Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Драматические актрисы России

  Все выпуски  

Драматические актрисы России Олеся Железняк: Даже дети счастью не помеха


Олеся ЖелезнякМне двадцать один год, а я уже в больнице для стариков. На нервной почве отказали все внутренние органы, и я оказалась в институте геронтологии. Кажется, жизнь закончилась. Да и карьера не удалась

Олеся Железняк: Начиналось все просто здорово Марк Анатольевич Захаров, руководитель нашего курса в РАТИ, предложил мне, его студентке-второкурснице, сыграть роль в спектакле Варвар и еретик. Моими партнерами стали Броневой, Инна Чурикова, Янковский, Джигарханян, Абдулов, которых я боготворила с детских лет. С одной стороны, я испытывала ликование и восторг, с другой волнение и дикий, парализующий страх.

Отчетливо помню первую репетицию. Мне дали листочек с четырьмя строчками и сказали: Спойте Петь я должна была запредельно высоким голосом. В полной тишине под звук собственных шагов я медленно прошла через весь зал, развернулась, вытянулась по струнке, набрала в легкие побольше воздуха и запела каким-то неестественно низким утробным голосом. Когда закончила, в зале наступила тишина, показавшаяся мне зловещей. Первым заговорил Абдулов: Если бы меня попросили такое сделать, я бы умер. Меж тем я выжила и даже приступила к репетициям.


Несмотря на ужасающее пение, Марк Анатольевич доверил мне роль Марфы, служанки героини Инны Михайловны Чуриковой. Так начались полтора месяца ада. Я не могла понять, что делаю здесь, на сцене, среди этих богов? Кто они и кто я? С каждым днем крепло внутреннее убеждение: я бездарность. Мне было очевидно: произошла ошибка, я случайно попала и в эту профессию, и в этот замечательный театр. Принимая это как данность, я ждала, когда мое ничтожество заметят все остальные.

Этого не происходило. В ожидании позорного разоблачения я страдала. Очень часто у меня случались приступы паники, внезапно наступало удушье, перед глазами плыли круги, а сердце бешено колотилось. Я перестала спать, практически ничего не ела и голода при этом не испытывала.

Теряла силы с каждой репетицией. Одевалась теплее и теплее. Напяливала много слоев одежды: теплые свитера, кофты, колготы, штаны, носки. Созрела к тому, чтобы нахлобучить шапку. Так велико было желание закрыться от всех и вся. Когда стояла на сцене и видела ИХ, как булгаковская Маргарита думала: Невидима и свободна, невидима и свободна, занималась медитацией. Однажды Марк Анатольевич сказал: А теперь, молодое дарование, поправьте кофточку Инны Михайловны, и я с ужасом поняла, что не могу этого сделать, не слушаются руки. Ко мне несколько раз подходил Олег Иванович Янковский и, сочувственно качая головой, говорил: Железняк, Железняк…

Он сразу отнесся ко мне очень тепло и по-доброму, я же в свою очередь не раз ловила себя на мысли, что внешне он очень похож на моего отца. Когда на одной из последних репетиций я сидела вся укутанная в какое-то немыслимое длинное пальто, Янковский опустился передо мной на колени и заглянул в глаза: Что с тобой? Я чувствовала себя ужасно, но ничего не ответила. Последней каплей стала репетиция с Леонидом Сергеевичем Броневым.

Он должен был бросить мне фразу: Марфа, хочешь на рулетку? на которую моя героиня по сценарию отзывалась восторженным криком. Когда Броневой произнес реплику, я чуть не упала в обморок, но собрала последние силы и издала тихое: Пу-у-у Леонид Сергеевич обернулся к Захарову и сказал: Марк Анатольевич, если она так будет играть, я уйду со сцены. Внимательно обведя всех взглядом, я поняла, что на репетиции больше не приду. Ощущала себя так, как будто тяжело больна. С трудом доползла до поликлиники. Там вынесли вердикт срочно в больницу.

О том, что мне нужно лечь в стационар, я сообщила в театре. До сих пор очень благодарна Марку Борисовичу Варшаверу, директору Ленкома, он подключил свои связи в области медицины, и меня определили в институт геронтологии, который специализируется на лечении пожилых людей. Как мне потом объяснили врачи там мне было самое место. Все мои органы оказались изношенными, как у древней старухи: не работали печень, почки, желудок, было истощение сердечной мышцы. Меня переводили из отделения в отделение. Начался нескончаемый круговорот обследований, процедур, уколов, капельниц. В результате моя карта распухла до гигантских размеров и стала даже толще, чем у пожилых пациентов, населяющих это медицинское учреждение.

Я была намного младше других, и, видимо, поэтому меня, внучку полка, полюбили все соседки по палате. Они меня подкармливали, рассказывали истории из жизни. Особенно запомнилась одна бабушка. Она постоянно жаловалась: Олеся, не могу спать. Видишь, Валерка опять пришел, смотрит на меня из окна. Зашторь его, чтобы не смотрел. Ой, он лезет, лезет ей мерещился старый ухажер, героически штурмующий окно шестого этажа. Несмотря на это, я была счастлива пытка сценой закончилась.

Никогда ни до, ни после больницы у меня не было так много свободного времени, чтобы в тишине и покое поразмышлять обо всем на свете. Лежа на продавленной панцирной сетке, на которую был брошен старый матрас, застеленный проштампованным бельем, и укрываясь коротким казенным одеялом, я прокручивала в голове свою жизнь. Чем больше я о ней думала, тем светлее и радостнее она мне казалась. Даже мучительные репетиции уже не представлялись такими зловещими. Лишь один эпизод из прошлого меня настораживал. Он касался моей личной жизни.

Африканские страсти

Незадолго до больницы Спартак парень, с которым я встречалась, в приступе ревности избил моего знакомого. Я была испугана. Понадобилось время, чтобы снова смогла ему доверять. В том, что мой избранник не монстр, окончательно убедилась, лежа в больнице. Спартак ежедневно навещал, подбадривал, носил гостинцы, выгуливал в скверике, беседовал с врачами. Делами, а не словами доказал, что добрый, заботливый и чуткий человек.

Спартак Сумченко: Сам не ожидал от себя такой агрессии. Молодой, горячий, влюбленный, я очень ревновал Олесю. Тогда наш роман был в разгаре. А познакомились мы двумя годами ранее на подготовительных курсах во ВГИКе. По моему календарю наша встреча произошла 10 февраля, по Олесиному 31 января. К общему знаменателю в этом вопросе мы так и не пришли.

Мы учились в разных подгруппах. Как-то выйдя на перемену, я увидел двух девиц. Они были настоящими антиподами: одна крепенькая и маленькая, другая изящная и высокая. Первая симпатичная, а вторая завораживала. Я сразу подумал: Каких только баб не бывает! Одета необычная девушка была не как другие. Все в футболки и спортивные штаны, а она в коричневый танцевальный купальник, сильно короткие, едва доходящие до середины голени широкие лыжные штаны из плащовки, из-под которых торчали гетры и яркие носки в оранжево-зеленую полоску. Ноги нереальной, просто нечеловеческой длины. Я тогда не очень понял своего к Олесе отношения.

Мне кажется, люди вместе еще до того, как признаются друг другу и себе: я нашел, встретил, теперь мы вместе. До того как становятся парой и уж т


В избранное