Как жить

По данным ООН, каждый день в мире 188 000 человек переселяются в города, создавая огромную нагрузку на рынок недвижимости. 92% этого числа — жители «развивающихся» стран. В Азиатско-Тихоокеанском регионе, где таких государств много, есть проблема, которая ситуацию усугубляет: к 2050 году каждый четвертый здешний житель будет старше 60 лет. Стремительное старение населения в условиях нехватки земли стало причиной появления в Азии высокотехнологичных вертикальных колумбариев, больше похожих на музеи современного искусства, или плавучих кладбищ, дрейфующих вдоль побережья Гонконга.

Светодиоды и библиотека праха

Самые драматичные изменения похоронной культуры пережила Япония, где начиная с периода сегуната Токугава и вплоть до последнего времени практиковалось обычное погребение, а участки на кладбищах передавались из поколения в поколение. Однако в последние годы стоимость содержания захоронений фантастически взлетела. К примеру, место на престижном кладбище Аояма стоит 100 000 долларов, а цена нокоцудо — запирающегося на замок шкафчика в колумбарии — в расположенном в центре города буддийском храме может доходить до 12 000 долларов.

В Японии столкновение инноваций с традицией особенно наглядно. Например, в одном из самых злачных районов Токио, Синдзюку, находится колумбарий Руриден — высокотехнологичная альтернатива обычному столичному кладбищу. Ниша здесь стоит 7379 долларов, включая техническое обслуживание. Ее нельзя купить, но можно арендовать на 30 лет. Снаружи Руриден выглядит как традиционное религиозное сооружение для усопших с деревянными дверями и изогнутыми карнизами. После того как специальное устройство считывает код с электронной карты клиента, открывается доступ в сам колумбарий, где находятся две тысячи статуй Будды, подсвеченных светодиодами. Цвет подсветки одной из статуй меняется, показывая посетителю место, где хранится прах близкого человека.

Другой токийский колумбарий, Shinjuku Rurikoin Byakurengedo, выглядит как космический корабль, а действует как умная библиотека для праха: вы проводите карточкой по считывающему устройству — машина выбирает соответствующую урну с прахом и транспортирует ее по системе конвейеров в нужную комнату к ожидающему клиенту. Число урн в небольшом здании может превышать десять тысяч.

Смерть в большом городе

«Между культурой смерти в России и Азии огромная разница, — говорит архитектор Алина Квирквелия. — У нас крайне негативное отношение к смерти — это то, чего принято бояться, но не принято обсуждать. В России нет визуальной эстетики смерти, наши кладбища организованы стихийно, никакого единого визуального кода у них нет. Вместо него есть огромная ритуальная часть, связанная с православной церковью, плакальщицами, поминками. В Японии же главное знание о смерти заключается в том, что смерть — это не конец». 

Архитекторы Алина Квирквелия и Юлия Малышева — авторы проекта колумбария в форме бамбука, финалиста конкурса Death in the City, где 460 архитекторов из 54 стран предлагали свои варианты вертикального кладбища в Токио. Подобный конкурс прошел в Японии впервые. Участники должны были предложить новые решения для ритуальной архитектуры в условиях перенаселенного мегаполиса, расположенного в сейсмоопасной зоне, сумев соединить традиции и высокие технологии в консервативной сфере ритуальных услуг. Одним из обязательных условий было снижение в разы цены захоронения.

Идея вертикального кладбища в виде бамбука, по мнению ее авторов, противостоит идее смерти как чего-то застывшего и статичного. Колумбарий выполнен в виде белых вертикальных трубок, которые приходят в движение от дуновения ветра. Конструкция выполнена из шестигранной сетки и углеродного пластика с армированными волокнами, что одновременно обеспечивает ее легкость и прочность. Каждая из 15 трубок содержит 3870 урн с пеплом.

«Идею сделать кладбище в виде бамбука предложил дедушка Юлиного мужа, он занимается ракетостроением, — рассказывает Алина. — Вся работа заняла около месяца, а интенсивная работа всего неделю, когда нужно было разработать четкий проект конструкции». Юлия, второй автор проекта, считает, что в современном мире дизайн и смерть почти не соприкасаются, потому что определяющее влияние на культуру погребения оказывают религиозные институты: «Мысли о смерти занимают огромное место в русской культуре, но для архитекторов это "белое пятно": мало кто представляет, как подступиться к такому огромному пласту традиций и суеверий. Плюс ко всему Россия — огромная страна, не нужно решать вопрос с экономией пространства. У нас до сих пор не особо приветствуется кремация, погребение окружено огромным количеством ритуалов. А в Японии прах окончательно теряет ценность через 30 лет после смерти».

Смерть как стихия

Другие русские финалисты конкурса — Виктория Цукерман, Даниил Капранов и Жанна Дикая, спроектировавшие вертикальный колумбарий Vice Versa, считают свою работу личным манифестом участников в вопросе переосмысления смерти как физического и духовного явления. Главной задачей архитекторов было показать, что смерть — это такое же стихийное явление, как дождь или снег. «Стихийные процессы — дождь, снег, ветер — неизбежны, причем их движение направлено сверху вниз. Это мы и хотели отразить в архитектуре нашего вертикального кладбища. Для этого на первом этаже нашей башни предусмотрен специальный механизм, который с помощью нескольких шарниров и троса поднимает капсулу с прахом на необходимую высоту. Так же, как душа человека после смерти стремится к небу, наши капсулы поднимаются снизу вверх. Разработанный нами механизм позволяет за счет изменения количества капсул в течение времени создавать динамический образ смерти, не слишком привычный для европейского человека. В Японии, как и в России, есть процедура прощания с усопшим и последующего посещения места захоронения. В нашем проекте пространство первых этажей спроектировано для прощания, в процессе которого капсула с прахом отпускается вверх, а по круговым пандусам можно дойти до места, где затем разместится капсула», — говорит Жанна Дикая. По ее словам, поместить прах в Vice Versa было бы минимум вдвое дешевле, чем в том же Руридене, и чем выше колумбарий, тем большее количество ячеек он может принять и тем ниже цена на место в нем.

Фото предоставлено пресс-службой

Фото предоставлено пресс-службой

Фото предоставлено пресс-службой

Концептуально Vice Versa наиболее близок проект «Плавучая вечность» — кладбище на морских волнах, спроектированное в Гонконге местными архитекторами из Bread Studios. В стране, где земли не хватает даже для живых и 90% населения предпочитают кремацию, очереди на место в колумбарии дожидаются тысячи семей. Стоимость ниши в частном колумбарии может превышать 100 000 долларов. «Плавучая вечность» разместит на борту 370 000 урн с прахом и бамбуковый сад. Во время традиционных фестивалей два раза в год плавучее кладбище будет пришвартовываться к берегу, чтобы желающие могли принять участие в поминальном ритуале.

21 грамм праха в стеклянном фаллосе

В Европе и США сегодня практически не строят новых высокотехнологичных крематориев, зато рынок дизайна предлагает множество других интересных идей.

В прошлом году голландский дизайнер Марк Стуркенбум представил на миланской выставке «Ящик памяти» — стеклянный фаллоимитатор с позолоченной урной внутри для хранения пепла умершего партнера. 21 грамм праха в 21-сантиметровой прозрачной секс-игрушке. Объект хранится в элегантной белой коробочке из древесины и снабжен устройством для проигрывания музыки с iPhone.

Фото: dezeen.com

Английский дизайнер Анна Швамборн создает украшения из пепла и волос умерших. Пепел смешивается с черным фарфором высокого класса, а затем из него делают траурные кулоны или четки.

Самым захватывающим стало предложение компании Elysium Space: за 1,19 долларов каждая из 100 сумевших зарезервировать услугу семей может отправить на околоземную орбиту капсулу с прахом весом один грамм. Спутник, несущий капсулу, несколько месяцев обращается вокруг Земли, а затем «пылающей звездой» (как уверяют маркетологи сервиса) сгорает в плотных слоях атмосферы. Семьи могут использовать специальное приложение для мобильного устройства, чтобы отслеживать движение орбитального спутника и даже увидеть его, вооружившись биноклем. Первый запуск с гавайского острова Кауаи состоялся в 2015 году, следующий запланирован на этот год. На сегодняшний день 50% клиентов Elysium Space — японцы.

«Новые практики, подобные этой, не возникают на ровном месте, — говорит Хикару Сузуки, автор книги "Цена смерти: похоронное дело в современной Японии" и консультант Elysium Space. — Похороны в космосе — это кульминация технологических возможностей и желание молодого поколения написать новую историю о загробном путешествии».

Одна знакомая девчонка пожаловалась, что всем был хорош ее новый любовник: и внешне, и внутренне, и физиологически полная совместимость.

Почти полная. В ходе интимных игрищ, которые поначалу ее полностью удовлетворяли, дама обнаружила у бойфренда педикюр. Нет-нет, не выкрашенные в розовый цвет ногти. А просто все мягонькое, аккуратное и приятное на ощупь. И заметила она это случайно, наткнувшись в темноте на его ногу.

Парень опрометчиво сказал, что действительно раз в месяц-полтора посещает маникюрный салон, это же нормально.

Девушка немедленно растеряла большую часть влечения. Потому что, ну как это возможно? Мужчина ухаживает за ногами!  

«Девочки, что же делать?» — плакала бедняжка. И девочки вдарили. И гомосексуализм приписали парню, и метросексуальность. Наиболее терпимые дамы диагностировали у любителя педикюра просто глупость. Ведь умный нормальный мужик не допустит до своих пяток чужую женщину. И сам не станет трогать ноги лишний раз. Мыть он их моет, а что еще надо?

Очевидно, пятки у нормального мужика должны быть как копыта, а ногти — как когти.  Чтобы в темноте передвижения такого мужчины были отлично слышны.

Я, конечно, не стала спорить. Но вспомнила, как однажды пару лет встречалась с истинным метросексуалом.

Это был один из лучших романов в моей жизни. Вышла я из него не вполне здоровым человеком, но не потому, что у меня были какие-то претензии к партнеру. Напротив! Мой мужчина был прекрасен, как солнце. Его стрижка выглядела так, что я рефлекторно просила дать телефон парикмахера. Его гардероб превосходил мой по размеру раза в три, кожа лица и рук была мягче моей, а физическая форма заставляла неосознанно раскрывать рот большинство окружающих женщин. А как он подбирал шарфики, украшения и сумочки для меня! Всегда стопроцентное попадание.

Я старалась соответствовать всему этому великолепию, и мне удавалось. Иной раз мы развлекали окружающих, одеваясь в одной цветовой гамме, например. Но когда мы расстались, я поняла, что пропала.

Меня больше не интересовали мужчины не только из категории «волосат и вонюч», но и вполне чистоплотные, прилично выглядящие парни.

Я в каждом искала тот самый идеал, с младенчески нежной кожей, с блестящими волосами, отполированными ногтями, кубиками на животе, в английской одежде и забавными рассуждениями о том, что учиться стареть красиво следует по-итальянски.

Идеал не находился. Зато я стала посмешищем для многих своих подруг. Скажем, заметив возле одной из них самца, поразительно напоминающего по стилистике моего восхитительного метросексуала, я взвывала:

— Ты с ним встречаешься? Или можно мне?

— С ним никому нельзя! — резонно отвечала подруга. — Погляди на него: маникюр, кашемир, фитнес. Мы недотягиваем, у нас слишком много иных хобби, кроме ухода за собой.

Так оно и оказывалось в итоге.

Другая подруга язвительно рекомендовала мне одного из своих бывших жильцов. Он просто снимал у нее комнату, то есть между ними не было даже дружеских отношений. Однако претензии насчет того, что в ванной слишком мало полок для косметики, а механические весы недостаточно точны, она выслушивала постоянно. А однажды парень ее пожурил за отсутствие в доме плойки. Как же так, взрослая женщина, москвичка, а плойки нет? Неужели ей иногда не хочется быть красивой и кудрявой? Стыдобища.

Примерно в это время она и выставила его, отказавшись продлевать договор.

Но смех смехом, а мне действительно пришелся бы по душе такой мужчина. С полным арсеналом косметических средств. Чтобы можно было не являться в гости с огромной сумкой, наполненной всем необходимым, потому что любую из этих вещей можно найти на месте. Очень удобно. И не выглядишь идиоткой, когда перед сном мажешь ноги кремом. Потому что партнер делает ровно то же самое!

Живые взрослые женщины именно из-за этого страдают! Почему, почему?

Я спросила у девушки, которая растеряла все свое возбуждение, заметив у любовника педикюр, что же именно ее не устраивает. Она привыкла к иным физическим ощущениям от прикосновения к ступням мужчины? Ей неудобно вылизывать его пятки, если они по текстуре отличны от наждачной бумаги? Ей противно смотреть на все это безобразие?

Оказалось, не первое, не второе и не третье. Ноги его она не трогала, и тем более не пыталась лизать. Футфетиш кажется ей чудовищным извращением, а смотреть — на что там смотреть? Но вот при случайных прикосновениях противно. И от знания, что это парень такой, противно.

Нет, я не понимаю демонизацию метросексуальности. И этого до сих пор еще существующего перекоса в общественном сознании, благодаря которому считается, что женщина должна ублажать свое тело и «ухаживать» за ним, и тогда оно становится более женственным, а мужчине этого не нужно, поскольку иначе он лишится своей мужественности.

В конце концов, даже если отбросить гендерную шелуху, многие из этих манипуляций  с телом просто приятны.

Мне пришлось смириться с тем, что большинство мужчин вокруг не похожи на тот самый уже оставшийся в далеком прошлом идеал. И я почти не веду себя, как зануда, а о том, не хочет ли он привести в порядок свои копыта или хотя бы выковырять грязь из-под ногтей, спрашиваю не чаще, чем раз в месяц.

Но тем женщинам, чьи мужчины не доказывают наличие у себя мужественности, доводя себя до состояния крестьянина во время страды, по-прежнему слегка завидую.

Литература

Иллюстрация: РИА Новости

мишка коля — это по-коми. по-русски — николай михайлович. ходит по деревне, по осени — опираясь на грязное двуствольное ружье с обклеенным изолентой прикладом. лет ему много. но людям бывает и больше. лицо заросло как берег озера ыджыд-ты — а руки колеблются как его же поверхность в сентябрьский этот всегдашний ветер. руки подвижны — а все остальное мишка коля делает очень плавно, слова добывает изнутри еще медленнее — как детей. ходит и трясется. еще и говорит всякому кого встретит одну фразу лишь: я всё трясусь. она для него — приветствие и прощание и личные позывные. бабушки и тетушки — у которых мы квартируемся и имеем столы — говорят нам: всё было у человека — всё — и трактор был — и вездеход был — и дети с ним жили и жена живая была, лиза — вот что вино делает с человеком.. деревня называется тöв. это коми слово имеет два значения — ветер и зима. дом мишки коли — огромный и пустой — вон он. но мы внутри не были. он знакомится на ветру с нами сам. и сидит на земле подолгу пока мы работаем над эпизодами изо дня в день то там то тут в течение этого лучшего в наших жизнях месяца. мы с самого начала поняли что он — лучший. один раз нам нужно было снять со спины идущего куда-то сквозь здешний мир сумеречного человека — и мы попросили мишку колю пройтись не оглядываясь — опираясь на свое ружье как обычно. а у меня патронов-то нету.. — сокрушается он и становится похожим на пятилетнего ребенка. мы энергично киваем все вместе ему в ответ и машем выставленными вперед ладонями влево-вправо. а юрий сергеевич наш бормочет: вот и хорошо родной. нахрен нам еще и патроны.. потом нам понадобилось мишкино колино лицо — заросшее и с глазами полными слез неизвестного происхождения — не то от ветра не то от горя не то от счастья не то от болезни и старости не то от того что лесная здешняя жизнь густо прочерчена сеткой живой воды. глаза здесь и вправду у всех и всегда текут. и у нас текли. это означает — быть с ветром — быть живым — и на севере-крыше особенно понятно. но когда выставились и начали снимать — лицо мишки коли стало поразительно собранное и сухое — как коричневый будильник. очень смешное от того. или еще как будто бы мы откопали из-под земли и посадили перед камерой еще одного терракотового воина — только не китайского, а коми удорского. пленки у нас немного — и оператор васька коля из петербурга нервничает. спроси его о жене что-нибудь — может поможет. — говорю я режиссеру тихо. быстро ты — я гляжу — освоил свинства нашей профессии. — отвечает мне глазами режиссер и спрашивает: николай михайлович! как вы с женой познакомились, расскажите? титьки-то хорошие. — отвечает мишка коля как школьная шантрапа из райцентра. и это первая фраза его за весь день. дрались может быть за нее? мишка коля мягко превращается в слово да, сгибаясь-ныряя вперед — превращается в императора маньчжурии и произносит: за свою ***. за плечами мишки коли развернулись некрашеные крылья — но лицо так и не изменилось в нужное нам. оператор выключил камеру. мы тоже уже тряслись. я приемы знаю. — продолжал мишка коля. — ножницы, ножницы делаю всем. — он выбросил в камеру руки и плавно-резко провел ими одна под другой. наши лица брызнули во все стороны. очень трудно передать словами как все это было хрустко-смешно. простите меня, девочку. — сказал мишка коля как прощеная грешница мария. посмотрел как мы долго сворачиваемся отбиваясь от мошки — как стемнело — а потом ушел. мы тоже ушли. проход получился. а лицо нет. и что же дальше? а дальше вот что.

*

я не мог не поверить не проверить значимость мишки коли. я перевел перед сном все услышанные от него фразы на коми язык с помощью хозяйки марьи алексеевны и ее сына сашки. перевел — сложил в ту последовательность в какой они появлялись-звучали — и в кромешной темноте ночи на улице произнес вслух: я всё трясусь — а патронов-то нету — титьки-то хорошие — за свою *** — я приемы знаю — ножницы ножницы делаю всем — простите меня девочку. а потом сразу же лег спать на пол на свой матрац. утром меня разбудил мишка коля. высокий молодой и веселый. сказал: чеччы, сьöлöмшöрöй. вставай, середина сердца моя. спасибо что ты нам всем так помог. протянул мне обе свои широкие белые руки, рукавами широкой белой своей рубашки убрал с моего лица сон и вывел во двор. во дворе были все его близкие в душистых одеждах, пузырившихся на ветру. времена года сидели на траве — и никуда не шли. все дома во все стороны были крепкие и жилые. между ними в пустотах-просветах сверкали только луга и вода. товарищи мои уже все были здесь. и наши с ними все прошлые и будущие потери тоже кружились утиной стаей над нами найденными. и деревня тöв была столицей мира.