Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Скурлатов В.И. Философско-политический дневник


Русский Взгляд посвежел

Отмечу позитивные изменения в передачах «Русский Взгляд» по 3-му телеканалу (по воскресеньям на третьей кнопке с 15.25). Почти не стало прежнего занудства, зато резко вырос интеллектуальный уровень. Новые ведущие – Дмитрий Дюжев и Елена Писарева, шеф-редактор Ольга Любимова (http://www.3channel.ru/rus_view). Сегодня тема была – Русский взгляд на проблемы современной литературы:

- Мы привыкли думать, что русские – самая читающая нация в мире. Однако из 40 развитых стран по качеству чтения мы на 33 месте.
- Половина россиян не покупает книг, 37% не читают вообще, у трети граждан дома нет ни одной книги.
- Чаще всего в книжных магазинах спрашивают зарубежные любовные романы и русские детективы.
- В пятерке самых издаваемых авторов в России - Донцова, Акунин, Устинова, Полякова и Николай Васильевич Гоголь.
- Две трети россиян предпочитают легкое чтиво. Но книжные магазины ломятся от книг и покупателей. И ежегодно в России издается почти 100 тысяч наименований книг.

Выступали сегодня все неплохо, кого я слышал (отвлекался), - критик-литературовед Андрей Архангельский, писатель и публицист Александр Проханов, отец Иоанн (Охлобыстин), издатель-ресторатор Дмитрий Ицкович. Интересно говорил о своей позиции и своих вкусах Александр Андреевич Проханов, сильное впечатление вменяемостью и грамотностью произвел отец Иоанн, а Дмитрий Соломонович Ицкович изложил свой здравый взгляд на время и литературу. Взгляд Ицковича такой же, как и у меня – нет вызова времени, и само время какое-то суррогатное и атомизированное и рассыпанное, и соответственно «нет книги, которую не мог бы не прочесть». Кроме того, Ицкович рассказал об изданиях своего О.Г.И. (Объединенное Гуманитарное Издательство), о деятельности своего клуба «Билингва».

Но меня заинтересовал Андрей (отчество - ?) Архангельский – заведующий отделом культуры журнала «Огонёк» (http://www.ogoniok.com/authors/aarhangelskij/). Родился в Севастополе 21 июня 1974 года. Образование: высшее журналистское и музыкальное. В «Огоньке» с 2001 года. Печатался в российских и зарубежных СМИ: Независимая газета, Московские новости, FUZZ, Toronto Slavic Annual, др., работал на телевидении. Лауреат премии «Огонька» за 2003 год. О себе – «Журналистика - достойная профессия, главная ценность демократии - свобода слова, главное событие в жизни - перестройка, М С. Горбачев - великий человек, тоталитаризм в любых его проявлениях - отстой, разговоры про «все журналисты продажны» - отстой (никогда не писал «джинсы»), те, кто не читает газет и журналов - отстойные люди. Не любит: собак, обывателей, глупых женщин, тех, кто переквалифицировался из официанток в журналисты, тех, кто не задумывается о смысле жизни. Интересы помимо журналистики: умные женщины, европейская литература 20-40 гг. ХХ века, современная русская литература, философы-постмодернисты, классическая музыка и минимализм, рок-н-ролл 50-х, большой теннис, смысл жизни».

Профиль понятен, и я бы не сказал, что этот Андрей Архангельский какой-то оригинал или светоч, но он варится в современной русской литературе и потому может компетентно судить о репутациях и взаимовлияниях. Два живых классика для него - Александр Солженицын и Василий Аксенов. Насчет Аксенова – я сомневаюсь. А почему не Валентин Распутин? Его учитель Вадим Перельмутер говорил, что классиками надо считать тех, с кем в той или иной сфере деятельности нельзя не считаться. Но лично для Андрея Архангельского двумя самыми крупными русскими писателями современности являются Виктор Пелевин и Владимир Сорокин, ибо они открывают глаза на нынешнюю действительность. Здесь я с ним во многом согласен – Пелевин и Сорокин осмысливают наше время метафизично и в основном верно. «Они, - сказал Андрей Архангельский, - перевернули моё мировоззрение и показали мне гнилую суть того мира, который я любил».

Ещё Андрей Архангельский сказал, что поставил бы памятник Оксане Робски. Бездуховность мародеров-паразитов, обогатившихся на разграблении горящего и рушащегося дома России, - очевидна. Но интересен все же взгляд как бы изнутри. И я прочитал две заметки Андрея Архангельского из еженедельного журнала «Огонёк». Сначала – «Робская сущность» (2006, № 04 /4929/, стр. 30 http://www.ogoniok.com/4929/30/):

«Год назад с выходом Casual Оксаны Робски началась эпоха литературного гламура. Новый, третий по счету, роман Робски «Про любоff/on» - это уже гламур с человеческим лицом.

В России труднее всего быть средним писателем. Гениев любят, плохих - читают, а середины не признают вовсе. Робски - средний писатель, и в определении нет ничего оскорбительного: это качественная попса, это группа Uma2rman, это «Камеди-клаб» на канале ТНТ, это доктор Курпатов, это все, что сегодня имеет относительный успех и при том не лишено вкуса.

Однако масса приличных людей, всерьез обсуждающих Лукьяненко и Гришковца, Джоан Роулинг и Дэна Брауна, всякую глянцевую муть про жизнь гейш, при упоминании Робски до сих пор напряженно морщат лобик и говорят фи. В литературной среде при первом появлении Робски вообще случилось короткое замыкание: в одной газете на предложение написать о Робски, например, отвечали: нет, потому что - внимание, цитата - «подумают, что это она нам заплатила».

На самом деле к Робски потому все отнеслись настороженно, что она испортила прекрасную и простую дотоле картину российского книжного рынка. Художественная литература до 2005 года удобно делилась на массовую пошлую («его рука опустилась на ее высоко вздымающуюся грудь, и дрожь прошла по всему ее телу») и элитарную, но, увы, нечитаемую, потому что народ духовно обнищал, культура в упадке, все катится в пропасть, только мы, плечом к плечу, и так далее. Робски своим Casual предложила книжному рынку третий вариант - «средней литературы» и «среднего читателя»: ее книги значительно сложнее и глубже иронических детективов, читают их отнюдь не только домохозяйки и при этом читатель ее весьма массов (совокупный тираж трех книг Робски на сегодня составляет полмиллиона экземпляров).

А какая реклама была, возопите вы. Реклама первой книги - да. У второй и третьей книг ее не было вовсе - тиражи при этом остались прежними (первая книга - 200 тысяч за 4 месяца, вторая - 295 тысяч за полгода, а вот третья - аж 160 тысяч за один месяц продаж). Робски сама себе стала рекламой, взявшись вести программу на НТВ. Проект, впрочем, скоро закрылся, потому что от гламура гламура не ищут.

Спустя год, однако, отношение к внебрачной дочери литературы существенно изменилось и в читательской, и даже в профессиональной среде: вот уже и либеральный критик Лев Данилкин пишет, что Робски новым романом прививает вчерашним бандюкам манеры старой русской аристократии, а консервативный критик Лев Пирогов называет девушку «чудищем робским» и главным злом прошедшего года. Признали, да.

Но главное даже не это. Год назад с выходом Casual произошло знаменательное событие в истории русской литературы: чуть ли не впервые за сто лет писанием прозы в России занялся богатый человек, заработавший деньги ДО того и НЕ писательским трудом. Для нашей литературы это в своем роде революция - это независимость от мнения литературных олигархов, это свобода в выборе тем, это отсутствие трепета перед издателем. То, что рублевская барыня всерьез занялась литературой и, вероятно, хочет даже литературной славы, означает, что профессия литератора отнюдь не потеряла своего высокого статуса в России, как считалось многими. Этим шагом Робски даже в чем-то примиряет очень богатых и очень бедных, словно говоря им: да, мы тут куршевелим и жизнь у нас оттопыренная, но счастья, знаете ли, как не было, так и нет. Ей веришь - счастливые таких романов не пишут.

Ее главное достижение - то, что она вернула моду на «гламур без хеппи-энда»: как выяснилось, читателю нужен не бессмысленный «позитив» и не чтобы «в конце поженились», а сочувствие, сопереживание - ощущаете разницу? А сочувствовать можно только герою страдающему, проигрывающему, не лишенному недостатков, такому, как ты сам.

Первый роман Робски именно этим ценен - он о том, что жизнь на Рублевке не есть сплошное розовое счастье, что флирт с секретаршей разрушает даже рублевский брак, что освидетельствовать застреленного, хотя и бывшего, мужа больно, отчего потом, на улице, героиню вполне по-житейски продолжительно рвет. В первом романе доверие вызывает именно сочетание очень богатого антуража и вполне земных, простых мыслей и реакций героини. Именно соединение советского цинизма и водопада брендов и было самым точным отображением нашей действительности - не только рублевской, но и нашей общей.

Жонглируя всем этим (мы пили Kristal Rose 1978 года… Remy Мartin на палочке… к этому платью подойдет сумочка Tod’s), Робски разоблачает, делает вещи хотя и дорогими, но всего лишь вещами, указывая им свое место.

Второй роман «День счастья - завтра» потому и был пролистан, а не прочитан, что будь он хоть триста раз хорош, эффект от Casual ему не перебить. Он вышел всего три месяца спустя после первого и был его бледной копией. Он был написан «с головой» - в отличие от первого, где все была одна непрерывная женская истерика. И всем тогда казалось, что на этом литературная судьба Робски закончится, а начнется бизнес. Но Робски, без всяких волнений отыграв второй блин комом, спешно принялась за третий, который вышел в декабре и на котором стоит остановиться поподробнее, ибо он тоже есть феномен.

Если первые два романа были написаны от лица остроумной, но гламурной девицы, то третий «Про Любоff/on» - от лица девушки «из простых», двадцати с чем-то-летней аспирантки, без машины и даже без денег на пару хороших сапог. Робски упрекали в том, что про жизнь Рублевки и дурак напишет, а вот попробовала бы она выдумать сюжет и героев «из жизни»… Вот она и попробовала. Персонажи, конечно, наспех склеенные и ходульные, но веришь, как ни странно. Героиня из народа полюбила богатого, а он попользовался и бросил: счастливого финала нет, но и трагедии нет, всем все было ясно с самого начала, а что же есть? А есть приобретение жизненного опыта. Это и есть настоящий позитив. Больший, чем все «Дозоры», вместе взятые.

Мы за десяток последних лет приобрели тысячи новых реакций, раздражителей, но они до сих пор не описаны в литературе. Тысячи раз описана жизнь киллера и проститутки, а о мыслях обывателя в очереди в супермаркете - ни слова! Герои всех романов, и третьего тоже, - заурядные люди, даже если и богатые. И большинство их реакций, и мыслей - именно заурядные, человеческие. Но не примитивные, в этом вся разница. Герой Робски - это продукт постсоветской эпохи, когда на восхищение собственной мыслью нет времени, а есть время только на коротенькую sms - «… Человек в шубе был швейцаром. Я была дурой». При всем желании славы Робски не заподозришь в претензиях на высокую художественность слова. Зато у нее есть наблюдательность и способность переводить увиденное в образы. Есть у нее фразы, от которых просто трясет - вроде «снег валил крупными хлопьями и мокро попадал за шиворот». Но сразу за этим - строки, которые свидетельствуют о каком-то чутье, хватке, отличающей писателя от графомана: «Когда мне было 15, я думала, что в 25 буду совсем другая. Взрослая, серьезная. С мужем и детьми. И с длинными волосами. Из всего этого сбылось только одно - я взрослая. Ни одного человека, похожего на моего мужа, я не встретила». Робски сама не знает, на что она способна. Ее героиня как бы умнее, чем она сама, - редчайшее качество для писателя.

Чтобы очистить мозги от мусора, которым нам забивали голову 15-20 прошедших лет, от всех этих фэнтези и детективов, исторической псевды и энциклопедий пива, сегодня нужна именно такая литература: простая, но не безвкусная. Роман «Про Любоff/on» Робски отлично выводит шлаки, читательский организм опять привыкает к нормальной пище. Большего и не нужно. Потом рацион можно усложнять, пойдут другие книги - умнее, тоньше, лучше. Хороших писателей опять начнут покупать и читать, и лет через 20 они и не вспомнят, пожалуй, что дорогу на рынок им проложила девушка с Рублевки. Как бишь ее звали?.. Э-э-э. Ну, не важно. Выпьем за литературу! За нашу литературу!».

Андрей Архангельский дал, на мой взгляд, оптимальную оценку литературного творчества Оксаны Робски и его места в художественном отображении нынешней жалкой российской действительности. В подверстке – мнения других оценщиков:

«Все эти телки из Сasual чувствуют себя, прошу прощения, принцессами, хотя по возрасту смахивают на великих княгинь. И мечутся - то к батюшке на исповедь, то к косметологу на липосакцию» (Виктор Топоров, главный редактор издательства «Лимбус пресс»)

«Робски - это исключительно «нулевая семантика», или, по-русски выражаясь, бессмысленная литература. Я жду от чтения или катарсиса, или на худой конец пользы. А чем запивают суши, мне знать без пользы» (Павел Басинский литературный критик)

«Пусть никого не обманут попытки Робски изобразить своих героинь пытающимися трудиться. Все это лажа. Осмысленный труд в перерывах между пьянками и порциями кокаина невозможен» (Альфред Кох, бизнесмен)

Андрей Архангельский развивает тему в заметке «Не робского десятка» (Огонёк, Москва, 2006, № 23 /4848/, стр. 32 http://www.ogoniok.com/4948/32/):

«Рублевские дамы пишут не для того, чтобы заработать, а чтобы высказаться: этим искренним порывом они и ценны. И они могут позволить себе то, чего не могут другие: нарушать формат.

«Брачный контракт» - это и публицистика, и роман, и чуть ли не Уголовный кодекс в одном лице. Вещь одновременно смешная и трагическая. Брачные рублевские истории перемежаются комментариями из типового брачного контракта. Несмотря на всю трагичность, истории Огородниковой напоминают нам, простым холопам, пионерские «страшные» рассказы после отбоя:

«Одна женщина на Рублевке очень любила своего мужа-олигарха, они жили вместе 15 лет, а потом он выбросил ее с тремя детьми на улицу, и сегодня они торгуют на Измайловском рынке вьетнамским барахлом!» Или: «Одна женщина на Тверской очень любила своего мужа-банкира, а он денег ей не давал, заставлял ходить в церковь, а сам купался в роскоши и водил проституток в офис!»

Настоящая рублевская литература тем и отличается от поддельной, что далека от умиления гламуром: наумилялись уже. Напротив, литература эта социальна, трагична и как бы даже философична: героини продают свою красоту, но красота уходит: кто и как за это заплатит?

Примечательна, однако, степень серьезности, с которой рублевские жительницы именно сегодня задумались о несправедливости жизни. Это вам уже не Робски с ее пофигизмом. Это - кровь и слезы без любви, но со ссылкой на общечеловеческие ценности.

В 90-е - безбашенные и отвязные, когда жизнь была копейка и стать в один день олигархом было так же легко, как и покойником, - о длительном счастье не думали: все жили одним днем, завтрашнего могло и не быть, и это была лотерея. Сегодня, когда список VIP-персон уже почти сложился, их жены задумываются о вечном: как все нажитое с мужем хотя бы сохранить, как обезопасить себя и детей, если олигарху придет в голову «сменить обстановку»?

И правда, вопрос нешуточный: тут, как говорится, у них любовь с интересом. И можно даже посмеяться над наивными потугами, но не советую (видели бы вы их лица при фразе «Оставил ей съемную квартиру», видели бы вы их глаза, этих 40-летних ухоженных женщин. Чистые тигрицы). «А нам-то что за польза с этого?» - злорадно спросит читатель. А вот такая: думая о своем благе, рублевские жены неизбежно тем самым приносят пользу и всему обществу.

Дело в том, что в России все хорошее всегда приходило сверху - такая уж страна. Вот рублевские женщины и вводят первыми в общественный обиход понятия и вещи, которых у нас до сих пор дичились, но которые необходимо признать. Та же Огородникова обозначила в романе такую идею, что любой крупный литератор удавится от зависти. Человек - вообще-то зверь, пишет Огородникова. Ты сам от себя не ожидаешь, на что способен в критической ситуации. И чтобы обезопасить себя от потенциального зверства во время того же развода, человечество и придумало брачный контракт. Вся эта любовь-морковь - даже безумная - проходит, и нам, девочки, еще в начале этой любви необходимо иметь хоть какие-то гарантии: поэтому брачный контракт и нужен в России, и как можно скорее.

И что, она не права? Да права, тысячу раз. Огородникова пишет на самом деле о том, о чем не удосужились написать за 15 лет все наши высоколобые мыслители: прежде чем говорить об общей национальной идее, обществу необходимо договориться между собой: какую ответственность несем друг перед другом? О необходимости социального контракта (общественного договора) между человеком и государством, человеком и человеком, говорят в России уже не одно столетие: богатые инициативные леди бессознательно и пытаются этот контракт о правах и обязанностях подписать - хотя бы на уровне брачного.

Выход книги Огородниковой совпал с инициативой государства выплачивать матерям по 250 тысяч рублей за второго ребенка: теперь женщинам в России - не только рублевским - получается, есть что терять. И контракты - с мужем, государством и миром - им очень пригодятся. Берегитесь».

В предшествующей заметке «Быдлу нет места даже в аду» я как раз обращал внимание на червей, жирующих в язвах заживо-разлагающейся моей Родины. Они – не бесы, не воинство Сатаны (эти – рядом, но выше Рублевки). Они редко находят в себе силы к божественному или сатанинскому деянию. С ними брезгуют даже бороться. Но они – разновидность сущего, и потому заслуживают художественного и прочего осмысления.


В избранное