[TIFLO] Ахтямова
"Школьный вестник"
НА КОНКУРС "ШРИФТ БРАЙЛЯ В МОЕЙ ЖИЗНИ"
Роза Ахтямова
УСНУТЬ, ЧТОБЫ ПРОСНУТЬСЯ
Толкни свою повозку к звезде.
Эмерсон
Включите свет; я не хочу уходить
в темноте.
О. Генри
1
Тоненькая рука робко касается холодных металлических клеток. Пройдёт некоторое
время, пальцы ребёнка станут увереннее, смелей, и рука его окрепнет и прозреет.
А пока она, старательно выкалывая каждую точку, заполняет клетки. На обратной
стороне бумаги образуются маленькие выпуклые прямоугольники. Первые буквы. Первые
слова.
В начале урока ученики сидят прямо, но вскоре учительница многократно повторяет:
<Поднимите головы! Сядьте прямо!> Я тоже на мгновение наклоняюсь, чтобы крепким
собственным лбом помочь своим слабым рукам. Действительно, так дело идёт быстрей
и легче. Спохватившись, я резко выпрямляюсь, но учительница успевает произнести
моё имя. Впрочем, такое происходит со мной в первый и в последний раз: эта поза
оскорбляет моё больное самолюбие.
<Мама мыла раму>, - читают по слогам одноклассники. Я знаю все буквы, уже бегло
читаю, хотя к учёбе приступила позже их. Отец привозит меня в школу вовремя,
но я не иду в класс. Проливая горючие слёзы, слоняюсь в тоске по коридорам и
по чужим классам. Однажды меня приводят, вернее, приносят насильно, но я продолжаю
всхлипывать даже на уроках пения.
Ночь. В огромном барском зале бывшего барского дома стоят 54 кровати, тесно прижавшись
друг к другу. Это спальня девочек, - самая большая в интернате. Я прячу голову
под подушку и почти беззвучно оплакиваю своё одиночество, свою судьбу, судьбу
самой маленькой воспитанницы в этой необычной школе. Кто-то осторожно приподнимает
подушку, вытирает моё лицо грубым полотенцем и говорит очень тихо, чтобы никого
не разбудить:
- Господи, сохрани и помилуй! Родители-то, родители! Такую-то маленькую привезти!
Не плачь, деточка.
Няня поправляет одеяло, подушку, а потом шепчет ещё тише, но торопливо и горячо:
- А я тебе - знаешь что?! Я тебе книжечку принесла! А ты почитай, это помогает!..
Всё забудешь, и тоска пройдёт. Потом уснёшь. Вот, попей водички и - почитай...
О, добрейшая няня! Милая тётя Наташа! Как же ты была мудра и божественно права!
Помогает! Оказывается, помогает! Многим помогло. Позже помогло и мне. Помогло
не только забыться и уснуть, но и проснуться, и вспомнить, и, выравнивая дыхание
собственными силами, продолжатъ жить. Но тогда...
Книга показалась мне огромной и тяжёлой, а беспорядочно рассыпанные по странице
точки - на ощупь злыми и колючими.
2
Мы знаем истину, но не столько
рассудком, сколько сердцем.
Паскаль
Первый класс. На стене висит что-то вроде стенда, сделанного из мешковины. На
нём нашиты матерчатые кармашки. Их количество равно количеству учащихся. Сверху
крупными буквами учительница пишет: <Что я читаю>. Одни кармашки так и остаются
пустыми до конца учебного года, другие - постепенно толстеют от вложенных в них
карточек с названиями прочитанных книг. Кармашки расположены в алфавитном порядке.
Мой - самый первый, но не самый толстый. Я много раз перечитываю полюбившуюся
книгу, чтобы заново пережить то, что находит отзвук в одинокой детской душе:
<Гуттаперчивый мальчик>, <Каштанка>, <Без семьи>, <Девочка со спичками>. Не испытываю
привязанности к русским народным сказкам. Возможно, реальность не позволяет мне
ощутить их прелесть, потому что она, реальность, оказывается пока гораздо сильней.
Правда, так случилось, что сказки Андерсена и Уайльда пленили меня навсегда,
завораживая изяществом и красотой, поэзией и какой-то особой грацией.
А поэзия? Внезапно она стала той роковой воронкой, которая, однажды захватив,
затянула, закружила и завихрила, и из этой воронки уже не суждено было выбраться.
Едва научившись читать, я легко находила драгоценные поэтические жемчужины, чуткими
пальцами чувствуя их притягательное, спасительное тепло, их живительную силу,
и припа-дала к ним всем своим существом. Неуловимой, волшебной музыкой звучала
мне поэзия. Эту музыку невозможно выразить словами, потому что нет ни в одном
языке слов таких, потому что музыка сама произносит и возносит, владея языком
гнетущего сада и глухой мрачной могилы. Кто может постигнуть тот таинственный
язык? Кто услышит его слова? Быть может, зрячее ухо слепого? Слепого, который,
касаясь всевидящими пальцами выпуклых нотных знаков, вдруг переосмыслит их и
выразит то чарующее, неземное и невыразимое.
Моя любовь к поэзии постепенно росла. Я читала стихи, как молитву, могла их петь,
и бубнить, и шептать в долгие бессонные ночи. Так металась в поисках ритма, ритма
жизни. Ритм - это порядок, без которого немыслима жизнь слепого.
3
Давайте выращивать
свой сад.
Вольтер
Книжки-малышки. Так называют тоненькие рукописные тетради, в которые старшеклассники
переписывают для нас, малышей, разные сказки. Я тоже решаюсь пополнить нашу библиотеку.
Учительница сурово предупреждает, что переписывать следует очень внимательно,без
ошибок.
Аккуратно, огромной <хомутной> иглой сшиваю тетради. Только обложку доверяю подписать
по-зрячему учителю или воспитателю, а второй лист полностью оформляю сама. Сверху,
в середине строки, предварительно отсчитав в приборе клеточки с обеих сторон,
пишу имя автора. В самой середине листа - название произведения, которое заключаю
в замысловатую рамку из <зеркальных> брайлевских букв. Например, сверху - горизонтальная
цепочка из букв <ЭО>, строчка под названием - волнистая линия из букв <ИЕ>. Соединяю
рамочку с двух сторон вертикальными линиями, используя буквы <рв> или <ют>, но
обязательно соблюдая симметрию. Вариантов множество. Кроме того, эту рамочку
можно сделать двойной. А ещё я <рисую> большую раму - по периметру листа. Для
этого чаще всего использую букву <Щ>. Такая рама придаёт строгость и солидность
моей работе. Возможно, зрячему человеку, представляющему вместо брайлевских обычные,
известные ему буквы, расположенные таким образом, покажется всё это чушью и дикой
нелепостью,
С каждым последующим выпуском очередной книжки-малышки я становлюсь всё более
изобретательной. Так у меня, ученицы второго класса, появилась собственная типография,
где я была художником-оформителем, фальцовщиком, переплётчиком и корректором.
Продолжалось это несколько лет, и работало моё предприятие исключительно на благотвортельной
основе.
Весьма любопытно, сохранилась ли в школьной библиотеке хотя бы одна такая книжка,
книжка-малышка?
4
Что-то в руке лучше, чем ничего.
Джонсон
Миллионы, миллиарды точек. Если собрать все мои книжки-малышки, все школьные
тетради, включая и нотные (для занятий музыкой), студенческие конспекты, собрать
бы все письма и дневники, записные книжки и рукописи...
Летние каникулы. Я окончила третий класс. Окончила на <отлично>, но мама к оценкам
равнодушна. Её куда больше волнует моё здоровье. Даже не здоровье вообще, а моя
правая рука. От постоянных нагрузок и напряжения деформировалась кисть, и у основания
большого пальца образовалось затвердение в виде конуса.
Рано утром отец уходит на работу. На полу, возле тазика с горячей водой, - кусок
хозяйственного мыла. Я сижу перед тазиком и дрожу от утреннего холода и ожидаемой
боли. Мама, окунув мыло в кипяток, густо намыливает свои ладони и приступает
к массажу.
От воды появляется пар, а от моего крика просыпается весь дом. Я кричу, но не
вырываюсь, и поэтому на мой крик мама не реагирует. Процедура повторяется многократно,
в течение нескольких дней. Затвердение исчезает, и кисть выравнивается.
И снова осень, снова школа. В выходные дни мы собираемся группами, поём песни,
фантазируем: вот бы сейчас вдруг оказаться дома! А вот бы этот стол вдруг превратился
в огромный торт с кремом! Моё желание более реалистично: прибежал бы кто-нибудь
из ребят и сказал, что ко мне приехал папа. У одной девочки нет ни папы, ни мамы.
А желание есть: она хотела бы, чтобы наши грифели стали бархатными, а бумага
- шёлковой. Это звучит неожиданно, смешно и даже глупо, но мне всё равно нравится!
Здорово!
О Луи Брайле рассказывают детям с первого класса. Но то ли не так рассказывают,
то ли мы ещё настолько наивны, что пока не можем оценить его гениальное открытие.
Хотя тот факт, что оно воспринято нами, как воздух, что мы читаем и пишем, как
дышим, и есть высочайшая оценка, и именно в этом жизнеутверждающий смысл чудесного
шеститочия.
А по-настоящему, конечно, понимает, осознаёт и оценивает всё это слепой человек
(особенно человек творческий) лишь в зрелом возрасте, выходя на финишную прямую,
оглядываясь на своё прошлое. Натруженные руки слепого, лежащие на открытой книге,
можно считать символом его возрождения.
Различные тифлоприборы (включая и приборы бытового назначения), пишущие и читающие
машины, диктофоны, компьютеры... ни один слепой не отказался бы использовать
их. Но в повседневной жизни я не могу обойтись без обычного брайлевского прибора
и обыкновенного грифеля, которые обеспечивают мне относительную свободу и максимально
приближают мои возможности к возможностям зрячего человека. Привычка? Да, и привычка
тоже. Однако попытка использовать диктофон вместо записной книжки так и не увенчалась
успехом: случайно нажимаю не ту клавишу - и необходимый телефон, записанный мной
в дороге, навсегда исчезает.
Брайлевская домашняя библиотека, учитывая объём книг, - непозволительная роскошь
для слепого. Моя личная библиотека ничтожно мала, но я дорожу ею бесконечно.
Главное, она всегда при мне. Кроме того, истинное наслаждение от чтения я получаю
лишь тогда, когда книгу читаю своими руками. Читаю и перечитываю отдельные страницы,
строки, любуюсь и восторгаюсь фразой, словом. Это помогает мне сохранить своё
видение вещей, понимание ситуации, сохранять своё мироощущение и свой мир. Чтобы
не утратить обретённый для себя смысл жизни, необходимо сохранять свою индивидуальность.
Выпуск листа на новом месте: 480
