БАЛЕРИНА



Изольда Вольдемаровна Криворучко всю свою сознательную жизнь отдала ба-лету. Храня память о дворянском происхождении своего отца, трагически погибшего в 37-ом, она, кроме всего, была да-мой изысканных манер, соблюдала вегетарианскую диету и частенько посещала цер-ковь. Волею судьбы Изольда Вольдемаровна никогда не была замужем. Окружавшие ее мужского пола коллеги по высокому искусству (разного рода болеро, концертмей-стеры, трагические, драматические и комические актеры, вокалисты, конферансье и т.п.) большей
степенью являлись самыми, что ни на есть, обычными ла-бухами, выпивохами и бабниками. Видя это, она отчетливо понимала, что союз с лю-бым из них унизил бы ее и раздавил, лишив той высокой духовности, что наде-ляла ее от само-го рождения. От того-то Изольда всю свою сложную и необычную жизнь хранила цело-мудрие. Она свято верила, что рождена для некой высшей любви, которую трудно, нет, которую просто невозможно объяснить земными словами и по-нять при помощи обычных человеческих чувств. И уж точно никто из этого
артистического сброда не был готов срав-ниться с объектом ее тайной невыразимой любви. Нет, она очень даже уважала своих и друзей и коллег, ценила их профессионализм. Они в свою очередь также любили ее, а са-мые отважные не однократно пытались предложить ей свою руку и сердце. Но! Изольда Вольдемаровна была, как говорили, не от мира сего.
Чистота ее была написана на лице. Кто бы мог подумать, что этой милой даме не около сорока, а уж давно за шестьдесят. И даже в этом возрасте ее мечтания о неком высшем предназначении и непонятной эфемерной любви не покидали ее, и, каза-лось, становились еще более сильными и страстными, порой превращаясь в навязчивую идею. Если бы кто-то смог проникнуть в ее мысли, то удивился бы. Что за бред? Однако сама Изольда Вольдемаровна все более отчетливо понимала, что объектом ее до сих пор не-разделенных чувств, скорее
всего, является существо неземного происхождения. Что это за существо, она толком и не понимала, хотя твердо верила, что оно вполне реально где-то существует и более того, также ласково относится к ней и каким-то непостижимым мистическим образом всю жизнь находится где-то рядом, оберегая от горя и неприятно-стей. Иногда, глядя на окружавших ее по жизни людей, Изольда сама себе начинала ка-заться ненормальной: «Так вот ты какой, старческий маразм. Так вот ты какая, шизофре-ния! Но постойте, я и раньше всегда
была такой. Да я всю жизнь была такой! И в силу то-го, что мною до сих пор не заинтере-совались психиатры, следует полагать, что я - чело-век совершенно нормальный. А сами-то они, все эти люди - нормальные? Может быть, это они все повернутые? Как можно жить с та-кой извращенной системой ценностей и при этом чувствовать себя счастливыми? Почему они все до сих пор на свободе, а не в пси-хушке? Правильно, если их всех туда поместить, что тогда я буду делать здесь одна?»
Мысли о тайном возлюбленном всякий раз побеждали любые ее сомнения. Часто она пыталась представить себе его облик. Чаще всего в воображении рисовался образ высокого стройного юноши в очень элегантном импортном костюме, с кейсом бизнес-мена в руке, в блестящих лакированных туфлях. Изольде Вольдемаровне страх как хо-телось получше разглядеть его лицо. Как только она поднимала свой мысленный взгляд, то видела, что его и без того прекрасные глаза отчего-то подведены черной ту-шью, а в ушах сверкают невероятно дорогие
на цыганский манер серьги в виде акул. «Бог ты мой, нелепость-то какая!» - думала она, смеясь над собственными фантазиями.
А однажды произошел с ней случай и вовсе курьезный. Было это еще в 78-м году на гастролях в Ленинграде. Прогуливалась Изольда по Невскому, рассматривая столич-ные достопримечательности. И тут вдруг вспомнила, что хотела купить букет цветов для дирижера по случаю его юбилея. Видит, примостилась рядом с большим универмагом старая слепая бабка, с букетом необычайной красоты. И откуда у слепой бабки такой ог-ромный букетище? Изольда купила цветы, а бабулька - хвать ее за руку и го-ворит.
- Жди, дочка, суженого своего до шестидесяти семи лет. Жди его с верой, но сама не ищи, дабы не обмануться, он сам тебя найдет.
Изольда оторопела.
- А откуда вам бабушка…
Слепая старуха улыбнулась, она говорила с Изольдой таинственно и в тоже вре-мя непринужденно, не стараясь показаться гадалкой, которой для извлечения истины, как известно, необходимо позолотить ручку. Бабка не могла как все люди видеть глазами, зато словно волшебница видела, что таилось у Изольды в самых сокровенных уголках ее души.
- И какой же он, мой суженый? – зачарованно спросила Изольда, в мгновение успев привыкнуть к необычным способностям бабушки, будто встречалась с волшебниками каждый день.
- То ли музыкант, потому как хлейта у него имеется, то ли танцор какой. Много женщин имеет, и все они любят его до беспамятства, богатый - страх, весь в перст-нях, да в ожерельях драгоценных.
«Уж не директор ли это нашего театра Израиль Адольфович? - подумала Изоль-да, - и богатый, и наипервейший бабник, и на флейте когда-то играл. Упаси, Гос-поди, от соблазна с ним, да еще в шестьдесят семь-то лет».
- А машина, бабушка, какая у него?
- Нет, дочка у него машины.
- Как нет? Должна быть «Волга».
- Нет, тебе говорят, верьхом на птице он летает.
- На птице? Может быть, у него личный самолет? Может быть он министр какой-ни-будь, летчик или космонавт?
- Ничего не могу более сказать, а вот только сильная у вас с ним любовь будет, но что самое интересное, дочка, - старушка выдержала паузу, как обычно выдерживают пау-зу, когда вынуждены сообщить нечто трагическое, - Самое главное, дочка, он - черно-кожий.
Изольда Вольдемаровна больно обиделась тогда на бабку. Нет, ну обладаешь ка-ким-то там даром, но зачем издеваться?

Теперь, сидя в пустом плацкартном вагоне, она с улыбкой вспоминала тот случай. Вот он, шестьдесят седьмой год ее жизни. Где же ты, любимый?
Как и каждый год в эти промозглые осенние дни Изольда Вольдемаровна приеха-ла в Самару на могилу отца. На обратный путь до Саратова билетов в предварительной кассе не оказалось. Предложили обратиться за десять минут до отправления, вдруг осво-бо-дится бронь. Время на дворе стояло смутное, шел 1993 год. В стране политический кризис, погода промозглая, железная дорога работает отвратительно. За десять минут до отправления билетов в кассе по-прежнему не было, за семь и за пять тоже. Бронь осво-бож-даться никак
не желала. Как это не казалось странным, билетов до Саратова не было даже у спекулянтов. «Нэт, дэвушка, до Саратова, нэт. Панимаишь?». Проводники ломили немыслимую цену, зато обещали место в купе проводников на каком-то там коврике, где почти не дует.
За три минуты до отправления поезда Изольда отчаянно взмолилась своему ве-ликому и все-могущему возлюбленному, который так часто чудесным образом помогал ей. За полторы минуты до отправления в крохотном окошке кассы появилось внушительных раз-меров лицо кассирши, которое на зависть бесчисленным громкого-ворителям старого самарского вокзала лаконично гаркнуло: «До Саратова один плац-карт, боковое верхнее возле туалета - брать будете, женщина?»
Столь чудесное решение проблемы, безусловно, удивило нашу героиню, но не так сильно, как тот факт, что вагон, в котором предстояло ехать, оказался совер-шенно пус-тым. То есть, совсем пустым, если не считать небритого проводника, от кото-рого дурно пахло копченой рыбой и табачищем. Тем не менее, Изольда Вольдемаровна была по-настоящему счастлива: «Главное - чтобы вагон нигде не отцепили, все-таки последний. А если так никого и не будет, пересяду куда-нибудь поудобней, вон мест сколько.»
Странно, но поезд все еще стоял и стоял, вопреки расписанию лишних двадцать минут. Никогда еще в жизни наша балерина на ездила в плацкартном вагоне, но, вспо-миная трудные военные и послевоенные годы, она осознавала, что на судьбу обижаться нечего, тем более, что помог ей, конечно же, Он. Да, Да! Только Он!
Тем временем поезд тронулся «Надо же, поехали». Подошел рыбный проводник.
- Не понял. А где остальные?
Изольда Вольдемаровна неловко пожала плечами. Откуда ей было знать, где ос-тальные?
- Едем же, да и слава Богу.
Ей хотелось, как можно скорей застелить свою полку и улечься.
- Вот мой билет. Сколько у вас стоит постель?
В окнах проплывал перрон, затопленный унылыми осенними лужами, отражав-шими мрачное самарское небо и не оставлявшими никаких шансов пассажирам остаться с сухими ногами. Вдруг в промозглой осенней тишине послышались чьи-то взволнован-ные крики. Вслед за криками на перроне появилась толпа бегущих людей. С огром-ными сумками, рюкзаками, тележками, детьми под мышками, неистово улюлюкая, люди пре-следовали отходящий состав. Все это частью походило на сцену из какого-ни-будь вес-терна, где индейцы преследуют поезд,
а частью на кадры из фильма «Броне-носец «По-темкин». В особенности на индейца походил бегущий впереди всех моло-дой человек с весьма странной индейской прической в виде торчащего во все стороны хохолка на глад-ко выбритой голове. На спине у него во все стороны болтался увеси-стый рюкзак, в одной руке он держал капроновое ведро, а другой обхватил непонятного предназначения зачех-ленный бочонок.
- Стоп-кран! – неистово хрипел он, - Ломай стоп-кран!
Остальные преследователи, выглядели не менее странно. Впрочем, и сам факт преследования поезда, простоявшего на платформе лишние двадцать минут, казался не менее странным. Некото-рые из мужчин были замотаны в розовые и серые простыни, что сильно мешало им быстро передвигаться. Женщины-индейки почти все были завернуты в разноцветные занавески. Кто-то упал, его тут же подняли. Двое здоровых парней несли, подхватив за подмышки, до смерти напуганную старуху.
Рыбный проводник пришел в неописуемый восторг.
- Гадом буду - не успеют! На пузырек спорю - не сядут!
Действительно, поезд без компромиссов набирал ход. Надежда на спасение бе-гущих таяла на глазах. Предводитель индейцев нечеловеческими усилиями заставил се-бя совершить последний рывок. Еще чуть-чуть и он дотянется ведром до двери вагона. Изольда стала молиться: «Господи, помоги этим людям, помоги!»
- Не поможет! - чуть не захлебывался от восторга рыбный проводник, - Я уже все двери на ключ закрыл!
Действительно, предводитель несколько раз яростно дернул рукоятку замка, и, по-няв, что все его усилия тщетны, оставил преследование. В окнах замелькали до жути противные самарские урбанистические виды. Изольде Вольдемаровне было очень жаль индейцев, а в особенности их героического предводителя и напуганную до смерти стару-ху. Теперь было понятно, что это и есть те самые пассажиры, чьи места оставались пус-тыми по всему вагону.
Рыбный проводник поначалу не знал, как выразить свою ра-дость. Он шумел, бил кулаком по перегородке и от счастья ругался матом, разбрызгивая во все стороны ядови-тые слюни. Однако через минуту проводник не на шутку озадачился: «Если пассажиров нет, кто же тогда будет покупать у меня чай и постель?»
«Господи, - с горечью думала Изольда, глядя в темнеющее окно, - Где же Твоя высшая справедливость? Должно быть, эти люди так сейчас несчастны. От чего же порой исполняются желания столь негодных мерзких людишек вроде этого проводника? Ну и что, что они ин-дейцы? Быть может, они вполне добрые и порядочные люди».
В окнах показались огни первой после Самары станции. Поезд, нехотя, затормо-зил и встал. Моросило. По станции шныряли одинокие граждане кав-казской националь-ности. Мимо вагона, уныло зевая, проковыляла торговка семечками. Глу-хонемые продав-цы бульварным чтивом подсчитывали дневные барыши и раскатисто смеялись. Сквозь осеннюю мокроту сумерек донесся исковерканный громкоговорите-лем призыв дежурного по станции отправлять вагонникам четный с горки по девятой на расцепку.

Рыбный проводник привел в вагон железнодорожного началь-ника, который все недоумевал по поводу отсутствия пассажиров. Он заглянул в каждое купе по отдельно-сти, проверяя, не спрятался ли кто. Пригрозив рыбному проводнику, начальник пообещал высчитать стоимость невостребованного постельного белья из его зарплаты. Потом они куда-то вместе ушли. Стало совсем тихо. «Скоро, что ли, поедем?» Поезд еще немного постоял, скрипнули отпущенные тормоза, поехали. Поехали так медленно, что не сразу было понятно, толи это
тронулся поезд, толи это тронулся перрон, толи это тронулась…
- Стоп-кран! - донесся со станции чей-то сиплый надорванный голос, - Ломай стоп-кран!
Это был предводитель индейцев. Да, да! Все тот же самый, но только уже без ведра. Он поравнялся с окном, у которого сидела Изольда Вольдемаровна. Его глаза словно с иконы молит-венно смотрели прямо в лицо. Наша балерина не на шутку расте-рялась. Она не в состоянии была понять: «Как индейцы попали сюда? Может быть это сон?» Но если это не сон, то, как остано-вить поезд? Поверьте, но эта изящная, посвя-тившая свою жизнь искусству, женщина за свои шестьдесят с лишним лет не остановила на ходу ни одного поезда.
Глаза предводителя все еще продолжали взглядом апостола рассматривать лицо предполагаемой спасительницы. По лицу молодого человека струи-лись капельки дождевой влаги, смешанные с потом, они размыли испачкавшую его лоб побелку Было видно, как он изнурен. «Неужели можно столько пробежать?»
- Там стоп-кран! - прокричал он, давясь от хрипоты и показывая куда-то вперед.
Изольда Вольдемаровна обернулась. Действительно через три купе на стене имел место стоп-кран. «Нет, нет! Это так ответственно! В сталинские годы за стоп-кран расстреливали». А тут еще вернулся рыбный проводник и давай орать.
- Гадом буду - не успеют! На пузырек спорю, тетка! С тебя, короче, пузырек!
И вдруг балерина отчетливо осознала, что именно она является орудием в руках Господа Бога. Орудием, ко-торым Он устанавливает на земле Свою высшую справедли-вость.
- Нет уж, бессовестный молодой человек, это с вас бутылка!
Она решительно поднялась, с легкостью отшвырнула рыбного проводника, пы-тавше-гося помешать на пути, подбежала к рукоятке стоп-крана и рванула его!
Изольда Вольдемаровна давно не испытывала таких чувств. Может, что-то по-добное случалось с ней в далекой молодости. Ей припомнился успешный дебют на сце-не. Изольда никогда не была горделивой, но сейчас почувствовала себя героиней. Вот они, спасенные от злого рока чада небесные. Счастливые, вымотанные, запыхавшиеся, промокшие с головы до ног. Их не один, не два и не три. Их целый вагон! Да их даже больше, чем вагон, потому как некоторые стали занимать третьи полки. Предводитель и еще двое молодых людей в простынях
о чем-то шептались, то и дело поглядывая на Изольду. Наверняка сейчас захотят ее как-то отблагодарить. Наша балерина заранее за-смущалась, проявив на ухо-женном интеллигентном лице чуть заметный румянец. Она принялась проигрывать разные варианты ответов: «Нет, что вы! Это дело чести. Какие могут быть благодарности? Так поступил бы любой порядочный человек. Ну и что, что вы индейцы? Вы же тоже люди».
Предводитель нерешительно приблизился к ней и, неловко откашлявшись, обра-тился:
- Я извиняюсь… А вы уверены, что это место ваше?
В этом месте автор данного рассказа затрудняется что-либо написать, пытаясь объяснить чувства нашей героини. Быть может, читатель самостоятельно попытается представить себя на месте Изольды Вольдемаровны, дабы полнота ее переживаний не оказалась мною умалена.
- Просто, мы, как бы, полностью купили весь вагон. У нас тут группа, спецзаказ.
Изольда Вольдемаровна с горечью пожалела, что не осталась ночевать на вокза-ле. Она отвернулась к окну и, пытаясь скрыть от окружающих, заплакала. Молодой пред-водитель индейцев не замечал ее слез и все серчал по поводу созданных ею неудобства относительно членов индейского от-ряда. За окном мелькали огоньки, провода, голые де-ревья… Предводитель некоторое время еще что-то бубнил, что-то доказывал и предъяв-лял какие-то документы. Он задавал разные вопросы, на которые балерина упрямо не отвечала.
«Так, где же она, Твоя высшая справедливость, о, Господи?» Молодой предводи-тель так и не дождался каких-либо объяснений, он закон-чил свое обращение совершенно непонятной фразой: «У карми никаких положительных качеств!» За-прыгнув на верхнюю полку, он упаковался в спальном мешке и через минуту захрапел. Изольду Вольдемаровну от части порадовало то, что главный индеец занял верхнюю полку, стало быть, ей достается нижняя. «Бог с ними, с этими индейцами, завтра сойду в Саратове и больше никогда-никогда их не увижу».
Она украдкой вытерла слезы и осмотрелась по сторонам, пытаясь разглядеть в тусклом свете своих странных попутчиков. «Боже святый!» Изольда в недоумении задумалась: «Так кто же все-таки все эти люди?»
У окна напротив сидела в оцепенении и тяжело дышала внесенная на руках ста-руха. Она только тяжело сопела, не в состоянии что-либо произнести, хотя можно было догадаться, что ей было чего сказать. Кругом все наперебой галдели, дети орали и ходи-ли писать прямо в тамбур, по причине отсутствия рыбного проводника, забывшего от-крыть туалеты. В связи с этим индейцы сильно его ругали, утверждая, что и у рыбного проводника не было никаких положительных качеств. Проводник был легок на помине, он вернулся с угрозами,
что все отве-тят перед Законом за срывание стоп-крана, а особенно женщина возле туалета. Изольда Вольдема-ровна догадалась, что это говорилось о ней. Чуть позже выяснилось, что женщина возле туалета наоборот даже самая дисциплиниро-ванная, в отличие от индей-цев, потому как оказалась единственной, кто приобрел у рыб-ного проводника постель-ное белье. Он кричал еще громче, требуя, чтобы никто в таком случае не смел пользоваться матрацами. Он божился то отключить преждевременно свет, то закрыть все туалеты до
самого Саратова, а то и вовсе отцепить вагон от поезда. Индейцы оказались разумнее проводника и дипломатично пригасили его присесть с ним за один стол: «Иди, иди сюда, сейчас мы отравим твою материальную жизнь». Однако рыбный проводник не поддавался на их уловки и принялся вытаскивать матрацы из-под индейцев, игнорирующих его угрозы, и не имеющих ника-кого ни морального ни юридиче-ского права пользоваться постельными принадлежностями. Вдруг один здоровый детина-индеец схватил его за химок: «Загадывай желание.
Кем хочешь родиться в следующей жизни?» Рыбный проводник, по всей видимости, не особо понимал, о каком таком новом рождении говорил индейский верзила, однако, пообещал, что впредь так вести себя не будет, и более того, даже ничего не расскажет бри-гадиру поезда вплоть до самого при-бытия на конечную станцию.
Изольда Вольдемаровна так и оставалась в недоумении по поводу того, кем же были эти большей частью молодые люди. Она выдвигала всевозможные невероятные предположения, но затем разными весомыми ар-гументами сама же их и разбивала. «Психи? Но по столько за один раз не убегают. Да еще с детьми. Беженцы? Возможно Но только откуда у беженцев так много денег, что они прицепляют к поезду целые вагоны? С детьми, с котомками, со старухой. Погорельцы? Нет, точно беженцы. Говорят все вроде бы по-русски, только вот некоторые
слова не понятные встречаются, наверно, какой-нибудь редкий диалект. Интересно, где у нас такие живут? А одеты, одеты-то как! А может быть и вправду индейцы из какой-нибудь за-секреченной резервации?»
Тем временем загадочные попутчики принялись есть. Они вывалили из бесчис-ленных котомок и авосек горы пакетов, банок, кастрюль и стали, обходя весь вагон, рас-клады-вать друг другу в небольшие тазики и корытца. Одного парня попросили помочь раскладывать пищу, но он как-то странно отказался: «Я не могу раскла-дывать, я осквер-ненный».
«Все понятно! Сбежали, ей Богу, сбежали! Только не из психушки, а из клиники для неизлечимо заразных. Постойте, но как же им могли предоставить целый вагон?»
Индейцы стащили с полки сонного предводителя, почему-то называя его прези-дентом. «Все понятно! Этот у них – Президент, другой вон - Юлий Цезарь, а вон тот, не-бось, - Наполеон». Президент принялся читать на своем тарабарском языке стихи, а все с серьезными лицами повторяли за ним по строчке. После декламации стихотворения на минуту стало необыкно-венно тихо. Замолчали даже дети, они с жадностью жевали, испу-ганно вытаращив глазки. Женщины ели не меньше мужчин, прося подложить второй, тре-тий, а то и четвертый
тазик. Не смогла справиться с добавкой только старуха, где-то на шестом корытце она стала извиняться и клясться: «Видит Бог, не могу. Я постараюсь но-чью доесть». Все пришли в неописуемый восторг, когда кто-то на весь вагон как гаркнул: «А у моей ма-таджульки осталось ведро халявы!» С подачей халявы в вагоне началась настоящая ржачка. Кто-нибудь говорил какую-нибудь глупость, а все принимались гого-тать, хватаясь за животы. Одна женщина беззвучно сползла под стол, давясь от смеха и роняя из открытого рта кусочки
еды. Индейцы рассказывали истории о том, как они в раз-ные годы ловко обували каких-то там карми. Кульминацией ржачки стала фраза, произне-сенная молодой жен-щиной: «Этих карми халявой корми - не корми, а они все равно кар-ми». После этой фразы смеяться больше уже никто не мог.
Изольда Вольдемаровна не в силах была смотреть на все это, глаза ее слипа-лись, страшно хотелось спать. Вагон постоянно трясло, спать было неудобно. То и дело кто-нибудь направлялся в туалет, беспардонно хлопая дверью. Сквозь дремоту до созна-ния доносились лишь обрывки событий, происходящих в вагоне, смысл которых иногда казался не то что непонятным, но и просто абсурдным.
Кто-то из индейцев предложил срочно спасти халяву, потому что завтра будут ка-кие-то еще вкладыши. А вот морковная халява наоборот вкладышная, и от того ее можно оставить на утро, чтобы догнаться. Ближе к полуночи зазвенела гитара, низко застучал барабан и задребезжали колокольчики, запели. Пели то по-русски, то по-английски, то на своем тарабарском, но, если честно, задушевно. Кто-то сетовал по поводу оставленных в общаге шлепанцев и было предложено снова рвануть стоп-кран. Но какая-то женщина разумно отговаривала
от этой затеи, мол, все равно поезд задним ходом не поедет, а за тапочками может в следующем месяце заехать казначей. «Ага, Наполеона у них нет, зато казначей имеется». Проводник ругался, что в туалете кто-то сделал полное омовение, и, главное, не уточнил, кому сделал. Рыбного проводника заверили, что отныне все будут делать только неполное омовение. Тут вдруг какая-то девушка обнаружила, что у нее пропали какие-то сабджи. «Какие еще сабджи? Пропали? Надо же, друг у друга во-руют». Их долго искали, девушка все
причитала: «Навороченные были сабджи, с чер-носливом, с паниром».

Потом стали выяснять, кто в их среде является авторитетом, а кто не нет. «Все ясно, это бандиты! С зоны сбежали!» И точно, один рассказал, как он на зоне даже про-поведовал и раздавал зыкам мороженые яблоки и сладкие шарики. Что означает на во-ровском жар-гоне «мороженые яблоки» и «сладкие шарики», Изольда так и не поняла. Другой парень стал вспоми-нать, как он год назад привлекался. Изольде было интересно, по какой именно статье привлекался паренек, да он не уточнил, а говорил только, что так привлекся, что
не в силах был устоять, и что теперь уже к прежней жизни возврата быть не может. Сквозь сон Изольда Вольдемаровна поду-мала, что следовало бы сообщить обо всем в милицию. Однако милиция сама появилась на сцене, без приглашения. Сер-жант потребовал от бандита по кличке «Повар» письменное объяснение всего происхо-дящего. Отчего это все отказались приобретать постельное белье? Но тут «Повар» зая-вил, что не является таким уж авторитетом для всех, и что лучше всего было бы разбу-дить его брата в Боге по кличке «Президент»,
который и есть самый, что ни на есть, на-стоящий авторитет. Президент что-либо писать наотрез отказался, потому, как крепко спал. А милиционе-ров напоили чем-то из пластиковой бутылки, после чего им объяснили, что все они вместе взятые являются детьми одного отца. Милиционеры какое-то время не желали родниться с индейскими уголовниками, но после третьего или четвертого стакана со-гласились.
«Господи, как же я сразу ничего не поняла! Это просто одна очень большая и дружная се-мья. Какой-то один общий папаша наклепал целый вагон детей, а мама - это вон та ста-руха. Вон они ее как любят, даже на руках носят».
Захмелевший сержант попросил старуху что-нибудь спеть в память об одном об-щем отце. Кто-то взял гитару, и бабка заголосила:

«Светлым днем и темной ночью
И во сне и наяву
Я все вижу Твои очи
И всегда Тебя зову:
Харе Кришна Харе Кришна
Кришна Кришна Харе Харе
Харе Рама Харе Рама
Рама Рама Харе Харе!»

«Боже святый! Это же кришнаиты!» От дре-моты не осталось и следа. «На месте ли все вещи? Это ведь они крадут маленьких де-тей, бреют наголо и приносят в жертву своим богам. Да и в Бога то они, говорят, не верят, а ве-рят в какого-то там Кришну. Гово-рят, что они даже не едят мясо животных, а едят мясо де-тей. Это они сотнями оборачи-вают людей в свою веру, а потом разъезжают по всей стране целыми вагонами. Им-то чего? Белье вон даже не берут».
Но в то же время кто-то внутри в глубине души говорил ей: «Успокойся Изольда. Это самые замечательные люди на свете, ты искала их всю свою жизнь». «Еще чего - искала! За-чем? Чтобы вместе с ними вот так гоняться за поездами?» Изольда Вольдема-ровна не поленилась встать, чтобы пересчитать свои сумки. Странно, все вещи были на месте. К тому времени все уже почти легли спать, и Изольде стало неудобно, как-то надо было объяснить свое беспокойство, и она решила встать и нанести на лицо вечернюю маску из пита-тельного
крема. Нанося крем на лицо, она заметила, что все это время за ней наблюдает лежащий рядом ребенок. Мальчик не спал и внимательно рассматривал тетю бале-рину. Ему от чего-то не спалось, и он решил заговорить.
- Тетенька, а вы чего все лицо йогуртом намазали?
- Это не йогурт, это увлажняющий крем.
- Крем? Крем для обуви?
- Нет, специальный крем для лица.
- Теперь у вас все лицо кремированное.
- Как тебя зовут, малыш?
- Арджуна.
- Ты что - армянин?
- Нет, я - душа.
- Ты тоже кришнаит?
- Да, самый главный!
- Надо же! Такой маленький, а уже кришнаит. Сколько же тебе лет?
- Я бессмертный, я - душа!
- Надо же, вдолбили ребенку в голову.
- Тетя, а вас как зовут?
- Меня зовут тетя Изольда.
- А вы преданная?
- В смысле?
- Вы - преданная? Или кармичка?
- Что это за слова такие? Не понимаю я тебя.
- Не понимаете?
- Нет, не понимаю.
- Значит кармичка.
- И что это означает – «кармичка»?
- «Кармичка» значить – «непреданная».
- А преданные - это кто?
- Вот мы все преданные, все кто в этом вагоне едет - все преданные.
- А кармички - это кто?
- Кармичка, кармичка съела яичко.
- Какое еще яичко?
- Карми - это все остальные, непреданные.
- Как же ты определил, что я кармичка?
- Да преданные лица свои так не кремируют.
- А что значит, по-твоему, быть преданным?
- Это когда человек любит Кришну и поет про него песенки.
- А Кришна - это кто?
- Кришна - это верховная личность Бога.
- И что это значит?
- Ну, Кришна - это самое главное имя Бога. Ну, вы что, тетя Изольда, не знаете что ли?
- Я знаю, что Иисус Христос - Бог.
- Нет, вы заблуждаетесь. Иисус - это сын Бога, а Сам Бог - Это Кришна.
- А тебе откуда знать? Ты что сам проверял это?
- Странная у вас логика, тетя. У вас подход типичного импирика, все пытаетесь подчи-нить своим ограниченным чувствам. Если вы действительно искренни, то не должны пытаться познать Абсолютную Истину с помощью спекулятивного ума и несовер-шенных чувств. Тад виддхи пранипатена… Попытайся узнать истину, обратившись к духовному учителю. Вопрошай его смиренно и служи ему. Самореализованные души способны дать тебе знание, ибо они видят истину.
За короткую ночь от шестилетнего мальчика Изольда узнала столько, сколько не смогла узнать за всю жизнь. Все это время она только молча кивала, со смирением вни-мая наставлениям своего маленького гуру. Сам верховный Господь через этого ре-бенка говорил ей о душе, о смысле жизни, о Боге, о том, как необходимо предаться Ему. Изоль-да Вольдемаровна вспомнила пророчество слепой старухи. Наша балерина была неопи-суемо счастлива. Холодные слезы переполнявшего ее счастья лились рекой. Такого с ней еще никогда не было.
Сердце нежно трепетало, она чувствовала себя мо-лодой девушкой, невестой. Но чьей невестой! Невестой Самого Верховного Господа! Господа Кришны!
Арджуна закончил свою проповедь ближе к рассвету.
- Есть ли у вас вопросы, матаджи?
- Конечно же, есть!
- Тогда вам необходимо купить вот эти книги, - очень уверенно заявил он, распро-странил балерине комплект книг Шрилы Прабхупады и лег спать.
Изольда Вольдемаровна пыталась в полутьме рассматривать картинки, особенно те, где был изображен Кришна. «Все сходится: в руке флейта, в окружении красавиц, не-превзойденный танцор, и не беда, что чернокожий». Через некоторое время улеглась и она. Однако заснуть ей так и не дали. Первым проснулся Президент кришнаитов, недо-уме-вая: «Мало того тетка наше место заняла, так она еще и полну сумку наших книг напи-хала». Он принялся ходить по вагону и щекотать мужчин за пятки: «Подъем, хорош дрыхнуть, та-могунщики!»
В туалет выстроилась длинная очередь, снова захлопали дверью. Те, кто выходил из туалета, обматывали правую руку какой-то материей и, нервно потрясывая рукой, и что-то невнятно бубнили. Изольда засомневалась, все ли верно рассказывал ей Арджуна? Он говорил, что рано утром преданные воспевают вели-кую песнь освобождения, Харе Кришна маха-мантру. Но эти преданные занимались чем-то другим. Президент присел на полку, где лежала Изольда, и воспевал что-то свое: «Быды-быды, быды-быды…» Другой полный такой парень,
как замечательный персонаж из Махабхараты Бхима, о котором рассказывал мальчик, повторял вовсе другое: «Ням-ням-ням-ням-ням…» Откуда-то доносилось: «Ромовые бабки, ромовые бабки». «Шрифты - шрифты, ромашки – ромашки». «Макарона – макарона».
На нижней полке, напротив, в позе индийских йогов восседала молодая девушка, изящно держа пе-ремотанную руку. Ее медитация, по всей видимости, достигала апогея. Арджуна рассказывал, что чистые преданные, повторяя, святые имена Господа способны достичь трансцендентного положения, самадхи. Она периодически, покидала материаль-ное тело, при этом ее голова низко клонилась так, что казалось, что вот-вот отвалится. Чудом девушке удавалось сохранять равновесие, и она вновь выпрямлялась, усаживаясь в позу лотоса, как
это делают настоящие индийские брамины. Арджуна так же объяснил Изольде Вольдемаровне, что настоящие вайшнавы в силу своего смирения всячески скрывают проявления духовного экстаза. И эта молодая вайшнави, всякий раз смуща-лась, и широко раскрыв глаза поглядывала по сторонам - не заметил ли кто, как она толь-ко что пребывала в духовном трансе. Но чистоту ее воспевания было трудно скрыть. Че-рез минуту она вновь отключалась, а однажды так здорово отключилась, что чуть было, не ударилась лицом о стол. «Бедная,
ну, зачем так себя мучить? Куда безопаснее меди-тировать лежа». Но девушка была непреклонной: «Рю-ри, рю-ри, рю-ри, рю-ри… рю-ри, рю-ри, рю-ри, рю-ри».
Президент, напротив, никаких признаков духовного экс-таза не проявлял. «Должно быть, нечист еще сердцем. Недаром он мне сразу не понравился». Ему надоело сидеть, и он принялся по-солдатски вышагивать туда-сюда по узкому коридору, обернутый в клочок клетчатой материи в стиле «мини-бикини», которая едва скрывала нижнюю часть его те-ла. «С такими мощными ногами только в балет, и торс у него будь здоров». На прези-дентской шее висела сделанная из веревки петля. «Зачем?» Из-под импровизи-рованной мини-юбки болтался
длинный розового цвета хвост, за который так и хоте-лось дернуть. «Как дернуть бы за все его вчерашние выходки. А еще преданный!»

Вся эта история была записана в дневнике, который Изольда Воль-демаровна ак-куратно вела. На протяжении многих лет она тщательно записывала хронологию своей жизни день за днем, год за годом. Иногда, когда на душе было муторно, она открывала любой из томов своих записей и погружалась в длительное путешествие по своему про-шлому. Чаще всего подобные чтения заканчивались так, Изольда с шумом захлопы-вала запылившийся том своей писанины, задумчиво прищуривала глаза, вглядываясь куда-то далеко-далеко. «Какая же я
была тогда дура!»
Однако сейчас, перечитав, пожалуй, раз в сто восьмой историю о Самарском по-езде, она как никогда была признательна Кришне за то, что Он спас ее, дав ей возмож-ность познакомиться с преданными. Так много изменилось с тех пор. Президент больше не бегает за поездами, крутым бизнесменом стал, к нему не подойдешь теперь, раскаты-вает на подержанной ино-марке. Девушка, что в самадхи пребывала, вышла замуж за ино-странца и уехала с ним в Израиль. Арджуна вырос большой-большой, с отличием закончил школу, в университет
поступил без экзаменов и ушел в маю. «Эх, какая же я тогда была… счастливая!» Изольда Вольдемаровна с шумом хлопнула томиком своих мемуаров, вспомнив, что пора поливать Туласи, да и полдень давно, а Гаятри не прочи-тана.