще всего в современных конфликтах между странами или внутри них трудно найти абсолютно правых и неправых.

В либеральных демократиях прогрессистам и популистам следовало бы сбавить накал взаимных обвинений и сгладить разногласия, ставшие неприемлемыми во многих обществах. Пока те, кто может жить, где угодно, не поймут и не признают проблемы тех, кто предпочитает быть в конкретном месте, и наоборот, мы будем двигаться к переломному моменту (или к точке невозврата), когда революционная ситуация рискует перейти в революцию или войну. А в геополитике надо стремиться к системе баланса сил, наподобие той, что была выстроена в Европе после Венского конгресса 1815 г., но способной противостоять вызовам XXI века.

Сноски

[1]      Zakaria F. The Rise of Illiberal Democracy. Foreign Affairs, 1997. Vol. 76. No. 6 (November/December). P.22-43.

[2]      Rorty R. Achieving Our Country: Leftist Thought in Twentieth-Century America. Harvard University Press, 1997. P. 90.

[3]      Dahrendorf R. Acht Anmerkungen zum Populismus [Eight Notes on Populism]. Transit-Europäische Revue, 2003. No. 25. P. 156.

[4]      Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[5]      Stiegler B. Il faut s’adapter: sur un nouvel impératif politique [It Is Necessary to Adapt: On a New Political Im-perative]. Gallimard, 2019.

[6]      Lippmann, W. A Preface to Politics. HardPress Publishing, 2013. С. 98.

[7]      Dewey, J. The Public and Its Problems in The Later Works of John Dewey 1925-1953. Vol. 2. Southern Illinois University Press, 1984. P. 364-365.

[8]      Goodhart D. The Road to Somewhere: The New Tribes Shaping British Politics. Penguin UK, 2017.

[9]      Devecchio A. Recomposition: Le nouveau monde populiste [Reconstruction: A New Populist World]. Serf, 2019. P. 1798.

[10]    Delsol C. Populiste, c’est un adjectif pour injurier ses adversaires [‘Populist’ as an Adjective to Hurt Your Ad-versaries]. Le Figaro Vox, 6 September 2018.

[11]    Goodhart D. Après le Brexit, le Royaume-Uni ne va pas couler en mer [After Brexit: The UK Will Not Sink]. Le Figaro Vox, 4 October 2019.

[12]    Bock-Côté M. Le Multiculturalisme comme Religion Politique [Multiculturism as a Political Religion]. Les éditions du Cerf, 2016. P.291-292.

[13]    Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Verso, 1983.

[14]    Tharoor S. E Pluribus, India: Is Indian Modernity Working? Foreign Affairs, 1998. Vol. 77. No. 1. [online]. URL: https://www.foreignaffairs.com/print/node/1069817. Accessed 1 August 2020.

[15]    Mill J.S. Utilitarianism. On Liberty: Considerations of Representative Government. Basil and Blackwell, 1993. P. 392-394.

[16]    Watson A. The Evolution of International Society. Routledge, 1992. P. 230, 244.

[17]    Cohn-Bendit D. Forget 68. Éditions de l’aube, 2008.

[18]    Khan S., Hidalgo A. London and Paris Are Leading the Charge to Shape the 21st Century. The Financial Times, 27 June 2016.

[19]    Vattel, E. Le Droit Des Gens, Ou Principes de la Loi Naturelle, Appliqués À La Conduite Et Aux Affaires Des Nations Et Des Souverains [The Law of Nations]. Chapter III, §§ 47-48. 1758.

[20]    Oppenheim L.F.L. International Law: A Treatise. Vol. I, Peace. London, 1905. P.73.

[21]    Hayek F. The Economic Conditions of Interstate Federalism. Foundation for Economic Education, 17 April 2017 [online]. URL: https://fee.org/articles/the-economic-conditions-of- interstate-federalism. Accessed 4 February 2020.

[22]    Mises L. von. Liberalism in the Classical Tradition. Cobden Press, 1985. P.150.

[23]    Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.45.

[24]    Ohmae K. The End of the Nation State: How Regional Economics Will Soon Reshape the World. Simon & Schuster, 1995.

[25]    Guehenno J.M. The End of the Nation-State. University of Minnesota Press, 2000.

[26]    Hazony Y. The Virtue of Nationalism. Basic Books, 2018. P.43.

[27]    Там же. P. 49.

[28]    Там же. P. 3-4.

[29]    Galactéros, C. Un nouveau partage du monde est en train de se structurer [A New Division of the World] // Figaro Vox, 9 November. 2019.

[30]    Ferry L. La Révolution Transhumaniste: comment la technomédecine et l’uberisation du monde boulverser nos vies [The Transhumanist Revolution: How Techno-Medicine and the Uberization of the World Destroy Our Lives]. Plon, 2016. P. 222.

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/liberalizm-konflikt/

Что такое информация? Какие ее виды существуют? На каких стадиях оборота информации легче всего осуществляется воздействие на личности и массы? Об этом в беседе с журналистом Алексеем ЛАМПСИ рассказывает профессор кафедры информационной безопасности учебно-научного комплекса информационных технологий Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя Анатолий ОВЧИНСКИЙ – автор нового подхода к определению информации, разработчик концептуальной основы обеспечения безопасности и противодействия терроризму и экстремизму в информационных сферах.

– Анатолий Семенович, ваше первое образование – техническое, долгое время вы возглавляли научно-испытательный отдел в НИИ, как вы оказались в МВД и пришли к проблематике информационной безопасности?

– 20 лет я был гражданским ученым, работал в системе Академии наук. Занимался композитными материалами, космическим материаловедением, моделированием, работал еще на больших ЭВМ. Но в 1994 году моих сотрудников стали увольнять, и в результате крутого поворота судьбы я оказался в Московском институте МВД России.

У нас сложилась команда из молодых кандидатов наук из самых разных вузов. Мы занимались аналитической и компьютерной разведками, информационным противодействием. Всегда присутствовал компонент информационно-психологического противоборства.

Нами была разработана и внедрена специальность в МВД – безопасность информационных технологий, было предусмотрено три специализации: специалисты по защите информации, по информационно-аналитическому обеспечению и по информационно-психологическому противодействию. Третья, к сожалению, так и не открылась. Во многом это вызвано тем, что до сих пор никто не может понять, кто и в каком объеме должен заниматься информационным противоборством. Работает система БСТМ, отделы по борьбе с экстремизмом, по борьбе с компьютерными преступлениями, но это бессистемно.

– Как обстоят дела с информационной безопасностью в России?

– Когда мы начинаем рассуждать об информации и информационной безопасности, первое, что приходит в голову: информация, данные как объект защиты. На мой взгляд, это устаревшая позиция. Надо защищать военные сети, военные коммуникации, средства управления, а все, что касается гражданского сектора, в защите не нуждается. Нужно привыкать жить в открытом мире, где все всё обо всех знают. Американская доктрина, к примеру, не предусматривает защиты гражданской информации.

На первую роль выходит информация как объект контроля. Видеокамеры, видеонаблюдение, QR-коды, контроль над перемещением и т.д. Первыми начали американцы после 9 сентября 2011 года. Но этот сбор и анализ информации не афишировался. Далее к делу подключились китайцы с их системой социального рейтинга и социального кредита. Мы находимся между ними. Но и это не самое главное.

Самое главное – информация как инструмент управления социальными процессами, инструмент воздействия. Как управлять, как нами управляют, как противодействовать деструктивной информации. Здесь нужно развивать теорию. Без глубокого понимания сущностных свойств информации не обойтись.

– А что с теоретической базой?

– Информационные технологии – то, что лежит на поверхности. Тема благодатная – говорить можно бесконечно.

Взять украинский майдан 2013–2014 годов. Казалось бы, все технологии вскрылись. Однако события в Белоруссии показывают, что люди не учатся на чужих ошибках.

Сейчас мы видим, как это бумерангом вернулось к американцам, технологии применяются друг против друга кандидатами в президенты. Обе стороны уже заявили, что не признают итоги выборов при победе соперника. Поэтому будущее США после 3 ноября весьма смутно.

Но это все же поверхностный слой. За всеми этими событиями стоят именно глубокие теоретические наработки. В 1980-е годы был создан Институт Санта-Фе (SFI). Помимо прочего, он занимался пробелами нелинейности, фрактальности, синергетики и т.д. Все это было основано на междисциплинарных исследованиях. Именно SFI внес определяющий вклад в создание теории управляемого хаоса, которая нашла благодатную почву для применения в информационном и социальном поле. У нас глубоких теоретических наработок не видно.

– Так что же такое информация?

– Информация – это не моя речь, не звуки, но та реакция, которая возникает в вашем мозгу на мою речь. Первое сущностное свойство информации – реакция. Что важно в общении? Реакция. Если собеседник реагирует – хорошо, не реагирует – значит, не воспринимает ничего.

Реактивная информация возникает как реакция человека на внешние воздействия и внутренние побуждения. Она возникает в мозгу человека как некая интерпретация полученных сообщений. Или не возникает, если вам это неинтересно.

Реактивная информация возникает на всех уровнях жизни. Любая букашка, любая таракашка ползет туда, где мокрее, теплее, комфортнее. Она важна для адекватных реакций, от чего зависит выживание как отдельной особи, так и всего вида.

Так мы приходим ко второму сущностному свойству информации – ресурсности. Есть биологическая ресурсная информация, которая передается через генетический код. На ней построена вся эволюция. А есть социальная ресурсная информация. Это все, что создано человеком: нарисовано, написано, построено. Внешние носители постоянно совершенствуются – от папируса до цифровых носителей сейчас.

Есть много теорий, когда и как человек стал человеком. В тот момент, когда взял в руки палку, – самый распространенный ответ. По моей теории, человек стал человеком в современном понимании тогда, когда впервые перенес содержание своего сознания на внешний носитель.

Третье, самое фундаментальное – свойство информации – способность отражать окружающую реальность. Это фоновая информация. Сейчас у нас третья информационная революция, связанная как раз с фоновой информацией, когда манипуляции с фоном начинают оказывать влияние на социум.

Эти три фундаментальных проявления информации можно представить в трехмерной проекции. Информация едина, но может проявлять себя одновременно как реакционная, ресурсная и фоновая.

– На какой из типов информации опираются информационные технологии, наиболее эффективные на данный момент?

– Особенность фоновой информации в том, что она может обходить защитные функции сознания. Взять эффект 25-го кадра, аудиаульную или визуальную психокоррекцию.

Все работает в комплексе. Главное, что в этой трехмерной системе можно раскрывать самые разные процессы. Первое свойство информационной безопасности – обладать реакционной информацией. Именно она позволяет адекватно реагировать на вызовы. Это значит, что доступ к информации, аналитические технологии – это основа.

Второй вектор – ресурсный – правовая, техническая, информационная защита. И третий – собственно вектор информационного противоборства. Это и есть информационные войны и защита от вредоносной информации.

У информационных войн также есть три вектора: психоидеологический, психоисторический и психодемографический. Любой аспект – идеологический, исторический, демографический – может быть разложен в трехмерной проекции информации. Возьмем историю. Сейчас модно стало говорить о фальсификации истории. Но тут же выяснилось, что история – очень тонкая материя. В 1990-е немцы и поляки попытались издать единый для двух государств учебник истории. 10 лет было много денег, конференций и фуршетов. Учебника так и не появилось.

Ресурсный вектор истории – дошедшие до нас артефакты. Реактивный вектор истории – интерпретации летописей. Но есть еще и фоновый вектор – это позиция, идеология, исходя из которой даются оценки фактов. Получается, что история – не наука, а инструмент борьбы.

– Как эта борьба реализуется на практике?

– Есть понятие «социально-психологическая энергия». Человеку, чтобы функционировать, нужна энергия. Воздух, тепло, солнечный свет. Но это физический уровень. Но чтобы работать, общаться, совершать поступки, творить, нам нужна другая энергия – социальная. Энергия социальных связей и психологических отношений. Источник этой энергии – реактивная информация.

Как происходит деструкция? Чтобы совершить действие, нужно накопить социальную энергию. Информационное взаимодействие – открытая система. В одной системе энергия накапливается, а разрядиться может из-за сигнала из другой системы. Это как выстрелить из ракетницы в грозовое облако. Оно может и пройти мимо, но от выстрела в него будет гроза. То есть небольшой сигнал может вызвать реакцию больших энергий. Также и в случае массовых коммуникаций, протестных действий. Сначала надо накопить негативную энергию, а потом дать сигнал ей разрядиться.

– Если взять информационное поле и накопленные в нем негативные энергии, эта область несоизмеримо больше любого направленного в нее сигнала. Возможно ли не допустить прохождения этого сигнала?

– Практически нереально.

– Речь может идти о деконструкции негатива или только о минимизации последствий?

– В трехмерной проекции информация может выступать и как накопитель энергии, и как сигнал для разрядки энергии. Разрядка психической энергии – это действие, поступки людей. Действия и события приводят к событию, которое становится историей, порождает интерпретации и становится фоновой информацией. В итоге мы имеем дело с системой энергоинформационных трансформаций: информация – энергия – действие – история – информация.

Исходя из этой схемы, мы можем видеть и точки приложения усилий, в которых можно управлять развитием ситуации. Можно разобрать эту схему на уровне криминологии. Преступление – это событие. Его дальнейшее расследование – это пресечение негатива после события. Но преступление можно предотвратить на уровне оперативно-разыскной профилактики. Энергия накопилась, люди «вышли на дело», но службы правопорядка не дали совершиться событию. Есть точка информационного противоборства – сорвать преступление на уровне замысла. Не дать негативной энергии достичь критического уровня. Это самое сложное. Но самая фундаментальная точка приложения усилий – точка интерпретации: показать, что все совершенные ранее преступления не принесли успеха их акторам. На практике это идеология с пропагандой и образование.

– Как выглядит практически реализация такого подхода?

– Первый этап – формирование информационных ресурсов для дальнейших акций. Тут работают ключи экструзии формирования идей. Дальше идет интрузия – перевод ресурсной информации в фоновую. Тут работает сила искусства. Дальше начинается интерпретация – перевод информации в реактивную фазу. После чего ключами актуализации провоцируется реакция – конкретные поступки людей.

– В этой картине мира истина возможна? Как отличить ее от попыток интерпретации событий заинтересованными сторонами?

– Истина – вещь условная. У каждого своя позиция. Но главное в результате – адекватное реагирование на информационные поводы. Если реакция на внешние воздействия адекватна, воспринятая информация близка к истине. Если нет, если реакция негативна для социума, то нет. Изначальное главное предназначение информации – помочь выжить. И об этом нельзя забывать. В конечном итоге любая нетривиальная истина, то есть предмет, о котором можно спорить, дуалистична. Нужно смотреть с позиций интереса выживания той общности, к которой ты принадлежишь. 

Источник: https://nvo.ng.ru/spforces/2020-10-29/11_1115_information.html

Задержан и взят под стражу в Гааге «президент» самопровозглашенной республики Косово Хашим Тачи. До этого Специальная прокуратура международного суда по преступлениям в Косове обвинила его в военных преступлениях в 1998–99 годах.

Этот деятель хорошо известен в криминальных кругах. Тачи подозревали в организации и руководстве мафиозной группировкой, которая занималась торговлей наркотиками и человеческими органами. В докладе ПАСЕ бывшего прокурора Швейцарии Дика Мартиего характеризуют «мафиозным боссом» и «наркоторговцем». Но у Тачи имелось хорошее политическое прикрытие. Как сообщали спецслужбы Сербии, в 1990-х он был завербован ЦРУ. На это же намекала и специальный прокурор Карла дель Понте.

Поэтому на скамье подсудимых должен сидеть не только этот «президент». Вместе с ним там должны оказаться люди, которые пестовали Тачи и ответственны за начавшуюся 24 марта 1999 года без санкции Совета Безопасности ООН бомбежку Югославии под предлогом «предотвращения геноцида албанского населения Косова». В результате ее погибли от 3,5 тысячи до четырех тысяч человек. Материальный ущерб достиг 100 млрд долларов. Кроме того, НАТО использовала в боеприпасах радиоактивный обедненный уран.

Тачи был не один. Обвинения необходимо предъявить генеральному секретарю НАТО Хавьеру Солане, командующему силами Альянса во время бомбардировок Югославии генералу Уэсли Кларку, президенту США Биллу Клинтону и государственному секретарю США Мадлен Олбрайт. Они в равной, если не большей, степени несут ответственность за преступления «президента» Косова.

Эти господа нисколько не раскаиваются в содеянном. Олбрайт заявляет, что сожалеет только о том, что они не начали воздушную операцию против Югославии раньше. Обращаясь к американским военным летчикам, бомбившим югославские города и села, Клинтон говорил, что их участие в авиаударах НАТО — «лучшее, что есть в Америке».

После войны Олбрайт стала владельцем крупнейшего мобильного оператора в Косове, а Кларк вложил средства в разработку косовских угольных месторождений. Это говорит о том, что поддержка Тачи и уничтожение Югославии были для них бизнес-проектом.

Все это должно быть исследовано на суде в Гааге и обязано получить правовую оценку.

Елена Панина - директор Института РУССТРАТ

Источник: https://russtrat.ru/comments/6-noyabrya-2020-1530-2093