Иван Дмитриевич Сытин родился в селе Гнездниково Костромской губернии (24 января) 5 февраля 1851 года в семье волостного писаря. Будучи старшим в семье из детей (у него было две сестры и брат), рано начал работать – помощником скорняка и в книжной лавке.

В 25 лет Иван женился и, купив машину для литографической печати, открыл свою типографию, которую назвал «Первой Образцовой типографией». Большую прибыль принес ему выпуск карт с места, где проходили бои в русско-турецкой войне.

В 1882 году на Всероссийской промышленной выставке Сытин был награжден бронзовой медалью за книгопечатную продукцию. Он явился инициатором открытия издательства, которое печатало бы книги по доступным ценам. Так было создано издательство «Посредник», которое публиковало произведения Ивана Тургенева, Льва Толстого, Николая Лескова.

Сытин же придумал издавать ежегодные календари, которые одновременно исполняли роль справочных пособий. Впервые такой «Всеобщий календарь» был выпущен в 1885 году, через год календарь вышел тиражом в 6 миллионов экземпляров, а в 1916 году – более 21 миллиона.

В 1890 году Сытин вошел в состав Русского библиографического общества, издавал журналы «Книговедение», «Вокруг света», «Модный журнал», «Вестник школы» и многие другие, газету «Русское слово», издания для детей «Пчелка», «Мирок», «Друг детей».

Крупным издательским проектом Сытина стала «Военная энциклопедия». В 1911-1915 годах вышло 18 томов, но издание осталось незавершенным. К 1917 году Сытин был владельцем крупной сети книжных магазинов во многих губерниях Российской империи: от Варшавы до Иркутска.

В 1917 году было празднование 50-летия издательской деятельности И.Д. Сытина, в честь которого был выпущен альманах «Полвека для книги», в подготовке которого приняли участие многие известные авторы, в том числе Максим Горький, Александр Куприн, Николай Рерих.

После революции предприятия Сытина были национализированы, но он сам продолжал активную общественную деятельность. В 1928 году он получил персональную пенсию и двухкомнатную квартиру.

Иван Дмитриевич Сытин скончался 23 ноября 1934 года в Москве, был похоронен на Введенском кладбище.

Источник: https://www.calend.ru/persons/2036/

Конкретно, во время обыска в ее доме в понедельник нашли семь раций, использовавшихся ее охраной и якобы ввезенных в страну незаконно.

Ее ближайшего соратника, президента страны Вин Мьина, обвинили в нарушении антиковидных правил во время прошлогодней избирательной кампании.

Судья уже санкционировал содержание обоих под домашним арестом в течение двух недель.

Наблюдатели указывают, что, несмотря на смехотворность обвинений, вынесение судебных решений относительно Аун Сан Су Чжи и Вин Мьина приведет, по местным законам, к лишению их права занимать выборные посты.

Неизвестна судьба сотен других задержанных военными, включая юридического советника Аун Сан Су Чжи У Ньян Вина, членов центрального комитета возглавляемой ею партии "Национальная лига за демократию" и депутатов парламента.

Предположительно, все они содержатся под домашним арестом.

Совет Безопасности ООН собрался во вторник, чтобы обсудить ситуацию в Мьянме, но резолюция с осуждением захвата власти военными была заблокирована КНР, воспользовавшейся своим правом вето.

Китайские государственные СМИ предпочитают называть переворот в соседней стране "перестановками в правительстве".

Что происходит в Мьянме?

Главнокомандующий вооруженными силами генерал Мин Аун Хлаин, взявший на себя всю полноту власти в государстве, провел во вторник первое заседание сформированного им правительства, на котором заявил, что переворот был неизбежен.

Объявлено также об учреждении некоего "верховного совета", неконституционного органа над кабинетом министров.

Улицы столицы страны Нейпьидо, крупнейшего города Янгона и других населенных пунктов патрулируются солдатами, введены ночной комендантский час и чрезвычайное положение сроком на год.

Движение красных ленточек

Согласно поступающим сообщениям, явных проявлений борьбы против захвативших власть военных не наблюдается, но вечером во вторник на улицах Янгона были слышны автомобильные гудки и звон кастрюль, в которые били протестующие.

Многие жители прикрепляют на свою одежду красные ленточки - знак молчаливого сопротивления.

Особую активность проявляют врачи и медсестры. Персонал примерно 70 медучреждений по всей стране объявил забастовку и оказывает только экстренную помощь.

Группы активистов призвали народ к гражданскому неповиновению и создали координационные группы в "Фейсбуке".

Международная реакция

Группа G7 выступила с совместным заявлением: "Мы призываем военных [Мьянмы] немедленно отменить чрезвычайное положение, вернуть власть демократически избранному правительству, освободить всех незаконно задержанных и уважать права человека и верховенство закона".

Соединенные Штаты официально признали события в Мьянме государственным переворотом, что исключает любую форму поддержки нелегитимной власти. Как заявили в Вашингтоне, новые правители страны пока уклоняются от контактов.

Случившееся осудили также ЕС, Британия, Австралия, генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш и его спецпредставитель по Мьянме Кристин Шрейнер.

Что касается позиции Китая, то она, по мнению аналитиков, продиктована скорее принципиальным неприятием всякого международного вмешательства в защиту демократии и прав человека, нежели особой симпатией к мьянманским генералам.

Редактор американского онлайн-издания "Дипломат", специалист по Юго-Восточной Азии Себастьян Стренджо в интервью Би-би-си напомнил, что Пекин находился в неплохих отношениях с прежним гражданским правительством, а мьянманским военным исторически присущи националистические, в том числе антикитайские настроения.

В то же время Пекин может надеяться выиграть от неизбежного теперь отчуждения между Мьянмой и Западом, указывает эксперт.

"В своей обычной осторожной манере Китай молчаливо поддерживает генералов, но не одобряет их действия открыто", - говорит специалист по Мьянме из Национального университета Сингапура Эллиотт Прассе-Фримен.

В прошлом Китай и Россия защищали Мьянму в ООН от обвинений в жестоком обращении с исповедующей ислам народностью рохинджа - национальным и религиозным меньшинством в преимущественно буддистской стране.

Немного истории

Мьянма - экономически слаборазвитое государство Юго-Восточной Азии с населением 54 миллиона человек.

С 1962 по 2011 год ею правили военные, страна находилась под международными санкциями. Лидер ненасильственного протеста Аун Сан Су Чжи провела в общей сложности около 15 лет под домашним арестом, став мировым символом борьбы за демократию и права человека и лауреатом Нобелевской премии мира.

В 2011 году генералы, уступив давлению, объявили о поэтапном переходе к демократии, закрепив за собой четверть мест в парламенте и контроль над силовыми ведомствами.

На всех проводившихся с тех пор выборах убедительно побеждала "Национальная лига" Аун Сан Су Чжи. Она не стала президентом лишь потому, что военные вписали в Конституцию пункт о запрете занимать этот пост лицам, чьи родные имеют иностранное гражданство (два сына Аун Сан Су Чжи от ее брака с ныне покойным мужем-англичанином являются подданными Великобритании).

В ноябре прошлого года прошли очередные парламентские выборы, на которых сторонники Аун Сан Су Чжи набрали свыше 80% голосов. В понедельник должно было открыться первое заседание нового парламента, но армия не позволила депутатам собраться и взяла власть в свои руки.

Источник: https://www.bbc.com/russian/news-55921011

Осень 2020 года была полна ярких политических событий на постсоветском пространстве: эскалация конфликта в Нагорном Карабахе, победа Майи Санду на президентских выборах в Молдавии, смена власти в Киргизии. Об этих событиях мы поговорили с доктором исторических наук, доцентом и профессором кафедры теории и истории международных отношений РУДН Курылевым Константином Петровичем, который также является директором Центра исследований постсоветских стран и главным редактором журнала «Постсоветские исследования».

- Как Вы считаете, существуют ли сейчас какие-либо общие характеристики и тенденции постсоветского пространства?

Основные тенденции в развитии постсоветского пространства сформировались достаточно давно и продолжают быть актуальными сейчас, что свидетельствует об из прочности и, очевидно, долгосрочности. Во-первых, речь идет о дальнейшей фрагментации постсоветского пространства в рамках т.н. концепции «геополитического плюрализма». Во-вторых, это дальнейшее сжатие пространства российского влияния в регионе СНГ. В-третьих, это сохраняющаяся дихотомия центростремительных и центробежных тенденций, выражающихся в параллельно развивающейся интеграции и дезинтеграции.

- В будущем 2021 году следует ли ожидать политической нестабильности и возможных «цветных революций» на территории постсоветского пространства?

Никогда не говори никогда. В 2021 г. предстоят выборы разного уровня в ряде стран СНГ, включая Казахстан, Киргизию, Россию. Как известно, политические системы наиболее уязвимы для внутреннего и внешнего воздействия именно в такие периоды. Поэтому, как минимум, такие события привлекут к себе внимание. Будем надеяться, что это внимание не будет деструктивным.

Молдавия

- Как Вы думаете, войдет ли Молдавия в ЕС и НАТО при президентстве Санду? В случае вступления Молдавии в обе организации возможно ли появление военной базы НАТО на территории страны?

Молдавия не войдет ни в ЕС, ни в НАТО. К этому нет никаких объективных условий, ни внутри страны, ни в ЕС, ни в НАТО. Да и насчет желания последних есть сомнения. А фактор Санду субъективен и одного его абсолютно недостаточно.

- Майя Санду выступила против предложенного Игорем Додоном плана решения Приднестровского конфликта путем федерализации. Какие возможные пути решения этого конфликта существуют?

Россия в свое время предложила небезызвестный «План Козака» по разрешению конфликта. Если бы наши западные партнёры тогда не сорвали подписание этого плана, оказав давление на молдавские власти, то конфликт давно был бы урегулирован. Но взыграли геополитические амбиции и имеем то, что имеем. Альтернативы федерализации, считаю, нет.

- Насколько вероятна эскалация конфликта?

Пока в регионе присутствуют российские военные, это невозможно. Да и в ЕС, думаю, мало кто хочет эскалации. Украины вполне достаточно.

- Какое будущее ждет пророссийскую политическую оппозицию и сторонников объединения Молдавии и Румынии?

Я не считаю, что в Молдавии есть пророссийская оппозиция. Чтобы она была, ее нужно поддерживать, взращивать, развивать. Россия не только в Молдавии, но и в других странах СНГ подобным никогда не занималась. И упорно записывала в ряды «пророссийских» те силы, которые таковыми никогда не были. В Молдавии много партий и политиков, которые называют себя «пророссийскими», но открыто об этом говорят только в ПСРМ, и то во время выборов.

- Приднестровский конфликт будет разрешен во время президентства Майи Санду?

Нет, не будет.

- Могут ли российские миротворцы покинуть Приднестровье? Если да, то на каких условиях?

Уверен, что нет. Москве это не надо, а вынудить ее к подобному шагу не получится.

Киргизия

- За последние годы это третья смена власти в стране, предыдущие произошли в 2005 и 2010 годах. Как Вам кажется с чем это связано? И есть ли какие-то общие черты у этих революций?

Начнем с того, что ни в Киргизии (трижды), ни на Украине (дважды), ни в Грузии (единожды) революций не было! Были государственные перевороты! Давайте называть все своими именами. Говоря о переворотах в Киргизии, конечно, нужно учитывать несколько факторов. Это традиционное клановое разделение киргизского общества по линии Север-Юг. Любой перекос, происходящий в этой области, приводит к нестабильности. Кроме того, всегда сказывается неблагоприятная социально-экономическая обстановка в стране. В случае возникновения любого политического кризиса улица тут же заполняется – недовольных более чем достаточно. Наконец, в Киргизии традиционно сильны многочисленные НПО и НКО разного рода. Причем многие из них зарубежные. Что тоже сказывается.

- Как Вы оцениваете шансы Садыра Жапарова на будущих выборах президента Киргизии?

Основная борьба развернется между Садыром Жапаровым и Адаханом Мадумаровым. Социологических опросов в последнее время никто не проводил и рейтинги кандидатов не измерял, но при поверхностном взгляде на ситуацию в стране возникает ощущение, что Садыр Жапаров имеет значительную часть электората. Причем, практически, во всех регионах страны. В качестве и.о. президента, премьер-министра страны он имел возможность до начала декабря посетить все регионы страны и, фактически, использовать рабочие поездки как предвыборную агитацию. И административный ресурс работает на него.

- Возможно ли возвращение американских военных на территорию Киргизии?

Шансов на это нет.

- Насколько сильно влияние кланов и криминальных группировок в современной Киргизии?

Именно эти факторы определяли все три переворота, были их движущими силами.

Карабах

- Какой из сторон карабахского конфликта Россия играла на руку?

Россия как до эскалации, так и во время нее действовала в русле собственных интересов.

- Уместно ли говорить об усиление влияния Турции в Закавказье?

Турция всегда рассматривала данный регион как сферу своих интересов. В настоящий момент некоторое усиление, конечно, произошло. Хотелось бы надеяться, что Россия имеет возможность этот процесс контролировать.

- Возможна ли эскалация конфликта в будущем?

С учетом присутствия в регионе российских миротворческих сил это маловероятно.

- Как Вы думаете, вступит ли Таджикистан в ЕАЭС?

Если в этом будет потребность, Таджикистан может быть принят в ЕАЭС. Очевидно, что страна ни с точки зрения своего экономического потенциала, ни политического, не способна усилить ЕАЭС. Поэтому тут будут играть роль другие факторы, геополитические в первую очередь. Как это было в свое время с Арменией и Киргизией.

Источник: https://www.geopolitica.ru/article/geopolitika-postsovetskogo-prostranstva

Со времен Великой французской революции власть перестала нуждаться в божественной легитимности. С тех пор одним из важнейших и самых спекулятивных политических терминов стал «народ». Волей народа оправдывались масштабные войны, грандиозные преобразования, революции и реформы. Демократические и авторитарные лидеры хотели казаться выразителями народных настроений, провозглашали свои программы в интересах и на благо народа. Народ стал «новым Богом» и единственной инстанцией, от лица которой стали говорить политики Нового времени.

Вот и сейчас в России действует «Общероссийский народный фронт», на Украине парламентариев официально называют нардепами – народными депутатами. «Мы, народы объединенных наций…», – начинается преамбула устава ООН, и почти так же – конституция США. Кажется, все в мире хотят быть со своим народом, говорить и править от лица народа. В частности, поэтому везде на Западе, а теперь и у нас, большое значение приобретают политологи и социологи, расшифровывающие для властителей тайные послания и скрытую волю народа. Социология – это фактически «народоведение», знание и предсказание его переменчивой воли, вкусов и желаний.

На деле же всегда наблюдалась поразительная тенденция: чем более радикальной была пришедшая к власти группа, тем более рьяно она апеллировала к воле народа. Такими были советские большевики и французские якобинцы, у которых и был в свое время позаимствован термин «враг народа». Ennemi du peuple – так французские революционеры называли сторонников старого режима, а позже любых своих оппонентов. Специальный декрет 1794 года даже давал точное определение врагам народа как «людям, стремящимся уничтожить общественную свободу силой или хитростью». При этом один из предводителей якобинцев Марат открыто именовал сам себя не иначе как «другом народа». В России, вопреки расхожему убеждению, риторика о врагах народа начала внедряться еще в ходе февральской революции. Керенский в марте 1917 года говорил в одной из публичных речей: «Прошу вас не верить слухам, распространяемым врагами народа и свободы, стремящимися подорвать связь между Временным правительством и народом».

В XX веке отказ в принадлежности к народу мог быть для части граждан фатальным. В гитлеровской Германии разделение между немецким народом и остальными проходило по принципу крови, форме черепа и так далее. В США во время холодной войны и «охоты на ведьм» коммунистам отказывали в принадлежности к американскому народу с самыми печальными для них последствиями.

Для нас этот термин тем более важен, ведь от четкого определения границ «народа» может напрямую зависеть будущее страны. Если, например, сказать, что в нашем государстве проживает не один народ, а много, то его воля и политическая субъектность расщепляется на множество: один народ хочет одного, другой – другого. Разные народы – разные системы власти, политические элиты, а впоследствии и разные государства. Если народ – это только гражданство, то общая историческая судьба, общие предки и герои не имеют никакого значения: есть только гражданские права и общность избираемой власти для граждан одного государства. Если народ – кровное племенное родство, форма черепа и цвет глаз, то это самая примитивная форма пещерного национализма, разрушительного для государства внутри и во вне. Соответственно, если народ существует отдельно от элит, складывается тираническая модель власти.

И все же за множеством спекулятивных определений скрывалось реальное содержание этого понятия, а вслед за этим – реальное и желаемое отношение народа и элит. С точки зрения филологии с «народом» все более или менее понятно. Русская этимология – от общеславянского корня «род», а народ, соответственно – это совокупность всех народившихся в государстве. Английское people, как и французское peuple – от латинского populus, то есть население, масса, все жители той или иной местности. Значение немецкого Volk восходит к старонемецкому определению военизированного отряда, поэтому оно является однокоренным с русским словом «полк».

Если определять от противного, то народ – это не нация, не этнос, не государство, не просто население или электорат. Нация – это политическое единство граждан одной страны, которые могут говорить на разных языках жить далеко за рубежом и никак не участвовать в делах своего государства. Этнос – узкая языковая и культурная общность, привязанная к определенной территории и родовому укладу. В то же время народ не равен гражданскому обществу, поскольку последнее – совокупность атомарных индивидов, ситуативно складывающихся то в партию, то в общественное движение для защиты от государства. Гражданское общество не имеет границ и национального самосознания.

И нам это отнюдь не чуждо. У нас тоже часто приходится слышать лозунги и заявления в стиле «Армия с народом», «Церковь с народом», «Депутаты должны общаться с народом» и т.д. Видимо, авторам таких изречений народ представляется карикатурным россиянином в тельняшке перед телевизором. Он – народ, а, например, депутат, ученый, офицер или священник – они не народ? А ведь распри, гражданские конфликты и революции начинаются всегда с подобных классовых и сословных разделений.

С другой стороны, и заключенные, и наркоманы, и самые разные маргиналы – они тоже представители народа, только заблудшие и не понимающие самых элементарных правил общежития, ключевое из которых – помощь ближнему. Твой ближний, кем бы они ни был – предпринимателем, военным или учителем – он и есть часть народа, который не делится на сословия или партии. Наши предки это хорошо понимали, поэтому обращались к любому встречному как к родному по возрастному принципу, не обращая внимания на гражданство, профессию или сословие: отец, сынок, мать и т.д.

Даже непримиримые оппозиционеры – они тоже часть народа, которая отчаянно хочет быть услышанной, но не в ущерб большинству. Объявление их врагами народа может горько аукнуться самой власти, которую потом так же «отлучат» от народа. Благо, у нас этого пока не происходит.

До революции крестьяне были не вполне полноценными и не рассматривались в качестве полноправных членов общества. Это вызвало революцию и временное уравнение в правах, но самые рьяные и мало образованные тут же объявили врагами народа бывших дворян, часть интеллигенции и прочих «чуждых элементов». На практике оказалось, что пролетариат не хочет вести войну с классовыми антагонистами, и все оказалось намного сложнее. Только Сталин позднее понял губительность подобного разделения на классы, на практике создав новую общность «советский народ», сформировав Генштаб наполовину из потомков дворянских семей, преданных советской Родине. Затем новое поколение реформаторов в 90-е объявило уже всех идейных коммунистов врагами, отсекая тем самым многих искренних патриотов и «красных» управленцев. От одного исторического витка к другому – одни и те же грабли, на которые мы больше не должны наступать.

Представителям элиты нельзя по своему произволу в зависимости от политической конъюнктуры разделять народ. Людей нельзя «раскассировать», раскладывать по ячейкам, делать из них послушные винтики с распределенным функционалом. Человек – это не банкнота с прописанным номиналом. Сегодня ты дворник, завтра – солдат, послезавтра – госслужащий или бизнесмен, не отпадавший всю жизнь ни на миг от своего народа. Но и излишняя индивидуализация приводит к болезненным явлениям, если человек начинает забывать о своей принадлежности к народу, какой бы пост при этом не занимал.

В конечном счете элита, о которой мы говорили во множестве предыдущих статей – это и есть передовой отряд народа, который происходит от той же культуры, произрастает из той же почвы и преследует одни с народом цели. В здоровом государстве у народа и его элит всегда общее происхождение, общая культура и историческая миссия, между элитой и народом нет барьера. Чтобы государство всегда сохраняло динамику, конкурентоспособность и боеготовность, элита должна рекрутироваться из самых широких народных масс. Народ, в свою очередь, делегирует политические полномочия своему передовому отряду управленческой и прочей элиты: в государственном строительстве, в бизнесе, науке, культуре и обороне. Важнейшее условие – постоянная открытость каналов проникновения в элиту для представителей народа.

Итак, кого мы можем назвать народом? В конечном счете народ – это в буквальном смысле все мы, кто проживает и работает в нашей стране, поддерживает цели государства независимо от национальности, веры, профессии и рода занятий. Именно такой народ, согласно третьей статье Конституции, является «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации».

Отсюда следует ключевой принцип формирования элит, воспитывать которые нужно с первостепенным пониманием неразрывного единства с народом. Этот незыблемый постулат должен быть в голове у каждого, кто только задумывается о попадании во властные круги. Все, кому Господь доверил управлять и вести наш государственный корабль, должны четко понимать, что они по природе своей связаны с народом – теми, кто их везет, кормит, кто каждый день рядом, и даже теми, кто еще не родится. Народ – это единая временная, пространственная, политическая и культурная общность всех проживающих в стране индивидуумов. Другие трактовки заведут нашу страну в тупик.

Источник: https://izborsk-club.ru/20585

В среду спикер Совета федерации Валентина Матвиенко неожиданно отчитала министра просвещения Сергея Кравцова за «системное» непонимание целей образовательного нацпроекта и «чрезмерную увлеченность» международным опытом. Господин Кравцов ответил на критику сдержанно, объяснив примеры из международной повестки нежеланием «совершить ошибку». Представители образовательного сообщества согласны, что в работе министерства действительно отсутствует «стратегия развития». Но недовольство работой образовательных ведомств они назвали традиционным — как для госпожи Матвиенко, так и для общества в целом.

В среду на заседании Совфеда министр просвещения Сергей Кравцов отчитался о проделанной работе и рассказал о планах на будущее. В частности, он пообещал построить в стране около 2 тыс. школ и каждый месяц проводить Всероссийские родительские собрания. Однако спикер Совфеда Валентина Матвиенко заявила, что «не совсем удовлетворена» докладом. По ее мнению, из выступления министра «не получилось системного понимания, что такое национальный проект "Образование", какие цели стоят перед ним, как они будут достигнуты». Госпожа Матвиенко подчеркнула, что национальные проекты — это не только «количество построенных школ и детских садов».

Отдельно ее «очень насторожила увлеченность международными исследованиями качества образования в России».

По мнению госпожи Матвиенко, «у нас достаточно своих собственных сил, чтобы самим разобраться с качеством образования».

Отвечая на критику, Сергей Кравцов подчеркнул, что ведомство использует международный опыт, чтобы не повторять чужих ошибок.

Руководитель Института проблем образовательной политики «Эврика» Александр Адамский считает, что критика госпожи Матвиенко вызвана «отсутствием в работе министерства стратегии, которая бы выражала, как те или иные действия приводят к тому или иному результату». «Например, как усиление контрольно-надзорных функций, которым так увлекается Минпросвещения, приводит к повышению качества? Как уничтожение под ноль федеральных инновационных площадок послужит развитию инноваций в школьном образовании? Какие конкретные механизмы приведут к обеспечению каждого школьника доступом к цифровым ресурсам?» — задался он вопросами. Также эксперт упомянул «образовательное неравенство», которое было высвечено при вынужденном переходе на дистанционное обучение. Кроме того, он отметил «колоссальные» финансово-экономические проблемы и необходимость реформировать систему оплаты труда учителей.

Об отсутствии стратегии развития в работе министерства говорит и психолог, образовательный эксперт Александр Асмолов.

Он обращает внимание, что Сергей Кравцов с 2013 по 2020 год руководил Рособрнадзором. По мнению господина Асмолова, министр «принес все методы надзора» в ведомство, которое «должно заниматься развитием». «В стране начинается господство жесткой вертикали управления образованием — без понимания смысла, ради чего нужно образование современным поколениям,— сказал эксперт.— У нас до сих пор не понято, что это совершенно другие дети в изменившемся мире. В мире, где они встречаются с вызовами неопределенности и разнообразия. А мы, не разрабатывая стратегию, сталкиваемся с рисками эти поколения потерять».

При этом Валентина Матвиенко «всегда настроена критически» к работе образовательных ведомств, говорит ректор МГПУ, экс-замминистра образования (2011–2013 год) Игорь Реморенко. Он отмечает, что в Совфеде «живо интересуются» тем, что происходит в системе образования, нацелены «на подчеркивание специфики регионов России» — и особенно поддерживают «творческих учителей с нестандартными методами преподавания». «С этой точки зрения Совет федерации как выразитель интересов регионов, где много особенностей и порой встречаются чрезвычайно разные подходы, всегда критически настроен к общим системным решениям, которые предлагают образовательные ведомства»,— сказал он “Ъ”.

Игорь Реморенко подчеркнул, что и профессиональное сообщество редко бывает удовлетворено работой министра — кто бы эту должность ни занимал.

Александр Адамский также назвал недовольство работой главы ведомства «нормальным процессом»: «Могу предположить, что в данном случае сообщество отчасти раздражено обилием заявлений, не соответствующих реальности. Например, что упала административная нагрузка, что меньше стало бюрократии и отчетности. Учителя этого не ощущают».

В пресс-службе Министерства просвещения “Ъ” сообщили, что находятся в «постоянном диалоге» с Совфедом и «всегда прислушиваются» к мнению спикера Валентины Матвиенко. «Для нас главным является выстраивание системной работы со школьниками, которая способствовала бы их всестороннему развитию и самореализации, повышала их мотивацию к обучению. И приоритеты, которые обозначены Валентиной Ивановной (Матвиенко.— “Ъ”) по итогам доклада — прежде всего в части развития масштабной программы воспитания,— действительно стоят перед нами сейчас первостепенно»,— заявили в ведомстве.

Источник: https://www.kommersant.ru/doc/4663339

Книга известного американского политолога и антрополога Джеймса Скотта описывает целый ряд удивительных казалось бы ситуаций, когда сильное государство, вооружившись передовыми научными знаниями, пытается улучшить экономику и благосостояние – но в результате делает только хуже. Сталкиваясь с реальным миром и пытаясь усовершенствовать его, государственный аппарат сплошь и рядом не справляется с его сложностью. Означает ли это провал проекта «модернизации сверху», есть ли у государства выигрышные стратегии – обо всем этом заставляет задуматься фундаментальный и интереснейший труд «Благими намерениями государства».

Мне претит роль «мученика», этакого «гонимого поэта», которую мне навязывают… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, имея такую популярность… Я хочу только одного — быть поэтом и артистом для народа, который я люблю, для людей, чью боль и радость я, кажется, в состоянии выразить, в согласии с идеями, которые организуют наше общество. (Из письма В.С.Высоцкого секретарю ЦК КПСС П.Н.Демичеву, лето 1973 года)

1.

Образ Владимира Высоцкого прочно вошел в идеологический пантеон современной постсоветской России. Во всех СМИ обязательно отмечаются его день рождения (25 января) и день смерти (25 июля), по телевидению транслируются многочисленные фильмы о Высоцком, фильмы с его участием, отрывки из концертов, по радио звучат его песни. Выходят монографии о Высоцком, сборники его стихов. При этом все это приправляется определенным идеологическим ракурсом рассмотрения его биографии и творчества. Суть этой идеологемы вкратце такова. Высоцкий якобы был убежденным антисоветчиком и антикоммунистом, он, мол, неустанно клеймил советскую власть в своих стихах, песнях, в актерских выступлениях. Идеалам советского официоза он противопоставлял ценности свободы, демократии.

Советская власть ему отвечала тем же: Высоцкого травили в газетах, не принимали в творческие союзы, не печатали его стихи, не выпускали книги, часто запрещали ему играть в кино те или иные роли, «вырезали» из фильмов песни, которые он специально писал к ним. За всю его жизнь в СССР было выпущено лишь несколько пластинок-миньонов, ни один из более чем тысячи его концертов не был официальным легальным концертом с афишей, все они проходили под видом встреч актера со зрителями. КГБ следил за ним, донимал его звонками и вызовами, фабриковал против него уголовные дела, обвиняя то в изнасиловании малолетней, то в экономических преступлениях. Во многом вследствие этого прессинга и морального давления Высоцкий сначала стал пить, а затем употреблять наркотики, что и привело его к преждевременной смерти. Но затем, когда эта деспотическая власть рухнула и в России установилась демократия, справедливость восторжествовала: книги Высоцкого стали выходить массовыми тиражами, песни — звучать с экранов телевизоров и из динамиков радио, посмертно ему было присвоено звание народного артиста России и присуждена Госпремия, ему поставлены памятники, в честь него названы улицы.

Интересно заметить, что сегодняшние антисоветские идеологи иногда слово в слово повторяют обвинения против Высоцкого, которые выдвигались советским официозом, клеймившим певца и поэта как «не нашего» автора, поющего «с чужого голоса» (были такие штампы в советской журналистике). Сам Высоцкий резко возражал против приписывания ему антисоветчины и «чуждого мировоззрения», о чем он прямо написал в открытом письме секретарю ЦК КПСС П.Н.Демичеву в 1973 году (это для него была единственная возможность ответить на травлю в газетах, развернутую против него в конце 1960-х, поскольку его ответы на статьи-доносы не напечатала ни одна из газет, отметившаяся шельмованием певца). Но ни вчерашним блюстителям чистоты советской нравственности, ни сегодняшним ниспровергателям всего советского (парадокс, но часто это одни и те же люди, виртуозно перестроившиеся вслед за господами Ельциным и Яковлевым) не было и нет дела до мнения самого Высоцкого.

Что ж, попытаемся разобраться в вопросе: был ли Высоцкий антисоветчиком?

2.

Вопрос этот, по сути, распадается на два вопроса: был ли антисоветчиком сам Владимир Семенович Высоцкий и является ли антисоветским его творчество, прежде всего песенное, которое и оказывало громадное влияние на массы (его стихи и прозу знал ограниченный круг знакомых ему людей, прежде всего из московской богемы времен застоя).

Это два разных вопроса. Мировоззрение автора и дух его творчества не связаны столь прямолинейно, как хотелось бы некоторым скорым на суждения критикам… Это блестяще показал выдающийся советский философ-эстетик М.А.Лифщиц в своих работах, критикующих примитивный социологизм раннего советского литературоведения. Он доказывал, что творчество — сложнейший феномен, который невозможно считать просто производной психологических особенностей автора или стереотипов социального окружения, в котором он сформировался как личность.

Настоящий творец тем и ценен, что перерастает рамки своего класса и сословия, становится понятен и близок всем членам общества независимо от социального происхождения, выступает выразителем национальной жизни и культуры. Уже не так важно, что считает он сам, ведь он превратился в рупор своего народа, выразителя его особенностей, раздумий, чаяний.

Так, Лев Толстой, будучи помещиком и дворянином, что неизбежно наложило отпечаток на его личность, в своих романах выразил настроения, чувства русского крестьянства, в интересах которого сконцентрировалось все самое лучшее, что было в тогдашнем русском обществе (эту мысль впервые высказал В. И. Ленин в знаменитой статье «Лев Толстой как зеркало русской революции», Ливщиц лишь подвел под нее теоретическую базу). Действительно, взгляды самого Толстого или толстовство — это одно, на них лежит печать богоискательства, которое было столь популярно в кругах интеллигенции рубежа веков (в этом смысле Толстой предвосхитил декаденствующее антицерковное христианство Серебряного века). Дух его романов — совсем другое, там толстовством и не пахнет, там предчувствуется превращение народа в историческую силу, в главнейший фактор исторического развития, это и произойдет в 1917–1920-х годах, когда народ сметет аристократо-буржуазную надстройку и станет строить «общество победившего третьего сословия» российского образца.

Все это в полной мере касается и Владимира Высоцкого. И дело не в оценке его творчества как гениального — это спорный, неоднозначный вопрос, который трогать сейчас не стоит. Дело в том, что отличие Высоцкого от других бардов той эпохи очевидно, оно осознавалось самим Высоцким и неоднократно звучало в его оценках бардовской песни.

Все другие певцы-поэты — от Окуджавы и Галича до Кима и Кукина — были «интеллигентскими бардами» (кстати, это общепринятый термин, попавший даже в интернет-энциклопедии). Не потому, что они принадлежали к полуоппозиционной интеллигенции по происхождению и по образу жизни, а потому, что в своих песнях выражали ее и только ее мировидение, настроения, интересы. Они, так сказать, были классовыми интеллигентскими авторами. Высоцкий же не был только им. Кроме интеллигенции Высоцкого знали и любили и другие, остальные слои советского общества — от партноменклатуры до рабочего класса и люмпенов. И уж конечно, повторюсь, рабочие и бичи любили Высоцкого не за то, за что его любили актеры с «Таганки» и участники «Метрополя», и находили они в его песнях совсем другие смыслы, нежели Новодворская и Сванидзе. И это как раз и есть свидетельство того, что через песни Высоцкого говорила не московская интеллигентская богема, а сам советский народ, коль скоро этот народ и узнавал себя в этих песнях. Причем это был, конечно, не народ пропагандистских плакатов, повестей и фильмов (такого народа нигде не существовало, кроме как в умах идеологических работников), а народ настоящий, живой, противоречивый, могущий выпить, а могущий и завод раньше срока построить, ругающий власть и за нее же готовый на амбразуры…

Именно поэтому нужно различать взгляды человека Высоцкого, которые неизбежно были связаны с ценностями его ближайшего социального окружения, и то мировоззрение, которое содержится в его песнях и стихах.

3.

Человек Владимир Высоцкий, безусловно, исповедовал достаточно либеральные взгляды. Он был убежденным антисталинистом. Марина Влади свидетельствует, что он открыто выражал свою нелюбовь к Сталину: когда на их свадьбе, которая проходила в Тбилиси, один из грузинских гостей предложил выпить за генералиссимуса, Высоцкий демонстративно отказался. Он осуждал ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году и из-за этого даже поссорился с отцом. Он отрицательно отнесся к вводу наших войск в Афганистан (впрочем, тут сыграл роль эмоциональный фактор: в это время Высоцкий был в США, и по американскому телевидению крутили видеоряд с выжженной напалмом афганской деревушкой и обезображенным трупом девочки как пример «зверств советского империализма». Высоцкий был просто вне себя от возмущения).

Высоцкому не нравилась идеологическая цензура в СССР, от которой он постоянно страдал. Ему не нравилось вмешательство спецслужб в личную жизнь, что он также испытал на себе (ему постоянно звонили и предостерегали от определенных поступков, кураторы из КГБ считали возможным ему советовать, с кем ему дружить, а с кем — нет, его запугивали, следили за ним). Ему не нравилось, что выезд за рубеж советских граждан связан с такими трудностями (безотносительно к тому, что сам он в этом плане обладал большой свободой). Его возмущало, что за рубежом советским запрещалось общаться с бывшими советскими гражданами, выбравшими эмиграцию.

Он не был доволен зарплатами актеров в театре (сам он получал на «Таганке» 150 рублей в месяц при средней зарплате в СССР в 120 рублей) и низкими ставками на гастролях. Он считал, что певец, могущий собрать тысячную аудиторию и работающий перед ней по четыре-пять часов на износ (часто после концертов Высоцкий падал от изнеможения, пальцы его были в крови, а струны гитары порваны), должен получать соответствующее вознаграждение. Как и большинство советских интеллигентов, он вообще считал, что умственный труд в СССР оплачивался слишком скудно.

Побывав в Европе и в США, он пришел к выводу, что кое-что можно позаимствовать у Запада. Его не могло не подкупить, что там свободно выходили его книги и диски (только во Франции и в США при его жизни вышло тридцать девять больших дисков с его песнями, тогда как в СССР, напомним, — всего лишь шесть миньонов с тремя-четырьмя песнями в каждом), что популярный певец хорошо зарабатывает (по словам его импресарио эмигранта Шульмана, в 1979 году за неофициальные концерты в США Высоцкий получил более тридцати тысяч долларов — чудовищную для советского артиста сумму). Его привлекали и западный уровень жизни, западная техника, комфорт: он любил иностранные машины, одежду, сигареты и сокрушался, что в СССР не производится продукция того же качества.

В общем, его взгляды были типичны для человека того среза советского общества, к которому он принадлежал. Таких же взглядов придерживались его друзья — артисты с «Таганки», литераторы круга «Нового мира» и «Юности», свободные художники Москвы и Ленинграда, тысячи советских интеллигентов…. Это был обыкновенный «советский либерализм».

Но от советского богемного бытового, кухонного и гостинного либерализма до антисоветчины — пропасть. Прежде всего, антисоветизм — это публично заявляемая, продуманная и проводимая в жизнь политическая позиция. Людей, ругающих власть, недовольных теми или иными ее инициативами, высмеивающих руководство и начальников, в СССР было много (уж никак не меньше, чем в современной России), и не только в столицах и в среде интеллигенции. Практически каждый советский человек когда-нибудь да травил анекдоты о Брежневе на кухне в кругу друзей, возмущался порядками в стране. Но сознательных антисоветчиков, которые отринули советскую идеологию и встали на путь прямой борьбы с советским государством в связке с геополитическими противниками этого государства, было очень мало. На весь СССР и сотни две не набралось бы. Их называли «диссиденты», их имена были на слуху, о них писали советские газеты и говорили западные радиоголоса. Показательно, что Высоцкий всегда от них публично отмежевывался.

В интервью американскому телевидению он прямо сказал: «Я — не диссидент, я — актер». В знаменитом письме к Демичеву написал: «Мне претит роль „мученика“, этакого „гонимого поэта“, которую мне навязывают». И это было никаким не лукавством, как кажется некоторым сейчас, а чистой правдой. Высоцкий никогда не встречался и не пытался встретиться с лидерами диссидентов — Сахаровым, Солженицыным, Боннэр, хотя, в принципе, возможности для этого у него были. Только однажды в Париже он пришел на вручение премии Андрею Синявскому, но не потому, что тот был «борцом с системой», а в силу того, что тот был его бывшим преподавателем в школе-студии МХАТ. Встречался он в Нью-Йорке и с Иосифом Бродским, но в частном порядке, как с поэтом, мнением и оценкой которого дорожил.

Высоцкий никогда не участвовал в демонстрациях диссидентов, не подписывал их воззвания и письма в их защиту. В своих публичных выступлениях и в СССР, и за рубежом он никогда не допускал антисоветских и антикоммунистических высказываний. После перестройки были обнародованы факты слежки за Высоцким агентов КГБ в США, они в своих донесениях в Москву даже удивлялись сдержанному и лояльному тону Высоцкого.

Высоцкий чурался диссидентов вовсе не из страха за благополучие своего жизненного мирка, который преследовал его товарищей по цеху, имеющих гораздо больше благ от государства, вроде официального фрондера Е.Евтушенко. В сущности, что могли власти сделать с Высоцким, если бы он даже пошел по антисоветской дорожке? В 1970-е годы за это уже не расстреливали. Посадить в тюрьму или психушку или даже просто уволить с работы и оставить без средств к жизни не дали бы круги, поддерживавшие его на Западе, одна Марина Влади как председатель общества советско-французской дружбы и член ФКП могла бы устроить такой международный скандал… Да и в СССР его поклонников в высших эшелонах было немало — вплоть до Андропова и Щелокова, и они бы смогли спустить на тормозах самое суровое решение…

Исключить из партии Высоцкого было нельзя: он в ней не состоял. По той же причине его нельзя было исключить из Союза писателей, лишить званий и наград, доступа в спецраспределители и элитные дома отдыха. У него и так этого никогда не было. Запретить его печатать также было невозможно — Высоцкого и так не печатали, за всю жизнь вышло лишь одно искореженное стихотворение в альманахе «День поэзии». Слава Высоцкого распространялась через неофициальные, любительские магнитофонные записи — но нельзя же было заставить всех советских людей избавиться от магнитофонов… Итак, не из страха за свое благополучие Владимир Семенович Высоцкий не поддерживал диссидентов. Он этого не делал по идейным соображениям. Понимаю, что сегодня в это трудно поверить, но в 1970-е годы в СССР либералы вовсе не были поклонниками фон Хайека и Бжезинского. Советский либерал 1970-х годов, типичное «дитя ХХ съезда», был сторонником «социализма с человеческим лицом», то есть конвергенции, соединения отдельных черт социализма и капитализма. Идеал рисовался ему в виде обновленного советского общества, где широкие социальные гарантии, плановая в главнейших областях экономика, власть партии сочетались бы с элементами западной демократии, свободными выборами в советы, гласностью, свободой выезда за рубеж, легальным мелким предпринимательством и хозрасчетом.

Все это очень напоминало идеи ленинского нэпа и прямо обосновывалось ссылками на Ленина и его наследие. В сущности, если оставить в стороне антисталинизм тогдашних советских либералов, их программа во многом совпадала, скажем, с программой нынешних конструктивных левых, например КПРФ.

Высоцкий был как раз таким демократическим социалистом. Он, конечно, не был правоверным марксистом-ленинцем и вообще, видимо, не был силен в марксистской теории, но человеком левых возрений он, безусловно, был (и именно это он и имел в виду, когда утверждал в письме к Демичеву: «…хочу… быть поэтом и артистом для народа… в согласии с идеями, которые организуют наше общество»). Он искренне сочувствовал творцам Октябрьской революции, когда играл в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир», и его современникам это было очевидно. В 1968 году он вместе с другими актерами, игравшими в фильме «Интервенция», подписывает письмо, где они пытаются убедить начальство, что фильм лишь воплощает ленинское понимание революции как праздника трудящихся, и нет оснований сомневаться, что это не так. В 1976 году, отвечая на неофициальную анкету, Высоцкий указал, что самой выдающейся исторической личностью он считает Ленина, и на протяжении всех оставшихся лет он никогда не отказывался от этих своих слов. Он и Сталина не любил в духе идей ХХ съезда, считая, что Сталин исказил ленинское наследие, погубил свободный демократический социализм, и тому есть много подтверждений.

Наконец, его поведение за рубежом говорит о его политических взглядах само за себя. Он избегал там контактов с «правыми» антикоммунистическими политиками, которых так любят наши диссиденты и антисоветчики. Среди его друзей были сплошь «левые» (такова была и его жена Марина Влади, которая стала активистской левого движения в 1950-е годы, задолго до встречи с Высоцким). Он участвовал в мероприятиях французской компартии, выступал на ее митингах и фестивалях. Один из самых прочувствованных откликов на его смерть выпустила на Западе газета французских коммунистов «Юманите».

Нужно при этом подчеркнуть, что Высоцкий не любил леваков, левых радикалов. Он резко отрицательно отзывался о французских «новых левых», участниках мая 1968-го, об итальянских «Красных бригадах», зло высмеивал Мао Цзэдуна — кстати, кумира западных леваков. В то же время он иронически относился к Анджеле Дэвис, к компартии США, которая, в отличие от ФКП, твердо следовала указаниям из Москвы, не отклоняясь ни вправо, ни влево от линии ЦК КПСС. Из этого вполне понятны действительные политические симпатии Высоцкого, которые он, конечно, по цензурным соображениям прямо не высказывал. Высоцкий чурался и левого экстремизма, и державного национал-коммунизма советского образца, он был умеренным социалистом в духе еврокоммунизма. Он считал, что такой умеренный демсоциализм вполне может стать и идеологией СССР и что он ничуть не противоречит устоям советского общества.

При этом Высоцкий был твердым советским патриотом, даже невзирая на свои разногласия с идеологами и правителями СССР. С этим было связано еще одно очень важное его разногласие с диссидентами. Дело в том, что советские диссиденты открыто занимали в «холодной войне» позицию врагов СССР. Они могли именовать себя патриотами, но Россия, которую они «любили», уже или еще не существовала в действительности (для националистических диссидентов Шафаревича и Солженицына это была дореволюционная царская Россия, для либеральных диссидентов Сахарова и Буковского — гипотетическая постсоветская демократическая Россия). Реальная, настоящая Россия, существовавшая тогда под названием СССР, не признавалась ими Родиной, которую нужно любить и защищать, несмотря на отношение к ее политическому руководству. СССР им представлялся неким «социальным уродцем», плодом чудовищного социального эксперимента, который нужно уничтожить во что бы то ни стало, и если Запад готов оказать в этом помощь, то ею нужно воспользоваться. Академик Сахаров из своей горьковской «элитной ссылки» обращался с письмом к немецкому писателю Беллю, где призывал Запад размещать в Европе побольше ядерных ракет, нацеленных на СССР. Солженицын из «вермонтского далека» рассуждал о том, что и власовцы были хороши, коль они боролись против Советов. Такая позиция для Высоцкого была неприемлемой, об этом свидетельствует отношение Высоцкого к вопросу собственной эмиграции.

Высоцкий часто выезжал за рубеж — бывал в Париже, Мадриде, Риме, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке. Он вполне мог остаться там, как это делали тогда многие представители творческой интеллигенции, получившие возможность выехать за границу. Шла «холодная война», и на Западе охотно принимали советских невозвращенцев — без проволочек предоставляли им гражданство, работу на «радиоголосах», хорошие гонорары. Соблазн был велик. Но Высоцкий, которому было на что озлобиться после многих лет замалчивания и даже открытой травли в прессе, остался верен обещанию, которое дал еще в своей ранней песне-отклике на слухи о его эмиграции:

Я смеюсь, умираю от смеха.
Как поверили этому бреду?
Не волнуйтесь, я не уехал.
И не надейтесь — не уеду.

В интервью программе «60 минут» американского телевидения Высоцкий подтвердил это и объяснил свой отказ эмигрировать: «Я уезжаю уже четвертый или пятый раз и всегда возвращаюсь. … Я люблю свою страну и не хочу причинять ей вред. И не причиню никогда (курсив мой. — Р.В.)».

То есть Высоцкий прекрасно понимал, что его эмиграция на Запад станет мощным оружием в пропагандистской войне Запада против СССР. Он не желал врагам СССР дать в руки такой козырь. Высоцкий, в отличие от Сахарова и Солженицына, открыто занял в «холодной войне» место не по ту, а по эту сторону, остался советским патриотом. В то же время, видимо, он считал себя неким «вестником мира и разрядки», он желал наладить отношения между СССР и теми кругами на Западе, которые были настроены скорее дружелюбно, чем враждебно к стране реального социализма, хотя и не хотели превращаться в марионеток политики Кремля и оставляли за собой право критиковать те или стороны советской жизни. Имеются в виду как раз круги умеренных социалистов, еврокоммунистов.

Видимо, это желание Высоцкого выполнить неофициальную дипломатическую миссию встретило сочувствие у некоторых группировок в политической элите СССР. Именно они и дали «добро» на женитьбу полуоппозиционного актера и барда на западной еврокоммунистке и на поднятие перед ним «железного занавеса». Но сам факт этого только лишний раз доказывает, что Высоцкий не был антисоветчиком. Убежденного антисоветчика нельзя использовать в таком качестве, не смогли же гэбисты заставить Солженицына стать «вестником разрядки». Солженицын был сознательный и принципиальный враг советской власти, он желал как можно большего вреда СССР и поэтому ни за что не хотел своими действиями улучшать имидж Советского Союза и укреплять его международное положение. Высоцкий же согласился и сделал для этого все, что от него зависело.

Здесь не время и не место оценивать политические взгляды Высоцкого, хотя отношение к ним может быть разным (лично я, например, вовсе не сочувствую евросоциализму). Но очевидно одно: Высоцкий не только не был антисоветчиком, он был убежденным советским патриотом.

«Больно мне за наш СССР»

4.

На первый вопрос мы ответили, теперь обратимся ко второму. Напомню, он звучал так: было ли творчество Высоцкого антисоветским. Причем мы оговаривались, что творчество автора напрямую не связано с взглядами, которые типичны для его социальной среды и которые высказывает он сам. В этом смысле тот факт, что Высоцкий как личность вовсе не был антисоветчиком, а, напротив, был патриотом СССР, хотя и не во всем соглашавшимся с советской идеологией, ничего не доказывает. Человек Высоцкий мог говорить одно, а творчество его — пропагандировать другое. Как же доказывают свое мнение те, кто считает, что творчество Высоцкого антисоветское?

Прежде всего это делают, в соответствующем духе интерпретируя те или иные строчки Высоцкого. Пример такого обращения с текстами поэта можно найти у современного музыковеда Ф.Раззакова. Из строчек «Гололед! — и двуногий встает / На четыре конечности тоже» Раззаков делает довольно неожиданный вывод, что Высоцкий здесь… сравнивает русского человека с животным. Из строчек «Наизусть читаем Пушкина, / А кругом космическая тьма» из песни «Марш космических негодяев», в которой описываются космические пираты будущего, Раззаков заключает, что Высоцкий… обвинял советскую систему в том, что она гордится грамотностью своих граждан, а окружена тьмой… Показательно, что Раззаков при этом демонстрирует слабое знание текстов Высоцкого, в своей статье он утверждает, что это отрывок из песни «В далеком созвездии Тау-Кита», конечно, сей факт не добавляет доверия его «анализу». Кроме того, Раззаков забывает упомянуть, что куплетом раньше космические пираты поют: «Наизусть читаем Киплинга…», хотя у него был такой подходящий случай обвинить Высоцкого в очернении не только советской, но и британской действительности…

Если говорить серьезно, перед нами довольно сомнительный метод анализа текстов. При наличии заранее имеющегося твердого мнения об авторе и достаточно буйной фантазии с помощью этого метода можно доказать что угодно… Допустим, я вбил себе в голову, что Агния Барто была ярой антисоветчицей и коварно вливала яд хитро закамуфлированной антисоветской пропаганды в свои известные детские стихи. Расчет был ужасен и прост: это же дети, они еще не понимают смысла стихов, но запоминают их, когда же они вырастут, антисоветизм будет в них сидеть на уровне бессознательного.

Возьмем, например, четверостишие про бычка, который идет и качается. Бычок — это, конечно, простой советский пролетарий-трудяга, который цинично сравнивается с рабочей скотиной. Качается он оттого, что на советских предприятиях под красивые словеса о трудовом энтузиазме из пролетариев выживали последние соки, изнуряя их авралами и субботниками. Его жизнь коротка и трагична, «доска судьбы» кончается, ему суждено «сейчас упасть», погибнуть в расцвете лет, не увидев вдоволь отдыха, сна, не вкусив простого человеческого счастья…

Чушь? А я ведь лишь придал немного пародийного оттенка тому методу, при помощи которого Раззаков выуживает из стихов Высоцкого якобы имеющийся там тайный антисоветизм.

Более серьезны обвинения, которые выдвигали против Высоцкого некоторые критики в советские времена. Так, в статьях с показательными названиями «О чем поет Высоцкий?», «С чужого голоса», которые буквально посыпались на певца и поэта в конце 1960-х, повторялись на разные лады мысли, которые можно вкратце свести к следующему: Высоцкий в своих песнях изображает лишь темные стороны советской действительности — жизнь зэков, алкоголиков, забывая о других ее светлых сторонах — о честных трудящихся, о самоотверженных комсомольцах и коммунистах, которых воспевает официальная советская песня. Герои Высоцкого говорят на жаргоне, а не на литературном языке, часто ругаются, смеются над советскими лозунгами. Итак, Высоцкий искажает нашу действительность, внушает своим слушателям, что в ней нет ничего хорошего, повторяя все то, что уже давно говорят враги советской власти за рубежом и к тому же высмеивает нашу идеологию, ценности советского общества. Очевидно, что Высоцкий — антисоветчик, только нужно разобраться, занимается он этим по недомыслию и глупости или он сознательный враг советской власти. От этих обвинений пародией не отделаешься. За ними стоит целая теоретическая концепция, своеобразно трактующая смысл и назначение литературы.

Эта концепция очень популярна среди склонных к ханжеству чиновников, любящих всех поучать, а также среди простых наивных людей, которые в силу слабого эстетического развития и недостаточного гуманитарного образования не так хорошо разбираются в специфике литературного творчества. Правда, они редко высказывают ее связно, но мы сделаем это за них.

Согласно этой концепции, главное предназначение литературы — нравственное. Конечно, литература должна в меру развлекать читателя, в меру очаровывать художественными ухищрениями, но все это второстепенно и подчинено наиболее важной функции — воспитанию. Общество должно стремиться сделать своих членов и особенно молодежь лучше, добрее, вежливее, трудолюбивее, целеустремленнее, отвадить их от лени, праздности, погони за удовольствиями и других пороков. Конечно, можно и нужно просто внушать людям нравственные нормы, это и делают учителя в школах, преподаватели в вузах, главы семейств и должны делать СМИ, государственные органы. Но просто слушать заповеди морали скучно. А вот если их облечь в занимательную форму — рассказ с захватывающим сюжетом, снабдить словесными украшениями, метафорами, рифмой, то совсем другое дело — воспитательный процесс идет столь же эффективно, сколь незаметно.

Стихи и песни Высоцкого, безусловно, не отвечают такому пониманию литературы. Ведь с точки зрения этой концепции автор должен изображать в своих произведениях только высоконравственных безупречных людей как примеры для подражания, а если он изображает пьяницу, распутника, преступника, то нужно показать, что такое поведение ни к чему хорошему не приводит, что «скользкая дорожка» ведет к падению и гибели и тот, кто по ней пошел, сам потом раскаивается в этом. Короче, в рамках этой теории отрицательные типажи в произведениях литературы возможны лишь, если эти произведения содержат мораль, предостерегающую читателя от подражания таким типажам. Именно этого и ждали от Высоцкого советские ревнители строгой морали. А он не только не оправдал их ожиданий, он строил сюжеты своих песен как бы издеваясь над такой «теорией литературы». Возьмем его известную раннюю песню «Я был слесарь шестого разряда». Там описывается рубаха-парень, который является высококвалифицированным слесарем и потому хорошо зарабатывает: «Получал я всегда сколько надо / — И плюс премию в каждый квартал», но не отличается высокими нравственными качествами. Большие деньги он тратит на то, чтобы пить, гулять и изменять оставшейся в Рязани невесте с «шалавами в Москве». Но он сурово наказан за пьянство и разврат:

«Вижу я, что здоровие тает,
На работе — все брак и скандал…»

Он выгоняет шалав без слов, и ему сразу же становится лучше. Слушатель — сторонник моралистического понимания искусства — ждет ожидаемой развязки: обращения к трезвой жизни, женитьбы, семейной и трудовой идиллии, а получает словно пощечину — совершенно противоположное:

«Если б знали, насколько мне лучше.
Как мне чудно, хоть кто б увидал!
Я один пропиваю получку
— И плюс премию в каждый квартал!»

Песня написана для того, чтоб посмеяться над теми, кто видит в литературе одну лишь воспитательную функцию. Действительно, такой взгляд на литературу, в определенные эпохи даже очень популярный (например, в XVIII русская литература была чрезвычайно назидательной), все же очень узок и однобок. Произведения литературы — это не приправленные красивостями нравственные поучения. Сводить их только к этому так же глупо, как требовать от литературы, чтоб она в занимательной форме популяризировала новейшие научные открытия. Между прочим, такая отрасль литературы есть, называется она научно-популярная литература, но к художественному творчеству она не имеет прямого отношения. Чем лучше произведение научно-популярной литературы выполняет свое прямое предназначение — в понятной упрощенной форме излагать научные концепции, — тем меньше в нем от истинной художественной литературы. То же самое можно сказать и о морализаторской литературе.

Люди старшего поколения помнят, что в СССР было много литературной продукции такого рода — о передовиках производства, ударницах-доярках, летчиках-героях, в них все было правильно и нравственно, герои вели безупречно моральный образ жизни, говорили на правильнейшем литературном языке. Эти произведения в изобилии содержали в себе все то, в отсутствии чего суровые критики упрекали произведения Высоцкого. Их хвалили критики, авторам вручали премии, давали медали. Вот только читать их было скучно, и они так и оставались пылиться на полках магазинов и библиотек. То есть даже с точки зрения морализаторов свое предназначение они не выполняли — никого не вдохновляли образцами высокой морали.

И наоборот, можно привести множество настоящих высоких произведений литературы, вошедших в пантеон мировой классики, которые совсем не отвечают требованиям, предъявляемым к литературе морализаторами. Так, в «Ревизоре» Гоголя практически нет положительных персонажей, одни взяточники, пьяницы, казнокрады, сплетники, развратники, лицемеры. Иногда в качестве такового пытаются выставить слугу Хлестакова Осипа, это очень удобно для идеологического анализа — мудрый народ противостоит загнивающему дворянству, но это все же натяжка. Ведь и Осип вслед за своим хозяином обманывает руководителей городка, чиновников, прислугу, пытаясь извлечь из их непрозорливости личную выгоду. Только желания у него попроще: наесться побольше каши и щей, получить у господ монетку в кулак, да и поумнее он своего хозяина, понимает, что обман скоро раскроется. Но где это и когда ум считался нравственным достижением?

Итак, нет у Гоголя примеров для подражания, нет и наказания порока и морали в конце. Ясно, что такой ушлый чинуша, как городничий, снова наскребет деньжат и откупится от настоящего ревизора. А не откупится, так пришлют на его место такого же самодура и ворюгу… Что же касается Хлестакова, то он вообще увильнул безнаказанным… Да и саму ошибку нельзя рассматривать как наказание за грехи чиновников: это ведь просто случайность, стечение обстоятельств, они это так и воспринимают и ничуть не раскаиваются в своих бесчинствах, а лишь винят себя за доверчивость. С точки зрения морализаторской теории литературы «Ревизор» Гоголя — сплошное очернение действительности императорской России (кстати, именно так он и воспринимался многими современниками, и не только читателями и зрителями, но и критиками). Однако бесспорно, что это одно из талантливейших произведений русской литературы.

Здесь не место и не время поднимать сложный философский вопрос о сущности искусства. Замечу только, что в русской классической традиции укоренилась совершенно другая концепция литературы, которая видит в ней своеобразное «человековедение», познание человеком себя, глубин своей души, смысла своей жизни, раскрытие внутренней красоты, гармонии человека, но, конечно, не рациональными, а художественными методами. Причем для русской классической литературы как раз характерен интерес не только к героям, совершенным во всех отношениях — и в умственном, и в нравственном, и в физическом.

Русская классическая литература главным образом обращена к простому маленькому человеку, не столь талантливому, не столь умному, не столь удачливому, лишенному безупречного эстетического вкуса, не всегда даже чистоплотному в нравственном отношении. Он где-то комичен, но несмотря на это он тоже человек, достойный любви, уважения. Здесь видна преемственность между русской литературой и христианской традицией, которая призывает в любом даже падшем и жалком человеке видеть Образ Божий. Собственно Высоцкий исходил из этого, восходящего к русской классике понимания литературы. (Высоцкий вообще классический автор, что прошло мимо внимания его хулителей, недаром же он так боготворил Пушкина и держал на письменном столе его посмертную маску.) Герой песен Высоцкого, каждая из которых — монолог какого-либо типичного персонажа тогдашней действительности или диалог между ними, — такой маленький человек. Он не герой труда, не покоритель космоса, не образцовый комсомолец, о которых писали официальные газеты и прошедшие цензуру книги. Он может быть зэком, может быть алкоголиком, может быть шофером, который поднял руку на напарника. Но зато он настоящий, а не плакатный и плоский. У него есть внутренний мир, надежды, стремления, чувства, с ним интересно, его жалко…

Попробую конкретизировать. Высоцкого упрекали в поэтизации уголовников в блатных песнях. Но разве герои этих песен — матерые профессиональные преступники, жестокие и циничные, ненавидящие все цивильное? Если оставить в стороне шуточные блатные песни, в которых Высоцкий, как мы уже показали, издевается над наивными представлениями о цели литературы, то выяснится, что песни эти — вовсе не о настоящих матерых преступниках. Нет, их герои — просто шпана, хулиганы, которые любят побахвалиться, выставить себя «настоящими блатными», но на самом деле способны лишь в подворотне вечером прохожего избить да стырить что-нибудь, что плохо лежит, из озорства… Они даже и настоящей блатной фени не знают, так, два-три слова, хотя для законопослушных граждан, «фраеров» и этого хватает, чтоб до смерти напугаться такого «героя»… В худшем случае герой Высоцкого — лагерник, но не «авторитет», а «мужик», то есть не профессиональный преступник, а человек, севший случайно, по глупости вступивший в конфликт с законом:

«Сгорели мы по недоразумению.
Он за растрату сел, а я — за Ксению»

«…нас каждый день мордуют уголовники…»

То есть этот тот же самый паренек из шпаны, а то и вовсе «фраер», который оказался уже за колючей проволокой.

Показательно также, что преступники — герои этих песен Высоцкого — воюют с немцами в составе штрафных батальонов. Историки СССР знают, что настоящие профессиональные преступники отказывались брать в руки оружие в 1941 году и защищать советское государство — государство для них было врагом, а винтовка — символом вохровца. Тех заключенных, которые пошли защищать Родину, они презрительно называли «суками», «ссученными», что на блатном языке значит «продавшийся лагерной администрации, предатель». И потом после вой­ны в лагерях были целые войны между «ворами» и «суками»: когда получившие волю победители-штрафники, покутив и пограбив, снова попадали на нары, их там ждали ножи и заточки ревнителей уголовной морали — «воров»…

И Высоцкий не выдумал этот персонаж — приблатненную шпану — из некоего злого умысла разрушить мораль стойких советских людей, которые якобы ничего такого до Высоцкого не знали и не видели. Высоцкий взял его из жизни. В годы детства и отрочества Высоцкого — в конце 40-х — начале 50-х, когда в стране царил послевоенный разор и кривая преступности зашкаливала, такой шпаны было видимо-невидимо в московских дворах (об этом есть пронзительный фильм «Прощай, шпана замоскворецкая»). В те годы любой московский мальчишка, кроме разве что совсем уж отъявленных «мажоров» — детей дипломатов из сталинских высоток (которые увлекались другой — западной романтикой и становились стилягами и битниками), так или иначе водил знакомство с такой шпаной (тем более что советская школа была демократичной и в одном классе оказывались и дети начальников, и дети уголовников) и в той или иной мере подпадал под ее сомнительное влияние; чтоб не отличаться от других, старался выглядеть храбрым и отчаянным… Конечно, юный Высоцкий также иногда заигрывался, поэтизировал шпану, хотя чаще высмеивал ее, выставлял в комичном виде:

«Я здоров, чего скрывать,
Я пятаки могу ломать,
Я недавно головой быка убил»,

«с грабежу я прихожу,
язык за спину заложу
и бежу тебя
по городу шукать»,

но всегда при этом он жалел их, видел в них тоже людей, имеющих своеобразные представления о чести, справедливости, пусть и людей оступившихся, заблудившихся…

На этапе зрелости у Высоцкого начинает преобладать именно это понимание шпаны — как «маленьких людей», таких же, как остальные, только оступившихся. Обратимся к «Балладе о детстве». В ней есть глубокие строки, повествующие о наказе бывшего фронтовика-метростроевца своему сыну, который связался с такой шпаной.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.
Мы спросили: зачем? — Он в ответ:
Мол, коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет.

Пророчество папашино
не слушал Витька с корешом.
Из коридора нашего
в тюремный коридор ушел.

Этим ребятам, поддавшимся сомнительным чарам полууголовного мира, противостоят в автобиографической песне Высоцкого такие же ребята, вышедшие из тех же коридоров, но ставшие законопослушными гражданами, честно служащими Родине и народу каждый на своем месте:

Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись,
Потому что из тех коридоров
Им казалось сподручнее вниз.

Они не идеальные пионеры и комсомольцы, сошедшие с плакатов. Они живые ребята, когда-то они тоже выменивали у немцев ножики, поддавались чарам субкультуры уголовной братвы, но затем одумались: простые и мудрые наказы их отцов — бывших фронтовиков перевесили…

И это же касается многих других персонажей песен Высоцкого.

5.

Те, кто называет творчество Высоцкого антисоветским, имеют и совершенно превратное представление о советской цивилизации. Они воспринимают советскую цивилизацию в соответствии с ее саморекомендацией, то есть отождествляют ее с тем пропагандистским образом, который она сама и создала. Согласно этой саморекомендации советская цивилизация — государство победивших в ходе революции свободных рабочих и крестьян, до самозабвения преданных идеалам марксистского коммунизма, не знающих ни пороков, ни разочарований, ни сомнений. А если и есть среди граждан государства рабочих и крестьян такие — замеченные в грешках или в сомнениях, то это — отклонения от нормы, вырожденцы, которых можно и нужно перевоспитывать (или явные враги, которых нужно уничтожать). Такими хотела видеть советскую цивилизацию ее элита — политическое, идеологическое руководство, да и многие рядовые граждане, попавшие под влияние пропаганды. Но это не значит, что такой она была в действительности. Впрочем, тот черный образ советской цивилизации — как сообщества рабов, униженных и оскорбленных, которыми манипулирует циничная и корыстная партократия, — рисуемый современной либеральной пропагандой, так же карикатурен и далек от истины, как и лубок советского агитпропа.

Высоцкий не очернял и не высмеивал советскую действительность. Действительность он просто изображал, конечно, иронично, с улыбкой, но не зло, а тонко, душевно, потому что сам был частью этой действительности. Высоцкий высмеивал штампы неумелой пропаганды, тот убогий, урезанный, заидеологизированный образ советской цивилизации, который навязывали всем работники идеологического ведомства (среди которых, кстати, большинство были будущими ярыми антисоветчиками типа Яковлева или Познера). И еще неизвестно, кто принес больше вреда советскому народу: те, кто создавал этот убогий неумный образ, или те, кто его высмеивал…

И в этом смысле Высоцкий был вполне советским поэтом, и его песни — подлинный памятник советской эпохе, по которым легче уловить ее дух, чем по пропагандистской продукции тех «пролетариев пропагандистского цеха», которые во время оно клеймили Высоцкого как антисоветчика и клялись идеалами коммунизма, а потом с легкостью сожгли партбилеты и стали клясть Советский Союз. Высоцкому удалось создать поразительный по своей творческой силе «социальный театр». Его песни написаны от имени множества различных живых, не приглаженных и не подретушированных персонажей советского обществ — шоферов, зэков, профессоров, колхозников, спекулянтов, евреев-диссидентов, солдат, офицеров. Каждый из них имеет свое мировидение, свою, пусть узкую и однобокую, правду, с которой автор не обязательно согласен (поэтому и глупо осуждать Высоцкого за слова его персонажей; Высоцкий, если выражаться терминами М.Бахтина, был не монологичен, а диалогичен и даже полифоничен), но каждый из них все равно человечен, а значит, достоит внимания и понимания или как минимум того, чтоб его выслушали — через поэта как через орган речи такой коллективной личности, как народ.

И песни эти именно советские, потому что в них выражены реальные, а не идеологические ценности советского общества, не те ценности, которые провозглашались с трибун, а те, которыми общество жило. Они, конечно, не были совершенно противоположны: с трибун говорили о коллективизме — и народ ценил коллективизм, с трибун говорили о справедливости — и народ желал справедливости, но идеологическая обертка не совпадала все же с бытийным содержанием в точности. Реальный коллективизм — это не только подвиги самопожертвования в «борьбе за урожай» (хотя и они были), но и, например, взаимопомощь в круге блатных знакомых, посредством которой удалось доставать дефицит. Но, как говорил еще Маркс, — наши недостатки — продолжения наших достоинств…

Итак, когда мы задаемся вопросом, было творчество Высоцкого советским или антисоветским, мы должны осознать: быть советским человеком — это вовсе не значило напоказ славить партию и правительство и приукрашивать действительность, замалчивая все ее недостатки. Быть советским значило верить в возможность справедливого общества, в победу мира, дружбы, бескорыстия, это значило ненавидеть несправедливость, эгоизм, накопительство. Принципами коллективизма, нестяжательства социализм, советский строй и отличался от капитализма, строя либерально-буржуазного. Такими и были миллионы граждан СССР, которые, возможно, не являлись образцами нравственности и не сильно разбирались в идеологии, но которые честно делали свое дело, служили обществу и Родине в меру своих сил и талантов. Как герои песен и стихов Высоцкого. Как сам Высоцкий.

Рустем Вахитов

Источник: https://rusrand.ru/analytics/byl-li-vysockiy-antisovetchikom-popytka-iss...

Глава 6. Люди: модульный человек

Каждую весну во всей восточной части Соединенных Штатов начинается огромная миграция, как это бывает у леммингов. Поодиночке и группами, нагруженные спальными мешками, одеялами и купальными принадлежностями, примерно 15 000 студентов американских колледжей забрасывают свои учебники и следуют исключительно точному внутреннему инстинкту, который ведет их к выжженной солнцем береговой линии Форта Лодердейл во Флориде. Здесь примерно в течение недели вся эта толпа поклонников солнца и секса отсыпается, флиртует, жадно глотает пиво, валяется на песке и оглашает пространство воплями. В конце этого периода девушки в бикини и их бронзовые поклонники упаковывают свои сумки и присоединяются к массовому исходу. И тогда каждый, кто окажется недалеко от палаток, воздвигнутых курортным городом специально для этого буйного войска, может слышать крики, усиленные громкоговорителем: «Машина двухместная, приглашаю попутчика до Атланты… Нужно добраться до Вашингтона… В 10.00 отбываем в Луисвилль…» Через несколько часов не остается ничего от этой пляжной компании, склонной к выпивке, кроме банок и бочек из–под пива, а также примерно полутора миллионов долларов в кассах местных торговцев — тех, кто смотрит на это ежегодное вторжение как на некое благо, которое угрожает нормальной психике живущих здесь людей, но в то же время гарантирует им личную выгоду.

Молодых людей влечет сюда не только непреодолимая страсть к солнечному свету. И это не просто зов секса — секс доступен и в других местах. Скорее это чувство свободы, не связанной с ответственностью. 19–летняя студентка одного из нью–йоркских колледжей с совместным обучением, которая недавно побывала на этом веселье, высказалась так: «Ты нисколько не беспокоишься о том, что ты здесь скажешь или сделаешь, потому что, честно говоря, ты никогда больше не увидишь этих людей», Ритуал посещения Форта Лодердейл дает возможность огромного разнообразия кратковременных межличностных отношений. И по мере того как мы движемся все дальше по пути супериндустриализма, именно эта кратковременность все в большей степени начинает характеризовать отношения между людьми.

ЦЕНА ДРУЖЕСКОЙ «ВОВЛЕЧЕННОСТИ»

Урбанизм, т. е. образ жизни городского населения, поглощает внимание социологов с начала нашего столетия. Макс Вебер указывал на тот очевидный факт, что люди, живущие в больших городах, не могут знать своих соседей столь же близко, как люди, жившие в небольших сообществах. Джордж Зиммель продвинул еще на шаг эту идею, высказав весьма оригинальную мысль о том, что если бы городской житель эмоционально реагировал на любого и каждого человека, с которым он вступает в контакт, или если бы он загромождал свой мозг сведениями об этих людях, то он был бы «совершенно раздроблен внутренне и пришел бы в совершенно немыслимое психическое состояние».

Луи Вирт в свою очередь отмечал фрагментированность отношений между городскими жителями. Он писал: «Характерно, что городские жители встречаются друг с другом, выступая при этом в весьма ограниченной роли… Их зависимость от другого человека ограничивается лишь каким–либо частным аспектом деятельности последнего»[1]. Вместо того чтобы глубоко войти в целостную личность каждого индивида, с которым мы встречаемся, мы поддерживаем необходимые поверхностные и частные контакты с некоторыми из них, объяснял он. Мы заинтересованы только в том, насколько хорошо продавец обуви удовлетворяет наши нужды, и нам нет дела до того, что его жена страдает от алкоголизма. Это значит, что с большинством окружающих нас людей мы вступаем в отношения ограниченного участия. Сознательно или неосознанно, но мы строим свои отношения с другими людьми по функциональному принципу. Поскольку мы не принимаем участия в домашних проблемах продавца обуви, не разделяем его надежды, мечты и горе, он для нас полностью взаимозаменяем другим продавцом той же компетентности. Мы применяем модульный принцип к человеческим отношениям. Тем самым мы создаем личность, подобную предметам одноразового использования: Модульного Человека.

Мы не воспринимаем человека в целом, а включаемся, как вилка в розетку, в один из модулей его личности. Каждая личность может быть представлена как некая уникальная конфигурация из тысяч таких модулей. Таким образом, никакой индивид не может быть заменен каким–либо другим, если рассматривать личность в целом, а не ее отдельные модули. Поскольку мы хотим купить всего лишь пару ботинок, а не дружбу, любовь или ненависть, постольку для нас нет никакой необходимости в том, чтобы интересоваться всеми другими модулями, формирующими личность продавца. Наши отношения весьма ограниченны. И склонность к ограничению существует с обеих сторон. Эти отношения влекут за собой принятые формы поведения и общения. Обе стороны, сознательно или неосознанно, понимают и ограничения, и законы, вытекающие из них. Трудности возникают только тогда, когда одна из сторон переступает принятые границы и пытается вступить в контакт с каким–либо модулем, который не имеет отношения к данной функции.

Обширная социологическая и психологическая литература посвящена сегодня проблеме отчуждения, которая обусловлена, как полагают, именно фрагментацией отношений между людьми. Многое в риторике экзистенциалистов и в студенческих бунтах декретирует эту фрагментацию. Говорят, что мы недостаточно «сливаемся» с близким человеком. Миллионы молодых людей заняты попытками достичь «полного слияния».

Однако прежде чем согласиться с популярным выводом о том, что модуляризация в человеческих отношениях — явление отрицательное, следовало бы более пристально взглянуть на него. Теолог Гарвей Кокс, повторяя Зиммеля, указывает, что в условиях городской жизни попытка полного «слияния» с другим человеком может привести лишь к саморазрушению и эмоциональному опустошению. Он пишет, что городской человек «должен иметь более или менее беспристрастные отношения с большинством людей, с которыми он вступает в контакт, чтобы выбрать тех, с кем у него будут дружеские отношения, и их–то и развивать… Его жизнь можно уподобить точке, на которую воздействуют десятки систем и сотни людей. Его способность знать кое–кого из них лучше с необходимостью приводит к тому, что глубина его отношений со многими другими сводится к минимуму. Для городского человека выслушивание сплетен почтальона — акт чистого милосердия, поскольку у него скорее всего нет никакого интереса к людям, о которых хочет поболтать почтальон»[2]. Кроме того, прежде чем сокрушаться по поводу модуляризации, необходимо спросить самих себя, действительно ли мы предпочли бы вернуться к традиционной ситуации, в которой каждый индивид был связан с личностью немногих людей, а не с личностными модулями многих. Традиционный человек воспринимается так сентиментально, в таком романтическом ореоле, что часто мы не понимаем последствий возврата к нему. Те же самые писатели, которые причитают по поводу фрагментации, требуют в то же время свободы; однако при этом они упускают из виду отсутствие свободы людей, связанных неразрывными узами. Ибо любые связи предполагают взаимные требования и ожидания. Чем более интимными становятся отношения между людьми, тем большее давление оказывают друг на друга партнеры, чтобы исполнились их ожидания. Чем теснее и неразрывнее эти отношения, или, говоря другими словами, чем больше модулей при этом задействовано, тем сильнее возрастают требования, предъявляемые нами.

В любых отношениях модульного типа требования строго ограничены. Поскольку продавец обуви выполняет свою достаточно ограниченную миссию, обслуживая нас и удовлетворяя таким путем наши довольно небольшие ожидания, мы не будем настаивать, чтобы он верил в нашего Бога, или был опрятен дома, или разделял наши политические пристрастия, или любил ту же пищу или ту же музыку, что и мы. Мы предоставляем ему право быть свободным во всех других сферах, так же как и ему нет дела до того, атеист я или еврей, гетеросексуалист или гомосексуалист, Джон Бирхер или коммунист. Так не бывает и не может быть при целостных взаимоотношениях. До какого–то момента фрагментация отношений и свобода идут рядом друг с другом.

Все мы, по–видимому, испытываем в своей жизни потребность в целостных отношениях. Но бессмысленно было бы утверждать, что мы можем иметь только  такие отношения. Отдавать предпочтение обществу, в котором индивид имел бы холистические отношения с немногими, а не  модульные отношения со многими людьми, — это значит желать возврата к тюремной жизни прошлого — того прошлого, в котором индивиды были гораздо теснее связаны друг с другом, но в котором их жизнь была сильнее регламентирована социальными условиями, сексуальной моралью, политическими и религиозными ограничениями.

Это не означает, что модульные отношения не связаны ни с каким риском или что мир таких отношений — лучший из возможных миров. На самом деле в такой ситуации таятся глубинные опасности, и мы попытаемся это показать. Однако до сих пор дискуссия по этому вопросу, публичная или профессиональная, была нацелена не на суть дела, ибо она упускала из виду основной параметр всяких межличностных отношений — их продолжительность.

ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Следует упомянуть социологов вроде Вирта, отметивших транзисторную природу человеческих связей в урбанизированном обществе. Однако они не попытались систематически сопоставить феномен небольшой длительности человеческих связей с аналогичным явлением в других видах связей. Они не сделали также попыток обосновать документально постепенное уменьшение этой длительности. До тех пор, пока мы не проанализируем временные параметры человеческих связей, мы будем совершенно неправильно понимать и весь процесс перехода к супериндустриализму. Уменьшение средней  продолжительности человеческих отношений — вероятное следствие увеличения количества таких отношений. Средний житель города в наше время за неделю, вероятно, вступает в контакт с большим количеством людей, чем деревенский житель в феодальные времена в течение года, а может быть, даже и всей своей жизни. Узы, связывающие деревенского жителя с другими людьми, включали в себя, несомненно, и какие–то кратковременные отношения, однако большинство людей, с которыми он был знаком, он знал на протяжении всей своей жизни. Городской человек может иметь некую стержневую группу людей, с которыми он поддерживает связь долгое время, но в то же время он взаимодействует с сотнями или, может быть, тысячами людей, которых он видит только однажды или дважды и которые затем полностью исчезают из его поля зрения. Каждый из нас подходит к человеческим отношениям, как и к другим видам отношений, имея внутри себя некий набор ожиданий относительно их продолжительности. Мы надеемся, что определенные виды отношений будут более долгими, чем другие. На самом деле отношения с другими людьми можно классифицировать, исходя из их предполагаемой длительности. Конечно, они варьируются от одной культуры к другой, от одного человека к другому. И тем не менее для широких слоев населения в развитых технологических обществах достаточно типичны следующие отношения:

Длительные отношения.  Мы надеемся, что связь с нашей собственной семьей и — в меньшей степени — с другими родственниками будет длиться в течение всей жизни людей, относящихся к этой категории. Эта надежда далеко не всегда сбывается, о чем говорит рост количества разводов и распад семей. Несмотря на это, теоретически мы, вступая в брак, считаем, что «нас разлучит только смерть», и идеалом общества является связь, длящаяся всю жизнь. Реалистично ли это ожидание для общества, меняющегося с большой скоростью, вопрос спорный. Однако ожидания таковы: семейные связи будут длительными, может быть, на всю жизнь, и человеку, который разрывает такие связи, традиционно приписывается та или иная степень вины.

Отношения средней длительности.  В эту категорию попадают четыре класса отношений. В порядке уменьшения ожидаемой длительности: отношения с друзьями, соседями коллегами по работе и членами различных добровольных организаций, как, например, церковь или клуб.

Традиционно предполагается, что дружеские отношения длятся почти так же долго или вообще так же долго, как и семейные связи. Высокая оценка дается в нашей культуре такому феномену, как «старые друзья», а прекращение дружбы считается в какой–то мере предосудительным. Однако один вид дружеских отношений, называемый знакомством, оценивается как имеющий меньшую продолжительность.

Отношения между соседями не рассматриваются больше как длительные, поскольку скорость перемещений в пространстве сейчас слишком высока. Предполагается, что эти отношения равны времени, в течение которого индивид остается на одном месте; продолжительность этого периода в среднем становится все меньше и меньше. Разрыв с соседом может быть связан и с другими причинами, но он не отягощен чувством серьезной вины.

Отношения на работе нередко «перекрещиваются» с дружескими отношениями и реже — с соседскими. Традиционно, особенно конторские служащие, адвокаты, учителя, инженеры и т. п., предполагают, что отношения, складывающиеся на работе, будут длиться относительно долго. Однако это ожидание, как мы увидим далее, уже не столь перспективно.

Отношения между членами различных добровольных организаций — в церковных или гражданских учреждениях, политических партиях и т. п. — иногда перерастают в дружбу, но если этого не происходит, связи между индивидами в таких объединениях распадаются быстрее, чем отношения между друзьями, соседями или коллегами по работе.

Кратковременные связи.  К этой категории относится большинство (если не все) отношений сервисного типа, складывающихся с продавцами, служащими служб доставки, газовиками, поставщиками молока, парикмахерами и т. п. Смена контактов в этой сфере происходит относительно быстро, и человека, который прекращает их, не за что стыдить. Исключение составляют отношения со специалистами, например с врачами, юристами и бухгалтерами; ожидается, что они будут более длительными.

Такое распределение по категориям вряд ли бесспорно. Большинство из нас может сослаться на примеры «сервисных» отношений, которые были более длительными, чем некоторые дружеские, рабочие или соседские отношения. Кроме того, у каждого из нас есть собственные примеры такого рода: мы посещаем в течение многих лет одного и того же доктора или поддерживаем самые тесные связи с одним из друзей по колледжу. Такие случаи вряд ли являются необычными, и все же их относительно мало в нашей жизни. Они похожи на цветы, возвышающиеся на своих длинных стебельках над целым полем, поросшим травой, где каждая травинка может быть уподоблена какой–либо кратковременной связи, какому–либо короткому контакту. И именно большая длительность этих связей делает их заметными. Такие исключения ни в коей мере не влияют на общее правило: средняя  продолжительность межличностных отношений в нашей жизни становится все более короткой.

ГОСТЕПРИИМСТВО В СПЕШКЕ

Продолжающаяся урбанизация — это лишь один компонент тех воздействий, которые толкают нас ко все большей «временности» в наших отношениях с людьми. Урбанизация, как об этом говорилось ранее, приводит в соприкосновение большие массы людей, увеличивая таким образом количество их контактов друг с другом. Однако этот процесс еще больше усиливается в связи с ростом географической мобильности, описанной в предыдущей главе. Географическая мобильность не только ускоряет «поток» различных мест, проходящий через нашу жизнь, то же самое она делает и с «потоком» людей.

Увеличение количества путешествий сопряжено с резким возрастанием количества временных случайных связей — с пассажирами, служащими гостиницы, водителями такси, с теми, кто резервирует билеты на самолет, с носильщиками, служанками, официантами, с коллегами и друзьями ваших друзей, с работниками таможни, агентами бюро путешествий и бесконечным количеством других людей. Чем больше перемещается индивид, тем больше у него бывает коротких неожиданных встреч лицом к лицу, контактов с людьми, каждый из которых представляет собой отношение фрагментарное и, кроме того, сжатое во времени. (Такие контакты кажутся нам естественными и несущественными. Мы редко способны задуматься о том, сколь немногие из 66 млрд. людей, которые жили на нашей планете до нас, испытывали когда–либо такую высокую скорость перемен в человеческих отношениях.)[3]

Если путешествие увеличивает количество контактов, главным образом с работниками сферы обслуживания того или иного вида, то перемена места жительства также ускоряет поток людей, протекающих через нашу жизнь. Переезд на новое место приводит к прекращению отношений почти в каждой из вышеописанных категорий. Молодой инженер подводной лодки, который переводится со своего места работы в Нэйви Ярд на Мэри Айлэнд, Калифорния, на работу в Ньюпорт Ньюс, Виргиния, берет с собой лишь ближайших членов своей семьи. Он покидает родителей и родню со стороны жены, соседей, знакомых из сферы обслуживания и торговли, а также тех, с кем он вместе служил, и многих других. Он обрывает эти связи. Поселившись в новом месте, он, его жена и ребенок должны будут завязать множество новых связей, которые опять–таки будут временными.

Вот как описывает этот процесс одна молодая женщина, которой пришлось вместе с мужем переезжать 11 раз за последние 17 лет: «Когда вы живете в одном и том же месте, вы можете наблюдать, что происходят те или иные изменения. Так, в один прекрасный день почту приносит новый почтальон. Через несколько недель после этого исчезает девушка за прилавком супермаркета, и новая занимает ее место. Потом вы узнаете, что заменили механика на газовой станции. Тем временем сосед, живущий с вами рядом, уезжает, и вместо него селится новая семья. Эти изменения происходят все время, но постепенно. Когда же вы уезжаете, вы сразу рвете все эти связи, и вы должны опять создавать их заново. Вам нужно найти нового детского врача, нового дантиста, нового механика для вашей машины, который бы вас не обманывал; вы утрачиваете все, что было вами организовано, и должны начинать все заново». Итак, происходит одновременное нарушение целой группы сложившихся отношений, что делает перемещение с места на место психологической нагрузкой для многих людей. И чем чаще повторяется этот цикл в жизни индивида, тем короче, конечно, становится длительность его связей с другими людьми. Сейчас для значительной доли населения этот процесс происходит столь быстро, что это резко меняет традиционные понятия о времени, сложившиеся по отношению к связям между людьми. «Во время коктейля прошлой ночью в Фрогтаун Роад возник разговор о том, сколько времени живут в Нью–Ханаан участники этой вечеринки. Никого не удивило то, что чета «долгожителей» находится здесь всего лишь пять лет», — рассказывается в газете «Нью–Йорк тайме». В те времена, когда перемещения происходили редко, пять лет — это был период, лишь немного более длительный, чем период той ломки, которую переживала семья, переместившаяся в новое сообщество. Это то время, которое требовалось, чтобы ее «приняли» на новом месте. Сегодня же период ломки всей жизни очень сильно сжат во времени.

Так, во многих американских пригородах имеется специальная коммерческая служба «Welcome Wagon» — рекламный автофургон с буклетами, образцами местной продукции и т. п., раздаваемыми приезжим или новым поселенцам, — которая ускоряет этот процесс, знакомя вновь прибывших с главными магазинами и агентствами в данном районе. Служащий такой службы, получающий зарплату за свои труды (обычно это бывает женщина средних лет), посещает новичков, отвечает на их вопросы о сообществе, в которое они попали, оставляет им брошюрки и иногда — сертификаты дешевых подарков, которые можно получить в местных магазинах. Поскольку это оказывает влияние лишь на отношения сервисного характера и вряд ли представляет собой что–то большее, чем одну из форм рекламы, постольку воздействие, оказываемое этой службой, весьма незначительно.

Однако процесс установления отношений с новыми соседями и друзьями очень часто эффективно ускоряется благодаря некоторым людям — обычно это бывают разведенные или одинокие старые женщины, — которые выполняют функцию неформальных «интеграторов» сообщества. Такие люди встречаются во многих давно сложившихся пригородах и жилых кварталах. Их функция описана социологом–урбанистом Робертом Гутманом из университета Ратжер. Он отмечает, что хотя «интеграторша» сама по себе часто находится вне основного потока социальной жизни сообщества, она получает удовольствие от того, что служит как бы «мостиком» для вновь прибывших сюда людей. Она проявляет инициативу в организации вечеринок и других встреч. Новички бывают польщены тем, что какой–то человек, живущий здесь долго, «старожил» (во многих местах быть «старожилом» — значит прожить тут года два), хочет их пригласить. Увы, новоселы быстро понимают, что сама «интеграторша» здесь лишь сторонний наблюдатель, поэтому они обычно скоро дистанцируются от нее. «К счастью для интегратора, — говорит Гутман, — к тому времени, когда он или она занимались тем, чтобы ввести приезжего в сообщество, а приезжий уже начинал отдаляться от интегратора, туда снова прибывали новые люди, которым интегратор опять мог протянуть свою дружескую руку».

Другие люди в округе также помогают ускорить процесс установления связей. Так, говорит Гутман, в районах–новостройках, «как показал опрос, агенты по продаже недвижимости часто знакомили соседей друг с другом еще до того, как они стали владельцами. В некоторых случаях новых Домохозяек, поодиночке или группами, приглашали домохозяйки, живущие по соседству. Соседские жены или их мужья встречались друг с другом случайно, работая в саду, или убирая свой двор, или заботясь о детях. Кроме того, бывали и другие встречи, обычно инициированные детьми, которые часто первыми устанавливали контакт с людьми, живущими в этом новом районе».

Местные организации также вносят важный вклад в то, чтобы помочь человеку быстро включиться в новую обстановку. Это чаще бывает среди домовладельцев в пригородах, чем среди жителей жилых массивов. Церкви, политические партии, женские организации предоставляют возможность установить контакты, к которым стремятся новоселы. По Гутману, «иногда какой–либо сосед говорил приезжему о наличии добровольного объединения и даже приводил его на первую встречу, но даже и в этих случаях вновь прибывший должен был сам найти свою собственную «первичную» группу внутри этого объединения»[4].

Понимание того, что эта перемена места не последняя, что кочевники опять будут собирать свои пожитки и мигрировать отсюда, препятствует созданию новых связей, которые были бы более прочными, чем модульные; это означает, что если отношения вообще должны создаваться, то пусть они входят в жизнь побыстрее.

Однако если период вживания в новую обстановку сжимается во времени, то сокращается и период отвыкания от старых условий. Это особенно верно для сервисных отношений, которые, будучи крайне ограниченными, могут и возникать, и заканчиваться очень быстро. «Они приходят и уходят, — говорит хозяин одного пригородного продовольственного магазина. Однажды вы обнаруживаете их отсутствие, а потом узнаете, что они переехали в Даллас». «Лавочники в Вашингтоне, Колумбия, редко имеют шанс установить длительные отношения со своими покупателями», — пишет репортер в «Business Week». «Все время — разные лица», — говорит кондуктор пригородного поезда в Нью–Хавен.

Даже маленькие дети быстро осознают временный характер человеческих связей. «Нянечка», которая была в прошлом, уступила свое место службе «бэби–ситтер», которая каждый раз, когда надо побыть с ребенком, присылает разных людей. Та же тенденция к усеченным во времени отношениям отражается в отказе от семейного доктора. Старый семейный доктор, врач общей практики, не имел компетенции узкого специалиста, но по крайней мере у него было одно преимущество — он мог наблюдать за одним и тем же пациентом в течение всей его жизни. Сегодня же больной не остается на одном месте. Он не общается с одним и тем же терапевтом, а порхает от одного специалиста к другому и меняет врачей каждый раз, когда переселяется на новое место. Даже в пределах какой–либо одной связи контакты между людьми становятся все более короткими. Так, авторы «Крествудских Высот», обсуждая взаимодействия с различными специалистами и юристами, отмечают «малую длительность контактов друг с другом… Природа таких контактов, а они в свою очередь являются функцией очень насыщенной жизни обоих участников, жизни в условиях до предела спрессованного времени, предполагает, что всякое сообщение должно быть сжато до пределов очень короткого коммюнике, причем даже таких коммюнике не должно быть слишком много…»[5] Влияние на здоровье фрагментации и сокращения времени отношений между пациентом и врачом этот вопрос должен быть подвергнут серьезному специальному исследованию.

ДРУЖЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В БУДУЩЕМ

Каждый раз, когда семья сдвигается со своего места, она стремится также «отбросить» от себя определенное количество неблизких друзей и знакомых. Когда их покидают, то обычно и забывают. Но не все отношения прекращаются после территориального разделения людей. Мы скорее всего сохраним контакты с парой друзей из того места, где мы раньше жили, а также будем стараться время от времени общаться с родственниками. Однако с каждым новым переездом происходит неумолимое стирание этих связей. Сначала оживленная переписка с обеих сторон, случайные визиты или телефонные звонки. Однако постепенно контакты становятся все реже и в конце концов прекращаются. Типичный англичанин, живущий в пригороде Лондона, рассказывает о том, что с ним было после того, как он покинул Лондон: «Вы не можете забыть его (Лондон). Ваша семья еще не полностью живет здесь. У нас еще остались друзья, живущие в Пламстеде и Элтхэме. Мы обычно бываем там каждый выходной. Однако это не может длиться долго».

Джон Барт так изобразил чувство перемены, наступающей в дружеских отношениях, в повести «Плавучая опера»: «Наши друзья плывут мимо; какое–то время нас несет вместе с ними; они уплывают вперед, и мы должны или полагаться на слухи, или совсем потерять их след; но вот они снова плывут назад, и мы должны или обновить наши дружеские связи — поймать то, чего уже нет, — или же признать, что у нас больше нет с ними общего языка, мы уже не понимаем друг друга»[6]. Единственный недостаток в этом описании — умолчание о том, что возникают, исчезают и вновь возобновляются дружеские связи в русле лениво текущей реки, которая то и дело петляет. Сегодня же этот поток движется с большим ускорением. Дружеские отношения (если использовать ту же метафору) все больше становятся похожими на контакт гребцов разных каноэ, преодолевающих быстрины в реке перемен. «Очень скоро, — говорит профессор Эли Гинцберг из Колумбийского университета, — все мы станем людьми столичного типа, не имеющими связей или обязательств по отношению к своим старым друзьям и соседям».

В замечательной статье о «Дружеских отношениях в будущем» психолог Куртни Тол предполагает, что «стабильность, основанная на близких отношениях с небольшим количеством людей, окажется неэффективной вследствие высокой мобильности, расширения круга интересов и различий в способности к адаптации и переменам, свойственным людям, живущим в высоко автоматизированном обществе… Индивиды будут развивать в себе способность к формированию близких отношений приятельского типа на основе общих интересов или внугригрупповых связей, а также способность быстро прерывать эти дружеские связи, когда они переезжают на другое место или присоединяются к группе со сходными интересами или к другой ставшей для них интересной группе в том же самом месте… Интересы будут меняться быстро…

Эта способность быстро вступать в дружеские отношения, а затем прекращать или сводить их до уровня простого знакомства, сопряженная с возросшей мобильностью, приведет к тому, что каждый данный индивид будет иметь больше дружеских отношений, чем это возможно в настоящее время для большинства людей… Структура дружеских связей большинства людей в будущем даст им удовлетворение во многих отношениях, но при этом длительные дружеские связи с немногими, характерные для прошлого, сменятся близкими кратковременными отношениями со многими людьми».

ДРУЗЬЯ ОТ ПОНЕДЕЛЬНИКА ДО ПЯТНИЦЫ

Влияние новой технологии на занятия людей позволяет предполагать, что тенденция к временным связям сохранится в дальнейшем. Даже если мегаполис перестанет «втягивать» людей и они будут меньше переезжать, все равно связи между людьми резко возрастут, а длительность их сократится из–за смены работы. Ибо внедрение прогрессивной технологии, называем мы ее автоматизацией или нет, экономика требуют коренных изменений и квалификации, и личности работника.

Специализация увеличивает количество различных профессий. В то же время технологические нововведения уменьшают «время жизни» любой профессии. «Появление и исчезновение профессии будут такими быстрыми, что вызовут постоянную неуверенность людей», — говорит экономист Норман Энон, специалист по проблемам рабочей силы. Он отмечает, например, что профессия инженера авиалиний возникла — и начала сходить на нет — в течение всего 15 лет. Один только взгляд на страницы «спроса и предложения» в какой–либо крупной газете убеждает в том, что новые профессии возникают с потрясающей скоростью. Системный аналитик, компьютерщик, кодировщик, библиотекарь, работающий с магнитными лентами, и т. п. — это лишь малая часть тех, чья деятельность связана с компьютерами. Извлечение информации, оптическое сканирование, тонкопленочная технология — все это требует новых видов специальных знаний, а старые профессии постепенно утрачивают свою важность или вообще исчезают. Когда журнал «Fortune» в середине 60–х годов провел опрос 1003 молодых администраторов в крупных американских корпорациях, обнаружилось, что по меньшей мере один из трех выполнял работу, которой просто не существовало, пока он не приступил к ней. Другая большая группа занималась работой, которую ранее выполнял один человек[7]. Даже тогда, когда название профессии остается прежним, содержание самой работы часто трансформируется, и люди, выполняющие ее, меняются тоже.

Перемена работы, однако, — это не только прямое следствие технологических изменений. Она отражает также процессы, происходящие в разных видах промышленности, которые постоянно организуются и реорганизуются, приспосабливаясь к быстро меняющимся условиям, чтобы поддерживать бесконечные сдвиги во вкусах и предпочтениях потребителей. Множество других сложных механизмов непрерывно создают эту неразбериху в профессиональной деятельности. Так, опрос, проведенный недавно американским министерством труда, показал, что 71 млн. человек, занятых принудительным трудом, сохраняли свою работу в среднем в течение 4,2 года. Всего лишь три года назад этот показатель составлял 4,6 года; таким образом, длительность непрерывной работы сократилась на 9%.

В другом отчете министерства труда говорится: «В начале 60–х годов средний двадцатилетний рабочий мог ожидать, что он сменит свою работу шесть или семь раз». Таким образом, человек в супериндустриальном обществе будет планировать не какую–либо одну «карьеру», а «последовательные карьеры».

Сегодня с целью учета рабочей силы людей классифицируют в соответствии с той работой, которой они сейчас заняты: «машинный оператор», «продавец» или «программист компьютера». Эта система, возникшая в менее динамичный период, более неадекватна, по мнению многих специалистов по рабочей силе. Сейчас предпринимаются попытки охарактеризовать каждого рабочего не только исходя из его нынешнего места, но и с учетом той специфической «траектории», по которой двигалась его трудовая деятельность. У каждого человека траектория, или линия его карьеры, отлична от таковой других людей, но все же определенные типы траекторий повторяются[8]. Если спросить человека супериндустриального общества: «Что вы делаете?»,  то он обрисует себя, исходя не только из его теперешней (временной) работы, но и из всей организации его рабочей жизни, из траектории его трудовой деятельности. Такие характеристики больше подходят для супериндустриального рынка труда, чем статичные описания текущего состояния, не принимающие во внимание того, чем человек занимался в прошлом, или того, что он мог бы делать в будущем.

Высокая скорость перемены работы, очевидная для Соединенных Штатов, становится все более и более характерной и для западноевропейских стран. Так, в Англии текучесть рабочей силы в производственной сфере оценивается 30—40% в год. Во Франции около 20% всей рабочей силы каждый год вовлекается в процесс смены работы, и, как считает Моника Вьо, эта цифра постоянно увеличивается. В Швеции, по данным Олафа Густафсона, директора шведской ассоциации промышленников, «в среднем текучесть рабочей силы составляет 25 —30% в год… Вероятно, во многих местах этот показатель достигает сейчас уже 35 — 40%».

Возрастает ли текучесть рабочей силы статистически достоверным образом или нет, не так важно, ибо те изменения в этом процессе, которые поддаются измерению, — лишь одна часть вопроса. Статистики не учитывают изменений работы внутри одной и той же компании или предприятия или переходы из одного отдела в другой. А. К. Раис из Тайвисток института в Лондоне утверждает, что «переходы из одного отдела в другой, по–видимому, могли бы привести к началу «новой жизни» внутри предприятия»[9]. Поскольку суммарная статистика перемен работы не считается с такими ситуациями, то тем самым она серьезно недооценивает количество тех переходов с места на место, которые действительно происходят; при этом каждый такой переход означает разрыв старых и появление новых отношений между людьми. Любое изменение в работе сопровождается определенным стрессом. Человек лишается старых привычек, старых способов общения и должен научиться новым. Даже если задача, которую он решает на работе, остается сходной с прежней, все равно меняется обстановка труда. Как и при переезде на новое место жительства, перед новичком стоит задача быстрее завязать новые отношения. И здесь этот процесс может быть облегчен теми людьми, которые берут на себя роль неформальных интеграторов. И здесь новичок ищет человеческих отношений, присоединяясь к каким–либо организациям, обычно неформальным и небольшим, которые не связаны со структурами компании. Понимание того, что никакая работа не может быть истинно «постоянной», обусловливает формирование отношений, условных, модульных и в большой степени временных.

«НОВОБРАНЦЫ» И «ПЕРЕБЕЖЧИКИ»

При обсуждении географической мобильности мы отметили, что некоторые люди или группы людей более подвижны, чем другие. С точки зрения профессиональной мобильности, обнаруживается та же картина: некоторые индивиды или группы чаще меняют свою работу, чем прочие. Предварительно можно сказать, что люди, склонные к перемене мест, будут, весьма вероятно, и часто менять свою работу. Наименее обеспеченные, наименее квалифицированные группы меняют работу чаще. Подвергаясь самым сильным ударам и потрясениям со стороны экономики, требующей образованных, постоянно повышающих свою квалификацию рабочих, эти бедняки перелетают с одной работы на другую, как пинбол между бамперами. Их нанимают в последнюю очередь, а увольняют — первыми. Среди людей со средним уровнем образования и достатка встречаются такие, которые намного подвижнее сельских жителей и относительно стабильны. Чрезмерно высокая и постоянно растущая частота смены работы обнаруживается в тех группах людей, чья профессия наиболее типична для будущего, — ученых, инженеров, высокообразованных специалистов и техников, администраторов и менеджеров.

Так, недавно проведенное исследование показывает, что темп смены работы для ученых и инженеров, работающих в научно–исследовательской и опытно–конструкторской сферах в США, примерно в два раза выше, чем в остальных отраслях американской промышленности[10]. Причину этого легко понять. Это как раз и есть острие технологических перемен — та точка, в которой знания устаревают наиболее быстро. Например, в Вестингхаузе полагают, что длительность так называемого времени «полужизни» дипломированного инженера составляет всего лишь 10 лет; следовательно, по меньшей мере половина того, что он приобрел за годы обучения, устаревает в течение десятилетия[11].

Высокие темпы перемен характерны также для средств массовой информации, особенно для рекламной индустрии. Недавно проведенный опрос 450 американцев, работающих в сфере рекламы, показал, что 70% из них сменили работу за последние два года. То же самое разыгрывается и в Англии[12]; это отражение тех быстрых изменений, которые происходят в предпочтениях потребителей, в стилях живописного искусства, способах репродуцирования, в технологических линиях. Циркуляция персонала от одного агентства к другому время от времени вызывает тревогу внутри самой этой области, и многие агентства отказываются давать статус постоянного работника тем, кто не прослужил хотя бы год.

Но самые драматичные изменения постигли, вероятно, рядовых работников сферы менеджмента, когда–то хорошо защищенных от ударов судьбы и вызывавших зависть представителей менее удачливых профессий. «Впервые в нашей области, — говорит доктор Гарольд Ливитт, профессор индустриальной администрации и психологии, — устаревание становится, по–видимому, серьезной проблемой для менеджмента, поскольку впервые относительные преимущества опыта над знанием очень быстро теряются». Поскольку требуется все больше времени, чтобы обучить человека современному менеджменту, а знания менеджеров устаревают, как и знания инженеров, примерно в течение десяти лет, то Ливитт предполагает, что в будущем «мы будем, вероятно, заниматься планированием тех профессий, которые уже сходят со сцены, а не тех, которые будут развиваться со временем… Вероятно, максимум ответственности будет приходиться на начало карьеры, а затем работник скорее всего будет двигаться по служебной лестнице вниз или будет вытеснен из своей сферы и ему придется заниматься более простой деятельностью, требующей меньшего напряжения»[13].

В каком бы направлении он ни двигался — вверх, вниз или вбок, — в любом случае в будущем смена работы станет происходить в еще большем темпе. Понимание этого уже нашло свое отражение в изменении позиции тех, кто занимается приемом на работу. «Когда я видел по резюме, что человек работал в разных местах, раньше меня это беспокоило, — признает крупный чиновник из Силанез–корпорации. — Я опасался того, что этот парень любит прыгать с места на место или он умеет пользоваться подходящим случаем. Но сейчас меня это не беспокоит. Все что я хочу знать — чем именно было вызвано каждое его перемещение по работе. Даже если за двадцать лет он менял работу пять или шесть раз — это может быть даже плюсом… На самом деле если мне надо сделать выбор между двумя людьми одинаковой квалификации, то я предпочту того, кто дважды менял работу по уважительным причинам, а не того, кто все это время работал на одном и том же месте. Почему? Да потому, что он легче приспособится на новом месте». Директор административного персонала международной телефонной и телеграфной компании доктор Фрэнк Маккейб говорит: «Чем более успешно вы привлекаете людей, прибывших откуда–то, тем выше будет у вас потенциальная скорость «оборота» работников. Именно такие люди чаще увольняются с работы».

Сменяемость кадров на административном рынке имеет собственные закономерности. Так, журнал «Fortune» сообщает: «Переход ведущего административного работника приводит не только к ряду перемещений по работе, но и обычно к серии побочных передвижений. Когда босс переходит на другое место, его непосредственные подчиненные часто просят взять их с собой; если же он их не берет, то они сразу же начинают «высовывать свои щупальца в других направлениях»[14]. Неудивительно, что отчет Стэнфордского научно–исследовательского института об условиях работы в 1975 г. предсказывает: «Можно ожидать очень сильной турбулентности на уровне высокооплачиваемых служащих… атмосфера административной деятельности будет все более неустойчивой и тревожной для тех, кто ею занимается»[15].

Маневрирование с работой обусловлено не только механизмом технологических инноваций, но и новой ситуацией, открывающей новые возможности и в то же время повышающей уровень требований для самоудовлетворенности. «Человек, пришедший на работу тридцать лет назад, считал, что он будет держаться за любую работу, пока не узнает, куда он может уйти. Но сегодня люди, по–видимому, чуют, что есть и другая работа, в двух шагах отсюда», — говорит вице–президент отдела промышленных связей Филко, филиала автомобильной компании Форда. И в большинстве случаев так оно и есть.

Нередко новая работа — не просто новый работодатель, новое местоположение, новый набор сотрудников, но и совершенно новый образ жизни. Так, модель «сериальной карьеры» проявляется в росте количества людей, которые, убедившись в возможностях, предоставляемых богатой экономикой, принимают решение сделать поворот на 180 градусов в своей деятельности именно тогда, когда многие другие просто ждут ухода на пенсию. Мы знаем специалиста по недвижимости, который оставил свою фирму, чтобы изучать социологию. Контролер рекламного агентства, проработав 25 лет на Мэдисон–авеню, приходит вдруг к выводу: «Фальшивое очарование утратило свою новизну и стало скучным. Я просто должна была избавиться от него». Она становится библиотекарем. Торговый администратор из Лонг–Айлэнда и инженер из Иллинойса оставляют свою работу, чтобы давать уроки труда. Главный художник–оформитель возвращается в школу работать по программе борьбы с нищетой.

ЧЕЛОВЕК НАПРОКА

Каждая перемена работы предполагает увеличение скорости, с которой другие люди проходят через нашу жизнь, и поскольку частота таких перемен растет — длительность связей уменьшается. Это особенно ярко выражается в росте популярности так называемых служб временной помощи — человеческом эквиваленте революции в области проката. Сегодня в Соединенных Штатах примерно один из каждой сотни рабочих какую–то часть года работает по найму такой службы временной помощи, которая, по существу, отдает его или ее напрокат в те области промышленности, где наблюдается временная нехватка рабочей силы. Около 500 таких агентств в наше время обеспечивают индустрию примерно 750 000 краткосрочных работников, от секретарей до инженеров по обороне. Когда одному из отделов авиационной корпорации понадобилось 150 инженеров по дизайну для выполнения срочного правительственного контракта, он получил их от нескольких служб проката. Вместо того чтобы тратить месяцы на прием на работу такого количества специалистов, удалось собрать полный штат незамедлительно. Люди, нанимаемые на короткое время, использовались и в период политических кампаний для работы на телефоне и ротаторе. Их призывали в случае необходимости в типографии, больницы и на промышленные предприятия. Они использовались в деятельности, связанной с исследованием общественных отношений. (В Орландо, штат Флорида, временные рабочие были наняты раздавать банкноты в один доллар в торговом центре, чтобы привлечь внимание общественности к этому центру.) Обычно же десятки тысяч таких людей выполняют рутинную офисную работу, помогая постоянному штату сотрудников в периоды перегрузки. И вот одна из служб проката объявляет в своей рекламе, что она будет арендовать служанок, шоферов, дворецких, поваров, мастеров на все руки, приходящих нянь, практикующих сиделок, водопроводчиков, электриков и людей других профессий, нужных для обслуживания домашней жизни. Она добавляет в той же рекламе: «Так же, как Герц и Авис арендуют машины…»

Аренда временных наемных рабочих и служащих для временных нужд, так же как и аренда различных физических объектов, все более распространяется по всему индустриализированному миру. Крупнейшая из служб временной помощи, компания «Мэнпауэ», начала свою деятельность во Франции в 1956 г. С тех пор она каждый год увеличивалась вдвое, и сейчас во Франции существует 256 агентств этой компании.

Люди, нанятые на работу службами временной помощи, выдвигают ряд причин, по которым они предпочитают именно такой вид работы. Вот что говорит Хоук Хаджетт, инженер–электромеханик: «Каждая работа, за которую я берусь, является авральной, и когда от меня требуется такое сильное напряжение, я работаю лучше». За восемь лет он служил в 11 различных компаниях, встречаясь, а потом расставаясь с сотнями людей, работавших вместе с ним. На самом деле для некоторых квалифицированных работников такого рода работа предоставляет даже больше гарантий безопасности, чем для служащих, считающихся постоянными, но работающих в тех областях индустрии, которые в высшей степени подвержены изменениям. В оборонной промышленности внезапные сокращения или временная безработица столь обычны, что «постоянный» работник всегда готов к тому, что его без особого предупреждения выкинут на улицу. А «временный» инженер просто перейдет на другую должность, где его проект будет завершен.

Для большинства «временных» работников чрезвычайно важно то, что они сами могут быть инициаторами поворотов в своей жизни. Они могут работать очень много, если они этого хотят, и там, где им нравится. Для некоторых такая работа — один из способов расширить круг своих социальных контактов. Одна молодая мать, вынужденная переехать в новый крупный город, куда перевели ее мужа, чувствовала себя одинокой, когда двое ее детей были в школе. Заключив контракт со службой временной помощи, она начала работать восемь или девять месяцев в году и, переходя из одной компании в другую, смогла установить контакты с большим количеством людей, среди которых она нашла себе и друзей.

КАК ТЕРЯТЬ ДРУЗЕЙ…

Рост темпа перемены занятий и распространение арендных отношений на систему найма рабочих и служащих будет приводить к дальнейшему увеличению темпа формирования человеческих контактов и их разрыва. Однако это ускорение по–разному влияет на различные общественные группы. Так, в целом представители рабочего класса стремятся жить ближе к своим родственникам, и они в большей степени зависят от них, чем представители среднего и высшего классов. По словам психиатра Леонарда Дуль, «их родственные связи значат для них больше, и большие расстояния, для преодоления которых требуются деньги, становятся для них помехой». Представители рабочего класса, как правило, менее склонны к деятельности временного характера. Им требуется больше времени, чтобы установить связи с другими людьми, и они не хотят их терять. Неудивительно, что они не желают менять свою работу или переезжать в другое место. Они делают это, когда вынуждены, но это редко их собственный выбор.

Напротив, отмечает тот же психиатр, «интересы представителей интеллигенции, профессорско–преподавательского состава, высших управленцев [16] простираются в самые отдаленные точки, и поистине можно сказать, что они имеют больше функциональных отношений. Мобильность, легко дублируемые отношения и контакты, обусловленные интересом к определенным проблемам, — вот что характеризует эту группу»[17].

Увеличение способности «пропускать» через себя людей в течение жизни связано с умением не только устанавливать связи, но и разрывать их, не только объединяться, но и разъединяться. Люди, которые в наибольшей степени обладают такими адаптивными возможностями, наиболее высоко ценятся в обществе. Сеймур Липсет и Рейнгард Бендикс в своей книге «Социальная мобильность в индустриальном обществе» утверждают, что «социально мобильные представители лидеров бизнеса обнаруживают необыкновенно развитую способность рвать с теми, кто им мешает, и вступать в отношения с теми, кто может им помочь»[18].

Они разделяют мнение социолога Ллойда Варнера, полагающего, что «наиболее важным компонентом личности преуспевающих менеджеров и владельцев корпораций является то, что после разрыва глубоких эмоциональных связей с семьей, в которой они родились, они в дальнейшем не имеют привязанности к прошлому и поэтому могут легко устанавливать контакты в настоящем и будущем. Это люди, которые покинули свой дом и телом, и душой… Они легко могут вступать в контакты с другими людьми и столь же легко — прекращать их». И еще раз в исследовании, проведенном вместе с Джеймсом Абегленом и озаглавленном «Лидеры большого бизнеса в Америке», Варнер пишет: «Прежде всего они — люди в Движении. Они оставляют свои дома и все, что с этим связано. Они оставили позади себя какой–то уровень доходов и образ жизни, чтобы приспособиться к иному способу жизни, совершенно отличному от того, что был им дан при рождении. Мобильный человек прежде всего покидает то место на земле, где он родился. Имеется в виду и дом, в котором он жил, и соседи, которых он знал, и во многих случаях даже город, штат и регион, где он появился на свет.

Этот уход в физическом смысле — лишь малая часть процесса тотального расставания, который должен испытать мобильный человек. Он оставляет и людей, и места. Должны быть забыты друзья его ранних лет жизни, ибо знакомства прошлого, в котором его статус был низким, несовместимы с его настоящим преуспевающего человека. Часто бывает забыта и церковь, к которой он принадлежал по рождению, и клубы, и окружение его семьи и его юности. Но самое важное, что он должен до какой–то степени оставить и своего отца, мать, братьев и сестер, так же как все другие человеческие привязанности своего прошлого»[19]. Но если это так, то неудивительно читать в деловом журнале написанное в бесстрастной манере руководство для вновь выдвинутого руководителя и его жены. В нем предлагается постепенно разрывать связи со своими старыми друзьями и подчиненными, чтобы свести к минимуму чувство обиды. Ему говорят, что нужно «находить логически обоснованные оправдания для того, чтобы не присоединяться ко всей группе во время кофе и ленча». Следует также «пропускать игры в шары или в карты, организуемые в отделе, но сначала делать это от случая к случаю, а потом — более часто». Приглашения, делаемые кем–либо из подчиненных, могут быть приняты, но они не должны быть взаимными; к себе домой можно приглашать лишь группу подчиненных. Через некоторое время все такие взаимоотношения надо вообще прекратить.

В руководстве отмечается, что жены — это особая проблема, поскольку они «не понимают правил этикета, принятых на службе». Преуспевающему мужу предлагают проявлять терпение по отношению к своей жене, которая может дольше сохранять старые привязанности, чем он сам. Однако, излагает один руководитель, «жена может быть прямо–таки опасной, если она настаивает на сохранении близких дружеских связей с женами подчиненных своего мужа. В этом случае ее дружба будет создавать трения, искажать его суждения о людях, которые находятся ниже его по служебной лестнице, подвергать опасности его работу». Более того, один человек из отдела кадров указывает, что, «когда родители отходят от своих прежних друзей, то же самое делают и дети».

СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ДРУЗЕЙ?

Такие инструкции, говорящие, по сути дела, о том, как разрывать связи с людьми, выливают ушат холодной воды на голову тех, кто сохранил традиционные представления о том, что дружеские отношения — это надолго. Но прежде чем осуждать мир бизнеса за его чрезмерную жестокость, важно осознать, что та же самая модель человеческих отношений используется и в других слоях общества, хотя часто она и скрыта под маской лицемерных сожалений. Профессор, которого выдвинули в деканы, военный офицер, инженер, назначенный руководителем проекта, часто играют в ту же социальную игру. Более того, можно предсказать, что нечто, сходное с этой моделью, будет скоро распространяться далеко за пределы сферы труда и формальных объединений. Ибо если дружба основана на общих интересах или склонностях, то дружеские отношения не могут не преобразиться, если изменились интересы, даже если при этом социальный статус друзей остался прежним. И было бы крайне удивительно, если бы в обществе, бьющемся в судорогах самых быстрых перемен, которые когда–либо знала история, интересы отдельных людей также не менялись бы, как в калейдоскопе.

На самом деле большую часть социальной активности индивидов можно описать сегодня как поисковое поведение — неустанный процесс социального поиска, в ходе которого человек ищет новых друзей, чтобы заменить тех, кого уже нет, или тех, с кем утрачены общие интересы. Этот кругооборот побуждает людей, особенно высокообразованных, менять место жительства и устраиваться на временную работу. Ибо найти людей с одинаковыми интересами и склонностями, на основе чего и может расцвести дружба, — это непростое дело в обществе, в котором столь быстро растет специализация. Рост специализации наблюдается не только в сфере трудовой и профессиональной деятельности, но даже и в проведении свободного времени. Далеко не всякое общество может предложить такой широкий круг привлекательных и доступных способов проведения свободного времени. И чем больше различий в работе и отдыхе, тем больше выражена специализация и тем труднее найти подходящих друзей. Так, по оценкам профессора Саржент Флоранс, в Великобритании в наше время требуется минимум 1 000 000 человек, чтобы профессиональный рабочий мог найти среди них 20 друзей со сходными интересами. Женщина, которая стремится поступить на временную работу с целью найти себе друзей, поступает в высшей степени разумно. Благодаря увеличению количества людей, с которыми она вступает в рабочие контакты, она повышает математическую вероятность обнаружить тех немногих, кто имеет с ней сходные интересы и наклонности[20].

Мы выбираем друзей из очень большого круга знакомых. Михаил Гуревич из Массачусетского технологического института провел исследование, в ходе которого он просил участников опроса проследить за всеми своими контактами с различными людьми в течение 150 дней. В среднем каждый назвал около 500 имен. Социальный психолог Стэнли Милгрэм, который провел ряд потрясающих экспериментов, касающихся коммуникативных отношений, говорит, что у каждого американца от 500 до 2500 знакомых[21]. На самом деле, как полагает профессор Флоранс, у большинства людей менее 20 друзей, хотя он определяет дружбу, вероятно, менее строго, чем обычные люди. При опросе 39 супружеских пар, относящихся к среднему классу, в Линкольне, штат Небраска, их просили перечислить своих друзей. Цель этого исследования была — выяснить, кто в семье (муж или жена) сильнее влияет на выбор друзей для всей семьи. Исследование показало, что средняя супружеская пара насчитала примерно семь «дружеских единиц», представленных или отдельными людьми, или супружескими парами. Следовательно, количество людей, считающихся друзьями средней супружеской пары, могло колебаться от 7 до 14. Их значительная часть проживала в другом месте, и тот факт, что жены назвали таких друзей больше, чем их мужья, говорит о том, что они менее склонны забывать своих друзей после переезда на другое место. Короче говоря, мужчины, по–видимому, обладают большим мастерством в разрыве сложившихся взаимоотношений, чем женщины[22].

ОБУЧЕНИЕ ДЕТЕЙ ВЫСОКИМ ТЕМПАМ ИЗМЕНЕНИЙ

В наши дни обучение тому, как надо «отсоединяться» и «прекращать контакты» с людьми, начинается весьма рано. Можно сказать, что этот показатель представляет собой одно из главных различий между поколениями, ибо сегодня дети школьного возраста испытывают в своих классах очень высокую скорость перемен. Согласно данным Лабораторий по анализу педагогических условий, созданных Фордом Фаундэйшн, «стало вполне обычным, если в городской школе состав учеников в классе меняется наполовину в течение года»[23]. Эта исключительно высокая скорость перемен не может, конечно, не повлиять на детей. Уильям Уайт указывал в своей книге «Организационный человек» («The Organization Man»), что такая мобильность «очень сильно влияет как на учителей, так и на учеников, ибо учителя при этом лишаются того чувства удовлетворения, которое у них возникает при наблюдении за развитием ребенка»[24]. Однако эта проблема осложняется сегодня еще и тем, что сами учителя меняются очень часто. Это справедливо не только для Соединенных Штатов, но и для других стран. Так, в отчете по Англии утверждается: «Сейчас нередко даже в средней школе ребенок изучает один и тот же предмет у двух или трех разных учителей в течение одного года. И если преданность учителей школе столь мала, то какой же преданности можно ждать от детей? Если большая часть учителей готовится уйти на лучшую работу, перейти в лучший район, то они будут меньше заботиться о детях и меньше уделять им внимания». Можно только догадываться, как повлияет все это на жизнь детей.

Современное исследование студентов высшей школы, проведенное Гарри Муром из Денверского университета, показало, что результаты тестовых испытаний детей, менявших свое местожительство от одного до десяти раз, не отличались существенно от результатов тех детей, которые все время учились в одной и той же школе. В то же время у детей, которые переезжали с места на место, отмечена определенная тенденция — они избегают участия в добровольных школьных мероприятиях, таких как клубы, спортивные занятия, самоуправление учащихся и другие виды внепрограммной деятельности. Это выглядит так, будто они хотят, насколько это возможно, уклониться от связей, которые все равно должны будут скоро прекратиться; короче говоря, они хотят замедлить поток людей, проходящих через их жизнь[25].

Насколько быстро дети или взрослые — это не так важно — должны устанавливать и разрывать отношения с людьми? Может быть, существует какая–то оптимальная скорость, превышение которой представляет для нас угрозу? Этого никто не знает. Однако если к этой картине уменьшающейся длительности человеческих отношений мы добавим такой фактор, как разнообразие этих отношений (признание того, что каждая новая связь с людьми требует от нас особой формы поведения), то становится совершенно ясно одно: чтобы успешно приспосабливаться к постоянно возрастающим переменам в вашей личной жизни, нужен иной уровень адаптации, который никогда ранее не требовался от человека.

Объединим все вышеизложенное с высокоскоростным «пропусканием через себя» мест, вещей и людей, и тогда мы начнем слегка понимать, насколько сложное поведение требуется от людей сегодня. Очевидно, что логическим завершением того направления, в котором мы сейчас движемся, должно быть общество, основанное на системе временных встреч и совершенно новой нравственности, исходящей из того убеждения, которое в столь краткой форме было высказано одной студенткой в Форте Лодердейл: «по правде говоря, вы никогда не встретите этих людей еще раз». Нелепо предполагать, что в будущем нас не ждет ничего, кроме прямолинейной проекции тех тенденций, которые имеются в настоящем, и что поэтому мы вынужденно придем к предельно кратковременным человеческим отношениям. В то же время есть смысл попытаться распознать то направление, в котором мы движемся.

Вплоть до настоящего времени большинство из нас исходило из предположения, что временные отношения между людьми поверхностны, и только длительно сохраняющиеся связи могут перейти в истинное взаимопонимание. По–видимому, такое предположение ложно. По–видимому, и целостные, немодульные отношения между людьми могут развиваться гораздо быстрее в быстро меняющемся обществе. Может быть, станет более быстрым формирование истинно дружеских отношений между людьми и процесс взаимопонимания. Пока этого не произошло, и в ушах звучит все тот же навязчивый вопрос: «Не является ли Форт Лодердейл нашим будущим?»

Итак, мы выяснили, что по отношению ко всем трем очевидным компонентам ситуации — людям, местам и вещам — скорость перемен увеличивается. Теперь самое время посмотреть те скрытые от глаз факторы, столь же важные для формирования нашего жизненного опыта, — информацию, которой мы пользуемся, и организационные рамки, внутри которых протекает наша жизнь.

Интересная заметка о явлении временности, быстротечности сегодняшней жизни — в бюллетене местного отдела фермерского хозяйства за лето 1969 г. (приводится в «Difficult but Possible Supplement to Whole Earth Catalog», Sept., 1969, p.23):

«Я надеюсь, что на этой неделе ферма достигла своего самого низкого показателя за лето, потому что, если спад продлится, мне негде будет жить… Я думаю об этом доме как моем временном жилье. Я люблю, чтобы в моем доме не было разбитых стекол и ненужных бумаг, чтобы инструменты и запасы лежали на своих местах, я люблю принимать гостей, ухаживать за своими животными… Однако здесь все не так…

Наш средний фермер говорит самому себе: «Я здесь в гостях (на день, неделю, месяц или год), и на самом деле я не часть этой фермы, а просто гость, и не могу сделать ничего существенного, чтобы изменить ситуацию на ферме»… Я думаю, что ключ к решению этой проблемы вот в чем:

СТАБИЛЬНОСТЬ ПРИВОДИТ К ЧУВСТВУ ОБЩНОСТИ.

У нас здесь очень не развито чувство общности… Это — распад общества. Естественные качества, формируемые семьей (помощь друг другу, совместный труд, чувство любви и нежности), вытесняются эгоистическими наклонностями… Я считаю, что этот распад, это ощущение, что мы — просто свиньи у кормушки, обусловлены НЕСТАБИЛЬНОСТЬЮ.

Когда какая–нибудь стабильная группа из десяти человек живет вместе неделями, естественные силы работают на чувство общности. Когда на ферме более 20% туристов, когда семейная жизнь разрушается каждые один–два дня разными отъездами и приездами — тогда я не вижу никакой надежды».

25 января 1938 года родился Владимир Высоцкий. «Владимир Семёнович Высоцкий — советский поэт, актёр театра и кино, автор-исполнитель песен; автор прозаических произведений и сценариев. Лауреат Государственной премии СССР. Как поэт Высоцкий реализовал себя прежде всего в жанре авторской песни», - так о нем пишет Википедия.

Отдавая дань великому поэту в рубрике «Вне политики» мы разместили оригинальный материал Рустема Вахитова, нашего давнего автора. Напоминаем, что Рустем – философ и публицист, кандидат философских наук, доцент Башкирского государственного университета, старший научный сотрудник отдела этнополитологии Института гуманитарных исследований при Академии наук Республики Башкортостан. Надеемся, что его неординарный подход к известной теме заинтересовал наших читателей и поэтому мы предлагаем новую серьезную и глубокую статью того же автора «Был ли Высоцкий антисоветчиком», опубликованную в журнале «Юность» еще в 2011 году, но за десятилетие не потерявшую свою актуальность. Ее можно найти в рубрике «Статьи и публикации.

Редколлегия