Постоянно сетуют современные российские публицисты и политики на повторяемость одних и тех же проблем России, на бег российской истории по кругу. И сегодня в российском обществе те же споры между «западниками» и «славянофилами», как и полтора века назад. Лидер Демократической партии России Андрей Владимирович Богданов в програмной статье «Время сделать выбор: Российское общество до сих пор не решило, с каким цивилизационным проектом ему по пути» выносит в анонс две цитаты – «Складывается полное впечатление, что на наших глазах снова сошлись в непримиримом споре западники и славянофилы» и «Мы вернулись к тому же, откуда ушли. А это, в свою очередь, означает, что мы изначально шли не туда» (Независимая газета, Москва, 10-11 августа 2007 года, № 164 /4128/, стр. 9 http://www.ng.ru/ideas/2007-08-10/9_choice.html).

На самом деле необходимость модернизации и вхождения в современную цивилизацию и проблема выбора пути и соответственно спор между западниками и славянофилами стоит перед всеми недомодернизированными обществами, находящимися на примерно схожей формационной ступени – непреодоленности традиционного общинно-феодального уклада и потому зависимости от стран победившей низовой субъектности. Сущность модерна – взрыв «сверхновой звезды» низовой субъектности, начавшийся в Европе шесть веков назад. Низовая субъектность сопряжена с взращиванием буржуазии, бросившей вызов феодализму. Когда взращивается «критическая масса» экономически-самодостаточных и тем самым политически-субъектных низовых хозяев-собственников – тогда феодализм с господством верховых субъектников оттесняется и свергается. Ведь ясно, что нищим – не до субъектности, не до демократии. Деньги – вот чеканная свобода. Новое Время и вся современная научно-техническая цивилизация и открытие Нового Света и буржуазные революции и появление наций и демократий – это высвобождение низовой субъектности.

Эту низовую субъектность можно назвать мелкой, средней и крупной «национальной буржуазией», но в любом случае она опирается на национальный капитал как базис нации и национального государства и противостоит ориентированному на вампир-мародерское потребление и вывоз ресурсов компрадорскому, «государственному» и компрадорско-чиновничьему капиталу, который, например, полностью господствует в путинской РФ.

Буржуазно-демократическая революция – это и есть взрывное высвобождение низовой субъектности, предусловие модернизации. Там, где нет этой базисной сути модернизации, а именно высвобождения низовой субъектности, а есть лишь в лучшем случае те или иные фасадные имитации внешних форм передовых модернизированных обществ, - неизбежны социально-политические патологии, надстроечные споры между местными западниками и славянофилами. Полтора века назад и ныне они присущи недомодернизированной России, в прошлом веке были весьма актуальны в ряде стран Латинской Америки, Азии и Африки.

Когда же происходит прорыв низовой субъектности – эти споры, как показывает практика ряда прорвавшихся стран, обычно сходят на нет, хотя временами наблюдаются рецидивы, как ныне в Турции и в ряде недомодернизированных исламских обществ. Подчеркну – нет ничего особого в проповеди своего якобы уникального «особого пути». Это просто форма самооправдания неудачливых обществ и народов. Подобными проповедями, уводящими Россию с магистрали исторического развития, мы в последние годы наелись досыта.

Что касается современной России, то режим Путина умышленно и тем самым преступно перед будущим проводит политику десубъектизации и соответственно демодернизации страны и потому отбрасывает нас в неофеодализм, что воспринимается некоторыми как «возвращение на круги своя» к традиционно-посконному «особому пути». Владимир Сорокин блестяще промоделировал социальный идеал, доминирующий сегодня в верхах русского общества, в романе «День опричника» (об «опричной» Руси в 2028 году).

Итак, можно констатировать очередную неудачу буржуазно-демократической революции в России. Были попытки в 1825, 1881, 1905, 1917 и 1991 годах – они провалились не из-за роковой неспособности русского народа к свободе, а лишь потому, что не взрастилась «критическая масса» русской низовой субъектности, то есть «среднего класса», «третьего сословия», «новых средних социальных слоев», «национального капитала» и т.п.

Задача сознавалась русскими политическими деятелями, не совсем уж мы такие глуповцы. Петр Аркадьевич Столыпин предлагал эволюционный путь форсированного взращивания низовой субъектности, которым до Столыпина прошла Япония после Революции Мэйдзи и в какой-то мере США благодаря «хомстед-акту» Авраама Линкольна, а на нашим глазах успешнейшее идут особенно Сингапур и Малайзия и также Индия. Агитировать за этот путь не буду – его блестящий результат очевиден. Владимир Ильич Ленин предлагал для догоняющего рывка модернизации другой путь – революционный социалистический. Этот путь тоже очень заманчив и перспективен при ориентации на низовую субъектность, что блестяще демонстрирует современный Коммунистический Китай. Важно здесь вовремя менять соотношение между массовой социализацией и низовой субъектизацией.

Социализация – это почва и лоно субъектизации, а субъектизация – это мотор и смысл социализации. Перекос в сторону социализации может придавить субъектизацию, ибо для подавляющего большинства людей не по силам тяжесть свободы и ответственности, и чем больше хотят социализировать общество вплоть до уравниловки (эгалитаризм), тем хуже для низовой субъектности. Стремиться надо субъектизировать как можно больше людей и создавать для этого социальные условия, но ни в коем случае не допускать социального иждивенчества и тем более подавления интересов частного ради якобы блага целого. Ибо благо целого – как раз через прорыв частной инициативы и инновационности, а не через наращивание всевластия тотальности и тем самым подавляющего господства правящей элиты. Модернизация по-столыпински – гарантия демократии и расцвета, а модернизация по-ленински – соблазн выигрыша темпа, но одновременно риск новой десубъектизации и авторитаризма под демагогию о социальной справедливости, борьбы с терроризмом и т.п.

Впрочем, Ленин отличался достаточным прагматизмом в понимании диалектики вопроса. Под этим углом зрения прочтем заново одну из его вдохновенных программно-итоговых работ – «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции», написанной 14 октября 1921 года и опубликованной в газете «Правда» № 234 18 октября 1921 за подписью Н. Ленин (Полное собрание сочинений. Издание 5-ое. Москва: Издательство политической литературы, 1977, стр. 144-152 http://www.tov.lenin.ru/misc/zaprarkhiv/200/115.htm):

«Наступает четырехлетняя годовщина 25-го октября (7 ноября).

Чем дальше отходит от нас этот великий день, тем яснее становится значение пролетарской революции в России, тем глубже мы вдумываемся также в практический опыт нашей работы, взятый в целом.

В самых кратких - и, конечно, далеко неполных и неточных - абрисах это значение и этот опыт можно бы изложить следующим образом.

Непосредственной и ближайшей задачей революции в России была задача буржуазно-демократическая: свергнуть остатки средневековья, снести их до конца, очистить Россию от этого варварства, от этого позора, от этого величайшего тормоза всякой культуры и всякого прогресса в нашей стране.

И мы вправе гордиться тем, что проделали эту чистку гораздо решительнее, быстрее, смелее, успешнее, шире и глубже с точки зрения воздействия на массы народа, на толщу его, чем великая французская революция свыше 125 лет тому назад.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Совершенно правильный посыл, это – основа основ понимания. Главное – высвобождение низовой субъектности, чего и добивается всякая буржуазно-демократическая революция. Правда, коммунисты утопично надеялись возвысить до субъектности всех – «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» - и видели не только в буржуазии, но и в рабочих-пролетариях носителей низовой субъектности. В условиях победившего индустриализма у этих надежд имелись вроде бы крепкие основания. Так, Эрнст Юнгер в трактате «Рабочий. Господство и гештальт» (Ernst Jünger. Der Arbeiter. Herrschaft und Gestalt. 1932) рассматривал рабочего как сверхчеловека Ницше, а позднее говорил о раскованном титане Прометее как гештальте рабочего. Весь марксизм фокусируется в эсхатологии пролетариата как носителя всеобщей субъектности. Недаром Мартин Хайдеггер в статье «О «линии»» (1955) назвал трактат Эрнста Юнгера «ein hellsichtiges Buch» («зоркая книга»). Ничего не понять в марксизме и в Октябрьской революции в России, если, как советовал Мартин Хайдеггер, не выучиться смотреть на события эпохи индустриализма (в том числе на деяния и проекты Ленина) – «в оптике «Рабочего», ибо «описания Юнгера открыли глаза» и «позволили говорить»/

И анархисты и мелкобуржуазные демократы (т. е. меньшевики и эсеры, как русские представители этого международного социального типа) говорили и говорят невероятно много путаницы по вопросу об отношении буржуазно-демократической революции к социалистической (то есть пролетарской). Верность нашего понимания марксизма в этом пункте, нашего учета опыта прежних революций подтвердилась за 4 года полностью. Мы довели буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто. Мы вполне сознательно, твердо и неуклонно продвигаемся вперед, к революции социалистической, зная, что она не отделена китайской стеной от революции буржуазно-демократической, зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счете) продвинуться вперед, какую часть необъятно высокой задачи мы выполним, какую часть наших побед закрепим за собой. Поживем, увидим. Но и сейчас уже мы видим, что сделано гигантски много - для разоренной, измученной, отсталой страны - в деле социалистического преобразования общества.

Кончим, однако, о буржуазно-демократическом содержании нашей революции. Марксистам должно быть понятно, что это значит. Для пояснения возьмем наглядные примеры.

Буржуазно-демократическое содержание революции, это значит - очистка социальных отношений (порядков, учреждений) страны от средневековья, от крепостничества, от феодализма.

Каковы были главнейшие проявления, пережитки, остатки крепостничества в России к 1917 году? Монархия, сословность, землевладение и землепользование, положение женщины, религия, угнетение национальностей. Возьмите любую из этих «авгиевых конюшен», - оставленных, к слову сказать, в изрядной мере всеми передовыми государствами в недочищенном виде при совершении ими их буржуазно-демократических революций, 125, 250 и больше (1649 в Англии) лет тому назад, - возьмите любую из этих авгиевых конюшен: вы увидите, что мы их вычистили начисто. За какие-нибудь десять недель, начиная от 25 октября (7 ноября) 1917 г. до разгона учредилки (5 января 1918), мы сделали в этой области в тысячу раз больше, чем за восемь месяцев своей власти сделали буржуазные демократы и либералы (кадеты) и мелкобуржуазные демократы (меньшевики и эсеры).

Эти трусы, болтуны, самовлюбленные нарциссы и гамлетики махали картонным мечом - и даже монархии не уничтожили! Мы выкинули вон всю монархическую нечисть, как никто, как никогда. Мы не оставили камня на камне, кирпича на кирпиче в вековом здании сословности (самые передовые страны, вроде Англии, Франции, Германии, до сих пор не отделались от следов сословности!). Наиболее глубокие корни сословности, именно: остатки феодализма и крепостничества в землевладении, вырваны нами до конца. «Можно спорить» (достаточно за границей литераторов, кадетов, меньшевиков и эсеров, чтобы заниматься этими спорами) о том, что выйдет «в конце концов» из земельных преобразований великой Октябрьской революции. Мы не охотники сейчас терять время на эти споры, ибо мы борьбой решаем этот спор и всю массу зависящих от него споров. Но нельзя спорить против факта, что мелкобуржуазные демократы восемь месяцев «соглашались» с помещиками, хранящими традиции крепостничества, а мы в несколько недель и этих помещиков и все их традиции смели с лица земли русской до конца.

Возьмите религию или бесправие женщины или угнетение и неравноправие нерусских национальностей. Это все вопросы буржуазно-демократической революции. Пошляки мелкобуржуазной демократии восемь месяцев об этом болтали; нет ни одной из самых передовых стран мира, где бы эти вопросы были решены в буржуазно-демократическом направлении до конца. У нас они решены законодательством Октябрьской революции до конца. Мы с религией боролись и боремся по-настоящему. Мы дали всем нерусским национальностям их собственные республики или автономные области. У нас нет в России такой низости, гнусности и подлости, как бесправие или неполноправие женщины, этого возмутительного пережитка крепостничества и средневековья, подновляемого корыстной буржуазией и тупой, запуганной мелкой буржуазией во всех, без единого изъятия, странах земного шара.

Это все - содержание буржуазно-демократической революции. Полтораста и двести пятьдесят лет тому назад обещали народам передовые вожди этой революции (этих революций, если говорить о каждом национальном виде одного общего типа) освободить человечество от средневековых привилегий, от неравенства женщины, от государственных преимуществ той или иной религии (или «идеи религии», «религиозности» вообще), от неравноправия национальностей. Обещали - и не выполнили. Не могли выполнить, ибо помешало «уважение» - - - к «священной частной собственности». В нашей пролетарской революции этого проклятого «уважения» к этому трижды проклятому средневековью и к этой «священной частной собственности» не было.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Под «частной собственность» Ленин вслед за Марксом понимал не столько экономическую самодостаточность как основу собственного достоинства частного человека, сколько прежде всего сверхдостаточную частную собственность как основу эксплуатации человека человеком. Здесь надо развести термины, чтобы не впасть в крайность «коллективизации» даже личной собственности, что не раз происходило/

Но чтобы закрепить за народами России завоевания буржуазно-демократической революции, мы должны были продвинуться дальше, и мы продвинулись дальше. Мы решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как «побочный продукт» нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы. Реформы, говорили мы всегда, есть побочный продукт революционной классовой борьбы. Буржуазно-демократические преобразования - говорили мы и доказали делами мы - есть побочный продукт пролетарской, то есть социалистической революции. Кстати сказать, все Каутские, Гильфердинги, Мартовы, Черновы, Хилквиты, Лонге, Макдональды, Турати и прочие герои «II 1/2» марксизма не сумели понять такого соотношения между буржуазно-демократической и пролетарски-социалистической революциями. Первая перерастает во вторую. Вторая, мимоходом, решает вопросы первой. Вторая закрепляет дело первой. Борьба и только борьба решает, насколько удается второй перерасти первую.

Советский строй есть именно одно из наглядных подтверждений или проявлений этого перерастания одной революции в другую. Советский строй есть максимум демократизма для рабочих и крестьян, и в то же время он означает разрыв с буржуазным демократизмом и возникновение нового, всемирно-исторического, типа демократии, именно: пролетарского демократизма или диктатуры пролетариата.

Пусть псы и свиньи умирающей буржуазии и плетущейся за нею мелкобуржуазной демократии осыпают нас кучами проклятий, ругательств, насмешек за неудачи и ошибки в постройке нами нашего советского строя. Мы ни на минуту не забываем того, что неудач и ошибок у нас действительно было много и делается много. Еще бы обойтись без неудач и ошибок в таком новом, для всей мировой истории новом деле, как создание невиданного еще типа государственного устройства! Мы будем неуклонно бороться за исправление наших неудач и ошибок, за улучшение нашего, весьма и весьма далекого от совершенства, применения к жизни советских принципов. Но мы вправе гордиться и мы гордимся тем, что на нашу долю выпало счастье начать постройку советского государства, начать этим новую эпоху всемирной истории, эпоху господства нового класса, угнетенного во всех капиталистических странах и идущего повсюду к новой жизни, к победе над буржуазией, к диктатуре пролетариата, к избавлению человечества от ига капитала, от империалистских войн.

Вопрос об империалистских войнах, о той главенствующей ныне во всем мире международной политике финансового капитала, которая неизбежно порождает новые империалистские войны, неизбежно порождает неслыханное усиление национального гнета, грабежа, разбоя, удушения слабых, отсталых, мелких народностей кучкой «передовых» держав - этот вопрос с 1914 года стал краеугольным вопросом всей политики всех стран земного шара. Это вопрос жизни и смерти десятков миллионов людей. Это - вопрос о том, будет ли в следующей, на наших глазах подготовляемой буржуазией, на наших глазах вырастающей из капитализма, империалистской войне перебито 20 миллионов человек (вместо 10-ти миллионов убитых в войне 1914-1918 годов с дополняющими ее «мелкими» войнами, не конченными и посейчас), будет ли в этой неизбежной (если сохранится капитализм) грядущей войне искалечено 60 миллионов (вместо искалеченных в 1914-1918 годах 30 миллионов).

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ленин в 1921 году прогнозирует Вторую мировую войну, начавшуюся через 18 лет, но несколько недооценивает людские потери/

И в этом вопросе наша Октябрьская революция открыла новую эпоху всемирной истории. Слуги буржуазии и ее подпевалы в лице эсеров и меньшевиков, в лице всей мелкобуржуазной якобы «социалистической» демократии всего мира издевались над лозунгом «превращения империалистской войны в войну гражданскую». А этот лозунг оказался единственной правдой - неприятной, грубой, обнаженной, жестокой, все это так, но правдой среди тьмы самых утонченных шовинистских и пацифистских обманов.

Рушатся эти обманы. Разоблачен мир брестский. Каждый день разоблачает все более беспощадно значение и последствия еще худшего, чем брестский, мира версальского. И все яснее, все отчетливее, все неотвратимее встает перед миллионами и миллионами думающих о причинах вчерашней войны и о надвигающейся завтрашней войне людей грозная правда: нельзя вырваться из империалистской войны и из порождающего ее неизбежно империалистского мира (если бы у нас было старое правописание, я бы написал здесь два слова «мира» в обоих их значениях), нельзя вырваться из этого ада иначе, как большевистской борьбой и большевистской революцией.

Пусть с бешенством ругают эту революцию буржуазия и пацифисты, генералы и мещане, капиталисты и филистеры, все верующие христиане и все рыцари II и II 1/2 Интернационалов. Никакими потоками злобы, клеветы и лжи не замутят они того всемирно-исторического факта, что первый раз за сотни и за тысячи лет рабы ответили на войну между рабовладельцами открытым провозглашением лозунга: превратим эту войну между рабовладельцами из-за дележа их добычи в войну рабов всех наций против рабовладельцев всех наций.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Здесь Ленин в своей стихии – попадает в точку, что и объясняет его высочайшую популярность в низовых досубъектных массах. Мир, порядок, труд – эти лозунги неотразимы/

Первый раз за сотни и тысячи лет этот лозунг превратился из смутного и бессильного ожидания в ясную, четкую политическую программу, в действенную борьбу миллионов угнетенных под руководством пролетариата, превратился в первую победу пролетариата, в первую победу дела уничтожения войн, дела союза рабочих всех стран над союзом буржуазии разных наций, той буржуазии, которая и мирится и воюет на счет рабов капитала, на счет наемных рабочих, на счет крестьян, на счет трудящихся.

Эта первая победа еще не окончательная победа, и она далась нашей Октябрьской революции с невиданными тяжестями и трудностями, с неслыханными мучениями, с рядом громадных неудач и ошибок с нашей стороны. Еще бы без неудач и без ошибок удалось одному отсталому народу победить империалистские войны самых могущественных и самых передовых стран земного шара! Мы не боимся признать свои ошибки и трезво будем смотреть на них, чтобы научиться исправлять их. Но факт остается фактом: первый раз за сотни и за тысячи лет обещание «ответить» на войну между рабовладельцами революцией рабов против всех и всяческих рабовладельцев выполнено до конца - и выполняется вопреки всем трудностям. Мы это дело начали. Когда именно, в какой срок, пролетарии какой нации это дело доведут до конца, - вопрос несущественный. Существенно то, что лед сломан, что путь открыт, дорога показана.

Продолжайте свое лицемерие, господа капиталисты всех стран, «защищающие отечество» японское от американского, американское от японского, французское от английского и так далее! Продолжайте «отписываться» от вопроса о средствах борьбы против империалистских войн новыми «базельскими манифестами» (по образцу Базельского манифеста 1912 года), господа рыцари II и II 1/2 Интернационалов со всеми пацифистскими мещанами и филистерами всего мира! Из империалистской войны, из империалистского мира вырвала первую сотню миллионов людей на земле первая большевистская революция. Следующие вырвут из таких войн и из такого мира все человечество.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Тактически Ленин прав, и лозунг борьбы за мир против угрозы войн со стороны империалистических держав был весьма актуален и популярен, однако стратегически Ленин не вынуждался вникать в сущность войны вообще и потому полагал войны недопустимыми и невозможными в коммунистическом будущем, между тем как ещё великий диалектик Гераклит указывал, что война неустранимо присуща сущему и является основой его существования. Ницше тоже говорил – «любите мир, но лишь как средство к новым войнам». Страны победившей «социалистической» революции отнюдь не прекратили войн между собой, так что упования на «вечный мир» - вредная иллюзия. Субъектность предполагает отношение к сущему не как к храму, а как к объекту волевого и обычно насильственного воздействия/

Последнее, - и самое важное, и самое трудное, и самое недоделанное наше дело: хозяйственное строительство, подведение экономического фундамента для нового, социалистического, здания на место разрушенного феодального и полуразрушенного капиталистического. В этом самом важном и самом трудном деле у нас было всего больше неудач, всего больше ошибок. Еще бы без неудач и без ошибок начать такое всемирно-новое дело! Но мы его начали. Мы его ведем. Мы исправляем как раз теперь нашей «новой экономической политикой» целый ряд наших ошибок, мы учимся, как строить дальше социалистическое здание в мелкокрестьянской стране без этих ошибок.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ленин прагматичен и решителен. Ниже изложены его идеи, которые казались оптимальными для бедной разрушенной страны и руководствовались понимаемой Лениным диалектикой всеобщей социализации и низовой субъектизации/

Трудности необъятны. Мы привыкли бороться с необъятными трудностями. За что-нибудь прозвали нас враги наши «твердокаменными» и представителями «костоломной политики». Но мы научились также - по крайней мере: до известной степени научились другому необходимому в революции искусству - гибкости, уменью быстро и резко менять свою тактику, учитывая изменившиеся объективные условия, выбирая другой путь к нашей цели, если прежний путь оказался на данный период времени нецелесообразным, невозможным.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Ниже – про революционный энтузиазм масс, а он – проявление низовой субъектности, которую Ленин наметил направить не в свисток, а в двигатель субъектизации. А субъектизация – это стремление к обретению экономической самодостаточности. Причем подавляющее большинство бедных людей не стремится к самодостаточности, а надеется на доброго барина или доброе государство. Если же государство поощряет стремление к субъектности и взращивает её и создает инфраструктуру индустриализации и кооперации, то это сближает Ленина и Столыпина. Процесс субъетизации при этом напоминает процесс обучения и воспитания – учиться не очень-то хочется, но надо, и другие учатся, а некоторые успешно, и на них равняются. В итоге при помощи государства и правящих ею нешкурных лидеров взращивается «критическая масса» низовой субъектности. Ленин говорит о «долгом ряде лет», который требуется нищему обществу для успеха в этом деле. «Столыпинизация» Индии в сопряжении с «зеленой революцией» - наглядный пример верности прогноза Ленина. Увы, у Советского Союза не было этого «долгого ряда лет», и поэтому Сталин вынужден был пойти на антистолыпинскую «коллективизацию» ради выигрыша в индустриальной модернизации. Впрочем, с 1950-х годов можно было вернуться к плану Ленина, как сделал Дэн Сяопин в КНР, но косному разлагающемуся ошкуривающемуся руководству СССР показалось легче управляться с досубъектными нищими, чем с субъектными самодостаточными/

Мы рассчитывали, поднятые волной энтузиазма, разбудившие народный энтузиазм сначала общеполитический, потом военный, мы рассчитывали осуществить непосредственно на этом энтузиазме столь же великие (как и общеполитические, как и военные) экономические задачи. Мы рассчитывали - или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета - непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку. Потребовался ряд переходных ступеней: государственный капитализм и социализм, чтобы подготовить - работой долгого ряда лет подготовить - переход к коммунизму. Не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рожденного великой революцией, на личном интересе, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете потрудитесь построить сначала прочные мостки, ведущие в мелкокрестьянской стране через государственный капитализм к социализму; иначе вы не подойдете к коммунизму, иначе вы не подведете десятки и десятки миллионов людей к коммунизму. Так сказала нам жизнь. Так сказал нам объективный ход развития революции.

/МОЙ КОММЕНТАРИЙ: Вот они, заветы Ленина, которые не выполнили руководители СССР после смерти Сталина, но которыми воспользовались руководители КНР после смерти Мао Цзэдуна/

И мы, научившиеся немного за три и четыре года резким поворотам (когда требуется резкий поворот), стали усердно, внимательно, усидчиво (хотя все еще недостаточно усердно, недостаточно внимательно, недостаточно усидчиво) учиться новому повороту, «новой экономической политике». Пролетарское государство должно стать осторожным, рачительным, умелым «хозяином», исправным оптовым купцом, - иначе оно мелкокрестьянскую страну не может экономически поставить на ноги, иного перехода к коммунизму сейчас, в данных условиях, рядом с капиталистическим (пока еще капиталистическим) Западом, нет. Оптовый купец, это как будто бы экономический тип, как небо от земли далекий от коммунизма. Но это одно из таких именно противоречий, которое в живой жизни ведет от мелкого крестьянского хозяйства через государственный капитализм к социализму. Личная заинтересованность поднимает производство; нам нужно увеличение производства прежде всего и во что бы то ни стало. Оптовая торговля объединяет миллионы мелких крестьян экономически, заинтересовывая их, связывая их, подводя их к дальнейшей ступени: к разным формам связи и объединения в самом производстве. Мы начали уже необходимую перестройку нашей экономической политики.

Мы имеем уже в этой области некоторые - правда, небольшие, частичные, но все же несомненные успехи. Мы уже кончаем, в этой области новой «науки», приготовительный класс. Твердо и настойчиво учась, проверяя практическим опытом каждый свой шаг, не боясь переделывать начатое неоднократно, исправлять свои ошибки, внимательно вникая в их значение, мы перейдем и в следующие классы. Мы пройдем весь «курс», хотя обстоятельства мировой экономики и мировой политики сделали его гораздо более долгим и более трудным, чем нам того хотелось. Во что бы то ни стало, как бы тяжелы ни были мучения переходного времени, бедствия, голод, разруха, мы духом не упадем и свое дело доведем до победного конца».

Как видим, разумная программа Владимира Ильича Ленина по продолжению буржуазно-демократической революции в революции социалистической через высвобождение и поддержку низовой субъектности – вполне реалистично реализуется в Коммунистическом Китае. Работа Ленина «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции» показывает всю нетривиальность нашего великого соотечественника, особенно если взглянуть на его проект глазами Эрнста Юнгера. Разумеется, надежды на рабочий класс как на носителя низовой субъектности рухнули после конца эры индустриализма и перехода к начавшейся эре постиндустриализма. Возникли другие низовые носители субъектности – их называют по-разному, иногда «новые социальные средние слои». У нас же после пресечения Ленина с его проектом произошла десубъектизация не только низов, но и верхов. Фактически РФ скатилась на добуржуазный уровень чуть ли не к «опричнине». Посему задачи буржуазно-демократической революции оказались не только нерешенными, но и подмененными и извращенными. Вместо прорыва низовой субъектности – имеем пошлое самодержавие.

Поэтому горестные стенания, которые издает главный российский масон и председатель Центрального комитета Демократической партии России (ДПР) Андрей Владимирович Богданов, порождаются срывом буржуазной революции, а не изъяном русской эволюции.

Андрей Богданов полагает, что "на наших глазах снова сошлись в непримиримом споре западники и славянофилы. Ничего хорошего в этом нет, ибо означает это только одно – общественная мысль России так и не нашла выхода из ситуации, тупиковость которой была очевидна еще в девятнадцатом веке. Условно говоря, история в нашем случае не развивается по спирали, а больше напоминает бег по кругу? Мы вернулись к тому же, откуда ушли. А это, в свою очередь, означает, что мы изначально шли не туда».

«Давно уже назрела необходимость выйти за пределы этого заколдованного круга, - пишет Андрей Богданов, старательно обходя упоминание о Столыпине и Ленине. - Спор, о котором мы ведем речь и который длится вот уже почти полтора века, ведется в основном вокруг проблемы взаимоотношений России и Европы. И в наше время эта проблема стоит не менее остро, чем в веке XIX. Снова в моде рассуждения о «кризисе Европы», о том, что она себя если не исчерпала совсем, то это вот-вот случится. И что нам, России, поэтому нужно держаться в стороне и терпеливо ждать, пока «загнивающий» Запад сгниет окончательно, и вот тогда-то мы наконец-то без помех сможем осуществить свою миссию, суть которой на самом-то деле непонятна даже тем, кто очень любит порассуждать об «особом русском пути», прикрывая свою неготовность серьезно обсуждать вопросы взаимоотношений европейской и русской цивилизаций обильным цитированием «классиков» русской философии. Короче говоря, мы опять пытаемся найти ответ на вопрос, сформулированный еще Николаем Бердяевым: «Есть ли исторический путь России тот же, что и Западной Европы, т.е. путь общечеловеческого прогресса и общечеловеческой цивилизации, и особенность России лишь в ее отсталости, или у России особый путь и ее цивилизация принадлежит к другому типу?»

И хотя тот же Владислав Сурков, выступая 7 февраля 2006 года перед слушателями Центра партийной учебы и подготовки кадров ВПП «Единая Россия», сказал: «Никакого секрета не открою, если скажу, еще раз повторившись, что Россия – это европейская страна. И какой бы особенной мы ее с вами ни считали, и какой бы странной ее ни считали те, кто смотрит на нее со стороны, все-таки, как и президент указывал в своих выступлениях, мы в целом проходили тот же путь, что и другие европейские страны», - сегодня он заявляет: «наши трудности с Западом – это трудности перевода, трудности общения однокоренных, но глубоко различных по духу европейских культур».

«Почему так сместились акценты? – вопрошает Андрей Богданов. - А потому что так проще. Вообще мне кажется, что эти два слова – «так проще» – становятся основополагающим принципом современной российской политики. Проще объяснить людям, стремящимся жить «как в Европе» (то есть в первую очередь достойно!), что это невозможно, ибо мы «глубоко различны по духу». Проще разговаривать с соседями – «вам нас не понять, у нас особый путь». Кстати, соседям тоже «так проще»: не надо искать компромиссы, вести переговоры, достаточно просто реанимировать «красную угрозу», переименовать ее, допустим, в «газовую» – и все сразу просто и понятно. И т.д., и т.п. Парадоксальным образом Владислав Сурков, заявляющий, что «демократия – политическая система, функционирующая на пределе сложности», в последние годы упорно и планомерно эту самую политическую систему предельно упрощает».

«Нет абсолютно ничего зазорного, чтобы признать: возможно, мы никогда не найдем в нашем прошлом ответы на сегодняшние и завтрашние вопросы. Просто потому, что прошлое – это прошлое. А будущее – это будущее».

Извините, но будущее – это продолжение прошлого. Отбрасывать прошлое глупо. Андрей Богданов напрасно отбрасывает уроки Столыпина и Ленина, как будто не существовало советского этапа отечественной истории. Нужен анализ неудачных российских попыток высвободить низовую субъектность, из-за чего нам так и не удалось стать в один ряд с передовыми странами.

Андрей Богданов признает – «Сложно говорить о «следовании традициям» в стране, основой строя которого долгое время была самодержавная монархия, если эта страна действительно хочет стать демократической. Владислав Сурков говорит о том, что в России «личность и есть институт». Да, так было. Так есть. Но я очень надеюсь, что так не будет. Потому что конфликт между «личностью-институтом» и просто «институтом» будет губителен для России. По сути, заявляя в своем докладе, что «текст о суверенной демократии персонифицирован, поскольку интерпретирует курс президента Путина», автор закладывает мину огромной разрушительной силы под сам институт президентства в России. Мы сегодня наблюдаем, как Путин усилиями и «Единой России», и ее «справедливых» коллег становится синонимом понятия «президент», обессмысливая тем самым предстоящие президентские выборы и подрывая легитимность своего сменщика.

По сути, в марте 2008 года нам предлагается выбирать не главу государства, а «местоблюстителя», призванного оберегать «царский» (то есть, конечно же, президентский, прошу прощения) трон для грядущего триумфального возвращения «настоящего» президента, которому «какая-то Конституция» мешает править столько, сколько нужно».

Андрей Богданов заканчивает статью более-менее здраво – «На протяжении столетий у нас власть противостоит обществу, государство – народу, институты – гражданам, система – человеку. Да, мы особые, уникальные даже, быть может. Как уникален каждый населяющий нашу планету народ. Но мы никогда и ничего в этом мире не сможем сделать в одиночку. Поэтому-то нам и надо выбирать – с каким цивилизационным проектом нам по пути, с кем мы хотим сотрудничать. Сотрудничать, подчеркиваю, а не «сдаваться». Наша уникальность никуда не денется, наоборот, это поможет ей еще сильнее раскрыться».

«Традиции» самодержавия и опричнины естественны для дусубъектизируемого общества, в котором нам ныне приходится жить, и со стороны кажутся омерзительными, вызывают брезгливость к России и её народу. Но ведь были и традиции Столыпина и Ленина, были многообещающие попытки высвободить низовую субъектность и модернизироваться не хуже Японии, Индии, Китая, Малайзии, Сингапура. Анализ этих попыток низовой субъектизации и демократизации и причин их неудач и продолжающегося доминирования хищников, мародеров и компрадоров над национальным капиталом представляется стержневым для осмысления судьбы и перспектив современной России.