В августе 1939 года Гитлер обратился к Сталину с просьбой принять его министра иностранных дел Риббентропа с целью заключения договора о ненападении. Сталину было известно морально‑политическое кредо Гитлера: «Я освобождаю человека от унизительной химеры, называемой совестью». Но Сталин принял Риббентропа, и договор был заключен, как раньше подписали с Гитлером договоры о ненападении Польша, Франция, Англия. «Ни одно миролюбивое государство, — сказал Сталин в речи 3 июля сорок первого, — не может отказаться от мирного договора с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп».
Я понимаю всю экзотичность предлагаемой ниже ассоциации, но все‑таки… В свое время Александр Проханов встретился с Чубайсом вроде бы тоже для заключения мирного договора о ненападении, если не о дружбе. Хотя знает Проханов, что морально‑политическое кредо Чубайса, в сущности, то же самое, что у Гитлера: «Больше наглости!» Это мог провозгласить на съезде своей партии только человек, уже освободившийся от «унизительной химеры».
О нем пишут: «Чубайса ненавидят за приватизацию — «посредством ваучеров обобрал народ»». Тут надо уточнить: обобрал народ, страну и несметно обогатил кучку «новых русских», в том числе, разумеется, и себя. Дальше: «Как заметил известный психолог Л. Гозман, Чубайс раздражает потому, что слишком успешен: умный, непотопляемый и т. д.» (там же). Ну, это старые штучки, на которые, впрочем, ловились многие проницательные люди. На встрече Александра Лукашенко с российскими журналистами А. Черняк из журнала «Российская Федерация сегодня» сказал: «После поездки по Белоруссии мне стало ясно, почему «демократы» и некоторые зарубежные политики не любят Лукашенко. Потому, что у него все получается. Обещал людям, что будут жить лучше, — так и живут. Обещал, что заводы будут работать, — работают. Обещал, что колхозы не развалятся, — не разваливаются». Это гораздо более достоверное объяснение недобрых чувств к человеку.
А Лукашенко так дополнил и отчасти поправил Черняка: «У вас Гайдар и Чубайс начали проводить реформы… Побежали за какой‑то шведской, или немецкой, или американской организацией экономики. Мы этого не сделали». Еще в справочнике: «Чубайс — беспощадный политик. Один известный публицист сравнил его с маршалом Жуковым. Он, как и Жуков, способен идти к цели (к рыночной экономике) по трупам». Это сравнение глупое, ибо все полководцы всех времен «идут к цели по трупам», другого пути к военной победе не существует, так что с таким же успехом можно было сравнить Чубайса с кем угодно из них — от Александра Македонского до Моше Даяна. Но разве в экономике обязательно идти по трупам? Чубайс из разряда тех, кто так шагает и в экономике.
В прессе случалось читать рассказ о том, как дальневосточного губернатора Владимира Полеванова перевели в Госкомимущество, возглавлявшееся тогда Чубайсом. Новичок, увидев своими глазами, какие бесстыдные и жестокие дела тут творятся, высказал свое возмущение начальнику, на что получил ответ: «Чего вы волнуетесь? Да, миллионов тридцать погибнет. Но эти люди сами виноваты: они не сумели вписаться в наши реформы. Ничего, русские бабы еще нарожают!»
И опять полезно сопоставить это с тем, что сказал Лукашенко: «Став президентом, я прямо заявил, что мы не будем проводить политику обвальной приватизации по принципу «кто здоровый — тот выживет, кто слабый — умрет». И мы начали проводить людскую, человеческую политику в экономике. И показали, что советская система, которую мы во многом сохранили, была нормальной. Нормальной! Ее нельзя было разрушать. Китай и сегодня ее придерживается, хотя и разрешил частную собственность. И смотрите, какие у них темпы роста! Сегодня все считаются с китайцами…» А кто считается с чубайцами?..
Рассказу Полеванова о «нелюдском» заявлении Чубайса я верю, ибо сам видел и слышал такие взрывы его злобности, ненависти и бесстыдства, что и это представляется вполне вероятным. Да он сам, реформатор, сказал именно об этом: «Реформы 90‑х были чудовищно болезненными для десятков миллионов людей… Это психический шок, растянувшийся на десятилетие…» И признает, что «чудовищные трагедии для десятков миллионов были уже заданы, уже детерминированы».
То есть эта беспощадность к народу была заложена их творцами в самом плане реформ. Отсюда и миллионы жертв. Значит, ведали, что творили. Но почему жертв не оказалось в Белоруссии? Почему их нет на Кубе и в Китае? Да просто потому, что там реформы проводили люди, любящие свой народ, желающие добра своему государству, а у нас — ненавистники народа, русофобы, им чхать на миллионы, плевать на народ.
Однажды в пароксизме ненависти Чубайс дошел до того, что заявил: линия наших довоенных оборонительных укреплений была обращена не в сторону предполагаемого противника, а внутрь страны, дабы народ не удрал за границу. Это ж редкостное полоумие на почве ненависти к своей стране!
Так вот, господа присяжные заседатели, придет время, и как личностью, так и деяниями Анатолия Чубайса займутся не только историки и антропологи, прокуроры и психиатры, но, представьте себе, как ни странно, также филологи и лингвисты. Желая помочь специалистам двух последних профессий, выскажу одно предварительное соображение о его языке.
Он, конечно, изобилует таким словечками, как «вектор», «тренд», «релаксация», «минимизировать», «интеллектуальный потенциал», «пиаровская концепция» и т. п. Но это сейчас — в любой чиновной подворотне. Характерная особенность речей и писаний Чубайса в другом — в навязчивой категоричности утверждений, в решительности отрицаний, в насыщенности громкими словами, гиперболами и превосходными степенями. Это можно было видеть и в его беседе с Прохановым. Действительно, там то и дело мельтешили у него речения такого рода: «чрезвычайно интересно»… «вне всякого сомнения»… «бесспорно»… «чистая правда»… «это полное вранье»… «категорически возражу»… «тяжелейшая задача»… «уникальный проект»… «сложнейшие реформы»… «сверхсложные связи»… «страшные риски»… «огромная проблема»… «огромная сфера деятельности»… «совершенно определенно»… «совершенно очевидно»… «чудовищная трагедия»… «чудовищные последствия»…
Что это? Конечно, прежде всего свидетельство скудости языка, как у всей генерации нынешних бескультурных чинуш, но ведь, кроме того, это и страшный напор. А в таком духе и дальше: «это абсолютно правильно»… «я абсолютно уверен»… «абсолютно жесткие правила»… «магазины абсолютно мирового класса»… И новый приступ хронического гиперболизма: «колоссальные ресурсы»… «колоссального объемы»… «колоссальные проекты»… «колоссальные комплексы»… «колоссальный спрос»… «колоссальный импорт»… «колоссальное количество»… Конечно, тут и «колоссальная трагедия».
Иоахим Фест пишет в своей книге о Гитлере: «Он любил мыслить и говорить превосходными категориями». Здесь — тот же случай: это язык демагога, который стремится втемяшить собеседнику мысль о своей правоте, чистоте, беззаветной преданности делу во имя родины, о своем бескорыстном энтузиазме…
Этот овраг в тайге, будь он неладен, действительно оказался порталом! И скорее всего, так же верно то, что вновь он откроется только через сто лет… Бесполезно биться лбом о невидимую стену, придется адаптироваться к новым реалиям. Сами по себе они вряд ли суровее, чем привычные русскому человеку, однако нравы тут попроще. Ни дать ни взять Дикий Запад времен покорения Америки: жаждущие крови дикари-аборигены, переселенцы, готовые на все, чтобы отвоевать себе место под солнцем, а еще бандиты всех мастей… И двое пришельцев — одни против целого мира.
Хорошая все же штука, этот новомодный рюкзачок. Не прыгает, никуда не бьет, не болтается. Прилип к спине как влитой. Поначалу все больше старшим в рот заглядывал, что утверждали, будто эти вещички для горожан, ничегошеньки не понимающих в настоящей охоте. И потом, одно дело — когда‑никогда выбраться в лес на выходные, а то и всего‑то пару раз за сезон. Если же охота — основной промысел, то тут не до прикрас. Тут чем проще, тем надежнее. И как не послушать тех, кто охотой живет всю свою сознательную жизнь, как и его отец, собственно говоря. Опять же, вещмешок тот с армии привычен.
Но месяц назад, перед началом сезона, когда он закупался в охотничьем магазине, продавец убедил‑таки его купить вот этот рюкзак. Правда, справедливости ради нужно заметить, что долго он парня не уговаривал. Так уж вышло, что деньги в кармане имелись.
Сергею как раз вышел срок, и он получил разрешение на приобретение нарезного оружия. На восемнадцатилетие отец подарил ему новенькую вертикалку двенадцатого калибра, с которой он успел сходить на охоту только раз. Потом армия то ли с войной, то ли черт его знает с чем. Хотя кровь там лилась реальная, даже когда служил он, а в его время на Кавказе и служба шла год за год. Пару раз пришлось под огнем оказаться, вот как раз те дни и посчитали боевыми, а остальное все как в мирное время. То, что ты постоянно на взводе и ждешь какой каверзы, никем не учитывалось.
После армии домой. А куда еще‑то? Занялся промыслом с отцом. Ничего так получалось, но как бы не очень много. Отец охотился артельно, а там свои законы, что никак не устраивало Сергея. Ну удачлив был парень, собак хорошо вышколил, да и дичь бил с первого выстрела, так чего же все в общий котел‑то скидывать. Начал ходить отдельно, и тут же в кармане появилась монета, и куда как более солидная, чем у отца.
Думал, обидится батя. А то. Из артели ушел. Куда более везучим и умелым охотником стал, не смотри, что молод. Словом, утер нос отцу. Но тот только с гордо поднятой головой ходил по поселку, мол, знай наших — это я, середнячок, с вами в артели обтираюсь, а сынок еще покажет всем, почем фунт изюму.
Так незаметно миновал срок, и он получил право на приобретение своего карабина. До того с отцовскими охотился, были у него и мелкашка и посерьезней, и не в одном экземпляре. Участковый на это смотрел сквозь пальцы. А чего задирать лишний раз народ. Вот если бы какая семья ненадежная да сам парень хотя бы к спиртному тягу имел. Но нормальный мужик получался, правильный, а если и выпьет, то только чтобы хворь какая не подкралась или по праздникам, да и то головы не теряя. Ну и чего на такого собак спускать. Пусть лучше с отцовским карабином по тайге шастает, чем горькую пьет. А участковый тут царь и бог. Если ничего серьезного не случается, то его руководство здесь годами не появляется, как, впрочем, и любое другое, уж больно глухие места.
Отцовский арсенал был старый, еще с махровых времен. Где‑то и бой уж не тот, где‑то и поразболталось, хотя и смотрят за оружием старатели внимательно, но всему приходит свой срок. Вот и решил Сергей, что раз уж так‑то, то возьмет новое. Отец, хотя и прочил сыну по наследству передать свое хозяйство, не обиделся, понял.
Пределом его мечтаний был маузеровский карабин, но не тот, что в Туле переделывают, а настоящий. Там и точность боя, и немецкая основательность, и неприхотлив в обслуживании. Но продавец его отговорил. Баловство. Не для промысловика оружие. Все достоинства в точку, но ведь и сам карабин, и патроны дорогие, даже если бить без промаха, а закупочные цены на пушнину так себе, не разгуляешься, сколь бы удачливым ни был.
Самая лучшая альтернатива, по его мнению, все та же «мосинка», только карабин образца сорок четвертого года, с оптикой, что гораздо дешевле немца. Оружие куда неприхотливее, патрон дешевый, бой хороший. Словом, проверенная временем модель. Даром, что ли, большинство промысловиков именно трехлинейку предпочитают иным. Другое дело, что в основном это все же кавалерийский карабин, которому нужен верный глаз, так как оптику к нему не приладишь.
Когда же он пришел покупать оружие, продавец тут же предложил ему такой же, но бывший в употреблении. Мужик знакомый, так что дрянь какую подсовывать не стал бы, если сказал, что хозяин за оружием следил и практически не использовал по назначению, то так и есть. Карабин и впрямь выглядел как с иголочки, пара царапин на лаке приклада не в счет. А главное, уже опробован в стрельбе и ствол отличной выделки, на что особое внимание и обратил продавец.
Мелкашку взял без претензий, «тозика», что одобрил и владелец магазина. Карабин неприхотлив, бой точный, только патроны правильные покупай, немного дороже, но это ерунда, этот боеприпас как семечки — лузгай, пока не устанешь. А стрелял Сергей много, оттачивая свое мастерство на вот этих дешевых боеприпасах. Опять же на мелкого зверя идти с серьезным патроном — разворотишь все. Ну и кто потом такую шкурку купит? Так что мелкашка промысловику очень даже нужна.
По деньгам вышла экономия, что также не могло не радовать. Считай, что боезапас к обоим карабинам получил совершенно бесплатно, да еще и осталось. Вот и решил прикупить чего еще, хоть тот же вещмешок, старый‑то поистрепался. Тут опять продавец. Подсунул этот рюкзак, мол, бери, не пожалеешь. Сергей справедливо рассудил, что мужик как бы своего‑то не потерял, накрутку на карабин все одно сделал, но зато и покупателю подешевле обошлось. Решил уважить. Оказалось, что уважил себя.
Рюкзачок оказался вместительнее вещмешка и куда удобнее, благодаря этому увеличившийся вес практически не ощущался. И бежать с ним по горячему сподручнее. Раньше‑то все больше ходил, незачем бегать было, а вот сейчас нужно.
Участковый на днях сообщил, что из колонии трое урок сбежали, убив часовых и захватив два автомата. Просил быть повнимательнее, а то и вообще от походов в лес воздержаться. Мало ли. Лучше обождать, пока беглецов не переловят. Оно, конечно, можно и послушать, но сезон охоты не бесконечный, тут день год кормит. А если опять кто сбежит, и что тогда? Опять сидеть дома на печи? И потом, пусть эти урки в городах кого пугают, промысловику за спину не зайдешь, он тайгу нутром чует. Так что в лесу этим умникам лучше вести себя тише воды ниже травы. Мало ли. Тайга большая. Решишь охотнику хвоста накрутить, так тебя же потом с собаками не сыщут. А народ тут решительный.
Незадолго до начала своего забега Сергей отчетливо услышал очередь из автомата. Пройти мимо не получалось никак, да и мысли такой не возникло. Это в городах люди могут с легким сердцем ничего не заметить, да еще и шагу прибавить, чтобы беда не дай бог их не коснулась. В их краях так не принято. Нельзя так. Людей здесь не так чтобы и много, потому стараются помогать друг другу. Нет, если там два оболтуса носы кровенят, то бог с ними, святое дело, на кулачках‑то. А вот если кто за железо взялся или, того хуже, за огнестрел… В милицию, может, и не сдадут, скорее всего не сдадут, но накостыляют так, что небо с овчинку покажется.
Размышлениям мужчин приписывают логику и считается, что женщины мыслят эмоционально. Об этом много спорят и находят различные подтверждения, которые совпадают с такой оценкой. Это действительно верно, но готов разрушить этот миф на основе «вероятной логической ошибки». Проблема в том, что способы мышления не бывают «полностью верными». Логика может быть не правильной, а мыслить эмоционально можно вполне разумно и точно, особенно при наличии опыта.
Если мужчина мыслит логически, то он опирается на данные, которые считает фактами, опыт и прочее, что начинается с отправной точки и влияет на ход размышлений. Неверная точка зрения может логически тянуть за собой неправильный ответ. То есть логическое мышление не обязательно может быть точным инструментом.
Если женщина мыслит эмоционально, то на уровне чувств могут приходить точные ответы, особенно, если человек понимает разницу между добром и злом. Может отделить что-то важное от второстепенного смысла. Если надо любить, то эмоций достаточно, так же, когда необходимо ненавидеть. Результат эмоционального мышления может быть эффективным инструментом.
Для осознания того, что каждый из методов мышления может приводить к ошибочным результатам, необходимы примеры, иначе потребуется больше времени для осознания.
В прошлой «колонке редактора» рассказал, это все условия логической задачи, что женщина использовала планшет без удаленной технической пленки, на которой были надписи. Человек пользовался планшетом сквозь крупные надписи, которые с моей точки зрения откровенно мешают оценить качество изображения. Указал, что дело было в самолете. Это условие. Что планшет недорогой и так далее. То есть должно сложиться впечатление, что логика мужчины позволит точно оценить сказанное. Вместо этого вижу странный ответ, цитирую дословно:«Для подавляющего большинства жителей РФ это устройство не такое уж и недорогое. Не все живут в столицах и оперируют цифрами с пятью нулями. Очень часто, после уплаты ЖКУ в семье остается не более 5000 руб. на человека в месяц».
Вообще, любое утверждение в жизни или бизнесе подобного типа всегда пахнет недооценкой ситуации и людей. Это всегда национализм и дилетантство. Мир на этом строится и не подразумевает о том, что путает логику с эмоциями, а порой и с маразмом. Это очень сильно влияет на оценку качества жизни и товаров для определенной целевой группы. На этой основе дилетанты оценивают свои профессиональные качества и делают карьеру.
Есть в психологии так называемый «эффект Даннинга-Крюгера», процитирую определение дословно: «когнитивное искажение, которое заключается в том, что люди, имеющие низкий уровень квалификации, делают ошибочные выводы, принимают неудачные решения и при этом неспособны осознавать свои ошибки в силу низкого уровня своей квалификации. Это приводит к возникновению у них завышенных представлений о собственных способностях, в то время как действительно высококвалифицированные люди, наоборот, склонны занижать свои способности и страдать недостаточной уверенностью в своих силах, считая других более компетентными. Таким образом, менее компетентные люди в целом имеют более высокое мнение о собственных способностях, чем это свойственно людям компетентным, которые к тому же склонны предполагать, что окружающие оценивают их способности так же низко, как и они сами».
Если оставить в стороне «скромность» и отсутствие умения «продавать себя», то смысл сводится буквально к нескольким словам: профессионалы учитывают слишком много факторов, поэтому изначально видят много проблем, чего не видят специалисты с низкой квалификацией.
Без точной и полноценной информации очень сложно размышлять в поисках правильных ответов. Так устроена жизнь, что вариантов ответов может быть несколько. В каждой ситуации есть основа и надстройка. Очень важно знать из чего состоит фундамент, чтобы творчески создавать вариации ответов и решений.
Можно попробовать разобрать оценку качества и цены на основе утверждения выше.
Независимо от остатка свободных денег в семье или у одного конкретного человека, любая сумма денег является полноценной. Обычно люди не так глупы, чтобы не рассчитывать собственные финансовые силы.
Не так важно, где живет человек и какую сумму оценивает для себя большой или малой. Если кажется, что в Москве все «намазано медом, успевай только слизывать», то надо понимать, что в этом городе нищих не меньше в процентном отношении, чем в любом другом городе или небольшом поселке. Москва дорогой город, с небольшим доходом жить гораздо труднее, хотя бы потому, что «спасительной продуктовой грядки» под боком попросту нет. Все приобретается исключительно за деньги.
Если представить 5000 рублей, как свободные деньги после уплаты налогов и крыши над головой, то сумма в любом случае реально маленькая для любого региона России, если есть где потратить.
Для Москвы иметь 5000 рублей очень опасно, так как стоимость коммунальных платежей растет на 500-600 рублей каждый месяц. Это 10% от 5000 рублей. Небольшие свободные деньги уменьшаются каждый месяц.
В небольших населенных пунктах 5000 рублей очень рискованная сумма, так как найти работу или организовать бизнес сложнее. Меньше вариантов для достижения цели. Человеку трудно защитить себя накоплениями, он всегда может потерять источник доходов и накопления будут таять в несколько раз быстрее, чем их копили.
Иногда имеет смысл поработать за меньшие деньги, чтобы понять практический, а не националистический смысл.
Если рассматривать любой купленный товар в 5000 рублей, не только планшеты, это означает, что человек может себе позволить потратить эту сумму денег. Аналогично надо рассуждать о товарах стоимостью в 20000 рублей и более. Разница появляется в «оценке доступности», исходя из среды обитания.
Если человек летит в самолете, то надо понимать, что на 5000 рублей долететь куда-либо будет затруднительно. Нынче не те цены. Потребитель планшета за 5000 рублей имеет возможность его купить и в сравнении со стоимостью билета на самолет это небольшая плата. Можно представить, что билет на авиатранспорт куплен компанией и логика подсказывает, что зарплата потребителя будет все равно больше, ибо компания раскошелилась не на телегу, чтобы доставить своего специалиста по месту назначения.
При оценке товара грамотный маркетолог определяет целевую группу потребления. Все потенциальные покупатели делятся по уровню дохода и активности потребления. Есть ряд товаров, который хоть и называется бюджетным, но является дорогим для ряда потребителей и они не могут его себе позволить, пока не улучшат уровень доходов. Очень часто можно слышать «бюджетный автомобиль», или «бюджетная Hi-Fi система». Это не говорит о том, что каждый «бюджетник» может себе позволить автомобиль или Hi-Fi. В своей среде эта техника считается недорогой. Маркетологи оценивают не население, а группу потенциальных потребителей, то есть тех, кто может купить товар в рамках сложившихся цен.
Любой человек ищет некой социальной справедливости в ценах и доступности товара. Хочет, чтобы дорогая машина была точно также доступна по цене, как более дешевый вариант. Кредитование качественной техники один из вариантов рассрочить платежи и здесь активным термином является стоимость владения в пересчете на 1 год эксплуатации. Очень часто дешевый товар оказывается дороже в течение длительного времени, так как его чаще заменяют или он требует больше ремонта, бензина и так далее.
И вот тут определяются термины «дешево» или «дорого», кроме среды.
Например, планшет известной компании за 20000 рублей в среднем эксплуатируется в течение 2 лет. В пересчете на 1 год – 10000 рублей. То есть, можно смело утверждать, что любая цена будет считаться ниже, если в пересчете на 1 год эксплуатации она будет меньше 10000 рублей. Отсюда появляется определение, что планшет за 5000 рублей это действительно дешевый вариант, предполагая эксплуатацию в течение хотя бы 1 года.
Вывод напрашивается не от того, что кому-то товар за 5000 рублей является дорогим, а потому, что его покупает определенная целевая группа, которая может себе это позволить, но в рамках товарного сегмента он является дешевым исходя из сложившихся цен.
Каждый потребитель не может позволить себе определенный набор товаров. О них можно говорить как о «дорогих», но правильно расценивать как «недоступные».
Купить яхту на зарплату нельзя. Неважно где, в Москве, во Владивостоке или глухой деревне. Такой товар требует иного уровня доходов и расходов на содержание.
Вот и получается, что девушка в самолете может купить себе дешевый планшет и бережет его. Можно представить, что планшет вовсе не её! Поэтому не снимает пленку с экрана. Можно представить, что планшет куплен ради оценки качества и в законные 2 недели с момента покупки товар будет возвращен в магазин. Может эта девушка настолько хитрая, что купила планшет на время отпуска и только. Варианты можно перечислять и дальше, была бы фантазия это понять.
Как специалист, я наблюдал и пришел к группе выводов, которые записал себе в память, как опыт:
На защитной пленке дешевых устройств нельзя размещать технические надписи. Они создаются для того, чтобы влиять на потребителей еще на полке в магазине. Потребитель по своим причинам хочет сохранить пленку на экране. Его право и причины для специалиста неважны. Просто есть такое право и главное желание. Так хочет какой-то процент потребителей. Надписи необходимо размещать вокруг экрана, либо они должны быть нанесены на дополнительную обвязку вокруг устройства. Например, картонные уголки, рамки и прочее, что можно легко снять и одеть обратно без ущерба внешнему виду.
Аналогично можно сказать о дорогих устройствах. Может показаться, что такие устройства покупают только богатые люди, но это не правда. Дорогие планшеты покупают люди, которые способны их купить, причем по любой причине – много зарабатывают, постоянно копят, покупаю в кредит или умеют считать стоимость владения. Эта категория потребителей захочет оценить качество экрана и пленка на экране должна быть максимально прозрачной, а надписи не должны мешать сделать оценку. Кроме того, дорогая техника упакована порой таким образом, что продавец не может ее вскрыть, чтобы продемонстрировать работу устройства, иначе другой покупатель потребует запечатанного устройства. В некоторых магазинах техника доступна для тестирования на специальных стендах, что избавляет продавца от снятия пленки с устройства.
То, что часть потребителей не могут позволить себе определенный набор товаров – не является секретом. Не нужно спекулировать на этом, если есть желание стать специалистом в какой-то области. Кто-то не может купить дешевые товары, кто-то дорогие. У богатых тоже есть свои проблемы – им нечего купить. Чтобы был понятен смысл сказанного, подставим слово «яхта». Ключевая фраза: не могут купить «дешевую» или «дорогую» яхту. Понимаете разницу? Если нет, вставим слова «планшет», «спички» и так далее, пока смысл не станет логически и эмоционально доступным.
Кто-то оплачивает налоги, коммунальные платежи и остается с 5000 рублей до следующей зарплаты, кто-то не может позволить себе иметь свою крышу над головой вообще. Платит в Москве $1000 за комнатушку, оставаясь с $200 для всего остального, что чуть больше 5000 рублей, но на эту сумму надо еще как-то прожить, одеваться так, чтобы не уволили с работы и не лишиться всего и сразу.
Конечно, люди пытаются выжить в любых условиях. Есть бедные и богатые. Специалисты это «прекрасно понимают» и «должны учитывать» при разработке товара. Такова реальность. Изобрести и производить можно что угодно, но кто купит?
Факты говорят о том, что часть потребителей – не снимает защитной пленки с планшетов. Это просто нужно учитывать. Как говорят итальянцы – «надо радоваться жизни и наблюдать». «Радоваться» тому, что есть. Бокалу вина, крыше над головой, тарелке с макаронами и особенно детям, ради которых можно в чем-то себе отказать, лишь бы они выросли здоровыми, умными и богатыми. «Наблюдать» надо ради того, чтобы жизнь сделать лучше. Покосился бордюрный камень, надо уложить его таким образом, чтобы он был на своем месте не 1 год, а сотни!
Посадил дерево – поливай!
Доброе утро!
Все это кажется банально простым. Так и есть. Жизнь научила меня жить в любых условиях. Вернее – заставляла. Жить при маленькой и большой зарплате. Или вовсе без нее. Сказать проще. Надо жить и правильно оценивать качество жизни. На планшетах жизнь клином не сошлась. На электронных книгах тоже, кстати. С самого начала проекта всегда искренне хотел приобщить людей к чтению. Не могут читать в бумажном виде, по какой-то причине, пусть читают в электронном виде. И наоборот. Это просто другой носитель. Нет никакой трагедии, чтобы взять в руки обычную бумажную книгу в бесплатной библиотеке и интересоваться электронными книгами. Долгое время читал в зале библиотеки, получал знания и опыт. Было бы желание. Жил и довольно долго на хуторе и в разъездах. Читал. Находил способы.
Совместите в себе логику и эмоции. Мыслите правильно! Здраво! Всё в нашей голове. Там находится наша реальность.
Это книга о самом очаровательном месте на свете и о многолетней жизни нашей страны, в какой-то мере определившей жизни четырех друзей — Мишки-Мешка, Тимки, Сереги и рассказчика. А может быть, это книга о жизни четырех друзей, в какой-то мере определившей жизнь нашей страны. Все в этой книге правда, и все — фантазия. «Все, что мы любим, во что мы верим, что мы помним и храним, — все это только наши фантазии. Но если поднять глаза вверх и честно повторить фантазии, в которые мы верим, а потом не забыть сказать «Господи, сделай так», то все наши фантазии обязательно станут реальностью. Если, конечно, ты при этом вправду желаешь только добра и справедливости и не выкраиваешь какой-то выгоды для себя. И вот это уже — очень трудно. Из всех людей, кто такое бы умел, я знаю одного только Мешка, но и у него очень часто все получалось наперекосяк».
Оставалось поставить точку…
Мешок перечитал им же написанные строки о том, что должно произойти. Еще мгновение — и что‑то станет поворачиваться, сначала медленно, но все более неостановимо придут в движение какие‑то люди (а может — и целые галактики), настраивая мир на исполнение его желаний. Сколько Мешок ни напрягался, измарщивая упрямый лобешник, все равно не получалось представить, как вертится вся эта таинственная механика, выкручивая в оконцовке заказанный им результат. Известным было лишь то, что этот результат Мешок (а вместе с ним и весь мир) получал всегда: через день‑два, а в особых случаях, когда пожелание было совсем фантастическим и не исполнимым никакими человеческими усилиями, — через неделю‑другую, но всегда все случалось по‑написанному. Точнехонько по‑написанному, и именно из‑за этого неотступные беспокойства тарабанили в Мишку‑Мешка до полного изнеможения его очень нехилого организма.
Чаще всего оказывалось, что на самом деле он имел в виду совсем не то, что получил, и, наново перечитывая заказанные чудеса, Мешок в очередной раз убеждался в том, что снова сильно лопухнулся в формулировке своих правильных пожеланий.
Если все точно вспомнить, то это и было причиной всего напридуманного Мешком крючкотворства. Сначала‑то он свои желания высказывал только устно: произнесет — и готово (и новый облом). Вот тогда он и пожелал, чтобы все сбывалось только после того, как будет записано в специально отведенной для этого тетрадке. И не просто записано, а по определенным правилам: в конце пожеланий должны были быть неизменные слова «Господи, сделай так» и после этого надо было поставить жирную точку. Вот перед исполнением этих правил Мешок всегда очень сильно задумывался, особенно перед тем, как поставить точку. Иногда — на несколько дней, и, все обмозговав, бывало, тщательно исчеркивал написанные желания и строчил заново.
Началось это его благородное служение в конце пятого класса с появления какого‑то призрака. Вряд ли это был сам Бог или даже какой‑нибудь из его ангелов — очень уж по‑простецки выражался этот Неведомо‑кто словами, совсем не похожими на те, которые Мешок с трудом прочитывал в зорко оберегаемой бабкой книге. Скорее всего, это был мелкий порученец типа почтальона, разносящий по людскому муравейнику Божественные повеления. Мешок и заметил‑то его не сразу, балдея под первым теплым солнцем на лесном пригорке. Что‑то такое белое шевелилось и, мелко похихикивая, сообщало Мешку порученное ему задание «от самого Господа и Бога».
Будь это сейчас, Мешок бы подробно расспросил почтальона обо всем, и главнее всего про то, что там и как происходит после смерти, но тогда он только моргал и слушал, забыв дышать и боясь пошевелиться. Снова и снова Мешок возвращался всей памятью к тем мгновениям, поворачивая сказанное ему и так и эдак, чтобы новыми деталями и новыми пониманиями дополнить полученный тогда наказ (или — полученный дар? или — наказание?).
Выходило, что Мешок — самый‑пресамый праведный, на сколько вокруг ни посмотри, и поэтому он назначается главным помощником самого Бога, которому за всем не успеть. Кем‑то вроде разведчика, что смотрит вокруг и сообщает наверх, что именно надо исправить и переделать, чтобы все было хорошо и правильно. И все, что он пожелает, тут же будет исправлено и переделано, и уже ничего нельзя будет отыграть обратно. Главное — ничего не просить для себя и никому ни гу‑гу…
Много позже Мешок дотумкал, что, как и всякий разведчик, он тоже вправе на какое‑то время назначить кого‑нибудь другого исполнителем этого своего задания, а самому или передохнуть, или заняться обустройством собственной жизни, но тогда он и мыслями шевелил еле‑еле под тяжестью свалившейся на него ноши.
У него не было и минутного сомнения в правильности случившегося чуда. Кому же другому еще мог поручить Бог такое задание? Вокруг, по словам бабки, одни нехристи и богоборцы. Ведь и простого крестика, из‑за которого на Мешка как из мешка валились разные неприятности, он ни у кого никогда не видел даже в бане, куда поселковый люд ходил раз в неделю: женщины в пятницу, а мужчины в субботу. За мужчин Мешок мог бы поклясться самой страшной клятвой, но и у женщин на их испотевших шеях (сколько можно было разглядеть в специально отскобленный от белой краски уголок мутного окошка) Мешок не мог вспомнить никаких крестиков.
Правда, можно было для этого задания назначить его бабку, но Мешок здраво рассудил, что разведчик должен быть молод и силен, и значит, по всему получалось, что эта ноша — его…
Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — «Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции» — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.
Была когда‑то в Морбакке нянька, которую все звали Большая Кайса. Ростом добрых три локтя, лицо крупное, грубое, с суровыми, мрачными чертами, руки жесткие, в трещинах, за которые цеплялись детские волосы, когда она их расчесывала, и нравом угрюмая, хмурая.
Не сказать, чтобы такой человек аккурат годился в няньки, г‑жа Лагерлёф действительно пребывала в изрядной нерешительности и наняла ее не сразу. Прежде Большая Кайса нигде не служила, взять хороший пример ей было не с кого, и вести себя как полагается она не умела, выросла‑то на бедном арендаторском хуторе Баккарна, сиречь Горки, на лесистом холме по‑над Морбаккой, в уединении, где поблизости никто не жил.
Однако выбирать, наверное, было не из кого, вот и взяли ее. Что она ни постель постелить не умела, ни изразцовую печь затопить, ни ванну приготовить, г‑жу Лагерлёф не удивило, и научить Большую Кайсу означенным премудростям не составило труда. Опять‑таки без возражений она каждый день подметала детскую, смахивала пыль и стирала детскую одежонку. Но чему г‑жа Лагерлёф оказалась совершенно не в силах ее научить, так это обхождению с детьми. Большая Кайса и не думала с ними играть, ласкового слова никогда не говорила, ни одной сказки, ни одной песенки не знала. Конечно, дело тут не в умышленной грубости, просто по натуре своей она не любила галдежа, шумных забав и смеха. Предпочла бы, чтоб дети тихо‑спокойно сидели каждый на своем стуле, не болтали и не шевелились.
Тем не менее г‑жа Лагерлёф была вполне ею довольна. Что нянька не знает сказок — беда невелика, бабушка у детишек в Морбакке, слава Богу, еще жива‑здорова. Она приходила каждое утро, как только успевала одеться. И все дети сразу собирались подле нее, а она пела песенки и рассказывала сказки до самого обеда. Поиграть тоже было с кем — улучив свободную минуту, поручик Лагерлёф непременно затевал забавы.
Большой Кайсе — сильной, выносливой, исполнительной — можно было довериться целиком и полностью. Уезжая в гости, господа твердо знали: она не уйдет по своим делам, не оставит ребятишек одних в детской. Всё бы замечательно, только вот мягкости ей недостает, резка больно. Детские руки сует в рукава неловко, рывком, начнет умывать, мыльная пена непременно попадет детям в глаза, станет причесывать — так и кажется, будто все волосы повыдергает.
Детская в Морбакке была светлая, теплая, просторная — лучшая комната во всем доме, но с одним недостатком: располагалась она не очень удобно, в мансарде, и чтобы туда попасть, нужно было пройти весь нижний коридор, подняться по лестнице, а затем пройти через весь чердак. Крутую лестницу маленькие ножки одолевали с трудом, поэтому дети радовались, когда прежняя нянька брала кого‑нибудь из них на руки и несла вверх по ступенькам, но Большая Кайса в подобных вещах явно не разбиралась. Вдобавок шагать через весь чердак было ужас как страшно, особенно вечером, в потемках, так что детским рукам прямо‑таки обязательно требовалось уцепиться за большую руку, для надежности. Однако Большая Кайса, привыкшая к огромному темному лесу, определенно считала чердак местом мирным и безопасным. Она просто шла впереди и руки никому не давала. Будь доволен, если сумеешь ухватить ее за подол.
Кровати, на которых спали трое детишек, смастерил замечательный старый столяр из Аскерсбю — очень красивые, с перильцами на точеных жердочках вокруг изголовья. Правда, раздвижные, ведь детская хотя и просторная, но три кровати все же занимали многовато места, поэтому удобства ради на день их складывали. Само по себе это вовсе не плохо, но, как ни старался замечательный старый столяр из Аскерсбю, вышло у него не очень удачно: среди ночи кровати частенько ни с того ни с сего разъезжались.
Тот, с кем приключалась эта беда, конечно же разом пробуждался от сладких снов и, обнаружив, что кровать развалилась надвое, пробовал свернуться калачиком на верхней половине, в надежде, что сумеет вновь заснуть. Задачка, право слово, не из легких — немного погодя бедолага вытягивал ноги, которые оказывались на весу, и опять ждал, когда придет сон, но в итоге совсем просыпался и тогда наконец волей‑неволей вставал, чтобы привести кровать в порядок. Когда же попытки как будто бы завершались благополучно и кровать с постелью стояла как надо, владелец со всею осторожностью укладывался и с огромным удовлетворением вытягивал ноги. Все шло хорошо, потихоньку подкрадывался сон, и тут он имел неосторожность повернуться. Крак! Кровать сызнова разъезжалась, и прощайте надежды, поспать этой ночью не удастся.
Подобные ночные перипетии не мешали Большой Кайсе крепко спать, а малышам в голову не приходило разбудить ее и попросить о помощи. Прежняя‑то нянька мигом просыпалась от шума развалившейся кровати и в два счета все исправляла, без всяких просьб.
Над детской располагалась маленькая, тесная чердачная каморка, полная старых сломанных ткацких станков и прялок, а среди этого хлама жила сова‑неясыть. Диву даешься, какой шум могла поднять одна‑единственная птица. Ночами детям казалось, будто над головой перетаскивают громадные, тяжелые бревна. Они пугались шума, но прежняя нянька смеялась и говорила, что бояться нечего, это всего‑навсего неясыть. А вот Большая Кайса хоть и выросла в лесу, боялась всех живых тварей. Для нее они были словно злые духи, и, когда неясыть будила ее ночью, она доставала Псалтирь и начинала читать. Успокоить детишек она, разумеется, не могла, наоборот, пугала, так что бедная неясыть вырастала до размеров исполинского чудовища с головой тигра и крыльями орла. Описать невозможно, какая дрожь пробирала их до глубины души при мысли, что прямо над головой живет этакое страшилище. Вдруг оно проделает когтищами в потолке дыру и заявится к ним!
Никак нельзя сказать, будто Большая Кайса пренебрегала детьми или колотила их. Это ж ни на что не похоже, верно? Прежняя нянька не ахти как следила, чтобы дети не поранились и не перепачкались, зато обходилась с ними очень ласково.
Величайшим своим сокровищем дети в ту пору считали три маленьких деревянных стульчика. Подарок того самого замечательного старого столяра из Аскерсбю. Они не знали, было ли это возмещением за неудачу с кроватями, но думали, что такое вполне возможно. Стулья у него получились на славу, крепкие, легкие. Можно было использовать их как столы и санки, скакать на них по комнате, залезать на сиденья и спрыгивать на пол, класть на бок и устраивать из них хлев и конюшню — словом, они годились для чего угодно.
Но только если перевернуть стульчики, становилось понятно, почему дети так невероятно ими дорожат. На оборотной стороне каждого сиденья красовался портрет ребенка. Один изображал Юхана, мальчугана в синем костюмчике, с громадным кнутом в руке, другой — Анну, очаровательную девчушку в красном платьице и желтой соломенной шляпке с широкими полями, нюхающую букет цветов, а третий — Сельму, совсем маленькую девочку в синем платьице и полосатом фартучке, ни в руке, ни на головке у нее ничего не было.
Рисунки показывали, кому принадлежат стулья, и по этой причине дети считали их своей собственностью, но собственностью совершенно иного рода, чем одежда и прочие вещи, полученные от родителей. Одежда переходила от одного к другому, подтверждения тому они видели постоянно; красивые игрушки взрослые запирали в шкафу или ставили в гостиной на угловую этажерку, а вот стулья, помеченные их портретами, никто и не подумает у них отнять.
Вот почему Большая Кайса поступала прескверно, когда иной раз клала все три стула на высокий березовый комод, куда дети дотянуться не могли. Пусть даже она только что вымыла полы, а на влажных половицах оставались некрасивые следы, когда дети тащили стулья по полу, однако прежней няньке никогда не хватало духу отобрать у малышей стулья, хотя бы и ненадолго.
Г‑жа Лагерлёф, конечно, видела, что нянька не умеет обращаться с ее детишками. Они побаивались Большую Кайсу, не любили оставаться с нею. Но няньку наняли на год, и, пока срок не истек, уволить ее нельзя. Г‑жа Лагерлёф надеялась, что летом станет получше, ведь тогда дети целыми днями играли на воздухе и в основном обходились без няньки.
Как‑то утром в самом начале лета случилось так, что младшую девчушку оставили в детской одну. Толком не проснувшись, она сидела в своей раздвижной кроватке, недоумевала, куда могли подеваться все люди, а одновременно ей было до странности не по себе и хотелось спать.
Когда она понемножку пришла в себя, то вспомнила, что раньше этим утром она и другие дети вместе с поручиком Лагерлёфом ходили в Ос‑Брунн купаться. По возвращении Большая Кайса уложила всех троих в кровати, прямо в одежде, чтобы они перед обедом чуток поспали.
Однако сейчас кровати Анны и Юхана пустовали, и Сельма поняла, что они встали и ушли.
Наверно, уже играют в саду. Ее немного раздосадовало, что они ушли и оставили ее в детской одну. Но с этим ничего не поделаешь. Необходимо выбраться из кровати и идти за ними.
Сельме было три с половиной года, она вполне могла и дверь открыть, и спуститься по крутой лестнице. Только вот идти через весь чердак в полном одиночестве — предприятие весьма рискованное; она прислушалась: может, кто‑нибудь все‑таки придет за нею?
