#04 (88) сентябрь 2016

Фото: Алексендр Любарский/КоммерсантЪ

Кажется, люди счастливы, а ведь это самое главное, невольно подумал я, когда, остановившись в прохладной тени у Театра сатиры, рассмотрел в деталях Триумфальную площадь. После ада реконструкции – а до этого я прошел с километр по дощатым тропкам «благоустраиваемого» Садового кольца и наглотался изрядно песка и прочей строительной пыли – казалось, что я попал в небольшой рай. Одинаковые молодые деревья, аккуратные газоны с детской мебелью, стеклянные кубы  киосков и кафе, а в центре всего этого великолепия – летящие белые конструкции огромных качелей. На них одновременно качались какие-то дети, влюбленные парочки, туристы и даже просто проходивший мимо клерк с чемоданом-дипломатом – все они приводят свои тросы в движение, разгоняясь по большому радиусу, и создают постоянно движущуюся конструкцию улыбок, медитации и счастливых вскриков. Так живет, дышит и ликует обновленная площадь. Триумф градостроительной политики мэра Собянина и его команды.

Сады вместо баррикад

А ведь каких-то пять-шесть лет назад Триумфальная выглядела совсем иначе. Ее нерв проходил вдоль бесконечного временного забора, которым она была укрыта по периметру. Формально для какого-то ремонта, археологических раскопок (версии рознились и множились, хотя ничего толком не происходило). А на деле для того, чтобы не давать людям собираться там каждое тридцать первое число каждого месяца, где такое число имелось, в память о тридцать первой статье Конституции, таковую свободу собраний гарантирующей. Время так спрессовалось и столько всего с тех пор произошло в российской политике, что «Стратегия-31» кажется теперь событием почти из мезозоя. И действительно, из раза в раз, говорю как свидетель тому, горстка из десятков и иногда сотен человек выходила к этому злосчастному гофрированному забору, где их уже ждали омоновцы, нашисты и журналисты.

Об этом сегодня не напоминает ничего. Архитекторы из Buromoscow, а этот проект готовили именно они, просто перепридумали площадь с нуля. Словно не было автозаков и сакраментального «Граждане, не мешайте проходу граждан». Словно не было политической истории памятника Маяковскому, у которого с шестидесятых годов прошлого века собиралась дерзкая молодежь публично читать стихи. Нет, все это было перечеркнуто, а страница перевернута. Из площади сделали очень милый дачный сквер с огромными качелями.

Здесь, наверное, можно долго рассуждать о злонамеренном благоустройстве улиц как форме контрреволюционной деятельности, вспомнить превращение Лужковым асфальтового плаца Манежной площади в многоярусный подземный торговый центр ровно с такой же целью (что, заметим в сторону, не помешало в декабре 2010 года фанатам подраться с полицией прямо на этих ярусах) или даже широкие бульвары барона Османа в Париже XIX века, препятствовавшие строительству баррикад.

Фото: Наталия Гарнелис/ТАСС

Но дело, в общем, не в этом. Ведь вряд ли российские, или датские, или какие-то еще архитекторы, которые перепридумывают очередную улицу в центре Москвы, рассуждают в категориях: надо сделать так, чтобы там не хотелось свергать власть. Нет, они просто делают пространство для комфортной, в их понимании, жизни, а уж где тут бегал Эдуард Лимонов, с какой клумбы что кричал Алексей Навальный и под каким фонарем винтили Ксению Собчак, им просто неважно – не их это топология, не их.  Вот и выходит в итоге, как у поэта Ивана Давыдова, «где нас бил ОМОН немножко, там теперь велодорожка».

Или даже не велодорожка, а в большинстве случаев – рабочие в оранжевом, песок, горы плитки, забор с бело-зелеными полосами и обещание велодорожки. Велодорожка как предчувствие или, говоря биржевым языком, как фьючерс.

Пока публицисты либерального толка обвиняли собянинскую администрацию в создании городской среды, где невозможны массовые протесты, совсем незамеченным оставался один факт, который все более выпукло проглядывает теперь на некотором историческом удалении. В поздней путинской России, в России не нулевых, а десятых московские власти смогли сделать то, что не смог (или не захотел) сделать Кремль, а именно предложить хоть какой-то образ будущего, не сопряженный с апокалипсисом наших дней.

Как в Европе

На сайте проекта большой реконструкции Москвы «Моя улица», рассчитанного до 2018 года, кроме инфографики, схем, карт и рисунков есть много агитационных видео, лейтмотив которых – столица становится нормальной европейской столицей.

И чисто семантически оба слова – «нормальный» и «европейский» – это и есть революция сознания. Вся остальная государственная машина, если кто вдруг забыл события последних лет, постулирует, что Россия – это не Европа. Но дело скорее даже в первом слове. Нас приучили еще с советских времен к тому, что мы не можем быть просто обычными, нормальными, средними, нам всегда надо быть впереди планеты всей, делать что-то грандиозное, чтобы решительно все смотрели и нам завидовали.

Фото: Антон Белицкий/КоммерсантЪ

В этой реконструкции, судя по планам и уже готовым участкам, подход радикально другой. Архитекторы делают из Москвы воистину среднестатистический европейский город. Не то Вена с ее кольцевой Рингштрассе, не то скандинавские велодорожки, не то берлинский Кройцберг, сменивший Уильямсбург как источник вдохновения. Всего по чуть-чуть, и все в кучу. Не разберешь, где что, да, наверное, это не требуется.

Из описаний проектов следует, что смысловая нагрузка есть только в реконструкции Садового кольца, которому возвращают заложенные в его названии и вырубленные еще в конце тридцатых сады. Все прочие проекты сугубо функциональны, и перепланированная Бронная не сильно отличается от какой-нибудь Никитской или Никольской, кроме практических решений по парковкам, фонарям и лавкам уже на месте.

Вот эта среднеарифметическая Вена, собираемая наспех в Москве из взаимозаменяемых элементов почти как конструктор «Лего», и должна стать «нормальным» «европейским» городом. Пока это получается только отчасти, потому что отделанные улицы отдают одновременно, простите, мертвечиной, казенщиной и навязанной сверху бездушностью.

И это не претензия к молодым российским и не только российским дизайнерам, проектировщикам и архитекторам. Они все придумывают правильно (если тут вообще применимы категории правильности), не отстают от мировых трендов – тут вам и временные деревянные конструкции, и искривленные нарочито дорожки, насыпные возвышения, озеленения, сужение дорог и расширение тротуаров. Все то же самое они могли делать в любой другой европейской стране – и это как раз соответствует задумке.

Эта улица – не моя

Но вот незадача: проекты разбиваются о реальность, в которой Россия, к сожалению, еще не обычная европейская страна, где скучно сменяются через выборы правительства, суды не принимают решения по телефону, а цензура и правда запрещена. Ашхабад из нашей свежепостроенной Вены пробивается не потому, что ошиблись в «Стрелке» или где-то еще, а потому что Ашхабад никуда не делся из наших голов. Механическое повторение контекста само по себе еще ничего не значит. В Китае вот пару лет назад построили города с точными копиями кварталов и достопримечательностей европейских столиц, но там никто не стал покупать квартиры, и они стоят до сих пор призраками. Так немного безжизненно и даже неловко иногда выглядят и новые эти пространства, вымощенные серой крупной плиткой.

Фото: Александр Миридонов/КоммерсантЪ

Отдуваться за неприглядный вид перекопанных улиц, как и за все в России, пришлось Пушкину. Хотя и не в одиночку: заградительную компанию ему составили Горький, Елисеев, Филиппов...

Впрочем, это лишь мои ощущения. «Моя улица», например, утверждает, что поток пешеходов на благоустроенных уже улицах вырос за последние годы в два с половиной раза. А еще ненавязчиво и вместе с тем довольно-таки крупным шрифтом подчеркивает, что проекты по обновлению Москвы на ресурсе обратной связи населения с мэрией «Активный гражданин» обсуждали полтора миллиона человек. Звучит как отповедь всем фейсбучным критикам и прочим колумнистам. Где же, мол, вы были, когда мы обсуждали все это, а теперь только клавишами и можете гневно щелкать.

Критики и колумнисты, разумеется, ни в какой «Активный гражданин» не ходили, зато ходили в магазин, метро, офис, бар и прочие места, которые вообще обычно посещают люди в городе. Каждая такая прогулка завершается то ли гневным, то ли ироничным (а чаще все сразу) рассказом о том, что эти гады по третьему разу меняют плитку в одном и том же месте. Что все перекопано и пройти и проехать нельзя, что зимой скользко, а летом душно и пыльно, и нет, главное, этому никакого конца и края.

В какой-то момент не выдержала даже далекая обычно от градостроительной политики Рената Литвинова, которая написала у себя в инстаграме (позволю себе пространную цитату, слишком уж она показательна): «Кто из москвичей грезил о безобразной и скользкой плитке, которую теперь принялись прибивать каждое лето по-новому? Почему вся деятельность направлена в ущерб жителям? Зачем заужать то, где и так вечные пробки? Кому нужны эти широченные велосипедные дорожки вдоль загазованных, забитых машинами дорог – там идут редкие прохожие, а велосипедистов я вообще никогда не вижу ближе к осени, а тем более к зиме – они так и не приживутся на нашей холодной и агрессивной местности!»

Адвокат дьявола

Упомянутые плитка и велодорожки стали не просто притчей во языцех, но и удобной мишенью. Чуть что не так, вспоминают их, а главным локальным злодейчиком назначен собирательный урбанист. Время от времени, когда в городе что-то идет не так, либеральная интеллигенция дружно предлагает вешать урбанистов на их же новых фонарях (или новый вариант: топить в ливневой канализации), после чего все радостно смеются над «шутками» в таком духе и неистово лайкают друг друга. Аллергическая почти что неприязнь к действиям городской администрации доведена почти что до рефлекса и возведена в абсолют. Фестиваль варенья, праздник цветов, огромная зеленая голова – что бы ни происходило в Москве, все нужно прокомментировать, над всем нужно посмеяться, все нужно осудить. Сомневаться нельзя, а то попадешь под каток. Так работает механизм обычной травли, как в школе, например. Если ты в ней не участвуешь, ты становишься ее жертвой.

В представлении «Стрелки», москвичи на Таганской улице после дождя абсолютно счастливы

Обильное плодоноше­ние рябины на Новинском —к холодной зиме. И гололеду...

На Серафимовича автомобилисты явно остались в унылом меньшинстве

Парадокс только в том, что это немного нелогичная и даже, откровенно говоря, шизофреничная травля, поскольку она направлена изнутри гетто вовне. То есть с объективной реальностью она соотносится слабо или даже никак: эти люди не то что повесить не могут урбанистов, они вообще в современной России сами являются объектом постоянных атак – со стороны следователей, телепропаганды и молодежных прокремлевских активистов.

Так что, наверное, это такая защитная психологическая реакция, которая дает своего рода разрядки. Григорий Ревзин, архитектурный критик и партнер конструкторского бюро «Стрелка», которое готовило во многом нынешнюю реконструкцию, по крайней мере на уровне концепций и идей, понимая этот сантимент и всю глубину фрустрации некогда белоленточного движения, взял на себя неблагодарную роль адвоката дьявола и, пытаясь защитить плитку, невольно, а может, даже и вольно защитил Собянина, чем навлек на себя еще больший гнев со стороны почтенной публики.

Ревзин, к слову, верит публике на слово и с горьким сожалением расписывает, что в послепутинской России, буде она когда-то все же случится, с установлением тем или иным способом подлинного народовластия, сакральными жертвами будут сразу назначены злосчастные велодорожки, которые демонтируют, мол, под улюлюканье толпы.

Велопробег в будущее

…Я выхожу из дома, иду до стоянки городских велосипедов и еду в офис. Мне ехать пятнадцать минут. На метро, откровенно говоря, дольше. Светит солнце, дует приятный легкий ветер, и я почти верю, забывая на секунду про санкции, Донбасс, Сирию и прочее, и прочее, что я живу в нормальном европейском городе. Но потом я вспоминаю, что велосипед, на котором я еду, поставила локальная путинская администрация, и она же сделала велодорожку, по которой я еду, и мне становится немного грустно. Грустно от того, что наши мечты о нормальной России зависят от прихоти какого-то чиновника, а не от нас самих, что бы там ни говорил проект «Активный гражданин».

До 2018 года высадят сады на Садовом, добьют все бульвары и радиусы от них, набережные, заполнят все это цветами, ненавистными фейсбуку фестивалями, лавками и небольшими кафе «как в Европе», если они, конечно, приживутся. А уж там то ли чемпионат мира по футболу, то ли президентские выборы; бог его знает, что будет дальше. Если так случится, что власть и правда как-то вернется в руки граждан, то Ревзин точно прав в том, что подотчетные гражданам парламенты не дадут лишние деньги на зеленые головы и пластиковые деревья, когда не сделан еще ремонт детских садов. Но вряд ли кто-то что-то будет демонтировать – это уж совсем.

Меж тем велосипедист с Таганки уже доехал до Рождественского бульвара

Мечта разработчиков сбылась на Большой Якиман­ке —магистраль вообще без автомобилей

Реконструкцию Малой Дмитровки, видимо, вдохновило фото битлов, переходящих Эбби-Роуд

Пройдут десятилетия, а эти тротуары и дорожки останутся. Возможно, когда-то по ним даже поедут велосипедисты гурьбой, а не одиночками, как я сейчас. И тогда вдруг на них махнут рукой, проходя мимо, молодые люди: «Вот, мол, при Путине какие классные штуки строили». Называем же мы теперь дома и квартиры сталинскими, абстрагируясь от репрессий и ГУЛАГа.

Ну а Собянин, что Собянин? Кто теперь вспомнит, что генеральной реконструкцией Москвы 1935 года занимался Лазарь Каганович?С

Наш собеседник:

Лиана Арутюнян — оперная певца (сопрано), училась в Ереванской консерватории. Считается одним из лучших вердиевских сопрано. Сотрудничает со многими зарубежными оперными театрами, такими как Ковент-Гарден, Метрополитен-опера, Опера Сан-Франциско.

МС: Расскажите, где вы получали образование, о педагогах. Вы учились в Армении?

ЛА: Да, я училась в Ереване. Сначала я пошла в музыкальную школу, где у меня был очень хороший педагог по фортепьяно — Елена Васильевна (она была русская). Я её очень хорошо помню: она была очень ласковой, очень доброй, мне было чрезвычайно приятно с ней работать. Она мне передала много любви к классической музыке, к фортепьяно. И после уроков она тоже работала со мной: она звала меня к себе домой, мы долго занимались, потом она меня кормила. У нас были с ней хорошие отношения.

Когда я поступила в консерваторию, у меня был прекрасный педагог по вокалу — Сергей Петрович Данелян, драматический тенор, с огромным репертуаром. Можно сказать, что это он поставил мой голос.

МС: А почему вы решили поступать на вокальное отделение в консерваторию, если вашей специальностью было фортепиано?

ЛА: Да, моя учительница по фортепьяно очень хотела, чтобы я стала пианисткой, чтобы я продолжила идти по этому пути. Но пение в нашей семье было очень актуальным: мой папа не профессиональный певец, но музыкант, он пел фольклорную музыку и играл на аккордеоне. Он очень любил оперу и передал мне всю эту любовь свою, всё, что он знал об опере. И я постепенно начала слушать классическую музыку, слушать оперных певцов, петь с ними, и тогда уже заразилась этим «вирусом» — пением. Я не представляла, что могу стать пианисткой или делать что-то другое. И я выбрала себе оперное искусство — этот путь. Все эти люди сыграли очень важную роль в моей творческой жизни и в моей жизни вообще. Я им очень благодарна.

МС: После окончания консерватории вы пели в Ереване или сразу уехали?

ЛА: Я не закончила консерваторию. Я пела маленькие концерты, когда ещё была студенткой. Так что меня в Армении не знали как певицу, я не пела в театре. Я уехала студенткой.

МС: Вы уехали во Францию и уже там продолжали обучаться?  далее... Ссылка