Новости

Издание ссылается на переписку сотрудников «Лаборатории Касперского», в том числе письмо ее руководителя Евгения Касперского, которое он отправил топ-менеджерам компании в 2009 года. В этом письме говорилось, что в 2008 году компания «по большой просьбе Лубянки» разработала секретный проект. Bloomberg отметил, что подлинность писем подтвердили в компании.

Специалисты компании разработали по заказу ФСБ программу, позволяющую отражать DDoS-атаки на разные сети, в том числе правительственные. Эта система переводит трафик на сервера, которые способны выдержать нагрузки. Кроме того, с помощью провайдеров «Лаборатория Касперского» узнавала местонахождение хакеров и передавала полученные сведения ФСБ в режиме реального времени.

Анонимный источник Bloomberg, знакомый с секретной разработкой «Лаборатории Касперского», сообщил, что специалисты компании лично участвовали в рейдах против хакеров. «Они не просто взламывают хакеров. Они вламываются к ним в двери», — отмечает издание.

В «Лаборатории Касперского» официально сообщили, что никогда не разрабатывали для ФСБ систему защиты от DDoS-атак, однако сотрудники могли участвовать в рейдах против хакеров, чтобы найти на их компьютерах необходимые доказательства. Представители «Лаборатории» отметили, что не подтверждали подлинность писем, на которые ссылается Bloomberg, поскольку компании их не показывали.

Новости

Следователи пришли в офисы компании в Москве и в регионах, уточняет Legal Report со ссылкой на слова неназванного источника в правоохранительных органах. Сотрудники ФСБ проводят обыски, утверждает издание.

Источники Legal Report в Следственном комитете России сообщили, что после обысков следователи выявили всю цепочку по обналичиванию денег, которые шли на взятки крупным чиновникам. Во время выемки они обнаружили документы, которые подтверждают участие конкретных сотрудников в обналичивании. Во время допроса они подтвердили, что участвовали в этом. 

Представитель «Т Плюс» опроверг в беседе с РБК, что в офисах компании проходят обыски. «Идут стандартные следственные мероприятия, в том числе сегодня, но компания работает в обычном режиме», — рассказал собеседник. По его словам, 11 июля в «Т Плюс» прошел первый после годового собрания акционеров совет директоров.

Следственные действия в офисах компании связаны с уголовным делом о взятках топ-менеджеров «Реновы» и «Т Плюс» властям республики Коми, отметил представитель компании.

В сентябре 2016 года в «Ренове» и «Т Плюс» прошли обыски по делу о взятках. По версии следствия, в 2007-2014 годах управляющий директор «Реновы» Евгений Ольховик, гендиректор «Т Плюс» Борис Вайнзихер и бывший генеральный директор «Вымпелкома», экс-глава «КЭС Холдинга» Михаил Слободин передали властям Коми в качестве взяток 800 миллионов рублей. В обмен на это чиновники устанавливали наиболее выгодные для «Реновы» тарифы на тепло и электроэнергию в регионе.

Новости

Дело по статье 280.1 УК России (призывы к экстремизму) связано с созданием «экстремистского» сообщества «Артподготовка», сообщили следователи во время обыска «народного дома» Мальцева — проекта оппозиционера в деревне Лохино в Подмосковье. Во время обыска следователи изъяли атрибутику и аппаратуру.

Вячеслав Мальцев покинул Россию 4 июля незадолго до того, как его решили отправить под арест. Оппозиционер заранее узнал о том, что его хотят арестовать, и уехал из страны.

Вячеслав Мальцев известен как автор канала на YouTube «Артподготовка», где каждую неделю выпускает информационную программу «Плохие новости». Каждый выпуск Мальцев начинает со слов о том, сколько дней осталось до начала «новой исторической эпохи», то есть до 5 ноября 2017 года. В 2016 году Мальцев участвовал в выборах в Госдуму по списку «Парнаса». Во время теледебатов он призывал к импичменту президента России Владимира Путина.

Общество

Как становятся клоунами

Бровка преподает физику в вузе. Фекла — маркетолог, Сова — сурдопереводчик.  Бульон, Капуша и Жужука — профессиональные актеры.

Доктор-клоун — это работа. Этому учатся, потом сдают экзамен. За работу платят деньги — две тысячи рублей за выход.

В крошечной гримерке на третьем этаже Российской детской клинической больницы — два зеркала с лампочками, плюшевые звери всех мастей, укулеле, книга «Практический курс по моделированию колбасок из шариков», десятки костюмов, медицинские халаты, маски. На стене висит афиша Ленинградского цирка сезона 1989–1990.

Капуша и Жужука — Полина и Вика, соответственно — гримируются перед выходом.

Капуше-Полине — 30, она снимается в кино и сериалах. Типаж — мечтательная романтическая героиня.

Жужуке-Вике — 23. Бойкая брюнетка, работает в московском театре клоунады «Мир лиц».

Полина накладывает клоунский макияж — рисует брови, приклеивает ресницы, белит лицо. Белила попадают в глаза, они становятся красными. Жужука собирает два пучка волос и надевает на них шапку, рисует усы.

Пару лет назад Полина «устала заниматься просто зарабатыванием денег», ей захотелось делать что-то хорошее, и она пошла в школу больничной клоунады «Доктор клоун». Школу и одноименный благотворительный фонд в 2008 году организовали бывшие супруги — актеры Максим Матвеев и Яна Сексте. Там Полина познакомилась с Викой.

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Сова

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Жужука и Капуша

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Полина долго не знала, какое имя себе выбрать. Позвонила маме и спросила, как мама звала ее в детстве. Мама сказала:

— Капуша.

Так и появился персонаж — дурацкая, нерасторопная Капуша.

Жужукой Вику в первый раз назвал кто-то из клоунов, потому что она все время болтает, жужжит, а еще потому что есть такие конфеты. Жужука — шустрая, веселая, резкая.

Вика говорит, что ее желание быть доктором-клоуном возникло из собственного непростого детства. Вика приходит в больницу «выгулять ту маленькую девочку», которой она была и которая по-прежнему живет в ней.

С первого дня работы у клоуна происходит переоценка ценностей. Потому что дети учат клоунов. Полина говорит, что эти дети с тяжелыми заболеваниями мудрее всех взрослых, вместе взятых.

— Они уже понимают, что и как в этой жизни.

Клоун идет на работу

Брать или не брать мыльные пузыри? А шарманку? Какие фокусы показывать?

Двум близнецам-подросткам из отделения генетических болезней все равно, как сегодня экипированы Капуша и Жужука. Близнецы и без фокусов смотрят на них  влюбленными глазами. Эти подростки, скорченные тяжелым неизлечимым заболеванием, — в том возрасте, когда мальчики становятся мужчинами. Они хотят любить.

Но сегодня клоуны идут мимо — в гинекологию. Капуша и Жужука берут близнецов с собой, чтобы они проводили их до лифта. От гримерки до отделения семь минут ходу — за это время за ними собирается целая свита.

Капуша больше любит маленьких детей, потому что они ласковые. Жужука — подростков. К ним сложнее пробиться, они вредные. Иногда подростки матерят клоунов, кидаются в них предметами, делают вид, что им неинтересно и не смешно, а иногда — влюбляются.

Капуша и Жужука приходят в больницу один-два раза в неделю: «Чаще нельзя, иначе будешь плохо работать».

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предосталвено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Клоуны всегда работают в паре. Еще клоун должен уметь импровизировать и при этом всегда быть собранным. Иначе дети облепят, завалят игрушками, будут раздирать на части — им хочется внимания. На этот случай в пару к клоунам-новичкам ставят профи.

Но и профессионалы не всегда справляются.

Как-то стажер-клоун дядя Вова работал с опытным клоуном Каплей. На случай, если дядя Вова потеряет контроль над детьми, ему придумали стоп-слово. Тогда в ситуацию пришлось бы вмешаться кому-то из персонала или других клоунов.

Но случилось так, что дети окружили Каплю. Капля — меланхоличный клоун, совсем не лидер. Все произошло очень быстро. Все несли ей игрушки. Ошалевший дядя Вова читал в углу рэп каким-то дошколятам. Ситуация стала выходить из-под контроля. Капля знала, что у стажера есть стоп-слово на этот случай. Она не выдержала, пренебрегла профессиональной гордостью и в какой-то момент просто начала кричать:

— Морячок, что-то я очкую!

Еще одно правило: детей нужно контролировать, но при этом давать им возможность покомандовать. Больше никто им такой возможности не даст. Врачи, родители, болезнь — всех надо слушаться.

Как побить боль

Гинекология — легкое отделение для работы клоунов. Лежачих нет, все бегают и прыгают. Трем самым активным девочкам клоуны дают задание: подготовить «концертный номер». Это такой прием — иначе эти дети не дадут поработать с другими, а будут ходить за клоунами хвостом. После обхода всех палат клоуны смотрят «концерт». Девочки поют песню группы «Время и Стекло»:

Всё в стиле, мы на стиле. Заскочили, затусили.
Отскочили и на стиле отвалили к маме.
Всё в стиле, мы на стиле. Минимально загрустили.
Отпустили грусть, себя развеселили сами.

Одна из девочек внезапно садится на шпагат и вскидывает руки.

Тут появляется Надя. Надя из детдома, ей 12 лет. Клоунов она ненавидит, потому что они «тупые». Пока ее не видят другие, в палате она нежничает с клоунами и пытается выпросить подарок. Но когда они выходят в холл и их окружают другие дети, Надя начинает обзывать клоунов. Время от времени она подходит и говорит:

— Я боюсь их, я их не люблю, они страшные!

— А что же ты любишь, Надя?

— «Камеди клаб»!

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Клоуны прощаются с детьми, Надя не хочет их отпускать, но она, конечно, не признается в этом. Она выгоняет из отделения Капушу, закрывая за ней дверь, и не дает выйти Жужуке. Правдами и неправдами клоуны наконец выходят.

— Какая хитрая эта Надя! — смеются они.

Со временем клоуны становятся циничными. Больница учит их смеяться там, где неподготовленный человек может испытывать ужас. Потому что сами дети смеются.

— Для меня было большим открытием, что дети смеются над своей болезнью, — говорит Капуша. —  Они попирают ее ногами, плюют на боль. Они настолько кайфуют от жизни, особенно малыши, что им некогда тратиться на переживания. Они согласны на любые правила игры. Страдают родители, они не выдерживают.

— В трансплантологии была одна мама, которая на протяжении двух-трех месяцев говорила: нас вот-вот выпишут, все хорошо, — рассказывает Жужука. — Она была веселая, радостная, песни пела. Мы спросили врача. Он ошалевшими глазами посмотрел: вы что, это тяжелейший ребенок. Мама просто находится в другой реальности.

— Мы и сами иногда перегораем. Мы же тоже люди, — говорит Полина. Она стирает грим. — Вот пропало что-то внутри, и надо взять перерыв. Вообще, иногда на работу приходишь уже сразу на кураже. А иногда устал, не в духе, нужно время, чтобы настроиться. Для меня выход в больницу — это как спектакль. И любую халтуру дети чувствуют.

— Да и в общем нет такой задачи — халтурить, — вторит Вика. — Это же для удовольствия.

— Конечно. Тут никто не спасает мир. Мы получаем от этого удовольствие. Это одна из первых мотиваций, почему мы сюда приходим.

Когда дети умирают

Иногда доктор-клоун приходит в отделение, где был неделю назад, и видит пустую кровать.  

Поэтому доктор-клоун устает. Бывает, он чувствует, что устал. Бывает — что хуже — не чувствует. Он работает, работает. Ему плохо, но он продолжает. Клоун потихонечку пьет водку, или плачет, или ссорится со всеми вокруг.  

За последний год с клоунами фонда так случалось дважды. Сейчас эти клоуны в отпуске.

Сова и Бульон работают в больнице уже несколько лет. С ними такое тоже было.  

Сова (Марина) хотела быть хирургом, но стала сурдопереводчиком. Она родилась в семье глухих и выучила язык жестов едва ли не раньше, чем научилась говорить.

— Я работаю доктором-клоуном ради своей семьи. У меня есть дочь, и я хочу, чтобы она видела на моем примере, почему нужно помогать людям, — объясняет Марина.

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Кирилл — театральный актер. Его персонаж клоун Бульон — клошар,  потрепанный жизнью весельчак.

Иногда Бульон «бывает наваристый, а иногда совсем жидкий, овощной».

— Трудно держать себя в форме, постоянно находиться в рабочем состоянии. Сложно найти контакт, когда дети тебя боятся, — перечисляют они с Мариной особенности своей работы. — Трудно, когда наседают и от большой любви накидываются. И ты же не можешь им сказать — а ну все брысь отсюда.

Бульон не выходил работать целый месяц — по семейным обстоятельствам. Сова месяц болела. Сегодня у нее первый выход после перерыва. А до этого она брала отпуск на три месяца, потому что не могла больше работать — вымоталась.

Клоун должен уметь многое, но он не обязан быть самым сильным. Пропускать через себя то, что здесь видишь, можно — если не получается иначе.

— Только потом нужно выплескивать свои чувства, нельзя держать их в себе, — говорит Марина. — Иначе ты сгораешь и не можешь работать. У нас работает женщина, она профессиональный клоун, даже преподает. И однажды она сопровождала на экзамене новичка. Тот работал прекрасно, а она — просто никак. Мы в гримерке спросили ее: что такое? Она в ответ разревелась. Выяснилось, что она очень долго впитывала весь этот негатив, но никому ничего не говорила и довела себя просто до крайней точки.

Когда дети живут

Через полчаса Бульону и Сове нужно идти в отделение трансплантации костного мозга. Там всего три палаты, в каждой — куча оборудования, тонна лекарств, стеклянные боксы, где лежат дети — они только что перенесли трансплантацию или готовятся к ней.

В ТКМ клоунов очень ждут. Мама, бабушка, планшет или телефон — вот и все возможности общения с окружающим миром. Посещения ограничены, из бокса выходить нельзя — слабый иммунитет.

Дима скоро выписывается — он не выздоровел, но у него рецидив, и трансплантацию придется отложить. Поэтому ему, в виде исключения, можно выходить из бокса. Он лысый, в маске, ростом примерно метр. Его мама сидит в коридоре. Она где-то далеко, в тяжелых мыслях. Она не в силах ответить клоунам на простой вопрос — как ее зовут.

— Мама, — отвечает она. — А это сын, — показывает она на Диму, а потом снова уходит в себя.

Дима радостно обнимается с братом Денисом, который станет его донором. Они смеются.

Сережа семнадцати лет ждет трансплантации. Он просит врачей об одном — дать ему хотя бы кальян покурить, если сигареты нельзя. Клоуны стучатся к нему в бокс. Бульон показывает фокусы. Сова бьет Бульона по голове игрушечным молотком и прячется.

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Фото предоставлено фондом «Доктор Клоун»

Сережа лениво поднимает глаза от планшета.

— Иди детей повесели, дядь, — говорит он Бульону.

Бульон включает шарманку и утанцовывает к следующему боксу. Мама Сережи несет еду. Она слабо улыбается Бульону.

— Мам, я умираю, какая еда! — кричит Сережа.

— Ничего ты не умираешь, — говорит она миролюбиво. Сережа открывает окно в боксе и берет тарелку.

Девятилетний Магомет смеется и крутит спиннер. Артем в кислородной маске с трудом может шевелиться. Он смотрит представление.

Девочка Лиза — тонкая, словно все тело из пяти спичек, — сама показывает фокусы клоунам — дурацкие, вроде откусывания пальца. А потом скрещивает ноги и поднимает себя на руках.

— Ты так умеешь? — спрашивает она Бульона.

Бульон не умеет. Он умеет становиться «жидким», танцевать египетский танец, делать страшное лицо, орудовать специальной электронной штуковиной, которая «пукает». Сова снова и снова бьет его по голове. Глупо, весело.

Когда представление закончится, эти люди смоют грим, положат в ящик свои клоунские носы и пойдут домой. У Бульона — маленький сын, у Совы взрослая дочка. Глядя на своих детей, они постараются не думать о работе.

Благотворительный фонд «Доктор Клоун» объявляет 5-й набор в Школу больничной клоунады. Набор открыт до 31 августа 2017 года. Анкету можно заполнить здесь.

Новости

Индекс уверенности россиян в том, что страна будет богата в следующие 12 месяцев, во втором квартале снизилась до минус 7 процентов. Для сравнения: в первом квартале индекс составлял 0 процентов. Нынешний показатель стал наихудшим с первого квартала 2016 года, когда индекс национального благосостояния также составлял минус 7 процентов. Наименьшее значение этого индекса зафиксировали в четвертом квартале 2014 года — минус 20 процентов.

«Мы объясняем изменение индекса ослаблением рубля. В соответствии с этим доля респондентов беспокоящихся по поводу экономического роста, увеличилось во втором квартале 2017 года до 35 процентов», — говорится в обзоре.

«Индекс Иванова» — это индекс потребительской уверенности россиян, который считают с 2013 года. Индекс строится из ряда показателей: личное благосостояние (сейчас и в следующие 12 месяцев), национальное благосостояние (сейчас и в течение года), а также условия для крупных покупок. По заказу Sberbank CIB исследовательское агентство Cint каждый квартал опрашивает 2,3 тысячи россиян в возрасте от 18 до 65 лет, которые живут в 164 городах России. Индекс назван по самой распространенной в России фамилии.

Индекс потребительской уверенности россиян во втором квартале снизился на 5 процентов и составил минус 15 процентов. По оценке Sberbank CIB, индекс вернулся к среднему показателю за 2016 год.

Во время опроса исследователи выяснили, что:

• 75 процентов россиян чувствительны к уровню цен;
• 68 процентов совершают покупки в дешевых магазинах;
• 62 процента пользоваться промоакциями, покупают менее дорогие продукты;
• 71 процент старается покупать более дешевые товары;
• 48 процентов ходят в магазин только ради промоакций;
• 69 процентов экономят на питании вне дома;
• 63 процента экономят на отпуске.

В конце июня ВЦИОМ представил итоги опроса, в ходе которого выяснилось, что 39 процентам россиян не хватает денег на еду и одежду. Еще 10 процентов сообщили, что «сводят концы с концами», а «денег не хватает даже на продукты». Чуть больше четверти опрошенных (29 процентов) сказали, что не могут купить одежду.

Сделано в России

Весь портал сцены занимает подробная декорация берлинской пивной: солидные двери, витрины, за которыми виднеется барная стойка, столики под абажурами, крохотный просцениум для музыкантов. Как ни странно, такие заведения сохранились в Берлине до наших дней. Если им посчастливилось избежать новейшей оккупации Starbuck’s или других международных общепитовских сетей, то меню и интерьеры остались практически неизменными со времен Веймарской республики и Третьего рейха. У берлинских пивных вкус пивного хмеля, тушеной капусты, крепкого кофе, который полагается подавать в мельхиоровых кофейниках, начищенных до ослепительного серебряного сияния. Раньше еще стоял коромыслом сигаретный дым. Теперь немцы курят на улице, как и полагается политкорректным, законопослушным гражданам Евросоюза. Не мне судить, что послужило первоначальным толчком для создания сценографического решения спектакля «Страх Любовь Отчаянье» в МДТ. Могу лишь предположить, что сиротские стайки европейских курильщиков, изгнанных из нагретого уюта и переминающихся с ноги на ногу со своими сигаретами, в какой-то момент послали свой тайный сигнал режиссеру Льву Додину и художнику Александру Боровскому, оформившим его в законченный и сильный театральный образ. Будущие изгнанники у порога своего дома, люди сумерек, замершие в предчувствии наступающей ночи, наконец, просто рядовые клиенты, которым не хватило места внутри заведения, вынужденные пережидать дождь под навесом за хлипкими столами. А там, внутри, жизнь, там тепло, музыка, шелковые абажуры. Там огромная кельнерша разливает по тарелкам дымящийся картофельный суп и приносит пиво в высоких стеклянных кружках. Там всю дорогу пляшут и поют под песенку So many tears!, которая одна здесь и звучит. Модный английский шлягер 1933 года про то, как много напрасных слез, нелепых ссор и страданий приносит любовь. Его мелодия будет то доноситься эхом из-за треснутых стекол витрин, то врываться во всю мощь своих микрофонов и клавиш, заглушая тихие голоса на улице.

Татьяна Шестакова — Циффель, Сергей Курышев - Калле

Фото предоставлено пресс-службой

Иван Чепура — Шунт, Евгений Санников - Геберле, Станислав Ткаченко — Гауницер

Фото предоставлено пресс-службой

Музыка у Додина не просто фон, а некий важный сюжетообразующий мотив. Ведь театр Брехта без зонгов представить себе невозможно. Зонг — ключевая формула, краеугольный камень всего здания брехтовского театра. В нем сконцентрирована и его философия, и лирика, и публицистика. Отними у Брехта зонги, что останется? Додин сознательно идет на это, и не потому, что в МДТ не хватает поющих актеров, а потому, что зонги были бы лишними в его спектакле. Они здесь не нужны. Про эти «Страх Любовь Отчаянье» нельзя петь, от них невозможно «остраниться», как принято у Брехта. Их можно только прожить, почувствовать собственной кожей, бесстрашно впустить в свою жизнь, понимая, что теперь они никуда не уйдут, как этот назойливый¸ приставучий мотивчик, который все звучит и звучит в мозгу. So many tears!

В спектакле заняты все главные додинские актеры. Они сидят анфас, глядя перед собой, как в фотоателье, снимаясь на паспорт или выездную визу. Они почти не общаются друг с другом. Каждый из них говорит напрямую со зрительным залом, который для них сейчас и главный собеседник, и оппонент в воображаемом споре, и случайный слушатель, которому можно доверить сокровенные мысли. Все равно больше никогда не увидимся. Татьяна Шестакова, Сергей Курышев, Игорь Иванов, Наталья Акимова, Сергей Власов… Мне кажется, я знаю этих актеров всю жизнь, но как будто вижу их впервые. Еще никогда Додин не дарил им столько «крупных планов», никогда они не находились в такой обнаженной, пугающей близости, не прикрытые ни театральным гримом, ни эффектными режиссерскими приемами и ходами.

Ирина Тычинина — Юдифь, Олег Рязанцев - Фриц

Фото предоставлено пресс-службой

Сергей Козырев — Советник, Игорь Иванов — Судья, Владимир Селезнев — Следователь, Павел Грязнов — Прокурор

Фото предоставлено пресс-службой

Все очень просто и совсем близко. Люди сидят за столиками на тротуаре. Идет дождь. А за кулисами грохочет своими сапогами История, разбиваются вдребезги, как старомодный хрусталь, все главные ценности: сострадание, великодушие, верность. И только страх, смешанный с горькой иронией, заполняет собой пространство сцены и зала, погружая всех нас в беспросветную тьму. Кто эти люди, мы не знаем. Их имена, обозначенные в программке, ничего нам не говорят. Например, фрау Циффель, которую играет Татьяна Шестакова, — странное существо без пола и возраста, в мужском кожаном пальто и кепке. Кто-то из рецензентов предположил, что, может, это Брехт и есть в обличье автогонщицы. Так или иначе, но ее ралли остались давно позади. Последняя остановка — это берлинская пивная. Последняя радость — сигара, с которой она не расстается. Но понятно, что эта женщина не будет и не захочет жить так, как за нее решат другие. Она не сдвинется с места, даже если на нее сейчас направят огнемет. Вначале она докурит свою сигару, отпустит несколько саркастических сентенций, а потом будет гореть синим пламенем, не отводя своего презрительного взгляда из-под очков.

Или Калле (Сергей Курышев), будто забредший сюда случайно из пьес Ибсена и Гамсуна. Что он здесь делает со своими барскими манерами и трагическим баритоном? Текст Брехта звучит в его исполнении, как ария Кавардосси в «Тоске». Столько вдруг открылось неведомых, непривычных обертонов и подтекстов. А эта трогательная семейная пара Фурке (Сергей Власов и Наталья Акимова) — дуэт супругов- неразлучников, парализованных страхом, что родной сын не сегодня-завтра настучит на папашу с мамашей и тогда точно не миновать беды. Есть тут и благородный Судья (Игорь Иванов), абсолютно раздавленный необходимостью принимать решения, которые бы устроили всех. Но удовлетворить всех нельзя. Кто-то обязательно будет обижен, кто-то недоволен, а у кого-то найдутся связи покруче и покровители повлиятельнее. И вот мучается Судья до холодной испарины, до обморока, не зная, как поступить, как проскочить «меж струй». И так жаль этого представительного, седовласого господина с породистым профилем потомственного аристократа.

«Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920-1930-х годов»

museum.ru/N66560

«Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

museum.ru/N66560

Вообще доминирующее чувство, которая не покидает тебя после спектакля Додина, — человеческая жалость ко всем. Недавний опыт прочтения чеховского «Вишневого сада» не прошел ни для режиссера, ни для его актеров даром. Почему-то всех этих людей, застрявших на берлинском распутье, прежде всего жалко. Жаль их прошедшей молодости, их потускневших, когда-то красивых лиц, их опрятных, но сильно поношенных вещей, их убитых надежд и несостоявшихся планов. Жаль их жизни, так компактно и скупо уместившейся между двумя кружками пива. Оказалось, ее очень легко смахнуть одним небрежным движением, словно крошки со стола. Была — и нет!

Так случилось, что в один день со спектаклем в МДТ я побывал в Государственном Эрмитаже, где в помещении Генерального Штаба открылась фотовыставка «2Хенкин2». Поразительно, как многое здесь совпало с тем, что описал Брехт и поставил Лев Додин: и время — рубеж 20–30-х годов, и место действия — Берлин. Авторы снимков — родные братья Яков и Евгений Хенкины, фотографы-любители, оказавшиеся волею судьбы и обстоятельств разлученными на две страны и два города. В страхе перед набиравшим обороты государственным антисемитизмом Евгений примет роковое решение вернуться из Германии, куда уехал в начале 20-х годов, в СССР. В 1937-м братья снова воссоединятся в родном Ленинграде, но ненадолго. Через год Евгения арестуют и расстреляют (реабилитирован будет только 1988 году). Яков переживет брата на три года. В начале войны он уйдет в ополчение и погибнет. Каким-то чудом уцелеют только два старых чемодана, набитых негативами и выцветшими отпечатками. Должны было пройти 70 лет, чтобы наследники вместе с сотрудниками Эрмитажа взялись их разобрать. Из семи тысяч негативов было выбрано сто сорок два. Отбор, по словам куратора выставки Дмитрия Озеркова, был долгим, сложным. И очень личным, как и сами фотографии. В сущности, вся выставка «2Хенкин2» получилась про неизвестных нам, но очень конкретных людей. Про их задорный смех, смешные забавы, милые привычки. Про готовность шагать в ногу со временем, равняясь на самых передовых и лучших, как, собственно, предписывала эпоха, в которую им довелось жить.

«Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

museum.ru/N66560

«Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

museum.ru/N66560

«Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

museum.ru/N66560

Вопиющее сходство нацистской и советской официальной пропаганды было подмечено давно. На эрмитажной выставке впечатляет другое — сходство берлинских и ленинградских будней, общее выражение лиц, какая-то смешливая открытость улыбок, неподдельная радость в глазах. В этих фотографиях нет постановочной фальши, но есть ощущение правильно устроенной, разумной и, даже страшно вымолвить, счастливой жизни. Откуда это? Почему? Мы же знаем из литературы и разных мемуаров про коммуналки, очереди, бедность, мюнхенские и берлинские погромы. Почему даже тень тревоги или неблагополучия не отразилась в объективе братьев Хенкиных? Ведь снимали они не для газет и журналов, а только для себя и ближнего круга. Ну да, где-то промелькнет в приветственном жесте зиг-хайль вскинутая рука, на фасадах каких-то берлинских пивных можно прочитать антисемитские лозунги. И конечно, никуда не деться от портретов вождя народов, развешанных в изобилии по ходу бесконечных лыжных пробегов, заплывов, кроссов и первомайских демонстраций. Но странное дело, они не пугают, не настораживают, не цепляют взгляд, а скользят как-то мимо, вроде повторяющегося узора на обоях. И дело тут не в желании Хенкиных приукрасить действительность, а в сознательной установке, не позволявшей фиксировать хоть что-то, что могло бы нарушить гармонию мира. Чистые улицы, счастливые лица, поджарые, спортивные тела. Зачем перегружать свою память и пленку негативными эмоциями и некрасивыми видами? А может, у них, как и у многих их современников, срабатывал инстинкт самосохранения, наивная вера, что сапог Истории до тебя не дотянется, если ты будешь четко следовать инструкциям и станешь таким же, как все? Что делать, потребность в счастье всегда была сильнее потребности в правде, а чувство страха и отчаянья всегда легко заглушить бравурными маршами, веселыми фокстротами и бодрыми рапортами о новых рекордах. Так проще жить, но не факт, что повезет выжить. Во всяком случае, Евгению и Якову Хенкину этого не удалось.

В пространстве эрмитажной выставки вся их жизнь предстала в виде полутемной студии, где в пластиковых ванночках плавают непроявленные снимки, а на натянутых лесках сохнут еще влажные отпечатки. Может быть, когда-нибудь их обрамят и повесят на стену, как и полагается, в музее. Но видно, что время еще не пришло. Процесс нашего погружения в прошлое идет неспешно. И тут ждет еще много неожиданного, странного и страшного, опрокидывающего привычные представления и стереотипы.

В спектакле у Додина этот мотив погружения на дно памяти тоже подспудно присутствует. Он режиссирует так, словно имеет перед собой не хлесткие брехтовские тексты, но нечто пережитое, возникающее из глубины прошлого, берлинского или ленинградского, не имеет значения. Но есть какая-то осязаемая, вещная, мгновенно узнаваемая конкретность времени, эпохи, истории. И это идет не только от подробных и тщательно проработанных декораций, от точно подобранных актерских типажей, от всего того, что на устаревшем языке именуют «культурой постановки», чем славен и велик МДТ — Театр Европы. Тут другое — врожденный дар историка позволяет Додину уйти от брехтовского плаката, превратив условные схемы в живых людей из крови и плоти. Взгляд Додина — это всегда взгляд сверху. С какой-то астральной высоты всемогущего седобородого бога Саваофа, который все видит. Для него и молодежь, которая в спектакле пляшет и поет, — просто другой полюс бытия. Вот уж кому неведомо отчаянье и одиночество. Одиночество — удел тех, кто коротает свои вечера за столиками на улице. А они всегда вместе, в веселящейся, танцующей гурьбе, а скоро, если понадобится, и в боевом строю, под флагом, с песней к заветной цели. Трое молодцов в коричневых рубашках и бриджах быстро объяснят присутствующим, что к чему, кто тут первый и главный, а кто безнадежно отстал. С аппетитом доедят они свой суп, выпьют пива, самый ретивый даже успеет трахнуть по-быстрому официантку в сортире, а после, затянув портупеи потуже, двинутся дальше наводить свой порядок, «молодые хозяева земли», или как там они себя называют? Тут вообще легко сбиться на обличительный тон и памфлетную публицистику — Брехт к этому располагает. Но Додину памфлеты не интересны. Он просто внимательно вглядывается в лица, подмечает жесты, меняющуюся пластику, строй речи, при этом ни на секунду не забывая, что, кроме всего прочего, эти ребята чьи-то сыновья, а только потом уже штурмовики, нацисты. Ему их жаль, и нам тоже, потому что мы-то знаем, куда очень скоро заведут их марши, походы и дружное пение хором.

Презентация выставки «Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

Фото: Александр Коряков/Коммерсантъ

Презентация выставки «Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

Фото: Александр Коряков/Коммерсантъ

Презентация выставки «Братья Хенкины: открытие. Люди Ленинграда и Берлина 1920–1930-х годов»

Фото: Александр Коряков/Коммерсантъ

...Все это время на сцене будет находиться странная женщина в широкополой бархатной шляпе. Она ни разу не присядет ни за один столик. Как сомнамбула, простоит всю дорогу в тамбуре между дверьми, прижимая ухо к телефонной трубке. Можно только догадываться, с кем она ведет свой нескончаемый разговор: вначале, кажется, это сестра мужа, потом подруга, потом еще кто-то. И все время Фриц, Фриц. Фриц — муж, страх, любовь, отчаянье. Ей, еврейке, опасно стало здесь жить. Она должна куда-то уехать. Куда? Да не все ли равно. Может быть, в Голландию? Это недалеко. Главное — не создавать Фрицу проблем, не испортить ему анкету, не испортить ему жизнь. И он, кажется, готов к тому, что они скоро расстанутся. Ведь если она уедет, то ненадолго — всего на каких-то три месяца. Только он посоветовал ей взять шубу. Шубу? Женщина произносит слово «шуба» упавшим, мертвым голосом. Значит, не на три месяца. Тогда на сколько? Никто ничего не знает. Никто ничего не может ни посоветовать, ни пообещать. И она снова набирает чей-то номер, и снова спокойно, как о давно поставленном диагнозе, говорит о том, что собирается уехать, не ожидая ни помощи, ни даже сочувствия. Только бы слышать человеческий голос, только бы не оставаться одной. В какие-то считаные минуты сценического времени Ирина Тычинина одним-двумя точными штрихами набросает очень узнаваемый портрет одной из главных трагедий ХХ века, которую в полной мере дано оценить и людям в наши дни: эмиграция, изгнание, чужбина. При этом женщина не кричит, не произносит пламенные монологи, а просто говорит по телефону тусклым, усталым голосом, но от которого подступает комок к горлу.

— Почему мы должны уезжать? — вдруг прозвучит вопрос из зала.

Это и есть Фриц. Его играет Олег Рязанцев. Кажется, что в ту минуту, когда он медленно поднимается на сцену, он знает о своем герое все. Знает, как неистово колотится у него сердце, как слабеют руки, с каким трудом он будет подбирать подходящие слова и сдерживать слезы. Сейчас он обнимет ее, подаст шубу, и она уйдет. Уйдет навсегда. А он останется стоять под дождем. И ничего не сдвинется, не стронется в его душе, пока он будет смотреть в ее уходящую спину. Или нет, что-то еще можно изменить? Броситься вслед за ней, удержать, остановить, засветить этот неудачный кадр и отснять много других черно-белых пленок, где не будет ничьих слез, расставаний, не будет страха и отчаянья, а только улыбки, смех и солнце, и любовь. И любовь...

Но нет, Лев Додин не оставляет ни нам, ни своим героям утешительных иллюзий. Только когда все будет кончено, в самом финале он соберет их вместе в пивной, и они будут смотреть пристально и серьезно сквозь давно немытые стекла витрин, как на старых фотографиях в семейном альбоме. И те, кто ушел, и те, кто остался, и клиенты, и музыканты, и кельнеры. Еще одно фото на память перед тем, как проститься навсегда.

Новости

Церемония прощания с Носиком прошла в Центральном доме литераторов. Ее посетили около полутора тысяч человек. На похороны на кладбище приехали около 250 человек.

Антон Носик умер в ночь на 9 июня в Подмосковье от сердечного приступа. Ему был 51 год.  

• 26 июля 2017 г. в 19:00 - 21:00
• WEST 4. Coffee Brew Bar Ostozhenka St., 3/14, Москва 119034, Россия +7 495 695-27-29

Привет, друзья! Я, наконец-то приняла решение на счет мероприятия.

Дорогие друзья-москвичи нашли для меня кучу ресторанов, но я подумала, для нашей неформальной встречи лучше кафе. 

Почему West4?

Мне понравился отзыв:

Атмосферное место, которое совершенно не "перегружено" деталями, где играют пластинки с отличной музыкой,пока вам готовят вкусный кофе!

Итак, в 19.00, 26 июля я там буду пить кофе. Забегайте, приносите книги на подпись, поболтаем. 

Книги можно купить здесь

www.ozon.ru/context/detail/id/14132... www.ozon.ru/context/detail/id/13980...

До встречи в Москве!

Яна Уайт

События проекта

Фестиваль искусств «Точка доступа», посвященный театральным и дисциплинарным проектам, пройдет с 20 июля по 6 августа в Санкт-Петербурге. В этом году площадка стала международной, так что обширную программу фестиваля организаторы решили разбить на три части: «Чувство возможности», посвященная 100-летию революции, гастрольная программа и раздел «Утопия», объединяющий две театральные премьеры и новый квест от самого фестиваля. В рамках первого блока, созданного «Точкой доступа» совместно с Гете-институтом в Санкт-Петербурге, состоится премьера экспериментального спектакля «Мавзолей-буфф: Возвращение в Леннонград». 

«Что было бы, если бы?» — вопрос, на который пытаются ответить создатели представления. Рассуждая на тему альтернативных вариантов развития событий XX века, художники переворачивают историю с ног на голову, объединяя большевиков с The Beatles, Ленина с Ленноном и провозглашая «марксизм-леннонизм». Изначально спектакль «Мавзолей-буфф» — трилогия немецкого режиссера Александра Каршниа о коммунизме, и театральная команда уже приезжала в Петербург, чтобы собрать необходимые материалы. К 100-летию Октябрьской революции автор переделал спектакль в концерт с исторической справкой.

Постановка в жанре «исторического ремикса» создавалась театральной труппой из Берлина andcompany&Co, и премьерный показ лекции-перформанса «Мавзолей-буфф: Возвращение в Леннонград» на фестивале станет для артистов дебютом в России. Спектакль пройдет на немецком и английском языках, с русскими субтитрами. 

22 июля

Санкт-Петербург, Большая Морская ул., 58, ДК работников связи. Схема проезда 

Начало в 20.00 

Хочу пойти

Новости

Мамаев весит 18 килограмм. Он страдает спинальной мышечной атрофией, наследственным аутосомно-рецессивным нервно-мышечным заболеванием. Диагноз схож с диагнозом известного английского физика Стивена Хокинга — у ученого боковой амиотрофический склероз. С диагнозом Мамаева постепенно атрофируются мышцы. Он не может самостоятельно есть и передвигается в коляске. 

В 2016 году против Мамаева возбудили уголовное дело о разбое. По версии «МК», знакомые предложили Мамаеву купить у них недорого мотороллер. Тот решил потом его перепродать, чтобы заработать. По договору о продаже Мамаев заплатил 160 тысяч рублей. Однако вскоре продавцы написали заявление о разбое: его и молодого человека Василия, который был нанят ухаживать за Мамаевым, обвинили в нападении с угрозой применения насилия и краже.

После приговора суда его доставили в палату интенсивной терапии в больнице при СИЗО «Матросская тишина». Мамаев жалуется на боли по ночам из-за отсутствия в тюрьме процедур, которые показаны индивидуальной программой реабилитации.

В суде заявили агентству «Россия сегодня», что Уголовный кодекс не позволяет назначать наказание за разбой, не связанное с лишением свободы. Там добавили, что в списке заболеваний, утвержденных приказом Минздрава и Минюста и освобождающих от реального срока, не оказалось болезни Мамаева. В суде сообщили, что решение об освобождении от наказания решает ФСИН. Вину Мамаева в организации разбоя назвали доказанной показаниями потерпевших и свидетелей, видеозаписями с камер наблюдения и другими данными.

Глава президентского Совета по правам человека Михаил Федотов попросил прокуратуру проверить законность возбуждения уголовного дела. ФСИН заявила, что принимает меры для освобождения Мамаева из СИЗО. Уполномоченная по правам человека при президенте России Татьяна Москалькова сообщила о переводе Мамаева в больницу. 

Колонки

У Александра Кушнера есть такие знаменитые стихи, которые я, кстати, долго не мог понять: «Времена не выбирают, в них живут и умирают….», ну и дальше там главный вывод — что ничего на свете нет пошлее, чем желание «те на эти променять». Нельзя поменять, не получится.

Вот сейчас, наконец, я в этих стихах все понял.

…А тогда, то есть в те времена, когда я еще очень увлеченно читал газету «За рубежом», был у меня такой друг во дворе, Ставицкий, и вот у нас с ним однажды состоялся разговор.

— Послушай, Ставицкий! — говорил я. — Разуй глаза! Посмотри, какое сейчас время!

— Ну какое? — спрашивал он угрюмо.

— Сейчас отличное время, если хочешь знать! — горячился я. — Родился бы ты лет на двадцать раньше, знаешь, какое бы было время?

— Ну какое, какое? — наседал Ставицкий.

— Вот тогда бы ты узнал какое! — орал я. — Тогда бы ты сам все понял, без посторонней помощи!

— Да не нужна мне твоя помощь, — отвечал он разумно. — Я и сам все вижу.

— Что ты видишь? Ну что ты видишь? Может, у тебя бревно в глазу и ты видишь только это бревно?

— Сам бревно, — коротко отвечал Ставицкий и прекращал на время дискуссию.

Я вдруг видел Юрия Гагарина на корабле «Восток» — корабль, почему-то прозрачный, мягко летел над поверхностью голубого земного шара

Иногда мое отчаяние во время этих споров доходило до того, что перед моим внутренним взором вдруг начинали плыть какие-то цветные круги и бешеные галлюцинации. То я видел Марата Казея, своего любимого пионера-героя с автоматом ППШ. То я вдруг видел Юрия Гагарина на корабле «Восток» — корабль, почему-то прозрачный, мягко летел над поверхностью голубого земного шара.

На самом-то деле я видел перед собой не Гагарина и не Казея, а время. Это оно, время, слегка покачиваясь, текло перед моим внутренним взором. И в этом плавном замедленном движении была удивительная свобода и, с другой стороны, постепенная закономерность: время становилось лучше!

Не заметить этого было нельзя!

Что составляло содержание нашего времени? Концерты, Олимпиады, чемпионаты мира и Европы по футболу, кинофестивали, встречи на высшем уровне, полеты в космос... Но это так, если по газетам.

Если не по газетам, тоже неплохо: то открывали рядом, практически на нашей улице, новый магазин тканей, то маму посылали в командировку в ГДР, то папе давали путевку в Крым, а он, между прочим, даже отказывался.

Однако факты были, в общем-то, ни при чем. Если сам человек не чувствует, не понимает, не ценит, в какое время он живет — факты ему ровным счетом ничего не докажут. Ведь и для меня главными были не факты, а чувства.

Достаточно было пройти по улице вечером, вдохнуть горячий воздух Москвы, чтобы поймать эти чувства. Чувства времени. У меня даже голова начинала кружиться от этих чувств, когда вдохнешь несколько раз подряд.

На улице меня окружали мужчины в белых нейлоновых рубашках, женщины в легких красивых туфлях, киноафиши с новыми фильмами, киоски с квасом и газировкой, трамваи чешского производства, красивые башенные краны, продавцы яблок и укропа, малыши в колясках, а по праздничным дням — милиционеры в белых парадных кителях...

Даже машины (кроме грузовиков) были чисто вымыты и блестели.

Мир вокруг динамично развивался и радостно гудел.

Однако мой друг Ставицкий умудрялся смотреть на мир по-другому. С какой-то другой, совершенно дикой для меня точки зрения.

Не в том дело, что телевизор, космос, квартира! Мне не надо твое время! Я сам время! Я хочу, чтобы у меня что-то было, а не у времени!

— Ну, космос, космос. На палец намотать твой космос, понял! Что я, космонавтом, что ли, буду? Не буду на фиг, им курить нельзя.

— Дурак, — бледнел я. — Они же для тебя стараются, погоду узнают, чудила.

— Пусть узнают! Мне все равно, какая погода. Дождь — я в беседку спрячусь! Снег — в хоккей играть буду. На палец намотать твою погоду!

— А телевизор? — бледнел я.

— На палец намотать телевизор тоже! — краснел он упрямо. — Без телевизора проживу. Там один Брежнев. И новости дня. А фильм в кино посмотрю.

— Ну ты чего, совсем, что ли? — выходил я из себя, до того он выворачивал мне душу своей дремучей дикостью.

— Да не в том дело! — презрительно плевался мой друг. — Ты меня слушай! Не в том дело, что телевизор, космос, квартира! Мне не надо твое время! Я сам время! Я хочу, чтобы у меня что-то было, а не у времени!

— Балда ты! — говорил я ласково и нежно, поглаживая Ставицкого по широкому плечу. — Если у времени ничего не будет, у тебя тоже ничего не будет!

— Неправда! — говорил он глухо. — Неправда, понял?

Вот такие были у нас с ним тогда разговоры…

Когда мне было лет 11–12, папа выписывал себе два издания: журнал «Политическое самообразование» и газету «За рубежом». Журнал он сразу аккуратной стопочкой выкладывал в туалете, а через некоторое время относил на лестничную клетку: вдруг кому пригодится? Газету отдавал мне.

Выписывал он их не по зову сердца, а потому что в своей парторганизации на комбинате «Трехгорная мануфактура» числился «пропагандистом», то есть лектором, и в обеденный перерыв, или после дневной смены должен быть проводить занятия с беспартийными. Когда я спросил его, зачем он выписывает этот журнал, который не читает, и тратит на это свои деньги, он сухо ответил: «Так положено».

Я подозреваю, что он ни разу в жизни не читал никакую лекцию, папа работал на комбинате начальником цеха, потом главным инженером, короче, производственный план ему надо было выполнять, а если план не выполнишь — рабочие останутся без прогрессивки, начнут материться, начальство тоже наорет, ну и так далее. Ему было некогда заниматься этой ерундой. Поэтому лекции о международном положении, я думаю, читали специально приглашенные люди, за деньги, была такая система. Приходит лектор, ему подписывают путевку общества «Знание», он спокойно уходит, получает в кассе свои десять рублей, рабочие радостно пьют кефир за его здоровье, все довольны. А зачем им эта лекция? Они и так все знают.

Почему-то меня тогда очень волновала судьба сенатора Дж. Макговерна

…Короче, газету «За рубежом» папа сразу отдавал мне. Я читал ее с наслаждением. Надо сказать, она очень сильно отличалась от других советских газет. Это был как бы дайджест зарубежной прессы. Тут, конечно, главное слово «как бы» — заметки подбирали и редактировали специально обученные люди. И все-таки издание было вполне читабельное. В нем были действительно очень смешные маленькие карикатуры (из левых социалистических газет). В ней была пестрая верстка, небольшие тексты, яркие заголовки. «Новый виток израильской агрессии». Или «Сенатор Дж. Макговерн побеждает на демократических праймериз».

Почему-то меня тогда очень волновала судьба сенатора Дж. Макговерна. Позднее я с огромным удивлением узнал, что был еще один человек, так же живо интересовавшийся в те годы его судьбой — писатель Хантер Томпсон (автор книги «Страх и отвращение в Лас-Вегасе», известный нам по кинообразу Джонни Деппа), он ездил за Макговерном по стране, писал очерки в Rolling Stone и вообще верил в победу сил добра над силами зла (злом был президент Никсон). Гонзо-стиль, которым сейчас пользуются все репортеры мира, абсолютно не задумываясь об этом, также как актеры системой Станиславского, а физики открытиями Эйнштейна, создал именно Хантер Томпсон, в том числе во время этих поездок за штабом сенатора Макговерна.

Советская власть также слегка симпатизировала Дж. Макговерну, хотя и ласково журила, конечно, тоже — я сразу понял, за кого нужно болеть, и подсчитывал очки. Тогда же я впервые узнал о существовании Огайо или Массачусетса.

Вообще переводы статей из зарубежной прессы, хотя и сильно отличались, как я думаю теперь, от оригинала, были радикально сокращены и немного «подчищены», но все же сохраняли то, что можно было бы назвать словом «конкретность». Чего никогда не было в советской печати. Если речь шла об инфляции, сообщалось, на сколько процентов (я спросил у папы, что такое инфляция, он вежливо объяснил). Если об арестованных «борцах за мир», то сколько их повинтили и при каких обстоятельствах. Если об израильской военщине — вся статья пестрела названиями танков, самолетов, ракет и других изделий американской оборонки.

Оторваться было практически невозможно, хотя, конечно, я не все понимал.

Вообще эта тема, можно сказать, волновала меня с самого детства. Лет в восемь я одолел роман Ник. Шпанова «Поджигатели» в двух томах. Промозглый рассвет над Гудзоном и все такое. А может быть, это началось еще раньше…

В эти минуты, когда он, сутулясь, стоял к маме спиной в протертом сером пиджаке, медленно отсчитывая трехрублевки, она пристально смотрела на политическую карту мира

На нашей первой квартире, на Метростроевской улице, в коммуналке, жил такой старик Иосиф. К старику Иосифу никто никогда не ходил. Только мои мама и папа.

— Иосиф Израилевич... — смущенно начинала мама. — До третьего! Рубликов двадцать.

— Одну секундочку! — весело отвечал он и отворачивался, чтобы мама не видела, сколько у него осталось.

В эти минуты, когда он, сутулясь, стоял к маме спиной в протертом сером пиджаке, медленно отсчитывая трехрублевки, она, наверное, пристально смотрела на политическую карту мира. Больше в этой комнате смотреть было не на что. Эта карта была огромная, во всю стену.

Иногда мама и папа убегали в кино, оставив меня на старика Иосифа, поскольку он был нашим самым добрым соседом по коммунальной квартире. Я почему-то не плакал и не сопротивлялся. Наверное, мне было интересно у него в гостях.

Лампочка бросала резкий ослепительный свет — абажура не было, его заменяла пожелтевшая от времени газета. В углы комнаты падали черные кромешные тени. Повсюду — по углам, на столе и на диване — пачками лежали старые газеты.

— Иосиф! — говорил я требовательно. — Расскажи!

Он смеялся и откладывал газету. Его тень падала на Австралию, Японию и Аляску, задевая часть Индии.

— Вот это Китай, — говорил старик Иосиф. — У нас сейчас с Китаем очень напряженные отношения.

Я делал три шага по дивану, чтобы дойти до Китая и посмотреть поближе. Китай был большой и желтый. Я не спрашивал ничего. Просто следил внимательно за крючковатым пальцем, скользившим по карте — бережно и медленно.

— Вот Арабские Эмираты. Английский протекторат. О!.. Но это неинтересно для маленьких мальчиков! — говорил он и наклонялся, чтобы поцеловать меня.

Я вырывался и кричал:

— Нет! Еще!

— Нет, это неинтересно для маленьких мальчиков, — вздыхал старик Иосиф и отходил от карты, и его тень уходила вместе с ним, а карта вновь становилась под безжизненным светом лампочки немой и непонятной.

Старик Иосиф не знал сказок. Ни одной. Это его очень расстраивало. Всю жизнь он читал только газеты.

Каждое утро я слушал по радио новости. Сколько американских самолетов сбили вьетнамцы, какие страшные потери несут американские оккупанты «в живой силе и технике»

...Утром он уходил покупать свежий кефир, а потом до вечера отправлялся в библиотеку, в читальный зал.

А мой папа с утра делал зарядку. Он раздевался до пояса и, привязав к ремню двухпудовую черную гирю, выпрямлялся и нагибался. Шея у него становилась ужасно красная, и он шумно сопел. Я испуганно смотрел на ремень — неужели не оборвется? Но ремень не обрывался, только становился после упражнений каким-то очень мягким и дряблым.

Потом папа обливался холодной водой под умывальником. Он фыркал и снова шумно сопел, а мама подносила ему полотенце.

Папа вытирался и спрашивал меня:

— Ну ты как вчера? Опять лекцию о международном положении слушал?

Они с мамой начинали весело смеяться. Однажды я спросил их, почему они смеются над стариком Иосифом.

— Потому что он чудак, — просто ответила мама. — Но человек хороший.

...А когда мне было лет семь, мы с мамой шли по Кузнецкому мосту и забежали в маленький магазинчик, где мама хотела купить географический атлас, роскошную толстую книгу. Но я настоял на политической карте мира. Она была совсем не такая, как у старика Иосифа — меньше раза в два, и, кроме того, бумага была тонкая и непрочная.

Дома я повесил ее над своей кроватью.

Вечером, перед сном, я встал на кровати и осмотрел карту. Теперь я свободно мог достать Северный полюс. Меня поразило, что это была совсем другая карта. Страны были совсем другого цвета. Да и названия, которые я помнил очень смутно, были тоже другие.

Немного испугавшись, я позвал папу и спросил его о причине этого несовпадения. Он ответил, что карта Иосифа была очень старая, а в мире с тех пор многое изменилось. Нет больше протекторатов, колоний, сплошные свободные страны.

Каждое утро я слушал по радио новости. Сколько американских самолетов сбили вьетнамцы, какие страшные потери несут американские оккупанты «в живой силе и технике», я очень переживал за вьетнамцев, и даже одно время хотел убежать на эту войну. Думал о том, как запасусь хлебом, колбасой, встану рано утром и сбегу во Вьетнам, воевать за наших.

В некотором смысле я был подростком-вундеркиндом, но именно в той области, которой абсолютно никто из окружающих меня людей не интересовался

В какой-то момент я понял, что мне не хватает объективной информации. Но я знал, где тут у нас продаются зарубежные газеты. В магазине «Пресса», где я обычно покупал марки. Я скопил денег, пошел туда (надо было перейти бульвар) и за какие-то баснословные то ли тридцать, то сорок копеек, купил себе целый номер «Морнинг стар», газеты английских коммунистов. От просмотра этой газеты я получил просто дикий кайф. Она была очень толстая. (Кстати, ее печатали, конечно, на советские деньги.) Там была совсем, совсем другая верстка, шикарные фото, потрясающая бумага, на двух последних страницах, как и положено в английских газетах, огромные статьи про футбол! Но я, конечно, ничего не мог понять. Ни слова. Я гладил эту газету, смотрел на просвет, прижимался к ней щекой, нюхал. Папа смотрел на меня удивленно и немного насмешливо. «Ты чего, английский язык решил учить?» — спросил он. Я покачал головой.

После этого случая он спросил меня, какую газету мне выписать вместо «Пионерской правды», которую я терпеть не мог, и я сказал твердо:

— «Футбол-хоккей»!

С этого момента я стал изучать турнирную таблицу, внимательно читать раздел футбольной статистики (ее вел сын Сергея Есенина, Константин), запоминать фамилии игроков.

Но все-таки еще некоторое время международная политика упрямо держалась в моей голове. Я помнил, чем отличается СДПГ от ХДС-ХСС, мне был понятен заголовок «Пылающий Ольстер», я знал, на сколько лет избирают президента Соединенных Штатов, уже тогда (вот ужас) я примерно представлял себе, что такое выборщики от штатов, я мог назвать состав правящей коалиции в израильском кнессете, ну и так далее. Я внимательно следил за передачей «Международная панорама», сочувствовал Анжеле Дэвис и Леонарду Пелтиеру, ну и так далее.

Но вот какая беда: этим знанием мне совершенно не с кем было поделиться.

В некотором смысле я был подростком-вундеркиндом, но именно в той области, которой абсолютно никто из окружающих меня людей не интересовался. Ну вот абсолютно никто! Таких людей не было в моем дворе. В моем классе. В моей семье. В семье сестры моего отца. Вообще ни в одной семье, которую я знал. Этой хренью не интересовался мой отец, хотя у него, как было сказано, в графе «общественное поручение» значилось, что он пропагандист и должен читать рабочим лекции о международном положении. Летом мама посылала меня к своей сестре, чтобы я окреп на парном молоке, свежей редиске и немного помог пожилым людям окучивать картошку. У тети Маши был муж, фронтовик, сельский учитель, а по характеру — он был такой Василий Теркин, с большим чувством юмора человек. Он любил пригласить кого-нибудь из соседей в гости и просил меня:

— Ну-к, расскажи, че там у нас в Израиле творится?

Я пожимал плечами и послушно рассказывал, что помнил, а дядя Ваня смотрел на меня, как тогда писали советские авторы, с «хитринкой во взоре». Это все для него был такой цирк, аттракцион — кто-то говорил об этой ерунде всерьез. Ему была забавна сама эта ситуация, она приводила его в восторг.

Люди почему-то совершенно не интересовались тем, на что, на какую войну, на какую очередную «социалистическую партию» в очередной богом забытой стране идут их деньги

Я почти уверен, что таких подростков, как я, было во всем огромном СССР от силы несколько десятков человек. Ну, сотня, хорошо. Дело в том, что взрослые это не поощряли. Они сами не испытывали к этой теме никакого живого интереса. Международной политикой в середине 70-х интересовались только те, кто получал за это деньги, для кого это была работа. Да и среди них немало было тех, кто по-настоящему не интересовался, хотя деньги все равно получал.

Когда я приходил в кино, на фильмы про индейцев, с югославским культуристом Гойко Митичем в главной роли, там перед сеансом часто показывали хронику. Очень часто одним из сюжетов был антивоенный митинг на каком-нибудь заводе. Ивановские ткачихи протестуют против действий израильской военщины. Работники московского часового завода номер два протестуют против размещения крылатых ракет в Европе. Показывали цех. Стояли мрачные люди в спецовках, устало держали над головой плакаты, слушали докладчика. Мне было все понятно на их лицах (даже тогда): сколько минут еще осталось так стоять, как они все достали со своим международным положением, а до каких работает магазин, а есть ли в нем хотя бы тушенка… Женщины, конечно, сильно боялись войны. Может, это было единственной их искренней мыслью, иногда пробегавшей по унылым лицам. Вот с таким же лицом эту бесконечную лекцию о международном положении и слушала вся страна. Вся страна!

А ведь, казалось бы, должна была слушать с большим интересом. От этой «лекции о международном положении» и отдельных ее постулатов зависела вся жизнь этих людей. Зависел, например, советский бюджет. С его непомерными тайными расходами в помощь «международному коммунистическому и рабочему движению» (на очень, очень хорошей бумаге издавалась газета английских коммунистов «Морнинг стар»). Зависели статьи этого бюджета, и скажем, тот тощий процент, который оставался на школу и медицину. Зависел ассортимент колбасы в магазинах. Зависела инфляция (только не открытая западная, а наша скрытая). Зависела вся структура советской промышленности, все ее отрасли и все инвестиции. Зависела работа конкретных инженеров и проектировщиков, которых заставляли, например, экономить металл, даже для прокладки труб в скальных породах, в сорокаградусный мороз. Металл нужен был на танки, а не какие-то там водопроводные трубы!

Однако люди почему-то совершенно не интересовались тем, на что, на какую войну, на какую очередную «социалистическую партию», на поддержание какого военного конфликта в очередной богом забытой стране идут их деньги.

Они почему-то хорошо знали, что ничего с этим сделать нельзя. Они не верили, что могут что-то изменить.

Интересовались эти люди совершенно другим — своей собственной жизнью, прежде всего. Как накормить, поставить на ноги детей. Как научить их отличать хорошее от дурного. Как устроить свою жизнь, свой быт, свой дом, свою семью более-менее по-человечески.

Это были взрослые люди. И потому тогдашняя «лекция о международном положении» их совершенно не интересовала.

Я был наивным, инфантильным 12-летним подростком, который отчего-то принимал на веру все, что писали в газете «За рубежом» или говорили в телепередаче «Международная панорама». Это продолжалось не так долго, но такой момент в моей жизни действительно был. Взрослые люди, окружавшие меня, во все это не верили, ничего этого не слушали и не читали, пропускали все мимо ушей, хотя им впаривали всю эту галиматью довольно усердно.

И вот, как писали титрами в старых фильмах, прошли годы.

И, представьте себе, сейчас в этого 12-летнего незрелого, наивного, инфантильного подростка (то есть в меня) превратилась практически вся страна!

В это просто нереально поверить. Но приходится.

Когда по телику начинают обсуждать, сколько минут встречались Трамп с Путиным, люди вокруг как-то замирают. В парикмахерской,  столовой, во дворе, где выставлен по старой привычке на окно радиоприемник.

Все делают вид, что занимаются своими делами (ну все-таки немного стыдно), а на самом деле вслушиваются в каждое слово. Боятся пропустить хоть одну деталь. Не могу представить себе такой картинки в СССР.

Но дело даже не во встрече Путина с Трампом. Событие, в конце концов, действительно важное.

Однажды, пару лет назад, я вышел из дома гулять с собакой. По маршруту нам каждое утро надо было проходить мимо подъезда соседнего дома. Из этого подъезда навстречу нам вдруг вышла тетка с мусорным ведром, в накинутом на халат пальто, и заорала так истошно, так страшно, так дико (отвечая кому-то на потерянную мной реплику), как если бы от этого зависела ее жизнь:

— Да еще этот Обама, обезьяна такая. Сука, обезьяна, Обмана этот!

Я вздрогнул. В крике было столько ненависти и такой градус личной обиды, это был какой-то, буквально, народный плач, распространявшийся на все: на свою жизнь, на людей, на что-то глубокое, неизбывное, несбывшееся, что меня это просто потрясло.

«Лекция о международном положении» проникла в этого человека до самых печенок, до корней волос, до нервных окончаний.

Не скрою, я часто думаю о причинах этого явления. Может быть, что-то изменилось в самой этой «лекции»? Да нет, особо не изменилось. Может, люди стали какими-то очень другими? Да нет, пожалуй, не стали. Если всерьез, то изменилось вот что — отношение к историческому времени, то есть к той эпохе, в которой мы живем. Нам теперь почему-то кажется, что эта эпоха, это историческое время — оно какое-то мягкое, податливое, что оно пойдет в ту сторону, в какую нам захочется. Что мы можем поменять историю. (В ту или другую сторону, в зависимости от наших взглядов). Вот в чем главное отличие.

Я думаю, что именно в этом и состоит основное всеобщее заблуждение. Историческое время никогда не равно времени личному, человеческому. Именно в этом, как ни странно, и состояла позиция тех взрослых людей, рабочих второго часового завода, которых насильно сгоняли на митинги против размещения крылатых ракет в Европе и заставляли слушать бесконечную, лившуюся из каждого утюга лекцию о международном положении, и лица которых я запомнил так хорошо по кинохронике.

Они ее на самом деле не слушали.

События проекта

Квартет Антона Румянцева и пианист Даниил Крамер представят зрителям «Зеленого театра ВДНХ. Сцена на воде» проект «Queen в джазе», исполнив хиты легендарной рок-группы в джазовой обработке. 

Этот концерт — часть проекта Антона Румянцева «Классика рока в джазе», уже ставшего известным благодаря программам «Nirvana в джазе» и «The Beatles в джазе». Слияние двух музыкальных направлений дает возможность почувствовать дух свободы, которым пронизаны как рок, так и джаз.

Программа нового концертного блока, посвященного Queen, приурочена к двум датам: в 2016 году фронтмену группы Фредди Меркьюри исполнилось бы 70 лет, и уже 25 лет прошло со дня его смерти. По словам Антона Румянцева, в наше время Queen остаются любимцами публики — все песни программы принимаются зрителями на ура.

20 июля

«Зеленый театр ВДНХ. Сцена на воде». Схема проезда

Начало в 20.00

Извините, запись закончена.

Наука и технологии

Один из путей к тому, чтобы познать принципы работы человеческого мозга, — создание искусственных аналогов разума или хотя бы отдельных его аспектов. Еще несколько десятилетий назад казалось, что такие задачи, как распознавание рукописного текста или устной речи (с которыми наш мозг так легко справляется), лежат далеко за пределами возможностей компьютерной техники. Но скоро выяснилось, что задачи эти решаются, причем требуют вполне конечных ресурсов памяти и быстродействия. Это позволяет хотя бы в принципе оценить реальные возможности человеческого мозга, не ограничиваясь расплывчатыми эпитетами «колоссальные» и «неисчерпаемые».

Благодаря этим работам все менее модно становится рассуждать о том, что такая-то и такая сферы деятельности — абсолютная прерогатива человека, а компьютер не сможет сделать это никогда. Ученые обучают искусственный разум все новым навыкам. Две недели назад американские программисты сообщили, что научили искусственный интеллект создавать объекты изобразительного искусства: алгоритмы генерируют изображения в известных стилях, а также изобретают новые картины в нетрадиционной манере. Первые работы уже были представлены публике, которая не смогла отличить машинное искусство от произведений живых художников.

Идея заставить компьютер «генерировать искусство» преследует программистов с самого начала работ над искусственным интеллектом. Одну из систем автоматического создания картин предложили немецкие исследователи два года назад. Их искусственная нейронная сеть умела синтезировать изображения из двух независимых источников: из одного она черпала только содержание картины, а из другого — живописный стиль. Если говорить проще, эта штука могла превращать фотографии и наброски в художественные полотна в стиле известных мастеров. Вот, например, что она проделала с невинной фотографией залитой солнцем немецкой улицы:

Иллюстрация: Leon A. Gatys, Alexander S. Ecker, Matthias Bethge/Cornell University

В 2016 году британский разработчик Алекс Шампандар на основе сверточной нейронной сети сделал другую программу, которая умеет создавать изображения в стилистике, задаваемой картинами художников. Сначала программе подается образец стиля в виде картины и простой набросок того, что должно получиться. Сверточная нейронная сеть считывает стиль с картины художника и переносит его на пользовательский рисунок.

Иллюстрация: Алекс Шампандар/Semantic Style Transfer and Turning Two-Bit Doodles into Fine Artwork

Но в этот раз ученые ставили задачу научить ИИ не повторять уже известные художественные стили, а создавать свои. Во введении к статье авторы ссылаются на «теорию сравнительной мотивации» англо-канадского психолога Берлайна Дэниела Эллиса. Эллис утверждал, что психофизическая концепция возбуждения имеет большое значение для изучения эстетических явлений. Действительно, в искусстве все ценят «новизну» — переводя это на язык собачек Павлова, мы придем к тому, что привыкание приводит к снижению возбуждения и к потере интереса к произведению. С другой стороны, можно процитировать работу Мартиндейла Колина (США) «Эволюция и конец искусства как гегелианская трагедия». Оттуда — с надлежащими ссылками на Гегеля — следует, что новизна искусства не может быть сколь угодно большой: достигнув определенной степени непредсказуемости, искусство становится непонятным и вскоре умирает.

Ознакомившись с работами этих почтенных гуманитариев, американские программисты сформулировали для себя, в чем секрет работы художника: выдумывать что-то новое, но не чересчур новое. Именно этого они и потребовали от своей программы. Программа называется Creative Adversarial Network (CAN). Она генерирует всем известные художественные стили и создает картины в новом, необычном (но и не отталкивающем) для зрителей формате.

Подробности для тех, кто хоть немного понимает, о чем речь. Алгоритм основан на нейросети GAN (Generative adversarial networks). Она состоит из двух сетей: первая (генератор) генерирует данные и предлагает второй (дискриминатору). Цель дискриминатора — определить источник данных, а генератор старается быть непредсказуемым. Сложность заключается в соблюдении необходимого баланса между сетями: если одна станет намного лучше другой, то алгоритм никогда не будет сходиться.

Ценителей легко удалось обмануть: они не только решили, что артефакты созданы живыми художниками, но и оценивали их в среднем выше, чем человеческое искусство

«Арт-агент CAN», как называют его создатели, построен по схожему принципу. Дискриминатор имеет доступ к набору различных изображений и умеет отличать стили искусства, например, рококо от кубизма. Задача генератора — сформировать картину в особом стиле, непохожем на существующие, но чтобы дискриминатор распознал ее как «искусство». Вот как циничные айтишники описали тот принцип, которому следует их алгоритм и которым, по их мнению, руководствуются настоящие художники: maximizing deviation from established styles and minimizing deviation from art distribution («Максимальное удаление от сложившихся стилей при минимальном удалении от общего распределения искусства»). Разработчики тренировали сеть, используя картины из общедоступного набора данных WikiArt 3, который имеет изображения 81 449 картин 1191 художников, начиная с пятнадцатого до двадцатого века.

Работы искусственного интеллекта были предложены ценителям художественного творчества (посетителям выставок). К радостному удивлению разработчиков, ценителей легко удалось обмануть: они не только решили, что артефакты созданы живыми художниками, но и оценивали их в среднем выше, чем человеческое искусство. Вот образцы компьютерного творчества, которые понравились ценителям больше всего (другие примеры картин см. в статье по ссылке).

Иллюстрация: Ahmed Elgammal, Bingchen Liu, Mohamed Elhoseiny, Marian Mazzone/Cornell University

Критики скажут, что подобные упражнения имеют, мягко говоря, ограниченное значение: ясно, что ни один сколь-либо приличный художник не формулировал для себя творческую задачу с таким неприкрытым цинизмом и презрением к тайне искусства, как это сделали разработчики алгоритма. С другой стороны, тайна творчества еще и в том, что каждый творец уникален и мыслит по-своему. Если люди признают друг за другом право на оригинальность, то отчего бы им не принять в свою компанию мозг из проводов и интегральных схем? В отличие от тьмы никудышных художников всех времен, он, по крайней мере, не обманывает сам себя — а это качество, достойное человека.

Новости

«Важнейшая задача — обучать предпринимательству. Мы предполагаем, что нужны новые навыки уже в школах. Среди малого и среднего бизнеса звучит предложение разрешить начало бизнеса для детей или молодых людей с 14 лет. Пока это не разрешено, но мы считаем, что можно рассмотреть этот вопрос, обсудить его», — сказал Кудрин во время своего выступления в Ельцин-центре в Екатеринбурге.

Кудрин считает, что для развития бизнеса в России нужно специально подготавливать молодых людей. Он отметил, что университеты самых успешных мировых регионов становятся центрами поддержки и развития малого предпринимательства.

В конце июня заместитель главы Минобрнауки Григорий Трубников рассказал, что в министерстве обсуждают возможность сделать создание стартапов альтернативой дипломным работам в вузах. 

Новости

The Washington Post проиллюстрировала свою статью фотографией, на которой запечатлен охранник президента США Дональда Трампа со стопкой документов в руках. На одном из документов было написано имя Мэттиса и номер его телефона.

Фишер разглядел номер и позвонил по нему. «Я позвонил ему, чтобы убедиться, что это он, потому что мне было любопытно, и это действительно был его голос», — рассказал школьник. Позже фотографию с номером телефона удалили с сайта газеты. 

Он написал главе Пентагона сообщение, в котором попросил его об интервью. Мэттис перезвонил ему, и 45 минут они обсуждали внутреннюю и внешнюю политику США. Позже интервью вышло в школьной газете. 

Общество

Амина, 33 года, Череповец:

В нашем доме всегда были иконы. Я была воцерковленной православной, соблюдала посты, часто ходила на исповедь и причастие. Но посмотрела бразильский сериал «Клон» и заинтересовалась исламом: мне очень понравились наряды девушек и красиво повязанные платки.

Я зарегистрировалась на мусульманских форумах, вступила в тематические группы в соцсетях, познакомилась с мусульманами, купила исламскую литературу, хадисы, Коран. Торговала в магазине DVD-дисками и параллельно изучала ислам. Родителям это не понравилось. Они пытались запретить мне общаться с мусульманами, хотели отключить интернет.

В 24 года я приняла ислам. Родители были против хиджаба. Приходилось надевать платок во дворе дома и идти по своим делам, а у подъезда снимать и прятать в сумку, чтобы домашние не заметили. Я читала ночной и утренний намаз, пока домашние спали и не видели.

Я собиралась открыть свое дело, писала бизнес-план, но вышла замуж за мусульманина и уехала в другой город. У нас родилась дочь. Какая тут работа, сидела дома. Но и муж толком не работал, денег никогда не было, мы переезжали на новую квартиру каждые полгода, а c ребенком на руках это очень тяжело. Потом я снова забеременела. Мы вернулись в мой город, а за месяц до родов, в марте 2014 года, муж уехал к себе на родину и больше не вернулся. У меня была угроза выкидыша. В трудную минуту я обратилась за помощью к православной святой, Матроне Московской. Ребенка удалось сохранить. После родов я подала на развод и написала в областную епархию: так и так, была в исламе, хочу вернуться в православие.

Фото из личного архива

«Торт» из подгузников

Сейчас я сижу дома с сыном. Занимаюсь творчеством: делаю заколки из лент, тортики из подгузников на продажу, подрабатываю в секонд-хенде. А скоро начну ходить на занятия по церковному пению.

Обоих детей покрестила, стараюсь водить в церковь на службы. Хотя я вернулась в православие, ислам мне по-прежнему интересен. Мне вообще кажется, что религии похожи, но у нас женщины платок только в храм надевают.

Татьяна, 42 года, Санкт-Петербург:

Я росла в светской семье, но в 12 лет заинтересовалась религией. Я решила начать с православия — традиционной для русских религии. К тому же сестра моей прабабушки 40 лет пела в Преображенском соборе. Мама не ограничивала меня в моих духовных поисках, а папе казалось, что дважды в месяц ходить в храм и соблюдать пост — это чересчур. Пап говорил, что это мешает учебе.

В 1992 году я заинтересовалась жизнью святого Доминика, описала его житие в стихах и принесла их в католический собор Святой Екатерины, который только открыли в Петербурге. Храм как раз передали доминиканскому ордену. В 1994 году я, уже будучи православной, вместе с католиками поехала в паломничество в Рим. Мы встречались с папой Иоанном Павлом II. Я очень страдала, что не могла там причаститься из-за критических дней — католики на это плюют, а у православных строго.

Я начала все больше чувствовать себя католичкой и все меньше — православной. Православная церковь очень ограничивающая. На публику чаще всего идет мирная риторика: все христиане — братья. А чуть что: католики — еретики и попадут в ад, только мы спасемся, поэтому держитесь святого православия. Страх ада очень трудно побороть. Церковь на это программирует.

Православные могут ходить в церковь по велению души, для католиков посещение церкви по воскресеньям обязательно

От перехода в католичество меня удерживала глупая вера в то, что русский должен быть православным. Но 8 августа 2005 года, в день своего любимого святого Доминика, я исповедалась и причастилась у католического священника. А потом рассказала настоятелю храма, что хочу быть католиком.

У католиков тоже много заморочек. Например, в католической церкви не допускаются разводы. Существует только процедура аннулирования брака, через которую очень сложно пройти. Если молодой человек скажет, что хочет быть священником, его на руках будут носить, а, если девушка захочет уйти в монахини, ей скажут: «Да ты что! Призвание женщины — семья!» Я никогда не собиралась выходить замуж и рожать детей, а в католичестве нет места женщине, которая не хочет заводить семью. Еще девушка может дать обет девственности, но с этим тоже все очень сложно. Я знаю только одного человека, которому удалось этот обет дать — и то, потому что он трансгендер. Православные могут ходить в церковь по велению души, для католиков посещение церкви по воскресеньям обязательно. Формально в католичестве считается так: если пропустил воскресную мессу по неуважительной причине, ты должен обязательно покаяться, иначе, если на следующий день тебе кирпич на голову упадет, ты попадешь в ад. Хотя в личной беседе священник скажет, что Бог милостив и сам разберется, по какой причине ты не пришла на мессу. Но вот эта обязаловка в какой-то момент убила во мне радость от посещения богослужений, и я стала потихоньку отходить от католичества.

Фото из личного архива

Храм Дакка

Меня уже давно тянуло к Египту и к его богам, но христианство сдерживало своими запретами. Я ездила в Египет на фестиваль музыкантов и аниматоров, а в 2012 году поехала в Египет снова, но не с тургруппой, а с подругой-египтологом. Мы путешествовали дикарями. Я мечтала посмотреть храм Дакка, в который попасть очень сложно. Нам это удалось. Это было незабываемое путешествие. А храм Дакка и сейчас мой самый любимый храм в Египте. После той поездки я позволила себе поклонение древнеегипетским богам, к которому так тянулась моя душа, уже без оглядки на христианские запреты.

Потом в мою жизнь под влиянием друзей, которые ездили в Индию и поклонялись богам, пришел еще и индуизм. Поворотным моментом для меня стал уход от христианского монотеизма и признание того, что богов много. Древнеегипетская религия и индуизм — недогматические религии. В индуистской теологии нет такого, что наша вера самая правильная и истинная. Индуисты признают, что божественное проявляется в самых разных формах. Богов много и в то же время бог один, и в этом нет никаких противоречий. Многие индуисты признают Христа формой Вишну. В индуизме тоже есть ад, только это реинкарнация не на нашу грешную землю, а в другой мир. Ни индуисты, ни буддисты не рассматривают реинкарнацию как что-то хорошее. Я стремлюсь к освобождению от колеса перерождений. Мне нравится вариант соединения с тем божеством, которое ты любишь больше всего. Хочу отметить, что я не кришнаит. Я поклоняюсь Шиве и его сыну Сканде. Я много раз была в Египте, а в следующем году собираюсь в паломничество в Индию.

Я, конечно, задумывалась, что вот я — отступница, отошла от христианства. Древние римляне христиан заставляли поклоняться другим богам, а я добровольно пошла и поклонилась — вот какая я нехорошая. Но мне помогли друзья. Одна подруга сказала: не обязательно быть христианином, чтобы быть хорошим человеком.

Анастасия, 21 год, Сыктывкар:

Фото из личного архива

До 16 лет не знала, что я еврейка. Бабушка и мама у меня воцерковленные православные. Бабушка считает себя русской, маме — по барабану, но, когда с посторонними заходит разговор о национальности, тоже говорит, что русская. В детстве меня крестили и водили в церковь на службы. Я верила в Бога настолько серьезно, насколько серьезно к этому может относиться ребенок.

Как-то мы с мамой зашли в магазин, который только открылся в городе. Когда вышли, мама внезапно сказала:

— Ты видела там детское автокресло? Оно в Израиле сделано. А у тебя ведь прабабушка еврейка.

Я удивилась, потому что до того момента никаких разговоров на эту тему не было. Спросила у мамы, что получается, что мы тоже евреи?

— Почему «тоже»?

— Так по материнской линии же передается.

Вразумительного ответа я не получила и стала расспрашивать бабушку. Она отмахивалась: «Какие мы евреи?! Ну, было что-то когда-то — и было». А вот как только разговор касался иудаизма, бабушка резко замолкала, у нее поднималось давление, и у нас начинались скандалы. В общем, мне пришлось разбираться во всем самой. Я полезла в интернет и стала изучать еврейские традиции, праздники и религию. Сначала я пыталась совмещать христианство и свою национальную идентичность. Потом я поняла, что на двух стульях не усидишь. В 17 лет я приняла иудаизм. Поскольку я — еврейка по матери, я прошла через тшуву — «раскаяние». Отреклась от прежних взглядов и сказала, что буду соблюдать иудейские традиции. Потом совершила погружение в ритуальный бассейн, очистилась и возвратилась к религии предков.

Я беседовала с мамой на тему религий и противоречий в христианстве, она сказала, что для каждого народа вообще свой путь к Богу. Но о том, что я приняла иудаизм, мама узнала только через год. Когда я призналась, у нее был легкий шок: «Опять эта дурь!» Потом мама стала расспрашивать, в чем именно заключается иудаизм, и сказала, что догадывалась о моем переходе. Мама меня поддержала, за что ей большое спасибо. Она просто попросила не снимать крест с шеи при бабушке.

Та, когда узнала, сказала: «У меня нет внучки-еврейки!» Мы неделю не разговаривали. Но потом ей батюшка в церкви сказал это прекратить, что у каждого своя дорога. И мы помирились. Звезду Давида при ней я стараюсь прятать под одеждой, чтобы лишний раз не было конфликтов. Еще сказала, что мне свинина на вкус не нравится, и мне ее не готовят.

Вообще, я стараюсь соблюдать обряды, но не все пока получается: в моем городе нет раввина, синагоги и кошерных магазинов. В дальнейшем я планирую переехать в Петербург или Москву, там соблюдать будет проще. Еще для меня важно, чтобы мой молодой человек был религиозным иудеем. Даст Бог, я такого найду.

Я несколько лет жил в Чечне и Дагестане: хотел быть среди соблюдающих мусульман. В Москву вернулся только потому, что там работы нет

Алексей, 36 лет, Москва:

Единственной по-настоящему верующей в моей семье была бабушка, которая ходила в православную церковь до конца своей жизни. Родители крестили меня ребенком. Сами ходили в евангелистские церкви, а я до 30 лет был атеистом.

Я всегда был душой компании, вел разгульный образ жизни. Потом мне все это надоело, и в 30 лет я бросил пить и курить. У меня появилось больше времени для размышлений о смысле жизни и своем месте в ней. По работе я ездил в командировки по Северному Кавказу. Там у меня появились друзья, в том числе среди мусульман. Не все из них были религиозными, но в исламе процент соблюдающих больше, чем в православии. Большинство православных считают, что раз в год отметить Пасху и повесить на шею крестик — достаточно, чтобы быть христианином. Похожая история с мусульманами в Центральной России, а на Кавказе процент религиозных людей куда больше.

До знакомства с мусульманами мои знания об исламе ограничивались стереотипами и страшилками. Потом я начал изучать религиозные книги и понял, что ислам — это мое. На все про все ушло около двух лет. Однажды мы компанией поехали в горы отмечать день рождения одного из моих чеченских друзей. Я сказал, что хочу принять ислам. Мне ответили: «А что тянуть? Соверши омовение в озере, прочитай шахаду “Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммада, пророка его”, а мы будем свидетелями». Так я и сделал.

Фото: Wikipedia

Мечеть в Грозном

Но принял Бога я гораздо раньше — когда бросил пить и курить. Люди часто мешают в кучу веру и религию. Вера в существование Бога подразумевает смирение: все в жизни происходит по воле Божьей. Это не фатализм, а смирение по поводу того, что тебе неподвластно. Религия — это свод правил, которых человек должен придерживаться, чтобы после смерти попасть в рай. Люди, которые говорят, что верят в Бога, но не верят в рай и ад, — нонсенс. Это как ребенок в утробе матери созревает и думает, что ничего другого нет, а потом рождается на свет — и там другая жизнь.

Я несколько лет жил в Чечне и Дагестане: хотел быть среди соблюдающих мусульман. В Москву вернулся только потому, что там работы нет.

Родители поначалу отнеслись к моей вере настороженно. Сейчас они рады, что сын не пьет, не курит, работает, семью обеспечивает. Жена у меня христианка.

Дети пока маленькие. Я считаю, что лучшее воспитание — личный пример. Дети начинают мне подражать, делают намаз. Старший сын спрашивает про Бога. Подрастут, я буду потихонечку без фанатизма рассказывать об исламе. Человека невозможно заставить: он либо верит, либо нет.

Новости

Бывший британский журналист Роб Голдстоун отправил письмо Трампу-младшему с предложением организовать встречу с юристом из России Натальей Весельницкой, которая могла передать компромат на кандидата в президенты от демократов Хиллари Клинтон. В письме отмечалось, что источник компромата — российское правительство.

Голдстоун подтвердил агентству AP, что организовал встречу Трампа-младшего с Весельницкой. По его словам, он сделал это по просьбе российского бизнесмена и певца Эмина Агаларова. Он рассказал, что Весельницкая обещала дать информацию о «незаконных взносах в предвыборный фонд Национального комитета Демократической партии».

Встреча прошла 9 июня 2016 года, через две недели после номинации Трампа в президенты от республиканцев. На ней также присутствовали глава предвыборного штаба Трампа Пол Манафорт и его зять Джаред Кушнер. Во время разговора Весельницкая подняла другую тему, и Трамп отказался от дальнейшего общения.

Ранее Трамп-младший признал, что встретился с юристом для получения компромата на Клинтон, но в итоге так его и не получил. До этого он отрицал, что встреча имела отношение к избирательной кампании отца. 

Автомобили

Прокладывают дороги! И преотличные, замечу. Во всяком случае, удивляющие. Вечный скептик, засевший в мозгу, нашептывает, что на дорогах украсть можно, наверное, даже больше, чем на строительстве «Зенит-арены». Но вот оставлены позади и вздернутый над невским фарватером Западный скоростной диаметр, и сама «Зенит-арена», и разноцветные игривые новостройки, словно по команде выросшие на вчерашних питерских неудобьях. Газу! Построенная по всем правилам дорожной науки трасса забирает на север, сосны сменяются елями, песок — седыми валунами, родные топонимы — диковинными: Лах-ден-по-хья!

Bentley Bentayga высоко возносит планку путешествия. Можно, конечно, перекусить, где обедают дальнобойщики, обмакивая кусочки придорожного шашлыка в кетчуп пластмассовой вилкой. Но хочется приборов и вышколенных официанток с хрустящей салфеткой наперевес. И ночевать хочется, чтоб в камине убаюкивающе потрескивали поленья, чтоб кровать бескрайняя и фаянс ослепительно белый. Ага, чьей-то заботливой рукой в навигаторе забито такое место, зовется «дача Винтера»!

Путешествие не есть достижение конечной отметки самой по себе. Между путешествием и просто поездкой примерно та же разница, как между фитнесом и утренней физзарядкой в роте. Смысл путешествия в содержании. И даже в возможном отсутствии смысла как такового. Тем более за рулем Bentley Bentayga настраиваешься на впечатления и, чем черт не шутит, на открытия. Но как освободиться от предубеждений? Насколько безопасно стало путешествовать по стране? Телевизионным энцефалитным клещом сидит в голове скептицизм и не извлекается никак. В 1993-м, зимой, в тех же краях мы с коллегой, сопровождая команду финских спортсменов, отбивались от дремучей местной гопоты. В лучших традициях постперестроечной киношной чернухи. Что тогда позабавило, только половина из нападавших хотела обобрать наших гостей, другая тут же пыталась загнать им дешевую выпивку.

Bentley Bentayga — это разгон до 100 км/ч за 4,1 с и 301 км/ч максимальной скорости (она может быть достигнута только на особых шинах, например, Pirelli P-Zero, и только после выключения электронного ограничителя)

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Трасса А-121 Сортавала — «улица Куусинена», дорога в 13-ю советскую социалистическую республику

Фото: Денис Орлов

Оторопь берет от мысли, что в такой салон придется садиться в грязной обуви и запачканных штанах

Фото: Bentley Motors

Интерфейс мультимедийной системы Bentayga создавали при непосредственном участии дизайнеров Bentley

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

А саму подготовку осуществляют этим тумблером. Четыре режима: «Грязь и колея», «Грязь и гравий», «Песок», «Снег и мокрая трава»

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Назвав Bentayga внедорожником, компания Bentley Motors вынуждена соблюдать правила игры и устраивать показательные заезды автомобиля стоимостью 14,7 млн рублей по пересеченной местности

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Обычно водителю становится страшно прежде, чем наступает предел возможностей автомобиля. С поправкой на то, что этими возможностями надо еще уметь пользоваться

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

А потом обнаруживается, что лазал по песчаному карьеру на обычных шоссейных шинах Pirelli P-Zero, совершенно к тому не предназначенных

Фото: Денис Орлов

На самом деле, Bentley Bentayga создан для таких вот тихих вечеров, где-нибудь в комфортной дали от цивилизации

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Нынче все изменилось. Не возникает и предчувствия неприятных сюрпризов. Почему можно уверенно утверждать такое? Любая дорога общается с путешествующим. Это многосторонний информационный обмен. Основной канал получения информации — визуальный. Вот огромный лесовоз принял к обочине и включил правый указатель поворотов — обгоняй! Как ни высоко сидишь в кроссовере, ему, из кабины тягача, видно дальше. Все шесть сотен «лошадей» бентайговского W12 вложены в рывок. Несколько морганий аварийкой в благодарность за внимание — и ты уже скрылся за очередным асфальтовым перегибом. Трасса А-121 «Сортавала» извивается меж мшистых валунов, словно гимнастическая лента в руках Алины Кабаевой. Азартно... если, конечно, знать меру.

Bentley Bentayga создан для такой дороги! Отменно настроенное спортивное шасси! Хотя зачем-то и зовется внедорожником. От одного слова подступает тошнота. Внедорожник давно вытряс бы из моих спутников остатки впечатлений от того шикарного обеда, в окрестностях Санкт-Петербурга. А Bentayga знай себе, отрабатывает поворот за поворотом, перегиб за перегибом без малейшего намека на раскачку. Милая девушка с библейским именем Маддалена на заднем сиденье и вовсе углубилась в свой iPad — посмотрел бы я, как это удалось ей в Gelaendewagen или в Range Rover! Вообще, Bentayga — самое необычное явление в автомобильном мире. В том смысле, что рождение этой модели столь же закономерно, сколь и парадоксально. Кроссоверы — используем все же это определение вместо слова «внедорожник» — сегодня в большом почете, но неужели в компании Bentley Motors ждали, что их клиенты тотчас полезут на Bentayga в болотную жижу или примутся карабкаться по валунам?

Дорога — оправдание любому автомобилю. Там, где нет дороги, автомобиль теряет смысл и должен быть заменен вездеходом. Автомобили, называемые внедорожниками, — величайшее из заблуждений. На нем уже обогатились тысячи обладателей настоящих вездеходов. Известно, чем глубже в лес, тем дольше топать за трактором. На городских, приезжающих месить грязь, сельские аборигены смотрят снисходительно. Деревенским не понять амбиций городских, но свою выгоду они усвоили твердо. Прейскурант — от «пузыря» до пары тысяч долларов, в зависимости от пафосности транспортного средства и объема предстоящих эвакуационных работ.

Правы путешественники, считающие, что самое интересное начинается, когда съезжаешь с асфальтовых дорог, пусть даже самых красивых

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Ласточки-береговушки освоили откосы песчаного карьера и совсем не обращали внимание на игравших в песочнице владельцев Bentley Bentayga

Фото: Денис Орлов

Советский ДОТ на оборонительной линии между Ладожским озером и озером Янисярви. Линия прикрывала в 1941 году Сортавалу. Сохранился в очень хорошем состоянии

Фото: Денис Орлов

Бродить по бывшим рубежам — популярный вид досуга. Не путать с черными копателями!

Фото: Денис Орлов

Обманчивый покой Ладоги. Шторма на озере морские. А глубины позволяли в годы войны использовать подлодки типа «Малютка», в основном для высадки разведгрупп

Фото: Денис Орлов

Дача доктора Густава Винтера, возведенная архитектором Элиеэлем Саариненом в стиле финского романтизма на мысе Таруниеми

Фото: Денис Орлов

Затопленный мраморный карьер Рускеала, камнем откуда отделаны Исаакиевский и Казанский соборы в Санкт-Петербурге

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Ледяные сталагмиты гротов Рускеала сохраняются до середины мая

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

До середины мая живущие в карьере озерные лягушки путешествуют из бытия в небытие: днем отогреваются на солнышке и вновь впадают в анабиоз ночью

Фото: Денис Орлов

В застенках крепости Корела в городе Приозерск судьба свела два поколения русских бунтарей — семью Пугачева и декабристов

Фото: Сергей Крестов/Bentley Motors

Выбравшиеся обратно на дорогу становятся потом главными героями перекуров и перекусов на всю неделю. Из окон офиса на автомобиль, уделанный по самую крышу, с нескрываемой завистью поглядывают сослуживцы — такие же канцелярские крысы, как и сам владелец. А о моментах позора вполне можно умолчать...

Сегодня внедорожники, SUV и кроссоверы бьют рекорды продаж, решают судьбу загибающихся компаний, да и вообще грозят полностью изменить представление об автомобилях. Как в 1940-е изменил его пионер промышленного дизайна Рэймонд Лоуи, создав легковой Studebaker с выступающим сзади багажником. Объем, отведенный в кузове Studebaker Champion 1947 года для багажника, был сопоставим с моторным отсеком. К тому же и заднее окно по размеру и форме не уступало ветровому стеклу. К новинке тотчас прилепилось прозвище «тяни-толкай». Но уже через пару лет авто классических силуэтов всем казались безнадежно устаревшими.

Почему этот автомобильный формат востребован именно теперь, когда цивилизация потянулась в города? Почему именно теперь, когда повсюду проложены отличные дороги и к тому же во многих странах съезд на бездорожье стали строго ограничивать? Это сегодня эволюция свернула не туда, или раньше двигалась в неверном направлении? Не ответит никакое путешествие. Да и какому еще автомобилю обеспечен успех в наше иллюзорное, синтезированное из нулей и единиц, с безнадежной приставкой «пост», время?