В 2020 году мы - в мире - сделали шаг назад. Нас перегнали Китай и Малайзия по ключевому показателю благосостояния - ВВП на душу населения (по номиналу). Россия -10 тыс. долл., Китай - 10,5 тыс. долл., Малайзия - 10,3 тыс. долл. (МВФ). Еще в 2013 г. ВВП на душу населения в России был выше Китая в 2,2 раза, Малайзии - в 1,5 раза. В прошлом бедная оловянная и каучуковая колония Великобритании догнала нас. Китай с его когда-то страшной бедностью всего за полвека добрался до России. За всем этим три ключевые проблемы - благосостояние, темпы роста, технологическая модернизация. Или мы - их, или они - нас.

А ВВП на душу населения по паритету покупательной способности? Многие любят этот искусственный показатель, он должен учитывать разницу в ценах между странами. И здесь мы и Малайзия - близнецы - братья. Россия - 27,9 тыс. долл. в 2020 г., Малайзия - 27,4 тыс. долл., а Китай пока - 17,2 тыс. долл. (МВФ). Но ведь и здесь нас догоняют. И если ничего не изменится, то только вопрос времени - когда перегонят.

В 2013 г. ВВП России на душу населения по ППС превосходил Китай в 2,2 раза (сегодня - в 1,6 раза), Малайзию - в 1,1 раза (сегодня практически равны). Все разрывы сужаются. При этом ожидаемая продолжительность жизни в Китае и Малайзии выше, чем у нас. Малайзия - 74,7 года, Китай - 77,4 года, Россия - 73,2 года (2019 г.). Пандемия 2020 г. еще и увеличила этот разрыв. У нас ожидаемая продолжительность жизни упала до 71,1 года. Пандемия 2020 г. в Китае и Малайзии по официальным данным прошла стократно легче, разрыв в смертности между Россией и этими странами - огромен.

Какие чувства должны захлестывать нас? Мы должны злиться? Завидовать? Считать, что в России что-то невозможно сделать? Нет, и еще раз нет. Главное чувство - вызова, долженствования, обязанности перед будущими поколениями. Мы должны эту реальность менять. По ВВП на душу населения по номиналу Россия находится на 65-м месте в мире (2020, МВФ). В 2013 г. были гораздо выше, на 51-м месте. Румыния и Панама впереди нас! Еще немного - и нас опередит Болгария, не самая богатая страна! А ВВП на душу "по паритету покупательной способности"? Там-то дела лучше? Ненамного. В 2020 г. Россия находилась по "ППС" на 53-м месте в мире, в 2013 г. - на 49-м. Сдвинулись немного, но не туда. Плохо, скучно быть в шестом десятке по состоятельности семей, по уровню развития экономики. Турция и Румыния впереди нас, Пуэрто-Рико! Но зато есть куда стремиться всей душой, рваться!

Перед нами - огромный вызов, времени нет. Есть только уходящее время, если только мы не предпримем самых отчаянных и умных шагов для того, чтобы создать все условия для сверхбыстрого роста

А мы рвемся? В 2020 г. наш ВВП сократился на 3,06%. По официальным данным у 77 стран динамика экономики была лучше, чем у нас (МВФ). В 2020 г., в проклятый год пандемии Китай, Тайвань, Турция и еще 25 стран показали рост ВВП. У Кореи, Польши, Швеции, Финляндии, Израиля, Индонезии и еще у 40 с лишним стран - падение ВВП меньше, чем у нас. В то же время "Большой семерке" развитых экономик, Европейскому союзу в 2020 году было гораздо хуже, чем России (до минус 6-8% ВВП, США - минус 3,5%). Раньше в мировые кризисы мы падали глубже этих стран, так что в 2020-м случилось "чудо на Москве-реке" (может быть, Росстат объяснит его)? Но мы чужим бедам не радуемся. Радость в том, чтобы нам самим - дальше, больше, быстрее!

В 2020 г. мы - 11-е среди стран мира по ВВП по номиналу (МВФ, долл. США). Целых 1,47 трлн долл. Но в 2013 г. были значительно выше - 9-е в мире, с гораздо большим ВВП в 2,29 трлн долл. Сегодня ниже нас на одну позицию - Бразилия. Достаточно малейшего колебания валютных курсов и мы можем перескочить на 12-е место в мире. Всё это только вопрос времени, если не опережать события. Нужно быть быстрее!

"Да, все это ерунда! - скажет критик. - Смотрите ВВП по ППС! Там-то, небось, всё зашибись!". Что ж, идем и в эту сторону! В 2020 г. мы занимаем 6-е место в мире по ВВП по ППС (МВФ), целых 4,1 трлн долл. Но в 2013 г. мы были на 5-м месте в мире по этому показателю. Нас за это время обогнала Германия. И разрыв с ней уже нешуточный, в 0,4 трлн долл.

Это очень неприятное сползание, год за годом, еще ведь и разница увеличивается между нами и другими странами. В 2020 г. ВВП США по номиналу был больше российского в 14,2 раза, в 2013 г. - в 7,3 раза. А Китай? Его ВВП по номиналу превышал российский в 2020 г. в 10 раз, в 2013 г. - в 4,2 раза (МВФ). Очень быстро растет отрыв от нас. Но, может быть, дела покажутся лучше, если взять ВВП по ППС? Ответ - не так уж. В этой части США превосходил Россию в 2020 г. в 5,1 раза, в 2013 г. - в 4,5 раза. Китай в 2020 г. - в 5,9 раза, в 2013 г. - в 4,4 раза.

Экономики мира отчаянно конкурируют друг с другом, ничем не хуже людей

Легче всего махнуть рукой, сказать, что все это надутые экономические измерения, и как всё обстоит на самом деле - никто не знает. И китайская статистика - не та, и в ВВП США слишком много услуг и он надут, да и мы своей экономики полностью не знаем, у нас огромный неформальный сектор. Но это было бы глубочайшим заблуждением. Перед нами, перед российским обществом - огромный вызов и, действительно, времени нет. Есть только уходящее время, если только мы не предпримем самых отчаянных и умных шагов для того, чтобы создать все условия для сверхбыстрого роста.

Яков Миркин

A sense of challenge

The world's economies compete fiercely with each other, no worse than humans. Every year we wait - will we get at least a little bit ahead? Or take a step back, trying to figure out what's wrong, and how to speed up? How, in the end, to win, because the world is not a stagnant swamp, you can not live quietly in it. The most real social Darwinism - either you are theirs, or they are yours. And how exactly? Skills, innovations, the solvency of people, the speed of being.

Yakov Mirkin

Источник: https://rg.ru/2021/04/13/iakov-mirkin-v-2020-godu-rossiia-v-ekonomichesk...

15 апреля с раннего американского утра президент США Джо Байден ввел новые санкции против Российской Федерации, о которых ранее сообщили американские СМИ. Ограничения ввели не только против 16 организаций, 16 физических лиц и 10 дипломатов, но и против российского госдолга. В соответствии с подписанным указом американским банкам после 14 июня будет запрещено покупать облигации, выпущенные Центральным банком России, Минфином и ФНБ.

В сообщении на сайте Белого дома сказано, что такие меры стали ответом на «вредоносные действия России в международной политике», к которым Вашингтон причислил «попытки помешать свободным и честным демократическим выборам США и их союзников и партнеров», «злонамеренную киберактивность против США и их союзников», «экстерриториальную деятельность, направленную против журналистов и диссидентов», «подрыв нацбезопасности США» и т. д.

Более того, на сей раз администрация США не ограничилась одними только санкциями. В последующем письме Байдена, опубликованном на сайте Белого дома, он объявил чрезвычайное положение в стране из-за «необычной и экстраординарной» угрозы национальной безопасности, которую представляет Россия.

Такая формулировка не случайна — она принята в соответствии с Международным законом о чрезвычайных экономических полномочиях (International Emergency Economic Powers Act, IEEPA) от 1977 года, который наделяет президента правом регулировать внешнеторговые отношения страны после объявления национального чрезвычайного положения. Первым этим правом воспользоваться президент Джимми Картер в ответ на захват американских заложников в Иране в 1979 году, позднее он использовался для заморозки или блокировки активов правительств недружественных США стран или отдельных лиц.

В отношении России чрезвычайное положение в рамках Акта на самом деле уже объявлялось в 2014 году после начала украинского кризиса. Исполнительный указ номер 13660 действует до сих пор и касается блокировки активов лиц (граждан как России, так и Украины), причастных к кризису. Также ЧП объявлялось в 2015, 2017 и 2019 годах из-за риска вмешательства в американские выборы и враждебной киберактивности. Эти указы распространялись на весь мир и касались заморозки активов лиц, ответственных за такие действия, а также блокировки технологий и услуг, которые являются угрозой для США.

Так что, с одной стороны, пассаж о чрезвычайном положении не означает, что по всей Америке вводится ЧП и всем нужно готовиться спускаться в бомбоубежище по первому сигналу. Это, скорее, юридическая формулировка для применения экономических ограничений, которую правильнее перевести, как чрезвычайную ситуацию. Но, с другой стороны, конкретно в отношении России такая формулировка последний раз применялась только в 2014 году, и то, что сейчас в силу вступил закон IEEPA весьма характерно.

Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова охарактеризовала новые санкции США словами «наворотили» и предположила, что сигнал российской стороны, который был дан после разговора Джо Байдена и Владимира Путина, «прошел куда-то не туда». Она также пообещала, что ответ России на них будет проработан в ближайшее время.

Впрочем, как полагает политолог-международник, к.и.н., ведущий научный сотрудник Центра исследования проблем безопасности РАН Константин Блохин, таким вроде бы непоследовательным действиям США не стоит удивляться — предложение Байдена провести совместный саммит вовсе не сигнализировало о желании реально улучшить отношения.

— Последние дни в связи со звонком Байдена у некоторых возникла иллюзия, что у американской администрации есть желание нормализовать отношения с Россией. Но этот звонок был неверно интерпретирован. Цель Байдена заключалась лишь в том, чтобы откатить российско-американские отношения в точку до его скандального интервью, в котором он назвал президента России «убийцей». Потому что после этого невозможен был бы даже диалог, основанный на взаимном интересе вроде продление соглашения СНВ-3. Поэтому Байдену нужно было деэскалировать эти отношения двух ядерных держав.

На самом же деле с американской стороны не было ни намека на желание что-то поменять. В команде Байдена одни ястребы, включая его самого. И теперь из-за новых санкций даже заявленный ими диалог вряд ли состоится. Кремль уже говорил о том, что в случае ограничений Россия вряд ли будет участвовать в саммите по климату, да и вообще, все это рассматривалось со скепсисом.

Сегодня этот скепсис просто оправдался, а Вашингтон ярко продемонстрировал свое истинное отношение к Москве. Понятно, что при Байдене накал страстей и взвинчивание отношений достигнет своего апогея. Потом им вряд ли удастся сделать нечто подобное, потому что приоритет сместится на Китай.

Директор фонда изучения США имени Франклина Рузвельта, доктор исторических наук Юрий Рогулев считает, что апелляция Байдена к «чрезвычайному положению» может означать желание вернуть право вводить или отменять санкции себе, в обход Конгресса США.

— Здесь речь идет все-таки не об общенациональном чрезвычайном положении, а о чрезвычайных полномочиях президента в экономической сфере. Национальное ЧП может быть введено только в случае войны или аналогичного экстраординарного события (например, федеральное ЧП было введено в США после 11 сентября — Ред.).

Любые санкции должны иметь под собой юридические основания. Но не совсем понятно, зачем было вводить их на основании этого достаточно давнего закона, когда в арсенале США есть масса других законодательных актов, в рамках которых в последние годы и принимались ограничения в отношении России, Китая и других стран. Достаточно вспомнить закон «О противостоянии противникам Америки посредством санкций» (CAATSA), закон Магнитского и много других более свежих документов.

Возможно, дело в том, что Байден хочет использовать закон, который был принят не нынешними законодателями, чтобы не зависеть от них и политически иметь большую свободу действий.

Напомню, что раньше санкции в США всегда были прерогативой исполнительной власти — их своими указами вводил президент, он же их и отменял. Но последние годы Конгресс пошел по пути штамповки законов, на основании которых санкции становятся обязательными. А если ограничения вводятся Конгрессом, отменить их потом очень сложно, как было в случае с поправкой Джексона-Вэника, которую не могли отменить несколько десятилетий.

Возможно, закон IEEPA позволяет Байдену сохранить большую свободу рук и оставить прерогативу отмену или введения санкций себе.

Источник: https://svpressa.ru/politic/article/295639/

Однако не менее существенно то, чтобы настолько важные с точки зрения безопасности каждой из этих стран отношения оставались стабильными в будущем по мере формирования нового глобального баланса сил. Для этого необходимо уже сейчас представлять себе, какие проблемы может принести реальная многополярность – наиболее желательное сейчас для Китая и России состояние международной политики.

Реалистская теория международных отношений считает, что каждое государство рассматривает сохранение и наращивание собственных силовых возможностей важнейшей целью внешней политики, доминирующей над всеми другими соображениями. Однако именно эти индивидуальные устремления формируют тот нестабильный, постоянно меняющийся и, конечно, никогда не идеальный баланс сил, при котором каждая держава испытывает недовольство своим положением, но никто не остаётся возмущённым им настолько, что готов развязать всеобщую войну.

Международная политика – не голливудское кино, где может быть Элизиум и все остальные. Попытка добиться абсолютных выгод (со стороны одного государства) неизбежно ведёт к сопротивлению остальных. Поэтому задача внешней политики любой державы может заключаться не в достижении гегемонии, а в построении такого баланса сил, который будет на определённом этапе обеспечивать ей большие относительные выгоды. Стремление США к мировому господству в последние тридцать лет, оставлявшее пространство получения выгод другими участниками международных отношений, сталкивалось с прямым или тайным противодействием всех значимых игроков. Россия и, несколько позже, Китай выступали против Соединённых Штатов напрямую, Европа – через попытки нарастить свои автономные силовые возможности в мировой экономике.

В результате так и не состоялся либеральный мировой порядок, при котором одной державе отводилась лидирующая роль, а выгоды остальных предполагались настолько значительными, что заставляли бы их мириться с несправедливостью международной политики. И если не получилось создать такой порядок при помощи институтов и с опорой на экономические возможности глобализации, то уж совершенно точно этого не добиться силовым путём.

К чему может привести сопротивление необратимым изменениям в международной системе со стороны США и их союзников, помноженное на рост китайско-российского взаимодействия? Конечно, возможна всеобщая военная катастрофа, вероятность которой всегда является одним из сценариев. Но если смотреть на вещи более оптимистично, постепенно возникнет новый международный порядок, обеспечивающий баланс сил между ведущими державами, которые в отдельных случаях смогут ограниченно использовать институты, возникшие в предыдущую эпоху.

В действительности этот сценарий, наиболее желательный на первый взгляд сейчас, может поставить китайско-российские отношения перед новыми проблемами.  Принято считать, что чем больше Соединённые Штаты давят на Москву и Пекин, тем больше они сближаются, и это является неразумной стратегией, поскольку в интересах США было бы перетягивать одного из этих противников на свою сторону, либо добиваться его нейтралитета. А качестве идеального решения наблюдатели рассуждают о политике Генри Киссинджера, обсуждая её большую или меньшую вероятность. Но та политика проводилась в принципиально других исторических условиях, и было бы странно рассчитывать на её воспроизводство теперь, когда Россию и Китай уже не разделяет соперничество в рамках коммунистического движения, между ними нет неурегулированных территориальных проблем и отсутствуют противоречия, связанные с желанием СССР сделать Китай инструментом в борьбе против Америки.

Именно на эти обстоятельства указывают те, кто говорит о невозможности применения опыта начала 1970-х гг. в современных условиях. Более того, препятствия были достаточно очевидны уже в середине 2010-х гг., когда на заре президентства Дональда Трампа в Вашингтоне любили порассуждать о возможности оторвать Москву и Пекин друг от друга. Тем самым невозможность «соблазнить» одну из этих держав и неизбежность китайско-российского сближения становится аргументом, оправдывающим нынешнее поведение США и, в меньшей степени, Европы.

Однако, с точки зрения реализма, такие действия не нуждаются в оправдании. И чем более тесным станет фактический союз России и КНР в ближайшие годы, тем более фундаментальными окажутся вопросы, на которые им будет нужно искать ответ послезавтра. Поэтому вне зависимости от того, руководствуются ли США, толкающие Москву и Пекин в объятия друг друга, стратегическими соображениями или подчиняются их отсутствию, современный Киссинджер такую политику должен бы приветствовать.

Среда, в которой будут складываться отношения Москвы и Пекина, меняется. До сих пор внешняя политика России и Китая была основана на философии институционального взаимодействия государств и центральной роли международного права. И то, и другое будет либо полностью уничтожено в процессе формирования нового международного порядка, либо сохранится только применительно к техническим вопросам, не имеющим прямого отношения к решению государствами своих приоритетных задач выживания и развития. Державы больше не смогут прятать свои интересы в тени химеры международного управления или обращаться к институтам, как к посредникам для согласования своих интересов и ценностей.

Для Москвы и Пекина это составит проблему, но вполне решаемую. Несмотря на формальную приверженность многосторонним механизмам, обе столицы уже достаточно успешно развивают взаимодействие на двустороннем уровне в том, что касается их политики в отношении третьих стран. У России и Китая много объективных причин для компромисса – в первую очередь это проблема общего соседства в Евразии. За восемь лет, прошедших с момента начала поворота Китая к Центральной Азии, не возникло ни одного существенного повода для фундаментальных расхождений с интересами России. И нельзя сказать, что деятельность Шанхайской организации сотрудничества стала здесь решающим фактором. Да и в отношении международного права Москва и Пекин не всегда стоят на позициях его абсолютизации и, в принципе, также находят общий язык.

Есть ещё одно обстоятельство, которое, как считается, осложняет взаимоотношения. В долгосрочной перспективе китайско-российское сближение может привести к напряжению, поскольку грозит потерей гибкости для внешней политики каждой из этих держав. Но это может быть урегулировано самими державами на основе их исторического опыта двусторонних отношений. Центральное место в этом опыте занимает резкий переход от дружбы к враждебности пятьдесят лет назад и достаточно продолжительный период выхода из возникшей тогда ситуации. Пока мы (с удовлетворением) видим, как китайская и российская дипломатии формируют систему отношений, при которой общность принципов не ограничивает гибкость конкретных решений в области внешней политики и безопасности. Но учитывать вероятность этой проблемы при более тесном союзе всё равно необходимо. Тем более что по мере напряжения в отношениях с Западом Китаю и России всё равно придётся фундаментально корректировать свои интересы в соответствии с интересами партнёра.

Нерешаемой в условиях международного порядка, основанного на балансе сил, окажется следующая проблема: сближение России и Китая по большинству вопросов чревато нарастанием антагонизма между ними и остальными великими, средними и даже малыми державами. Присущее реалистской традиции рассмотрение силовой политики как основы взаимодействия между государствами имеет неоспоримое преимущество, потому что позволяет абстрагировать намерения держав и внешнюю реакцию на увеличение их возможностей. Причиной конфликта между ними являются не стремление одной из них (или группы) к тому, чтобы доминировать, а просто сам факт наличия сил для этого. Поэтому в случае возникновения прочного китайско-российского альянса их противники могут рассчитывать не только на то, что обе державы рано или поздно начнут им тяготиться, а на более долгосрочные выигрыши, связанные с тем, что остальные страны мира станут сдерживать Россию и Китай вне зависимости от того, есть у них намерения добиться гегемонии или нет.

аиболее подходящий пример здесь – политика Индии, которая совершенно не стремится стать частью порядка во главе с США, но своими действиями уже лишает Москву и Пекин определённых возможностей, а Вашингтону создаёт тактические преимущества.

В этих условиях Соединённым Штатам не понадобится стремиться к консолидации большинства стран мира вокруг себя – международная система сама позаботится о том, чтобы они могли извлекать достаточные относительные выгоды. Под вопросом остаётся только их собственная способность к благоразумному поведению и те меры, которые Китай и Россия примут, чтобы его вероятные последствия не оказались для них по-настоящему опасными.

Тимофей Бордачев

Источник: https://globalaffairs.ru/articles/soyuz-kitaya-i-rossii/

Александр Дугин. Во-первых, я хочу сказать, что мы живем в эпоху тоталитарного либерализма. Мы знаем, как интерпретировались те или иные высказывания на судебных процессах советской истории в 1937 году. Это уже стало каноническим примером судебного произвола, прямого террора и издевательства над объективным рассмотрением дела. Противник — действительный или только предполагаемый — большевизма и сталинизма был уже заведомо виновен. Доказывать это считалось излишним. Надо было осудить и наказать. Сегодня то же самое происходит с либералами. Все те, кто не согласны с либеральной идеологией, заведомо виновны во всех смертных грехах. И неважно, совершали ли они их или нет, говорили тогда-то и там-то такие-то вещи, или не говорили. Либеральный суд заведомо убежден: конечно, говорили, и не такое говорили. Вина доказана задолго до начала процесса.

Мы знакомы с этими процессами 1937 года, мы знакомы с аргументацией, стилем и методами. Либералы долгое время над этим смеялись и издевались над этим. Они говорили: «Смотрите: какой ужасный тоталитарный коммунизм». На возмущении такими методами суда и дознания либералы до какого-то времени и строили свою идеологию. Но когда коммунизма не стало, они переняли эти модели, и сегодня тоталитаризм — это либерализм. Я не говорю, что либерализм — тоталитарен, а социализм не был таковым. Был конечно. И нацизм был.

Однако если советский и фашистский тоталитаризм общепризнаны, и первыми в их разоблачении были либералы, то сегодня, когда сами либералы прибегают к таким методам — к заведомым обвинениям, к игнорированию доказательной базы, грубой подделке высказываний, фактов, слов и дел, уже нет никакого, кто бы мог их на этом поймать и в этом обвинить. Любая критика либерализма и его тоталитарного вырождения немедленно парируется неотразимым доводом: критиковать либерализм могут только «фашисты» и «коммунисты», а эти идеологии преступны, значит, всякий, кто нас, либералов, критикует, преступник. Такого не только нельзя слушать, его немедленно надо покарать.

Теперь по «Основам Геополитики»: то, о чём вы говорите, наверняка так и с этой моей работой, как и со многими другими. Бесконечное количество случаев, когда люди обсуждают мои тексты, не ознакомившись с ними или опираясь на полные вырванные из контекста или просто приписанные мне произвольно цитаты.

Перевода «Основ геополитики» на английский не существует. То издание, которое продается в сети, представляет собой не просто нечто пиратское, но просто неотредактированный вариант Google Translation. Представляете, какая там ахинея содержится. Естественно, оттуда можно вывести все, что угодно.

Вот пример. Есть сервис Wiki-video, где глупым машинным голосом озвучиваются статьи из Википедии. Современные люди на глазах утрачивают способность читать, и могут лишь слушать и то недолго. Вот на это и рассчитан Wiki-video. Гегель за три минуты, пока глобалистский олух не устанет.

Там озвучена и Wiki-страничка, посвященная «Основам геополитики» —Foundations of Geopolitics. В видео-формате идёт текст: «И тогда вся власть должна быть передана Russian, дальше идут квадратные скобки и вписано — [ethnic], квадратные скобки закрываются, «State» — то есть Russian Ethnic State». Russian State — это Российская Федерация, если угодно, российское государство. Это и имеется в виду в моем тексте (но снова осторожно — это Google Translation). Но авторам Wiki-video необходимо доказать мою причастность к «национализму». Так чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, просто для «ясности» в мой (Google translated) текст выставлены квадратные скобки и слово «ethnic». Не просто смысл изменился, не просто моя мысль искажена до неузнаваемости, но и мне приписано то, против чего я всегда выступал. Зато убедительно! «Дугин защищает Russian Ethnic State». А квадратные скобки? Какие скобки? Приговор очевиден. И так во всем. Welcome to 1937 — liberal version.

При этом любое мое разъяснение — поскольку они прокуроры, они же судьи, они же защитники, они же присяжные, и они же палачи — просто не берётся в расчет. И всё для них просто: демонизация, санкции, canceling, deplatforming, лишение аккаунтов в социальных сетях, а в конце концов, ликвидация. Так построен западный либерализм и так он действует в отношении всех тех, кто хоть в чем-то не согласен с ним и его принципами.

Я просто первопроходец и беру огонь на себя.

Вот сейчас людей на Западе начинают судить за то, что они лайкнули картинку какую-то не ту, или что-то не то высказали в частной беседе, кого-то перепостили в Твиттере или FB. Многие недоумевают: «Но за что же мне это? Я же просто так высказался или нажал на кнопку (может, инстинктивно, не подумав или даже ошибочно)… Что же это такое?»

Я же прохожу по этому пути демонизации, издевательств, унижения, оскорбления одним из первых. Глобалисты на мне испытывают различные формы репрессий, карательных действий и способы маргинализации. Поэтому я и выбран как образец, как символ — «most dangerous man». Даже если most dangerous man не произнёс «ethnic State», даже если он против «ethnic State», даже он ничего общего не имеет с «ethnic State», он всё равно должен заплатить за всё по полной, за всё вообще.

Теперь о цитате, которую вы не нашли. Если я ничего и не говорил о необходимости разрушать США изнутри, по мнению либералов «most dangerous man» просто был обязан сказать нечто подобное. Пусть в квадратных скобках. Но в принципе, в этот раз может быть они и правы. Может быть, я именно так и говорил.

Это как у Достоевского в «Бесах» Степана Трофимовича спросили: «А вы в каком-то обществе тайном состоите?» — тот задумался и отвечает: «Ну может и состою. Чёрт его знает».

То есть, я, возможно, и говорил когда-то и где-то, что надо было бы разрушить Америку. Текст «Основ геополитики» написан в девяностые годы, когда Америка активно и бесстыдно разрушала нас. И прежде всего изнутри. Пользуясь своими спецслужбами и широкой агентурой влияния США напрямую заходили в Российскую Федерацию, подрывали нашу экономику, продвигали своих ставленников на высшие посты, управляли внешней, внутренней политикой и экономикой почти напрямую.

При этом США и их службы поддерживали и индуцировали уличные протесты, когда им было выгодно. А когда было невыгодно, то замалчивала преступления, совершенные теми, кто был на их стороне. Как происходило с расстрелом Белого дома в 1993 году. Те сотни тысяч людей, которые защищали другую, альтернативную либеральной ельцинской, модель просто не существовали, представлялись «кучкой маргиналов». И напротив, горстка ещё более крайних либералов, критиковавших Ельцина за недостаточную скорость разрушительных реформ, напротив, представлялась «подъёмом народных масс».

Ответный удар

В 90-е годы, когда писались «Основы геополитики», мы видели зверства США и их пятой колонны внутри России. Было совершенно ясно, насколько наплевательски они относятся к нашему суверенитету. Они чувствовали себя, просто как у себя дома. И при этом они активно поддерживали сепаратизм и развал России. Бжезинский прямо об этом писал. Задача стратегии атлантизма навсегда лишить России возможности стать субъектом геополитики. А для этого ее необходимо ослабить, оторвать от стран постсоветского пространства и содействовать дальнейшему расчленению.

И почему, видя все это, мы должны были тихо молчать и принимать это как должное? Может быть, я и не писал, что нам надо ответить США теми же, симметричными действиями, то есть содействовать теперь их внутреннему распаду, но это же вполне логично. Но я вот не вижу ничего особенного оскорбительного, что, если ответить на их проникновение к нам нашим проникновением к ним.

Смотрите, что с Навальным. Какой-то слабо известный человек, российский гражданин, фигурирующий в ряде уголовных дел, то есть мелкий криминал, полетел на самолёте, в буфете отравился, ему стало плохо. Его стали лечить. Запад потребовал его к себе. Послали какую-то неизвестную тетку за бутылкой, чтобы она привезла в ней следы летального средства. Слетай, за бутылкой «Новичка». Бутылку «Новичка», убивающего всё вокруг в радиусе ста миль, привезли в дамской сумочке на общегражданском рейсе. Никто не пострадал. Ни тётка, ни пассажиры. Но в этой бутылке («Новичка») нашли смертельный яд, и теперь Путина винят. Грозят срывом проекта «Северный поток-2» и призывают всех нас каяться. За бутылку «Новичка». Что это как не вмешательство, спецоперация на нашей территории? И это сегодня, после 20-летия суверенитета, в целом восстановленного Путиным.

Фактор Трампа: реабилитация континентальной Америки

Может быть, я и не говорил того, что мне приписывается — что нам надо действовать симметрично. Но явно надо действовать симметрично. Причем в зависимости от обстоятельств — гибко. Если Трамп, то не надо. При нём США занимались своими проблемами. А вот если Байден — то снова надо. Если только он попробует начать в отношении России делать то, о чём публично заявляет. Ты вмешиваешься в наши дела с мелким криминалом и сказками про бутылку «Новичка», так почему бы нам не вмешаться в твои? Свободу участникам мирных протестов в Капитолии! И откроем в нашем Посольстве раздачу всем протестующим печенья «Щедрый СлавичЪ». Есть такое печенье.

И это всё должно возмутить западного человека. Но, знаете что? Плевать я хотел на их чувствительности. Если они нас атакуют, мы будем атаковать в ответ. Если ведутся шпионские операции на нашей территории, если продолжаются стратегии по проведения своих людей в руководство нашей страны открыто, то надо отвечать тем же. Посмотрите, где оказываются многие влиятельные фигуры из российской элиты — политической, экономической, интеллектуальной, культурной? Где премьер-министр Касьянов? Где советник президента Илларионов? Где Глеб Павловский и Марат Гельман, идеологи волошинской администрации и подручные Владислава Суркова? Где влиятельные олигархи Гусинский, Березовский, Ходорковский? В США, на Западе, в ряду смертельных врагов России и её суверенитета. Рука об руку с американскими спецслужбами они вынашивают планы о том, как бы свергнуть ненавистного Путина и вернуть Россию под контроль глобалистов. А ведь эти люди были на вершине влияния власти. И скорее всего попали они на эту вершину не без помощи тех же спецслужб.

Где оказываются эти люди, теряя своё положение в нашем обществе? — Они обнаруживаются прямо в центре разведорганизаций Запада. Продолжая оттуда, уже с безопасной для себя дистанции, поливать нашу страну грязью, финансировать и поддерживать протестное движение, плести грязные интриги и демонизировать тех, кто честно служит Отечеству.

Ну а мы что, должны говорить на это?: Ой-ой, действуем только в рамках закона… Так далеко мы не уедем. Мы должны действовать симметрично: если вы атакуете нас — мы будем атаковать вас. Если вы выпускаете лавиной ложные потоки дезинформации против нас, то мы будем делать то же самое.

Я, вообще-то, должен был бы радоваться тому, что сейчас происходит в США, потому что сейчас не мы, а сами глобалисты создали в США предпосылки к гражданской войне, цинично проведя против американцев же цветную революцию.

Но они врут, как ни в чем ни бывало: опять говорят, дескать, что это мы: «опять Дугин, опять Путин, опять Пригожин, опять Малофеев». На самом деле, глобалисты сами своими руками душат американское общество, сами его разваливают. До чего дойдет лживость системы глобалистов, их цинизм, их презрение не только к нам, но и к своему народу, я не мог себе представить. Это настоящий либеральный тоталитаризм. Здесь запросто любому оппоненту впишут в квадратных скобочках или даже и без них все, что угодно. Вообще всё, что ты не только не говорил, но и не думал. Так они и к Трампу относятся.

Раньше они на русских потренировались, на мне (мол, most dangerous man), на Путине. Теперь уже всех тех, кто им в собственной стране третируют точно не таким же образом. Камала Харрис потребовала отключить Трампу Twitter. И отключили! Действующему Президенту США!

У меня, кстати, twitter был отключён, youtube-канал был отключён, Google-почта была отключена. Вот это «санкции». И Трампу это грозит. И его сторонникам. Половину Америки либералы готовы просто вырезать, уничтожить. Эти либеральные звери ни перед чем не остановятся. Сами либералы безжалостно уничтожают своих противников — на корню вырезают их. А мы должны сидеть, как бараны, и ждать, пока нас вырежут? Нет, мы должны противодействовать!

Байден — абсолютное зло

Но сегодня я не радуюсь развалу США. Я считаю, что народ, который проголосовал за Трампа, однажды выбрал Трампа и снова его поддержал, вопреки всему беспрецедентному давлению со стороны либеральных экстремистов, уже обеспечил себе право на уважение.

Поэтому я не просто против Америки, я на стороне континентальной Америки. Пусть и эта Америка нам не совсем близка или даже совсем не близка, но Байден и те, кто его поддерживают, это уже чистое, абсолютное, глобальное зло.

Они на этих выборах, показали, что готовы принести в жертву не только Россию, но и свою собственную страну. Байден, Камала Харрис, Сорос, Билл Гейтс, Хиллари Клинтон, Обама вообще никакие не американцы. Они глобалисты и сторонники Мирового Правительства. На Америку им наплевать, они вполне могут пойти на то, чтобы разрушить Америку.

Конечно, легко обвинить в развале Америки — русских, в том числе и меня. Но, на самом деле, я думаю, что американские патриоты, которых всё больше и больше, не такие уж простаки. Они постепенно начинают понимать, кто есть кто и не верить в любую ложь. Как мы в советское время в семидесятые-восьмидесятые годы читали газету «Правда» и понимали, где там дежурная ложь, а где между строк скрыт фрагмент истины. Иногда надо было просто всё понимать наоборот. Нормальные американцы сегодня также читают Вашингтон пост и Нью-Йорк Таймс, также смотрят CNN. Они прекрасно знают, что там нет ни слова правды. В Вашингтон пост и Нью-Йорк Таймс есть только одна чистая ложь, всё перевернуто с ног на голову. И постепенно они учатся читать наоборот. Как мы в разгар нашего тоталитаризма.

Поэтому пусть нас в развале США изнутри и обвиняют, виноваты в этом сами либералы.

Но при этом, я, честно говоря, не вижу ничего криминального в том, что, если нашу страну атакуют, используя для этого все методы — в том числе и спецслужбы, — мы отвечаем симметрично. Это логично и нормально, если хотим быть свободными и суверенными. Никто нас не атакует, тогда и волноваться нечего. Пожалуйста, стройте своё общество. А мы будем строить своё.

Русская правда

Если вы нас атакуете из-за ничтожного, высосанного из пальца дела Навального, если вы вмешиваетесь в наши внутренние дела, мы должны на это отвечать. Какого-нибудь трамписта в США замучили или даже пусть не замучили (как мы Навального не замучили) а мы вот скажем, что замучили, и потребуем отпустить к нам на лечение. С первертной мразью, которая правит современным миром — с либералами, с мировым правительством, с международными политическими элитами — надо действовать очень жёстко. Надо понимать, кто они такие, понимать, что они ни перед чем не остановятся. Надо смотреть правде в глаза и не избегать её. Надо быть жёстко готовыми к любым формам в противодействии им не только для защиты, но и в нападении. Ведь подчас нападение — лучшая защита. В стратегии нет твердой грани между offensive и defensive. Если хочешь defensive, ты должен быть offensive. Но, увы, кажется, я об этом не писал в «Основах геополитики». А стоило бы…

Итак, я думаю, что надо действовать симметрично по отношению к тем, кто сам объявляет себя нашим врагом и тем самым превращает в своего врага и нас.

Я в этом убежден. И, вполне, мог это где-то об том написать или сказать. Но в «Основах геополитики» я писал о другом: о цивилизации Суши, о цивилизации Моря и о великой войне континентов.

Хотя я не исключаю, что, может, не на этой конкретно странице, может, не так, не в той форме, но я мог бы вполне высказать эту мысль. В ней я не вижу ничего страшного. Если кто-то хочет уничтожить нас, мы должны уничтожить того, кто хочет уничтожить нас!

Если вы нас не трогаете, мы вас не трогаем. Если вы к нам вмешиваетесь постоянно, если вы активно подтачиваете российское влияние на постсоветском пространстве Евразии, которое вам сроду не принадлежало; если вы создаете предпосылки для цветных революций, в том числе и у нас; если вы напичкали агентами влияния нашу политическую, административную и экономическую систему — будьте готовы отвечать так же и самим столкнуться с такими же вызовами в своей стране. А то получается так, что одни тотально лгут, и это — замечательно. А другие говорят — пусть не всю правду — и это уже преступление. Нет, это реализм. Ничего личного. Правда зависит от цивилизации. У нас русская правда. Её и надо учиться спокойно и с достоинством отстаивать.

Китай и Турция в 90-е: наказы будущему правителю

Фёдор Шиманский. Вы говорили, что вы изменили некоторые взгляды с того времени. В частности, взгляд на Китай. Тогда вы писали, что Китай надо рвать, отделять Восточный Туркестан, Тибет… Сейчас вы так не думаете?

Александр Дугин. Ряд высказываний и позиций, представленных в «Основах геополитики», тесно связаны с эпохой девяностых годов ХХ века. Напомню, Китай в тот период с головой ушёл в либеральные реформы, начатые Дэн Сяопином, стал строить рыночную экономику. Начинается довольно успешная интеграция Китая в мировой рынок.

Китай и в советское время — по крайней мере в последние десятилетия, после смерти Сталина не был нашим большим другом. Из-за Хрущёва в бóльшей степени, конечно. Но всё же.

И вот при нашем полном развале и готовностью вот-вот рухнуть окончательно под началом рокового альянса Ельцина с либералами-реформаторами у России к югу от незаселенной Сибири возникает сильная либеральная Империя — гигантская, с огромным населением, включённая в мировой рынок, специально поддержанная глобалистами против нас. С геополитической точки зрения Китай выглядит как Rimland, и при всей двойственности Rimland, в 90-е годы всё выглядело так, как будто морская составляющая, Sea Power в Китае восторжествовала.

И то, с чем мы имели дело выглядело только как начало этого процесса — вовлечения Китая в глобализацию, переход на сторону мировой капиталистической системы. Представители Трёхсторонней комиссии уже в 1980 году поставили своей целью содействовать ускоренной интеграции Китая в западные рынки, прежде всего, чтобы подорвать тогда ещё упорствовавший СССР, окружив его «кольцом анаконды» по всему береговому пространству евразийского материка. Стремительно двигавшийся в сторону либерализма Китай был в этой стратегии важнейшим звеном. И, конечно, России надо было думать, как эффективно защититься от этой угрозы — растущего азиатского либерализма.

Теперь посмотрим на Турцию в контексте 90-х годов. Турция — член НАТО (тогда и сейчас). Но в 90-е было невооруженным взглядом заметно, как Турция с самыми недружелюбными намерениями лезет в Среднюю Азию, на Кавказ, в Поволжье, пытается распространить свое влияние на тюркские народы. И все это явно вопреки нам и против нас.

Также очевидно, что к этому Турцию подталкивают американцы, американские инструктора, агенты влияния, плотно контролирующие турецкую политику, турецких военных и спецслужбы. Сама тема «пантуранизма» также под контролем США и ЦРУ. В целом Турция выступает как инструмент геополитического противостояния на стороне атлантизма против евразийства. В таких условиях Турция представляется противником. Но не сама по себе, а из-за соучастия в атлантистской стратегии США и НАТО.

При этом Россия в 90-е годы чрезвычайно слаба. Её геополитическая Субъектность почти полностью разрушена слабоумным алкоголиком Ельциным и его либерально-олигархическим окружением, которое напрямую работает на американские спецслужбы.

Именно в такой — казалось бы, совершенно безнадёжной — ситуации я рисую образ такой России, которой она должна быть. Это отчаянная аналитика. Надо сделать над собой невероятное усилие и увидеть Россию по ту сторону ельцинизма. Потому что Ельцин — это Антироссия. И к настоящей России я и обращаюсь. К ее грядущему, но пока тайному или даже не существующему лидеру. К вождю, который должен быть, должен появиться, должен обнаружиться. К нему и обращены «Основы геополитики». И в тех условиях 90-х из анализа международной ситуации с опорой на строгий дуализм классической геополитики — Sea Power vs Land Power — и вытекает, что России необходимо предпринять серию шагов, чтобы сдержать и втягивающийся в глобализацию Китай, и являющуюся инструментом атлантизма Турцию.

Это предварительный и отчасти абстрактный анализ, неразрывно сопряжённый с конкретным контекстом 90-х годов. Но это же внятный геополитический мэппинг, методология с открытым кодом и примеры её применения.

В реальности 90-х Россия стремительно сходит на нет и заходит на новый виток распада — Первая чеченская кампания, в которой поражения Москвы с нетерпением ждут другие очаги сепаратизма и заокеанские стратеги. Сознание правителя отсутствует, на его месте находятся влияния атлантистов и либералов изнутри и извне. Армия разложена, спецслужбы парализованы. Эксперты и интеллектуалы мгновенно переметнулись к либералам, а отдельные редкие честные люди либо застряли в советизме, либо маргинализованы. Только Иран готов сопротивляться гегемонии Запада, но к России он по-прежнему относится с недоверием по инерции советского–атеистического периода, а сам Кремль из солидарности с Западом ещё менее заинтересован в сближении с ним.

И всё же я описываю в «Основах геополитики» ту Россию, которой нет, но которая должна быть, и ту её политику, которой нет, но которая ей необходима для спасения и возрождения. При этом я оформляю текст стилистически так, как если бы всё было более или менее в норме. Я не трачу сил, чтобы проклинать либералов-реформаторов в российской власти и ностальгически оплакивать Россию, которую мы потеряли. Я предлагаю двигаться в будущее несмотря ни на что. И что же в такой правильной России 90-х годов необходимо делать? В «Основах геополитики» дается полный перечень шагов.

— Укреплять центральную власть и на корню искоренять сепаратизм (выигрывать Чеченскую кампанию, но при этом искать способа достойной интеграции чеченцев в евразийскую общность народов России)

— Противостоять давлению Запада, избавиться от догматического либерализма и пятой колонны во власти, поднять знамя суверенитета.

— Прорываться через блокаду Rimland’а, противодействия западному влиянию на Китай, Турцию и Индию, и стремясь к теснейшему стратегическому альянсу с Ираном.

— Пытаться привлечь на свою сторону континентально и консервативно ориентированные элит Европы (голлизм) и Японии.

— Реализовать интеграционные проекты на постсоветском пространстве, учредив Евразийский Союз.

Вам всё это ничего не напоминает?

Геополитические коррекции: евразийская эволюция Турции

Но с момента написания «Основ геополитики» проходит около 30 лет.

За эти 30 лет происходит много коренных перемен в геополитической карте — не идеальной, а реальной. Меняется баланс сил, трансформируются сами идентичности многих ключевых игроков. Однополярность начинает пробуксовывать, сталкиваясь со всё новыми и новыми вызовами и проблемами.

Поворотный момент: в 2000 году в России приходит к власти Владимир Путин. Это меняет всё. Россия Путина уже намного ближе к той нормативной России, которую я описывал в «Основа геополитики». Да, конечно, это ещё не полностью та евразийская Россия, которая должна была бы быть. Но уже намного — намного! — лучше.

Россия теперь ставит акцент именно на своем суверенитете, стремится вернуться на мировую арену в качестве субъекта, а не объекта, как в 90-е. Складывается впечатление, что неизвестный вождь прочитал обращённую к нему книгу «Основы геополитики» и начал действовать именно в этом ключе.

Поворот явно осознается и описывается, как отказ от главной линии 90-х. Россия радикально меняет геополитический вектор. Это дается не просто, ведь у власти представители всё той же компрадорской либеральной элиты. Но всё теперь движется в ином направлении.

Изменения затрагивают не только Россию, хотя именно это является ключевым фактором. Путин выводит страну из глобалистского плена. Let my country go…

Но многое меняется и в соседних странах. Турция уже с начала двухтысячных годов всё больше и больше предъявляет претензии на свой собственный суверенитет, на независимость и от Запада. Собственно турецкий национализм обретает субъектность и всё больше отдаляется от искусственных стратегий, какие ему ранее навязывали США и инструктора НАТО. Пантуранизм явно отходит на второй план перед лицом остро стоящей курдской проблемы и турецкой политики на Ближнем Востоке и Восточном Средиземноморье. Но у Запада совсем иной взгляд на вещи: курды мыслятся как ещё один инструмент в руках атлантистов, а на Ближнем Востоке США и ЕС поддерживают скорее те силы, которые враждебны Турции.

Внутри Турции с начала 2000-х годов разгорается борьба атлантистов и евразийцев.

Именно тогда — в самом начале двухтысячных годов — я знакомлюсь с турецкими евразийцами, политиками, военными, общественными деятелями. Они сами меня находят и устанавливают тесные контакты.

Кстати, моя книга «Основы геополитики» была переведена в Турции в 2002 году. Немедленно она стала очень популярна, выдержала много переизданий. В Турции это знаменитая книга. Её изучали в военных академиях, в университетах, в институтах и центрах международной политики.

Турки, познакомившись с системным изложением евразийской геополитики, то есть с структурно изложенным взглядом на мир с позиции цивилизации Суши, обнаружили для себя недостающее звено геополитического анализа. Ранее они читали и изучали только точку зрения атлантистов — то есть взгляд на мир с позиции цивилизации Моря. Ярче всего это изложено в работах Збигнева Бжезинского. В «Основах геополитики» турки увидели ту половину геополитической Mappa Mundi, которую от них предусмотрительно скрывали их атлантистские менторы.

Но теперь у Анкары появлялся выбор. Открытие второй возможности и цивилизация Суши как парадигма явно импонировала сразу многим турецким кругам — прежде всего кемалистам и особенно кемалистам военным, для которых высшей ценностью был национальный суверенитет. Пока НАТО им способствовало в этом перед лицом реальной или мнимой советской угрозы, они были за НАТО обеими руками. Но когда СССР рухнул, то советская угроза испарилась. И теперь уже эгоистическая позиция США — в частности, поддержка курдов и даже проекта Великого Курдистана в контексте Великого Ближнего Востока — становилась угрозой. Религиозные круги заинтересовались евразийством в силу заложенной в нём критики западной цивилизации в целом и гегемонии либеральных ценностей.

И наконец, Евразия турецким националистам виделась как Прародина тюрок, а сама идентичность турецкого общества явно не совпадала с европейской и больше всего походила как раз на сочетание европейских и азиатских черт, то есть на евразийство.

Единственно, что многих настораживало, это то, что за евразийство взялись русские. Туркам казалось, что «Основы геополитики» это манифест российского Deep State. В каком-то смысле так оно и было (точнее стало с приходом Путина). Поэтому часть турецких евразийцев сделали решительный в сторону меня, начав интенсивный диалог, а другая часть заняла некоторую дистанцию, полагая, что «туркам нужно какое-то иное, свое евразийство». Но мировоззрение создать не просто. И никакого «своего» евразийства в Турции не сложилось. Поэтому те, кто прямо поддержали мою геополитическую позиции, выиграли время и остроту анализа. Прежде всего это был Догу Перинчек, глава партии «Ватан». Он без всяких оговорок принял евразийство и стал развивать не просто что-то своё, а применил евразийскую теорию к Турции и получил готовый действенный методологический аппарат.

Партия «Ватан», кемалисты, военные стали активно изучать «Основы геополитики» и другие евразийские работы. Эта книга стала обязательным пособием в Военной академии. Так с начала 2000 стала формироваться научная, военная, экспертная и политическая элита Турции, знакомая не только с атлантистской, но и с евразийской точкой зрения, и выбирающая между парадигмами то, что больше всего соответствовало национальным интересам Турции. Оказалось, что евразийская модель эффективна гораздо чаще, чем атлантистская и в краткосрочной, и тем более в долгосрочной перспективе.

Но кто-то упорствовал и оставался на прозападных и соответственно антироссийских позициях.

Но параллельно эволюции геополитических взглядов турецкой элиты менялись и мои представления о Турции. Я наблюдал на близком расстоянии изменения в настроении турецких военных, политической элиты. Встречи с рядом влиятельных и авторитетных турецких лидеров — Сулейманом Демирелем, Рауфом Денкташем, Тунджером Кылынчем и многими другими убедили меня в том, что Турция хочет быть именно субъектом геополитики и все больше связывает это с евразийским вектором в свой стратегии с многополярным миром, с альянсом с Россией, Китаем и Ираном, а не с покорным следованием за приказами из Вашингтона и Брюсселя. Я понял, даже атлантизм турок был основан на суверенном решении, принятом в определенных исторических условиях, а не отказом от своей независимости — как в случае многих других стран, отдавшим атлантизму, глобализму и либерализму свою волю и свою свободу. Я написал новую книгу «Ось Москва-Анкара», где анализировал не то, что разделяет Турцию с Россией-Евразией, но что сближает.

Эрдоган в то время занимал колеблющуюся позиции, но был ближе к атлантистам. Кроме того, он разыгрывал карту радикального исламизма, что также соответствовало общим планам ЦРУ на карту исламского мира, где крайние салафитские и ваххабитские организации выполняли роль контролируемых злодеев. Американскую линию проводили и структуры Фетхуллаха Гюлена. Вначале Эрдоган вместе с Гюленом и атлантистами начал масштабные репрессии против евразийцев и кемалистов. Это стало знаменитым делом «Эргенекон». С участием западных спецслужб было сфабриковано дело о попытке государственного переворота, за которой якобы стояли евразийцы — в том числе практически всё руководство Генерального Штаба и десятки тысяч людей. Были схвачены и заключены под стражу мои друзья — Догу Перинчек, руководство партии «Ватан» и почти все военные и политики, с которыми я встречался. Судьи на процессе были назначены практически без исключения из секты Гюлена. Многие получили гигантские сроки и провели за решеткой больше 10 лет.

Всё это время я находился в контакте с турецкими евразийцами, поддерживал их как мог. Но потом в политике Эрдогана наступил поворот. Он стал догадываться, что Гюлен видит в нём только помеху для полного захвата власти в Турции и установления в ней прямого американского правления. Тогда Эрдоган сделал резкий маневр, начал преследования гюленистов и закономерно амнистировал всех проходивших по делу «Эргенекон». Снова атлантизм и евразийство — но теперь во внутренней политике Турции. Атлантистские судьи, судившие с многочисленными нарушениями закона членов «Эргенекон», оказались теперь в тех же камерах, где ранее находились евразийские подсудимые.

Далее последовали драматические события с нашими лётчиками, сбитыми турецкими ПВО, угроза настоящей русско-турецкой войны, попытка гюленистского переворота в 2016 году при поддержке США и НАТО и продолжение евразийской — пусть и не всегда последовательной — эволюции Эрдогана.

Интересно, что турки не стали придираться к тем критическим оценкам, которые содержатся в «Основах геополитики» в отношении их страны. Им важнее было понять саму логику геополитического дуализма — Land Power vs Sea Power. Они просто проигнорировали некоторые болезненные для них пассажи, объяснявшиеся, как я рассказал, контекстом 90-х, сделав акцент на главном. Так поступают народы с сильной субъектностью, живущие волей и будущим, а не ressentient’ом. Это заставило меня уважать турок ещё больше. И все поправки в изначальную оценку геополитики Турции я постепенно внёс в последующих работах. Но текст «Основ геополитики» я решил не исправлять. Это исторический документ эпохи — как «Географическая ось истории» Макиндера, «Государства как формы жизни» Челлена, «Континентальный блок» Хаусхофера, «Земля и Море» Карла Шмитта или «Великая шахматная доска» Бжезинского.

Китай, «Пояс и Путь» и Большая Евразия

С Китаем переоценка положений «Основ геополитика» произошла позднее — года 3-4 назад. Лишь тогда я первый раз съездил в Китай. Тогда я убедился, что Китай по-прежнему это традиционное общество, хотя и замаскированное бурным индустриальным и техническим развитием. И второе — за последние 20 лет и особенно с приходом к власти Си Цзиньпина Китай во-многом пересмотрел изначальный вектор реформ Дэн Сяопина и стал готовиться к нешуточной конфронтации с США, к битве за место субъекта мировой политики, лидера, с отстаиванием своей цивилизационной идентичности и своего геополитического суверенитета. Экономическое развитие и превращение по сути в первую экономику мира не вскружило китайцам голову. Её не так просто вскружить. Они строго разделяют те выгоды, которые могут получить от глобализации и те риски, которые сопряжены с принятием либеральной капиталистической модели. Сами китайцы говорят: «Мы принимаем глобализацию, но отвергаем глобализм». То есть иными словами, они взяли курс на многополярный мир.

Эта эволюция Китая прослеживается на примере эволюции проекта «Один путь — один пояс», «Belt and Road Initiative». Ранее говорилось о возрождении «Великого шёлкового пути». Изначально геополитический смысл этого проекта был скорее атлантистским. Смысл состоял в том, чтобы объединить Rimland — береговые зоны Евразии, обойдя евразийский Heartland, Россию и соединив Китай, Дальний Восток в целом, с Европой. В целом совершенно атлантистский проект. Неслучайно его так поддерживал Бжезинский. Он, впрочем, всегда был за Китай и против России. Начинался этот проект так.

Но что происходит в последние годы — 3- 4 года? Китай, достигший такой мощи, могущества в экономике за счет прагматичного использования глобализации, либерализма и капитализма, ясно осознал свои собственные геополитические интересы. Это значит, что Китай уже по факту превратился в самостоятельный полюс, который не может быть лишь азиатской провинцией Запада — как послевоенная Япония или Южная Корея. Китай слишком велик для этого. Но Китай не обладает той идеологией, той моделью или парадигмой, которая могла бы заменить собой глобальный либерализм. Более того, Китай достиг столь впечатляющих результатов именно потому, что использовал в свои целях совершенно чужую игру. Даже для того, чтобы стать вторым полюсом, каким был в свое время социалистический лагерь, Китаю не достает мировоззренческой масштабности. Отсюда логический выбор многополярность. Именно его и сделал Си Цзиньпин.

В многополярном мире Китаю нужны союзники — другие полюса. Это жизненно необходимо, чтобы заставить Запад поделиться властью. Россия Путина — самый первый кандидат в такие союзники. Россия огромная страна, геополитический центр континента и самостоятельная — незападная, евразийская — цивилизация.

Это изменило и само содержание проекта «Один путь — один пояс». В последние годы китайцами он стал осознаваться как совместный с Россией план. Путин его поддержал и предложил включить в ещё более широкий контекст «Большой Евразии». С учетом той эволюции, которую я в самых общих чертах описал, это становится новым словом геополитики.

Довольно быстро в последние годы развиваются и мои личные отношения с китайским руководством. Я несколько раз был в Пекине и Шанхае. Выступил с циклом лекций по геополитике и международным отношениям в Шанхайском университете, в Пекинском университете, во многих других научных образовательных и экспертных центрах. Происходит очень интенсивное взаимодействие китайской интеллектуальной элиты с нами.

Интересно, что два самых часто цитируемых в современном Китае автора — это Карл Шмитт и Мартин Хайдеггер. С учетом того, что я много лет занимаюсь и тем и другим, общая платформа — политического реализма и критики западноевропейского Модерна у нас с китайскими интеллектуалами прекрасно проработана.

Иногда китайские коллеги упоминают нелестные высказывания о Китае из «Основ геополитики», но как и турки ставят акцент на том, что может взять из геополитического анализа Китай. Во многом в общении с китайцами и турками и сложилась в окончательной форме моя теория «распределенного Heartland’а», которая представляет собой краткую формулу геополитики многополярного мира. В многополярной реальности нет старого дуализма: одна цивилизация Суши (с центром в России) против одной цивилизации Моря (с центром на Западе, в англосаксонском мире и позднее после Второй мировой войны в США) а всё остальное — Rimland. Здесь в каждом «большом пространстве» (важно только быть «большим пространством»!) мы выделяем внутренний Heartland и внутренний Rimland, то есть ядро цивилизации Суши и зоны цивилизации Моря. Так и Китай наделяется ядром Суши, и Турция, и Индия, и Европа, и Латинская Америка, и даже США, что мы и видели на выборах 2020-2021 годов, когда демократические (синие) береговые зоны поддерживали глобалиста Байдена, а республиканские (красные) территории Hinterland’а предпочитали консерватора и антиглобалиста Трампа.

«Основы геополитики» — это не догма, это пример применения геополитического метода к конкретным обстоятельствам — к 90-м годам ХХ века, то есть к тому периоду, который иногда называют «однополярными моментом». «Основы геополитики» показали, как должно было бы мыслить суверенное руководство России и в тех условиях, последовательно и осознанно давая на каждый вызов свой евразийский ответ, чаще всего (если не всегда!) прямо противоположный атлантистскому. В этой книге можно выделить постоянную часть и переменную. Постоянная — это геополитическая карта мира, построенная на основе карты Макиндера, но с тем отличием, что Евразия, цивилизация Суши, русский Heartland берётся здесь в качестве активного действующего субъекта.

Переменная же часть представляла собой применение постоянной системы координат к конкретному контексту — к 90-м годам ХХ века. Постоянная часть в целом неизменна, а переменная, соответственно, подвергается определенным коррективам. Поэтому я не просто изменил в дальнейшем свои взгляды и оценки. Менялась сама переменная часть — соответственно отношения между субъектами и объектами всей системы. И я следил за этими трансформациями, фиксировал их в новых текстах, интервью и книгах.

«Основы геополитики» несколько отличаются от более поздних работ по геополитике. У меня есть учебник 2012 года — «Геополитика», там многие позиции уточнены, скорректированы, добавлен детальный ссылочный аппарат. Это написано другим языком с учётом большего числа факторов.

Но в стране, которая только что развалилась под ударами Запада, совершенно растерянной, охваченной чуждой и скоропалительно принятой либеральной идеологией, разъедаемой криминалом, олигархатом, с разложенной армией и полным ментальным коллапсом элиты, в стране представлявшей собой гигантский «бандитский Петербург», написать другим языком, чем в «Основах геополитики» — с опорой на мифы, образы и метафоры, было просто невозможно.

Главное послание книги было — мы возродимся, мы будем независимы, мы создадим новую Евразийскую Империю, в Евразийском союзе объединим постсоветские государства в единый континентальный блок, станем свободным полюсом многополярного мира, снова начнём играть независимую роль в мировой политике, сокрушим либеральную западную гегемонию и глобализм. Тогда, допускаю, это могло казаться какой-то несусветной чушью, реваншистским бредом. Тем более, что в СССР геополитика сама по себе считалась какой-то буржуазной, даже «фашистской» наукой. Что я только за эти 30 лет ни выслушал. Но теперь видно, что прав был я, а не мои оппоненты.

И сегодня геополитика преподается везде, во всех профильных вузах. Создан Евразийский союз. Россия вновь стала суверенной и независимой. Взяла курс на многополярность. То, о чём я говорил в начале девяностых годов из позиции чистого маргиналитета — словно из-под свинцовой плиты, сейчас доносится со всех государственных каналов вещания.

Так что изменился? Я или мир? Я или политическая элита? Эта элита непостоянна, меркуриальна. Только что они были комсомольцами и коммунистами. Потом в 90-е немедленно перековались в либералы. Теперь они все патриоты и ратуют за «Крымский консенсус». И при этом почти никто не объяснил своих идеологических метаморфоз. Это шваль, а не элита. Элита должна отвечать за свои убеждения — иногда платя за это высокую цену, подчас даже жизнь. А это что? Осевые вектора моего мировоззрения не меняются. Но анализ не застыл на какой-то стадии, он движется вместе с историей и жизнью, сохраняя свою цельность и свои глубинные ориентиры.

Источник: https://izborsk-club.ru/20840

Нет регламента, нет порядка

— Какой главный риск оказался инвесторов в этой области?

— Для всех инвесторов во всех проектах риск один. Надо реализовать проекты в разумные сроки за разумные деньги. Наверное, именно этот риск и губит этот проект. Если мы говорим про суборбитальный туризм, то проект был остановлен исключительно из-за того, что административно-правовые риски были очень высокие. Мы на каждом шагу упирались в то, что нет регламента, нет порядка, нужно менять законодательство, и было очень много таких моментов.

После этого было понятно, что даже если деньги мы найдем, если инвестор их выделит, непонятно, когда проект будет реализован и будет ли реализован вообще. Надо понимать, что это очень сложный технический проект.

Потом мы занялись проектом сверхлегкой ракеты, там было еще «лучше». Там заказчика просто нельзя было найти, потому что никому эта ракета не нужна. Вроде как есть готовые ракеты, вроде как можно и так летать, есть же ракета «Союз», есть модернизации ракеты «Рокот», есть «Ангара» легкая.

Мы планировали разрабатывать новую ракету, но когда стали предлагать варианты, оказалось, что всех это вроде как интересует, но к конкретике никто не перешел. Говорят: пока нас устраивает и на этих ракетах летать, другие нам не нужны. Все. Заказов в Российской Федерации на новую ракету нет. А суборбитальный проект отягощен очень серьезными рисками, и правовыми, и административными.

— Заказчиков для сверхлегких ракет нет в России, но мы же видим успешные примеры того, что сегмент сверхлегких ракет в мире развивается...

— Все сверхлегкие ракеты, которые мы видим, во-первых, в большинстве своем ориентированы на госзаказ, на оборонный заказ США. Во-вторых, они ориентированы на собственный рынок США и их сателлитов. В Российской Федерации этот рынок полностью недоступен, поэтому мы можем ориентироваться на некоторые коммерческие заказы за пределами России (они есть, но в очень малом количестве) и в самой стране. Так вот, некоммерческого негосударственного заказчика в России мы найти не смогли. Они вроде как есть, но когда начинаешь с ними говорить, они отвечают — ребят, ну вы там сделайте как-нибудь сами ракету, а мы может быть потом подумаем, брать ее или нет. Ни один инвестор в это вкладываться не будет.

«Мы не знали, что там голое поле»

— Но когда вы все начинали, наверняка искали ответы на эти вопросы?

— Я работал в ракетно-космической отрасли, и я с этими проблемами не встречался.

Очень много проблем, которые были в нашем суборбитальном проекте, в ракетно-космической отрасли просто не наблюдаются. Потому что там хитрый правовой порядок. Например, есть специальный порядок согласования новых космических комплексов на космодромах. Ни один комплекс не был введен в строй по общему порядку в России. Все было введено в строй по распоряжению правительства и куче подзаконных актов. То есть отдельные законы выпускались по космодромам, понимаете? Порядка не было.

И я хочу сказать, что очень многие в Роскосмосе тоже об этом узнали только после того, как мы с этими проблемами пришли. Они тоже думали, что все так и движется. Это как будто машина едет, и все окей, а потом оп, перестала. Смотришь, а там, оказывается, обезьянки крутили колеса. Ты говоришь — подождите, а я педали нажимал. А там обезьянки... Вот примерно такая ситуация. Причем тут обвинять не в чем людей. Мы же этого не делали ни разу. Мы приходим, а тут, действительно, голое поле буквально.

— И вы думали, что в голом поле можно построить космодром?

— А мы не знали, что там голое поле, понимаете?

Космодромы строились, ракеты строились, все делали. Никто не понимал, что эти риски будут.

Я, честно, работая в отрасли, не понимал. Проект несколько раз трансформировался. Сначала я думал, что отраслевые предприятия многое сделают, а мы займемся общим проектированием. Потом у нас открылись глаза, что, оказывается, не будут. Потом одни проблемы, другие, третьи.

— Вы думали, что отраслевые предприятия вам что-то сделают?

— Да, конечно. Я же работал на отраслевых предприятиях. У меня договоренности даже были, когда я переходил в этот проект. По двигателям, по изготовлению ракет с предприятиями отрасли в Воронеже. Там были готовы на коммерческой основе разрабатывать двигатель для суборбитального туризма. Но прошло время, мы стали согласовывать сроки и деньги, а у них свои задачи, им не интересно, они хотят создавать что-то свое, не то, что им нужно, и тому подобное. И сказали: «Да идите вы на фиг, у нас своих задач полно».

— Что в вашем проекте должно было быть вашей разработкой, а что — на аутсорс?

— Изначально мы должны были комплекс ракеты и аппарат, их элементы разработать сами. Договоренности такие предварительно были, но когда появился инвестор и деньги, все сразу сказали «иди ты нафиг, это же надо реально делать». И все, на этом все закончилось. Изначально мы думали, когда было падение спроса на «Протоны», что Центр Хруничева мог бы производить ракету. И был разговор с директором завода. Но мне сказали, что эта ракета будет стоить как «Протон», несмотря на то, что она меньше, легче и дешевле, потому что «Протонов» не будет, а вот за счет ракеты будем кормиться. Как думаете, к чему это приводит? К тому, что делать будем в другом месте. Вот такой был диалог.

Секретные документы

— Большая часть сообщений о «КосмоКурсе» в последнее время касалась проволочек и бюрократии с космодромом в Нижегородской области. Какую роль это сыграло?

— Большую роль сыграло. Если бы даже мы пошли размещать наш комплекс на космодроме Восточный, получили бы не меньше, а больше проблем.

— То есть в любой области, субъекте был бы одинаковый порядок?

— А это требование законодательства РФ, субъект ничего не может сделать.

— Есть какие-то акты, которые регламентируют строительство космодромов?

— Этого как раз практически нет. Есть последние два года ГОСТ на тему безопасности эксплуатации, а до этого было хуже. Есть общий порядок согласования сложных технических объектов, но космодромов там нет. Все почему-то пытаются найти там слово «космодром», но его там нет, и обращаются в Роскосмос. Земли космической деятельности, например, должны быть в федеральном пользовании по закону РФ о космической деятельности и земельному кодексу. Приходим к федералам и говорим, что земли должны быть в федеральной собственности, а те спрашивают, зачем они им, это же ваше частное.

Ну и все, такой разговор уже года три длится. И есть куча таких моментов.

— Вы сказали, что не получили от Минобороны документы на разработку ракеты. Что это за документы, что они должны были согласовывать?

— Это нормативы технической документации, которые прописаны в техническом задании, которое нам выдал Роскосмос. Там вписаны требования. Пилотируемая космонавтика, обслуживание ракет, космодромов и эксплуатация — они находятся в ведении Минобороны, исторически им принадлежали и до сих пор принадлежат. Минобороны по закону не имеет права эти требования никому выдавать, если этот кто-то не является заказчиком разработки. Других таких требований не существует, их надо писать.

— Человек не знающий мог подумать, что Минобороны должно было поделиться с вами какими-то секретами ракетных разработок, чтоб вы смогли их использовать в своей ракете, это не так?

— Эти документы секретные, они раскрывают, как сделать так, чтоб ракета не падала людям каждые пять минут на голову. Там написаны нормы, как это сделать, как отработать и прочее. Это действительно техническая документация, нормативная, конкретные требования. И куча таких документов секретных по линии Роскосмоса у нас есть. А есть документы, которые, так исторически получилось, принадлежат Минобороны. Они в части эксплуатации космодромов, космических систем, в части пилотируемой космонавтики. И в законе написано, что Минобороны их дает только в случае, если оно заказчик. Что естественно, понятно и логично.

— И вы узнали об этом не в начале работы?

— Конечно, не в начале! Нам дали, что могли. Мы же не знали, что Роскосмос не имеет никаких прав эти документы использовать. Роскосмос сам не знал. Знаете, почему они не знали? Потому что у них всегда есть Минобороны в заказчиках. У них эти документы есть, они даже об этом не задумывались.

— То есть это не вина конкретного злого человека в Минобороны?

— Это вообще ничья вина. Просто мы еще не прошли этот путь.

— Если говорить конкретно про структуру Роскосмоса, роль Роскосмоса, как они вам помогли и как не помогли?

— В том, что они могли сделать — они во всем оказали помощь. И по лицензированию, и по нормативной документации. Все остальные вещи, которые они не смогли нам сделать — они реально не могли, потому что, например, у них там не было нормативной документации. Они там и нормативку меняли частично, они нормы выписывали и меняли, и сейчас даже переделывают, и с космодромами пытаются разобраться. Они тоже там кругами ходят и не понимают, как найти этот кончик, за который потянуть и сделать. Они стараются. Как минимум они начали это делать, потому что это надо делать.

Это стало всем понятно. Это же не только проблема «КосмоКурса», что мы не имеем доступа. Когда они сунулись, то поняли, что не имеют права. Мы им на многие вещи глаза сами раскрыли.

Что будет дальше

— Многие смотрели на ваш кейс с надеждой. Сколько опытных конструкторов и выпускников вузов у вас работали?

— Около 50 человек работают сейчас.

— А что с ними будет дальше?

— Есть поручение подумать, как этот коллектив сохранить и использовать в работах Роскосмоса. Сейчас разговоры об этом ведутся, но пока окончательных договоренностей нет.

— Конструктора из каких предприятий в основном к вам приходили?

— Это все предприятия РФ перечислять. Из разных. Из Центра Хруничева, из РКК «Энергия», «Прогресс», с двигателестроительных, авиационных предприятий...

— А выпускники каких вузов?

— МГТУ им. Баумана, МАИ, МФТИ иногда заскакивал. Были и другие, из Санкт-Петербурга, Самары, Волгограда.

— До вас еще был неудачный опыт «Даурии», которая оступилась на отношениях с Роскосмосом. Какой бы урок могли вынести будущие частники?

— А что я частникам мог сказать? Не знаю. Искать пути развития. Есть разные частники. Есть компания «Спутникс», которая работает со спутниками — у них все хорошо. По ракетам — ну, я всем частникам сочувствую. Пытаться надо. Может быть, когда-нибудь что-нибудь получится.

— Получается, любой частник, который захочет сам либо с помощью других предприятий создавать ракетные двигатели, просто столкнется с той же проблемой с Минобороны, у которого он просто не получит разрешительной документации?

— Ну, может быть, ее через пять лет перепишет Роскосмос, что-то переделают. Но сейчас эта проблема есть. Либо Минобороны включать как заказчика — в этом, в принципе, ничего проблемного нет, им будет интересно. Если будет федеральный заказчик, и с космодромом порядок организует, и с нормативной документацией... Или ждать, пока в России это будет переделано, потому что есть же у нас инструменты отмены государственных актов.

Сейчас многое меняется. Остается ждать, пока этот процесс дойдет до этих вещей, и заниматься чем-то другим.

У нас не так много компаний, групп, специалистов, которые по ракетам вообще специализируются. Есть люди, которые что-то в гараже пилят, на уровне двух болтиков и газовой горелки. Но они пока дойдут до того, что им понадобится нормативная документация для разработки, для испытания ракеты, наверное, к тому моменту уже все в лучшую сторону изменится. Но если кто-то серьезно будет работать, они, конечно, в это упрутся. Просто мы дошли до этого этапа. Другие не дошли. У «КосмоКурса» есть лицензия Роскосмоса, лицензия ФСБ. Назовите мне хоть одну компанию по ракетам в России, которая получила лицензию Роскосмоса хотя бы. А требования там простейшие.

Я бы ждал частников, которые бы могли это поддержать и развивать, но я пока таких не вижу. Мы же в одиночку перлись. В одиночку прошибали лбом.

Мы первые лицензию получили на свой проект, после этого появился нормальный порядок получения лицензии. Но ни один частник в это больше не полез. Никто еще не нашел нормальных инвесторов и не попытался создать нормальный коллектив. Вот это меня очень огорчает.

— Какие дальше ваши личные планы?

— Сейчас самая главная задача — сохранить коллектив в рамках Роскосмоса.

Если меня попросят или пригласят в рамках коллектива дальше заниматься вопросами выведения ракет-носителей, я бы с удовольствием взялся.

Есть наш коллектив, который еще трудоспособен, и есть задача его передать в Роскосмос. Это главная задача. Если меня пригласят участвовать в разработке вместе с этим коллективом, я бы согласился. Если нет, буду дальше думать.

Источник: https://www.gazeta.ru/science/2021/04/06_a_13549028.shtml

Нет регламента, нет порядка

— Какой главный риск оказался инвесторов в этой области?

— Для всех инвесторов во всех проектах риск один. Надо реализовать проекты в разумные сроки за разумные деньги. Наверное, именно этот риск и губит этот проект. Если мы говорим про суборбитальный туризм, то проект был остановлен исключительно из-за того, что административно-правовые риски были очень высокие. Мы на каждом шагу упирались в то, что нет регламента, нет порядка, нужно менять законодательство, и было очень много таких моментов.

После этого было понятно, что даже если деньги мы найдем, если инвестор их выделит, непонятно, когда проект будет реализован и будет ли реализован вообще. Надо понимать, что это очень сложный технический проект.

Потом мы занялись проектом сверхлегкой ракеты, там было еще «лучше». Там заказчика просто нельзя было найти, потому что никому эта ракета не нужна. Вроде как есть готовые ракеты, вроде как можно и так летать, есть же ракета «Союз», есть модернизации ракеты «Рокот», есть «Ангара» легкая.

Мы планировали разрабатывать новую ракету, но когда стали предлагать варианты, оказалось, что всех это вроде как интересует, но к конкретике никто не перешел. Говорят: пока нас устраивает и на этих ракетах летать, другие нам не нужны. Все. Заказов в Российской Федерации на новую ракету нет. А суборбитальный проект отягощен очень серьезными рисками, и правовыми, и административными.

— Заказчиков для сверхлегких ракет нет в России, но мы же видим успешные примеры того, что сегмент сверхлегких ракет в мире развивается...

— Все сверхлегкие ракеты, которые мы видим, во-первых, в большинстве своем ориентированы на госзаказ, на оборонный заказ США. Во-вторых, они ориентированы на собственный рынок США и их сателлитов. В Российской Федерации этот рынок полностью недоступен, поэтому мы можем ориентироваться на некоторые коммерческие заказы за пределами России (они есть, но в очень малом количестве) и в самой стране. Так вот, некоммерческого негосударственного заказчика в России мы найти не смогли. Они вроде как есть, но когда начинаешь с ними говорить, они отвечают — ребят, ну вы там сделайте как-нибудь сами ракету, а мы может быть потом подумаем, брать ее или нет. Ни один инвестор в это вкладываться не будет.

«Мы не знали, что там голое поле»

— Но когда вы все начинали, наверняка искали ответы на эти вопросы?

— Я работал в ракетно-космической отрасли, и я с этими проблемами не встречался.

Очень много проблем, которые были в нашем суборбитальном проекте, в ракетно-космической отрасли просто не наблюдаются. Потому что там хитрый правовой порядок. Например, есть специальный порядок согласования новых космических комплексов на космодромах. Ни один комплекс не был введен в строй по общему порядку в России. Все было введено в строй по распоряжению правительства и куче подзаконных актов. То есть отдельные законы выпускались по космодромам, понимаете? Порядка не было.

И я хочу сказать, что очень многие в Роскосмосе тоже об этом узнали только после того, как мы с этими проблемами пришли. Они тоже думали, что все так и движется. Это как будто машина едет, и все окей, а потом оп, перестала. Смотришь, а там, оказывается, обезьянки крутили колеса. Ты говоришь — подождите, а я педали нажимал. А там обезьянки... Вот примерно такая ситуация. Причем тут обвинять не в чем людей. Мы же этого не делали ни разу. Мы приходим, а тут, действительно, голое поле буквально.

— И вы думали, что в голом поле можно построить космодром?

— А мы не знали, что там голое поле, понимаете?

Космодромы строились, ракеты строились, все делали. Никто не понимал, что эти риски будут.

Я, честно, работая в отрасли, не понимал. Проект несколько раз трансформировался. Сначала я думал, что отраслевые предприятия многое сделают, а мы займемся общим проектированием. Потом у нас открылись глаза, что, оказывается, не будут. Потом одни проблемы, другие, третьи.

— Вы думали, что отраслевые предприятия вам что-то сделают?

— Да, конечно. Я же работал на отраслевых предприятиях. У меня договоренности даже были, когда я переходил в этот проект. По двигателям, по изготовлению ракет с предприятиями отрасли в Воронеже. Там были готовы на коммерческой основе разрабатывать двигатель для суборбитального туризма. Но прошло время, мы стали согласовывать сроки и деньги, а у них свои задачи, им не интересно, они хотят создавать что-то свое, не то, что им нужно, и тому подобное. И сказали: «Да идите вы на фиг, у нас своих задач полно».

— Что в вашем проекте должно было быть вашей разработкой, а что — на аутсорс?

— Изначально мы должны были комплекс ракеты и аппарат, их элементы разработать сами. Договоренности такие предварительно были, но когда появился инвестор и деньги, все сразу сказали «иди ты нафиг, это же надо реально делать». И все, на этом все закончилось. Изначально мы думали, когда было падение спроса на «Протоны», что Центр Хруничева мог бы производить ракету. И был разговор с директором завода. Но мне сказали, что эта ракета будет стоить как «Протон», несмотря на то, что она меньше, легче и дешевле, потому что «Протонов» не будет, а вот за счет ракеты будем кормиться. Как думаете, к чему это приводит? К тому, что делать будем в другом месте. Вот такой был диалог.

Секретные документы

— Большая часть сообщений о «КосмоКурсе» в последнее время касалась проволочек и бюрократии с космодромом в Нижегородской области. Какую роль это сыграло?

— Большую роль сыграло. Если бы даже мы пошли размещать наш комплекс на космодроме Восточный, получили бы не меньше, а больше проблем.

— То есть в любой области, субъекте был бы одинаковый порядок?

— А это требование законодательства РФ, субъект ничего не может сделать.

— Есть какие-то акты, которые регламентируют строительство космодромов?

— Этого как раз практически нет. Есть последние два года ГОСТ на тему безопасности эксплуатации, а до этого было хуже. Есть общий порядок согласования сложных технических объектов, но космодромов там нет. Все почему-то пытаются найти там слово «космодром», но его там нет, и обращаются в Роскосмос. Земли космической деятельности, например, должны быть в федеральном пользовании по закону РФ о космической деятельности и земельному кодексу. Приходим к федералам и говорим, что земли должны быть в федеральной собственности, а те спрашивают, зачем они им, это же ваше частное.

Ну и все, такой разговор уже года три длится. И есть куча таких моментов.

— Вы сказали, что не получили от Минобороны документы на разработку ракеты. Что это за документы, что они должны были согласовывать?

— Это нормативы технической документации, которые прописаны в техническом задании, которое нам выдал Роскосмос. Там вписаны требования. Пилотируемая космонавтика, обслуживание ракет, космодромов и эксплуатация — они находятся в ведении Минобороны, исторически им принадлежали и до сих пор принадлежат. Минобороны по закону не имеет права эти требования никому выдавать, если этот кто-то не является заказчиком разработки. Других таких требований не существует, их надо писать.

— Человек не знающий мог подумать, что Минобороны должно было поделиться с вами какими-то секретами ракетных разработок, чтоб вы смогли их использовать в своей ракете, это не так?

— Эти документы секретные, они раскрывают, как сделать так, чтоб ракета не падала людям каждые пять минут на голову. Там написаны нормы, как это сделать, как отработать и прочее. Это действительно техническая документация, нормативная, конкретные требования. И куча таких документов секретных по линии Роскосмоса у нас есть. А есть документы, которые, так исторически получилось, принадлежат Минобороны. Они в части эксплуатации космодромов, космических систем, в части пилотируемой космонавтики. И в законе написано, что Минобороны их дает только в случае, если оно заказчик. Что естественно, понятно и логично.

— И вы узнали об этом не в начале работы?

— Конечно, не в начале! Нам дали, что могли. Мы же не знали, что Роскосмос не имеет никаких прав эти документы использовать. Роскосмос сам не знал. Знаете, почему они не знали? Потому что у них всегда есть Минобороны в заказчиках. У них эти документы есть, они даже об этом не задумывались.

— То есть это не вина конкретного злого человека в Минобороны?

— Это вообще ничья вина. Просто мы еще не прошли этот путь.

— Если говорить конкретно про структуру Роскосмоса, роль Роскосмоса, как они вам помогли и как не помогли?

— В том, что они могли сделать — они во всем оказали помощь. И по лицензированию, и по нормативной документации. Все остальные вещи, которые они не смогли нам сделать — они реально не могли, потому что, например, у них там не было нормативной документации. Они там и нормативку меняли частично, они нормы выписывали и меняли, и сейчас даже переделывают, и с космодромами пытаются разобраться. Они тоже там кругами ходят и не понимают, как найти этот кончик, за который потянуть и сделать. Они стараются. Как минимум они начали это делать, потому что это надо делать.

Это стало всем понятно. Это же не только проблема «КосмоКурса», что мы не имеем доступа. Когда они сунулись, то поняли, что не имеют права. Мы им на многие вещи глаза сами раскрыли.

Что будет дальше

— Многие смотрели на ваш кейс с надеждой. Сколько опытных конструкторов и выпускников вузов у вас работали?

— Около 50 человек работают сейчас.

— А что с ними будет дальше?

— Есть поручение подумать, как этот коллектив сохранить и использовать в работах Роскосмоса. Сейчас разговоры об этом ведутся, но пока окончательных договоренностей нет.

— Конструктора из каких предприятий в основном к вам приходили?

— Это все предприятия РФ перечислять. Из разных. Из Центра Хруничева, из РКК «Энергия», «Прогресс», с двигателестроительных, авиационных предприятий...

— А выпускники каких вузов?

— МГТУ им. Баумана, МАИ, МФТИ иногда заскакивал. Были и другие, из Санкт-Петербурга, Самары, Волгограда.

— До вас еще был неудачный опыт «Даурии», которая оступилась на отношениях с Роскосмосом. Какой бы урок могли вынести будущие частники?

— А что я частникам мог сказать? Не знаю. Искать пути развития. Есть разные частники. Есть компания «Спутникс», которая работает со спутниками — у них все хорошо. По ракетам — ну, я всем частникам сочувствую. Пытаться надо. Может быть, когда-нибудь что-нибудь получится.

— Получается, любой частник, который захочет сам либо с помощью других предприятий создавать ракетные двигатели, просто столкнется с той же проблемой с Минобороны, у которого он просто не получит разрешительной документации?

— Ну, может быть, ее через пять лет перепишет Роскосмос, что-то переделают. Но сейчас эта проблема есть. Либо Минобороны включать как заказчика — в этом, в принципе, ничего проблемного нет, им будет интересно. Если будет федеральный заказчик, и с космодромом порядок организует, и с нормативной документацией... Или ждать, пока в России это будет переделано, потому что есть же у нас инструменты отмены государственных актов.

Сейчас многое меняется. Остается ждать, пока этот процесс дойдет до этих вещей, и заниматься чем-то другим.

У нас не так много компаний, групп, специалистов, которые по ракетам вообще специализируются. Есть люди, которые что-то в гараже пилят, на уровне двух болтиков и газовой горелки. Но они пока дойдут до того, что им понадобится нормативная документация для разработки, для испытания ракеты, наверное, к тому моменту уже все в лучшую сторону изменится. Но если кто-то серьезно будет работать, они, конечно, в это упрутся. Просто мы дошли до этого этапа. Другие не дошли. У «КосмоКурса» есть лицензия Роскосмоса, лицензия ФСБ. Назовите мне хоть одну компанию по ракетам в России, которая получила лицензию Роскосмоса хотя бы. А требования там простейшие.

Я бы ждал частников, которые бы могли это поддержать и развивать, но я пока таких не вижу. Мы же в одиночку перлись. В одиночку прошибали лбом.

Мы первые лицензию получили на свой проект, после этого появился нормальный порядок получения лицензии. Но ни один частник в это больше не полез. Никто еще не нашел нормальных инвесторов и не попытался создать нормальный коллектив. Вот это меня очень огорчает.

— Какие дальше ваши личные планы?

— Сейчас самая главная задача — сохранить коллектив в рамках Роскосмоса.

Если меня попросят или пригласят в рамках коллектива дальше заниматься вопросами выведения ракет-носителей, я бы с удовольствием взялся.

Есть наш коллектив, который еще трудоспособен, и есть задача его передать в Роскосмос. Это главная задача. Если меня пригласят участвовать в разработке вместе с этим коллективом, я бы согласился. Если нет, буду дальше думать.

Источник: https://www.gazeta.ru/science/2021/04/06_a_13549028.shtml

Это сатирический памфлет, выполненный в стиле литературы абсурда. Выбор столь редкого в наше время жанра неслучаен. На страницах книги автор мастерски пародирует и даже как будто соревнуется с прототипами героев романа в искусстве гротеска и фантастических нелепиц. Произведение адресовано широкому кругу читателей и узкому кругу радиослушателей. Сам жанр романа носит ироническое название – мегакомикс.

Казалось бы, писатель не щадит никого, и материалом для его бурлеска и фарса становятся и свои, и чужие, и друзья, и враги. Однако в фокусе его внимания находится главный герой – Александр Глебович Невзороф, «Санька-лудильщик», он же внеочередной президент России, предварительно пропущенный Макаревичем через мясорубку, нобелевский лауреат, владелец талона на бесплатное питание в ресторане «Гельвеций», один из братьев Карамазовых (они же Каракозовы), старший брат Смердякова, который был «краше Невзорофа лицом и добрее сердцем» и поэтому отбил у него ведущую «Эха Москвы» Ольгу Журавлеву. Все это лишь малая толика «метаморфоз» Невзорофа, вполне сопоставимых с овидиевскими – с той разницей, что непредубежденный читатель, обладающий чувством юмора, будет на каждой странице сопровождать их взрывами саркастического хохота.

Безусловно, это раблезианский роман-оружие, сбивающий спесь с «королей русофобии». Либералы из «Эха» растерялись, они не знают, что на это можно ответить, как нейтрализовать. Но ответный удар – через захват прохановского фейсбука – уже последовал. Война объявлена.

Источник: https://izborsk-club.ru/13874

К постановке проблемы

Солидарная идентичность граждан считается условием поддержания согласия в обществе и целостности государства. В современных условиях, когда в разных странах растет запрос на право решать свою судьбу, свободно выбирать пути развития, ее значение особенно велико. В России позитивная гражданская идентичность особенно важна в связи с пережитой, но не забытой людьми потерей идентичности советского времени и возросшим внешнеполитическим напряжением.

Укрепление российской гражданской идентичности ставится задачей и одним из направлений деятельности в Стратегии государственной национальной политики на период до 2025 г. Потребность в солидарности осознается не только руководством страны, она является и естественным запросом общества. Не случайно 1990-е годы, когда понятия «российская нация» и «гражданская идентичность» не фигурировали в доктринальных документах, выступлениях президента РФ, его обращениях к Федеральному собранию (они появились с 2000 г.), более половины населения во время опросов по общероссийской выборке отвечали, что они чувствуют себя гражданами России [Данилова, 2000; Данилова, 2001; Российская… с. 82].

В 2000-е годы в Посланиях Федеральному собранию Президента РФ используются понятие «нация» в общероссийском значении и его производные [1]. На рабочей встрече по вопросам межнациональных и межконфессиональных отношений в 2004 г. В. Путин прямо отмечал: «… мы имеем все основания говорить о российском народе как о единой нации. Есть … нечто такое, что нас всех объединяет. … Это наша историческая и наша сегодняшняя реальность тоже. Представители самых разных этносов и религий в России ощущают себя действительно единым народом» [Путин].

В 2012 г. в Стратегию государственной национальной политики на период до 2025 г. введены понятия «многонациональный российский народ» (российская нация), «гражданская идентичность». Естественно, они стали входить в образовательные курсы, появились в школьных программах, звучат в политическом дискурсе. Общероссийская идентичность – это и формируемое представление, и чувства, и нормы поведения.

Социологи, политологи, историки в методологии используют концепцию М. Вебера «о массовых субъективных убеждениях», «субъективной вере», ценностях, которые могут становиться опорой интеграции общества [Weber]. Обращаясь к ценностно-нормативной концепции Э. Дюркгейма и Т. Парсонса, изучая идентичности как восприятие социальной реальности, ученые опираются на конструктивистское направление. Отрадно, что после интервью Томаса Лукмана журналу «Социология и социальная антропология» [Интервью… с. 8] упрощенное представление о конструктивизме стало встречаться реже, и есть понимание, что сами авторы конструктивизма опирались на идеи антропологических работ К. Маркса, социологического объективизма Э. Дюркгейма, понимающей исторической социологии М. Вебера, а основанием предложенного Т. Лукманом и П. Бергером синтеза «является феноменология жизненного мира, разработанная [Э.] Гуссерлем и [А.] Шютцем» [Там же]. Этот вывод ориентирует нас на понимание того, что успешными могут быть только те идеи, которые основаны на повседневном «жизненном мире» людей. Из этого мы исходили, интерпретируя и данные социологических опросов при изучении представлений людей об их идентификации с гражданами России. Вряд ли все, кто во время Олимпиады или Чемпионата мира по футболу скандировал «Россия, Россия!», читали Стратегию государственной национальной политики или даже послания президента РФ Федеральному собранию с точки зрения присутствия в них идеи российской гражданской идентичности, но они чувствовали ее. Так же, когда нашу страну представляют в негативном образе, это вызывает эмоциональные переживания у большинства россиян.

Идентичность, как принято считать в социологии и психологии, содержит три компонента: когнитивный – содержательные представления, эмоциональный и регулятивный (готовность действовать во имя сложившихся представлений и переживаний). Какие-то компоненты более внешне конструируемы, а какие-то формируются спонтанно на основе мотивационных потребностей людей. Известна концепция политического психолога А. Маслоу, который, кроме физиологических потребностей и потребности в безопасности, выделял потребности людей в человеческой общности и в уважении, а его последователи также установили стремление к достоинству [Maslow; Агеев, с. 104].

Мы напоминаем об этом потому, что целью статьи является рассмотрение изменений в российской идентичности не только в целом по стране, но и в регионах. Именно в региональном и этническом варианте российской идентичности мотивационные факторы имеют главное объясняющее значение.

Понимание российской гражданской идентичности

Вокруг понимания российской идентичности не прекращаются научные споры, которые имеют политическое и этнополитическое звучание. Фокусируются они прежде всего вокруг трех проблем: можно ли эту идентичность называть гражданской, какие в ней главные солидаризирующие смыслы и означает ли общероссийская гражданская идентичность замену этнической идентичности.

В начале постсоветского периода, когда утрачивалась советская идентичность, практически не было сомнений в том, что вместо советской у нас будет гражданская идентичность. В тексте Конституции 1993 г. содержались смыслы, позволяющие следующим образом трактовать общность, которая будет отражаться в гражданской идентичности сограждан. В Конституции утверждались «права и свободы человека, гражданский мир и согласие», незыблемость демократической основы России, «ответственность за свою Родину перед нынешними и будущими поколениями». «Носителем суверенитета» и единственным источником власти в Российской Федерации, говорится в Конституции, является ее многонациональный народ (Ст. 3, п. 1). Когда в 2000-е годы государство стало активно формировать российскую идентичность, со стороны либерально мыслящих интеллектуалов стали высказываться сомнения. Автор книги «Между империей и нацией» [Паин] Э.А. Паин задавал вопрос, можно ли называть российскую идентичность гражданской, если нельзя сказать, что политическая, гражданская нация у нас сформировалась. (Симптоматично и название его книги.) Обсуждение продолжается, и оно идет не только применительно к нашей стране [Калхун; Primoratz; Westle].

Обобщая разработку идентичностей в Проекте под руководством И.С. Семененко [Идентичность…], С.П. Перегудов писал, что гражданская идентичность людей проявляется в их следовании принципам и нормам правового государства и демократического политического представительства, в осознании ими своих гражданских прав и обязанностей, ответственности за дела в обществе, свободы личности, признании приоритета общественных интересов перед узкогрупповыми [Там же, с. 163]. Конечно, не все люди в странах, считающихся демократическими, целиком разделяют и соблюдают все нормы и ценности гражданского общества. Не случайно в Европейском социальном исследовании (ESSI), так же как и в Евробарометре, использовались не все индикаторы гражданской идентичности, и их набор менялся [Standard…]. Не все граждане, а лишь половина в каждой из 28 государств ЕС считают, что люди в их странах имеют много общего. Но в целом, как полагают исследователи, в обозримой перспективе на Западе, в том числе в Европе, именно за политической, государственно-страновой идентичностью сохранится значимость одной из самых важных групповых идентичностей [Schatz, Staub, Lavine; Калхун; Primoratz].

Глубинные исследования гражданских элементов в российской идентичности нам еще предстоят. Но какие-то из этих элементов уже включались в опросы и будут проанализированы.

При подготовке Стратегии государственной национальной политики в 2012 г. и обсуждении ее корректировки в 2016‒2018 гг. представители республик и активные защитники русской идентичности высказывали опасения в отношении подмены этнонациональной (этнической) идентичности российской. Способом снять эти опасения стало включение в цели и приоритетные направления государственной национальной политики формулировки: «укрепление единства многонационального народа (российской нации), сохранение и поддержка этнокультурного многообразия».

Сложно обсуждался вопрос о смыслах, которые объединяют граждан страны в общероссийскую общность, отражающуюся в идентичности. При обсуждении реализации Стратегии государственной национальной политики на заседании Совета по межнациональным отношениям 31 октября 2016 г. предлагалось подготовить закон о российской нации. В связи с этим высказывалось мнение о русской нации как основе национального государства. Обосновывалось оно тем, что единство нашего общества основано на русской культуре, русском языке и исторической памяти, а государство и территория, которые лежат в основе политической нации, основу «патриотической лояльности» составить не могут. «Гражданство Российской Федерации существует после 1991 г., в то время как культура, история соединяют поколения» [Нужен ли…].

Иногда приводят аргумент, что за рубежом всех, кто приезжает из России, называют русскими. Подобным образом приезжающих к нам (и в другие страны) шотландцев или уэльсцев называют не британцами, а англичанами, хотя официально они граждане Великобритании. Такая же ситуация с испанцами. Басков, каталонцев называют нациями (представители баскского и каталонского движений), но они, как и кастильцы, входят в испанскую нацию.

В 2017‒2018 гг. были подготовлены предложения для внесения в Стратегию государственной национальной политики на период до 2025 г. [2] Среди них «основные определения, которые используются в Стратегии…», предложенные Научным советом по проблемам этничности и межнациональным отношениям при Президиуме РАН и учитывающие последние теоретические и эмпирические разработки академических институтов.

Российская нация определяется как «сообщество свободных, равноправных граждан Российской Федерации различной этнической, религиозной, социальной и иной принадлежности, осознающих свою государственную и гражданскую общность с российским государством, приверженность принципам и нормам правового государства, необходимость соблюдения гражданских прав и обязанностей, приоритета общественных интересов над групповыми».

В соответствии с этим гражданское самосознание (гражданская идентичность) – «осознаваемое гражданами чувство принадлежности к своей стране, ее народу, государству и обществу, ответственность за дела в стране, представления о базовых ценностях, истории и современности, солидарность в достижении общих целей и интересов развития общества и российского государства».

Таким образом, наша российская идентичность многосоставная, она включает государственное, страновое, гражданское самосознание, представления о многонациональном народе, социальной, исторической общности. Она основывается на общих ценностях, целях развития общества и солидарности.

Естественно, все эти составляющие в той или иной мере присутствуют, когда люди определяют свою российскую идентичность. Но в общероссийских опросах и опросах в субъектах федерации, в среде конкретных национальностей, они проявляются по-разному. Общероссийская идентичность, как и все другие социальные идентичности, динамична, на нее влияют события и люди. Согласно подходам Э. Гидденса, Дж. Александера, П. Штомпки, П. Бурдье, мы рассматриваем соучастников взаимодействий в различных «полях». Поэтому важно показать общие тенденции в восприятии российской гражданской идентичности и особенности, которые проявляются в различных регионах страны, в субъектах федерации с разным этническим составом населения.

Эмпирической базой для анализа являются результаты общероссийских опросов Института социологии ФНИСЦ РАН за 2015‒2017 гг. [3], а также результаты репрезентативных опросов в субъектах федерации (Астраханская область, Республика Башкортостан, Калининградская область, Республика Карелия, Москва и Московская область, Республика Саха (Якутия), Ставропольский край, Республика Татарстан, ХМАО), проведенных в 2014‒2018 гг. Центром исследования межнациональных отношений Института социологии ФНИСЦ РАН [4]. Для сравнений также использовались данные опросов ВЦИОМ по заданию ФАДН в 2016‒2017 гг. В ряде случаев мы привлекаем результаты исследований, которые проводились учеными в регионах, оговаривая возможности их сопоставимости. В ходе общероссийских и региональных опросов, проводившихся Институтом социологии ФНИСЦ РАН, нами брались глубинные интервью у экспертов, специалистов, общественных деятелей, представителей ряда профессий. Некоторые из них приводятся ниже.

В исследовании мы реализуем подход сравнительной социологии. Сравниваются российская идентичность и степень ассоциированности респондентов с ней в областях с преимущественно русским населением, а также в республиках с разным уровнем представленности русских и жителей других национальностей, дающих название республикам. Социально-культурный подход используется при сравнении российской гражданской идентичности русских, живущих преимущественно в своей и инокультурной этнической среде, а также при сравнении этой идентичности у русских и людей других российских национальностей.

В понимании идентичности с точки зрения социальной психологии мы опираемся на идеи Э. Эриксона о стратегии поддержания самоотождествления, включенности ее в социальные контексты, культурные ценности, в значимость идеологии [Erikson]. Используются выводы Дж. Мида о формировании идентичностей в процессе межгруппового взаимодействия, Г. Тэджфела и Дж. Тернера – о значении в этом процессе межгруппового сравнения [Mead]. Также мы солидаризируемся с Р. Брубейкером в понимании разной интенсивности и массовости групповой идентичности в повседневной практике [Брубейкер, с. 15-16].

Общероссийское измерение российской идентичности

Исторический психолог Б.Ф. Поршнев писал: «… субъективная сторона всякой реально существующей общности… конституируется путем двуединого или двустороннего психологического явления, которое мы обозначили выражением «мы» и «они»: путем отличия от других общностей, коллективов, групп людей вовне и одновременно уподобления в чем-либо людей друг другу внутри» [Поршнев, с. 107].

Очевидный предмет исследования в российской идентичности – насколько в каждый исторический период, в конкретной ситуации она формируется за счет отличения, сопоставления или даже противопоставления себя с другими; определения, кто эти другие («они») и за счет чего идет взаимопритяжение, сплочение «мы».

Идентичность россиян в 1990-е годы называют кризисной [Гудков] не только потому, что происходила рекогносцировка привычных опор внутреннего взаимопритяжения, но и по причине усиления враждебности к «иным», которыми становились часто наши бывшие соотечественники, те, что вышли из Союза. Только в 2000-е годы с укреплением государства, привыканием к его изменившемуся статусу, новому очертанию границ стал проходить «культурный шок» (как образно выразился, характеризуя состояние людей в постсоветских государствах, Петр Штомпка) и начали восстанавливаться элементы позитивной идентичности.

К середине 2010-х годов российская идентичность была, по общероссийским опросам, у 70‒80% [5].

Индикатором для измерения общероссийской гражданской идентичности являлись ответы респондентов на вопрос, который задавался в форме проективной ситуации: «Встречая в жизни разных людей, с одними мы легко находим общий язык, чувствуем их своими, другие же, хоть и живут рядом, остаются чужими. О ком из перечисленных ниже людей Вы лично могли бы сказать «это – мы»? С кем Вы чувствуете связь часто, иногда, никогда?».

И далее шло перечисление наиболее массовых коллективных идентичностей: «с людьми Вашего поколения»; «с людьми той же профессии, рода занятий»; «с гражданами России»; «с жителями Вашего края, республики, области»; «с теми, кто живет в Вашем городе, селе»; «с людьми Вашей национальности»; «с людьми того же достатка, что и Вы»; «с людьми, близкими Вам по политическим взглядам».

Этот вопрос был впервые сформулирован Е.И. Даниловой и В.А. Ядовым еще в 90-е годы [Данилова, 2000; Ядов] и впоследствии в такой или несколько модифицированной, но сходной по содержанию формулировке задавался в других исследованиях Института социологии РАН (с 2017 г. Институт социологии ФНИСЦ РАН), НИУ ВШЭ, в 2017 г. ‒ в опросах ФАДН‒ВЦИОМ.

С 2005 по 2018 г. доля ощущающих связь с гражданами России выросла с 65% до 80‒84%. По данным перечисленных научных центров гражданская идентичность была самой динамичной, она выросла на 19 процентных пунктов, в то время как другие коллективные идентичности – этническая, региональная ‒ на 6‒7 пунктов. Особенно заметно росла доля тех, кто часто ощущает связь с гражданами России.

Два обстоятельства оказывали влияние на массовое сознание. Очевидным было воздействие СМИ, которые постоянно стимулировали сравнения «мы – они» применительно к Украине, мотивировали оборонные настроения в связи с событиями в Сирии и осложняющимися отношениями с США и Евросоюзом. Внутренняя ассоциативность стимулировалась событиями Олимпиады, воссоединением с Россией Крыма, спортивными соревнованиями, особенно Чемпионатом мира по футболу.

Результаты опросов дают возможность проанализировать представления самих россиян о том, что их объединяет. По данным Всероссийского мониторингового опроса Института социологии РАН в 2015 г., людей как граждан России объединяет прежде всего государство – 66% ответов; потом территория – 54%; 49% называли общий язык; 47% ‒ пережитые исторические события; 36‒47% – элементы культуры – праздники, обычаи, традиции. Это, повторим, данные общероссийского опроса, следовательно, большинство ответивших (более 80%) – русские. Естественно, язык имеется в виду русский.

Выбор государства и территории легко объясним, поскольку российская идентификация для немалой части людей – идентификация страновая. Некоторые исследователи вообще изучают и интерпретируют ее как страновую. Об этом можно судить по докладу М.Ю. Урнова на традиционной годичной конференции Левада-Центра в 2017 г., содержавшему результаты изучения учеными НИУ ВШЭ идентификации со страной студентов наиболее престижных вузов Москвы и Принстонского университета США. Опросы проводились Южным федеральным университетом, задавался вопрос: «Насколько Вы чувствуете связь с Вашими регионом, страной?» Ответы интерпретировались как свидетельство общероссийской идентичности [Национальная…].

Такая интерпретация встречается, но несомненна и идентификация с государством ‒ достаточно четкая не только по ответам в массовых опросах, но и по материалам интервью: «Хотят признать себя россиянами, значит, частью государства … Я не думаю, что найдется много таких людей у нас, кто сказал бы «Я себя идентифицирую вне своего государства». Мы хотим признать себя равноправными гражданами страны … народ в смысле государственного, территориального сообщества». Это мнение специалиста, работающего в правовой сфере (Москва), но примерно так же высказывался и общественный деятель (в Москве): «Мне кажется, что большинство людей понимает термин «общероссийская гражданская нация» … как гражданскую принадлежность. Государство и является скрепой всего многообразия. Государство предоставляет равные права, возможности …». Этнополитолог, знающий материалы прессы и результаты социологических опросов, полагал, что «если респондент причисляет себя к российской нации (осознает), он рассуждает о себе как об участнике согражданства … они верят, что государство принадлежит им и проявит уважение к ним как к своим гражданам … имеет значение и название государства». Специалист-социолог, работающая с данными массовых опросов и фокус-групп: «Россиянами вроде все себя считают, но большая часть, кроме каких-то сложившихся стереотипов, честно говоря, не всегда называют. Гражданская компонента в первую очередь … это ощущение себя в качестве гражданина государства».

В интервью с экспертами в регионах основной лейтмотив тоже – гражданство в государстве. Государственная доминанта в идентификационной матрице дает основание считать нашу российскую идентичность государственно-гражданской. Однако надо иметь в виду, что само государство воспринимается у нас неоднозначно. Уровень доверия президенту остается достоверно высоким, хотя и меняется в зависимости от событий в стране, но правительству доверяет 37‒38%, законодательным и судебным властям еще меньше ‒ 21‒29%. Гражданская же составляющая идентичности по стране в целом (ответы о чувстве ответственности за судьбу страны) – 29‒30% [6].

Сложнее объяснить невысокие идентификаторы по историческому прошлому и культуре в общероссийских опросах. Проще всего связать такую идентификацию с тем, что люди живут настоящим, а не прошлым, особенно молодежь. Тоска по прошлому, в толковании социально-политических психологов, – свидетельство неблагополучия в общественных настроениях. Но это лишь частичное объяснение.

Ю.В. Латов в статье, опубликованной в журнале «Полис», сделал ряд любопытных наблюдений относительно оценок нашего прошлого. Вслед за Г. Кертманом [Кертман] он фиксирует, что, в отличие от 80‒90-х годов, когда в центре общественного внимания была оценка событий времен И. Сталина, в последние 10‒15 лет «войны памяти» идут вокруг событий последних лет существования СССР, отчетливее фокусируемых в массовом сознании как «брежневские времена». Историками и политологами они интерпретируются как времена «застоя», а в оценках обычных людей [7] характеристики жизни того времени «имеют черты едва ли не “потерянного рая”» в сравнении с временами В.В. Путина. Но если бы советским людям в 80-е годы «сообщили, что они будут жить в личных квартирах, что в магазинах исчезнет дефицит, что у большинства будет возможность хотя бы раз в несколько лет ездить на отдых за границу, что даже у детей будут карманные телефоны, то это воспринималось бы как очередное обещание “коммунизма”» [Латов]. Трансформация исторической памяти определяется мифологизацией и далекого, и недавнего прошлого, связанной с политическими интересами элит (Э. Смит, В. Шнирельман). От этого у нас непредсказуемым становится не только будущее, но и прошлое. «Непредсказуемое прошлое» – так назвал свою книгу академик Ю.А. Поляков, чья жизнь охватила и советское время, и немалую часть постсоветского периода.

Есть и объективные основания для разного восприятия исторических событий – не только возрастные, но и социально-экономические, материальные, социально-статусные. На материалах социологических исследований видно, что ностальгия по прошлому в значительной мере отражает протестные настроения людей малообеспеченных, пожилых. Оценка исторического прошлого может не только объединять, но и разъединять. Поэтому невысокие показатели исторического прошлого как фундамента российской идентичности в восприятии наших граждан вполне объяснимы. Изучение динамики этого показателя целесообразно как с точки зрения характеристики общественных настроений, так и с точки зрения формирования исторической памяти, если анализ ведется на основе объективных событий и достоверных фактов, их оценках.

Не так просто интерпретировать ответы респондентов о культуре как объединяющем факторе. Культура понимается в разном значении не только учеными разных направлений знания, но и широкими кругами населения. Для одних это нормы поведения, для других – искусство, литература, для третьих – традиции, памятники исторического наследия. Политологи могут позволить себе говорить: «Нас объединяет культура», но что они имеют в виду, каждый будет понимать по-своему. Для выяснения этого несомненного компонента идентификации с сообществом социологи должны ставить вопросы так, чтобы они понимались однозначно. Поэтому на основе пилотных (экспериментальных) опросов были выделены конкретные элементы культуры: государственные праздники, символы (флаги, гимн, герб, памятники и т.п.), народные традиции.

Нераскрытое понятие культуры как солидаризирующего идентификатора в опросах набирает больше сторонников (в приведенном интервале 37‒47%), при раскрытии этого понятия ‒ сторонников меньше. В ходе свободных, полуструктурированных интервью респонденты находили разные обоснования своих затруднений. Одно из них ‒ политизированное восприятие культуры: «Нуриев… ему хотят памятники ставить, а он уехал от нас, там оставил свои достижения» (представитель русской культурной организации в Уфе). «Памятник Ермолову ставят, потом его разрушают, потом восстанавливают. Для русских, конечно, он генерал – победитель, а для черкесов?» (специалист-преподаватель в Краснодаре). Другое затруднение – социально-демографическое разнообразие восприятия культурных событий, явлений: «Какая культура нас объединяет? Трудно сказать – одни вон в костюмах с бабочками на передаче «Что? Где? Когда?», а у меня только спортивный костюм» (представитель общественного объединения в Калининграде). «День победы для всех нас, большинства – праздник, конечно. Но бабушка, мама – они переживают, даже иногда плачут, а для нас, молодежи, это просто праздник, гулянье, песни даже если поем, какие? Веселые, победные». «Культура прошлого? Да, конечно, Толстой, Пушкин, Достоевский, Чайковский – это объединяет, но только того, кто литературу, музыку знает» (магистрант-социолог, Москва).

Эксперт-журналист (Москва): «Массовое «мы» отстраивается в сочетании с историей… Язык тоже чрезвычайно важная вещь… Да, это конечно, Чайковский, Достоевский, Чехов, Большой театр. Это культурный пласт, который объединяет. Печалит, когда люди пытаются сформулировать, почему они общность, слишком часто говорят: «Да, мы – это не они». И дальше: «… вот эти плохие, те ‒ плохие». Увы… Величие наше меряется в килотоннах ядерной энергии, количестве штыков. Но есть культура, она единственное, что является сущностным».

Как видим, за итоговыми цифрами массовых опросов множество разнообразных, хоть нередко и стереотипных мнений. Анализируя и те и другие данные, мы ищем объяснения сложных проявлений в массовом сознании важных для общества интегрирующих представлений и ценностей.

Располагая данными сопоставимых общероссийских опросов и опросов в регионах, покажем теперь, чем различаются представления о российской идентичности в разных по этническому составу населения регионах.

Региональное и этническое своеобразие в общероссийской идентификации

Естественно, общероссийские данные об идентификации опрашиваемых с остальными гражданами России и данные в разных регионах и субъектах федерации отличаются.

В середине первого десятилетия 2000-х годов, по данным Европейского социального исследования (ЕСИ), идентификация с гражданами России фиксировалась по стране у 64% населения, а по регионам колебалась от 70% в Центральном и 67% в Поволжском федеральных округах до 52‒54% в Сибири [Российская… с. 22].

Исследований, которые бы фиксировали общероссийские и сопоставимые репрезентативные региональные данные (по всем регионам) об идентификации с гражданами России, пока не проводилось. Общероссийские опросы, охватывающие даже более 4 тыс. респондентов, не дают репрезентативных данных по субъектам федерации. Поэтому для представительства ситуаций в регионах мы используем данные тех региональных опросов, в которых задавались сопоставимые вопросы. По данным общероссийских опросов Института социологии РАН и Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (RLMS-HSE), распространенность российской идентичности в 2013‒2015 гг. в целом достигала 75‒80%, а доля людей с ассоциативной, актуальной идентичностью такого плана (ответивших, что часто ощущают связь с гражданами России) составляла 26‒31%.

В оценке общероссийской интегрированности общественное внимание обычно больше привлекают республики. Мы специально рассмотрим именно те республики, где в 1990-е годы были элементы отклонений в законодательстве, проявления национальных движений. Проведенные в 2012 г. и 2015 г. в Саха (Якутии) репрезентативные опросы показали, что гражданская идентичность в этой республике была не ниже общероссийских показателей (в какие-то годы даже чуть выше) ‒ 80‒83%; в Башкортостане в 2012 г. выбрали ответ «мы ‒ граждане России» до 90% опрошенных, в 2017 г. – чуть больше 80%; в Татарстане об ощущении связи с гражданами России заявили в 2015 г. – 86%, в 2018 г. – 80%.

По оценкам наших коллег, представленных осенью 2018 г. на конференции, посвященной 50-летию этносоциологии в Казани, репрезентативные региональные исследования в Мордовии и Чувашии зафиксировали российскую гражданскую идентичность не ниже общероссийских данных.

На Юге России, в Кабардино-Балкарии, в той или иной мере с гражданами России ассоциировали себя в 2015‒2016 гг. до 60%; в Адыгее – 71% [8].

В 2018 г. мы проводили репрезентативный опрос в одном из самых экономически благополучных регионов с доминирующим русским населением, но высоким притоком мигрантов, – Ханты-Мансийском автономном округе—Югре. Здесь очень распространена региональная идентичность, но и российская составляет– 90%. Между тем в Ставропольском крае соответствующие данные едва дотягивали до общероссийских [Российская… с. 22]. Отметим, что и по ощущению жителями сильной связи с остальными гражданами России показатели республик не намного отличались от средних по стране данных. А когда отличались, то нередко даже в лучшую сторону. В Саха (Якутии) о сильной связи говорили чаще на 9‒14 процентных пунктов (в 2012, 2015 г.), в Татарстане ‒ почти на 17 процентных пунктов (в 2018 г. ‒ 46,7%), чем по России в целом (30%).

Таким образом, не сепаратистские настроения в прошлом, а нынешняя социально-экономическая и социально-политическая ситуация в регионах определяет ощущение у людей связи с большой Родиной, гражданами страны. В Башкортостане и Татарстане на некоторое снижение доли ощущающих связь с российской идентичностью в 2017‒2018 гг. повлияла ситуация, связанная с прокурорскими проверками в школах, отменой обязательного изучения государственных языков республик. В Саха (Якутии) российскость связывается с выполнением федеральным центром северного завоза, строительством либо отменой строительства запланированных ранее объектов (мостов, железнодорожных сетей и т.д.). Российская идентичность в этих республиках, заметно превышавшая общероссийские показатели, приблизилась к общероссийскому уровню.

Там же, где социально-экономические трудности накладываются на межэтнические противоречия, в неурегулированности которых местное население видит недоработку федерального центра (как, например, в Кабардино-Балкарии), снижается ощущение связи с общероссийской общностью.

В чем реально отличается российская гражданская идентичность в республиках, так это в силе солидаризирующих признаков. Как уже упоминалось, по общероссийским данным, самым сильным признаком было государство (66% ответов). В республиках этот признак доминирует еще больше: в Саха (Якутии) – 75% ответов, в Татарстане и Башкортостане – 80‒81%. При этом среди башкир, татар, якутов доминанта этого интегрирующего фактора более заметна, чем среди русских в республиках.

В республиках несколько чаще называют как солидаризирующий признак и общую территорию – 57‒58% (при 54% в РФ). В большинстве республик до 95% населения и более хорошо знают русский язык, но как объединяющий признак его называют, так же как и культуру, заметно реже, чем государство и территорию. В Башкортостане, например, его назвали 24‒26% башкир и татар. В Саха (Якутии) ‒ четверть якутов и 30% русских.

Язык, история, культура – основные солидаризаторы в этнической идентичности народов. Но в общероссийской идентичности в республиках «войны исторической памяти» накладывают отпечаток на распространенность этих признаков как объединяющих. Среди якутов их называло не более четверти опрошенных, среди башкир, татар в республиках ‒ не более трети. Во время свободных интервью наши респонденты находили этому объяснение. Журналистка, работающая в этнополитической тематике, говорила: «Даже среди русского большинства иногда люди думают, что российскостью хотят сделать их унифицированными. Но это страшилка. У представителей других национальностей чувство, что они россияне, ярко выраженное. Я с ними общаюсь, вижу это. Они этим гордятся. Но ведь у них есть и своя культура, своя история каждого народа. Что из этого входит в общероссийскую историю – об этом у каждого свое представление. Объединяющее в культуре, конечно, что-то есть – праздники государственные, Пушкин – «наше все». Общественник из Уфы затруднялся выделить что-то из башкирской культуры, что могло бы объединять все национальности в России: «Каждый народ считает каких-то своих деятелей культуры великими, но именно своей культуры. Хотя понимают, что для других они совсем не будут такими. И что же тогда объединяет нас в культуре – любовь к Рахманинову или Моцарту, Бетховену – но они же мировые классики».

Эксперт-культуролог (Казань) утверждал, что «в советский период у нас в общую культуру входила сконструированная плеяда деятелей – к русским великим подсоединяли Хачатуряна, Гамзатова, Айтматова, создавали букет, который входил даже в школьные программы. Теперь такого нет. Может, это хорошо, что не навязывают, но и плохо, даже старый багаж теряем, девальвируем иногда, а нового не накапливаем, хотя и телевидение, и радио есть, и Интернет». Специалист в области межнациональных отношений (Москва): «Я думаю, что российскую нацию надо растить на общей истории всех народов Российской Федерации, общих целях и задачах и совместных победах, праздниках, в том числе национальных. Это дело… очень многих лет». Общественный деятель (Карелия): «Потребность принадлежности к чему-то большому, объединяющему должна появиться… Это чувство вот какой-то культурно-исторической общности, корней, традиций… Об этом надо думать и русским, и всем людям других российских народов… Много спорного, только надо уметь договариваться».

Сложность формирования общей объединяющей истории и культуры, естественно, понимают и специалисты, и власть. Не случайно так сложно было создавать школьные и вузовские учебники по истории. В этой области есть споры и какое-то движение, а вот в сфере культуры, кроме языка, продвижения в осознанном формировании представлений о развитии культурного наследия заметно меньше. Реставрируются памятники культуры, проводятся концерты и выставки в память о выдающихся деятелях культуры, но как объединяющая озвучивается только праздничная культура.

Общегражданский признак – ответственность за дела в стране. В республиках, где проводились репрезентативные опросы, его называли не реже, чем в общероссийских опросах, а в Саха (Якутии) даже чаще (50% и более). Причем саха-якуты и русские солидарны в этих чувствах. Нет практически различий по этому идентификатору между татарами и русскими в Татарстане (34%, 38% соответственно), между башкирами и русскими в Башкортостане (36% и 34% соответственно).

В силу ограниченности возможностей представить в рамках статьи все сюжеты, связанные с региональными особенностями идентичностей, мы не остановились на своеобразии иерархии российских региональной и локальной идентичностей в субъектах федерации. Отметим лишь, что при всем их разнообразии основной тренд в 2000-е годы был направлен на совместимость.

Сильная региональная идентичность, будь то в Калининградской области, Саха (Якутии) или Татарстане, была результатом прежде всего деятельности региональных элит и преподносилась через ощущение значимости данного пространства для страны. В Калининграде нам часто говорили: «Мы – лицо России для Запада»; в Казани: «Мы – достаточно быстро развивающийся регион России»; в Ханты-Мансийске: «Мы – энергетическая база безопасности страны». Конечно, соблюдение баланса российской и региональной символики дело непростое и требует постоянного внимания и изучения.

Некоторые выводы

Консолидирующая общероссийская идентичность по-прежнему обсуждается учеными и политиками, но она существует и как реальная социальная практика в сознании граждан России.

Привычные представления прошлого остаются неизжитыми, люди не перестали ассоциировать с нацией свою этнокультурную отличительность, поэтому в доктринальном пространстве остается консенсусное определение «многонациональный народ России (российская нация)», то есть термин «нация» имеет здесь двойной смысл.

Не менее важная проблема ‒ на какой основе формируется российская идентичность. Этнокультурная идентичность имеет основой язык, культуру, историческое прошлое. Как показывают результаты репрезентативных опросов, российская гражданская идентичность базируется прежде всего на представлениях о государственной и территориальной общности. Историческая память и культура реже ассоциируются с общероссийской идентичностью в силу критического осмысления советского и досоветского прошлого и исторических представлений каждого народа, не все из которых осмысливаются как общероссийские.

В силу высокой значимости государства как основы лояльности россиян, на органах государственной власти лежит высокая ответственность за поддержание доверия между гражданами и властью, обеспечение справедливости и благосостояния в обществе.

В последние два года особенно очевидным стало формирование российской идентичности за счет сравнений «мы» и внешних «они» в негативном содержательном наполнении (Украина, США, Евросоюз). В такой ситуации для поддержания хотя бы нормального баланса особенно важным будет наполнение образа «мы» позитивным содержанием. Очевидно, что одних спортивных побед, которые поддерживают эмоциональный компонент идентичности, недостаточно. В поддержании позитивного баланса нужны усилия и государства, и гражданского общества. При этом даже ясные теоретически вопросы необходимо реализовывать на практике с учетом возможного в современных условиях.

Примечания:

1. В Послании Федеральному собранию Президента РФ в 2000 г. понятие «нация» и его производные использовались семь раз, в 2007 г. – 18 раз [Послание Федеральному собранию 2012: 2018].

2. Корректировка Стратегии государственной национальной политики была поручена Федеральному агентству по делам национальностей (ФАДН). В проект документа вносили предложения субъекты федерации и научные учреждения. Он обсуждался в Комитете по делам национальностей Государственной думы РФ, на заседаниях рабочей группы Совета при Президенте РФ по национальным отношениям.

3. Проект «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом и этноконфессиональном контексте» (рук. ак. М.К. Горшков). Автор данной статьи отвечает за раздел по этничности и идентичностям. Выборка – 4000 единиц наблюдения в 19 субъектах РФ.

4. Проект «Ресурс межэтнического согласия в консолидации российского общества: общее и особенное в региональном разнообразии» (рук. Л.М. Дробижева). В каждом субъекте федерации выборка включала 1000‒1200 единиц наблюдения. Выборка территориальная, трехступенчатая, случайная, вероятностная. Метод сбора информации – индивидуальные интервью по месту жительства.

5. Данные РМЭЗ – Мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (RLMS-HSE); Мониторинговых опросов Института Социологии ФНИСЦ РАН, рук. Горшков М.К. 2015-2016 гг.

6. Данные мониторинговых опросов Института социологии ФНИСЦ РАН за 2017 г.

7. Оценка строилась на основе 27 характеристик, введенных в опросный лист в исследовании «Динамика социальных трансформаций современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах», 7-я волна, 2017 год, рук. М.К. Горшков. Опрос 2605 работающих респондентов в возрасте от 18 лет и старше, жителей всех типов населенных пунктов и территориально-экономических районов РФ.

8. Исследование осуществлялось Институтом социологии и регионоведения Южного федерального университета. Выборка репрезентировала Южный федеральный округ и не была репрезентативной по республикам. [См.: Национальная… с. 167].

Литература:

Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие. Социально-психологические проблемы. М. 1990.

Брубейкер Р. Этничность без групп. М. 2012.

Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра / рук. проекта и отв. ред. Л. М. Дробижева. М. 2013.

Гудков Л.Д. Негативная идентичность: статьи 1997-2012 г. М. 2002.

Данилова Е.Н. Изменения в социальных идентификациях россиян // Социологический журнал. 2000. № 3/4.

Данилова Е.Н. Кто есть «мы» в России и Польше // Россия: трансформирующееся общество / Под. ред. В.А. Ядова. М. 2001.

Идентичность: Личность, общество, политика. Энциклопедическое издание. Отв. ред. И.С. Семененко. М. 2017.

Интервью с профессором Томасом Лукманом // Журнал социологии и социальной антропологии. 2002. Т. V. № 4. С. 5-14.

Калхун К. Национализм. М. 2006.

Кертман Г. Эпоха Брежнева – в дымке настоящего // Социальная реальность. 2007. №2. С. 5-22.

Латов Ю.В. Парадоксы восприятия современными россиянами России времен Л.И. Брежнева, Б.Н. Ельцина и В.В. Путина // Полис. Политические исследования. 2018. №5. С. 116-133.

Национальная политика в России: возможность имплемента­ции зарубежного опыта: монография / отв. ред. Ю.Г. Волков. М. 2016.

«Нужен ли закон “о российской нации” народам России и русскому народу» // Передача «Что делать?». Телеканал «Культура». 12.12.2016. (Выступление М.В. Ремизова). – URL: tvkultura.ru/video/show/brand_id/20917/episode_id/1433092/video_id/1550848/viewtype/picture/ (дата обращения: 27.09.2018).

Паин Э.А. Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива в национальной политике России. - М.: Новое издательство, 2004.

Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. Изд. 2. М. 1979.

Послание Президента Российской Федерации от 26.04.2007 г. // Официальный сайт президента России. – URL: kremlin.ru/acts/bank/25522 (дата обращения: 01.07.2018).

Послание Федеральному собранию // Официальный сайт президента России. 08.07.2000. – URL: kremlin.ru/events/president/transcripts/21480. (дата обращения: 01.07.2018).

Путин В.В. Вступительное слово на рабочей встрече по вопросам межнациональных и межконфессиональных отношений // Официальный сайт президента. 05.02.2004. – URL: kremlin.ru/events/president/transcripts/22349 дата обращения: 01.07.2018).

Российская идентичность в Москве и регионах. М. 2009.

Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы социальной идентификации личности // Мир России. 1995. № 3-4.

Erikson E. Psychosocial Identity // A Way of Looking at Things: Selected Papers of Erik H. Erikson 1930-80 / Ed. By Schlein. N.Y. 1995.

Maslow A. Motivation and Personality. Chicago. 1934.

Mead G.H. Mind, self and society. Chicago. 1934.

Primoratz I. Patriotism // Zalta E.N. (ed.) The Stanford Encyclopedia of Philosophy. 2015.

Schatz R.T., Staub E., Lavine H. On the Varieties of National Attachment: Blind versus Constructive Patriotism // Political Psychology. Vol. 20. 1999. P. 151-174.

Standard Eurobarometer. Public Opinion in the European Union. Spring 2017. – URL: ec.europa.eu/commfrontoffice/publicopinion/index.cfm/ResultDoc/download/DocumentKy/79565 (date of access: 27.09.2018).

Weber M. Economy and Society. N.Y. 1968. V.1. 389 p.

Westle. B. Identity, Social and Political // Badie B. (ed.) International Encyclopedia of Political Science – Thousand Oaks. (CA). 2011. P. 1131-1142. – URL: site.ebrary.com/id/10582147p (date of access: 27.09.2018).

Дробижева Леокадия Михайловна – главный научный сотрудник Института социологии РАН, руководитель Центра исследования межнациональных отношений, профессор НИУ Высшая школа экономики, доктор исторических наук.

Источник: http://www.perspektivy.info/rus/gos/konsolidirujushhaja_identichnost_v_o...

Глава 14. Открытие невежества

Последние 500 лет были свидетелями феноменального и беспрецедентного роста могущества человека. Ничего подобного — ни по скорости, ни по размаху — никогда не было. Если бы испанский крестьянин уснул в тысячном году и проснулся пятьсот лет спустя, когда матросы Колумба грузились на «Нинью», «Пинту» и «Санта-Марию», окружающий мир не очень удивил бы его. Кое-что изменилось в технологиях и этикете, заметно сместились границы, но в общем наш средневековый Рип Ван Винкль чувствовал бы себя в привычной обстановке. Но если бы в кому впал один из матросов Колумба, а проснулся бы под рингтон айфона в XXI веке, он бы оказался в невероятно странном мире. Наверное, он бы сказал себе: «Я попал то ли в ад, то ли на небеса».

В 1500 году во всем мире насчитывалось едва ли 500 миллионов представителей Homo sapiens. Сегодня их семь миллиардов67. Совокупная стоимость товаров и услуг, произведенных человечеством в 1500 году, в сегодняшних ценах составляет $250 миллиардов68. Сегодня стоимость общегодовой продукции приближается к $60 триллионам69. В 1500 году человечество потребляло за день примерно 13 триллионов калорий энергии — сегодня в день уходит 1500 триллионов калорий70. (Присмотритесь к цифрам внимательно: население Земли увеличилось в 14 раз, производство — в 240 раз, потребление энергии — в 115 раз.)

Представьте себе, что во времена Колумба перенесли современный боевой корабль. За считаные секунды он мог бы разнести в клочья «Нинью», «Пинту» и «Санта-Марию», а затем так же легко разгромил бы флот любой великой морской державы. Пять современных грузовых кораблей перевезли бы объем товара, для которого в ту пору потребовался бы весь торговый флот мира71. Современный компьютер сохранит в памяти все слова и цифры из всех рукописей и свитков всех средневековых библиотек, и еще место останется. В любом крупном банке сегодня хранится больше денег, чем во всех королевствах мира в до современную эпоху .

В 1500 году почти не было городов с населением более 100 тысяч человек. Жилье строили из глины, дерева и соломы, трехэтажное здание сочли бы небоскребом. Улицы, пыльные летом и слякотные зимой, заполнены пешеходами и всадниками, козами, курами и редкими повозками. Основные звуки в городе — людские голоса и крики животных, стук молотка да визг пилы. На закате город погружается во тьму, лишь изредка мелькнет в глухом мраке свеча или факел. Что бы подумал обитатель такого города при виде современного Токио, Нью-Йорка или Мумбай?

До XVI века ни одному человеку не довелось совершить кругосветное путешествие. Все изменилось в 1522 году, когда корабли Магеллана, преодолев 72 000 километров, вернулись в Испанию. Плавание заняло три года, в нем погибли почти все участники экспедиции, в том числе сам Магеллан. В 1873 году Жюль Верн разработал для своего героя — богатого английского искателя приключений — кругосветный маршрут, который Филеас Фогг мог одолеть всего за 80 дней. Сегодня любой человек со средним достатком может без труда и хлопот облететь вокруг Земли за 48 часов.

В 1500 году люди еще не могли оторваться от земли. Они могли строить башни и взбираться на горы, но воздух принадлежал птицам, ангелам и божествам. 20 июля 1969 года люди высадились на Луне. То было событие не просто историческое — но эволюционного, буквально космического значения. За четыре миллиарда лет эволюции ни один организм не сумел покинуть атмосферу Земли, никто не ступал на Луну лапой и не касался ее щупальцем.

Большую часть своей истории люди понятия не имели о 99,99% организмов на планете — о микроорганизмах. И не потому, что к нам эти существа не имеют никакого отношения. Каждый из нас носит в себе миллиарды одноклеточных, и это не просто попутчики: одни из них лучшие наши друзья, другие — злейшие враги. Одни помогают переваривать пищу и очищают кишечник, другие вызывают болезни, даже эпидемии. Но лишь в 1674 году микроорганизм впервые удалось разглядеть: Антони ван Левенгук поместил каплю воды под самодельный микроскоп и был ошеломлен при виде целого мира крошечных существ, уместившихся в этой капле. В течение следующих 300 лет люди свели знакомство с большим числом этих крошек. Мы научились бороться почти со всеми смертельными заболеваниями, которые они вызывают, поставили микроорганизмы на службу медицине и промышленности. Сегодня мы сами создаем бактерии, которые производят лекарства и биотопливо и убивают паразитов.

Но самый значительный, определяющий момент, последних 500 лет настал в 5:29:45 утра 16 июля 1945 года. В это мгновение американские ученые взорвали первую атомную бомбу (над Аламогордо, штат Нью-Мехико). С этого момента у человечества появилась возможность не только менять ход истории, но и положить ей конец.

* * *

Исторический процесс, приведший человека к Аламогордо и на Луну, называется научной революцией. В результате этого переворота человечество, вложившись в научные исследования, приобрело неизмеримые новые возможности. Мы называем это революцией, потому что вплоть до 1500 года н.э. человечество всего мира глубоко сомневалось в своей способности приобрести новые экономические, военные или медицинские знания. Государства и частные спонсоры финансировали науку и образование, но с целью сохранить имеющиеся возможности, а не развить новые. Типичный правитель до современной эпохи давал деньги священникам, философам и поэтам в расчете, что они будут воспевать его правление и поддерживать социальную стабильность. Он не ждал от них новых лекарств, нового оружия или каких-то стимулов для экономического роста.

В последние полтысячелетия люди постепенно уверились, что смогут существенно расширить свои возможности, если потратятся на научные исследования. Это была не слепая вера — накопилось множество эмпирических доказательств. И чем больше собиралось доказательств, тем охотнее богачи и властители вкладывали деньги в науку. Мы никогда не добрались бы до Луны, не научились бы менять природу микроорганизмов и расщеплять атом, если бы не эти многовековые усилия. Только за последние десятилетия правительство США, например, инвестировало миллиарды долларов в изучение ядерной физики. Знания, добытые в таких исследованиях, позволили построить атомные электростанции, получить дешевую электроэнергию и развивать промышленность, которая платит американскому правительству налоги, и часть этих налогов вновь направляется на исследования в области ядерной физики.

Почему современное человечество уверилось в своей способности приобретать с помощью исследования новые возможности?

Замкнутый цикл научной революции. Для прогресса недостаточно научных исследований. Нужно взаимодействие политических и экономических институтов, обеспечивающих ресурсы, без которых научное исследование практически невозможно. А научное исследование, получив необходимое финансирование, открывает человечеству новые возможности, которые при правильном применении позволяют в том числе добыть новые ресурсы — и сделать новые вложения в науку

Как возник союз науки, политики и экономики? В этой главе мы рассмотрим уникальный характер современной науки и попробуем найти ответ. В следующих двух главах изучим формирование связей между наукой, европейскими империями и капиталистической экономикой.

I

GNORAMUS

Люди бились над загадкой вселенной как минимум со времен когнитивной революции. Наши предки не жалели времени и сил, пытаясь распознать законы, управляющие миром природы. Но современная наука принципиально отличается от традиционного знания по трем параметрам.

1. Готовность признать свое неведение. Современная наука строится на латинской заповеди ignoramus — «мы не знаем», то есть исходит из предпосылки, что нам известно далеко не все. Что еще важнее: допускается, что известное нам, принятое за истину, окажется ложным, когда накопится больше знаний. Не существует теорий или идей вне критики.

2. Ключевая роль наблюдений и вычислений. Признав свое неведение, современная наука стремится к новому знанию. Его она добывает, собирая данные опыта и наблюдений и применяя математические методы, чтобы соединить наблюдения в непротиворечивые теории.

3. Расширение возможностей. Современная наука не удовлетворяется созданием теорий. Она использует теории, чтобы приобрести новые возможности, в особенности чтобы развивать новые технологии.

Научная революция не была революцией знания, она была в первую очередь революцией невежества. Великое открытие, которое привело к научной революции, — мысль, что людям неизвестны ответы на самые важные вопросы.

Такие традиции до современного знания, как ислам, христианство, буддизм, конфуцианство, исходили из убеждения, что всеми нужными сведениями об устройстве мира человек уже располагает. Великие боги, один всемогущий Господь или мудрецы прошлого обладали полноценной мудростью, открытой нам в писаниях и устных преданиях. Простые смертные обретали знания, погружаясь в эти древние тексты и традиции и стараясь их правильно понять. Не допускалось и тени подозрения, что в Коране, Библии или Ведах упущена какая-нибудь тайна вселенной и эту тайну предстоит открыть своими силами созданиям из плоти и крови.

Античные традиции знания признавали только два сорта неведения: во-первых, отдельный человек может чего-то важного не знать. Чтобы приобрести знание, ему нужно попросту обратиться к более мудрому человеку. Нет надобности открывать то, чего никто до сих пор не знал. Например, если в XIII веке крестьянин из Йоркшира хотел выяснить происхождение человеческого рода, он бы положился на христианское предание и обратился с вопросом к своему священнику.

Во-вторых, вся традиция целиком может оставаться в неведении о вещах малосущественных. Великие боги и мудрецы прошлого по определению не беспокоились о незначительных мелочах. Например, если бы йоркширский крестьянин захотел узнать, как пауки ткут паутину, спрашивать священника было бы бесполезно, поскольку в христианском Писании ответа на этот вопрос нет. И это отнюдь не подрывало уважения к христианству: просто в знании о трудах паука нет никакой надобности. Бог, разумеется, прекрасно знает, как делается паутина, и если бы эта информация требовалась для блага человека или для спасения души, она была бы во всех подробностях включена в Библию.

Христианская вера не воспрещала изучать пауков. Но специалисты по паукам — если таковые имелись в средневековой Европе — вынуждены были мириться с маргинальным положением в обществе: их открытия никак не соотносились с вечными истинами христианства. Что бы такой специалист ни выяснил о пауках, бабочках или галапагосских вьюрках, эти знания были пустой забавой, не касавшейся фундаментальных основ общества, политики и экономики.

На деле, правда, все обстояло немного сложнее. В любую эпоху, самую религиозную и консервативную, находились люди, утверждавшие, что есть важные вопросы, оказавшиеся вне поля зрения всей традиции. Но этим людям ходу не давали, их преследовали — или же им удавалось основать новую традицию, и тогда уже они претендовали на монопольное знание. Так, пророк Мухаммед начал с того, что обвинил соплеменников-арабов: те, мол, живут в неведении божественной истины. Очень скоро сам Мухаммед заявил, что знает всю истину, и последователи прозвали его «Печатью пророков»: нового откровения, сверх полученного Мухаммедом, уже не требовалось.

Современная наука представляет собой уникальную традицию знания, ибо признает коллективное невежество в самых важных вопросах. Дарвин не претендовал на звание «Печати биологов» и не утверждал, что решил загадку жизни раз и навсегда. Несколько столетий обширных и разнообразных исследований — и биологи разводят руками: они так и не поняли, каким образом мозг продуцирует сознание. Физики не знают, что вызвало Большой взрыв и как примирить квантовую механику с общей теорией относительности.

В других случаях существует несколько соревнующихся теорий и каждое новое открытие порождает ожесточенный спор между ними. Классический пример — споры о наилучшем управлении экономикой. Хотя отдельные авторы могут считать свой метод самым правильным, каждый финансовый кризис или лопнувший биржевой пузырь вынуждает пересмотреть всю науку целиком; согласно общепринятому мнению, окончательное слово в экономике еще не сказано.

Бывает и так, что все доступные факты убедительно свидетельствуют в пользу конкретной теории и все альтернативы давно отброшены — тогда эту теорию принимают как истину. Однако ученые готовы, если появятся новые, противоречащие этой теории факты, пересмотреть ее или отбросить. Хороший пример — теория дрейфа литосферных плит и теория эволюции.

Готовность признавать свое невежество сделала современную науку более динамичной, любознательной и гибкой, чем все прежние традиции. Существенно расшились возможности познавать мир и изобретать новые технологии. Но появилась серьезная проблема, с которой нашим предкам дела иметь не приходилось: мы признаём, что многого не знаем, что накопленные нами знания ненадежны, и это касается даже тех общих мифов, благодаря которым миллионы незнакомцев могут эффективно сотрудничать. Если факты убеждают нас в сомнительности такого рода мифов, как же сохранить единство общества? Как будут функционировать сообщества, государства и международные институты?

Все современные попытки стабилизировать социально-политический порядок вынужденно сводятся к одному из двух далеких от науки методов.

А. Взять научную теорию и вопреки общепринятой научной практике объявить ее окончательной и абсолютной истиной. Этот метод применяли нацисты (которые провозгласили свою расовую политику продолжением безупречной биологической теории) и коммунисты (убежденные в абсолютности и неопровержимости экономических открытий Маркса и Ленина).

Б. Оставить науку в покое и жить в соответствии с ненаучной абсолютной истиной. Такова стратегия либерального гуманизма, который стоит на догматической вере в уникальное достоинство и права человека — учении, имеющем чрезвычайно мало общего с наукой о Homo sapiens.

Но чему тут удивляться? Ведь и наука вынуждена полагаться на религиозные и идеологические убеждения — в них она черпает оправдания, благодаря им получает финансирование.

Современная культура согласилась признать свое невежество в гораздо большей степени, чем все прежние. Один из существенных факторов, сохраняющих современный социальный уклад, — распространенность почти религиозной веры в технологии и в методы научного исследования. Отчасти эта вера заменила собой религию абсолютных истин.

Научная догма

У современной науки нет догмы. Но есть общий набор методов, предписывающих собирать эмпирические данные (воспринимаемые хотя бы одним из органов чувств), анализировать и связывать с помощью математических инструментов.

На всем протяжении своей истории люди регистрировали эмпирические наблюдения, но ценность их была невысока, поскольку люди верили, что все действительно нужное знание человечеством уже получено от Иисуса, Будды, Конфуция или Мухаммеда. Из века в век важнейшим способом приобрести знания считалось изучение и исполнение имеющейся традиции. Зачем тратить драгоценные ресурсы на новые наблюдения, если нам уже даны все ответы?

Когда же современная культура признала, что не располагает ответами на многие вопросы, пришлось искать совершенно новые знания. В результате современные методы исследования отталкиваются от заведомой неполноты прежних знаний. Акцент сместился с изучения древних традиций на новые наблюдения и эксперименты и, если новые наблюдения противоречили традиции, предпочтение отдавалось новым наблюдениям. Разумеется, физики, занимающиеся спектральным анализом излучения дальних галактик, археологи, исследующие находки на месте поселений бронзового века, и историки, разбирающиеся в истоках капитализма, не пренебрегают традицией. Они начинают как раз с изучения того, что говорили или писали мудрецы прошлого. Но на первом же курсе университета физиков, археологов и специалистов по социальным наукам учат: они обязаны пойти дальше Эйнштейна, Шлимана и Вебера.

Наблюдения сами по себе не есть знания. Чтобы разобраться в тайнах вселенной, нужно соединить наблюдения в последовательные теории. Древние люди формулировали теории в форме мифологических сюжетов. Современная наука предпочитает язык математики.

В Библии, Коране, Ведах, работах Конфуция мы не найдем уравнений, графиков и формул. Когда традиционные мифологии и писания излагают общие законы мироздания, они прибегают к нарративу, а не к математике. Так, основная идея манихейства — мир есть поле боя между добром и злом. Злая сила сотворила материю, а добрая создала дух. Люди вовлечены в эту борьбу и должны поддерживать добрую силу против злой. Однако пророк Мани обошелся без математических формул, которые позволили бы предсказать выбор человека, сопоставив силы сторон. Он не вычислял: «сила, действующая на человека, равна ускорению его духа, деленному на массу его тела».

Но именно такими вычислениями заняты ученые. В 1687 году Исаак Ньютон опубликовал «Математические начала натуральной философии», возможно, главную книгу современной эпохи. В этой работе Ньютон представил общую теорию движения и изменения. Величие теории Ньютона заключается в способности объяснять и предсказывать движение всех тел во вселенной, от падающих с дерева яблок до комет, на основании трех простых математических законов:

Каждый, кто желает понять и предсказать движение пушечного ядра или планеты, должен лишь узнать массу объекта, направление движения и то, какие силы действуют на объект, вызывая ускорение. Подставив эти числа в уравнения Ньютона, можно предсказать будущее положение объекта. Это казалось чудом; лишь под конец XIX века ученые натолкнулись на некоторые наблюдения, не укладывавшиеся в законы Ньютона, что привело к очередной революции в физике — появлению теории относительности и квантовой механики.

* * *

Ньютон доказал, что книга природы написана языком математики. Некоторые ее главы достаточно просты и сводятся к четким уравнениям. Но есть страницы и посложнее. Ученые, пытавшиеся свести к аккуратным уравнениям биологию, экономику и психологию, обнаружили в этих областях знания такой уровень сложности, который формулам не поддавался. Но от математических методов никто не отказался, в итоге за последние двести лет развилось новое направление математики, способное справляться со сложными аспектами реальности: статистика.

В 1744 году два шотландских священника-пресвитерианца, Александр Вебстер и Роберт Уоллес, задумали основать страховой фонд, чтобы обеспечить пенсией вдов и сирот священнослужителей. Идея заключалась в том, чтобы все священники вносили небольшую часть своего дохода в фонд, деньги вкладывались в ценные бумаги и, если кто-то из вкладчиков умирал, его вдова получала от фонда дивиденды, на которые могла безбедно жить до конца своей жизни. Но, чтобы подсчитать, какую сумму должен заплатить каждый священник, чтобы фонд мог выполнять взятые на себя обязательства, Вебстеру и Уоллесу нужно было предвидеть, сколько священников будет умирать ежегодно, сколько останется вдов и сирот и на сколько лет вдовы переживут мужей.

Так вот, заметьте, чего эти двое священников делать не стали: они не молились Богу, прося подсказать ответ. И не искали ответа в Священном Писании и в трудах древних богословов. Не затевали философских диспутов. Они поступили как практичные шотландцы: обратились к профессору математики Эдинбургского университета Колину Маклорину. Втроем они собрали данные об умерших священниках, уточнили, в каком возрасте они скончались, и вычислили, сколько примерно священников будет уходить в лучший мир каждый год.

Этот труд опирался на очередной прорыв в области статистики и теории вероятности. Одним из важнейших открытий стал закон больших чисел Якоба Бернулли. Бернулли установил принцип, согласно которому хотя единичное событие — смерть конкретного человека — прогнозировать трудно, зато с большой точностью можно предсказать исход многих схожих событий. Иными словами, Маклорин не мог предсказать, умрут ли Вебстер и Уоллес в ближайшем году, но сумел достаточно верно вычислить, скольких пресвитеранских священников недосчитается Шотландия. К счастью, эти трое располагали уже собранными данными и могли использовать их в подсчетах. Особенно пригодились страховые таблицы, опубликованные еще полувеком ранее Эдмондом Галлеем. Галлей проанализировал записи о 1238 рождениях и 1174 смертях из архива немецкого города Бреслау и составил таблицы, из которых следовало, что, например, вероятность смерти в текущем году двадцатилетнего человека составляет 1:100, а пятидесятилетнего — 1:39.

Опираясь на эти числа, Вебстер и Уоллес подсчитали, что в среднем в каждый год в Шотландии из имеющихся 930 священников в течение 12 месяцев умрут 27, причем 18 оставят вдов. Из тех, кого не будут оплакивать вдовы, у пяти останутся малолетние дети. Также у двоих из тех, кто умрет в браке, останутся дети младше 16 лет от предыдущего брака. Это достаточно подробный и точный прогноз. Затем они вычислили, сколько времени пройдет до смерти вдовы или ее повторного брака (в этом случае выплаты также прекращались). Таким образом Вебстер и Уоллес смогли определить, сколько денег следует вносить участникам фонда для обеспечения своих близких. Платя в год 2 фунта 12 шиллингов и 2 пенса, священник гарантировал своей вдове 10 фунтов в год — солидная сумма по тем временам. Если же это казалось ему мало, он мог поднять планку вплоть до 6 фунтов 11 шиллингов и 3 пенсов в год — и тогда вдова стала бы счастливой обладательницей годового дохода в 25 фунтов.

Учредители прогнозировали, что к 1765 году Фонд попечения о вдовах и сиротах священников Шотландской церкви соберет капитал в 58 348 фунтов. И действительно, в тот год капитал составил 58 347 фунтов — всего на фунт меньше. Это получше пророчеств Аввакума, Иеремии и Иоанна Богослова! Ныне фонд Вебстера и Уоллеса, известный под кратким названием «Шотландские вдовы», является одной из крупнейших страховых и частных пенсионных компаний в мире. Располагая капиталом в 100 миллиардов фунтов стерлингов, фонд охотно страхует не только шотландских вдов, но и любого желающего купить полис.

Вычисления вероятности, подобные тем, которые провели эти два шотландских священника, легли в основу не только актуарного метода расчетов (без которого немыслим страховой бизнес), но также демографии (эту науку основал другой священник, англ икании Роберт Мальтус). Демография в свою очередь послужила краеугольным камнем, на котором возвел свою теорию эволюции Чарльз Дарвин (сам чуть было не ставший англиканским пастором). Хотя не существует формул, описывающих, какой организм разовьется при данных условиях, генетики с помощью вероятностных уравнений вычисляют возможность распространения конкретной мутации в популяции. Сходные вероятностные модели играют ключевую роль в экономике, социологии, психологии, политологии и в других социальных и естественных науках. Даже физики в итоге дополнили классические уравнения Ньютона облаками вероятности — квантовой механикой.

* * *

Достаточно оглянуться на историю образования, чтобы понять, как далеко зашел этот процесс. Большую часть истории математика оставалась факультативным предметом, и даже интеллектуалы редко брались за нее всерьез. В Средние века основу образования составляли логика, грамматика и риторика, математика же обычно преподавалась в рамках арифметики и начал геометрии. Статистику не изучал никто. Царицей наук была теология.

Ныне мало кто занимается риторикой, изучение логики ограничивается философским факультетом, а богословия — семинариями. Но все больше студентов добровольно или вынуждено добираются до высот математики. Привлекательность «точных» наук неумолимо растет, а точными считаются именно те, которые не обходятся без математики. Даже такие области знания, которые традиционно относились к гуманитарным, как лингвистика или наука о человеческой душе (психология), все более полагаются на математические методы и хотят тоже считаться точными. Курсы статистики включены в программу на правах базовых не только на факультетах физики и биологии, но и на психологических, социологических, экономических и политологических.

В перечне обязательных предметов факультета психологии моего университета первым же значится «Введение в статистику и методологию психологических исследований». На втором курсе будущим психологам читают «Статистические методы психологических исследований». Конфуций, Будда, Иисус и Мухаммед сильно удивились бы, если б им сказали, что для постижения человеческой души и ее исцеления первым делом нужно учить статистику.

Знание — сила

У большинства людей непростое отношение к современной науке, поскольку математический язык не близок нашему уму и к тому же научные открытия зачастую противоречат интуиции и «здравому смыслу». Какая часть населяющих Землю семи миллиардов действительно понимает квантовую механику, клеточную биологию или макроэкономику? И тем не менее престиж науки теперь огромен, ибо она наделяет нас небывалым могуществом. Пусть президенты и генералы не разбираются в ядерной физике, о ядерной бомбе они имеют достаточно ясное представление.

В 1620 году Фрэнсис Бэкон опубликовал научный манифест под названием «Новый органон». В этом трактате прозвучали ставшие знаменитыми слова: «Знание — сила». Основной критерий знания — не соответствие истине, но те возможности, которые это знание дает человеку. Ученые смирились с отсутствием стопроцентно достоверных теорий. Истинность, таким образом, не может служить критерием знания. Главное — есть ли от него польза. Теория, которая наделяет нас новыми возможностями и учит делать что-то новое, — это и есть знание.

За последние столетия наука снабдила нас множеством но- вы^ инструментов. Некоторые — интеллектуальные, как те методы, с помощью которых предсказывается уровень смертности и экономический рост. Еще важнее инструменты технологические. Между наукой и технологией установилась столь прочная связь, что их довольно часто смешивают. Нам кажется, будто новые технологии не могут появиться без научного исследования и что в исследованиях мало проку, если они не приводят к появлению новых технологий.

На самом деле такое содружество науки и технологий — явление очень недавнее. До 1500 года наука и техника жили каждая собственной жизнью. И когда в начале XVII века Бэкон предложил их объединить. Это была революционная идея. В XVII- XVIII веках связь крепла, но неразрывный узел завязался лишь в XIX столетии. Еще в 1800 году большинство правителей, решивших укрепить армию, и большинство магнатов, подумывавших о расширении дела, не утруждали себя финансированием исследований в области физики, биологии или экономики.

Не стану утверждать, что до этой идеи не додумался ни один древний владыка. Хороший историк отыщет любой прецедент; но лучший историк напомнит, что такие прецеденты — лишь курьезы, усложняющие общую картину. Подавляющее большинство правителей и предпринимателей до современной эпохи не финансировали изучение природы в надежде получить новые технологии, и большинство мыслителей не думали воплотить свои открытия в замысловатые гаджеты. Правители содержали учебные заведения, которым поручалось распространять традиционные знания и тем самым укреплять существующий порядок.

Время от времени какие-то новые технологии появлялись, но их авторами чаще становились необразованные ремесленники, натыкавшиеся на эти открытия методом проб и ошибок, а не ученые, практикующие систематические научные изыскания. И в начале современной эпохи королевства, церкви, предприятия и армии обходились без исследовательских отделов. Каретник делал кареты из года в год по одной и той же модели. Он не вкладывал часть своего дохода в исследование и создание новых моделей. Постепенно дизайн совершенствовался, но лишь благодаря изобретательности какого-нибудь местного мастера, который никогда не переступал порога университета и вряд ли умел читать.

Та же тенденция отмечалась не только в частном, но и в государственном секторе. Ныне правительства регулярно обращаются к ученым в поисках решений любых государственных проблем, от энергетики и здравоохранения до утилизации отходов, а в древних царствах это делали редко. Контраст особенно заметен в области вооружений. Когда покидавший пост президента Дуайт Эйзенхауэр произносил речь об угрозе, связанной с растущим военно-промышленным комплексом, одну часть уравнения он пропустил: следовало бы говорить о военно-промышленно-научном комплексе, потому что современная война это научное произведение. Значительную часть изысканий в области науки и технологий инициируют, финансируют и направляют именно вооруженные силы.

Когда Первая мировая война перешла в окопную фазу, обе стороны призывали ученых переломить ситуацию и спасти свой народ. Люди в белых халатах откликнулись на призыв, и из лабораторий хлынул неукротимый поток новых видов чудо-оружия: боевые самолеты, ядовитый газ, подводные лодки и новые, более эффективные пулеметы, пушки, винтовки и бомбы.

Еще более важная роль отводилась науке во Второй мировой войне. Под конец 1944 года Германия уже явно проигрывала, поражение казалось неизбежным. Годом ранее в столь же отчаянных обстоятельствах союзники немцев, итальянцы, сбросили режим Муссолини и капитулировали. Немцы продолжали сражаться, хотя британская, американская и советская армии их серьезно теснили. И держались немецкие солдаты в том числе потому, что верили в немецких ученых: они создадут чудо- оружие, которое переломит ход войны, вроде ракеты Фау-2 или реактивного самолета.

Пока Германия изобретала ракеты и реактивные самолеты, американский Манхэттенский проект благополучно завершился созданием атомной бомбы. К моменту испытания первой бомбы Германия уже капитулировала, но Япония продолжала сопротивляться, и американские войска готовились к вторжению на острова. Японцы массово клялись умереть, и были все основания полагать, что это не пустые угрозы. Американские военачальники предупреждали президента Гарри Трумэна, что вторжение в Японию обойдется в миллион солдатских смертей и война затянется до 1946 года. Трумэн распорядился пустить в ход новую бомбу. Две недели — и две бомбы — спустя Япония капитулировала, и война закончилась.

Однако наука создает не только оружие нападения. Она играет важнейшую роль и в нашей защите. Многие американцы верят не в политическое, а в технологическое решение проблемы терроризма. Вложите побольше долларов в нанотехнологию, говорят они, и США смогут отправить бионических мух-шпионов в каждую пещеру Афганистана, в форты Йемена и североафриканские лагеря боевой подготовки. Чтобы наследники бен Ладена и чашки кофе не выпили без того, чтобы мухи-шпионы не сообщили об этом в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. А еще миллионы вложим в исследования мозга, поставим в каждом аэропорту суперсовременный сканер, который будет распознавать опасные мысли... Сбудется ли все это? Кто знает. Стоит ли создавать бионических мух и сканеры для мыслей? Не уверен. Но сейчас, в то время, как вы читаете эти строки, американское Министерство обороны выделяет миллионы долларов на нанотехнологии, лабораториям по изучению мозга, для работы над этими и подобными идеями.

Одержимость военными технологиями — от танков до атомной бомбы и мух-шпионов — явление, как ни странно, довольно недавнее. Вплоть до XIX века перевороты в военном деле происходили главным образом организационные, а не технические. При столкновении разных цивилизаций технологическое неравенство порой играло существенную роль, но все равно никто не задумывался о необходимости создавать или углублять такое неравенство. Большинство империй усилилось не из-за технологической изощренности, и о совершенствовании технологий их правители не заботились. Арабы сокрушили империю Саса- нидов не благодаря лучшим мечам или лукам. У сельджуков не было технологического превосходства перед византийцами, и монголы не чудо-оружием покорили Китай. Вообще говоря, во всех перечисленных случаях лучшие технологии имелись как раз у побежденных — как военные, так и гражданские.

Наиболее очевидный пример — римская армия. То была лучшая армия своего времени, однако ее превосходство заключалось в эффективной организации, железной дисциплине и почти неиссякаемых людских ресурсах. С технологической точки зрения Рим не имел преимуществ перед Карфагеном, Македонией или империей Селевкидов. У римской армии не было отдела исследования и развития, на протяжении столетий она сражалась примерно тем же оружием. Если бы легионы Сципиона Эмилиана, который во втором веке до н.э. сровнял с землей Карфаген, а затем разбил нумансийцев, перенеслись на 500 лет в будущее, в эпоху Константина Великого, Сципион вполне мог бы разбить и Константина. А теперь представьте себе, что бы произошло с генералом из начальной поры современной эпохи — например, с Валленштейном, который возглавлял в Тридцатилетней войне силы Священной Римской империи, — если бы он повел своих мушкетеров, пикинеров и кавалеристов против батальона американских рейнджеров. Валленштейн был блестящим стратегом, его воины — профессиональными солдатами, но все это было бы бесполезным перед лицом современного оружия.

В Древнем Китае полководцы и философы также не считали нужным создавать новое оружие. Самое важное военное изобретение за всю историю Китая — порох, но, насколько нам известно, порох был изобретен случайно даосским алхимиком, искавшим эликсир жизни. Интересно, как поначалу использовался порох. Казалось бы, открытие даосов должно было превратить Китай во владыку мира — но китайцы применяли гремучую смесь только в петардах. Даже когда их империя рушилась под натиском монгольских завоевателей, император не сообразил организовать средневековый аналог Манхэттенского проекта и спасти свою страну, применив оружие Судного дня. И только в XV веке, через 600 лет после того, как порох был изобретен, на полях сражений появились пушки. Почему прошло так много времени, прежде чем смертоносная смесь была использована в боевых целях? Потому что она появилась в ту пору, когда ни цари, ни ученые, ни купцы не думали, что новые военные технологии могут обогатить казну или спасти государство.

Ситуация начала понемногу меняться в XV-XVI веках, но прошло еще 200 лет, прежде чем правители ощутили наконец необходимость финансировать изобретение и совершенствование нового оружия. Логистика и стратегия все еще оказывали на исход войны гораздо большее влияние, чем технологии. Наполеоновская военная машина, сокрушившая армии всей Европы под Аустерлицем (1805), была вооружена примерно так же, как армия казненного Людовика XVI. Да и сам Наполеон, даром что профессиональный артиллерист, не проявлял интереса к новому оружию, хотя изобретатели наперебой уговаривали его финансировать строительство подводных лодок, летательных аппаратов и ракет.

Наука, промышленность и военные технологии соединились вместе лишь с укреплением капиталистической системы, после промышленной революции. Но, едва эта связь установилась, она стала стремительно преображать мир.

Идеал прогресса

До научной революции большинство человеческих культур не знали культа прогресса. Золотой век они помещали в прошлом, улучшений в будущем не предполагали: мир либо находится в застое, либо деградирует. Верность традициям — единственный шанс вернуть славное прошлое, а человеческая изобретательность способна разве что немного усовершенствовать тот или иной аспект повседневной жизни; фундаментальные проблемы мироздания человеку разрешить не дано. Уж если Мухаммед, Иисус, Будда и Конфуций не устранили голод, бедность, болезни и войну, то нам-то на что надеяться?

Многие религии сулили: однажды явится мессия и положит конец всем войнам, голоду и даже смерти. Однако мысль, будто люди могут сами добыть новые знания и создать новые орудия труда, казалась не просто смешной — это была погибельная гордыня. Истории Вавилонской башни, Икара, Голема и множество других мифов объясняли людям, что любая попытка выйти за отведенные человеку пределы неминуемо ведет к разочарованию и катастрофе.

Когда же современная эпоха признала, что нам неизвестно много существенных вещей, и когда к признанию человеческого ^ неведения добавилась надежда, что научные открытия обеспечат нам новые возможности, люди постепенно поверили в возможность прогресса. По мере того как наука решала одну сложнейшую проблему за другой, укреплялась вера в то, что люди смогут преодолеть любые трудности, накапливая и применяя новые знания. Бедность и болезни, войны и голод, старость и сама смерть не должны непременно сопутствовать человечеству. Это лишь плоды нашего невежества.

Знаменитый пример — молния. Многие народы верили, что это молот разгневанного бога, карающий грешников. В середине XVIII века молния привлекла внимание Бенджамина Франклина, и американский ученый осуществил один из самых прославленных в истории науки экспериментов: он запустил во время грозы воздушного змея, чтобы проверить свою гипотезу — Франклин считал молнию всего лишь разрядом электричества. Эмпирические наблюдения вкупе со знаниями о свойствах электрической энергии помогли Франклину изобрести громоотвод и разоружить яростных богов.

Еще один важный пример — бедность. Во многих культурах она рассматривалась как неизбежное свойство грешного мира. В Новом Завете есть такой эпизод: незадолго до распятия какая-то женщина умастила Христа дорогим елеем — ценой в 300 динариев. Ученики Иисуса ругали ее за такую расточительность: лучше бы раздать деньги нищим. Но Иисус вступился за эту женщину и сказал: «...нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете» (Мк. 14: 7). Сегодня все меньше людей на Земле, в том числе все меньше христиан, поддерживают это суждение Иисуса: бедность рассматривается как техническая проблема, с которой можно справиться. По общему мнению, современные открытия агрономии, экономики, медицины и социологии способны устранить бедность.

И в самом деле, многие страны мира уже избавились от крайних проявлений нищеты. На всем протяжении истории общество страдало от двух видов бедности: социальной (относительной), при которой одни люди лишены возможностей, доступных другим, и биологической, или абсолютной, когда сама жизнь человека подвергается угрозе из-за отсутствия пищи и крова. Социальную бедность, вероятно, полностью искоренить не удастся, но для большей части Земли биологическая бедность безвозвратно ушла в прошлое.

До недавнего времени большинство людей жило на грани биологической нищеты, у черты, ниже которой особь получает недостаточно калорий для длительного поддержания жизни. Малейшей неудачи или ошибки в расчетах было достаточно, чтобы столкнуть людей за эту черту, в пасть голода. Природные бедствия и организованные самим человеком катаклизмы низвергали в бездну целые народы, уничтожая миллионы людей. Сегодня подавляющее большинство жителей Земли имеет подушку безопасности. Каждого гражданина от личных несчастий защищает страховка, государственные медицинские полисы и пенсии, множество местных и международных НКО. Если же беда поражает целый регион, обычно ему приходит на помощь весь мир и предотвращает худшие последствия стихии. Страданий, унижений, вызванных нищетой болезней в мире все еще предостаточно, однако почти нигде уже нет угрозы умереть с голоду. Гораздо больше людей рискует умереть от ожирения.

Проект «Гильгамеш»

Из всех казавшихся неразрешимыми проблем человечества одна продолжает оставаться мучительной, волнующей и насущной: проблема самой смерти. Вплоть до недавнего времени большинство религий и мировоззрений принимали смерть как данность, как неизбежную участь человека. Более того, религии именно из смерти выводили смысл жизни. Попробуйте вообразить себе ислам, христианство или религию древних египтян в мире, где нет смерти. Эти учения помогали людям примириться со смертью и надеяться на загробную жизнь, а не пытаться побороть смерть и жить вечно. Лучшие умы занимались тем, что пытались придать смерти смысл, а не тем, чтобы ее избежать.

Открытие невежества 325

Об отношении к смерти говорится в древнейшем из дошедших до нас мифов — шумерском мифе о Гильгамеше. Герой этой истории — самый сильный, самый ловкий человек на свете, царь Урука Гильгамеш, побеждавший в битве любого врага. Однажды лучший друг Гильгамеша Энкиду заболел и умер. Гильгамеш много дней сидел возле трупа и наблюдал за изменениями в нем, пока не заметил, как из ноздрей покойного выползают черви. Гильгамеш пришел в ужас и решил сделать все, чтобы самому не превратиться в труп. Он должен найти способ побороть смерть. Гильгамеш отправился на край Земли, где убивал львов, боролся с людьми-скорпионами и отыскал путь в подземное царство. Там он сокрушил каменных гигантов, которые служили Уршанаби, паромщику, перевозившему мертвых на другой берег, и отыскал Утнапиштима, единственного, кто пережил потоп. И все же Гильгамеш не добился желанной цели. Он вернулся домой с пустыми руками, таким же смертным, как был. Но Гильгамеш обрел сокровенное знание: создав человека, боги назначили ему неизбежную участь — смерть, и человеку нужно привыкнуть жить с этим знанием.

Приверженцы прогресса не разделяют этих пораженческих настроений. Для ученых смерть вовсе не неизбежность, а скорее техническая проблема. Люди умирают не потому, что так назначено богами, но из-за различных технических сбоев: инфаркта, рака, инфекции. А у каждой технической проблемы должно быть решение. Если плохо работает сердце, нужно поставить кардиостимулятор или пересадить новое. Если в организме поселился рак, его нужно истребить химией или облучением. Если размножились бактерии, поможет антибиотик. Да, пока мы умеем решать не все технические проблемы. Но ученые трудятся, лучшие умы человечества не тратят времени на поиски смысла смерти, а исследуют физиологические, гормональные и генетические системы, отвечающие за болезни и старение. Создаются новые лекарства, революционные методы лечения, искусственные органы, которые продлят нашу жизнь, а со временем, быть может, и вовсе прогонят старуху с косой.

До недавних пор никто из ученых не отваживался говорить что-нибудь подобное. «Победить смерть? Чушь! Мы всего лишь пытаемся найти средства от рака, туберкулеза и болезни Альцгеймера», — говорили врачи. О борьбе со смертью не заговаривали, подобная цель казалась недостижимой. К чему порождать неоправданные ожидания? Однако сейчас мы подошли к тому моменту в истории, когда можем говорить откровенно: главный проект научной революции — бессмертие для человечества. Генетики недавно сумели в шесть раз продлить среднюю продолжительность жизни червя Caenorhabditis elegans.

Сколько времени понадобится на осуществление проекта «Гильгамеш» — поиски бессмертия? 100 лет? 500? 1000? Если вспомнить, как мало было нам известно о человеческом организме в 1900 году и сколько знаний мы приобрели в течение всего лишь одного века, появятся основания для оптимизма. Некоторые известные ученые предполагают, что к 2050 году часть людей станут не смертными (бессмертными их не называют, поскольку они все равно могут погибнуть от травмы или болезни, однако они будут «не-смертны» в том смысле, что их жизнь, если не произойдет несчастный случай, может продолжаться бесконечно).

Даже если смерть смерти представляется пока весьма отдаленной целью, мы успели добиться многого, о чем несколько столетий назад не смели и мечтать. В 1199 году король Ричард Львиное Сердце был ранен стрелой в плечо. Сегодня эту рану сочли бы легкой, но в 1199 году не было антибиотиков и не соблюдались элементарные правила гигиены — в рану, саму по себе незначительную, проникла инфекция, и началась гангрена. В Европе на исходе XII века знали один только способ остановить гангрену: ампутировать пораженную часть тела. Но плечо не отрежешь. Итак, гангрена распространилась по всему телу злосчастного короля, и никто не смог спасти Львиное Сердце. Две недели спустя он умер в страшных муках.

Совсем недавно — в XIX веке — лучшие врачи все еще не умели предотвращать заражение и нагноение ран. В полевых госпиталях хирурги отрезали руки и ноги всем раненым подряд, даже тем, кто не так сильно пострадал: опасались гангрены. Ампутации, как и все прочие медицинские процедуры, в том числе вырывание зубов, проводились без наркоза. Первые средства анестезии — хлороформ и морфин — стали регулярно употребляться в западной медицине только с середины XIX века. До эпохи хлороформа четверо солдат удерживали своего раненого товарища, а врач отпиливал пораженную конечность. Наутро после Ватерлоо (1815) перед палатками полевых госпиталей громоздились горы отрезанных рук и ног. В ту пору завербованных в армию плотников и мясников частенько направляли в медицинские отряды, ведь от помощника хирурга как раз требовалось умелое владение пилой и ножом.

За два века после Ватерлоо ситуация радикально изменилась. Таблетки, уколы, сложные операции спасают людей от многих болезней и травм, еще недавно считавшихся смертельными. Мы защищены и от повседневных недугов, и от боли, которая для наших предков была попросту неотъемлемой частью бытия. Средняя продолжительность жизни с 25-40 лет возросла до 67 лет в мире в целом и до 80 лет в развитом мире75.

Самое сильное поражение старуха с косой потерпела в сфере детской смертности. Вплоть до XX века каждый четвертый или даже каждый третий ребенок, родившийся в аграрном обществе, не достигал совершеннолетия. Детей косили болезни: дифтерия, корь, оспа. В Англии XVII века 150 из 1000 новорожденных умирали на первом году, а треть детей — до 15 лет76. Ныне в Англии умирает на первом году только 5 из 1000 новорожденных и только 7 — до 15 лет77.

Чтобы осмыслить значение этих цифр, отложим статистику в сторону и расскажем несколько историй из жизни. Хороший пример — семья английского короля Эдуарда I (1239-1307). Дети, которых родила ему королева Элеанора (1241-1290), естественно, оказались в самых лучших условиях, какие только могла обеспечить детям средневековая Европа: они жили во дворце, у них было вдоволь еды и теплой одежды, хватало дров для камина, не было проблем с чистой водой. В обслуживающей принцев и принцесс армии персонала были прославленные врачи. В придворных хрониках перечислено шестнадцать детей, рожденных королевой Элеанорой с 1255 по 1284 год.

1. Безымянная дочь, родилась в 1255, умерла сразу после рождения.

2. Дочь Екатерина, умерла в возрасте года или трех лет.

3. Дочь Джоанна, умерла в пол год а.

4. Сын Джон, умер в 5 лет.

5. Сын Генрих, умер в 6 лет.

6. Дочь Элеанора, умерла в 29 лет.

7. Безымянная дочь, умерла в 5 месяцев.

8. Дочь Джоанна, умерла в 35 лет.

9. Сын Альфонсо, умер в 10 лет.

10. Дочь Маргарита, умерла в 58 лет.

11. Дочь Беренгария, умерла в 2 года.

12. Безымянная дочь, умерла вскоре после рождения.

13. Дочь Мария, умерла в 53 года.

14. Безымянный сын, умер вскоре после рождения.

15. Дочь Елизавета, умерла в 34 года.

16. Сын Эдуард.

Этот Эдуард оказался единственным мальчиком, пережившим опасный детский возраст. После смерти своего отца он взошел на престол Англии под именем Эдуарда II. Иными словами, лишь с шестнадцатой попытки Элеанора справилась с главной обязанностью английской королевы — подарила супругу наследника мужского пола. Мать Эдуарда II, по-видимому, отличалась редким терпением и выносливостью. Супруге короля этих качеств явно не доставало: Изабелла Французская наняла убийц, которые и прикончили Эдуарда II, едва ему исполнилось 43 года78.

Насколько можно судить, Элеанора и Эдуард I были здоровой, вполне совместимой парой и не передали детям тяжелых наследственных недугов. Тем не менее десять детей из шестнадцати — 62% — умерли маленькими, только шесть достигло 11-летия, и только трое (18%) дожило до 40 и более лет. Скорее всего, у Элеаноры были также беременности, заканчивавшиеся выкидышами. В среднем королевская пара каждые три года хоронила ребенка, и так — десятерых. Едва ли возможно представить себе такие потери в современной семье.

Независимо от того, насколько результативным окажется проект «Гильгамеш», с исторической точки зрения уже интересно отметить, что большинство современных религий и идеологий поспешили вычеркнуть из своих формул смерть и загробную жизнь. Вплоть до XVIII века большинство религиозных наставников и философов определяли смысл жизни с оглядкой прежде всего на смерть и посмертное существование. В XVIII столетии зародились и далее развивались такие учения, как либерализм, социализм, феминизм: для них смерть превратилась в техническую проблему, а интерес к посмертному бытию исчез вовсе. Что будет с коммунистом после смерти? А с капиталистом? А с феминисткой? В трудах Маркса, Адама Смита или Симоны де Бовуар мы не найдем ответа на подобные вопросы. Единственная современная идеология, сосредоточенная на идее смерти, это национализм. В самые свои поэтические и патетические моменты национализм сулит погибающим за отчизну вечную жизнь в памяти народа. Но это какое-то расплывчатое обещание, даже сами националисты по большей части не знают, как его расценивать.

Покровители наук

Мы живем в технологическую эпоху. Те проблемы, которые нашим предкам виделись как политические, этические и духовные, мы все чаще называем техническими. Поразительные достижения современной науки в борьбе против молний, бедности и самой смерти превратили нас в пламенных адептов прогресса. Многие люди убеждены, что наука работает на благо человечества и ей можно полностью довериться. Предоставьте ученым делать свое дело, и рай наступит прямо здесь, на земле.

Однако наука не пребывает где-то на высших уровнях духа и морали, вдали от прочих человеческих дел. Как и вся наша цивилизация, она формируется под влиянием экономических, политических и религиозных интересов. Даже если многими учеными движет чистая любознательность и жажда открытий, сама наука — очень дорогое дело. Чтобы вникнуть в работу иммунной системы, биологу требуются лаборатории, пробирки, реактивы, электронные микроскопы, не говоря о кадрах: лаборантах, электриках, слесарях и уборщиках. И экономист, прежде чем приняться за изучение кредитного рынка, должен обзавестись компьютерами, собрать огромную базу данных, приобрести сложные программы для их обработки. Археолог, интересующийся поведением древних охотников и собирателей, должен ездить в дальние страны, проводить раскопки, устанавливать датировки окаменевших костей и артефактов. Все это стоит очень недешево.

Наверное, и в прошлые тысячелетия появлялись на свет люди, которые хотели бы изучить строение человеческого тела, законы экономики или обычаи своих предков, но без финансирования они не особо могли продвинуться в решении подобных задач. За последние 500 лет наука сотворила немало чудес главным образом благодаря готовности различных государственных структур, корпораций, фондов и частных спонсоров вкладывать миллиарды в исследования. Эти миллиарды сделали для картирования вселенной, картографирования нашей планеты и каталогизации животного царства больше, чем Галилео Галилей, Христофор Колумб и Чарльз Дарвин. Если бы эти три гения так и не появились на свет, их открытия совершил бы кто-то другой. Но отсутствие финансов не компенсировал бы никакой блестящий интеллект. Например, если бы не родился Дарвин, мы бы считали автором теории эволюции Альфреда Рассела Уоллеса, который независимо от Дарвина и всего несколькими годами позже выдвинул гипотезу естественного отбора. Но если бы европейские государства не оплачивали географические, зоологические и ботанические исследования по всему миру, ни Дарвин, ни Уоллес не сумели бы собрать те эмпирические данные, на которые опирается теория эволюции, — скорее всего, они даже не предприняли бы таких попыток.

Почему же из государственной казны и из кейсов бизнесменов миллиарды хлынули в университеты и лаборатории? В академических кругах еще сохраняется наивная вера в чистую науку. Ученые полагают, будто правительства и корпорации дадут им деньги на любой проект, какой зародится в их изобретательных головах. Однако едва ли это представление соответствует реальностям финансирования науки.

Как правило, научные исследования получают материальную поддержку потому, что кто-то видит в них перспективу с точки зрения политики, финансов или религии. Например, в XVI веке монархи и банкиры не жалели средств на дальние экспедиции, но при этом не выделили бы и гроша на изучение психологии ребенка. А все потому, что короли и банкиры ожидали от географических открытий прямую выгоду — захватить новые земли, создать торговые империи. А детская психология им к чему?

В 1940-е годы американцы и русские вкладывались в я дерную физику, но отнюдь не в подводную археологию. Они рассчитывали, что ядерная физика создаст мощное оружие — ядерную бомбу, — а подводная археология к военному делу никакого отношения не имеет. Сами ученые не всегда понимают, какие политические, экономические и религиозные интересы управляют денежными потоками. Многие люди науки подлинно руководствуются лишь собственным интеллектуальным любопытством, однако магистральное направление исследований крайне редко задается именно учеными.

Если бы мы решили финансировать чистую науку, независимую от политических, экономических и религиозных интересов, не факт, что нам это удалось бы. Ведь наши ресурсы ограничены. Попросите конгрессмена добавить миллион долларов в Национальный фонд фундаментальных научных исследований, и он вполне разумно возразит: не лучше ли истратить деньги на повышение квалификации учителей или же предоставить налоговые льготы заводу в его округе — предприятие уже на грани разорения. Всякий раз, когда мы распоряжаемся ограниченными ресурсами, приходится решать: что важнее и даже «что лучше?». Эти вопросы не относятся к компетенции науки. Наука объясняет существующие в мире явления, как что работает, что может произойти. Она по определению не берется предсказывать, как и что будет, — этим занимаются религии и идеологии.

Рассмотрим такую ситуацию: два биолога из одного отдела с одинаковыми профессиональными навыками подали заявки на грант для выполнения исследовательских проектов. Каждый просит миллион долларов. Профессор Слагхорн собирается изучить болезнь, поражающую вымя коров и снижающую удой на 10%. Профессор Спроут хочет выяснить, не впадают ли коровы в депрессию, когда от них отлучают телят. Исходя из того, что денег на все не хватит и оба проекта поддержать не удастся, какой же из них выбрать?

Наука ответа не дает, его могут дать лишь политика, экономика или религия. В современном мире преимущественные шансы получить деньги явно имеет Слагхорн — не потому, что с точки зрения науки коровье вымя представляет больший интерес, чем коровья психология, но потому, что молочная промышленность, в интересах которой проводится подобное исследование, располагает большими политическими и экономическими ресурсами, чем борцы за права животных.

Возможно, в индуистском обществе, где корова считается священным животным, или в обществе, где превалируют «зеленые», гонку выиграла бы профессор Спроут. Но пока наше общество ставит коммерческую выгоду от молочных продуктов и здоровье потребляющих эту продукцию двуногих граждан превыше коровьих переживаний, профессору Спроут стоило бы составить заявку на грант с учетом этих требований. Например, она могла бы написать такую преамбулу: «Депрессия приводит к снижению удоя. Если мы вникнем в психологию дойных коров, мы сможем разработать медицинские средства для улучшения их настроения, и это будет способствовать повышению удоев на 10% и более. По моим оценкам, мировой рынок мог бы востребовать психотропные средства для лечения коров на $250 миллионов в год».

Наука не может устанавливать себе приоритеты. Не способна она и решать, как распорядиться своими находками. Например, с чисто научной точки зрения непонятно, что человечеству следует делать со знаниями, которые накопила генетика. Использовать их для лечения рака, вывести расу генномодифицированных суперменов или молочных коров с супервыменем? Очевидно, что либеральное правительство, коммунистическое правительство, нацистское правительство и капиталистическая корпорация используют одни и те же научные открытия в совершенно разных целях и нет научных причин предпочесть один подход другому.

Короче говоря, научные исследования могут развиваться лишь в союзе с религией или идеологией. Идеология оправдывает расходы на исследование, но за это берется влиять на ход научных работ и определять, как распорядиться результатами. А потому, чтобы понять, как человечество пришло к Аламогордо и на Луну, а не в какое-то иное место, недостаточно рассмотреть достижения физиков, биологов и социологов. Нужно принять во внимание те идеологические, политические и экономические силы, которые влияли на физику, биологию и социологию, подталкивая их в определенных направлениях, забывая о других.

Нашего внимания в особенности заслуживают две силы: империализм и капитализм. Именно контур положительной обратной связи между наукой, властью и обществом и был, по всей видимости, основным мотором исторического развития на протяжении последних 500 лет. В следующих главах мы разберем, как это работает. Прежде всего рассмотрим, как соединены в этом двигателе турбины науки и власти, а потом выясним, как они обе связаны с денежным насосом капитализма.