Новости

Один из источников издания сказал, что уволили больше 300 сотрудников. Их предупредили о сокращении за два месяца.

Уволенные получат все положенные выплаты. По одним данным, сокращение произошло из-за оптимизации штата, по другим — из-за переезда из здания на Малой Никитской в телецентр на Шаболовке, где нет места для 800 человек.

Ранее сотрудница телеканала «Культура» Наталья Репина уже писала в фейсбуке о массовом сокращении. Она добавила, что зарплаты на канале были «нищенские». В 2017 году каналу выделили 23,5 миллиарда рублей. 

Новости

Сейчас, согласно законопроекту, под снос могут попасть только дома «первого периода индустриального домостроения» и аналогичные по конструкции не выше девяти этажей. В эту категорию входят дома, проекты которых разработали с 1957 по 1968 годы и которые строили, используя типовые изделия стен и перекрытий.

Для принятия решения о сносе за него должны проголосовать больше двух третей собственников и людей, живущих по договору социального найма. Голоса тех, кто не стал голосовать, будут учитываться в том же пропорциональном соотношении, что и проголосовавших. Таким образом их голоса не попадут в счет голосов противников или сторонников сноса.

На любом этапе реализации программы, до того, как уже была предоставлена первая новая квартира, жители могут на общем собрании решить выйти из программы. Для этого будут нужны голоса больше трети жителей.

При переезде будут предоставлять равнозначное жилье, равноценную квартиру или деньги. Равнозначное жилье — это жилье с жилой площадью и числом комнат не меньше, чем в старой квартире, и с общей площадью, превышающей площадь старой квартиры. В новой квартире будет улучшенная отделка и она будет находиться в том же районе, что и предыдущая. В Зеленоградском, Троицком и Новомосковском административном округах жители смогут переселяться не только в рамках района, но и в рамках округа. При условии доплаты можно будет увеличить предоставляемую квартиру. Владельцы комнат в коммуналках получат отдельные квартиры.

В список домов, которые участвуют в программе реновации, прекратят вносить изменения, когда закон вступит в силу.

Перед вторым чтением Госдума пригласила на парламентские слушания жителей домов, попадающих под снос. После слушаний спикер Госдумы Вячеслав Володин предложил учитывать также степень износа дома при определении очереди на снос. Третье чтение законопроекта пройдет 14 июня.

Новости

По документам, опубликованным Поклонской, квартира принадлежит Наталье Владимировне Дубровской 1974 года рождения. Поклонская же родилась в 1980 году. Депутат считает, что сотрудники Transparency «распространили поддельные "документы", в которых "нарисован" идентификационный код и некоторые другие данные».

Transparency на основании идентификационного кода сделала вывод, что владелица квартиры родилась 18 марта 1980 года. Фамилию Дубровская назвали девичьей фамилией Поклонской. Правозащитники также писали, что в Донецке живет только одна женщина с этим именем и она родилась в том же районе в Крыму, где родилась Поклонская.

Глава пресс-службы Transparency Глеб Гавриш сообщил, что документы на квартиру были получены правозащитниками в украинском реестре прав собственности и что они не знают, откуда Поклонская взяла опубликованные ею документы. Он отверг обвинения в подделке.

Transparency опубликовала расследование об имуществе Поклонской 7 июня, после того, как депутат предложила проверить правозащитников на коррупцию. После публикации расследования Поклонская заявила, что его авторы злоупотребили полномочиями, нарушили неприкосновенность частной жизни в отношении несовершеннолетнего, зарегистрировали незаконную сделку с недвижимостью, а также обвинила их в клевете.

Культура

Фото: Mayan Warrior

Кто эти люди

Заядлым ездокам на фестиваль Burning Man, которые топчут песок пустыни Блэк-Рок вокруг неоновой мексиканской чудо-машины, знакомы имена диджеев, которые стоят у пульта на голове «воина майя» в среднем по шесть часов: Rebolledo, Dramian, Mandrake и Mental. За пять лет постоянного резидентства на фестивале они стали звездами, которых зовут играть на лучшие площадки во всех частях света. Но группировку Mayan Warrior собрали не музыканты: саунд-систему на колесах придумал предприниматель Пабло Гонзалес Варгас.

На большинстве фотографий он одет в деловой костюм, как подобает владельцу прибыльного стартапа Sr.Pago — мобильной платежной системы — и основателю популярного в Латинской Америке радио EXA FM. Дизайном он увлекся шесть лет назад. Он начал делать световые скульптуры — это был его способ отдыха от мира венчурных инвесторов, банкиров и корпоративных будней. В 2012 году он придумал художественный проект для Burning Man. Как известно, в фестивальный город Блэк-Рок-Сити, возникающий на Google-картах только в дни проведения фестиваля, можно въехать на машине, только превратив ее в арт-объект. Варгас собрал команду, в которую вошли технический директор компании, занимающейся кибербезопасностью, дизайнер интерьеров, основатель продакшн-студии, инженер, звукорежиссер, владелец кейтеринговой компании, которая обслуживала банкеты Билла Клинтона, и люди из местной музыкальной тусовки.

Фото: Mayan Warrior

Что такое арт-кар Mayan Warrior

Объект вдохновлен майянской культурой и сакральной геометрией. «Сакральная геометрия — это некая божественная пропорциональность, лежащая в основе всего живого, всей Вселенной. Меня всегда увлекали золотое сечение, которое в природе можно встретить повсюду, и “цветок жизни” — символ, популярный во многих древних восточных культурах. В традиционной мексиканской культуре сакральная геометрия также занимает важное место», — говорит Пабло Варгас.

«Голову» арт-объекта расписал Алекс Грей — популярный среди нью-эйджеров автор психоделических картин, напоминающий седого эльфа. Правда, рисунки видны только при свете дня. Ночью неоновые огни зажигаются не только на арт-каре, но и вокруг него: гости Burning Man танцуют среди светящихся радужных кругов на песке. Саундсистема, расположенная на «Воине майя», рассчитана на площадку вместимостью 3000 человек. Помимо этого арт-кар оснащен лазерными и пиротехническими установками, вследствие чего Варгасу и компании приходится проходить по четыре инспекции перед началом фестиваля.

Фото: Mayan Warrior

Как звучит «Воин»

Цель Mayan Warrior — популяризация современной мексиканской электронной музыки. «Сеты наших диджеев неспроста такие длинные — они выстроены так, чтобы слушатель за время выступления каждого резидента побывал в некоем музыкальном путешествии», — говорит Пабло Варгас. Фрагменты выступления Rebolledo на Burning Man — эти полутора-двухчасовые куски нельзя назвать словом trippy, которое описывает звук гоанского психоделического транса. В Mayan Warrior предпочитают слово mental: многие члены арт-группы увлекаются спиритуализмом — мексиканцы помнят свои корни.

Фото: Mayan Warrior

Сколько стоит арт-объект

Строительство «Воина» обошлось команде в миллион долларов — члены группировки вложили в объект свои деньги. На поддержание саунд-системы, да и всего арт-кара в рабочем состоянии каждый год Mayan Warrior тратят порядка трехсот тысяч долларов.

«Пустыня Невада, мягко говоря, не самое дружелюбное место по отношению к дорогой электронике, — объясняет Пабло Варгас. — Проблема не только в песке: в воздухе постоянно клубится пыль, наполовину состоящая из очень мелкой соли, которая въедается во все поверхности. Как известно, соль — главный враг электроники, потому что она провоцирует появление ржавчины. На нашем “Воине” стоит превосходная немецкая электроника BNB, потому что главное в нашем объекте — это качество звука. После недели в пустыне мы два месяца чистим аппаратуру, разобрав все до винтика, — это особая, тщательная и деликатная очистка. Мы перевозим “Воина” в Блэк-Рок-Сити и обратно в Мехико на трех фурах, кузова которых изготовлены на заказ под габариты разных частей объекта».

Фото: Mayan Warrior

Зачем «Воин» помогает индейцам

Часть денег, вырученных на продаже билетов на вечеринку, идут на нужды общин индейцев-уичолей, которых иногда называют «племенем художников» благодаря их выдающемуся декоративно-прикладному искусству. Они покрывают статуэтки животных и ритуальные маски бисером, выкладывая разноцветные узоры, плетут широкие браслеты и создают психоделические картины из шерстяной пряжи, наклеивая ее на деревянные дощечки с помощью воска и смолы. Пять общин уичолей рассеяны по центральной части Мексики. «Культура этого племени — это жемчужина Мексики, — говорит Варгас, — уичоли чтут традиции, вплоть до того, что они до сих пор носят причудливые костюмы». Священные для индейцев земли, где они искали пейотль, сегодня застраивают горнодобывающими предприятиями, и уичолям приходится нелегко: огороды разворочены, водоемы загрязняются. Команда Mayan Warrior не только помогает индейцам материально, но и привлекает внимание общественности к их проблемам и старается сделать так, чтобы как можно больше людей по всему миру узнали о культуре уичолей.

Колонки

В день рождения поэта Александра Пушкина президент Владимир Путин встретился со спикером Государственной думы Вячеславом Володиным. Стихов не читали, зато Путин предложил разработать текст присяги для принимающих гражданство: «У нас, когда люди в армию приходят, присягу произносят. Но когда человек вступает в гражданство нашей страны, то здесь тоже можно было бы подумать и взять опыт некоторых зарубежных государств, когда есть клятва, присяга, другой торжественный акт, которым человек подтверждает свое намерение стать гражданином нашей страны, соблюдать ее законы, традиции, уважать эти традиции, историю и так далее. Я бы просил вас вместе с депутатами подумать и на эту тему». Ничего, кстати, страшного в этом нет: государство живет ритуалами. Если, конечно, не задумываться о том, что в последнее время принято называть «традициями нашей страны». Но речь пока не о том.

На предложение вождя страны немедленно откликнулся вождь ЛДПР Владимир Жириновский. Простите за длинную цитату — текст того стоит, там высокая поэзия, заставляющая забыть про стилистические огрехи: «Вступая в гражданство России, я испытываю неописуемый восторг, что с сегодняшнего дня я гражданин самой великой страны на этой земле. И я никогда не предам тебя, Россия, никогда не пойду на поводу у твоих врагов и всегда буду гордиться, что я твой сын. И эти шесть букв — Россия — всегда будут жечь мое сердце самой пылкой любовью к моей великой Родине.

И пусть мертвым будет мой язык, если когда-либо я скажу хоть одно плохое слово о России

Я никогда не смогу изменить тебе. Моя любовь к тебе сильнее, чем любовь к самой любимой женщине, более святая, чем любовь к родителям. Я вечный твой сын, я всегда с тобой, моя Родина. И пусть будут прокляты все твои недруги и враги, Россия. Мы никогда не отдадим никому ни пяди нашей земли. Пусть задохнутся от злобы все, кто питают ненависть к России, а мы всегда будем гордиться и любить нашу великую страну. И пусть отсохнут мои руки и ноги, если я когда-либо перейду на сторону врага. И пусть мертвым будет мой язык, если когда-либо я скажу хоть одно плохое слово о России. Мне не нужны грязные деньги и посулы — я никогда ни на йоту не отступлю от интересов моего государства.

Главное для меня в моей жизни и для всей моей семьи — это территория России, это великая русская земля. Я никогда никому не позволю сдвинуть и на миллиметр пограничные столбы моей страны. Авантюристы и аферисты всех мастей, все ваши потуги напрасны, русские не сдаются, никого не боятся и никогда не продаются. И никогда никому не удастся нас свернуть с верного пути к величию Родины. Никто никогда нас не посмеет одурманить и подкупить. Никакие горлопаны-агитаторы не смогут погасить в нас любовь к России, и мы всегда с дрожью в голосе будем говорить: Россия, любимая Родина-мать, я твой верный сын до конца моих дней».

Утвердят, конечно, не стихотворение в прозе за авторством Жириновского В. В. Единороссы сочинят что-нибудь покороче и чуть более протокольное

Интересно и по-своему показательно, что наличия дочерей у России клятва не подразумевает. В ЛДПР, видимо, сомневаются, что женщина способна испытывать неописуемый восторг. Путин юрист и Жириновский юрист. Но Жириновский еще и поэт, Путин говорил про «намерение соблюдать законы», Жириновский — почти исключительно про любовь. Вот и мы давайте немного поговорим про любовь.

Если у Госдумы хватит времени, чтобы отвлечься от сочинения очередных запретов и таки утвердить текст присяги россиянина (хотя, конечно, хватит, раз сам президент велел, тут сомневаться не стоит), утвердят, конечно, не стихотворение в прозе за авторством Жириновского В. В. Единороссы сочинят что-нибудь покороче и чуть более протокольное. Но текст от ЛДПР важный и показательный. Хороший повод для серьезного разговора.

Наше время любит конкретику. О вещах отвлеченных рассуждать не модно. Современности подавай цифры — центнеры с гектара, тысячи снесенных домов, миллионы уничтоженных нашими ВКС штабов террористических группировок, украденные миллиарды… То же и с рассуждениями о будущем России (сразу оговорюсь, что я оптимист, верю, что оно, это будущее, есть, то есть смена режима неизбежна, а нынешний морок не вечен и не обязательно кончится катастрофой). Список задач на будущее понятен, хоть и необъятен. И это непростые задачи. Постановочный парламент превратить в парламент. Карательные органы — в правоохранительные. Разобрать машину государственной пропаганды. Отыскать где-то чиновников, которые не считают коррупцию основой государственного управления. Вернуть гражданам независимый суд (хотя слово «вернуть», возможно, и не очень сюда подходит). Права, кстати, гражданам тоже вернуть.

Неописуемый восторг — как слюна, которая хлещет из профессиональных любителей родины. Всю родину заплевали, да так, что говорить о ней сделалось неловко

Но за бесконечным перечнем конкретных дел теряется одна проблема, которая, видимо, касается слов. И которая, может быть, важнее всего прочего, хотя в это и непросто поверить в эпоху тяготения к конкретике.

Есть еще одно достижение в копилке у тех, кто нами сегодня правит. Они естественное человеческое чувство — любовь к родине — смогли сделать неприличным. Слово «патриотизм» превратили в стыдное. Текст присяги от Жириновского потому и процитирован целиком, что прекрасно иллюстрирует этот печальный тезис.

Теперь патриотизм — это набор жутких штампов. «Неописуемый восторг», «аферисты всех мастей», «пусть отсохнут мои руки и ноги», и что там еще у Владимира Вольфовича. Неописуемый восторг — как слюна, которая хлещет из профессиональных любителей родины. Всю родину заплевали, да так, что говорить о ней сделалось неловко. Их патриотизм — обязательное одобрение любых действий государства, включая самые гнусные. Обязательное раболепие перед начальством. Обязательное умиление перед военной мощью, возможно, мнимой, и демонстрация готовности своих и чужих людей губить ради демонстрации этой мощи. Лозунг «Можем повторить» вместе с мерзкой картиночкой, наклеенный на стекло иномарки. История, наша, страшная и прекрасная, но этой самой слюной восторга начищенная до такой степени, что в ней ничего не отражается, помимо сытых физиономий нынешних начальников. И так далее, и так далее, и так далее.

А что тут получится без любви? Только очередная какая-нибудь дрянь, пожалуй

Не случайно ведь текст присяги от ЛДПР почти неотличим от закадрового текста комедийной «Нашей Раши», скопированной, кстати сказать, с английского шоу «Маленькая Британия».

И кажется, стоит только сказать, что и ты — патриот и тебе твоя страна небезразлична, как немедленно окажешься в ряду прочих, брызжущих слюной неописуемого восторга и готовых языками полировать хозяйский сапожок. Будто и нет других вариантов для разговора о любви. А что тут получится без любви? Только очередная какая-нибудь дрянь, пожалуй.

А ведь все вроде бы так просто. В том и патриотизм, чтобы себе и согражданам желать нормальной человеческой жизни. Нормальной человеческой жизни, а не героической гибели неизвестно чего ради. Но не такая уж она и простая, первая среди прочих непростых, задача очистить слово «патриотизм» от плевков людей, перманентно пребывающих в состоянии неописуемого восторга.

Кстати, в тот же день, на радость Пушкину А. С. три депутата от ЛДПР предложили заменить гимн России на «Боже, царя храни» (текст которого сочинил Жуковский В. А., добрый приятель помянутого Пушкина). Однако в Совете Федерации депутатам разъяснили, что, за неимением царя, это едва ли возможно. Но, чтобы на печальной ноте не обрывать речь, вот что отмечу — это в копилку мыслей, должных вызывать немыслимый восторг, наверное. Мы ведь, видимо, единственная в мире страна, жители которой точно и достоверно, из первых уст знают, что бы стал делать их президент, окажись он с геем в душе на подводной лодке.

Новости

Фильм называется «Интервью с Путиным» (The Putin Interviews). Он снят на основе серии бесед с российским президентом. Первый канал пообещал показать фильм в «самое ближайшее время». Фильм также будут показывать на американском кабельном канале Showtime 12-15 июня. 

За два года Стоун и продюсер Фернандо Суличин взяли больше 10 интервью у Путина. Последний разговор состоялся в феврале. На Первом канале отметили, что «ни одна из тем не была запретной».

В интервью Путин говорил об отношениях с США, о предполагаемом вмешательстве России в американские выборы, о действиях НАТО в Европе, о Сирии и Украине, об отношениях с президентами Джорджем Бушем, Бараком Обамой и Дональдом Трампом и о деле Эдварда Сноудена.

Путин также рассказывал о внутренней политике, о пути к посту президента и о своем сроке на этой должности.

Стоун снял фильмы «Уолл Стрит: Деньги не спят», «Башни-близнецы», «Джон Ф. Кеннеди: Выстрелы в Далласе», «Взвод». Он трижды получал «Оскар», также удостаивался призов Берлинского и Венецианского кинофестивалей. В 2016 году он выпустил фильм «Украина в огне» о событиях на Украине в 2014 году. Он также спродюсировал этот фильм и взял для него интервью у Путина и у бывшего президента Украины Виктора Януковича. 

Новости

Условия контракта с 46-летним Слуцким не разглашаются. Он начнет работу с середины июня.

Слуцкий покинул пост главного тренера ЦСКА в декабре 2016 года, он возглавлял клуб с 2009 года. С ним команда трижды стала чемпионом России, дважды — обладателем Кубка и Суперкубка России. С конца 2015 года по лето 2016 года он тренировал сборную России.

После ухода из ЦСКА Слуцкий уехал стажироваться в Англию. Он посещал матчи Английской премьер-лиги (АПЛ) и говорил о желании работать в английском клубе. В прошлом сезоне «Халл Сити» занял 18-е место в АПЛ и выбыл во второй по силе дивизион чемпионата Англии. 

Новости

На референдуме надо будет ответить на вопрос «Хотите, чтобы Каталония стала независимым государством с республиканской формой правления?» Пучдемон напомнил, что Каталония не раз предлагала правительству Испании согласовать референдум, но то всегда отказывало. Он призвал «всех жителей реализовать свое неотъемлемое право принять решение по будущему своей страны».

Каталония находится на северо-востоке Испании, ее столица — Барселона. В последние годы сообщество настаивает на своем отделении от королевства. 6 октября каталонский парламент одобрил проведение референдума о выходе из состава Испании, но Конституционный суд страны аннулировал действие документа.

В Мадриде не однажды заявляли, что в их власти не разрешить провести референдум. Также и в этот раз власти страны могут попросить Конституционный суд аннулировать решение Каталонии о референдуме в октябре.  

Телевидение

Кадр из сериала «Игра Престолов»

Кадр из сериала «Игра Престолов»

Кадр из сериала «Игра Престолов»

«Игра престолов»

В это сложно поверить, но «Игра престолов» все-таки близится к своему завершению. Конечно, седьмой сезон, который стартует в июле, будет еще не последним, однако уже в 2018 году все должно закончиться, и может быть, кто-то даже останется в живых. Пока что, несмотря на все усилия создавшего мир Семи королевств Джорджа Мартина, который уже умертвил разными способами не один десяток персонажей, претендентов на главный приз в этой игре по-прежнему хватает. До 16 июля как раз достаточно времени, чтобы пересмотреть в Видеопрокате «Интерактивного ТВ» — а может быть, и увидеть впервые — шестьдесят уже показанных серий и вспомнить или открыть для себя этот мир, где идет война всех против всех.

«Игра престолов» снята в популярном в последние годы жанре «блуд & blood», так что секса и насилия на экране хватает во всех сезонах. Несколько семей Вестероса борются за Железный трон, не жалея никого — ни чужих детей, ни своих, — однако эти убийства, заговоры и интриги кажутся все менее важными, поскольку уже пришла Зима и белые ходоки с бирюзовыми глазами готовы преодолеть Стену, чтобы погрузить Семь королевств в долгую и очень холодную Ночь. Впрочем, у людей еще осталась надежда: пока что живы неубиваемый Джон Сноу, оказавшийся не таким уж и бастардом, и неопалимая Дейнерис Таргариен, чьи огнедышащие драконы, которые становятся все больше и больше, всегда готовы защитить свою приемную мать. Уже известно, что в седьмом сезоне Джону и Дейнерис предстоит встретиться, однако закончится ли все браком самого обаятельного холостяка по обе стороны Стены и ненатуральной блондинки или же оба, как мы успели привыкнуть, умрут в страшных мучениях, предсказать по-прежнему проблематично.

«Комната 104»

Кадр из сериала «Комната 104»

Кадр из сериала «Комната 104»

Кадр из сериала «Комната 104»

Кто сказал, что героями сериала обязательно должны быть люди? В «Комнате 104» в качестве главной звезды выступает самый обычный номер в самом заурядном американском мотеле — именно здесь происходит действие всех двенадцати эпизодов, которые начнут выходить с конца июля. В каждой серии в сто четвертую комнату будут заселяться новые гости — то Санта-Клаус, то пожилая влюбленная пара, то какой-то подозрительный проповедник, — и с их появлением будет начинаться новая история, то смешная, то печальная, а иной раз даже страшная.

На создателей этого шоу братьев Дюпласс, уже успевших стать звездами американского независимого кино, а на телевидении снять сериал про трогательных неудачников «Вместе», HBO сейчас возлагает большие надежды: продюсеры этого канала, где появились не только крупнобюджетные «Мир Дикого Запада» или «Игра престолов», но и, например, «Девочки» или «Возвращение» с Лизой Кудроу, всегда умели находить перспективные проекты. Возникает, правда, опасность, что после просмотра «Комнаты 104» люди с богатым воображением вообще перестанут останавливаться в отелях — мало ли что могло твориться в этом номере еще за пару часов до твоего заселения? — но независимых братьев вряд ли сильно волнуют проблемы владельцев гостиничного бизнеса.

«Твин Пикс»

Кадр из сериала «Твин Пикс»

Кадр из сериала «Твин Пикс»

Кадр из сериала «Твин Пикс»

Как и было обещано, агент Купер вернулся — двадцать пять лет спустя. Все эти годы он просидел в Черном вигваме, любуясь на красные портьеры и общаясь то с Великаном, то с Одноруким, а демон Боб, вселившийся в его тело в конце второго сезона, продолжал развлекаться в реальном мире. Теперь им пришло время поменяться местами, однако что-то пошло не так, и Куперов в нашей действительности оказалось двое. Один — злой и умный, второй — добрый и практически безмозглый. Загадок, разумеется, меньше не стало: в течение восемнадцати серий нам предстоит гадать, кто хочет убить плохого агента Купера, для чего нужно круглые сутки смотреть в пустой стеклянный ящик, зачем библиотекарше отрезали голову и приставили к чьему-то волосатому телу, а также о какой именно пропаже полено рассказало своей хозяйке.

Как в старые добрые времена, «Твин Пикс» прикидывается то обычным детективом, то трогательной мелодрамой, то комедией, однако безумие и ужас по-прежнему таятся где-то на самых границах каждого кадра, готовые предстать то странной тенью в тюремной камере, то кровожадным привидением в стеклянном ящике, то деревом с мозгом, в которое за прошедшие четверть века превратился обитавший в Вигваме карлик. Не стоит, конечно, рассчитывать, что Дэвид Линч даст ответы на все вопросы или хотя бы удосужится сформулировать эти вопросы человеческим языком, однако предложить и обсудить свои версии происходящего можно, воспользовавшись функцией социальных сетей от «Интерактивного ТВ». В любом случае, не стоит сомневаться в двух вещах: во-первых, все это будет очень странно, а во-вторых, Дэвид Духовны по-прежнему неотразим в роли Дениз, ставшей в ФБР большой начальницей.

«Умираю со смеху»

Кадр из сериала «Умираю со смеху»

Кадр из сериала «Умираю со смеху»

Кадр из сериала «Умираю со смеху»

Профессиональные юмористы — люди, как правило, совсем не веселые. В обычной жизни они бывают депрессивными, пьющими, тщеславными, завистливыми и одинокими, и кому, как не Джиму Кэрри, лучше всех знать об этом. Сериал «Умираю со смеху», где он стал исполнительным продюсером, — дань памяти американским стендап-комикам 70-х, одним из которых как раз и был тогда еще совсем юный Кэрри, в 1979 году перебравшийся в Соединенные Штаты из Канады. Некоторые истории — например, о начинающих артистах, поселившихся в шкафу, — взяты из его жизни. Многие юмористы приезжали тогда в Лос-Анджелес в надежде принять участие в вечернем шоу Джима Карсона — эти несколько минут на телеэкране были для них чуть ли не главной целью в жизни. Однако такой шанс выпадал лишь немногим, а остальные продолжали выступать в клубах, часто безо всякого гонорара, и надеяться, что однажды в зале окажется кто-нибудь из редакторов великого Карсона.

Герои «Умираю со смеху» — трогательные неудачники в брюках клеш, завидующие счастливчикам, которым удалось попасть на телевидение, и вынужденные выступать в клубе циничной и очень влиятельной Голди Хершлаг: она способна как помочь артисту воплотить свою мечту, так и навсегда разрушить его карьеру. В сериале время от времени появляются узнаваемые персонажи — тот же Карсон или, например, Ричард Прайор, — однако никто не требует от зрителя знания американской стендап-сцены 70-х. На месте комиков с Сансет-Стрип с тем же успехом можно представить себе команду «Аншлага» или резидентов «Камеди Клаб» —  благо они все меньше отличаются друг от друга. Главное здесь — не известные лица, а сам этот печальный мир, где живут злые и несчастные люди, которым почему-то достался талант смешить окружающих.

«Карточный домик»

Кадр из сериала «Карточный домик»

Кадр из сериала «Карточный домик»

Кадр из сериала «Карточный домик»

Дом, который построил Фрэнк, оказался на удивление прочным, так что этим летом у нас есть возможность ознакомиться с пятой частью истории о головокружительных карьерах американского политика Фрэнсиса Андервуда в исполнении Кевина Спейси, а также его жены, которую сыграла Робин Райт, снявшая, кстати, несколько серий в качестве режиссера. Все четыре предыдущих сезона можно найти в Видеопрокате «Интерактивного ТВ» — и даже в HD-качестве.

В пятом сезоне Фрэнк, который, шагая по головам, все-таки добрался до кресла президента США, мечтает о переизбрании и по-прежнему не брезгует никакими методами. Просто убить нескольких человек, узнавших что-то лишнее или некстати оказавшихся у него на пути, — это уже слишком мелко для Андервуда. Теперь Фрэнку нужна война, и не приходится сомневаться, что ради пары лишних голосов на выборах он, не задумываясь, утопит полмира в крови. «Они словно маленькие дети, Клэр, — говорит он жене об американцах. — Дети, которых у нас никогда не было». И этих детей нужно хорошенько запугать, чтобы они бросились искать защиты у великого и бесстрашного Фрэнка. Однако и враги не дремлют: не всех удается вовремя столкнуть с лестницы, чтобы они свернули себе шею (разумеется, это не метафора). На этот раз главная опасность исходит от конгрессмена Ромеро, который хочет объявить президенту импичмент, но еще не догадывается, что семья Андервуд ему не по зубам. И когда за дело возьмется Клэр, которой надоело быть на вторых ролях, покажется, что душка Фрэнк не такой уж, в сущности, и монстр. «Карточный домик» можно было бы счесть иллюстрацией к банальному тезису о том, что политика — это грязное дело, но создатели сериала, среди которых значится, например, Дэвид Финчер, похоже, вообще не слишком высокого мнения о человечестве.

Все эти сериалы можно найти в подписке Amediateka в Видеопрокате «Интерактивного ТВ». Кино можно смотреть дома, по дороге на работу или за городом на планшете или телефоне — так работает функция «Мультискрин» (бесплатная опция при подключении). В Видеопрокате «Интерактивного ТВ» более 2000 фильмов и сериалов в HD-качестве. У пользователей есть возможность воспользоваться ознакомительным просмотром перед каждым фильмом: если в первые минуты станет ясно, что фильм «не пошел», то плата за картину не взимается. Узнать больше об «Интерактивном ТВ» и «Видеопрокате» можно здесь.

Мнения

Объяснить, что такое блокчейн, простым языком сложно. Но есть две важные характеристики. Во-первых, технологии блокчейн децентрализованы: они не могут контролироваться одним человеком, компьютером или организацией. Это сеть из нескольких тысяч компьютеров, расположенных по всему миру. Во-вторых, у блокчейна есть память. Если я отправляю кому-то сто цифровых рублей, система запоминает, что теперь у меня этих ста цифровых рублей больше нет. Нельзя обмануть систему, чтобы потратить больше цифровой валюты, чем имеется в наличии. При этом сеть компьютеров запоминает, какие транзакции с валютой были проведены и в каком порядке.

Bitcoin использует блокчейн только для создания криптовалюты. У Ethereum есть преимущество: эта платформа работает на базе умных контрактов, а значит, может быть использована не только для платежей, но и для всего, что можно перевести в компьютерный код. Умные контракты — это компьютерная программа, контролирующая цифровую собственность. Самый просто пример: представим, что мы делаем механизм для краудфандинга. Мы продвигаем проект и прописываем правило — за первый месяц мы должны собрать не меньше 10 тысяч долларов. Если сумма будет набрана, деньги будут переведены автору проекта. Если через 30 дней сумма составит меньше 10 тысяч долларов, деньги автоматически возвращаются жертвователям. Для Ethereum можно написать программу, в которой будут десятки таких правил, автоматизирующих процесс.

Многомесячный процесс регистрации земельной собственности можно переписать под технологии блокчейн и сделать его мгновенным

В компьютерный код можно перевести, например, земельную собственность. Человек купил землю, дом или квартиру и вместо того, чтобы тратить несколько недель или месяцев на процесс регистрации, подтверждающий, что он действительно купил собственность, можно этот процесс переписать под технологии блокчейн и сделать его мгновенным. Последующая перепродажа собственности точно так же займет не больше часа. Самое главное, что можно без труда верифицировать право собственности и проверить, в какой момент времени какие транзакции с ней были совершены. Можно моментально доказать, что никаких обманов и фальсификаций не было.

У блокчейна — напомню, технология важна из-за двух своих свойств, децентрализации и памяти, — есть большой потенциал для внедрения на государственном уровне. Но при этом есть риски, ограничивающие эту возможность. Криптография — это хорошо и удобно, но ее невозможно контролировать. Поэтому блокчейн уже давно используется и для незаконных действий, на черных рынках и так далее. Одни государства понимают преимущества блокчейна и способны оценить масштабы открывающихся с этой технологией возможностей, а другие — пугаются самого факта, что технология кем-то может быть использована недобросовестно, и считают, что ее надо запретить вообще. Второй риск — я думаю, в будущем это еще может измениться, — самим людям, которые внедряют эту технологию в свою работу, не понравится, что у каждого человека появится возможность проверить, по правилам ли организована их работа, нет ли махинаций и фальсификаций.

Блокчейн-технологии способны изменить привычный порядок вещей: например, с их помощью можно победить коррупцию. Блокчейн может сделать прозрачной работу государства и чиновников

Одни только эти возможности могут сильно изменить привычный порядок вещей. При активном внедрении блокчейн-технологий можно победить коррупцию. Во многих неразвитых странах есть проблема с земельной собственностью: есть фермер, у него земля, он уехал куда-то на неделю, а когда вернулся — заметил, что его забор был сдвинут на три метра, кто-то отгрыз у него кусок собственности. То, что это произошло, почти невозможно доказать, когда собственность оформлена в бумажном виде. Если собственность будет записана на блокчейн-платформе, все действия будут настолько прозрачны, что такие трюки с воровством будет просто невозможно совершить. Точно так же блокчейн может сделать прозрачной работу государства и чиновников, чтобы повысить уровень доверия граждан к их работе: целые государства смогут доказать, что они не коррумпированы — если это, конечно, так.

Новости

В течение трех лет Акихито сможет передать управление страной своему наследнику, принцу Нарухито. Ожидается, что Нарухито станет императором в начале 2019 года.

#Japan enacts law to allow 1st #abdication of #emperor in 200 yearshttps://t.co/mlY5eso6KV

— Kyodo News - English (@kyodo_english) 9 июня 2017 г.

Закон, который принял парламент, работает только в случае с Акихито. До сих пор императорам не разрешалось отрекаться от престола. В прошлом году Акихито обратился к японцам и сказал, что хочет оставить управление страной из-за своего возраста и состояния здоровья.

Японский император отречется от престола впервые за 200 лет. В последний раз император отрекался в 1817 году. 

Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Толпа плотно окружает Женю со всех сторон. Кто-то толкает ее плечом, подходя ближе к краю платформы — Женя оборачивается и делает шаг назад. Поезд с шумом приближается к станции, грохот усиливается с каждой секундой — Женя зажимает уши. Поезд с визгом останавливается — и Женя тоже начинает визжать. Толпа мгновенно расступается, Женя заходит в вагон и без сил падает на свободное место.

В три с половиной года Женя научилась читать. Но читала она слева направо и справа налево, не понимая смысла. Однако диагноз «аутизм» Женина мама Надежда впервые услышала от дефектолога, когда дочери было пять, и ее не принимали ни в один детский сад. Осознав, что без специальных знаний не обойтись, и то, что кроме нее самой, ее ребенком заниматься не будет никто, Надежда пошла учиться на психолога. Женю устроили в профессиональный реабилитационный лицей, где она научилась шить.

Женя после работы в швейной мастерской. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Жене не нравится громкий звук приближающегося поезда. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Сегодня Жене 22 года. Она очень хочет общаться, но ей трудно сформулировать свои мысли в привычной для нас форме. «Коля сгорает», — пишет она смс тьютору. Или: «Сейчас в лоб получишь». При этом никакого Коли вокруг нет и в помине, и в лоб никто не получает — просто эти фразы по каким-то причинам запали в ее сознание, и она демонстрирует свой интерес, примерно, как мы бы написали: «Как дела?» Обычную речь ей иногда заменяют  прикосновения — при первой встрече  Женя может обхватить лицо незнакомого человека руками, это для нее один из способов общения.

Жене, как и многим людям с расстройством аутистического спектра, сложно справляться с большим потоком информации, которую мы воспринимаем ежесекундно, даже не задумываясь об этом. Все ее усилия направлены на то, чтобы упорядочить хаос, каким ей представляется окружающая действительность. Таким ребятам важно расписание и понимание того, что будет происходить потом.

Если что-то идет не по плану, не по тому алгоритму, который Женя себе представляет, она перестает контролировать свои эмоции — может закричать, побежать, начать говорить стереотипные фразы. Это способ сбросить эмоции, «обнулиться». У Жени это происходит неожиданно и часто в общественных местах — она сразу привлекает к себе слишком много внимания. Обычно пассажиры брезгливо сторонятся и стараюсь побыстрее выйти.

Женя с помощью тьютора каждый день составляет себе индивидуальный план на завтра. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Главный страх родителей детей с особенностями — как ребенок будет жить без них. Поэтому в прошлом году Надежда впервые отвела Женю в «Тренировочную квартиру», организованную фондом «Выход в Петербурге». Там взрослые люди с аутизмом в сопровождении тьюторов и волонтеров учатся жить самостоятельно, договариваться, общаться, покупать продукты в магазине, планировать свое время. В квартире они проводят всю неделю и только на выходные уезжают домой.

Нина и Женя на кухне после ужина. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Несколько раз, когда Нина была расстроена, Женя подходила к ней и гладила по голове, приговаривая: «Я тебя пожалею». Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Первый опыт оказался неудачным. Женя не смогла адаптироваться на новом месте и уже через три недели вернулась домой к маме. Но Надежда понимала, что без этого опыта, без этих навыков ее дочь просто не выживет. И тогда она на год предоставила фонду «Выход» свою квартиру, чтобы у Жени не было ощущения, что обстановка изменилась кардинально. Теперь Женя живет там еще с тремя студентами, Сашей, Ниной и Осипом, в сопровождении тьюторов. Первое время Женя воспринимала всех как гостей и все время спрашивала, когда они наконец уйдут домой, но потом поняла, что этого не случится, и привыкла. Надежда сняла себе маленькую квартирку на год, куда Женя приезжает к ней на выходные.

Женя смотрится в зеркало, застегивая на себе мамину кожаную куртку. Они вместе с тьютором Настей собираются в магазин. Одна из задач программы — научиться самостоятельно покупать еду. Женя довольно уверенно ведет Настю в магазин, сама берет продукты с полок. Но вдруг в отдалении за стеллажами кричит ребенок — Женя судорожно хватает Настю за руку и говорит: «Мне очень страшно». Потом продолжает выбирать продукты по списку и вдруг растерянно останавливается посреди зала с тележкой, зажав бананы в руках. «Женя, что нужно сделать?» Женя на несколько секунд зависает, часто моргает, пару раз бьет себя по щеке, резко поворачивается к Насте и отвечает: «Нужно найти весы».

Женя в своей комнате. Она любит рисовать. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Несколько раз в неделю Женя работает в швейной мастерской. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Это уже вторая смена Жени в новой тренировочной квартире. Она стала лучше справляться со своими эмоциями, потому что они с Настей постоянно проговаривают, что нужно сделать, если чувствуешь тревогу. Если Женя чувствует, что начинает слишком волноваться, она убегает в свою комнату и кричит там. А если убежать не успела, то сначала кричит, а потом спрашивает: «Можно я пойду в свою комнату?»

Женя возвращается в «Тренировочную квартиру» вечером — после работы в швейной мастерской. В последнее время она гораздо чаще ездит сама. Настя говорит, что последний раз на ее памяти Женя раскричалась в метро полгода назад.

Каждый день студенты с тьюторами наклеивают карточки с домашними делами на доску. Возвращаясь домой, каждый выполняет то, что за ним закреплено. Главное — знать, что все идет по плану.

Женя в своей комнате. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Слева: Женя в своей комнате. Справа: Женя читает. Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД

Иногда Настя проводит с Женей индивидуальные занятия. Женя очень любит музыку и знает наизусть огромное количество песен. Когда Нина, сидя на кухне, посреди чаепития вдруг громко произносит: «Карабас-Барабас опрокинул бас», только Женя уверенно говорит : «Ну, это же “Моральный кодекс”» — чуть снисходительно глядя на остальных. Но больше всего Женя любит группу ABBA, и поэтому Настя решила потренироваться вместе с Женей и вторым тьютором Таней заводить разговоры с малознакомыми людьми на интересную ей тему. Они вместе записали нужные для диалога фразы в тетрадь и попросили Таню помочь. Женя достает тетрадь и начинает читать, глядя в тетрадь:

Женя: Привет.

Таня: Привет.

Женя: Как поживаешь?

Таня: Хорошо. А ты?

Женя: Тоже хорошо. Я хочу с тобой поговорить.

Таня: Хорошо. Давай поговорим.

Женя: Любишь ли ты музыку?

Таня: Да, я очень люблю музыку.

Женя: Тебе нравится группа ABBA?

Таня: Ну, я слышала некоторые ее песни.

Женя: Какие музыкальные инструменты тебе нравятся?

Таня: Неожиданный вопрос. Я не задумывалась об этом. Смотря в каком исполнении.

Женя: Завершение разговора.

Настя: Стоп, стоп, стоп. Эту фразу мы не читаем. Выбери одну из тех, что здесь записана.

Женя: Спасибо, что поговорила со мной.

Таня: Не за что. Было очень приятно.

Настя: Женя, молодец. Потренировались? Все здорово. Вечером потренируемся еще.

Фото: Ксения Иванова/SCHSCHI для ТД. Женя и Настя

Постоянно пробовать и пробовать раз за разом, пока не получится — один из основных принципов «Тренировочной квартиры». Женина мама иногда заходит порадоваться успехам дочери. Надежда говорит, что главное достижение Жени — она почувствовала, как быть самостоятельной. Может показаться, что нет ничего проще, чем сходить в магазин или поддержать разговор про музыку, но Женин мир устроен иначе, и сейчас очень важно, чтобы в нем была «Тренировочная квартира», Настя и другие тьюторы, которые делают очень кропотливую, иногда едва заметную, но очень сложную работу.

Совсем скоро Женина смена в тренировочной квартире закончится, ее мама вернется домой, а другие ребята — к своим родителям, научившись быть чуть более самостоятельными, и постараются сохранить этот навык. В этом году фонд «Выход в Петербурге» планирует открыть новую «Тренировочную квартиру», потому что таких людей, как Женя, очень много. И всем им надо научиться просто жить — ходить в магазин, общаться, не кричать в метро. Но за аренду квартиры и зарплату тьюторов и психолога надо платить каждый месяц. Поэтому фонду «Выход» очень нужны регулярные пожертвования на работу «Тренировочной квартиры». Даже 100 рублей помогут таким людям, как Женя, научиться контролировать себя.

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Сумма Email

Новости

В СПЧ поддержали идею законопроекта, но только при условии его реализации не за счет бюджета и во всех регионах, где есть аварийное и предаварийное жилье. Выделение же денег на реновацию, когда не выполнены обязательства перед очередниками и жителями непригодных для проживания домов, правозащитники назвали «социальной безответственностью».

Правозащитников также не устраивает, что под снос идут дома «при отсутствии к тому объективных оснований», единственный способ реновации снос, процедура голосования не регламентирована и нарушает право частной собственности и неприкосновенность жилья. В СПЧ добавили, что новые условия жилья и гарантии его получения только начали обсуждать, положения законопроекта позволяют не соблюдать требования технических регламентов, и неясно, кто будет отвечать перед москвичами, если фонд содействия реновации не выполнит свои обязательства.

Второе чтение законопроекта проходит 9 июня. Перед ним законопроект сильно переработали. По словам мэра Москвы Сергея Собянина, 88 процентов проголосовавших жителей пятиэтажек поддержали участие домов в программе реновации. 

В день второго чтения возле здания Госдумы проходит пикет против реновации, на который собрались от 100 до 300 человек. BBC сообщает, что на акции уже задержали двух активисток и руководителя московского отделения партии «Яблоко» Сергея Митрохина.

Политика

Евгения, 20 лет, студентка, Владивосток:

Я учусь и подрабатываю, как большинство студентов. Немного увлекаюсь киноискусством. Политикой я раньше не интересовалась Но в сознательном возрасте поняла, что значит жить в России: мало справедливости, а условия для коррупции тут самые благоприятные.

Раньше я на митингах не бывала. Желание было, но я не знала, с чем туда пойти, за что выступать. А после обращений Навального и разоблачающих фактов о российских чиновниках как-то все встало на свои места. Поэтому я решила, что на следующий митинг надо постараться попасть обязательно.

Если сформулировать мой лозунг одним предложением, то это «Долой коррупцию». Налоги должны идти на нужды граждан и государства, а не на прихоти чиновников.

Я думаю, что люди должны ходить на митинги и высказывать свою точку зрения, чтобы быть услышанными, вместо того чтобы просто сидеть на диване у телевизора и рассуждать о политике. Один митинг ничего не изменит, два митинга тоже мало чем помогут. А третий уже, возможно, станет той каплей масла, которая необходима для запуска винтиков в политической системе. Чем больше митингов, тем выше вероятность, что ситуация сдвинется с мертвой точки.

Пока нашим людям есть что кушать, они держатся. Но когда наступит следующая степень бедности, народ начнет действовать

Татьяна, 31 год, инженер, Оренбург:

Ходила на прошлый антикоррупционный митинг и пойду на этот. Конечно, у меня есть личные причины: тяжело с работой, коммунальными платежами, постоянно растут цены на продукты и бензин. Всем вокруг тяжело — и родным, и друзьям, особенно пенсионерам. Тяжело заработать деньги и нет возможности помочь хотя бы родным людям. А здравоохранение в таком состоянии, что дешевле и проще умереть. Хотя и тут дешево не отделаешься.

Я надеюсь, власть в стране поймет: есть люди, которым не все равно, что страну разграбили и продолжают грабить. Не все равно, как живут люди, в каком упадке находится страна. И что эта власть уйдет сама. Сейчас это практически невозможно, но не может не произойти рано или поздно. Пока нашим людям есть что кушать, они держатся. Но когда наступит следующая степень бедности, народ начнет действовать.

Навальный иногда такое в блоге пишет, что у меня к нему неприязнь возникает, но я — православный, врагов надо любить

Алексей Кулаков, 55 лет, активист русского освободительного движения SERB, Москва:

Я схожу на митинг побеседовать с молодежью. Мы стараемся беседовать с наиболее активными молодыми людьми, которые других агитируют. У некоторых в голове проясняется, и они начинают читать что-то кроме того, что Навальный им в голову вбивает. В целом народ спокойно реагирует — я же мирно беседую. Был один товарищ агрессивный, который хотел драку спровоцировать, но его сразу свои же увели.

У них какая-то секта политическая. Навальный иногда такое в блоге пишет, что у меня к нему неприязнь возникает, но я — православный, врагов надо любить. Даже когда Навального зеленкой облили (говорю в который раз: я к этому отношения не имею), мне его чисто по-человечески было жалко. На Украине тоже боролись с коррупцией, а в итоге стало хуже, коррупция возросла многократно. Нам нельзя допустить майдана в России! А все идет в этом направлении.

Не спорю, коррупция у нас есть, как и в любой другой стране, но государство с ней успешно борется. Можно еще более успешно, но для этого надо гайки закручивать. Но тогда либералы будут вопить, что вернулись сталинские репрессии, 37-й год! А так процесс идет: выявляют крыс даже в правоохранительных органах.

На плакате я напишу «Отмена незаконных штрафов 18.2 ПДД на такси»

Николай Перекрестов, таксист и дизайнер, Москва, 32 года:

Ранее я не митинговал, но тут сама судьба и власти меня толкают на это. Таких, как я, очень много. Вот и соберемся.

Я закончил в этом году институт, и, пока учился, приходилось подрабатывать, в основном в такси, поэтому такой вот я таксист-дизайнер. Сейчас нашел работу по профессии, но и в такси остался. У меня разрешение на такси выдано в Подмосковье на белые номера. Есть соглашение между Москвой и областью, что они работают везде. Но вот желткам (такси с желтыми номерами. — Прим. ред.) дают преимущество, дабы выжить частников и пересадить их на аренду машин — такой вот бизнес по-ликсутовски.

Собянин с Ликсутовым решили, что мне нельзя ехать на выделенную полосу. И моя законная деятельность как таксиста стала незаконной. Так вот жил себе не тужил, законов не нарушал. А тут бац, и прилетело: у меня 85 штрафов по 6 тысяч рублей каждый. Вся жизнь под откос в одночасье. Сами власти меня толкнули пойти на митинг.

На плакате я напишу «Отмена незаконных штрафов 18.2 ПДД на такси». Верю, что, сплотясь, народ сможет отстоять свои права и мы сдвинем эту машину по уничтожению граждан. Вступать в конфликты не намерен, оказывать сопротивления не собираюсь. Если меня зацепят на митинге, то мне светит неслабый срок, так как незаконные штрафы я принципиально отказываюсь платить. Так что я за мирные действия.

Помню я эти митинги в девяностые, расстрел Белого дома, танки в Москве. В тот день мародерство было беспредельное

Светлана, 46 лет, бухгалтер, Москва:

Честно говоря, мы на митинги не ходим. Ни на какие. И на выборы тоже не ходим много лет, потому что у нас в стране монархия была и будет, и от людей ничего не зависит. Мы знаем сайт «Массовки.ру», и про «хвост виляет собакой» знаем. Навального я не поддерживаю — шавка.

В последний раз я ходила на выборы в девяносто каком-то году. Ничего там не решалось, как по мне. Помню я эти митинги в девяностые, расстрел Белого дома, танки в Москве. В тот день мародерство было беспредельное. У соседа во дворе карбюратор сперли с жигуля. И подголовники. Это я про идейность. Может, кто и выперся сдуру на танки, а большинство перли под путч, что плохо лежит.

Один раз только я видела всенародно честный плач — это когда Брежнев умер. Может, и правильно плакали: закончилась эра гарантированной зарплатки, халявной хатки и стало нужно трепыхаться самим.

Когда я встречаю какую-то несправедливость, проявление коррупции или бюрократии, это не вызывает у меня отторжения. Я с этим работала много лет, стаж 20 лет у меня главбухом. И с мельницами я не борюсь давно уже.

От людей зависит — максимум — не засирать то, что им дают. Можно учиться, ездить по миру. Есть интернет, еды навалом, то есть пара этажей пирамиды Маслоу есть сейчас. А остальное по способностям. Лезть в политику обычным людям — даже не смешно, просто глупо.

Россия погружается в средневековье, права человека нарушаются на каждом шагу. А тут еще и реновация — спасибо, что добили!

Юлия, 42 года, бизнес-консультант, Москва:

Митинги — крайний, но необходимый инструмент. Я ходила на все протестные мероприятия последних лет. Россия погружается в средневековье, права человека нарушаются на каждом шагу. А тут еще и реновация — спасибо, что добили! Что-то такое должно было случиться, чтобы нас встряхнуть. Меня коснулась реновация, мой дом попал в список. Он в нормальном состоянии, по последним официальным документам изношен всего на 38%. А соседи, которые голосуют за снос и на меня накидываются, когда я расклеиваю листовки, — просто невменяемые люди, алкоголики.

Надо стопорить принятие этого антиконституционного закона. Наша власть не рассчитывала, что будут такие протесты против реновации. Но вдруг оказалось, что в старом жилом фонде живут здравомыслящие люди, у которых есть свое мнение. Этим проектом нас расшевелили. Другими способами поднять нас на борьбу с коррупцией, тиранией и нарушением прав человека было невозможно.

Параллельно нужно включаться в выборы, писать письма, жалобы и обращения. Группа наших районных активистов заложила себе полдня в неделю на все это. Займемся наведением порядка.

Новости

Лейбористская партия набрала 261 место. Для абсолютного большинства консерваторам нужно было бы не меньше 326 мест. Таким образом британцы получили «подвешенный парламент», когда ни у одной партии нет большинства.

При этом о проведении досрочных выборов объявила глава консерваторов Тереза Мэй, объяснив их необходимостью «гарантии сильного и стабильного руководства страной» во время ее выхода из Евросоюза. После выборов, несмотря на результаты, Мэй не собирается покидать место премьер-министра страны, сообщает BBC.

Шотландская партия получила 35 мест, либерал-демократы — 12 мест, остальные — 23 места.

Литература

Иллюстрация: Paul Gauguin/GettyImages

1.

Заканчивая эту, во многом запутанную, неясную для меня и других историю, выбирая из множества известных мне концов наиболее скучный, способный своей привычной и необременительной скудостью разрешить, а правильнее — завершить, вереницу полу случайных, полу действительных событий, кажущихся мне теперь столь одряхлевшими что от дыхания, от вздоха рассыплются в прах — я задумался над необыкновенно простым вопросом: а как это было?

Нет, не будем, нет-нет, не будем говорить о памяти. Сказано о ней всё. Согласитесь, что слишком плохой она свидетель, чересчур правдивый. Да осенит нас ложь, не ведающая в существовании своём ни конца, ни края.

О, какой соблазн, не скупясь на слова и время, вести себя по фальшивым тропам предварения, как бы достоверностью облекая то, что потом камнем ляжет. Камень и останется камнем, и этим он мил мне.

Какое искушение — ровным, ничего не значащим тоном излагать историю от третьего лица! — а меня вот нет, не было никогда — второго, четвёртого, десятого лица, от капли, упавшей на раскрытую ладонь, от ракушки, впившейся в кору воды, — не я всё это, не обо мне речь, с кем-то, кто-то, у кого-то…

В самом деле, когда я начал думать о том, что впоследствии само по себе возникло, помимо моей воли, явилось, словно было задолго до меня, до моих намерений? Действительно, когда это я, не обладая ни особым рвением, ни даром, двинулся в столь сомнительное путешествие как повествование, только предощущая при этом дальнейшее, о котором уже не знаю как и думать: случайно ли оно и нелепо или, напротив, закономерно и прекрасно, и которое само, по окончании некоторого времени, становилось в ряд условий неустанного движения на месте. Кто не мечтал о побеге!

Почему на месте?

Мы уходили и возвращались, и когда возвращались, камня на камне не оставалось от прежних времён. Это ли не свидетельство движения!

Нет, видно, всё зависит от остроты зрения. Иным необходимы месяцы, другим хватает длительности… ну, скажем, крикни — легко, не натужно вскрикни, как будто от изумления — так этого времени хватит, чтобы въяве увидеть пустоши на земле благодатных садов (густое чёрное вино запустения вспенится, древнейший хмель гнили чудными соцветиями покроет прошлое), а есть и третьи, у которых это зрение абсолютно, для которых и плод от рождения несёт в себе зародыш смерти, и зачарованно взирают они на её безмолвно расправленные в заповедных глубинах крыла… Ветряные мельницы, осень, путники, ощупывающие радостными голубоватыми ступнями выступающий мел, золотой огонь воды… Они и в лике ангельском обречены тень видеть. Неугодны всевышнему они. Точно две неких линии, не сливаясь, движутся — для последних. Тогда и время не река, не поток, но паутиной разрастается, оплетая ветви космоса… (кристалл).

Вот какой вопрос в наготе и простоте явился мне: почему именно тогда мне пришло на ум рассказывать всю эту вздорную историю, не обещавшую ничего, кроме смятения и усталости, той неодолимой усталости, что переполняет человека после любого бесполезного дела. Почему я предпринял попытку, заранее обречённую на неудачу? Я не собирался писать историю чьей-то жизни.

После слова «неудача» меня, бесспорно, и выслушивать никто не захочет. Мало ли таких попыток! Мало ли историй поведано нам, в которых разобраться стоит немалого труда, а когда разберёшься что к чему, плюнешь с досады — до чего ничтожно всё. Не откровения ли ждём от рассказчика? Не просветления ли ожидаем, когда изматывает он нас прихотливым нагромождением вымысла и привычного? Не учениками ли покорно восседаем перед тем, кто повествует?

Учеником у самого себя сидеть тридцать, сто лет. Можно больше, можно меньше.

Учитель, ответь мне — у этих ли окон я был? Так ли они были раскрыты? И стоял ли тогда гранённый стакан на подоконнике, наклонённый слегка набок, — считывающий неровности подоконника — и в нём пузырьки налипли по граням внутри и вода чуть скошена, так как стакан стоит на бугристом от бесчисленных слоёв краски подоконнике — полупрозрачный, сумрачный, темнее воздуха. Стекло раньше чует наступление ночи.

Был ли я тогда, три-четыре года тому назад, влюблён? Не помню. Но, случилось тогда нечто из ряда вон выходящее. Вероятно, потому впервые я и ощутил способность сопоставлять одно с другим. Однако при чём здесь любовь? Непонятно…

Это всегда приходит неожиданно. И вдруг всё связано между собой, находится в равновесии, точно пласт дёрна срезан и перевёрнут. Нескончаемое плетение. Да?

Нет. И не будем обращаться к памяти. Я уверился в ложности самых достоверных воспоминаний. Что вчера было — того сегодня нет. Было ли оно вчера?

Кажется, в ту пору, когда писалась эта история (которую теперь мне бы хотелось подсунуть кому-нибудь и поглядеть, что из этого выйдет), у меня накопилось довольно много разных клочков бумаги, листков из записной книжки со всевозможными замечаниями, имевшими единственную цель, — вывести мельчайший факт в настоящее, лишить его прошлого, угасания: так угасает медная монета, брошенная в воду. Точно по ступеням, по изломам света, в пластах прозрачнейших влаги ускользает монета в темень, выпущенная из ладони в самую прозрачную темень, какую можно себе вообразить. Я говорю о замечаниях на клочках бумаги, потому что они показались мне тем дерновым пластом, когда связанность впервые потрясает однообразием, монотонностью.

Говорю разве о памяти? Ну, нет, конечно, нет! О равновесии…

И окно то же. И дождь накрапывает, может быть, как тогда, до моего возвращения. Не угадать разницу между дождями. Но почему же говорю — что было вчера, того сегодня нет? Какое это имеет значение!

И стакан на подоконнике тот же, наполненный водой и скошенный в сторону. Тогда я, очевидно, думал и о стакане, и о дожде, и об окне думал, и об остальном. Думал и смотрел точно так же: окно, дождь — сама вечность, если не обращать внимания на строгие стены скоротечных осенних пейзажей, лица, мелькающие в его нитях; если не думать о предстоящем вечере, слепом вечере-поводыре, если не думать о временах года, которые никак не хотят следовать друг за другом в положенном им порядке, но сопрягаются самым немыслимым способом — осень идёт за осенью (что несёт она нам?), за которой начинается ещё одна, и потом вдруг и надолго, навсегда вспыхивает лето.

Навсегда и надолго, обрываемое иногда не то снегом, не то сном, проносящим у изголовья смех, не то пеплом от бледного огня, и рыбы кричат, маясь в иссыхающих корнях облаков, бросаются на берег, а над головой облачко раскалённого жара, подобно бесцветной ртути, тяжко рвётся к лазури.

Незыблем мир в отражениях и вещах — вот она, симметрия сна — неодолимо постоянство зрения, прилепившегося беспомощно к трём, пяти, десяти цветным пятнам, — ещё до рождения в сияющем слепом тумане мерцали они, — к двум, трём отголоскам, сочетания их потом тщетно слухом уловить хочешь во вселенной слов, где каждое дразнит. И не вздумай подходить к берегу, слышишь? — влечёт, манит, чтобы вдруг воззриться на тебя пустым провалом.

И вот вечер, скатерть в коричневую клетку, рассыпанные страницы покорной бумаги, отмеченные не то любовью, не то скукой. И есть ли дело нам до прошлого и будущего! В сторону, в сторону…

Но я говорил не так. Подозреваю, слова следовали в ином порядке, и мир беспрекословно следовал словам, а не молчанию, следовал, опаздывая на тончайшую долю мгновения, — как я люблю это слово! Я вытатуировал его на запястье Сони, моей далёкой сестры, о которой, может, расскажу, если сочту нужным.

И на своём запястье я вытатуировал слово: мгновение и обозначалось оно так: ...............………………..

Этим словом, можно сказать, определена вся моя жизнь. Жизнь многих определена этим словом. Иной раз произносят: вечность, но, разумеется, имеют в виду всё то же мгновение. Какова его продолжительность? Как оно выглядит? Животворно ли оно? Или справедливей уподобить его чуме?

Всё лежит в области предположений, думал я, подыскивая для этой истории подходящий, убедительный во всех отношениях конец, когда добродетель торжествует, а зло, тайное и явное, предаётся суду.

Тут я хочу остановиться, так как именно тут начинается сама история, к которой и я имел отношение некоторым образом — все мы родились в Аркадии.

2.

Поздним вечером я сидел на стуле и грыз ноготь. В квартире никого не было. Тут и летний сезон — дачи, вино, белые ночи, тихое страстное безумие, посещающее нас каждый год, и многое другое. Зазвонил телефон. Я не подошёл. Из печи тянуло гарью. Телефон зазвонил ещё. И на этот раз я не подошёл. По забывчивости кто-то не закрыл вьюшку в печи, и потому тянуло гарью.

Нельзя было сказать, что час стоял очень поздний. Я у стены сидел. На стуле. Снизу к стулу приклеен с давних пор сиреневый ярлык: ЯКОВ и ИОСИФ-КОНТ. Летом в квартире никого не бывает. Так мне говорили. Тогда почему телефон? Не подходи к телефону, сказал я себе, пускай тот, кому надо, подходит. Да, неожиданно согласился я с собой, пустое это. Из печи тянуло гарью. Мы топили печь. Делать было нечего по вечерам… ну, и топили. Сидели у огня и смотрели на огонь. Огонь, наверное, очень изменял нас, потому что мы не узнавали себя, когда отводили глаза от огня. Огонь был красным, жёлтым и под конец лазурным. Я был пьян, но не настолько, чтобы падать лицом в стену и засыпать стоя.

В десять утра я проснулся от стука. Кто-то не уехал на дачу. Вот тот, кто не уехал на дачу, и постучал. Это ему вечером звонили, а он не подошёл, решил я спокойно.

Начинало болеть сердце. Не стану задерживаться на длительном и выматывающем ритуале пробуждения. Скажу только, что, когда открываю глаза, сразу вижу окно. То самое, на котором потом стакан, пузырьки по граням, симметрия, луч и прочее. В окне стена. На стене голуби. Я боюсь голубей, потому что ненавижу их. Иногда я ненавижу себя, но не боюсь.

Я подошёл к двери, открыл. За дверью стоял приятель.

— Ах, это ты, — сказал я. — Мне показалось, что соседи…

— Ты боишься соседей? — с подозрением в голосе спросил он.

— Не знаю, — ответил я. — Как сказать… иногда, кажется, не боюсь.

— Одевайся, — коротко сказал он. — Пойдём.

— Да, да… — спасибо, что разбудил. У меня много дел.

В одиннадцать мы брели по солнечной стороне на Васильевский остров. Там мы хотели выпить вермута. Пить утром вермут на острове казалось нам верхом изящества.

Когда же я оказался дома верхом на венском стуле? Я сидел на стуле. Верно… Ещё два слова мелькнули у меня в голове. Телефон зазвонил. С омерзением я взглянул на телефон, который на глазах принял форму желтоватого яйца. Два слова мелькнули у меня в голове.

Первым словом стояло — «отец». Почему? Из телефона понесло зимней гарью, а потом просочился тонкий дымок любви. Мы вытаскиваем иглу, отираем осторожно её пальцами, кладём на стол — мешает — в любой момент так можно избавиться от боли в сердце: нащупать ногтями кончик иглы, её ушко, вытащить и всадить в стол. Почему отец? Не знаю. Совсем забыл сказать, что из печки несло гарью. Кафель, слепые зеркала. Почему отец, спрашивается?!

Вторым словом вышло — «патриарх». Ага, вот оно что! Полковник, полковник!

«Полковник» — это, по-моему, недалеко от смерти. И, нетвёрдо сжимая карандаш в пальцах, я записал:

отец мой и в самом деле был полковником.

Но я говорил не так, я хотел сказать по-другому. О, дайте мне второе и третье лицо, чтобы я говорил не так.

У моего отца было одно лицо — первое и последнее. Он был полковником.

Я не выдумываю. Это сущая правда. Ничего не поделаешь! Конечно, трудно отыскать сходство между отцом и мной. Где уж там! Хотя, как сейчас помню, поговаривали родственники, что буду, дескать, вылитый отец.

Он — полковник. Герой, и танки наши быстры. Вся грудь в крестах. Орел-мужчина. Он повидал на своём веку всё, что нужно повидать мужчине. Его любили женщины и дети. Он жил в лучезарные времена Империи, а также жил и в чёрные её времена. Он глядел смерти в лицо. Она не отворачивалась от него. На одном снимке, относящемся ко времени освобождения из тюрьмы, он запечатлён вместе с ней. Взгляд строг, открыт, ясен. В глазах читается принципиальность, светится недюжинный разум. Лицо являет образец мужества, принципиальности и веры.

А я? Насколько несуразен я! Какой близорукостью нужно страдать, чтобы угадать во мне качества, перечисленные выше. Если не в тягость, попробуем взглянуть на меня со стороны. Предположим, вы меня совсем не знаете, и встречаете меня впервые после десяти утра где-нибудь, ну, скажем, не в публичной библиотеке, а так… на лоне природы, у пивного ларька. Обратите внимание, с какой изысканной непринуждённостью, склоняясь изящно к кружке, я сдуваю пену. Смотрите, смотрите, как летит она по ветру… Послушайте — возможно, услышите шорох, с которым она падает на асфальт и расползается в гнусное радужное пятно. В эти минуты я сентиментален, будто смотрю фильм, где кто-то с кем-то прощается, и причал, и чайки низко над водой, и высокое небо, и океанский лайнер отодвигается в бирюзовые дали. В эти минуты, прищурив глаз, наблюдая за пеной, плывущей к серому летнему асфальту, я позволяю себе лёгкую мечту о десяти рублях, обнаруженных невзначай за подкладкой зимнего пальто.

Утреннее пиво, утренние мечты. Утром приходит к нам любовь, и Шива закрывает солнцем свой глаз… Утром приходит к нам страстная дама похмелья. Как бы воспеть эти дивные часы! Пивную пену, мечты, утро, самого себя…

Не нужно быть изощрённым психологом, чтобы определить степень моей никчёмности и лени. Лень моя абсолютна.

Я тощ, сутул, в глазах моих при желании можно прочесть лишь одно: напиться за чужой счёт и бухнуться спать. Можно и одному для разнообразия. Но я так привык к этим «о чём ты думаешь?» — «почему ты молчишь?» — «я тебя поцелую», что позволяю себе разнообразие крайне редко. В довершение ко всему сообщу, что я лжив непомерно, и не являю собой образца непреклонности и честности. Не являл я упомянутых образцов и в более юные годы. А в незапамятные времена, когда по первому требованию родителей декламируем: «какой русский не любит быстрой езды», справедливости ради не премину заметить, что художественным чтением известного стихотворения «цветок засохший, бездыханный» бывало исторгал вздохи у гостей, а однажды исторг слезу у маминого поклонника, но папа, как всегда, испортил песню, поднял значительно бровь и не дал мне насладиться триумфом.

Проницательная Елизавета Густавовна Бэр, семидесятилетняя соседка с сумасшедшей судьбой, изрекла, что кончу я, мол, под забором и что я в свои шесть лет ни много, ни мало — отъявленный негодяй. Безо всякого труда и нравственных колебаний, без угрызений совести я ухнул в бездну порока головой вниз.

Уж не помню точно когда, мой приятель (у каждого в детстве был такой приятель, друг сердечный, гуру), попросил украсть у родителей денег. Ему необходимо было купить часть велосипеда, чтобы обменять эту часть на «лейку» без объектива, которую он должен был отдать одному внушающему доверие человеку за обойму к автомату МП-40 плюс парабеллум армейского образца со спиленным бойком, а затем отдать и парабеллум и обойму в обмен на морской бинокль с одним целым и одним разбитым окуляром. Для чего ему нужен был бинокль? Для поездки в Ялту, куда собирались ехать его родители. А в Ялте, как известно, существуют пляжи отдельно для мужчин и отдельно для женщин, где они, надо думать, разгуливают не в вечерних туалетах. Зная это по рассказам, понаслышке, мой друг желал, вооружась цейсовской оптикой, начать знакомство с полями Эдема с расстояния наиболее короткого.

Заранее скажу, чтобы не возвращаться, своей цели он достиг. Был в Ялте. Там впрямь оказались такие пляжи. Смотрел с горы в бинокль. Подолгу. Рассказывал с воодушевлением, жестикулируя. По пляжу — рассказывал — действительно ходили женщины, некоторые лежали, и, что характерно, — были поголовно голыми. Больше всего его поразило обилие волос на животах. Оптический эффект, думается мне…

Сказать, чтобы меня в ту пору волновали планы моего приятеля, не скажу, но украсть деньги! Украсть у папы из толстого бумажника, когда он спит в кресле, утомлённый обедом, опутанный звоном полуденной мухи! Кому не понять порывов детской души! Об этом ещё Достоевский писал. Однако в последний момент я изменил решение и выбрал другой источник: Елизавету Густавовну Бэр и решил идти к ней. Я пришёл к ней, когда солнце уходило к реке, а лиловые тени акаций легли в палисадник. Сырость, поднимавшаяся с земли, напоминала о долгих дождях, ливших в августе.

Германский дух в виде чьей-то посмертной маски медленно выцветал на фотографии. Аромат флоксов, вонь кошек и валерианки на миг обволокли моё юное существо колдовской пеленой и, потупя глаза, голосом мальчика-скрипача, её любимца, попросил от имени мамы нужную сумму. Мамочка, сказал я, просила передать, что если вас не затруднит… одолжить… потому что… отец не пришёл… ехать.

— Дитя моё, — поворачивая ко мне голову, молвила она, — я, право, затрудняюсь… Ребёнку давать деньги! Непедагогично… Детям неприлично держать деньги, это дело взрослых, малыш. Не так ли? — спросила она. — Ну-с, сколько там просила наша мамочка? Десять рублей? Куда же она собралась? Я её сегодня утром видела на рынке… Нет, нет и нет! Куда такое годится!

Так или иначе, но сумма была взята, а обман раскрыт на следующий день. И ко всем своим титулам я прибавил отъявленного мерзавца, способного кончить под забором.

Ну, а потом на меня рукой махнули. Не сразу, конечно, позже. Признаться, и я махнул рукой. Распрощались. Разошлись, как в море корабли. Машем, машем руками, покуда не тают в редком тумане очертания берега. До свидания, до свидания!

Машем, машем руками… размахиваем до одури, забывая друг друга. Не это ли прекрасно, Постум?

3.

Уподобим руки знамёнам герцога Кентерберийского, властелина дождя, повелителя лени. Существует бесчисленное множество версий о его рождении. Раз за разом исследователи вынуждены отвергать неудержимо возникающие новые гипотезы, ещё более вздорные и бессмысленные, нежели прежние. Не дано нам знать о его рождении ничего.

Так уподобим руки знамёнам герцога Кентерберийского, гадкого пьяницы — старикашки, моего старинного друга, покровителя бездельников и лгунов!

Во имя Неправды реют над нами дырявые знамёна лени и нескончаемых бесед. Но уговоримся сразу же — ни слова о проблемах. Ни о Руси со всей её вшивой историей, княжнами Морозовыми, Пугачёвыми, Чаадаевыми, Никонами, нервически взвинченными борцами, бесчисленными юродами, курсистками и великим предназначением. Ни слова о единственно-истинной вере, ни слова о гениях, властителях дум, убранных в косматые бороды. С ними, с ними разговаривайте! Вон как их много, один другого умней, красивей, одухотворенней. Вот у того трагическая красота в чертах, а у того доброта лучится из глаз, мысль молнией блещет, у того рыло вовсе кувшинное, но ведь что-то неуловимо прекрасное, согласитесь, даже вечно-женственное присутствует в его облике…

Выгнал бы всех я из дому, да дома нет. Ничего не поделаешь. А куда лезешь, бездомный? Чего вздумал!

И тон, взятый мною, не что иное как враньё, бессовестный обман. Кто, спрашивается, говорит так сейчас? Это классики позволяли себе роскошь распускать словеса, кречетом сизым биться в серебряные органы премудрости, ну… ну, да ещё мой отец, полковник как-никак. Ему по службе было положено витийствовать.

Мне не подобает. Хоть я и сын полковника.

И вот, на пустой центральной аллее кладбища, уставленной чёрными обелисками в честь почивших дантистов, появилось существо, при ближайшем рассмотрении оказавшееся пьяным старикашкой, поющим невразумительный гимн сиплым, сырым голосом. Его качало. Он валился в мокрый снег, задирая ноги в галошах, прикрученных к щиколоткам бумажным шпагатом, ронял шапку, но продолжал идти и петь.

Было промозгло. Ветер носил вороньё косыми кругами над тусклыми изваяниями лип и титаническими костистыми грушами. Папу опускали в скользкую глиняную яму. На ногах присутствующих налипли жёлтые вязкие пласты, которые они, переминаясь и горбясь, пытались незаметно стереть о серый сбитый снег.

И никому не было дела до меня. Никому. Клянусь тебе.

Я не спускал глаз с аллеи. Вот старик исчез в полутьме кустарника, вот появился из-за набрякшего ангела с отбитым носом. Проталкиваясь и распевая во всё горло, он подошёл к могиле, наклонился, выпрямился, прекратил петь, шагнул в мою сторону, приблизил нос-сливу к моему уху и сказал:

— Великолепие и счастие хохочущим над гробами. Поющие и рыдающие яко гиены и шакалы супротив райских ворот, и… — икота сотрясла его, — славны дети мои-ы! — вдруг заорал он. — И пускай не помнит он вас, и пускай мы забудем о нём.

— Во имя милосердия! — возвысил он голос.

Бабушка подошла к нему и протянула миску с кутьей. Другой рукой подала маслянистый стакан с водкой. Старик выпил, загрёб пальцем немного кутьи, остальное просыпал на снег и спросил:

— Помер?

— Так, — ответила бабушка.

— Кто? — спросил он.

— Большой человек, — всхлипом качнув голову, сказала бабушка. — Полковник.

— А-а-а… Ну, так это дело военное, дело безжалостное. А этот? — спросил он, указывая на меня худой, в тёмной старческой гречке рукой.

— Сирота он. Сирота! — бабушка ловко ухватила руками мою голову и сунула в свой живот. — Один он… как перст.

— Ну, и слава Господу. Лето скоро, тепло… Одному лучше, — старик уставился на меня единственным лазурным глазом, — букашки, таракашки поползут, а мы с тобой заживём на славу. Со мной не пропадёшь.

Давно это было. А старика помню. Во всём своём слепящем величии. И счастлив я, и плачу от радости, что не остался сиротой в тот туманный слякотный день.

День стёрся, подобно тому, как стирается, ветшает бумага на сгибах, которую носишь в кармане, позабыв давным-давно, что выбросить можно, за ненадобностью. Вместо дня — прорубь зияет, снежок редкий.

Всё она у меня в уме вертится, из головы нейдёт прорубь та. Вода тёмная, тяжелая. Сбоку солёный огурец в лёд вмёрз. Закроешь глаза, а он тут как тут. Хоть криком кричи!

Нет, в самом деле, что же это такое! Почему не обратить взор вспять и не возвратиться во времена, когда… когда… Что когда? Не волнуйся, начни ещё раз, ты сказал: посмотреть назад и увидеть…

Да так, ничего любопытного, просто картинки, картинки. Разбитое колено и вдруг (откуда только?) благоухающие сливами ирисы, густые сине-лиловые омуты на жёстких, мясистых, как бы пыльцой присыпанных стеблях, от которых отделяются незаметно, отходят узкие и такие же, в сухой пыльце, листья.

Или пробуждение ночью — оттого, что во сне понял: не только дождь в саду, в вишнях одичавших шуршит, как несколько часов назад, когда засыпал, и целый день (а за обедом, как из ведра, хлестал по тополям, клёнам за забором), а что-то ещё есть, что-то появилось ещё, чего не было и надо поскорей перебрать всё в уме, коснуться всего: и дождя, полившего вскоре после того, как пробило на часах в столовой одиннадцать. Затем обед и первое дуновение — что-то будет, что-то произойдёт, казалось, случится...

Или не казалось, а теперь кажется, хочется, чтобы казалось тогда, хочется, чтобы во всём была стройность, порядок, и каждое событие предваряло бы следующее, не кончаясь, а то, в свою очередь, было бы лишь залогом будущего, только будущего, только залогом.

И потому, перечислив все черты, приметы, оттиски в полусонном сознании, можно было притаиться и знать, что день длится по-прежнему, и продолжаться ему ровно столько, сколько мне находиться в постели, оттягивая последний миг, когда нужно будет подняться и выйти в столовую, а там увидеть, как в щели между неплотно прикрытой дверью и полом — свет, а дальше, за дверью, в большой комнате яркий белый ослепительный свет, словно кто приехал, и голоса совершенно чужие, непривычные. Но не надо уже, чтобы они были привычными, потому что голоса — те, которых ждал и жду, лёжа в постели, стоя у двери, поднимая пальцы на босых ногах…

Тот запах, который вёл по тёмным комнатам и который невозможно выделить из тяжёлых тенет музыки ночного дома, когда весь день и ночь напролёт льёт, не переставая дождь, и угасает позвоночник в тихой спине.

Так приезжала мама из дальних стран. Близких стран. И отец приезжал из стран далёких, близких, или он возвращался к нам из стран далёких, близких, или ничего этого и в помине не было — утверждала Соня — не ссаженных коленей, ни ирисов лиловых под окнами в серебристой росе сока, ни матовых припылённых стеблей.

Путаница, однако, в голове неимоверная, отчаянная. О чём я хотел сказать? О знамёнах? Нет, не о знамёнах. Что мне знамёна!

Вон глаз чей-то. Тёплый. Такой прекрасный, милый и руки лежат на коленях, и платок шерстяной в цветах мутных, беспокойных на пол спадает, и стены жилища моего — пока стены, но не туман, дым. И течёт кровь наша путями до того простыми, до того известными, что изумлена душа, опуская долу свой взгляд. Нельзя пропадать. Да и можно ли исчезнуть? Побирушка моя, нищенка… зрачок смуглый, пепел развеянный…

Поудобней вот устроюсь, нога затекла — погоди — и дальше, дальше…

Тётя Варя не хочет покупать шляпу, напоминающую шляпу китайских кули… А о китайце, который снился мне ежегодно, в день солнцеворота, я расскажу потом, когда буду рассказывать о любви, о самом страшном сумасшедшем доме на свете, о Соне и птице Пан.

Китаец, как и подобает китайцам, был вполне нем. На плече у него сидел небольшой ангел с крыльями из тончайшей рисовой бумаги. Крылья стрекотали на ветру, китаец стоял на пустынном перекрёстке неизвестных мне, выжженных солнцем улиц и протягивал с невыразимой мукой на лице, протягивал, протягивал толстую истрепанную книгу, жужжащую листами.

И, главное, не спешить.

4.

Не торопиться, говорил я, когда плелись мы на Васильевский остров с приятелем по солнечной стороне улицы. На Тучковом мосту я глянул в воду. Блеском ударило по глазам. Радужные пятна мазута переливались на подрагивающей поверхности. Чайки бились в воздухе, тщетно пытаясь лететь против ветра. Их сносило, швыряло в поднебесье, и они падали к воде, прижимались к ней. Было много всего: воды, мазута и ветра. Мы замедлили шаг.

Важно не спешить, сказал я себе, не торопиться. Прожито много славных дней. Проделана большая работа по развеществлению. Не хотелось бы умалчивать и чудные летние дни, когда по-настоящему был счастлив. Птицы поют, муравьи ползут, опустишь ноги в воду, болтаешь ими, и рот откроешь от восторга — так всё бесцельно, так божественно, бессмысленно.

А после — полдень, купанье, брызги стрекоз на сонной слюде двойного воздуха, солнце восходит с разных сторон, тысячи солнц восходят из-за холмов, подымаются из долин, и вишни по склону вниз, и тошнота брызнувших стрекоз. Я тень соскребу с глины и пущу по ветру. Жара… Вечер. И назавтра всё снова. И ночь есть — что тоже радует.    

Её имя тебе уже привычно, и её затылок тебе привычен, и знакомы плечи, живот, ноги… не теперь, в прошлых рождениях, разумеется, возлюбили мы друг друга, но сегодня солнечной солёной ночью, узнала тебя душа моя.

Назавтра всё снова. И вот, как сейчас, когда плетёмся мы по Съездовской линии, можно считать плывущие под веками красные пятна. Можно на обочине сидеть и ждать машину, а машина долго будет увеличиваться в размерах, покамест из блуждающей точки на сетчатке не превратится в самую, что ни на есть настоящую машину, а в машинах возят камень, брёвна, сельдь, дыни, тюльпаны и пиво. Но и без пива, уверяю, можно сидеть на обочине. Славно!

Я говорю, что, в конце концов, все усилия наши направлены на то, чтобы достигнуть этой безмятежности, чтобы не отравляли твоё бытие солёные огурцы во льдах, чтобы брести этаким бубнящим идиотом по солнцу, смотреть на него, слепнуть понемногу. И не спешить, не бежать, сломя голову, невесть куда, неведомо зачем. Вокруг так хитроумно всё устроено, что глупо будет думать, будто ты — единственный, кто может как-то повлиять на ход судеб или, тем паче, на свою собственную судьбу. Вздор, вздор…

Нередко кажется тебе, возможно, снится, что вот это — ты уже видел и того человека видел, знал его, был с ним знаком, вас что-то связывало, но что — забыл, и напрасно морщишь лоб, припоминая, кто он, мелькнувший в толпе… Рудольф? Майор? Отец?..

Не надо. Бесполезно. Он ускользает от тебя, похожий на кого-то, наделённый лукавой тайной сновидения, исчезает, как отражение на воде. Тут разное можно предположить. И склонен я думать что эти люди, попадающиеся на пути, суть ты сам, иначе, откуда тоска? Почему ты беспечно не продолжаешь идти своей дорогой, а рвёшься, бежишь следом, заглядываешь в лица, мчишься вдогонку, очертя голову, и диковатые цветы безумия вспыхивают на губах.

Что ты шепчешь? Ты ли шепчешь? Зачем ты кричишь? Какая война? Какие знамёна?

И об этом не думай. Войны кончены. Знамёна истлели.

Не торопись.

Надлежит лишь вглядываться в ослепительные покровы и бездумно надеяться, что к последним рубежам подошли, а далее — ничего нет и не было. И не одиночество страшно, как можно было бы предположить, не одиночество — оно вроде как искуплением желанным дано, милостью свыше в виде некоего времени, какого ещё не знали (или забыли, как младенчество забываем), а страшно то, что не знаем, как поступать с этим даром, несущим нам право отказаться от собственного имени во имя ничего — очень долгого ничего, после которого, быть может, и суждено понять, что и ничего, и ряд звуков, склеенных беспечно дыханием, которыми тебя окликают, и предощущения, и память: всё одно и то же.

Ослепительные покровы, граница, за которой, будто в чудовищном выпуклом зеркале, зришь и других, и себя в повседневных заботах, в повседневной боязни, в повседневной скорби, к которой (тоже не страшно) попривыкли и забыли… Но не бессмысленность движет тобой и ими, другими… но что?

История — выберу первое попавшееся под руку слово, хотя оно невразумительно, криво, бесформенно, это слово для сумасшедшего дома, это основа монологов, обращённых к многоуважаемому шкапу.

Вот и я вглядываюсь в чей-то сияющий глаз и понять не могу, почему ещё не утро, почему ещё не ночь, не соображаю ничего в сухом шорохе снега. Пути снежинок пересекаются, расходятся, опять сходятся, а казалось, произнеси тысячу раз слово «нет» — и наткнёшься в результате на то, что не подвластно этому слову, и тогда не просто надежда, но уверенность неизбывная войдёт в сердце, и не нужно будет тяготиться именами, угадывать в них ложь, лукавую тайну сновидения. Осенний снег сух и горчит жаром.

Нежданно-негаданно пошёл снег. Предчувствую в скором будущем появление китайца с ангелом на плече. Почему, кстати, мы ни разу не вспомним о них, понесших самое страшное поражение этого века? Плакали мы на высотах Тибета, плакали на стене Великой.

Небо чисто, солнечно, сухо. Иногда реки глубоко уходят на века в землю, и не видно их. И города, выросшие на их берегах, приходят в упадок, неуклонно разрушаются, мелеют людьми, языком. Китай такой же рекой ушёл в небытие. Сухое солнечное небо, немного синевы, пыль снежная витает, иней. И неожиданно снег — крупный, влажный. Но о нём не так, как раньше. Не так слышишь, ждёшь не так, смотришь не так; и сколько снежинок, покачиваясь, опадает с мёртвого дерева, неба, столько же слов, сродни снегу, медленно уходят, минуя мою память, туда, на дно, где лягут в покое.

Правда, забавно? Заглянуть бы на это дно. Не там ли следует искать истоки времён года? Возьмём, например, апрель. Студеный, гулкий, выветренной бесцветной свечой стоит, и об неё бьются мотыльки нашего дыхания. Благоуханные мотыльки, смрадные мотыльки. Реки звенят льдом. Позванивают реки рыбами. Гремит воздух от крыл покуда ещё безгласных птиц — возвращаются вестники Эреба… Первыми слышат они наступление неизъяснимых перемен.

Стало быть, надо полистать календарь. Узнать, что за время наступает, узнать, как говорить о нём, что принесёт оно, что заберёт. Но и так знаешь, что принесёт. А что заберёт?..

Готовься сын полковника. Час пробил.

5.

Но терпение, говорю я, терпение. Медленно, неторопливо движемся мы.

— Обрати внимание, — замечает мой спутник. — Вон та женщина… вот она, в пёстрой юбке… и сандалиях, да? Она выходит замуж за американского консула.

— Ты её знаешь?

— Приходилось, — многозначительно произносит спутник. — Кстати, она не глупа (с какой стати?). Теперь она уезжает. И мы никогда её не увидим. Эх! — вздыхает он сокрушенно. — Эх, эх, нам бы… — и не договаривает.

— Ты, кстати, высоко ценишь умных женщин, — говорю я.

— Но она, правда, не глупа!

— Ну, подойди к ней, — говорю я. — Тебе же хочется. Подойди.

— Ты думаешь, это удобно? Мы с ней долго не виделись. Ах, чёрт возьми!.. И всё исключительно по моей дурости. Потом… она почему-то думает, что я — свинья, хотя так, как я к ней относился, никто… Да я тебе, по-моему, рассказывал.    

— Она почти ушла. И ты никогда её больше не увидишь, — говорю я. — Поторопись.

— Мне неловко, — произносит он и оглядывается.

— Если человек уезжает навсегда, — говорю я, а солнце роится у меня в глазах, и оранжевые мухи копошатся, безвольно оседая над крышами и синим куполом запущенной церкви. — Если человек уезжает навсегда, — повторяю я, — Если…

— Ладно, — решается он. — Ты не уходи без меня. Я сейчас, мигом.

И он, прыгая, настигает женщину в пёстрой юбке, касается её загорелого локтя, останавливает. Забилась, задёргалась лента немого кино, застрекотали картинки.

От нечего делать я разглядываю женщину. Она молода. На вид ей не больше двадцати шести… Но лето! Что с нами делает лето! Загар, воздух… На левой руке у неё платиновый браслет. Консулы не дарят медных браслетов. Если бы консулы дарили медные браслеты своим невестам, некто не пропивал бы золотых и платиновых в Нижнем Тагиле. Её браслет ещё не пропит, замечаю я, мой приятель знает это, но ему неловко, видите ли, он сгорает от стыда. Ещё сумка из светлой замши, какая-то майка, под которой лежит покато грудь, и сквозь жёлтую ткань видны соски. Розоватое ухо, прядь ржаных волос. Они направляются ко мне, вот что я вижу.

«Плохо, — с внезапной тоской думаю я, — как плохо»… Они не помешают мне, они не смогут мне помешать, они не разбудят спящих слуг, но отчего так плохо?

— Познакомьтесь, — приятель цветёт от счастья. Его простили, с ним поздоровались и не назвали свиньёй. — Это Вера, моя старая знакомая. Кажется, я тебе говорил о ней.

— Вера, — и не громко, и не тихо, и не быстро, и не медленно называет она своё имя.

— Вот, — говорю я. — Очень приятно. Вы, правда, выходите замуж? Так вот оно что!..

— Какой ты болтун! — притрагиваясь к уху, говорит она моему приятелю, да пальцем грозит вдобавок.

— Правда, — это уже мне говорит и волосы убирает за уши.

— А консул не напарит? — спрашиваю я строго, даже безжалостно.

— Нет. Мы познакомились с ним на пушном аукционе, где я зарабатывала деньги на поездку к тёте. Тётя у меня с «тараканами», — усмехается она, — У неё никого, кроме меня, и она капризная. То ей это, то ей другое, то ей подай шляпу китайского кули, то меня. Я не могу без тёти, и тётя без меня никак, — закончила она. Высокомерие? И у приятеля какая-то ненужная фамилия. Утром у меня болело сердце.

— Куда мы пойдём? — спросил я. — Не век же стоять тут! Вера возьмёт нас с собой. Да? Во имя счастья, Вера, прихватите нас куда-нибудь, где под полосатыми маркизами дают ледяные напитки, и чтобы женщины в кисейных платьях…

— На голое тело, — лихо подхватил Амбражевич, но в тот же миг сник. Наверное, про свинью вспомнил.

На него иногда находит нечто вроде просветления, и я его люблю в такие минуты, когда он в неописуемом упоении завивается винтом, и его уже несёт в полную тягу, и не остановить его. Сколько прекрасной чуши, сколько восхитительной глупости обрушивает он на собеседника! Увы, за последние месяцы всё реже и реже становлюсь я свидетелем его душевного волнения. Годы берут своё.

— А куда бы вы хотели? — сухо спросила Вера.

— Как видно, её не тронули наивные и чистые мечты о полосатых маркизах, прохладительных усладах и летнем бессмертии. А всему виной некий консул. Не будь консула, не будь жениха — куда бы она делась?

Вера презрительно и недоуменно пожала плечами.

— Тогда в мастерскую, — поглядывая на меня, предложил робко Амбражевич. — Если, конечно, нам некуда пойти, отметить событие… — продолжил он. — Мы, стало быть, в мастерскую направимся. Ну как, идёт?

— Что идёт? — спросил я — Кто идёт?

— Ко мне или не ко мне, выбирайте!

— Отмечать событие? — спросил я. — Отпраздновать?

Вера пришла ему на помощь:

— Ну да, мы столько не виделись! И не в моих правилах…

— Ну и событие! — перебил её Амбражевич совершенно хамским образом.

— А не надо было будить меня утром. У меня сердце болело, — сказал я.

— Меня это не касается, — сказал Амбражевич и закурил. — Так и будем стоять?

— Пойдёмте… — рассеяно, мило, скромно, с корзиной плетёной, подол муслинового платья оправив. Стерва. — Пойдёмте, и скорее. Мне потом надо позвонить в консульство, а потом, Господи, ещё в ОВИР, к маме заехать, телеграмму тёте дать. Сколько дел! А вы, шалопаи, представления не имеете, что такое дела. Говорят, там все что-то делают…

Они пошли. Я сзади пошёл. Постепенно терял их из виду. Последнее, что до меня донеслось, были слова Амбражевича:

— Вер… зайди ко мне, ну, конечно… да? Он покупает? Надо, чтоб покупал… он Ермакова купил? Нет?.. Странно… Вера… с утра, до одиннадцати, всегда у себя.

Я ускорил шаг.

— Нет, он не такой, каким ты его представляешь — услышал я. — Ты думаешь, что он толстый потный старик, изнемогающий от похоти, с жёлтыми прокуренными усами? Глупый, он не такой, совсем не такой. Молодой, худющий… Знаешь, есть люди, напоминающие пернатых, но не птиц. Понимаешь, он не совсем птица, но многое такое… Недавно окончил Гарвард, а это не шутка. У них вся семья заканчивала Гарвард. У него мама в штате Цинциннати. Он ещё и по-русски толком не говорит, а ты — Ермакова купил?

— Какая мама! Какой язык! — издалека всполошился Амбражевич. — Живопись не требует знания языка. Тут цвет, если хочешь, архетип, наконец, вера… творчество это молитва… судьба… и… слияние…

Их затёрла тётка с корзиной огурцов. Тётка надвигалась на меня двуполым божеством полудня.

И тут, в Петропавловской крепости, как раз ударила пушка. Был полдень.

Голуби попадали с крыш, две тени сомкнулись в одну. Взревели старухи на детских площадках, удерживая смеющихся чад. Солнце вонзилось в середину цифирного круга, разбрасывая в стороны фарфоровые фигурки часов.