Ключевая идея формирования стратегии опережающего развития – в определяющем становлении базисных производств нового технологического уклада и скорейшем выводе российской экономики на связанную с ним новую длинную волну роста. Для этого необходимо концентрированное вложение ресурсов в перспективные производственно-технологические комплексы, что невозможно без системы целенаправленного управления финансовыми потоками. Создание такой системы, включающей механизмы денежно-кредитной, налогово-бюджетной и валютной политики, ориентированные на становление ядра нового технологического уклада, должно стать стержнем антикризисной стратегии.

Важное условие ее успеха – достижение синергетического эффекта, что предполагает комплексность формирования сопряженных кластеров производства нового уклада и согласованность макроэкономической политики с приоритетами досрочного технико-экономического развития. Для этого формирование антикризисной стратегии должно предусматривать создание в системе государственного управления подсистемы управления менеджмента долгосрочным социально-экономическим развитием.

Локомотивы экономического роста

Ведущее значение такой подсистемы связано с ключевой ролью научно-технического прогресса. Необходимым элементом должно стать индикативное планирование, выращивание национальных лидеров – «локомотивов» экономического роста.

Создание подсистемы управления развитием включает:

развертывание процедур обоснования и выбора приоритетных направлений;

систему стратегического планирования, способную выявлять перспективные направления экономического роста;

формирование каналов финансирования производственно-технологических комплексов нового технологического уклада и сфер потребления их продукции;

настройку макроэкономической политики на обеспечение благоприятных условий инновационной деятельности.

Эти приоритеты должны реализовываться посредством финансируемых при поддержке государства целевых программ, льготных кредитов, государственных закупок и инструментов государственной экономической политики. А с научно-технической точки зрения – соответствовать перспективным направлениям роста формирования современного технологического уклада и создания заделов становления следующего.

Государственная поддержка должна характеризоваться двумя важнейшими признаками: обладать значительным внешним эффектом, улучшая общую экономическую среду и условия развития деловой активности, инициировать ее рост в широком комплексе отраслей, сопряженных с приоритетными производствами. А значит, создавать расширяющийся импульс роста спроса и деловой активности.

С производственной точки зрения государственное стимулирование должно приводить к росту конкурентоспособности соответствующих производств. С социальной – сопровождаться расширением занятости, повышением реальной зарплаты и квалификации работающего населения, общим ростом благосостояния народа.

Стратегия создания маяков

К важнейшим приоритетным направлениям относятся следующие:

освоение современных информационных технологий;

развитие биотехнологий в области генной инженерии и других направлений приложения микробиологических исследований, поднимающих эффективность здравоохранения, АПК, фармакологической и других отраслей промышленности;

развитие нанотехнологий и основанных на них средств автоматизации, позволяющих резко поднять конкурентоспособность и эффективность отечественного машиностроения;

создание наноматериалов с заранее заданными свойствами;

развитие лазерных и аддитивных технологий;

обновление парка гражданской авиации, износ которого достиг критической величины, на основе организации производства и лизинга современных моделей самолетов отечественного производства;

комплексное развитие ракетно-космической промышленности;

обновление оборудования электростанций, износ которого приближается к критическим пределам, а также модернизация существующих и строительство новых АЭС;

развитие технологий переработки и использования природного газа, ядерного цикла, расширение сферы их потребления;

развитие современных транспортных узлов, позволяющих существенно улучшить скорость и надежность комбинированных перевозок;

развитие жилищного строительства и модернизация ЖКХ с использованием современных технологий;

развитие информационной инфраструктуры на основе современных систем спутниковой и оптоволоконной связи, сотовой связи в городах;

модернизация непроизводственной сферы на основе современного отечественного оборудования (диагностические приборы и лазеры для медицины, вычислительная техника для системы образования и т. д.);

применение технологий регенерации тканей, в том числе с использованием стволовых клеток в медицине;

оздоровление окружающей среды на основе современных экологически чистых технологий.

Этот перечень приоритетных направлений технико-экономического развития не претендует на полноту и окончательность. Но с него можно начинать формирование и реализацию государственной политики развития.

Система стратегического планирования должна определять содержание бюджетной, внешнеторговой, промышленной и других составляющих экономической политики государства, которую необходимо увязывать посредством прогнозирования, программирования и индикативного планирования развития экономики страны.

Прогнозирование, программирование и индикативное планирование социально-экономического развития страны должно быть эшелонировано по временному горизонту на год, пять лет и двадцатилетний прогнозный период. В условиях современного НТП субъекты хозяйственной деятельности, органы государственного управления и общество в целом нуждаются в научно обоснованном предвидении будущих тенденций научно-технического и социально-экономического развития. В современных условиях для успешной работы предприятий необходимым является как минимум десятилетний горизонт планирования своего развития.

В нынешней системе регулирования экономики прогнозирование социально-экономического развития имеет скорее декоративные функции, а система целеполагания просто отсутствует. Без устранения этих пробелов невозможно сформулировать эффективную систему управления экономическим развитием.

Прежде всего необходимо изменение технологии прогнозирования социально-экономического развития. Экстраполяция прошлых тенденций не должна доминировать при формировании планов. Задача заключается как раз в обратном – переломе сложившихся тенденций, преодолении депрессии и инициировании экономического роста. Прогноз должен определяться сочетанием имеющихся возможностей и желаемых результатов, учитывать закономерности современного экономического развития, начинаться с формирования четких целей, инвентаризации имеющихся ресурсов, мер государственного регулирования.

В зависимости от временного горизонта содержание индикативных планов должно различаться. В годовом цикле прогнозирования индикативное направление должно включать характеристику всех основных макроэкономических параметров (ВВП, занятость, платежный баланс, инвестиции, инфляция, обменный курс рубля и т. д.) и инструментов экономической политики (процентные ставки, налоги, таможенные тарифы, бюджетные расходы, в том числе государственных закупок, нормативы амортизации, регулируемые цены, доходы, государственные инвестиции, приоритеты и нормативы работы институтов развития и т. д.). Частью технологии индикативного планирования на год является формирование государственного бюджета.

Важная задача пятилетнего цикла – выявление ожидаемых диспропорций и узких мест, затрудняющих социально-экономическое развитие страны. Другая задача – поиск новых возможностей, открывающихся вследствие глобального НТП и структурных изменений мировой экономики.

Двадцатилетний горизонт имеет своей целью ориентацию долгосрочного развития страны на фоне глобальных тенденций НТР с целью определения стратегических направлений повышения конкурентоспособности национальной экономики. Ключевое значение при этом имеют прогнозирование прорывных направлений НТП и моделирование нового технологического уклада, формирующих траекторию будущего экономического роста. Планируемые для этого меры и направления государственной экономической и научно-технической политики должны отражаться в Концепции социально-экономического развития.

Социальное партнерство

В отличие от административных директив, планировавшихся сверху в централизованной плановой системе, индикативные планы и программы развития экономики нового уклада не должны содержать принудительно устанавливаемые и обязательные для исполнения хозяйствующими субъектами задания. Плановые ориентиры необходимо разрабатывать с участием и с учетом предложений деловых кругов и научного сообщества. Сама процедура разработки плана преследует цель формирования общенационального консенсуса в отношении приоритетов социально-экономического развития страны и опирается на работу институтов социального партнерства.

Дополняя механизмы рыночной конкуренции стратегическим планированием, государство содействует снижению неопределенности и неустойчивости рыночной конъюнктуры, помогает предприятиям ориентироваться в перспективах развития производства и вовремя осуществлять перераспределение капитала в освоение новых технологий и рынков сбыта. Индикативные планы не препятствуют свободному целеполаганию самостоятельных хозяйствующих субъектов, а выполняют для них функцию маяков, указывающих перспективные направления изменения экономической конъюнктуры и экономической политики.

Критически важной задачей при формировании долгосрочной стратегии развития страны является четкое, увязанное с имеющимися ресурсами определение технологических направлений, где целесообразна ставка на лидерство, догоняющее развитие или динамическое наверстывание. В условиях технологической многоукладности российской экономики оптимальной является смешанная стратегия с элементами стратегии лидерства там, где имеются конкурентные преимущества, и элементами стратегии модернизации экономики там, где требуется восстановление инженерного и конструкторского потенциала.

Для эффективности работы системы стратегического планирования необходимо ввести нормы ответственности за достижение планируемых результатов и связать с ней инструменты макроэкономической политики. Решение первой задачи требует установления правовых норм экономической ответственности организаций и административной ответственности руководителей за выполнение целевых показателей развития. Вторая предполагает формирование регулируемых государством контуров управления налогово-бюджетной, денежно-кредитной и налоговой политики.

Ориентация налогово-бюджетной политики на цели развития предполагает снижение налоговой нагрузки на все виды инновационной и высокотехнологической деятельности, а также приоритетное выделение бюджетных ассигнований на поддержку критически значимых для становления нового технологического уклада государственных расходов.

В налоговой сфере следует исходить из структуры формирования национального дохода, основным источником которого в настоящее время является природная рента. Для ее изъятия государством как собственником недр обычно применяется налог на дополнительный доход у недропользователей, который в России подменен налогом на добычу полезных ископаемых. Однако последний по законам рыночного ценообразования включается в цену продукции и фактически является налогом на потребление энергоносителей и природного сырья, ухудшая конкурентоспособность обрабатывающей промышленности. В отечественных условиях лучшим способом изъятия природной ренты в доход государства являются экспортные пошлины, которые не обременяют внутреннее потребление.

Еще один фундаментальный недостаток налоговой системы – универсальное налогообложение доходов граждан по ставке вдвое ниже налога на прибыль предприятий. Это нарушает базовый для общественного сознания принцип социальной справедливости и стимулирует переток доходов из производственной сферы в потребление. Необходим налоговый маневр по введению прогрессивной ставки налогообложения доходов, компенсируемый введением ускоренной амортизации, снижающей налогообложение прибыли, направляемой на приобретение оборудования. Это позволит увеличить объем инвестиций на пять триллионов рублей при восстановлении общественной поддержки фискальной политики государства.

Несущие отрасли нового уклада

Переживаемая в настоящее время технологическая революция требует освобождения от налогообложения всех расходов на НИОКР. Многие страны выплачивают налоговые премии предприятиям, реализующим инновационные проекты в перспективных направлениях роста нового технологического уклада. Исходя из его структуры и опыта передовых стран необходимо как минимум полуторакратное увеличение государственных расходов на здравоохранение и образование, являющихся несущими отраслями нового технологического уклада, а также двукратное увеличение ассигнований на НИОКР.

При этом увеличение финансирования следует концентрировать на перспективных направлениях развития нового технологического уклада, в которых российские организации имеют конкурентные преимущества. В частности, необходимо на порядок увеличить финансирование научных разработок в сфере молекулярной биологии, генной инженерии и клеточных технологий, изготовления нанотехнологического оборудования, цифровых, лазерных и аддитивных технологий, гелиоэнергетики, нанопорошков и новых материалов.

Очевидным направлением бюджетных расходов с высокой экономической эффективностью является модернизация транспортной, телекоммуникационной, энергетической и жилищно-коммунальной инфраструктуры. Многие критически важные для становления нового технологического уклада расходы, включая финансирование фундаментальных и поисковых исследований, могут быть осуществлены только при бюджетной поддержке.

Важной составляющей бюджетной политики должна стать ориентация госзакупок на приобретение высокотехнологической продукции главным образом отечественного производства.

В период реализации антикризисной политики не следует жестко ограничивать дефицит бюджета, финансируя его за счет внутренних источников и покрывая рост государственных заимствований путем эквивалентной эмиссии денег на рефинансирование коммерческих банков под залог гособязательств. При этом доходность последних не должна превышать среднюю норму прибыли в обрабатывающей промышленности. Именно таким образом действуют все развитые страны – эмитенты мировых валют.

Например, основным каналом денежной эмиссии ФРС США (до 95%) и Банка Японии (около 85%) является покупка государственных долговых обязательств на внутреннем рынке. Европейский центральный банк эмитирует триллионы евро под покупку государственных обязательств стран зоны евро, а в антикризисных целях – даже облигаций системообразующих корпораций. Одновременно центральные банки осуществляют льготное рефинансирование банков-агентов правительства под гарантированные государством инвестиционные проекты, ипотеку, национальные и региональные программы. Причем денежная эмиссия под государственные обязательства осуществляется на длительные сроки (до 30–40 лет), в течение которых купленные ЦБ бумаги хранятся у него на балансе, а выпущенные под них деньги работают в экономике.

Незначительная роль, которую играют в настоящее время российские госбумаги в формировании рублевой финансовой системы (менее 5% накопленной рублевой эмиссии Банка России), а также расширяющийся объем долговых обязательств российского правительства в евро указывают на чрезмерную зависимость России от мировой конъюнктуры и внешних источников финансовых ресурсов. С другой стороны, показывают большие возможности расширения российской финансовой системы на национальной основе. Для расширения рынка государственных заимствований необходимо прекратить использование облигаций и депозитов Банка России, вернув их владельцам вложенные средства.

В отечественных условиях лучшим способом изъятия природной ренты в доход государства являются экспортные пошлины, которые не обременяют внутреннее потребление.

Автор: Сергей Глазьев, научный руководитель Центра исследований долгосрочных закономерностей развития экономики при Финансовом университете, академик РАН

Опубликовано в выпуске № 20 (833) за 2 июня 2020 года

Источник: https://vpk-news.ru/articles/57238

Большинство об этом удивительном факте не знало все прошедшие почти 75 лет после Великой Победы в Великой Отечественной войне. Мы подробно расскажем Вам, как это было. Война на севере Советского Союза началась не в 4ч. утра 22 июня 1941 г. а на неделю позже – 29 июня. Немецкое командование доверило эту «высокую честь» своим союзникам – «горячим, активным, энергичным, финским парням в военной форме». Получив приказ 22 июня выдвинуться и атаковать советские войска, финны начали усиленно думать, соображать, запасаться оружием, боеприпасами, провиантом, проводить учения и т.д. и занимались этим целую неделю. Для 14-ой советской армии это был бесценный подарок. За 7 дней бойцами вдоль границы были дополнительно сооружены оборонительные рубежи – окопы, рвы, доты, дзоты, блиндажи. И это сыграло главную роль в том, что за 4 года войны немцы так и не смогли «вскрыть» советскую оборону и перейти государственную границу СССР. Тем паче, что этот участок границ был стратегически важен для германской армии, захватив который, они бы выиграли бы очень многое. Объясним почему: не захваченная граница проходила по двум полуостровам – Рыбачем и Среднем (23-ий укрепрайон) – на северо-западе от не замерзающего порта Мурманска, куда прибывали транспорта союзников с военной помощью для Союза. Если бы гитлеровцы захватили этот укрепрайон, они бы перекрыли морские пути союзников в Кольский залив, а значит в Мурманск. Установив бы на полуостровах дальнобойную артиллерию гитлеровцы в упор прямой наводкой бы расстреливали конвои союзников. Но этого не случилось. Бойцы 135-го стрелкового полка 14-ой армии стояли здесь на смерть, и никакая сила не могла и не смогла их победить. Прикрывали их с моря корабли Северного флота. Против наших воевала 150-ти тысячная группировка германо-финских войск. Позиции РККА бомбили артиллерия и авиация вермахта. Но и это не помогло оккупантам. Несколько месяцев (!!!) они штурмовали позиции полка, но ни одна пядь советской земли не была отдана агрессору. Фашисты были вынуждены сесть в глубокую оборону и мерзли там обмороженные, деморализованные, до советского наступления на Севере в 1944 г. А так как фашистам не удалось захватить ни Рыбачий, ни Средний, советские войска начали использовать в полном объеме их стратегическое положение. Там расположили мощные батареи дальнобойных орудий 113-го артдивизиона, благодаря которым немецкие корабли, которые охотились за судами союзников, «потеряли покой». За четыре года было пущено на дно морское 38 кораблей противника, 50 вернулись в свой порт с серьезными повреждениями.

…На Рыбачем и Среднем стоят памятники воинам – героям 135-ти стрелкового полка, которые в жестких условиях Заполярья, постоянных штурмов, бомбардировок, выстояли и не дали врагу, даже на шажок, переступить государственную границу СССР ни разу за все 4 года войны.

Автор: Борис Ляшко

Источник: https://aeslib.ru/istoriya-i-zhizn/velikie/neizvestnoe-ob-izvestnom-na-severe-sssr-nemetskie-vojska-za-4-goda-vojny-ne-smogli-perejti-gosgranitsu.html

«ЕСТЬ ПОДОЗРЕНИЯ, ЧТО ЭПИДЕМИЯ НАЧАЛАСЬ НЕ В КИТАЕ»

— Андрей Петрович, какой версии о происхождении COVID-19 вы придерживаетесь? Это случайность или чья-то злая воля?

— Очевидно, что не боевое биологическое средство, так как все-таки не очень эффективно действует, в основном на стариков. Так что это не оружие. Но вероятность того, что нынешний коронавирус является утечкой в результате каких-то экспериментов, очень велика.

Дело в том, что в США в конце лета — начале осени 2019 года была эпидемия с очень похожими симптомами. Это списали на «болезнь вейпов». Но затем с появлением коронавируса информация о том заболевании исчезла, а ведь к ноябрю были тысячи заболевших. Там все то же самое: странная пневмония, болеют не только те, кто курит электронные сигареты. Это проверила такая авторитетная организация, как клиника Майо в Америке. Так что есть подозрения, что эпидемия началась не в Китае. Кроме того, существуют некоторые детали, которые американцы стараются не пояснять. Дело в том, что изменчивость вируса большая, но его исходная версия как раз бушует в США, а в Китае и некоторых других странах больше уже вторичная форма. Потому есть вероятность, что это все-таки утечка.

Почему подобное может быть опасно? Мы знаем, что какие-то работы в данном направлении велись, есть официальная информация, что с коронавирусами летучих мышей проходили эксперименты. В частности, ученые показали, что можно модифицировать коронавирус таким образом, чтобы он поражал легочную ткань человека. Это было проверено еще в 2013 году, кстати, в США. Конечно, данный вирус не тот, с которым велись эксперименты тогда, но дело-то в том, что сейчас в мире есть сотни мест, где эти эксперименты можно повторить.

Потому вероятность утечки вируса в ходе экспериментов велика. Но, к сожалению, данную опасность недооценивают. Это сейчас смертность от COVID-19 — 2–3 процента, тогда как при атипичной пневмонии было более 10 процентов. Но ничто не мешает появиться тем же путем новому вирусу, который будет опаснее. А ведь вакцины, как мы знаем, пока нет.

Но, наверное, наибольшее подозрение вызывает явная пропагандистская кампания с целью обвинить китайцев. При этом запущено несколько взаимоисключающих версий. Одни из них связаны с тем, что китайцы едят летучих мышей и вот на рынке съели больную мышь. А на самом деле они летучих мышей не едят. Другой вариант, что в Ухани велись биологические эксперименты и вот произошла утечка. Но тогда вариант с поеданием летучих мышей отвергается. Тем не менее одновременно продвигают обе версии. В качестве курьеза можно вспомнить, как несколько лет назад наш минздрав [аналогичным образом] предъявил претензии питерским медикам, что у них большой рост заболеваемости гриппом. А дело было лишь в том, что они научились хорошо отличать грипп от других ОРВИ.

— В одной из своих публикаций вы писали: «Складывается впечатление, что уханьские вирусологи виновны лишь в том, что они первыми обнаружили и определили новый вирус».

— Конечно, да. Предположим, какая-то летучая мышь на чердаке несла в себе этот мутантный вирус. А вообще, коронавирусов уйма. Они есть у кошек, людей. Предположим, действительно заразились от животного. Но почти одновременно с этим болезнь появилась в священном городе шиитов в Иране. Какая связь уханьского рынка и священного города шиитов? Так что есть всякие подозрения, но эта тема отдельная.

— Подобные коронавирусы типа SARS и MERS уже встречались, но они не вызывали остановки всего и вся по всему миру. Чем отличается нынешняя ситуация?

— Заразность разная. Это действительно сложный вопрос в том смысле, как правильно вести себя. Конечно, вроде опасность не очень велика, особенно это касается молодежи, для них опасность умереть околонулевая. Но все руководство стран старше 40 лет. Я еще в марте общался со знакомым из США, который сказал, что зря относимся несерьезно. Если у вас лишний вес и апноэ (по-русски — храпуны), то вероятность умереть больше, чем выиграть в лотерею. Понятно, что люди испугались.

У нас недавно ряд ограничений отменили, а часть сохранили, так что проверим, работают они или нет. Например, Греция — не очень богатая страна, но там справились, просто соблюдая дистанцию между людьми. Есть анекдот про шведов о том, что их было сложно приучить соблюдать дистанцию 1,5 метра, потому что они привыкли держать 5 метров. А у итальянцев большие семьи. Например, приезжает к родственникам кто-то, кто работает в бутике в Милане, и должен со всеми дядюшками и тетушками обниматься и целоваться, а потом рыдать на груди умирающей прабабушки. Подобное и привело к таким последствиям.

Все-таки смертность 2 процента — это много. Легко посчитать, что если у нас зараза распространится на все население страны, то будет более 2 миллионов умерших. Каждый день по 8 тысяч заболевших, надо понимать, что треть из них без симптомов, но 2 процента от оставшихся умрут. Это все лотерея: кто-то переносит легко, а кто-то — нет.

— Китай обвиняют в рамках торговой войны с США?

— Действительно, есть такая ситуация. Тональность подачи материалов о коронавирусе явно антикитайская. Чем это вызвано? Заметно, что в первом полугодии 2020-го сменилась мировая повестка дня, в первую очередь в западных СМИ. До того была демонизация России, а сейчас о ней как будто забыли. Теперь главная тема — Китай. Даже на развлекательных ресурсах с карикатурками РФ нет, а КНР и Евросоюз есть.

— С чем вы это связываете?

— В мире происходит циклопический сдвиг в модели экономики, которая на протяжении многих десятков, а может, даже сотен лет колебалась между двумя состояниями: либеральной и протекционистской. Либеральная модель экономики подразумевает, что обмен капиталами, продукцией и факторами производства максимально облегчен и свободен. А протекционистская затрудняет эти процессы, таким образом страны защищают свое производство: не выпускают за границу сырье, не пускают к себе готовую продукцию.

В свое время США были протекционистской страной. Известные события войны Севера и Юга как раз с этим связаны. Дело в том, что южане были сторонниками свободной модели экономики, поскольку торговали хлопком с Англией, а северяне придерживались протекционистской модели и хотели свое сырье обрабатывать сами, чтобы развивать свою промышленность. Тогда протекционисты в Америке победили, но до определенного момента. Все мы знаем, чем стала Америка в XX веке. Кончилось все тем, что американцы оказались заинтересованы в свободной экономике, когда добились хороших стартовых позиций. Мы наблюдали распространение этой модели во второй половине XX века, причем при гегемонии США.

Что сейчас произошло? В последние годы, даже, может, десятки лет, Запад стал опасаться того, что с глобализацией и переводом производств в дешевые регионы немного переборщили. Потому есть опасность, что промышленность Запада деградирует, а азиатская, наоборот, слишком хорошо растет. В США это ударило по целым штатам, которые потеряли обувную (Нью-Гемпшир), оружейную (Коннектикут) промышленности. Беда в том, что данная политика объективно вредила экономике США, но те, кто в нее вложился, как раз не несли потерь — это касается финансового капитала, которого не волнует, как и где получать прибыль. Значительная часть политиков выросли в глобализованной системе. При ее сломе произойдет перераспределение ресурсов, богатств. Потому нынешний конфликт в США — это как раз противостояние протекционистов (не один Дональд Трамп, а производственный капитал, средний класс, который заинтересован в производстве, квалифицированные и неквалифицированные рабочие) с теми, кто заинтересован в дешевом китайском товаре. Это финансовый капитал, а также слои, которые потребляют товары, но в процессе производства не участвуют. Кроме того, там есть элемент социальной инженерии. Понятно, что финансистов пропорционально меньше, чем рабочих в любой стране. На действительно свободных выборах они скорее проиграют. Поэтому был создан целый класс, который живет на пособия и который станет голосовать за демократов. Естественно, пособия подаются как нечто социалистическое, потому их называют левыми, но на самом деле они не те левые.

В этой ситуации, чтобы продвинуть свою повестку дня, Трампу и его соратникам необходимо демонизировать разными путями нынешнюю основную мастерскую мира, то есть Китай. Способов много, мы все их испытали на себе. Это как традиционные действия по дипломатическим каналам, так и не очень традиционные.

Дорого яичко ко Христову дню. Потому данный вирус вовремя появился, что очень подозрительно и вызывает желание подумать об этом. А может, просто совпадение.

 «АМЕРИКА СТАНЕТ ДОБИВАТЬСЯ, ЧТОБЫ КИТАЙ БЫЛ ПОЛНОСТЬЮ ИЗОЛИРОВАН»

— Считаете ли вы, что коронавирус стал тем триггером, который запустил мировой кризис, которого эксперты ждали уже несколько последних лет?

— Коронавирус не спусковой крючок, а настоящая полноценная причина экономического кризиса, он парализовал целые отрасли экономики. Еще в марте, когда было не очень понятно, что произойдет, когда только вводили ограничения на сообщение с Китаем (что дало, кстати, хороший эффект), мы говорили о том, что любое ограничение сообщения между странами приведет к падению производства и потребления, а для нашей страны это означает уменьшение спроса на энергоносители. По нам подобное стукнет очень сильно. Такое легко предсказать. А вот был ли обязателен собственно кризис, «обычный», говорить трудно. История сослагательного наклонения не имеет.

Год назад стало понятно, что произойдут изменения, если в Америке возьмет верх линия, которую продвигают сторонники Трампа, и мир развалится на замкнутые экономические образования, что приведет к некоторому сокращению, к чему-то типа кризиса, но не такому значительному, какой случился сейчас. Несомненно, что-то должно было измениться, но не так сильно. Потому мне кажется, что коронавирус — тот самый черный лебедь, который прилетел, ударил и вызвал такие последствия. Но это не спусковой крючок мирового кризиса.

Важным механизмом либеральной модели и ее символом была Всемирная торговая организация (ВТО). Как вы помните, мы в нее долго вступали.

— Почти 20 лет.

— А в чем был смысл ВТО, основная ее парадигма? Задача организации — добиться того, чтобы таможенные пошлины при торговле по миру не превышали 3,9 процента. При этом между развитыми странами должно быть вообще 3,2 процента. Для развивающихся государств допускалось защищать свой рынок таможенными пошлинами в пределах 10 процентов. Это была основная задача ВТО. Тогда и существовал спор о том, что для нас такой уровень защиты недостаточен даже на рынке сельхозпродукции. Притом у нас никто из сторонников ВТО не называл, какие же плюсы страна получит от вступления в нее. А сейчас об этой организации все забыли. Американцы вводят санкции и торговые ограничения, ведут себя так, как хотят, правда, они и раньше ничего не стеснялись.

Поэтому глобальные изменения намечались еще раньше, правда, до сих пор пока еще не пришли. Я так понимаю, что сейчас, наверное, пределом будет полная торговая блокада и санкции против КНР со стороны США. Америка станет добиваться, чтобы Китай был полностью изолирован и никому никакой машины и гаджета не смог продать.

— Это сложно представить, ведь почти все производится как раз в Поднебесной.

— Именно так. Американцы сейчас попытаются вернуть все обратно к себе. Они не могут себе позволить рассориться со всем миром, постараются привлечь к своей политике «экономического окружения Китая» в том числе и нас, но нам нет смысла им помогать в этом. США, конечно, уже стараются сбавить тон пропаганды против нас, пошли осторожные публикации о том, что Россия не такая уж плохая. Но для нас крайне опасно проявлять слабость и падать в объятия американцев.

— Мы же вроде бы с Китаем после 2014 года друзья навеки.

— Я не хочу кого-то хвалить, но даже Борис Ельцин в 1996-м подписал некую декларацию с китайцами о каких-то совместных интересах. Дело в том, что мы с ними соседи. А есть пословица, что близкий сосед важнее, чем дальний родственник. Хотим или нет, но мы соседи, а значит, отношения должны быть хорошими.

Кроме того, если возьмем историю, то наша страна сыграла важную роль в получении Китаем статуса великой державы, в том, что он добился единства и независимости. Мы, несмотря на все размолвки и конфликты, в принципиальном плане Поднебесную всегда поддерживали, например в вопросе Гонконга, Тайваня и прочем. Это важный момент. Мы вполне естественные партнеры. Тем более есть тот факт, что китайцы производят все что угодно. Как вы помните, после присоединения Крыма нам нужно было проложить мощный подводный кабель с территории Кубани в Крым. Американцы наложили санкции, не продавали и запретили это делать европейцам. Зато продали китайцы. А если бы их не было? Сами же мы такой кабель не умеем делать.

Нас этими санкциями сильно били в конце эпохи Советского Союза, нам ничего не продавали, даже электронные игрушки, в которых были микросхемы: мол, русские и из них что-нибудь сделают. А сейчас РФ в данном отношении придавить нельзя. Сколько ни пытались санкциями, оказалось, что нет никаких рычагов против нас. Это благодаря Китаю. Китайцы в 2014 году нам даже предложили финансовую помощь, но наши сказали: «Нет, спасибо, справимся». Так и получилось.

— Поплатится ли Трамп следующим президентским сроком из-за его войны с Китаем?

— Это как раз очень темная история. В том и беда, что мы точно не знаем, кто победит в Америке: протекционисты или сторонники прежней экономической линии. От этого зависят экономические прогнозы, инвестиции. У меня сложилось впечатление, что Трамп все-таки одерживает верх, несмотря на последние события. Я вижу смену информационного вектора, все движется к тому, чтобы бороться с Китаем. Именно он основной противник. Мне кажется, это означает, что Трамп продавил свою точку зрения. Потому впереди нас ждет американский протекционизм, борьба с китайским экспортом, попытки лишить КНР необходимого сырья.

 «КОГДА МИРОВАЯ ФАБРИКА — ЭТО УЖЕ НЕ США, ТО ЧТО-ТО ДОЛЖНО ПОМЕНЯТЬСЯ»

— Вернемся к нынешнему кризису. Он отличается чем-то принципиально от предыдущих? Некоторые эксперты полагают, что это новый кризис, для которого еще не написаны учебники и нет точных советов, как из него выйти. Согласны?

— Конечно. Но подобное, наверное, относится к любому кризису. В основном те, которые мы изучали по Карлу Марксу, были кризисами перепроизводства. Они в ограниченном виде в некоторых сферах экономики происходят и сейчас. Но главная причина связана со сферой обращения и определенной политикой. Сам Маркс отмечал, что главной причиной было потребительское кредитование. Когда экономика затухала из-за отсутствия платежеспособного спроса, велась политика кредитования. Это давало стимул экономике, но через некоторое время деньги надо возвращать. Но и так не было средств на покупки, а тут еще хуже — нужно банку платить. Такая искусственная стимуляция приводила к катастрофическому падению спроса и, соответственно, кризису перепроизводства. С периодичностью лет 10 такое в Европе происходило. Сейчас это тоже случается: развитие потребительского кредитования приводит к тому, что все окажутся в долгах, которые надо возвращать.

В чем особенность нынешнего кризиса? Если мы возьмем XIX век, то тогда, так или иначе, существовала для всех единая валюта — золото, драгоценные металлы. После Второй мировой войны по итогам Бреттон-Вудского соглашения были назначены две основные резервные валюты — доллар и английский фунт стерлингов, который через некоторое время отказался от этой роли, не потянул. Я еще помню те времена, когда фунт стерлингов был в 4 раза дороже доллара, а сейчас они почти сравнялись. Проблема в том, что США оказались главным казначеем, держателем этой резервной валюты. В то же время она используется в самих Штатах. Им иногда надо решать свои экономические проблемы, в том числе печатанием долларов. Так же и сейчас: для борьбы с вирусом там печатают триллионы долларов. В итоге это приводит к тому, что доллар падает. Мы того не видим, потому что у нас курс рубля по отношению к доллару, но инфляция измеряется не к чужой валюте, а к материальным благам. Проще говоря, речь идет о том, что мировой резервной валютой должен был стать, видимо, юань, возможно, в партнерстве с долларом. Но ситуация непонятная. В конечном итоге любая валюта — квитанция на получение материальных благ, допустим, пары сапог. Единственная разница, что на складской квитанции то, что написано, может меняться. Мировая валюта у тех, кто производит. После войны понятно, почему доллар стал мировой валютой: США обеспечивали 50 процентов мирового ВВП, на доллар можно было купить все, всегда и везде. Сейчас по инерции ситуация сохраняется. Но когда мировая фабрика — это уже не США, то что-то должно поменяться.

— Насколько разрушительным будет кризис?

— Я оптимист. Наоборот, после завершения пандемии (другой вопрос — как скоро: как гласит американская пословица, любой лесной пожар рано или поздно прекращается), я думаю, экономика отыграет. Не произойдет дальнейшего распада экономик. Наоборот, все с удвоенной силой бросятся зарабатывать деньги и их тратить.

— А что тратить? У большинства россиян, согласно опросам, нет сбережений, а те, что были, уже проели.

— Для нас самое неприятное в другом — мы немного по-другому рассматриваем кризис. Страны, которые производят, видят его не как то, что они что-то проели, а как то, что не сделали то, что могли бы: не сковали, не сшили, не произвели. В этом плане китайцы уже решили вопрос — продолжают работать, производят. А наши сырьевые отрасли, конечно, сильно пострадали в связи с пандемией. Но тем не менее для производителей это даже хорошо: они меньше тратят на сырье. Так или иначе, то, что производят в Китае, найдет своего потребителя. Мы тут не показатель. Наша страна не самый большой рынок в мире, надо смотреть на то, что происходит в США. Я думаю, что для нас времена довольно тяжелые, но это не мировой кризис. Не знаю, хорошо подобное или плохо.

У нас же ситуация сложная. Я не большой любитель той экономической модели, которая в России создана. У нас формально безработных не очень много, но разница между количеством официально занятых и числом трудоспособного населения — десятки миллионов. Они все где-то работают, но от случая к случаю. Потому государство не может даже запустить программу поддержки такой части населения, потому что непонятно, кому деньги давать и какие. Я думаю, это была главная причина, почему у нас не применялся закон о ЧС. Видимо, так и не возникло понимание, какую экономическую политику сейчас проводить. Конечно, необходимо было вводить платежи для поддержания на минимальном уровне потребительской активности. Сейчас [российские власти] решили выбрать довольно жестокий путь — снять ограничения и идти по минному полю, делая вид, что мин нет. Американцы, кстати, такой метод практиковали во время войны, но обвиняли в этом нас.

 «У НАС КАТЕГОРИЧЕСКИ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАПРЕЩЕН ВЫВОЗ ЛЮБОГО СЫРЬЯ»

— Как вы оцениваете действия наших властей по борьбе с кризисом? Стоит ли тратить ФНБ? Или следует раздать всем, условно говоря, по 20 тысяч рублей?

— Я не очень понимаю ситуацию с резервными фондами: какой смысл накопления каких-то циферок, которые хранятся где-то на жестких дисках? На мой взгляд, нет никакой разницы между тем, что мы начинаем распечатывать данные фонды в рублях, и тем, что рубли мы просто напечатаем из ничего. Разница только на учетах. На самом деле это то же самое — эмиссия, которая приведет к определенным последствиям — росту цен. Избежать такого нельзя. Но что делать? Это форс-мажор.

Другой вопрос с валютными резервами. Все государства стараются иметь резервы в валюте, золоте и так далее. Я анализировал, как резервы сработали в истории XX века. Оказалось, что не очень хорошо. Допустим, из Первой мировой войны наши союзники, например Англия, вышли с большим объемом резервов, чем вошли. Они производили, оружие нам поставляли, но не просто так, а за золото. Оно шло как залог за кредиты, которые нам давали. Похожая ситуация была во Второй мировой войне. Если американцы нам что-то давали по ленд-лизу, то есть бесплатно, то у англичан мы покупали за золото, причем оно только тогда засчитывалось, когда прибыло в Англию. Какой-то крейсер с золотом немцы утопили, поэтому пришлось второй раз отправить. А если бы у нас была своя промышленная продукция, то не платили бы золотом. Вот ответ, надо ли накапливать резервы.

Или вот в России какие-то резервы в долларах, а конфликт у нас будет против США. И куда мы с долларами пойдем?

— То есть вы против накопления разного рода кубышек? Например, экономист Александр Некипелов считает, что деньги надо было вкладывать в модернизацию экономики. А как думаете вы?

— Да, я согласен, что все эти резервы нужно иметь в виде своей промышленности и добавленных материальных запасов. Я полностью на стороне Некипелова. Считаю, что необходимо иметь собственную экономику. В этом случае мы в условиях кризиса даже можем еще и заработать. Китайцы уже заработали на «коронавирусном» кризисе: на продаже средств защиты, медицинского оборудования. Мы же в основном несем потери.

— Как говорится, поздно пить «Боржоми», когда почки отказали. Мы уже не успели заранее вложить в промышленность и экономику.

— Есть такой альпинистский анекдот. Альпинист свалился в трещину, к краю подползает товарищ: «Вася, живой? — Живой. — Не поломался? — Нет. — Сам вылезти можешь? — Нет. — Почему? — Я еще лечу». Если бы какие-то решения приняли 20–30 лет назад… Экономика — очень инерционная вещь. Надо было вкладываться, конечно, в развитие собственной экономики. Полагаться на то, что кто-то к нам придет и сделает ее, нельзя, тем более в 1990-е годы. Все понимают: зачем создавать какое-то производство в России, если данный товар уже можно привезти с работающего завода? Единственный способ добиться того, чтобы здесь строили какие-то предприятия, — осложнить ввоз соответствующей продукции. Обратная ситуация с вывозом сырья. У нас был опыт в целлюлозно-бумажной промышленности, когда мы по неизвестной причине в 2006-м ограничили вывоз леса-кругляка. Тогда случилась неожиданная волшебная ситуация: в том же году потекли инвестиции в обработку лесного сырья в нашей стране: как грибы после дождя стали появляться на основе иностранного капитала предприятия. Но потом мы пошли навстречу западным партнерам и сняли ограничения на вывоз кругляка. Кстати, затем при вступлении в ВТО мы данное обязательство подтвердили, что не введем никогда ограничения на вывоз леса. Это было одно из условий нашего вступления в ВТО. За нами следят, чтобы мы не смели какую-то свою промышленность создавать.

У нас категорически должен быть запрещен вывоз любого сырья. Его надо обязательно перерабатывать. Мало кто знает, что природный газ и метан — два разных товара. Если его очищать, делить на фракции, извлекать пропан, бутан, то можно продавать дороже. Правда, это у нас недавно стали понимать: там, где «Сила Сибири», начали строить завод по переработке газа, потому в Китай пойдет уже метан и остальные фракции. Но в Европу поступает именно природный газ. Это была давняя европейская политика: получать из России максимально сырую продукцию. Например, до Первой мировой войны существовало российско-германское соглашение 1895 года, мы в 1905-м его еще продлевали. Мы поставляли немцам зерно. Хотели муку, но они сказали: «Нет, только зерно». И у них прямо на границах стояла цепочка мельниц. Немцы приобретали зерно, тут же мололи муку, получали прибавочную стоимость и богатели на нашем сырье.

К сожалению, мы эту тему упустили, многое потеряли. В 1990-е годы была идея, что мы сейчас научимся сырье продавать, а потом создадим промышленную переработку и захватим мировой рынок. Это не сработало. А вот протекционистские механизмы кое-где действуют. Вспомните про контрсанкции. Когда у нас ограничили импорт некоторых видов пищевых продуктов, один знакомый производитель свинины из Белгородской области свечку в церкви поставил. Этот регион лидировал по производству свинины, а при вступлении в ВТО обрезали пошлины на импорт свинины из Европы, потому ситуация была тяжелой. Сейчас более-менее она исправляется. Самое главное, что негатива мы от контрсанкций не испытали. Был риск, что подскочат цены на продовольствие из-за санкций и контрсанкций, но по сравнению с промышленными товарами никакого скачка не произошло: просто заместили — и все заработало. Вот пример — другим наука. Это может касаться не только сельского хозяйства.

 «ИСТОРИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС СЕЙЧАС В ТОМ, ЧТО КИТАЙ — СТОРОННИК СВОБОДНОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ»

— Еще в феврале в одной из публикаций вы писали: «Нам нужен новый курс, который гласит, что Россия — отдельная цивилизация, развивающаяся по собственным правилам». Поясните, что вы имели в виду? Какие это должны быть правила?

— Есть конкретное экономическое наполнение у данной идеи. Идея реформ в 1990-е годы была в том, что «все животные равны», а нам достаточно снять ограничения на обмен товарами, услугами и капиталами — и к нам хлынут иностранные инвестиции. Это сейчас даже смешно читать. Была надежда, что зачем-то к нам придут иностранные инвестиции. Но если мы возьмем экономическую теорию, то обнаружим, что даже у Адама Смита есть положение о неких естественных преимуществах. Понятно, что водяную мельницу не надо ставить там, где нет рек. Проблема в том, что в конкурентную борьбу нужно вступать, когда у тебя есть некие преимущества. Ее любой новый участник и так находится в неблагоприятных условиях, ему надо сначала много вложить, прежде чем выйти на новый уровень. Юго-Восточная Азия в свое время выиграла джекпот за счет того, что там низкий уровень издержек и население, которое работоспособно и согласно на низкую оплату. Это было известно давно, еще в 1817 году Рикардо объяснял, что цена рабочей силы русского выше, чем у какого-нибудь индуса, потому что у последнего меньше потребностей. Капиталисту все равно, кто на него станет работать, но небезразлично, сколько придется платить.

Поэтому надо было разобраться в том, что мы как страна можем предоставить для мировой системы разделения труда, способны ли в ней полноценно участвовать. Дело в том, что не только мы оказались в неудачной ситуации, когда, имея полноценную экономику, ее лишились. У нас сейчас нет экономики, которая могла бы работать сама на себя как единый механизм, мы очень сильно зависим от других рынков. Есть пример Южной Африки, там после того, как пал режим апартеида, изменились экономические правила, в частности, там тоже была шоковая терапия — некоторый аналог тех реформ, которые произошли у нас в 1990-е годы. Экономический итог подобного плачевный. Это объясняют тем, что там чернокожие, которые ничего не могут сделать. У нас в России их не очень много, а сказать, что мы добились большого экономического роста, нельзя. Мы вступили в мир экономики, открыли экономические границы, не очень понимая, что должны делать. Горестная история нашего автопрома: нельзя сказать, что за 30 лет мы добились того, чтобы вытеснить иностранные машины хотя бы с нашего рынка, не говоря о том, чтобы захватить какой-то другой. Не работает та экономическая система, которую предложили.

— Тогда какая должна быть? Я из ваших слов поняла, что мы должны запретить экспорт сырья и развивать переработку. Что еще?

— Мы должны максимально усложнить экспорт сырья и импорт готовой продукции — это азбука протекционизма. Причем подобное должно касаться не всех сфер промышленной продукции, потому что если ты что-то не собираешься развивать, то нет смысла усложнять ввоз. Надо дифференцировано подходить к этому вопросу, вводить сложный таможенный тариф. Именно таким занимались наши экономисты и практики, которые добивались индустриализации у нас в стране. Самая известная история — индустриализация при Александре III, когда экономическим советником царя являлся Дмитрий Менделеев, который своим главным достижением считал не периодическую систему элементов, а таможенный тариф, который был разработан. В этом корень вопроса.

Сейчас ситуация для нас в политическом плане осложнилась, потому что мы конкурируем главным образом с китайским производством. А Китай — наш политический союзник. Если мы попытаемся закрыться от него, это вызовет массу осложнений. Так что нам надо создавать экономическую политику, но притом координировать ее с китайскими политическими союзниками.

Исторический парадокс сейчас в том, что Китай — сторонник свободной либеральной экономики, основной бенефициар системы, при которой происходит свободная торговля продукцией и сырьем. А те, кто раньше стоял за подобное и рвал на груди рубаху, наоборот, теперь противники либеральной экономики, хотя вслух о том, может, и не говорят. Это Англия — владычица морей, США, которые тоже мировая мастерская. Они сейчас протекционисты, защищаются, хотя не говорят открыто о том. Вслух же утверждают, что сторонники свободной торговли, но не с китайцами, с которыми торговать не хотят, и другим не разрешают.

Это парадоксальная ситуация, в которую мы попали. Я не знаю, как из нее выйти малой кровью. Все любят власть поругать, но наше руководство постоянно общается с китайским, особенно не афишируя. Видимо, что-то пытаемся сделать, хотя поле для совместной деятельности широкое, непаханое, даже в том же космосе. Потому правильная экономическая политика для нашей страны — это очень непростое дело. Проводя ее, надо еще учитывать то, что любая деятельность вызывает определенное противодействие. Если вы накладываете ограничение на какую-то продукцию, то и нас будут стимулировать уйти с рынка.

— Как же будем выходить из кризиса?

— Финансовая система, построенная на американском долларе, должна быть как-то реорганизована. Как это произойдет, пока никто точно не знает. А на нас действуют факторы, которые будут утяжелять нашу экономическую ситуацию. Например, некоторые газовые месторождения оказываются не такими емкими, как мы думали, а ведь мы живем во многом за счет газа. Так что никто не обещал, что будет легко.

 «МЫ МОЖЕМ РАЗВИВАТЬСЯ ТОЛЬКО ЗА СЧЕТ СВОЕГО ВНУТРЕННЕГО РЫНКА»

— На ваш взгляд, подходит ли нам рыночная модель развития, которую мы уже почти 30 лет строим? Или она в принципе не то, что для нас нужно?

— Это уже отдельная тема. Мы еще со школы привыкли, что если какая-то задача трудная и не решается, то можно посмотреть ответ в конце учебника и подогнать решение. В реальной жизни это не так — некуда заглянуть и посмотреть правильный ответ. К тому же у некоторых задач решения нет. Это всегда надо иметь в виду.

Для того чтобы сказать, какой тип экономики нам нужен, необходимо представлять, как работала социалистическая система в нашей стране. К 1990-м годам серьезные экономисты, а не только жулики, которые занимались реформами, столкнулись с тем, что мы точно не знали, как работала наша экономика.

Есть серьезная проблема частной инициативы. Чем отличается предприниматель от чиновника с большими полномочиями? Бизнесмен отвечает своей шкурой за свои решения: если он сделал что-то, что не имеет аналогов в мире, но не нашел ни одного покупателя, то прогорит. И это правильно: нельзя заниматься творчеством ради одного потребителя — самого себя. Современная экономика так не работает. В этом отношении предприниматели в такой рыночной системе трудятся в более честной среде. Если ты работаешь на потребительский рынок, значит, думаешь о людях, которые будут это потреблять. Насколько мы понимаем, в Китае достигнут определенный баланс между государственной системой управления экономикой и частной инициативой. У нас нет исследований на эту тему. Но можем предположить, что в период государственного монополизирования экономики была создана хорошая инфраструктура: в Китае неплохие условия в том плане, что нет проблем с доступом к электричеству, коммуникациям. Насколько знаю, китайские предприниматели пытались выходить за пределы своей страны, искали какие-то места, где еще проще, но оказалось, что инфраструктуры нет — дорог, электроснабжения, канализации, того, что у них было достигнуто в 50–60-е годы. Также есть вопрос по типу собственности. Мало кто знает, что компания Huawei по типу колхоз, то есть она принадлежит своим сотрудникам, но работает, несмотря на санкции. Думаю, мы еще увидим продукцию с характерным цветком лотоса.

У нас же те, кто пытается что-то производить, не получают защиты от государства, оказываются в тяжелом положении. Хотя некоторые умудряются работать даже в этой ситуации. Помните, одно из заседаний Госсовета Владимир Путин провел на заводе «Ростсельмаш»? Предприятию трудно конкурировать даже на внутреннем нашем рынке, посмотрите на поля — там какой только техники нет, не только John Deere. И в легкой промышленности кто-то работает, даже обувь продолжают выпускать, хотя во всем мире Китай уже давно подмял под себя.

Мы же не ограничены ни по ресурсам, ни по кадровому потенциалу, да, с инфраструктурой есть некоторые сложности. Главное наше ограничение в том, что уровень издержек при производстве не ниже среднемирового, поэтому мы не можем оказаться мировой фабрикой, экспортером всего, как стал Китай. Мы можем развиваться только за счет своего внутреннего рынка, защищать его от иностранной конкуренции в тех областях, в которых это необходимо. Отчасти в том нам помогают наши партнеры, но мы мало используем такие удобные случаи. Имею в виду санкции против нас, которые направлены на некое экономическое давление, нам надо отвечать и принимать меры для развития нашей экономики.

Второй момент — нам четко нужно выбирать, к какому экономическому блоку принадлежим. Исторически мы страна европейская, хотя европейцы считают нас азиатами. Так или иначе, нам необходимо выбирать и развивать сотрудничество с Китаем.

— У нас есть шанс все-таки встроиться в мировой рынок?

— Нет, 30 лет реформ ясно показало, что на мировом рынке нас не ждут. Нас видят только как поставщиков дешевого минерального сырья и рынок по сбыту промышленной продукции. Причем, когда мы соглашаемся на такое разделение труда, начинается политическое давление, от нас требуют определенного поведения и во внеэкономических сферах, используя наше подчиненное экономическое положение. Все мы знаем историю с «Северным потоком». Потому надо понять, что мировая система — это пропагандистский миф.

Также хочу коснуться вопроса конфликта цивилизаций. Есть выражение: «Необходимость умного ведет, а дурака тащит». Дело в том, что многие вещи из тех, которые для нас очевидны и теперь выполняются на высшем уровне, 20 лет назад являлись предложениями от политических маргиналов — патриотической оппозиции, которая была малозначительна. Тогда уже говорилось, что Россия — это особая цивилизация, что нет единого плана развития для всех стран, а если мы будем выполнять те шаги, которые советуют западные партнеры, то совсем не факт, что будут работать у нас. Так что нам нужно не западных консультантов назначать на важные должности, а самим понять, как работает система. Тогда же оппозиция говорила, что нам надо убрать из нашей Конституции 15-ю статью о том, что международное законодательство обладает приоритетом над внутрироссийским, что подобное для нас неприемлемо. Но многие из тех, кто придерживался таких взглядов, за них же потом и пострадали. Это касается и темы протекционизма.

Есть две конкурирующие концепции: отдельных цивилизаций и некоего единого исторического пути развития. На Западе концепция цивилизаций связана с историком Арнольдом Тойнби. У нас она еще раньше высказывалась, был Николай Данилевский, у которого это называлось культурно-историческими типами, они по-разному развиваются. Подобное действительно так. Мы найдем массу отличий в историческом развитии нашей страны, западноевропейских и центральноевропейских государств. С другой стороны, у нас есть общие черты с какими-то далекими от нас социумами. В частности, общинный тип владения землей резко отличает нас от Европы. Но подобный тип до сих пор существует в Китае и кое-где в Латинской Америке. Этим мы отличаемся от стран, где есть частная собственность за землю. Вряд ли мы полностью друг друга поймем. Может, мы уже давно не крестьяне, но на общество подобное накладывает серьезный отпечаток.

Это касается как раз и экономики. Очень часто оказывается, что одни и те же механизмы не работают. Скажем, строишь в Африке завод, а местное население на нем отказывается работать. Поэтому нам надо понимать свою страну и исходить из того, что мы о ней знаем. Потому я с некоторой иронией воспринял недавнее заявление Путина, что Россия — это отдельная цивилизация. Когда-то такое считалось ересью, сразу заклевали бы. Сейчас так можно говорить, но у подобных высказываний должно быть внутреннее наполнение.

Тем не менее самое главное в том, что мир разваливается на экономические блоки: европейский, атлантический (США и Англия), Китай с некоторой периферией (мы даже точно не знаем, кто может оказаться в этой орбите). Страны старого производства проиграли конкурентное состязание в области производства, но до сих пор обладают сильными инструментами, которые по-прежнему делают их великими державами, это в первую очередь финансово-банковская система. Никто сейчас не может ответить, почему же Англия до сих пор великая держава. Дело в том, что английские и американские банки контролируют мировую торговлю, они ее кредитуют. Кредитование мировой торговли — важный момент, это то, что делает страну великой экономической державой. Кто-то говорит, что китайцы производят и продают больше американцев, тем не менее вопрос далеко не решен. Неизвестно, как повернется ситуация, произойдет ли переход к китайской гегемонии. Американцы вполне могут, включив защитные механизмы, снова стать экономически мощной державой. Потому нет точного ответа. Не надо думать, что какие-то бунты чернокожих — это что-то серьезное, тут всего лишь инструмент внутриполитической борьбы в США. Может быть, опять глобалисты сдвинут Трампа и снова будут китайской продукцией пользоваться при некоторых условиях, например, постараются, чтобы те не очень много бонусов получали от того, что они производят. Пока нет однозначной определенности.

Также американцы не могут больше себе позволить оккупацию Западной Европы и Японии. Еще в 1990-е годы стало ясно, что США не способны содержать там войска. А НАТО и ЕС — это механизмы не объединения Европы, а контроля со стороны США. Раньше, чтобы ввести санкции против России, Англии надо было со всеми странами договариваться, такое случалось в XVIII–XIX веках. С ЕС все проще: чиновники собрались и проголосовали. Так что это механизм контроля над Европой. Так вот сейчас американцы не могут себе такое позволить. Говорят, что Трамп собирается выводить войска из Германии, так на самом деле они уже 10 лет это делают. То же самое с Японией. Как же будет выглядеть Европа, где немцы обладают экономической гегемонией, политическим влиянием? Они уже сейчас добились, не имея ядерного и ракетного оружия, того, что Гитлер и Наполеон не смогли. Так что еще неизвестно, какой будет Европа, с которой нам придется рядом жить.

Автор: Елена Колебакина-Усманова

Источник: https://www.business-gazeta.ru/article/472458?utm_source=important-box_week

Интересные и исторические события происходят вокруг Афганистана. США объявили устами президента скорый исход с «кладбища империй». Дональд Трамп убеждён в бесполезности афганской истории: самая долгая военная кампания «не имеет смысла» и противоречит интересам США. Она нерентабельна и не приносит никакой финансовой прибыли. Соответственно, с ней пора заканчивать.

В рамках системы постхолодной войны Исламская Республика Афганистан (ИРА) оказалась в сфере интересов победителя. Советы ушли, распались. США пришли и остались. За двадцать американцы стали менее влиятельны, а регион Ближнего и Среднего Востока – более конкурентным и самодостаточным. Ключевым фактором (кем-то вожделенной) многополярности стало в первую очередь развитие целого спектра стран. Конец XX и начало XXI века щедро наделили развивающиеся страны, вчерашних аутсайдеров, возможностями, технологиями, образованием.

Афганистан – не актор международных отношений. С классической точки зрения, это архиважный объект-территория, на который проецируют своё влияние сверхдержавы. Сегодня и в приходящей новой системе международных отношений роль Афганистана останется прежней. Однако существенно трансформируется система международных отношений вокруг него. Борьбу за влияние над этой страной всегда вели сверхдержавы: США – СССР, Российская Империя – Великобритания. В период холодной войны сложно было представить, чтобы за афганский пирог наравне с Москвой или Вашингтоном боролась Индия или Тегеран.

Разумеется, многие государства региона пытались проецировать свои интересы, но почти всегда они плелись в хвосте политики сверхдержав. Да и в целом, история международных отношений XX века – была историей отношений сверхдержав. Новый мир ведёт к повышению роли региональных сил. Уже сегодня в некоторых вопросах афганской политики Иран, Пакистан, Индия не уступают влиянию Америки. А что будет после вывода войск? Влияние Соединённых Штатов в Афганистане снизится. Вакуум начнут заполнять страны региона, и Россия в их числе.

В Афганистане всегда шла война. Эта страна жила в периоды гражданских и региональных противостояний дольше, чем в мирное время. География, антропология, флора и, наконец, геополитическое расположение сделали жизнь афганцев испытанием. Нынешняя война началась с терактов 11 сентября 2001 года. В Афганистане правило движение «Талибан» (запрещено в РФ), а страна называлась Исламский Эмират. Террористы «Аль-Каиды» (запрещено в РФ) нанесли удары по США. Среди организаторов и исполнителей не было ни одного афганца. Однако руководство талибов предоставило убежище (о чём позже официально пожалеет) лидеру «Аль-Каиды» Усаме бен Ладену и его соратникам.

Абсолютному доминированию и сверхдержавной недосягаемости был нанесён сокрушительный удар. Теракты стали причиной самой долгой войны в американской истории. С точки зрения системы международных отношений афганское вмешательство много дало Америке, но много и отняло. Соединённые Штаты стали абсолютным гегемоном Ближнего и Среднего Востока. Неоконсервативная администрация фактически заново воссоздала всю систему региональных международных отношений. Правительства практически всех стран региона (за некоторым исключением) стали проамериканскими, у Вашингтона появились восточные союзники в «войне с террором». У последних просто не было выбора.

Однако всё, к чему привело американское вторжение в Афганистан, стало скоротечным и временным. На это есть четыре причины: две американские, две – международные.

Во-первых, росло недовольство. Технологичный XXI век с возможностью обратной связи не позволяет вести долгие непопулярные войны, не очень их афишируя (как это было в период советского военного присутствия в Афганистане). Мнение широких слоёв населения, простого народа, игнорировать не получится. Данные соцопросов Pew Research показывают, что никогда ещё процент американцев, считающих, что страна должна «заниматься своими делами», не был выше с момента окончания Вьетнамской войны. Разумеется, по их мнению, Афганистан и Ирак – не есть дела американские.

Во-вторых, разные группы элиты по-разному видят роль и место Америки в мире. У восточных войн всегда были серьёзные противники внутри истеблишмента. Так, с приходом изоляциониста Трампа количество американских солдат на Востоке уменьшилось на 30%. Контингент в Ираке сокращён на 13%, в Турции (22%), Иордании (96%), Египте (45%), Кувейт (83%), Катаре (84%), ОАЭ (82%). Этот процесс продолжается медленно, но верно. Трамп уводит США из Афганистана.

В-третьих. Когда Америка после терактов 11 сентября входила в Афганистан, весь мир поддержал это решение. К слову, первой была именно Москва. Тогда Владимир Путин первым позвонил Джорджу Бушу и высказал полную поддержку. Спустя двадцать лет Россия и все страны по периметру – выступают против американской кампании. Ещё несколько лет назад спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов заявил, что, если США «решат вывести контингент из Афганистана – всё рухнет». А летом 2017 г. дипломат в беседе с автором этих строк заявил: «Поскольку армия США ничего толком не может сделать, пусть уходят из Афганистана». Именно на это обращает внимание Барнетт Рубин, объясняя своим коллегам в Америке, почему так мало успехов и так много критики. Раньше все были «за», сейчас все «против».

И, в-четвёртых. За последние два десятилетия страны региона существенно трансформировались. Из отсталых, полуколониальных, вассальных государств они превратились в региональные державы. Амбициозные и непослушные, они желают сами выстраивать баланс сил, сферы влияния и систему региональных международных отношений. Ни США, ни кто-то другой им не указ. Это касается Индии, Ирана, Турции, Саудовской Аравии. Во многом тезис применим даже к Пакистану, Узбекистану и Катару. И, наконец, Россия и Китай уже давно проводят свою политику, даже не думая согласовывать её с «главным акционером» афганской политики.

Это не позволяет США играть, как прежде.

Исход Америки из Афганистана приведёт к окончательному оформлению новой системы международных отношений регионального формата.

В региональных конфликтах сверхдержавы впервые в истории будут обладать меньшим влиянием, чем новые региональные акторы. На первое место по влиянию выйдут региональные мусульманские страны. Пакистан, Иран, саудиты, Турция, Катар. Не меньшим влиянием будет обладать Индия. Влияние почти всех вышеперечисленных стран со временем превзойдёт американское. Россия и Китай также продолжат играть достаточно заметную роль, но значительно меньшую, чем перечисленные страны. Соединённые Штаты станут сознательно отдаляться, региональные акторы – намеренно углубляться. Разумеется, это долгий процесс, ход которого не гарантирован. Дело пойдёт быстрее в случае победы Трампа на выборах в ноябре. Если победят демократы-глобалисты, данный процесс замедлится, но не остановится.

Есть два фактора, которые будут тормозить полный и быстрый исход Америки из Афганистана. Так или иначе «кладбище империй» ещё долго останется одной из важных тем для вашингтонских стратегов. Во-первых, процессы на Ближнем или Среднем Востоке не могут игнорироваться сверхдержавой. США будут таковой ещё достаточно долго. ИРА – ключевая страна и узел противоречий этого региона. Во-вторых, по мнению вашингтонских стратегов, главная угроза исходит от Ирана. Исламская Республика – основной актор почти всего, что происходит в регионе. Афганистан имеет протяжённую границу с Ираном. Соответственно, логика тоже простая – геополитически противодействовать Тегерану из Афганистана. Лоббисты из Саудовской Аравии и Израиля не позволят снизить давление на Иран, а значит, США полностью ИРА едва ли покинут. А это означает, что региональная система международных отношений, как одна из ключевых опор новой глобальной системы будет выстраиваться долго и болезненно. Но контуры её уже ясны.

Автор: Георгий Асатрян, Эксперт Международного дискуссионного клуба «Валдай» и Российского совета по международным делам (РСМД).

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/ssha-afganistan-primeta/

Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко говорил, что «лучше десять лет переговоров, чем один день войны». Перефразируя эту знаменитую максиму, можно утверждать, что сейчас – с точки зрения разрешения конфликтов – десять минут разговора двух президентов эффективнее нескольких встреч на уровне министров иностранных дел или заседаний специальных комиссий.

Дипломатия переживает сегодня качественную трансформацию, которая сказывается на всех её измерениях. Появляются новые формы международного сотрудничества, происходит ускорение глобально-политических процессов, увеличиваются контакты с зарубежными партнёрами и контрагентами. Эти изменения оказывают влияние и на характер внешнеполитического нарратива, и на язык дипломатии, в том числе российской. В связи с этим представляется интересным осмыслить новейшие тенденции, определяющие её дальнейшее развитие.

Первое, на что следует обратить внимание – это феномен повышения уровня трибун международного и межгосударственного общения. Важнейшие решения в области глобальной политики и экономики всё чаще принимаются не в ходе длительных переговоров делегаций, представляющих внешнеполитические ведомства различных стран, а в ходе встреч лидеров этих стран. Формат саммитов последовательно вытесняет конференции, совещания и все остальные классические дипломатические переговоры.

Это обстоятельство влечёт за собой изменение роли привычных дипломатических институтов: посольства и иные загранучреждения теперь работают не только в режиме аналитических центров и участников переговоров, но, выражаясь бытовыми категориями, «туристических агентств», обслуживающих первых лиц государства.

Таким образом, от среднего сотрудника министерства иностранных дел гораздо в меньшей степени, чем ещё несколько лет и тем более десятилетий назад, требуются такие качества, как ораторское мастерство, умение убедить оппонента, отстоять позицию страны по тому или иному вопросу. Его функционал – более прикладной и вспомогательный, что ни в коем случае не говорит об отмирании профессии, как склонны считать некоторые эксперты, но о качественных сдвигах в профессиограмме. Риторика рядовых дипломатов вымывается из внешнеполитического нарратива.

Зато всё громче звучат и всё большее влияние обретают слова их руководителей. Как показывает практика, разговор на полях лидеров ведущих держав или даже их телефонное общение способны внести более весомый вклад в разрешение сложных ситуаций по сравнению с множественными всеобъемлющими заседаниями рабочих групп, раундами обсуждений и так далее. В современных условиях сложно представить себе Хельсинкскую конференцию: она просто не дала бы результатов. А вот «Большая семёрка», «двадцатка», БРИКС, Давосский и Петербургский форумы – дают. В итоге налицо перераспределение веса слова в дипломатии. У заявлений Владимира Путина и Дональда Трампа он растёт, у высказываний чрезвычайных и полномочных послов обеих стран, не говоря уже о других дипломатических агентах, – снижается.

Применительно к России имеет смысл говорить о языке отдельных дипломатов. Ведомственная риторика сухая. Отдельные выдающиеся люди могут звучать образно и метко, сам институт – едва ли. На Западе наоборот. Эмоциональная, местами даже слишком, речь – плод коллективного труда. Институты «говорят» по-разному. У нас – подсознательно ориентируясь на канцелярит и клише, «ТАСС уполномочен заявить». У них – твиты Госдепа, по стилистике мало отличающиеся от твитов Трампа. Голос «типичного российского дипломата», если и сохраняется в силу своей социально-консолидирующей функции, то публично звучит всё тише. Его компенсация за счёт яркости и самобытности языка упомянутых выше дипломатов руководящего звена имеет свои пределы. Это обстоятельство во многом осложняет диалог элит на когнитивном уровне. Приверженность разным ценностям и различная корпоративная культура профессиональных сообществ затрудняет поиск точек соприкосновения и общих интересов.

Автор: Роман Райнхардт, кандидат экономических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России

Источник: https://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/valdayskaya-zapiska-114/

Осмысление идеальной и реальной политик в истории развития политического знания особенно любопытно с точки зрения исследования отечественного опыта политической модернизации и его отражения в теоретическом политическом сознании. В статье отмечается, что полноправными объектами научного изыскания по данному вопросу выступает политическая рефлексия, составляющая историю и современность политических идей (политической мысли). 

Современная политическая наука, обращаясь к разнообразным теоретическим и прикладным аспектам политического, не оставляет без внимания процесс изменения политического знания. Полноправными объектами научного исследования по данному вопросу выступает политическая рефлексия, составляющая историю политических идей (политической мысли). 

Процесс институционализации политической науки в XIX веке оказал непосредственное влияние на общий характер и содержание политической рефлексии в российском обществе. Хорошо известно, что императив научной политики был сформулирован еще Аристотелем. Древнегреческий мыслитель первым заявил о необычайной значимости особой «науки о государстве» (или «политики»), для которой все остальные науки должны были послужить исключительно вспомогательными средствами [1]. В конце третьей четверти XIX столетия – с утверждением нового позитивистского мировоззрения – тезис о необходимости появления «научного» политического знания вновь актуализировался. 

В России свидетельством реализации новых эпистемологических требований стал выход в свет в 1872 году книги А.И. Стронина «Политика как наука». Автор трактата, одним из первых отечественных мыслителей, разграничил собственно «теоретическую науку» о политике и «практическое искусство» политики. При этом об аристотелевской «Политике» он высказался вполне критически: «…такое исследование носит на себе скорее характер ученого политического проекта, чем науки политической, и во всяком случае скорее характер политики как искусства, чем политики как науки» [2].

Для позитивистски ориентированного А.И. Стронина политика функционировала в обществе по аналогии с физиологией в человеческом организме, действуя как своеобразная «нервная система общества». Ее структура интерпретировалась, хотя и при помощи архаичных терминов, однако по своему смыслу, применительно к современному толкованию – вполне адекватно: как совокупность «политического строения» (политической системы), «политических отправлений» (политических процессов) и «политической диагностики и прогностики».

В дальнейшем, принцип научного подхода к политике будет поднят на новый уровень Б.Н. Чичериным. В лекциях по государственному праву ученый определит политику как «науку о способах достижения государственных целей», заявив, что изучение и правильное понимание этих целей должно быть положено в основание «здравой политики» [3]. Чтобы политика могла послужить критерием явлений общественной жизни народов, ей надлежало взойти «на степень науки», для чего необходимы были и специальные научные основания, и научные методы. Б.Н.Чичерин разводит по разные стороны «науку» и «практическое искусство» политики полагая, что последнее существовало задолго до появления какой бы то ни было, «государственной» (политической) науки. 

В течение двух первых десятилетий XX века политическое знание проходило проверку практической политикой. Не случайно, уже в конце первой четверти столетия, после опыта мировой войны и целого ряда революций и общественных потрясений, сама формула «политика как наука» была подвергнута переосмыслению: «Может ли <курсив наш. – Л.Б.> политика быть наукой?» [4]. К этому времени политика не только воспринималась европейским интеллектуальным сообществом как форма прямого действия, но и сама в значительной степени стала объектом рефлексии. «Правильная постановка вопроса, – писал К. Манхейм, – уже сама по себе была бы значительным достижением; знание о незнании принесло бы известное успокоение, ибо тем самым мы бы по крайней мере поняли, почему в этой сфере политического невозможно знание и его распространение. Поэтому наша первоочередная задача состоит в том, чтобы ясно представить себе постановку проблемы. Что имеют в виду, спрашивая: “Возможна ли политика как наука?» [5]. 

Современная интерпретация ответа на вопрос о «возможности политики как науки» наталкивается на определенные методологические затруднения. Уже само положение «политика как наука» можно интерпретировать двояко: либо с ударением на последнем слове, когда акцент ставится на особенностях становления политической науки, или же с ударением на первом слове, когда подчеркивается научный характер реальной, практической политики. Кроме того, с точки зрения истории становления политического знания речь может идти и о двух различных толкованиях «политической науки». Если в первом из них подразумевается некая идеальная картина политического, определяемая рационалистически интерпретированной системой долженствования, то во втором – характер предписаний имеет, скорее, прикладной характер, и они напрямую обращены к практической политике. 

В начале XX столетия характерно наибольшее сближение российской специфики с общими закономерностями становления политической науки на европейском континенте. В пользу этого вывода приведем следующее суждение, характеризующее условия, в которых формировались политологические взгляды шведского ученого-политика Р. Челлена: «В результате неформального пакта социальных и политических сил, сложившегося примерно в те годы, когда в России развертывалась первая революция, Швеция начала переход от авторитарного к демократическому правлению, что проявилось в ряде политических реформ, а главное – во введении всеобщего избирательного права. При этом политическая наука, которая могла и должна была стать важным средством углубления и закрепления реформ, оказалась недостаточно сформировавшейся и признанной властями, университетским начальством и обществом в целом» [6]. Рационализация обществознания, формализация и систематизация многих принципов и норм приводили к тому, что политика, до этого существовавшая как достаточно узкая и закрытая сфера действительности, стала наполняться общезначимым смыслом. Активность, исходившая из самых различных социальных групп, объединяла воедино в целостном политическом процессе, который в свою очередь сам по себе становился объектом разнообразных форм осмысления научной критики.

Общее требование в вопросах формирования политического знания на позитивистских основаниях означало, что политическая теория должна была отражать соответствующую ей политическую деятельность, и в этом смысле проявлять себя как результат, выражающийся в принимаемых решениях.

Постепенное отпочкование научного политического знания от метафизических форм политической философии, которая в исторических границах Нового времени (с конца XVIII века) функционировала преимущественно в виде идеологий, началось во второй половине XIX столетия с возникновением научной социологии. В этот исторический период начинает изменяться само понятие «политическая наука». Поначалу оно имело довольно широкое толкование, включавшее в себя политическую философию, философию права, политическую историю, собственно государственно-правовые учения и даже политэкономию. По мере того, как из целого спектра общественных отношений выделялся и утверждался мир собственно политических отношений, а политическая власть вовлекалась в свои зрелые институциональные формы, «политическая наука» все решительнее стала отделяться уже и от социологии, истории, политэкономии и юриспруденции, тем самым превращаясь в «политологию» (в современном значении этого слова).

Фиксируется тот важный факт, что научное знание второй половины XIX века во многом уже позиционировалось в качестве альтернативы философскому знанию. Требования общественно-политической практики вступали в резкое противоречие с общими, метафизическими, абстрактными и спекулятивными рассуждениями о государстве и праве. Только после того, как такого рода абстракции и спекуляции окончательно перестали устраивать политическую практику, только когда общественное сознание стало радикально поворачиваться в сторону политического прагматизма, позитивизма, а впоследствии и марксизма, начался новый отсчет в развитии и самой политической философии.

В целом процесс становления собственно политического научного знания имел непосредственное отношение к выделению самостоятельных специальных наук неклассического типа. Решающее воздействие на этот процесс оказали марксистская концепция материалистического понимания истории, идея эволюции, принципы историзма, которые прочно вошли в обиход мышления науки второй половины XIX века, постепенно, но в то же время радикально изменяя облик культуры. На первый план выдвигались конкретные задания по практическому обслуживанию политики со стороны соответствующей данной сфере общественной жизни области гуманитарных наук. Согласно этим новым заданиям, изменялся и понятийный строй политического знания. Его предметная (в основном – метафизическая) составляющая заметно уменьшалась, тогда, как существенно увеличивалась роль инструменталистской парадигмы. Такая революционная интеллектуальная трансформация, начавшись со второй половины XIX века, закончилась приблизительно к середине XX столетия. Решающими для окончательного утверждения политической науки в ее новом статусе политологии стали 20-е годы, где позитивистские методы исследования социально-политического мира были подвергнуты критике, но уже с позиций неопозитивизма, который явился отражением неуклонного стремления науки к максимально точному эмпирическому описанию политических процессов. 

История, социология и юриспруденция, содержавшие в своих анналах глубокие эмпирические обобщения, дополнили оригинальный «политологический» аспект собственными знаниями и методологическими приемами. В недрах каждой из этих наук вызрели целые направления: соответственно, – «историзм», «социологизм» и «нормативизм». Эти три термина, хорошо известные в истории науки, которые интерпретируются в качестве ключевых методологических принципов политической науки, как набор базовых теоретических предпосылок, благодаря которому в конце XIX-го – начале XX столетий начинает формироваться научное политическое знание. 

Историзм является одной из центральных категорий исторической науки, благодаря которой мир, и прежде всего – социальная жизнь, воспринимается через призму постоянного, естественного становления и обновления. Историзм понимаемый, как методологический принцип, указывает на неразрывную связь человека с прошлым, вековыми традициями и обычаями, подразумевающий взаимную обусловленность настоящего, прошлого и будущего, выполнял свою революционизирующую роль в изменении общественного самосознания XIX столетия. 

Эпистемология исторической науки этого времени основывалась в основном на парадигме естественнонаучного знания, которая давала объяснение событий в жизни людей посредством выведения их из социологических, психологических, и, в конечном счете, из биологических и химических причин и законов. Такого рода методология, базирующаяся на сведении разнообразных проявлений жизни к нескольким обобщающим параметрам, получила наименование редукционизма, оказавшегося тем важнейшим методологическим принципом, которому довелось сыграть ключевую роль на раннем этапе становлении научного политического знания. В России, по самой своей природе ориентировавшегося на поиски обобщающих закономерностей и в полной мере использовавшего сведения из других областей обществознания, и в первую очередь – исторического. Благодаря редукционизму, в рамках научного познания соединились оба начала – «историческое» и «социологическое»; эстафета исследования «политического» от истории перешла к социологии, в границах которой до известного времени формировалось и функционировало собственно политическое знание. Несмотря на некоторые погрешности, которые неизбежно приносят с собой любые унифицирующие обобщения, этот методологический принцип не только положительно проявил себя в систематизирующем объяснении прошлого, но и продемонстрировал свою эффективность в упорядочивании настоящего и проектировании будущего, а впоследствии сыграл свою позитивную роль и в становлении и оформлении автономной политической науки.

Социологический взгляд на историю позволил сделать вывод об общности как хода исторического процесса в целом, так и развития его отдельных факторов. Это положение можно назвать отправной методологической точкой, в которой не только «историческое» и «социологическое» начала непосредственно соединились в едином потоке научного обществознания, но и «историческое» вошло в полное подчинение «социологическому». 

Такого рода методологический подход получил в истории науки наименование социологизма. Согласно этому принципу, объяснение любого социального (в широком смысле) явления могло быть достигнуто в рамках исключительно науки социологии, которая сама по себе считалась завершающей стадией всех гуманитарных наук. Поскольку в начале XX века политическое знание развивалось преимущественно в границах социологического знания, имеет смысл остановиться на характеристике этого методологического принципа.

Социологизм господствовать в умах многих образованных людей (Э. Дюргейм) конца XIX – начала XX столетий под влиянием самой науки социологии, исследующей фундаментальные основы взаимодействия личности и общества, которая к этому времени приобрела законченные, то есть достаточно строгие и точные, эпистемологические формы. В теоретическом плане проявлял себя преимущественно как социологический реализм, утверждая принцип специфичности и автономности социальной реальности, ее примата по отношению к индивидам и противопоставляя свои аргументы различным индивидуалистическим концепциям, в частности, социологическому номинализму, в рамках которого любое социальное образование следовало рассматривать как систему действий отдельных людей.

На основе выше изложенного можно сделать вывод, что началом развития политического знания в России послужил развернувшийся в конце XIX – начале XX столетий конфликт между т. н. «идеальной» и «реальной» политиками, основу которого составило противостояние идеологической и научной форм политической рефлексии.

Идеология, как известно, возникла в конце XVIII – начале XIX столетий. К середине XIX века ее положение в общественном сознании приобрело доминирующий характер. В это же время, завязывается процесс формирования научного политического знания. Его последующее самоутверждение происходило на фоне постепенного вытеснения с господствующих высот идеологических догм. К концу века и, особенно, к началу нового XX столетия, когда конфликт между Idealpolitik и Realpolitik достиг своего апогея, на первый план политической рефлексии выдвинулись политические программы. Их авторы, принадлежавшие к различным идеологическим направлениям, синхронно отвергали утопии и призывали к утверждению реалистического. Апелляция к научному политическому знанию получила широчайшее распространение в интеллектуально-политических кругах начала XX столетия [7]. 

В дальнейшем в СССР политическая наука не признавалась в качестве самостоятельного знания, научные исследования проводились в основном на базе МГУ им. М. В. Ломоносова, Института философии АН СССР, своеобразным центром научных изысканий, в рамках которой проводились симпозиумы, конференции стала, созданная в 1962 г. Советская ассоциация политических наук (САПН). Издаются монографии, посвященные как советской, так и зарубежной политической тематике, шел интенсивный процесс накопления политических знаний. В 1989 г. был сформирован Экспертный совет ВАКа, в некоторых научно-исследовательских институтах созданы специализированные советы по защите кандидатских и докторских диссертаций. Первые защиты докторских диссертаций по политическим наукам состоялись в 1990 г., затем – в 1991 г. – начались защиты кандидатских диссертаций. Начиная со второй половины 1991 г. стали создаваться кафедры политологии в вузах России, стала преподаваться новая учебная дисциплина – «Политология». В январе 1991 г. вышел первый номер журнала «Политические исследования» («ПОЛИС»), специализированный журнал по политологии. Таким образом, политическая наука приобрела легальный статус в России. 

Впрочем, существует ряд проблем, которые с одной стороны отражают специфику российской политической мысли, с другой – заставляют задуматься о том, что процесс формирования последней еще не завершен. В частности, А. В. Лубский пишет о сильной зависимости политологического дискурса от государства, которая, например, выражается в стремлении политиков иметь при себе профессионального политолога, способного разрабатывать для них технологии получения и удержания власти [8]. В результате, в большинстве своем успешные политологи – это политтехнологи, которые получают хорошие гонорары и способствуют продвижению идей своего заказчика, но при этом не стремятся развивать российскую политическую теорию. Поэтому в России хорошо развита прикладная политология, особенно в сфере организации пиар-компаний. Те же политологи, которые занимаются исследованиями академического характера, отдают предпочтение политической истории и философии, теории политической мысли, далекой от реальной жизни. Здесь сказывается нежелание или неумение проводить эмпирические исследования «в режиме реального времени». Недостаточное владение прикладными исследовательскими методиками и инструментами познания, является причиной отсутствия хорошо разработанной теории политической реальности.

Еще одна проблема развития политологии в России связана с негативным отношением государственной власти к гуманитарным и общественным наукам. Это отношение Я. А. Пляйс объясняет так: «Дело в том, что они по сути своей соприкасаются с политикой и идеологией, часто занимаются нелицеприятной оценкой политики властей, выступают с оппозиционными идеями и т. д.» [9, с. 9]. Следует отметить, что подобное отношение является отражением культурного контекста, в котором приходится существовать политической мысли в современной России. «Политические исследователи в современной России никому не нужны: они не понятны обществу и не востребованы властями» [8, с. 160]. Массовое сознание воспринимает политологов, как особого рода журналистов, или медийных персон, принимающих участие в разного рода ток-шоу или аналитических передачах. Серьезный исследователь не находит отклика у общества и вынужден бороться за свое существование.

Впрочем, помимо проблем, можно отметить и положительные моменты в развитии политической науки в России. Я. А. Пляйс отмечает качественное и количественное развитие данной науки. Количественное развитие связано с увеличение количества диссертационных советов по политическим наукам, и как следствие этого, становится больше профессиональных исследователей в сфере политической реальности [10]. Качественное развитие проявляет себя в издании монографий, статей, учебников, специализированных журналов.

В заключение, следует отметить, что у политической науки в России большие перспективы, несмотря на существующие проблемы и со временем она займет достойное место среди других наук.

Список литературы и источников

1. См.: Аристотель. Никомахова этика. - Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 4. М., 1983. С. 55.
2. Стронин А. Политика как наука. СПб., 1872. С. 5.
3. См.: Чичерин Б. Курс государственной науки. Ч. 3. Политика. М., 1898. С.1.
4. Название третьей главы (с подзаголовком – «проблема теории и практики») книги К. Манхейма «Идеология и утопия» (1925).
5. Манхейм К. Идеология и утопия. - К. Манхейм. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 96. 
6. Ильин М. В. Политические профессии Рудольфа Челлена. - Р. Челлен. Государство как форма жизни. М., 2008. С. 34–35.
7. Baltovskij L., Belous V. and Kurochkin A. Applied Aspects of Russian Political Discourse. Research of. Applied Sciences, Engineering and Technology 8(21):2167-2171, 2014.
8. Лубский А.В. Политология в России: состояние и возможности политической концептологии. - Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. № 2. 2009.
9. Пляйс Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009.
10. Пляйс Я.А. Политическая наука в России: прошлое и настоящее. - Вестник ТГУ. Выпуск 1(45). 2007. 

Авторы:

Балтовский Леонид Васильевич – профессор кафедры истории и философии Санкт–Петербургского государственного архитектурно-строительного университета, доктор политических наук, доцент

Смирнова Анастасия Петровна – доцент кафедры истории и философии Санкт-Петербургского государственного архитектурно-строительного университета, кандидат философских наук, доцент

Источник: Наука. Общество. Оборона (noo-journal.ru). - 2017. - № 2 (11). URL: https://www.noo-journal.ru/nauka-obshestvo-oborona/2017-2-11/article-0106/

Ключевые слова: Политика, политическая наука, политическая рефлексия, идеология, политическое сознание, политическая модернизация. 

Keywords: Politics, political science, political reflection, ideology, political consciousness, political modernization.

Учитель обществознания и права математической школы им. Х.И. Ибрагимова (г. Грозный), абсолютный победитель Всероссийского конкурса «Учитель года России – 2018» Алихан Динаев уверен, что информационные технологии будут играть большую роль в жизни людей, и призвал рассмотреть внедрение этих технологий в систему образования.

Мы должны понимать, что есть разные варианты внедрения этих технологий, поэтому необходимо пересмотреть подход к изучению IT-дисциплин в вузах и ссузах, переписать или заново создавать рабочие программы по многим предметам, чтобы студенты имели системную цифровую компетенцию, могли умело и эффективно использовать приложения, сайты и ресурсы. Цифровая грамотность, цифровая безопасность, цифровой этикет – это три столпа, на которых должна стоять подготовка студентов педвузов», – заявил он, выступая на круглом столе в рамках Педагогического образовательного форума «Педагогическое образование в условиях системной трансформации современного общества».

Алихан Динаев отметил, что будущие учителя должны уметь коммуницировать с учениками и родителями, поэтому важно уделять больше внимания курсу психологии в рамках учебного процесса.

Он напомнил, что одной из важных тенденций современной системы образования является индивидуализация обучения.

Умение строить разноуровневые уроки – это одна из современных компетенций учителя XXI века», – подчеркнул Алихан Динаев.

Источник: https://vogazeta.ru/articles/2020/6/19/quality_of_education/13569-studen...