← Октябрь 2020 → | ||||||
4
|
||||||
---|---|---|---|---|---|---|
10
|
11
|
|||||
13
|
15
|
17
|
18
|
|||
24
|
25
|
|||||
29
|
31
|
За последние 60 дней 12 выпусков (1-2 раза в неделю)
Сайт рассылки:
http://www.dela.su/
Открыта:
10-08-2003
Адрес
автора: state.politics.newlist-owner@subscribe.ru
Статистика
-1 за неделю
Тот самый танк. Как создавался и модернизировался Т-34
|
Тот самый танк. Как создавался и модернизировался Т-34 2020-10-01 17:36 Редакция ПО Тот самый танк. Как создавался и модернизировался Т-34, «Военно-промышленный курьер» узнал из первых рук 80 лет назад, 31 марта 1940 года Комитетом обороны при СНК СССР был подписан приказ о постановке в серийное производство Т-34. Предписывалось немедленно начать его выпуск на Харьковском заводе № 183 и Сталинградском тракторном. Харьковчанам надлежало изготовить первую партию из десяти танков к первым числам июля. По окончании испытаний был принят план производства, предусматривавший производство уже в 1940 году 150 машин. Что нам известно сегодня об истории этой боевой машины, воплощенной в жизнь инженерной мыслью коллектива КБ-520 под руководством выдающегося конструктора Михаила Кошкина и его соратниками? За два года до упомянутого приказа Кошкин получает распоряжение Сталина спроектировать два опытных танка: первый – колесно-гусеничный БТ-20 или А-20, разработанный московским КБ, второй – исключительно гусеничный дизельный А-32 конструкции харьковчан. В результате к концу лета 1939 года прототипы А-20 и А-32 прошли производственные испытания, где показали себя с лучшей стороны. Сделаны следующие выводы: первый более подвижен на колесах, но уступает разработке харьковчан по проходимости, особенности ходовой части А-20 в отличие от А-32 не позволяли усилить его вооружение и бронезащиту. В конце 1939 года появилось постановление о принятии нового танка на вооружение. С учетом последних конструктивных изменений машина и получила известное сегодня всему миру имя Т-34. В моих руках машинописная повесть, до сих пор не увидевшая тиража. Ее автор – Владимир Федорович Попков без малого три десятилетия в качестве инженера-конструктора трудился на Харьковском заводе имени Малышева, том самом, до войны секретном 183-м, где началась жизнь будущего танкового шедевра. Как рассказал сын Попкова Виктор, судьба с первых же дней работы свела отца с главным конструктором Александром Морозовым – одним из создателей Т-34 и других советских танков. Тот, как известно, был заместителем руководителя КБ Кошкина и сменил его на посту в 1940 году после неожиданной кончины Михаила Ильича. Сменил, чтобы довести дело, которому они служили вместе, до результата, позволившего обеспечить превосходящую врага танковую мощь Советского Союза. Работая под началом главного конструктора, Владимир Попков аккуратно конспектировал его воспоминания, личные впечатления от общения. Несколько лет назад Владимир Федорович ушел из жизни, оставив книгу сыну, ныне одному из ведущих специалистов харьковского предприятия «Водоканал». Думается, выдержки из нее смогут добавить ранее неизвестные детали к нашему пониманию того, какой ценой страна добивалась преимущества над врагом. «Александр Александрович, – пишет Владимир Попков, – часто говорил, что конструированию нигде не учат. Учат технологии, механике, черчению, но как делать более новое, более совершенное, как создавать то, чего еще никогда не было, этому не учат». Отметим: это слова человека, прошедшего путь от переписчика технических документов до начальника одного из ведущих советских КБ, доктора технических наук, трижды лауреата Сталинской, единожды Ленинской премий, дважды Героя Социалистического Труда. Приняв после смерти Кошкина осенью 1940 года всю тяжесть забот о новой машине на свои плечи, Морозов в первые же дни ощутил целый комплекс проблем подготовки ее к серийному выпуску. Коллектив руководимого им. КБ вместе с заводскими технологами включился в масштабную работу по «отехнологичиванию» танка. Ревизии пришлось подвергнуть не только узлы, но и детали. По многим из них довелось принимать новые, порой радикальные решения. Такая совместная работа конструкторов и технологов обеспечила накануне войны и в дальнейшем при производстве танков не только массовый выпуск, но и высокое качество, не говоря уже о снижении затрат. Испытание временем Война резко очертила круг первостепенных забот главного конструктора. Возросла его ответственность – теперь от результатов работы зависели жизни танкистов, исход боевых операций на фронте. Ежедневно главного можно было увидеть на спецучастке, где ремонтировался очередной танк. Морозов приходил сюда, чтобы своими глазами осмотреть подбитую машину, оценить характер повреждения, побеседовать с сопровождающими ее танкистами, узнать из их уст, при каких обстоятельствах и по какой причине она выведена из строя. Когда стало ясно, что враг у самых стен Харькова, ГКО принял решение об эвакуации завода на Урал, и в середине сентября 110 вагонов, груженных деталями и заготовками, туда отправились. Проводил на Урал Морозов и свою семью, сам же еще оставался на заводе, чтобы продолжать контролировать процесс сборки танков и ремонта подбитых машин. Владимир Попков приводит фрагмент письма Морозова жене Нине Митрофановне: «…когда я выберусь из Харькова, неизвестно, по крайней мере буду здесь, пока это возможно. Сейчас по всему видно, что немца где-то крепко держат. Если так будет продолжаться, то вполне возможно, что вы скоро вернетесь домой...» Но все же добавляет: «…в городе роют рвы, окопы, что-то городят. Завод постепенно сворачивает свою работу. Очень многие уезжают из города. Оставшиеся на заводе почти все заняты эвакуацией… На случай срочной эвакуации я приготовил сухари, белье, сахар и все это сложил в сумку от противогаза. Но думаю, этим мне не придется воспользоваться, что, конечно, было бы лучшим исходом». Увы, как и многие в первые дни войны, Александр Александрович тогда заблуждался, искренне надеясь, что вот-вот наступит перелом. Хотя эта вера и в нем постепенно исчезала: «…немецкие самолеты стали посещать город все чаще и чаще, прилетают по нескольку раз в день. Бомбят железнодорожные узлы, пути, составы. У нас на Искринской улице упала одна бомба. Разбито три домика. На заводе бомба также развалила цех». В один из налетов на город немецкая бомба угодила в квартиру Морозовых. К счастью, никого в доме в этот момент не было, но безвозвратно пропала часть важной технической документации. Теперь окончательно стало ясно, что пора собираться в дорогу. Из письма жене: «Еду от своего бюро последним, только после того как устрою всех ребят на поезд. Сам же поездом, если позволит обстановка, если нет – на танке, который стоит готовый для отъезда… сапоги, телогрейка, ватные брюки и шлем для этого у меня в кабинете…». Уральский конвейер Из Харькова он улетел самолетом в Москву по вызову наркома танковой промышленности Вячеслава Малышева. В столице Морозову сообщили о назначении на должность главного конструктора Уральского танкового завода. Работники предприятия до этого разве что в кино видели живую продукцию, выпуск которой надо наладить. Сложно себе было даже представить, что разношерстные кадры, собранные из местных работников, эвакуированных из Харькова, Москвы, Ленинграда и других городов, вскоре наладят массовое производство танков. Такие же трудности испытывала вся страна: в то время в срочном порядке происходило перебазирование в восточные районы страны 1360 крупных заводов вместе с большим числом работников и членов их семей. К производственным проблемам добавлялись и проблемы по размещению и питанию людей. На Урале, в Нижнем Тагиле, несмотря на жесточайшую стужу, люди срочно возводили бараки, рыли землянки, разгружали оборудование, размещая его в только что возведенных цехах. Порой казалось, человеческие силы на пределе, но 8 декабря 1941 года с конвейера завода сошел первый Т-34, а 20-го на фронт отправили эшелон с 25 машинами. Однако сложная военная обстановка и потеря по разным причинам многих заводов – поставщиков комплектующих узлов и материалов поставила уже налаженный выпуск танков под угрозу. Не хватало двигателей, резины, цветных металлов, электрооборудования, брони… Руководству завода пришлось оперативно решать вопросы замены, налаживать их изготовление своими силами на неприспособленном для этого производстве. На долю конструкторов выпал напряженный поиск выхода из положения: вместо бронзы чугун, клепку заменяли сваркой, штампованные детали переводили на литье, унифицировали крепеж, отменяли промежуточные детали. И это принесло плоды: удалось совершенно исключить 765 наименований, что значительно упростило процесс изготовления машины, отвести угрозу срыва ее массового производства. Совсем не случайна оценка достигнутого по результатам испытаний машины на американском танковом полигоне: «…русский танк в основном хорошей конструкции и удобен для массового производства при полуквалифицированной рабочей силе». Простота конструкции, массовость и высокие боевые качества характеристики Т-34 создали ему отличную репутацию, за что впоследствии его стали считать лучшим танком Второй мировой войны». Кстати, это признавали и враги. В одной из памяток для немецких солдат записано: «В настоящее время танк Т-34 является лучшим танком Красной армии. Он весьма быстроходен, имеет хорошую броню, вооружен 76-миллиметровой пушкой и снабжен современным оптическим прицелом. Большой угол наклона брони усиливает его защиту». От имени фронтовиков высказался Маршал Советского Союза Иван Конев: «…Ни один танк не мог идти с тридцатьчетверкой в сравнение – ни американский, ни английский, ни немецкий… Как мы благодарны были за нее нашим уральским и сибирским рабочим, техникам, инженерам!». Конечно, по мере совершенствования воюющей на фронтах техники модернизировался и Т-34. В ходе крупнейшего сражения 1943 года – Курской битвы советским танковым частям, основу которых составляли именно эти машины, совместно с другими родами войск удалось остановить немецкое наступление, понеся, правда, при этом крупные потери. Модернизированные немецкие «Тигр» и «Пантера», штурмовые орудия, имевшие усиленную до 70–80 миллиметров лобовую броню, стали малоуязвимы для пушки Т-34. Появление мощно вооруженной и хорошо бронированной тяжелой техники врага на поле боя настоятельно диктовало решение вопроса об усилении тридцатьчетверки, что привело к созданию модификации Т-34-85. В конце 1943 года на нем установили более мощную 85-мм пушку, фактически уравнявшую огневые свойства с новой немецкой техникой. Модернизировались и командирская башенка, улучшавшая обзорность. Но по скорости, маневренности, проходимости и запасу хода Т-34 равных по-прежнему не было. Верховный главнокомандующий ревниво следил за всеми попытками разработчиков модернизировать продукцию. Известно, что помимо Т-34 на Урале велась работа над принципиально новыми танками – Т-44 и Т-54. Последний благодаря ряду удачных технических решений находился в производстве около 30 лет – рекорд для современных танков. Попков цитирует воспоминания Морозова об одной из встреч со Сталиным. Вождь решил всякие, на его взгляд, несвоевременные намерения пресечь на корню: «Когда бывает пожар, не реконструируют насосы, а носят воду во всем, что есть. Пока я вам запрещаю конструировать новые танки. Т-34 во всех отношениях хорошая машина». Позже, размышляя о том, в чем же основная сила танка Т-34, Морозов отмечал: «Как убедительно показала практика боевого применения, эта машина наиболее удачно сочетала в себе основные параметры, определяющие достоинства танка: огонь, бронирование и маневренность… До нас это никому не удавалось…Правильно определенные толщина брони и форма корпуса, простая и плотная компоновка механизмов, дальнобойная и хорошо приспособленная для танка пушка, мощный дизель-мотор, заменивший привычный для танков бензиновый двигатель, явились той основой, которая и определила столь необходимые танку высокие боевые качества». Танк номер один Известно, что по рейтингу Top Ten Tanks, составленному телеканалом Military Channel в 2007 году на основе результатов опросов британских и американских военнослужащих и экспертов, лучшим танком XX века стал советский Т-34. Он получил близкие к предельным оценки за огневую мощь, защищенность, подвижность, высший балл за простоту освоения промышленностью. Последний критерий обеспечил тридцатьчетверке репутацию танка номер 1. Отличаясь большой личной скромностью, Морозов всегда считал себя лишь одним из создателей легендарной машины. В последнее время, однако, стали появляться публикации о том, что он преувеличивал свою роль, забывая, как пишут некоторые авторы, что главная роль все же принадлежит Кошкину. При этом даже ссылаются на слова главного конструктора Уральского вагоностроительного завода Леонида Карцева, некоторое время работавшего под руководством Морозова. Якобы тот, будучи все-таки конструктором с большой буквы, имел одну слабость: старался, если речь заходила о Т-34, почему-то не вспоминать Кошкина. Приведем цитату из книги Попкова: «Александр Александрович всю жизнь ценил доверие своего учителя. Ведь именно Кошкин, хорошо разбиравшийся в людях, довольно быстро заметил и выделил в коллективе незаурядные качества и великую трудоспособность молодого Морозова. Потому и сделал его своим ближайшим соратником». Именно Кошкину он, как сам признавался, был обязан расширением своей эрудиции, технического кругозора, что и позволило ему подхватить эстафету умелой организации конструкторского труда от своего предшественника. Не забывал и о том, что идеи Кошкина при поддержке коллектива конструкторов он воплощал в жизнь вместе с еще одним его соратником – Николаем Кучеренко, внесшим огромный вклад в массовое производство. Известно, что тот на вопрос о самой заветной мечте однажды ответил: «Мечтаю, чтобы на Земле все танкисты стали трактористами». Морозов, если бы не состоялся как конструктор, наверное, посвятил свою жизнь портретной живописи. Ему, по свидетельству родных, всегда были присущи отличное пространственное воображение и чувство образа. Даже на совещаниях он, не расставаясь с карандашом, рисовал весьма удачные портреты коллег и шаржи на них. Легендарную троицу выбрало именно тяжелейшее для страны время. Причина их успеха? Морозов на протяжении всей своей жизни не уставал повторять: настоящим конструктором может стать лишь трудолюбивый, находящийся в постоянном поиске человек. Слова «нельзя» и «невозможно», по его мнению, – это прямой путь к застою в технике: «Настоящий конструктор рано или поздно с первой попытки или с десятой должен преодолеть этот предел невозможности...» Оценивая историческую роль создателей Т-34, стоит восхититься тем, как в сложнейших условиях тяжелейшей войны получилось совершить то, что удивляет мир до сих пор. Анатолий Журин Источник: https://vpk-news.ru/articles/56334 В.А. Кутырёв РАЗУМ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА (Философия выживания в эпоху постмодернизма) 2020-10-01 17:54 Редакция ПО * * * Говорят: “искусство кино”. Киноискусство. Но все это инерция. На экранах господствуют американские фильмы. Кинотехника. И не случайно, даже расхваливая их, критики прежде всего подчеркивают качество изображения, чистоту звука, яркость пленки и грандиозность спецэффектов. А высший эпитет – дороговизна постановки. Денежно-технологическое сознание ничего другого не воспринимает. “Для нас важнейшим из искусств является кино” – таков был лозунг социализма. Его наследники, оппозиционные буржуазной культуре критики, ругают нынешнее кино как “плохое искусство”. Да не искусство это вовсе. Обыкновенная техника, но только в кино. Как всегда, самых главных потерь люди не замечают. В условиях постмодернизма культура остается лишь в виде цитат и пережитков. Как традиция. Вот потеря! Рекламируют соревнования по шейпингу. Это что-то вроде конкурсов красоты, но гимнастические упражнения, долженствующие сформировать гармоничную женскую фигуру, исполняются по программе компьютера. Самое интересное, однако, в другом: результаты определяет тоже компьютер. “Кто на свете всех милее, всех румяней и белее” решает наше новое волшебное зеркальце – техника, оставляющая человека в роли постороннего даже в таком вопросе. Что же говорить о прочем! Например, о душе. Благодушные люди говорят, что компьютер никогда не заменит душу человека. Правильно. Он ее не заменяет. Он ее – отменяет. Овладевая жизнью, техника овладевает и сознанием. Даже когда обед или продавец хочет пойти в туалет, то вешают объявление: “технологический перерыв”. Конечно, машина притомилась и надо слить воду. Возникло техническое бессознательное. * * * Прекрасное вызывает удовольствие? – То, что вызывает удовольствие является прекрасным. Никакая красота не спасет мир, если человек не будет ее чувствовать. Едут в Париж, на дорогие курорты за “красотой и впечатлениями”. Да в полутемном подъезде или встречая восход солнца, по крайней мере в молодости, впечатлений можно получить больше, чем в Париже. И помнить их всю жизнь. Обладание, пусть малой, но реальной и живой красотой вдохновляет сильнее, чем когда пялишься на прославленную, но чужую. В музеях чувствуют меньше всего. Там “собирают информацию”. Об искусстве. И не надо его столько, проблема в другом. В том, что для мертвой души мир мертв. Был на концерте – обыкновенном, в филармонии. Без лазеров и мазеров. Без “фанеры” и даже микрофонов. Нешоу. Впечатление: самодеятельность. Да, теперь любое, самое профессиональное искусство, если оно человеческое – самодеятельность. Когда-то возмущались пением в микрофон. Теперь возмущаются, когда крутят фонограмму. Микрофонное “пение” считается нормой. Недавно произошел скандал от того, что пели под чужую фонограмму. “““Пели”””. Зрители требовали, чтобы это делали под свою. Чтобы ““пели””. Они уже не требовали, чтобы “пели” (в микрофон). Тем более не требовали, чтобы пели (без всякой техники). Когда в метро остановки объявляют по записи, это кажется отчужденным, а если машинист скажет сам – это уже “живой голос”, хотя говорится через микрофон. Привыкание. К миру, отчужденному от человека тройными кавычками. Живем под чужую фонограмму. Скверный анекдот Новый русский гуляет с сыном. Встречают художника за мольбертом: смешивает краски, наносит их кисточкой, стирает, опять наносит – рисует пейзаж. “Видишь, сынок, что значит быть бедным. Как человек без Поляроида мучается”. Теперь это можно сказать почти про все. Водят смычком, дуют в трубу, бьют по барабану – как без синтезатора мучаются. Поют, танцуют, веселятся как без телевизора мучаются. Приглашают, ухаживают, любят – как без службы знакомств мучаются. Думают, считают, сочиняют – как без компьютера мучаются. Если живут, то выходит – мучаются. Скоро, скоро все станут богатыми и о человеке можно будет сказать: “ну, отмучился”. * * * В 1960-ых годах в США было запатентовано первое искусственное живое существо – какой-то микроб. Теперь молекулярные химики изобретают целые “химеры”, а биотехнологи – “монстров”. На Земле появляется “новая жизнь”. Лучшая? Да, старая ведь была только “хорошей”. Что будет с ней, старой? Ответ известен: лучшее враг хорошего. Мы достигли своей вершины и спускаемся вниз. Дальше пошла рожденная нами техника. Техножизнь. Технобытие. Появление ребенка отменяет бытие родителей, но только логически. Фактически они могут жить еще долго. Недавно я был на выставке рептилий, где глазами варанов на меня смотрели миллионы лет. Выжили, хотя вымерли; вымерли, но выжили. Обычная трагическая диалектика развития. Летом 1980 года Компьютер военно-воздушных сил США отдал приказ на взлет бомбардировщиков для “ответной” атаки. Он хотел начать войну. Вызов человеку был брошен. Скоро его некому будет принять. Мир делает систему СОИ. Вернее, она сама “делается”, – под новыми соу(и)сами типа “глобальная защита”. От чего угодно. Хотя такое невозможно. Однако, в абсурдном мире это неважно. Мир прошел точку возврата. Начало 90-х годов. В Японии на телеэкране появился первый диктор-робот. Рядом с диктором-человеком. Замаскирован под человека. Ведут пока двое, но робот может и один. Информация сыплется из него как из мешка и без ошибок. Казалось бы у людей это должно вызвать если не шок, то, по крайней мере, шум, споры, опасения. Хотя бы у думающих и толкующих о гуманизме. Но все прошло незамеченным. Коридоры американских тюрем патрулируют роботы. Они засекают появившихся вне камер заключенных и преследуют их, ориентируясь на “запах аммиака”. Это самый характерный запах человека, по мнению роботов. Сконструировавшие их инженеры, сообщают об этом вполне спокойно и деловито. Даже с гордостью за успехи человеческого (?!) прогресса. О неслыханном, о роковом унижении человека – с гордостью. Люди действительно не отдают отчета в происходящем. Они становятся агентами своего врага. * * * Структуралисты говорят о смерти человека. Это не шутка, а так и есть. Однако остается главный вопрос: что делать человеку, когда он умер? И каково тем, кто остался жить в этом мертвом мире? Перефразируя название когда-то популярного фильма “Легко ли быть молодым”?, надо сказать: “Легко ли быть живым”? В этом мертво активном, постчеловеческом мире. Или даже в активно мертвом мире? Где все функционируют, но мало кто живет. “Анестезированные”. Живому человеку надо научиться бороться без надежды победить. P. S. Неплохая мысль. Жаль только, что я глупее своих мыслей. * * * Сетуют на умаление народного и засилье заказного искусства. Вместо собственных песен – рок, рэйв и т.п. Во многих московских клубах и ресторанах петь на русском языке не разрешается. Элита это презирает. Пена этого не любит. Такой “отказ от себя” характерен для всего незападного мира. И внутри самого его. В том числе в быту. Везде засилье иностранных слов. Да какое! Вытесняются национальные ругательства. Поражение терпит даже русский мат. На стенах я вижу надписи: “fuck”, “I fuck you”. Это вместо: “е-ть”, “Я е-л тебя”. Своих студентов я всегда убеждаю, что если ругаться – то матом. Ведь это главное народное слово, когда-то чаще всего повторяемое, настоящий духовный стержень национального самосознания. Вот что значит рубить под корень. Народ, потерявший свои ругательства, обречен. И если весь мир поет, молится и ругается на одном языке, то гибель культуры и победа цивилизации неизбежна. “Конец истории”. Явь смешного человека По мере подавления жизни разумом, ее человеческие проявления кажутся все более странными, нелепыми и необоснованными. “Смешными”. Как телесные, так и духовные. Собралась толпа людей. В большом здании, которое называют храмом. Поют, бормочут, при этом зажигают огоньки, целуют доски, обращаются с просьбами. К кому? Говорят, что “служат” какому-то Богу, которого никто не видел. Вот другая толпа. Тоже в большом здании, которое называют театром. Прыгают, сучат ногами, соединяются и разъединяются, при этом издают разные горловые звуки. О чем? В основном про какую-то любовь. Остальные время от времени бьют рука об руку, “хлопают”. Да само пребывание на земле: ну родилось, мелкое животное, жалкое, ни к чему не годное, писает, орет, какает. Умерло, упаковывают в ящик, несут в яму, у окружающих из глаз вытекает жидкость. Зачем? Все свершилось по законам природы. Объективно. Или вот это же существо, открывая рот, довольно часто произносит слова: ха-ха, хи-хи, го-го. Что за “слова”? Одновременно морщится, приседает, машет руками. Говорят “смех”. Или зевота: тут вообще простое открывание рта. К чему? Слов нет как это глупо. Будь я роботом, я бы смеялся (??!) до упаду. А уж в акте любви: Ночь, луна. Он, она. Много движений, мало достижений. Лезут друг на друга, дергаются, стенают... С точки зрения науки и технологии все это абсолютно условно, нерационально, неэффективно. Абсурдно. Такие вот мы, под мертвящим взглядом разума. Все более смешные и нелепые. Так давайте быть серьезными, разумными. Увы, это не поможет. Человеческий разум перед лицом искусственного интеллекта нелепым будет всегда. Может компьютеры над нами уже смеются? Когда капризничают, издеваются? Нет, давайте считать, что все хорошо в своем роде. И прежде чем плакать, можно посмеяться над нашими роботообразными, которые хотят угнаться за техникой. Вот что действительно смешно. Вот кто действительно смешон. P.S. Один бывший преподаватель философии и бывший наиболее одиозный постсоветский политик Б. в “семейном” телеинтервью сказал: “Я никого не люблю. Я только уважаю.” Потерей чувств, ауры и души он уже гордился. Но он не говорил, а гундосил. И впечатление было, что это не человек, а существо. Гуманоид. Когда спрашивают, где Вы видите того, кем пугаете, всяких постчеловеков, теперь можно сказать: вот, смотрите. Смотрите, кто пришел. И представьте, что общество состоит из Б. Кругом одни Б-сы. Явь страшного человека. * * * Россия и Америка. Мы плохо живем. Они хорошо функционируют. У нас, чтобы ни болтали нынешние демагоги и литературные жучки-водомерки, была культура. Мы хотим цивилизации. К ней стремится весь мир. От культуры – к цивилизации. От Духа – к Разуму. В этом смысл эпидемии американизма. Или “западнизма”. Это эпидемия наукотехники. Голова профессора Доуэлла, в направлении которой прогрессирует, деградируя, телесный человек, вполне может жить в современной электронизированной квартире. В Японии такие уже есть. Голова профессора Доуэлла – это чистый разум. Но есть смысл сделать его мощнее. Это – искусственный интеллект. Потом система искусственного интеллекта. “Мыслящая квартира”. “Мыслящий Дом”. Потом “мыслящая реальность”. “Виртуальная реальность”. От Жизни – к Мысли о жизни, потом – к жизни Мысли. Природа – Человек – Интеллект. Все, о чем мечтали в сказках, всякие ковры-самолеты, сапоги-скороходы, воплощаются в действительность. Так будет и с Богом. Бог как “Большой компьютер”, всезнающий и всемогущий. Таковы, в сущности, новейшие модели вселенной в физике. Мы не можем создать лишь то, о чем не можем помыслить, а на остальное запрета нет. Дело во времени. И в смысле. Каждый предмет существует как нечто самостоятельное, поскольку имеет свою специфику. Свою “тайну”. Смысл познания в прояснении, раскрытии тайны. Оно лишает предмет, говоря словами Хайдеггера, “потаенности”. Лишает самости. Бытия. Наука трансформирует реальность в информацию о ней. Тайна мира уходит в машину. “Машинные тайны”. Об одном “знакомом” Человек – это бесполезная страсть, говорил Сартр. Теперь наоборот, это бесстрастная полезность. Живет он по интенсивной технологии. Новый, мультипликационный человек. К-липовый человек. Постчеловек. Его появление требует расширения терминологии: вещество-существо-тещество; вместо человека – техновек, а человечество – техновечество. “Все прогрессивное техновечество...” – так будут начинаться передовые статьи в 3-ем тысячелетии. В них будут громить недобитых реакционеров, разных экологов, гуманистов, традиционалистов и прочих живых людей. “Живых” будут обязательно брать в кавычки. Как сейчас уже берут “природу”, “естественное” и начали доказывать, что человек всегда был искусственным, да и вообще: “люди ли мы?” Растворяют... размешивают... превращают в материал. Не только фактически, но и идейно. Пятая колонна машинообразных, до сих пор маскировавшаяся под человека, под заботу о нем, вышла на улицы и открыто подняла свои знамена (следите за литературой, за успехами ка(о)мпании по борьбе с гуманизмом). * * * Применение машин в сфере физического труда привело человека к потере мастерства, умений. Применение компьютеров в области умственного труда ведет к отупению ума, потере сообразительности. Без машины человек ничто. К тому же, если он находится в плохой форме, компьютер может отказаться с ним работать – сначала предупредительно, а потом – “выключит”. И донесет, “настучит” по инстанции. Что человек становится здесь придатком – это очевидно. И только неотвратимость столь печального процесса заставляет нас смотреть на него как на нормальный. Уповают, что с развитием ЭВМ человек сразу будет иметь нужную информацию о чем угодно – “информационный комфорт”. И все процветет – особенно наука. К Internet подключают школы. Но как любой другой, этот комфорт обезволивает, лишает энергии, только уже не одно тело, а и мысль. Получение готовой информации аналогично питанию через кровь, минуя желудок. Организм атрофируется. У мозга тоже есть “желудок”, который готовит, обрабатывает информацию, чтобы родилась мысль. Новое появляется в ходе поиска, “переваривания” жизни и только потом – информации. Без подобного этапа угол зрения исследователя будет слишком узким, а мышление стерильным, то есть бесплодным. Бесплодие духа идет вслед за бесплодием тела. * * * Информационное общество: Древо Жизни засыхает, заглушаемое разросшимися ветвями Древа Познания. Таков конечный результат нашего первородного греха. Высшая, окончательная цена экспоненциального роста человеческого знания – человек. Скоро мы ее заплатим. Парадокс роста информации: главной заботой человека становится не изучение и запоминание нового, а забывание старого. В пределе – это бессмыслица. Стоит ли вообще что-либо запоминать, заведомо зная, что в это время другие изобретают то, что опровергает изучаемое и запоминаемое. Безудержный бег как самоцель без надежды куда-то прибежать и остановиться. Информационное общество, это когда: Вера – в Большой компьютер (бывший Бог). Надежда – Машинный прогноз (бывшие мечты). Любовь – Сексуальные услуги (бывшие ласки). Преступлением является переписывание информации, а болезнью называют компьютерный вирус. И глупость здесь в форме знания, которого накоплены горы. Горы мусора, которые опять надо разрывать, чтобы добыть что-то путное. Информационное общество, это когда: вещи превращаются в знаки, мысли в информацию, а человек в робота. Все три процесса взаимообусловлены. Однако отношение к ним разное. С первым мы почти не спорим. Приветствуем. В пользе второго сомневаемся, но ничего не предпринимаем. Насчет третьего предпочитаем не думать (мыслей нет, подавлены информацией). Практикуем самообман, надеясь неизвестно на что. Так и живем: будущим без будущего. Порнография, гомосексуализм, феминизм, онанизм, искусственное осеменение, клонирование – все это глубоко взаимообусловленные и подкрепляющие друг друга звенья одного и того же процесса разложения жизни, разрушение механизма ее воспроизводства. Утрата живых связей между людьми. Распад общества. Самоотрицание человека. Навстречу ему прямо по курсу движется техника, совершенствуются системы искусственного интеллекта, развертываются новые поколения роботов. Образуется ноотехносфера. Предметная реальность заменяется информационной. Мозг людей все больше отрывается от природы и тела, замыкаясь на компьютерные сети. Становится их пленником. Под восторженные крики команды о прогрессе корабль жизни тонет в океане отчужденной от нее мысли. Техноромантика Пошел в парк подышать свежим воздухом. В технопарк. Скоро их будет больше, нежели парков как оазисов природы в городе. Тем более лесопарков. Техника отнимает у природы даже слова. И никого это не удивляет. Будет и технолес? Техноприрода? Или просто: техническая реальность и чужеродный ей живой человек. Все это довольно грустно. Тогда нарисуем более вдохновляющую картину: “техногенный человек, гуляющий в технопарке, который расположен внутри технополиса”. Подслушанный на улице разговор родителей (в 2 тысяча ... году): перестал учиться, целый день шатается с роботами... Влюбилась в ПК – 80886, говорит, что красивый, тефлоновый... Завел роман с какой-то интеллектуальной системой... Невероятно? Да, если не знать о случаях нешуточной привязанности к машинам и холодного равнодушия к людям. Возник даже феномен антропофобии. У людей. У “людей”? Тест для искусственного интеллекта. Стояла большая толпа. Мне поручили найти незнакомую женщину. Примета была указана абсолютно точная: “вся из себя такая”. Я узнал ее сразу. Как только это сможет компьютер, мы перестанем узнавать друг друга. Из разговора подростков: если бы я был добрее, я дал бы ему в рожу. Когда это поймет компьютер, он будет с нами сама доброта. “Приходи ко мне вчера, будем завтра вспоминать”. Когда компьютер оценит эту прошло-будущую иронию, тогда настанет его настоящее время. Зачин сказки в XXI веке (с вариациями): Давным-давно, когда еще существовала природа и мы были людьми, а не: человеческим фактором... техногенным киборгом... интеллектуальными системами. Роль инструментов «мягкой силы» во внешней политике России 2020-10-01 18:04 Редакция ПО Сегодня роль «мягкой силы» (soft power) во внешней политике современных государств продолжает стремительно возрастать. Во многих странах она становится ключевым инструментом внешнеполитического могущества. И Россия – не исключение. Роль технологий «мягкой силы» неуклонно усиливается, поскольку они позволяют «сформировать именно то правительство и общественное мнение, которые будут способствовать реализации национальных интересов как традиционных, так и новых глобальных игроков» [Кошель 2015: 161]. Все крупные геополитические игроки, такие как Россия, Китай, Бразилия, Индия, Турция, а также страны Европейского союза, по возможности расширяют свои инструменты «мягкого» внешнеполитического воздействия на соседние регионы, международные организации и все международное сообщество в целом. Поднимая вопрос значения термина «мягкая сила», следует отметить, что она действует как сотрудничество и основными ее инструментами являются убеждение и привлечение. Дж. Най уточняет, что «мягкая сила» – больше, чем просто убеждение, уговаривание или способность подвигнуть сделать что-либо при помощи аргументов, хотя все это является важным элементом этой силы. В качестве источников «мягкой силы» страны ученый выделяет культуру, политические ценности, внешнюю политику [Най 2014: 56, 152-153]. Все эти средства и технологии «мягкой силы» выделяются и в современной Концепции внешней политики РФ, где, наряду с военной мощью, выдвигаются такие важные факторы влияния государства на международную политику, «как экономические, правовые, технологические, информационные». А это, в свою очередь, дает возможность использовать экономическую и информационную силу в качестве инструментов «мягкой силы» [1]. В последние годы в связи с ростом интенсивности темпов глобализации наблюдается рост экономического компонента международных отношений, так называемого экономического измерения дипломатии. Сильная экономика обладает привлекательностью, и в связи с этим она может способствовать увеличению потенциала «мягкой силы» государства. Россия постепенно выходит из экономического кризиса: в 2017 г. зафиксирован рост ВВП на 1,5% после его падения в 2016 г. на 0,2%. Экономика страны вернулась к ее росту: объем ВВП за 2017 г., по оценке Росстата, составил в текущих ценах 92 81,9 млрд руб.[2] Прогнозируют, что к 2030 г. он возрастет до 4,74 трлн долл. США, а к 2050 г. – до 7,13 трлн. Это послужит тому, что в топе стран с крупнейшим ВВП по рыночному валютному курсу Россия поднимется с 11-й на 10-ю позицию – показатель возрастет с 1,268 трлн долл. США в 2016 г. до 5,127 трлн в 2050. Как ожидают эксперты, ВВП, в свою очередь, в пересчете на национальную валюту будет увеличиваться на 1,9% в год [3]. Рост экономики и положительные прогнозы формируют привлекательный имидж России и выступают в качестве основного элемента для потенциальных инвесторов, и в связи с этим – в качестве инструмента «мягкой силы». Используя свой статус и влияние, а также экономическую силу, Россия может оказывать «мягкое» воздействие на страны – члены Евразийского экономического союза в рамках регулирования деятельности Таможенного союза, в частности по вопросу о деятельности особых экономических зон, предусмотренных Договором о Евразийском экономическом союзе [4]. Особые экономические зоны позволяют государствам решать свои стратегические задачи с точки зрения развития их экономики на перспективу: они являются одним из наиболее масштабных проектов по привлечению прямых инвестиций в приоритетные виды экономической деятельности, например, в рамках развития «обрабатывающих отраслей экономики, высокотехнических отраслей экономики, развития туризма, санаторно-курортной сферы, портовой и транспортной инфраструктуры, разработки технологий и коммерциализации их результатов производства новых видов продукции» [5]. Развитие зон свободной торговли может позволить России увеличить радиус воздействия ее «мягкой силы» на другие страны. Тем не менее на практике данное обстоятельство реализовано еще не в полной мере, соответственно, мы не можем пока говорить об эффективном влиянии зон свободной торговли – это наш возможный «мягкий» ресурс влияния в будущем, на который следует обратить внимание. Одним из важнейших инструментов экономического влияния на государства является нефть – один из самых важных сырьевых продуктов в мире во всех смыслах – как в экономическом, так и в политическом. На данный момент она является одним из ключевых источников энергии. Дж. Най полагает, что ее влияние не ослабнет на протяжении большей части XXI в. [Най 2014: 121]. Следовательно, нефть продолжает выступать в качестве важного экономического инструмента государства (в т.ч. и России) по оказанию влияния на других акторов на мировом рынке. Например, на начало 2017 г. Россия вышла на 1-е место по добыче нефти, обогнав при этом своего главного конкурента – Саудовскую Аравию (члена ОПЕК). По итогам декабря 2016 г. Россия добывала10,49 млн баррелей нефти в сутки, Саудовская Аравия – 10,46 млн баррелей, а США – 8,8 млн, оказавшись на 3-м месте [6]. Для России весьма выгодно укрепление связей со странами – производителями сырьевых ресурсов (ОПЕК) с использованием инструментария «мягкой силы». Сегодня влияние России на страны ОПЕК, например посредством организации энергодиалога «Россия–ОПЕК», открывает возможности для применения инструментария «мягкой силы» для снижения темпов и объемов добычи нефти с целью предотвращения снижения ее стоимости на мировом рынке. Подобное влияние можно оказывать как применяя экономическую силу, так и используя публичную дипломатию в качестве инструмента «мягкой силы» [Галумов 2012: 39]. В марте 2018 г. ОПЕК предложила России и другим производителям нефти заключить долгосрочное соглашение по стабилизации рынка нефти [7]. Учитывая, что Россия имеет статус наблюдателя в данной организации, Эр-Рияд достаточно высоко оценивает позиции Москвы, предлагая заключение данного соглашения. Соответственно, можно сказать, что «мягкая сила» России в ОПЕК имеет значительные перспективы для усиления, которые важно использовать в условиях мирового экономического кризиса. Еще одним важным инструментом «мягкой силы» является публичная дипломатия, направленная на создание благоприятного имиджа страны за рубежом, которая предполагает обращение к общественному мнению других стран через головы правительств [8]. Этот инструмент «мягкой силы» Россия использует, чтобы добиваться объективного восприятия ее в мире, развивать собственные эффективные средства информационного влияния на общественное мнение за рубежом, обеспечивать усиление позиций российских средств массовой информации в мировом информационном пространстве, предоставляя им необходимую государственную поддержку, активно участвовать в международном сотрудничестве в информационной сфере, принимать необходимые меры по отражению информационных угроз ее суверенитету и безопасности [9]. Сегодня в условиях санкций и информационной войны этот источник «мягкой силы» использовать очень сложно. Но среди достаточно успешных примеров недавнего прошлого можно назвать XIX Всемирный фестиваль молодежи и студентов 2017 г. Сегодня идет активная подготовка к Чемпионату мира по футболу 2018 г., хотя информационное противодействие этому мероприятию в мировых каналах СМИ огромное: идет непрерывная компрометация российских спортсменов. Однако активная трансляция позиций России по целому ряду вопросов через СМИ (например, посредством Russia Today) выступает в качестве проводника российской «мягкой силы», способствует разоблачению компромата посредством публичной дипломатии и является инструментом формирования привлекательного образа нашей страны на мировой арене. Однако в целом на сегодняшний день говорить о высоком уровне влияния российской «мягкой силы» не приходится по целому ряду обстоятельств. Во-первых, это экономический кризис, который нанес экономике России серьезный урон, что не позволяет позиционировать Россию в качестве государства с высокими темпами экономического развития, страны с развитой экономикой. Во-вторых, санкции ЕС и США до сих пор оказывают серьезное влияние на позиции России в мировом сообществе. Солидарность США и ряда европейских стран с позицией Великобритании (несмотря на Brexit) и высылка российских дипломатов говорят о кризисе в отношениях между Россией и странами Запада [10] , что затрудняет использование инструментов публичной дипломатии. Депортация официальных представителей интересов государства, являющихся трансляторами «мягкой силы», с территории зарубежных стран говорит о негласном начале активной информационной войны между государствами. Это обстоятельство наносит серьезный урон имиджу России и говорит о низком уровне «мягкого» воздействия на лидеров иностранных государств. В-третьих, можно говорить об относительной молодости российской публичной дипломатии, учитывая тот факт, что законодательная база, на которой она основывается, была сформирована только в 2004–2005 гг. [Сорокина 2016: 136]. Соответственно, на сегодняшний день Россия не имеет достаточно высокоразвитого инструментария «мягкой силы». Также политические эксперты утверждают, что объем финансовых средств, выделяемых государственными властями на развитие института публичной дипломатии России, по сравнению с другими странами весьма незначителен [Имидж России… 2014: 20]. Соответственно, качественное развитие данного инструментария «мягкой силы» пока остается под вопросом. Таким образом, в чрезвычайно сложных современных условиях мировой политики активизировать инструментарий «мягкой силы» России представляется нелегкой задачей. Но решить эту задачу можно и нужно, творчески используя все обозначенные выше каналы влияния. Список литературы: [1] Галумов А.Э. 2012. Опыт публичной дипломатии в формировании имиджа Европейского союза в Российской Федерации: дис. … к.полит.н. М. 167 с. [2] Имидж России: концепция национального и территориального брендинга (под ред. И.А. Василенко). 2-е изд. 2014. М.: Экономика. 247 с. [3] Кошель А.С. 2015. Мягкая сила как инструмент гуманитарного сотрудничества государств на евразийском пространстве. – Вестник МГУ. Сер. 18. Социология и политология. № 2. С. 160-172. [4] Най Дж. (мл.). 2014. Будущее власти (пер. с англ. В.Н. Верченко). М.: АСТ. 444 с. [5] Сорокина Д.А .2016. Основные этапы развития публичной дипломатии в России. – Власть. № 4. С. 132-137. Примечания:
Автор: Агеева А.В. – политолог, аспирант кафедры российской политики факультета политологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Источник: Журнал «Власть», 2018, №4, С.59-63. ЧЕМУ УЧИТ НЕДОЦВЕТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В БЕЛОРУССИИ 2020-10-01 18:13 Редакция ПО Исход белорусского кризиса не предрешён, и закрытая от публики инаугурация Александра Лукашенко – отнюдь не конец и лишь, возможно, переход – своего рода, увертюра – к новому акту в развитии коллизии. Тем не менее «недоцветная» революция в Белоруссии рискует оказаться не только последней в завершающемся втором десятилетии, но и последней вообще. Сегодня «цветными революциями» уже привычно именуются все случаи, как правило, результативной, насильственной (не добровольной для действующей власти) и одновременно ненасильственной (посредством серии невооружённых народных выступлений) смены власти в обход нормативно предусмотренных процедур, обусловленной при этом целым набором ситуативных обстоятельств. Во-первых, стартовой точкой выступают только завершившиеся выборы, легитимность результата которых ставится под сомнение, что приводит к началу уличного противостояния. Во-вторых, в качестве активного арбитра рассматривается политический Запад, канализирующий народное недовольство в сторону смены геополитического вектора в свою (Запада) пользу за счёт осуществления необходимой ресурсно-идейной подпитки. В-третьих, речь чаще идёт о постсоветском пространстве (хотя большинство исследователей в качестве первого примера приводят не получившую своего цвета «бульдозерную революцию» в Югославии), что лишь подтверждает антироссийский характер явления. Важной особенностью «цветной революции» стало то, что она в какой-то степени ознаменовала приход нового века (тот самый «югославский казус» произошёл в 2000 г.), отразив возможности изменившихся геополитических реалий – интенсивная динамика актуальной мировой политики всё чаще перестала находить конвенциональные инструменты в формальной ткани международного права, закреплённого в середине прошлого века. А так как эти самые реалии тоже не стоят на месте, то и цветные революции, так и не обретя полноценную институциональную форму, готовы окончательно уйти в историю. И белорусский кризис здесь весьма показателен. Суверенная феерия У Республики Беларусь за годы её постсоветской независимости сложился довольно устойчивый образ самобытного спокойствия на фоне бурной глобальной нестабильности, – образ, разительно отличающийся от всего, что характеризует любые, как минимум соседние, страны. «Белорусская модель» проявляется в различных сферах и одинаково знакома как тем, кто часто бывает в республике, так и тем, в чьём сознании она возникает спорадически из мимолётных информационных источников. Сплав инженерной прилежности и хозяйственного реализма с умеренностью в консьюмеризме и культе корпоративных практик не только воспроизводил псевдосоветские методы руководства, но и создавал защищённые, максимально близкие к естественным, традиционным условия существования общества без излишних социальных экспериментов. Правда, что уж скрывать – и без особых прорывов. Спринту с толканиями локтями за обретение новых смыслов, ставшему уже привычным для глобальных «передовиков», Минск предпочитал стайерские тактики деятельного наблюдения, которые позволяли и каштаны из огня конкурентной борьбы вытащить, и опасные искры в случае чего погасить (пресловутые «Минские соглашения» весьма символичны).
Голосование ногами – наверное, один из ключевых факторов маркирования свободы человеческого выбора в моделях, которые в силу своей непохожести на остальные могут со стороны казаться недостаточно гуманными. По многим параметрам Республика Беларусь воспринимается как заповедник здравого смысла, не обременённый перманентным дроблением на оттенки серого, где сохранились незамутнённые хрестоматийные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо и как в реальности выглядит белое и чёрное. Возможно, и поэтому «цветовые» соблазны здесь не стали столь разрушительными. Белорусы довольно чётко – возможно, чётче, чем любые их соседи с какой бы то ни было стороны, – имели возможность по-житейски судить о подлинной реальности и за западным «забором», и за восточным – всё близко и испытано на себе. Тем вероломнее предстаёт реакция властей на неловкие попытки привыкших к разумной политической скромности народных масс попробовать сорганизоваться и помитинговать. С другой стороны, в асимметричных акциях самого белорусского президента можно разглядеть и большее, чем просто цепляние за власть. В своём бравурно-показном, кажущемся откровенно фарсовым противостоянии уличным выступлениям Александр Лукашенко закрывает «гештальт» чувства несправедливости за поверженных «диктаторов» прошлого, публично уже малоуловимого, но сохраняющегося где-то на подкорке общественного сознания. Стокгольмский синдром в национальном масштабе формирует по прошествии времени особую мифологию вокруг кадров последних мгновений жизни Хусейна и Каддафи, Альенде и Чаушеску. Все они были умерщвлены своими соплеменниками, ведомыми, как теперь легко допускать, одной и той же невидимой заокеанской рукой. Сегодня сражающийся за власть с декоративным автоматом в руке Лукашенко – всё тот же Сальвадор Альенде, но уже выживающий и переигрывающий «конец истории». Доказывающий, что ещё не всё решено, и лернейскую гидру можно сдюжить. Выходящий «во всеоружии» навстречу отдалённой толпе Лукашенко предсказуемо получает в медиасреде взрыв хохота: карикатурность очевидна; но – тем самым – обретает и де-факто карт-бланш на свою повестку в этой информационно-революционной ситуации. Верхи играют, и низам всё интереснее. При всей фантасмагории наблюдаемого извне нельзя не отметить, что внутри страны принципиально нового к своему образу Лукашенко мало что добавляет: он не чужд специфической, но вполне привычной для белорусской публики бутафорской «милитаризации» себя. Регулярно Лукашенко, имеющий звание подполковника, принимает участие в военных парадах и воинских учениях в форме и при погонах с похожими на маршальские звёздами и гербами (в таком же виде он предстал во второй части своей «секретной» инаугурации 23 сентября, когда военные присягали ему на верность). Порой, кстати, рядом с ним в похожем обмундировании находился и уж точно не успевший стать военнообязанным сын Николай, то есть и для последнего – также ничего нового. Всё это продолжение той для кого-то игровой, для кого-то игривой, а для кого-то игрушечной сущности, которую трудно не заметить во всём белорусском официозе последней четверти века. Впрочем, возможно, на фоне взрывного многообразия методов игры на публику, порождаемых новой волной глобального популизма, это и есть путь к новой эффективности? Между тем карнавализация белорусского политического кризиса – отнюдь не односторонний процесс. Гротескное поведение «батьки» лишь оттеняет иную драматургию, которую можно наблюдать и в альтернативном лагере, зрелость которого также весьма условна. И порванный паспорт Марии Колесниковой, и не менее загадочное пересечение западной границы дипломатом-директором театра Павлом Латушко, и языковой вопрос от «беловежского соглашателя» Шушкевича, и нетривиальные отповеди нобелевского лауреата Светланы Алексиевич, и, конечно, однотипные речитативы осязаемо инородной в стягивающихся геополитических жерновах домохозяйки Тихановской – главного оппонента «последнего диктатора Европы» – все они, если и не сами, то посредством формируемых информационных поводов лишь расширяют театральность происходящего, наполняют, казалось бы, и так полную фарсовость затянувшегося сюжета свежими жанровыми открытиями. Отыграны все роли С комичностью сюжета резко контрастирует объективный трагизм фабулы происходящего: жёсткость при подавлении беспорядков, насилие и угрозы, растущий разрыв между обществом и властью, риски социальной поляризации и пресловутый внешний фактор. И всё это – на фоне уже привычного геополитического клинча между Западом и Россией, а также всё ещё непривычного роста заболеваемости коронавирусом в самой Белоруссии – статично-зловещей декорации всего и вся в этом году. Исход белорусского кризиса не предрешён, и закрытая от публики инаугурация Лукашенко – отнюдь не конец и лишь, возможно, переход – своего рода, увертюра – к новому акту в развитии коллизии. Дело самой Белоруссии – найти и реализовать оптимальный сценарий её разрешения. При прочих вводных, значительно отличающих данный случай от других подобных (нет значительного социального неравенства и олигархата как класса, слабо выраженное присутствие глобального капитала, низкая политическая конкуренция), у страны есть шанс сохранить динамику кризисного разрешения в консенсусных рамках и избежать крайних выпадов. Впрочем, в среднесрочной перспективе навряд ли стоит игнорировать и более радикальные варианты. Называть белорусскую ситуацию «цветной революцией» – и хочется, и колется: и объективная база протеста налицо, и конспирологические «методички» расходятся, да и искомый эффект от былых «побед» со временем не столь вдохновляет какую-либо из противоборствующих сторон – скорее, отравляет атмосферу для обеих. Уже и досрочная смена власти в Армении в 2018 г. оказалась вполне «вегетарианской» для искушённых гурманов; годом позже в Молдове все внешние игроки вообще оказались – немыслимо – по одну сторону баррикад. «Казус Гуайдо» в Венесуэле же совершенно дискредитировал некогда всесильную верность аксиомы «у вас нет демократии – тогда мы идём к вам». «Недоцветная» революция в Белоруссии рискует оказаться не только последней в завершающемся втором десятилетии, но и последней вообще, подводя черту под столь коварным и одновременно действенным для невидимой руки инструментом смены неугодных режимов начала века. Даже если Грузия или, что совсем уж небесспорно, Украина всё ещё могут ставиться в пример как быстро сработавшие геополитические трансформеры, то более поздние эпизоды (от многих и цвета не осталось) продемонстрировали возможность и механики холостого хода, когда народный протест не переходит красной черты внешнеполитической верности разной степени устойчивости принципам, имеющим природу национальных интересов. Финансово-идеологические вливания осуществляются и расходуются, но желаемый эффект во внешней среде не производится: гора порождает мышь, а вернее – мышиную возню.
В условиях множества купцов и диверсификации товарной линейки, а также – что особенно важно – наличия альтернативных производителей революционные события уже имеют более сложную экономику, требующую, видимо, не столько расширения цветовой палитры, сколько смены методологов на более актуальных специалистов по «постцветным» технологиям. От смешного к великому Россию белорусский кризис, по идее, не должен был застать врасплох – дуга «цветной» нестабильности планомерно двигалась по часовой стрелке с южных рубежей и не могла не постучаться в Минск. Весь последний год Белоруссия не сходила с российской повестки: то выдавила первого для отечественной дипломатии посла-технократа, то смазала двадцатилетие Союзного государства неподписанием дорожных карт, то привычно раздувала предновогодние «топливные войны», то «ковид-диссидентствовала», ставя России на вид за излишние ограничения и демонстративно проведя парад 9 мая. Контакты на высшем уровне происходили с небывалой регулярностью – только зимой Владимир Путин и Александр Лукашенко встречались трижды и трижды же созванивались, хотя к ясным договорённостям это так и не приводило. В июне – за полтора месяца до выборов – в ходе открытия Ржевского монумента белорусский президент даже в момент возложения венков продолжал в свойственной ему манере что-то доказывать Путину, что не ушло от внимания ни участников самого мемориального мероприятия, ни зрителей телетрансляции. Взрывная волна от информационной бомбы, которой стало задержание в конце июля в Минске 33 российских граждан, была относительно оперативно остановлена и, в общем, с учётом куда более глубоких поствыборных информационных воронок нейтрализована хорошей миной при плохой игре. Однако случившийся конфуз недвусмысленно фундировал дальнейшее нелестное восприятие навыков работы белорусских спецслужб, лишь подтверждающее уже отмеченные особенности всего официального дискурса страны. Однако зима как будто опять приходит неожиданно. И вновь обсуждаются риски потери последнего союзника, и вновь звучат упрёки в неумелой мягкой силе, и вновь мастеров культуры просят выбрать, с кем им быть. Базовый акцент Москвы на дееспособность белорусского общества в решении возникших проблем и недопустимость внешнего давления оказался политически уместен и в краткосрочной перспективе вполне своевременен. Вместе с тем дефицит дальнейшей позитивной повестки оставляет массу лакун для вольных интерпретаций и в конечном счёте – прорастания новых угроз. Уверенная инициатива России по удержанию внешнего периметра безопасности и соответствующей легитимации Лукашенко вовне нуждается в неких поддерживающих коммуникациях и с белорусским обществом, являющимся носителем ключей к легитимности собственного президента. Тиражирование методологии пересмотра конституции как способа перезагрузки повестки – претендующий на действенность подход, однако не бесконечный и не бесспорный для стратегий ad hoc. Ключевой вызов для России, который сохраняет актуальность и во время текущего белорусского кризиса даже при условии ослабления цветно-революционного дамоклова меча, – преодоление смыслового вакуума, наступающего после зычного окрика против. Неготовность открыто заявить свой национальный интерес в модальности «как надо» после убедительного «как НЕ надо» приводит к звенящей тишине пустой растерянности, в которой социальная фрустрация лишь мультиплицируется. Застенчивое равноудаление от идеологических баталий в стремлении стать антихрупче выхолащивает цивилизационное ядро, в котором перекатывающиеся осколки идентичности формируют калейдоскопные кванты гордости за успехи в балете, спорте, ВПК и программировании, но не складываются в надёжный паззл прекрасного завтра, за которое можно не беспокоиться.
Обратной стороной продолжают оставаться множащиеся горе-эвфемизмы, за которые ведут псевдовойны не то провокаторы от пораженцев, не то медиаменеджеры от мракобесов. Отбивать «цветные» мячи, может, и становится проще, но для выравнивания счёта на табло требуется и нечто другое. АЛЕКСАНДР КОНЬКОВ, кандидат политических наук, директор Международного аналитического центра Rethinking Russia, доцент кафедры политического анализа факультета государственного управления МГУ им. М.В.Ломоносова. Источник: https://globalaffairs.ru/articles/gosudarstvo-kak-zhanr/ |
В избранное | ||