ДРУГА Я НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ, ЕСЛИ С НИМ ПОВСТРЕЧАЛСЯ В МОСКВЕ.



Вы, случаем не видали Васудеву Прабху? Нет, мне сказали, что он точно дол-жен быть тута. Где ж его носит? Я его, почитай, семь лет уже ищу! Мне баба один бо-жился, что видел его давеча на фестивале. Серьезный такой баба говорил, ав-торитетный. А вы не встречали Васудеву Прабху? Знали б вы, какой это замечатель-ный преданный!
1992 год.
Мы познакомились с ним в поезде летом Одна тысяча девятьсот девяносто второго года. Я тогда из деревни своей ехал. Тамала деревня называется, может, слы-хали? В Мо-скву на базар ехал, салом торговать. Далековато, конечно, ехать. А все одно подороже его там сбагрить можно. А они с товари-щами своими ехали, с Санкиртаны возвращались. Санкиртанщик он тогда был, будь здоров! Они мне так проповедовали, что я, прям, не знал куды от них деваться. Так на меня евойная проповедь повлияла, что я чуть было самолично в ясном
сознании не повы-кидывал все свое сало прямо в окошко. Потом, думаю, вот выкину, а вдруг поезд какой наедет на него, да забуксует, оно вон ведь какое скользкое.
На многое они мне тогда глаза открыли. Тогда он еще не был Васудевой, а зва-ли его просто бхакта Вася, Вася Петренко. Он мне больше всех про Кришну тогда рас-ска-зывал. Всякое разное рассказывал и про жену Его, и про детей, и про всех других род-ственников и сотоварищей. Понравился мне тогда Вася, больно задушевный паре-нек. Глаза у него ясные. Были бы у меня тогда деньги - все бы ему отдал. Всего на две-то книжки ма-ленькие меня тогда и хватило. Но я, думаю, как только сало продам, так и куплю все остальные
книги и храму Господа Кришны пожертвую еще половину денег, как это сделал в свое время один из Госвами Вриндавана. Записал я ихний кришнаит-ский ад-рес. Станция метро «Беговая», последний вагон из центра.
Господь мне тогда сильно помог. Сало я быстро продал. Прислал Он ко мне своих преданных слуг. Говорят: «Отдавай сало за полцены, а-то зарэжэм!» Ну, думаю, стану теперь вегетарьянцем. Больше ничего такого грешного я не вкушал и других от греха по возможности удерживал.
Приехал это я, значит, в Московский храм Господа Кришны. А там! Так вот по-чему, думаю, храм так прозвали – «Беговая». А потому что там все бегают. Туды-сюды, туды-сюды! Как угорелые. Но что меня еще более поразило. Это надо, а! Бхакты на этой са-мой «Беговой» так проповедуют, что даже станцию метро в честь храма таким же име-нем назвали. Только вот до сих пор в толк не могу взять, почему храм называют «Бего-вая», а, скажем, не «Беговой». Слово «храм», оно же мужского рода. Храм, он ка-кой? Беговой.
Ищу я кругом товарища своего Васю. Одного спросил, другого спросил, а они, по-стрельцы, даже не останавливаются. Бегают все, да бегают. «Эй, прабху, ты не встречал бхакту одного, Васей его кличут»?» Где там, они даже не обернутся. А если иные не бегают, то хо-дят вокруг храма да с таким важным видом… Но, смотрю, один сам ко мне подходит.
- Я извиняюсь, - говорит, - но обед будут раздавать в восемь вечера.
- Чего же это так поздно? В Аюрведе говорится, что вредно так поздно вкушать.
- Для нормальных преданных обед будет в три часа, а для вас, бомжей, в восемь.
- Так я что, по-твоему, бомж? У меня и паспорт есть с российской пропиской, и справ-ка от заготконторы с разрешением на торговлю сельхозпродуктами.
- А вы что, хотите сказать, что вы - преданный? Даже кантхималы не носите!
Я еще не знал тогда, что такое «кантхималы» и говорю:
- Да есть у меня эти "кантхи"… да и не малые. Дома оставил, в чемодан они не по-мещались.
- А Харе Кришна вы повторяете?
- Это тебе самому Харе Кришна надо почаще повторять, чтобы не забыл.
- Гражданин, откуда вы? Как вы сюда попали?
- А вы что, не знаете что ли? Ясно откуда! Из духовного мира.
Тут смотрю, Вася мой дорогой друг пробегает. Увидел меня, потащил с собой. Сначала накормил до отвалу прасадом, так накормил, что я с места сдвинуться не мог. Взяли они меня с друзьями за руки, за ноги и потащили со второго этажа на первый, показывать Божества. Затащили в алтарную, там сидит Шрила Прабхупада, а все ему кланяются. Ну, вот, а говорили, будто он умер. Божеств я так в тот раз и не увидел. Ал-тарная была полна народу, и ближе меня подтащить не смогли. Началась служба, все стали петь и скакать. А
я все это время лежал возле колонны и кое-как увертывался, что бы никто невзначай не прыгнул на живот.
Утром другого дня, я проснулся в какой-то комнате на полу застегнутый в спаль-ном мешке. Чего застегнули то? Может, я вчера озорничал, может, буянил? Насилу вы-брался из мешка. Васи моего нигде не было. Выглянул из комнаты, а меня мадам ка-кая-то на работу потащила. Говорит:
- Вы ночь в храме переночевали, значит должны теперь за это отработать.
- Да мне-то что, я для Кришны готов хоть горы ворочить!
- Кришна и без вашей помощи не слабо горы ворочает, а вот картошку почистить обычно любят его преданные.
- Да я, дамочка, и не такой уж преданный. Я, кажись, только вчера еще привлекся. Чувства свои еще не совсем контролирую. Страх как курить хочется. Может, от-пустите меня на пять минут, я за ворота сбегаю у меня там бычок припрятан.
- Чего? - возмутилась она, - Сегодня все готовятся к жертвоприношению, Махарадж должен приехать с минуты на минуту. Да сегодня такая возможность Кришну удов-летворить!
Смирился я. Сижу, чищу картошку, молюсь: «Господи, избавь раба своего от па-губной напасти!» Долго чистил, уже начистил даже больше, чем вчера съел. Ну, мо-жет быть, хватит? Куда там! Освободили только под вечер.
Хожу вечером вокруг храма, Харе Кришна повторяю. Несколько раз уже повто-рил, думаю: «Куда это все подевались?» Прабху один промелькнул, говорит, что все пошли тушить пожар материального существования. Гляжу, и в правду из алтарной дымище валит. И в правду пожар только не материального существования, а матери-ального имущества. Я на кухню за ведром. В алтарную забегаю, а там прямо посредине возго-рание произошло. Как же это, никто углядеть не смог? Толпа целая стоит кружком, и никто ничего не предпринимает.
Одно хорошо - никакой паники. Вот что значит, бхакты чувства свои контролировать научились. Только некоторые тушат, и надо же дога-дались чем тушить… Пшеном! А один так и вовсе масла в огонь подливает и молится громко так: «Сваха, значит, сваха!» А потом все бананами, бананами давай огонь заки-дывать. Дышать нечем стало. Я упал, легкие парализовало, кое-как дополз до выхода. Вдруг все как накинутся на кострище и по уголькам, по уголькам его растащили.
Выбрался я на улицу, подбегает ко мне Васин один товарищ, веселый такой: «Слы-хал, - кричит, - Васи больше нет, он только что умер!» Пресвятая Богородица! Владычица! Я так и знал! Не ровен час здесь погибнуть можно, либо сгоришь, либо за-дохнешься в дыму, либо в алтарной затопчут, либо обо-жрешься. Парню всего-то 20 лет было. Потом думаю: «Чего ж ты тогда так ржешь? Ежели помер, не ржал бы так». Сначала на Шрилу Прабхупаду напраслину говорили, теперь, небось, и на Васятку. И точно, смотрю, стоит мой Василек,
жив и здоров Сча-стливый такой! От того, наверно, счастливый, что в пожаре не сильно пострадал, разве что лоб немного копотью испач-кал.
- Я теперь, - говорит, - больше не Вася. Я теперь Васюдева.
1993 год.
В девяносто третьем году ранней весной я вновь приехал в Москву. Тогда я был уже не таким неофитом. Почти все книги Шрилы Прабхупады прочитал.
Поезд в Москву приехал почти ночью. Метро еще не успели закрыть, а вот храм успели. Время около часа. Холодно – жуть! Так холодно, что начинаешь вспоминать свои прошлые жизни. Я в ворота стучу, а в ответ - тишина. Ну, думаю, придется поас-кетировать. Глядь, и метро теперь тоже закрыли. Куды деваться? С час, наверно, я на-резал вокруг храма парикрамы. Чувствую, что очищаюсь. Ноги окоченели в легких бо-тиночках. В дырочку поглядел, а там, в комнате для чистки картофеля, - свет, музыка еле-еле доносится. Тепло,
небось. Я решил все-таки через забор перелезть. Может быть, это будет оскорблением, но так измываться над телом, которое, как я читал, яв-ля-ется храмом Параматмы, тоже нельзя. Вот простужусь, схвачу менингит. Чем тогда буду Кришну осознавать? Забор высокий в два моих роста. Я на забор-то залез (и не на такие залазил), а навстречу мне охранник, здоровый такой детина (тоже, небось, пре-данный… с такой-то ряхой). Я, значит, с одной стороны на забор забрался, а он, ви-дать услышал меня - и с другой. Мы с ним прямо
носами столкнулись.
- Стой! Кто идет?
- Мы свои… мы преданные.
А он вайшнавского этикета должно быть не изучал. В лицо мне газовым бал-лончи-ком: «Пш-ш-ш».
Отогрелся я… только уже в больнице. Боткинская, там, рядом с Беговой. Две недели лечили от сотрясения мозга. Чуток бы повыше и все, готовь дрова для крема-ции. Уж больно хотелось тогда охраннику тому в глаза посмотреть. Впервые у меня появи-лись сомнения: «А все ли правильно мы делаем?»
Выписали, я прямиком на Беговую. Так хотел увидеть своего товарища Васуде-ву даса, а его нигде нет. Говорят, что третьего дня в Индию поехал. Сильно затосковал я без него. Все-таки Кришну он мне подарил.
1994 год.
В девяносто четвертом я оказался умнее. Подсчитал по вайшнавскому кален-дарю, когда удобнее приехать, чтобы Васудеву своего увидеть. Ну, чтоб в Индию он опять не смотался. Бросаю уборочную, приезжаю, а его опять нигде нет. Грустно-то как! И ни одной знакомой души не вижу. А так хочется с кем-нибудь пообщаться, поделить-ся реализациями. Купил в ларечке маха-прасад, стою за столиком, вкушаю. Рядом па-рень один стоит, поковырялся, поковырялся в тарелке с сабджами, да и выкинул ее в му-сорку.
- Ты чего же, прабху, такие оскорбления совершаешь? - возмутился я.
- Да я, - говорит, - за эту тарелку недоваренных овощей столько пожертвовал, сколь-ко стоит воскресный пир на 100 человек!
- Это же прасад!
- Что ты так переживаешь? По-твоему Кришна стал бы это кушать?
- Кришна принимает нашу любовь.
- Вах, разве от любви желудок болит?
Я отвернулся от оскорбителя. Так странно было видеть вот такого преданного.
- Ладно, прости меня, друг, не обижайся. Лучше скажи, кого ты здесь искал, мо-жет быть, я знаю.
- Васудеву даса.
- Так он в Швеции теперь живет.
- Как в Швеции, он что - швед?
- Там у них, в Швеции, большие проблемы с Санкиртаной, вот и отправили туда рус-ских преданных на помощь.
- Такой молодой Васудева, а уже и в Индии, и в Швеции побывал.
- А ты что, еще нигде не был?
- Нет. Да куда мне! Я деревенский.
- Могу помочь устроиться послужить Кришне за рубежом. В капстранах - 450 дол-ларов, в соцстранах - 200, в странах СНГ - бесплатно.
- Да куда мне!
- Слушай, никаких проблем! В Швецию электрики нужны, там у них плохо элек-трики к Сознанию Кришны привлекаются. В Индию нужны программисты, там программи-стам почти не проповедуют.
- А в США? В США какие специалисты требуются?
- В США - любые. Хочешь поехать в Америку? Это еще проще. Там срочно нужны прихожане. Просто раз в неделю приходишь в храм на программы и имеешь за это свои 800 долларов. Не спорю, не много, зато прасад каждый день бесплатный.
- Далеко больно в Америку.
- Можно поближе, на ближний восток. Не желаешь на ближний восток?
- А что, ближний восток - это лучше, чем дальний?
- Ты что, ничего не соображаешь? Ты - неофит?
- Да я деревенский. Только привлекся. Даже не инициированный.
- Вах! Очень хочешь инициироваться?
- Хочу. Кто же не хочет?
- Какие проблемы, слушай? Человек хочет инициироваться, разве это плохо? Вай, вай, вай… 350 долларов.
- Нет, я хочу, что бы все было естественно.
- Обижаешь, да? Почему не естественно? Все будет очень-очень естественно: бланк на инициацию, подпись президента, подпись регионального секретаря. Пол-года пройдет, денег немного накопишь, приезжай, мы тебе брахманскую дадим.

1995г.
В 1995 году заболела не на шутку моя родительница. Толи язва у нее опять от-кры-лась, толи еще чего, одно только, сказывал мне наш районный фельдшер, будто есть какая-то заморская приправа, которая завсегда при желудке помогает. Я давай его пы-тать:
- Как, - говорю, - называется твоя приправа?
- Не помню, - говорит, - желтая такая, ароматная. Дай пару дней в книжках фельд-шерских порыться, глядишь, найду.
Так, гляди, маманя моя Богу душу отдаст. Да! Хорошо бы Богу. С ее материаль-ными пристрастиями неизвестно куды загремишь. Я ей как только не проповедовал. И по-хорошему, и по-всякому. Батька мой, царство ему небесное, бывало, так маманю дубиной охаживал за всякие пустячности. А я ни-ни. Я ж не такой демонюга как он. Ну, бывало, грубость какую и допускал, но уж не до кулаков же. Нет, ну а как ей ста-рой балде вталдычить, что по утрам надо холодной водой омываться. Не хочет, ну, ни-как не хочет старая садхану-бхакти
блюсти. А однажды так и вовсе, пока я в Москву ездил, принесла ей соседка свиную голову. Тьфу, ты! Собрались они чего-то из нее варить, толи парить. А я тут шасть из Москвы преждевременно. Ну, прям, как в анекдоте.
- Что, свиноедки проклятые, не ждали?
Маманя в визг. Боится, значит, уважает. А я в духовном весь настроении с Мо-сквы-то приехал. Там, чай, Гуру Махараджа своего повстречал. И весь я такой возвы-шенный. И уж, конечно, никак я не ожидал, что родительница меня вот так со свиной башкой встречать станет. Только, вроде, начала мантру повторять, а тут на тебе - нега-тивное общение на лицо. Тут меня Господь Рудра и одолел. Схватил я ихню свиную физиономию, да соседке нашей как – хабах! Прямо на башку ей и одел. Бал-маскарад, честное слово. Бегает по горнице,
орет как резанная, ни черта в маске своей не видит, углы все пересчитала. Хо-рошо, что не убил, а то сразу бы тогда… «Дайте этим людям шанс».
Ну, отыскал мне фельдшер, значит, название пряности той. Три дня искал, ма-маня чуть не околела.
- Куркума, - говорит, - называется. Страшный для нашей страны дефицит.
- Ты не шутишь? Да я про нее вчера только в «Кухне Кришны» читал. Небось, в Мо-скве у преданных имеется такая заморская диковина.
Я к соседке.
- Ты извиняй, мол, Поликарповна. Я тогда ненароком так осерчал.
- Да, ладно уж, с кем по горячности не бывает.
- Посиди, - говорю, - с матерью. Я мигом в Москву сгоняю за импортным снадобьем.
Примчался в Москву. Расспрашиваю всех, не знает ли кто приправы такой, кур-кума, называется. Матаджи одна говорит:
- Я знаю, где ее можно достать, но только это будет очень трудно.
- Да уж ладно вам, матаджи, деньги-то у нас найдутся.
- Дело, - говорит она почему-то шепотом, - не в деньгах.
- А в чем же?
- Дело в том, что куркумой в храме заведует главный куркумщик, а попасть к нему на даршан очень и очень трудно.
- И насколько же трудно?
- В принципе почти невозможно.
- А почему же так? Что он за птица такая?
- Никакая он вам не птица, прабху, он - очень возвышенный преданный.
- В смысле, что где-то очень высоко живет? В горах, что ли, медитацией занимается?
- Вы, - говорит, - прабху - апарадчик.
- А вам откуда это известно? Что, по ладоням гадать умеете? Ну, допустим, аппа-ратчик я машинного доения. Так что аппаратчики нынче не в почете? Про нашу бри-гаду даже в «Сельском часе» показывали. Сами, небось, молоко кружками хлы-щите, а откуда оно берется, не знаете. Из титек оно коровьих берется!
Нет, ну загордились они тут в Москве. Слишком далеки они стали от народа. Как же можно проповедовать народу, если брезговать общением с ним?
Тут, смотрю, все кому-то поклоны предлагают, а я никого и не заметил.
- Чего это они, может быть, кто-то из гур приехал?
- Нет, - говорит один бхакта, - это Куркумщика Прабху привезли.
- То есть, как привезли?
- Ясно как, на бронированном джипе.
- Дорогой, скажи, как к нему на прием записаться.
- Фью! И не мечтай. Конечно же, есть такие бхакты, о них настоящие легенды хо-дят. Один, говорят, с Куркумщиком раза два или три минут по 15 беседовал. Про друго-го, рассказывали, будто он, вроде, даже за руку с Куркумщиком Прабху здоровался, но мне кажется, что брешут. Мне самому никогда не везло к нему приблизиться, но я так считаю, что одно только поклонение его лотосной фотографии уже дарует всем живым существам любые благословения.
- Может, попробовать мне как-нибудь, чего-нибудь. Мне ж не за себя, за больную мать обидно. Страх как куркума требуется! А говорят, будто куркумы окромя как у него ни у кого больше нет. Говорю, может, перепродадите хоть горсточку. Нет, от-вечают, это для нас маха-прасад от самого Куркумщика Прабху.
- Попробуй, - говорит этот самый бхакта, - Вон Божества, любые желания, в прин-ципе, исполняют.
Я в алтарную кинулся. Упал перед Гаура-Нитаями в дандавате и полтора часа так пролежал, пока охранники не выволокли наружу. Тут смотрю, во дворе храма толпа собралась, парнишку какого-то обступили. Выяснилось, он всем маха от Куркумщика Прабху раздает. Я его спрашиваю:
- Скажи на милость, добрый человек. Как хоть этого самого Куркумщика Прабху на самом деле зовут?
- А вы что, не знаете? - удивился парнишка и подозрительно посмотрел на меня.
- Да откуда ж мне знать, я ж деревенский.
- Его Светлость зовут Васудева Прабху дас адхикари.
- Матерь божья! Васудева! Мой дорогой Васудева! Гляди, как пацан поднялся! В лю-ди вышел! Парнишка, а ты своди меня к нему! Умоляю, своди! Я ж его, почитай, три года ищу, и все не могу встретить. То он в Индии, то в Швеции…
- Нет, прабху, боюсь, ничего не получится.
- Да ты скажи ему, что он мне когда-то проповедовал, вот я и стал теперь предан-ным. Так хочется выразить ему свое почтение.
Поднялись мы с парнишкой на чердак, где были обустроены апартаменты Васу-девы Прабху даса адхикари. Я как на иголках жду за дверью. Не знаю, чего он про меня там понарассказывал Куркумщику, однако выглянул и говорит:
- Его светлость милостиво примут вас. Только сначала идите побрейтесь, и… - он осмотрел меня внимательно с головы до ног, - нанесите тилаку.
Я побежал, сломя голову. Вот уж никогда не думал, что так легко расстанусь со своей шевелюрой. Одним махом смахнул, шикха длинная, да кудрявая, как у настоя-щего деревенского хлопца. Сделал омовение, нарисовал кругом тилаки, занял дхоти у кого-то с бельевой веревки (прости меня Господи), прибежал обратно, жду. Парнишка тот то выходит, то заходит, то выходит, то заходит Так мне кажется, что и не узнает меня.
- Я, извиняюсь, побрился, как вы велели, тилаку нарисовал.
- Так я же только про щетину на лице говорил. Что же вы как фанатик? Как же вы те-перь в свою деревню вернетесь?
- А что? И вернусь!
- Не побьют вас там?
- Да я сам кого хошь побью. Пусть только попробуют про меня чего дурного сказа-нуть.
- Ладно, сейчас зайдете. Только, прошу вас вести себя в рамках вайшнавского эти-кета.
Сердце затрепетало. Зашел, глядя в пол. Поклонился. Глаза поднимаю. А у не-го… А у него… четыре руки! «Ванчха калпатарубьяш ча!» Пригляделся, нет, не четыре, просто куртку накинул, прохладно. Потом еще пригляделся. Да и не он это вовсе. Не мой это Васудева, не Вася. Я молчу, не знаю с чего начать, а он сидит на стульчике, глаза закатил.
- Вы кто? - очень тихо спросил Куркумщик.
- Я-то? Преданный один из деревни. А вот вы кто?
Куркумщик не на шутку удивился. Он нажал под столом на какую-то кнопку и в дверь вошел тот самый парнишка, его слуга.
- Ты кого ко мне привел?
Мне стало страх как неудобно, что отвлекаю такого возвышенного преданного от служения. Я стал тараторить про свою историю о больной матери, о куркуме, о том, что он не тот самый Васудева, который мне нужен.
- Так тот? Или не тот?
- И тот, и не тот.
Так я его развеселил, что он на радостях не продал, а пожертвовал мне 200 грамм куркумы.
- Я тебя, - говорит, - никогда не забуду. Будут какие проблемы - заходи!

1996 год.
В 1996 году я узнал, что будет отмечаться Столетие Шрилы Прабхупады. Пла-ниру-ется огромный фестиваль в Подмосковье в Сухарево. Преданные съедутся со всей страны. Ну, думаю, тут уж точно встречу я своего Васю-Васудеву. Не тут-то было! Столько народищу. Одних только Васудев насчитал за неделю шестерых, и все не на-стоящие. Одному вообще пять лет, ребенок, а все туда же… Васудева! Каждый день ходил в радиоузел, делали объявление. Все шестеро сначала приходили, на третий и на четвертый день являлся один только
ребенок. А потом я, видать, радисту надоел: «Не буду больше твоего Васудеву вызывать, мог бы что-нибудь и пожертвовать». По-том встретил я того самого Васиного товарища, который с ним вместе санкиртанил. Обра-довался я так. А он говорит: «Здесь Вася, на фестивале с самого начала. И он те-бя тоже ищет. А твои оповещения по радио все время застают его врасплох. Он только пойдет омовение делать…» Я так думаю, что это игры Кришны.
1997 год.
В 1997 году я снова оказался в Москве на Беговой и совсем уже не чаял надеж-ды увидеться с Васудевой. Господи, как же мне все-таки дорог этот человек! Он сыграл в моей жизни такую важную роль! Он дал мне книги Шрилы Прабхупады, и я теперь то-же преданный, инициированный.
Возле храмового кафе мне встретился тот самый парнишка, слуга Куркумщика. Как он сильно изменился за это время. Крутой костюм, кейс, сотовый телефон. Дело-вой, будь здоров. Ты смотри, вспомнил меня, признал.
- Эй, Хари Бол! Как тебя там? Брателло!
- Харе Кришна прабхуджи!
- Какими судьбами?
- Да вот приехал поклониться Божествам, пожертвования кое-какие привез?
- Кому, кому поклониться?
- Божествам.
- А-а-а! Ну, поклонись, поклонись. И за меня тоже поклонись. Time is money!
- А вы теперь продвинутый преданный.
- А что? Типа, не заметно?
- Заметно.
- А ты все там же? Чисто, все коров пасешь?
- Чисто и пасу, и дою, у нас на ферме всегда чисто.
- А у нас на фирме, еще чище. Ха-ха-ха! Блин!
Тут ему прямо из кармана позвонили.
- Ну, вы че, пацаны? Я не понял. Че за фигня? Ты, типа, совсем летишь?
Действительно, какой продвинутый! Это надо, общаться с разными падшими лич-ностями и при этом оставаться в сознании Кришны! Небось, бабки лопатой гребет. И все для Кришны, для Кришны.
- Ну ладно, щас круг добью, и, типа, я поковылял.
Он открыл кейс, вынул газовый пистолет, переложил его в карман: «Так пона-деж-ней будет». Из кармана он извлек замусоленный мешочек с четками, намотал на руку и чисто стал воспевать: «Типа, Харе Кришна, Харе Кришна, типа, Кришна Кришна Харе Харе…»
1998 год.
В 1998 году я и вовсе перестал надеяться на встречу с моим давним добрым другом Васудевой. Я вновь приехал на Беговую и увидел вот какую странную картину. На зад-нем дворе храма стоял огромный КамАЗ, и какие-то люди одетые в камуфлиро-ванную униформу с энтузиазмом загружали его доверху мебелью, компьютерами, кни-гами, что выносились из храма. Лица этих странных людей были закрыты масками. Ме-ня это насторожило, тем более, некоторые из них были вооружены автоматами Калаш-никова образца Одна тысяча девятьсот семьдесят
четвертого года. Однако я успоко-ился, когда под одной из масок я разглядел Куркумщика Прабху. Уж никогда бы не по-ду-мал, что такой вот возвышенный преданный станет выполнять трудную физическую работу. Особенно он проявлял трудолюбие, когда грузили громоздкий стальной сейф. Думаю: «Подойти? Да ну, как-то не удобно. Кто я ему такой? С другой стороны сам же и говорил, что будет мне завсегда рад».
- Харе Кришна, Куркумщик Прабху! Вы меня не признаете? Помните, я из деревни к вам приезжал? Разрешите, я вам помогу.
А бхакты все наши стоят и только с какой-то злобой в глазах смотрят.
- Кто же вас загрузил такой тяжелой работой? Вон ведь наши-то боятся шафран свой попачкать. Где ж это видано, чтобы старшие преданные вроде вас так надры-вались в то время, как неофиты всякие лодыря гоняли?
- Ты как меня узнал?
- Да кто же вас не узнает? Такая личность все-таки! А что, на новое место переез-жаем?
- Почти переехали.
- Э! Бхакты! Кончай перекур! Давай чистым преданным подсобнем!
А кто-то из толпы преданных, что стояли и не помогали загружать машину, вы-крикнул: «Иуда деревенская!» Чего он тогда так крикнул?
- Куркумщик Прабху! А что это за бал-маскарад? Чего лица-то все позакрывали?
- А чтобы пыль в лицо не летела.
- А! А чего это бхакты все в камуфляжах?
- А чтоб не запачкаться.
- А! А чего это некоторые вон стоят курят? А с автоматами почему? А от вас от са-мого, Куркумщик Прабху, чего это перегарчиком попахивает?
- А для храбрости! Чего расчевокался? Слушай, поехали с нами! Нам такие мужики, как ты, очень теперь нужны! У нас есть все, чего тебе здесь так и не смогли дать, и никогда не дадут. Поехали!
- Да я б с удовольствием, вы ж для меня такой авторитет. Только сначала скажите, куда ехать-то?
- Куда-куда? В «ВАД».
1999 год.
В 1999 году я приехал, как сейчас помню, на Черное море в Дивноморск. Ну, мо-жет быть, хоть тут отыщу моего Васудеву.
- Васудева Прабху, вас вызывает ваш давний друг. Он вам должен. Он вам жизнью обязан!