Как жить

Фото: Владислав Кобец

Когда Димана Джонсона наконец пригласили войти, в дверном проеме сначала показалась спина его матери: она медленно шла задом наперед, держа сына за руки — так обычно учат ходить маленьких детей. Он и выглядел как ребенок — ростом с маленького мальчика, Диман шел неуверенно, было видно, что, если мать его отпустит, он тут же упадет. Они вместе прошли мимо Анны Стабблфилд, сидящей на скамье подсудимых, и Диман не обратил на нее никакого внимания — он запрокинул голову к потолку, как будто разглядывал лампочки. Сначала мать подвела его к скамье присяжных: «Господа присяжные заседатели, это мой сын». Потом развернула к судье: «Ваша честь, вот мой сын». Диман молчал, не обращая внимания ни на судью, ни на присяжных. В зале суда наступила полная тишина — все, кто до этого перешептывался, резко затихли. Когда мать повела Димана обратно, было слышно, что он тяжело дышит, как будто эти несколько шагов дались ему с трудом. Это был единственный раз, когда он появился в суде. Как утверждали потом адвокаты, ему не дали даже посмотреть на Анну — прокурор загородил ее от Димана Джонсона спиной.

Через месяц, 2 октября, суд признал Анну виновной в сексуальном насилии первой степени с отягчающими обстоятельствами. Перед тем как выйти из зала суда в наручниках, она сквозь слезы обратилась к своим родственникам: «Позаботьтесь о моей дочери». Позже, уже из тюрьмы графства Эссекс, дожидаясь окончательного приговора, 26 декабря Анна Стабблфилд написала судье письмо:

Ваша честь, я прошу вас проявить милосердие, когда вы будете рассматривать мое дело. Пожалуйста, поймите, что я была по-настоящему влюблена в Димана Джонсона. Я верила, что наши с ним интеллекты равны и что наша любовь была взаимной. Я не хотела сделать ничего плохого и никакой выгоды получить тоже не могла…

Если бы мы знали, что его семья так отреагирует, мы бы подождали. Он бы сначала поговорил со своими родственниками и вышел бы из-под опеки, а я бы в это время добилась развода с мужем. Тогда все сложилось бы лучше. Я признаю свою ответственность за то, что случилось, и понимаю, что многим это принесло неудобства. Я и сама пострадала — четыре года назад меня уволили из Ратгерского университета, а теперь, после обвинения, мне больше никогда нельзя будет преподавать. Я видела, как из-за моих поступков ухудшилось эмоциональное состояние моей дочери. Но еще до всего этого я пережила огромную потерю, когда родственники Димана запретили мне общаться с ним — с моим другом и человеком, которого я люблю…

Расследование дела Анны Стабблфилд началось в 2011 году, когда опекуны Димана Джонсона пожаловались на нее в Ратгерский университет, где она преподавала. По их словам, Анна совершила сексуальные домогательства в отношении Димана, 33-летнего молодого человека, страдающего ДЦП. Его мать и брат утверждали, что Диман — умственно отсталый и не мог заняться с Анной сексом по собственному желанию. Анна и ее защитники пытались доказать, что Диман осознает происходящее и его отношения с Анной — не извращение; то, что он не может полноценно двигаться и разговаривать, вовсе не значит, что он слабоумный. Самого Димана в суд вызвали только один раз — не для того, чтобы о чем-то спросить, а, как выразился прокурор, «для демонстрации».

Во время оглашения приговора, 15 января 2016 года, зал суда снова был полон. Перед судьей стояла 15-летняя Зоуи, дочь Анны Стабблфилд, страдающая биполярным расстройством.

— Это просто нечестно — сажать ее в тюрьму! — убеждала она. — Она за всю свою жизнь не сделала ничего плохого. Она лучшая женщина, которую я знаю. А если она попадет за решетку, мне придется дальше заботиться о себе самой.

Когда Зоуи вернулась на свое место, слово взял брат Димана Джонсона: «Я думаю, Анна просто не понимает, какую боль она причинила нашей семье. Это взрослая, здоровая женщина, которая изнасиловала инвалида...» Когда он сказал, что вместе со своей матерью молится за семью Стабблфилд, Зоуи не выдержала — она вскочила и начала выкрикивать ругательства, так что охранникам пришлось вывести ее из зала. Через несколько минут судья зачитала решение: 46-летняя Анна Стабблфилд приговорена к 12 годам заключения в тюрьме штата за сексуальные домогательства в отношении Димана Джонсона, страдающего церебральным параличом и не способного говорить.

I.

«У меня есть физическая проблема, которая отражается на моей речи, но я могу слышать и понимать вас. Спасибо вам за помощь и терпение!» Такую карточку можно скачать и распечатать на сайте службы помощи больным БАС — боковым амиотрофическим склерозом. Люди с таким диагнозом прекрасно знают, как реагируют на них окружающие: они начинают говорить медленно и нарочито жестикулировать, как с детьми или умалишенными. Мало кто задумывается о том, что, если человек не говорит, это не значит, что он не понимает, что происходит вокруг.

Каждый день в мире рождается более 350 тысяч детей. На каждую тысячу приходится от одного до восьми детей с ДЦП. Примерно половина из них всю жизнь испытывает серьезные трудности в общении: они не могут свободно говорить, передвигаться или печатать на компьютере. При этом у многих из них нет никаких проблем с умственным развитием или, если и есть, то совсем незначительные. В России распространенность ДЦП составляет примерно два случая на тысячу детей. Еще на каждую тысячу детей в России рождаются четверо с аутизмом, и многие из них тоже не могут общаться без посторонней помощи. Сколько именно таких детей — неизвестно, официальной статистики нет. Неизвестно и то, сколько людей потеряли способность двигаться и говорить из-за аварий и несчастных случаев. Кроме того, каждый год по всему миру около ста тысяч раз ставят диагноз «боковой амиотрофический склероз» — около 350 тысяч человек по всему миру живут с таким диагнозом. В России нет специального реестра, который подсчитывал бы количество людей, страдающих БАС. Известно только, что 394 человека наблюдаются в службе помощи «Милосердие». Все это — люди, которые либо не могут свободно разговаривать, печатать на компьютере или объясняться жестами, либо скоро не смогут всего этого делать.

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

II.

Перед началом занятия ко мне подходит Полина — она протягивает карточки и просит прочитать, что на них написано. Я читаю: «Попрыгай как зайчик», «Закрой глаза и повернись три раза вокруг себя». Полина с радостью выполняет задания, другие дети в это время переодеваются, а кто-то уже переоделся и бегает по комнате. Когда начинается занятие, все садятся в круг. Дети по очереди выходят к доске, где прикреплены их фотографии, и рассказывают, как их зовут, какое у них настроение и на чем они приехали. Например, Полина приехала на машине, а настроение у нее радостное, потому что вечером она идет в цирк. Она выбирает из коробки карточку с нарисованной на ней улыбающейся рожицей, а из другой коробки — карточку с машиной, и прикрепляет их к доске над своей фотографией. Некоторые дети не могут говорить так же хорошо, как Полина, — они молча выбирают нужные карточки. Даша, выйдя в центр круга, просто молчит, занеся руку над коробкой. Сегодня она все утро плакала, и волонтер спрашивает: «У тебя, наверное, грустное настроение?» — и предлагает ей соответствующую картинку. Даша берет ее и уверенно вешает на доску.

В центре «Пространство общения» у каждого своя проблема и своя задача. Кто-то может и разговаривать, и сам одеваться, — тогда нужно только научить ребенка комфортно чувствовать себя в окружающем мире, пользоваться транспортом и вести себя в обществе. Для кого-то большая удача — просто суметь правильно выбрать одну из двух карточек, когда на одной нарисована, например, вода, а на другой — еда. Кто-то пришел сюда с ДЦП, кто-то — с аутизмом, кто-то — с умственной отсталостью. «Нарушения развития» — вот словосочетание, которое тут всех объединяет.

На кухне я спрашиваю волонтера по имени Антон, как удается сделать так, чтобы такие разные дети сели в круг и вместе чем-то занялись.

— Но ведь и мы с вами разные, — отвечает Антон. — Я вот не знаю, о чем вы думаете, а вы не знаете, о чем думаю я. Просто у нас есть набор общих ключевых понятий: добро, зло, любовь… Так и у этих детей все эти понятия тоже есть. И есть общие интересы, как и у нас с вами. Наша задача — найти эти интересы и всех объединить. Тут вообще нет ничего сверхъестественного, все происходит как у обычных людей. Вот Даша — она постоянно плачет и пытается выйти из круга, а мы ее возвращаем. Потому что ей непонятно, что происходит в кругу, для нее это путаница. Она постоянно хочет играть в одну и ту же свою игру — укладывать кукол спать. То есть здесь она вне зоны комфорта, но наша задача — помочь ей не выйти из этой ситуации, а пережить ее и перейти к следующей. Вот вы наверняка хотите есть. Но вы не начинаете плакать из-за этого, вы знаете, когда у вас будет возможность поесть, и можете немного потерпеть, потому что знаете, зачем вам это нужно. Тут нет ничего необычного.

В группе, где занимаются Даша и Полина, большинство детей могут разговаривать, пусть и не всегда разборчиво. Скорее всего, они рано или поздно смогут даже пойти в обычную школу — трое из них это уже сделали. Но в других группах есть и те, кто совсем не может говорить. Специально для них здесь есть коммуникационные книги. Картинки разбиты по категориям: например, «еда», «действия», «транспорт». Ребенок садится за стол, выбирает категорию «еда» и пальцем показывает, что бы он хотел съесть.

— С картинками ребята наконец получают возможность выразить себя, — говорит мне еще один волонтер, Руслан. — В обществе так устроено, что, пока человек не научится говорить, его воспринимают как малыша, а когда он может общаться, отношение к нему совсем другое. И даже если человек внутренне ощущает себя довольно взрослым, его будут воспринимать как несознательного ребенка, пока он не сможет общаться. Он будет как большая кукла, если ему никогда не давать слова.

Фото: Владислав Кобец

III.

Марина Попова из Ногинска лежит на кровати, вытянув руки вдоль тела, и смотрит на меня. Под боком у нее свернулась пушистая кошка и мурлычет, но Марина не может ее погладить. Все, что у нее получается, — это сказать «А-а-а».

— Марина, здравствуйте. Я журналист, делаю материал о том, как у людей возникают проблемы с коммуникацией и как они общаются с миром…

Я продолжаю говорить, но не понимаю, слышит ли меня Марина и понимает ли она, что я говорю. В какой-то момент мне даже кажется, что я приехала зря. Муж Марины Дмитрий не спеша меняет батарейки в небольшом приборе, который больше всего похож на солнечные очки с лазерной указкой на переносице. Видно, что очки уже когда-то были сломаны и склеены заново:

— Нам передали их через службу помощи. Раньше ими пользовались в другой семье, там тоже была женщина с БАС. Но теперь они им уже не нужны, — объясняет Дмитрий.

Когда речь идет о боковом амиотрофическом склерозе, то, что очки с лазером больше не нужны, может означать только одно: человек умер. БАС не лечится.

Дмитрий усаживает Марину в кресло, надевает на нее очки и включает их, ставит напротив жены большую таблицу с буквами: наверху — гласные, внизу — согласные. Потом садится напротив меня: «Ну, начинайте, спрашивайте». Я, все еще не понимая, слышит ли меня Марина, начинаю говорить — сначала мне кажется, что слова вылетают куда-то в пустоту, но тут луч лазерной указки начинает двигаться по таблице, останавливаясь на буквах. Постепенно складываются предложения.

— Э — Т — О — О — Ч — Е — Н — Ь — С — Т — Р — А — Ш — Н — О — К — О — Г — Д — А — Н — Е — П — О — Н — И — М — А — Ю — Т — И — Н — Е — М — О — Ж — Е — Ш — Ь — В — Ы — Р — А — З — И — Т — Ь — С — Е — Б — Я.

Мы с Дмитрием следим за движениями лазерного луча и вслух читаем буквы. Иногда луч показывает не туда, и слово приходится начинать сначала — разговор получается медленным. Я спрашиваю у Марины, как с ней общаются люди, которые видят ее впервые. Она говорит, что часто пытаются говорить как с ребенком, который ничего не понимает, медленно и громко:

— М — Н — Е — С — М — Е — Ш — Н — О — К — О — Г — Д — А — Т — А — К — Д — Е — Л — А — Ю — Т — Я — Н — Е — О — Б — И — Ж — А — Ю — С — Ь — Г — Л — А — В — Н — О — Е — Ч — Т — О — В — С — Е — М — Ь — Е — З — Н — А — Ю — Т — Ч — Т — О — С — Г — О — Л — О — В — О — Й — В — С — Е — В — П — О — Р — Я — Д — К — Е.

Марина рассказывает, что обычно весь день она лежит, думает и молится, иногда немного смотрит телевизор. С тех пор, как она потеряла способность двигаться, она стала совсем другим человеком — намного более, как она сама говорит, жалостливым. Всю жизнь она работала геологом, ездила в экспедиции, увлекалась психологией. Три года назад вдруг начала подволакивать ногу. Диагноз не могли поставить очень долго, но в итоге все-таки выяснили, что это БАС. Летом 2015 года Марине стало тяжело говорить, но муж до последнего понимал ее и переводил всем остальным. Потом вместо слов осталось только «А-а-а», и это стало для нее настоящим кошмаром. Когда ей впервые принесли лазерные очки, она почувствовала, что жизнь все-таки еще не кончилась.

Хоть эти очки и устроены очень просто, в магазинах их не найти, и не у каждого больного они есть. Однажды Павел Андреев — еще один человек с БАС — все-таки нашел поставщиков, и те согласились отправлять ему списанный товар с дефектами, а Павел стал рассылать очки другим больным, чтобы они передавали их друг другу из рук в руки. «ВКонтакте» в группе людей, больных БАС, на стене висит запись от 13 января: «Здравствуйте! Где можно купить очки с лазером?» Ни одного ответа, но в группе можно найти людей, которые отдают устройства просто так: «Отдам очки с лазером и таблицу для общения», — пишет одна из участниц группы. Еще здесь отдают кровать-трансформер для лежачего больного, инвалидные кресла и лекарства. Все практически новое и в хорошем состоянии, мало кто успевает долго попользоваться.

Мы продолжаем общаться с Мариной. Она говорит, что не теряет надежды на выздоровление, только не знает, хватит ли у нее мужества все это перенести. Вдруг ее муж вскакивает с кресла: «Марин, ну не плачь!» Я предлагаю тут же закончить разговор, но Марина не соглашается — она хочет говорить еще. У ее родных не всегда хватает времени обсудить с ней что-то, кроме бытовых вопросов, и она не хочет меня отпускать. Я спрашиваю, почему, по ее мнению, люди часто относятся к тем, кто не может нормально двигаться и говорить, как к слабоумным.

— И — М — Н — У — Ж — Н — О — П — Р — О — С — В — Е — Щ — Е — Н — И — Е — Е — С — Л — И — К — О — Н — Е — Ч — Н — О — Т — А — К — И — Е — Л — Ю — Д — И — Г — О — Т — О — В — Ы — П — Р — О — С — В — Е — Щ — А — Т — Ь — С — Я.

В комнату заходит мать Марины, чтобы узнать, когда подавать ужин. Она следит за нашим разговором, но из-за возраста ей тяжело улавливать движения лазерного луча на таблице с буквами, и на некоторые мои вопросы она пытается ответить за Марину. Та начинает нервничать и старается быстрее переходить от одной буквы к другой, но становится только хуже — я перестаю понимать слова. «Да дай ты ей уже сказать, не перебивай!» — не выдерживает муж. Марина смотрит на него с благодарностью — ей действительно очень хочется сказать самой. На прощание она говорит мне:

— Ю — Л — Е — Н — Ь — К — А — С — П — А — С — И — Б — О — В — Ы — О — Ч — Е — Н — Ь — Х — О — Р — О — Ш — А — Я.

И тут я вижу, что она может не только говорить «А-а-а» и плакать. Еще она может улыбаться. Читать дальше >>

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

В начало >>

IV.

В 80-е годы XX века Сандра Маккленнен работала в Мичиганском университете — она готовила будущих учителей и психологов помогать людям с ограниченными возможностями. Она всегда учила своих студентов не судить людей по внешности — объясняла, что, если найти правильный способ коммуникации, у каждого пациента может оказаться богатый внутренний мир и незаурядный интеллект, даже если на первый взгляд кажется, что он отстает в развитии. Когда ее дочери — Анне — было 11 лет, Сандра попросила ее о помощи: в школе Анна уже успела научиться основам программирования, и Сандра поручила ей разработать простую программу, которая показывала бы алфавит в пять рядов на экране и давала возможность выбрать букву при помощи курсора. Это нужно было, чтобы помочь девочке-подростку с ДЦП, которая не могла ни говорить, ни полноценно двигаться — родители хотели отправить ее в клинику, где для нее сделали бы аппарат с системой речи, вроде того, которым сейчас пользуется ученый Стивен Хокинг. Но, прежде чем отправлять девочку в клинику и делать для нее дорогое оборудование, нужно было выяснить, умеет ли она вообще общаться или ее сознание тоже повреждено. Эксперимент прошел удачно: Анна разработала программу, где курсор двигался вниз по рядам с буквами. Когда он оказывался в нужном ряду, пациентка головой нажимала на кнопку мыши, и курсор, остановившись в этом ряду, начинал двигаться вдоль букв — и тогда она таким же способом выбирала нужную букву. Так на глазах у 11-летней Анны ее ровесница, которая за всю жизнь не произнесла ни слова, научилась общаться с миром.

Когда Анна выросла, она начала активно бороться за права людей с ограниченными возможностями — участвовать в митингах, выступать за то, чтобы дети с особенностями получали бесплатное образование. Параллельно Анна Стабблфилд (к тому моменту она уже вышла замуж и сменила фамилию) преподавала этику в Ратгерском университете. Однажды весной 2008 года на одном из своих занятий она рассказала студентам о «методе облегченной коммуникации» — он часто используется для общения с пациентами, которые страдают ДЦП или аутизмом. Для таких пациентов подбирают специального помощника — он придерживает их руку и, угадывая направление ее движения, помогает им показывать на нужную букву на специальной таблице или клавиатуре. После занятия к Анне подошел один из студентов, он рассказал, что у него есть 32-летний брат с церебральным параличом и задержкой в развитии. Ричард спросил, можно ли помочь его брату с помощью метода, о котором рассказывала Анна. Она сначала предложила студенту поехать в Сиракузский университет, где обучают этому методу, но он ответил, что для него это будет слишком дорого. Перебрав еще несколько вариантов, которые тоже не подходили Ричарду, она наконец предложила ему привести своего брата к ней в офис — она и сама проходила обучение в Сиракузском университете и умела пользоваться методом облегченной коммуникации.

Перед приходом пациента Анна вырезала картинки из журналов и разложила их на столе. Когда брат и мать привели Димана Джонсона к ней в кабинет и посадили на стул, Анна показала на журнальные вырезки, где были изображены кухня, спальня, прачечная и ванная комнаты. «В какой из этих комнат находится печка?» — спросила она Димана. Он не смог показать ни на одну из карточек, но Анне показалось, что он пытается протянуть к ним руку. Тогда она стала придерживать его за локоть, и в итоге он все-таки сумел выбрать картинку, где была изображена кухня. После этого Анна стала регулярно заниматься с Диманом и учить его с ее помощью пользоваться клавиатурой. Сначала его фразы были короткими и неграмотными, но постепенно он начинал выражать свои мысли все более сложным языком и печатать все быстрее — если Анна угадывала слово до того, как он успевал напечатать его до конца, он показывал на клавишу «Y» — это означало «Yes», слово угадано правильно. Постепенно брат Димана перестал привозить его в офис Анны — она заезжала за ним сама или приходила в дневной стационар, где он находился, пока его родные работали.

В 2010 году мать Анны Сандра организовывала дискуссию на конференции Общества изучения ограниченных возможностей. Дискуссия была посвящена 21-й статье Конвенции США о людях с ограниченными возможностями, где говорится о свободе самовыражения и высказывания мнений. Анна убедила Джонсона написать эссе для этой дискуссии — вместе они работали над ним шесть недель. На конференцию отправились все вместе: Анна, Диман Джонсон, его мать и брат. Там они познакомились с другими людьми, которые пользовались «методом упрощенной коммуникации». Двое из них — Якоб и Хоуп — были обручены и собирались пожениться. Друг с другом они общались через помощников — так же, как и Джонсон общался с окружающим миром с помощью Анны.

Позже Анна говорила в суде, что именно во время работы над эссе она поняла, что начинает испытывать к Джонсону что-то большее, чем просто дружеские чувства. Однажды ее пациент вдруг начал переживать, что Анна перестанет проводить с ним время. Она ответила, что будет еще долго помогать ему печатать и учиться. «Я теперь с тобой, пока смерть нас не разлучит», — сказала она Джонсону. Ей тут же показалось, что ее фраза прозвучала неоднозначно, и она добавила, что говорила это «не в том смысле», в котором он мог подумать. Он ответил: «Я люблю тебя. Но тоже не в том смысле». Осенью они снова поехали вместе уже на другую конференцию — доклад, с которым они там выступили, позже опубликовали в научном журнале.

«Если люди считают, что те, кто не умеет говорить, не умеют и думать, значит, они верят, что эти люди не могут ничего дать этому миру, — писал Диман Джонсон в статье. — Это угнетение людей с особенностями, и это вопрос, который нужно изучать. Пациенты, которые пользуются методом облегченной коммуникации, — это те, кто не может разговаривать и нормально двигаться. Без помощника, который бы придерживал нашу руку, чтобы мы могли печатать, нас воспринимают как умственно отсталых...»

Примерно в это же время Диман Джонсон стал посещать занятия по афроамериканской литературе в университете, где работала Анна. Специально для того, чтобы он мог делать домашние задания, Анна наняла ему в помощь студентку, которая изучала метод облегченной коммуникации, — Шеронду Джонс. Позже эта студентка рассказывала полицейским, что Диман нормально справлялся со всеми заданиями: ее подруги посещали тот же курс, что и он, и она иногда сравнивала их записи. Правда, не у всех получалось общаться с Диманом с помощью метода облегченной коммуникации. Сколько бы его мать и брат ни пытались придерживать его руку, чтобы научиться говорить с ним, когда Анны нет рядом, у них ничего не получалось, и они начали подозревать, что Анна их обманывает.

Анна и Диман Джонсон общались все больше, несмотря на то что он ровным счетом ничего не мог делать самостоятельно. «Мне же нетрудно поменять моему другу подгузник, — писала она в своей статье в сборнике “Ограниченные возможности и жизнь по-человечески”. — Однажды он смутился и спросил: ”Как ты терпишь меня с этим?” Я ответила, что, во-первых, я же и сама соблюдаю гигиену и знаю, что находится у человека внутри. Разница между своими экскрементами и чужими на самом деле надуманная. То, что собственные отходы кажутся человеку менее отвратительными, чем чужие, — результат воспитания, а не что-то естественное. Во-вторых, испражняться для человека так же важно, как дышать и есть. Если он это делает, значит, он не умер, и, когда я помогаю ему ходить в туалет, я рада видеть, что он жив и здоров. Кроме того, по роду деятельности я помогаю людям с ограниченными возможностями. Вероятно, если бы он мог все делать сам, мы бы никогда не познакомились, а даже если бы и познакомились, он был бы совсем другим человеком». В своей статье Анна так и не назвала имени друга, о котором рассказывает, но посвятила она ее Диману Джонсону.

В мае 2011 года Анна встретилась с матерью и братом своего пациента и объявила им, что они с Диманом любят друг друга и хотят жить вместе. Кроме того, она рассказала, что они несколько раз занимались сексом. Как вспоминала потом Анна на суде, Диман был уверен, что его семья не станет возражать. «Они слишком сильно меня любят, чтобы быть против», — напечатал он с помощью Анны. Но все вышло наоборот. Они, будучи опекунами Димана, лишили его возможности общаться с Анной. Она пыталась звонить им по телефону и приходить к ним домой, но все было бесполезно. Родные сообщили о произошедшем в Ратгерский университет, и ее отправили в административный отпуск без сохранения зарплаты, а потом сотрудники университета подали на Анну в суд. По мнению обвинения, она воспользовалась беззащитностью своего пациента и совершала сексуальные домогательства без его согласия. По словам Анны, у них были взаимные чувства и Джонсон хотел заняться с ней сексом. Но доказать этого она так и не смогла.

«Мы просто не понимаем, как кто-то может любить Димана с его заболеванием», — сказали во время суда его мать и брат.

— В семьях, где есть человек, страдающий ДЦП или другим заболеванием, нарушающим коммуникацию, часто складывается особая система жизни, — объясняет мне доцент кафедры специальной психологии СПБГУ Роман Демьянчук. — Они привыкли, что окружающий мир относится к их ребенку (брату, сестре) враждебно, так что и они к этому окружающему миру относятся с недоверием. Когда появляется кто-то с другим отношением, они часто воспринимают это в штыки и подозревают, что у человека есть в этом какая-то своя выгода. Когда два человека с ДЦП встречаются и женятся, это все воспринимают нормально — это вроде как вписывается в обычные рамки. А к паре, где нарушения есть только у одного человека, сразу возникают вопросы. В этом есть некоторое лукавство. С одной стороны, мы тут и там говорим, что у всех должны быть равные права и возможности, а с другой — происходят вот такие истории.

Фото: Владислав Кобец

V.

Во время суда над Анной Стабблфилд показания приняли и у родственников Димана Джонсона, и у Анны, но никто даже не попробовал спросить у самого Димана, что же все-таки произошло и как он к этому относится. Всю жизнь врачи говорили матери и брату Димана, что по уровню развития он не отличается от двухлетнего ребенка. Анна же утверждала, что он может учиться и общаться с миром. Во время суда ее поддерживали люди, которые виделись с ней и Диманом на конференции, где он выступал со своим докладом.

— Этот суд полностью шел вразрез с законом, — рассказывает мне Девва Казниц, профессор антропологии из Городского университета Нью-Йорка, которая страдает ДЦП. — В зале было много людей с ограниченными возможностями, многие из них — мои ученики, которые, как и я, виделись с Диманом на конференции. Никому не дали и слова сказать в его защиту. Адвокату Анны просто не разрешали задавать вопросов, которые были невыгодны обвинению. И ведь когда я общалась с Диманом, у меня и мысли не возникло, что он умственно отсталый.

Во время суда в центре внимания оказался «метод облегченной коммуникации», который Анна использовала для общения с Диманом. В качестве свидетеля со стороны обвинения выступал Джеймс Тодд — профессор психологии из Мичиганского университета. «Среди всех методов, которыми можно помочь людям с ограниченными возможностями, этот самый неоднозначный», — сказал профессор. Действительно, каждый год в разных концах света проходят судебные процессы против людей, которые утверждают, что помогают инвалидам общаться при помощи этого метода, и каждый раз главной задачей судей становится понять, действительно ли жертва общалась с окружающими или ей только грамотно управляли.

VI.

До осени 2014 года 51-летняя Мартина Швайгер из австралийского пригорода Саншайн-Кост в штате Квинсленд работала в учреждении для инвалидов — родственники, которые не могли о них заботиться, привозили их туда, чтобы за ними следил специально обученный персонал. Однажды в 2011 году к ним привезли молодого человека, которому требовался круглосуточный уход: он не мог ни поесть, ни переодеться самостоятельно, и не умел говорить и писать. Но мисс Швайгер была знакома с «методом облегченной коммуникации» и решила опробовать его на 21-летнем пациенте. Тот, как потом утверждала женщина в суде, научился общаться с ней и признался ей в любви. Однажды, когда у пациента случился всплеск активности и он начал бегать туда-сюда по своей палате, мисс Швайгер, по ее словам, «разделась для него». После этого пациент якобы сказал ей, что хочет заняться с ней сексом, но она ответила, что не может, потому что у нее есть муж. Но потом она, по ее собственным словам, «играла с ним раздетая на кровати» и «трогала его пенис руками и ртом». Во время судебного разбирательства профессор психологии Алан Хадсон провел экспертизу и выяснил, что пациент, который якобы признался мисс Швайгер в любви, не способен к коммуникации. Женщину признали виновной в домогательствах и приговорили к условному сроку: суд пришел к выводу, что она приставала к пациенту по ошибке, а не намеренно.

Осенью 2014 года жительницу Нью-Йорка Жижи Джордан обвинили в непредумышленном убийстве первой степени: 5 февраля 2010 года она дала своему восьмилетнему сыну Джуду, страдающему аутизмом, смертельную дозу лекарств с наркотическими составляющими — обезболивающих и противовоспалительных. После этого она попыталась покончить с собой, но попытка оказалась неудачной. При вскрытии в желудке у мальчика обнаружили также апельсиновый сок и водку — мать влила их ему в рот, чтобы он запил лекарства. Как она говорила в суде, она пыталась спасти сына от своего бывшего мужа — отца Джуда, который якобы насиловал мальчика, пока Жижи с ним не развелась. По ее словам, отец — не единственный человек, который приставал к ее сыну, до него домогались еще многие люди, включая няню. Но никаких доказательств того, что над мальчиком издевались, не было. О приставаниях отца он якобы рассказал ей сам.

Джуд, страдающий аутизмом, почти не разговаривал: по словам Жижи, он писал ей сообщения в телефоне. Но во время суда выяснилось, что они не просто переписывались — Жижи использовала для общения с сыном «метод облегченной коммуникации». Свидетели рассказывали, что она держала палец сына и помогала ему нажимать на клавиши. По словам некоторых, в это время он мог даже смотреть в другую сторону. Действительно ли отец угрожал жизни мальчика или Жижи сама все это придумала, так и осталось загадкой.

Итак, метод, которым пользовалась Анна Стабблфилд для общения с Диманом, оказался подозрительным. Во время суда мать и сестра Димана рассказывали, что по дому он передвигается только ползком и ест бананы, не снимая с них кожуры, а значит, просто не может быть умственно полноценным.

— Мне тоже трудно есть, и бананы мне приходится чистить зубами, — говорит мне адвокат Джули Филлипс, которая страдает от церебрального паралича. — Мать Димана говорила о нем на суде так, как будто он какое-то животное, она старалась это подчеркнуть. А ведь он может двигаться и стоять, если его придерживать. Почему ему даже не купили инвалидную коляску? Специалисты со стороны обвинения говорили, что он умственно отсталый. Но знаете что? Когда я училась в школе, врачи говорили обо мне то же самое, потому что мне было физически тяжело выполнять тесты — я не могла нормально писать цифры, мне надо было очень долго трудиться, чтобы провести линию и соединить между собой вопрос и правильный ответ. И если этот способ коммуникации, которым пользовалась Анна, вызывает подозрения, почему было не попробовать другой? Диман вполне может, например, моргать или двигать глазами.

Незадолго до начала процесса из Австралии специально прилетела Розмэри Кроссли — специалист по альтернативным методам коммуникации, одна из основоположников метода облегченной коммуникации и адвокат, защищающая людей с ограничениями. Она пообщалась с Диманом и пришла к выводу, что «он хочет разговаривать и может это делать, если помочь ему найти для этого средства», то есть признала его вменяемым. Кроссли позвали в Штаты специально для того, чтобы она выступила на стороне защиты в деле Анны Стабблфилд, но в последний момент судья решила не давать ей слова и обосновала это тем, что методы Кроссли не подтверждены официальной наукой.

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

Фото: Владислав Кобец/Фонд «Выход»

VII.

В 2004 году в городе Монца на севере Италии местным жителям запретили держать рыбок в круглых аквариумах: по мнению властей, круглые стенки искажают окружающую действительность, и рыбки от этого страдают.

«Но как мы узнаем, как выглядит неискаженная картина реальности? Вдруг мы и сами внутри круглого аквариума и видим реальность искаженной через огромную линзу? Да, мир, каким видит его золотая рыбка, отличается от того мира, каким видим его мы, но откуда мы знаем, что мир золотой рыбки менее реален?» — спрашивает Стивен Хокинг, который уже 30 лет не может говорить и общается с миром с помощью специального устройства. До появления этого устройства он разговаривал через помощников, которые следили за движениями его брови — ему показывали карточки с алфавитом, и он поднимал бровь на нужной букве. При этом Стивена Хокинга весь мир считает гениальным ученым. Он, как и Марина, страдает БАС, и когда-то все началось с того, что он стал подволакивать ногу. Как и Диман Джонсон, он не может самостоятельно почистить себе банан. Получается, и Марина, и Диман, и Стивен Хокинг сидят в одном и том же аквариуме. А может быть, все наоборот, и это мы случайно попали в аквариум с искаженными стенками.

Новости

Протоиерей высказался о школьной программе во время заседания патриаршей комиссии, которое прошло 10 марта. В сообщении комиссии сказано, что священник «ужаснулся» тому, что при всем многообразии литературы школьные методисты решили использовать для формирования идеалов семьи произведения, которые для этого «совершенно не подходят».

Священник перечислил такие произведения как «О любви» Чехова, «Куст сирени» Куприна и «Кавказ» Бунина. «[В них] воспевается свободная любовь. В одном случае обманутый муж убивает себя, в другом — распадается семья, в третьем — адюльтер кончается ничем», — сказано в сообщении патриаршей комиссии.

«Эти яркие художественные образы — это мина замедленного действия для наших детей. Наша комиссия должна обратиться с предложениями в департамент образования», — сказал отец Артемий. Он не уточнил, о каких предложениях идет речь. Некоторые СМИ допустили, что священник предложил убрать эти книги из школьной программы.

Протоиерей Артемий Владимиров служит священником в Алексеевском ставропигиальном женском монастыре.

Новости

Местный житель увидел рекламу Calvin Klein на YouTube. Он усмотрел в ролике признаки пропаганды гомосексуализма и педофилии, рассказал представитель ФАС.

Управление ФАС начало рассматривать жалобу местного жителя. Окончательное решение по ней вынесет экспертный совет, в который среди прочих войдут представители Роскомнадзора. Заседание совета состоится через две-три недели.

О каком рекламном ролике Calvin Klein идет речь, в ФАС не уточнили. На YouTube-канале компании опубликовано несколько видеозаписей, в которых рекламируют аромат CK2.

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

«Кидзания» — это город детей, расположенный в торгово-развлекательном центре «Авиапарк». Те, кто следит за детским досугом в Москве, знают, что открыто уже два подобных места, где дети могут примерить на себя разные профессии: «Мастерславль» и «Кидбург». Но «Кидзания» — это первый в России парк международной компании с многолетней историей: первая «Кидзания» открылась в 1999 году в Мексике, и московский парк стал 21-м.

***

Мои дети широко открыли глаза, когда оказались на кассе «Кидзании», и ходили с такими глазами все четыре часа, пока были в парке. Дело в том, что кассы оформлены как стойки регистрации в аэропорту, а рядом стоит настоящий самолет, и билеты на вход очень похожи на настоящие авиабилеты — даже с отрывным посадочным талоном. Поэтому очень хочется наконец ворваться в это волшебное место. На входе детям вручают целый пакет документов, и они совсем как взрослые: пластиковая банковская карта — с нее можно снять деньги в почти настоящем банкомате почти настоящего банка, страховка, карта. В «Кидзании» своя валюта — кидзо, и чтобы выжить в детском городе, ребенку нужно будет срочно найти способ заработать денег, то есть выйти на работу.

Спектр областей, в которых он себя может проявить, очень широк: в «Кидзании» есть и салон красоты, и банк, и театр, и магазины, и салон связи, и больница, и пожарное депо, и почта, и кафе… Но особая гордость парка — это настоящий ТУ-154 (для того чтобы поставить его, пришлось разобрать стену торгового центра), в котором детей учат водить самолет на авиасимуляторе. Не менее интересен центр подготовки секретных агентов, который маскируется под магазин электроники. Еще немного, и в «Кидзании» откроются две новых зоны — алмазодобывающая шахта и центр подготовки космонавтов. Ксения Корнеева, пиар-директор «Кидзании», говорит, что главное отличие парка от подобных ему — скрупулезное воспроизведение деталей.

— Например, сейчас мы вместе с алмазодобывающей компанией готовим к открытию алмазную шахту. Мы не просто вешаем логотип — мы летаем в Мирный, спускаемся в шахту, смотрим, как и что там работает, чтобы детально воссоздать технологический процесс. Плюс мы стараемся для каждой нашей зоны придумать какую-нибудь непримитивную историю. Например, если ребенок идет в салон связи, там он будет не просто продавать контракты, а узнает о сотовой связи как таковой, мы расскажем об отличии 3G от 4G, отправим его на вышку, где он будет менять настройки, чтобы спасти «Кидзанию» от отсутствия связи.

В каждой зоне работают несколько взрослых — супервайзеров. Чтобы отобрать 400 человек, создатели московской «Кидзании» отсмотрели более 18000 претендентов. Во время тренингов их учат взаимодействовать с детьми, партнеры проводят спецтренинги по погружению в профессию, а кроме того, они учатся актерскому мастерству, узнают, как общаться с детьми, у которых есть особенности развития.

Еще одно отличие от других подобных парков: в «Кидзании» уделили особое внимание легенде города. То есть ребенок, приходя сюда, попадает не просто в некое образовательно-игровое пространство, но в особый мир, созданный детьми. Однажды они подписали декларацию независимости детей от взрослых, зафиксировав шесть ключевых прав каждого ребенка: право быть, знать, играть, творить, делиться, заботиться. Хранителями Прав тоже стали дети: в городе много их статуй и есть даже фонтан Независимости, запечатлевший этих героев. Кроме того, в «Кидзании» не только собственная валюта, но и свой язык. Это не просто переделанные иностранные слова — у страны есть целый настоящий словарь. Так, взрослые, которые работают с детьми, называются зупервайзеры. Приветствуют друг друга кидзанийцы словом «кай», прощаясь, говорят «зи ю». Есть еще слова «зупер», «зенк ю», «пазпорт» и «заз» — ура.

Какие есть минусы, на мой родительский взгляд?

Первый — это очень недешевое удовольствие: билеты на одного взрослого и двух детей обойдутся в будний день в 3000 рублей, а в выходной — 3750. Далее, пока дети будут 4 часа постигать разные профессиональные премудрости, вы сначала, скорее всего, походите по торговому центру «Авиапарк», но часа через два осатанеете и вернетесь в «Кидзанию». Тут есть кофейни и рестораны, и это, конечно, тоже требует денег. Естественно, те же 4 часа ставят вас перед необходимостью покормить детей. Вы можете оплатить мастеркласс в ресторане, после которого дети съедят собственноручно сделанный гамбургер, это стоит 150 рублей с человека, плюс напитки — итого без сувениров и каких-либо излишеств у вас получится сумма, приближающаяся к 5000 рублей.

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Еще один минус, который, однако, доставляет взрослым намного больше дискомфорта, чем детям, — это очереди. Один сеанс обучения длится в разных зонах от 15 до 45 минут, детей запускают группами, и им, конечно, приходится ждать. По громкой связи то и дело просят взрослых не занимать места в очереди за детей, но это так же бесполезно, как в Турции просить не занимать лежаки полотенцами. Я спросила у Ксении Корнеевой, планирует ли «Кидзания» как-то решить эту проблему, потому что, конечно, сидение в очередях съедает время, которое можно провести с большей пользой. Ксения говорит, что это действительно проблема, но они над этим активно работают и планируют ее решить в самое ближайшее время. А по поводу родителей, которые не обращают внимания на просьбы организаторов, Ксения говорит, аккуратно подбирая слова:

— Родители — это непростая аудитория, им нужно к нам привыкнуть. На самом деле, когда дети одни, они перемещаются по парку гораздо спокойнее и организованнее. Есть и другая проблема. Начиная с 7 лет ребенка можно оставлять в парке одного, не обязательно с ним ходить 4 часа, и в этом смысл «Кидзании»: он раскрепощается, учится делать осознанный выбор, проявляет самостоятельность. И мы часто наблюдаем, когда ребенок, если он ходит по парку с кем-то из родителей, хочет идти, скажем, в пожарные, а мама тащит его за руку в другую сторону: нет, ты пойдешь на врача! Это, видимо, наша ментальность: в «Кизданиях» других стран все несколько иначе. Но опять-таки мы видим и обратное: родители, которые один раз уже побывали в парке, в следующий раз ведут себя уже совсем иначе.

Подтверждаю: мне пришлось тоже придержать свой язык, когда ребенок заявил, что пойдет еще раз в салон красоты. И еще согласна с тем, что, когда рядом нет взрослых, дети становятся очень деловыми и ответственными.

Но вообще-то взрослым есть чем заняться в «Кидзании». Им запрещен вход в учебные зоны, но они отыгрались и отвоевали себе крошечную собственную территорию — «Мамапапалаундж», куда нельзя детям. Там кофе, удобные кресла, относительная тишина и лекции для родителей. Мы, например, попали на лекцию о счастливом родительстве. Психолог предложила присутствующим поделиться своей проблемой и, надо сказать, несколько советов были вполне дельными.

Моя девятилетняя дочь, отправленная в «Кидзанию», получила ответственное задание: все узнать, запомнить и рассказать.

Во-первых, сказала она, в «Кидзании» все очень основательно: если надо тушить пожар, то тебе сначала покажут мультфильм о пожарных, расскажут теорию, будет подготовка. Во-вторых, ей ужасно понравилось, что в каждой зоне своя, взрослая униформа. Например, в авиазоне дают не только фуражку, но и китель летчика по размеру. И главное, это есть в каждой зоне, даже в благотворительном фонде тебя выпускают на улицу делать соцопрос в специальной жилетке.

— И ты знаешь, мама, все такое настоящее, хоть на маскарад надевай! Да и вообще все почти настоящее — плиточки на земле, фонари, дома.

Единственное, что расстроило ребенка, — покупки в «Кидзании» делаются в основном за рубли, будь то сувениры, сладости или одежда. А то, что можно купить за кидзо, — например, игрушки в «Детском мире», — стоит столько, что и за пять походов не накопишь.

— Мы работали-работали, — с обидой в голосе сказал ребенок, — и на все наши заработки за 4 часа можно было купить только набор из трех наклеек.

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Фото: Арсений Несходимов

Ксения Корнеева так объясняет задачи парка:

— Одна из наших задач — основы финансовой грамотности. В парке ребенок начинает понимать, что значит зарабатывать, тратить, копить. С одной стороны, ребенок может попробовать накопить на интересующую его вещь — поставить перед собой цель и добиться ее. А с другой — местная валюта в «Кидзании» нужна не только для того, чтобы купить себе подарок. Как и в любом городе, есть работа, а есть развлечения, на которые ты тратишь деньги. Ты можешь, заплатив кидзо, пройти обучение в автошколе или, например, в Университете. Но, получив сертификат медицинского факультета, в Клинике напротив ты уже станешь более востребованным специалистом: у тебя будет выше оклад и другая должность. Все как в реальности. Интересно на примере «Кидзании» изучать экономическое поведение детей в разных странах. Например, в Японии дети очень четкие, приходят в парк за полчаса до открытия, чтобы в 10 утра вбежать и начать работать, не пропустив ни минуты. Деньги они почти никогда сразу не тратят, а копят. Пример других детей — Дубай, они всегда все тратят в ноль, видимо, у них шопинг в крови. У нас же некоторые дети выходят разочарованные тем, что почти ничего не могут купить, но многие за четыре часа в «Кидзании» успевают прочувствовать философию парка и говорят: ничего страшного, я буду работать и копить, ты же, мама, работаешь, и я буду.

— …И еще, мама, мне очень понравилось, что в городе есть покровители — четыре ребенка, которые его основали. Они покровительствуют искусству, чтению, общению… Здорово, что есть такие персонажи.

— Зачем тебе эти персонажи?

— А зачем нам бог?

Сходите в «Кидзанию» — вам будет о чем потом поговорить с ребенком, честное слово.

Новости

Президент предложил сократить число присяжных в судах регионального значения — в Верховных судах республик, краевых и областных — с 12 до 8 человек. Также он предложил создать в районных судах коллегии из шести человек. Сейчас дела в районных судах рассматривают федеральный судья или тройка судей.

Для того, чтобы коллегия приняла решение о виновности или невиновности обвиняемого, нужна половина голосов присяжных: четыре в случае с региональными судами и три, если решение выносит районный суд.

Если законопроект президента примут, то районные коллегии присяжных станут рассматривать дела, возбужденные по 105-й статье УК России (убийства без отягчающих обстоятельств) и 111-й статье (тяжкие телесные повреждения, которые повлекли смерть).

Также районные суды станут рассматривать тяжкие преступления, в которых обвиняют мужчин старше 65 лет, женщин и несовершеннолетних. Эти категории граждан запрещено приговаривать к пожизненным срокам заключения, однако 25 февраля Конституционный суд признал это дискриминацией.

Если Госдума одобрит законопроект, то новые суды присяжных появятся в России в январе 2018 года.

Новости

На IV квартал 2015 года прожиточный минимум для трудоспособного населения установлен на уровне 10187 рублей, для пенсионеров — 7781 рубль, для детей — 9197 рублей.

Премьер-министр поддержал предложение министерства труда, которое выступало за снижение прожиточного минимума, пишет «Российская газета». В Минтруда отмечали, что в IV квартале 2015 года снизились цены на продукты питания, в большей степени — на овощи и фрукты.

Минимальный размер оплаты труда в январе 2016 года наоборот повысили — до 6204 рубля в месяц.

Размер прожиточного минимума используют, чтобы рассчитать различные социальные выплаты, например, пособия малоимущим, льготы для оплаты ЖКХ, детские пособия.

В России в 2015 году, по расчетам Росстата, проживали 19 миллионов человек, чей доход ниже прожиточного минимума. При этом летом 2015 года число бедных достигало 23 миллионов человек.

В правительстве предсказали резкий рост уровня бедности

Официальный уровень бедности будет расти два процентных пункта в 2015 и 2016 годах до 16 процентов и достигнет максимума с 2005 года

Новости

Самолет со 154 пассажирами и 6 членами экипажа на борту благополучно приземлился в Тюмени. Никто из пассажиров не пострадал, лайнер также не получил повреждений.

После вылета из Уфы у пассажирского самолета отказал один из трех генераторов, объяснили в авиакомпании. Командир экипажа решил приземлиться в Тюмени, поскольку на замену генератора в Ноябрьске могло уйти много времени.

Всех пассажиров рейса ЛА 9773 пересадили на резервный борт, который отправился в сторону Ноябрьска.

Уральское следственное управление на транспорте СК России начало проверять обстоятельства экстренной посадки.

9 марта «Боинг-737-400» авиакомпании «Ямал», который следовал по маршруту Тюмень-Новый Уренгой, также совершил экстренную посадку в Тюмени. Во время вылета у самолета развалился подшипник, из-за чего от правой стойки шасси отвалилось колесо. Никто из 148 пассажиров и 7 членов экипажа не пострадал.

В Тюмени самолет сел без колеса шасси

В Тюмени приземлился самолет авиакомпании «Ямал», потерявший колесо шасси во время вылета

#1 (85) март 2016

Фото: Федор Савинцев

Оборачиваясь назад, он с усилием себя узнает. Сегодняшний – малоподвижный, массивный, скупо роняющий слова, и тот – вчерашний, позавчерашний, в возрасте своего внука, легко обрастающий людьми, легко вступающий с ними в контакты, совсем еще молодой архитектор, все называют его Володей (нынче так называют внука), как говорят, подает надежды.

Вспомнишь того – и сам изумишься: откуда бралась такая уверенность? Не скажешь, что был он слеп и глух. Вполне сознавал, что на дворе поганый сезон – повсюду слухи и самые дурные предчувствия. Людей классифицируешь запросто – кто мечен, кто искусно скользит, кто потенциально опасен, кто откровенно беспощаден. Последние были серийной штамповки – не выбирали ни слов, ни действий, гордились своим строевым шагом и выглядели завоевателями. Первая половина столетия была взята, их ждала вторая.

Разумней не слишком обозначать свое присутствие на дорожке, а вот поди ж ты! – в скачке с препятствиями он себя ощущал фаворитом. Общество стариков было лестным – с одной стороны, самолюбие тешило, что с ним разговаривают на равных, с другой – приятно было испытывать тайное чувство превосходства над этими немощными телами. Старцы, видимо, поддавались воздействию свежести и напора, чутким ухом он часто улавливал почти заискивающие интонации.

Среди знакомых почтенного возраста был и некто Платон Аркадьевич, маленький подсушенный гриб с белой, густой еще шевелюрой, увенчанной трогательным хохолком. Он был человеком несовременным, под стать своему редкому имени, учтив, умилительно корректен. Юного своего собеседника Володей не называл никогда, только Владимиром Сергеевичем, и Владимир Сергеевич получал удовольствие – остались воспитанные люди! Умеют достойно держать дистанцию, не амикошонствуют из-за того, что он появился на свет позднее. Все ему нравилось в старике – чисто московский говорок, манеры, изысканная обходительность, несколько витиеватая речь.

Нравилось, что следит за собой – всегда при галстуке, в светлой сорочке, в отутюженном пиджачке. Импонировало, что столько лет трудится в архитектурном надзоре. Даже внешность располагала к себе, хотя, казалось бы, что в ней такого? Росточек скромный, личико узкое, носик пуговкой, но Владимир Сергеевич отчего-то находил в его облике некое тихое очарование, трогательное, как его хохолок. Платон Аркадьевич был всегда ровен, обычно голоса не повышал, но приходил в воодушевление, когда заговаривал о балете. Балетоманом он был сумасшедшим, собирал фотографии любимых танцовщиц, афишки, программки, к походу в театр готовился загодя, за неделю, в его тенорке чудесным образом вдруг проявлялись трубные ноты. Особенно он любил вспоминать о почившей несколько лет назад прославленной балерине О. – казалось, что он готов прослезиться.

– Этого нельзя передать, поверьте мне, Владимир Сергеевич. Уже одно ее появление было настоящей поэмой. Не выходила, не выбегала, не выпархивала – она возникала. Как облако в небе, белые хлопья вдруг сливаются воедино, и перед вами – ее фигурка. Такая щемящая беззащитность, хочется прыгнуть из зала на сцену, прикрыть ее собой и спасти. И вдруг в ней открывается сила, которая ничему не уступит. Однако же и в силе – ни грана брутальности, лишь дух воспаривший, ни с кем не схожа! А я, поверьте мне, многих видел. Все делают вроде одно и то же, и фуэте всегда фуэте, но у других это аттракцион, а у нее – самопожертвование!

Он мог говорить о ней часами, поэтому предупреждал с усмешкой:

– Если я увлекусь – прервите.

Владимир Сергеевич диву давался – в наши-то дни такие романсы!

Общение с Платоном Аркадьевичем было нечастым, встречи – случайными, Владимир был даже слегка удивлен, когда старик ему позвонил и попросил о срочном свидании. Причина, сказал он, экстраординарная.

И впрямь – нашел его в состоянии необычайного возбуждения.

Оказывается, готовится сборник воспоминаний о балерине, и вот подите же – один доброхот вспомнил о безвестном поклоннике. А почему бы Платону Аркадьевичу не написать о том, что он чувствует? Голос зрителя, к тому же такого, будет приятно оттенять высказывания специалистов и уж тем более сослуживцев, скорее ревнивых, нежели любящих.

Это внезапное предложение и привело Платона Аркадьевича в его экстатическое состояние. Ему был необходим конфидент.

– Думаю, что от вас не укрылась, Владимир Сергеевич, моя симпатия и – больше того – моя приязнь. По чести скажу, я ценю высоко ваш вкус, а особенно зоркий ум, к тому же вы мыслите современно. Скажите, по вашему разумению, стоит ли мне за это взяться?

Владимир отлично понимал, как страстно хочет Платон Аркадьевич сейчас услышать слово поддержки, и с жаром сказал:

– Никаких колебаний! Кому ж написать о ней, как не вам? Было бы безмерно обидно, если бы все, что вы о ней знаете, и, главное, то, что вы ощутили, осталось бы за семью печатями. Ваши рассказы всегда так ярки, кажется, я – рядом с вами в зале.

Платон Аркадьевич был взволнован. Дряблые щечки слегка разрумянились.

– Благодарю вас, Владимир Сергеевич. Я понимаю, ваши слова в первую очередь продиктованы вашим сердечным ко мне отношением, но, смею думать, я в самом деле знаю о покойнице нечто, не бросающееся в глаза.

Кроме того, рискну уж признаться: в молодости я пописывал, и люди сведущие говорили, что недурно. Иные даже сильно пеняли, что я после своих первых опытов не стал развивать эти наклонности. Но так уж сложились мои обстоятельства. Их в старину называли судьбой. И если быть совершенно искренним, а к вам я испытываю кроме симпатии и абсолютное доверие, – Платон Аркадьевич понизил голос, – чтобы писать, нужна и доблесть, ее-то мне недоставало.

Возможно, и увлеченье балетом пришло неслучайно. Конечно, в основе была тут потребность красоты, но и желанье найти свой остров... А способности все же имели место... Ну да что о том толковать... Как бы то ни было, мой дорогой, вы подвигли меня на искус, и, коли так, пожалуй, дерзну.

Ни разу прежде Платон Аркадьевич не говорил о себе самом – как видно, испытывал эйфорию.

Минуло месяца полтора. За это время Владимир Сергеевич не виделся с будущим мемуаристом – не было особой причины. У молодого человека всегда в избытке и важных дел, да и неважных – кстати, они-то оказываются важней остальных. К тому же это была пора приручения великого города, а тот умел показать свои челюсти.

Но вот однажды в декабрьский полдень раздался телефонный звонок. Женский голос опасливо прошелестел: дома ли Владимир Сергеевич? Когда он сказал, что внимательно слушает, она чуть слышно проговорила:

– Вас тревожит Ангелина Аркадьевна. Я сестра Платона Аркадьевича. Он занемог, хотел бы вас видеть, Бога ради, простите за беспокойство.

И быстро продиктовала адрес.

Владимир Сергеевич ехал в автобусе в Подколокольный переулок, за мутным стеклом мерцала Москва, нахохлившаяся от зимней стужи; серые здания, хмурые улицы, незрячие ручейки пешеходов – куда несет их этот поток? Что за внезапная болезнь обрушилась на его знакомца? Дело, по-видимому, серьезно, иначе не стали бы звонить.

Он поднялся на четвертый этаж, прошел бесконечный коридор, сильно напоминавший гостиничный – справа и слева соседские двери, – и очутился в прибранной комнате. В углу стояла одна кровать, за старой японской ширмой – другая, полки были заставлены книгами, на стенах развешаны фотографии, и среди них – покойной О. в пачке, с опущенной головой, с беспомощно воздетыми руками.

Ангелина Аркадьевна соответствовала своей комнате: опрятная, крохотная – ожившая деталь обстановки, а комната, совсем как хозяйка, имела отчетливое выражение – не то что старушечье, но стародевичье. И как-то странно, что на кровати под розовым стеганым одеялом лежит мужчина. Хотя на мужчину походит он мало – старый ребенок с горько поникшим седым хохолком.

– Что с вами, милый Платон Аркадьевич? – спросил чуть ли не шепотом гость. Он словно почувствовал – звучный голос в этом убежище неуместен. – Зачем вы вздумали нас пугать?

Платон Аркадьевич не ответил. Он прочно сомкнул побелевшие губы, и только глаза его источали такую неизбывную муку, что гостю стало не по себе.

Из рассказа Ангелины Аркадьевны Владимир узнал наконец, что случилось. Платон Аркадьевич написал свой мемуар о балерине («Так ароматно, так вдохновенно, да я и не ожидала иного, у брата прекрасное перо, отличный слог, вложил он всю душу. И что же? Труд его был отвергнут.

Причем безжалостно, бездоказательно, пусть гость простит мне резкое слово – беспардонно. Да, беспардонно. Брат ничего не мог понять, он никуда не желал идти, но трудно было смотреть спокойно, как он страдает, все еще верилось, что тут какое-то недомыслие, что надо ему сходить, объясниться, дознаться, что произошло. Не хочется подробно рассказывать, чего стоило добиться приема, однако ж в конце концов был он допущен к этому вершителю судеб...

Право, уж лучше бы не ходил! Бог мне судья, я виновата. Какой-то непросвещенный субъект, не знаю, как выразиться иначе, ничем решительно не мотивируя, сказал, что все это не годится, одни лишь “дамские сопли и слюни”, прошу извинить за эту пакость, но такова его терминология. Вы только представьте, Владимир Сергеевич, представьте их рядом, друг против друга, – брат и этот, простите за резкое слово, малограмотный человек...»).

Она взглянула на Платона Аркадьевича и остановила себя. Брат ее лежал неподвижно, скрестив на груди костлявые пальцы, полуприкрыв дрожащие веки.

– Платоша, прими еще таблетку. Поверь мне, что тебе полегчает.

Платон Аркадьевич ничего не ответил.

– Нельзя ли мне познакомиться с рукописью? – осторожно спросил Владимир Сергеевич.

– Да вот она... Я ее перепечатала на машинке, у брата неразборчивый почерк. Вы сядьте здесь, у окна, в это кресло, вам будет удобно и покойно.

Она протянула пять мятых листков, заметно волнуясь, – пока он читал, смотрела на него выжидательно, стараясь понять, как он реагирует. А он не знал, куда деться. Наверняка издательский босс был груб, неотесан, бесцеремонен («Он даже не предложил ему сесть!» – прошептала Ангелина Аркадьевна), но написанное приводило в отчаяние. Всё, что дышало в устной речи, на листках пожухло, истлело. Скорей всего, собеседника трогали жест, голос, юношеский угар, странный для старого человека.

Все это, как часто бывает, соприкоснувшись с бумажным листом, умерло от потери крови. Остались лишь общие места, тысячекратно произнесенные, и эти эпитеты, эти эпитеты, старые продажные девки, предлагающие себя всем и каждому, способные превратить в труху любое слово, к которому их прилепят.

– Не правда ли, чудо как хорошо? – спросила Ангелина Аркадьевна.

Он отложил машинопись в сторону и обозначил кивком согласие.

– Да. Очень возвышенно. Очень трогательно.

Платон Аркадьевич не отозвался, и все-таки гостю показалось – глаза больного влажно блеснули. «Неужто плачет?» – с испугом подумал Владимир Сергеевич. Он сказал:

– Платон Аркадьевич, будьте уверены, работа ваша не пропадет. Главное, что она написана и уж теперь никуда не денется. Какая-то грустная закономерность – писать о балете у нас опасно. Похоже, что в России балет – всегда государственное дело.

– Он даже не предложил ему сесть, – вновь сказала Ангелина Аркадьевна.

Спустя пять минут гость распрощался, вежливо отказался от чая – можно и утомить больного. Платон Аркадьевич с тем же взглядом, точно подернутым влажным туманом, приподнял ладошку – за время визита так и не произнес ни слова.

– Спасибо вам, Владимир Сергеевич, – сказала Ангелина Аркадьевна, – недаром брат всегда говорил, как вы разумны и добросердечны.

Он возвращался, стараясь понять, что ж он испытывает. Сочувствие? Жалость? Тоску? Или досаду? Похоже, все вместе, одновременно! Да, следовало отговорить старика, но так он хотел принять предложение, так ждал ободрения – нет, невозможно! А сколько радости он узнал, когда трудился, когда перебеливал, готовил читателю свой подарок! Но отчего же он так потрясен? Что и говорить, неприятность, неоправдавшаяся надежда, было к тому же и унижение – и все-таки, все-таки, что за реакция?!

Выдержать эти темные годы, эту «благородную бедность» – будь она четырежды проклята! – выдержать собственную ненужность и одиночество сестры, эту убогую конуру (каютка Владимира Сергеевича в те дни была еще неказистей – но это совсем другое дело! Его пристанище – лишь ночлег, привал в пути, полгодика-год, и он его благополучно забудет, а брат и сестра здесь прожили жизнь в чужой и, должно быть, враждебной среде). Выдержать все это и сломаться оттого, что не приняты пять листочков, превращающихся в труху по мере того, как их читаешь. Какая нелепая несоразмерность! Вот она, плата за сдачу без боя, за «остров»: первая встреча с варваром сразу же оказалась последней.

Потом он подумал: бывает и так. Все прожитое и пережитое вдруг сходится в болевой узелок, и тут достаточно щелчка. Совсем как то стекло в музее, оберегающее экспонат. Кажется, ничем не пробьешь, однако же в нем есть свое местечко – стоит случайно в него попасть, стекло разлетится на мелкие брызги. Вот и на сей раз последний камешек нашел эту роковую точку, и обреченный сосуд раскололся.

Платон Аркадьевич умер через неделю. Вскоре, не прошло полугода, за братом последовала сестра. Узнав о том, Владимир Сергеевич уныло вздохнул, весь день на душе лежала каменная плита, а в воздухе словно был разлит этот кладбищенский запах полыни. Но горечь его была недолгой. Молодость не оставляет времени ни для томительных размышлений, ни для элегических чувств. В сущности, обычное дело – передвигаясь в вечном пространстве, наша земная твердь то и дело словно заглатывает букашек, ползающих по ее поверхности. Прошло всего лишь несколько месяцев, и он забыл Платона Аркадьевича, а с ним и его сестру Ангелину.С

Читайте также:

Писатель Леонид Зорин: Литератор – это характер

#1 (85) март 2016

Фото: Федор Савинцев

Ночью застрелили Немцова. На следующий день была назначена встреча с Леонидом Зориным. Пришла, а говорить не могу. Сидим, оба молчим. Листок с вопросами достала. Скомкала. Неожиданно для себя спросила: «Леонид Генрихович, как жить? Сегодня в России?» Так началась беседа. Неспешная. Тихий голос. Без театральной экзальтации и драматических эффектов. Очень взрослый человек рассказывал о своей очень долгой жизни. Конечно, это не было интервью. Знаменитый писатель, драматург, автор любимых «Покровских ворот», «Варшавской мелодии», «Царской охоты» создавал при мне новую пьесу-мемуар. Я – «на выходах». Удивительный, дорогой мне спектакль. В декорациях старого дома, темных афиш, фотографий любимых людей. И обязательных долгих ужинов на маленькой кухне. Отказываться было бессмысленно, жена писателя Татьяна Геннадьевна, сверкнув очками, велела: «Ешьте! Можете вы вести себя естественно?» Я и вела. И от этого окружающего тепла, мудрости, домашнего света чувствовала себя как на родительской кухне. Когда-то давно, в детстве. И в этой домашней повести я провела год. Пытаясь взрослеть…

– Леонид Генрихович, можно спрошу вас как человека, прожившего в России девяносто лет? Как жить? Сегодня.

– (Тихо.) Мне нужно сидеть и писать. Для меня это важнее всего. Брать ручку и садиться за стол. Я никогда не преувеличивал своих возможностей, не обольщался тем, что это необходимо человечеству. Я этим никогда не заморачивался. Знал, что это необходимо мне. Только этим и руководствовался. У меня нет никаких иллюзий – я прекрасно понимаю: никому не важно то, что я делаю, и все прекрасно без этого обойдутся. Но мне, как графоману, нужно водить ручкой по бумаге. Это сугубо личное дело. О человечестве не думаю. Знаете, у каждого свой способ жить. Мне надо писать, такой способ жизни. Вот и все.

– Работать, делать и никогда не знать, прочтет ли кто-то?

– Абсолютно. Только так. И на другое рассчитывать бесполезно. Не будем говорить про нас, но вы полагаете, что люди каждый день читают Пушкина? Но он писал. Ему это было необходимо...

В пятьдесят третьем Лобанов поставил моих «Гостей». Сняли сразу, после первого спектакля. И началось. Выступил Центральный комитет, постановление, гигантская полоса в «Правде»: «О пьесе Л. Г. Зорина “Гости”». Началась дикая травля. Я каждый день читал про себя такие гадости, дальше некуда. И «лай из подворотни», и что угодно, такие оскорбления. Я держался внешне хорошо. Мы с Трифоновым взяли наших жен и уехали в деревню. Играли в футбол. В середине игры у меня горлом хлынула кровь. По закону подлости воскресенье, далеко от Москвы, в глухой деревне. Нашли фельдшерицу времен Первой мировой войны. И она своими узловатыми, старческими пальцами сумела вкатить мне кальций в вену. Приостановила кровотечение. Юра выбежал на дорогу, поймал машину, меня погрузили. Мы еще молодые были, такая дань мачизму – Трифонов сказал: «Прощай, очень жалко, что так получилось…», понимали, что еду умирать. И я тоже сказал: «Прощай. Спасибо». Тот несчастный человек, согласившийся меня довезти. Я залил ему кровью машину. Он проявил железную выдержку, не проронил ни слова, довез до больницы…

Чахотка. Кочевал по больницам. Бывало, вечером беседуешь с соседом, а ночью приходят, труп выносят. Больные, те, что ходячие, подходили к дверям, смотрели и шушукались: «Вот он лежит». Они в те дни читали про меня черт знает что в газетах. Я был этакой «достопримечательностью». Время было нелиберальное.

Помню первую из своих хирургий. Оперировал знаменитый Богуш. Была пословица: «Не хочешь отдать Богу душу – отдай ребра Богушу». Тогда была варварская теория, что общая анестезия очень вредна. И мне два с половиной часа делали операцию на легком под местной анестезией. Это было не сладко. Один раз я застонал, Богуш наклонился надо мной: «Очень больно?» Я прохрипел: «Не варьете». Он рассмеялся: «Не смешите меня под руку». Ну, вот так… Слегка оклемавшись, я начал пьесу о футболистах. А в пятьдесят шестом родился мой сын.

Про театр

– Леонид Генрихович, все-таки театр начинается не с вешалки, правда? Театр начинается с пьесы. То есть с драматурга.

– Ну, так в начале было слово… (Улыбается.)

– Никого не знаю в истории русской драматургии, кто бы начал так рано. Вашу пьесу сыграли в Малом театре, когда автору было немногим за двадцать? А перед этим Леонида Зорина ставили в Баку.

– В Баку не считается, это проба пера. В Малом театре я дебютировал.

– Вот так сразу в одном из главных театров страны?

– Осенью сорок восьмого привез в Москву пьесу, и через несколько месяцев она вышла на сцене.

– Не самое лучшее время для страны. Борьба с космополитами, кажется? А как вы оказались в Малом?

– Цепь случайностей. Жил я в Баку. Понимал, что там, к сожалению, перспективы невелики. Национальная столица. Стать переводчиком? Да и сам я мечтал о Москве. Так сложилось, что моя первая книжка вышла очень рано, если вы знаете…

– Да, в десять лет!

– Отправили меня к Алексею Максимовичу. И он написал статью обо мне. Это большой груз для десятилетнего мальчика.

– А как вы попали к Горькому?

– Проявил инициативу азербайджанский Наркомпрос. Я и не рассчитывал попасть. У Горького тогда было огромное горе: в мае он похоронил любимого сына. И все же 7 июня он меня принял. Ехали мы из Москвы вместе с Бабелем. Бабеля Горький очень любил, у него даже была своя комната в Горках, где проживал Алексей Максимович. Помню, как, наклонившись ко мне, Горький сказал, кивнув на него: «Гениальный человек» (окая, басом).

– Почему ехали вместе с Бабелем? Вы его уже знали тогда?

– Книгу прочел «Конармия». А познакомился у Крючкова. Нам на одной машине предстояло ехать к Горькому в Горки. Крючков руководил секретариатом Алексея Максимовича. Он очень плохо кончил, был на одной скамье подсудимых вместе с Ягодой. В тридцать восьмом его расстреляли. Конечно, ни в чем он не был виноват, такая трагическая судьба.

Тогда в июне произошло чудо, я был принят Горьким. И прочел свою неумелую поэму, которая была им тепло выслушана, очень тепло. И он написал статью, которую напечатали в центральных газетах. Есть она в его тридцатитомнике, называется «Мальчик».

– Такая путевка в жизнь сразу.

– Очень обязывающая путевка. По счастью, я был таким… душевно здоровым. Занимался спортом, у меня началось фанатическое увлечение футболом, очень много играл, вплоть до того, что выбирал между футболом и литературой.

– Сделали, кажется, правильный выбор? Вы ведь окончили Бакинский университет, а уже через год – Литературный институт в Москве. Как это у вас получилось?

– В Литературный я поступил на заочное отделение. Так вышло, что пришлось сдать за один день три госэкзамена. Такое было стечение обстоятельств. Получил, выходит, два диплома с отличием, Бакинского университета и Московского литературного института Союза писателей. И эти два диплома с отличием пролежали в ящике всю мою жизнь, не послужив мне ни одного дня. С 1949 года начал я свою деятельность драматургическую, рано вступил в Союз писателей…

Фото: Федор Савинцев

– В семнадцать лет! Такого, по-моему, тоже прежде ни с кем не случалось.

– Так сложилось. Меня приняли рано… А потом была премьера в Малом театре.

– В Малый вас кто-то «порекомендовал»? Или просто пришли в театр и сказали: «Вот моя пьеса, не возьмете ли?»

– Да все цепь случайностей. Был один кинодокументалист, мы познакомились с ним в Баку, и он сказал: «Когда приедете в Москву (а я уже собирался ехать, это было решено), позвоните мне». И вот этот киношник случайно встречает на улице режиссера Малого театра Цыганкова и спрашивает: «Как ваши дела, Вениамин Иванович?» И тот жалуется, что дела неважные, ставить нечего. В Москве тогда было непростое с драматургией время. Классика-то есть, но ведь нужно ставить современные пьесы. А с ними трудно – уж так заидеологизированы, тяжко их было ставить. Малый театр, конечно, Дом Островского, но показывать одного Островского и ему нельзя. Требовали современных пьес. А они не бог весть…

И вот приехал я в Москву. Звоню документалисту, рассказываю, что привез пьесу. Я написал ее для семинара в Литинституте.

– Почему именно пьесу?

– У меня было уже сильное увлечение драматургией. Так вот, эта встреча на улице – Цыганков и киношник, который его где-то когда-то снимал. Абсолютно шапочное знакомство. Два человека встретились на улице Горького: «Ну, как вы?» – «Да трудно, вот пьес нет». – «Тут один молодой человек, бакинец, написал пьесу, привез в Москву». – «А у вас нет его телефона?» – «Есть». Такая вот чудесная случайность.

И вот мне звонит Вениамин Иванович Цыганков! Те несколько дней я жил в «Гранд-отеле», теперь он не существует, его поглотила гостиница «Москва», а раньше стоял напротив Исторического музея. Я уже выходил из номера, когда раздался звонок: «Это говорит режиссер Цыганков, мне сказали, что у вас есть пьеса». «Да, пьеса есть», – отвечаю. Он: «А можем мы встретиться?» Я: «Пожалуйста». Как нормальный человек, я должен был спросить: «Куда мне прийти?» Почтенная личность, ему сильно за пятьдесят, он режиссер первого, правительственного театра страны, время тогда было иерархическое. Малый театр считался главным театром по официальному рангу. Что вы удивляетесь? Была там своя шкала, у сталинской эпохи были свои правила, сейчас уже трудно в них разобраться.

И вот Цыганков пришел ко мне в гостиницу, спрашивает о пьесе. Пьеса-то была, но у меня хватило ума сообразить, что показывать ее не стоит. И я ответил: «Я над ней работаю». (Зачем я его тогда пригласил, непонятно!) «А о чем?» – «О студентах». И он посмотрел на меня с интересом. Понял: писать я хочу о том, что знаю. Я мог ему сказать тогда все что угодно: о геологах, о летчиках, да мало ли о ком. Но я сказал: о студентах, и ему понравилось. «Так когда же она у вас будет?» – «А вот вернусь в Баку и за лето допишу».

Вернулся в Баку. Легкомыслие во всем. Мне бы все лето работать, но юг, молодость… Не до пьес мне. Первого сентября я опомнился. Уже назначено число отъезда. Сел и за десять дней написал пьесу. Еще за четыре ее перепечатали на машинке, с тем и поехал в Москву навсегда. Прихожу в театр. Спустилась женщина из литературной части, повела к себе, взяла свой гроссбух огромный и зарегистрировала мою пьесу. И черт меня дернул посмотреть номер! А номер четырехзначный, тысяча какой-то там. Я тут совершенно пал духом – куда пришел, зачем? В Москве у меня никого не было, просто снял угол у хозяйки на Петровском бульваре, я потом вывел это в «Покровских воротах». Если помните, придумал тетку, но никакой тетки не было, была квартирная хозяйка. Петровский бульвар, 13 – сейчас уже нет никакой коммуналки, там учреждение, я как-то проезжал мимо… «Ну, звоните, мы прочтем». Я понимаю, конечно, пьес-то у них сколько. Примерно через месяц звоню, мне кричат: «Куда вы делись! Приходите, назначили читку вашей пьесы. Сами будете читать?» Я говорю: «Сам прочту». На читку пришел Цыганков, были молодые артисты, я прочел пьесу. И ее приняли.

– Сколько вам было?

– Двадцать четыре года. Актеры – примерно моего возраста, постарше немножко, я – самый молодой. Спектакль вышел 2 мая 1949 года. И завертелась история.

– Сказочная история, моцартианская.

– Да нет, везенье, что все звенья сошлись. А потом уже пошла литературная жизнь. В которой было достаточно неудач. Сейчас я пьес не пишу. Много лет уже. Сменил свой жанр. Так давно пишу прозу, что несколько отошел от театра. Но пьес было довольно много, полсотни все-таки. Несколько из них имели хорошую судьбу.

– А вы дружили с режиссерами, актерами? Верили им? Вообще, в театре дружба возможна?

– У меня были настоящие дружеские отношения с Михаилом Александровичем Ульяновым. Очень честный был человек. Просто замечательный! У меня были долгие годы нежной дружбы с Олегом Николаевичем Ефремовым.

– Вот уж в нем, кажется, не поймешь, сколько хорошего, а сколько плохого, очень разный был.

– Очень хороший, изумительный! Ничего, кроме хорошего, не могу вам сказать. Поразительный человек.

– А театр рушил. Люди умирали – Харитонов умер после собрания о разделе МХАТа.

– Что значит «он разрушил»?! Было такое положение, нужно было строить свой театр…

– «Современник» построил и бросил. Ушел, да еще с собой лучших актеров увел.

– Ему нужно было строить свой театр! Искусство – жестокая вещь, ничего с этим не поделаешь. Доронина всех актеров, которые ему не понадобились, пригрела в своем театре, а велика польза зрителю от этого?

– Никакая. Правда.

– Вот видите. Хотя, может быть, сам по себе этот акт милосердия прекрасен. У меня к ней очень доброе отношение, она играла Лоллию в гениальном товстоноговском спектакле «Римская комедия». И восхитительно играла! Прекрасная была актриса.

«Римская комедия»

– А как получилась «Римская комедия» в «Моссовете»?

– Хороший спектакль. Позволю себе даже сказать – отличный. Павел Осипович Хомский превосходный спектакль поставил. Он большущий молодец. Я ему безмерно благодарен.

– Хомский говорит: «Когда я что-то хочу ставить, никогда не смотрю чужие спектакли». Интересно, видел ли он, помнит ли ту великую постановку? Несостоявшуюся…

– Не знаю. Не уверен. Надо его спросить. Но тот товстоноговский спектакль, он и прошел-то всего один раз.

Фото: Федор Савинцев

– Это были шестидесятые годы, сегодня пьеса по-другому читается?

– Я автор, мне сложно сказать. Хомский поставил этот спектакль спустя пятьдесят лет после написания пьесы. Пьесы столько вообще не живут в наш динамичный век. У пьес, как у людей, свои судьбы. Бывают с удачной судьбой, бывают – с трагической.

– А как это было в БДТ?

– Пролегло огромное количество лет между этими премьерами. Товстоногов поставил свой спектакль в 1965 году. Была допущена тактическая ошибка. Он поторопился, надо было дать выпустить спектакль сначала в Москве. Придержать немного. Рубен Симонов через пять месяцев выпустил «Диона» в Вахтанговском. Но Симонов – это другое дело. Я ему, конечно, очень обязан, но у него были другие возможности. Он дошел до самых больших кабинетов и спас спектакль. А у Георгия Александровича не получилось.

Я не изменил к нему отношения. Абсолютно. Он был режиссер гениальный, и я к нему сохранил огромную симпатию и благодарность за то чудо, которое он создал. Правда, его видели один раз, это чудо. Но видели все-таки. На том спектакле была Ахматова. Она сразу сказала одному театроведу, нашему общему знакомому, что спектакль не пойдет. Тот – простодушный человек, у нее спрашивает: «Почему, Анна Андреевна?! Вы же видите, какой успех!» – «Вот потому и не пойдет». Так она ему сказала. (Смеется.) Ну, она была очень умная женщина.

– Вот вы рассказываете о трагедии с товстоноговским спектаклем, а я вспоминаю наш разговор с Хомским, тоже когда-то работавшим в Ленинграде. Я у всех стараюсь вызнать, что за рок висел над городом? Почему столько репрессий именно в Питере? Павел Осипович сказал страшное: «В наше время была даже такая поговорка: “Когда в Москве стригут ногти, в Ленинграде отрубают пальцы”»…

– Сталин вообще ненавидел этот город. Оппозиция, как известно, была ленинградская, с нее все начиналось.

– Да, но там начинался и весь Серебряный век! Вся культура России.

– (Хмыкает.) Ну, это Кобу, конечно, страшно интересовало! Лишний грех. Город был на подозрении, плохая репутация в партийных кругах. Сталин всегда изображал, что Киров – его единственный друг, он и перед своей семьей вздохнул: «Осиротел я»… Но почему Киров был убит, я не берусь вам сказать по сей день. Темная история. Этот период вообще не поймешь.

– Более поздний период тоже не очень ясен, мне вот совсем непонятно, почему в Москве «Дион» шел с успехом несколько лет, а в Ленинграде сняли после первого спектакля?

– Так сложилось. Товстоногов уступил. Но, повторяю, он поставил незабываемый спектакль. Про который он мне потом написал: «Прошло восемнадцать лет, рана не зарастает и не зарастет никогда».

– Кстати, ваша фраза: «Пьесы должны иметь сценическую историю, тогда складывается сценическая судьба». Так вот она – история, судьба пьесы – от ее запрета в Питере до триумфа в Москве. Спустя пятьдесят лет. И пьеса-то абсолютно сегодняшняя, не стареет, не становится менее актуальной.

– К сожалению, да. Не устаревает. Держава многое для этого делает. (Смеется.) Тогда, в шестидесятых, ее без конца стригли. Стригли, стригли, неутомимо. Товстоноговский спектакль просто закрыли, а в Москве все резали.

Однажды вызывают, чтобы я выкинул у Сервилия: «…варвары придут. Временно, до стабилизации положения». А в решении о вводе войск в Прагу было: «Временно до нормализации положения». Тут я зашелся, сказал: «Закрывайте спектакль. Закрывайте! Каждый раз держава будет что-нибудь подкидывать, а я должен переписывать? Не буду! За вами не угонишься». Они были шокированы этой фразой. Такое тогда не говорилось, но я уже не мог себя контролировать.

«Медная бабушка»

– А «Медную бабушку» еще когда-нибудь кто-нибудь после Ефремова ставил?

– Никто. Больше ни разу. Ее поставили тогда в Москве, во МХАТе. И всё.

– Как это возможно? Такая чудесная пьеса! Моя любимая.

– Тоже драматическая история. Ставил Козаков, репетировал главную роль Быков. Он сыграл изумительно. Сняли после прогона. Это была трагедия. Он рыдал тогда ночами напролет. Однажды сказал мне: о петле задумался. Удивительно сыграл. Да, искусство жизнеопасно.

…«Состоялся просмотр. В сопровождении двух сотрудников приехал заместитель министра. После завершения действия все последовали в кабинет. С одной стороны за столом сидели высокие гости и “старики” – члены художественного совета – Тарасова, Степанова, Грибов, Станицын, а также Массальский и Петкер. С другой, близ Ефремова и Козакова, расположились пушкинисты – Цявловская, Эйдельман и Непомнящий. Им первым и предоставили слово. Все они выступили солидарно – их отношение к пьесе известно, спектакль удался, что же до Быкова, он вызывает восхищение. Эти слова возмутили старейшин. Тарасова обратилась к Цявловской:

– Татьяна… Татьяна… как дальше?

– Григорьевна.

– Татьяна…

– Григорьевна.

– Да, Татьяна Григорьевна. Никак не могу с вами согласиться, особенно в том, что касается Быкова. Так низкоросл. И так неказист…

Эйдельман меланхолично шепнул:

– Уверен, что она бы хотела в роли Пушкина увидеть Дантеса.

В самом деле. Я вспомнил, что в спектакле вахтанговцев “Шаги командора” эту роль поручили красавцу Лановому, первому любовнику труппы.

Непомнящий угрюмо сказал:

– А я нахожу исполнение Быкова абсолютно конгениальным этой пьесе.

Похоже, что слово “конгениально” сильно задело народных артистов. Грибов выразительно крякнул, Петкер воздел к потолку свои длани, Степанова усмехнулась, Тарасова медленно повернулась. Она устремила на нас свой взгляд Анны Карениной – обида, страдание и гордость женщины, которую любят. Станицын выдохнул воздух из легких – с шумом и свистом – и двинулся к двери. Его дородное мощное тело колыхалось с королевским достоинством. За Станицыным – петушком, петушком – преданно семенил Петкер...

Позднее мне рассказала жена, бывшая в тот день на просмотре, – когда она шла к служебному выходу, мимо нее пронесся Ролан, запутавшийся в коридорах МХАТа. Он тщетно искал свою гримуборную. То было мистическое видение – мечущаяся фигурка Пушкина, не находящего пути».

Из книги Леонида Зорина «Авансцена. Мемуарный роман.

Фото: Федор Савинцев

– Ефремов просто спас спектакль тем, что сам сыграл. Хотя Пушкин он был другой, конечно. Быков играл поэта, паломника. Олег сыграл иное – миссионера, не столько поэта, сколько деятеля. Сознававшего свое величие. Такой был у него Пушкин.

– Высокого роста…

– Быков мне все говорил: «Как же вы разрешили после меня?» Он этого не смог мне простить. Выступал по радио (причем было это спустя четыре года после запрета спектакля). Я слушал. «Я спросил его (меня значит): “Как же вы могли?!” (то есть разрешить Ефремову играть). И он (“он” – это я) мне сказал: “Судьба пьесы!” Пауза. Такая насыщенная, долгая пауза. “Может быть, он прав”. Пауза еще более длинная. “А может быть, и неправ!” Совсем длинная пауза. “Но в его кабинете (крепнущий голос, драматическая интонация) на стене висит мой портрет!”» Это правда. Портрет Быкова в роли Пушкина у меня в кабинете висит до сих пор…

Очень дорога мне эта пьеса. Я помню, когда уже заканчивал ее, написал последние слова Пушкина: «Куда же мне деться, я сам не рад». Оставалось дописать три или четыре строки. Вдруг у меня хлынули слезы. От жалости к нему! Не могу этого забыть. Это было в Ялте, в Доме творчества, расположенном на горе. Я бежал вниз, в город, ходил по берегу моря, пытаясь успокоиться, прийти в себя. И сердце разрывалось от жалости. Это и рассказать невозможно, скажут: «Ну, совсем свихнулся! Пожалел Пушкина». А ведь правда! Действительно, продолжать было невозможно. Ходил, ходил по берегу моря, голова горела... Потом вернулся, дописал.

– Прочла ваши размышления о том, что за профессия – драматург: «Он отдает себя другим людям, отдает свои мысли, слова, чувства – актерам, режиссерам. А они берут, пользуются, переиначивают, пересказывают, как хотят». С горечью сказано. Вас это настолько мучило?

– Да, вот с этим просто беда. Говорю вам, я давно перестал писать для театра.

Лобанов

– Самый главный человек в моей жизни, самый любимый, значительный, перед которым я благоговел, – Андрей Михайлович Лобанов. И по сути дела из-за меня он потерял театр. А без театра жить не мог и умер очень быстро. Ему не было шестидесяти. Сын мой назван в его честь, его крестник. То был великий человек. Понимаете, мало того что это был великий режиссер – великих режиссеров я встречал и кроме него, – но он великая человеческая личность. Это было чрезвычайно редкое соответствие таланта и личности.

– Вы корите себя, что сократили ему жизнь. Так что произошло? Вы написали пьесу «Гости». Ее разрешили?

– Разрешили, иначе он не мог бы ее играть. Она даже успела пройти в Ленинграде, в БДТ. Ее ставили там два талантливых человека: замечательный, выдающийся артист Меркурьев – ну конечно, режиссер он был условный, – а вот жена его, Ирина Мейерхольд, она, с одной стороны, режиссер, а с другой – прежде всего ее весомость определялась тем, что она дочь гения. Дочь Всеволода Эмильевича. И жена Меркурьева. Они поставили «Гостей». Они первые. Премьера состоялась 23 февраля 1953-го. Спектакль прошел, чтоб не соврать, раз тридцать пять. Был бешеный успех. Еще успел пройти в нескольких городах. Власти не сразу расчухали. Дело в том (я не говорю об этом как о своей заслуге, но так вышло), что в пьесе впервые было сказано о перерождении, о появлении в СССР нового класса. Мне выпала сомнительная честь первому сказать, что государство, образованное в семнадцатом году, переродилось, возникла новая буржуазия. Главным героем был заместитель министра юстиции. И была в пьесе такая Варвара, в конце акта она произносила: «Господи, до чего ненавижу буржуев». В то время это прозвучало как бомба, дальше некуда. Сегодня она бы не произвела никакого впечатления. Но тогда произошел взрыв. Что творилось далее, я вам не могу передать.

– Проблемы начались только после лобановской постановки?

– Да, да. Лобанова закрыли сразу. После первого спектакля.

– Почему? В этот раз все наоборот: в Питере можно, в Москве нельзя?

– В Москве нельзя. Скандал произошел в столице нашей родины.

– Это была единственная ваша совместная работа?

– Да. К моему глубочайшему сожалению. Лобанов хотел ставить и моего «Алпатова», и «Светлый май»… Он хотел, но у него отняли театр.

– За то, что «Гостей» поставил? Или потому, что заболел от всего этого?

– Все сошлось. Он и болел. И сложились тяжелые отношения с труппой. Актеры – народ своеобразный. Знаете, Табаков однажды сказал в своей речи: «Актера надо любить, награждать…» Он сказал это с подмостков в полный зал.

– Всерьез говорил?

– Всерьез.

– Лобанов сам ушел или его попросили?

– В общем, не простили «Гостей». Он еще три года старался, пробовал держаться, потом ушел. Понял, что это невозможно. Ушел сам. Плучек тогда, надо отдать ему должное, пригласил его в Театр сатиры ставить Островского, «На всякого мудреца», по-моему. Лобанов поставил гениальный спектакль.

Потом был 1959 год, жил я в Болшеве. Мне позвонила жена, сказала, что умер Андрей Михайлович. И я поехал в Москву. Помню весь этот путь в электричке, все, что думал тогда… Лобанов – личность неповторимая. Чем он отличался от всех? Я был молодой человек, со своей довольно бурной жизнью, но когда я попадал в общество Лобанова, у меня хватало если не ума, то ощущения, чутья понимать, что та минута, которую я сейчас проживаю, она принадлежит истории. Как бы вам это назвать… Холодок бессмертия от него шел. Холодок бессмертия.

Помню, как ездил к нему на дачу. Театр он уже потерял, непрощенный жил с женой в Болшеве. Я приехал, Мария Сергеевна говорит: «Он в лесочке, здесь рядом. Несколько шагов пройдете, вы его увидите». И действительно, через несколько шагов я увидел: он сидел на пеньке, молчал и думал.

Был в моей жизни эпизод, читал я воспоминания Бунина о Чехове. Запомнил фразу: «Он сидит на скамеечке, и на лице его торжественно-важное выражение. Он сидит, молчит, думает. Сидит так час, полтора. Молча». Я вам повинюсь, мне эта фраза Бунина показалась немножко фальшивой. Надо помнить, кто был Бунин. Человек сумасшедшего самолюбия. И честолюбия. И нервный, и ревниво оберегавший свою независимость. И я подумал: «Как это практически? Он приходит к Чехову, видит, как Чехов сидит на скамейке. И полтора часа смотрит, как тот молчит. Как это можно?» Какое-то недоверие у меня это вызвало. И вот я прихожу к Лобанову, вижу, он сидит на пеньке... И большего наслаждения в моей жизни мне не дано было пережить. Вот так стоять и смотреть, как он сидит и думает о чем-то. Смотреть на это молчание. Я пошевелиться не мог. Прошло с полчаса, прежде чем я понял: надо что-то произнести. И я подошел, кашлянул, кажется, чтобы он меня заметил. И мы провели долгий день вместе.

Я видел очень больших людей в своей жизни и в литературе, громадных людей. Начиная с Алексея Максимовича и Бабеля. Конечно, тогда еще мал был, но и потом многих замечательных людей знал: и Товстоногов был большой человек, и Рубен Симонов, и Ульянов. И Ефремов. Тем не менее никогда у меня больше не возникало такого ощущения, как тогда, когда я смотрел на Лобанова. Н и к о г д а ! Ни один человек не производил на меня такого впечатления. При всех титанах, которые пересекли мою жизнь. Читать дальше >>

Фото: Федор Савинцев

Полонская

– А это правда, что в лобановских «Гостях» играла Полонская?

– Совершенно верно.

– И вы ее знали?

– Веронику Витольдовну? Конечно. У нас были сердечные отношения.

– У вас с ней были прекрасные отношения?!

– Что вас так удивляет?

– И на ваши отношения не наложило отпечаток то, что она… слегка причастна к гибели великого поэта?

– Слушайте, во-первых, она его любила. Они жили, как говорили, и ребенок намечался. Но она все не решалась к нему уйти. В тот день, когда она в последний раз от него выходила, ее вернул выстрел, она услышала выстрел уже в коридоре.

– Она сама вам это рассказывала?

– Не мне одному. Вообще, она была очень тиха, очень замкнута, очень благородна. Она была женой моего не скажу друга, но близкого мне человека, который много сделал мне добра, – замечательного Михаила Михайловича Яншина. Кроме всего прочего, он был главным режиссером Театра Станиславского, там ставили мою «Палубу», и он принял на себя много ударов, чтобы спектакль прошел. И когда его не разрешали, Яншин подал заявление и ушел из театра. В высшей степени порядочный человек. Я ходил к нему в гости, у нас были славные отношения.

Полонская, видимо, не могла принять важных для Маяковского решений. У Владимира Владимировича были комплексы большие, да и много всякого-разного сошлось. Он 12 апреля уже написал прощальную записку…

– Говорят, может быть, и не он написал.

– Не думаю. Говорят много лишнего. Знаю, что мне рассказала Полонская: когда она вышла из комнаты, раздался выстрел, она вернулась – он лежит. Никого не было. Она отсутствовала меньше минуты!

– Леонид Генрихович! Вы – драматург, знаток человеческих душ, и вы верите, что женщина, которая любит мужчину, не чувствует, не понимает, в каком состоянии он находится? Маяковский хочет застрелиться. Думает об этом несколько дней. Он подавлен. В тот день он просил ее не уходить. Но Полонская торопилась в театр. Она что, была такая молоденькая и глупенькая?

– Разумеется, она была сильно моложе него. Уже столько лет спустя в моей пьесе она играла женщину хоть и не юную, но привлекательную.

– Она была хорошей актрисой?

– Профессиональная, скажем так. Не высочайшего класса, но хорошая. Лобанов, во всяком случае, занимал ее в спектаклях, это говорит о многом.

Полагаю, ей трудно было решиться стать женой Маяковского. Я хорошо знал Риту Райт – очень известную переводчицу, ближайшую подругу Лили Юрьевны Брик. Она рассказывала мне: Лиля, конечно, не хотела отпускать Брика, и Брик пошел на то, чтобы они жили втроем. Маяковскому она давала полную свободу, отношений у них давно уже не было, но держала она его крепкой хваткой. Вплоть до того, что, когда он был в Париже, попросила его, чтобы он привез ей «автомобильчик». И он привез.

– Не только машину. Она и чулки, и платьица ему заказывала. И сколько литров духов нужно купить. Странная роль у Маяковского. Вот я представляю себе этого огромного мужчину, «горлана, главаря»… Странно. Нет?

– Да. Он и был наособицу. Рита рассказывала: «Володя был такой человек – вынь да положь! Как-то сидели, и он попросил Нору передать ему орешки, которые рядом с ней стояли. А она заговорилась. И когда он снова окликнул: “Нора”, Полонская повернула к нему голову – у него слезы в глазах. Она спрашивает: “В чем дело, Володя?” А он: “Я просил орешки. Я жду. А вы даже не обратили на меня внимания!”» Слезы в глазах. Такая степень ранимости. Рита говорила: «Мы так его и звали – “Вынь да положь”».

Видимо, Полонская, зная эти его свойства, не спешила принимать решение. Рассказывают, что они были очень красивой парой! Когда шли вдвоем, им смотрели вслед, как потом Довлатову с Пекуровской, тоже чета поразительно красивых людей.

– Я ведь почему спрашиваю, есть такая обывательская забава – копаться в бытовой жизни гениев. Гончаровой вменяли в вину гибель Пушкина. А Полонская была виновата в смерти Маяковского? Не выйди она тогда из комнаты, останься с ним... И главное, он просил ее уйти из театра. Она отказывалась. Стоило ли? Театр приобрел просто хорошую актрису, а литература потеряла великого поэта. Такая роль женщины в истории культуры.

– Не могла решиться. С ним было трудно. С писателем такого масштаба сложно жить. А она… Даже если она была небольшая актриса, из театра не уходят, это я вам должен сказать твердо, уж тут опыт у меня немалый. Тот, кто в театре, на выходах ли, как угодно, но это театром отравленные, клейменые люди.

– Вы же ушли.

– Я не актер.

– Все равно, бóльшая часть жизни связана с аплодисментами.

– Совсем другое. Автор эту бóльшую часть живет в одиночестве – иначе ничего не напишешь. Я вам говорю об артистах. Лишь бы быть в театре, в этой атмосфере, пусть только произносить «кушать подано», все равно. Они уже выйти оттуда не могут. Всякая жизнь вне театра для них пресная, никому не нужная, так они ощущают.

Фото: Федор Савинцев

∙ ∙ ∙

– Снова цитирую вас: «Центральная проблема в жизни, что театр относится к литературе без трепета, даже к классике». То есть подстраивает литературу под себя? Но театр – всегда диктатура, как иначе? Обычно диктатура режиссеров. Как с ними складывались отношения? Вы ходили на репетиции? Могли советовать или скандалить?

– Мог, конечно, но никогда не лез. Это принцип. Каждый должен заниматься своим делом. Тем более что режиссеры были замечательные. Мастера. Теперь уж, поскольку в моем возрасте в кокетстве меня никто не заподозрит, на девяносто втором году жизни его не может быть, скажу – они потянулись ко мне. Им приходилось за это расплачиваться. Сильно я им испортил жизнь. Но в театре, вы правы, действительно, без режиссера ни-ку-да. Одним словом, автору непросто. Ибо он зависим. Либо от актера, либо от режиссера. Хорошо было Мольеру – писатель, который имел свою труппу.

– И Мольер зависел. От Людовика. Это тоже проблема.

– Зависел по линии политической. Политически зависят все. Пушкин еще больше зависел. Нет, я имею в виду зависимость от театра. Мольер с театром, как известно, поладил. Ему весьма повезло. Но вообще-то в литературе, в прозе – естественнее существовать писателю. Тут он хозяин. Не зависит от кубатуры пьесы. Вот извольте все, что вы думаете, втиснуть в шестьдесят страниц. Пьеса больше – это в наше время уже ущерб. Вспоминаю, с Катаевым однажды заспорили, он говорил: «Много, много шестьдесят страниц, пятьдесят страниц – больше не надо». Повторюсь, у каждой пьесы индивидуальная судьба.

– Прежде всего своя судьба у каждого драматурга. Мы с чего начали? Что надо писать, не ориентируясь на то, кто тебя будет читать, и не заморачиваясь, будут ли вообще. Так?

– Это закон. Его не всегда придерживаются, но это закон. Драматург – существо зависимое, и он об этом не забывает. У него это, как говорится, в кишках. Он помнит это, а надо забыть. Если хочешь создать произведение литературы, а не только театра. Был такой Чаев – очень знаменитый драматург, очень успешный. Знаете его, слышали?

– Ни разу.

– А рядом с ним был Островский. Великий писатель, каждое словечко – алмаз. Так вот, либо у вас слово – двигатель сюжета, слуга сюжета, либо оно имеет самоценность. Только начиная с момента, когда слово приобретает самоценность, драматическое произведение становится фактом литературы. Островского ставят прежде всего потому, что это литература! У Островского это очень хорошо написано, что ни словечко, то алмаз! Это и важно. Литератор проявляется в его отношении к слову. По-моему, это вполне ясно.

Про литературу

– Вы говорите, что драматургия – очень аскетичный жанр, а когда хочется поразмышлять, проанализировать, высказаться, тогда пишется проза. И поэтому вы из драматурга превратились в романиста?

– Писал романы, пришел к повести. Небольшая повесть – это и есть мой жанр. Драматургия очень связана кубатурой пьесы. Пьеса не может быть длинной, вы же должны оставить актеру возможность «дышать», актеру вообще необходимы люфты, он там сам доиграет. А главное – на дворе не девятнадцатый век. Время ускорилось, ритм жизни.

Проза – совсем другое дело. В прозе вы – кум королю. Можете дать себе волю, простор. Потом, если нужно, сократите, уберете, но, во всяком случае, выскажетесь. Что хотите, то пишите, вас никто не хватает за руку. Кроме вас самого. Надо только ощущать ритм, надо помнить, что читателю должно быть интересно за вами следить – тоже не последнее дело. В остальном – вы хозяин. А драматургия порою вяжет. Я написал уже много пьес и понял, что для того, чтобы высказаться, надо менять жанр.

– У вас все наоборот получилось – обычно писатели под конец жизни приходили к пьесе. Чехов стал драматургом вообще перед смертью…

– Островский сразу стал драматургом.

– Островский – это отдельный разговор. Шекспир тоже…

– Шекспир, Лопе де Вега. Это не возраст, это характер дарования. Мольер ничего кроме пьес не писал, как вы знаете. Кстати, Чехов тоже начинал с пьес: «Иванов» написан очень молодым человеком. У театра вообще много соблазнов…

– Но вы его покинули.

– Надо было высказаться. За длинную жизнь накопились кое-какие соображения.

– А в театре нельзя высказаться? Там и аудитория побольше. И главное, сразу отклик слышен.

– В театре вы связаны временем, репликой и местом. Образами, характерами. Должны раствориться в ваших героях. Не вылезать из них. Вылезли – значит, плохой драматург. Но если у вас такой темперамент, что вам необходима мгновенная отдача зрительного зала, вас, конечно, завлечет театр. Книга – это дело особое. Кто там ее читает, где читает, читают ли вообще, вы не знаете, чаще всего не узнаете.

– В записных книжках Толстого есть жалоба: «Литература – дело одинокое. Сидишь все один, пишешь, пишешь, и так хочется иногда, чтоб хоть кто-нибудь похвалил». А вам хочется, чтобы похвалили? Вам важно это?

– В общем-то, хочется, чтобы не только ругали. Это был бы уже мазохизм. Хоть бы от жены услышать доброе слово. Но у меня в этом отношении семья жестокая, жена строгая чрезвычайно, сын тоже. Так что я живу в суровом климате. Видите – это я вам жалуюсь. (Смеется.)

– А тема «Литература и власть» вас когда-нибудь занимала? Вы рассказывали о телефонном разговоре Пастернака со Сталиным. Утверждаете, что тот гениальный диалог спас Пастернаку жизнь. Считаете, что поэт правильно повел себя тогда?

– Я скажу вам. Это мой допуск, мне же он этого не говорил. Свидетелей не было. Но я считаю, что интуиция гения, которая была в Пастернаке, дала ему подсказку, как себя вести и что говорить. Ведь согласитесь, так разговаривать со Сталиным – в этом было что-то странное. «Я хочу с вами поговорить о жизни и смерти…» Он же человек большого ума, «Доктора Живаго» написал, как вы помните. Вот ведь сумел внушить власти, что он небожитель. Это его спасло. Сталин говорил: «Оставьте этого блаженного в покое». И «небожитель» – это слова Сталина…

– Он это с иронией сказал?

– Может быть. Но с иронией или нет, при его дикой подозрительности все-таки вывел Пастернака из круга людей «опасных». На его счастье.

Фото: Федор Савинцев

– Вы пользовались хоть раз «методом Пастернака»?

– Нет. У меня бы не получилось. Потому что был совершенно идиотский молодой темперамент. Все, что можно сделать себе во вред, я сделал. Нрав был бешеный. С годами я как-то смог на него влиять, а по молодости было очень трудно с ним бороться.

– Поэтому вы пишете, что драматургу с актрисами лучше не общаться?

– Лучше не надо. Хотя от этого очень трудно удержаться, особенно молодому человеку. Практически невозможно.

– Вам удавалось?

– Не скажу, что удавалось. Я был нормальный, здоровый человек. Но добром это редко кончается.

– Зато вдохновение дарит. Вот актеру обязательно нужно чувство влюбленности. Для драйва, для состояния души, он играть без этого не сможет. А драматургу не нужно?

– А вы возьмите судьбу Чехова…

– Ему просто не повезло. Выбрал не ту женщину.

– Актрису. Но он полюбил ее. Антон Павлович был очень сдержанным, застегивался на последнюю пуговицу всегда. Ему было трудно. Я думаю, он был человек больших страстей. Но не хотел этого обнаруживать. И сумел себя дисциплинировать, он самостроительством занимался, как ни один другой писатель. Когда он только приехал в Москву – это было море смеха и веселья, совсем другой был человек.

– Как вы.

– Я в молодости был веселый человек. (Грустно сказал.)

– У вас вообще много общего. Писатели, драматурги, в Москву приехали, с легкими беда. Вам повезло больше.

– Да уж, конечно! Вообще горько о нем думать. Сорок четыре года ему было, Господи Боже мой! Когда думаешь, что он мог еще написать. Уж так мы ограблены.

– Я его «Записные книжки» с собой ношу. А у вас есть, как у Чехова?

– Не как у Чехова, но без записной книжки не представляю себе, что писатель может прожить. Исключено. Во всяком случае, полагаться на память нельзя. Это я хорошо знаю. А я был человек с очень хорошей памятью. Если уж и было у меня достоинство в детстве, то это моя память. Даже приводил в смущение своих родителей. Помню, я был еще дитя, в возрасте шести-семи лет, и прочел им наизусть сцену письма из «Ревизора». Они, конечно, млели.

– А дневники ведете?

– Веду. Считаю, дневник очень важен. Он дисциплинирует. Вы же не будете каждый день писать. Невозможно. Произведение должно сложиться. С ним надо пожить. А дневник – это почти каждый день. С пятидесятых годов. Так что у меня их много.

– А что потом с ними будет, не думали? Вдруг их будут читать чужие люди...

– Абсолютно не думал. Никто не будет читать. Никому это не интересно. Можно быть спокойным.

– Так считаете?! Всех об этом спрашиваю. Хочу узнать – может ли человек, ведущий дневник, быть до конца честен? Неужели он не боится, что прочтут чужие? Прочтут, обсудят, осудят…

– Понимаю вас.

Читать свои же дневники? –
Да вам известна ль степень риска?
Увидеть прошлое так близко?
Вы в самом деле – смельчаки!..
Старые мои стишки. Нет, мои дневники не носят характер исповеди. Они более деловые. А для кусков, которые могут пойти в работу, у меня есть другие возможности записать. Те же «Зеленые тетради», они послужили для двух книг, это другой жанр. А дневник – в нем я стараюсь быть более информативен.

– От жены, как Толстой, в сапог не прячете?

– Нет. То, что он писал, – это другое. Его дневник был его исповедью. Но в случае с Толстым ему так было нужно. Его отношения с Софьей Андреевной обсуждались постоянно. Ему нужно было изливаться.

Бабель

– А еще про Бабеля расскажите. После той встречи у Горького вы больше не виделись?

– Нет, к несчастью. Вот кто был поразительным человеком! Не могу даже передать, что за человек был Бабель! Неправдоподобного ума. Какая колоссальная мощь от него исходила. Человек, если честно сказать, почти уродливый, без шеи, в этих громадных, нелепых очках. Но вот в Москву приезжает молоденькая красавица сибирячка Тоня Пирожкова. Бабель зашел случайно, увидел, влюбился мгновенно. А она была удивительная красавица, моложе него на пятнадцать лет. И обо всем забыла, как только он на секундочку раскрыл уста. Все было кончено. Она пережила его на семьдесят лет, прожила на земле до ста двух лет. И больше мужа не было. Я не могу вам дать клятву, что никто не был ей близок, я этого не знаю, но мужа больше не было. У этой красавицы, женщины невероятного обаяния.

– Это чья заслуга, Бабеля или ее?

– Бабеля, конечно! От него исходила такая покоряющая сила ума и необычности, что эта женщина больше попросту не могла выйти замуж. Ни за кого. Я помню, как пришел на «Конармию», которую ставил Рубен Николаевич в Вахтанговском театре, он меня позвал. Мы уже были друзьями в то время, он много моих пьес поставил. Пришла, естественно, она. Тихая, строгая. И вот через столько лет пришли конармейцы, кто дожил, какой-то генерал Клавдиев, что ли. И они всё еще счеты сводили с Бабелем. Вы же знаете, что много было недовольных тем, как он их описал. И вдруг я вспылил! Даже закричал: «Жить вы ему не давали, теперь его уже давно нет на свете, а вы всё успокоиться не можете!» Симонов стал мне шептать: «Не надо, не надо», – он был большой дипломат. А они пошли краской. И вскоре откланялись. Я подошел к ней, она молчала все время, поцеловал ей руку, она подняла на меня глаза, так качнула ресницами… Были вот такие драматические моменты.

Утесов в компании часто рассказывал всякие байки. Самая горестная из его бесчисленных историй – как в одну бессонную ночь, поддавшись налетевшему страху, он сжег десятки писем от Бабеля. Рассказывая, он грустно вздыхал: «И ныне себе не могу простить. Окончательно добил меня Эрдман. “Лёдя, – сказал он, – вы сделали глупость. Если бы к вам однажды пришли, не имело бы никакого значения, были письма у вас или нет”. И тут я понял, что Эрдман прав – действительно, никакого значения! В другом он ошибся: я сделал не глупость, в ту ночь я совершил преступление».

Про талант

– Что такое талант?

– Талант, видите ли, странное понятие. Очень часто он распоряжается автором. С ним очень трудно поладить. Если не отягощен этим даром, жить легче. Леонид Леонов, покойный, мне говорил: «Я опускаю перо в чернильницу и хочу написать слово, но тут же думаю, что оно не понравится и надо его заменить. Потом думаю: “Это тоже не понравится, и его надо заменить”. Пока наконец нахожу слово, которое может пройти, капля чернил высыхает и мне уже не хочется писать». Вот это я хорошо запомнил. Я был совсем молодой человек, когда пришел к нему, мне было лет двадцать, а ему сорок пять – большая разница. Он хорошо ко мне отнесся… Горький его ценил, считал, что Леонов – необыкновенно талантливый человек. Но вот попал он в суровый период. Безусловно, Леонов – человек нереализованных способностей. Одарен был сверх меры. Он тогда сказал: «Понимаете, мне было очень сложно в жизни, я всю жизнь молился на Достоевского». Как писатель, который «молится на Достоевского», может работать в советских условиях? Но у меня нет больших иллюзий, что вот сейчас молодой человек пойдет в библиотеку и скажет: «Дайте мне Леонова».

– Он молился на Достоевского, а вы на кого-нибудь молились?

– Естественно… (Длинная пауза.) У меня были разные кумиры, но в главном все очень банально – Пушкин. Все любят Пушкина – это понятно, но у меня, как у литературного человека, было к нему просто богомольное отношение, активное. Которое в конце концов выразилось в том, что я написал о нем пьесу. Я всегда воспринимал его очень нервно. Очень лично. Понимаете меня?

Про характер

– Характер – это все. Слабые люди в литературе не годятся.

– Они, в общем-то, нигде не годятся…

– Это так, но если бы вы знали, какое количество одаренных людей ломалось и погибало на моих глазах! Я их помню, они вступали в жизнь и обещали много. Но первая же неудача их выбивала из колеи, они уже больше не могли подняться. А драматург, да и вообще автор, должен жить так: не получилось, встал, пошел дальше. Ты обязан идти, чего бы это ни стоило. Надо делать свое дело. Хоронишь свое дитя и идешь дальше.

– Но надо иметь такой склад ума, я бы сказала, философский. Как сохранить покой, холодную голову, когда там, внутри, болит сердце, а ты сидишь – придумываешь чужие судьбы? Сколько же сил должно быть в человеке!

– Спокойной головы у меня не было, врать не буду, откуда бы ей взяться – я бакинец. Другие гены, другая кровь, но характер был. Характер был.

– Подозреваю, что одного характера мало. Талант еще.

– Про талант больше говорить не будем. Это дело темное и проясняется спустя многие, многие годы. Все решает воля. Сильная воля должна быть. И вкус к труду. Знаете, Ренар славен только одной книжечкой – своими записками, такие дневнички, но благодаря им мы знаем Ренара. Там есть совершенно замечательные слова: «Гении – это волы, они пишут десять страниц, тридцать страниц, триста страниц»… Он имел в виду, конечно, не графоманов, те вам и шестьсот напишут. Нет, он говорит о качественных страницах. Пусть немного, но нужно их написать. Это очень тяжело. Многие этого не понимают, но я вам говорю – это настоящий физический труд. Бальзак все время повторял: «У меня руки пролетария». Это слова человека, который написал десятки томов! И он был прав абсолютно. Главное состояние мое, я могу вам сказать, раз уж у нас такой откровенный разговор: болит затылок, болит спина без конца, сжигаешь глаза…

Конечно, без каких-то способностей ты ничего путного не напишешь, но уж если ты пишешь, так необходимо иметь волю. Литератор – это характер. Прежде всего. Литература – тяжелое дело. А драматургия – тем более. К ней повышенное внимание, ее то запрещают, то осаживают. Сейчас, конечно, время вегетарианское! Если бы я в таких условиях начинал. Да и жилось очень долгие годы не слишком легко…

Когда я женился, у моего тестя была шестнадцатиметровая комната в большой коммуналке, кроме нас еще двадцать семей. Поставили перегородку, и у нас было восемь метров, только чтобы поставить кроватку, стол ставить было уже негде. Поэтому, чтобы работать, я вынужден был снять комнату на стороне и уйти из дому. Места мне дома не было. И я ходил навещать жену и сына… Жена через восемь или девять лет умерла. Сын вырос, слава Богу. Профессор Оксфорда. Ученый с мировым именем. Вот такая история. Пришлось пережить семь-восемь крайне тяжелых лет...

Фото: Федор Савинцев

Про жизнь

– Хотела спросить профессионала, как выжить в творческой среде? Возможно ли существование в сфере искусств без зависти? Можно ли быть хорошим человеком в искусстве? Такой пушкинский вопрос. Вам помогает в жизни то, что вы хороший человек?

– Я вам скажу – мне, как говорится, Бог помог. Или некая высшая сила, природа, называйте, как хотите. Не завистливый я человек, ну нет этого. Хотя не удивляюсь, бывает у людей и зависть. Это ж тоже человеческая черта. Люди, может быть, даже борются с этим и страдают. Я встречал таких людей. Некоторые этого свойства и не скрывали. И должен сказать, что внушать это чувство ничуть не легче, чем его испытывать, – ужасно противно.

Объективно говоря, люди давным-давно уже должны бы забыть мое имя. В литературе, а особенно в театре, не существуют по пятьдесят-шестьдесят лет. Редко это бывает. Потому что у нас более чем динамичное время, столько новых персонажей, новых тем, новых работ. Сколько на моих глазах появилось интересных и в высшей степени заслуживающих внимания авторов! Такое громадное число ярких, даровитых людей пересекло мою жизнь.

– А можно я вам спасибо скажу за вашу «Авансцену»? С такой радостью читала, все боялась, только бы страницы не кончились! Это не просто автобиография, это учебное пособие по театральной жизни. И так меня растрогали ваши слова о сыне: «Что за ребенок, который плакал над Камоэнсом»… С какой нежностью вы о нем рассказываете, с какой гордостью. Читала о тяжелых временах борьбы за «Медную бабушку», как сняли спектакль, запретили печатать пьесу и вы сидели один в кабинете, сын подошел, положил вам руку на плечо и сказал: «Папа, я все издам». Комок в горле…

– И все издал. Вообще, это он – Зорин, а я – отец Зорина. Я только так это понимаю. Он выдающийся ученый. Преподает в Оксфорде, ведет курс на английском. Его приглашают с лекциями во многие страны. Сейчас выходит книга, которую все давным-давно ждут. Называется «Появление героя». Большая книга, семь лет работы. Первую свою книгу, «Кормя двуглавого орла», он тоже писал несколько лет, зато какой резонанс, как она прогремела! Я, конечно, говорю ему: «Понимаешь, слишком уж жизнь наша коротка, чтобы на книгу класть по шесть-семь лет»… Но каждый работает по-своему. Я же не вмешиваюсь. Он человек уже взрослый, скоро шестьдесят будет. У меня же правнуков четверо! Сын мой – это интимный друг, такое бывает крайне редко. Когда он прилетает, приходит сюда, наговориться не можем!

– Последний вопрос и очень важный для меня. Когда вы создавали пьесу «Декабристы», вас занимала главная проблема: нравственность и революция. Очень сегодняшняя тема. А это вообще возможно, чтобы революция была нравственной?

– Нет. Невозможно. Поэтому в жизни все случилось так трагически. Все входило в противоречие. Побудительные мотивы были замечательные, а на практике вышло… Я представляю, как они возвращаются с каторги! Лучше не думать.

– Но, может, все оттого, что революции делаются романтиками, а потом к власти приходят люди совсем другого толка?

– И поэтому тоже. Вы знаете, кто такой Савинков? Он был ближайшим другом Азефа, человека, возглавлявшего в России террор. Вам надо прочесть его воспоминания, книги, он очень неплохой писатель, между прочим, недооцененный. Я о нем написал большую вещь – «Зов бездны», это монолог Савинкова, от его лица написанный. Я вкладываю в его уста – надеюсь, он бы не посетовал – мысль о том, что подполье искажает человеческую личность. Подпольная жизнь очень опасна. Из нее люди выходят… Ну, вы сами знаете, кто выходит, и знаете, кто приходит к власти.

– Но у нас еще страна, где не делают никаких выводов.

– Так никто не учится! Об этом можете забыть. Никто никогда не делает выводов! И, как сказал Шоу, «золотое правило гласит, что нет золотого правила». Нет никаких уроков истории, все это вздор. Люди просто не хотят ни помнить, ни понять – там, где насилие, ничего хорошего быть не может.

– Что же это, специально созданная такая страна Россия, где живут безумцы, которые ничего не хотят осмыслить?

– «Осмыслить»? Занятие непопулярное. У меня одна старуха говорит, простите за самоцитату, это дурной вкус, но уж очень в масть: «Господи, что же это ты выбрал одну страну и тысячу лет ее мордуешь?!» Но страна, как говорится, дает к тому повод, человеческий материал вообще очень несовершенен.

– Тогда это замкнутый круг, тараканьи бега…

– Замкнутый круг – прекрасная горькая характеристика того, что длится веками. Замкнутый круг. И очень умный человек, колоссального ума, среди политиков мало таких людей, генерал де Голль, подарил нам однажды поучительную максиму: «Проблемы не надо решать, с проблемами надо жить». Разумно. А мы всё стремимся решить проблему.С

Подготовила Галина Смоленская

Читайте также:

Леонид Зорин: Жизель. Рассказ

В феврале мы исследовали две зоны катания во французских Альпах: сначала были в Валь Торансе, расположенном на макушке "Трех долин"; потом в соседнем регионе "Espace Killy", куда входят Тинь и Валь д'Изер.

Тинь (2100 м над уровнем моря) и Валь Торанс (2300) - самые высокогорные из европейских курортов. В нынешние теплые зимы это дает им преимущество перед горнолыжными деревушками, расположенными ниже.

Потому что в горах особенно заметно, что климат в Европе меняется - снег уходит выше, ледники тают. Пока серьезная француженка средних лет из трансферной компании Altibus везла нас из женевского аэропорта, мы проехали кучу туманных серых городков с пустыми подъемниками, уходящими вверх по заросшим склонам. Даже в знаменитом Куршевеле, расположенном на полкилометра ниже Валь Торанса, со снегом на той неделе было не очень. Мы же поднялись в классическую зиму: солнце, мороз, все склоны белые, можно ехать на лыжах от порога отеля.

"Мы такой же курорт, как другие, только у нас есть снег", - с легким самодовольством сообщили сотрудники местного офиса по туризму, после чего представили горнолыжному инструктору Кристиану из школы ESF, с которым мы должны были кататься на следующий день. Кристиану было 68 лет, но мне он сказал, что ему 65. Он был строен, бодр и разве что не подпрыгивал от переполнявшей его энергии.

Утром, пока ехали вверх, успели обсудить с ним карьеру Жана-Клода Килли, которого Кристиан помнил начинающим лыжником. Я похвасталась мамой, которая в возрасте за 50 лет переехала жить в Чехию и сдала там экзамены на горнолыжного инструктора, после чего несколько сезонов работала инструктором в горах Крконоше. "Вообще-то она математик, но горами увлекалась всю жизнь, поэтому в мои шесть лет я вместе с ней и ее друзьями ходила в горный поход через Клухорский перевал, а мои школьные годы прошли в подмосковных Снегирях и Ромашково", - могла бы я еще рассказать Кристиану, если бы он был способен оценить, что такое темным зимним утром в воскресенье три часа пилить в холодной электричке, чтобы потом полдня утюжить один и тот же недлинный склон. Горнолыжники в СССР были по-настоящему увлеченными людьми.

Кристиан в ответ рассказал, что работает инструктором в ESF уже сорок лет, родился и вырос в Валь Торансе, что один из французских чемпионов мира по фри-стайлу занимался у него, будучи ребенком, а Жан-Клод Килли в молодости жил тут, а теперь переехал на берега Женевского озера. Пожаловался, что раньше мог сам составлять свое расписание, а теперь ему с утра звонят и назначают клиентов. Вообще французы любят поныть про жизнь, замечу в сторону, даже если она у них очевидно удалась.

Мы взобрались на высоту в 3200. Солнце слепило глаза, облака плыли километра на полтора внизу. Кристиану явно было с нами скучновато - он уже успел объяснить, что обычно катает клиентов “офф-пист” (вне трассы), и рвался вверх, на ледник. Но среди нас был один начинающий и один человек, толком не стоявший на лыжах шесть лет (это была я), так что приходилось выбирать спуски осторожно. Временами Кристиан вставал на одну лыжу, вторую отставлял высоко вверх и катился “ласточкой”, чтобы развеять скуку. С погодой повезло - все подъемники работали, все трассы были открыты. Несмотря на высокий сезон, очередей не было: замечательное отличие от многих других мест, где приходилось бывать. Часто случается, что полчаса катаешься и столько же тратишь на очередь на подъемник. Не буду показывать пальцем, но большинство восточноевропейских курортов до сих пор этим страдают.

Кстати о подъемниках - для начинающих во французских Альпах работают бесплатные подъемники. В Валь Торансе - два бугельных, причем один приводит довольно высоко, на трассу, которая где-то посередине по сложности между красной и синей (утром сложнее, пока снег жесткий), а в Тине - несколько кресельных. Это крайне гуманно. Зачем "бегиннерам" платить по 250-270 евро в неделю за ски-пасс, если кататься в полную силу они еще не могут? Пусть подучатся, привыкнут к хорошему, потом сами придут и сами все заплатят.

Наш отель "Пашмина" стоял в пяти метрах от трассы, как раз рядом с бугельным подъемником, так что вечером можно было зацепиться и подняться прямо ко входу. Поскольку на свете есть мало вещей более неприятных, чем идти в горнолыжных ботинках в гору с лыжами на плече после дня катания, это был огромный плюс “Пашмине” в моих глазах.

Из других прелестей в отеле была не сразу мной обнаруженная джакузи на открытой террасе, так что можно было махать мокрой рукой проезжающим мимо лыжникам, и спа-центр, где кроме хаммама, сауны, бассейна и прочего был “тропический душ”, в котором поток теплой воды лился с потолка под крики попугаев. Теперь хочу такой дома сделать.

Что касается apres-ski, то Валь Торанс - деревушка небольшая, все рестораны и клубы сосредоточены вокруг центральной площади, если не считать ресторанов в отелях. Заведений немного, зато на все вкусы - есть “самый высокогорный ирландский паб в мире”, рядом с которым вьется марихуановый дымок, есть стейк-хауз, а есть гламурный гастрономический ресторан в отеле "Кохинор", где гостям предлагают крем из папайи, крабов и черного трюфеля.

Кроме ресторанов, посиделок у камина в номере или похода в спа, после катания можно еще поучиться ездить на сегвеях по снежному лабиринту или заняться картингом на льду. Последнее показалось несложным после российских дорог. Да мне даже на летней резине приходилось по льду ездить, не то что на специально подготовленной машине.

И про сувениры. В первый же вечер в ресторане нашего отеля под табличкой “высота 1346 метров” нас угостили местным напитком “Женепи” - ядерной крепости водкой, настоенной на полыни и других савойских травах. Прекрасный напиток: два глотка, и all your troubles seem so far away. Если что и везти на память из Валь Торанса, кроме горного загара, так это “Женепи”, однозначно.

Новости

Ракета стартовала в 12:31 по московскому времени. Спустя несколько минут после старта она вывела на низкую околоземную орбиту два космических аппарата, сообщили «Интерфаксу» в Центре управления полетами.

Вечером 14 марта, в 23:13 по московскому времени, разгонный блок отделится от ExoMars, после чего марсианский модуль окажется на отлетной траектории. Первый сигнал с научной станции рассчитывают получить в 00:28 во вторник, 15 марта.

Межпланетная станция состоит из двух космических аппаратов. Спускаемый модуль Schiaparelli отработает посадку на Марс, а орбитальный модуль Trace Gas Orbiter станет изучать малые газовые примеси атмосферы, а также то, как распределен водяной лед в марсианском грунте.

ExoMars — это совместный проект Роскосмоса и Европейского космического агентства. В рамках марсианской миссии в 2018 году на Марс отправят европейский марсоход с российским посадочным модулем.

Космос, который мы потеряли. Часть 1. Почему падают наши ракеты

«Сноб» начинает публиковать серию материалов, посвященных изучению сегодняшнего положения России в космической отрасли

Литература

Традиционная социализация женщин

Система женской социализации… изменилась в советское время, но иначе, чем мужская. Мы опишем систему женских возрастных статусов, которая существовала до начала 1930-х годов, и затем рассмотрим произошедшие в советское время изменения.

Женские возрастные статусы отмечались внешними маркерами: одеждой, прической. До пяти-шести лет детей обоих полов одевали одинаково — в рубахи; по достижении этого возраста девочки носили платья, мальчики — штаны. Первый «праздничный» наряд длядевочки шился к тринадцати-пятнадцати годам, в то же время она получала свою первую собственную выходную пару обуви. Эту одежду в первый раз следовало надевать в церковь; после этого она носилась по праздникам. До замужества девушки заплетали волосы в одну косу, тогда как замужние женщины закручивали волосы в пучок, в две косы или зачесывали их под гребенку. Незамужние женщины продолжали ходить с одной косой: старых дев называли сивокосыми.

Девочек учили женским работам с раннего возраста. С семи лет они выполняли обязанности нянек для маленьких детей, между десятью и двенадцатью годами отправлялись на работу в поле вместе со своими родителями: косили, сгребали и скирдовали сено. В этом возрасте их учили готовить, но только большуха выполняла основную работу по приготовлению еды и разводила огонь в печи — девочки могли только помогать ей. К семи годам старшие женщины (матери или бабушки) учили их прясть. С тринадцати-пятнадцати лет мать учила их ткать (сновать). Часто навыки ткачества женщины приобретали не от матери, а только после замужества, в доме мужа. Кросна находились в ведении свекрови, которая могла заново учить невестку ткать.

В Вологодской области нам рассказывали о ритуале «первой нити». Когда девочка училась прясть, первый клубок, спряденный из самой грубой кудели, бросали в печь — обычно это делала бабушка.

Пока клубок не сгорал дотла, девочка должна была сидеть на снегу «голым задом». Чем тоньше и лучше была нить, тем быстрее она горела и тем меньше приходилось сидеть в снегу.

Когда приходило время вступления в брак, как правило, девушка уже умела шить, вышивать, ткать, готовить и выполнять другие домашние работы. Тем не менее в доме мужа после свадьбы ее обязанности ограничивались тем, что определяла свекровь. Готовность подчиниться воле свекрови — какой бы она ни была, злой или доброй, — вменялась будущей невестке в акте ритуала, по которому на второй день свадьбы молодая жена должна была мести пол, спросив предварительно у свекрови о том, как это нужно делать, и одарив ее платком «за науку». Другие аспекты свадебного ритуала также училибудущую невестку готовности выполнять требования свекрови. Так, по рассказам о свадебном обряде, записанным нами в Вологодской области, невесту «учили» причитать старшие родственницы в период, когда девушка была сговоренкой, т.е. после сватовства и до венчания.

Старшая женщина заводила причет, а невеста подхватывала. Это причитание, исполненное женщиной 1907 года рождения, описывает поведение, которое предписывалось молодке. Оно должно было подготовить невесту к ее новой роли:

Как лихая-то свекровушка
Поутру да станет тихонько,
Поутру станет ранехонько,
Она ходит да всё настукивает,
Как говорит да вся нарыкивает:
Ты вставай-ка, сноха заспяшша,
Ты вставай-ка да задремяшша,
Дак во чистом-то польице,
Во широком во раздольице,
Во лугах ли да пастухи пасут,
Во лугах ли да косцы косцят,
На горушках да пахари пашут.
Уж и я-то, да сиротиночка,
Я раным да встала ранешенько,
Я умылась да небелёшенько,
Как уже я вышла-то в чисто польюшко,
Посмотрела да сиротиночка,
Во все четыре да сторонушки:
Во полях ли да пастухов нет,
Во лугах ли да косцов нет,
На горушках пахарей нет.

(д. Захарьино, Кирилловский район, Вологодская область, июль 1993 г.).

В причитании, которое невеста обращала к своей матери, представлен сценарий, ожидающий невесту в ее новом доме: у родителей ей разрешали поспать подольше — заботились и любили («что у батюшки-то воля, что у матушки-то нега»); в доме свекрови ее будят так рано, когда еще никто не принялся за работу. Более того, свекровь обманывает ее, укоряя ее в том, что она проспала. Причитание готовит невесту к одиночеству и враждебности, которые она будет переживать в будущем; кроме того, оно предполагает определенную эмоциональную норму: замужняя дочь скучает по матери.

Для того чтобы сформировать новые статусные отношения, использовались и другие приемы. Дочерей и внучек учили магическим действиям, которые помогали им удерживать эмоциональный контроль над ситуацией:

Это мода была, от венца поедешь, дак-от с женихом не разговаривай. если первая заговорила, так и будет он командовать. Это вот еще бабушка была, меня учила дак. Заходит на порог-то и говорит (невеста после венца): «Я ступаю на порог, заступаю свекра, заступаю на другой — свекра и свекровку». Три порога-то, а на последнем: «Деверя и золовку, всех заступаю». (Женщина 1903 г.р., д. Савино, Белозерский район, Вологодская область, июль 1996 г).

Женщина сообщает о заговоре, которому ее обучила бабушка: этот свадебный заговор обнаруживает предусмотренное традицией желание молодой женщины доминировать. Сочетание слов, действий и намерения должно воздействовать на тот символический мир, который выражен пограничным временем и пространством: первым шагом молодой на порог дома мужа. «Заступая» свекра, свекровку, деверя и золовку, невеста объявляет свою власть над ними.

Еще один ритуальный свадебный акт обеспечивал символическое принятие молодой в дом мужа. В другой деревне того же Белозерского района Вологодской области на второй день свадьбы, утром свекровь вела невестку на двор закармливать скотину: она набрасывала свой платок на плечи невестки (поскольку считается, что скотина не принимает посторонних). Невестка должна была заранее приготовить дар, который она пекла еще в доме у своих родителей. Обычно это был колоб (булка из пресного теста). В присутствии свекрови невеста разламывал колоб на куски и закармливала этими кусочками скотину: так свекровь «вводила» молодую во двор.

Пока свекровь была на большине, она варила, пекла, готовила и присматривала за детьми. Молодка работала в поле, стирала и убирала дом: «свекровь за столом, невестка — за двором». Пока свекровь на большине — «ничего не тронь, только работай». Пока она была в силах, никому больше не позволялось растапливать печь или готовить, но когда свекровь уже переставала справляться с этими работами, она «сдавала большину»: передавала свои обязанности младшей женщине, и та занимала ее место. В Вологодской области большину обычно передавали на Покров, 14 октября. Свекровь и невестка пекли рыбник (пирог, в который рыба запекалась целиком; рыбник был обязательным блюдом свадебной и поминальной трапезы). Женщины замешивали тесто в четыре руки (обычно тестом занимается только большуха), и после этого все хозяйство переходило к невестке. Свекровь же сама еду уже не подавала, садилась за стол и ждала, когда накроют.

Важной особенностью женского традиционного знания и обязанностей было то, что они передавались только тогда, когда женщина достигала соответствующего социально-возрастного статуса. В похоронных церемониях (приготовлении поминального стола, омовении покойника) обычно не участвовали девушки и молодки. Как правило,знахарками, причетницами и свахами были старшие женщины — большухи и передавшие большину старухи.

Как нам говорили, если женщины не выходили замуж к 25—30 годам, то они редко находили себе мужа, их считали старыми девами (ж., 1928 г.р., Сямженский район, Вологодская область, 27 августа 2006 г.). Женщины, которые по какой-то причине не прошли через заданные традицией статусы, находили себе особые социальные роли, предполагавшие владение определенными знаниями. В интервью женщина 1938 года рождения рассказывает нам о своей тетке 1904 года рождения, которая никогда не была замужем, но была для нее «как мать», помогала ей в родах и заботилась о ее детях.

— А она была не замужем?

— Она замужем не была, старая дева.

— А почему так получилось?

— А потому, что война была, на ее обеспечении остались мал-мала...

— Родителей не было?

— Отец умер рано, с сердцем, мать потом безногая была, вот она всё... Так и не вышла. За вдовца не пошла, отец не разрешил, что «не ходи». А так, видно, не пришлось. Ну, бывает, ведь и теперь есть не выходят, не понравится, да всё. (д. Захаровская, Сямженский район, Вологодская область, 13 августа 2006 года).

История этой старой девы — история компромисса: несмотря на то что неписаные правила предполагают, что магия ухода за детьми — компетенция матерей и большух, женщина научилась им до срока, когда была девушкой, поскольку ее мать была инвалидом и не могла делать многое из того, что нужно было для ухода за ее младшими детьми.

Как правило, магическое знание передавалось на этапах изменения статуса. Девушки мало знали о магической практике, их знание ограничивалось мантикой (сведениями о гаданиях. — Прим. ред.). Молодух учили, как ухаживать за ребенком, в том числе — как защищаться от сглаза и порчи, но лечебную магию и родильные обряды практиковали большухи и старухи... Обычно функции повитухи выполняли рожавшие женщины, уже вышедшие из фертильного возраста. Повитуха должна была быть опытной женщиной, ее ритуальная задача в момент родов заключалась в получении души из иного мира и правильном устроении ее в мире живых. Поэтому событие родов всегда было сокровенным: в течение шести недель после родов повитуха жила с молодой матерью и младенцем или, во всяком случае, присматривала за ними.

Интервью с женщиной 1924 года рождения прояснило для нас иерархию женских возрастных статусов по отношению к рождению детей и материнству.

— Я сама, одна рожала. Ведь сказать, дак ведь засмеетесь, как рожала! Вот старшую дочь рожала в хлеве, вот скотину-то застают, хлев, знаешь, еще новые были, построили все эти вот, перебирали весь дом полностью, как я вышла. Там пол был настлан, и все, чисто, и не заметила, легла на печь в той избе, вот...

— Как не заметили? Как рожали, не заметили?

— Вот, легла спать, пришла с работы, дояркой всю жизнь была, дак убегаешься, сами пасли, сами все делали, все сами на фермах. Пришла домой, поужинали, там на печку залезла, вдруг по животу резнуло, я соскочила с печи-то, тут у нас такой примост был, допчином называли, вот, схватила, не знаю и чего, не знаю, простыню, не знаюи чего, — да в хлев. Думаю: «По ветру надо, или как ли?» Не знаю, еще первая дак.

— Так это первый ребенок был?

— Да.

— То есть первого ребенка одна рожала?

— Одна. Пришла в хлев, постлала простынь, на коленочки встала — и родился, девка поет у меня. А мужик не спит, я говорю: «Ты не усыпай, я не знаю, чего у меня получится». Сама-то уж это предполагала, уж время-то подходило. Пришел, а чего, уж родила, дак родилась.

В избу он меня увел, я в подол робеночка положила, рубаху загнула, да его в подол, да и пошли туда, по лестнице поднялись, вошли в избу. «Чего, — говорит, — будем делать? Ничего не понимаем». А бабка спит, свекровка, молодая еще была, еще пятьдесят два года было бабке. Я говорю: «Иди по бабушку». Вот тут рядом была, старенькая жила.

Я говорю: «Она ходит по родам-то, дак сбегай пойди». Он быстро вернулся, в окошко ей поколотил. «Иду, иду, иду!» Пришла, пупок отстригла, всё сделала по-настоящему, все, коек-то ведь не было раньше, на полу спали, ну, принес скамью, да на лавку сделали там, вот эта лавка была все. Вот, все, все прошло нормально. Она мне дала хлебушка поесть, ломоть хлеба отрезала, раньше эдакие круглые каравайки, большие пекли, отрезала ломоть и говорит, посолила этот ломоть и говорит: «Ешь. Три раза укуси». Я три раза укусила, прожевала, у меня послед сразу и вышел.

— Это такой способ?

— Она знала, много она знала. Вот она, видно, сходила туда к печи, наверное, поладила чего-то, я этого хлебушка покусала, и ни боли, ничего, ничего у меня не было, как будто я и не родила. А ребенок родился три восемьсот.

— Она его мыла сразу?

— Нет, она завернула его, потому что уж, этот, и говорит: «Надо воды нагреть». А ведь раньше не было ни газу, ничего, вот, говорит: «Вечером намоем ребенка, сейчас, — говорит, — не станем. Он пусть, — говорит, — на печке погреется». И все. Бабка встала, моя свекровка, печку затопила, дров немного положила, там погрела. Она

с обеда пришла, пришла, сама залезла в печь, его там намыла, ведь раньше в печах мылись.

— В этой?

— Да, вот в этой печи, там. Все в печах мылись, ведь баней не было. Так было, так и напаришься веником, вон березовым, дак вся болезнь уйдет, никогда не болели люди.

— Мне даже непонятно, как в нее вползти, как-то ползком нужно залезать в печку, да?

— Да, ведь у нас устье-то большое, дак это туда. Еще когда печь новую, печи клали, дак всё говорят: «Ложите, чтобы головой не достать». В печи седешь, сидя, и чтобы головой не достать до верху, вот такие высокие печки. Вот так и рожала. (д. Пирогово, Сямженский район, Вологодская область, 9 июля 2005 г.)

Из этой истории ясно, что свекровь не могла помогать в родах невестки, потому что была еще «молодая», пятидесяти двух лет. Они приглашают более старую и знающую женщину. Как правило, старухи, которые умели помогать в родах (повитухи), были хорошо известны в деревне:

В деревне есть женщина (бабка), которая умеет принимать роды. Про нее все знают, что она умеет. Обычно это уже старая женщина, молодые не умеют. Молодым не передавали умение. Только уж когда совсем старая становилась, помирать собиралась, тогда уж передавала или невестке своей, или дочке. Чужим не передавали, только по родне. А бывало, скоропостижно умрут, тогда ничего не передают.

(Женщина, 1926 г.р., д. Надково, Белозерский район, Вологодская область, 19 июля 1994 г.).

Женщина, которая помогала в родах, также заговаривала младенца от грыжи: «Ребенка от грыжи заговаривали в бане. Мать держала его на руках, а бабушка заговаривала. Для этого специально приглашают бабушку, так как не каждая мать умеет заговаривать».

Старшие женщины, старухи, исполняли и другую важную роль в деревне. Девушки в зимнее время собирались на беседы в доме одиноко живущей женщины, вдовы или старой девы. Они арендовали ее избу, расплачиваясь дровами и едой.

На Святки было принято гадать. Хозяйка благословляла блюдо, которое использовалось в гадании, и проводила само гадание. Девушки складывали свои кольца на блюдо, которое затем покрывалось тканью; когда все пели подблюдную песню, в которой метафорически описывались разные варианты судьбы (за кого выйдет замуж, богато будет жить или бедно и т.п.), старуха встряхивала блюдо и вытаскивала по одному кольца; считалось, чтоего владельцу суждено то, о чем в этот момент пелось в песне. Хозяйка выполняла роль посредника между миром людей и иным миром, из которого и поступает информация о будущем: возможно, благодаря своей близости иному миру [Мадлевская], возможно, благодаря очевидному отсутствию потребности в судьбе, связанной с замужеством и деторождением.

Итак, старухи следили за соблюдением обычаев и ритуалов; они руководили и направляли действия младших поколений и таким образом передавали традицию. Часто наши собеседницы ссылались на своих бабушек («я это от бабушки слышала») или деревенских старух, которые знали «как надо».

Похоронным обрядом и в прошлом, и в настоящем ведают большухи и старухи. На последних — ответственность за омовение тела покойного, поскольку, согласно распространенному поверью, женщина фертильного возраста — «плодная» — не должна прикасаться к мертвому телу. Большухи начинали активно участвовать в проведении поминального или похоронного ритуала, после того как пережили опыт утраты близкого.

В некоторых местностях переход от статуса большухи к статусу старухи маркировался видимыми знаками: женщины шили себе особый головной убор — шапочку из тонкой ткани, которая покрывала всю голову и носилась под платком. В целом традиционная одежда старших женщин была темнее по цвету и имела меньше украшений,нежели наряд младших женщин.

Так же как парни одного поколения оставались «парнями» друг для друга, женщины одного поколения (одной беседы) — оставались друг для друга «девчатами». Но отношения между достигшими статуса хозяек «девчатами» существенно отличались от мужских, были конкурентными: «Топоры вместе, а грабли — врозь», — говорит пословица о мужских и женских отношениях в деревне.

Женщина накапливала свой социальный капитал в семье мужа. Оценивающей группой женщины был ее «род», которым для нее была не ее родная семья, а та семья, в которую она вошла, выйдя замуж. Так, например, во многих интервью деревенские женщины, отвечая на вопрос о своей семье и роде, принимались рассказывать о предкахмужа, а не о собственных.

Судя по рассказам наших собеседниц, если деревенская женщина разводилась или ее муж умирал, она редко возвращалась в родительский дом. Это правило, которое кажется таким странным городским жителям, сохранялось очень долго: женщины 1930—1960 годов рождения говорили нам, что вернуться после замужества в родительский дом было невозможно. Тем не менее из некоторых рассказанных нам жизненных историй следовало, что иногда женщины все же возвращались в дом родителей; однако было ясно, что такой случай рассказчицы рассматривали как исключение из правил.

Новости

«Путин разрушил мечты столь многих людей в моей стране, но не следует считать всех жителей России сторонниками Путина», — сказала Толоконникова на презентации книги, которая прошла на международном литературном фестивале lit.Cologne в Кельне.

Во время выступления Толоконникова назвала Россию авторитарным государством, в котором личность беззащитна перед государственным насилием. Но, по ее словам, «еще не все потеряно», а в стране есть люди, которые «пробуют что-то изменить».

На презентации Толоконникова также рассказала о судебном преследовании за «панк-молебен», который участницы Pussy Riot устроили в 2012 году в храме Христа Спасителя в Москве. Активистка сказала, что не ожидала той жестокости, с которой на них обрушилась государственная система. Бывшая заключенная описала свой характер как сдержанный, но отметила, что «надо быть активной, если хочешь изменить политическую культуру страны».

Книгу Толоконниковой выпустило немецкое издательство Hanser Berlin. «Руководство по революции» состоит из коротких цитат, которые описывают принципы Толоконниковой, выдержек из интервью и дневниковых записей, сделанных во время заключения.

Надежда Толоконникова:
В Мордовии с людьми творят страшное

Новости

Правоохранительные органы США столкнулись с трудностями, когда попыталась прочесть сообщения в WhatsApp на телефонах людей, подозреваемых в преступлении (о чем речь, пока неизвестно, но это не терроризм). Суд разрешил устроить слежку за их телефонами, однако из-за шифрования полиция не смогла получить доступ к мессенджеру.

Разработчики WhatsApp в 2015 году ввели шифрование, которое не позволяет правоохранительным органам читать сообщения и прослушивать звонки, даже если у них есть постановление суда.

Чиновники обсуждали обход шифрования в WhatsApp на закрытом совещании, которое прошло в первой половине марта. В правительстве пока не приняли никакого решения на этот счет. В Минюсте США и в WhatsApp отказались от комментариев.

Это не первый раз, когда правоохранительные органы США пытаются получить доступ к телефонам преступников. В феврале 2016 года суд Калифорнии обязал Apple взломать iPhone террориста Сиада Фарука, который участвовал в убийстве 14 человек в Сан-Бернардино. В Apple отказалась разработать «отмычку» для iPhone, посчитав, что это противоречит Конституции США и будет угрожать безопасности клиентов.

«Черный ход» для гражданских свобод. Почему не могут договориться Apple и ФБР

После требования ФБР создать новую версию iOS («черный ход»), которая позволит взломать телефонстрелкаиз Сан-Бернардино, глава Apple Тим Кукзаявил, что намерен сделать защиту iPhone еще мощнее

Новости

Министр юстиции высказался о тюремном заключении пророка Мухаммеда во время интервью на телевидении. После своего предложения министр сразу же оговорился «Да простит меня господь». Спустя день после интервью Ахмед аз-Зинда извинился за свои слова.

Клуб судей Египта выступил против отставки министра юстиции. Представители судейского сообщества страны посчитали, что аз-Зинда допустил «оговорку, которая могла случиться с каждым».

До того, как возглавить министерство юстиции, аз-Зинда работал судьей апелляционного суда. Он известен как активный критик движения «Братья-мусульмане», которое руководило Египтом с 2011 по 2013 годы после свержения президента Хосни Мубарака.

Иллюстрация: Рита Черепанова для ТД

Вместо жалости

«После окончания университета… все мечты рухнули, нет работы, нет личной жизни и друзей тоже. Мне 23, я потеряла себя… Я искала работу по своей спец-ти везде. В итоге с красным дипломом работаю няней. Думаю, зачем я живу, я просто живой труп!!!!».

«Месяц назад трагически погиб любимый сын, жизнь потеряла всякий смысл, я не хочу дальше жить…».

«Мне 14 лет, жизнь идет ровно, подростковый возраст переношу спокойно. Но есть проблема — часто вижу сновидения, в которых у меня или моих друзей отсутствуют конечности. Главный мой страх — остаться инвалидом».

«Как быть, сегодня мой 18-летний сын в ссоре ударил меня ботинками по лицу…».

Все это — выдержки из обращений к психологам проекта дистанционной психологической помощи «Помогая другим — помогаешь себе». Каждый день консультанты проекта по телефону, Skype, всоцсетяхи нафорумеотвечают людям, находящимся на грани отчаяния. Болезни, подростковые депрессии, насилие в семье и сотни других проблем — обо всем этом рассказывают психологам «ПД — ПС».

Людям страшно, их мысли путаются, и так же порой запутаны их сообщения, их речь, не всегда можно понять, что они вообще имеют в виду. Психологи помогают успокоиться, привести чувства и мысли в порядок, найти выход. «Даже просто выслушать человека уже очень помогает, — говорит Светлана, одна из 15 психологов-консультантов проекта. — Потом мы задаем проясняющие вопросы, стараемся, чтобы человек нашел путь для решения своей проблемы».

Казалось бы, все очень просто: так помогает людям любой профессиональный психолог, и в этой истории не было бы ничего необычного, если бы не один факт: Светлана, как и остальные психологи «ПД — ПС», имеет инвалидность. С 2005 года, после автомобильной аварии, Светлана передвигается на коляске.

Ее коллеги по проекту тоже в основном маломобильны: кто-то, как Светлана, «колясочник», кто-то незрячий, у кого-то — онкология. В российских условиях это означает, что у них практически нет возможности устроиться на работу.

Вера Захарова, руководитель и основатель проекта дистанционной помощи, рассказывает: «В нашей стране море мероприятий, посвященных трудоустройству людей с инвалидностью. Все, от районных подразделений до департаментов и министерств, говорят много и правильно, отмечают «позитивную динамику», но когда речь заходит о конкретных живых людях, то вся эта риторика исчезает». Представить сегодня работника психологического центра на коляске практически невозможно, исключения единичны. Инвалидность в России — по-прежнему клеймо.

В проекте «ПД — ПС» участвуют 15 психологов, у кого-то инвалидность с рождения, кто-то получил ее в результате травм. Светлана до аварии работала экономистом, но никогда не любила свою профессию, ее тянуло помогать людям. После аварии она узнала о возможности получить дистанционное образование и стать психологом. Шансом Светлана с радостью воспользовалась и, еще пока училась в Московском городском психолого-педагогическом университете, присоединилась к проекту дистанционной психологической помощи.

Любовь к профессии, самоотверженное желание работать и взаимопомощь — главное, на чем держится проект. В нем приняли участие студенты факультета дистанционного обучения МГППУ. Сначала их было всего пятеро. Запустили сайт, потом телефон доверия и Skype, стали принимать звонки, — число обратившихся за помощью быстро росло. По словам Веры Юрьевны, сложно определить, кого больше среди тех, кто звонит и пишет психологам «ПД — ПС»: инвалидов или обычных людей. Сама она не считает этот вопрос принципиальным, важно помогать всем.

Все консультации психологов «ПД — ПС» бесплатны. Вера Захарова говорит: люди с инвалидностью, как никто другой, понимают важность именно бескорыстной помощи. «Когда тебе тяжело, когда все рушится, возможность бесплатной помощи необходима, чтобы не отчаяться, найти в себе силы. В этом наш принцип. Мы не хотим лишать людей бесплатной психологической помощи».

При этом нельзя сказать, что усилия психологов с инвалидностью достойно оплачиваются: из 15 сотрудников проекта временную зарплату до июня этого года получают пятеро (по 10 тысяч рублей в месяц), остальные работают на волонтерских началах. Из-за постоянной нехватки средств проекту сложно развиваться. Если доиюня не удастся найти дополнительных средств, вероятно, придется сокращать часы работы. В проект часто обращаются психологи с инвалидностью из других регионов страны с просьбой принять их в проект, но наэто денег также нет. Их не хватает и на рекламу, продвижение проекта в Интернете, и в результате кто-то, кому могли бы помочь психологи, просто не знает о существовании такой службы. Департаменты труда и социальной защиты, труда и занятости населения Москвы отказывают в финансировании, ссылаясь на формальные причины.

Помогать сильным

«Мы — неформатный проект, в том числе для благотворительности, — говорит Вера Захарова. — В нашей стране привыкли помогать только слабым — больным детям, животным, тем, кого жалко.Конечно, это правильно. Но наши психологи — не слабые, они сильные духом люди, которые вызывают не жалость, а уважение. И при этом они полностью вне общественного сознания. Взрослый человек с инвалидностью — категория, пока выпадающая из восприятия доноров.

Хотя в цивилизованных странах существуют разные формы помощи, кроме как из жалости — помощь для реализации себя, для творчества, для поддержания человеческого достоинства, наконец».

Психологам «ПД— ПС», действительно, ненужна жалость. Ноэто незначит, чтоим, постоянно преодолевающим препятствия ради любимого иполезного дела, непригодится наша помощь, втом числе материальная.

Починка неисправных компьютеров, оплата труда консультантов, реклама проекта— навсе это нужны деньги, ивсе это поможет психологам синвалидностью идальше поддерживать потерянных инесчастных. Пожертвуйте столько, сколько сможете— 100, 500 или тысячу рублей— иупсихологов проекта будет чуть больше возможностей помогать другим. Аэто гораздо полезнее жалости.

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Сумма Email

Новости

Продолжение: С Байконура запустили ракету на Марс

Ракета доставит на Марс спускаемый модуль Schiaparelli и орбитальный модуль Trace Gas Orbiter. Первый аппарат отработает технологию посадки на марсианскую поверхность, а второй — изучит малые газовые примеси атмосферы, а также распределение водяного льда в грунте.

Запуск ракеты намечен на 12:31 по московскому времени. Трансляция пуска началась в 11:45 на сайтах Роскосмоса и Европейского космического агентства. Кроме того, трансляцию можно смотреть на «Яндексе» — видео с прямым эфиром появляется в поисковой выдаче по запросу «экзомарс».

ExoMars-2016 — совместный проект Роскосмоса и Европейского космического агентства.

NASA нашло на Марсе соленую воду

Специалисты NASA объявили, что нашли прямые доказательства того, что на Марсе в теплое время года образуется соленая вода

Вы готовы переехать на Марс? Тест

На Марсе нашли следы соленой воды. СМИ гадают, удастся ли его заселить. Тем, кто хочет сменить прописку, предлагаем пройти тест и убедиться в том, что вы знаете, куда едете

Новости

«Мы ждали подобной реакции Кадырова. Он не первый раз пытается использовать правоохранительные органы как рычаг давления на своих оппонентов. Уголовное дело — это попытка заткнуть мне рот. Попытка, к слову, заранее обреченная на провал», — заявил Илья Яшин.

Яшин отметил, что готов защитить доклад «и с политической, и с моральной, и с юридической позиций». Оппозиционер заверил, что даст показания, если его вызовут на допрос в СКР или прокуратуру. «Возможно, если следователи и прокуроры внимательнее почитают доклад — у них, наконец, возникнут вопросы и к самому Кадырову», — допустил оппозиционный политик.

Кадыров направил в Генпрокуратуру и СКР требование возбудить против меня уголовное дело за доклад «Угроза национальной б...

Posted by Илья Яшин onMonday, March 14, 2016

Пресс-секретарь главы Чеченской республики Альви Каримов сообщил 14 марта, что обратился в СКР и Генпрокуратуру из-за доклада Яшина под названием «Угроза национальной безопасности», который посвящен главе Чечни.

Каримов заявил, что документ «носит ярко выраженный провокационно-агрессивный характер, направленный против Кадырова и всего чеченского народа». Он также добавил, что высказывания Яшина о главе Чечни разжигают национальную и религиозную рознь.

Илья Яшин представил доклад о главе Чечни 23 февраля. Сам Кадыров опубликовал документ раньше оппозиционера.

Кадыров получил доклад Яшина о себе от Аллаха

Глава Чечни Рамзан Кадыров заявил, что получил доклад председателя московского отделения ПАРНАСа Ильи Яшина «Угроза национальной безопасности» от Аллаха

Колонки

10 марта произошло событие, которое в России не было особо отмечено, но значение которого сложно переоценить. Европейский центральный банк снизил базовую ставку до нулевой отметки, а ставку по депозитам, принимаемым от банков, — с минус 0,3 до минус 0,4% годовых. Еврозона стала, таким образом, очередной —и самой большой — экономикой, допустившей нулевую базовую и отрицательную депозитную процентные ставки. До этого аналогичные меры принимали Япония (с небольшими перерывами с 1999 года), Швеция и Дания (с 2009 года) и Швейцария (с 2014-го). ФРС США с 2008 по 2015 годы удерживала ставку в номинальном диапазоне 0–0,25% годовых, что на деле также означало нулевой процент. Учитывая, что данное явление становится все более распространенным, стоит задуматься о том, откуда оно происходит и в какой степени меняет глобальную экономику.

Обычно принято говорить о том, что нулевая или отрицательная ставка — ответ на одновременное сокращение экономической активности и снижающуюся практически до нуля инфляцию: в этих условиях монетарные власти стремятся «влить» в экономику деньги и подстегнуть рост, для чего стимулируют сверхдешевое кредитование (а порой реализуют программу выкупа финансовых активов у банков, тем самым обеспечивая их дополнительной ликвидностью). Масштабы подобной поддержки экономики бывали исключительно большими: в первой половине 2000-х годов Банк Японии по сути беспроцентно выдал банкам более ¥150 трлн, или около $1,2 трлн по курсу того времени; ФРС с 2008 по 2014 годы увеличила свой баланс более чем на $3,2 трлн; программы количественного смягчения ЕЦБ уже превысили Є2,0 трлн. При этом довести инфляцию до «приемлемого» уровня (1,5–2,5% в год) удавалось далеко не всегда — и с каждым новым циклом проблема становилась все более драматичной и трудноразрешимой.

Мне кажется, что современные аналитики, совершенно правильно оценивая предпосылки политики нулевых ставок, принципиально не задумываются о том, имеется ли у данного феномена глубинное основание. На мой взгляд, оно есть — и заключается в том, что нынешняя экономика все сильнее отличается от прежней, развивавшейся в целом линейно. В индустриальную эпоху технологический прогресс приводил к появлению новых, более совершенных продуктов, но каждый из них оказывался все же более трудоемким и потому дорогим. Инфляция была естественной; положительные процентные ставки — тоже (ведь доминировало осознание того, что в будущем можно продать товар дороже, чем сегодня). Начиная с середины ХХ века ситуация изменилась: резкое ускорение технологического прогресса стало устойчиво снижать цены на значительное число товаров при повышении их качества и улучшении потребительских свойств. Самым хорошим тому подтверждением стали персональные компьютеры, подешевевшие с 1995 по 2015 года в среднем в 15–20 раз при увеличении объема жесткого диска более чем в 300 раз, а быстродействия — в 200 раз, и мобильная связь: тарифы в развитых странах за тот же период сократились в среднем более чем в 40 раз. До поры до времени снижение цен на высокотехнологичные товары в развитых государствах могло компенсироваться ростом стоимости традиционных услуг, однако когда доля сервисного сектора в экономиках достигла предела и стабилизировалась, этот фактор стал играть ограниченную роль. Иначе говоря, технологии (а отчасти аутсорсинг) обеспечили невиданную прежде возможность снижения цен даже при повышении потребительских качеств товара, причем даже в условиях роста цен на ресурсы, что было характерно для 2000-х годов. В ситуации же, когда возможность продать свой товар на новом производственном цикле дороже, чем он продается сегодня, неочевидна, сама мысль о привлечении дорогого кредита является иррациональной. На мой взгляд, не случайно, что первые появления нулевой или отрицательной ставки в отдельных странах фиксировались тогда, когда становился видимым очередной этап технологической революции или имплементации ее достижений.

Изначально монетарные власти пытались снижением ставки «разогреть» экономику, но это получалось плохо. Несмотря на то что в той же Японии в 1998–2001 годах государство увеличило доходы населения на ¥60 трлн, или около $45 млрд, граждане поспешили разместить эти средства под нулевой процент, но не потратить их, надеясь на снижение цен в будущем. Сейчас в США или Европе происходит нечто подобное: при минимальных инфляционных ожиданиях в «реальный сектор» направится лишь часть того объема финансовых средств, которые предлагают рынку центральные банки. Иначе говоря, если исходить из особенностей современного хозяйства, то может оказаться, что близкие к нулю процентные ставки в развитых странах — не аномалия, а новое правило, новая экономическая реальность. Если это так, то можно говорить о некоем «двуедином оружии», появившемся в распоряжении западного мира: с одной стороны, это технологические достижения, во многом создающие «неограниченное богатство» (подробнее об этом читайте в статье «Ренессанс индустриального мира?»); с другой стороны, нулевые ставки, позволяющие этой новой экономике преодолевать периоды трудностей куда легче, чем прежде. Если такая система окажется устойчивой, конкурентные преимущества развитых стран, еще недавно казавшиеся исчезающими, приобретут совершенно новый облик.

На этом фоне, разумеется, облик российской экономики — с процентными ставками в 11–15%, которые при этом не могут обеспечить инфляцию ниже 10% в год, и с полным отсутствием каких-либо намеков как на отечественный инновационный комплекс, так и на способность к рецепции западных образцов — выглядит особенно несовременным. Мы оказываемся в намного более сложном положении, так как может оказаться, что сама возможность снижать процентные ставки до нуля и тем самым безгранично увеличивать денежное предложение является не вопросом выбора монетарных властей, а своего рода «бонусом» для тех стран, которые сумели оказаться на передовом рубеже технологического развития.

Почти двадцать лет назад известный американский историк, экономист и специалист по выработке мегастратегий Эдвард Люттвак выпустил книгу о чрезвычайно быстром экономическом росте, который он назвал турбокапитализмом (см.: Luttwak, Edward. Turbo-Capitalism: Winners and Losers in the Global Economy, London: Weidenfeld & Nicolson, 1998). Вполне возможно, что мы находимся сейчас в моменте рождения настоящего «турбокапитализма», соединяющего технологические достижения с отсутствием кредитной нагрузки на экономику.

При этом следует заметить, что даже эти новые возможности могут вовсе не способствовать «росту» в его традиционном понимании. Собственно говоря, феномен нулевых или отрицательных процентных ставок — если наша гипотеза верна — является прелюдией к эпохе нулевых или отрицательных темпов роста (который, однако, не будет стагнацией или регрессом). Откуда, спрашивается, должен возникать рост в его традиционном смысле, если каждый новый автомобиль потребляет меньше топлива, чем предыдущий, а дома начинают отапливаться термальными водами и энергией солнца? И если можно купить три ноутбука за деньги, которых пару лет назад с трудом хватало на один? Ведь валовой внутренний продукт — это показатель, измеряющий затраты усилий на производство того или иного набора благ, но не их полезность; и если с меньшими усилиями удастся производить все больше, он не будет расти, даже несмотря на то что люди будут пользоваться все большим числом все более совершенных товаров.

Я не могу утверждать это безапелляционно, но вероятность формирования нового типа хозяйственного механизма, в котором не действуют или очень искажены прежние закономерности, сегодня очень высока. Нервные и иногда непредсказуемые действия монетарных властей развитых стран в определенной мере могут отражать уже происходящие или еще только ожидающие нас перемены — перемены, которые могут сделать разрыв между успешными и отстающими народами еще более заметным, чем сегодня.

Новости

Во время чемпионата российская сборная участвовала в 11 гонках, однако не смогла одержать победу ни в одной из них.

Прошлый антирекорд сборная России установила в 2012 году на мировом первенстве в немецком Рупольдинге. Тогда команда завоевала две бронзовых медали. В 2013 году в чешском Нове-Место национальная сборная также завоевала две медали: одну бронзу и одно серебро.

Сборную России по биатлону возглавляет тренер Александр Касперович. В тренерский штаб также входят Сергей Коновалов, который занимается женской командой, и немец Рикко Гросс, работающий с мужчинами. О кадровых решениях из-за провала команды на ЧМ-2016 пока не сообщалось.

Новости

«Нет сомнений в том, что то, что произошло под Смоленском, было направлено на лишение Польши руководства, которое вело нашу страну к независимости», — сказал министр обороны на конференции по вопросам военного дела и терроризма.

Глава Минобороны Польши не уточнил, кого именно он подозревает в террористическом акте. При этом во время выступления он перечислил события, в которых обвиняют Россию. В частности, он упомянул войну в Грузии в 2008 году.

«После Смоленска мы можем сказать, что мы были первой великой жертвой терроризма в современном конфликте, который разыгрывается прямо на наших глазах», — добавил министр.

Самолет Ту-154М президента Польши Леха Качиньского разбился 10 апреля 2010 года под Смоленском. На борту кроме главы государства находились его супруга, высшее командование Польши и представители политических партий. Погибли 96 человек.

В январе 2011 года Международный авиационный комитет (МАК) сообщил, что до столкновения с землей все приборы самолета работали нормально. В МАК посчитали, что авиакатастрофа произошла из-за пилотов, на которых давили польские чиновники.

В августе 2011 года Польша начала свое расследование авиакатастрофы, не согласившись с выводами МАК. В марте 2015 года польская прокуратура обвинила в крушении самолета авиадиспетчеров из Смоленска. В Следственном комитете России это опровергли. В феврале 2016 года министр обороны страны заявил, что самолет развалился в воздухе до столкновения с землей.

Польский министр заявил о разрушении самолета Качиньского в воздухе

Самолет с президентом Польши Лехом Качиньским, который разбился под Смоленском, развалился в воздухе до столкновения с землей, заявил министр обороны страны

Новости

«Доклад носит ярко выраженный провокационно-агрессивный характер, направленный против Кадырова и всего чеченского народа», — рассказал Каримов. Он отметил, что подал заявление не как пресс-секретарь главы Чечни, а как почетный житель республики.

Альви Каримов считает, что в докладе Яшина о ситуации в Чечне, его заявлениях на презентациях и выступлениях в СМИ «содержатся грубая клевета, оскорбления и беспочвенные обвинения» в адрес Рамзана Кадырова.

Доклад Яшина разжигает национальную и религиозную рознь, поскольку оппозиционер пытается «внушить гражданам России, что Чечня угрожает безопасности РФ и может объявить ей джихад», заявил Каримов.

Пресс-секретарь Кадырова добавил, что Яшин пытается противопоставить правоохранительные органы России и Рамзана Кадырова, хотя на деле «их отношения носят доверительный характер». Каримов также опроверг заявления о том, что у главы Чечни есть «30-тысячная личная армия».

Илья Яшин представил 23 февраля 2016 года доклад «Угроза национальной безопасности», который посвятил главе Чечни. При этом сам Рамзан Кадыров выложил доклад в сеть незадолго до его официальной публикации.

Кадыров получил доклад Яшина о себе от Аллаха

Глава Чечни Рамзан Кадыров заявил, что получил доклад председателя московского отделения ПАРНАСа Ильи Яшина «Угроза национальной безопасности» от Аллаха

Новости

19 пострадавших людей находятся в тяжелом состоянии, рассказал министр здравоохранения Турции Мехмет Муэззиноглу. Среди погибших есть один или два террориста, которые устроили взрыв.

Причиной взрыва стал заминированный автомобиль, сообщил глава МВД Турции Эфкан Ала. Он пообещал, что расследование теракта завершится 14 марта, после чего полиция сообщит итоги следствия.

Valilik: Bomba yüklü araç, özel bir halk otobüsüne arkadan çarparak infilak etti. https://t.co/6uen1vbmj7 pic.twitter.com/GpCMbN9hzx

— Doğan Haber Ajansı (@dhainternet) 13 марта 2016 г.

Террорист-смертник взорвал автомобиль, начиненный взрывчаткой, возле автобусной остановки. Теракт устроили рядом с парком Гювен, недалеко от крупного транспортного узла Анкары.

Ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность за теракт.

В последние месяцы в Анкаре произошло несколько крупных терактов. 17 февраля 2016 года террористы взорвали автомобиль возле автобуса с турецкими военными: погибли 29 человек, еще 81 получил ранения. В октябре 2015 года во время демонстрации в Анкаре прогремел взрыв, от которого погибли 103 человека.

Новости

Существует «реальная вероятность», что Лесин мог получить травмы во время драки, после которой он пришел в номер отеля Dupont Circle в Вашингтоне, где скончался. Кроме того, в полиции допускают, что Лесин мог попасть под машину или упасть.

У полиции нет конкретных доказательств в пользу той или иной версии. «Мы не знаем, что произошло. Мы не знаем, как он получил эти травмы», — рассказал газете другой неназванный собеседник в полиции.

Источники газеты также рассказали, что Михаил Лесин казался пьяным, когда пришел в бар отеля Four Seasons в Джорджтауне, где он первоначально жил. Бармен попросил Лесина уйти и тот, взяв бутылку спиртного, удалился. Заплатил ли Лесин за алкоголь, до конца неясно.

Лесин выехал из этого отеля и переселился в Dupont Circle. Камеры видеонаблюдения во втором отеле записали, как Лесин входит в холл гостиницы. При этом Лесин выглядел растрепанным, но не раненым.

Судебные медэксперты, которые проводили вскрытие тела Лесина, установили, что он умер от «тупой травмы головы, полученной в результате силового воздействия». Также на его теле нашли травмы шеи, туловища, рук и ног.

Бывший министр печати и экс-глава «Газпром-медиа» Михаил Лесин скончался 5 ноября 2015 года в номере отеля Dupont Circle. Семья бизнесмена сообщала, что он умер от сердечного приступа.

ФБК заявил о пересечении границы США Лесиным через 40 дней после сообщения о смерти

Бывший министр печати России Михаил Лесин, о смерти которого сообщалось в ноябре 2015 года, пересек границу США 15 декабря, то есть через 40 дней после сообщения о кончине

Погранслужба США объяснила «посмертный» выезд Лесина из страны

Михаил Лесин не пересекал границу США после своей смерти, сообщил представитель Службы таможенной и пограничной охраны США Майкл Фрил

Дети

— Давно. Очень давно. Чуть ли не с самого начала. Все перепробовали. Я уж и не знаю, что и думать… — женщина покачала головой. — Неужели это гены?

«Если это гены, то, несомненно, самого высшего качества», — подумала я.

Сын женщины, подросток, сидевший в кресле напротив меня, был чертовски красив. Каштановые с рыжиной кудри, высокий лоб, четкий подбородок, яркий, чуть капризного рисунка рот, серые выразительные глаза под темными бровями. Левую бровь пересекает узкий белый шрам, который не портит лицо, а лишь делает его особенным. Двигался юноша уверенно, как большая кошка — ни следа обычной подростковой неловкости, говорил низким, глубоким голосом.

— А что не так с генами?

— Ну, не знаю… Папа Леонида — дагестанец. Но мы с ним расстались, когда сыну не было и года. Он его не помнит! По характеру отец был взрывной, но отходчивый. Сентиментальный, не очень умный, любил компании, петь, танцевать. Леня совсем не такой!

Видно было, что эту пластинку с папой-дагестанцем и его возможным наследием мать прокручивала в своей голове не один раз. И концы с концами никогда не сходились.

— Как тебя зовут?

— Простите? — юноша удивленно приподнял перечеркнутую шрамом бровь. Я думаю, в каких-нибудь артистических школах такому специально учат. Ему же явно досталось от природы.

— Ну, как тебя называют в твоем кругу? Как ты сам представляешься другим людям?

— А, понял. Лео.

Почему-то я так и думала.

— Лео, у тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

— А как вы думаете? — усмехнулся он и сам же ответил: — Вы знаете, что вопросов у меня нет. Но, может быть, они есть у вас?

— Леня, не дерзи! — воскликнула мать.

Она была учительницей русского языка и литературы, и я ей искренне сочувствовала.

Красавчик Лео с самого раннего детства дрался — везде, со всеми, постоянно. Дрался ужасно, неостановимо, жестоко и зачастую без всяких причин, умопостижимых для окружающих его взрослых. Никакие нотации, мольбы и наказания на него не действовали. Победы и поражения в драках казались ему, по видимости, равно привлекательными.

В его раннем детстве мамы, завидев Лео на площадке, шипели, как рассерженные кошки, и утаскивали своих детей из песочницы. В детском саду его в наказание за драки запирали в кладовке. В других общественных местах люди то и дело сообщали Лениной маме, что «таких психических нужно к батарее привязывать». Но три психиатра последовательно сообщили ей, что не видят у ребенка никаких отклонений.

Исключительно за драки Лео выгнали из одной обычной школы и из одной математической. В математической школе он был очень успешен в алгебре и геометрии, и тамошние педагоги с их логическим складом ума до конца верили, что главное — это как следует все ему объяснить. Он поймет и перестанет. Объясняли по отдельности и всем педколлективом. Не помогло.

После гимназии Лео учился в кадетском корпусе на казарменном положении. За два месяца —три побега. Оттуда его не выгоняли. «Материал хороший, качественный, упругий, — заинтересованно потирая ладони, сказал командир отделения. — Но придется ломать, другого выхода нет. Армия — это дисциплина».

Из корпуса мать забрала сына сама. «Может быть, он бы и сломался, а может быть, погиб, — говорит она теперь. — Я не решилась проверить».

Лео никогда в жизни не дрался с девочками. Шрам на брови остался ему на память о драке с двумя милиционерами.

Теперь он учился в десятом классе обычной дворовой школы. Его там все устраивало.

— Ну а какая-то сублимация? Спорт?

— Разумеется, это все с самого начала советовали. Он ходил на футбол, на всякие единоборства, на бокс, везде что-то полезное для себя выучивал и сразу переставал ходить. Говорил: это не по-настоящему, неинтересно.

— Ага. А компьютерные игры? Стрелялки-убивалки?

— Вообще не интересуется. Называет матерным словом, не могу повторить. Фильмы про войну и про драки смотрит, но тоже не так чтоб очень увлекался. Самое ужасное, что у него теперь уже есть своя теория, — покачала головой мать. — Война всех со всеми как философская категория. Понимаете?

— Если честно, не очень, — призналась я.

— Если спросите, он вам расскажет.

— Пожалуй, спрошу.

***

Возможно, я была первым человеком в жизни Лео, который не уговаривал его немедленно перестать драться и начать делать что-нибудь другое — например, хорошо учиться, готовиться к экзаменам, читать книжки, помогать старшим и так далее.

Сначала он сдержанно отвечал на мои вопросы и ждал, когда же начнется. Когда я обманула его ожидания, заговорил сам.

— Правда в том, что я просто люблю драться! Ничто не может сравниться с чувством, которое испытываешь, когда бросаешься в атаку! Знаете, есть такое выражение «кровь кипит»? Так вот она действительно кипит! Ты движешься, как самая совершенная машина, время останавливается, и все тебе подвластно. Это чистый восторг, наслаждение, вдохновение, если хотите. Вы мне не верите?

— Ну почему же не верю? Когда мне было 18 и я работала в зоопарке, у меня был приятель по кличке Митрофанушка. Он описывал мне что-то подобное, но без всякой поэзии: «Вот иногда невмоготу становится, и идешь тогда на улицу, и ищешь, кому бы морду набить. Или уж тебе набьют, тут как карта ляжет…» Но ты явно умнее бедного Митрофанушки, скажи, тебе цель совсем не нужна? Нажива, например? Или какое-нибудь как бы благородное дело? Честь, защита родины, веры, вассальная клятва? «Вы жертвою пали в борьбе роковой»?

— Я думал об этом. Много думал. Чуть башка не треснула, если честно. И мне показалось, что все это, в каждом отдельном случае, как бы понарошку. То есть люди врут сами себе и друг другу, чтобы как-то все это приукрасить. Но если можно не врать, то зачем? Просто все сражаются со всеми — и в этом и есть смысл. И радость. Так все устроено.

— Но ведь сражаться можно по-разному.

— Конечно! Можно еще обманывать, продавать, предавать, стучать, подсиживать, просто сживать со свету. Мне все это кажется не таким привлекательным.

— Ты что, только это и видишь в мире?

— Я что, похож на идиота?

— Ты похож на д’Артаньяна. Или на Портоса: «Я дерусь, потому что дерусь».

— Миледи? — улыбка и снова эта поднятая бровь.

Я смеюсь. Он опасный глупец, но он мне нравится, черт побери!

— Если бы клетки-макрофаги умели говорить, они говорили бы приблизительно твоим текстом. Но как насчет развития цивилизации, эволюции? За несколько тысячелетий люди несколько отошли…

— Цивилизация? Да я вас умоляю! Вы давно смотрели какой-нибудь блокбастер или играли в суперпопулярную компьютерную игру? Что там занимает центральное место? Драка с применением технических средств или без них. Люди никуда не отошли, они просто тут же, на месте спрятались под листик и стали наблюдателями. Кровь пожиже, зато безопасней. А я хочу быть участником!

— Тебе не бывает жалко тех, с кем ты дерешься?

— Почти всегда. Потому что они обычно слабее. Либо телом, либо духом. И они же не виноваты, что я такой.

— Кем же ты будешь? Солдатом?

— Не знаю. В армию я, конечно, схожу. А там, если выживу, посмотрим. Может быть, стану вышибалой в дорогом баре или казино? Это, по крайней мере, честно, потому что там нет ничего про честь, родину и религию.

Смотрит лукаво, ждет, что стану возражать, уговаривать.

Не стану.

***

— Что же мне с ним делать? — спрашивает мать.

Лео сидит на стуле, переводит взгляд с матери на меня. Улыбается.

— Ничего. Любить. Можете?

— Могу. Как ни странно после всего. Да он ведь многим нравится. А уж как на него девчонки западают…

— Ну, уж это-то неудивительно.

— Как вам кажется, есть ли шанс, что он когда-нибудь это «перерастет»?

— Мне кажется, есть. Бывают такие полудети-полувзрослые. Стоящие на границе, безжалостные к полутонам, называющие неназываемое, как будто посланные к нам из какого-то другого мира. Иногда такой посланник, исчерпав свою миссию, может жить дальше обычной жизнью.

Но мать и сын согласно кивают.