Его написал всемирно известный американский литератор Джеймс Паттерсон, по популярности своих книг побивший даже рекорды Стивена Кинга и Джона Гришэма.

Паттерсон - автор целых серий детективных романов - о сыщике Алексе Кроссе, о нью-йоркском детективе Майкле Беннете, а также книжек, объединенных в цикл "Женский клуб расследования убийств".

Он также соавтор - вместе с бывшим президентом США Биллом Клинтоном - бестселлера (в рейтинге New York Times) 2018 года The President is Missing ("Президент пропал"). Следующая книга в этой же коллаборации The President's Daughter ("Дочь президента США") должна выйти в свет в июне 2021 года.

Паттерсон 8 декабря написал в "Твиттере": "40 лет назад я стоял среди скорбящей толпы у "Дакоты" спустя всего несколько часов после того, как Джон Леннон был убит. Этот день изменил мир, изменил мою жизнь. Вчера я выпустил книгу, которая очень много для меня значит - "Последние дни Джона Леннона".

К теме убийства знаменитого экс-битла Паттерсона привлекла отчасти уголовная составляющая, отчасти личная приязнь к Леннону, хотя в недавнем интервью Sunday Times писатель прямо сказал: "Не могу сказать, что я фанател от них ["Битлз"], я любил "Роллинг Стоунз" и "Траффик"".

С Ленноном на личном уровне автора связывала, по его собственному признанию, географическая близость. Он жил неподалеку от Дакота-билдинг, где у Леннона и Йоко Оно была квартира.

Услыхав 8 декабря 1980 года в новостях, что кто-то выпустил несколько пуль в музыканта, Паттерсон кинулся на место преступления. В те годы он еще не был именитым автором детективов, но понимал, что в нескольких кварталах от него вершится История.

"Я прибежал, а там уже собралась толпа. В это было трудно поверить, я был поражен", - так описал он свои тогдашние ощущения в том же интервью.

Джон Леннон с Йоко возвращались домой, где их ждал пятилетний сын, когда 25-летний Марк Чепмен пять раз выстрелил в музыканта. За несколько часов до этого Леннон оставил свой автограф на новом альбоме, который просил подписать Чепмен, слонявшийся у его дома.Интересный факт также заключается в том, что Паттерсон одно время работал в психиатрической клинике под Бостоном, где в то время лечился Джеймс Тейлор, тогда еще никому неизвестный музыкант, который впоследствии стал первым американским исполнителем, подписавшим контракт с битловским лейблом Apple Records.

Тейлор, кстати, тоже столкнулся с Чепменом за день до убийства Леннона: Чепмен узнал его в метро на Манхэттене, подошел и сбивчивой скороговоркой стал рассказывать, что у него "проект с Джоном Ленноном".

"Я провел девять месяцев в психиатрической больнице, и мне было ясно, что он психически не здоров", - рассказал Тейлор годы спустя.

Нарратив убийцы

Вероятно потому, что о том печальном дне 8 декабря, который Леннон провел в студии звукозаписи, а также предшествовавших тому событиях известно довольно много, Паттерсон сосредоточил свое внимание на линии убийцы. И хотя нарратив не ведется от первого лица, повествовательная точка зрения дана именно чепменовская.

О том, этично ли писать об убийцах, делая их главными героями повествования, или публиковать их мемуары, споры ведутся давно. И хотя приговоренным преступникам запрещено публиковать мемуары, порой этот запрет обходится с помощью подпольных издательств или авторов-невидимок.

Паттерсон на этот счет говорит следующее: "Люди пишут книги об Александре Великом и помещают в повествование диалог. И это нормально. Я пытаюсь дать примерное представление, основываясь на имеющихся материалах, на интервью с ним, которые брали другие люди, на их записях и тому подобном материале".

Паттерсон называет новую книгу биографией в жанре нон-фикшн.

В интервью журналу GQ он сказал, что хотел поработать с этим жанром потеснее, с тех пор как задумал книгу Filthy Rich ("Богатый до неприличия") о бывшем финансисте Джеффри Эпштейне.

"Не то что я критикую этот жанр, но мне хотелось бы написать книгу нон-фикшн, которая бы шла от истории, от сюжета. Такую нон-фикш, какую бы мог написать новеллист, а не такую, какую бы написал любитель лазать в сноски с перечислением всего-всего, что с героем приключилось на 1200 страницах", - признался он.

Паттерсон - это своего рода фабрика по производству триллеров, и в случае с ленноновской историей собирать ее ему помогали еще два автора - сценарист и писатель Кейси Шерман и бывший репортер Boston Herald Дейв Вэдж.

Паттерсон набросал вчерне основные вехи истории о Ленноне и Чепмене, а Шерман и Вэдж написали первый черновой вариант, где нарратив постоянно переключался с Леннона на Чепмена.

"Повествование скакало туда-сюда. Это было: Джон-Чемпен-Джон и так далее. И я сказал: "Давайте-ка я тут кое-что переделаю. И я многое изменил. Думаю, что стало лучше, намного лучше. Но я не беспристрастен", - рассказал Паттерсон.

При этом писатель признался, что Чепмен гораздо менее интересен в качестве персонажа, чем преступники в его литературных триллерах.

"Чего я пытался достичь, так это сделать его живым, чтобы люди как бы оказались с ним в том такси, когда он только приехал в Нью-Йорк, и почувствовали его мегаломанию, его одержимость. Он хотел стать знаменитым. Он думал, что он потрясающий. В конечном счете он свихнулся на "Битлз" и на Ленноне, и разочаровался до такой степени, что ему надо было убить этого чувака. Он с ума спятил, уж к концу пребывания в Нью-Йорке совершенно точно. Так что я просто хотел его показать реальным", - сказал он в интервью GQ.

Сам 65-летний антигерой романа по-прежнему сидит в тюрьме: минувшим летом ему в 11-й раз отказали в досрочном освобождении, в чем немалая заслуга Йоко Оно, которая делает все возможное, чтобы убийца ее мужа не вышел на волю.

На слушаниях о его досрочном освобождении летом 2020 года Чепмен сказал: "Он был невероятно знаменит. Я убил его не из-за его личных качеств, не из-за того, каким он был человеком. Он был семейным человеком. Он был символом. Он был человеком, который поднимал такие вопросы, о которых мы сейчас можем говорить, и это замечательно. Я убил его, потому что он был очень, очень, очень знаменит, и это единственная причина. А я очень, очень, очень, очень сильно искал личной славы, я думал только о себе", - добавил Чепмен.

Добавляет ли новая книга прославленного писателя к тому, что уже сказано по этому поводу? Дает ли новое художественное осмысление этой трагедии?

Как сказала одна из рецензентов в коротком проморолике на сайте Паттерсона: "Неожиданно - это единственное, что можно сказать, об этой книге".

Sunday Times опубликовала фрагмент из книги "Последние дни Джона Леннона", в котором описываются минуты, непосредственно предшествовавшие убийству. Мы приводим небольшой отрывок, где Чепмен беседует с расположенным к нему портье Дакота-билдинг Хосе Пердомо.

"Это, должно быть, потрясающе - постоянно видеть такую звезду, как Джон Леннон, - говорит Марк, не спуская глаз с потока машин. - Леннон сейчас, наверное, самый известный человек в мире. Он прям как Бог. Я бы хотел поменяться с тобой местами". Хосе уважительно кивает.

Показывается черный лимузин и тормозит на углу, на светофоре. Марк запускает руку в карман. Ждет. Светофор переключается с красного на зеленый. Лимузин делает широкий разворот и едет в его сторону. Марк чувствует, как адреналин разливается у него в крови. Он видел и другие, такие же крутые, тачки, перевозившие прочих обителей "Дакоты", таких как Лорен Бэколл или Леонард Бернстайн, но сейчас у него четкое ощущение, что в этом лимузине Леннон, что он возвращается домой. Возвращается ко мне. История и время слились воедино".

Источник: https://www.bbc.com/russian/features-55266559

Книга немецкого историка Н.Фрая представляет собой классическое исследование политической, социальной, экономической и культурной истории Третьего рейха. Автор выделяет три фазы внутреннего развития "государства фюрера": фазу формирования, завершившуюся так называемым путчем Рема, фазу консолидации, когда в Германии достиг расцвета "миф о фюрере" и отчасти стало реальностью пропагандировавшееся нацистами "народное сообщество", и, наконец, фазу жесткой радикализации после начала Второй мировой войны.

Книга предназначена для специалистов по новейшей истории Германии, преподавателей, студентов и всех читателей, интересующихся немецкой историей XX века.

Русский народ самый многочисленный в Российской Феде­рации. Россия - одна из крупнейших полиэтничных стран. Как и другие народы, русские имеют отличительный набор социально­культурных качеств. На настоящий момент исследования этниче­ской идентичности особенно актуально для полиэтничных стран, а, в частности, и для национальных регионов этих стран, таких как Республика Башкортостан [1, с. 457].

На данной территории русское сообщество сложилось путем естественного прироста и миграции. Однако, нельзя забывать и про элемент вливания в русское население православных этниче­ских групп, ранее к ним не относившихся. В современных реали­ях эти процессы не отражаются в переписях населения, а для их подробного и системного изучения необходимы полевые этногра­фические исследования конкретных местностей. Рассмотреть эту проблему можно на примере украинцев.

В начале XX в. происходил процесс мощного подъема нацио­нальных движений, среди прочих и украинского. Украинцы на­чинают возвращаться в российскую статистику (подворная пере­пись крестьянских хозяйств Уфимской губернии 1912-1913 гг.). Достаточно скоро этот процесс имел новый виток. Во времена начала построения социалистического государства фактор этничности, ранее не являющийся главным в идентификационных ха­рактеристиках, или вовсе отсутствовал, вышел на первое место, после создания административно-территориальных образований по этническому признаку. Подобный скачок численности укра­инцев в Башкирии произошел в 1920 году, когда по сравнению с 1912 годом количество украинцев выросло почти на 60% [2, с. 5].

Нельзя не отметить и тот факт, что в разные исторические периоды понятие «русские» воспринималось по-разному. Мно­гие славянские, православные народы входили и выходили из русского сообщества, в зависимости от текущей политической и социально-культурной обстановки в государстве [3, с. 317].

В 2017 году Центром гуманитарных исследований Минкультуры РБ был проведен социологический опрос, по результатам которого 38,5% опрошенных считают как россиянами, так и жи­телями республики в равной мере, 37,5% заявляют себя в первую очередь гражданами России, 18,5% относят себя к башкортостанцам [4, с. 40].

Согласно тем же исследованиям, если смотреть через призму территориального расселения людей, россиянами себя обозна­чает в большей степени население крупных городов (по меркам республики). В свою очередь жители сёл и деревень в большей степени имеют регионально-национальную идентичность либо смешанную. Прослеживается связь между уровнем урбанизации и гражданскими ценностями.

В этническом отношении ситуация получилась характерная для региона. Среди респондентов русского населения доля тех, кто относит себя к россиянам (59,1%), больше, чем доля других этносов, у татарского населения - в равной мере и к тем и другим (47,2%).

Наиболее популярными ответами в области факторов граж­данской идентичности, объединяющих респондентов с их со­гражданами, были названы: «родная земля, территория, природа» (60%) и язык (58%). Менее популярными факторами объедине­ния были названы: «культура» (39%), «общая государственность» (35%) и «историческое прошлое» (29%).

Если говорить о частностях, то на выбор ответа о критери­ях самоидентификации большое влияние имеет национальность респондента. Например, у русского населения в качестве отве­тов о факторах этнической идентификации наиболее популярны: язык (66%), культура (40%), обычаи и обряды - 18%. У башкир самый популярный ответ на фактор гражданской идентичности с россиянами - территория (69%), общая государственность - 43% [4, с. 40].

Тот же опрос показал, что ответы татар можно охарактери­зовать как смешанный тип идентификации: высокая доля выбо­ра факторов, относящихся как к гражданской, так и к этнической идентификации. На основе вышеизложенного можно выделить некоторые особенности идентичности русских в условиях поли­этничной Республики Башкортостан. По большей части русское население по своему менталитету и культурно-идеологическим установкам является открытым для межкультурного диалога и взаимодействия. Для русских характерна высокая степень адапта­ции к иным культурам, этносам и религиям. Этот процесс, в свою очередь, облегчается государством, ведущим в целом политику, основанную на базовых ценностях и основных составляющих русской культуры, как титульной нации.

Русская нация является неустойчивой структурой, которая на протяжении истории принимала в себя и выделяла различные группы населения, не относящиеся к русской нации или даже к славянскому населению. Подобная русская этнополитическая общность не раз меняла свою форму и структуру, успешно при­спосабливаясь к изменяющейся социально-политической среде [5, с. 253].

Таким образом, русское население Башкортостана не пре­вратилось в локальную общность на данной территории. При­чиной этого было отсутствие возможностей для формирования локальной идентичности, в том числе отсутствие пропаганды «локальности», локальной идеологии и механизмов ее выражения [5, с. 254].

В советской литературе пропагандировались постулаты о сближении этнических культур на территории республики, од­нако сейчас можно с уверенностью сказать об их несостоятель­ности. Русское население, взаимодействуя с другими этносами, ставшими в силу длительного процесса ассимиляции близкими по культуре, сохранили обособленность от крупных этнических групп. Для русских характерен крайне низкий показатель владе­ния языками местных этнических групп, что свидетельствует о малой степени интеграции русского этноса в тюркскую культу­ру местных коренных народов региона. Также для русского на­селения характерен весьма низкий процент смешанных браков с представителями крупнейших местных этносов башкирами и та­тарами. Города по своему этническому составу в целом остаются русскими [6, с. 221].

В XX-XXI вв. в регионе проводилась активная политика на­ционализации, однако глядя на сегодняшнюю ситуацию можно сказать, что русские были в целом невосприимчивы к культуре местных этносов, хотя и переняли отдельные элементы.

Список использованной литературы

1. Рыжова С.В. Этноконфессиональная идентичность русских в республиках РФ (пример Башкортостана) // Россия реформиру­ющаяся. Вып. 11 : Ежегодник / отв. ред. М. К. Горшков. - М.: Но­вый хронограф, 2012. 480 с. [Электронный ресурс] // URL: https:// www.isras.ru/publ.html?id=2776 (Дата обращения: 15.04.2020).

2. Дробижева Л.М. Российская идентичность и тенденции в межэтнических установках за 20 лет реформ // Россия реформи­рующаяся: Ежегодник-2011 / Отв. ред. академик РАН М.К. Горш­ков. - Вып. 10. - М.; - СПб.: Институт социологии РАН, Нестор- История, 2011. - 564 с. [Электронный ресурс] // URL: https://www.isras.ru/publ.html?id=2609 (Дата обращения: 15.04.2020).

3. Российская нация: становление и этнокультурное многооб­разие / под ред. В.А. Тишкова. - М.: Наука, 2011. - 462 с.

4. Социологический ответ на «национальный вопрос»: при­мер Республики Башкортостан. Институт социологии РАН. М.; Уфа, 2017 [Электронный ресурс] // URL: http://www.isras.ru/inab_2017_05.html (Дата обращения: 14.04.2020).

5. Щербаков А.С. Особенности этнической идентичности русского населения Башкортостана и некоторые тенденции ее трансформации / А.С. Щербаков; Северо-Западная академия го­сударственной службы // Научные ведомости БелГУ Сер. Исто­рия. Политология. Экономика. Информатика. - 2011. - № 19(114), вып. 20. - 256 с. [Электронный ресурс] // URL: https://cyberleninka.ru/artide/n/osobennosti-etnicheskoy-identichnosti-russkogo- naseleniya-bashkortostana-i-nekotorye-tendentsii-eyo-transformatsi (Дата обращения: 14.04.2020).

6. Абрамова, С.Р. Этнодемографические и языковые аспек­ты развития русского населения в Башкортостане в 1979­2014 гг. 2018. - 261 с. [Электронный ресурс] // URL: https://www.dissercat.com/content/etnodemograficheskie-i-yazykovye-aspekty-razvitiya-russkogo-naseleniya-v-bashkortostane-v (Дата обращения: 16.04.2020).

Автор: Карповский А.А., студент 4 курса направления подготовки «История» ИИГУ БашГУ (Уфа).

Источник: Соотношение конфессиональной, этнической, региональной и гражданской общероссийской идентичности в общественной и политической среде Республики Башкортостан: сборник материалов Всерос. молодежной науч. школы-конф., проведенной 26-28 марта 2020 г. – Уфа: Мир печати, 2020. – С. 190-195.

Для человечества современный исторический этап - время стремительных перемен, одним из главных факторов которых являются технологии четвер­той промышленной революции. Другим релевантным признаком нынешней эпохи служит повсеместное распространение процессов социальной сетевизации, понимаемое не просто как развитие социальных сетей в их узкоспеци­ализированном смысле, но как формирование единого сетевого социального пространства - сложного комплекса взаимодействий, которые объединяют виртуальную и физическую общественные реальности. Под влиянием тех­нологического прогресса социальные сети приобретают новые качественные характеристики. Соединение двух этих феноменов - новейших технологий и сетевого развития - способно породить множественные и крупномасштаб­ные социальные и политические эффекты, прогнозирование которых является вызовом для современного научного знания.

Статистика цифровых коммуникаций свидетельствует, что для большинства населения планеты Интернет и соцсети стали частью повседневного существования. По данным на 2019 г. глобальная аудитория Интернета насчитывает 4,39 млрд чел., из которых 3,48 млрд зарегистрированы в социальных сетях. На долю России приходится 109,6 и 70 млн чел. соответственно. Уровень про­никновения Интернета в российское общество составляет 76%, степень сете­вого охвата - 49% населения (причем среди молодежи этот показатель пре­вышает 90%) [1]. В ближайшей перспективе развитие цифровых систем связи приведет к тому, что практически все люди в мире будут так или иначе суще­ствовать в окружении постоянно подключенных к сети устройств. Помимо технологического, действует и демографический фактор: все большую долю населения планеты будут составлять поколения «цифровых аборигенов» - людей, выросших в мире современных коммуникационных технологий и не представляющих свою жизнь без Интернета, онлайновых медиа и мобильных гаджетов.

Технологическое переоснащение виртуального сетевого пространства имеет своим следствием возрастание роли роботизированных программных аген­тов (программ-ботов), которые вступают в разнообразные взаимодействия с пользователями-людьми. Социальные сети постепенно превращаются из среды человеческой коммуникации в среду коммуникации человеко-машин­ной. В определенном смысле роботизация социальных сетей воспринимается как замена (а возможно, и вытеснение) интернет-пользователя - человека его искусственными аналогами - автоматизированными виртуальными идентич­ностями.

Говоря о политических эффектах роботизации онлайн-сетей, необходимо учитывать два момента. Во-первых, сегодня происходит все большее вза­имопроникновение и сращивание политики и цифровой коммуникационной сферы. Политические акторы используют цифровые медиаканалы для завоева­ния общественной поддержки и реализации стратегий конкурентной борьбы на национальном и глобальном уровнях. Во-вторых, любые технологии, будучи органически встроенными в существование общества, обладают своим соци­альным и политическим измерением.

Для исследователей очевидна связь технологической проблематики с «вопро­сами власти, институциональных изменений, взаимодействия и конфликтов политических акторов» [Ефременко 2012: 46]. Представление о том, что раз­витие техники носит чисто инструментальный характер, в корне неверно, по­скольку все технологические решения служат воплощением идей и принципов, сформировавшихся в определенном социокультурном и общественно-полити­ческом контексте. Они несут в себе отражение ценностей, целей и убеждений своих создателей, связаны с человеческой самоидентификацией и мировоззре­нием и в этом смысле имеют политическую природу. Поэтому не удивительно, что в процессе разработки технологий «разные культуры и типы ценностей ведут к различиям в приоритетах» [Шваб, Дэвис 2018: 50-52, 64].

Представляется, что рассмотрение вопросов технологической эволюции сете­вого пространства невозможно в отрыве от подобных критериев.

Общеупотребимое наименование сконструированной виртуальной идентич­ности - бот - является производным от слова «робот». Это автоматизированные программы, выполняющие различные функции в сети, - от сугубо технических (как полезных, так и вредоносных) до сложных коммуникационных, реализуе­мых в т.ч. на уровне искусственного интеллекта. Сетевые агенты-роботы, спо­собные имитировать поведение человека, называются социальными ботами. Социальные боты - это «контролируемые программным обеспечением учетные записи, которые алгоритмически производят контент и устанавливают взаимо­действия с другими пользователями» [Varol et al. 2017: 1]. Множественные акка­унты, создаваемые такими программами, как правило, выдают себя за реальных людей и действуют от их имени.

В зависимости от выполняемых задач социальные боты подразделяют на доброкачественные и злонамеренные. «Добрые» боты ориентированы на сотрудничество с пользователями-людьми (боты-агрегаторы новостей, элек­тронные компаньоны, консультанты по сетевым услугам), «злые» - на агрес­сию, троллинг, распространение спама, кражу личной информации и мошен­ничество в сетях. Различаются боты и по степени сложности программ - от простых агентов, нацеленных на автоматическое размещение контента, до высокоинтеллектуальных ботов, работающих на основе машинного обучения и алгоритмов естественного языка. Они способны адаптироваться к информаци­онному окружению, самостоятельно подбирать материал для своих профилей, вести беседы с другими пользователями, комментировать их сообщения и отве­чать на вопросы.

Есть основания полагать, что социальные бот-программы не являются цен­ностно нейтральными и обладают встроенными политико-культурными и иде­ологическими установками. Замечено, например, что действия ботов, занима­ющихся отслеживанием и редактированием контента в Википедии, различа­ются в зависимости от того, за какой культурно-языковой сегмент они отве­чают [Tsvetkova et al. 2017: 4]. Более того, одна из наиболее распространенных разновидностей социальных ботов напрямую задействована в производстве и продвижении идеологически заряженной сетевой информации. Речь идет о так называемых политических ботах. К этой категории относят «политически ори­ентированные» алгоритмы, которые «изучают и имитируют реальных людей, чтобы манипулировать общественным мнением с помощью социальных медиа и сетевых устройств» [Woolley, Howard 2016: 4885].

Программы данного типа и связанные с ними аккаунты устанавливают и под­держивают коммуникацию на разнообразные политические темы, используя платформы популярных социальных сетей и сетевых медиасервисов: Facebook, Twitter, YouTube, Instagram, WhatsApp, ВКонтакте и др. Они выполняют широкий диапазон задач, включая как относительно простые действия по мультиплика­ции репостов и накрутке лайков, так и выполнение сценариев, которые преду­сматривают самые изощренные приемы психологической обработки реципи­ентов информационного контента.

Хотя создателем бот-программы теоретически может стать любой пользова­тель, для всех очевидно, что политические боты служат прежде всего орудием в руках наиболее влиятельных акторов - государственных и корпоративных структур, представителей политических элит и контрэлит, спецслужб и силовых ведомств. Политическая ботосфера, поскольку она привлечена к массирован­ной обработке и форматированию социальных настроений, является частью глобального информационного противостояния и ожесточенных внутриполи­тических баталий. Политико-коммуникационная активность ботов включает в себя воздействие на информационное пространство с целью формирования политической повестки дня и регулирования политического дискурса в интере­сах проправительственных или оппозиционных сил, а также в рамках «мягких» информационных войн [Василькова, Легостаева 2019: 124]. В целом, действия политботов в онлайновых сетях характеризуются как особый вид агитационно­пропагандистской работы, называемый компьютерной пропагандой [Woolley, Howard 2016: 4886].

Следует заметить, что в роли политических ботов могут выступать и живые люди - так называемые платные «тролли», для которых компьютерная про­паганда становится разновидностью профессиональной деятельности и источ­ником заработка [Мартьянов 2016], а также гибридные сущности в Интернете, когда программа-бот не полностью автономна, а действует под постоянным контролем человека.

Наибольшая активность политических ботов, как правило, приходится на периоды избирательных кампаний, во время которых происходит обострение межпартийной борьбы и общественно-политического дискурса. Политботы создают видимость мультиплицированной общественной поддержки того или иного кандидата и запрограммированы на то, чтобы вести наступательную предвыборную агитацию, позволяя экономить на труде партийного персонала и услугах волонтеров. При этом их действия, в отличие от работы реальных людей, весьма непросто поставить под контроль и нормативно-правовое регу­лирование.

Политические боты задействованы и в координации через соцсети массовых протестных выступлений в различных регионах мира. Наиболее резонансные из них известны под названием Twitter-революций. Заметим в этой связи, что, по существующим данным, бот-технологии активно применялись и в органи­зации протестных акций в России, последние из которых имели место в августе 2019 г. [2]

В онлайновом информационном пространстве отмечается также наличие так называемого манипуляционного эффекта поисковых систем. Обнаружено, что поисковая служба Google, выдавая результаты по запросам о выборах в целом ряде стран, демонстрировала предвзятое отношение к участвовавшим в них политическим силам - оказывала явное предпочтение одной из сторон и формировала негативный образ ее оппонентов. Благодаря алгоритму автопод­сказки система начинала манипулировать мыслями пользователей уже после первого символа, введенного в поисковой строке. По оценкам ученых, такого рода эффект повлиял на решение граждан в 25% национальных выборов во всем мире [Epstein, Robertson 2015: 519]. Ряд вопросов возник и в отношении Яндекса - российского новостного агрегатора. Он был заподозрен представи­телями власти в тенденциозности подборки и выдачи топовых новостей, что, по их мнению, создает почву для дестабилизации социально-политической обста­новки в стране [3]. Подобные случаи вполне могут служить иллюстрацией тезиса, что программные алгоритмы в качестве встроенной опции несут в себе идейно­-ценностные установки своих разработчиков.

Компьютерная пропаганда представляет собой целый комплекс операций, в который входит сбор и обработка метаданных о пользователях, причем произ­водится это без их ведома и согласия. Веб-сканирование позволяет определить целевые группы в Интернете, потенциально наиболее восприимчивые или наи­более опасные для эмитента пропагандистской информации. Применительно к последним реализуются тактики подавления, которые включают в себя стиг­матизацию оппонентов с использованием отрицательных социокультурных стереотипов, внесение внутреннего раскола в целевые группы, а также искус­ственную радикализацию взглядов в их среде, призванную отсечь умеренные элементы и сократить их общественную поддержку [The Human Consequences... 2019]. Некоторые из таких тактик могут рассматриваться как разновидность кибербулинга - психологического давления и преследования пользователей в сети, т.е. как проявление и культивирование виртуальной социальной агрес­сии.

Существует прямая связь между компьютерной пропагандой и распростране­нием онлайн-языка ненависти, который может сознательно насаждаться в среде виртуальной коммуникации [Santini et al. 2018: 352]. Радикализации взглядов интернет-пользователей способствует и известный эффект эхо-камеры, уси­ливающий эффективность убеждения в закрытой коммуникационной системе. Идейно гомогенные сообщества перестают воспринимать аргументацию друг друга и превращаются в параллельные информационные микромиры, внутри которых превалируют крайние позиции и установки. Результатом является групповая поляризация мнений в социальных сетях Интернета [Поцелуев, Подшибякина 2018].

Нельзя забывать при этом, что политическое манипулирование в виртуаль­ном социуме имеет опосредованный выход на ситуацию в физическом мире политики, поскольку онлайновое и офлайновое политические пространства находятся в постоянной взаимосвязи и диалектическом взаимодействии. Таким образом, компьютерные пропагандистские атаки, в конечном счете, ведут к поляризации общественных настроений, выхолащиванию политического дис­курса и обесцениванию культуры политической дискуссии как одного из тради­ционных атрибутов демократического устройства, т.е. служат дополнительным фактором разобщения социума и роста общественно-политической конфликт­ности.

Экспансия политических ботов способна нивелировать роль онлайн-среды как пространства межличностной социально-политической коммуникации. Она рискует превратиться в арену, где разворачиваются игры политических элит - кукловодов-манипуляторов, управляющих армиями компьютерных роботов при фактическом игнорировании интересов гражданского общества, что может истолковываться как подтверждение постулата о «постдемократическом» эво­люционировании современной либеральной демократии.

Роботизированные онлайновые системы вписаны в контекст когнитивных войн - глобального противостояния идей, ценностей и моделей встраивания цифровых коммуникационных технологий в государственно-институциональ­ное устройство. В научных кругах бытует мнение, согласно которому Россию, как и Китай, относят к категории стран «цифрового авторитаризма» и в этом смысле противопоставляют демократиям западного образца [4]. По-видимому, под этим подразумевается, что в условиях авторитарной модели технологиче­ского управления сетевые роботы состоят на службе у проправительственных акторов, которые используют их для обеспечения внутриполитической ста­бильности и продвижения национальных интересов на международной арене. Последнее, впрочем, в равной степени относится ко всем мировым игрокам, да и о политическом вмешательстве государства в цифровую медиасреду можно говорить не только применительно к «авторитарным» демократиям [The Human Consequences... 2019: 10].

Вне зависимости от того, насколько верна подобная умозрительная конструк­ция, стоит задуматься над проблемой спецификации социально-политических последствий внедрения роботов в сетевую среду на глобальном, национальном и глокальном уровнях. В каждой стране и регионе мира описанная выше уни­версальная матрица негативных эффектов онлайн-роботизации накладывается на исторически сложившуюся аутентичную картину общественных конфлик­тов и противоречий, что крайне затрудняет попытки предсказать, какова будет совокупная динамика подобной «гибридной» конфликтности.

Разумеется, политические бот-технологии способны нести и социально полезную нагрузку - они помогают проводить гражданские кампании по обще­ственно значимым вопросам, координировать волонтерские движения и т.д. Однако, обладая известным конструктивным потенциалом с точки зрения пер­спектив и потребностей «цифровой демократии», феномен роботизации соц­сетей, тем не менее, служит объектом научного анализа, прежде всего, в силу связанных с ним социальных и политических рисков.

Политологи по-разному оценивают вторжение цифровых технологий в поли­тико-коммуникационную сферу. Некоторые считают, что цифровая онлайн-коммуникация является лишь очередным инструментом, не влияющим на тра­диционную природу политики [Соловей 2017: 123, 129], тогда как другие видят в политических алгоритмах и автоматизации сетевого пространства признаки структурирования новой политической реальности, изучение которой должно стать одним из главных вызовов для современных социальных наук [Woolley, Howard 2016: 4883].

Выявление мимикрирующих под человека бот-программ и борьба с их заси­льем в Интернете весьма проблематичны. Статистика ботов не систематизи­рована, носит спорадический характер и не имеет единой методики, поэтому трудно с точностью говорить о масштабах сетевой ботосферы, и особенно ее политического сегмента. Согласно данным ряда исследований, бот-программы контролируют почти половину всего интернет-трафика, при этом доля слож­ных ботов-имитаторов растет [5]. Порядка 270 млн аккаунтов Facebook и 48 млн аккаунтов Twitter признаются поддельными [Obadimu et al. 2019: 2]. А в социаль­ной сети ВКонтакте, по некоторым оценкам, боты обеспечивают до 30% поль­зовательской активности [Мартьянов 2016: 75].

Верификация ботов представляет собой чрезвычайно сложную задачу, причем не только техническую, но требующую мобилизации объединенного инстру­ментария точных (методы машинного обучения) и гуманитарных (семантиче­ский, поведенческий и контент-анализ) наук. Помимо прочего, решение дан­ной проблемы предусматривает корпоративную ответственность крупнейших сетевых платформ, включая разработку эффективных механизмов контроля над системой алгоритмизированного информационного обмена, что позволило бы минимизировать риски онлайновой политической коммуникации.

Феномен роботизации социальных сетей внушает тревогу с точки зрения его этического и ценностного наполнения. Бот-программы подменяют живое интернет-общение искусственно сгенерированными симулякрами. Происходит вторжение машины в социальные сети, причем машины, управляемой тре­тьей стороной, преследующей собственные цели, в личное информационное пространство и в сознание человека. Технологическая эволюция социального онлайн-пространства делает его все более контролируемым со стороны могу­щественных заинтересованных групп и все менее безопасным для миллионов рядовых пользователей.

В подобном контексте возрастает потребность в ценностно ориентированных подходах к новым технологиям, прежде всего в области робототехники и искус­ственного интеллекта, и в определении соответствующих этических и норма­тивных стандартов с тем, чтобы преодолеть их возможный конфликт с обще­ственными интересами [Шваб, Дэвис 2018: 47]. Для нейтрализации рисков развития нужны квалифицированная экспертиза технологического прогресса, привлечение внимания к социальным и политическим аспектам инноваций, которые вторгаются в жизнь современного человека и требуют немедленных и адекватных ответов не только в узкопрофессиональной среде, но со стороны институциональных структур и гражданского общества.

Список литературы

1. Василькова В.В., Легостаева Н.И. 2019. Социальные боты в политической коммуникации. - Вестник РУДН. Сер. Социология. Т. 19. № 1. С. 121-133.

2. Ефременко Д.В. 2012. Техника в политическом измерении: от мегамашины до нанороботов et vice versa. - ПОЛИТЭКС (Политическая экспертиза). № 4. С. 46-63.

3. Мартьянов Д.С. 2016. Политические боты как профессия. - ПОЛИТЭКС (Политическая экспертиза). Т. 12. № 1. С. 74-89.

4. Поцелуев С.П., Подшибякина Т.А. 2018. О факторах политической радика­лизации в сетевой коммуникации посредством «эхокамер». - Научная мысль Кавказа. № 2(94). С. 29-34.

5. Соловей В.Д. 2017. Цифровая мифология и избирательная кампания Дональда Трампа. — Полис. Политические исследования. № 5. С. 122-132.

6. Шваб К., Дэвис Н. 2018. Технологии Четвертой промышленной революции (пер. с англ.). М.: Эксмо. 320 с.

7. Epstein R., Robertson R.E. 2015. The Search Engine Manipulation Effect (SEME) and Its Possible Impact on the Outcomes of Elections. - PNAS. August 4. P. 512-521. URL: www.pnas.org/cgi/doi/10.1073/pnas.1419828112 (accessed 04.01.2020).

8. Obadimu A., Mead E., Al-Khateeb S., Agarwal N. 2019. A Comparative Analysis of Facebook and Twitter Bots: Conference Paper. - Proceedings of the Southern Association for Information Systems Conference. St. Simon’s, Island, GA, USA. March 22^nd-23^rd. URL: https://www.researchgate.net/publication/333677126_A_COMPARATIVE_ ANALYSIS_OF_FACEBOOK_AND_TWITTER_BOTS (accessed 04.01.2020).

9. Santini R.M., Agostini L., Barros C.E., Carvalho D., Centeno de Rezende R., Salles D.G., Seto K., Terra C., Tucci G. 2018. Software Power as Soft Power. - PArtecipazione e COnflitto. Vol. 11. Is. 2. P. 332-360.

10. The Human Consequences of Computational Propaganda. Eight Case Studies from the 2018 US Midterm Elections - Executive Summary (ed. by K. Joseff, S. Woolley). 2019. Institute for the Future, Digital Intelligence Lab. URL: http://www.iftf.org/disinfoef- fects (accessed 04.01.2020).

11. Tsvetkova M., Garcia-Gavilanes R., Floridi L., Yasseri T. 2017. Even Good Bots Fight: The Case of Wikipedia. - PLoS ONE. Vol. 12. No. 2: e0171774. P. 1-27.

12. Varol O., Ferrara E., Davis C.A., Menczer F., Flammini A. 2017. Online Human-Bot Interactions: Detection, Estimation, and Characterization. - arXiv:1703.03107v2 [cs. SI]. 27 Mar. P. 1-11. URL: https://arxiv.org/pdf/1703.03107.pdf (accessed 04.01.2020).

13. Woolley S.C., Howard P.N. 2016. Automation, Algorithms, and Politics| Political Communication, Computational Propaganda, and Autonomous Agents. Introduction. - International Journal of Communication. Vol. 10. P. 4882-4890.

Примечание:

1. Каждому возрасту - свои сети. - ВЦИОМ. Пресс-выпуск № 3577. 12.02.2018. Доступ: https:// wciom.ru/mdex.php?id=236&uid=116691 (проверено 04.01.2020); Вся статистика интернета на 2019 год в мире и в России. - WebCanape. 11.02.2019. Доступ: https://www.web-canape.ru/business/ vsya-statistika-intemeta-na-2019-god-v-mire-i-v-rossii/ (проверено 04.01.2020).

2. «Почувствовать себя в игре»: как организуют протесты в Москве. - РТ на русском. 16.08.2019. Доступ: https://ru.rt.com/e4tb (проверено 04.01.2020).

3. Депутаты попали в «Яндекс.Новости». - Коммерсантъ. 16.08.2019. Доступ: https://www. kommersant.ru/doc/4065326?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop (проверено 04.01.2020).

4. Райт Н. Как искусственный интеллект изменит глобальный порядок. - Россия в глобальной политике (веб-сайт). 16.07.2018. Доступ: https://globalaffairs.ru/globaTprocesses/Kak-iskusstvennyi- intellekt-izmemt-globalnyi-poryadok-19678 (проверено 04.01.2020).

5. Bot Traffic Report 2016. - Imperva.com. URL: https://www.impervaxom/blog/bot-traffic- report-2016/ (accessed 25.08.2019); 2018 Bad Bot Report: The Year Bad Bots Went Mainstream. - GlobalDots.com. URL: https://www.globaldots.com/bad-bot-report-2018/ (accessed 04.01.2020).

Авторы: МИХАЙЛЕНОК Олег Михайлович — доктор политических наук, профессор; руководитель отдела исследования социально-политических отношений Центра политологии и политической социологии Института социологии ФНИСЦ РАН, МАЛЫШЕВА Галина Анатольевна — научный сотрудник Центра политологии и политической социологии Института социологии ФНИСЦ РАН.

Источник: : Журнал «Власть», 2020, Том 28, № 1, – С. 85-92.

Методика системного анализа проблем

Владение методикой системного анализа в значительной степени определяет уровень профессионализма аналитика.

Справочно:  Родоначальником системного анализа как направления общей теории систем стали американцы, работавшие в РЭНД-корпорейшн над проектированием больших человеко-машинных систем военного назначения. Мощный толчок к развитию системный анализ получил в ходе решения прикладных задач стратегического управления. Например, так было в США при решении проблем управления на уровне корпораций, на государственном уровне – тогда были реализованы системы ПАТТЕРН [1], МИРАЖ-75 и другие. Примерами организационных решений, связанных с применением методологии системного анализа и стимулировавших его развитие, могут служить внедрение в США системы ППБ (система Планирования, Программирования и разработки Бюджета) [2], принятие руководством Японии закона о технополисах, введение элементов государственного регулирования технологической структуры экономики во Франции и другие.

В начале Второй мировой войны командование американских ВВС предложило Высшим курсам делового администрирования при Гарвардском университете (Harvard University School of Business Administration) в кратчайшие сроки найти решение следующей задачи: требовалось найти способ увеличить за один год ВВС с имеющихся 4 тыс. боевых самолётов и 300 тыс. человек личного состава до 80 тыс. самолётов и 2,5 млн. чел. Конгресс смог выделить только 10 млрд. долл. Требовалось ещё и уложиться в эту сумму. Чтобы справиться с этим заданием, при Курсах была создана особая «статистическо-контрольная секция». В её работе, в частности, принял участие Р. Макнамара [3]. Проблема была решена в заданный срок именно с помощью системного анализа проблемы.

Проведём небольшое сопоставление советского системного подхода и американского System Analysis. В СССР тоже были неплохие системные познания, но наши школы разительно отличались. Советский системный подход, если судить по открытым материалам, весьма мало занимался проблемами именно военного системного анализа, не использовал те возможности, которые имела эта область науки для изучения вопросов противоборства двух и более систем. Советская школа больше всего внимания уделяла вопросам устройства системы, её целостности, управления, принятия решений, в том числе и в условиях неопределённости с применением математического аппарата, теории развития системы, информатики, прогнозирования, вопросам сложности систем, их функционирования и самоорганизации, энтропии и упорядоченности, моделирования, искусственному интеллекту и т. п.

Место системного анализа в структуре аналитики и смежных отраслей знания представлено на рис. 14 .

Одного и того же, строгого и принятого всеми определения системного анализа  не существует. Даже внутри самой RAND Corporation имеются несколько школ, которые трактуют эту методику по-разному. Так, например, Бернард Рудвик (B. H. Rudwick), в книге «Системный анализ для эффективного планирования: принципы и примеры» утверждает: «Системный анализ – это исследование, цель которого помочь руководителю, принимающему решение, в выборе курса действий путём систематического изучения его действительных целей, количественного сравнения (там, где возможно) затрат, эффективности и риска, которые связаны с каждой из альтернатив политики или стратегии достижения целей, а также путём формулирования дополнительных альтернатив, если рассматриваемые недостаточны »[4].

В военном контексте термин «анализ систем» применяется очень широко для обозначения любого системного подхода к сравнению альтернатив. Таким образом, хотя характер анализа, предлагаемый для решения такой, например, проблемы, как улучшение боевых характеристик радиолокационной сети, вероятно, по своей сущности отличается от анализа, целью которого является достижение устойчивого термоядерного равновесия в мире, они оба будут служить примерами анализа систем.

Понятие анализа систем отнюдь не является понятием, связанным исключительно с военными системами или системами безопасности. Он является средством отыскания рекомендаций по разрешению противоречий в любой проблемной сфере.

Объективная характеристика, выявление и формулирование проблемы предполагают её решение , для чего используется весь аналитический арсенал методик обработки информации. Соответственно необходимы подходы к выбору стратегии , которая даёт наилучшее соотношение степени риска, эффективности и затрат. Цель системного анализа  – путём рассмотрения каждого элемента системы в его собственной среде добиться того, чтобы система в целом могла выполнить свою задачу при минимальном расходе ресурсов.

Главное в системном анализе заключается в том, как сложное превратить в простое; в поиске эффективных средств управления сложными объектами; как труднопонимаемую проблему оптимизировать в серию задач, принципиально имеющих решения, показать их иерархию, последовательность решения. Последнее обстоятельство весьма важно и для понимания механизмов развала СССР: системный эффект был достигнут за счёт продуманных, целенаправленных и долговременных ходов во всех сферах жизнедеятельности Советского Союза – от политики до народного хозяйства. Говоря словами Збигнева Бжезинского с его «Великой шахматной доской», велась расстановка ключевых фигур «перестройки», осуществлялось целевое финансирование и материальная помощь и т. д., и при этом строго сохранялась тайна замысла, чтобы каждое мероприятие по отдельности не выглядело как вредоносное и их связь была неочевидна. Специально создавался информационный хаос, социальная нестабильность, по сфере общественного сознания наносились мощнейшие идеологические удары…

Считается, что с системным анализом связана ещё одна функция: он соединяет в одно целое все остальные аналитические методы. Это своеобразная квинтэссенция методологической работы, для которой характерно стремление по-своему смотреть на факты, явления и процессы, выделять главное и сущностное, нахождение новых путей и методологий, применению многодисциплинарного подхода к решению проблем.  

Таким образом, системный анализ представляет собой сложный, многофакторный подход к рассмотрению объектов анализа, представление их в виде системы, имеющей свои элементы, связи, структуру, функции, причины и прогнозируемое будущее.  Очень важно понять, что системный анализ – это не формальный способ анализа, опирающийся на застывшие догмы, а скорее концептуальный подход, требующий творческого использования максимального диапазона дисциплин и исследовательских приёмов для системного рассмотрения какой-либо одной проблемы.

Быстрому развитию и внедрению системного подхода в практику теоретических и прикладных исследований способствовали также сильные традиции междисциплинарных исследований, характерные для русской науки начиная со времён Д. И. Менделеева, В. В. Докучаева, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского и многих других. Уже в 1970–80-х годах подготовка специалистов в области системных исследований велась в большинстве ведущих вузов СССР. Выпускники этих вузов – инженеры-системотехники – становятся одной из наиболее востребованных категорий специалистов. Это было связано с повсеместным внедрением компьютерной техники, автоматизированных систем управления производством.

Развитие системного анализа фактически привело к мощному обогащению комплекса исходных идей методологическим аппаратом, синтезированным в рамках смежных отраслей науки. В числе научных теорий, пополнивших своими методами методологический арсенал системного анализа,  следует упомянуть теорию исследования операций, теорию рефлексивного управления и ряд других. Особенно примечательным в этом отношении является использование в системном анализе теории выбора и принятия решений, включающей в качестве своей основной составной части теорию предпочтений и полезности. Теория выбора и принятия решений прошла большой путь от концепции полезности в античной философии до современных методов многокритериальной оптимизации и оценки эффективности, существенно опирающихся на положения системного анализа, связанные с понятием цели.

Следует отдать дань уважения классикам и основателям теории выбора – итальянскому экономисту В. Парето (в начале XX в. сформулировавшего «принцип наименьшего из зол») и выдающемуся математику фон Нейману (в 1930–40-е гг. разработавшему основы теории игр). Большой вклад в развитие системной концепции и системного анализа в их современном виде внесли академики В. Г. Афанасьев, Д. М. Гвишиани, С. В. Емельянов, Н. Н. Моисеев, Г. С. Поспелов и другие советские учёные.

Системный анализ интенсивно заимствует и адаптирует к решению прикладных задач математические методы, разработанные в области кибернетики, термодинамики, радиотехники и методы общественных наук. Появление компьютеров также способствовало реализации методологии системного анализа. Наиболее распространённым классом задач системного анализа являются задачи оптимизационного типа, связанные с определением экстремумов, решением систем линейных и нелинейных дифференциальных уравнений, задачи вариационного исчисления. Особенно часто эти методы используются при построении систем, обеспечивающих рациональное распределение ресурсов между группами взаимосвязанных процессов-потребителей для решения некоторого комплекса задач. При этом использование компьютерной техники позволяет осуществлять не только решение расчётных задач, но и осуществлять синтез имитационных моделей с применением специальных языков моделирования процессов и явлений.

Понятийный аппарат теории системного анализа достаточно подробно был представлен нами ранее, где его определение как научной дисциплине давалось различными способами: по цели исследования, по объекту (предмету) исследования, по методу исследования и по субъекту исследования[5]. Естественно, системный анализ продолжает совершенствоваться и развиваться. Поэтому здесь мне хочется дополнить эти определения несколькими важными положениями, касающимися сущности, принципов и методов системного анализа именно как аналитического инструмента.

Системный анализ как отрасль научного знания, предметом изучения которой являются наиболее общие закономерности процессов возникновения, функционирования, роста, развития и распада сложных систем, преимущественно выступает в виде комплексного исследования, построенного на методах структурно-логической и функциональной декомпозиции сложных систем, опирающиеся на достижения философии, естественных и гуманитарных наук, а также математики и математической логики.

Сущность системного анализа  состоит в комплексном всестороннем рассмотрении объекта любого типа, представленного в качестве системы, и получение теоретической модели, предельно адекватной объекту исследования.

На последующих этапах исследования – с применением методик системного анализа могут быть спланированы модельные и натурные эксперименты, исследованы поведенческие реакции исследуемой системы на изменения во внешней среде.

Необходимо подчеркнуть, что для аналитической работы (причём неважно, в какой отрасли) принципиально важна тесная связь системного анализа с принятием управленческого решения, оптимальным распределением ресурсов для его реализации.

Системный анализ целесообразно проводить последовательно по двум уровням.

Первый уровень  – системный анализ состояния субъекта, среды, объектов и целей управления. На этом уровне главной задачей является сознательный поиск, выделение и формулирование проблем, которые подлежат решению.   Системный анализ состояния субъекта, среды, объектов и целей управления, позволяющий облегчить принятие решений, должен по необходимости включать в себя немалую долю креативности, нестандартных подходов.

Второй уровень  – системный анализ собственно проблем .

На этом уровне системный анализ представляет собой метод (способ) рассмотрения проблемы как сложной гиперкомплексной динамической системы, её структурирование, моделирование, выявление ключевых противоречий, мешающих или «запускающих» развитие системы, выбор управленческих воздействий на эти системы для их оптимизации в условиях неопределённости, многофакторности (например, при решении проблем, связанных с национальной безопасностью).

При рассмотрении таких проблем преследуемых целей и решаемых задач обычно бывает много, и они могут быть противоречивыми. В то же время можно выделить типовой алгоритм системного анализа.   Рассмотрим его основные этапы:

1. Определение целей   исследуемого процесса, операции и, собственно, исследования. Целевой анализ начинается с формулировки глобальной цели. В дальнейшем она конкретизируется за счёт указания подчинённых ей главных задач (подцелей). Проведение системного анализа объектов, состоящих из многих взаимосвязанных элементов, целесообразно начинать с композиционного развёртывания главных целей в многоуровневое «проблемное дерево» целей и задач. Эта ориентация системного анализа на формализацию и приданию явной логической формы системе целеполагания позволяет на раннем этапе структурировать последующую аналитическую работу, а также выявить возможную противоречивость в постановке глобальной цели, что очень важно для выявления формальных предпосылок принципиальной достижимости цели и решаемых задач.

2. Анализ ограничений  , связанных с ресурсами и условиями реализации решения, направленного на достижение поставленных целей управления. Задачи системного анализа решаются в условиях различного рода ограничений, накладываемых обстановкой, в которой должно быть реализовано принимаемое решение. Важнейшими видами ограничений являются ресурсные ограничения, в том числе – в сфере финансового, материально-технического, методологического и организационного обеспечения, а также ограничений фундаментального характера, связанных с наличием принципиальной возможности реализации решения (отсутствием противоречий с фундаментальными принципами организации природы и общества). Целесообразно также рассматривать класс субъективных ограничений, обусловленных постановкой задачи заказчиком и характером предпочтений аналитика (например, когда поле исследований сознательно ограничивается определёнными рамками).

3. Анализ пространства альтернатив  . Пространство альтернатив – это совокупность вариантов достижения поставленных целей и условий их реализации. Наличие максимально полной информации о возможных вариантах достижения цели позволяет принимать решение не только на основе интуитивных методов, но и с учётом всех возможных вариантов достижения целей и рисков, связанных с запуском тех или иных стратегий.

4. Выбор критериев эффективности  . Наличие строгих, сопоставимых критериев, свидетельствующих об успешности решения поставленных задач, позволяет объективировать процесс выбора предпочтительной стратегии. В качестве критерия эффективности, как правило, выбирается некоторое значение или диапазон значений параметра, позволяющего судить о том, что успешное решение задачи получено с приемлемым уровнем затрат некоторого ресурса или группы ресурсов.

5. Синтез теоретической модели, адекватно отражающей исследуемый объект как систему  . В силу рискованности подходов, при которых для определения приемлемости той или иной управленческой стратегии требуется её апробация в практической деятельности, исследование альтернативных стратегий производится на моделях. Такая теоретическая модель должна отражать все основные элементы структуры системы, взаимосвязи между ними, целевой и функциональный аспект, иерархичность, эмерджентность, управленческий блок и т. д. Поскольку различные стратегии для достижения цели могут использовать различные методы и привлекать различные ресурсы, требуется, чтобы модели, на которых проводятся исследования, позволяли получить однородные показатели эффективности и были в равной степени адаптированы для моделирования различных стратегий деятельности.

6. Выявление и формулирование подпроблем и противоречий   (кризисных точек») и их причин.

7. Планирование и проведение модельного эксперимента  . На этом этапе с применением различных методик планируется и проводится всестороннее исследование предлагаемых форм, методов и вариантов решения проблем, исследуется устойчивость полученных решений к изменениям условий функционирования системы.

8. Выработка рекомендаций  . Это заключительная часть системного анализа, содержащая выводы из проведённого исследования и указания по реализации его результатов.

Этот типовой алгоритм системного анализа в принципе соответствует схеме рациональной управленческой деятельности, при которой субъективизм в принятии решений может быть снижен благодаря возможности анализа объективных критериев и логически построенной системы аргументов в пользу той или иной стратегии . В то же время не игнорируется, а, наоборот, предполагается творческая активность руководителя. Последний тезис чрезвычайно важен, поскольку психологические особенности человека нередко приводят к попыткам принятия решения по методу «от противного», когда управленческое решение, предложенное аналитиком, под действием неосознанных мотивов ЛПР игнорируется. В случае же, когда сам волевой акт решения остаётся полностью в компетенции руководителя, риск принятия таких решений существенно снижается.

Таким образом, системный анализ может претендовать на роль стержневой методологической системы для аналитики   как комплексной научной дисциплины, поскольку располагает:

– наиболее развитым формальным аппаратом для описания систем различного происхождения;

– мощным арсеналом методов исследования систем;

– совокупностью методов анализа разнородных данных и компенсации неполноты знаний;

– универсальными подходами по оптимизации систем деятельности и поиску управленческих решений.

Это позволяет решать задачи анализа сложных междисциплинарных проблем в условиях высокой неопределённости знаний об исследуемых системах, планировать деятельность, направленную на компенсацию неполноты данных. То есть, системный анализ по своему потенциалу наиболее близок к роли интегрирующей научной дисциплины, обеспечивающей высокую эффективность применения различных научных методов в интересах решения управленческих задач.

Выбор конкретных методов системного анализа   – это отдельный вопрос, решение которого в большей степени связано со спецификой предметной области. Характерно, что системные методы оказываются эффективными и на этапе выбора формальной системы для представления модели и тех численных методов, которые будут использоваться при реализации вычислений.

В рамках системного анализа разработано множество методик аналитической деятельности, позволяющих сочетать логико-интуитивные подходы со строгими научными методами, с равной степенью эффективности использовать субъективные экспертные оценки и объективные результаты статистических наблюдений, гармонично сочетать динамические и статические модели при ведении многомодельных исследований[6].

В качестве примера алгоритмизации процессов решения аналитических задач, связанных с выделением и решением конкретных проблем, можно привести одну из эффективных (но не универсальных) методик проведения системного анализа:

1. Постановка проблемы:  

– выявление проблемной ситуации (области, зоны);

– изучение специфики объекта и условий решений проблемы;

– формирование цели и критериев её достижения;

– окончательное формулирование проблемы в виде, предполагающем её решение.

2. Определение типа проблемы, анализ её структурированности:  

– стандартная;

– хорошо структурированная;

– слабо структурированная;

– неструктурированная.

3. Декомпозиция проблемы на составные части, кризисные точки:  

– моделирование проблемы и определение составных частей проблемы;

– выявление взаимозависимостей;

– оценка «веса» кризисной точки (противоречия) в общей структуре проблемы.

4. Выбор метода решения:  

– несистемные методы решения;

– методы исследования операций;

– системный анализ;

– экспертно-интуитивные методы.

5. Процедура формирования решений и синтез альтернатив:  

– формирование массива исходных данных;

– генерирование рабочих идей и путей решения проблемы;

– подготовка и оценка альтернативных вариантов решения;

– выбор наиболее эффективных решений;

– передача решений ЛПР.

Естественно, данный алгоритм имеет формальный вид, и при его применении будет осуществляться детальная классификация типов задач, обычно решаемых данной конкретной информационно-аналитической службой, формулируются требования, а впоследствии и разрабатывается конкретная технология, ориентированная на решение задачи. Однако такой подход может привести к построению малоэффективной системы технологического обеспечения ИАР – технологическое обеспечение будет представлено совокупностью специализированных технологий, не предоставляющих возможности гибкого использования интеллектуального потенциала субъекта ИАО.

В процессе системного анализа аналитиками приходится применять различные методы и приёмы при обработке статистико-цифровой и иной фактуры. Значительный опыт такого рода накоплен в Международной Академии Исследований Будущего. В Академии многие годы осуществляет научную деятельность И. В. Бестужев-Лада, опубликовавший ряд интересных трудов по данной тематике. Его работа вызывает во мне лично неизменный научный пиетет и уважение. Отслеживая профессиональную литературу по проблеме аналитики, считаю крайне интересными его подходы по сопоставительному изучению различных стран на основе эниаграммы стратегических факторов. Считаю эти подходы наиболее плодотворными, перспективными и универсальными[7]. Вместе с тем некоторые моменты, касающиеся методологии и технологии работы, нуждаются в уточнении. Изложенное ниже – не столько «критика», сколько доброжелательное внешнее рецензирование.

Любой рубрикатор по неизбежности «произволен», но десятеричная система, помимо прочих равных, наиболее удобна (инструментальна), она очевидно и конвенциональна в мировом масштабе. Все эти параметры – очевидны и продуктивны, однако в плане дальнейшего уточнения модели, глубинного несоответствия похожего,  хотелось бы показать некоторые чрезвычайно важные зоны, которые должен выделять, характеризовать и детализировать именно аналитик,   системно рассматривая заданную проблемную область. К ним относятся:

1. Самодостаточность  (синтетический показатель, описывающий зависимость от внешней среды) – устойчивость и живучесть системы перед лицом внешних факторов.

2. Доктринальная, культурная идентичность , география принятия стратегических решений, степень обусловленности внутренней политики внешними обстоятельствами, культурная ориентация населения. Вхождение в чужой управленческий контур.

3. Степень внутренней интеграции , в т. ч. самоорганизации масс, наличие механизмов и идеологии, мобилизующих массы на национальное строительство.

4. Техническая и научно-технологическая зависимость , способность быстро и адекватно заимствовать чужие достижения, в том числе и административные, организационно-правовые.

5. Ресурсная самодостаточность  (потенциал экономики и природных ресурсов).

6. Наличие и эффективность действия механизмов, блокирующих дестабилизирующие воздействия  (внутри и извне системы) – Вертикаль и основные ветви Власти, общенациональные институты типа Церкви, Профсоюзов).

7. Наличие среднего класса, острота социальных, культурно-гендерных, этнорасовых противоречий, практика государственного и муниципального управления, умение или неумение канализировать негативные проявления в социуме в нечто конструктивное.

8. Эффективность и адекватность влияния идеологии  на социум.

9. Возможность самореализации и степень удовлетворённости индивида в социуме  (инструментарий создан П. Сорокиным, синтетические показатели). Возможно, это как-то прямо связано с конфликтностью-альтруистичностью социума, распространением наркомании, алкоголизма, самоубийств, утечкой мозгов, духовной целостностью, здоровьем социума.

10. Универсальность, переводимость культуры на иные развитые языки мира, гармоничность, международный престиж, социокультурная привлекательность, актуализированный архетип в резонансе с мировыми геополитическими запросами[8].

11. Пионерство в некоторой духовной сфере, прозелитствующее за пределами своего ареала.

12. Степень вражды и дезинтеграции, включая сюда и актуализацию альтернативных политических сценариев, включая реальные силы вне и внутри страны, заинтересованные в их осуществлении. Способность (или неспособность) политической системы в рамках привычного гражданского инструментария притушить, возглавить, обезвредить их.

Аналитик – в отличие от хроногрофа, статистика пытается увидеть внутреннюю интерпретацию поступающих данных, создать их адекватную модель , концепт, и для него вся статистика верифицируема, интерпретируема, т. е. имеет сугубо вспомогательный характер, и часто аналитик может иметь несколько моделей, в том числе допускающих привлечение косвенной информации. Для него первична именно концептуальная внутренняя связка, синтетическая многомерная модель нескольких показателей, которая не столько интерпретирует, сколько подтверждает очевидные цифры  .

У аналитиков есть своё предметное информационное поле, только они смогут профессионально разобрать, как говорят, «по косточкам», любой информационный продукт и системно и профессионально ответить на многие важные вопросы – кто его создал; для чего (с какой целью, с чьей подачи, кто за этим стоит); оценить меру прозрачности и достоверности информации (или понять, что это дезинформация); определить, какие действия с нашей стороны целесообразны (и почему конкурент этого не ожидает или ожидает); увидеть «павлиний хвост или торчащие уши чужого сценария», или собственные негласные табуированные «мёртвые зоны» (например, устные договорённости и моральные обязательства, кого бы из своих по ряду причин – не хотели посвящать и т. д. При всей дискретности и разноплановости этих постановочных вопросов всё же следует отметить, что именно этот прикладной аспект аналитики в реальной управленческой практике – ключевой.

Есть ещё несколько событий, которые вполне аргументированно можно отнести к «зрелой аналитике», т. е. осознавшей возможности изъянов у «официальной информации», уже успевшей спрятать все хвосты. Аналитика как обслуживающая сфера практической политологии и управления реально есть, а вот достоверной статистики, которую она должна осмысливать, – нет. Многие данные настолько не соответствуют реальной действительности, что даже можно предположить, что статистика выполняет скрытый заказ на несколько предопределяющих будущее сценариев.

Говоря об использовании цифрового материала в аналитике, следует помнить, что он часто связан с сокрытием качества информации  . Например, есть краткий информативный информационный ряд (производство зерновых, потребление килокалорий в сутки на одного военнослужащего, потери регулярных армий в период войн и т. д.), но сам парадокс заключается в том, что используемые сейчас аналитические приёмы не только не объясняют (интерпретируют) ситуацию, но делают её неразрешимой.

Так, цифры по производству зерновых культур могут камуфлировать всё, что угодно. В агрегированных показателях могут отражаться различные сельскохозяйственные культуры – от кукурузы, сои, риса до ржи и твёрдых сортов пшеницы, причём ценностный разброс стоимости этой продукции составляет разницу от 1 до 8 раз, что вообще не даёт возможности по этим общим показателям принимать управленческие решения и давать соответствующие рекомендации (например, по финансовым интервенциям). В своё время по инициативе великого «друга» СССР господина Збигнева Бжезинского в США был принят закон, запрещающий продажу СССР хлебного зерна (продовольственного), из которого можно производить хлеб и макароны. На основании этого закона нам продавали только кормовое зерно. И до сего дня этот закон не отменён ! Поэтому, если брать цифры по зерну вместе, получается, что вроде бы зерна может производиться и закупаться много, а хлеба может не хватать. Таким образом, простая арифметика здесь не срабатывает. Вопрос качества информации остаётся главнейшим . Особенно, если учесть рост поставок генномодифицированных продуктов (ГМП). Если ими кормить наших солдат, детей у них после службы в армии не будет! Кто ответит за это?!

Вопрос по сельскому хозяйству очень серьёзный и есть много публикаций, раскрывающих эту тему. Понимание этой ситуации на макроуровне необходимо каждому грамотному человеку в России. Есть общемировые закономерности, о которых не принято говорить в нас в стране. Они таковы. Сельское хозяйство везде в мире носит дотационный характер! Исключений практически нет! Тот факт, что в России не дают денег селу – это не глупость, это преступление, ловко камуфлируемое идеями фермерского развития хозяйства. Раньше, в советский период, для высших руководителей была информация закрытая («красные справочники»). Согласно приведённым в них данным, в Англии крестьяне (в зависимости от погоды) ежегодно официально получали гарантированную 60–75 % оплату стоимости произведённой сельхозпродукции, в Японии – около 70 %, а в России – ноль!

Сегодняшние «рекомендации» международных и благотворительных организаций разнятся не столько количественно, столько интерпретацией. Понятно, что все они отвечают лишь своим национальным интересам. Приведём ещё более наглядный и грубый даже пример. Военнослужащему, чтобы восполнить необходимые 4300 калорий в сутки надо либо выпить 1,4 литра водки, либо съесть 4,5 кг овса, либо съесть 125 грамм красной икры. Понятно, что все эти цифры (достоверные по отдельности) не вписываются в реальный социально-профессиональный жизненный контекст. Продуктивнее разделение на группы задач и решение в их рамках (неплохо вспомнить в этом плане и советский опыт).

Многие натуральные показатели теряют свой абсолютный смысл с изменением рыночной конъюнктуры и развитием технологий. Им на смену приходят более комплексные, синтетические индикаторы, помимо прочего отражающие технологическую соотнесённость национальных рынков (универсальность, переводимость). Например, вместо абсолютных показателей нефтедобычи – её рентабельность, соотнесение реальных доходов населения и цен на топливо на внутреннем рынке. Но некоторые индикаторы являются достаточно универсальными, из них выводятся дополнительные косвенные индикаторы. Так, как было показано, цифры по демографии и производству зерновых носят весьма конъюнктурный характер и подвержены корректировкам по стратегическим и политическим соображениям. Их адекватному обнаружению (выведению) нередко посвящают свои труды аналитики, используя для получения косвенных данных все методы аналитики.

Необходимо хотя бы вкратце сказать о связи Аналитики и феномена времени  . Эти связи очень разносторонние и крайне важные для практической деятельности сотрудников аналитических подразделений, как правило, работающих в условиях жёсткой временной дисциплины, а порой и цейтнота. Аналитический процесс, как правило, имеет временные рамки: время решения управленческой задачи, время выполнения НИР (НИОКР), оперативного задания, носящего аналитический характер и т. д. Аналитики вынуждены всегда учитывать временной фактор при анализе проблемной ситуации, а также в случаях, когда используют аналитику как средство прогнозирования. Важную роль играет управление временем  , особенно скорость принятия управленческих решений.

В большом количестве литературы по менеджменту практически отсутствуют положения, связанные именно со скоростью  принятия управленческих решений [9]. Попробую показать огромную значимость для практики этого важнейшего фактора. Проблема времени меня, как учёного, интересует давно. Сфера общественного сознания, обусловленность её процессов во многом зависит от определённых ритмов, пульсаций исторического времени. Рассматривая природу времени, ещё много лет назад я понял, что этот фактор имеет огромное значение для системного анализа в политике, прогнозирования, для аналитической работы в целом. Время многомерно, время многоярусно, может быть даже отрицательным. Ещё в 1997 году вышла одна из моих публикаций на эту тему[10]. На поиск путей решения этой проблемы меня подтолкнуло информация о том, что американские военные, примерно 10 лет назад, на заседании Объединённого комитета начальников штабов утвердили новый концептуальный подход, основывавшийся на ускорении принятия управленческих решений у себя и всемерного замедления их у противника. За счёт этого планировалось выигрывать все войны будущего.

Через несколько лет, когда в российских системах управления на уровне Правительства Российской Федерации в результате административных реформ начала усложняться система принятия решений и в управленческих контурах и цепочках появились дополнительные элементы (федеральные агентства, службы), у меня закралась мысль – а не по западным ли советам это делается? Конечно, я могу ошибаться, но по многочисленным откликам сотрудников органов государственной власти и управления, обучавшихся в 2003–2008 годах в РАГС при Президенте Российской Федерации, данные реформы значительно замедлили скорость принятия управленческих решений на всех уровнях, так как для различных согласований между ведомствами, и даже в одном ведомстве – но между различными его управленческими уровнями – потребовалось значительное большее время, чем ранее. В результате эффективность госуправления по стране в целом снизилась. К сожалению, эта практика в управленческой сфере продолжает сохраняться до сих пор. Лишь с неизбывной тоской можно смотреть на то, как долго проходят согласования и выработка единой позиции между ведомствами, как канцелярщина и бюрократизм процветают, как суть дела выхолащивается порой в угоду требованиям делопроизводства и штабной культуры… Эти требования, конечно, должны быть, и должны соблюдаться. Но просто нацеленность их должна быть другая – на УСКОРЕНИЕ, а не на замедление управленческого процесса [11].

В начале 2008 года по решению Президента Российской Федерации ситуацию частично удалось вернуть обратно, но системные сбои уже были предопределены, по-прежнему принятие решений на всех уровнях федеральных органов исполнительной власти остаётся крайне медленным, в целом система является громоздкой и неповоротливой. Там, где надо принять решение за день – принимают за три, где за неделю – за месяц, где за месяц – волынка тянется год, где за год – растягивается на десятилетия! Примеров этому несть числа! Огромная многоголовая неповоротливая бюрократическая гидра продолжает расти, но эффективных управленческих решений очень мало, и ответственности никто ни за что не хочет нести.  И это происходит в условиях, когда деградация охватывает всё большие объёмы наших ресурсов – природных, научно-технологических, трудовых и популяционных. Никто не хочет задуматься о масштабах происходящих негативных процессов. Кризис, о котором говорят многие, давно уже идёт в разных формах.

Вдумайся, уважаемый читатель, только в один следующий факт, связанный с «утечкой мозгов». В течение нескольких последних лет Россию покинули более 2 млн. человек, – как правило, это активная часть общества, лучшие умы! В их числе те, кто в 2013 году получил Нобелевскую премию по физике (по различным состояниям углерода), сотни, тысячи высококлассных специалистов, те, кто теперь работает в корпорации «Боинг», создавая суперсовременые аэробусы, кто развивает западную науку и т. д.

* * *

Здесь же уместно будет сказать о практике проведения совещаний, заседаний, проводимых как в различных министерствах, так и на межведомственном уровне. Каждый раз, когда мне приходится участвовать в такого рода мероприятиях, становится просто грустно, потому что нередко они проводятся на самом примитивном методологическом и технологическом уровне, исключающем настоящее проявление инициативы, информационный обмен мнениями, взглядами, знаниями. Креативное начало в выработке оптимального решения обсуждаемой проблемы выражено крайне слабо, а субъективное начало в лице проводящего мероприятие начальника – доминирует. При этом в мире менеджмента полно технологий, позволяющих избежать этих типичных ошибок и задействовать важнейший ресурс – «мозговой штурм», причём с применением интерактивных средств ИТ. Аналитическая сторона при подготовке таких совещаний явно недостаточна. Самое главное при этом – комплексное решение проблем лишь декларируется, навыки управленцев (руководителей) по формулированию проблем, их системному анализу, структуризации и моделированию просто отсутствуют.

Не могу не сказать здесь и о том, что в деятельности любой управленческой структуры со временем происходит так называемый процесс «заболачивания», который хорошо описан в многочисленной литературе по менеджменту. Структура, как корпус корабля, обрастает множеством вспомогательных подразделений/ракушек, которые всё больше мешают ей развиваться, отбирая на себя значительную часть имеющихся ресурсов и доказывая свою незаменимость. Бороться с ними очень тяжело, а порой вообще невозможно. В этом смысле интересен американский подход: их аналитики рассчитали, что проще создать НОВУЮ структуру с аналогичными функциями, чем пытаться бесконечно реформировать забюрократившуюся старую. При этом основная часть ресурсов направляется в новую структуру. Туда же переходят более мобильные опытные кадры по основному функционалу. «Болото», как правило, всегда против нововведений, держится за кресла и просто не успевает своевременно отреагировать и, таким образом, остаётся «за бортом». Действительно, если поразмыслить, как чудовищно неповоротлива огромная, многоголовая бюрократическая гидра, живущая за счёт личных связей и коррупции, как парализует она базовую деятельность в любой сфере, приходит понимание, что здесь нет простых решений и на этом управленческом поле всегда идёт яростная борьба. Это происходит и в политике, и в промышленной сфере.

Хочу проиллюстрировать эту мысль следующим примером.

Сейчас, когда «партнёры» по НАТО подобрались вплотную к границам нашего огромного разоружённого государства и деловито наращивают свои силы, самое время вспомнить о том, как могло случиться, что оборонно-промышленный комлекс России сознательно годами и десятилетиями разрушался? Да, это горькая правда: мы бездарно потеряли десять лет. Министр финансов А. Кудрин десять лет занимался «монетизацией», не давал денег никому, создавая «подушки безопасности» для нашей экономики в американских банках и позволяя российским коммерческим структурам брать беспримерные займы за рубежом. В итоге на март 2012 года совокупный внешний долг России составил в 2011 году 539 миллиардов долларов, превысив более чем на 40 миллиардов объём международных резервов[12]. Вот за это удушение промышленности его ещё превозносят как гениального финансиста. Любой, кто занят в сфере хай-тек технологий, знает, что в мире стало общепринятым такое понятие времени – каждый следующий год равен пяти предыдущим. По такой экспоненте развиваются сегодня технологии[13]. С учётом этого, Кудрин задержал нас на десятилетия! Понятно, что он действовал не один, что была группа поддержки, но именно он символизирует собой это движение, не дававшее нормально развиваться отечественной промышленности.

Очень важным для управленческих кадров является осознание того, что в условиях наступившего мирового финансово-экономического кризиса и многократного увеличения количества проблемных ситуаций именно технология принятия решений (включая её методологические и организационные аспекты) должна быть взята на интеллектуальное «вооружение».

При этом решающее значение будет иметь не только правильность, оптимальность самого управленческого решения, но и скорость его принятия ! К сожалению, этого не понимают в России очень многие руководители во всех эшелонах власти.

Рассмотрим закономерности в распределении времени, которые существуют при принятии решений, более подробно[14]. В этом нам поможет следующая модель, отражающая проблемы управления временем при принятии управленческих решений (рис. 15).

Введём следующие обозначения.

Итак, Т  1   – обобщённое время – интервал между возникновением во внешней среде «внештатной ситуации»  , требующей принятия адекватных мер для блокировки (нейтрализации) негативного развития событий, и моментом, когда эти меры фактически предпринимаются  . Величина Т 1  характеризует инерционность каналов поступления, обработки и реагирования на информацию.

Более детально это время раскладывается на следующие составные части:

Т1'  – время восприятия исходящего от среды сигнала, воспринимаемого мониторинговыми (рецепторными) элементами системы;

Т 1 ''  – время, необходимое для обработки полученных сведений;

Т 1 ''' –  собственно время принятия решения действовать, разработка вариантов реагирования на складывающуюся обстановку;

Т 1 ''''  – время передачи решения (проекта, программы, результатов анализа и плана действий) в исполнительные структуры.

Сумма перечисленных временных интервалов выражается в совокупном времени Т 1 .

Но принять решение – это ещё лишь полдела. Теперь задумаемся о том, как по времени оно будет реализовываться, каким образом будут задействованы имеющиеся ресурсы, и какие факторы будут тормозить  этот процесс.

Введём для обозначения этих процессов Т  2   – это сумма некоторых временных интервалов, которая характеризует инерционность материальных систем (объектов), приводимых в действие данным управленческим решением.  

Это время состоит из следующих составляющих:

Т2' –  время жизни ресурсов;

Т 2 ''  – время, необходимое для проблемной, целевой мобилизации ресурсов;

Т 2 ''' –  время, необходимое для введения ресурсов в зону активных действий;

Т 2 ''''  – время, в течение которого ресурсы в состоянии выполнять свои функции, будучи используемыми в зоне активных действий.

Естественно, в рамках каждой из валентностей перечисленные временные параметры наполняются конкретным специфическим содержанием, в зависимости от реальной жизненной ситуации.

Представьте, например, такую ситуацию (реальный пример из моего личного опыта). Зима. Загорелся дом на даче. Вызываю по мобильному телефону пожарную службу. Попадаю на женщину-диспетчера из соседнего района. Она советует перезвонить и сообщить о происшествии непосредственно диспетчеру нашего района. А дом горит. Пытаюсь объяснить, что она может передать информацию о пожаре гораздо быстрее (у меня даже нет карандаша или ручки, чтобы записать номер телефона ближайшей пожарной части и нахожусь в стрессовом состоянии в связи со случившимся). Наверняка, связь между соседними пожарными службами давно отлажена. Начинается выяснение отношений, переходим на повышенные тона. А дом горит. Объясняю диспетчеру, как проехать к месту происшествия. Нашего садового кооператива нет на её карте. Убийственно звучит её фраза «Понастроили тут…». В результате вызова пожарные всё же приехали – через 40 мин. Причём первая машина приехала из соседнего райцентра, который в три раза дальше от моего участка, чем ближайшая пожарная часть, от которой езды было ровно 10 мин.

Теперь попробуем проанализировать данную ситуацию с точки зрения вышеуказанных временных параметров и по каждой позиции просчитываем возможные задержки. Итак, негативные моменты. Машина может не сразу завестись в мороз. Может отсутствовать вода в баках (только вернулись, например, с другого вызова) и т. д. – причины торможения в мобилизации ресурса можно долго детализировать по каждой позиции. И обязательно учитывать тот самый субъективный фактор с непрофессионалом на важном посту. В своё время в пограничном училище и военной академии на занятиях по тактике общевойскового боя нам часто говорили такую пословицу «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Есть абстрактные идеи, красиво оформленные на бумаге доктрины, и есть реальная жизнь с тысячами всяческих препятствий на пути. Попытки использовать в планах, концепциях и стратегиях «нумерованные полки» и абстрактные «боевые коэффициенты» хороши только в идее, на практике мы сразу же приходим к невозможности принимать научно обоснованные оперативные решения. И тут на авансцену выходят личные боевые и аналитические способности командира-руководителя, который берёт на себя весь груз ответственности и начинает БЫСТРО И АДЕКВАТНО ситуации действовать, командовать, руководить операцией, боем и т. д.

А теперь главное.

Эффективность принятия управленческих решений по обеспечению жизнедеятельности любой системы, в том числе и крупномасштабной государственной общности, определяется соотношением двух основных временных параметров –  Т  1  и Т  2  .

Если Т 1 < Т 2 ., то система в состоянии отреагировать на внештатную ситуацию и принять адекватные меры реагирования, закрепляющие позитивные изменения в настоящее время или в перспективе, и блокирующие негативные.

При соотношении Т 1 = Т 2 , ситуация оказывается критической, система начинает давать сбои, реагирует на изменение ситуации с запозданием. Это требует снижения инерционности информационно-аналитических систем, обслуживающих её. Срочно нужны специальные меры для ускорения принятия управленческих решений в системах управления и регулирования основных областей жизнедеятельности системы. Очевидно, это по преимуществу параметры, характеризующие существование позднего СССР (1980–1990 годы) и Российской Федерации (1998 –2008 годы).

Наконец, соотношение Т 1 > Т 2 соответствует ситуации хронического запаздывания с анализом ситуации и принятием соответствующих управленческих решений, мер по их реализации по отношению к процессам, протекающим в окружающем мире. Даже при громадных ресурсах система неспособна адекватно отреагировать на изменившиеся условия. Наглядный пример с развалом СССР должен был хоть чему-то научить, но, увы! В современной России нередки случаи, когда назревшие проблемы в социально-политической и экономической сферах подолгу не решаются, что усугубляет ситуацию.

Исходя из представленной теоретической модели распределения временного параметра при принятии решений понятно, что рациональное управление должно стремиться к своевременному принятию решений при изменяющейся ситуации.  В каждой организации, которая хочет не просто функционировать, но и развиваться, этому вопросу должно уделяться самое серьёзное внимание. Именно аналитики должны пояснять руководству, что нужны своевременные и решительные самоизменения , быстрое и адекватное реагирование системы и её аналитических сетей на изменившуюся внешнюю ситуацию на основе системного анализа отношений Выгод – Возможностей – Издержек – Рисков[15].

С этой целью органам управления нужно постоянно совершенствовать каналы обратной связи  , быстродействие и пропускная способность которых определяются вышеперечисленными временными параметрами. В современных условиях величина Т 2  и её отдельных компонентов, отражающих динамичность производственно-трудовых, жизнеобеспечивающих и воспроизводственно-популяционных структур, обнаруживает тенденцию к увеличению. В результате возникает острейший дефицит времени   и решения, принимаемые системами управления, оказываются всё более запаздывающими и неадекватными . Сказанное справедливо как для глобальных, общегосударственных процессов и систем, так и для решения локальных задач на уровне конкретных отраслей, структур государственного и муниципального управления, конкретных предприятий. Я считаю, что корни неудач и провалов многих известных проектов именно в нарушении соотношения между Т 1 и Т 2 . В практике управления повсеместно мы имеем дело с объектами, динамические свойства которых изменяются быстрее, чем мы это в состоянии прогнозировать, осознать, измерить и отреагировать. А это как раз и происходит, если нет серьёзного аналитического обеспечения.

В интересной книге супругов Элвина и Хейди Тоффлер рассматривается ряд проблем системной дисфункциональности современных государств. Они оказываются перед лицом не просто невиданного ускорения темпа перемен, но перед угрозой серьёзного конфликта между требованиями быстро развивающейся новой экономики и инерционной институциональной структурой старого общества. Авторы доказывают, что «маячащий на горизонте кризис является прямым результатом «эффекта десинхронизации», свидетельствующим о том, насколько безрассудно мы относимся к одной из самых важных универсалий, а именно времени »[16]. Только кризис уже не на горизонте, а в нашей жизни. Не могу не привести одну цитату из этой книги: «Сегодня национальному суверенитету бросают вызов новые силы; новые игроки и новые проблемы возникают на международной арене, но бюрократические структуры и образ действий неправительственных организаций остаются по преимуществу без изменений»[17]. Остаётся только добавить, что в России – и правительственных организаций тоже…

Авторы показывают, что в современных условиях – на уровне семей, фирм, индустрий, национальных экономик и всей глобальной системы в целом, мы находимся в процессе ещё невиданной грандиозной трансформации связей между созданием богатства и таким важнейшим фундаментальным фактором, как время . Видимо, в условиях наступившего кризиса, должно произойти осознание существенного значения этого феномена в социокультурном и экономическом пространстве.

А проще говоря – скоро жизнь сама заставит всех более быстро шевелить мозгами и действовать.