Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Snob.Ru

  Все выпуски  

Полина Бородина: Три четверти грусти



Полина Бородина: Три четверти грусти
2017-02-17 08:23

Литература

Фото: Андрей Стенин/РИА Новости
Фото: Андрей Стенин/РИА Новости

Обыск и задержание

Друг. Сто двадцать тысяч человек… Лето, прекрасная погода, куча людей с детьми и шариками… Дико круто! И, казалось, что вчера было 80 тысяч, сегодня 120, а потом выйдет миллион, и в стране все будет хорошо. Никто ни на какой Кремль, естественно, не собирался идти. Ну, какой Кремль? Вот, сейчас мамы с детьми побегут на Кремль. (Пауза.) А потом мы зашли на мост и увидели машины. А потом я понял, что это была провокация, когда они сузили этот проход… А потом когда мы шли, нам еще показалось, что там БТРы, танки… Ну, конечно, там ничего не было, никаких БТРов и танков. А потом, когда начало это все срываться уже, и когда побежал ОМОН, и когда начали вокруг уже бить людей… А потом я узнал, что всех забрали. И я совершенно прекрасно понимал, что мне сомневаться не в чем, потому что я ни в чем не принимал участия, никого не бил, и никуда не… Ну, я не активист. Опять же, потом выяснилось, что необязательно быть активистом. Но это было совсем потом.

Бабушка. Это было в половине первого ночи. А Лёня пришел, наверное, в половину 12-го, они, видимо, встречались с Таней. Объявился, а мы уже легли спать с дедом. Он, как всегда, к компьютеру, говорит: «Я немножко тут», я говорю: «Ладно». И вдруг, слышу, звонок в дверь. Думаю: «Ой!», около часа ночи. И он подошел, в глазок посмотрел, открывает. А я говорю: «Ты чего кому открываешь-то?» — сразу так встревожилась. И входят четыре опера и следователь. Я так выглядела, халат хочу одеть, да наизнанку одела!

Дедушка. В гражданском все.

Бабушка. Они сразу представились, этот следователь прошел на кухню, сел за стол, и ноль внимания на нас, сразу разложил что-то, вызвал свидетелей — соседей.

Дедушка. Две женщины.

Бабушка. А эти опера здесь, видят, что я дрожу, говорят: «Да вы не переживайте». И он говорит: «Он не преступник, не хулиган».

Дедушка. Не вор, не убийца.

Бабушка. Я в страхе: «Зачем вы здесь? Что он натворил? Что это?» И прямо за него так схватилась.

Дедушка. Главное, что сказали: «Не в том месте, не в том месте не с теми людьми оказался».

Бабушка. Вот и все, 6 мая.

Дедушка. Он не преступник, не вор, не убийца

Бабушка. До нас никак не дойдет — что такое? Даже мы забыли, что он был на этом митинге. Я у него синяки эти видела на плечах. А он только говорит: «Разберутся и отпустят меня. Я не виноват. Успокойся».

Дедушка. Он не убийца, не вор.

Бабушка. Да вы чего? Такого ребенка! В чем он виноват-то? Ничего он нам не отвечает. «Разберутся», и все. Потом обыск стали делать. Все швыряют, выбрасывают, все на полу оказалось. Я говорю: «Господи, сноха-то будет ругаться. Вы чего белье все повыбрасывали? Что вы ищете?» Его сумку вытряхнули, там этот баллончик. И то он этот баллончик позавчера купил. И этот баллончик забрали.

Дедушка. Он не преступник, не вор.

Бабушка. Потом из кошелька вытряхнули, прямо все отделы вот так пальцем. Я говорю: «Что вы там ищете? У него денег, крупной суммы никогда у него…» И все. И где-то около трех ночи — раз, наручники ему. Представляете? Я говорю: «Господи, 1937 год, что ли? Что это такое? За что вы его?», а он, правда, побледнел и говорит: «Бабушка, не расстраивайся, разберутся, пустят. Я ни в чем не виноват». Он никакие вопросы им не задавал. Он молчал, молчал.

Дедушка. Тяжелые дни были у нас потом.

Бабушка. Да все дни у нас тяжелые.

Жена. В 6 утра постучались. Сидели, обыскивали. Опера в гражданском, следователь был в погонах. Понятые были. И, наверное, какие-то, типа омоновцев. Единственное, у нас там такая коробочка с благовониями всякими, там куча зажигалок и коробок спичек. Я еще так посмотрела, я ведь не поняла, потом до меня дошло. Он так медленно-медленно спичечный коробок открывал, я думаю, в чем дело. Ну, вдруг рассыпется что-то… (Многозначительная пауза.) Ну вы понимаете, наверное. (Пауза.) Но это просто спички были.

Мама. Да, это задержание — вообще жуткий маразм. До сих пор картинка стоит перед глазами. Как они ворвались, вот эти несколько людей в касках, этих космонавтов было неограниченное количество, бог знает сколько. И главное, с автоматами наперевес. Они выключили свет, я вышла в коридор, и вот они рванули, чтобы не ломиться в дверь. А мы и так бы открыли. И самое интересное, что они сразу с автоматом, с угрозой прямо. И Андрей выходил с туалета, он даже не сопротивлялся, они сразу положили его, 10 человек. Они его сразу положили, а потом написали, что он сопротивлялся якобы. Там сопротивляться невозможно было, там коридорчик узкий, и столько человек. Они сразу его уложили, и руки свернули. Зачем столько людей напрягать было — непонятно. И потом к тому же был этот шмон. И главное, не предъявили ничего, на каком основании это. Захватывали, как суперпреступника. Невероятно.

Сестра. Ко мне сын прибегает, с такими глазами: «Мама, там куча мужиков!» Я пошла разбираться. Да, действительно стоят 8 человек, орда такая. Мне суют в нос ордер на обыск. Я что-то читаю, что-то такое, единственное, что там даты не было на этом ордере. И я говорю: «Ну заходите». И сын, и он был дома, и я. Вот мы втроем. И они заходят, просят у него документы, сразу его забирают, и на Петровку. И остаются четверо — это следователь и три оперативника, которые начинают проводить обыск. Я на все это смотрю как в кино. Вообще так нереально. И как себя вести, даже не знаю. Какая-то ерунда. Когда меня спрашивают: «Есть ли у вас запрещенные какие-то… огнестрельное, наркоту». Я так честно задумалась — есть ли у меня это? (Пауза.) «По-моему, нету». Забрали, единственное, выковыряли одну книжку, она называлась «Номенклатура против России». И как бы после всего этого я что делать не знала. Я позвонила подруге. Я понимаю, что я ее разбудила. Я говорю: «Люд, скажи мне, пожалуйста, вот у меня сейчас был обыск в квартире. Что мне сделать? Выпить коньяку или валерьянки? Вот что ты посоветуешь? Ты же умная женщина». Она там спросонья говорит: «Коньяку!» Я говорю: «Спасибо».

Фото: Андрей Стенин/РИА Новости
Фото: Андрей Стенин/РИА Новости

Суд

Друг. Как прийти в суд, чтобы тебя меньше обыскивали, чтобы это занимало меньше времени? Никак. Обыскивают круче, чем в аэропорту. Нужно убить день на это, потому что неизвестно, когда суд начнется, неизвестно, когда он закончится, неизвестно, сколько он будет длиться. Позвонить на работу, сказать: «Ребята, простите, я тут…» Это дикое убийство времени. Большое количество людей с обеих сторон убивают время. Например, судебные приставы, которые от нас охраняют судью… От нас — очкариков и ботанов?! Друзей и родственников? Когда ребят выводили, у каждого были наручниками скованы руки, к каждому прилагался солдат, и сзади еще шел солдат с собакой… Либо овчарка, либо ротвейлер этот — милейший совершенно. Ему очень скучно. Ну, просто жарко, и ничего не происходит. Огромная собака, мало места. И он лежал как-то, у него задние лапы так вот выгибались. Он был грустный, он хрюкал ужасно… Огромный такой собака-убийца. И ребята все время… Там судья что-то говорит, а ребята за собакой наблюдают. Потому что это трогательно, потому что это живое что-то. И они прямо все глаз не могли отвести от этой собаки.

Папа. Когда мы были на апелляции в суде, одна судья просто спала. Там три судьи, одна просто сидела и спала. У людей судьба решается, а она сидит и спит.

Друг. Потому что ужасно было скучно все. Я писал у себя в фейсбуке: ребята, приходите, только имейте в виду — это дико скучно. Вот ты сидишь, и я не знаю, там, книжку читаешь, газету. Потому, что это невозможно вынести, эту скуку.

Мать. Я каждый раз все надеялась, когда шла в суд, что я обратно поеду с сыном. И потом наш адвокат мне говорит: «Стелла, поймите, это политическое дело и меньше чем год-два просто не может быть — это политика». Я так на него посмотрела, думаю: дурак, что ли? Ну, вообще, как он вообще? Он же невиновен, его же должны отпустить, вот сейчас разберутся и отпустят! Я не понимала. Ну, я знала, конечно, что сажают невиновных каких-то там людей, но то, что он политический заключенный, я не понимала! Что за то, что он вышел на площадь, за это могут посадить на года. Ну, не доходило до меня это! Мы все собирали доказательства невиновности. Естественно, я надеялась, что когда-нибудь там они поймут! А потом, когда ты сидишь и знаешь, что это не так, а в суде просто говорят, что это вот так и вот так, и вот так. А на самом деле это совершенно наоборот. И ты в шоке. А чтоб тебя не выгнали из зала, ты просто сидишь и молчишь, глотаешь это все. А куда деваться? Меня сейчас выгонят, и я не увижу сына. А так я хоть наслаждаюсь тем, что я сижу и смотрю на сына. А когда приходили новые люди на суд, садились и начинали что-то там кричать, что это неправда, это несправедливо, да как вы смеете — и их выгоняли из зала, то мы уже даже злились на этих людей, потому что сейчас и нас выгонят из-за них из зала. Мы знали, что это несправедливо, но деваться некуда…

Папа. Нам адвокат как-то говорит: на видео видно, что Лёша никого не хватает, но омоновец вдруг вспоминает, что Лёша задел его по руке, нанес ему физическую боль, и ему 318-ю придумывают. И главное, потом этот омоновец приходит в суд и говорит опять старые показания. Говорит, что не пострадал 6 мая и претензий ни к кому не имеет. Его адвокат спрашивает: «Скажите, вы правду когда будете говорить? Вы в августе давали показания, что не было ничего. Потом давали в октябре показания — опять то же самое. Потом раз, и дали в декабре показания, то он вам нанес физический ущерб. Теперь вы опять говорите, что не пострадали. Скажите правду». Он такой: «Ой, давайте все забудем». На весь зал в Мосгорсуде, там все стали хохотать, даже судья. И тут один из ребят сказал: «Давай, он на твое место, а ты сюда к нам в камеру, и мы тогда все забудем». Судья потом говорит: «Хорошо, посмеялись. Вы ответьте на вопрос адвоката конкретно». Он еще минуты две-три стоял, думал, и говорит: «Я не знаю, как ответить». И самое интересное то, что этих показаний нет в протоколе судебного заседания, их просто не внесли туда!

Отец. Это же совсем не то, что по телевизору, ничего общего не имеет. Ну и по тому, как идет суд, как идет отношение судьи, прокурора и впрочем было ясно, что ждет нас. Что нам ожидать для своего парня. Мы уже все ждали приговор для группы, когда прокуроры запросили чудовищные сроки для них. Со мной-то ничего, а вот жена угодила на скорой в реанимацию. Предынфарктное состояние.

Мать. Месяца три я не работала вообще. Ходила на эти суды постоянно. Я вообще по жизни такой оптимист и всегда раньше улыбалась. И только один раз я сорвалась на суде, один раз, когда выпустили ребят по УДО. Когда они вышли, я искренне была за них рада, что они вышли, но я не смогла сдержаться, вот они выходят, а наши там остаются остальные. Не смогла сдержаться, просто навзрыд начала плакать, не могла успокоиться. Хотя я заранее знала об этом, что их выпустят, а моего сына нет. Вот заранее знали всё. А так… Всегда смеешься, улыбаешься. Я прихожу на суд, вижу сына — и мне радостно, что я его вижу.

Друг. Ну они могли хотя бы чуть-чуть подготовиться, ну хоть чтоб какая-то логика была в том, что они говорили. А там был полный бред, это было даже смешно. Я — человек, который вообще ничего не понимает в юриспруденции. Я знаю про юристов только то, что вот я видел в американских фильмах, там они все красивые, и все им аплодируют. И я это все слышал, и думал, как же они не могут понять, что они несут бред, просто потому что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, потому что у них не сходятся концы с концами.

Отец. Как патологоанатом привыкает резать, он уже никак не относится к тому, кого режет. Так и тут никак не относятся к тому, кого судят…

Мать. Он у меня столько лет не видел солнца, потому что машина заезжала в здание, их прямо там грузили и привозили в суд. Машина закрыта. Единственное, в Замоскворецком суде было два метра от машины до помещения. Два метра. Они вот так вот выходили, я видела один раз, они выходят и так вот глаза… (Показывает на себе, щурится, прикрывает глаза рукой.) Там темно же, и глаза… Они не могут, они бы рады посмотреть на свет белый, хотя бы два метра эти, но не могут, потому что у них глаза вот так вот прищуриваются. (Пауза.) Когда его в колонию привезли после этого, и вот он мне звонит оттуда в первый же день. Достал телефон где-то. Он говорит: «Мам, я сижу на лавочке, передо мной фонтан. Я вижу листья зеленые и яблоки. И я осознаю, что они настоящие. То есть это не, это как бы, это не нарисованное, не картина, а это яблоко, яблоня с яблоками, живые, красные». Вот он сидит, мне рассказывает, у меня слезы текут просто: «Я сегодня ходил, на меня, говорит солнце смотрит своими прямыми. Я наслаждаюсь этими прямыми лучами солнца». Я говорит сижу и думаю, как мало человеку для счастья надо.

Невеста-2. Нам все адвокаты говорили: «Очень трудно доказывать невиновность, если нет даже, на чем ее доказать. Объективно нет информации». Он говорит: «Нельзя же доказать, что Солнце светит. Это доказать нельзя, потому что так оно и есть».

Мать. После армии он хотел пойти в это ФСО учиться. Ему предложили, когда он на Красной площади 9 мая в знаменной группе был. А когда он пошел подавать документы, ему сразу сказали, что так как он получил гражданство недавно, а до этого жил на Украине и в Молдавии, это очень большой минус. И то, что у него отец на Украине, — это тоже минус. Поэтому так и не позвонили. Ну и он поступил в институт в гуманитарный, и там же устроился на работу. А Красная площадь — это такой стресс. У них же у каждого там такая вот баночка с нашатырным спиртом прикручена к автомату. Мне рассказывали, что у одного парня руки сцепились, разжать не смог, скорая приезжала. Пройти по Красной площади — это геройство, тем более, как он, правофланговый, с той стороны, где президент… Это очень страшно, на тебе лежит ответственность за полторы тысячи человек, которые идут за тобой. Если один ошибется — ошибутся все. И в один момент — это просто позор для всей страны. Они, кстати, прошли лучше всех, ему благодарность выписали. (Пауза.) А потом, когда уже всё случилось — ну какое ФСО, всё желание пропало одним махом. Сын написал что это всё, как в шахматах… Он шахматы любит. Как в шахматах есть такое «цугцванг», такой ход. Когда государство проигрывает хоть так, хоть так — по-любому. И любой следующий ход только приближает проигрыш. Мы к нему когда первый раз пришли, а он там сидит, улыбается. Девочки пришли с института, плачут сидят, прям слезы текут, а он сидит улыбается, типа чо, ну перестаньте вы плакать. А рядом омоновец, такой здоровый и типа: «Молчите, иначе выгоню вас сейчас». А мы молчали, мы просто вот, как бы вот так вот. (Показывает жесты, осознанные глаза.) Как немые, да, жестикулировали. И в этот момент омоновец встал вот так вот перед ним и перед нами, специально встал, чтобы нас не видно было. И он, видно, посмотрел на него как-то нехорошо. И когда их выводили оттуда, он сначала ему: «Ноги на ширине плеч, к стене». И потом он стоит уже спиной, а ему в это время резко ударяют по голове. Руками, вот сейчас покажу, этой вот тыльной стороной, вот этой. Естественно человек же не ожидает удара. Он там, ну, поворачивается, спрашивает, за что? Омоновец такой: «За что? Ты на меня не так посмотрел». И опять… У него там было ударов восемь по голове. Потом его завели в конвойную, там камеры вообще нет, ничего нет. Опять ему удар по голове. Он потерял сознание. А на второй день его тошнило. Сходил в санчасть, вот, ему сказали, что сотрясение мозга, но это не зафиксировали нигде. Дали ему какие-то таблетки и на этом все. А у него внутричерепное давление, его не то что бить, ему даже на бокс нельзя было ходить. Я ему говорю один раз: «Нельзя ходить на бокс», говорю второй раз: «Нельзя ходить на бокс». А он: «Ну, пожалуйста, я не буду на ринг выходить, я буду только в эту, как называется, грушу бить и все». Я говорю: «Хорошо, давай так — я буду с тобой ходить на бокс». — «Мам, ну ты что, смеешься?» Говорит: «Ну как я приду там с мамочкой за ручку?» Потом садимся ужинать. Я уже успокоилась, естественно. Сидим, ужинаем. И он такой: «Мама, ну вот зачем тебе нервничать? Ну ты же знаешь, что все равно я буду ходить». И я сказала: «До первых синяков». И он сразу же пришел с синяками! Я говорю: «Все, ты больше ходить не будешь». А потом его забрали как раз. Вот. Точно, не пошел больше. (Пауза.) Лучше бы на бокс ходил.

 Фото: Евгений Биятов/РИА Новости
Фото: Евгений Биятов/РИА Новости

Передачки

Отец. В передачах ограниченный ассортимент можно передавать. Ну колбаса, сыр, масло. Сейчас разрешили рыбу… Кондитерские изделия, типа булочки. Яблоки. У них там есть терминал внутренний торговый, там можно обеды заказывать. Дороговато, конечно… 30 килограмм веса лишился. Раньше какие-то книжки можно было передавать, на свой вкус, первую партию я отвез, там был ну Гумилев…

Невеста-2. Недавно вступила поправка, что запрещено передавать книги о революциях или просто исторические книги. Я ему успела передать много книжек про Латинскую Америку, а потом с этим начались проблемы. В книжки наркотики вкладывают, а страдают из-за этого все, кто сидит в тюрьме.

Сестра. Кстати, я в тюрьму пронесла контрабанду. Там же одежду можно проносить раз в четыре месяца, и так получилось, что холодно стало, а я даже свитер не могу ему передать. А там же обыск. Думаю: «Что делать?» Я взяла этот свитер, он такой унисекс, непонятно, то ли мужской, то ли женский. Сунула в сумку, думаю: «Надо чем-то, это самое, прикрыть». А я когда входила в тюрьму, то я ему что-нибудь вкусненькое покупала. Я купила пончики. А они же пахнут, они свежие. Мне повезло, что там как раз на этом досмотре был парень. Обычно девчонки более дотошно смотрят. И я сумку открываю, говорю: «Так, это свитер, а это пончики». Ему, раз, в нос. «Хотите проверить?» Он: «Да не-не-не». Думаю: «Так, полдела сделано». И уже вроде свидание кончилось, и его должны уводить. Я говорю: «Тебе в камере холодно, наверное?», он говорит: «Да, холодно». Я говорю: «Так, вы не будете, наверное, против?» Раз, просто беру, снимаю куртку, надеваю на него футболку, этот свитер, и одеваю куртку. Следователь даже мяукнуть не успел, когда я своего брата одела в свитер. Они оба ошалели, говорю: «Теперь можешь идти».

Мама. Мы передавали один раз в Бутырку, он толстовку попросил — толстовка была с капюшоном. Нас заставили отрезать капюшон.

Невеста-2. Если ты хочешь передать коржи для торта, которые по сути хлеб, их не принимают, потому что их нет в списке разрешенного. Там этой логики нет, почему коржи отличаются от хлеба только потому, что упаковка другая. А раз за полгода можно делать вещевую передачу, то есть одежду. Если ты забыла что-то в одной передаче, то все.

Марголин. Кучу бумаг заполнять надо, говоришь: «Ну ты скажи, что написать, я напишу», а в ответ: «Я тебя обучать не должна, сам пиши». Но есть добродушные. И напишут, и принесут мешок конфет. Конфеты должны быть без оберток.

Мама. А в лагере — нанотехнологии в ручном рязанском варианте. Там магазин, ты туда приходишь, говоришь тетушке, что нужно, она за тобой записывает, считает. Ты оплачиваешь. Видишь, какие мешки сыну уйдут. Она говорит: «Накладная будет в мешке».

Папа. Первая фраза наша: «20 килограмм конфет, леденцов». Чтобы там три себе, три тому парню, три этому, пять на общак. Она на нас такая: «Зачем?»

Мама. Может быть, 100?

Папа. Тонну, может, возьмете?

Мама. Я говорю: «У вас нет 20?» — «Есть». — «Вам зачем?» — «У вас нельзя? У вас ограничение по весу леденцов?» — «Нет. Зачем? Я знаю зачем!» Мы вдвоем в один голос: «Зачем?» Она такая: «Самогонку там будут варить!»

Мама. Мы такие: «Не пьет, не курит, у нас ребенок, тэ-тэ-тэ». А он еще какому-то парню просил взять рогалик. Я говорю: «Рогалики есть?» — «Есть». — «Сколько?» — «Один». — «Рогалик один?»

Папа. И 20 кг леденцов.

Мама. Я такая: «Да». — «А леденцов 20 килограмм?» — «Да». Хуже того, под конец: «Два блока сигарет». — «А вы говорили, он не курит».

Невеста-1. В моем идеальном государстве нет государства. И нет тюрем. А тюрьмы не решают проблему. Во-первых, часть людей там оказывается просто так, часть людей там оказывается из-за того, что они совершили преступление. Почему-то человек пошел на это преступление? Например, человек может быть с наркотической зависимостью. Почему человек оказывается в наркотической зависимости? Тоже вопрос. Очень многое упирается как раз в эту экономическую систему. Я тоже не понимала, почему люди так с экономикой заворачиваются, а потом ты понимаешь, что все дороги ведут в Рим. Да, бывает, что человек не понимает, что лучше честно прожить на зарплату врача, думает: я лучше грабану, но зато я поживу. Я не говорю, что это хорошо или плохо, но у всего есть причины. Тюрьма не работает. У насилия в семье, у насилия на улицах, у всего этого есть причины. Например, много вещей совершается от того, что человек дезинформирован, невежественен. Ему говорят: «Иди, посмотри сериал про ментов, твой каталог. Знай свое место». Очень много людей искусственно ограничены, потому что они считают, что тебе и не нужно больше знать. Бытие определяет сознание, короче. Он для меня самый лучший человек, это действительно так! Любой из родственников будет представлять своего на золотом пьедестале — самый лучший ребенок года. Понятно, что не бывает таких людей. У моего куча недостатков, но я люблю его со всеми этими недостатками. Я не хочу, чтобы он менял даже один из них. Просто ты не даешь даже повода, чтобы ни одной пробоины не было в корабле, потому что понимаешь, что очень многие люди захотят ухватиться за это. Я ему как-то сказала, что я типа тебе привезла на свидание подарок. Он такой: «Большой типа подарок?» (Показывает татуировку на плече.) Давно хотела сделать татуировку, именно чтобы обозначить его. Это собака, это кот и написано здесь верность, а здесь честность. Он — кошатник, я — собачатник. Они знаешь, как ин — янь такой типа. А самое крутое, что есть в нем, то, что он пытается с тобой разобраться, он не пытается как-то тебя нагибать, он всегда честен. Поэтому его честность, и да, моя верность.



Топ-менеджера Samsung арестовали по делу о взятках подруге президента Южной Кореи
2017-02-17 00:52 dear.editor@snob.ru (Евгения Соколовская)

Новости

Суд отказался арестовать его отца, президента компании Ли Гон Хи. В январе суд отказывал прокуратуре в аресте Ли Чжэ Ёна. В новом ходатайстве прокуратура добавила к обвинениям в даче взятки, растрате и даче ложных показаний другие обвинения — в том числе, в нарушении закона при выводе средств за рубеж.

Ли Чжэ Ён — вице-президент и фактический руководитель Samsung. Прокуратура считает, что он платил за покровительство подруге президента Южной Кореи Чхве Сун Силь. Подозреваемый и Samsung настаивают, что стали жертвами вымогательства.

Осенью 2016 года в Южной Корее начались массовые протесты из-за расследования в отношении Чхве Сун Силь, подруги президента Пак Кын Хе. Местные СМИ утверждали, что Чхве де-факто контролировала деятельность президента и использовала их связь для обогащения. Парламент начал процедуру импичмента, президента лишили полномочий.



Глава Пентагона не нашел возможностей для военного сотрудничества с Россией
2017-02-17 00:39 dear.editor@snob.ru (Евгения Соколовская)

Новости

«Мы сейчас не в той ситуации, чтобы сотрудничать [с Россией] на военном уровне. Но наши политические лидеры будут заниматься поиском общего языка», — сказал Мэттис.

Министра также спросили, считает ли он, что Россия вмешивалась в ход президентских выборов в США. Мэттис ответил, что почти не сомневается в том, что Москва либо вмешивались в выборы во многих демократических странах, либо пыталась это сделать.

16 февраля в Бонне в рамках саммита глав МИД G20 состоялась первая встреча министра иностранных дел России и нового госсекретаря США Рекса Тиллерсона. Как передает «Лента.ру», представители американской делегации выгнали журналистов со встречи, как только Тиллерсон поприветствовал Лаврова.



В Кремле прокомментировали сообщения о запрете государственным СМИ хвалить Трампа
2017-02-16 22:40 dear.editor@snob.ru (Евгения Соколовская)

Новости

«Летят утки», — ответил Песков на просьбу корреспондента издания прокомментировать это сообщение.

Ранее Bloomberg со ссылкой на неназванные источники писал, что администрация президента России Владимира Путина запретила освещать фигуру Трампа «подобострастно». Решение мотивировали тем, что россияне перестали интересоваться происходящим в Америке, но агентство связало это с растущими антироссийскими настроениями в Вашингтоне. Политический обозреватель Константин Эггерт, комментируя это событие Bloomberg, отметил, что российские государственные СМИ не станут «обливать Трампа грязью», но будут говорить о нем намного меньше.

14 февраля в администрации Трампа заявили, что новый президент США занял «жесткую» позицию по Крыму. Трамп ждет, когда Россия вернет Крым Украине, заявил пресс-секретарь Шон Спайсер. Песков ответил на это, что Россия не намерена обсуждать свои территории с зарубежными партнерами.



Дочь Ротенберга создала фирму для лечения родственников в Германии
2017-02-16 21:34 dear.editor@snob.ru (Евгения Соколовская)

Новости

Vitalis-medical работает в Берлине около пяти лет. Фирма предлагает своим клиентам организовать лечение в немецких клиниках и провести полное медицинское обследование за 2,9 тысячи евро.

Изначально в Германию при помощи этой компании ездили члены семьи Ротенбергов, утверждает один из собеседников «Дождя». Позже услугами Vitalis-medical стали пользоваться сотрудники и партнеры Ротенберга. Некоторых клиентов Лилия сопровождала сама и выступала переводчиком при общении с врачами. Она не ответила на вопросы «Дождя». 

Лилии Ротенберг 38 лет, она получила медицинское образование и замужем за человеком, работающим с Ротенбергами. Представитель Аркадия Ротенберга не отрицает, что Лилия владеет Vitalis-medical, но сейчас, по его словам, она ею не занимается и живет в России.



В избранное