Генон против Эволы

Александр Дугин. Высказанное вами мнение свидетельствует о довольно поверхностном знакомстве с традиционализмом. Хотя и среди самих традиционалистов есть те, кто так думает. Я традиционализм знаю довольно неплохо.

К Шуону, например, я отношусь без большого восторга. В принципе, его случай показывает, насколько тонка грань между метафизически обоснованной позицией Генона и попыткой упростить его дискурс и применить его на практике. Как легко это приводит в свою очередь к New Age, неоспиритуализму и аберрациям. Когда Фритьоф Шуон, традиционалист, вслед за Геноном принявший ислам, ставший суфием, от действительно глубокого понимания метафизического единства Традиции перешёл к поверхностному синкретизму, к практикам в стиле New Age и даже к сектантству, включая в свои придуманные ритуалы и культы странные разнородные элементы из культуры североамериканских индейцев, это выглядит как дискредитация. Для мусульманина – даже самого открытого – это неприемлемо. Но именно последователи Шуона более всего борются с Эволой и его линией.

Сам Генон великий мыслитель. Он первичен в отношении всех остальных традиционалистов, в том числе в отношении Юлиуса Эволы. Но с прямыми, а тем более с непрямыми последователями Генона, начинаются проблемы. Дело в том, что повторять Генона — не значит быть вместе с Геноном. Генона надо сделать внутренним — его надо понять, усвоить. А вот как мы это будем — это процесс очень тонкий.

На мой взгляд, Эвола — именно и есть самый последовательный традиционалист вслед за Геноном. Да, он вторичен по отношению к Генону, но он совершенно уникален по отношению ко всем остальным, потому что он сделал Генона своим внутренним стержнем. А уж как он его применил, развил, как он его воплотил, зависело от его мужества, творческой мысли, от его интеллектуальных стратегий. Вот это как раз, на мой взгляд, и составляет подлинный традиционализм. Ты берёшь то, что является безусловной истиной, и дальше пропускаешь сквозь себя — сквозь свой жизненный опыт, сквозь свою экзистенциальную позицию, сквозь свои предпочтения, сквозь свой анализ. Ты не повторяешь, что сказал великий мэтр, а живёшь жизнью этого великого мэтра в самом себе. 

И хотя я не во всём согласен с Эволой, я вижу его как живого и полноценного традиционалиста. Генонисты — репликанты Генона, его тихие и ворчливые последователи. Они создали то, что сам Эвола называл «генонистской схоластикой». Мне это совершенно чуждо. Эвола же совершенно живой человек. Даже его ошибки, его страсти, его ангажированность в войны мира, в культуру, в политику, в геополитику — всё это свидетельствует о полноценном живом человеке, который превращает тезис о кризисе современного мира в восстание против него. Так и следует поступать всем. Каждый живой человек, пойдя за Геноном, так и должен действовать — либо он становится пустым и бессильным демагогом, «куротрупом», как Мамлеев говорил, учёной курицей, кудахчащей вокруг геноновских воззрений.

Активный традиционализм

Генон — это драма, это разрыв сознания. Как писал французский традиционалист Рене Алло, Рене Генон  это самый революционный философ, более революционный, чем Маркс. И как раз Юлиус Эвола свидетельствует, что если это семя генонизма падает на хорошую, здоровую, живую почву, то оно даёт колоссальные последствия. В каком-то смысле, Эвола более жив, чем Генон сейчас.

Труды Генона заняли место на полках рядом с оккультистской литературой; они стоят вместе с «Великими посвящёнными» Шюрэ, с Папюсом, с Элифасом Леви и т.д. Его умудрились в каком-то смысле нейтрализовать. А вот Эвола, по крайней мере в Италии (и не только в Италии), по-настоящему жив и действенен. Эвола – the most dangerous traditionalist thinker. Хотя на самом деле the most dangerous traditionalist традиционалист — это сам Генон. Другое дело, что самую «опасную», «революционную» сторону генонизма современная смогла отчасти нейтрализовать, а Эвола остается эксплозивной точкой, моментом разрывом сознания. Эвола утверждал: если ты традиционалист, тогда иди и воюй против современного мира, причём не когда-то там и не где-то там, а прямо здесь и прямо сейчас. Что у тебя есть под рукой, с тем и воюй. Есть перо — воюй с пером, есть компьютер — воюй с компьютером, есть микрофон — воюй с микрофоном, есть гитара — давай, реви на этой гитаре, есть всё остальное (не будем уточнять, чтобы не дразнить определенные инстанции), вот и используйте всё, что у вас есть — для борьбы с современным миром. Любое средство — руку, голову, ногу, и всё что под ногу или под руку попадётся – хорошо в восстании против «тёмного века», «кали-юги». Идите и боритесь с ним, если вы традиционалисты! Блестящий подход! Я исповедую именно такой эволаизм. И это можно назвать «активным традиционализмом». 

Эта позиция не столько зависит от касты. Не в кшатрии или брахмане дело. Хотя, конечно, Эвола — традиционалист кшатрийского типа, Генон — брахманического. Но я считаю, что между ними нет никакой принципиальной оппозиции. Нет лучшего друга у брахмана, чем кшатрий, и нет лучшего друга у кшатрия, чем брахман. Вот все остальные касты другие — они меньше интересуют. Главное решается в диалоге воина и философа. Ведь что это за воин без ума, а что такое ум без активности? Они неразрывно связаны между собой — брахман и кшатрий, Генон и Эвола. Из их сочетания складывается интегральный, всеобъемлющий, синтетический традиционализм, живой, бросающий вызов тёмному веку. Если идём «против современного мира», значит — так, давай, или, и никаких оговорок. А после этого — посмотрим, кто дальше зашел, кто лучше думал и лучше делал. И когда тебя, традиционалиста, будут хватать, пытать, арестовывать, демонизировать, репрессировать, уничтожать, не спрашивай: «За что?» Есть за что.  И одно это уже, в каком-то смысле, успокаивает.

Значит было за что

Я всегда думал, что самое страшное, когда за тобой приходят, а ты не виноват; тебя судят, а ты этого не совершал… И ты думаешь: «Как же так? За что?» А когда есть «за что», ну тогда и нормально.

Если ты против современного мира, пойди и сделай что-нибудь этому современному миру, чтобы было больно, чтобы он завыл. Вот тогда, когда он на тебя обрушится в ярости, ты и скажешь себе и другим: «Ну и ладно, всё правильно, я только этого и хотел». Поэтому «No Remorse». И Эвола — это «No Remorse!» Это совершенно правильно, значит, было «за что». И отлично.

А вот когда не за что (или почти не за что), когда ты пытаешься отсидеться, когда ты пытаешься угрожающее дьявольское царство количества эвфемизировать, намекая: «я, конечно, традиционалист, но пустите меня в ваше общество», а всё равно тебя разоблачили – книжку какую-то запрещённую и неполиткорректную нашли или неосторожное высказывание в соцсетях заметили, вот это, действительно, обидно. За тобой придут, а ты «не при чём», ты «не это имел в виду». Ну и хорошо — будешь ни за что сидеть. Лучше бы было за что, так спокойнее и достойнее, стройнее на душе.

Русские это хорошо понимают — «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Попадание в тюрьму в нашей культуре вообще никак не связано с законопослушным поведением. Поэтому «не зарекайся от тюрьмы». Просто за тобой могут прийти, а могут и не прийти Ты можешь оказаться в местах не столь отдалённых, а можешь и не оказаться. Как ты себя при этом ведёшь — законопослушно или нет — не принципиально. Одно с другим не связано. Или связано, но каким-то очень сложным образом, непостижимым образом. Не крал, не убивал, не насиловал, не грабил, и раз — в тюрьме. Или наоборот, крал, насиловал, убивал, и раз — в Государственной думе или в министерстве. И как тут одно с другим связано? — Проследить это очень трудно.

Есть такая формула: «не пойман — не вор». Украл, но не поймали, значит — «не украл». Поэтому русские очень тонко к этому относятся к самой стихии судьбы. Это Суд Божий. У нас особое правовое сознание. Оно связано с правдой, скорее, чем с правом. И жить надо по правде, кем бы ты ни был. Депутатом, полковником или бандитом. Везде есть правда и везде есть ложь. Потому что таков человек, таково его сердце. И никакая правовая система этого исчерпать или изменить не может. Поэтому путь от убийцы в святые и из губернаторов на нары всегда открыт.

Я это к тому, что Эвола был открыт и последователен в своей борьбе против современного мира. Он встал и вызвал огонь на себя. Ну, и правильно сделал, на мой взгляд! Я считаю, что традиционалисты должны «вызывать огонь на себя». Да, мы dangerous. Да, мы не совместимы с властителями мира сего и с их послушными безотказными рабами. Да, мы в принципе, не заинтересованы в продолжении существования человечества, современной культуры и цивилизации — в том состоянии, в каком они находятся сейчас. Мы  — вестники великого возвращения; мы говорим о необходимости духовного спасения человечества, каких бы радикальных средств это ни потребовало. Звучит угрожающе? Наверное. Ну, как есть…

Традиция и Модерн: рождение парадигм

Фёдор Шиманский. Для многих людей, с традиционализмом не знакомых, и даже для некоторых, с ним знакомых, традиционализм – это что-то на уровне теософии, нью-эйдж и оккультизма. И другая мысль, что вот традиционализм, он про такую единую Традицию с большой буквы. И поэтому многие недоумевают: «Как Александр Гельевич может совмещать это с православием? Он же православный человек!» 

Александр Дугин. Да, я могу пояснить. Я много раз это уже объяснял.

Когда мы говорим о Традиции с большой буквы, мы говорим о парадигме, о понятии, которое наделяется по-настоящему значимым и ясным содержанием, когда мы соотнесём его с Новым временем, с западноевропейской культурой Нового времени. Когда сложилась и восторжествовала идеология, философия, культура, политика, общество Модерна, Нового времени, это не было аналогом новой религии, не просто сменой одной сакральной формы на другую (как было в случае религиозных реформаций или революций). В Новое время в Западной Европе утвердилась философия, которая отрицала вообще всё трансцендентное, всякую вечность, всякую сакральность; это было «расколдовыванием мира» (Entzauberung der Welt), по М. Веберу. Таким образом современная цивилизация воплотилась в определенную форму, в парадигму, которая представляет собой антитезу всех традиций, всех религий, всех типов сакральности. Вот это и есть «современный мир» — как концепт! —  по Генону и Эволе. Это антитеза не просто христианства, но и иудаизма, и ислама, и индуизма, и буддизма. Вообще всё, что связано с духовным опытом человечества, отрицается Галилеем, Ньютоном, Декартом, Кантом и дальше уже сложившимися тоталитарными идеологиями – либерализмом, марксизмом и национализмом.

Фактически, именно современный мир как парадигма подготовил концептуальную территорию, чтобы мы могли говорить о Традиции – тоже как о парадигме. Почему мы раньше — до того, как современность сложилась как тотальная структура –не говорили о Традиции? Потому что мы сравнивали одну традицию с другой, например, христианство с исламом, иудаизм с христианством, буддизм с индуизмом, даосизм с конфуцианством и т.д. Речь шла о разных формах сакральности, о разных формах традиции, потому что вне Традиции ничего не существовало. Конечно, и в традиционном обществе были девиации – например, представители материалистической школы Локаята в древней Индии (считавшейся учением демонов, асуров), философы-атомисты (Левкипп, Демокрит, Эпикур) в древней Греции, эволюционисты (некоторые досократики или Лукреций) и т.д. Но это были локальные вирусы декадентского сознания. Вторжение демонического материалистического слабоумия. Построение на таких оснований целой философии, культуры, цивилизации, было невозможно. Это стало возможно только в Новое время. Именно тогда, когда эта аномалия стала господствующей, по сравнению с ней всё остальное обнаружилось как Традиция. То есть, всё что не западное, не современное не материалистическое, не буржуазное, не демократическое, всё это — Традиция. В каком-то смысле, концепт «Традиция» появился в ответ на появление концепта «Модерн». И появившись в ответ на Модерн в качестве тотальной альтернативы Модерну, возник и традиционализм.

Традиционализм и Православие: гармония, а не противоречие

Однако, традиционализм утверждает, что Традиция не может быть дана нам вся и сразу. Традиция — это и христианство, и ислам, и индуизм, и буддизм, и даосизм, и конфуцианство, и архаические культы — всё это Традиция. Но это не значит, что это какая-то традиция полностью совпадает с Традицией с большой буквы или ее исчерпывает.

Фёдор Шиманский. Я, может быть, не совсем верно задал вопрос. Вы знакомы с работами о. Серафима (Роуза)? 

Александр Дугин. Позвольте, я доведу мысль до конца о соотношении Традиции и православия.

Так вот, идея единой Традиции возникает как альтернатива, как концепт, связанный с пониманием сущности Нового времени. Это обобщенное представление об обществе, которое построено не на современных модернистских основаниях. Это концепт, и он не пустой. Составить о нём представление довольно легко: просто интерпретировав Традицию социологически. Социология выделяет два типа общества – традиционное общество и современное общество. Всякое общество, не построенное на тех же принципах, что и современное, является традиционным.

Путь к Традиции с большой буквы обязательно лежит через конкретную традицию с маленькой буквы или религию. Традиция вообще дана нам конкретно как одна из традиций, она из религий.

Конечно, в любой религии, возможность выбора. Но мы не можем прийти к Традиции с большой буквы, не выбрав ничего, отказавшись от выбора. Отсюда встает вопрос о том, что традиционализм с необходимостью требует религиозного обращения. Теоретически, религию можно выбрать, но в этом выборе следует учесть много факторов – не только индивидуальный произвол. Не только и не столько мы выбираем религию, сколько религия выбирает нас. 

Наша родная вера, вера, в которой мы родились, которая связана с нашим народом, не случайный фактор, а имеет промыслительное значение. Сам Генон отказался от веры предков и перешёл из католицизма в ислам. Это его выбор. Его следует признать и с ним считаться. Но мой выбор — остаться в той вере, которой является вера моего народа. И не просто остаться, осмысленно и с опорой на волю к ней по-настоящему примкнуть, причаститься, вступить в нее.

Мы часто бываем носителями традиции по инерции. Для меня же Православие является осознанным выбором традиционалиста. Что же это за традиционалист, если он к своей собственной традиции не имеет отношения? Для меня это было не просто дань статус кво, хотя меня крестили в детстве. Это было осознанное воцерковление, духовный, интеллектуальный и философский акт. Поэтому для меня Традиция с большой буквы никак не заменяет собой, не подменяет и не отменяет, не упраздняет Православие.

Православие для меня — это всё, это единственный вход в сакральность.

Но Православие для меня несовместимо с Новым Временем, не совместимо с западным атеистическим секулярным обществом. Православие является формой живой Традиции. Благодаря православию, традиционализм становится вполне конкретной преображающей духовной практикой. Это чрезвычайно важно, по-другому и быть не может.

Модернизм подчас проникает внутрь Православия

Серафим (Роуз), о котором вы говорили, был генонистом. Вначале он был ницшеанцем, интересовался различными восточными религиями, мистикой (суфизмом), индуизмом, а позднее буддизмом. Он открыл для себя Генона, и это привело его к принятию традиционализма как глубинной установки. В определенный момент – он, американец, протестант по рождению, увлекавшийся буддистской философией – становится православным. Он находит сокровище православной традиции, восточного христианства, и становится на этот духовный путь, которому остается верен до конца. Отец Серафим —  автор прекрасных и глубоких книг о Православии.

Православие должно быть ценимо нами — русскими. Для меня, как православного и традиционалиста, здесь нет ни малейшего противоречия. Как и для отца Серафима (Роуза) или православных румынских исихастов из кружка Rugul Aprins (Санду Тудор, Думитру Станилоэ, Никифор Крайник и т.д.), тесно сопрягавших генонизм с православием, Афонской традицией, умным деланием и старчеством.

Хотя, конечно, некоторые высказывания Генона, если их вырвать из контекста и отнестись к ним с предубеждением, могут вызвать у православного человека недоумение. Особенно если сознание православного ещё слишком проникнуто ядом Нового времени.

Кстати, у меня был такой опыт. Я читал лекцию в Свято-Тихоновском университете о Геноне. Вначале её восприняли ее в штыки. Первой волной шли аргументы, что Генон принял ислам, был масоном. Казалось бы, критика справа. Чуть позже, когда я всё-таки пробрался сквозь дебри формальных возражений, пошли такие речи: «Ну а как же прогресс? Как же техническое развитие? Как же, там, наука?» Критика справа незаметно переросла в критику слева. Получилось, что под христианской ортодоксией скрывается бессознательный модернизм. И это в Православии, которое намного более традиционно и сакрально. А уж в католицизме такой модернизм просто преобладает.

В таких нападках на традиционализм дает о себе знать уже не она из традиций, а сам Модерн, замаскированный под «религию».

Католицизм, тем более протестантизм это понятно. Модерн проник там в глубь. У нас, конечно, всё нет уж и плохо обстоит. Мы держимся. Православие — это более традиционная и менее современная религия. Но и здесь не всё так хорошо, как хотелось бы…

Генон, правильно интерпретированный – как в случае отца Серафима (Роуза) – нам был бы чрезвычайно важен. Именно традиционализм делает православного православным. А если этого традиционализма нет, если нет отвержения, системного и полного, современного мира, то этот современный мир проникает в религию и исподволь меняет её содержание. Традиционализм строго определяет границы, в том числе и в отношении научной картины мира, за которыми сакральность заканчивается, а значит, религия – как божественный, сверхчеловеческий институт – утрачивает свое бытие.

Неверно считать, что можно быть традиционалистом, а можно не быть, и ты в любом случае будешь православным. На самом деле, в той или иной мере, традиционализм является неотъемлемой и важнейшей частью Православия.

Недавно почивший отец Дмитрий Смирнов был ненавидим либералами не столько из-за счёт его резких высказываний, сколько потому, что сочетал традиционное толкование ценностей, жизни, человека, культуры с Православием как религией. На этой же позиции в последние годы жизни стоял также недавно почивший протоиерей отец Всеволод Чаплин. Сегодня эту же позицию защищает отец Андрей Ткачев. И эти отцы-традиционалисты раздражают и убежденных либералов, и церковных модернистов, и светских людей. Они показывают, что традиция есть нечто всеобъемлющее. Она требует всего человека, выносит суждение о всех сторонах нашей жизни. Она не настаивает, она учит и открывает – пусть сложный, но ведущий к истине, спасению и свету — путь.

Я нахожу гораздо больше взаимопонимания с монахами на Афоне, среди монашества в целом – особенно среди настоящего истового монашества, которое оставило мир в целом, и соответственно оставило современный мир, чем в кругах «православных» либералов, конформистов и почти секулярных демагогов от религии, которые, по большому счёту, движимы модернистскими представлениями о мире, и не собираются ни осознавать эсхатологический характер нашего тёмного века, ни признавать ту фундаментальную противоположность между Модерном и Традицией. А православная религия — это традиция и есть, она есть сакральная традиция; она требует от нас веры в бессмертие, в вечность, в душу, в ангелов, в бесов. Требует! Что совершенно исключает современные представления о космологии, о физике, о политике и так далее. Религия требует от нас веры в иерархию: и в небесную иерархию ангельских чинов, в церковную иерархию, в политическую иерархию, и в симфонию властей. Дух вершит все сверху вниз, а не наоборот. Мы должны толковать время, отталкиваясь от вечности, познавать мир от Бога к материи, а не наоборот. Эту иерархию полностью отвергает современность – в науке, философии, политике, образовании, культуре, праве, быту. И тут или – или; или Бог (Традиция) или дьявол (Модерн).

Апостасийная физика

Я не собираюсь оправдываться в своем традиционализме или защищаться. Наоборот, традиционализм и Православие — неразрывно связанные друг с другом вещи. Всё дело лишь в том, что мы не всегда это ясно осознаём. Или иначе, не все, увы, это достаточно осознают. Часто традиционалисты становятся сухими софистами, пессимистами и критиками или даже  неоспиритуалистами, что делает их непригодными для такой полноценной религиозной жизни. А многие религиозные люди, со своей стороны, не могут осмыслить трудный момент — полную несовместимость Модерна, современной «научной» картины мира, современного естествознания, с полноценной картиной сакральной онтологии. Без такой онтологии, без сотворенного Богом космоса вера оказывается без фундамента, без основы. Это необходимое мировоззрение, потому что Христос в мир атомистов прийти не может. Такого мира Он не создавал. Это дьявольская иллюзия! Поэтому обращение науки к атомизму и совпадает с распространением атеистического мировоззрения. Христос приходит во Вселенную Платона и Аристотеля – у такой Вселенной есть центр и периферия, но нет атомов и пустоты, нет «движения материальной точки по инерции», в ней все планомерно и торжественно вращается в соответствии с Божиим Промыслом.

Вообще современная физика, современная наука, современное общество, современная культура, современная политика — это творение дьявола. Это подготовка прихода Антихриста… И Новое время, с точки зрения Православия, определяется одним словом – «апостасия», «территория отступничества».

Мы живём в ненормальных условиях, в ненормальном мире, в ненормальном обществе. Поэтому православный либо должен быть консервативным революционером, либо он отступает перед натиском Модерна и тогда  становится солидарным с апостасией. В этом отношении между православным христианством, моей религией и моей традиционалистский позицией нет ни малейшего зазора.

При этом некоторые высказывания Генона, могут быть поставлены под вопрос. Это не истина в последней инстанции. Истина это Исус Христос, Истинный Бог и истинный Человек. Я, кстати, в книге «Метафизика Благой Вести» показал, какие пункты философии Генона несовместимы с Православием, а какие, наоборот — совместимы. Поэтому здесь ничто не ограничивает нас от свободного – возможно, критического – осмысления. Мы свободны в нашей интерпретации традиционализма. Мы можем по-разному сочетать или разделять основные силовые линии традиционализма и соотносить их с Православием.

Фёдор Шиманский. Ну вот, люди смотрят: Генон – мусульманин, Шуон — тоже мусульманин. Хотя он как индеец голый ходил… 

Александр Дугин. Сам Шуон не ходил, он смотрел индейский танец, в котором юные индианки некоторых ритуалах пляшут без верхней части индейской одежды. Сам он ходил в суфийском кафтане, что называется хирка. Но то, что он участвовал в этих ритуалах, это, конечно, мало сочетается с традицией, а с New Age  и современной фольклористикой – вполне. Это странно слишком приветствовать или слишком осуждать. У разных культур разные обряды. Главное их не смешивать.

Православный традиционализм

Фёдор Шиманский. А, вот, Эволу возьмём. Он же книжку целую написал — «Языческий империализм». Как это совместимо с православием? 

Александр Дугин. Слабо совместимо. И это лежит на поверхности. Но Православия он не знал и не мог знать. Западное же христианство это отдельный разговор. Оно почти порвало связи с сакральностью. Эвола пытался найти эти связи в греко-римской традиции. Чисто теоретическая инициатива. Ритуальная сторона безвозвратно утрачена. Остаются случайные индивидуальные фантазии. То есть ситуация ещё более печальная, чем даже с западным христианством. Эвола под «язычеством» понимал гибеллинскую идеи Империи, политеистический неоплатонизм, герметизм и фрагменты, оставшиеся от Римской традиции, которые пытался обобщить учитель Эволы, еще один итальянский традиционалист Гвидо де Джорджо в одноименной книге «Римская традиция».

Да, язычество не христианство, это очевидно. А вот также ли очевидно, что современная физика, современная наука, современная биология, социология или политология с христианством также несовместимы? Сколько людей среди современных христиан возмутятся словом «язычество», и они же спокойно примут таблицу Менделеева, полёт на Луну, минералогию, Big Bang, чёрные дыры, закон всемирного тяготения или постоянную Планка… Атомизм современной науки у них никакого подозрения не вызывает…

Фёдор Шиманский. Даже наоборот! «Теология прямого действия!» Но всё же, почему так мало православных среди традиционалистов? Я могу вспомнить только о. Серафима (Роуза). Ну, вас, естественно. И Жана Бьеса. Вы его, кажется, даже переводили. 

Александр Дугин. Ещё все крупные деятели христианства в Румынии ХХ века —  кружок Rugul Aprins тридцатых-сороковых годов, о котором я уже упоминал. Румынское Православие было теснейшим образом с связано традиционализмом. К Rugul Aprins в чем-то можно отнести и Мирчу Элиаде. Элиаде был православным и традиционалистом. Философ и специалист по Восточной Европе Александр Бовдунов предложил рассматривать Элиаде и вообще румынскую ветвь в традиционализме как своего рода традиционализм, ориентированный на третью касту, на традиционное крестьянство. Очень глубокая мысль.

На Афоне до сих пор есть ряд монахов, которые вполне осмысленные традиционалисты. В Греции в целом есть.

Да и в современной России есть монахи в некоторых монастырях, и светские православные интеллектуалы, которые разделяют эту позицию. Стоит только обойти внешние формальности и вникнуть в суть дела…

Вот иеромонах Серафим (Роуз), которого вы упомянули, это – же крупнейшая фигура в контексте безусловно признаваемой почти всеми православной «ортодоксии». Он безусловный авторитет. Мало кто знает, как он пришёл к вере, и какую роль тут сыграл Генон. А это не просто случайные влияния. Это глубинная логика духовной и интеллектуальной позиции – отвержение Модерна и обращение к Традиции. И то, что в случае этого американского интеллектуала входом в Традицию стало именно русское Православие – обстоятельство грандиозного значения. Нечто аналогичное и с Жаном Бьесом, генонистом, принявшим Православие и написавшего очень корректную книгу о Святой Горе.

Да, тех, кто идёт вслед за Геноном, в православной среде не много. Но они есть и какие! Кстати, старческая традиция, какой она может быть, кроме традиционалистской? Какой старец будет защищать Модерн? Как можно быть православным и не понимать ненормальность и патологичность западноевропейской, антихристовой цивилизации?

Конечно, может быть, убеждённых и осознанных интеллектуально-эксплицитных традиционалистов не так и много. Но, во-первых, они все же есть, а во-вторых, вообще, для Православия традиционализм в каком-то смысле является естественной и характерной чертой. Когда это естественное обстоятельство корректно осмыслено и столь же корректно выражено, то мы и получаем православный традиционализм. Причем благодаря этому философски и социологически выверенному подходу можно избежать карикатурных крайностей – конспирологии, чрезмерного экзотического апокалиптизма и т.д.

Четверица

Фёдор ШИМАНСКИЙ. По поводу Хайдеггера. Какую роль в вашем мировоззрении играет Das Geviert — четверица? Вопрос именно про четверицу, потому что про неё знают, но никто не понимает, что это такое. 

Александр ДУГИН. Хайдеггер сыграл в становлении моего мировоззрения огромную роль. В своих работах я, действительно, обратил внимание на Четверицу, das Geviert, посвятил ей лекции, достаточно подробно разобрал в книгах «Мартин Хайдеггер. Философия Другого Начала» и «Мартин Хайдеггер. Возможность русской философии». Те, кто знакомы с этими работами, наверняка, обратили внимание на то, что я выделяю Четверицу как важнейший философский метол.

На мой взгляд, это один из примеров сакральности мировоззрения самого Хайдеггера. Это поздний Хайдеггер, который, отошёл языка феноменологической традиции и стал говорить языком философских мифов, в каком-то смысле как Платон. Для Хайдеггера Geviert — это пересечение основных силовых лини, квинтэссенция всей его философии, особенно поздней. Эта поздняя фаза философия тесно сопряжена со средним Хайдеггером, где центральной была тема – Seynsgeschichte.

Geviert смысле соотносит Dasein c антропологией, теологией и космологией. Хайдеггер указывает, что Dasein, то есть человеческое мыслящее присутствие, находится на пересечении двух осей: одна из них – космологическая — связывает Небо и Землю, а другая – антропо-теологическая – (смертных) людей и (бессмертных) богов.

Человек как смертный это всё же еще не Da-Sein, то есть не совсем человек. Он становится человеком, когда начинает осознавать свою смерть и свою смертность, а значит, начинает соотносить себя с бессмертностью – то есть с богами (Богом?). Человек экзистирует, когда мыслит, а мыслит, когда сталкивается лицом к лицу ко смертью. Но, по Хайдеггеру, и боги движутся к смертным, к воплощённой в них конечности и гибели, так как сами они этого не знают и не имеют в себе. Местом встречи богов и людей становится Da-Sein. Только тогда человек приходит к себе, когда к нему спускаются лёгкие боги…

Также и Земля. Пока она сама по себе она ещё не Земля. Земля становится собой в отношении с Небом, то есть вступая в мир (как в Welt). Земля должна быть «украшена» (это и есть греческий смысл слова κόσμος), прежде чем прийти на брачное место встречи с Небом, прежде чем стать Землей мира.

Оба места встречи – людей и богов, Земли и Неба – это одно и то же место – это Da Da-Sein’а. Человек экзистирует как Da-Sein только в том месте, растянутый между Небом и Землей, обращенный к лёгким бессмертным богам.

Da-Sein это пересечение двух осей — оси Неба и Земли (тотальных объектов, верха и низа) богов и людей (тотальных субъектов верха и низа).

Это и есть Geviert.

Применение Geviert’а, Четверицы, к самым разным философским ситуациям  позволяет тонко проанализировать некоторые феномены, ситуации, онтологические формы. Например, в полноценном Geviert’е люди и боги сближаются, а Земля и Небо вступают в альянс, в брак, который порождает космический урожай. Здесь и рождается вся совокупность вещей.

Древнее понятие хаоса означало «зияние пустоты между Небом и Землей». Позднее в этой пустоте – ровно в центре пересечения двух осей —  рождается Эpoc. Отсюда эротическое измерение Da-Sein’а. Geviert — это человек любви, человек, который не просто человек, не сам по себе, обязательно обращённый к другому, к высшему, к трансцендентному —  к богам. И когда человек (правильно и деликатно) обращён богам, то и боги обращаются к человеку… Так становится возможной их встреча…

Это можно было вполне применить и к христианству применить, но Хайдеггер не был христианином, он был феноменологом. В его модели, даже если говорится о богах или Боге, о встрече человека и бога там же, где происходит встреча Неба и Земли, собственно религия или теология не подразумеваются. А вот сакральность – да. Но это сакральность, описанная языком философии.

В Da-Sein’e происходит встреча двух типов субъекта, абсолютного божественного и ограниченного человеческого. Там же великий небесный объект (полнота, мир) пересекается с земным — ущербным, несамодостаточным объектом, лишенным полноты и бытия, но жарко взыскующим их.

Интенсивное ощущение неполноты, привносимое Землей и смертным человеком, замыкается на интенсивное ощущение изобилия и самодостаточности, которое приносят с собой боги и Небо. Обе оси пересекаются в Da-Sein’е.

Поэтому Da-Sein есть нечто намного больше, намного более важное, чем человек. Здесь нет разделения на субъект и объект, на верхнюю объектность и нижнюю объектность, верхнюю субъектность и нижнюю субъектность. Всё оси пересекаются в Geviert’е.  Так Geviert превращается в фундаментальную философскую матрицу. Поняв это, мы начинаем мыслить Geviert’ом.

Эту фигуру можно применять к разным онтологическим ситуациям. Тогда, когда человечество живёт в сакральном мире, движение идёт от полюсов к центру. В таком случае Da-Sein становится сценой великих эпифаний. Здесь рождается философия, искусство, культура, религия, культ. Здесь рождается поэзия. Люди живут рядом с богами, а Небо насыщает своим метафизическим отеческим светом влажную материнскую Землю.

Но можно применить Geviert и к больной – искаженной — в онтологии, к  онтологии монстров. Огрубевшие смертные отворачиваются от богов, замыкаются в своем индивидуализме. Оскорбленные боги уходят. Либо люди отпугивают богов своими требованиями, мольбами, проклятиями (когда не получают желаемого). Люди могут и идти на встречу богам – но как… Если не в тонком почтении, в легком танце, с возвышенными пэанами и славословиями, а грубо и навязчиво, то боги просто ускользают.

Точно так же Небо и Земля могут жить в браке, а могут оказаться в состоянии войны — войны материи и духа. Тогда они противопоставляются друг другу, замкнувшись каждый в своем – Небо в безразличной полноте, Земля в бешенстве истерической утробной лишённости.

Geviert может быть применён в любых условиях как некий маркёр онтологического состояния или как определения положения культуры в разных фазах космического цикла.

Geviert для меня это очень важен. Но вместе с тем не менее важны и многие положения философии Хайдеггера. Geviert, однако, это именно философский миф, что редкость у Хайдеггера, не любившего схемы, и старавшегося говорить на строгом языке философии, избегая мифологических картин.

Хотя поздний Хайдеггер всё больше и больше сближается с поэзией. Это Хайдеггер-поэт. Кстати, у Хайдеггера были и стихи. В 81 томе его стотомного собрания сочинений они опубликованы. Так сам он преодолевает бездну между философией и поэзией, о которой говорит, и обменивается интеллектуальными и символическими знаками с теми, кто находятся на другой вершине. Не на вершине философии, а на вершине поэзии или сакральности, потому что для Хайдеггера поэзия была синонимом сакральности. Geviert — скорее философская поэзия, нежели философский концепт.

Вот пример философской поэзии Хайдеггера, напрямую отсылающей к Geviert’у.

Höhe, die entstieg, 

zwischen Erd und Himmel: Sieg. 

Tiefe, die entfiel, 

Zwischen Gott und Mensch: das Spiel. 

In Steig und Fall 

Schwingt still das All.(1) 

Совсем приблизительно это можно передать как:

Высота, нисходящая («восходящая вниз» от ent — steigen)

Между Землей и Небом: Победа. 

Глубина, выпадающая («падающая вверх» – от ent-fallen)

Между Богом и Человеком: Игра. 

В восхождении и падении 

Мерно раскачивается Вселенная. 

Лев Гумилёв и формула пассионарности

Фёдор Шиманский. По поводу евразийства. А что вы думаете про Льва Гумилёва? 

Александр Дугин. Я очень его люблю. Это настоящая евразийская поэзия, историческая поэзия. Мне очень нравится его защита пассионарности.

Пассионарий — это кшатрий. Гумилёв был кшатрием. Он был носителем  воинского начала, дерзкого и подчас агрессивного начала. Поэтому он так любил тюрок, монголов, степняков — вообще «людей длинной воли». Работы Льва Гумилева — это настоящая поэзия, которая реабилитирует мужское начало. Пассионарий, истинный кшатрий — такой, как сам Лев Гумилёв или как персонажи его исторических хроник — это человек, который обладает намного бóльшим количеством энергии, чем необходимо для простого выживания. Это формула пассионарности Гумилёва: P > I.  Это формула полноценного мужчины, воина.

Именно в таком поэтико-энергетическом контексте Гумилёв представляется мне великолепной прекрасной фигурой. Ну, а его, скажем так, попытка объяснить феномен этой пассионарности, её исторических циклов с помощью каких-то материальных факторов, то это дань заблуждениям материализма. Это досадно и, собственно, его представление о механической предопределённости циклов этносов, на мой взгляд, — это натяжка. Там исключений намного больше, чем правил. Да почти всё и есть исключения по сравнению с 1200- летним циклом. Сам Гумилёв объясняет: всякий раз новый внешний фактор новый не дает полному циклу совершиться. Но примеров того, что этот цикл действует именно так, гораздо меньше, чем примеров того, что он не действует. Поэтому буквалистское прочтение Гумилева вызывает у меня сдержанное отношение.

Но общий пафос, общий настрой его работ и общая деликатность его подхода, его глубина, его свобода, множество очень верных и тонких интуиций относительно тех или иных исторических периодов – всё это бесценно.

Гумилёв — это сокровище, но читать его надо с определенной дистанцией.

Сам по себе он совершенно нескучный, пассионарный человек. Когда его начинает читать человек гармоничный, как он сам их называл, «гармоничники» (P=I), или тем более субпассионарий (P < I — просто вредоносный каракуль, а не человек, существо, поглощенное ressentiment’ом, осмеянное Ницше и систематизированное Шелером, липнущее к пассионариям, чтобы напитаться их избыточной жизненной слой), он автоматически иссушает послание Гумилева, банализирует или извращает его.

Особенно это касается субпассионариев. Когда они берутся за Гумилёва, в них поднимаются потоки желчи — неважно, защищают они его буквалистски или, наоборот, критикуют. Как только субпассионарии приближаются к Гумилёву, возникает ощущение патологии, потому что его книги точно не для них. Конечно, Лев Гумилёв очень популярен, его читают все, кто попало, но его книги откроют своё подлинное содержание только пассионариям. Ведь это написал пассионарий о пассионариях и для пассионариев. Пассионарии очень легко смогут понять не только что он прямо говорил, но и что он имел в виду. Если упрощённо, то он имел в виду приблизительно следующее: «Бросай всё и давай вперёд, двигайся. Пренебрегай любыми ограничениями. Создавай консорцию таких же как ты. Найди такие же подобных и двигайтесь вперёд вместе, куда бы вас это не завело. Да, чаще всего это никуда вас не заведет. Ну и ладно. А если всё сложится, вы положите начало субэтносу, а там и этносу. Из таких консорций активных страстных дерзких и отважных людей и вырастают народы и цивилизации». 

Вот этот призыв к пассионарности, явно положительная и одобрительная (если не сказать прямо анкуражирующая) оценка этого явления, несмотря на все издержки с этим связанные, прозрачно читаются у Гумилева.

Человек гармоничный, как называет его Гумилёв, типичный обыватель должен был бы ужаснуться таким установкам. Ведомой избытком внутренних сил пассионарий часто бросает заниматься общественно полезным трудом, а тем более заботиться о самовыживании, и при любом удобном случае срывается с места и отправляется на поиск приключений, идёт на войну, и там всё завоёвывает или ничего не завоёвывает, а гибнет просто при первом же столкновении с врагом…  Для Гумилёва даже не важно, завоюет пассионарий что-то или нет, а важно, что он уже преодолел, уже переступил критический порог, доказав тем самым, что у него P > I.

Я очень давно заметил, что с людьми, у которых P > I, как у самого Льва Гумилева, мне очень приятно и радостно общаться, даже если мы не разделяем взглядов друг друга. Я думаю, что и Н.С.Трубецкой, и П.Н.Савицкий, и Г.В.Вернадский и другие евразийцы были наделены этим свойством P > I.

Теория пассионарности как своего рода этический императив или просто фиксация определенного психологического склада личности или целых групп — вплоть до народов — мне очень близка. Мне также близка тюркофилия Гумилёва, вообще любовь к Турану. В своей книге о логосе Турана я показал, что индоевропейские народы ещё до тюрок, и до монголов, и вообще до алтайских народов, были носителями этого туранского начала, этики «длинной воли». Для меня Туран, Туран как идея, — это источник вдохновения.

Сам же Лев Гумилёв для меня — это образец цельного, правильного и очень приятного, свежего, честного психологического типа.

Выдвинутый первыми евразийцами принцип «евразийского отбора», «евразийской меритократии», поиск, воспитание и возвышение пассионариев, «людей длинной воли» по Гумилёву можно и нужно было бы основой справедливого политического устройство. Править должны те, у кого P > I.

И как только появляется ворюга, какая-нибудь трусливая, лживая, тупая и подлая скотина, всегда готовая предать, пожертвовать своими идеями ради удобства, выгоды и материального благополучия, комфорта и «выживания», сразу должна зажигаться красная лампочка, фиксирующая отсутствие пассионарности. И такой человек должен быть дисквалифицирован. Мы должны применить некоторые принципы Льва Гумилёва на практике.

Гумилев был по духу и по стилю, и по многим своим личным и психологическим особенностям настоящим евразийцем, убеждённым сторонником множественности цивилизаций и культур, и в этом смысле продолжателем Данилевского. Настоящий евразиец, настоящий русский патриот, прекрасный человек. Непонятый, недооцененный, недоосмысленный, но прекрасно уже то, что его книги так популярны. Их достаточно много издавали и переиздают и сегодня. Если они попадут в руки того, кого надо, то есть в руки прирождённого пассионария и евразийца, то всё будет правильно. Их содержание не может не дать нужного эффекта. И даже не важно чтобы будет дальше. Дальше будет всё так, как надо.

Границы гениальности и пираньи-субпассионарии

Но некоторые стороны его объяснений или теоретических обобщений, это другое дело. Например, то что он в духе русских космистов  — говорил про солнечные вспышки или про механические циклы окружающей среды… Это был малоприятный материализм – может быть почти вынужденный, как и у Лосева… Просто культура и наука была такая – материалистическая, по-другому ничего и не скажешь. Хотя в целом это явные аберрации. Ни с полноценным евразийством, ни с православным мировоззрением такие материалистические доктрины никак не сочетаются. Но в качестве мотивирующего чтения, вкупе с замечательной формой изложения мысли, с тонким и ироничным стилем — это отлично.

Фёдор Шиманский. А что вы думаете по поводу его учения об «антисистемах»? 

Александр Дугин. Вот это самая слабая, на мой взгляд, сторона его теории. Хотя в его реконструкциях много достоверного, и, действительно, есть такие системы, которые начинают пожирать друг друга, а затем и сам себя. В них как раз субпассионарные типы и начинают доминировать. Да, в этих тонких и реалистичных зарисовках подчас содержится доля истины и они весьма остроумны. Но когда Гумилёв их систематизирует, сводит к строгой номенклатуре, когда он причисляет к антисистемам много замечательных философских учений, систем или культурных типов, которые лично ему были неприятны и непонятны, мне представляется это неоправданным и большой натяжкой.

Многие интересные и глубокие учения он слишком поспешно зачисляет в антисистемы. Хотя в отношении современного мира подчас он прав. Глобализм, планетарный либерализм или Евросоюз — это на самом деле, типичная антисистема, классическая химера.

Но из того, что есть извращенные «Империи» не вытекает, что всякая Империя, как сверхэтническая конструкция порочна по определению. По Гумилёву же, Империя  — это и есть антисистема, поскольку этнический фактор там размыт, что в его оптике неминуемо чревато разложением и распадом.

Я же убежден, что Империя может и должна быть одновременно и сверхэтнической, и пассионарной. То есть она может быть основана на пассионарном начале, но оторванном от собственно этногенеза в его первых фазах. Касательно химер и антисистем в замечаниях Гумилёва есть нечто  проницательное и очень глубокое, но это всё требует нового осмысления.

Но это должно проходить за пределами ressentiment’а вне зоны доступа субпассионариев. Как только в обсуждение Гумилёва включается субпассионарий, надо просто отключать ему микрофон, выводить из Skype или ZOOM, и только тогда продолжать беседу. Лев Гумилёв, как любой гений, по-настоящему открывается тем людям, у которых есть хотя бы одна грань гениальности. Гений с обывателем, с человеком, который является убеждённым сторонником самодовольного идиотизма, носителем неискоренимой ментальной лени, никак не сочетается.

Гумилев гений, он писал для гениев. И с гениями же и надо его обсуждать. И когда гений говорит с гением — это нечто особое.

Фёдор Шиманский. Ну, наверное, так. Я просто вспомнил, как некие его «ученики» вас тоже записали в антисистему… 

Александр Дугин. Вот, это верный признак того, о чем я и говорил. За каждым пассионарием приходит целая толпа субпассионариев, и стремится всячески исказить непонятые, поверхностно и первертно схваченные идеи и воззрения. Мы говорили о том явлении в случае последователей Генона.

Субпассионарии — это как рыбы-пираньи. Стоит только вспыхнуть чему-то яркому и оригинальному, только отвернёшься — раз и рыбы-пираньи всё обглодали, уже ничего нет. Поэтому насколько велик Ницше, настолько ничтожны ницшеанцы. Когда человек говорит о себе: я ницшеанец, это epic fail… Избави меня, Господи, от общения с ницшеанцами. А Ницше —гений. Но ницшеанцы — напротив, всегда нечто в высей степени подозрительное.

Примечания: 

(1) Heidegger M. Gedachtes. GA Band 81. Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann, 2007. S 125.

Источник: https://izborsk-club.ru/20795

Убийство в Джорджии

Американские законодатели обеспокоились усилившимися антиазиатскими атаками, пишет Reuters. «Наше сообщество истекает кровью, мы страдаем от боли, и в течение прошлого года мы кричали о помощи», — сказала демократ Грейс Мэн на слушаниях в Конгрессе США.

Эти слушания прошли вскоре после убийства 17 марта шести женщин азиатского происхождения. Они и еще два человека были застрелены в результате серии нападений на три спа-салона в американском штате Джорджия. В Южной Корее подтвердили, что четверо погибших были корейского происхождения.

Полиция допускает, что мотивом нападения, по крайней мере частично, могли быть антииммигрантские или антиазиатские настроения.

По подозрению в совершении этих преступлений полиция задержала 21-летнего Аарона Лонга. Он признал вину, но при этом заявил, что расовая принадлежность погибших не была причиной преступления.

Но какими бы ни были мотивы этой стрельбы, это напугало многих американцев азиатского происхождения, на что обратил внимание сам президент США Джо Байден. Как отметил глава Белого дома в ходе своего выступления в Атланте в штате Джорджия, эта категория населения в целом обеспокоена стремительным ростом преступлений на почве ненависти против выходцев из Азии, который фиксировался в прошлом году. По словам Байдена, весь год эти люди боялись за свои жизни, подвергались нападениям, запугиваниям и преследованиям.

«Наше молчание было бы равнозначно соучастию. Мы не можем оказаться в этом замешаны. <...> Америка не должна становиться домом для ненависти. Это должно прекратиться. И от всех нас зависит, чтобы это прекратилось», — подчеркнул президент.

Обострение на фоне пандемии

Как сообщил член Палаты представителей, демократ Стив Коэн, слова которого приводит Reuters, в прошлом году были случаи, когда людей азиатского происхождения убивали ножом, поджигали и оскорбляли.

По подсчетам сайта Stop AAPI Hate («Положим конец ненависти против американцев азиатского происхождения и уроженцев тихоокеанских островов»), с марта минувшего года о случаях ксенофобии в отношении людей данной категории сообщили 2808 человек, которых оскорбляли и избивали, отмечало USA Today.

При этом в Центре изучения ненависти и экстремизма, данные которого приводит Reuters, отметили, что количество преступлений на почве ненависти против американцев азиатского происхождения увеличилось на 149% в 2020 году в 16 крупных городах по сравнению с 2019 годом.

Всплеск насилия в отношении людей с азиатской внешностью можно связать с возникшей в КНР пандемией COVID-19, а точнее антикитайской кампанией, которая развернулась после этого. Бывший президент США Дональд Трамп неоднократно обвинял КНР в начале пандемии, называл его «китайским вирусом».

На волне таких настроений происходили многочисленные преступления в отношении лиц азиатского происхождения.

В феврале 2021 года неизвестный человек грубо толкнул 84-летнего жителя Сан-Франциско родом из Таиланда. Пожилой мужчина скончался. Перед этим толкнувший его человек оскорбил жену пенсионера и сказал им обоим «убираться в Китай».

В том же месяце в правоохранительные органы обратился 27-летний американец корейского происхождения Дженни Ким с заявлением о его жестоком избиении в Корейском квартале Лос-Анджелеса. Как рассказывал Ким, он стоял на улице и ждал товарища, когда к нему подошли двое мужчин и стали выкрикивать оскорбления.

«Они кричали: «У тебя китайский вирус, возвращайся в Китай», — а потом стали бить меня по лицу. Проходившие мимо люди при этом не обращали внимания на происходящее», — говорил Ким CNN.

Замдиректора Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Дмитрий Суслов разделает мнение, что определенную роль в текущей ситуации в США сыграла антикитайская риторика Трампа. Бывший американский президент на протяжении нескольких лет убеждал сограждан, что главный враг — Китай, и любое его проявление — это угроза для Соединенных Штатов, сказал эксперт «Газете.Ru». По его словам, даже более мягкая риторика Байдена не улучшит положение.

В свою очередь, главный научный сотрудник института США и Канады Владимир Васильев в комментарии «Газете.Ru» обратил внимание, что

республиканцы пытаются разыграть антикитайскую карту против администрации Байдена и подтолкнуть ее к тому, чтобы заложенный Трампом курс на конфронтацию с Китаем был продолжен.

Причины более глубоки

«Пандемия только усилила скрытые антиазиатские предрассудки, которые имеют долгую, долгую и уродливую историю в Америке», — обратил внимание член Палаты представителей Стив Коэн.

Антиазиатские настроения действительно возникли не в период пандемии — она лишь обострила их. Как утверждает Дмитрий Суслов,

помимо антикитайской риторики, есть еще две причины роста насилия в отношении лиц азиатского происхождения: обострение общего американского внутреннего общественного и общественно-политического кризиса, а также расовых противоречий.

Эксперт отметил, что протесты в поддержку афроамериканцев не могут пройти бесследно. По его словам, сегодня это приводит к радикализации консервативных белых, обостряет расовые противоречия, что выливается в насилие в отношении «самой незащищенной части американского общества» в этом плане — людей азиатского происхождения.

«Белых по-прежнему большинство, афроамериканцев сейчас трогать нельзя, латиноамериканцев слишком много, а азиатов мало и они, вроде как, не так опасны, как афроамериканцы, и на них отыгрываются», — пояснил специалист.

Администрация бессильна

Владимир Васильев выразил мнение, что в решении проблемы расизма в отношении людей азиатского происхождения администрация мало что может сделать. Он обратил внимание, что в США в последнее время преступность растет во всех сегментах. «Что самое главное — это в основном распространено на западном побережье США, где господствует принцип анархического представления. Может, на это и делается расчет — что правоохранительные органы мало что могут сделать», — допустил эксперт.

Как, в свою очередь, полагает Дмитрий Суслов, проблема будет немного сглажена с выходом США из экономического кризиса, улучшением социально-экономической ситуации, уменьшением безработицы и ростом доходов населения.

Но фундаментально решить эту проблему без исправления общей ситуации в американском обществе невозможно, даже принимая отдельные законы и меры по пресечению насилия, констатировал эксперт.

Лидия Мисник

Источник: https://www.gazeta.ru/politics/2021/03/21_a_13519040.shtml

Около 10 лет назад были внесены изменения в Закон «Об образовании», они позволили высшим учебным заведениям реализовывать программы не только бакалавриата, магистратуры, аспирантуры и дополнительного профессионального образования, но и программы школьного и даже дошкольного образования. Когда это стало нормативно возможно, внутри самих университетов стали появляться структурные подразделения, которые и назвали предуниверсариями. Несомненно, ключевым остается вопрос: почему вузы на это пошли и зачем это им нужно.

– А с чего все-таки начинается предуниверсарий? Со школы или с университета?

– Логично, что школы, где большой процент ребят был ориентирован на поступление в вузы, всегда искали связки с ними. При этом сама школа не всегда могла это инициировать, и, мне кажется, первый ход здесь за университетом. Ключевой вопрос в том, чтобы университеты поняли для себя необходимость этой структуры. В основе предуниверсариев лежит очень простая идея: вуз создает при себе школу, если у него есть неудовлетворенность либо качеством, либо количеством абитуриентов (соответственно, будущих студентов).

Это видится понятным и логичным: к нам не идут те, кто нам нужен, поэтому мы попробуем привлечь их на более ранних стадиях и обеспечить себе таким образом «правильный» прием. Хотя первые предуниверсарии стали создавать ведущие вузы России, в том числе Высшая школа экономики, у которых нет никаких проблем ни с качеством, ни с количеством абитуриентов. Мне кажется, основанием для запуска предуниверсариев стало понимание вузами качества абитуриентов, которое измеряется не только олимпиадными достижениями или высокими баллами ЕГЭ.

В качестве примера представим себе замечательную девочку Машу, которая три года стремилась попасть на экономический факультет ВШЭ. Как говорят дети, олимпиаду «затащила», сдала под 100 баллов ЕГЭ – и мечта сбылась. Но через месяц после учебы она поняла, что не может там учиться. И через два месяца она говорит: «Это не то, что я себе представляла. Я шла за другим, а здесь все не так». А ещё через три месяца она совсем не справляется, и уже ей говорят: «Вы знаете, наверное, вы здесь не сможете учиться».

Что же такое происходит с ребятами с высоким академическим уровнем, которые почему-то не справляются в университете? Именно поэтому и появляются предуниверсарии: чтобы попробовать сформулировать для себя более разносторонний портрет абитуриента. Не только с точки зрения академических знаний, но и с точки зрения других навыков и компетентностей, которые могут позволить быть более успешными ребятам, которые приходят к ним. В этом основная мотивация, и инициатором здесь все-таки должен быть университет.

– Почему происходит так, что некоторые школы сотрудничают с вузами, но постоянного и качественного взаимодействия не случается?

– Давайте на примере Лицея и Высшей школы экономики.

Лицею сейчас семь с лишним лет. В первые годы его существования внутри университета складывалось ощущение, что Высшая школа экономики будто «беременна» этой новой структурой. А беременность – это не только счастье, но и токсикоз. Никто не понимал, как работать с теми, кому не 17–18 лет, а 14–15, и как это срастить с университетской культурой. Это побочный положительный фактор, который университеты получают, открывая предуниверсарий в своей структуре: они начинают переосмысливать себя и свою деятельность. Очень близко начинают видеть тех, кто к ним собирается.

И когда эти ребята задают неудобные вопросы, это позволяет университету задуматься над многими привычными вещами. Но сразу такое плотное взаимодействие не выстраивается: оно сложное, и мы в Лицее долго искали формат и институциональную рамку, чтобы оно стало плодотворным. В результате этих размышлений и проектирования получился проект «факультетский день», когда один раз в неделю лицеисты проводят на факультетах на тех образовательных программах, которые изучили и выбрали сами.

Они входят в университетскую жизнь, и в «лайт»-режиме уже чувствуют себя студентами. И университет тоже присматривается к ним.

Мы увидели, как с течением времени стало меняться отношение к этому. В частности, руководителей образовательных программ: начиная с «у нас и так много проблем и студентов, а тут еще и дети» и заканчивая тем, что ряд особенно высокорейтинговых программ стали выбирать себе лучших выпускников Лицея уже на этапе факультетских дней. Они начинали видеть и формулировать для себя другие качественные характеристики желаемого студента, видеть будущих абитуриентов в действии.

Предположим, на программе «Реклама и связи с общественностью» очень важна проектная компетентность, и в контексте факультетского дня ребята делают проекты, получая новые знания, осваивая «взрослую» жизнь. Да и сами факультеты и образовательные программы начинают лучше понимать абитуриентов, в результате корректируя свою работу. Как говорят в бизнесе, «двойной выигрыш».

– Кроме факультетского дня, какие сходства и принципы Вышки и Лицея являются определяющими, если говорить об образовательном процессе?

– Если вернуться к гипотетической истории с девочкой Машей, получается, что чаще всего образование в школе строится по принципу высокого уровня контроля тех, кто там учится. Если спросить школьника, что в его школьной жизни зависит от него и что он определяет сам – во сколько начинаются уроки, какие предметы, какие учителя ведут, сколько времени перемены, какие школьные звонки звучат… перечислять можно долго, но все это определяет не он. Но как только ученик выходит из школы в большой университет, он попадает в абсолютно другую среду. Нужно самому выбирать образовательные кредиты, дисциплины другого факультета. Он попадает в холодную (для него) воду. Поэтому часть «теплой воды» надо оставлять в школе: от слишком холодной воды дети все-таки могут простудиться. При этом постепенно уже в старших классах вводить элементы того, что ребят ждет в вузе.

У нас в Лицее есть индивидуальная выпускная работа: самостоятельное исследование или проект ребенка при определенном сопровождении и с выходом на очный формат защиты по критериям, и это очень важный опыт. Также меняется структура самих учебных занятий: ситуаций, когда в традиционном понимании преподаватель «встал на тумбочку» и рассказывает, как жизнь устроена, намного меньше, объем самостоятельной работы увеличивается.

Например, мы сделали 15 онлайн-курсов по предметам старшей школы, и зачастую преподаватели говорят, что на уроке не будет объяснения нового материала: вот вам онлайн-курс. Посмотрите, почитайте, держите еще пять ссылок, из них две – иноязычные. Зато на уроке мы, во-первых, их обсудим, а во-вторых, у нас будет больше времени на деятельностные форматы (дискуссии, дебаты, групповая и практическая работа).

– Наверное, часто случается так, что благодаря предуниверсарию первокурсник практически «перепрыгивает» процесс адаптации. Это больше преимущество или недостаток?

– Могут быть разные варианты, но я считаю, что для большого количества студентов этот адаптационный период зачастую очень тяжелый и трудозатратный. Особенно на первом курсе, когда надо усвоить содержательные компоненты образовательной программы. Лучше направить силы на освоение новых дисциплин, чем на адаптацию. Несомненно, ребята все равно адаптируются. Вопрос в том, стоит ли тратить на это много ресурсов, и можно ли это сделать в старшей школе, чтобы возможностей двигаться быстрее и эффективнее было больше.

Еще одна история: мне кажутся достаточно тяжелыми ситуации, когда ребята меняют направление своего образования в течение четырех лет бакалавриата: предположим, после второго курса. Конечно, они теряют время и много чего другого. Поэтому лучше подойти к концу одиннадцатого класса с аргументированной для себя позицией и пониманием, каким все-таки направлением им хочется заниматься. Но не потому, что мой папа юрист, а потому, что я в старшей школе попробовал очень многое из того, что связано с юриспруденцией, немного побыл студентом факультета права, сделал исследования, связанные с этим… И у меня действительно есть опыт, чтобы сказать: да, это мое, и у меня это получается. Это очень важно для осознанного профессионального выбора.

– Какие шаги должен предпринять университет для того, чтобы открыть предуниверсарий?

– Моя гипотеза состоит в том, что современная старшая школа просто не может обойтись без вуза. Уровень запроса особенно мотивированных ребят к тому, чего они хотят от школы, очень высок. Школа своими ресурсами не справляется, эти дети начинают нас обгонять. Возникают ситуации, когда какое-то количество этих ребят, начиная учиться в 10-м классе, потом уходят на другие формы образования. Ученик говорит: «Мне нужен такой уровень по праву, потому что я участвую в олимпиадах, и мне жутко интересно, например, римское право...» И это нормально, что в школе просто не может быть такого количества узких специалистов.

Или классическая проблема старшей школы: обществознание. В нем четыре содержательных модуля – социология, экономика, политология и право. Традиционно в школе этот предмет ведет один преподаватель. Вопрос: что же за гений это должен быть, чтобы на высоком уровне и в деятельностном формате работать с детьми как по экономике, так и по политологии? И вот что мы сделали, воспользовавшись ресурсом вуза и университетских преподавателей: решили, что каждый модуль должен вести отдельный человек. По-другому просто не получается. Если бы у нас не было университета, мы бы не смогли это сделать и ответить на запрос тех, кто приходит в Лицей. Поэтому школам, где большой процент учеников собирается учиться в ведущих университетах, просто необходим вуз с его интеллектуальными, организационными и другими ресурсами.

Обратная сторона: зачем университету это надо? Как университету сделать первые шаги, чтобы это у него случилось? У нас даже есть отдельный курс повышения квалификации про то, как «подружить» школу и университет. Курс практический – это стажировка в Лицее и Высшей школе экономики про то, как мы выстраивали предуниверсарий. На курсе преподают как лицейские педагоги, так и сотрудники основных структур университета.

Если говорить коротко про первые шаги, то сначала надо попробовать элементы сотрудничества с отдельными школами в рамках тех или иных направлений или специальностей по практическим совместным проектам. Важно, чтобы это не были лекции раз в месяц от больших ученых: это здорово, но это не даст понять университету, как работать со школой.

Должны быть попытки реализации проектов, где школьные учителя работают вместе с университетскими, а школьная администрация пытается реализовать какие-то организационные модели вместе с факультетами. Это первый шаг, и он достаточно сложный, но он возможен даже в рамках договоров сетевого взаимодействия, которые сейчас тоже распространены.

Мне кажется, что вуз точно пойдет дальше и захочет внутри себя сделать эту структуру. Есть нормативная рамка, связанная с получением лицензии и аккредитацией на программы общего среднего образования – с этого надо начинать, готовя соответствующую материально-техническую базу, кадровый состав… Но главное: надо четко сформулировать, что в первую очередь университет хочет заказать своему подразделению.

Мы в свое время договорились с Высшей школой экономики о том, чем выпускник Лицея будет отличаться от любого другого выпускника школы. Во-первых, за годы обучения в Лицее он точно должен освоить эффективный способ самостоятельного обучения. Второе – научиться выбирать и отвечать за этот выбор. И третье – освоить навыки индивидуального исследования и совместного проектирования.

Что сказал нам университет? Что кроме высокого академического уровня студент должен владеть методами исследования себя и окружающей действительности, чтобы делать выбор не по ощущениям, а на основе анализа данных, и понимать последствия этого выбора. Именно эти навыки нужны, чтобы успешно учиться в университете и социализироваться в жизни.

– Каково будущее предуниверсариев? Возможно, в контексте новых образовательных тенденций они будут обретать новые формы, развиваться, или будет происходить что-то другое?

– Есть во всей этой истории одна потенциальная ловушка. Поднять содержание и объем преподаваемых предметов в 10–11-м классе на такой уровень, что выпускник предуниверсария, придя на первый курс, скажет: ребята, подождите, я здесь все знаю. В свое время так случилось с СУНЦами. Очень важно не перемещать университетское содержание в школы, ведь задача в другом: чтобы решались вопросы профессионального самоопределения и расширения багажа навыков у детей.

Сейчас мы думаем над следующим: в некоторых образовательных программах в ВШЭ, да и в других вузах, есть предмет «Введение в профессию». Факультетский день и профессиональное самоопределение в 10–11-х классах Лицея точно может решить задачу этого предмета.

Можно ли говорить о том, что какие-то элементы учебных дисциплин на первом курсе могут быть зачтены выпускникам предуниверсария? Получается, что у первокурсника освобождается время, появляется возможность активного участия в проектах и т.д. Мне кажется, один из шагов развития – очень осторожное и корректное обсуждение школы и университета, что должно быть засчитано и перенесено на уровень школы, а что не должно.

Есть другой вариант, необходимость которого показала пандемия и который в том числе звучал от Министерства просвещения: сделать так, чтобы студенты старших курсов пошли работать в школы. Помогать учителям, в том числе и возрастным, например, с ИТ-составляющей. Использовать ресурс студентов, возвращая их в школу, которую они недавно закончили, но уже с другим уровнем компетентности – это и есть будущее в рамках предуниверсария. Мы реализовали это путем проекта учебных ассистентов, когда студенты 2–3-го курса университета становятся помощниками преподавателей Лицея и участвуют в проверке работ учащихся, в формулировании заданий, в индивидуальном сопровождении и консультировании. Это только один из примеров. Такое направление должно и будет увеличиваться, и это шанс на тот самый «двойной выигрыш» – и для школ, и для университетов.

Пошаговые рекомендации к открытию школы в структуре вуза Дмитрий Фишбейн представит на своем курсе повышения квалификации «Организация обучения в старшей школе по модели предуниверсария». Зарегистрироваться на курс и узнать подробности вы можете на официальном сайте.

Беседовала Екатерина Лисова

Источник: https://vogazeta.ru/articles/2021/3/23/quality_of_education/16752-dmitri...

Не стало Эмиля Григорьевича Верника... Я был знаком с ним с 1979 года. Эмиль Григорьевич преподавал в Школе-студии МХАТ, а потом туда поступил его сын Игорь, с которым мы дружим, получается, с 1980 года. Вся семья Верников — это мои родные люди, мое душевное и человеческое пространство.

Сейчас, с высоты моего возраста, могу сказать, что Эмиль Григорьевич соответствует всем параметрам интеллигентного человека. Интеллектуал, просветитель, новатор, он поменял интонацию целого поколения на радио. Он один из пионеров, первопроходцев нашего радиотеатра. Какая прекрасная жизнь! Когда говорят: «Эмиль Верник» — я сразу вижу улыбающегося во весь рот искреннего человека. И он словно обращается ко мне: «Игорек, привет, как твои дела?» Совсем недавно он говорил сыну Вадику, что ему, может быть, стоит позвонить Игорю и снова позаниматься с ребятами в Школе-студии. Он преподавал там до момента, когда ему уже стало трудно ходить. Но его возвращение при этом было абсолютно реально! Это же такое здоровое, душевное поколение.

Я так завидовал его сыновьям, что отец у них жив. А ему — что у него такие дети. Мне кажется, именно они сделали так, что Эмиль Григорьевич легче других своих сверстников и коллег перенес исчезновение страны, где он жил, наступление новых времен, фактическую смерть радиотеатра. Они его сильно поддерживали, особенно когда не стало мамы. В них и во внуках он видел свою жизнь. В них и в студентах. Это его держало. Я был на его 90-летии, и они с однокурсниками своими так отплясывали! Молодежь бы позавидовала.

Нас, студентов, он сразу запоминал всех до одного по именам и часто приглашал к себе в радиостудию — это был какой-то совсем другой, удивительный мир. Это особый жанр, другая интонация. Я часто говорю об этом — об интонации. В мир драматического искусства иногда приходят люди, полностью меняющие интонацию. Таковыми были великие мхатовцы, которых сегодня все помнят, таков был радиотеатр Эмиля Верника. У нас было ощущение, что мы — посвященные. Нам открылось новое искусство, хотя оно было новым только для нас, а до этого уже лет сорок как существовало. Я, к сожалению, не успел в нем поучаствовать, потому что началось другое время. Но еще Олег Павлович Табаков рассказывал, как Эмиль Верник давал им, с одной стороны, хорошо оплачиваемую работу, а с другой стороны — это была более чем творческая работа. Не халтура, чтобы подзаработать, а подлинное искусство.

Его улыбка — это жизненная позиция, я в этом совершенно уверен. Эмиль Григорьевич был далеко не из тех бесхребетных людей, которым просто всё весело и хорошо. Нет, он был довольно жесткий и требовательный в профессии. Верник — не мягкий и пушистый, как могли бы подумать те, кто его не знал. Он всегда твердо понимал, чего он хочет, и добивался этого. А еще он очень легко и просто говорил о самых важных вещах. Несколько лет назад я прочел статью Даниила Гранина, где он сказал, что совесть никто не отменял. И я думаю, что вот это было свойственно поколению Гранина и Верника. Они все так или иначе пережили войну, они знали цену совести, она для них была на первом месте. Сегодня мы часто становимся свидетелями разного рода бессовестных дел, и я счастлив, что мы столкнулись с этим поколением, которое рассказало нам, насколько важно оставаться совестливым, порядочным, не предавать, не оскорблять. И что такое говорить правду. Ведь это они в советское время ставили «Гамлета», а говорили в нем о свободе и несвободе в нашей стране. Это не фига в кармане, а художественное решение.

Мне повезло — меня окружали и учили великие актеры, многие из которых поработали в спектаклях Верника. Сейчас жанр радиоспектакля возвращается. Даже те аудиокниги, которые сегодня все слушают в машине, выросли на самом деле из радиотеатра Верника. Даже в театре ухо зрителя бессознательно проверяет спектакль на правду. И если оно не воспринимает спектакль — глаз перестает смотреть, ты уже не веришь. А тут-то, на радио, нужно попасть только в ушную раковину, не сфальшивив. Я и сейчас с удовольствием переслушиваю старые радиоспектакли, ко многим из которых имел отношение Эмиль Григорьевич Верник.

Автор — ректор Школы-студии МХАТ, заслуженный артист РФ, заслуженный деятель искусств РФ

Источник: https://iz.ru/1149872/igor-zolotovitckii/zvuk-pravdy

Это книга-открытие, книга-предупреждение, книга-Откровение, книга-программа. Как написал в предисловии к ней Андрей Фурсов, эта книга – «что-то вроде приема красной таблетки в фильме «Матрица». Тот, кто ее прочтет, вряд ли будет смотреть на мир по-прежнему».

В центре исследования Елены Лариной – война элит и вопрос выживаемости России в новой исторической реальности – мире мятежевойны, где нет фронтов и союзников.

Враг у ворот! – предупреждает автор. Война уже идет и в ней участвует каждый из нас, потому что сражения развернулись не на улицах и площадях наших городов, а в наших умах. Такова современная война – ее не видно, но она есть.

Выбери красную таблетку – прочитай книгу. Ты получишь знания, умножающие скорбь, но узришь мир таким, каким он является на самом деле.

Выйди из Матрицы, стань Избранным!

Источник: https://izborsk-club.ru/13876

Информация о Политическом клубе «Будущее строим сегодня» Республики Марий Эл и Дискуссионном клубе «П-О-И-С-К» Ульяновская области практически отсутствует, за исключением первых публикаций об их создании.

А также, в ходе исследования выяснилось, что «Открытый клуб Оренбуржцев» является интернет-площадкой.

Процесс совершенствования народовластия (демократии) решающим образом способствует развитию Человека, общества и государств. Происходит он также неизбежно и неуклонно, как совершается эволюция жизни во всём Мире. В этой связи подготовлен данный материал.

Механизм усовершенствования демократии рассмотрен на примере России, но он универсален и пригоден для развития демократии в любой стране Мира.

Основой демократии в России является Конституция Российской Федерации.

Статья 1. Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления.

 Россия – республика. Республика – это такая форма правления, при которой все высшие органы государственной власти избираются прямо или формируются парламентом. (Комментарии к Конституции РФ, Москва, «Юркнига», 2004 г.)

Что такое Государственная Дума РФ и её депутаты?

 Это уполномоченный народом коллективный орган законодательной власти демократического государства, который представлен депутатами и по своим задачам обязан мыслить, осуществляя законотворческую деятельность, в интересах народа (народов) России, единства государства, с условием соблюдением мира с соседними народами и странами.

Кто способен исполнять обязанности депутатов наилучшим образом?

Нравственно развитые, порядочные, умные, образованные, честные, свободные совестью люди.

 Как выбрать депутатов среди большого числа граждан, желающих ими быть?

Человечество пока не придумало ничего лучше, чем обязать претендентов сдавать экзамены (тесты) на: умственные, морально-нравственные способности. Подобное тесты в России есть и применяются они в различных сферах профессиональной деятельности общества при отборе граждан на наиболее ответственные участки работы.

Ничего более важного и ответственного в государстве, как законотворческая деятельность – нет. Поэтому все без исключения депутаты должны проходить строгий экзаменационный отбор. Никакие партийные билеты (всевозможных партий), партийные списки, финансовые взносы в партийную кассу, купленные (за деньги и за бутылку водки) подписи избирателей не заменят умственного, тестового отбора кандидатов.

Представьте себе, какой бы был уровень образования и какими инженерами, врачами и другими специалистами были бы те абитуриенты, которые при поступлении в институт собирали бы за деньги подписи прохожих. – Также обстоит дело и с депутатами. Как провести экзаменационные выборы для кандидатов в депутаты?

Экзамены можно провести в один, назначенный заранее день во всех областях (республиках) России. В сдаче экзаменов (в отведенное на то время 2-3 часа) могут принять участие все желающие граждане, предъявив лишь паспорт гражданина государства. Целесообразно лишь внести для кандидатов одно возрастное ограничение, например – не моложе 40 лет, чтобы у них был накоплен минимальный жизненный опыт.

Результаты экзаменов (в баллах) подсчитываются открыто в присутствии всех участников и всех желающих наблюдателей, под обзором видеокамер в онлайн режиме в ручную (или автоматически) в тот же день и в том же зале, где проходили экзамены.

Тот кандидат, кто набрал наибольшее число баллов (первое место) автоматически становится депутатом. Занявшие второе, третье и последующие места будут его заместителями (на случай досрочного выбытия депутата).

После экзаменационного отбора, дополнительно голосование всех избирателей по выбору депутатов (среди пятерки лидеров) можно проводить или не проводить - как это пожелает большинство кандидатов, принявших участие в экзаменационном отборе. Если большинство экзаменуемых кандидатов проголосует за общегражданские выборы, то – их следует провести, если согласятся с результатами экзаменов, то на этом выборы депутатов в Государственную Думу РФ будут считаться оконченными. 

 Замену депутатов Государственной Думу РФ со сдачей экзаменов можно проводить ежегодно, чтобы, таким образом, новые депутаты лучше знали проблемы страны и народа и исправляли ошибки предыдущих собраний. Так максимально быстро и эффективно будет происходить процесс развития страны и общества.

Что надо сделать для экзаменационных выборов депутатов?

 За оставшиеся половину 2021 года (вполне достаточное время) надо в России изменить законы. Правящая в России партия «Единая Россия», имея в нынешней Государственной Думе РФ конституционное большинство легко может принять новый Закон «Об экзаменационных выборах депутатов в России». Правящая партия в России целиком и полностью в своих действиях зависит от воли Президента РФ, а потому в данном случае необходимо его желание демократических перемен. В большей же степени экзаменационные выборы депутатов зависят от свободной воли и желания СМИ и народа.

Это будет триумф народной власти (демократии).

В результате экзаменационного тестового отбора в Государственной Думе РФ соберется нравственно-умственный потенциал общества.

Умным, честным и порядочным депутатам не нужны привилегии, льготы, миллионные зарплаты, тщеславные статусы «министров» и безответственность перед законами. – Потому, что они находятся выше всего этого по своему умственному развитию и внутренней нравственной сущности.

Развитые люди против сепаратизма, национализма и являют собой пример сплоченности государства – много более прочный, чем партии, которые и являются политическими сепаратистами, так как их цель состоит в господстве над народом, что в свою очередь вызывает политическую борьбу и разжигает гражданское недовольство.

После формирования Государственной Думы РФ из свободных, мыслящих, нравственно развитых, честных, порядочных депутатов - страна получит мощный национально патриотический подъём и поддержку со стороны народа. 

Россия будет объединена и крепка, как никогда ранее, потому что «ум и сердце» страны будет состоять из лучших представителей народа.

Все политические и гражданские распри исчезнут. Материальных стяжателей, карьеристов и демагогов – заменят нравственные, честные, умные люди.

В стране не будет никакого гражданского недовольства, так как люди будут всецело удовлетворены справедливостью.

Не будет оппозиционных лидеров и протестов, политических заключенных, расправ и жертв среди народа, исчезнет «ветер» революционных перемен, так как в стране наступит – Мир, правда, умиротворённость, справедливость, власть ума и порядок.

Это то, что надо народу, России и миру.

Владимир Гарматюк

Россия, г. Вологда

2.04.2021 г.

Глава 13. Секрет успеха

Торговля, империи и всемирные религии постепенно сплотили всех жителей всех континентов в тот глобальный мир, в котором мы обитаем. Процесс экспансии и объединения не был линейным или безостановочным. Но в целом переход от множества малых культур к нескольким большим и наконец к единому всемирному обществу был, вероятно, неизбежным результатом развития человеческой истории.

Называя этот результат неизбежным, мы тем самым не утверждаем, что глобальное общество непременно должно было получиться таким, каким получилось. Вполне возможно вообразить другие варианты. Почему самым распространенным языком оказался английский, а не датский? Почему в мире два миллиарда христиан и миллиард с четвертью мусульман, но всего сто пятьдесят тысяч зороастрийцев, а манихеев и вовсе нет? Если отмотать ленту истории на 10 тысяч лет назад и запустить этот процесс заново — обязательно ли опять произойдет упадок дуализма и укрепление монотеизма?

Такой эксперимент не в наших силах, а потому ответа мы не получим. Однако кое-какие подсказки нам может дать изучение двух важнейших свойства истории.

1. Ловушка «обратной перспективы»

Каждая точка в истории является развилкой. Из прошлого в настоящее идет одна-единственная пройденная дорога, но от этого момента в будущее их — мириады. Некоторые из этих дорог широкие и ровные, они удобно размечены, и потому, скорее всего, именно по ним и пойдет человечество. Но случается, что история — или тот, кто делает историю, — сворачивает «не туда».

В начале IV века н.э. Римская империя могла выбирать из множества религий. Могла и дальше цепляться за традиционный и весьма разнообразный политеизм. Но император Константин, оглядываясь на столетие разрушительной гражданской войны, подумал, что единая религия с четко сформулированной доктриной сумеет объединить этнически пестрое царство. Он мог выбрать на роль национальной религии любой из современных ему культов — манихейство, митраизм, поклонение Изиде или Кибеле, зороастризм, иудаизм и даже буддизм. Почему из всех богов он предпочел Иисуса? Что-то привлекло его лично в христианском богословии или какие-то параметры этой религии делали ее наиболее подходящей для его целей? Константину было откровение или кто-то из ближних советников подсказал, что христианство быстро распространяется и лучше бы вскочить в этот поезд, пока не поздно? Или все дело в том, что мама крестилась, и Константин понимал, что ему не будет покоя, пока он не последует ее примеру? Историки могут рассказать, как христианство овладело Римской империей, но не сумеют объяснить, почему была реализована именно эта возможность.

В чем разница между рассказом о «как» и объяснением «почему»? Первое означает реконструкцию последовательности событий, которые ведут из одной точки в другую. Объяснить же «почему» — значит найти причинно-следственные связи и установить, почему состоялась именно эта цепочка событий, а не любая из других.

Некоторые ученые предлагают детерминистское объяснение таких событий, как расцвет христианства. Они пытаются свести человеческую историю к действию биологических, экологических или экономических сил. И настаивают, что некий географический, генетический или экономический фактор римского Средиземноморья сделал возвышение монотеистической религии неизбежным. Большинство историков к таким гипотезам относится скептически. Такова особенность академической истории — чем лучше знаешь конкретный исторический период, тем труднее объяснить, почему все произошло так, а не иначе. Те, кто обладает лишь поверхностным знанием об этом времени, обычно не замечают других возможностей, кроме той, что в итоге реализовалась, и рассказывают упрощенные сюжеты, о том, что иного исхода просто не могло быть. Кто разбирается в эпохе, осведомлен и о множестве путей, которыми история почему-то пренебрегла.

На самом деле те, кто по идее должен был лучше всего разбираться в ситуации, — люди, жившие в ту эпоху, — они как раз в ней совершенно не разбирались. Римлянин эпохи Константина видел будущее как в густом тумане. Железный закон истории: то, что задним числом кажется неизбежным, в свое время вовсе таковым не выглядит. Взять хотя бы сегодняшний день. Вышли мы из глобального экономического кризиса или худшее еще предстоит? Будет ли Китай и дальше расти такими же темпами, пока не превратится в сверхдержаву? Утратят ли Соединенные Штаты гегемонию? Подъем монотеистического фундаментализма — предвестие будущей бури или легкая рябь, не имеющая значения в долгосрочной перспективе? Нас ждет экологическая катастрофа или технологический рай? Убедительные доводы можно привести в пользу и той, и другой, и третьей версии, а точно не может знать никто. Но пройдут десятилетия, люди оглянутся и скажут, что ответ был очевиден.

Особенно важно понимать, что порой реализуется как раз та альтернатива, которая современникам казалась наименее вероятной. В 306 году, когда Константин взошел на престол, христианство было всего лишь одной из восточных сект, и того, кто предсказал бы превращение его в государственную религию империи, подняли бы на смех — как поднимут сегодня на смех того, кто решится утверждать, будто в 2050 году государственной религией США станет кришнаизм. В октябре 1913 года большевики в России представляли из себя маленькую радикальную партию. Ни один здравомыслящий человек не предположил бы, что через четыре года они завладеют страной. В 600 году н.э. еще более нелепым показалось бы пророчество, что группа кочующих в пустыне арабов вскоре захватит территории от Атлантического океана до Индии. И действительно, если бы византийская армия отразила первый натиск арабов, ислам, по всей вероятности, остался бы локальным культом горстки посвященных, и ученые без труда объясняли бы, почему откровение, посетившее немолодого купца из Мекки, не имело шансов широко распространиться.

Разумеется, возможно не все. География, биология, экономика накладывают свои ограничения. Но внутри этих ограничений остается пространство для самых неожиданных событий, не обусловленных никаким законом.

Подобный вывод разочарует многих читателей, привыкших к детерминизму в истории. Детерминизм нас устраивает, поскольку уверяет, будто наш мир и наше мировоззрение — естественный и неизбежный продукт истории. Естественно и неизбежно жить в национальных государствах, строить экономику по капиталистическим принципам, пылко отстаивать права человека. Отказать истории в детерминизме — значит согласиться, что национализм, капитализм и права человека мы исповедуем ныне просто по стечению обстоятельств.

Но историю невозможно объяснить с позиций детерминизма, ее невозможно предсказать, потому что она хаотична. Слишком много сил взаимодействуют одновременно и так сложно переплетаются, что достаточно малейшего изменения мощности этих сил и характера их взаимодействия — и результат будет совершенно иным. Более того, история — хаотическая система второго уровня. Хаос первого уровня не реагирует на предсказания относительно себя. Так, погода есть хаотическая система первого уровня. Миллионы факторов влияют на нее, и все же мы можем построить компьютерную модель, которая будет учитывать все больше факторов и выстраивать все более точные прогнозы.

Хаос второго уровня реагирует на предсказания о себе, и потому в точности его развитие невозможно предсказать. Например, рынок — хаотическая система второго уровня. Что произойдет, если мы разработаем компьютерную программу, которая со стопроцентной точностью будет предсказывать завтрашние цены на нефть? Цены тут же отреагируют на пророчество, и пророчество не сбудется. Если текущая цена находится на уровне $90 за баррель, а непогрешимая компьютерная программа предсказывает повышение до $100, трейдеры кинуться скупать нефть, чтобы нажиться на разнице цен, и в результате цена подскочит до $100 уже сейчас, а не в ближайшем будущем. А что случится в ближайшем будущем? Этого никто не знает.

Политика тоже хаотическая система второго уровня. Многие люди критикуют советологов, которые не сумели предсказать революции 1989 года, бранят специалистов по Ближнему Востоку, проглядевших Арабскую весну 2011 года. Но ругают их несправедливо: революции по определению непредсказуемы. Предсказуемая революция не происходит.

Почему так? Представим себе: сейчас 2010 год, какой-то гений политических наук с помощью некоего компьютерного кудесника разработал программу, предсказывающую революции. Эти двое предлагают свои услуги египетскому президенту Мубараку, получают солидный гонорар и предупреждают Мубарака, что по их прогнозу в ближайший год Египет ждет революция. Как отреагирует Мубарак? Наверное, понизит налоги, раздаст народу миллиард и на всякий случай приведет в боевую готовность тайную полицию. Эти профилактические меры сработают — год пройдет, а революция так и не случится. Мубарак потребует деньги обратно. «Ваш алгоритм не работает! — заявит он ученым. — Лучше бы я себе еще дворец построил, чем бессмысленно деньги потратил». «Но революция потому и не произошла, что мы вас предупредили», — скажут в свое оправдание ученые. «Так вы из тех пророков, чьи предсказания не сбываются? — ухмыльнется Мубарак и велит охране их схватить. — Я мог бы десятки таких набрать на каирском базаре — причем за гроши».

Так зачем изучать историю? В отличие от физики и экономики, история не берется давать точные предсказания. Мы изучаем ее не затем, чтобы выяснить будущее, но чтобы расширить свои представления, понять, что нынешняя ситуация сама по себе не так уж естественна или неизбежна. А значит, и сейчас перед нами множество дорог, гораздо больше, чем мы полагали. Например, вникая в подробности завоевания Африки, мы приходим к выводу, что в расовой иерархии нет ничего естественного или неизбежного и при другом стечении обстоятельств мир сейчас выглядел бы иначе.

2. Слепая Клио

Мы не можем объяснить причины, по которым история делает тот или иной выбор, но одну важную вещь мы можем отметить руководствуется она при этом отнюдь не интересами людей. Нет никаких доказательств того, что в очередной исторический успеха

промежуток людям жилось лучше, чем в предыдущий. Нет доказательств того, что процветали и распространялись непременно те культуры, которые благоприятствовали людям, а другие варианты исчезали. Нет доказательств, что христианство было более удачным выбором, чем манихейство, или что Арабский халифат лучше Сасанидской Персии.

Доказательств, что история работает на пользу человека, нет, потому что у нас нет даже шкалы для объективного измерения такой пользы. В разных культурах благо определяется по-разному, а объективных параметров для сопоставления нет. Победители всегда считают верным свое определение блага, но с какой стати верить победителям? Христиане скажут, что победа христианства над манихейством пошла человечеству на пользу, но те, кто не разделяет христианскую веру, не обязаны соглашаться с этим утверждением. Мусульмане считают, что переход Сасанидской империи под власть ислама — благо для человечества. Но это очевидно лишь тому, кто стоит на позициях ислама. Кто- то считает, что всем стало бы лучше, если бы обе эти религии потерпели крах и были забыты.

Значительное число ученых считает культуру своего рода ментальной инфекцией, паразитом, который поселяется в организмах людей. Биологам такие паразиты хорошо известны — например, вирусы. Они живут в теле своего носителя, размножаются, передаются от одного живого существа к другому, кормятся за счет своего «хозяина», отнимают силу, порой даже убивают его. Паразиту от носителя требуется одно: чтобы тот продержался до передачи его другому носителю, а там пусть хоть умрет. И точно так же поселяются в головах людей культурные представления. Они размножаются, передаются от человека к человеку, ослабляя своих носителей, а порой даже убивая. Некая идея — например, вера в заоблачный христианский рай или коммунистический рай на Земле — побуждает человека положить все силы на распространение этой веры, пусть даже ценой своей жизни. С этой точки зрения, культура — не заговор одних людей для эксплуатации других (как склонны утверждать марксисты), а заражение ментальными паразитами, которые заводятся случайно и сами эксплуатируют всех, кто заразится.

Этот подход иногда называют «меметикой». Данная концепция предполагает, что эволюция культур подобна эволюции видов. Но если биологическая информация передается с помощью репликации генов, то культурная — с помощью репликации культурно-информационных элементов, получивших название мемов66. Укрепится и восторжествует та культура, которая успешно репродуцирует свои мемы — а на пользу носителям или за их счет, это совершенно не важно.

Большинство гуманитариев относятся к меметике свысока, но привечают ее родного брата — постмодернизм. Постмодернисты называют кирпичи культуры несколько иначе — не «мемы», а «дискурсы». Но и они полагают, что культуры размножаются сами собой, не заботясь о благе человечества. Например, в глазах постмодернизма нацизм — смертоносная чума, которая пронеслась по миру в XIX и XX веке, порождая войны, угнетение, ненависть и геноцид. Вирус национализма притворяется полезным для человечества, но на самом деле печется лишь о собственном процветании. Как только этим заражается одна страна, соседняя его тут же подхватывает. Людям от этой болячки выгоды как от чумы и холеры — но вирус знай себе размножается.

Сходные рассуждения звучат и в сфере социальных наук, уже род эгидой теории игр. Теория игр объясняет, как в системе со многими участниками ухитряются распространиться взгляды и типы поведения, вредоносные для всех игроков. Знаменитый пример — гонка вооружений. Многие государства, вовлеченные в гонку вооружений, разорялись, но так и не добивались изменения баланса сил. Пакистан покупает самолеты нового поколения — Индия тоже. Индия создает ядерное оружие — Пакистан не отстает. Пакистан наращивает флот —- Индия отвечает ударом на удар. В результате баланс сил сохранен, а миллиарды долларов потрачены не на здравоохранение и образование, а на оружие. Как же индийцы и пакистанцы этого сразу не поняли? Конечно, они все понимали. Но динамику такого состязания не переломишь. «Гонка вооружений» — тип поведения, который, словно вирусная инфекция, передается от страны к стране, не принося блага никому, кроме самого себя: в терминах эволюции благо для любого вида есть выживание и размножение. (А ведь гонка вооружений, как и гены, не обладает сознанием — она не пытается выжить и размножиться; все происходит само в результате мощной внутренней динамики.)

Как это ни называй — теория игр, постмодернизм, меметика — исторический вектор отнюдь не направлен на процветание человечества. Нет никаких причин считать, что наиболее успешные культуры были лучше для Homo sapiens. История, как и биологическая эволюция, не заботится об индивидууме. А люди в свою очередь обычно слишком невежественны и слабы, чтобы повлиять на ход истории себе во благо.

* * *

История шагает от развилки к следующей, по загадочным причинам выбирая то один путь, то другой. Примерно в 1500 году н.э. история совершила самый, пожалуй, судьбоносный выбор, сказавшийся на участи не только человечества, но и всего живого на Земле. Мы называем этот выбор научной революцией, и началась она в Западной Европе, на огромном полуострове — западной оконечности Афроевразийского материка, прежде не игравшей выдающейся роли в истории. Почему научная революция началась именно здесь, а не в Китае и не в Индии? Почему она началась посреди второго тысячелетия нашей эры, а не парой веков раньше или позже? Мы не знаем. Ученые выдвигают различные гипотезы, но по-настоящему убедительной среди них нет.

У истории огромный горизонт возможностей, многие из которых никогда не реализуются. Вполне возможно представить себе историю, в которой еще много поколений жили бы без научной революции, так же как можно представить себе историю без христианства, без Римской империи и без золотых монет.