Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Крупным планом" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Февраль 2006   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
23.02.2006
04:07:47
04:08:05
24
25
26
26.02.2006
00:40:38
23:48:09
27
28
28.02.2006
15:19:37
15:40:28
Автор
Скурлатов Валерий Иванович

Статистика

346 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Великий Айги

Великих людей рождает Русская земля, и они живут среди нас, и уходят. Вот ушел
Айги - поэт от Бога и мыслитель, чувашский всплеск. Когда его читаю – вспоминаю
Рильке. 

Он родился 21 августа 1934 года в чувашской деревне Шаймурзино. Приехал в Москву,
поступил в Литературный институт. Его поэму «Завязь» в подстрочном переводе,
сообщает Владимир Новиков сегодня в газете «Вечерняя Москва» (26 февраля 2006
года, № 32 /24323/, стр.12  http://www.vmdaily.ru/main/topic.php?t=5), прочитал
Пастернак, позвал автора к себе и там, на веранде переделкинского дома, убедил
Геннадия Айги в том, что ему надо писать по-русски. Отныне он работал в русской
поэзии, не сковывая себя размерами и
рифмой, находя для своих мыслей и чувств новые, ни на что не похожие ритмы. 

«Из Литературного института, - пишет Владимир Новиков /надо проверить!/, - его
исключили за дружбу с Пастернаком с формулировкой «подрыв устоев социалистического
реализма». Подрыв был совершен успешно – обоими».

Далее Владимир Новиков в заметке «Всемирный Айги: не стало поэта и художника»
пишет: 

«Айги жил в Москве, работал в музее Маяковского, потом стал свободным художником
(именно так – он, как и Пастернак, предпочитает слову «писатель» слово «художник»).
В СССР его стихи не понимали и не печатали. Зато читали и переводили во многих
зарубежных странах.

«Переводимость» поэзии Айги – реальное подтверждение ее общечеловеческой значимости.
Читая переложения на английский, немецкий и, конечно, французский (выполненные
Леоном Робелем), чувствуешь, как вступают в дружественный диалог языки и национальные
менталитеты.

С 1990-х годов книги Айги печатаются и в России. Негромкая, но честная слава.
В Чувашии проходит международная конференция с участием исследователей со всех
концов мира; Айги первому присуждают Пастернаковскую премию, выдвигают и на Нобелевскую.
А он живет как бы параллельно всему этому, говоря: «Я работаю». Работает он в
ладу со своим внутренним миром, в дружном соавторстве с русским языком – вплоть
до кончины в московской больнице 21 февраля сего года. Двадцать четвертого февраля
его похоронили на сельском
кладбище в Шаймурзине, рядом с матерью.

Вот такая простая и прозрачная биография. И такая же поэзия: 

И человек идет по полю 
как Голос и как Дыхание 
среди деревьев, 
как будто ожидающих 
впервые свои Имена.

Мне случилось побывать в Шаймурзине и увидеть это поле – чувашское, русское,
всемирное. Там вдруг стало ясно, что означают зацитированные до дыр строки Пастернака:
«Привлечь к себе любовь пространства, услышать будущего зов». Пространство полюбило
стих Айги. Дело теперь за временем, которому предстоит догонять его решительный
прорыв в будущее.

Как никто он был свободен от суеты. С голубиной кротостью сносил непонимание
профанов, не проникался враждой, ни на кого не нападал ни словечком. «Сон-и-поэзия»,
«Поэзия-как-Молчание» – так называются его программные эссе. Этим счастливым
принципам он был верен без усилий, они соответствовали его природе. 

Равнодушие к успеху было поразительным. Помнится, когда Юрий Кублановский возглавил
отдел поэзии «Нового мира», он сразу же захотел напечатать Айги и попросил меня
уговорить поэта составить подборку. Уговорить не удалось.

Теперь понимаю Геннадия: он просто не мог нарушить Молчание, выйти из того Сна,
что рождает его новые строки.

Узнав о смерти Некрасова, Достоевский тут же принялся перечитывать его стихи,
забыв о шероховатостях личных отношений, обо всем бренном. Так бывает с подлинными
поэтами: бесконечный процесс чтения и переживания их стихов во много раз превосходит
длительность их земного бытия: 

это 
(быть может) 
ветер 
клонит – такое легкое 
(для смерти) 
сердце. 

Стихи живы».

Так личностно пишет Владимир Новиков об ушедшем Айги, которого знал. А я – не
знал, к сожалению. Не всех могу объять, не со всеми находится время общаться.
Вся надежда – на Панлог. Каждую визитку Панлога хочу заполнять личностно - через
голову и через сердце.

На французский язык его переводил Леон Робель. Возможно, зря я сравнил Айги и
Рильке. Вернее сравнивать его с другом и последователем Мартина Хайдеггера -
французским поэтом Рене Шаром. А Леон Робель тоже очень личностно и пронзительно
переживает уход Геннадия Айги:

«Образовалась огромная пустота. Хотя я знал о тяжелой болезни Айги, когда его
жена Галина мне позвонила и сказала, рыдая, что он только что умер – это было
как удар молнии. С трудом прихожу в себя, все время вспоминаю о нашем беспрерывном
тридцатипятилетнем общении, труде, о нашей дружбе.

Живо вспоминается наша первая встреча в Москве в 1971 году. У меня был круг литераторов
и литературоведов, которым я доверял, и в каждый приезд я просил их назвать десять
самых интересных новых явлений в литературе и поэзии. Таким образом я узнал от
известного лингвиста В. В. Иванова о существовании поэта Айги. Он же и попросил
Геннадия зайти ко мне. Вошел невысокий, очень худой и бедно одетый человек (я
сам невысок, но ощутил, что он ростом ниже меня), его глаза горели вдохновением.

Он говорил с легким акцентом, но на очень чистом русском языке. Меня поразила
его эрудированность. Он вручил мне свою антологию французской поэзии на чувашском
языке, и я понял, что он удивительно хорошо знает нашу поэзию. Он мне подарил
кипу своих стихов – они удивили меня абсолютным своеобразием. Я видел перед собой
человека, полностью преданного поэзии, фантастически трудолюбивого, готового
на все лишения, чтобы сохранить свою свободу художника и свое человеческое достоинство.

До 1988 года Айги был невыездным, и основное его творчество не было опубликовано
в СССР. Какая же сила характера, какая отвага нужны были, чтобы создать творения,
которые обогатили мировую поэзию нашего времени, в такой ситуации! Для этого
мало было больших знаний, огромного новаторского таланта, нужны были и такие
ценности и чувства, как ненависть к войне и насилию, беспредельная любовь к свободе,
братское чувство ко всем народам и культурам и редчайшее умение все это воплотить
в самой структуре стихотворения.

Я помню ликование Геннадия, когда я ему принес на проверку свои переводы его
стихов, которые должны были войти в первый французский томик Айги, и он через
день вернул мне их со своими пометками восклицая: «Значит, у них действительно
есть смысл, коли ты сумел их перевести!» В 1994-м в парижском Музее современного
искусства отмечали 60-летие Айги. Выступающие приехали из многих стран, здесь
были известные французские поэты – почитатели его таланта.

В своем выступлении по телевидению Айги сказал: «Франция – моя поэтическая родина».

Теперь вся Земля становится его поэтической родиной. Позавчера мне позвонил известный
турецкий поэт Оздемир Индже и сказал с горестью: «Он был один из последних наших
великих»».
В избранное