Сейчас смотрю по ТВЦ ангажированную передачу о трагедии Чернобыля. Виноваты-де комуняки. Они и неправильно строили реакторы, они и к людям относились безжалостно. Интересно, как бы повели себя нынешние власти, случись подобная катастрофа сейчас.
Я в 1958 году проходил практику на первой в мире атомной электростанции в Обнинске, работал на реакторе. Наши ученые и специалисты, я видел своими глазами, исключительно добросовестно относились к делу. Их отличали компетентность и ответственность. И о них очень хорошо заботились. Уютный, чистый городок работников АЭС. Прекрасная станция для водных видов спорта на Протве. Кормили бесплатно по талонам.
В библиотеке много западных книг и журналов, я читал подшивки философской периодики США, Англии, ФРГ.
А избежать аварии было практически невозможно, поскольку атомная энергия осваивалась первопроходчески, в зоне многого неизвестного. В Чернобыле рвануло не из-за комуняк, а из-за столкновения с неведомым, со стихией.
Давно заприметил в Живом Журнале автора Икс-рея, сторонника Национал-большевистской партии. В последнем выпуске газеты «Лимонка» (апрель 2006, № 297) напечатана его статья «Станция» (http://limonka.nbp-info.ru/limonka_1145538630_article_1145570924.html). Она мне показалась заслуживающей внимания и доверия:
«Американцы первыми создали атомную бомбу, и первыми её взорвали, даже две подряд. Русские первыми создали атомную станцию, первыми и взорвали её, к сожалению.
Чернобыль, знаменитая Станция, не прошлась по мне катком, как по тысячам жизней, скорее даже напротив – дала работу, самую интересную в моей жизни, и псевдоним. Но и потом, уже уйдя из атомной науки, я чувствовал на себе эту тень: то спасая на компьютере другой станции, телефонной, погибшие от “чернобыльского” вируса полгигабайта важных документов, то выходя в прошлом году из ЗАГСа с отметкой о разводе – 26 апреля…
В этом году будет 20 лет, как она взорвалась. Сначала это называли аварией, так и говорили “авария на Чернобыльской АЭС”. После стало ясно, что речь идёт о катастрофе планетарных масштабов. Она стала прологом крушения державы, созданной Титанами – Советского Союза.
Наследие Титанов не разрушилось враз, боги послали достаточно сигналов об окончании великого эксперимента. В тот же год в Цемесской
бухте при идеальных условиях навигации, почти в порту Новороссийска, был протаранен и затонул лайнер “Адмирал Нахимов”, спаслись немногие. Были и армянское землетрясение с тысячами жертв советского массового строительства, и два поезда с детьми – один ехал на юг, другой обратно – сгоревших в башкирской лощине в огне газового взрыва – когда лопнул трубопровод. Но это всё другое дело – погибшие похоронены и выплаканы почти все слёзы. А Станция с нами, со всей кучей своих радиоактивных потрохов, прикрытых защитным
кожухом до времени, и работают десятки других Станций, в том числе три однотипных взорванной – десять энергоблоков в РФ и два в Литве. Сама Чернобыльская АЭС на Украине остановлена, её третий энергоблок прекратил свою работу в 2000 году, остальные – раньше, 4-й – 26 апреля 1986 года, 5-й умер не родившись в том же 1986-м.
Для меня эта история началась 12 апреля 1999 года – День Космоса, а у меня – первый рабочий день в качестве инженера, в НИИ, занимающемся
безопасностью атомных станций, документация по реактору РБМК на столе. Сижу, изучаю – сам я вышел из вуза технологом машиностроения и к атомной науке отношения не имел, разве что в части металловедения.
Через неделю ситуация стала яснее – работать предстояло в большом проекте по изучению тяжёлых аварий на реакторе чернобыльского типа: “реактор большой мощности канальный” – РБМК. Проект был запущен после катастрофы 1986 года, остановлен после развала Союза, недоделанная экспериментальная установка осталась на Украине, которая решила единственную свою станцию такого типа – Чернобыльскую – закрыть. И вот проект возобновили в РФ, в Подмосковье. Я активно включился в работу
и только позже понял, что всё содержание проекта было – доказать одну простую вещь: наши атомные станции (в данном случае – чернобыльского типа, кроме РБМК есть ещё ВВЭР) надёжны и могут работать ещё сколько угодно, а не отведённые им по проекту 25 лет.
Понял и написал вот что: “Атомная энергетика отличается от обычной низкой себестоимостью вырабатываемой электроэнергии и огромной потенциальной опасностью. Работающая АЭС - источник денег, закрытая - гора радиоактивного хлама, который неизвестно куда девать, и сплошные расходы. Пока атомщики достраивали Ростовскую АЭС, подошёл срок, когда нужно выводить из эксплуатации десятки отработавших свой ресурс ядерных энергоблоков - практически все что есть,
в ближайшие 10 лет, и построить взамен столько же новых. Нереально, денег на это нет, точнее есть, но они "неправильно организованы", как говорит наш любимый президент.
Нетрудно догадаться, какие усилия Минатома и концерна "Росэнергоатом" будут направлены на продление ресурса атомных станций, и тут задействуют всех: чиновников (нейтрализовать Госатомнадзор, всяких там экологов), журналистов (объяснить, что наша атомная энергетика - самая безопасная в мире), персонал АЭС (латать выходящее из строя оборудование). Не останутся в стороне и учёные, точнее, околонаучные шулеры, поскольку решается задачка с известным ответом - продлять
ресурс будут по любому, это объективная реальность, такая же, как похмелье после пьянки, и те, кто это осознал и будет убедительно доказывать, что "...проведённые исследования подтвердили, что после 25 лет эксплуатации энергоблок находится в хорошем состоянии и может работать ещё 5 (10, 15, 25) лет...", вот они получат и деньги, и должности, и звания. А любителям плыть против течения предстоит серьёзно задуматься: сегодня ты учёный, а завтра пустые бутылки собираешь” (Лимонка, №191, февраль 2002г.).
Но это было позже, уже после того как я бросил научную карьеру и созданную мной экспериментальную установку, которой было отдано 2,5 года жизни – моё детище от замысла до ввода в эксплуатацию. Подготовил решающий эксперимент, в котором один канал рвётся в таких же условиях как в реакторе (где этих каналов полторы тысячи) – и ушёл за несколько недель до его проведения. Чтоб работать дальше, надо было стать послушным наёмником окопавшихся в науке кланов, но эти жадные
твари не хотели обеспечить даже безопасность проводимых нами в НИИ экспериментов – куда им было заниматься безопасностью АЭС!!
Потом я инженерил в других областях, успел позаниматься малой энергетикой, и, приехав в свой атомный НИИ через пару месяцев официально увольняться, глянул уже отстранённо на результаты первого эксперимента на моей бывшей установке. Результат разрыва канальной трубы под давлением пара 80 атмосфер, то есть фактически – взрыва, заставил содрогнуться от мысли, что такое же может произойти в активной зоне реактора. Собственно аварии такого типа происходили на РБМК три раза
– разорвавшийся канал повреждал несколько соседних и их глушили вместе с аварийным, а энергоблок продолжал работать. Теперь мы сами могли взглянуть на последствия – защитный кожух просто разнесло, раздув стальные листы 5 мм и погнув балки в руку толщиной. До этого теоретики считали этот кожух на прочность – выдерживал с запасом, прожжёные практики смотрели кожух и говорили: “Да он атомную бомбардировку выдержит!” Оказалось, никто ничего не знает о том, что происходит в реакторе при аварии, считавшейся штатной.
Один этот эксперимент заставил бы о многом задуматься – если бы было кому думать…
Я своё дело сделал – читателей «Лимонки» предупредил, предсказанное сбылось в начале прошлого года, когда Путин объявил о продлении эксплуатации сразу десятка работающих атомных энергоблоков. А насколько ему верит население – видно по панике, которая поднялась в нескольких городах Поволжья, когда там пошли слухи об аварии на Балаковской АЭС.
В этом году от властей появились уже сигналы о грядущем строительстве в РФ десятка новых атомных энергоблоков. Какие будут последствия – можете себе представить, если даже не до конца прогнившая система позднего совка не смогла справиться с техникой, которая им досталась от Великой Эпохи.
Отчего взорвался 4 блок Чернобыльской АЭС? Перестал поступать теплоноситель в нужном количестве в каналы с атомным топливом, они перегрелись и полопались в массовом порядке, теплоноситель хлынул в активную зону – замкнутое пространство, полностью заполненное раскалённым графитом, в результате чего произошёл паровой взрыв, от которого верхнюю крышку реактора – стальную конструкцию диаметром с арену цирка и толщиной в рост человека – подбросило и поставило на ребро. Радиоактивное
содержимое активной зоны выплеснулось с такой силой, что буквально сразу нежилой была объявлена 30-километровая зона вокруг Станции, а на сотни километров продукты распада были перенесены с осадками. Заразили огромные территории.
Отчего перестал поступать теплоноситель в каналы? Персонал станции отключил питание насосов – проводился эксперимент с целью узнать, что при этом будет. Выяснили, что реактор при этом взрывается, результат эксперимента нагляден до предела. Почему не сработала аварийная защита? Её отключили, чтобы не мешать эксперименту.
Сыграли свою роль и конструктивные недостатки РБМК. Реактор должен глушиться мгновенно в случае
необходимости. От сигнала оператора или датчиков срабатывают пиропатроны – и графитовые стержни падают сверху в активную зону, мгновенно заглушая реакцию радиораспада, так должно быть. Но перед катастрофой стержни замедлителя двинулись в активную зону слишком поздно, а скорости их движения не хватило чтобы погасить реакцию по всей толщине активной зоны. Последствия разрывов каналов и выплеска теплоносителя были бы гораздо меньше, если бы из активной зоны пароводяная смесь могла выплеснуться не наружу, а в специально
подготовленные бассейны под активной зоной – на ВВЭР они есть. На РБМК эта система рассчитана на сброс теплоносителя при разрыве максимум 9 – 15 каналов, если больше – кранты.
РБМК вообще очень странный реактор, когда его спроектировали и построили, оказалось что в его деятельности не предусмотрено участие людей – раздевалки, душевые, бытовки – всё это потом достраивали и выгораживали разные уголки для того чтобы там мог существовать персонал Станции.
Сейчас об этом уже сложно судить, но такое ощущение, что персонал Станции был слабо подготовлен к работе на атомной установке, и чисто технически, и психологически. Показателен случай с аварией 1982 года, когда на Чернобыльской станции разорвался один канал – персонал этого даже не заметил, пока им не позвонили снаружи: “Вы что там, на уголь перешли?” – из трубы Станции валил чёрный дым, то есть на самом деле пар с графитовой пылью из активной зоны. Версию
такого положения вещей я слышал от разработчика аварийной защиты – тех самых стержней, которые не смогли заглушить вовремя реактор. Возможно, он хотел переложить часть вины на персонал. Тем не менее, я приведу его слова, потому что история для совка крайне типичная. Он сказал, что при строительстве новых блоков Чернобыльской АЭС персонал для них набирали с украинских тепловых станций, потому что украинское руководство воспротивилось приглашению опытных и хорошо подготовленных специалистов из России – первой
станцией такого типа была Ленинградская. Набирались “национальные кадры”.
Конечно к 2000 году, последнему для Станции, ситуация на ней в плане подготовки персонала была обратной – Станция очень хотела жить, люди Станции делали всё чтобы доказать её безопасность и надёжность, обучение сотрудников велось в очень жёстком режиме, знания от них требовались не менее чем блестящие. Аварийные ситуации это подтверждали – когда в 90-х годах на одной из турбин возник
пожар, операторы слили из неё всё масло, чтобы оно не загорелось – и этим запороли турбину. То есть безопасности уделялось первое место без оглядки на материальные потери. Этот энергоблок так и не вступил больше в строй, хотя на Станции придумали, как его восстановить – взяли турбину с недостроенного 5-го блока, смонтировали и радовались – Станция будет жить! Но пустить его не дали…
По результатам поездки на Станцию в мае 2000 года я написал маленькую заметку
для «Лимонки», первый мой материал для этой газеты, где я предрекал катастрофические последствия планировавшегося закрытия Станции для украинской энергетики. Так Станция моими устами боролась за жизнь: “Первый звонок прозвучал прошлой зимой - пиковые нагрузки вызвали падение частоты в сети ниже 49Гц и, как следствие, - остановку ядерных энергоблоков, чьи турбины наиболее чувствительны к изменению частоты.
Без технических подробностей не обойтись: Чернобыльская АЭС - единственная на Украине атомная станция с реактором типа РБМК, который не выключается автоматически при падении частоты ниже критических 49-ти герц (регламент допускает работу в этом режиме в течение 5 минут, после чего реактор должен быть заглушен вручную). Персонал станции сработал чётко: впоследствии выяснилось, что критическая ситуация, когда энергоблоки отключались один за другим, а операторы энергосистемы
в панике отрубали электричество у всех подряд, продолжалась 4 минуты 55 секунд. Пяти секунд не хватило для полного схлопывания “нэзалэжной” энергетики (специалисты знают, о чём речь - переходные процессы в сетях влекут за собой катастрофические последствия). Разумеется, ни одно доброе дело не должно оставаться безнаказанным - сотрудники ЧАЭС первыми из украинских атомщиков останутся без работы.
Следующее предупреждение властям - снова со злополучной станции,
чей последний работающий энергоблок был остановлен в начале июля: ливень затопил дизель-генераторы - необходимый элемент системы безопасности. Этот незначительный случай - предвестник будущих катастроф; чётко прослеживаются их контуры: природный катаклизм встречает обветшавшее оборудование - и всё, в буквальном смысле - туши свет.” (“Лимонка” №149, июль 2000г.)
Если прогноз ещё не сбылся в полной мере, то лишь потому, что советское наследство оказалось
прочнее, чем предполагалось. Май прошлого года в Москве это подтвердил. Про саму поездку в Чернобыль я не написал ничего тогда, и мало что смогу сказать сейчас – впечатления не укладываются в формат газетной статьи. За три дня мы облазили Станцию везде, от работавшего 3 блока и остановленных 1 и 2, до недостроенного 5. Только 4 не посетили – его обломки закрыты Саркофагом. Вообще-то 4-й блок образовывал с 3-м одно здание, так что мы имели возможность подойти к Саркофагу изнутри – до мемориальной таблички с
именами погибших, она висит в коридоре, куда 26 апреля 1986 года ушла аварийная бригада – и больше этих людей никто не видел…
Ещё я отлично помню, как мы с коллегами шли цепочкой в подсвеченной фонариком темноте, пробираясь в тесноте вдоль труб в пространство под активной зоной, и проходя мимо заражённого участка трубы (видимо, там застрял кусочек топлива), у каждого из нас срабатывал дозиметр, запищал у первого, потом у следующего – и так по цепочке.
Помню огромных сомов и рыбу помельче, которая кишит в пруде-охладителе, куда сброшено было после катастрофы 5 тыс. тонн радиоактивных осадков. Наглая рыба очень любит выпрашивать остатки еды у сотрудников станции, в часы обеда кишит под мостом. Рыбу любят и кормят, а ловить запрещено – радиоактивная она всё-таки. Где ещё покормишь карамелькой огромного сома? Сейчас станция закрыта – кто же там кормит нашу рыбу?
Говорят, в 30-километровой зоне отчуждения зверьё расплодилось – орлы летают и олени ходят, не боясь человека, но мы их не видели – была весна и звери были заняты выращиванием потомства.
Трудно описать, что чувствуешь, когда стоишь в реакторном зале над активной зоной работающего блока и ощущаешь, какая сила клокочет под тобой. Или когда тайком пролезаешь под воротами, чтобы попасть на заброшенную стройку 5-го блока – без дозиметра и спецодежды, просто чтобы видеть это – хоть раз в жизни, этот фотокадр рождения нового блока станции, созданный по воле судьбы не на плёнке, а в реальности – можно пойти, потрогать, нахватать рентген наверно…
26 апреля подумайте о тех, кто погиб и потерял своё здоровье, о жертвах аварии и Ликвидаторах. 27 апреля и дальше есть срок подумать о том, чтобы всё это не повторилось. Сколько у нас этого срока – одному Богу известно.