Глобальные последствия пандемии COVID-19 в значительной степени зависят от специфики главного актора и ключевого тренда мировых процессов. Реалии XXI в. таковы, что основным геополитическим актором является не государство (политический институт), даже представляющее собой сверхдержаву, а глобальная экономическая корпорация (экономический институт). Процесс превращения глобальных экономических корпораций в основной геополитический субъект резко активизировался в период 1990-х гг. после распада СССР и мировой системы социализма и завершился в течение 2000-х гг. Исчезновение коммунистической идеологии как активного фактора геополитического процесса в значительной степени снизило глобальную роль государства, поскольку идеологическая борьба ведётся в основном государственными структурами. На первое место в геополитических баталиях вышла экономика, которой эффективнее занимаются транснациональные и глобальные корпорации (ТНК и ГК), чем государство. Глобальные корпорации (ГК) в настоящее время обладают такими же возможностями применения «жёсткой» и «мягкой» силы для осуществления своей экспансии во всех геополитических пространствах, как и государства [12]. При этом нация-государство превращается в корпорацию-государство. Специфика такого государства в том, что в его внутренней и внешней политике интересы корпораций ставятся на первое место [29]. В результате такой трансформации государство как институт перестаёт быть самостоятельным актором геополитического процесса и становится сервильным придатком ГК/ТНК.

В соответствии с изменением природы основного геополитического актора меняется и характер ключевого тренда мирового геополитического процесса: на рубеже XX–XXI вв. разворачивается глобализация как проявление ведущей роли ГК/ТНК во всех типах геополитического пространства (географическом, экономическом, информационно-идеологическом и информационно-кибернетическом). Конкретные проявления данного тренда таковы: 1) становятся более частыми и более масштабными кампании по увеличению прибылей ГК, завуалированные некими глобальными общественными интересами: охраной окружающей среды [1], противостоянием терроризму [2], противодействием новым болезням («птичий», «свиной», «козий» грипп, COVID-19)108 и т. д.; 2) постепенно, но значительно снижается степень защиты прав человека, причём процесс идёт в сопровождении пропагандистской кампании, утверждающей, что, напротив, права человека защищаются как никогда прекрасно и степень их защиты соответствует наличным глобальным угрозам; 3) происходит расцвет манипулятивных технологий обработки массового сознания, обеспечивающих приход к власти политиков, которые действуют прежде всего в интересах ГК; 4) в реальности роль государства как института защиты совокупных интересов социума минимизируется [3].

Разумеется, в зависимости от конкретных обстоятельств указанные тренды меняют форму проявления. Попытаемся спрогнозировать их развитие в условиях пандемии COVID-19. При этом оставим в стороне рассуждения о биологической и социальной природе вируса COVID-19 со взаимными обвинениями со стороны США и Китая [4] и воспримем пандемию просто как наличный факт.

Социальные проявления пандемии таковы.

1. Частичное закрытие границ многих государств мира из-за необходимости воспрепятствовать проникновению потенциально заражённых людей, в частности обрушение Шенгенской зоны и замыкание границ Евросоюза. Заметим, что трансграничное движение капиталов и товаров (во всяком случае, большей их части) сохраняется.

2. Некоторые государства приостановили деятельность предприятий и учреждений всех форм собственности, кроме предприятий непрерывного цикла и учреждений, обеспечивающих повседневную выживаемость населения (органы власти, магазины с товарами повседневного спроса, больницы, аптеки, банки).

3. Введён контроль над внутренними и внешними перемещениями жителей населённых пунктов с целью предотвращения роста заболеваемости COVID-19; контроль осуществляется посредством так называемых цифровых технологий (распознавание лиц, определение реального местонахождения с помощью геолокации в индивидуальных мобильных устройствах, необходимость получения бумажных либо QR-разрешений властей на перемещения вне дома). Предусмотрены и применяются административные и даже уголовные санкции за нарушение предписаний властей по ограничению перемещений и контактов людей.

4. «Общества в большинстве стран мира перестали доверять международным организациям, перестали воспринимать их как надёжные механизмы противостояния эпидемиям и иным угрозам… Но общества не доверяют и собственным правительствам, подозревая их в сокрытии истинных масштабов пандемии, равно как и в использовании пандемии в своих узких политических целях» [13].

При этом некоторые учёные утверждают, что карантинные меры необходимы вплоть до получения вакцины от COVID-19, т. е. как минимум в течение полутора лет, иначе распространение вируса может возобновиться [5]. В любом случае ограничение деятельности малого и среднего бизнеса, преимущественно в сфере услуг, а также индивидуальных перемещений граждан, как и ужесточение пограничного контроля, сохранится на месяцы [6], что приведёт к формированию определённых «социальных привычек». Эти привычки лягут в основу новых глобальных трендов, многие из которых являются просто продолжением и усугублением трендов существующих. Вынужденное исчезновение многих и многих структур малого и среднего бизнеса приведёт к расширению и укреплению мощных транснациональных и глобальных сетей по производству товаров и услуг и ещё больше утвердит ГК/ТНК в качестве основного геополитического актора современности.

Определяющим глобальным трендом станет уже происходящая цифровизация общества. Компании, производящие средства контроля над населением, а также предоставляющие удалённый доступ к различного рода услугам, расцветут; в правовых системах государств появятся нормы, закрепляющие тотальный цифровой контроль над гражданами (для предотвращения реально возникающих угроз общественной безопасности); значительная часть функций государственных и муниципальных органов власти перейдёт в цифровой формат; продажи большей части товаров и услуг (включая медицинские и образовательные) перейдут в интернет-пространство. Одним из последствий такого положения дел станет высвобождение значительных объёмов рабочей силы, становящейся просто лишней в условиях цифровой экономики, что вызовет как всплеск социального напряжения, так и дополнительную нагрузку на систему социальных гарантий социума. Внедрение электронных паспортов, электронной подписи, электронной регистрации различных сделок и актов гражданского состояния, вероятнее всего, постепенно приведёт к чипизации бóльшей части населения. Возможно, чипизация произойдёт посредством внедрения так называемой «умной пыли», т. е. нано-чипов, помещаемых непосредственно в вакцины от различных болезней, прежде всего болезней эпидемического характера. Чипизация будет способствовать как облегчению доступа граждан к различным социальным услугам, так и возможностям скрытого управления индивидом (как политического, так и экономического характера). Разумеется, при данных обстоятельствах это потребует введения новых правовых норм обеспечения прав человека и повлечёт за собой соответствующие изменения в правовых системах целого ряда государств, а также в международном праве.

В частности, в рамках цифровизации «факторами международных отношений станут:

– ИИ [7] - неоколониализм во взаимоотношениях стран-лидеров и стран-аутсайдеров в ИИ-технологиях;

– Гонка ИИ-вооружений между странами-лидерами, определяющая и направляющая дальнейшее развитие ИИ-технологий» [10].

В рамках тренда цифровизации в США предлагаются создание Фонда цифрового развития, усиление Финансовой корпорации международного развития США (USIDFC), а также борьба с практикой «суверенного интернета», осуществляющейся в ряде стран [8]. Заметим, что данные треки прописаны в документе Центра о новой американской безопасности «Отвечая на вызов Китая». Название документа фиксирует ещё один глобальный тренд, который уже существует, но имеет тенденцию к усилению под влиянием пандемии.

Это тренд так называемой борьбы орла (белоголовый орёл – символ США) и дракона (символ КНР). Не входя в подробный анализ причин и форм противостояния данных государств, отметим лишь две особенности этого процесса. Первое: борьба США и КНР завершает период однополярного мира и восстанавливает биполярность мирового геополитического пространства в соответствии с концепцией геополитического дуализма, утверждающей непреходящее противостояние сверхдержавы Суши (в данное время – Китай) и сверхдержавы Моря (в данное время – США). Разумеется, никто не отдаст мировое господство без сопротивления, и с ростом глобального влияния Китая борьба орла и дракона будет лишь усиливаться во всех геополитических пространствах. Второе: КНР – это «социализм с китайской спецификой», т. е. сочетание политического доминирования Компартии Китая и капиталистического сектора китайской экономики. Дэн Сяопин, следуя, по всей вероятности, формуле Мао Цзедуна «бороться остриём против острия», в 1978 г. начал свои реформы, как нам представляется, именно с целью формирования адекватного оружия в борьбе против мирового капитализма в той его форме, которая складывалась во второй половине прошлого века: растущее мировое влияние ГК/ТНК. Современный Китай имеет собственные ГК/ТНК, не уступающие ГК/ТНК западного мира по возможностям экономической экспансии и геополитического влияния. К тому же пандемия наглядно продемонстрировала реальные «преимущества социализма», активно осуждавшиеся во всём мире на протяжении последних тридцати лет, т. е. способность жёсткого ограничения прав и свобод индивида ради эффективного (а в случае текущей пандемии и эффектного!) достижения общественно значимой цели. «В условиях пандемии Запад проявил свою институциональную, политическую и экономическую слабость. Китай, напротив, продемонстрировал собранность и эффективность» [26]. «В этих условиях Вашингтону следует принять китайский вызов и действовать в режиме полноформатной идеологической войны с Пекином»[9]. Особо акцентируем при этом термин «война» в процитированной фразе из американского документа. Таким образом, возвращаются не просто геополитическая биполярность мира, но и жёсткое противостояние «капитализм  –  социализм», хоть и «с китайской спецификой», что, возможно, повлечёт за собой в перспективе некоторое ограничение функций ГК/ТНК западного мира в аспекте их взаимодействия с государством, так или иначе вынужденным обеспечивать «социальный пакет» как для традиционно опекаемых государством малоимущих слоёв населения, так и для «среднего класса», имеющего отчётливую перспективу маргинализации1[10] в связи с пандемией и накладываемыми ею социально-экономическими ограничениями.

И – the last but not the least – третий тренд глобального развития, усиливающийся в связи с пандемией (ограничимся «мистическим» числом три): эрозия государственного суверенитета и ещё более активное функционирование государства в качестве выразителя интересов корпораций, т.  е. укрепление корпорации-государства. При этом процесс парадоксальным образом идёт на фоне реверсивного восстановления (ЕС) и укрепления государственных границ в связи с пандемией. Однако граница – это лишь географическая составляющая государственного суверенитета, который имеет ещё несколько аспектов, в том числе экономический, культурный и политический. Нетерриториальные аспекты суверенитета будут изнутри подтачиваться растущим недоверием и даже прямым осуждением внутренней политики государств со стороны класса «новых бедных», а извне – получившим новый импульс экспансионизмом ГК/ТНК. И всё это под аккомпанемент призывов ограничить суверенитет с целью преодоления угроз глобальной безопасности. «Либо человечество найдёт в себе силы и решимость выйти на новый уровень управляемости, заплатив за это частью суверенитетов национальных государств, либо новые пандемии (изменение климата, международный терроризм, неуправляемые миграции, взбесившийся искусственный интеллект – нужное подчеркнуть) будут обкладывать всё более высокими налогами архаичную моду на приоритетность национального суверенитета (курсив мой – Н. К.) и верность политическому партикуляризму» [14].

В складывающемся на фоне пандемии новом контуре мирового геополитического процесса никакой «новой Ялты» [31] в привычном формате конференции государств-победителей не просматривается. Во-первых, современные гибридные войны – это непрерывный процесс, на каждом этапе которого выявляются свои победители, а во-вторых, победителями на каждом конкретном этапе выступают отнюдь не государства, а глобальные корпорации, которые оформляют свои соглашения по разделу мира не на конференциях, видимых в объектив фото- или телекамер [11].

Ссылки:

1. Меры, связанные с защитой озонового слоя или борьбой с «парниковым эффектом», в определённой мере подавили производство, связанное с использованием фреонов и побочным производством углекислого газа, и принесли значительное увеличение прибылей компаний-конкурентов.

2. Локальные войны на разных континентах, усиление внутригосударственных мер безопасности связаны с повышением доходов военных корпораций и компаний, выпускающих средства обеспечения безопасности.

3. Производство и распространение вакцин в результате как самих по себе эпидемий (в том числе современной пандемии COVID-19), так и сопутствующих им пропагандистских кампаний увеличивают прибыли крупных фармацевтических корпораций.

4. Данные тренды были отмечены автором данного текста ещё в 2013 г. См. [12].

5. Rogers K., Jakes L., Swanson A. Trump Defends Using ‘Chinese Virus’ Label, Ignoring Growing Criticism // The New York Times: [сайт]. URL: https://www.nytimes.com/2020/03/18/us/politics/china-virus.html (дата обращения: 20.03.2020); Myers S. L. China Spins Tale That the U.S. Army Started the Coronavirus Epidemic // The New York Times: [сайт]. URL: https://www.nytimes.com/2020/03/13/world/asia/coronavirus-china-conspira... (дата обращения: 30.03.2020); U.S. and China Turn Coronavirus Into a Geopolitical Football // Foreign Policy: [сайт]. [2020]. URL: https://foreignpolicy.com/2020/03/11/coronavirus-geopolitics-china-unite... (дата обращения: 15.03.2020); McGregor R. The coronavirus outbreak has exposed the deep flaws of Xi’s autocracy // The Guardian: [сайт]. URL: https://www.theguardian.com/commentisfree/2020/feb/09/coronavirus-outbre... (дата обращения: 01.03.2020).

6. Медведев Ю. Формула нераспространения // Российская газета: [сайт]. [2020]. URL: https://rg.ru/2020/03/31/pochemu-mir-opazdyvaet-upuskaia-vozmozhnost-ost... (дата обращения: 04.04.2020).

7. Франция продлевает пограничный контроль до конца октября // ИА REGNUM: [сайт]. URL: https://regnum.ru/news/polit/2904193.html (дата обращения: 04.04.2020).

8. Rising to the China Challenge. Renewing American Competitiveness in the Indo-Pacific. Center for a new American security [Электронный ресурс]. URL: https://www.cnas.org/publications/reports/rising-to-the-china-challenge (дата обращения: 03.04.2020).

9. Rising to the China Challenge. Renewing American Competitiveness in the Indo-Pacific // Center for a new American security: [сайт]. URL: https://www.cnas.org/publications/reports/rising-to-thechina-challenge (дата обращения 04.04.2020).

10. «…все больше и больше домохозяйств во всех странах мира будут покидать зону “среднего” класса, причем навсегда» (Михаил Хазин: «Новая Ялта неизбежна» // БИЗНЕС Online. URL: https://www.business-gazeta.ru/article/335125 (дата обращения 10.04.2020).

Комлева Н.А., доктор политических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории политической науки Уральского федерального университета имени первого Президента России Б. Н. Ельцина/

Источник: Пандемия COVID-19: конец привычного мира? / А.В. Абрамов, В.Э. Багдасарян, С.О. Бышок, С.В. Володенков, Д. Г. Евстафьев, В.Г. Егоров, Н.А. Комлева, Н.С. Крамаренко, А.В. Манойло, О.М. Михайлёнок, А.И. Петренко, В. Ф. Прокофьев // Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). 2020. № 2. URL: www.evestnik-mgou.ru

Наряду с конспирологической повесткой коронавирусных домыслов в академическом дискурсе обозначились две проблемы, также связанные с поразившей мир пандемией и в силу своей не только научной, но и практической значимости надолго вошедшие в круг наиболее обсуждаемых тем.

Одна проблема мировоззренческого порядка связана с будущим поствирусным мироустройством. Уже наметившаяся в докризисный период полемическая линия критики либерально-демократического мейнстрима [9], которую, кстати заметить, поддержали даже представители западного истэблишмента (имеется ввиду известное выступление Президента Франции Э. Макрона [1]), видимо, перерастёт в полномасштабное обсуждение перспективы общественного развития планетарной цивилизации.

Другая проблема, контуры которой уже предвосхитили оценки экспертов, затрагивает вопрос посткризисного устройства глобальной экономики.

И эта проблема имеет свою доэпидемическую историю. Задолго до коронавируса мировая научная мысль обратилась к теме, охватывающей широкий спектр вопросов, инициированных актуализацией протекционизма, возрастанием роли национальных государств в экономике, быстрым продвижением мирового хозяйства по пути инновации и информатизации.

Безусловно, кризис, связанный с коронавирусной пандемией, повлияет на архитектуру мирового хозяйства, однако утверждать, что произойдёт что-то непредвиденное и из ряда вон выходящее, не приходится.

Случившийся «обвал» лишь отчётливее проявит, углубит, актуализирует давно назревшие и пробивающиеся сквозь «толщу модерна» тенденции, которые по большому счёту означают его закат. Однако представлять глобальный экономический порядок так, как будто последствием коронавируса станет его неизбежный крах, преждевременно.

Ещё в 1972г. Римскому клубу был представлен доклад, подготовленный Массачусетским технологическим институтом, под красноречивым названием «Пределы роста». Пессимистичный сценарий этого доклада предрекал кризис мирового хозяйства к 2020 г., и падение уровня жизни населения планеты до сопоставимого с 1900г. [22]. Все последующие (обновлённые) доклады принципиально не меняли первоначально озвученного сценария.

Одним из оснований пессимизма не только у авторов докладов Римского клуба, но и у здравомыслящего большинства мирового сообщества является, мягко говоря, не рачительное использование биоресурсов планеты, значительная часть которых тратится на средства уничтожения землян, создание избыточных благ для богатого меньшинства и т. д. По оценкам Global Footprint Network, в 2019 г. человечество тратило ресурсы планеты в 1,75 раза быстрее, чем естественно они могли восстановиться. В этой связи основатель и президент Capital Institute Дж. Фуллертон предложил альтернативную современному ориентированному исключительно на прибыль капитализму модель «регенеративной экономики» [2].

Другим поводом для больших сомнений в потенциале развития капиталистического способа производства как такового стали проявившиеся пределы товарных рынков, обеспечивающих эффективность оборота капитала в реальном сегменте общественного хозяйства. Например, наполненность мирового рынка товарами длительного потребления, по некоторым оценкам, достигла 80–100 %.

Трансграничные товарные потоки демонстрируют устойчивую тенденцию к сокращению. По данным Всемирного банка, отношение мирового товарооборота (в стоимостном выражении) к ВВП в десятилетие 1985–1994 гг. в среднем росло по сравнению с предыдущим десятилетием в 2 раза быстрее, а за период 2009–2018 гг. к предыдущему десятилетию только в 1,8 раза [3].

После пика 2007 г. значительно сократились трансграничные потоки капитала (с 12,4 до 4,3 трлн долл.), а прямые иностранные инвестиции хотя и подросли после мирового финансового кризиса, по-прежнему не удовлетворяют целям устойчивого развития, заявленным ООН (в 2007  г. их доля в приросте валовых вложений в основной капитал составила 13,6 %; в 2008 г. – 9,7 %, в 2014 г. – 8,5 %) [25].

Передел или попытки регулировать рынки, фундирующие «материальную экономику» капитализма, сопряжены с нарастающими противоречиями, способными обрушить существующий миропорядок. Европейское «квотирование» национального производства уже сегодня вызывает массу разногласий между наметившимся центром (Западной Европой) и периферией (Южной и Восточной Европой).

Намерение использовать (в целях европейского развития) потенциал сорокамиллионного украинского рынка привело к кризису, разрешение которого затягивается надолго. Трамповская «национализация» рынка США вызвала войну с Китаем. Реализация китайской инициативы «Один пояс, один путь» вызвала озабоченность стран «золотого миллиарда». В 2018  г. МВФ публично выразил опасение по поводу долговой ловушки стран-участниц китайского проекта [4].

Одним словом, в связи со значительным сокращением потенциала роста товарной экономики капитализма «разбегание» стран по «национальным квартирам» приобретает характер нового издания протекционизма, обретающего в условиях коронавируса зримые очертания. В этой связи, видимо, подвергнутся ревизии все существующие интеграционные сообщества и альянсы. «Пока я жива – этому не бывать», – такой фразой немецкий канцлер А. Меркель выразила свой протест по поводу выпуска единых еврооблигаций, объединяющих в условиях пандемии долги благополучных европейских государств и стран европериферии [5].

В ракурсе резервов товарного капитализма следует указать на недостаточно «освоенный» потенциал внутреннего рынка Индии и Китая. С 2009 г. КНР прилагает большие усилия для его расширения. Однако решаемая китайским руководством задача стимулирования внутреннего спроса не тривиальна по своему содержанию. Во-первых, её решение связано со значительными инвестициями в перестройку в основном экспортно-ориентированной национальной промышленности на выпуск продукции внутреннего потребления. Во-вторых, расширение внутреннего рынка обусловлено другой масштабной проблемой – стимулированием потребительского спроса.

Одним из препятствий, вставших на пути её преодоления, стал долговой пузырь домохозяйств, наполнившийся кредитными средствами, призванными «подогреть» потребление китайцев и долг государства (включая местные структуры, выпускающие облигации). По данным Института Международных Финансов, национальный долг Китая (включающий обязательства правительства, корпораций и домохозяйств) в 2019 г. превысил гигантскую сумму в 40 трлн долл., что составляет 15 % глобального долга и превышает 300 % ВВП КНР [6].

Очевидно, что осложнившие задачу реформирования китайской экономики условия пандемии, сократившие не только внутренний, но и внешний спрос на товары из Поднебесной, потребуют, по крайней мере, корректировки планов её властей.

Падение промышленного производства Китая за первые два месяца 2020 г. стало рекордным за последние 30 лет и достигло 13,5 %. За этот же период инвестиции в основной капитал Поднебесной упали на 24,5 % в годовом исчислении (при прогнозируемом росте в 2,8 %) [7].

Каких последствий следует ожидать от депривации мирового товарного капитализма? Безусловно, наиболее реалистичными становятся прогнозы, предрекающие снижение темпов развития глобальной экономики, а скорее её рецессию. Директор-распорядитель МВФ В. Георгиева заявила: «Прогноз по росту мировой экономики на 2020 г. отрицательный: рецессия такая же, как во время глобального финансового кризиса, или ещё хуже» [8].

Падение глобальной экономики, безусловно, будет сопровождаться и уже сопровождается резким снижением уровня жизни основной массы населения мира. Глубину его обвала трудно себе представить на фоне того, что даже в самой могущественной стране США (по данным опроса агентства Associated Press и социологического центра NORC) 70 % жителей уже к концу 2019 г. заявляли о том, что «cтрана находится на неверном пути», а 52 % граждан полагали, что дела в 2020 г. «будут только хуже» [9].

Столкнувшись с социальным давлением, мировой политический класс (независимо от культурной, этнической, идеологической идентичности) будет вынужден усилить «дрейф» в противоположном неолиберальному курсу направлении регулируемого экономического порядка. Скорее всего, вектор глобальной перспективы общественного развития будет форматироваться вокруг сакраментальной фразы одного из современных британских обществоведов Н. Фергюссона, который заявил: «Либеральный мировой порядок не был ни либеральным, ни мировым, ни упорядоченным. Он столкнулся с фатальным кризисом легитимности и стал “нелиберальным межэлитным мировым беспорядком”» [9].

Ещё в 2019 г Э. Макрон в беседе с бизнесменами заявил о «кризисе мировой экономики» и «деградации капитализма», имея в виду исчерпанность ресурсов развития рыночного нерегулируемого хозяйства. Французский президент заявил о необходимости трансформации его устоев на основе «конвергенции», «соединения лучших достоинств капитализма и социализма» [10].

Однако на пути социализации экономического миропорядка стоит фундаментальное препятствие, а именно структурные качества современного капитализма, его финансиализация, при которой основной оборот капитала и получение прибыли происходит в финансовой сфере, далеко отстоящей от реальной экономики, овеществлённого труда и эквивалентного отражения материальных, интеллектуальных, информационных ресурсов во вновь создаваемых виртуальных «продуктах». Выражаясь просто, виртуальный оборот капитала (в виде самых различных финансовых активов: ничем не обеспеченных денег, деривативов, облигаций, фьючерсов и др.) только косвенным образом связан с общественным хозяйством и продуцирует периодическое надувание «грыжи» избыточной ликвидности, появление нескольких «счастливых миллиардеров» на фоне бедности граждан, порождает непосильный пресс бюджетных обязательств государств.

Например, накануне глобального финансового кризиса 2008  г. рынок ипотечного кредитования США оценивался в 12 трлн долл. и был почти равен ВВП страны, а ипотечный долг достиг 70 % ВВП. С принятием властями США в 2000 г. закона о модернизации товарных фьючерсов фактически производные финансовые инструменты были полностью освобождены от надзора Комиссии по ценным бумагам и биржам (SEC) и Комиссии по срочной биржевой торговле (CFTC). Рынок деривативов США вырос со 100 млрд долл. в 2001 г. до 531 млрд долл. в 2008 г. Надувшийся пузырь американских ипотечных кредитов инфицировал мировые финансовые рынки, в результате чего темпы роста мировой экономики сократились в 2008 г. вдвое в сравнении с 2007 г. (с 5,7 % до 2,7 %) [28].

Операция количественного смягчения ФРС (было куплено ценных бумаг на 1,7 трлн долл.) несколько сгладила последствия рецессии для американской экономики, вызванной ипотечным кризисом.

Глобальный финансовый кризис 2008 г. (заметим, значительно менее болезненный, чем кризис, связанный с пандемией) не устранил источника, его породившего. К 2020 г. сумма кредитов, выданных банковской системой США под залог компаний с высоким уровнем риска, составляет 1,4 трлн долл., а общий объём оборачиваемых деривативов в мире исчисляется суммой, намного превосходящей глобальный ВВП (2013 г. – 710 трлн долл., 2020 г. – 1,2 квадриллиона) [11].

«Турбо капитализм» (по выражению профессора А. Фаллико) как порождение американского глобализма стал «бомбой замедленного действия» для всей глобальной экономики и катализатором и без того неизбежного при капитализме неравенства. Только за 2018 г. миллиардеры во всём мире разбогатели ещё на 12 %, а бедная часть населения планеты потеряла 11 % своего состояния. Богатство 26 богатейших персон мира оказалось равным состоянию 3,8 млрд человек. Только 1 % состояния основателя Amazon Д. Безоса равен бюджету здравоохранения Эфиопии с населением 105 млн чел [12].

Необходимость социальной поддержки населения инициирует государственное заимствование, а всё увеличивающийся сегмент предприятий-«зомби» [13] требует необеспеченного, дешевого кредитования.

С 2003 по 2018 гг. глобальный корпоративный долг увеличился с 26 трлн до 74 трлн долл., а мировой долг государств – с 23 трлн до 67 трлн долл. [14].

В связи с коронавирусом финансовый пузырь значительно увеличится за счёт обязательств государственного займа и рисковых необеспеченных акций. Например, по данным агентства Mody’s, долг спекулятивного уровня предприятий физически затухающей сланцевой отрасли США составляет более 60 % от общей суммы, подлежащей погашению в 2024 г.

Уже в настоящее время в зоне риска находятся долги сланцевиков в размере 86  млрд  долл. [18, с.  17]. Только за три недели конца марта – начала апреля текущего года в США зарегистрировано около 16 млн безработных, поддержка которых потребует новых трат бюджета. В целом в результате пандемии уровень американской безработицы вырастёт до 20 % [15].

Однако главным последствием пандемии стали меры мировых финансовых центров, которые и ранее способствовали надуванию финансового пузыря, грозящего обрушить глобальную экономику. В условиях кризисной неопределённости ФРС, ЕЦБ, Банк Англии, другие Центробанки «заливают пожар» за счёт «количественного смягчения», снижая ключевые ставки и увеличивая эмиссию.

Министерства финансов стремятся поддержать падающие предприятия за счёт всякого рода субсидий, налоговых послаблений, скупки акций и проч.

Из национального бюджета Германии выделено на поддержку бизнеса 557 млрд евро, Франции – 547 млрд евро, Италии – 340 млрд евро, Великобритании – 330 млрд долл., Японии – 193 млрд долл., Польши – 52 млрд долл., Финляндии – 15 млрд евро и т. д. Правительства многих стран заявляют, что в случае, если помощь государств окажется неэффективной, системообразующие предприятия будут национализированы [16].

Американский бюджет выделяет на борьбу с пандемией 2 трлн долл. (для сравнения, в 2009 г. было отпущено 1,4 трлн долл.), что, конечно, приведёт к увеличению его дефицита. На мартовских (2020 г.) чрезвычайных заседаниях Комитета по операциям на открытом рынке ФРС США приняла решение о понижении ключевой ставки до 0-0,25 %. Фактически кредитные деньги становятся бесплатными98. Европейский центральный банк оставил ставку рефинансирования на нулевом значении, Банк Англии снизил процентную ставку до 0,25 %, Банк Канады – до 0,75 %, Центральный банк Норвегии – до 1,0 %.

Безусловно, дешёвые деньги станут благом лишь в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной могут обернуться новым изданием глобального финансового кризиса99. Низкие процентные ставки и «мягкая монетарная» политика будут способствовать росту финансовых рынков на фоне падения реальной экономики. Большинство их субъектов (т.  е. «игроков») являются представителями страты, относящейся к верхней дециле распределения доходов. На низких ставках выигрывает богатое меньшинство, приобретая спекулятивные активы (падающие в цене недвижимость, акции и т. д.) и выигрывая на восходящем тренде их стоимости. Напротив, небогатое большинство (такое даже в развитых странах составляет 90 % населения), не получая даже минимального дохода от накоплений, размещённых в банковских депозитах, вынужденно их расходовать на текущие потребности. Ситуацию осложняет подтверждённая статистикой тенденция: при снижении сбережений уровень потребления «бедного» населения растёт более быстрыми темпами, чем у состоятельных слоёв. Этот факт, видимо, связан с психологическим аспектом: стремлением соответствовать средним потребительским стандартам. Эта ситуация порождает эффект «жизни в кредит», усугубляющий материальное положение большей части населения.

Ещё одно последствие занижения ставок связано с «замиранием» банковского сектора, так как активность финансирования смещается в сторону небанковских финансовых институтов.

Таким образом, низкие процентные ставки, нередко приносящие краткосрочный эффект, в долгосрочной перспективе неизбежно ведут к дисбалансу мировой экономики и нарастанию неравенства. Директор-распорядитель МВФ К.  Георгиева, презентуя 17 января 2020  г. доклад «Finance and Ineguality», произнесла фразу, которая может быть пророческой в условиях пандемии: «Чрезмерное неравенство тормозит и экономический рост… может подпитывать популизм и политические потрясения», а «мировая экономика рискует вернутся к Великой депрессии, вызванной неравенством и нестабильностью финансового кризиса» [16].

Одним словом, меры, предпринимаемые мировым политическим классом, естественно вписываются в современную парадигму финансиализации капитализма. Они являются не чем иным, как ещё одним шагом на пути приближения к очередному нециклическому глобальному финансовому кризису, который на сей раз будет, по всей видимости, означать крах капиталистической социально-экономической системы в целом.

Как ни парадоксально, но кризис, связанный с пандемией, отчётливо обозначил очертания постмодерна, неизбежно идущего на смену прежней экономической системе. Если до коронавируса учёные говорили об отдельных признаках наступления эпохи «креативной» или «умной» экономики, то кризис, связанный с ним, обозначил проблему перехода к новым методам, принципам управления, к безлюдным цифровым технологиям в плоскость практического воплощения.

Кризисные условия развития глобальной экономики значительно интенсифицировали обозначившийся ранее мегатренд на информатизацию социально-экономического пространства. Согласно данным корпорации Cisko, за период 2002–2016 гг. мировой трафик интернета увеличился в 266 раз (со 100 до 26000 Гб в сек.), а его трансграничные потоки увеличились на 3280  %. В 2015  г. на долю трансграничных информационных потоков уже приходилось 2,3 трлн долл., или 3,5 % мирового ВВП (для сопоставления, общий поток трансграничного движения товаров, услуг, людей, информации оценивался в 8 трлн долл., или 10 % ВВП) [3, c. 6].

И хотя сама по себе информатизация (цифровизация) экономики не создаёт нового типа социальных отношений, однако, безусловно, по мере роста способствует трансформации таких фундаментальных феноменов, как «собственность», «предприятие», «потребление» и т. д., выходящей за рамки традиционной индустриальной экономической системы.

В связи с тупиковостью вектора, указывающего в сторону дальнейшей финансиализации, глобальная экономика после пандемии будет вынуждена идти по пути продвижения к новой формации, источниками развития которой являются интеллект и информация.

Ссылки:

1. Макрон: «Мы определенно являемся свидетелями конца Западной гегемонии в мире» (Elysee, Франция) // Inosmi.ru [Сайт]. URL: https://inosmi.ru/politic/20190828/245721003.html (дата обращения: 07.04.2020).

2. Горова Н. В логике природы: Самовосстанавливающее развитие в ответ на пределы роста// Коммерсантъ. Приложения [сайт]. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4275942 (дата обращения: 24.03.2020).

3. World Economic Outlook Database. [Электронный ресурс]. [2018]. URL: https://www.inst.org/extermal/pubs/ft/weo/2018/02/weodata/index.aspx (дата обращения: 12.09.2020).

4. Комраков А. МВФ поставили под ружье // Независимая газета. 2019. 23 мая.

5. Антонов  М. Ангела Меркель подверглась издевкам британской прессы из-за отказа от евробондов // Вести.ru [сайт]. URL: https://www.vesti.ru/doc.html?id=831705 (дата обращения: 11.04.2020).

6. Сергеев М. Долг Китая достиг трехсот процентов ВВП // Независимая газета. 2019. 18 июля.

7. Злобин А. Промышленное производство в Китае показало рекордное падение за 30 лет // Forbes: [cайт]. URL: https://www.forbes.ru/newsroom/biznes/395109-promyshlennoe-proizvodstvov... (дата обращения: 14.03.2020).

8. МВД предупредил о глобальной рецессии хуже 2009 года // РБК: [сайт]. URL: https://rbc.ru/economics/23/03/2020/5e7905149a79477203fd6e7d (дата обращения: 12.04.2020).

9. «Капитализм сошёл с ума»: Макрон заявил о мировом кризисе // Газета.ru. URL: https://www.gazeta.ru/politics/2019/08/25_a_12601393.shtml (дата обращения: 12.04.2020).

10. Там же.

11. Эрлен Ф. Размер мирового рынка деривативов: 710 трлн долл. // GoldenFront: [сайт]. URL: https://goldenfront.ru/articles/view/razmer-mirovogo-rynka-derivativov-7... (дата обращения: 12.04.2020); Насколько велик рынок деривативов? // TalkingOfMoney.com. URL: https://ru.talkingofmoney.com/how-big-is-derivativs-market (дата обращения: 12.04.2020).

12. Холявка А. Перед налогом все неравны // Ведомости. 2019. 22 янв.

13. Доходы, которых не покрывают обязательства по заимствованию.

14. В экономике США и Европы полыхает пожар [Электронный ресурс]. URL: https://fondsk.ru/news/2020/03/23/v-economikah-ssha-i-evropy-polyhet-poz... (дата обращения: 10.04.2020); Глобальный долг вернулся к росту // Коммерсант. 2018. 11 июля.

15. Из-за пандемии уровень безработицы в США может достичь 20% // РБК: [сайт]. URL: https://rbc.ru/economics/04/04/2020/5e85e49b9a7947f926e52834 (дата обращения: 11.04.2020).

16. В экономике США и Европы полыхает пожар...

17. Катасонов В. Денежные власти США решили устроить мир во время чумы // Информационное агентство «Аврора» [сайт]. URL: https://aurora.network/articles/6-jekonomika/77865-denezhnye-vlasti-ssha... (дата обращения: 12.04.2020).

18. Катасонов В. Аргумент коронавируса и ключевые ставки Центробанков // Фонд стратегической культуры: электронное издание. URL: https://www.fondsk.ru/news/2020/03/16/argumentkoronavirusa-i-kljuchevye-... (дата обращения: 05.04.2020).

Егоров В. Г., доктор экономических наук, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой политологии и права Московского государственного областного университета

Источник: Пандемия COVID-19: конец привычного мира? / А.В. Абрамов, В.Э. Багдасарян, С.О. Бышок, С.В. Володенков, Д. Г. Евстафьев, В.Г. Егоров, Н.А. Комлева, Н.С. Крамаренко, А.В. Манойло, О.М. Михайлёнок, А.И. Петренко, В. Ф. Прокофьев // Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). 2020. № 2. URL: www.evestnik-mgou.ru

Западный этноконструктивизм (Геллнер, Хобсбаум, Анедерсон) отрицает объективное существование наций и народов и считает национальные ценности характер иллюзией индивидуальной психики у членов национальных сообществ. Однако в советской философии велись методологические споры, которые способны по-иному взглянуть на эту проблему. Имеются в виду споры о существовании идеального бытия (спор между Лифшицем и вульгарными социологами в 1920-е, спор между Д.И. Дубровским и Э.В. Ильенковым в 1960-е – 1970-е, популяризация концепции реальности идеального у А.Ф. Лосева). В ходе этих споров был выдвинуты аргументы в пользу существования «мира объективного идеального» - ценностей, законов, норм культуры, которые относительно независимы от воли отдельных людей.  Эти аргументы могут послужить критике субъектвизма концепции этноконструктивизма.

В книге Екклесиаста сказано: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Эти слова библейского царя вспоминаются всякому, знакомому с отечественной философской традицией ХХ века и наблюдающему сейчас за неумеренными восторгами наших либералов, которые превозносят «новейшее слово западной философии культуры» - этноконструктивизм и снисходительно критикуют своих «отсталых» коллег – примордиалистов.  

Но эти достижения западной философии культуры уже не кажутся столь новыми и значительными и даже зачастую не кажутся достижениями, если оценивать их, исходя из методологических споров, которые велись в свое время в советской философии по проблеме идеального. В этих спорах прорабатывалось представление об объективности идеального в основании всей духовной культуры, что, естественно, подразумевает и культуру этническую и национальную. В этих спорах, на наш взгляд, формировалось альтернативное этноконструктивизму (с его субъективизмом), но не совпадающее с биологизаторским примордиализмом понимание национальной культуры, которое наиболее адекватно и перспективно для дальнейшего анализа. Но прежде, чем углубляться в рассмотрение этой проблемы, вкратце напомню: в чем суть «нового слова» этноконструктивистов.

Постановка проблемы

В 1960-1970-е гг. на Западе несколько философов культуры (Э. Геллнер, Б. Андерсон, Э. Хобсбаум) провозгласили, что нации – не устойчивые, древние социокультурные или социобиологические образования, а результат идеологического конструирования со стороны политических и творческих элит Нового и новейшего времени. Поэтому данное направление и получило название конструктивизма (этноконструктизма). Один из его главных теоретиков – Бенедикт Андерсон заявил, что нации – не более чем воображаемые сообщества (imagined communities), то есть они существуют только в сознании людей и только до тех пор пока эти представители сознают себя частью «воображенного сообщества» итальянцев, французов, немцев или испанцев (Б. Андерсон пишет, что нация является воображаемым, а не реальным сообществом, «поскольку даже члены самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев по нации … в то же время как в умах каждого из них живет образ их общности» [1, с. 47]). Отсюда и широкое распространение в современной специальной литературе термина идентичность (identity). Сейчас почти не говорят о другой, немецкой или английской культуре, а говорят об английской или немецкой идентичности. Это важный знак, указывающий на смену философского базиса. Согласно конструктивистам, залогом хрупкого, иллюзорного бытия нации является отождествление («идентифицирование») людьми себя с образом этой нации и ее типичного представителя. Никакой объективно существующей сущности нации якобы нет. Поэтому конструктивистов называют еще антиэссенциалистами (отрицающими «эссенцию» – сущность нации)

Конструктивизм быстро вошел в моду и стал на Западе господствующей теорией. Причем не столько потому, что он лучше объяснял факты, чем другие теории, сколько по причинам политического порядка. Противоположная позиция – примордиализм была распространена в своей биологизаторской версии, согласно которой сущность наций и народов – это «гены», «кровь», «расовые особенности». Примордиалисты утверждали, что набор черт «национального характера», «национального менталитета» якобы передаются по наследству, от родителей детям. После преступлений национал-социализма   подобного рода теории были надолго дискредитированы и оказались за границами политической корректности. В современной западной этнологии и философии культуры, разумеется, есть и биологизаторы-примордиалисты (например, Пьер Ван ден Берг), которые, дистанцируясь от расизма и евгеники, используют новые, генетические концепции, но их не так уж много, и они не обладают большим влиянием.

Правда, есть еще и небиологизаторские версии примордиализма. Самые древние из них восходят к   религиям – христианству и доисторическим языческим культам, для которых сущности народов - «боги» или «ангелы народов». В идеалистической философии та же мысль приобрела более рафинированную форму, так, Г.-В.-Ф. Гегель писал о «духе народа» -  интеллигибельной сущности, которая делает народ им самим, и которая включает в себя национальные традиции, обычаи, ценности, характер и т.д. На нее могут оказывать влияние природные условия, климат, но сам по себе дух стоит выше материальных факторов[14, с. 67].

Маргинальность религиозно-идеалистических концепций в современной, секуляризованной, западной, академической субкультуре предопределила то обстоятельство, что они также не смогли составить заметную конкуренцию конструктивистским концепциям.

Кроме того, конструктивизм хорошо вписался в общую метапарадигму неолиберализма, которая стала доминировать на Западе с 1970-х гг. Для нее вообще свойственно скептическое отношение к вере в устойчивые социальные субстанции. К примеру, пол она тоже считает «сконструированной социальной идентичностью», заменяя «примордиалистский» термин «пол» «конструктивистским» термином «гендер».  Еще на одно характерное свойство неолиберализма указывают Е.В. Мареева и А.М. Анисимова: неолиберализм – идеология антидемократическая, воспринимающая народ как тупую, косную, неразумную массу, интересами которой можно и нужно пожертвовать ради процветания «свободного рынка» и класса «эффективных и инициативных предпринимателей»[13]. Для такого рода идеологов естественно и нацию трактовать как продукт «воображения» и «строительства» со стороны узкой, активной «творческой элиты» – «нациестроителей» (иногда конструктивисты их откровенно называют «этническими предпринимателями»), а не как результат воплощения «народного духа», которому элита должна безоговорочно следовать. Е.В. Мареева и А.М. Анисимова пишут: «В странах «золотого миллиарда» налицо возрастание роли духовных и политических элит и их манипулятивных технологий. Понятно, что глобализационные процессы создают почву для вхождения народов в «наднациональное» состояние с соответствующей формой коллективной и индивидуальной самоидентификации. Именно в этих новых условиях становятся возможны такие парадоксы самоидентификации, когда субкультура осознаётся как аналог этнической группы и национального сообщества» [13 с. 130].

Так конструктивизм стал господствующей теорией в современной западной философии культуры. В качестве таковой он был перенесен на российскую почву после падения «железного занавеса», а затем - и самого СССР. Самый известный его популяризатор – академик В.А. Тишков, автор монографии с «говорящим» названием «Реквием по этносу».  Благодаря деятельности его самого и его школы, в российских академических кругах (прежде всего, столичных – московских и петербургских и в меньшей мере – в провинции) стало дурным тоном говорить о «национальном характере», «национальном самосознании» и вообще о нациях и народах в неконструктивистском контексте, без употребления «модных терминов»: «идентичность», «социальное конструирование», «нациебилдеры» (причем, часто дальше употребления терминов дело и не идет). Дискуссии между конструктивистами и примордиалистами в российской философии культуры  и этнологии ведутся, но  первые представлены столичными учеными, хорошо знающими английский язык и англоязычную литературу и, соответственно, исповедующими либерально-западнические взгляды (конечно есть и исключения), вторые же в основном – провинциалы, сохранившие верность советскому определению этноса, восходящему к работам И.В. Сталина и академика Ю.В. Бромлея, либо - трактовкам этносов и наций  в духе немецкой романтической или русской религиозно-идеалистической философии. Наши конструктивисты свысока, полупрезрительно поглядывают на примордиалистов, считают себя носителями новейшего, западного, очередного «единственно верного» учения, многие из них убеждены, что, собственно, проблема уже решена...

Это, конечно, иллюзия. Никакой новизны и завершенности здесь нет. Очевидно, что если отбросить откровенно биологизаторские трактовки наций (которые, бесспорно, несостоятельны, потому что люди – не животные, а социальные существа и этносы не равнозначны породам и видам) то перед нами - вариация старых споров об идеальном бытии. В самом деле, конструктивисты отстаивают представление о том, что сущность нации – это «продукты воображения» в индивидуальных сознаниях, то есть - субъективное идеальное, а примордиалисты рассматривают национальные характер, культуру и ценности как нечто объективно существующее – не только в индивидуальных сознаниях, но и в культуре.  Но споры о субъективном и объективном идеальном пронизывали всю советскую философию.

Эти споры начались еще в 1920-1930-х годах в форме споров между литературоведами-социологизаторами и «течением Лифшица», продолжились в 1960-х - как дискуссия между «школами» Д.И. Дубровского и И.С. Нарского, с одной стороны, и Э.В. Ильенкова с другой (М.А. Лифшиц тоже в них поучаствовал – на стороне ильенковцев). В течение 1960-1980-х гг. точку зрения существования объективного идеального бытия последовательно и твердо отстаивал и «последний советский философ-идеалист» А.Ф. Лосев, который формально в марксистских дискуссиях об идеальном не участвовал и занимался исследованиями античного платонизма, но фактически, как это было понятно всем, используя эзопов, квазимарксистский язык, пытался донести до советской аудитории понимание идеального, свойственное для классической идеалистической философии.

В ходе этих споров было выдвинуто множество серьезных аргументов против субъективистского понимания идеального, перед лицом которых философская база этноконструктивизма начинает выглядеть совсем уж бледно, и апломб его защитников приобретает несколько комический оттенок. Рассмотрим эти аргументы по порядку. 

Споры 1930-х: аргументы Мих. Лифшица против социологизаторов

В 1920-е годы на волне революционной горячки получили распространение грубо-социологизаторские трактовки духовной культуры и в частности – литературы. Получившая популярность школа, представленная В.М. Фриче, В.Ф. Переверзевым (к которым были близки А.А. Богданов и деятели «Пролеткульта») трактовала литературу как вид классовой идеологии, причем, каждый писатель рассматривался как выразитель интересов именно того класса, к которому он принадлежал по факту рождения и воспитания.  Вкладом Пушкина или Шекспира в мировую культуру считалось не само содержание их произведений – в нем социологизаторы не усматривали ничего, кроме оправдания эксплуататорских классов, а формальное мастерство этих авторов, которому должны были учиться у «капиталистических классиков» «пролетарские литераторы». Все это выдавалось социологизаторами за развитие философских взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина.

Против этой позиции выступил философ-эстетик М.А. Лифшиц, а также его соратники и единомышленники – выдающийся венгерский философ-марксист Д. Дукач и советские литературоведы и критики В. Гриб, Е. Усиевич и другие. Лифшиц, безусловно, был ведущим теоретиком «течения». В ходе ряда дискуссий, начатых в 1929 году и продолжавшихся с перерывами до 1940 года, Лифшиц и его товарищи показали, что вульгарно-классовый подход не имеет отношения к подлинному марксизму. Последний предполагает признание гуманистических ценностей, выработанных всей предшествующей историей человечества. Выдающиеся деятели культуры рассматриваются в нем не как выразители узких классовых интересов той группы, к которой они принадлежали, а как представители движения народных масс за прогресс и утверждение социальной справедливости: «В качестве представителя дворянской идеологии Пушкин был писателем классово ограниченным. Как великий художник он создал в своих произведениях нечто такое, что возвышается не только над интересами определенной прослойки русских помещиков, но даже над всей исторической практикой дворянства…» - писал М.А. Лифшиц, полемизируя с теми псевдомарксистами, которые записывали Пушкина в «певцы крепостничества» [6, с.199].

В сфере философии эти споры 1920-1930-х гг. обычно не рассматриваются как споры об идеальном. Принято полагать, что главная тема этих дискуссий– существование абсолютных ценностей: Истины, Добра, Красоты. В самом деле, вульгарные социологизаторы учили, что Истины, Справедливости или Красоты как таковых не существует, в рамках буржуазного мировоззрения одно считается красивым и справедливым, а в рамках пролетарского – совсем другое. Мыслитель-марксист, утверждали социологизаторы, не может защищать «абстрактные», абсолютные ценности, он ко всему должен подходить с мерками классового подхода.

Лифшиц и его единомышленники указывали, что марксизм – бесконечно далек от философского релятивизма. Еще В.И. Ленин в полемике с А.А. Богдановым доказывал, что основа философии марксизма – теория отражения. Научные теории истинны, потому что они верно отражают законы природы и общества. То же самое касается и подлинного искусства, которое обязательно реалистично, потому что отражает объективную действительность (хоть это и не обязательно реализм в форме «натурализма» XIX века). Лифшиц и «течение» не отвергали классовый подход, наоборот, они освобождали его от искаженной, примитивной трактовки, видящей в нем апологию борьбы классовых эгоизмов. Цель классовой борьбы - не победа одного коллективного эгоизма над другим, а постепенная победа идеи справедливости, все большее приближение к подлинно справедливому обществу. В этом смысле борьба пролетариата -   высшая форма борьбы народа, угнетенного большинства за свободу и справедливость, которая ведется с начала классового общества: «диктатура пролетариата подготовляется долгой и упорной борьбой массы народа, которая началась вместе возникновением общественного неравенства и всегда составляла главное содержание классовой борьбы» [6, с. 217]. Поэтому любое настоящее высокое, классическое искусство является одновременно и народным, и реалистическим.

Такова вкратце философская подоплека концепций «течения». Тематика идеального здесь, конечно, присутствует и ее можно заметить, хотя она и не на первом плане. Истина, Добро, Красота, Справедливость – все это идеальные феномены, относящиеся к духовной культуре, хоть и воплощенные во вполне материальных вещах и процессах (от научных трактатов и художественных произведений до общественных и политических движений). Социологизаторы вслед за буржуазной мыслью считали эти идеальные феномены субъективными: «в основе этого отказа (от демократического наследства – Р.В.) лежала идея относительности всех ценностей, в том числе - художественных…»[7, с. 382]. Лифшиц и «течение» были убеждены, что это - объективное идеальное, коль скоро оно отражает объективную реальность или, правильнее сказать, объективная реальность сама проявляет и раскрывает себя через него. Как отмечает ведущий исследователь творчества Лифшица В.Г. Арсланов: «в понятии «отражение» (у Лифшица – Р.В.) заострено то, что сознание человека и его деятельность, будучи чем-то таким, чего до того не было в природе, есть в конечном счете свойство самой действительности, именно – способности мира к самоотражению» [8, с. 349]. 

В определенной мере социологизаторы даже предвосхитили некоторые идеи этноконструктивистов. Они утверждали, что идеология класса является психоидеологией, то есть коренится в индивидуальной психике. Отсюда и тезис об «ограниченности духовной жизни кругом фактических условий» [8, с. 262], согласно которому автор – раб тех социальных условий, в которых он сформировался, предрассудков того класса, к которому принадлежит (тогда как Лифшиц и течение отстаивали вменяемость, свободу автора подняться над ограниченностью своего воспитания, стать выразителем интересов другого класса, как, например Л.Н. Толстой, который будучи дворянином, отразил в своих произведениях взгляды пореформенного крестьянства).  Более того, вульгарные социологизаторы фактически задолго до Бенедикта Андерсона признавали народы и нации «воображаемыми сообществами». Как пишет М.А. Лифшиц: «Нигилистическое отрицание передовых традиций общественной мысли вульгарная социология довела до софистики, до отрицания понятия «народ»: существуют только классы, народа нет…»[7, с. 383]. Как видим, разница лишь в том, что, по Андерсону, антипод воображаемых сообществ – реальные сообщества (социальные группы, существующие не в головах людей, а в действительности) суть небольшие группы, где люди знают друг друга в лицо, связаны личностными связями. Согласно же советским социологизаторам 1920-1930-х реальные сообщества – это классы (такие как буржуазия или пролетариат), члены которых связаны не клеем «ложного сознания», а действительными, экономически-производственными отношениями. Итак, важное отличие советских субъективных идеалистов 1920-х от западных субъективных идеалистов 1960-х (кстати, и те, и другие стремились позиционировать себя как марксистов) в том, что первые еще верили в такие коллективные сущности как «класс», вторые отвергали всякие коллективные сущности, были откровенными социальными номиналистами, то есть считали: реально существуют лишь отдельные люди, способные вступать в личностные взаимоотношения, а все остальное – классы ли, нации ли – порождение индивидуальных сознаний.  

Понятно, что точка зрения Лифшица иная: коль скоро идеальное объективно, то и такие феномены как национальные мировоззрение, характер, ценности, также обладают относительно самостоятельным бытием и нации не менее реальны, чем классы и в определенной степени – даже чем индивиды. К сожалению, Лифшиц не развил систематической теории нации, но сказанное можно вывести из некоторых его замечаний в его замечательном курсе лекций о русской культуре.  К примеру, он говорит там о русской силе, «которая опирается на материальные основы, но имеет свой моральный эквивалент, может быть выражена в виде понятия национальных особенностей» [9, с. 18], о «литературе, выражающей наиболее цельно сущность русского народа» [9, с. 21], о некоей «национальной идее», которая есть «внутреннее объективное содержание» и «внутреннее объективное существо», содержащееся в культуре русского народа [9, с. 24].

Уже из этого видно, что перед нами своеобразный марксистский эссенциализм, признающий реальное существование народов и наций и, более того - реальное бытие «сущностей народов», национальных традиций как формы идеального. Можно было бы добавить и о связи этих сущностей, универсалий народов с теми «пределами», которые, по Лифшицу, заложены в законах природы (здесь эссенциализм Лифшица позволяет выводить национальный характер из географических условий, не впадая в грубый географический детерминизм), но реконструкция лифшицианского учения о национальной идее - отдельная задача, выходящая за рамки этой статьи.  

Спор об идеальном 1960-х: Э.В. Ильенков против Д.И. Дубровского

Спор об идеальном между Д.И. Дубровским и Э.В. Ильенковым, разразившийся в 1960-х гг. касался тоже не основы национальной культуры, а феномена мышления, вопроса, объективно ли существует содержание мышления, идеальное или оно принадлежит к числу психических феноменов? Но, как мы уже говорили, то, по поводу чего ломают копья примордиалисты и конструктивисты, иначе говоря, сущность народа и нации – это тоже не что иное как идеальное. В этом смысле спор между Дубровским и Ильенковым перекликается со столкновением конструктивистов, видящих в сущности народа «субъективное идеальное» и Ильенкова, для которого идеальное объективно. Рассмотрим некоторые важнейшие аргументы, которые выдвигал Э.В. Ильенков в своем споре с Д.И. Дубровским против субъективистской трактовки идеального (они имеются в работе Ильенкова «Диалектика идеального»).

Первое - философия как отдельная наука выработала категорию идеального в связи с категорией истины.  Философию не интересуют мимолетные состояния сознания отдельной личности, ее интересуют всеобщие формы знания. Если этих общезначимых, всеобщих форм нет, если они – всего лишь состояния индивидуальной человеческой психики, тогда не имеют смысла и философия с наукой, и искусство с нравственностью, ведь среди этих общих форм – Истина, Добро, Красота. Если Истины нет, то на каком основании сторонники субъективистского понимания идеального утверждают, что их позиция является правильной, а позиция их оппонентов – нет? 

Второе - без объективного идеального невозможны были бы любые виды обмена. Ильенков как марксист делает упор на обмене экономическом или рыночном. Форма стоимости по Марксу (и по Ильенкову) существует вполне объективно, вне сознания отдельного человека, и не зависит от воли и каприза индивидуальной психики человека. Не торговец решает: какова меновая стоимость вещи, а сам рынок через операции товарообмена. Но то же самое можно сказать и про другие виды обмена, например, обмен информацией при помощи языка, здесь в виде аналога стоимости выступает значение или смысл слова.  

Третий аргумент таков: если под идеальным понимать феномены психики отдельного человека, то как быть с вещественно зафиксированными опредмеченными формами общественного сознания, такими как книга, статуя икона, чертеж, театральное представление? Очевидно ведь, что «Король Лир» или «Лебединое озеро» представляют нечто отличное от их материального обличья и это представляемое – не мимолетные состояния психики режиссера и актеров. Согласно Ильенкову это представляемое и есть объективное идеальное, всеобщие формы познания и культуры.

В критике субъективистского понимания идеального Ильенков, как видим, продолжал Лифшица и «течение», хотя делал это не специально. Перед нами просто - две разные реакции глубоких диалектических мыслителей-марксистов на две разные формы субъективного идеализма, маскировавшиеся под марксизм и огрублявшие, примитизировавшие его. Причем в критике субъективизма Ильенков и Лифшиц были солидарны, а вот в понимании объективного идеального у них были расхождения[12; 10]. Мы на них останавливаться не будем, для нас важно здесь постулировать сходства их позиций. Они сводятся к тому, что идеальное – это не субъективный феномен, существующий в индивидуальной психике.  Напротив, наряду с миром материальных вещей и индивидуальных психических образов, есть еще и мир объективного идеального. Для каждого отдельного человека этот мир предстает такой же объективной реальностью, как и мир материальных вещей, и также, как и он (а может, и в большей степени) «мир идей» определяет развитие и поведение людей. Ильенков писал, что в утверждении бытия этого мира Платон был совершенно прав: «вот эта-то своеобразная категория явлений, обладающих особого рода объективностью.. и  была когда-то обозначена философией … как идеальное вообще… это непременно универсальные общезначимые образы-схемы явно противостоящие отдельной душе и управляемому ею человеческому телу как обязательный для каждой души закон … это и нормы бытовой культуры и грамматически-синтаксические нормы языка .. и законы государства… и нормы мышления…»[3, с.с. 232-233].

Разумеется, марксист Ильенков трактовал это объективное идеальное не так как идеалист Платон. Он связывал его с отношениями между всеобщей формой одной вещи и предметом культуры, представляющим эту всеобщую форму, а также - с материальным производством, превращающим мир природы в мир культуры. Но это для нас сейчас существенно другое.

Ильенков везде писал об идеальном как таковом, о совокупности любых законов, обычаев, идеалов, норм, о культуре вообще, а мы говорим об   этнической, национальной культуре.  Но очевидно, они с точки зрения теории идеального Ильенкова тоже должны существовать объективно, не сводясь к индивидуальным представлениям членов народа, нации и цивилизации. Иначе, если мы встанем на противоположную позицию, то есть на позицию конструктивистского субъективизма, мы столкнемся с теми же трудностями, что уже описал Ильенков.

Во-первых, если нация – воображаемое сообщество, то как быть с вкладом народов и наций в прогресс человечества, человеческую культуру? Как быть с английской политико-правой традицией, с русской литературой, с немецкой философией? Все это окажется тоже лишь продуктом воображения отдельных лиц, что по большому счету нелепо. Между прочим, тогда и сама концепция этноконструтивизма – не более, чем плод воображения Бенедикта Андерсона, то есть она теряет свою универсальность, общезначимость.

Кроме того, если нет абсолютных, общезначимых, универсальных и при этом объективно существующих ценностей, то как возможно само коллективное воображение? Если нет эквивалентов – воплощения вполне объективной стоимости товаров, то невозможен и обмен товаров, невозможен и сам рынок как нечто, что объединяет всех его агентов, все сообщество продавцов и покупателей. Точно так же, если нет универсальных, но объективных Истины, Добра, Красоты, было бы невозможно «вообразить» немецкую, английскую или французскую нации и их культуры!  Как это ни парадоксально прозвучит, недостаточно суммы всех немцев, всех французов, всех англичан с их индивидуальными перлами воображения, чтоб существовали немецкая, французская или английская нации. Нужны еще немецкая, французская и английская культуры – с их обычаями, традициями, поэзией, прозой, философией и все это не может быть просто совокупностью содержаний индивидуальных сознаний. Все это – нечто большее и существующее вне этих индивидуальных сознаний.

При этом тезис конструктивистов о том, что нация конструируется «творческой элитой», коль скоро поэты, писатели, публицисты, историки создают стихи, трактаты и статьи, чьи идеи ложатся в основу национальной идеологии, безусловно, Ильенков поднял бы на смех. Ведь этот тезис обличает вопиющее непонимание диалектики. Однажды Ильенков уже сказал: «… формы человеческой деятельности ... складываются в ходе истории независимо от воли и сознания отдельных лиц, которым они противостоят как формы исторически развивавшейся системы культуры…». [3, с. 227] Отсюда понятно, что и национальное мировоззрение, система национальных ценностей, будучи, конечно, созданными живыми людьми, имеющими сознание, волю и свободу, в то же время обладают определенным автономным бытием и именно поэтому он составляют ядро бытия нации или народа. Понятно, что это идеальное бытие теснейшим образом связано с материальным бытием народа, с его способами практики и производства и что только там, по марксизму Ильенкова, нужно искать корни национального своеобразия, но это уже – отдельная тема.

Аргументы «позднего» А.Ф. Лосева в пользу реальности идеального

Алексея Федоровича Лосева называют последним представителем религиозно-философского ренессанса Серебряного века. Действительно, он в юности был знаком с Н.А. Бердяевым, В. Ивановым, П.А. Флоренским – философами Серебряного века. Прожил же он до 1988 года, передав уже советской молодежи 1960-1980-х эстафету философии православного неоплатонизма. Причем если в молодые годы (в 1920-е) он не скрывал своих религиозных и идеалистических взглядов, то в поздний период, после тюремного заключения и лагерей, он стал прикрываться в своих работах своеобразным квазимарксизмом. Но это была не просто маскировка [2]. Лосев использовал марксистский принцип для анализа античной культуры и вписал некоторые марксистские идеи в свою версию философии всеединства.

Лосев формально не участвовал в споре между ильенковцами и деборинцами по поводу объективности идеального, но ближе к концу этой дискуссии, в 1972 году он публикует совместно с А.А. Тахо-Годи биографию Платона [4] (впоследствии переизданную с переработкой в серии ЖЗЛ в составе книги «Платон и Аристотель» [5]). И там, в нескольких сжатых до степени конспекта пунктах он обосновывает объективное существование идей как сущностей вещей. Причем он настаивает на том, что большинство этих пунктов должны признать не только идеалисты, но и материалисты, коль скоро они стоят на позициях диалектики и простого здравого смысла. Что это как не попытка старого философа-идеалиста помочь своим молодым знакомцам - материалистам (а Лосев был старше Ильенкова на 31 год и, действительно, был знаком и дружен с ним), подбросить им аргументов в защиту идеального бытия? Во всяком случае, такое исключить нельзя.

В книге Лосев определяет платоновские идеи как законы существования и всевозможных изменений вещей [5, с. 86]. При этом философ утверждает, что платоновскую теорию идей можно свести к 5 пунктам, 4 из которых являют собой нечто неопровержимое и полностью достоверное в платонизме, даже в наше время и с точки зрения иных философских систем.

Пункт 1 звучит: идея вещи есть смысл вещи, то, чем эта вещь отличается от других и что осмысливается нами при ее узнавании.

Пункт 2: идея вещи – это цельность составляющих ее частей, не сводимая к суме частей.  Треугольник не состоит из трех отрезков, ведь сумма трех отрезков – тоже отрезок, только втрое длиннее. Чтоб получился треугольник, нужно перейти от одномерных фигур к двухмерным, от просто отрезков –  к сторонам треугольника. Треугольник – это сумма трех отрезков, уже причастных к идее «треугольности», к треугольнику в его нерасчленимой цельности.

Пункт 3: идея вещи – закон для возникновения и существования вещи, ее отдельных, ежеминутных появлений. В часовом механизме шестеренки, гайки, болтики и стрелки расположены не просто так, а в соответствии с закономерностью, так, чтоб детали механизма служили его цели. В треугольнике стороны расположены так, чтоб соблюдался общий закон треугольника: сумма углов должна быть равна 180 градусов.

Пункт 4: Идея вещи – интеллигибельна, как говорил Платон, безвидна. Ни смысл, ни цельность, ни закон нельзя потрогать, пощупать, увидеть, их можно лишь постичь умом.

Есть еще пятый пункт, но Лосев писал, что он имеет значение лишь для философов-идеалистов, да и то – для плохих, недиалектических идеалистов, поэтому мы его опустим.

Вывод Лосева: любая вещь, создана ли она человеком, или принадлежит к миру природы, цельна имеет смысл, закон своего существования, и они – идеальны. Значит, помимо материальных вещей существует еще и мир идей, и этот мир тоже существует объективно, независимо от нашей воли. Нельзя сказать, что закон функционирования часов или существования треугольника - лишь в голове каждого человека, тогда он подчинялся бы нашим капризам, не был бы универсальным.  

Выходит, и по Лосеву, как и по Ильенкову с Лифшицем, существует объективное идеальное, и Дубровский с Нарским заблуждались, отводя идеальному статус субъективного бытия. Конечно, нельзя сказать, что Ильенков (да и Лифшиц в конечном итоге) разделили бы понимание идеального у Лосева [11], но мы сейчас не об этом. Важно то, что молодые люди, интересующиеся историей философии и прочитавшие биографию Платона А.Ф. Лосева и А.А. Тахо-Годи затем, узнав о споре Ильенкова и Дубровского, уже никак не могли бы поддаться субъективистским чарам псевдомарксистской «философии сознания» Дубровского.

Кроме того, тот, кто вырос на лосевской трактовке идеального у Платона никогда не поддастся и моде на этноконструктивизм. Всякому, кто будет утверждать, что нации – это воображаемые сообщества и существуют они лишь в головах людей, он возразит примерно так. А одна нация отличается чем-либо от другой или нет? Естественно, отличается, ведь одно – немецкая нация, а другое – французская. То есть существует некая национальная идея. А может ли быть так, что эта национальная идея – всего лишь сумма представлений немцев или французов о своих нациях? Нет, конечно, потому что с позиций диалектики целое больше суммы частей, хоть оно и состоит из частей. Нация включает в себя людей, в том числе и тех, кто творит национальное мировоззрение, культуру, идею, но национальное мировоззрение, культура, идея – нечто большое, они могут функционировать сами по себе, по своим законам и оказывать обратное воздействие на людей, выступать для них как внешнее, объективное бытие, лишь приобщаясь к которому становишься членом нации. Более того, национальная культура может продолжать существовать, пусть и в очень специфичной форме, даже тогда, когда ни одного члена этой нации и этого народа уже нет. Так, сегодня нет среди живых ни одного древнего грека или римлянина, но было бы большой глупостью заявить, что древнегреческая и древнеримская культура полностью исчезли.

Члены нации подчиняются национальной идее как закону и при этом не очень важно, что они при этом о себе воображают. Немцы во времена Гитлера вообразили, что они нация непобедимых солдат, которым суждено захватить весь мир и править всем миром. Но оказалось, что это не так, и не только потому что военная фортуна от них отвернулась, но и - дерзну предположить! -  потому что, поддавшись Гитлеру, нация Гете и Гегеля предала свою внутреннюю идею, нечто очень важное и очень интимное в глубине своей «национальной души».  

И, наконец, Андерсон просто сам себе противоречит. Почему он считает, что небольшие сообщества лично знакомых людей реальные, а нации – воображаемые? Разве общение со своим знакомцем не предполагает конструирование его образа, и образа нашей общности с ним, наших отношений? Если уж идти по скользкой дорожке субъективного идеализма до конца, то надо будет признать, что мы не знаем другого как себя, мы воображаем его и свои отношения с ним. И тогда все сообщества нужно будет признать воображаемым и не будет никакого смысла вводить понятие «воображаемое сообщество». Потому что его нечему будет противопоставить. Мы ведь говорим, что предмет горячий, потому что он горяч, по сравнении с другим предметом, который теплый или холодный, просто горячим нечто быть не может. Итак, или все сообщества, включая нации – реальные или все они воображаемые, но только тогда вообще ничего быть не может, кроме темного тупика солипсизма.

***

Следующий шаг в анализе этой проблемы, на наш взгляд, связан с развитием «философии национальной идеи» у А.Ф. Лосева. Всякий, кто хорошо знаком с его учением, поймет, что в движении от критического к собственно позитивному анализу природы национального, мы должны перейти к темам имени народа и его мифа, эйдоса и ангелов. Но задача данной статьи – лишь показать, какие серьезные аргументы смогла противопоставить российская диалектическая традиция ХХ века модному ныне этноконструктивизму.

Литература:

1.  Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Пер. с анг. В.Г. Николаева   М., Кучково поле, 2016
2. Вахитов Р.Р. Поздний Лосев и марксизм// «Вопросы философии» 2018 №1
3.   Ильенков Э.Ф. Философия и культура М., Издательство политической литературы, 1991
4. Лосев А.Ф. Тахо-Годи А.А. Платон. Жизнеописание М., Детгиз, 1972
5. Лосев А.Ф. Тахо-Годи А.А. Платон и Аристотель М., Молодая гвардия, 1993
6. Лифшиц М.А. Собрание сочинений в трех томах Том 2 М., Издательство «Изобразительное искусство», 1986.
7. Лифшиц М. Надоело. В защиту обыкновенного марксизма. М., Искусство – XXI век, 2012.
8. Лифшиц Мих. Диалог с Эвальдом Ильенковым. М., Прогресс-Традиция, 2003. –С.  349
9. Лифшиц Мих. Очерки русской культуры М., Академический проект, 2015.
10. Майданский А.Д. «О мыслящей себя Природе и идеальной реальности»//Вопросы философии, 2004 №3
11. Мареев С.Н. «Ильенков: жить философией», М., Акадекмический проект, 2015
12. Мареева Е.В. «Проблема идеального: спор двух марксистов» в сборнике «Эвальд Васильевич Ильенков» (под ред. В.И. Толстых) М., РОСПЭН, 2009;
13. Мареева Е.В., Анисимова А.М. «Споры об этническом и национальном и трансформация культуры народов Северного Кавказа»// Вестник МГУКИ 2017 4 (78) июль – август
14. Тимофеев А.И. «Концепции народного духа у Г.Гегеля и И.Ильина»// Россия: прошлое, настоящее, будущее. / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 16-19 декабря 1996 г. Отв. ред. М.С. Уваров Санкт-Петербург: Издательство БГТУ, 1996.

Автор: Рустем Вахитов, кандидат философских наук, доцент БашГУ (Уфа), историк философии и политолог, исследователь сословности

Два основных полюса, которые мы рассматриваем и которые уже обсуждались, - глобализм и национализм. Что из этого победит, что, наоборот, уйдет немного в сторону? Несмотря на то, что у нас называется дискуссия «Точки роста», я бы назвал свое выступление, может быть несколько контринтуитивно, «Прыжок на месте». Объясню почему. Коллеги много говорят относительно того, что национализм в разных формах скорее будет доминирующим, наиболее, что называется, победившим среди проигравших в посткоронавирусном мире.

Для того, чтобы понять, куда мы идем в плане национализма, необходимо посмотреть на собственно националистических акторов в Европе и Великобритании — на националистические, они же правопопулистские, партии.

Во-первых, на их риторику в контексте коронавируса, последние два-три месяца. Во-вторых, на динамику их электорального роста или падения. Весьма любопытно, если мы посмотрим на самые разные правопопулистские партии.

Я не так давно исследовал западноевропейские партии, то есть партию Brexit в Великобритании, партию «Национальное объедение» - Франция, «Фламандский интерес» - Бельгия. Северную Европу – «Шведские демократы» и Партия финнов. Центральную и Восточную Европу - польская правящая партия «Право и справедливость», правящая партия Венгрии – «Фидес», Германия – «Альтернатива для Германии». Южная Европа - это итальянская «Лига» и молодая, но уже достаточно популярная испанская партия Vox .

Вот что удивительно - партии из разных частей Европы, но их риторика в отношении коронавируса и в отношении правительств абсолютно идентичная, помимо двух партий, которые являются партиями власти, о них чуть позже поговорим.

Абсолютно все оппозиционные правые популисты, по крайней мере те, которых я рассматривал, говорят ровно те вещи и дают те рецепты, абсолютно те, которые они давали и до собственно наступления пандемии. А именно: необходимо усилить контроль границ, необходимо снизить иммиграцию, необходимо поддерживать внутреннюю экономику, необходимо поддерживать единство населения, общую культуру, а правительство, мол, все делает не так, меры недостаточны. Об этом говорят абсолютно все. Более того, интересно наблюдать - в России скорее есть такая же тенденция обвинять власть (в соц. сетях, насколько это релевантно, мы пока не можем сказать), но наоборот — в том, что у нас слишком жесткие меры самоизоляции.

Так вот, что касается Европейского союза и Великобритании, то там абсолютно все правые популисты обвиняют правительство именно в том, что там недостаточно жесткие эти меры, недостаточно жестко там следят за соблюдением правил самоизоляции, недостаточно рано начали работу, недостаточно денег выделяется, как всегда, на медицину. И кстати, значительная часть правых популистов — опять же это началось не с короны, а это началось раньше, — конечно же, говорят, о том, что Китай имеет определенное касательство не только к зарождению коронавируса. Это, наверное, в принципе, общее место, потому что если у вас одновременно в городе есть лаборатория, где коронавирус изучают и одновременно есть рынок, где миллион лет продавали летучих мышей, то вряд ли эти летучие мыши виноваты в том, что этот коронавирус распространился. Наверное, виновата лаборатория.

Но дело не в этом. Дело в разных формах ксенофобии, которые эти же правопопулистские партии уже демонстрировали в контексте того, что главную опасность для Европы представляет не столько Россия, сколько Китай, причем именно в силу его экономической мощи и усиливающегося экономического влияния в Европе.

Правопопулистские партии говорили об этом, и продолжают говорить в контексте коронавируса. Насколько я могу судить, и левопопулистские партии, «центральные популистские», и непопулистские партии, и вообще любые политические объединения, основанные на идеологии, конечно, считают, что их идеология является ответом на все вопросы. Нужно, мол, достаточно тщательно работать в том направлении, которым завещали отцы-основатели той или иной идеологии, тогда вы справитесь абсолютно со всеми кризисами.

Абсолютно все правопопулистские партии, как находящиеся в оппозиции, каких большинство, так и находящихся у власти в Польше и в Венгрии, критикуют Европейский союз. Это характерно для евроскептиков – евроскептики всегда критикуют Европейский союз. Сегодня критикуют из-за того, что они называют «отсутствием солидарности».

Мы ведь понимаем, что, когда, скажем, итальянцы или испанцы критикуют Европейский союз из-за отсутствия солидарности - это на самом деле (если переводить это многозначное слово на русский язык) означает отсутствие помощи конкретно этим странам. То есть почему-то считается — опять же, с точки зрения политической полемики, это вполне допустимо, — что когда коронавирус случился у всех, богатые страны ЕС в лице Германии и других должны все свои усилия предоставить для того, чтобы помочь соответственно Италии и Испании.

Насколько такие тенденции роста недовольства Евросоюзом приведут к выходу из Евросоюза других стран — помимо Великобритании, которая ушла по другим причинам? Я думаю, что нет такой вероятности. Почему? Сейчас, действительно, по социологии мы видим, что Италия – единственная страна Европейского союза, где количество людей, которые выступают за выход из ЕС, впервые превысило количество людей, которые выступают за то, чтобы остаться в составе Союза.

Во-первых, разумеется, это то, что мы называем эмоциями. Во-вторых, если мы посмотрим, скажем, мотивацию тех, кто голосовал в Великобритании за выход из ЕС, и тех, кто сейчас говорит, что возможно Италия выйдет из ЕС, то мотивация будет прямо противоположная. Британцы говорили, если переводить на простой язык: оставьте нас в покое, нам не нужен Брюссель, нам не нужны ваши законы, нам нужен контроль границ, то есть требовали «ухода объединенной Европы» из Великобритании.

А чего же требуют наиболее пострадавшие от коронавируса страны, та же Италия? Они как раз обижаются на Европейский союз за то, что к ним «не пришли». То есть британцы требовали, чтобы Европа ушла, а итальянцы требуют, чтобы она пришла — проявила большую солидарность, оказала помощь. Никто ведь не обвиняет Евросоюз в целом в том, что это он виноват в коронавирусе.

Интересная позиция от двух правопопулистских партий, находящихся у власти, т.е. венгерского «Фидеса» и польского «Права и справедливости». Они, разумеется, партию власти не критикуют, поскольку сами являются властью. Но, конечно, они тоже говорят о том, что мало есть солидарности внутри Европейского союза. Одновременно, как и все остальные правые популисты, они, конечно, продолжают также свою стандартную риторику, а усиление своих политических позиций стремятся увязывать непосредственно с коронавирусом.

На середину и конец мая планируются президентские выборы в Польше [затем они были перенесены на конец июня — прим. ред.], которые оппозиция требует перенести из-за коронавируса. А власть настаивала на том, что нужно провести, и даже быстро через парламент они протащила закон, который позволяет всем полякам голосовать на выборах по почте. Соответственно, опять же, мотивируя это тем, что, если перенести выборы на осень, то никто не знает, будет ли осенью вторая волна коронавируса.

Та же самая примерно ситуация в Венгрии. Там тоже партия власти «Фидес» через парламент передала большие полномочие премьер-министру Виктору Орбану. Он же, наоборот, отменил все выборы на время действия карантинных мер по коронавирусу, за что был подвергнут критике венгерской оппозиции, а также некоторых европейских структур. Но, опять же, и «Фидес» и «Право и справедливость» - это две партии, которых еще до коронавируса и внутренняя оппозиция, и либеральная, и центристы обвиняли в чрезмерной концентрации власти в их руках.

То есть все националистические правопопулистские акторы (по крайней мере, которых мы рассматриваем) стоят на тех же позициях, предлагают ровно тот же рецепт, что предлагали до коронавируса.

Что касается возможности их какого-то взрывного роста. Пока, если мы посмотрим на социологию по Европе, нет никакого взрывного роста правых популистов. Они либо примерно на тех же позициях, плюс-минус несколько процентных пунктов занимают, что и, скажем, 1 января 2020 г. - может быть чуть-чуть выше, чуть-чуть ниже. А вот как раз правящие партии, например - партии власти в Германии или президент во Франции – резко поднялись. Если посмотрим рейтинги ХДС/ХСС, то сейчас партия по сравнению с 1 января поднялась на 10 процентных пунктов. Или, скажем, президент Макрон, не самый популярный президент во Франции, но тем не менее с 1 января он поднялся на 8 процентных пунктов, что тоже для него является весьма хорошим результатом.

Хочу такую мысль подчеркнуть, которая, может, лежит на поверхности. Мы и до коронавируса существовали в мире, где сосуществуют национализм, национальные границы, национальная идентичность, национальное правительство — и глобализм, о чем сегодня и говорилось.

Тот факт, что мы с вами сегодня здесь собрались [конференция проходила в сервисе ZOOM — прим. ред.], имеет место благодаря глобальным средствам коммуникации. Если мы хотим представить глобализм как-то наглядно, что можно «пощупать», это как раз оно и есть. То есть не какие-то глобальные корпорации, тайные элиты, к о которых читали странных в книжках, а вот это.

И страшно предположить, что у нас Skype отменят, отменят интернет, отменят быстрый денежный перевод между странами, отменят Netflix и пр.

Завершу своё выступление четырьмя пунктами о том, что показала пандемия коронавируса.

Первый пункт, который является для некоторых контринтуитивным. На самом деле, если мы примем его, то мы многое поймем из того, что сейчас происходит. Это то, насколько на сегодняшний день высока цена человеческой жизни.

Здесь говорили о том, что прогресс не меняет человека. Да, прогресс не меняет человека, но человек сам меняет себя и свои установки, в том числе и по отношению к жизни, исходя из новых доминирующих диалогических концепций. Действительно, правильно говорят, что коронавирус не является самым смертельным вирусом в истории человечества, даже из тех, что сейчас есть на планете. Тем не менее, важен просто тот факт, что первая реакция государств была такая, что, если мы можем сохранить хотя бы несколько жизней, если мы знаем, что есть такой вирус, давайте мы немножко отодвинем в сторону экономику, а людей поставим в положение самоизоляции и посмотрим, как это будет.

Понятное дело, что если просматривать это все на более дальние перспективы, то может быть, действительно, в долгосрочной перспективе это было неправильным решением, но, тем не менее, это решение, которое диктовалось, в демократических странах прежде всего, конечно же, заботой непосредственно о жизнях. Исходя, так скажем, из логики «делай, что должен, будь, что будет». Если есть возможность сохранить одну жизнь сегодня, а не десять через год, то вы сохраняете одну жизнь сегодня.

Это первый пункт - выросла цена жизни. Отсюда иначе ведут себя государства, нежели они себя вели бы 100 лет назад по отношению к сохранению этой одной жизни.

Второй пункт - это подчеркнутая важность границ, даже в тех регионах, где границы, казалось, отменены Шенгенским соглашением. Тем не менее оказалось, что это такая штука весьма важная. И в общем-то оказалось, что их можно охранять при необходимости, если есть такое желание.

Третий пункт — это то, что государства оказались весьма устойчивыми. То есть нигде, ни в государствах первого мира, ни в государствах третьего мира, не происходит настолько глобальных протестов или сползания в хаос. Что можно было бы представить, если мы смотрим на мир как-то слишком пессимистично. Нигде ничего не произошло, президенты на месте, правительства на месте, полиция на месте, армия на месте, из крана течет вода, интернет тоже течет у нас, поэтому мы с вами сейчас общаемся, в магазинах есть продукты, везде.

Четвертый пункт — люди у нас в стране и за рубежом, в принципе, оказались гораздо более в целом законопослушными, чем предполагалось. У нас же тоже есть в России внутренний расизм, когда говорят, что на наш народ «не тот», что наш народ «снова пойдёт на шашлыки». Тем не менее, один раз сходил народ на шашлыки, были введены более жесткие запреты, более жесткий карантин, самоизоляция, всё – народ перерастал ходить на шашлыки. Люди и законопослушны в целом, но также и не враги самим себе и своему здоровью.

Поэтому вот такая вот финальная мысль: как глобализм останется, никуда не денется (интернет-то работает), так и национализм также никуда не денется, конечно же. Будем, как раньше, сосуществовать в рамках национальных государств и глобального мира.

Источник: http://russkie.org/articles/pryzhok-na-meste-natsionalizm-i-globalizatsiya-v-mire-posle-koronavirusa/

Скажем прямо, это событие не так широко освещается европейскими СМИ, как "сталинские депортации народов" или антисоветские мифы о войне, особенно активно раскручивающиеся в последние годы. Оно и понятно: некоторые исторические факты не вписываются в современный европейский нарратив о вине СССР за все, что происходило до и после Второй мировой войны. А их обсуждение поневоле заставляет задуматься о том, в чем же пытаются обвинить советскую Россию, если выясняется, что сталинская политика относительно депортаций по этническому принципу являлась не только обыденностью для послевоенной Европы, но была еще и гуманнее на фоне тех этнических чисток, которые творили государства, ныне особо активно обвиняющие Москву.

На самом деле 55-километровый смертельный поход этнических немцев Чехии из Брно до границы Австрии, начавшийся 30 мая 1945 года, — лишь один из множества эпизодов самой массовой депортации народов в истории Европы. По оценкам американского историка Р. Дугласа, специализирующегося на этой теме, результатом такой политики стало перемещение 12-14 миллионов немцев (до четверти населения современной Германии — это депортированные лица или их прямые потомки). Точное число жертв назвать не может никто — от 500 тысяч до 1,5 миллиона. Подчеркнем, речь идет не о нацистах, не о солдатах вермахта, не о военных преступниках. В основном это женщины, старики, дети, поскольку мужчин немецкой национальности Гитлер поголовно поставил под ружье и к маю 1945-го они либо погибли на фронтах, либо находились в лагерях для военнопленных.

Следует особо подчеркнуть, что ответственность за эти массовые депортации в равной степени несут все страны-победители. Данная политика — результат всеобщего консенсуса, который был определен задолго до разгрома нацизма. Наверное, именно поэтому американские и европейские политологи не так любят вспоминать те события, как гораздо менее масштабную депортацию крымскотатарского народа, ведь в данном случае исключительно Сталина не обвинишь, придется признавать, что его политика вполне вписывалась в общепринятую практику Запада.

Еще до окончания войны лидер правительства Чехословакии в изгнании Эдвард Бенеш публично объявил судетских немцев "пятой колонной" и пообещал им ответственность за их "предательство". В августе 1944 года польское правительство в Лондоне так же постановило, что тех немцев, "которые не покинут польскую территорию после войны, выселят оттуда". Все эти планы поддержали правительства Великобритании и США. Уинстон Черчилль на дебатах в парламенте 15 декабря 1944-го публично одобрил массовую депортацию, считая это ключом к разрешению этнических конфликтов в будущем.

Хотя руководство Пражского восстания в мае 1945 года подписало обязательство перед уходившим из города нацистским гарнизоном о том, что гражданское немецкое население не подвергнется преследованиям, этническая чистка началась сразу же. Чехи бросились казнить немецких раненых солдат в госпиталях, а заодно расправлялись и с гражданскими. Так, из окна выбросили пожилую немецкую женщину, до смерти забили на улице музыканта из гастролировавшего в Праге германского оркестра. Жертвами порой становились немецкоговорящие евреи и даже чехи, если в их бумагах местом рождения значилась Судетская область.

Причем это происходило повсеместно, не только в столице. Британка Марджори Куинн, проживавшая в городке Трутнов в Северной Чехии, в июне 1945 года в письме сестре с ужасом описывала убийства и изнасилования, которые творили местные жители в отношении этнических немцев. Она подчеркивала, что контрастом было поведение Красной Армии. Наши бойцы чаще всего как раз пытались остановить массовые убийства и организовать упорядоченную депортацию, дабы избежать жертв.

Но и чехи, и поляки приступили к "диким депортациям". Поначалу выбирали тех, кто живет в богатых домах, ведь все это доставалось новым властям. Как это было и в случае с "маршем смерти" из Брно, к судетским немцам приходили только что сформированные вооруженные отряды полиции или самообороны (причем зачастую в них записывались и вчерашние полицаи, вполне нормально сотрудничавшие с нацистами), давали час-два на сборы, разрешая взять где-то десять, где-то 30, а где-то 50 килограммов личных вещей, и гнали пешком до границы. Поскольку львиную долю составляли старики и женщины с детьми, многие не выдерживали и падали. Их добивали, бросая на обочинах.

По некоторым оценкам, в "марше смерти" из Брно погибло 1700 человек (есть оценки и в восемь тысяч). Первыми жертвами становились грудные младенцы, поскольку их изможденные матери не могли кормить их из-за отсутствия молока. Одна из выживших участниц этого похода с ужасом вспоминала, что самое страшное началось не на марше, а в импровизированном лагере на границе, где женщин грабили, насиловали, добивали.

А иногда немцам даже не давали дойти до границы. Так, в ночь на 19 июня в моравском городе Пршеров вооруженные чехи вытащили из поезда гражданских немцев и расстреляли каждого — в затылок. Только там убили 265 человек, включая 120 женщин и 74 ребенка, младшему из которых было восемь месяцев.

Один из самых страшных эпизодов — так называемая Устецкая резня. Тридцать первого июля на складе боеприпасов города Усти-над-Лабем произошел взрыв. И даже невзирая на то, что львиная доля погибших были судетскими немцами, местные власти обвинили в теракте "германское подполье". После чего началась бойня. Погибли сотни человек (по немецким оценкам — тысячи). Людей сталкивали с моста в реку и расстреливали тех, кто пытался выплыть. Многие свидетели указали на то, что в воду бросили коляску с младенцем.

Чаще всего эти казни и пытки были публичными, при стечении народа (благодаря чему сохранилось множество свидетельств). Один из чехов, пораженный увиденным, написал в офис правительства: "Даже бесчеловечные немцы не избавлялись от своих врагов в такой манере, пряча свой садизм за заборы концентрационных лагерей". Известный британский корреспондент Фредерик Фойгт заявлял, что чехи сами переняли "расовую доктрину, близкую к гитлеровской, <…> и методы, которые не сильно отличались от фашизма". Он сделал вывод: "Они фактически стали славянскими национал-социалистами". Современная польская исследовательница Бернадетта Ницшке проводит такие же параллели, признавая, что действия поляков в отношении немцев после войны "зачастую не отличались от действий Гитлера".

Некоторые методы чехи и поляки переняли у тех, от кого их освободили. Так, в Чехословакии немцев обязали носить повязки с буквой "N", на них даже рисовали свастики. Многие нацистские концлагеря стали местом содержания и жестоких пыток этнических немцев. Даже гетто кое-где воссоздали, но уже теперь немецкие.

Первые декреты Бенеша вполне можно сравнить с расовыми законами Рейха. Только теперь в правах поражали немецкое меньшинство (хотя в некоторых городах Чехии это "меньшинство" составляло до 90 процентов населения). Итог — тотальное выселение немцев и венгров. Причем это от России сейчас постоянно требуют каяться за те или иные действия Сталина, а законы Бенеша на официальном уровне современная Прага так и не осудила. Мало того, некоторые из декретов дожили до наших дней, вплоть до вхождения Чехии и Словакии в Евросоюз. И снова-таки Прага была не одинока в этом. Аналогичные действия предпринимались и в послевоенной Польше, и в Югославии, Румынии, даже в Нидерландах (операция "Черный тюльпан" в 1946-1948 годах).

Но заметьте, громче всех кричат о "сталинских депортациях народов" представители тех стран, где устраивали гораздо более массовые и гораздо более кровавые переселения своих граждан после войны. И СССР, и Россия после 1991 года не раз признавали выселение этнических меньшинств преступлением и предпринимали меры для реабилитации жертв и их потомков. В современной же Европе, громогласно осуждающей "преступления тоталитарных режимов", стараются свои грехи прошлого не выпячивать. О реституциях и компенсациях даже вспоминать боятся.

К сожалению, и у нас в стране эта тема на протяжении длительного времени была если и не полностью табуированной, то во всяком случае не освещалась и не изучалась в достаточной степени. Берегли чувства "союзников", несмотря даже на то, что эти самые "союзники" давно уже обвинили нас во всех своих бедах. А зря. Подробно рассказывая о переселении крымских татар или чеченцев и умалчивая о гораздо более массовых депортациях народов в послевоенной Европе, мы действительно рисовали искаженную картину прошлого, создавая впечатление, что политика Москвы того периода была чем-то уникальным и особенным. Нет, так действовал весь мир, только на Западе это творили гораздо более жестокими методами. Пора бы уже об этом говорить открыто и громко, чтобы слышали не только в России.

Автор: Владимир Владимирович Корнилов, политолог, историк, журналист и общественный деятель

Источник: https://ria.ru/20200530/1572194802.html?fbclid=IwAR0YoWm9iCZd7TqNZgfuuuuV9MzDuWDzm7T3b-aMGR27LIkkcZmKzmwZIe4

Почему? Для этого есть несколько причин.

Причина первая: где взять Сталина?

Откуда берутся сталины и вообще вожди? А они берут власть в результате революции и гражданской войны. Только революции и гражданские войны выталкивают во власть харизматиков с экстраординарными способностями. В любое другое время любая система ставит перед претендентами такие фильтры, что во власть проникают только скучные чиновники, полностью притёртые и обтёсанные системой под свои потребности.

А возможна ли революция и гражданская война в современной России?

Однозначно нет. Я об этом писал в статье Болезни человеческой цивилизации в крысинной популяции:

«Все гражданские войны случались только в странах с так называемым аграрным перенаселением. Это когда многодетные семьи. Сельское население. И недостаток земли для прокорма, ПРИВОДЯЩИЙ К ГОЛОДУ. Видимо, это связано с генетическим саморегулированием популяции. Механизмы которого пока не ясны.

Сейчас гражданская война в «городских» странах в классическом её виде невозможна. Ввиду того, что цивилизацией создана другая среда обитания. Мегополис. За 40 лет генофонд мегополиса сокращается вдвое. И безо всякого насилия. Просто меньше рожают. Вначале город втянул и уничтожил генофонд окрестного населения. Потом втянул и уничтожил генофонд населения внутри целых государств. Теперь втягивает и уничтожает генофонд всего человечества. Без гражданской войны.

Видимо, причина в разнице условий обитания популяции: в одном случае места много, но пищи мало. (Аграрное перенаселение). В другом случае - наоборот (Мегаполис). Вот и запускается разный механизм саморегуляции. В первом случае это взаимное истребление, чтобы выжил сильнейший. В другом - ограничение рождаемости естественным путём. И запуск механизма мутаций путём ослабления иммунитета и рождение потомства с генетическими аномалиями. В первом случае - это усовершенствование уже созданного образца. В другом - поиск нового образца организма, более приспособленного для изменившихся условий путём генетических изменений в результате воздействия окружающей среды».

Гражданской войны не будет. Вместо неё может быть только дворцовый переворот. Когда вместо одного бюрократа–коррупционера просто придёт другой.

Причина вторая: Ну ладно, пусть будет не гений, пусть будет просто хороший руководитель. Но руководит сталинскими методами. Где сам не справится – советники помогут. Разве так нельзя? Нельзя.

В чём смысл сталинского руководства? В ручном управлении всеми процессами в государстве. Прежде всего экономическими. Но вручную можно управлять только небольшими и не очень сложными экономиками. Какой была экономика России после гражданской войны.

Чем более объёмна и сложна экономика, тем больший умственный потенциал и здоровье требуются, чтобы ей управлять в ручном режиме. Это не считая нечеловеческой работоспособности и фанатической самоотдачи.

Современная Российская экономика достигла такого развития, что в мире нет такого человека, способного ей полностью управлять в ручном режиме. Только слегка вручную корректировать рынок, где он неэффективен. Человеческому мозгу посильна для управления в ручном режиме экономика не более белорусской. И то с оговорками. А выч.техника пока ещё не развилась настолько, чтобы создать искусственный интеллект необходимой мощи.

Почему вы думаете, СССР впал в застой? А потому, что экономика всё развивалась, а бюрократическая система по законам Паркинсона продуцировала управленцев со всё более заурядным мыслительным аппаратом, работоспособностью и мотивацией. Не смогли управлять.

Причина третья: демографический потенциал.

Сталинский метод руководства приводит к большому расходу человеческого материала даже в мирное время. За счёт стимуляции к труду через репрессии, который метод только и работает при командной системе управления государством. Через эти репрессии происходит большая убыль человеческого материала и снижается возможность пополнять его путём рождения новых людей. Просто степень интенсивности труда не оставляет на это времени. Мобилизовывали, мобилизовывали население (помните лозунги: «Крестьянка – на трактор!» Всяких Паш Ангелиных, лётчиц Гризодубовых и т.д. и т.п.?) Вот и домобилизовывались в конце концов до того, что рожать стало некому – все работают. Карьеру делают. Самореализуются.

Исчерпали демографический потенциал. Именно поэтому, кстати, стала неизбежна военная реформа. Которой так противятся военные советской школы. Просто воевать так, как учат в советских академиях на опыте второй мировой войны, больше нельзя. Людишек не хватит. Помните выражение маршала Жукова: «А что людишек жалеть? Бабы новых нарожают!» Уже не нарожают. Причины смотри выше.

Отсюда вывод: военные строительство и военную доктрину надо делать с учётом не только военно-промышленного, но и демографического потенциала. Избегая в войне решительных целей захвата больших территорий. Которые зачищать после захвата неизбежно придётся с большим расходом живой силы.

Второй вывод: всякая постановка перед народом «великой цели», о которой так тоскуют сталинисты, обернётся ложью и фарисейством. Великие цели достигаются только большим расходом людишек.

Самая великая цель перед народом России на ближайшие лет сто, не меньше, может быть только одна, библейская: «Плодитесь и размножайтесь!» Восстанавливайте демографический потенциал, порушенный за 20е столетие войнами, революциями и великими скачками в "коммунизм - светлое будущее всего человечества".

Всякие призывы к возврату к сталинизму, это «ложь, пиздёжь и провокация» - как у нас говорили в роте.

В настоящее время идеолги пятой колонны раздувают сталинизм как противопоставление мифа о Сталине реальному путинизму в своих узко корыстных целях.

Так ко всем сталинистам, новым опричникам, родноверам и прочим профессиональным провокаторам - бунтарям, а также к их призывам и относитесь.

Истчник: https://bulochnikov.livejournal.com/4484370.html

4 июня 2020 состоялось заседание редакционной рабочей группы по подготовке доклада Государственного совета Российской Федерации по вопросу «О задачах субъектов Российской Федерации в сфере общего образования». Мы попросили председателя комиссии по науке и образованию СПЧ Александра Асмолова кратко поделиться впечатлениями об этом мероприятии.

Заседание провёл руководитель рабочей группы по подготовке заседания Государственного совета Российской Федерации по вопросу «О задачах субъектов Российской Федерации в сфере общего образования», губернатор Кировской области Игорь Васильев.

В заседании участвовали руководитель редакционной группы по подготовке доклада Государственного совета Российской Федерации по вопросу «О задачах субъектов Российской Федерации в сфере общего образования», заместитель министра просвещения Российской Федерации Виктор Басюк, президент РАО Юрий Зинченко, ректор МГУ Виктор Садовничий, заслуженный профессор МГУ, член Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Александр Асмолов, первый вице-президент Газпромбанка Наталья Третьяк, лидер проекта «Школа 2025», генеральный директор инженерного центра «АТОМИК» Евгений Голубенко, руководитель Института образования ВШЭ Исак Фрумин и др.

В ходе заседания Игорь Васильев подчеркнул важность подготовки подобного доклада, вместе с тем акцентировал внимание на том, что в настоящий момент есть только разрозненные и зачастую противоречивые материалы, которые нуждаются в серьёзном редактировании и доработке.

Руководитель редакционной группы по подготовке доклада Государственного совета РФ Виктор Басюк отметил, что от экспертов и разработчиков поступили достаточно серьёзные материалы по подготовке доклада о развитии школьного образования, объём которых превышает 300 страниц.

Ректор МГУ Виктор Садовничий сказал, что сегодня крайне важно, особенно в ситуации кризиса, выделить приоритетную ценность общего образования. В его выступлении ясно прозвучала мысль, что без фундаментальных исследований не может быть продуктивной стратегии школьного образования. В связи с этим он напомнил, что в МГУ была программа «Учёные МГУ – школе». Суть этой программы заключалась в том, что ведущие академики, такие как Андрей Колмогоров и Исаак Кикоин, писали учебники для школ, что задавало очень высокий уровень обновления школьного образования с позиции приоритетов фундаментальной науки.

Академик РАО Александр Асмолов подчеркнул, что сегодня мы сталкиваемся с ситуацией антропологического риска, не отрефлексировав которую, мы вряд ли решим политические задачи, поставленные президентом. Особенно важны установки президента на персонализированное образование как основу саморазвития личности, а также на то, что наше образование должно быть не просто конкурентоспособным, а войти в десятку лидеров образования разных стран. Для решения этих задач необходимо отрефлексировать образ будущего образования, а также то, что школа – это пространство диалога и понимания между разными поколениями. Стратегию развития образования невозможно выстроить без исследования модели успеха и портретов современных детей; без опоры на фундаментальную науку. Асмолов также подчеркнул, что нужно жестко различать между собой фундаментальность и фундаментализм; фундаменталистское – архаичное образование и фундаментальное образование. Именно фундаментальная наука обеспечивает пластичность и гибкость образования, помогает школьникам стать готовыми к потокам различных изменений.

Александр Асмолов также обратил внимание на риск для работы редакционной группы над докладом, если руководство группой осуществляется в контексте того или иного ведомства. Подобная ситуация может привести к подмене государственной политики в сфере образования политикой ведомства, даже такого ведомства, как Министерство просвещения. А Госсовету важно услышать голоса и позиции разных регионов, различных субъектов РФ.

Он подчеркнул, что ни в коем случае нельзя сводить голоса регионов к голосу одного ведомства. Нужно четко понимать опыт и потенциал регионов.

«С моей точки зрения, в редакционной группе должно быть как минимум несколько руководителей. Наряду с министерством в неё должны были бы входить те, кто отражает позиции научного сообщества и профессионального, педагогического сообщества. Речь идёт о ведущих экспертах. Я обратился с предложением ввести в состав рабочей группы Юрия Зинченко как президента РАО», – рассказал Александр Асмолов.

Первый вице-президент Газпромбанка Наталья Третьяк поделилась серьёзным опытом подготовки предшествующих заседаний Госсовета, когда она была первым заместителей министра образования и науки.

Она подчеркнула: пока мы имеем дело не столько с проектом доклада, сколько с разрозненными материалами, и нам необходимо структурировать доклад, сосредоточившись на том, какие поручения впоследствии президент даст регионам, чтобы они могли продуктивно развивать школьное образование в каждом субъекте РФ.

Наталья Третьяк отметила, что сейчас важно продвигать идеи государственно-частного партнёрства.

Также она подчеркнула, что доклад Госсовета, чтобы быть услышанным субъектами РФ, не может быть составлен без анализа опыта в образовании субъектов РФ.

Её выступление вызвало оживлённую дискуссию и поддержку многих присутствующих на заседании коллег.

Евгений Голубенко предложил структурировать доклады, в которых должны быть следующие части:

Куда мы идём?

Откуда мы идём?

Что необходимо сделать, чтобы достигнуть консолидированного общего видения школы, учитывающего опыт разных регионов? Какие шаги с учетом экономической и социальной ситуаций должны быть сделаны, чтобы достигнуть успехов в образовании?

В своём кратком выступлении Исак Фрумин отметил, что для редактирования доклада сначала необходимо сделать содержательную, аннотированную его версию, чтобы у регионов была ориентировочная основа действия, как достигать успехов в области образования.

В заключение заседания обсуждались дальнейшие шаги с учётом ограниченного количества времени на подготовку доклада.

Александр Асмолов ещё раз подчеркнул, что сегодня мы имеем дело с материалами доклада, представляющими разрозненные части, недостаточно связанные с общей идеологией и общей стратегией, а также в ответ на вопрос, открыты ли материалы доклада для существенных дополнений, получил чёткое подтверждение со стороны председателя рабочей группы Игоря Васильева.

Игорь Васильев отметил, что времени для работы очень мало. Он предложил сделать общий чат для редакционной группы, в которой будут обсуждаться конструктивные предложения, касающиеся создания стратегического документа для всей нашей страны.

Александр Асмолов отметил, что в целом заседание рабочей группы носило конструктивный характер, способствующий выработке стратегии накопления согласия в вопросах образовательной политики РФ.

Автор: Татьяна Волошко, заместитель главного редактора газеты «Вести образования»

Источник: https://vogazeta.ru/articles/2020/6/4/edpolitics/13355-ni_v_koem_sluchae_nelzya_svodit_golosa_regionov_k_golosu_odnogo_vedomstva

В предлагаемой читателю книге предпринята попытка комплексного, системного осмысления идеологии как специфического, сложного социального явления. Она является своеобразным откликом на социальный заказ, который, как представляется автору работы, сделала современная жизнь.

В работе охарактеризованы природа, содержание, сущность, функции идеологии. Представлены ее основные типы и виды. Особое место в ней занимает анализ тенденций развития современного идеологического процесса, выводы, раскрывающие суть взаимодействий идеологии с другими социальными явлениями: экономикой, политикой, правом, моралью, мировоззрением людей, наукой, практикой, средствами массовой информации. Определенный интерес могут представлять размышления об индикаторах оценки объективности содержания идеологических систем (историческом, методическом, мировоззренческом, аксеологическом и других), также об идеологических организациях современного общества, об отношениях современных идеологий к демократии и либерализму. Читателя могут заинтересовать позиции, характеризующие роль идеологии в обеспечении безопасности государств, об идеологической базе современного терроризма и другие размышления, предлагаемые на страницах данной книги.

По сути, автор попытался решить две основные задачи: охарактеризовать теоретические, методологические и методические основы современной идеологии. Это с одной стороны. С другой – представлены они в виде лапидарных хрестоматийных заметок. Именно хрестоматийных, для того, чтобы содержание книги максимально приблизить к практической деятельности людей.

            Автор полагает, что содержание книги может привлечь внимание как специалистов, занимающихся изучением современного духовно–идеологического процесса, так и людей, интересующихся его проблемами.

Введение

Причин написания данной книги несколько. Именно они в единстве стали побудительным мотивом размышлений по поводу идеологии, а если сказать точнее, по поводу современного духовно–идеологического процесса.

Во-первых, объективно в последние годы идеологический процесс в мире значительно усложнился. Наряду с буржуазной и социалистической идеологиями, значительно активизировались социал-демократическая, демократическая, лейбористская, христианская, национал–патриотическая и другие идеологии. Их активизация привела к усложнению духовно–идеологических процессов, идущих в современном мире, появлению новых тенденций в его развитии. Конечно же, они требуют серьезного осмысления.

Во-вторых, очевидно, что такое осмысление идет, о чем свидетельствует растущее число работ, посвященных проблемам идеологии. Отдавая должное усилиям авторов, предложивших общественности свои работы по духовно–идеологической тематике (См.: Кокорин А.А. Диалектико-материалистический анализ как методологическое средство. – М.: Академия наук СССР, 1986. – 366 с.; он же: Анализ: аксиоматическое эссе. – М.: Изд-во МГОУ, 2003. –305 с.; он же: Политика: аксиоматические заметки. – М.: Изд-во МГОУ, 2007-192 с.; он же: Сравнительный анализ. – М.: Изд-во МГОУ. – 152 с.) заметим, что они, к сожалению, системно, адекватно не отвечают на основную массу наиболее значимых вопросов современного идеологического процесса. При этом, справедливости ради, подчеркнем, что серьезные, во многом продуктивные идеи, касающиеся теоретических, методологических и методических основ идеологии, в них содержатся. На эти основы опирался и автор данной работы, особенно испытывая благодарность к тем исследователям, которые высказали интересные, новаторские, нацеленные на решение практических задач, идеи.

В-третьих, к сожалению, практикой идеологической работы, в последние годы, стали заниматься люди, не готовые к ней ни теоретически, ни методологически, ни методически. Естественно, это привело к определенным упрощениям, некой вульгаризации отношения людей к идеологии. Возникло серьезное социальное противоречие: с одной стороны – современный идеологический процесс усложняется, требуя повышения уровня подготовки специалистов, занимающихся им, а с другой – произошло снижение профессионализма современных идеологов. Противоречие налицо. Оно очень сильно в последние годы резонирует в идеологическую, да и не только идеологическую, а социальную практику.

В-четвертых, очевидно, что высококвалифицированных специалистов-идеологов сегодня крайне мало, поскольку во многих странах очень мало специализированных институтов, которые бы их целенаправленно готовили.

Многие специалисты-идеологи современного идеологического процесса, к сожалению, готовятся на «марше», в ситуациях практической работы. Не отрицая значимость названного процесса подготовки современных идеологов, заметим, что сегодня их подготовка предполагает овладение ими теорией, методологией и методикой идеологической работы в полном смысле этого слова.

В-пятых, на фоне изложенного, особо следует заметить, что упрощения, определенный дилетантизм в подходах к идеологии, ослабили ее теорию и практику. Во многом ослабили их основы, сформированные в предшествующие нынешнему периоды общественного развития. Это, по сути, привело к ослаблению, а иногда и отрицанию хрестоматийных, аксиоматических положений, касающихся теории, методологии и методики идеологических процессов. Понятно, что с таким состоянием дел вряд ли можно смириться.

В-шестых, особой причиной написания данной книги явилось то, что все вышеназванные обстоятельства в полной, иногда гипертрофированной форме проявили себя в современной России, в идеологическом процессе, идущем в ней.

Таким образом, ряд объективных обстоятельств детерминирует необходимость особого внимания к проблемам современного идеологического процесса. Откликом на существующую необходимость явилась и данная работа. С одной стороны, не претендующая на какие-то особые, экстраординарные решения проблем идеологии. На наш взгляд, подчиненная идее восстановления хрестоматийных, преданных забвению истин по поводу природы, содержания, сущности, функций, организации, структуры идеологии. С другой – стремящаяся отразить развитие теории, методологии и методики, «обслуживающих» современный идеологический процесс.

Новые позиции, характеризующие его, представлены в книге также в виде хрестоматийных выводов. Сделано это в интересах максимально конкретного представления их содержаний.

Новым в данной работе, на наш взгляд, можно считать: системный взгляд на взаимодействие идеологии со всеми сферами общественной жизни; взаимодействия идеологии с демократией, либерализмом, отношения идеологии и современного терроризма и многие другие; выявление индикаторов, определяющих истинность содержания идеологии; выделение ее типов и видов.

Ни один предлагаемый читателю вывод, несмотря на его хрестоматийность, не рассматривается автором работы как истина в последней инстанции, как положение, не подлежащее уточнению и развитию.

Считаем своим долгом подчеркнуть важное положение. Содержание данной работы рассматривается ее автором как одно из звеньев системы его размышлений по поводу теории, методологии и методики анализа, проблем современной политики, мировоззрения людей1. Это обстоятельство обусловило наличие в содержании данной книги каких-то фрагментов из предыдущих работ ее автора. Этому есть оправдание – предлагаемая читателю книга является продолжением и развитием многих магистральных идей, сформировавшихся в результате анализа политики, идеологии и мировоззрения людей современного общества.

Идеология как объект изучения

Анализ современных науки и практики позволяет увидеть различные подходы к изучению идеологии как специфического общественного явления. Если их систематизировать, то, как нам представляется, может сложиться следующая картина.

Во-первых, подавляющее большинство людей, специалистов, занимающихся общественным сознанием и общественной практикой, признают факт существования идеологии. Правда, отношение к этому факту у многих из них неоднозначное. Среди них есть те, кто считает, что идеология это необходимый, «вечный» фрагмент общественной жизни. Представителям этого направления в определенной степени свойственна «фетишизация» идеологии, преувеличение ее роли в жизни общества. Наряду с ними есть люди, которые признают факт существования идеологии, однако они не считают ее «вечной спутницей» общественного развития. Как правило, представители этого направления в подходе к идеологии рассматривают ее как явление историческое, связывая срок существования названного феномена со сроком существования классов, страт, социальных групп в обществе.

Во-вторых, довольно конкретно проявляют себя в современном обществе люди, отрицающие необходимость существования идеологии в нем. Их можно разделить на несколько групп. Первая. Ее представители просто, вульгарно отрицают существование идеологии в обществе, считая ее явлением, лишенным необходимых социальных основ. Вторая группа людей настаивает на том, что идеология существовала ранее, но она не нужна обществу на современной стадии развития. Другими словами, они отстаивают позицию деидеологизации современной общественной жизни.

В-третьих, в среде тех, кто признает факт существования идеологии, существуют разночтения в определении ее природы, содержания, сущности и функций. В частности, есть специалисты, не видящие различий между идеологией и общественной психологией; есть те, кто расширительно трактует содержание идеологии, включая в него идеи, которые не выражают главные интересы социальных групп; немало тех, кто рассматривает идеологию как бессистемное образование; есть те, кто не видит связи природы идеологии с социальными противоречиями, существующими в обществе; есть люди, которые примитивно трактуют функции идеологии, тем самым упрощая понимание ее роли в ходе общественного развития.

В-четвертых, по сути, вышеназванные положения свидетельствуют о том, что существуют определенные упрощения, неточности, противоречия в определении научно-теоретических, методологических и методических основ понимания идеологии как сложного социального явления.

В-пятых, без особого труда можно констатировать факты смешения типов идеологий, существующих в современном мире. Упрощения в выборе оснований для типизации идеологий. По нашему убеждению, в нем существуют три основных типа идеологий: идеология капиталистическая, идеология социалистическая и идеология мелкобуржуазная. У них наиболее конкретные предметные основания, позволяющие их квалифицировать в качестве самостоятельных типов идеологий.

В–шестых, нельзя пройти мимо тех людей, которые конъюнктурно используют типы идеологий для решения своих задач. Вводят идеологию в механизм, обеспечивающий дезинформацию в обществе, оправдывают двойные стандарты в подходах к однокачественным явлениям и т.д.

В-седьмых, особо следует обратить внимание на факты неточностей (мягко говоря), а то и просто выхолащивания, игнорирования идеологических основ, необходимой идеологической направленности деятельности средств массовой информации, наиболее активно влияющих на общественное сознание в современном мире.

В-восьмых, нам представляется, что одна из самых важных проблем в подходе к пониманию содержания и социальной значимости идеологии заключается в недооценке ее влияния буквально на все процессы, происходящие в современном мире.

Таким образом, проблемы, противоречия в подходах к пониманию природы, содержания, сущности, функций современной идеологии и необходимость их разрешения – главный побудительный мотив пристального внимания к ней, как к объекту, требующему специального изучения.

Природа идеологии

Для того чтобы определить социальную природу идеологии, видимо, нужно использовать методологические возможности приема познания, базирующиеся на содержании категории «природа явления». Последняя отражает результат интеграции необходимостей, детерминирующих возникновение того или иного явления. В данном случае – идеологии. Понять результат интеграции необходимостей можно, если вспомнить, что из себя представляют последние. Необходимость, как известно – это условия, причины и основания, соединенные определенным способом. Отсюда следует, что ответ на вопрос о содержании конкретной необходимости можно получить, лишь поняв содержания условий, причин и оснований ее формирующих, и способ их соединения между собой.

Известно, что условия – это явления среды, непосредственно взаимодействующие с объектом познания, пассивно влияющие на него, не изменяющие его содержание, сущность и качество.

Причины – это так же явления среды, непосредственно воздействующие на объект познания, но уже влияющие на изменения его содержания, сущности и качества. Причины можно квалифицировать как активные условия среды.

Наконец, основания – это опять же явления среды, которые выполняют роль «строительных материалов», из которых формируются объекты познания. Другими словами, основания – это явления среды, становящиеся элементами объектов познания.

Если экстраполировать подобное понимание условий, причин и оснований на идеологию, то можно достаточно строго определиться с ее природой, понимаемой как интегрированные определенным способом названные феномены.

Условия формирования идеологии – явления социальной среды, пассивно влияющие на процесс формирования идеологий. По нашему мнению, роль условий формирования идеологий выполняют социальные группы, классы, страты, существующие в обществе, имеющие свои специфические интересы. Без существования названных феноменов возникновение идеологий как социальных явлений невозможно. Эти условия необходимая, но не единственная и недостаточная база для формирования идеологий.

Практика показывает, что наряду с условиями в обществе, должны «работать» причины, обусловливающие формирование идеологий. Роль причин, детерминирующих возникновение идеологий, по нашему мнению, выполняют взаимодействия, отношения между социальными группами, имеющими различные социальные интересы. Другими словами, причины возникновения идеологий – это отношения в обществе между социальными группами (в том числе и, прежде всего, классами, стратами), имеющими различные интересы.

Наконец, основаниями формирования идеологий являются феномены среды, становящиеся ее элементами. Роль таких элементов, по нашему мнению, в обществе выполняют следующие феномены. Во-первых, это общественные институты, организации, которые формируются социальными группами для реализации своих интересов. Во-вторых, это идеи, которые генерируют названные организации для выражения через них интересов конкретных социальных групп. В-третьих, это средства, инструменты, создаваемые общественными институтами с целью реализации на практике идей, формирующих содержание конкретных идеологий.

Роль идеологических организаций, институтов, как правило, выполняют партии, движения, фронты, союзы, блоки и так далее, создаваемые социальными группами, для оформления, конституирования и реализации своих социальных интересов. Эти идеологические институты, собственно, и генерируют основные идеи, входящие в содержание конкретных идеологий. Им же принадлежит главная роль в создании механизмов, с помощью которых реализуются на практике названные идеи. В числе таких механизмов традиционно присутствуют агитация, пропаганда, реклама. Последние в современном мире реализуются на базе использования самых различных информационных средств. Ведущая роль среди них принадлежит средствам массовой информации: радио, телевидению, Интернету.

Таким образом, взаимодействия конкретных условий, причин и оснований детерминируют возникновение идеологии как специфического социального феномена. Словом, у идеологии объективная детерминация. Несмотря на то, что она по своей сути – явление духовное, продукт общественного сознания, ее возникновение с необходимостью обусловлено следующими факторами: а) существованием в обществе социальных групп с разными социальными интересами; б) отношениями между ними; в) возникновением социальных институтов у каждой социальной группы, формирующих идеи, отражающие их главные интересы, действующих в направлении их практической реализации. Иными словами, идеология как общественный феномен не является продуктом субъективных желаний или нежеланий людей. Ее возникновение детерминировано реальными обстоятельствами, не учитывать действие которых вряд ли возможно.

Вместе с тем анализ реальных социальных процессов свидетельствует о том, что есть люди, которые исповедуют идею «деидеологизации» современного общества. Нам представляется, что они считают возможным объявить общество деидеологизированным только на основании того, что им бы этого хотелось. Действительно, жить в обществе, в котором нет идеологических распрей – это значит жить в гармонизированном в главных позициях сообществе людей. Стремление к такому сообществу, вероятно, характеризует сознание каждого человека, которому дороги ценности единства, целостности, гармонии общественного развития. Стремление к деидеологизации общественной жизни нельзя отрицать. Можно сказать, что это идея идей здравого социального смысла. Каждый здравомыслящий человек, как нам представляется, с разной степенью глубины понимает продуктивность тезиса деидеологизации общественной жизни. Но он, вероятно, также понимает контрпродуктивность этого тезиса, если он декларируется в отрыве от реалий бытия.

Зададим себе вопрос, во многом риторический: при каких условиях у людей появится возможность декларировать и реализовывать в жизни идею «деидеологизации»? По нашему мнению, и нам кажется это логичным, такая возможность может появиться только тогда, когда исчезнут из жизни общества условия, причины и основания, соединение которых генерирует возникновение идеологий. Справедливо возникает вопрос: в современном обществе прекратили существовать эти условия, причины и основания? К сожалению, нет! По–прежнему существуют социальные группы с различными интересами, по–прежнему они вступают во взаимоотношения между собой, по–прежнему они создают социальные институты и формируют средства, механизмы для реализации своих магистральных интересов. А это значит: век идеологии и их борьбы еще не закончен. Он продолжается, и, видимо, продолжится еще достаточно долго, по крайней мере, до тех пор, пока существуют большие социальные группы (классы, нации, страты) с различающимися интересами.

В заключение заметим, что идея деидеологизации хороша, но свою продуктивность, объективность она обретет только тогда, когда общество достигнет гармоничного состояния, не будет социальных групп с существенно различающимися социальными интересами. В этом контексте специально подчеркнем: «с существенно различающимися социальными интересами», поскольку, как нам представляется, социальные группы с незначительно различающимися интересами, будут существовать всегда, поскольку всегда будут отличаться друг от друга люди, их формирующие.

Таким образом, мы продолжаем жить в обществе, в котором существуют идеологии, проще говоря, в идеологизированном обществе.

Сущность идеологии

Определить сущность идеологии как общественного феномена – это значит дать ответ на вопрос: какие элементы, части формируют идеологию и как они взаимодействуют между собой? При этом мы исходим из того, что сущность любого явления – это совокупность взаимодействующих элементов, частей, без которых явление не может существовать. Не является, да и не может являться, в этом плане исключением идеология.

Хорошо известно, что элементы идеологии – это идеи, выражающие коренные интересы конкретных социальных групп. Это во-первых.

Во-вторых, это идеи, которые находятся в специфических взаимодействиях друг с другом.

В-третьих, идеологию формируют идеи, которые взаимодополняют друг друга, формируя некое целостное образование.

В-четвертых, идеология – это не просто целостное, завершенное единство идей, а их система. Последняя, как известно, имеет специфическое качество, которое не сводится к простой сумме элементов, ее образующих.

В-пятых, идеология, видимо, осталась бы вне поля особого внимания, если бы она не была системой идей, ориентирующих людей на определенные практические действия.

Таким образом, идеология – это система идей, выражающая коренные интересы определенных социальных групп, ориентирующая людей на конкретные социальные действия. По сути, здесь приведено во многом аксиоматическое, хрестоматийное определение идеологии. Оно, по нашему мнению, нуждается в детализации, суть которой нередко находится «за кадром», когда речь идет о содержательно-сущностных признаках, характеристиках идеологии.

Деталь первая. Идеология – это совокупность идей, а не просто мыслей, определений, понятий. Идея имеет свои существенные параметры. Главным из них является то, что идея квалифицируется субъектами конкретной идеологии как мысль, достигшая, с их точки зрения, высшей степени объективности в данных, конкретных условиях. Это первое. Второе. Идеи, формирующие любую идеологию не являются неизменными. Они развиваются, углубляется понимание их сущности. Третье. Изменяются параметры индикации степени объективности истинности той или иной идеи. И этот факт нужно учитывать при определении содержания идеологии. Словом, настоящей, претендующей на объективность идеологии вреден как догматизм, так и релятивизм. Определение диалектических взаимодействий между ними – путь к пониманию сути идей, формирующих любую идеологию.

Деталь вторая. Идеология – это не просто совокупность идей, а их система. Что это значит? Совокупность – это набор идей, пусть даже очень глубоких и продуктивных. Система идей – это нечто иное. Она имеет следующие качественные признаки. Во-первых, система характеризуется тем, что идеи, ее образующие, логично взаимодополняют друг друга, что между ними существуют прочные смысловые связи. Во-вторых, в результате связей, взаимодействия идей, формирующих идеологию, у нее появляется возможность более глубоко, более продуктивно реализовать свое предназначение. В-третьих, если идеология – система, то у нее неизбежно формируются свойства, которые нельзя свести к свойствам формирующих ее идей. В-четвертых, отмечая, что идеология – это система, важно подчеркнуть ее способность к саморегуляции. На практике это значит, что она обладает способностью эффективно реагировать на изменяющиеся условия среды, сохраняя при этом свое качество, свое основное предназначение.

Деталь третья. Идеология – это система идей, выражающая не случайные, сиюминутные интересы социальных групп, а их коренные, главные интересы. Чем отличается коренной интерес социальной группы от всех других, случайных интересов? Прежде всего тем, что он формируется в связи с обеспечением процесса жизнедеятельности конкретных социальных групп. Далее, он не возникает в одночасье. В основании его формирования лежат определенные условия, причины и основания, которые «срабатывают» в течение определенного социального периода. Наконец, для реализации этих неслучайных идей требуется достаточно серьезный исторический срок, работа определенных средств, ориентированных на их объективацию.

Деталь четвертая. Идеология – это не просто система идей, отражающих бытие людей. Эта система идей обязательно должна быть ориентирована на практическую реализацию интересов конкретных социальных групп, которым она служит.

Таким образом, названные детали, по нашему мнению, углубляют представления о сущности идеологии.

Еще раз о феномене деидеологизации

Несмотря на то, что главные, как нам представляется, условия исключения идеологии из жизни общества уже названы в предыдущих параграфах, все же хотелось бы продолжить размышления по поводу «деидеологизации» общественной жизни, обратив внимание читателя на некоторые, с нашей точки зрения, существенные замечания.

Еще раз заметим, что разговоры о том, что общество должно быть деидеологизированым, другими словами, жить без идеологии, ведутся очень давно и долго. Первые попытки соединить эту идею с сознанием людей появились не вчера, не десять и даже не сто лет назад. Поскольку идея оказалась непродуктивной, она так и не сумела обрести реальную жизнь. Новые, достаточно активные, попытки внедрить ее в массовое сознание людей появились в последние несколько десятилетий. Особую активность так называемые «деидеологизаторы» начали проявлять с началом перестройки в СССР, то есть фактически чуть более двадцати лет назад.

Социальный заказ на идею деидеологизации особо ярко себя проявил накануне и в ходе распада мировой системы социализма и СССР. Нетрудно понять, что «идеологи деидеологизации» преследовали конкретную цель – отрицание коммунистической идеологии.

В этот период мысль о деидеологизации общественной жизни всех стран довольно широко тиражировалась. Особо рьяно ее отстаивали две группы. Первая – «специалисты» Запада – по своей природе настроенные против всего социалистического. Вторая – прозападно настроенные люди в бывших социалистических странах. Эти прагматичные люди, по понятным причинам, по сути, договорились до абсурда, до очевидных противоречий, которые никак не согласуются с реальной жизнью, с современным социально-политическим процессом.

В чем заключается очевидное несоответствие их позиции реальной жизни?

Во-первых, ранее отмечалось, что деидеологизированной общественная жизнь может стать только при условии исчезновения идеологий, исповедуемых различными социальными группами. Наступил ли такой период в мировой истории? К сожалению (или к радости), пока нет. Очевидно, что если под идеологией понимать систему взглядов, идей, выражающих главные, коренные интересы определенных социальных групп, то становится понятным, что вести речь о деидеологизации общественной жизни исходя из определения идеологии возможно при выполнении, по крайней мере, двух условий.

Первое – это прекращение существования социальных групп, существенно различающихся по своим целям, интересам. Второе – это исчезновение у них потребности выражать свои социальные цели, интересы посредством определенных взглядов и идей. Если же посмотреть на современный мир, то без труда можно увидеть в нем многообразие социальных групп (наций, народностей, классов, религиозных объединений людей и т.д.), имеющих свои взгляды, идеи относительно мирового порядка, на обеспечение их существования в нем. Словом, руководствуясь методологическим «зарядом», который несет в себе понятие «идеология», вряд ли можно вести речь о деидеологизации современной общественной жизни. Это во-вторых.

В-третьих, сам факт отрицания идеологии в жизни общества в интересах достижения определенных целей «деидеологизаторов» (как специфической социальной группы) – прямое свидетельство наличия идеологии в общественной жизни. Другими словами, «деидеологизаторы» пытались и пытаются навязать обществу свои идеи, свои взгляды, а это прямо свидетельствует о тиражировании ими своей идеологии в обществе на нынешнем этапе его существования.

Говорят ли приведенные аргументы о том, что сама идея деидеологизации бесперспективна, безжизненна, неинтересна? Ранее уже отмечалось – ни в коей мере. Ее реализация в общественной практике – большое благо. Ведь если это произойдет, то общественная жизнь обретет контуры, которым может радоваться каждый добропорядочный человек.

Нетрудно нарисовать картину общественной жизни, если не на словах, а на деле будет реализована идея деидеологизации. В деидеологизированном обществе, как минимум, должны прекратить существование общественные группы, союзы с антагонистическими, непримиримыми социальными интересами. Если такой период наступит, то появится возможность формирования системы взглядов, идей, которая бы выражала интересы всех социальных слоев, групп, союзов. В таком обществе исчезнут экономическое, политическое, социальное неравенство людей. В нем не будет политики, которую, собственно, и призвана обслуживать идеология.

В контексте вышеприведенных размышлений можно заметить, что стремление жить в деидеологизированном обществе продуктивно, поскольку деидеологизация общественной жизни, и это уже отмечалось, – один из важнейших признаков высокого уровня развития общества, достижение им стадии социальной гармонии. Вместе с тем, вести речь о деидеологизации современного общества преждевременно, более того, с практической и теоретической точек зрения – вредно. На фоне преждевременного декларирования «деидеологизации» общественной жизни срабатывает контрдовод, свидетельствующий о том, что современное общество переживает период усиления идеологических страстей в мире. Этому есть немало свидетельств.

1. После распада СССР и мировой системы социализма значительно активизировалась идеология, отстаивающая приоритеты частной собственности, идеология капитализма. Последняя все больше и больше распространяется в мире. Это, естественно, ведет к повышению уровня идеологизации сознания людей.

2.   Еще более очевидным становится этот вывод, если обратить внимание на идеологическую активность США. Последние как никогда настойчивы в насаждении, распространении не просто буржуазной идеологии, а прежде всего идеологических позиций, конституированных именно в США. По сути, эта страна проводит в жизнь имперскую идеологию.

3.     Однополярность мира, особая роль в нем США усиливает идеологическое противостояние не только между людьми капиталистической и социалистической ориентации, но и между приверженцами буржуазной идеологии и людьми, отстаивающими американские ценности и идеологические установки США. Этот факт опять же свидетельствует о растущей идеологизации мировой общественной жизни.

4. В последние годы, как известно, возникло немало новых партий, движений, союзов, других социальных институтов, которые пришли в общественную жизнь со своими идеологиями, нередко противоположными друг другу. Это неизбежно ведет к их столкновению, противоречиям. Разрешение последних с необходимостью усиливает накал идеологических страстей в мире.

5. Беспрецедентная активность в последние годы идеологии терроризма прямо свидетельствует о растущей идеологизации общественной жизни. В состоянии непримиримой борьбы сегодня находится сознание людей, не приемлющих идеологию терроризма, с сознанием тех, кто ее исповедует.

6. Достаточно серьезно на рост идеологизированности современного мира сегодня влияют противоречия между различными религиями и различными «ветвями», направлениями внутри них.

Пожалуй, приведенных фактов достаточно для того, чтобы констатировать факт нарастающей идеологизации общественной жизни в последние годы. Словом, не отрицая деидеологизацию как потенциальный, имеющий право на жизнь при определенных условиях процесс, мы вправе заметить – в основных тенденциях своего развития современный мир все более и более идеологизируется, причем интенсивно и усиленно.

Словом, современное общественное развитие характеризуется значительным усилением роли идеологии в нем.

Функции идеологии

Как известно, функция любого феномена есть не что иное, как устойчивое проявление в среде интегрированных его содержания, сущности и качества. Очевидно, что такое понимание функций в полной мере можно экстраполировать на идеологию.

Если исходить из содержания идеологии как системы идей, выражающих коренные интересы социальных групп, ориентирующей людей на социальные действия, то нетрудно определить ее основные функции.

Прежде всего, следует обратить внимание на гносеологическую функцию идеологии.  Любая идеология выполняет эту функцию, являясь системой взглядов, идей. Последние, как понятно, обязательно несут в своем содержании определенную информацию, знания о явлениях действительности.

Поскольку идеология – это система знаний, идей, а всякая система их обязательно упорядочивает, то очевидно, что идеология выполняет логическую функцию. Идеология предлагает людям знания, информацию, «выстроенную» в определенном логическом ключе.

Ориентированность идеологической информации на решение практических задач детерминирует возникновение у нее методологической функции. Практическая реализация идеологических установок требует определения средств, с помощью которых идеи могут быть воплощены в жизнь людей. А это и есть методологическая работа идеологии.

Там, где есть методология, с необходимостью возникает методика. Последняя логично дополняет методологию, поскольку ее задача – определить адекватную ситуации последовательность использования методологических средств. Словом, у идеологии есть и эта – методическая функция.

Нам представляется, что с достаточным основанием можно выделять у идеологии информационную функцию. Ее суть – соединение идей с сознанием людей. Другими словами, благодаря гносеологическим, логическим, методологическим и методическим возможностям идеологии, у нее появляется возможность соединять свои содержательно-сущностные идеи с сознанием людей. По сути – распространять их в общественном сознании, а это есть не что иное, как реализация идеологией своей информационной функции.

На наш взгляд, идеология выполняет, наряду с информационной, и пропагандистскую функцию. Она очень близка по своему содержанию к ее информационной функции. Но, как нам представляется, не исчерпывается его. Существует принципиальный нюанс, отличающий пропагандистскую функцию идеологии от ее информационной функции. Последняя – это наполнение сознания людей определенными знаниями, создание в нем своеобразной «библиотеки» знаний о явлениях действительности. В то время как пропагандистская функция идеологии – это процесс распространения знаний, хранившихся в названной «библиотеке» в массах людей, в их общественном сознании. Другими словами, в этом случае происходит не просто соединение идеологии с общественным сознанием людей, а идет их интенсивное распространение в нем.

Наряду с пропагандистской функцией идеология выполняет функцию агитационную. Одно дело накопить информацию о явлениях действительности, другое – соединить ее с сознанием людей, превратив в побудительные мотивы их практических действий. Эту роль идеология выполняет посредством агитационной функции.

Логичным и необходимым продолжением названных функций идеологии является ее мобилизационная функция. По сути, агитация – первый шаг к организованным действиям людей в соответствии с содержанием той или иной идеологии. Вместе с тем, она не исчерпывает всего содержания мобилизационной функции. Последняя интегрирует в себя возможности всех вышеназванных функций: гносеологической, логической, методологической, методической, информационной, пропагандистской, агитационной. Практика показывает, что наиболее отмобилизованными на практические действия люди являются тогда, когда «отработали» все вышеперечисленные функции идеологии.

Информация, которую несет в себе каждая идеология, ее нацеленность на решение практических задач, влияет на состояние, развитие, содержание мировоззрения людей. Идеология формирует взгляды человека на мир, развивает и изменяет их. Отсюда, с полным основанием можно вести речь о мировоззренческой функции идеологии. Еще раз заметим – она присуща всем без исключения идеологиям, существующим в современном обществе.

Идеология, как показывает жизнь, выполняет телеологическую функцию, функцию определения целей действий людей. Она органично присуща всем без исключения идеологиям. Ведь реализовать на практике задачи любой идеологии возможно только тогда, когда строго отфиксированы ее цели.

Наконец, нельзя, по нашему мнению, оставить без внимания оценочную, аксиологическую функцию идеологии. Ведь очевидно, что с позиций тех идей, которые формируют содержание конкретных идеологий, люди, социальные группы оценивают процессы, происходящие в мире. Делают они это в интересах реализации целей, которые отражены в сущностях тех или иных идеологических систем.

Таким образом, у каждой идеологии есть довольно широкий «набор» функций. Последние, с одной стороны, являются инструментами выражения в среде их содержаний. С другой – решают задачу практической работы идеологий. Обеспечивают соединение их содержаний с практической деятельностью людей.

Типы и виды современных идеологий

Если провести анализ современной литературы в поисках ответа на вопрос о типах и видах идеологий, то можно столкнуться с довольно пестрой, противоречивой, во многом неопределенной ситуацией. Причина такого положения очевидна – выбор разных оснований для типизации современных идеологий. Попробуем разобраться в этом вопросе, выбрав две линии движения, как нам представляется, к истине.

Анализ литературы довольно рельефно «высвечивает» попытки типизации современных идеологий. Их можно объединить в следующие группы. Первую группу представляют те, кто видит только два типа идеологий. Идеологию буржуазную и идеологию социалистическую (коммунистическую). В основании такого подхода лежит факт существования двух противоположных по способу производства систем: капиталистической и социалистической.

Вторую группу представляют те авторы, которые основы типизации идеологий связывают с различными политическими движениями: демократическим, либеральным, либерально-демократическим, республиканским, консервативным, анархическим, национал-демократическим, патриотическим, национал-патриотическим и т.д.

Третью группу представляют исследователи, которые основу типизации идеологий видят в религиозно–идеологических основах. Тип идеологии в таком случае соответствует конкретному направлению религиозных школ.

Четвертую группу представляют те, кто склонен определять как самостоятельную идеологию совокупность идей, выражающих интересы определенных социальных групп, нередко весьма малочисленных.

Пятую группу формируют те люди, которые соединяют политические и религиозные основы для типизации идеологий. Так появляются либерально–христианские, исламско–патриотические и другие основы для определения типов современных идеологий.

Шестую группу формируют авторы – сторонники глобализма и антиглобализма, защитники окружающей среды и их противники и т.д. В этом случае тип и вид идеологии определяется на основе отношения людей к тем или иным процессам, происходящим в мире.

Седьмую группу формируют люди, абсолютизирующие администативно-территориальное деление стран. Они склонны вести речь об идеологии конкретного региона, штата, земли и т.д.

Можно было бы продолжить перечисление позиций, которые выбираются в качестве оснований для выделения типов и видов идеологий. Вместе с тем, представляется, что уже вышеприведенные положения позволяют сделать определенные выводы.

Во-первых, очевидно, что если основания для выделения типов и видов идеологий выбираются произвольно, вне зависимости от сущностных характеристик идеологии как специфического социального явления, то можно уйти очень далеко от истины.

Во-вторых, понятно, что типы и виды идеологий можно различать по их объектам, по их субъектам, по их целям, по средствам их реализации и т.д. Все они имеют право на существование. Вместе с тем, нельзя смешивать, соединять, не различать основания типизации идеологий.

В-третьих, несмотря на разнообразие оснований для выделения типов идеологий, наиболее продуктивно то, которое непосредственно связано с сутью самой идеологии. Словом, именно исходя из сущностных характеристик идеологии, нужно определять ее типы и виды. Другими словами, самое важное основание для типизации идеологий нужно искать, ориентируясь на сущностные признаки идеологии как социального феномена.

По нашему мнению, тип идеологии, прежде всего, связан с интересами той социальной группы, интересы которой она выражает. Это первое. Второе. Тип идеологии в современном политическом обществе с необходимостью связан с политикой. Следовательно, основание для определения типа идеологии – интересы социальной группы, участвующей в современном политическом процессе. Третье. Выделение основания для типизации идеологий предполагает, что оно отражает главные интересы социальных групп, участвующих в политике.

Таким образом, базируясь на этих основах, можно констатировать, что существуют три основных типа идеологий. В соответствии с тремя основными социальными группами современного общества, можно сказать, тремя основными классами: классом богатых, бедных и средним классом.

Идеология богатых людей – это капиталистическая идеология. Она призвана защищать интересы тех людей, главная цель которых – капитализация своих доходов. Проще говоря, они нацелены на их преумножение. Идеология бедных – это идеология выживания людей в условиях капитализации. Она существенно отличается от идеологии богатых людей. Ее называют социалистической, поскольку люди стремятся социализировать свое бытие, свои доходы, свою жизнь. Наконец, идеология среднего класса. Кто-то ее справедливо назвал мелкобуржуазной. С таким же успехом ее можно квалифицировать как «полусоциальную». Таким образом, по нашему мнению, главным основанием для выделения основных типов идеологий в современном мире являются интересы трех наиболее массовых социальных групп. Словом, есть все основания различать идеологию капиталистическую, обслуживающую интересы людей – приверженцев капиталистического способа производства; идеологию социалистическую, ее носителями являются люди, ориентированные на социалистический способ производства; идеологию мелкобуржуазную, ее носителями, как правило, являются люди, у которых нет строгого отношения как к капиталистическому, так и социалистическому способам производства. Их главный «кумир» – прагматизм, извлечение из любых житейских ситуаций выгоды для себя.

По установившейся в общественном сознании традиции приверженцев идеологии капиталистической называют «правыми»; представителей идеологии социалистической – «левыми»; людей, ориентированных на мелкобуржуазную идеологию называют «центристами».

Таким образом, по нашему убеждению, наиболее продуктивной является точка зрения, в соответствии с которой выделяются три типа идеологий: капиталистический тип, социалистический тип и тип мелкобуржуазный. Все другие идеологии: либеральная, либерально-демократическая, демократическая и так далее, являются видами идеологий, являющихся элементами какого-то из трех основных типов идеологий.

Об идеологиях капиталистической и социалистической в последние десятилетия сказано и написано немало. Это освобождает нас от комментариев по их поводу в данной работе. А вот на содержательно–сущностные характеристики мелкобуржуазной идеологии хотелось бы обратить особое внимание. Это и будет сделано в следующем разделе книги.

А.А. Кокорин, доктор философских наук

Нефть пронизывает нашу повседневную жизнь. Она — это пластик, который мы трогаем, и еда, которую мы едим. Нефтяная политика в XX в. была политикой управления изобилием, государственной власти и рыночного роста. Наследие этого столетия изобилия включает истощение привычных нефтяных резервов, волатильные цены, изменение климата и сохраняющуюся бедность во многих богатых нефтью странах. Нефтяной сектор сегодня нуждается в реформировании.

В этом подробном исследовании богатейшей мировой отрасли Гэвин Бридж и Филипп Ле Бийон предлагают свежий взгляд на современную нефтяную геополитику. Вместо привычных рассуждений о «нефтяном пике» и «нефтяном проклятье» они указывают на то, что отрасль подверглась серьезным трансформациям в результате действий интернационализированных государственных нефтяных компаний, меняющегося спроса на нефть в Азии, ощущения незащищенности и насильственного самоутверждения слабеющих держав и дилемм перехода к «постнефтяной» эпохе.