В ДАВНО НЕ КРАШЕННОМ КАБИНЕТЕ



Ввели его без лишних церемоний, что называется по-ментовски, так, как обычно вводят разного рода шантрапу.
- Вот этот, товарищ капитан, - буркнул молодой мордастый сержант, заправски вы-тряхивая на стол содержимое карманов задержанного, - Наркотиков нет, значит, по-нятых звать не будем, - добавил он, вываливая на стол кучу разных вещей из спор-тивной сумки.
Содержимое сумки оказалось, прямо скажем, небогатым: какие-то тряпки, мыль-ница, грязная расческа и другая разного рода дребедень. Единственное, что могло при-влечь внимание компетентных органов, так это портативный магнитофон с кассе-тами, да три или четыре красивые книги. Физиономия задержанного отнюдь не свиде-тельствовала о его принадлежности к разряду людей интеллигентных, и эти красивые книги, а впрочем, и любые другие, окажись в его сумке, могли бы вызвать вполне справедливые подозрения.
- Опять ты, Люлюев? - строго начал капитан, подавая сержанту знак выйти, - Я ж тебя предупреждал больше не попадаться в мою смену. А мне говорили, что ты вроде как завязал.
- Да я, начальник, уже три месяца как в завязке, - стал оправдываться задержанный Люлюев, - Это все сержант ваш, салага. Захомутал прилюдно, как последнего ба-рыгу.
Задержанный вовсе даже не боялся такого грозного на вид капитана. Его спокой-ст-вие было вполне обосновано. Во-первых: обвинить Люлюева в этот раз на самом деле было просто не в чем. А во-вторых: капитан давно был знаком ему, как с человек далеко недалекий. Попробуй, пришей дело такому. Задержан-ный без спросу уселся на стуле, широко расставив ноги. Он был голоден и думал лишь о том, как бы скорее распрощаться с дяденькой ми-лиционером и что-нибудь такого перекусить. «Ну, сейчас начнет свою тя-гомотину», - думал
он, без особого интереса рассматривая то не глаженые брюки капита-на, а то борьбу мух на стенах давно некрашеного кабинета. Капитан тем временем смач-но до-курил сигарету и потихоньку, будто совершая некий ритуал, затушил ее в баночке из-под Пепси-колы, которая была доверху набита окурками, кожурками от семечек, плев-ками и мертвыми мухами. Завершив ритуал, он чрезвычайно нахму-рился и, стараясь сгу-стить краски, попытался изобразить из себя нечто страшное и не-годующее. С минуту ми-лицейский начальник мычал,
должно быть, от неистового ум-ственного напряжения, свя-занного с мыслями о том, чего бы такого сказануть.
- Короче, ты мне тут ни этого самого! Понял? Тебе здесь не обычный бардак! Вот - руч-ка, вот - бумага, колись, честное слово!
- А чего колоться-то, командир? Книги-то мои, и плеер с кассетами мой. Я ж, почи-тай, месяца три как не при делах. Я ж теперь новую жизнь, можно сказать, начал. Предан-ным стал.
- Чего? Кем стал? - искренне удивился капитан.
- Да, преданным!
- Тебя кто-то сдал? - ничего не понимал милиционер. Казалось, что его тщательно про-думанный план вопросов, специально приготовленный для того, чтобы поставить за-дер-жанному Люлюеву детский мат, безнадежно рассыпался от совершенно нелепого ответа: «Стал преданным».
- Да никто меня никому не предавал, начальник. Преданный я, потому что предался Богу. Вот!
- Ты гони, да не загоняйся, честное слово. Вот бумага, пиши, как облупленный!
- В натуре, неча писать, командир, давай затопчем вопрос и все дела.
- Я тебе тут дам «нечего писать»! Я тебе тут участковый или куда? - негодовал мили-цейский капитан, нервно раскуривая очередную сигарету, - Книжки-то, гляди, у тебя кришнаитские. Где добыл? А? А у них в прошлом году склад почистили. Влип?
- Василь Иваныч, так я ж теперь сам - кришнаит, - сменил тон задержанный Люлюев, видимо, припоминая, кем он стал несколько месяцев назад.
Участковый Василь Ива-ныч не умел скрывать своих эмоций, он в недоумении ус-тавился на Люлюева. Если вы когда-нибудь видели, как смотрят на незнакомцев, готовя-щиеся к отелу, коровы, то, быть может, представите себе этот взгляд видавшего виды ми-лиционера. Ну, кто только на его веку не становились кришнаитами! Но чтобы вот та-кой! Затянувшаяся пауза говорила, что голова участкового инспектора была про-сто пере-полнена бурными мыслительными потоками. Ему вдруг отчетливо вспом-нилось, как од-нажды пришел он на
квартиру кришнаитов по жалобе их соседей, как кришнаиты не раз-решили ему тогда курить и проходить в комнату в сапогах, как пытались накормить какой-то пахнущей лекарствами похлебкой и что-то все бубнили-бубнили и говорили вроде бы по-русски, но совершенно непо-нятно. Еще Василь Иваныч припоминал, что у тех криш-наитов были такие же бусы на шее с приделанными к ним баллончиками и такие же знаки на лбах, как и у этого. Но только у этого знаки были нарисованы красным фломастером на тельняшке: на груди, на пупе
и по бокам живота.
- А я что и говорю, начальник. В завязке я с три месяца уже, преданным стал, кришнаи-том, стало быть. Три месяца на сухую и без ганджибаса. Все это время меня, просто, в храме держали, даже братвы не видал. А сегодня по-первой на проповедь вышел. Дай, думаю, на паровозы с книжонками смотаюсь, там завсегда людишки при деньгах. Смотрю, мочалка рыжая стоит. Ну, думаю, щас застебаю. Я ей - «Источник», а она мне – то-се, пятое-десятое. А один у меня дружан так говорил: «Ты тогда цену коси». Я ей: «За полцены отдам».
И вот она, родная, ужо и в ридикюль за башлями суну-лась, а тут ваш сержант меня под белы рученьки как дешевого фраера.
- В монахи, стало быть, записался? А вот говоришь ты не по-монашески.
- А как я говорю? Я правду все говорю! У нас в храме все так говорят. Да вы по-смотрите, Василь Иваныч. У меня таперича и кантхи-мала, и четки есть, и вот помалу шикха пробивается, - стал расхваливать свои недавние приобретения Лю-люев, выни-мая из кармана мешочек с четками и сдувая с него табачные крошки.
- А помните, у меня на плече наколка льва была? А теперь это не просто лев, а полу-человек-полулев. Понятно? - с особой гордостью заявил он, обнажая свое смуглое преступного прошлого плечо.
Действительно после их встречи в прошлом году, когда в учетную кар-точку граж-данина Люлюева в раздел «особые приметы» секретарша вносила описа-ние татуировки, лев претерпел некоторые изменения. Львиная голова теперь была ук-рашена толи шап-кой, толи шлемом, а чуть ниже появилась вот такая надпись в стихах: «Не смотри, прабу, на голых дев, загрызет тебя Нрисимхадев». Капитану вновь при-помнилось, что кришнаи-ты действительно называют друг друга толи «прабу», толи «барабу», и что молятся они какому-то льву, и,
что самое интересное, даже кормят его фо-тографию. В принципе, кришнаиты - не такие уж и плохие ребята. Одно то, что они кормят бесплатно сирот и стариков, заставляло смотреть на все их причуды и непонятки сквозь пальцы. Да и в глу-бине своей солдафонской души Василь Иваныч в тайне ото всех любил слушать, как они поют. Иной раз глядь, а они усядутся на коврик прямо на улице (это вроде как отрешен-ные что ли?), да как запоют. Один на гар-монной пианине играет и поет, а другие за ним все те же слова вместе повторяют.
Вроде и песни-то как у черномазых, не понять, а за душу берет. Уже бывало уйдешь по улице далеко-далеко, а внутри, в сердце, все кто-то напевает, да так нежно: «Харе, Харе!»
- Ну, Люлюев, берегись! - вдруг отошел от сантиментов милиционер.
Он отыскал в глубине внутреннего кармана замусоленный блокнот и стал что-то там искать при этом, обильно смачивая пальцы слюнями, затем набрал на телефоне но-мер.
- Але! Але! Это Хара Крышна? Дайте мне вашего старшого! Але! Это участковый гово-рит. Да. Конев. Да. Да. Але! Это Миша? А это - участковый. Нет не врач, еще хуже. Але! А ты мне вот чего ответь. Состоит ли у тебя на учете гражданин Люлюев Нафу-зил Залудилович, 72-ого года рождения, уроженец села Пупищево Путевковжизнен-ского района? Что значит «все может быть»? Вас всего-то там пол-тора человека. Не помнишь такой фамилии? Не помнишь, ну, и ничего страшного. Ну, и не надо, говорю. Ну, Люлюев, я тебе сейчас покажу!
Что случилось? Да так, ничего. Да, ну, задержали тут одного, а он уверяет, что он с вами. Кто? Этот? Да ты что! Да какой из него учи-тель! Я говорю, что он говорит, что он вроде как с вами. Какой национальности? Да уж точно репа у него не русская. По-английски? А кто ж его знает? Может, и говорит. Да ребята на вокзале еще утром забрали. Что говоришь? К вам приехал? Из США? Вы что там думаете, что у нас тут кроме дураков никто больше не работает? Что, извини-те-извините? Никакой он не иностранец. На учете он
у меня состоит, а теперь, гово-рит, что в кришнаиты к вам записался, мама родная!
- Дайте, Василь Иваныч, я с ними сам поговорю, они сразу все поймут.
- Прокурор с тобой говорить будет.
3адержаный Люлюев выхватил у капитана трубку.
- Але! Хари бол! Ну, вы че там? Совсем что ли? Ну, ваще, болт!
По всей видимости, этих слов было достаточно, для того, что бы на том конце провода разобрались с установлением личности подозрительно смуглого, в пид-жаке и тельняшке, да еще и преданного индийскому Богу Кришне молодого человека. Люлюев вернул трубку начальнику давно некрашеного кабинета.
- Але! Ну что? Все? Разобрался? Как звать, говоришь? Шура Балаганов? Какой же он Балага-нов? Люлюев он по паспорту. Так ему больше нравится? Значит, Балаганов - это его новая кришнаитская фамилия что ли?
- Книги надо читать умные, гражданин начальник.
- Ты бы там узнавал у своих паспортные данные для порядку. А то ведь сам знаешь, время сейчас какое. То есть, как это не у всех паспорта имеются? Ты, быть может, и не есть этот паспорт, а мне тут чтобы было все чики-чики. Вот я доберусь скоро до вашей богадельни, честное слово. Когда зайду? Когда надо. Ладно. До свиданья.
Бхакта Балаганов поспешно собирал свои вещи.
- Ну, начальник, я, вроде как, свободен?
- Считай, что тебе повезло, честное слово. А если, скажем, телефон бы не работал? Врезал бы я тебе тогда дубиной по пяткам как в средние века.
- Ну, сейчас века, типа, не средние, - возразил Балаганов.
- Зато мышление средневековое у таких дураков как ты. Как же тебя угораздило сдуру в такую секту попасть? - Василь Иваныч начинал грубить, так как его еже-дневная по-требность кого-нибудь наказать или оскорбить не была сегодня удовлетворена. И так, как он был полноправным хозяином в этом давно некрашеном кабинете, а горе-мыка Балаганов еще не успел покинуть пределов его власти и полномочий, можно было успеть, хотя бы, наговорить кучу разных пакостей и оскорблений, и таким об-разом хоть как-то насытить эту неукротимую
жажду.
- Там же секта у них! Секта! Я был там у них, они все как ненормальные! Ты-то - нор-мальный, как туда попал? Да они тебя закодировали! Ты же теперь - зомби! Зомби, честное слово. Им такие дураки нужны, чтобы за деньги по улицам скакать и петь.
Балаганову много чего хотелось возразить по поводу услышанного от капи-тана «недалекого плавания», но парень так проголодался, что в ответ просто промолчал. «Ин-тересно, - думал он, - Если обо мне в храме забыли, наверняка и прасаду поза-были оста-вить. А ведь я всегда на всех оставлял: и на санкиртану, и на шоферов».
- Харе вам Кришна, товарищ капитан, не хворайте, - вежливо попрощался с конче-ным милиционером Балаганов.
Василь Иваныч догадался, что ироничная интонация в голосе Балаганова говори-ла исключительно о его милиционерской конченности. Но ведь это не так! Сам-то он не считал себя конченым человеком, да и не хотелось с этим никак соглашаться. Вот сей-час Балаганов хлопнет дверью и уйдет навсегда в свою богадельню с этим не самым объективным мнением. Что-то надо срочно предпринять, что-то сказать. «Ведь и я тоже в какой-то степени духовный, я тоже имею свой какой-никакой внутренний мир. Это мои обя-зан-ности заставляют
играть в этой жизни такого вот мента,» - так думал немолодой уже милиционер, сожалея о том, что дверь за этим парнишкой вот-вот захлопнется.
БУМ!
- Да пусть думают, что хотят. Сам-то он долго там протянет? Он же по жизни во-рюга. Шнапс, девочки и трава! Да я бы его!
Но вдруг капитан осекся, под сто-лом, где вытряхивали балагановскую сумку, ле-жала оброненная и забытая аудио-кассета.
- О, Господи! Как они поют! Как они поют!