В новой книге Вадима Шлахтера собраны тексты, которые сам он считает программными заявлениями. Автор дает свои — иногда очень жесткие — ответы на основные вопросы, которые волнуют тех, чей жизненный выбор — активное действие.
«Я — тренер, — говорит В. Шлахтер. — Я вижу свою задачу в том, чтобы тренировать людей на то, что у них пока получается плохо — контролировать свою собственную жизнь».
Если вы стремитесь подняться над толпой, подчинить себе внешние обстоятельства, стать лучшим из лучших — эта книга станет для вас заочным тренингом. Она поможет вам стать сильнее, воспитать в себе дух и волю, научиться делать правильный выбор в любой ситуации
Читатель!
Перед тобой не обычная книга. Я создавал ее для моих друзей, учеников, единомышленников. В ней собраны вещи, которые я считаю программными. Статьи, заметки, притчи — все, что отражает мою позицию в этом мире. Эта книга — квинтэссенция философии практического ницшеанства, манифест Сверхчеловека.
Это разговор, который я веду с теми, кто приходит на мои тренинги, кто пишет на форум, задает вопросы о своем месте в этом мире. И кто не хочет стандартных ответов, цель которых — подавить вашу волю и уничтожить дух. Здесь самые острые вопросы и самые острые ответы на главные темы жизни.
Я задумывал эту книгу как памятку для моих учеников. Как «карманный цитатник», который они могли бы унести с моих тренингов и всегда держать под рукой. Поэтому в ней нет ничего лишнего — ни лишнего объема, ни унизительного снисхождения к слабостям читателя. Я говорю то, что, считаю, должно быть сказано.
Случилось так, что я дал согласие на издание книги ограниченным тиражом. Тем самым дав тебе возможность проверить себя, потому что эта книга — не для всех. Ты можешь прочитать и восхититься. Ты можешь возмутиться и начать спорить. Неважно. В том и в другом случае ты придешь к пониманию и станешь сильнее. Или ты можешь испугаться. Тогда ты — не тот, для кого я писал эту книгу.
Я дарю ее Избранным. Тем, кто перешагнул свой Страх, кто готов следовать зову Пути, кто стремится по знать Истину.
Автор этой книги Матвей Юрьевич Ганапольский — российский журналист, писатель и общественный деятель. Он является ведущим радиостанции «Эхо Москвы» и колумнистом газеты «Московский комсомолец».
В своем новом произведении Матвей Ганапольский рассуждает о политике Владимира Путина в последние годы. Главный вопрос, который разбирает автор, — будет ли правление Путина пожизненным, станет ли он царем России. Факты, приводимые автором, и его аналитические материалы не только позволяют дать ответ на этот актуальный вопрос, но и показывают, к чему это приведет.
Книга рассчитана на широкий круг читателей, увлекающихся острой политической публицистикой, которая редко встречается даже в Интернете.
Когда г‑н Путин ехал в красивой машине по Кремлю сдавать дела, то вокруг было тихо и пустынно. Конечно, хорошо бы, чтобы вокруг стояли радостные люди с детьми и шариками, но такая уж российская традиция: власти люди особо не нужны. Поэтому инаугурация в России — это холодная качественная телетрансляция, огромные машины с мигалками, одиноко идущий человек и величие Кремля, не имеющее к этому человеку никакого отношения.
Трудно сказать, какие эмоции испытывал, шествуя по Кремлю, Дмитрий Медведев — его лицо было непроницаемым. Но можно было увидеть, что шел он точно, как ходит г‑н Путин, — одна рука прижата к телу, а вторая совершает красивые размашистые движения.
Интересно бы узнать, он перенял только походку или все остальное тоже?
Когда г‑н Путин читал прощальную речь, то он, конечно, не мог себе позволить напоследок сказать что‑нибудь по поводу «гриппозного носа» или «рабства на галерах», но чего‑нибудь оригинального хотелось.
И г‑н Путин сказал, что он обещал работать открыто и честно — так и работал.
Трудно было бы сказать точнее и правдивее. Всем известна манера г‑на Путина принимать решения не кулуарно, в Кремле, а в результате широкого обсуждения с гражданским обществом и оппозицией. Все помнят горячие дискуссии о назначении премьеров, об экономической стратегии и даже о выборе Дмитрия Медведева в качестве преемника. Вряд ли кто забудет накал прямоэфирных передач на госканалах, где г‑н Путин отстаивал лучшие качества своего протеже. Все помнят, как оппоненты позорно бежали с эфира, покоренные доводами г‑на Путина.
Вижу брюхо. Чувствую запах сигарет и старого кофе. Устало ковыляя в изношенных ботинках, входит редактор, всеми уважаемый Фрэнк Карри. Зубы в коричневом налете от табака.
- Как статья, детка?
У меня на столе лежит кнопка острием вверх. Он слегка надавил на нее пожелтевшим ногтем.
- Почти готова.
Написано три абзаца. А требовалось десять.
- Ладно. Плевать на нее, подшивай в папку и давай ко мне.
- Я и сейчас могу прийти.
- Плевать, подшивай и приходи.
- Отлично. Десять минут.
Мне хотелось забрать у него чертежную кнопку.
Он направился к выходу. Его галстук свисал почти до ширинки.
- Прикер?
- Да, Карри?
- Плевать на нее!
Фрэнк Карри считает меня доверчивой дурочкой. Может, потому, что я женщина. А может, потому, что я и впрямь такая.
Кабинет Карри находится на третьем этаже. Держу пари, его чертовски раздражает, когда он видит из окна ствол дерева. Хорошие редакторы видят не кору, а листья — если они вообще могут разглядеть деревья с двадцатого‑тридцатого этажа. Но для «Дейли пост», четвертой по значимости газеты Чикаго, которую перевели в пригород, такого простора больше нет. Хватит с нас и трех этажей, безжалостно распластанных, растекшихся по земле, незаметных среди магазинов, торгующих коврами и лампами. Наш поселок построили в рекордный срок, за три года, с 1961 по 1964‑й. Заказчик, корпоративный предприниматель, назвал его в честь дочери, которая за год до окончания строительства получила серьезную травму, упав с лошади. «Аврора Спрингз», — провозгласил он и сфотографировался рядом с указателем нового населенного пункта. А потом забрал свою семью и уехал. Дочь, которой теперь за пятьдесят (со здоровьем у нее порядок, иногда только в руках покалывает), живет во Флориде и раз в несколько лет приезжает сюда сфотографироваться возле указателя со своим именем, как когда‑то ее отец.
Я написала статью о ее последнем приезде. Карри она не понравилась: он вообще не любит реалистические сюжеты. Читая статью, он распил бутылку выдержанного ликера «Шамбор», и потом, когда выходил из кабинета, от него пахло малиной. Карри напивается часто, но ведет себя тихо. Однако пьет он не потому, что из его окна открывается такой приятный вид. Просто для того, чтобы отвадить невзгоды.
Я вошла к нему и закрыла дверь: кабинет редактора мне представлялся совсем другим. Здесь хотелось видеть большие дубовые панели, застекленное окно в двери с табличкой «Начальник», чтобы начинающие репортеры могли полюбоваться, как мы яростно спорим о правах, данных нам Первой поправкой к конституции. Кабинет Карри безликий и казенный, как и все здание. Там хоть журналистские дебаты веди, хоть мазок гинекологу сдавай — никому дела нет.
- Расскажи мне о Уинд‑Гапе.
Карри приложил шариковую ручку стержнем к подбородку. В зарослях седой щетины наверняка осталась синяя точка.
- Он находится в долине Миссури, в дальней части, на юго‑востоке. Рукой подать до Теннесси и Арканзаса, — принялась докладывать я.
Карри любил натаскивать репортеров по всем темам, которые считал нужными: количество убийств, совершенных в Чикаго в прошлом году, демографические показатели округа Кук, а теперь ему зачем‑то понадобилась информация о моем родном городе, хотя о нем мне говорить не хотелось.
- Уинд‑Гап стал известен до Гражданской войны, — продолжала я. — Он стоит на Миссисипи, поэтому некоторое время служил портом. Теперь там основной промысел — убой скота. Жителей около двух тысяч: потомственная денежная аристократия и отбросы общества.
- А ты к кому относишься?
- К отбросам. Из потомственной денежной аристократии.
Я улыбнулась. Он нахмурился.
- И что же, черт побери, там происходит?
Я сидела молча, перебирая в уме бедствия, которые могли произойти в Уинд‑Гапе. Это захолустный городишко, где вполне может что‑нибудь случиться: автобусы столкнутся или ураган налетит. Рванет на силосной башне или ребенок в колодец упадет. Мне было слегка досадно. Я‑то надеялась — как всегда, когда Карри вызывает меня к себе, — что он похвалит меня за последнюю статью, даст повышение и переведет на новый участок работы, а потом сунет в руки бумажку с нацарапанным на ней приказом о повышении зарплаты на один процент. Но я не ожидала, что придется говорить с ним о Уинд‑Гапе.
- У тебя же там мама, верно, Прикер?
- Да. И отчим.
А еще единоутробная сестра, которая родилась, когда я училась в университете; я до сих пор с трудом верила в ее существование и часто забывала, как ее зовут. Эмма. И еще Мэриан, которой давно нет в живых.
- Черт возьми, ты когда‑нибудь с ними общаешься?
В последний раз звонила на Рождество, после трех стаканов бурбона; разговор получился холодно‑вежливый. Я боялась, как бы мать не почувствовала запах виски по телефону.
- В последнее время нет.
- Господи! Прикер, читай хоть иногда телеграммы. Кажется, в августе прошлого года там было совершено убийство? Задушили маленькую девочку!
Я кивнула, как будто знала об этом. Но это была неправда. Из Уинд‑Гапа я общалась, хоть и редко, только с матерью, а она мне ничего об этом не рассказывала. Странно.
- А теперь еще один ребенок пропал. Похоже, там орудует маньяк. Поезжай туда, узнай все подробности — напишешь статью. Собирайся. Завтра утром ты должна быть в Уинд‑Гапе.
Ни за что.
- Карри, мы ведь пишем не триллеры.
- Да, но пишем не только мы. Есть еще три конкурирующие газеты — у них и сотрудников, и денег в два раза больше, чем у нас. — Он провел рукой по волосам, и они обвисли безжизненными прядями. — Нас вечно опережают, и мне это надоело. Это наш шанс рассказать что‑то интересное. Значительное.
Карри считает, что стоит только опубликовать «правильную» статью, как мы тут же станем самой популярной газетой в Чикаго и получим всеобщее признание. В прошлом году редакция другой газеты — не нашей — отправила корреспондента в его родной город, куда‑то в Техас, где во время весеннего половодья утонули несколько подростков. Тот написал информативную, хотя и грустную статью, в которой рассказал о причинах наводнения и выразил искреннее соболезнование, упомянул баскетбольную команду, потерявшую трех лучших игроков, и посетовал на низкую квалификацию работников морга, которые не смогли привести останки ребят в надлежащий вид. Автор статьи получил Пулицеровскую премию.
Но мне все равно не хотелось туда ехать. Так отчаянно не хотелось, что я вцепилась в подлокотник кресла, как будто Карри мог вытряхнуть меня силой. Он сидел и несколько мгновений смотрел на меня глазами цвета виски. Потом откашлялся, взглянул на фотографию жены и мягко улыбнулся, словно врач, который собирается сообщить неприятную новость. Карри любил поорать — считал, что таким и должен быть редактор старой закалки, — и все‑таки он один из самых порядочных людей, которых я когда‑либо знала.
- Послушай, детка, не можешь — значит не можешь. Но думаю, тебе бы пошло это на пользу. Выясни, что произошло. Поезжай. Это очень интересный материал, нам он нужен. Тебе он нужен прежде всего.
Карри всегда возлагал на меня большие надежды. Он думал, что я буду его лучшим репортером, говорил, что у меня неординарное мышление. В течение двух лет работы я с удивительным постоянством не оправдывала его ожиданий. Сейчас, сидя напротив него за столом, я чувствовала, что он ждет от меня поддержки. Я кивнула, стараясь выглядеть уверенно.
