Нет, лозунг «Долой Лукашенко» я понял, но дальше-то что? Нынешнюю страну создал именно Лукашенко, жить как при Лукашенко, но без него – невозможно. Значит, нужно что-то менять. И вот тут, на вопрос «что и как»? Ответа до сих пор нет… Поскольку постоянное произнесение мантр «свобода» и демократия» ответом, разумеется, считаться не может.

Если речь идёт о том, что нужно предоставить полную свободу либералам (в логике, что тогда разовьётся «силиконовая долина» в Белорусии и «будет фсем щастье») разбивается о реальную картину жизни в Калифорнии. А точнее: отключения электричества, бомжи и наркотики, да и много ещё других «благ цивилизации». К слову, под шум в Минске некоторые программистские фирмы стали переезжать – в Прагу или Таллин. Может быть, это было целью?

К слову. Таллин и Прага… Туда и из России программистские фирмы переезжают. Между прочим, семейные трагедии возникают, поскольку если у жены программиста хороша карьера, то она переезжайте не хочет. Ибо, в отличие от мужа-программиста, думает о будущем и понимает, что через пару-тройку лет «лафа» может закончиться. Как только, ЕС начнёт рассыпаться.

Опять-таки, скажут, либеральные эксперты, какая разница, есть ЕС или нет, если в стране «правильное» законодательство и «демократия», то всё будет там отлично для тех, у кого много денег. Ан нет, почитайте про Нью-Йорк у нас на сайте, из него уже уезжают очень богатые люди, поскольку вокруг дома уже просто ад творится. А уж там-то «демократия» просто образцово-показательная, как и «свобода», разумеется. А в Таллине и Праге живут не только программисты, там и обычные люди живут, которым есть будет нечего. Поляки вон это уже поняли (они вообще умные), выводы только сделали не совсем приятные для восточных соседей, Белоруссии в частности. Но рано или поздно даже программисты это поймут.

Итак, ключевой вопрос: как жить дальше.

Я понимаю, дураки на такой вопрос отвечать не могут, они его даже задать не могут, поскольку оперируют мантрами о «свободе» и «демократии». Но мы-то умные. Что будем делать? С учётом того, что механизм стимулирования спроса, построенный на эмиссии доллара, больше не работает и работать не будет, пока этот самый спрос очень существенно не упадёт. Причём, что очень важно, восстановить его снова смогут на первом этапе не так уж много стран (я ведь не зря столько писал про валютные зоны!). И уж точно это будут не Чехия с Эстонией.

И вот тут-то и становится очевидным, что нужен образ будущего. Причём неабстрактный (типа «свободы» и «демократии», которые бывают только тогда, когда кто-то «просто так», а точнее, в пику кому-то другому, даёт деньги), а очень даже конкретный. И у кого он сегодня есть? У Западной Европы? Простите… У финансовых глобалистов? Незаметно, пока они только занимаются манипуляциями и стараются перенести свою ответственность за разные совершённые преступления на кого-то другого. У Трампа? У Трампа есть, но грамотный экономический анализ показывает, что образ этот – возврат к модели начала ХХ века с соответствующим образом жизни.

Может быть образ будущего есть у Китая… Но беда в том, что он его не может сформулировать так, чтобы его понимали не китайцы. Не получается. Может быть, эту проблему и можно решить, но уже точно понятно, что в ближайшие года два-три это не получится. И что тогда остаётся? А остаётся только Россия.

Отметим, что у нас в стране много образов будущего, от либеральной демократии до концепции «Москва – третий Рим». Но я исхожу из логики, что это всё слова, а ни слова – это экономическая модель, которая может обеспечить достойный уровень жизни развитие для всего населения страны (и тех, кто догадается присоединиться). И вот тут вариант вырисовывается только один: православный социализм. То есть та модель, к которой, в конце концов, пришёл Сталин и которую потом порушил троцкист и догматик Хрущёв.

Да, к слову, для мусульманских стран эта концепция отлично формулируется как исламский социализм. Причём авраамическая ценностная база должна обеспечивать социалистическую модель экономики. С развитым малым и средним бизнесом. Кто-то скажет, а где здесь место для гейтсов и джобсов. А мы на это ответим, что гейтсы и джобсы не такие уж владельцы «своих» компаний, поскольку в процессе IPO они продали контрольные пакеты своих акций. Вот в роли владельцев контрольных пакетов и будет выступать социалистическое государство. А уж как оно это будет делать – отдельный вопрос.

Я совершенно не утверждаю, что это единственный возможный образ будущего. Но других на сегодня практически нет. И это значит, что именно этот образ и победит, поскольку «свято место пусто не бывает», а конкуренции нет. Ну, или, нас ждут уж совсем мрачные времена, с точки зрения уровня жизни населения и сопутствующих нравов. И ничего не сделаешь, объективные обстоятельства.

Михаил Хазин, экономист, публицист, блогер, теле- и радиоведущий. Бывший чиновник администрации президента России. Постоянный член «Изборского клуба»

https://khazin.ru/articles/10-vlast-i-obshhestvo/83068-kak-zhit-dal-she

Краткосрочная аренда

Сытые годы позади. Говорящие головы, которые раньше буквально сидели на зарплате, после перестановок 2016 года вдруг оказались на улице. Выяснилось, что лайки в Facebook и репосты в Telegram не делают результат. На рынке «политической аналитики» оказалось много безработных политологов, которые ничего не могут предложить взамен, кроме своего мнения.

Они не умеют собирать данные, они не умеют их обрабатывать, они готовы работать лишь по тезисам, которые им присылали сверху. Пресловутые темники, о которых так любят говорить, превратились в аналитические гайдлайны. Польза от таких экспертиз — минимальна, а самих экспертов можно было задействовать лишь в различных информационных кампаниях. Политолог из аналитика давно был превращен в рупор пропаганды. Причем топорной, дешевой и неизобретательной.

Новые действующие лица в АП, которых часто называют методологами или приверженцами Московского методологического кружка или, как его еще называют, школы Щедровицкого, практикуют проектный формат работы. Есть конкретные задачи, конкретные проекты, под которые необходимо задействовать тех или иных экспертов. Держать армию бесполезных говорящих голов никому не нужно, поэтому от них было решено отказаться.

Тем не менее задачи по ведению различных информационных кампаний никуда не делись. Просто изменилась модель работы, а сами говорящие головы теперь используются исключительно по прямому назначению, но не в рамках долгосрочной аренды, а на короткие поездки из пункта А в пункт Б.

По телеграм-каналам даже гуляют расценки различных сеток. Нет причин доверять конкретным цифрам и данным, но сам факт того, что существуют различные акторы, синхронно подключающиеся к тем или иным кампаниям, отрицать сложно.

Подобрал там, где бросили

Если вы хоть раз пользовались каршерингом, то знаете специфику его работы. Если вам нужно съездить на машине (читай политологе) по делам в отдаленный район, то, скорее всего, на этой же машине вы и сможете вернуться назад, так как вероятность того, что ей воспользуется кто-то другой, стремится к нулю. И наоборот, если вы поехали в центр, то высока вероятность, что после вас машиной воспользуется другой водитель.

У политологов то же самое. Есть группа, которая редко выезжает за пределы условного центра, поэтому их услугами пользуются разные акторы, существуют узкоспециализированные или же по-настоящему периферийные эксперты, на которых ездят одни и те же клиенты.

Количество — главное

Пользователи каршеринга знают, что люксовых машин там нет. Конечно, существуют сервисы, предоставляющие такие услуги, но и ценник там соответствующий. Чаще же всего в такой работе используют недорогие машины, а недостаток качества компенсируют сетью и количеством единиц в автопарке. С информационными кампаниями в последнее время схожая ситуация. Для успеха нет смысла задействовать «дорогих топов», достаточно использовать сеть рабочих лошадок.

http://nepolitolog.com

В июле 2020 г. Chatham House выпустил информационно-аналитический доклад «Обеспечение киберустойчивости систем командования, управления и связи НАТО». Он охватывает целый ряд аспектов, в том числе взаимоувязанность систем командования и управления обычными и ядерными силами, а также юридические последствия нападения на системы командования и управления двойного назначения. Наиболее важным рассматриваемым вопросом является кибербезопасность систем командования, управления и связи ядерных сил — этой проблеме посвящено более половины содержательной части доклада. Кроме объёма и порядка изложения материала, на это указывает и то, что у авторов (доклад подготовлен тремя исследователями — Йасмин Афиной, Калумом Инверарити и Бейзой Унал) есть ряд публикаций в этой области. В частности, Д-р Бейза Унал, которая является старшим научным сотрудником программы Chatham House в области изучения проблем международной безопасности, за последние несколько лет приняла участие в подготовке таких докладов, как «Кибербезопасность систем ядерного оружия. Угрозы, уязвимости и последствия» (2018 г.), «Кибербезопасность стратегических сил и средств НАТО в космосе» (2019 г.), «Перспективы ядерного сдерживания в XXI веке» (2020 г.).

Представляется, что общая оценка доклада должна основываться на результативности научного коллектива в достижении поставленной задачи. Как заявили сами авторы: «Данная работа направлена на то, чтобы выявить риски для систем ядерного оружия НАТО, возникающие из-за киберуязвимостей, повысить осведомленность о них и содействовать их снижению. Она направлена на удовлетворение потребности в более широкой осведомленности общественности о киберрисках для ядерного оружия НАТО, а также на проведение политологических исследований, направленных на формирование и информационное обеспечение ядерной политики на уровне государств-членов…». Доклад отчасти решает эти задачи в той степени, в которой позволяют существующие ограничения. В частности, и это отмечают сами авторы, секретность рассматриваемой тематики позволяет опираться только на открытые источники, и, соответственно, имеющаяся информация может быть устаревшей и/или неполной. Нивелировать этот недостаток авторы постарались путём привлечения экспертов и бывших официальных лиц, близких к этой тематике — однако полным решением проблемы такой подход не является.

В целом исследование выполнено на достаточно высоком методологическом уровне — об этом говорит и четко выстроенное повествование, и то, что авторы опираются на существенный массив как официальных документов, так и исследовательских работ, которые одновременно служат хорошей основой для обоснования приведенных рекомендаций. Авторы рассматривают пять аспектов, оказывающих влияние на уровень кибербезопасности систем командования, управления и связи: защита программного обеспечения и сетевая защита; защита целостности данных; аппаратная защита; контроль доступа/безопасности; и осведомленность о кибербезопасности/проектируемая безопасность. Есть несколько тезисов, с которыми можно согласиться, например, с ростом уязвимости систем командования и управления по мере их модернизации, и с тем, что нет абсолютно защищенных систем. Кроме того, авторы справедливо указывают на то, что новые технологии (в частности, квантовые вычисления) могут создавать новые риски. Отдельно стоит отметить, что авторы приводят подробный обзор структуры командования и управления НАТО, который охватывает все основные среды операционной деятельности (воздушное пространство, сушу и водную среду), а в качестве приложения к докладу дают обзор системы командования, управления и связи ядерных сил США, Великобритании и Франции, который также может представлять особый интерес для экспертов.

В то же время рассмотрение проблематики кибербезопасности систем командования, управления и связи ядерного оружия содержит в себе ряд недостатков. Остановимся на наиболее существенных из них. Во-первых, можно поспорить с утверждением авторов, что ответственность за обеспечение кибербезопасности систем командования, управления и связи лежит на всех государствах-членах альянса, а не только на ядерных державах. Сами же авторы отмечают, что «США — единственная страна, которая предоставила своё ядерное оружие для использования в рамках действий Альянса, и таким образом, системы командования, управления и связи ядерного оружия НАТО неразрывно связаны с подобными системами США». Интересно, что авторы цитируют доклад Главного бюджетно-контрольного управления США, но не упоминают, что в нем говорится о наличии критических киберуязвимостях почти во всех крупных программах закупок вооружений и военной техники, которые проходили эксплуатационные испытания в период 2012–2017 гг. По информации СМИ, в число рассмотренных систем вошли два элемента ядерной триады — будущие подводные лодки типа Columbia и ракеты Ground Based Strategic Deterrent, которые идут на смену МБР Minuteman III. Учитывая эти факты, авторы могли бы рекомендовать ядерным державам нести главную ответственность за кибербезопасность соответствующих систем командования, управления и связи. Хотя в докладе и сделан акцент на взаимоувязанности систем командования и управления обычными и ядерными силами, реальный масштаб этого явления остаётся малоизученным.

Во-вторых, как пишут авторы, новые технологии могут способствовать решению проблемы целостности данных (в том числе с применением методов моделирования и анализа больших данных) и принятия решений в сжатые сроки. Действительно, проблема сокращения времени на принятие решений сегодня актуальна — особенно когда дело касается стратегической стабильности — и государства видят в применении искусственного интеллекта (ИИ) один из способов её решить. Так, «улучшение ситуационной осведомленности при принятии решений» является одной из задач ИИ, выделенных в Стратегии Министерства обороны США в области искусственного интеллекта 2018 г. Авторы указывают на то, что «иногда новые технологии (например, ИИ и методы машинного обучения) могут нести угрозу системам командования, управления и связи ядерных сил», и уточняют, что данные, используемые в процессе машинного обучения, могут быть особым образом испорчены, и впоследствии исказить работу системы. Представляется, что указанная в докладе опасность — лишь часть целого ряда проблем, сопряженных с использованием ИИ в военных целях. Среди прочего, совершенно очевидно, что системы ИИ представляют собой программно-аппаратные комплексы, которые могут быть подвержены кибератакам. Кроме этого, как показали исследования, для провоцирования неверной работы ИИ совершенно необязательно вмешиваться в процесс обучения — специально подготовленные данные могут привести к сбоям уже функционирующей системы. Такие атаки могут считаться атаками нового типа — когнитивного, направленного на использование изъянов в процессах обработки информации искусственным интеллектом. Представляется, что для противодействия им существующих средств обеспечения кибербезопасности будет недостаточно.

В-третьих, авторы отмечают, что атрибуция и реагирование являются мерами противодействия кибератакам. В докладе также говорится, что «Безопасность и надежность архитектуры командования, управления и связи ядерных сил членов НАТО имеет особое значение для целей сдерживания. Даже когда эти системы Североатлантического союза подвергаются атаке, все государства-члены должны иметь возможность продемонстрировать свои возможности обнаружения, криминалистической экспертизы и реагирования…». При этом в докладе никак не отражен тот факт, что на сегодняшний день не создано международно-правовых механизмов, в рамках которых можно было бы рассматривать опасные инциденты в ИКТ-среде и давать им оценку, как нет и системы фиксации фактов, связанных с этими инцидентами. Многие известные случаи установления виновности той или иной страны в различных инцидентах в ИКТ-среде использовали так называемую «публичную атрибуцию», когда в отсутствие юридически значимых фактов и должного разбирательства виновный «назначался» из политических соображений — и к нему были применены различные меры. Быстрая и точная атрибуция в ИКТ-среде была и остаётся достаточно трудоёмким процессом. Авторы заявляют, что «наступательные киберпотенциалы, без сомнения, в настоящее время очень продвинуты, и такие возможности находятся в руках небольшого числа акторов». С этим трудно согласиться, поскольку по некоторым оценкам кибероружием сегодня обладают более 60 стран. Выяснить, насколько продвинутыми возможностями обладает та или иная страна, весьма проблематично. Постоянное расширение круга обладающих кибероружием акторов усложняет задачу атрибуции — повышая при этом риск неверной интерпретации и ошибочного реагирования. При этом известно, что НАТО уже считает киберпространство полноценной сферой операционной деятельности и наращивает военный потенциал в киберпространстве, а ряд стран-членов Альянса уже создали соответствующие военные подразделения.

Наконец, и это главный недостаток, в данном докладе практически полностью игнорируется тот факт, что контроль и сокращение ядерных вооружений, снижение опасности непреднамеренного начала ядерной войны, в том числе ввиду кибервоздействий — это многосторонний процесс. По имеющимся оценкам, Россия и США обладают 90% ядерного оружия, и представляется, что это накладывает на них особую роль по поддержанию глобального мира и безопасности. Суть стратегической стабильности — такое состояние стратегических отношений держав, при котором устраняются стимулы для нанесения первого ядерного удара[1]. Помня об этом, можно провести аналогию с защищенностью пусковых установок — постулируется, что если они уязвимы, это создаёт стимул для нанесения первого удара. Подобным же образом стимулы будут создавать и киберуязвимости систем контроля и управления ядерными силами. При этом устранение подобных уязвимостей не должно быть односторонним, так как высокий уровень киберзащиты у одного участника противостояния создаёт стимул нанесения первого удара, перед этим совершив кибератаку на системы контроля и управления потенциального противника.

Решение проблемы обеспечения кибербезопасности ядерных сил и выработка таких механизмов, которые исключили бы вероятность ошибочной эскалации, выходит за рамки НАТО. Здесь уместно вспомнить, что даже на пике холодной войны каналы связи между двумя сверхдержавами оставались открытыми, и обсуждение острых вопросов велось на разных уровнях. Менее десяти лет назад, в 2013 г. было подписано «Совместное заявление президентов Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки о новой области сотрудничества в укреплении доверия», которое затрагивало некоторые вопросы взаимодействия в области защиты критически важных информационных систем, а также закладывало основы создания механизмов снижения уровня опасности в киберпространстве. Сейчас подобное взаимодействие не осуществляется, более того, с 2017 г. в США введены запретительные ограничения (2) на заключение с Россией какого-либо соглашения в сфере кибербезопасности.

Представляется, что при всех достоинствах и информационно-аналитической ценности доклада, отсутствие даже намека на возможность выстраивания каких-либо мер взаимного снижения киберрисков с другими ядерными государствами, в том числе с теми, которые открыто называются «недружественными», — сводит на нет все остальные рекомендации. Один из немногих параграфов посвященных России (и Китаю) гласит о том, что «НАТО также должно устранить киберриски, связанные с закупкой военной техники в странах, не дружественных НАТО (например, в России или Китае)». А в рекомендациях, в качестве меры, направленной на снижение риска неверной интерпретации и стремительной эскалации, указано изучение того, «как противники понимают работу систем командования и управления». Учитывая то, что доклад позиционируется как источник информации для лиц, принимающих решения, подобный идеологический перекос в сторону создания «образа врага» едва ли сослужит хорошую службу при выработке долгосрочных политик, особенно в текущих условиях острого дефицита доверия на международной арене.

Совместное заявление относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и дальнейшему укреплению стратегической стабильности. Государственный визит президента СССР М. С. Горбачева в Соединенные Штаты Америки, 30 мая — 4 июня 1990 года. Документы и материалы. — М.: Политиздат, 1990. — С. 335.

Павел Карасев, научный сотрудник ИПИБ МГУ, эксперт РСМ

В годы Первой мировой войны во французской деревеньке, где квартировал русский экспедиционный корпус, цыганка предсказала Родиону Малиновскому высший военный чин в России, и ещё много чего. Сбылись все пророчества: он стал Маршалом и Министром обороны СССР, но с тех пор Родион Яковлевич, прежде, чем принять решение, всегда смотрел в календарь, и, если можно было, никогда не назначал важные дела, когда, конечно, это зависело только от него, на пятницу. Если же это была не его воля, в пятницу обязательно что-нибудь шло не так.

В пятницу 24 июля 1942 года немцы заняли Ростов-на-Дону. Город невозможно было удержать: слишком неравны были силы. Чтобы спасти шесть своих армий, командующий Южным фронтом Малиновский приказал отступить.

«Сталин пришёл в ярость, и издал Приказ № 227 «Ни шагу назад!», в котором прямо говорилось, что часть войск Южного фронта оставили города Ростов-на-Дону, Новочеркасск без боя, без серьёзного сопротивления, без приказа Москвы, покрыв себя позором».

В конце июля для разбора прибыл Берия. Малиновского ждал трибунал, а приговор, фактически, был озвучен на всю страну в приказе № 227 – расстрел. Малиновского спас командующий Закавказским фронтом генерал армии Иван Тюленев: он якобы для получения назначения отправил комфронта самолётом в Москву. Там Малиновского понизили до командующего 66-й армии, которая истекала кровью севернее Сталинграда. И на этом участке фронта немцы к Волге так и не вышли. Малиновский часто выезжал на передовую, он считал, что, чем ближе начальство, тем дальше опасность. Но на передовой он не прятался, он пренебрегал личной безопасностью для того, чтобы лучше разобраться в обстановке. Он никогда не бравировал показной храбростью, но, всё же, был поистине бесстрашным.

Летом 1937-го одним из самых ответственных участков обороны республиканской Испании командовал Энрике Листер, и когда к нему приехал русский полковник, Листер пригласил коломеля (полковника) Малино, как называли Малиновского испанцы, на прогулку. Над головами свистели пули, Листер как будто совершал послеобеденный моцион, Малиновский тоже показывал, что пули его не беспокоят, и украдкой рассматривал след пули на гимнастёрке.

«В Испании Малиновский воевал с января 1937-го до мая 1938-го. Быстро выучил язык и обходился без переводчика. Трижды просил продлить командировку. На третий рапорт ему ответили: «В случае задержки, будем считать невозвращенцем».

В Москву Малиновский вернулся в мае 1938-го, в самый разгар чисток в армии. Кадровик по неосторожности дал Малиновскому его личное дело, и он увидел, столько там было разной лжи. Малиновский даже удивился, почему до сих пор его не арестовали и не казнили, как многие других.

В июне 1938-го 40-летнего, с боевым опытом полковника назначили помощником кавалерийского инспектора в Белорусский военный округ, которым командовал комкор Жуков. Инспектор Малиновский рьяно взялся за дело. Он нашёл немало промахов в организации службы в войсках округа. И тут же в Наркомат обороны и в НКВД полетели доносы на него. Его вновь вызвали в Москву. Такие вызовы добром не кончались: многие сослуживцы Малиновского обратно уже не вернулись. Но Сталин и на это раз не тронул Малиновского, а отправил его преподавать в Академию им. Фрунзе, где он был единственным, кто говорил по-французски, по-немецки и по-испански.

«В марте 1941 года генерал-майора Малиновского назначили командиром 48-го стрелкового корпуса в Одесском военном округе. Это было серьёзное испытание, ведь за 25 лет военной службы Малиновский не имел командного опыта, служил в штабах и преподавал в академии. Теперь под его началом было 35 тысяч солдат и офицеров, сотни орудий и танков».

За неделю до начала войны 48 СК начал скрытно выдвигаться к реке Прут на границе с Румынией. Когда немцы напали на СССР, Малиновскому повезло: в Молдавии его корпус оказался в стороне от ударов немецких танковых групп. И всё же приходилось отступать, потому, что отступали соседи, можно было попасть в окружение, нарушалось снабжение, высшее руководство принимало решения, приводившие к страшным последствиям.

В августе 1941-го почти семь суток немцы, имея четырёхкратное превосходство, пытались окружить 48 СК в районе Николаева. Малиновский каждый раз ускользал из ловушки, а затем приказал переправляться через Днепр. Жёсткими мерами он остановил панику и хаос на паромах и понтонных мостах, и в первую очередь отправил на восточный берег артиллерию. Малиновский проявил ещё и человечность: в это же время на левый берег переправлялись беженцы, и он пошёл на риск, разрешив людям и мелкому скоту располагаться на паромах с техникой.

48 СК – одно из немногих соединений, которые сохранили боеспособность, а потому Малиновского назначили командующим 6-й армией Юго-Западного фронта. От армии осталось лишь название: личный состав почти полностью погиб в окружении под Уманью. Малиновский смог собрать хоть какие-то силы – военные училища, окруженцев и т.д.

25 августа 1941-го танки вермахта ворвались в Днепропетровск. Наши части отступили на левый берег. Немцы по не взорванному наплавному мосту стремительно перешли Днепр, и захватили плацдарм на левом берегу. Ставка приказала 6-й армий, у которой не было ни транспорта, ни оружия, прижать немцев к Днепру и не дать им перейти на восточный берег. Чтобы хоть как-то оснастить армию, Малиновский приказал снимать с идущих на восток эшелонов оружие и амуницию. В районе Днепропетровска река делает изгиб, и немецкую переправу можно было постоянно обстреливать. Переправа была узкой, чтобы попасть в неё, требовалось много снарядов. Малиновский организовал и интенсивную работу тяжёлых пушек, нашёл боеприпасы и обеспечил их подвоз, что в тех условиях было сделать крайне сложно, и переправу разбил. Вермахт застрял в Днепропетровске почти на месяц, не имея возможности ни наступать, ни эвакуироваться с этого клочка земли. Артиллерия Малиновского крушила вражескую мотопехоту, танковые дивизии и дивизию СС «Викинг». Малиновский вообще любил артиллерию, очень активно использовал её в боях.

Малиновский постоянно возвращался к своему солдатскому опыту времен Первой мировой войны. Уже тогда он начал писать роман об этих днях. Писал всю жизнь, даже на войне, хотя было строжайше запрещено вести дневники. Главной своей задачей Малиновский считал сохранение жизней солдат. Под Сталинградом в его армию прибыла необстрелянная дивизия, но в бой сразу командарм её не бросил, оставил немного подучиться в тылу.

В ноябре 1942-го Малиновский возглавил 2-ю гвардейскую армию. На выручку 300-тысячной армии генерала Паулюса, окружённой в Сталинграде, Гитлер послал группу армий «Дон» под командованием Эриха фон Манштейна. Помешать 6-й армии и группе армий «Дон» соединиться могла лишь 2-я гвардейская армия, которой предстояло пройти 200 км по заснеженной степи, и занять рубеж по реке Мышкова. Войска ночевали под открытым небом. В этот момент исход войны зависел от Малиновского, и его армия опередила врага на 6 часов. Молниеносный манёвр его армии мог обернуться катастрофой: заправщики отстали, а в баках танков не было горючего – они просто не могли пойти в бой. И всё же Малиновский приказал вывести танки из укрытий навстречу врагу. Наши и немцы сутки стояли друг напротив друга. В этой битве нервов Малиновский победил. Ночью подвезли солярку, а наутро танки Малиновского устремились вперёд, вынудив немцев отступить.

12 февраля 1943 г. Малиновскому получил третью генеральскую звезду на погоны, а 27 марта его назначили командующим Юго-Западного фронтом. В октябре 1943-го фронт вышел к Запорожью – важному узлу обороны противника, который обороняли 1 танковая и 7 пехотных дивизий. Гитлер приказал держать город, не считаясь с потерями. Сталин же приказал Запорожье взять любой ценой. Для Малиновского это было не приемлемо, и он приказал штурмовать Запорожье ночью, чтобы к рассвету овладеть городом и плотиной. Ночной штурм города таким количеством войск – три армии и два корпуса – многие тогда сочли авантюрой. Ночной штурм –операция опасная, поскольку ночью не видит не только враг, но не видят и свои. Малиновский решил воспользоваться тем, что немцы штурма ночью не ждут, и рискнул. Наступление на 30-километровом фронте началось 13 октября в 22.00. Ошеломленные немцы начали поспешное отступление. Город был взят с меньшими потерями, чем при штурме городов днём.

В конце июля 1944-го Ставка приказала готовиться к разгрому немцев в Молдавии. Малиновский всего за три дня окружил крупную группировку врага в районе Кишинёва. Гитлер считал оборонительный рубеж от Черного моря вдоль Днестра до Карпат неприступным. Он стянул сюда 40 немецких дивизий и пять румынских бригад. Малиновский вновь поступил нетипично, сосредоточив всю артиллерию в центре. Четыре часа 4 тыс. орудий и миномётов обрабатывали полосу обороны противника. Затем в дело вступила авиация. Когда в атаку пошла пехота, немцы были ошарашены: почему пехота, а не танки – основная ударная мощь любого наступления? Они спешно перегруппировались, сняли танковые дивизии с флангов и перебросили их в центр, ибо были уверены, что после артналёта именно здесь будет нанесён главный удар. Но в этом и заключался гений Малиновского: его танки начали наступление на флангах, и окружили вражескую группировку. За 9 дней Ясско-Кишенёвской операции было разгромлено 18 дивизий врага, 22 дивизии и 5 румынских бригад сдались. Была освобождена Молдавия, выведены из войны союзники Германии – Румыния и Болгария. Такой стремительности не ожидал никто, при этом войска Малиновского потеряли меньше 1% своего личного состава. За этот успех Малиновскому присвоили звание Маршала Советского Союза. Для него это стало полной неожиданностью, хотя цыганка много лет назад напророчила, что быть ему маршалом.

Однако Ясско-Кишинёвская операция прибавила Маршалу металла не только на груди. Малиновский на У-2 лично осматривал позиции врага. Низко летящий самолёт обстреляли немцы, прорвавшиеся из окружения. Вернувшись на аэродром, лётчик сказал Малиновскому, что в самолёте 14 пробоин. «Сколько в самолёте – не знаю, ответил командующий, а у меня в спине – одна». Итого – три: два осколка в спину он получил ещё в Первую мировую. Родион Яковлевич серьёзно лечился, и вновь вспомнил предсказания цыганки: дело было в пятницу.

В конце октября 1944-го войска 2-го Украинского фронта, куда генерала армии Малиновского перевели в мае 1944-го, вышли к Будапешту, но с ходу взять город не удалось. Передышка была нужна, как воздух: за 23 дня было пройдено 300 км, и это измотало войска, истощило резервы, тылы отстали. Но Ставка требовала двигаться вперёд. 27 октября Сталин приказал Малиновскому начать штурм Будапешта. Маршал возражал, обещал через 5 дней передышки взять город, иначе войска застрянут на много месяцев. Но Сталин требовал взять город немедленно. Это опять была пятница. Начался длинный и кровавый штурм города: в Будапеште погибло и было ранено 320 тыс. человек, больше, чем при штурме Берлина.

«Войну Японии, как и было обещано союзникам в Ялте, СССР объявил ровно через три месяца после победы в Европе, 8 августа 1945 года. Несмотря на огромные территории, горы и полупустыни, практически полное бездорожье, около 5 тыс. долгосрочных огневых сооружений, более чем миллионная фанатично настроенная Квантунская армия рухнула за 10 дней».

16 апреля 1945 Родион Яковлевич Малиновский был удостоен Ордена «Победа» под № 8, после окончания войны к маршальской звезде получил две Звезды Героя Советского Союза. Так же был награжден множеством других советских и иностранных наград.

После войны Малиновский командовал войсками Дальнего Востока, с 1957 года до последних дней своей жизни был Министром обороны СССР. Умер Родион Яковлевич 31 марта 1967 г.

Николай Кузнецов

Источник: https://aeslib.ru/istoriya-i-zhizn/velikie/netipichnyj-marshal.html

Введение

Общество в большей своей части стойко воспроизводит стереотипы, исходя из своих культурных паттернов в плоскости «Свой — Чужой», что является определяющим при всех культурных контактах. Стереотипы управляют про­цессом восприятия информации, подгоняемой под устойчивую общую формулу, что делает сам процесс восприятия относительно легким и лишенным крити­ческого анализа. Для закрепления стереотипа в сознании чаще всего использу­ется метод повторения, однако это не единственный способ. Не менее важным является мифотворчество, усиленное в современном обществе компьютерными технологиями и «миром симулякров» экранной культуры.

Именно язык мифа, благодаря своей исконной символичности, оказался самым удобным для выражения «вечных моделей личного и общественного поведения, неких сущностных законов социального и культурного кос­

моса» (Кемерова, Керимова, 2003). Однако со временем стереотипы вступают в противоречие с изменяющимися социокультурными условиями, а потому начинают затруднять взаимодействие культур и мешают их взаимопониманию.

Своеобразным маркером соответствия/несоответствия реалиям является механизм «включения/исключения, конструирующий символические границы между сообществами» (Cohen, 1985), отделяющий Своих от Чужих и определя­ющий первое «как норму и второе — как девиацию» (Cohen, 1985). Изменение социокультурного пространства влечет за собой необходимость трансформации механизма адаптации как своих, так и чужих, что представляет определенную трудность ввиду проблематичности перехода на новый уровень осознания са­мой проблемы.

Цель данной статьи — выявить причины продуктивного функционирова­ния современного мифа в различных формах и культурных артефактах, среди которых особо следует выделить механизм определения «свой-чужой», тесно связанный с идеологией общества потребления. По сути, миф по-прежнему выступает одним из ключевых средств конструирования системы ценностей и установления социального порядка.

Основная задача — обозначить новое отношение к пространству и миру, ис­пользуя гетеротопный подход, предлагающий взгляд на пространство как «нераз­рывно внутренне взаимосвязанное, взаимообусловленное такими явлениями, как время, история, развитие, человек обыкновенный, повседневность» (Фуко, 2006).

Методы и подходы

Базовой методологией исследования является гетеротопный подход, по­зволяющий по-новому рассмотреть привычные культурные явления, ломая сложившиеся стереотипы и помогая выйти на более конструктивный уровень межкультурного общения. Гетеротопии конструируются как пространства, одновременно мифологические и реальные, с воображаемыми и материальными элементами. Они не существуют изолированно, но становятся заметны из-за своих отличий от других мест, нарушая пространственные отношения или пред­лагая их альтернативные репрезентации. Гетеротопии обычно хранят следы первоначального замысла и тем самым соотносятся с мифологической картиной мира, где миф не случаен, а представляет собой жизненную необходимость.

Гетеротопный подход становится востребованным для научного мышления конца ХХ столетия, проявив проблемное поле культуры рубежа столетий и обо­значив специфику преломления, способов и средств видения, концептуализации пространства, пространственных отношений, а также соотносимых с ними явлений и понятий (Шестакова, 2014).

Поскольку цель статьи — выявить причины продуктивного функциониро­вания современного мифа в гетеротопном пространстве, необходимо проана­лизировать трансформацию самого мифа в условиях общества потребления и выявить мифологическую основу массовой культуры. Для этого используется комплексная система методов, в основе которой лежит сравнительная анали­тика механизмов распространения мифологической картины мира в процессах социального взаимодействия в их историческом развитии.

Анализ процесса мифологизации современного культурного пространства массового общества реализуется через полипарадигмальность и интердисци- плинарность, которые представляют возможность рассмотреть объект во всей его многосторонней целостности.

Общество потребления рассматривается в статье как общество «нового типа» (Бауман, 2004), характеризующееся массовым потреблением материальных благ и соответствующей системой ценностных ориентаций, вызвавшей к жиз­ни феномен демонстративного потребления. Особенности знаковой природы такого потребления исследуются в работах западных исследователей (Бурдье, 2001; Бодрийяр, 2006; Веблен, 1984; Зиммель, 1996; Ильин, 2000; Фромм, 2000; Маркузе, 2002; Тоффлер, 2002; Гофман, 2004).

Специфика и модели потребления в советском и постсоветском обществе представлены в работах О. Ю. Гуровой, анализирующей динамику изменения отношения к вещам, моде, нормативным повседневным практикам обращения человека с бытовыми вещами в советском обществе (Гурова, 2005), О. Г. Ечевской, исследующей практики потребления, являющиеся «в представлениях людей маркерами бедности и богатства» и способы выстраивания социальных различий вокруг таких маркеров (Ечевская, 2010), В. И. Ильина, изучавшего социальное пространство общества потребления, обуславливающее поведение разных групп потребителей (Ильин, 2000, 2008), Фуркина Б. А., выявившего символический ха­рактер потребления в пространстве виртуальной реальности (Фуркин, 2012) и др.

В идее символического потребления Ж. Бодрийяр видит один из важнейших вызовов современности. Объектом потребления становятся функциональ­ные симулякры, служащие средством снятия психологического напряжения. Поэтому общество потребления «в себе самом есть свой собственный миф» (Бодрийяр, 2006), вне мифа оно просто не существует.

В нашем исследовании мы придерживаемся понимания мифа как сложной сим­волической формы, сосуществующей даже с наукой, и в то же время способной са­мостоятельно конструировать действительность, т.е. фиксировать сопричастность человека с природой и обществом. Трансформируясь в процессе цивилизационного развития общества, миф по-прежнему остается одним из способов человеческого бытия в культуре. И несмотря на то, что современные мифы по содержанию и по форме отличаются от древних, они все также влияют на умы и поступки массового человека, который даже не подозревает, что живет в мире мифа-симулякра.

Современная социокультурная ситуация демонстрирует устойчивость струк­турных элементов мифа и их включенность во все сферы культурной деятель­ности человека. В науке в последнее время появилось немало исследований, анализирующих наличие мифологических элементов в сознании современного человека (Барт, 2003; Кассирер, 2003; Кэмпбелл, 1971; Латса, 2013; Липпмэнн, 2007; Мак-Гуайр, 2004; Филиппова, 2002). Значительный вклад в осмысление проблем мифа и социального мифотворчества, их роли и особенностей, воз­можностей и последствий внесли отечественные ученые (Иконникова, 2005; Костина, 2011; Раздьяконова, 2009; Рамазанова, 2004; Сыров, 2010; Ученова, 2012), подчеркивающих разнообразие форм современного мифотворчества в пространстве культуры современного общества. Удовлетворяя социокуль­турную потребность в целостном знании, миф организует и регламентирует жизнь человека, предписывая правила социального поведения, обуславливает систему ценностных ориентаций, облегчает переживание стрессов, порожда­емых критическими состояниями природы, общества и индивидуума. Этим обуславливается теоретическая и практическая актуальность исследования степени отражения мифа в обществе потребления.

Мифологические стереотипы общества потребления: культурологический анализ

Говоря об исторических причинах появления общества потребления, иссле­дователи называют: «последствия Второй мировой войны, разрушившей аграр­ную экономику и «аристократическую» систему» (Бауман, 2004); «увеличение объемов выпускаемой продукции, замена ручного производства машинным, «конвейерным», стремлением к смыванию границ между товарами массовыми и элитарными» (Радаев, 2005); «маркетинговую революцию и изменения в фор­мировании нового информационного пространства» (Ильин, 2000); «изобилие товаров и услуг, представленных в многочисленных торговых центрах, приво­дящих к росту консюмеризма» (Бодрийяр, 2006) и т.д.

Общество потребления нацелено на удовлетворение масс всевозможными товарами, с целью снижения через абсолютное потребление социальной на­пряжённости. Однако именно такой подход рождает современные мифологемы потребления и рассматривается большинством исследователей как иллюзия (Бодрийяр, 2013; Ильин, 2000; Фромм, 2000; Маркузе, 2002 и др).

Как первая форма познания человеком мира миф создает типовые модели общественного поведения, на основании которых народ воспитывался в соот­ветствии с запросами социума. Эта функция мифологии остается актуальной и на сегодняшний день, когда могущественная сила мифа используется в этно­культурных и государственных нуждах.

Чаще всего мифологические структуры сознания проявляются в повсед­невном обыденном сознании, в котором не всегда рационально освоено нако­пленное культурой знание. В результате сохранение в современных структурах мышления мифологического восприятия мира не зависит от развития научных форм мышления, хотя в чем-то и трансформируется под влиянием научного опыта и ее практики. Поэтому миф все еще способен поработить сознание, не обременяющее себя рациональными логическими процедурами мышления.

Затрагивая глубины сознания индивида, именно миф закладывает опреде­ленные модели поведения, создавая устойчивые стереотипы различения. В этом случае рациональные знания, идеи, здравый смысл уже не являются определя­ющими регуляторами действий индивида. Сегодня миф скорее представляет набор «правильных» суждений и реакций в конкретных ситуациях повседнев­ности, что освобождает индивида от необходимости самостоятельно принимать решение. Но современные мифы, базируясь на архаических «истинах», изме­няют последние до неузнаваемости по причине отсутствия опыта осмысления мира конкретным индивидом. Как результат, миф становится симулякром.

Соединяя «несоединимое» в едином пространстве, миф представляет мир в виде «облеченных в конкретную чувственную форму абстрактных идей, вос­принимаемых как непосредственная, живая реальность» (Бодрийяр, 2006), а современный массовый человек, испытывая явный недостаток образования, субъективно подходит к любой полученной информации, сводя в одно рели­гиозные системы, исторические события, политику, рекламу и т.п., что делает его легкой «добычей» мифа.

С помощью мифологем происходит актуализация доминирующего культурного кода. Если в обществе существует проблема, не имеющая однозначного решения, то именно такая проблема, как правило, становится фундаментом для рождения мифологем. Отождествление образа с определенным мифическим сюжетом авто­матически включает механизмы эмоциональной сопричастности и сопереживания.

Особое внимание уделяется созданию коллективных мифов, где активно используются укоренившиеся в коллективном сознании архетипы и образы, причем, чем более абстрактный облик приобретают архетипы, тем больше они требуют наглядного воплощения и легче могут быть заполнены любым нагляд­ным содержанием. Поэтому переполненность современной информационной сферы реальными фигурами и историческими сюжетами «не должна порождать иллюзии по поводу победы просветительских интенций современной культуры» (Сыров, 2010). Напротив, использование реальных дат и исторических событий только усиливают процессы мифологизациии сознания.

Так, всплеск интереса к этнической мифологии 90-х гг. объясняется соци­альной необходимостью снизить недовольство населения и «переключить» внимание на межнациональные проблемы (пусть даже искусственно созданные). Кроме того, этническая самоидентификация осталась практически единствен­ным действенным рычагом управления в то время. Плодотворно функциони­рующая мифологема о дружбе народов в СССР перестала удовлетворять новым реалиям, диктуя потребность создания иной мифологемы, построенной уже на этическом самосознании, основу которого составляет гордость за свой великий народ, базирующаяся на сказаниях-былинах о богатырях и их подвигах, великих именах культурных деятелей и блестящих достижениях в прошлом. Насущими становятся проблемы сохранения исконного языка, возрождения традиционных ценностей и обычаев своих предков.

С одной стороны, такие начинания достойны похвалы, однако, отражая стремление к повышению этнополитического статуса, часто содержат претензии к другими народам, что не способствует конструктивным взаимоотношениям. Наглядным промером создания такой мифологии является перекраивание истории в республиках, отделившихся от СССР. Такие мифы демонстрируют высочайшую степень развития ксенофобии, способствующей нагнетанию ме­жэтнической напряженности.

Достаточно распространены мифы и о славных предках-славянах, которые были цивилизованнее своих соседей-европейцев. Для примера можно посмо­треть фильмы, снятые М. Задорновым («Рюрик. Потерянная быль», «Рюрик. Откуда пошла земля русская», планируется фильм о вещем Олеге). В еще боль­шей степени дезинтегрирующие мифы характерны для «нерусских» регионов, где этническому прошлому придается особое значение. Часто такое возвели­чивание исключительно своих предков приводит к разному толкованию одних и тех же событий, а это не может способствовать укреплению добрососедских отношений, приводя, напротив, к четкому делению на «своих» и «чужих».

Мифосознание предполагает опустошение содержания используемых сюже­тов, превращая их в символы или знаки. Для массового сознания такие образы подлинны, потому что растиражированы до уровня повседневности и профа­нированы. Главное, чтобы подача культурного материала носила красочный, яркий, доступный, наглядный характер. Именно это позволяет мифам стать способом защиты от потока новаций, интегрируя последние в свою структуру.

Благодаря такой технологии мифология массового общества может эффективно сосуществовать с любым типом культуры. Суть данного сосуществования — «уметь скользить по поверхности культурного пространства, никуда не углубляясь и ни к чему не прикипая душой» (Сыров, 2010). Это означает умение принимать любые объекты исключительно как символы, которые могут постоянно изменяться.

Каждый человек всем своим образом жизни создает «текст», с помощью кото­рого он говорит о себе: о своем социальном положении, этноконфессиональной принадлежности, вкусе, уме, такте и т.д. Иногда «мы пишем текст своим стилем потребления сознательно, заранее предвидя реакцию окружающих, рассчиты­вая на нее, в других случаях это делается автоматически, по привычке» (Ильин, 2008). Окружающие лишь «считывают» информацию, но далеко не всегда так, как это хотел сказать автор, понимая «текст» на своем уровне восприятия.

Иными словами, создается культурное поле со своим языком, в рамках кото­рого происходит идентификация индивида. В пределах существующего культур­ного поля всегда присутствует своеобразное навязывание стандартов поведения и общения. Субъективный (индивидуальный или групповой) выбор культурных программ на первый взгляд представляется результатом действия индивидуаль­ных механизмов. Однако, за якобы свободным выбором индивида всегда стоит скрытое принуждение тех социокультурных полей, в которых он находится: семьи, друзей и знакомых, культурных особенностей религиозной общности, города, страны. А принятые здесь стандарты поведения и ценности сплачивают «своих» и выталкивают «чужих». «Покажи мне, что ты потребляешь, и я скажу, кто ты» (Ильин, 2007). И индивид, знающий язык своего поля, формирует свое потребление с учетом известных ему правил. Он не просто потребляет, но и со­общает окружающим текст о себе, манипулирует их впечатлениями.

«Свои» пользуются определенной системой потребительских знаков «по ко­торым узнают» принадлежность к определенному слою независимо от желания индивида. Более того, люди, прошедшие социализацию в определенном слое, чувствуют дискомфорт от пребывания в чужом поле. Данной проблеме посвя­щены многие произведения литературы и кинематографа («Принц и нищий», «Янки при дворе короля Артура» М. Твена, фильмы «Красотка», «Их поменяли местами» и т.д.).

В каждом обществе формируется набор критериев, с помощью которых обще­ственное мнение описывает границы между своими и чужими. Идентификация чаще всего происходит по видимым предметам потребления, которым прида­ется статус символов принадлежности к определенной группе.

В современном обществе гетеротопия проявляется в разновекторной на­правленности дихотомии «свои-чужие». Это уже не просто классовое или эт­нокультурное разделение. Доминирующим признаком становится «эклектизм как нулевая степень общей культуры» (Зверева, 2011).

Нахождение людей в условиях относительно однотипного уровня жизни фор­мирует соответствующий потребительский уровень, т.е. специфический набор критериев «нормальной жизни», принятый в данной группе и формирующий субкультуру, которая позволяет отличить «нас» от «них».

Сегодня именно культура потребления является своеобразным механизмом адаптации в обществе. Она разделяется большинством общества (чаще всего) или его элитой, имеющей достаточно сил, чтобы навязывать свои вкусы как проявление «истинной» культуры.

Принадлежность к той или иной потребительской группе обозначается через систему потребительских знаков и одним из способов «узнавания» является престижное, показное потребление. Это ведет к конструированию границы через потребительские практики.

На мотивы покупки и потребительские предпочтения огромное влияние ока­зывают мифы, которые на обыденном уровне превращаются в притчи, сказки, суеверия, амулеты, сны, поверья, догмы. Если человек вместе с вещью покупает его миф, то он приобретает нечто большее, чем вещь. Он покупает созвучие со своей картиной мира. Элементами культуры потребления являются ценности и нормы, которые формируются в семье и передаются из поколения в поколение. Поэтому во многом потребление определяется доходом семьи. Но в массовом обществе ценности формируются специальными структурами, направленными на увеличение потребления: «то, что не востребовано, просто не имеет права на существование». Поэтому характер потребления тесно связан с воспитанием потребительских предпочтений.

Наглядно это проявляется в России, где уже с начала 2000-х гг. быстро про­изошло деление на «богатых», для которых характерна относительно высокая планка платежеспособности и «бедных», потребительская корзина которых сведена к минимуму. Маркером такой границы стали потребительские прак­тики. Так, символом принадлежности к богатым выступают многоэтажные комфортабельные коттеджи в пригородах больших городов, а символом бед­ности — «трущобное» жилье (разваливающиеся частные дома без удобств, комнаты в «малосемейках», общежитиях, в разваливающихся блочных домах в плохих районах городов).

Однако в силу уже упомянутых факторов, в России на роскошном автомобиле придется ездить по дорогам с плохим покрытием, и «никто не гарантирует, что этот автомобиль не заправят разбавленным бензином» (Ильин, 2007). Можно иметь большие деньги, но сложно найти работников, которые сделают все каче­ственно. «Элитные» дома окружены «трущобами», общежитиями или частными домиками, и социальных проблем избежать не удается ни бедным, ни богатым, поэтому элитные дома превращаются в своеобразные крепости с охраной, теле­наблюдением, бронированными дверьми, домофонами и кодовыми замками. Здесь свои законы, своя программа — программа индивидуального успеха.

Даже реклама, ориентированная на зарубежные стандарты массового потре­бления и столь успешная в западных странах, особого успеха у российского по­требителя не имеет в силу того, что преимущества новейшей компьютерно-инфор­мационной культуры для большинства населения, проживающего в российской глубинке остаются малодоступными и потому малоприемлемыми. Такая реклама оказывается малоэффективной и воспринимается либо как символика элитар­ности, либо, что значительно чаще, как раздражающий фактор (Ученова, 2012).

Кроме того, отечественная потребительская культура создает завышенный уровень социальных притязаний, который не подкрепляется ростом реальных доходов населения. А потому не выполняет своей главной функции — социаль­ной адаптации индивида к изменяющимся условиям жизни. В постсоветской России наблюдается резкий разрыв между уровнем доходов высших и низших слоев, четкое разделение на «своих» и «чужих».

И, наконец, немаловажную роль играет практически отсутствие симво­лического ценностного кода современной российской культуры. Нынешняя ценностная символика российской культуры противоречива и эклектична. В ней соседствуют элементы, связанные с традиционализмом и инновациями, духовностью и материальным стяжательством, аристократизмом и криминаль­ностью. Все это отражается и на уровне обыденности, в названиях фирм, кафе и ресторанов, магазинов и товаров, где соседствует кириллица и латиница, в публичной лексике, шоу-бизнесе, TV.

Через посредство медиа массовая культура «возвращается к архаическому вос­приятию мира, в котором нет начала и конца, не существует разделения на реальное и воображаемое» (Жижек, 2002). Более того, мифические миры начинают восприни­маться реальнее, чем сама действительность. Так появляется образ нестабильного мира, где копия «перестаёт быть вторичной по отношению к модели, обман пре­тендует на истинность, изначального не существует, стираются все границы и по­глощаются основания» (Делез, 1998). Такие симулякры становятся полноправными объектами, «не соотнесенные ни с какой реальностью, кроме своей собственной» (Бодрийяр, 2013). Именно данные симулякры создают современную жизненную среду массового человека, где нет различия между иллюзией и реальностью, а су­ществует широкая возможность мифотворчества во всех сферах.

В результате формируется постоянная готовность свободного подхода к объ­яснению окружающего мира, приписывая последнему мифические смыслы и прочно закрепляя пространства за «своими» и «чужими». И дело здесь даже не в активности медийных инстанций, а в способах интерпретации событий и явлений как медиа, так и самим индивидом.

Проведенные социологические исследования (2014-2015 гг.) позволили вы­явить особенности восприятия информации и степень «замифологизированно- сти» сознания людей, принадлежащих к разным социальным уровням. Опросы проводились среди людей разных возрастов, профессий, этноконфессиональной принадлежности. Объединяло их только место постоянного проживания — Астраханская область.

В целом, все опрошенные признают факт существования мифов в современ­ном обществе. При этом 92% респондентов считают, что миф — это прежде всего объяснение мира в первобытную эпоху, 8% назвали миф сказкой или жизненной историей.

Говоря о сферах распространения мифологии 65% опрошенных назвали ре­лигию, 53% — политику, 13% экономику, 7% — науку. Распространение мифов в повседневной культуре отметили 59% респондентов.

В качестве отличий современного мифа от архаического были названы: меньший символизм современного мифа, упрощенность восприятия, отражение запросов массового человека, использование в коммерческих целях, деление общества на «своих» и «чужих», проникновение во все сферы жизнедеятель­ности. По мнению респондентов современный миф, в отличие от архаического, не объясняет, а отвлекает массы от конкретных действий по преобразованию окружающего мира. Отличается современный миф утонченной техникой подачи и всегда направляет людей в «нужное русло».

Практически поровну разделились мнения по вопросу необходимости мифа в современной культуре: да ответили 54% респондентов, нет — 46%. Последствиями мифологического восприятия мира были названы: большой вред обществу и себе (12%), помощь в понимании мира (27%), просто интересно (41%). Показателен тот факт, что только 41% опрошенных считают, что мифами в жизни руководствоваться нельзя.

Примерами наиболее часто встречающихся мифов в современном обществе стали мифы «успеха» (35%), «свободы выборов» (14%), мифы о демократии (4%), о «Золушке» (16%), о супермене (20%), о «маленьком человеке» (12%), «богатые тоже плачут» (20%).

Из качеств, которыми нужно обладать, чтобы распознать миф, были названы необходимость научного мышления (55%) и широкий кругозор (76%). Интересно, что за необходимость научного мышления студенты ратуют гораздо меньше, нежели взрослые люди. Более того, часть студентов (11%) считают необходи­мым для распознания мифов проникнуться религиозным мышлением, а 3% опрошенных — эмоциональностью.

Исходя из полученных данных, можно сделать вывод о наличии в совре­менном обществе проблемы качества восприятия и адекватного реагирования на поданную информацию. Практически повсеместно наблюдается отсутствие критического анализа получаемой информации и неумение соотносить разные материалы для формирования целостной картины мира.

Выводы

Таким образом, мифологема «свой»-«чужой» в современном культурном про­странстве наиболее наглядно проявляется в потребительских практиках. Так, в России возникает слой людей, который по своим материальным возможностям может позволить воспроизводство стилей жизни зажиточных групп в развитых стран мира. В тоже время большинство населения в пространство реального общества потребления не вписывается по причине неплатежеспособности. Вот для них и существует мифология массового потребления.

Устойчивые обобщенные образы «своего» и чужого» упорядочивают мир, четко разделяя его на «добро» и «зло», так как «самоидентификация индивида и сообщества невозможна без оценки отличий «себя» от «чужих» (Баранов, 2014). Растворяясь в группе «своих», индивид начинает непроизвольно враж­дебно относиться к внешнему окружению. При этом современный человек существует в амбивалентной реальности: с одной стороны, в своих действиях он руководствуется собственным жизненным опытом, но с другой, он живет в мире реальности контролируемой, а иногда и просто навязываемой.

Картина мира складывается не только на основе традиционных знаний и цен­ностей, в нее вписываются мнения и настроения других по текущим проблемам. При этом не учитывается быстротечность и противоречивость оценки «здесь и сейчас бытия», суждения о котором легко меняются под влиянием эмоций. Кроме того, сама степень восприимчивости к распространяемой информации сильно разнится от индивида к индивиду. Большую роль начинают играть не только возрастные отличия, но и разница в образовании, предпочтениях, что влечет за собой модификацию информации, так как жесткая модель подачи нужной информации уже не срабатывает. А поскольку в информационном обще­стве информация не может «жить» долго, ее необходимо постоянно обновлять. Из этого вытекает одна из главных функций современных масс-медиа — не отражать, а моделировать «новые миры» на основе виртуальной реальности. Именно таким путем обществу предлагаются необходимые стереотипы пове­дения, которые определяют степень «нормальности» и «девиантности».

Именно так руководящей инстанцией становится социальный миф, который сознательно деформирует культурные смыслы и заменяет или восполняет не­достающее в реальности. Миф обладает внушительной силой воздействия, он способен мобилизовывать большие группы людей. При этом массовые действия могут носить как созидательный, так и разрушительный характер.

Усиливающаяся мифологизация социальных отношений, отражающаяся в медийных структурах, приводит к упрощению картины мира и развитию фраг­ментарности мышления, в результате чего в коммуникативном пространстве современного мира происходит усложнение процессов социальной коммуни­кации и увеличение уровней виртуализации социального воздействия.

Социальные мифы, выступая в качестве стереотипов и архетипов на раз­личных уровнях массового сознания, с одной стороны, позволяют человеку ориентироваться в постоянно изменяющемся мире, руководствоваться ими в повседневной жизни, при выборе способов и средств построения желаемого будущего, но, с другой стороны, они препятствуют оперативной перестройке массового сознания в связи с изменяющимися социальными условиями.

Таким образом, доминирующие в обществе мифологемы представляют спец­ифическую интерпретацию бытия, где «иллюзорные духовные образования, наполненные фиктивными идеями, предстают облаченными в рационализиро­ванную форму» (Костина, 2011). Процесс же создания мифов осуществляется целенаправленно, основываясь на упрощенном отражении действительности и некритическом ее восприятии. Получается интересное противостояние: без медиа в современном обществе обходиться не может никто, но в то же время мы попадаем под власть медиа-информации, фильтровать которую по-прежнему могут далеко не все. Так, медиа-технологии начинают управлять действиями масс, создавая социальные мифы, которые подсказывают, что нужно делать, как думать и какое принимать решение в определенных ситуациях.

Список литературы:

[1] Баранов, А. В. (2014). Роль мифов в конструировании идентичности казачества. История и современность, (1), 69-86.

[2] Барт, Р. (2003). Мифологии. Москва: Изд. имени Сабашниковых.

[3] Бауман, З. (2004). Глобализация. Последствия для человека и общества. Москва: Издательство «Весь Мир».

[4] Бодрийяр, Ж. (2006). Общество потребления. Его мифы и структура. Москва: Республика; Культурная революция.

[5] Бодрийяр, Ж. (2013). Симулякры и симуляции. Тула: Тульский полиграфист.

[6] Бодрийяр, Ж.(1995). Система вещей. Москва: Рудомино.

[7] Борисова, Ю. В. (2014). Миф как инструмент PR. Режим доступа http://vk.com/ topic-7898645330922765

[8] Бурдье, П. (2001). Практический смысл. Санкт-Петербург: Алейна.

[9] Веблен, Т. (1984). Теория праздного класса. Москва: Прогресс.

[10] Гофман, А. Б. (2004). Мода и люди: новая теория моды и модного поведения. Москва.

[11] Гурова, О. Ю. (2005). Идеология потребления в советском обществе. Социологический журнал, (4), 117-131.

[12] Делез, Ж. (1998). Логика смысла. Екатеринбург: «Деловая книга».

[13] Ечевская, О. Г. (2010). Практики потребления и различения в контексте социально обусловленных оправданий бедности и богатства. Регион: экономика и социология, (1), 129-148.

[14] Жижек, С. (2002). Добро пожаловать в пустыню Реального. Москва: Фонд «Прагматика культуры».

[15] Зверева, Е. А. (2011). Функции мифа и бренда в процессе медиатизации постмодер­нистской реальности. Социально-экономические явления и процессы, 9 (031), 196-201.

[16] Зиммель, Г. (1996). Мода. В Г. Зиммель Избранное. Т. 2. Созерцание жизни (с. 266­291). Москва: Юристъ.

[17] Иконникова, С. Н. (2005). История культурологических теорий. Санкт-Петербург: Питер.

[18] Ильин, В. И. (2007). Быт и бытие молодежи российского мегаполиса: социаль­ная структурация повседневности общества потребления. Санкт-Петербург: Интерсоцис.

[19] Ильин, В. И. (2008). Общество потребления: теоретическая модель и российская реальность. Режим доступа http://www.ruthenia.ru/logos/kr/ilyin.pdf

[20] Ильин, В. И. (2000). Поведение потребителей. Санкт-Петербург: Питер.

[21] Кассирер, Э. (1995). Философия символических форм. В С. Я. Левит (ред.) Культурология. ХХ век. Антология (с. 163-213). Москва: Юрист.

[22] Кассирер, Э. (1998). Избранное. Опыт о человеке. Москва: Гардарика.

[23] Костина, А. В. (2011). Массовая культура как феномен постиндустриального обще­ства. Москва: Издательство ЛКИ.

[24] Латса, А. (2013). Мифы О России: от Грозного до Путина. Мы глазами иностранцев. Москва: Астрель.

[25] Лихачев, Д. (2007). Мифы о России старые и новые. Глава из книги «Раздумья о России». Наука и Жизнь, (1). Режим доступа http://www.nkj.ru/archive/articles/8660

[26] Мак-Гуайр, В. (2004). Миф о массированном воздействии СМИ. Публичная коммуни­кация и поведение. Москва — Санкт-Петербург — Киев: Издательский дом «Вильяме».

[27] Маркузе, Г. (2002). Эрос и цивилизация. Москва: ООО «Издательство АСТ».

[28] Мединский, В. (2015). Об «особом» пути и загадочной русской душе. Мифы о России. Москва: Олма медиа групп.

[29] Раздьяконова, Е. В. (2009). Миф как реальность и реальность как миф: мифоло­гические основания современной культуры. (Автореф. канд. диссертации. Томск.

[30] Радаев, В. В. (2005). Социология потребления: основные подходы. Режим доступа http://ecsocman.hse.ru/data/838/062/1217/001_radaev_2005-1.pdf

[31] Рамазанова, А. Х. (2011). Особенности современного мифотворчества и мифосоз­нания. Алматы: Вестник КазНу.

[32] Кемеров, В. Е., Керимов Т. Х. (ред.). (2003). Социальная философия. Словарь. Москва: Академический проект.

[33] Сыров, В. Н. (2010). Массовая культура: мифы и реальность. Москва: Водолей.

[34] Тоффлер, Э. (2002). Шок будущего. Москва: ООО «Издательство ACT».

[35] Ученова, В. В. (2012). Реклама и массовая культура. Москва: Юнити.

[36] Фромм, Э. (2000). Иметь или быть. Москва: ООО «Издательство ACT».

[37] Фуко, М. (2006). Другие пространства. Интеллектуалы и власть: избранные по­литические статьи, выступления и интервью. Москва: Праксис.

[38] Фуркин, Б. А. (2012). Символическое потребление и человек в информационном обществе. Вестник МГУКИ, 6 (50), 45-50.

[39] Шестакова, Э. Г. (2014). Гетеротопия — рабочее понятие современной гуманитари- стики: литературоведческий аспект. Критика и семиотика, 1, 58-72.

[40] Cohen, A. P. (1985). The Symbolic Construction of Community. Chichester: E. Horwood; London; New York: Tavistock Publications.

[41] Lippmann, W. (2007). Stereotypes. In N. A. Ford (Ed.) Language in Uniform: A Reader on Propaganda. New York.

Примечание:

1. Статья подготовлена в рамках исследования, финансируемого за счет гранта РГНФ № 15­03-00402 «Чужой/Другой в меняющемся мире: от онтологии к гносеологической типологизации».

Автор: Хлыщева Е. В.

Источник: Журнал «Человек. Сообщество. Управление». 2015. Том 16. № 3.

Политика и идеология

Взаимодействия, отношения и связи этих явлений необычайно сложны, но это не значит, что их нельзя представить конкретно, позиционно. Для того чтобы это сделать, нужно на основании понимания содержаний, сущностей и качеств названных феноменов проанализировать их реальные воздействия друг на друга. Понятие политики, как уже не раз отмечалось, приводилось ранее. Нам представляется, что в данном контексте приводить его еще раз нет необходимости. А вот в сути идеологии следует разобраться. Что же следует понимать под идеологией? Не будем изобретать «велосипед». Резюмируем то, что сказано об идеологии наукой и практикой.

1. Традиционно идеология рассматривается как некая совокупность идей.
2. Именно идей, как продуктов общественного сознания, в отличие от общественной психологии, больше ориентированной на подсознание, чувства людей.
3. Идей, выражающих интересы определенных социальных групп.
4. Принято считать, что в содержание входят не все идеи такого рода, а только те, которые выражают самые главные, существенные интересы их бытия.
5. Идеология, если она действительно таковой является, представляет из себя не просто совокупность идей, а их систему. То есть некое интегральное, целостное образование.

Таким образом, идеология – это система идей, выражающая главные, коренные интересы социальных групп.

Общеизвестно, что понятие «социальная группа» достаточно широко и противоречиво трактуется. Нередко его определяют как совокупность людей, объединенных каким-то интересом, интересами. При этом не уточняется период существования этого феномена, его устойчивость. Нас, в контексте данной работы, конечно же, интересует социальная группа, понимаемая как устойчивый, сложившийся в течение довольно длительного исторического периода феномен.

Общественная практика свидетельствует, что важным, обязательным признаком каждой социальной группы является ее многочисленность. Об этом говорит весь ход общественного развития. Наряду с названными признаками (устойчивость, длительный период формирования, многочисленность) жизнедеятельность каждой социальной группы характеризуется ее нацеленностью на решение важных, судьбоносных задач бытия людей, входящих в нее. Если экстраполировать данные признаки на жизнь современного общества, то к числу социальных групп правомерно отнести: нации (народности), классы, профсоюзы, государства, союзы государств, социальные группы, формирующиеся на религиозной основе и т.д. Отсюда следует, что в современных условиях, исходя из сути такого феномена как социальная группа, правомерно различать национальные, классовые, государственные, религиозные идеологии, идеологии союзов государств.

В реальной жизни политика и идеология достаточно конкретно взаимодействуют. Прежде всего, политика – это продолжение, выражение и реализация конкретной (определенной) идеологии или идеологий. Другими словами, каждое политическое действие, так или иначе, реализует определенные идеологические устремления.

Идеологию правомерно рассматривать как теоретическую основу политики. Идеология формирует систему идей, которые в дальнейшем реализует политика. Если идеология – это теория, то политика – это практика реализации конкретной идеологии (конкретных идеологий).

Связь между политикой и идеологией не жесткая. Она вариабельна. Одно и та же идеология может реализовываться в ходе различных политических действий. Другими словами, одна и та же идеология может быть теоретической базой различных, нередко противоречивых политических действий. Наряду с этим следует иметь в виду, что в ходе одного и того же политического процесса, политической деятельности могут реализовываться различные идеологические устремления.

Несмотря на то что политика и идеология находятся в состоянии органичной связи, они обладают относительной самостоятельностью. Они могут развиваться на основе собственных внутренних противоречий. Отсюда следует, что понять развитие политики и идеологии можно, анализируя механизмы разрешения как их внутренних противоречий, так и противоречий между ними.

Обладая относительной самостоятельностью по отношению друг к другу, политика и идеология могут переживать три состояния своего взаимодействия. Политика может опережать развитие идеологии. На практике это означает, что политические (практические) действия уходят вперед по отношению к идеям, декларируемым идеологией (или идеологиями). Бывают такие периоды, когда политика и идеология находятся в состоянии «равновесия». То есть когда они дополняют друг друга и органично взаимодействуют между собой. Это приводит к наиболее эффективному решению социальных задач. Такое состояние равновесия между ними, как правило, не долгосрочно, недолговечно, как показывает практика, хотя и очень продуктивно. По сути, когда возникает такое состояние, можно вести речь о системе, системных отношениях между политикой и идеологией. С определенным допуском можно считать, что когда возникает такое гармоничное взаимодействие политики и идеологии – они переживают свой «золотой век».

Очень часто идеология опережает развитие политических процессов. На практике это означает, что она формирует теоретические позиции, которые политика, политическая практика пока не в силах реализовать.

В этом контексте можно заметить, что это довольно часто встречающаяся в политической практике ситуация. Теория, идеология нередко идут впереди практики. Практика не успевает реализовывать теоретические устремления, отстает от них, что приводит нас к известному противоречию.

Было бы ошибкой считать, что развитие политики и идеологии детерминировано только их взаимодействием и внутренними противоречиями. На развитие политики и идеологии, на характер, качество их взаимодействий, безусловно, влияют все без исключения сферы общественной жизни: экономическая, социальная, правовая, информационная, экологическая, научно-техническая и т.д.

Влияние каждой из названных сфер специфично. Особенности этого процесса будут раскрыты позже. Сейчас же важно подчеркнуть факт детерминированности взаимодействия политики и идеологии со стороны всех без исключения сфер жизни современного общества.

Какие закономерности можно увидеть в механизме взаимодействия политики и идеологии?

Во-первых, политика, как правило, тем эффективнее, чем адекватнее действительности идеология, являющаяся ее теоретической основой.

Во-вторых, в свою очередь, эффективная политика фактически всегда стимулирует развитие идеологии, обогащает ее содержание.

В-третьих, адекватная социальной обстановке политика выполняет роль практики, подтверждающей продуктивность, жизнеспособность конкретной идеологии.

В-четвертых, политика обладает лишь относительной самостоятельностью по отношению к идеологии, как, собственно, и наоборот. По сути – конкретная политика имеет конкретное идеологическое основание и реализует именно его через свои механизмы. В то же самое время конкретная идеология в конце концов вызывает к жизни конкретную политическую практику.

Таким образом, еще раз подчеркнем неразрывную связь политики с идеологией. При этом заметим, что органичность их связи (связей) друг с другом не является основанием для отрицания их относительной самостоятельности, потери ими возможности развиваться на базе собственных, внутренних противоречий и законов.

Феномен «деидеологизации»

Речь о том, что общество может и должно быть деидеологизированым, другими словами, жить без идеологии, ведется очень давно и долго. Первые попытки соединить эту идею с сознанием людей появились не вчера, не десять и даже не сто лет назад. Поскольку идея оказалась непродуктивной, она так и не сумела обрести реальную жизнь. Новые, достаточно активные, попытки внедрить ее в массовое сознание людей появились в последние несколько десятилетий. Особую активность так называемые деидеологизаторы начали проявлять с началом перестройки в СССР, то есть фактически чуть более 20 лет назад.

Социальный заказ на идею деидеологизации особо ярко себя проявил накануне распада мировой системы социализма и СССР. Нетрудно понять, что «идеологи деидеологизации» преследовали конкретную цель – отрицания идеологии коммунистической.

В этот период мысль о деиделогизации общественной жизни всех стран довольно широко тиражировалась. Особо рьяно ее отстаивали две группы людей. Первая – «специалисты» Запада по своей природе настроенные против всего социалистического. Вторая – прозападно настроенные люди в бывших социалистических странах. Эти прагматичные люди, по понятным причинам, по сути, договорились до абсурда, до очевидных противоречий, которые никак не согласуются с реальной жизнью, с современным социально-политическим процессом.

В чем заключается очевидное несоответствие их позиции реальной жизни?

Во-первых, нетрудно понять, что деидеологизированной общественная жизнь может стать только при условии исчезновения идеологий, исповедуемых различными социальными группами. Наступил ли такой период в мировой истории? К сожалению (или к радости) пока нет. Очевидно, что если под идеологией понимать систему взглядов, идей, выражающих главные, коренные интересы определенных социальных групп, то становится понятным, что вести речь о деидеологизации общественной жизни возможно при выполнении двух условий.

Первое – это прекращение существования социальных групп, существенно различающихся по своим целям, интересам. Второе – это исчезновение у них потребности свои социальные цели, интересы выражать посредством определенных взглядов и идей. Если же посмотреть на современный мир, то без труда можно увидеть в нем многообразие социальных групп (наций, народностей, классов, религиозных объединений людей и т.д.), имеющих свои взгляды, идеи на мировой порядок, на обеспечение их существования в нем. Словом, руководствуясь методологическим «зарядом», который несет в себе понятие «идеология», вряд ли можно вести речь о деидеологизации современной общественной жизни. Это во-вторых.

В-третьих, сам факт отрицания идеологии в жизни общества в интересах достижения определенных целей «деидеологизаторов» (как специфической социальной группы) – прямое свидетельство наличия идеологии в общественной жизни. Другими словами, «деидеологизаторы» пытались навязать обществу свои идеи, свои взгляды, что прямо свидетельствует о навязывании ими своей идеологии обществу на нынешнем этапе его существования.

Говорят ли приведенные аргументы о том, что сама идея деидеологизации бесперспективна, безжизненна, неинтересна? Ни в коей мере. Ее реализация в общественной практике – большое благо. Ведь если это произойдет, то общественная жизнь обретет контуры, которым может радоваться каждый добропорядочный человек.

Нетрудно нарисовать картину общественной жизни, если не на словах, а на деле будет реализована идея деидеологизации. В деидеологизированном обществе, как минимум, должны прекратить существование общественные группы, союзы с антагонистическими, непримиримыми социальными интересами. Если такой период наступит, то появится возможность формирования системы взглядов, идей, которая бы выражала интересы всех социальных слоев, групп, союзов. В таком обществе исчезнут экономическое, политическое, социальное неравенство людей. В нем не будет политики, которую, собственно, и призвана обслуживать идеология.

В контексте вышеприведенных размышлений, можно заметить, что стремление жить в деидеологизированном обществе продуктивно, поскольку деидеологизация общественной жизни – один из важнейших признаков высокого уровня развития общества, достижение им стадии социальной гармонии. Вместе с тем вести речь о деидеологизации современного общества преждевременно, более того, с практической и теоретической точек зрения – вредно. На фоне преждевременного декларирования «деидеологизации» общественной жизни срабатывает контрдовод, свидетельствующий о том, что современное общество переживает период усиления идеологических страстей в мире. Этому есть немало свидетельств.

1. После распада СССР и мировой системы социализма значительно активизировалась идеология, отстаивающая приоритеты частной собственности, идеология капитализма. Последняя все больше и больше распространяется в мире. Это, естественно, ведет к повышению уровня идеологизации сознания людей.

2. Еще более очевидным становится этот вывод, если обратить внимание на идеологическую активность США. Последние как никогда настойчивы в насаждении, распространении не просто буржуазной идеологии, а прежде всего идеологических позиций, конституированных именно в США. По сути, эта страна проводит в жизнь имперскую идеологию.

3. Однополярность мира, особая роль в нем США усиливает идеологическое противостояние не только между людьми капиталистической и социалистической ориентации, но и между приверженцами буржуазной идеологии и людьми, отстаивающими американские ценности и идеологические установки США. Этот факт опять же свидетельствует о растущей идеологизации мировой общественной жизни.

4. Беспрецедентная активность в последние годы идеологии терроризма прямо свидетельствует о растущей идеологизации общественной жизни. В состоянии непримиримой борьбы сегодня находится сознание людей, неприемлющих идеологию терроризма, с сознанием тех, кто ее исповедует.

5. Достаточно серьезно на рост идеологизированности современного мира сегодня влияют противоречия между различными религиями и различными «ветвями», направлениями внутри них.

6. В последние годы, как известно, возникло немало новых партий, движений, союзов, других социальных институтов, которые пришли в общественную жизнь со своими идеологиями, нередко противоположными друг другу. Это неизбежно ведет к их столкновению, противоречиям. Разрешение последних с необходимостью усиливает накал идеологических страстей в мире.

Пожалуй, приведенных фактов достаточно для того, чтобы констатировать факт нарастающей идеологизации общественной жизни в последние годы. Словом, не отрицая деидеологизацию как потенциальный, имеющий право на жизнь при определенных условиях процесс, мы вправе заметить – в основных своих тенденциях современный мир все более и более идеологизируется, причем интенсивно и усиленно.

Таким образом, современное общественное развитие характеризуется не только усиливающейся ею политизацией, но и значительным усилением его идеологизации.

Политика и мировоззрение

Традиционно мировоззрение определяется как система взглядов, идей на мир в целом, ставшая достоянием сознания конкретного человека в процессе его жизнедеятельности, определяющая его отношение к действительности и направления его деятельности. Отсюда следует, что существенными признаками являются мировоззрения людей.

Во-первых, мировоззрение человека – это не случайные, разрозненные его взгляды на мир, а именно их система. Как известно, последняя система характеризуется целостностью, устойчивостью, способностью к саморегуляции, наличием интегральных свойств и закономерностей, которые не сводятся к свойствам и закономерностям, составляющих систему элементов.

Во-вторых, мировоззрение, как система взглядов, позволяет человеку сформировать свое представление не об отдельных фрагментах бытия, а представление, понимание мира в целом.

В-третьих, мировоззрение формируется не в одночасье, а в течение длительного периода познания человеком мира. Оно – система устоявшихся взглядов человека на мир, достаточно трудно поддающихся изменениям. Вместе с тем данный посыл не дает право рассматривать его как некую догму, константу, не изменяющуюся вообще. Мировоззрение изменяется, но не под воздействием каких-то случайных, малозначимых факторов общественного бытия, а под воздействием очень важных, значимых явлений в жизни людей.

В-четвертых, особая продуктивность мировоззрения заключается в том, что оно определяет отношение человека к действительности и направления его практических действий. Скажем иначе, каждое свое действие человек, хочет он этого или нет, соизмеряет, «согласует» со своим мировоззрением.

Понимая мировоззрение подобным образом, важно определить его специфику на фоне «родственных» ему явлений, но все же существенно от него отличающихся.

Обычно мировоззрение рассматривается на фоне и в соотношении с такими феноменами как «мироощущение», «миропонимание», «картина мира», «парадигма». Стремясь достаточно строго и последовательно подойти к определению взаимодействия политики и мировоззрения, нельзя оставить «за кадром» нюансировку отличий последнего от вышеназванных явлений. Причины здесь две. Первая. У нас нет права необоснованно отождествлять мировоззрение с мироощущением, миропониманием, картиной мира, парадигмой. Вторая. Каждое из названных явлений, стоящих в одном «строю» с мировоззрением, имеет свое отношение с политикой. Не видя их специфику, мы бы ушли в сторону от истинного понимания взаимодействия политики и мировоззрения людей.

Мироощущение правомерно квалифицировать как мировоззрение, но не интеллектуального, а чувственного уровня. Другими словами, мироощущение человека есть не что иное, как система его чувств, отражающих мир в целом, сформировавшаяся в процессе его жизнедеятельности, определяющая его отношение к действительности и направления его деятельности.

Диалектику взаимодействий мироощущения и мировоззрения человека можно представить в виде следующих аксиом.

1. Мироощущение человека является чувственным основанием его мировоззрения. Более того, чем богаче, разнообразнее мироощущение человека, тем продуктивнее, интенсивнее формируется его мировоззрение.
2. Мироощущение – не только основание, но и необходимая часть мировоззрения человека.
3. Мировоззрение, сформировавшись, не может полностью заменить мироощущение человека. Последнее сохраняет свою значимость для человека на протяжении всей его жизнедеятельности.
4. Мировоззрение, как правило, позволяет человеку более глубоко, чем мироощущение, понять сущность окружающего его мира.
5. У подавляющего большинства людей мировоззрение является лидером в его связке с мироощущением.

Таким образом, отождествление мировоззрения человека с его мироощущением чревато ошибками, сведением более сложного, более значимого феномена к более простому, менее значимому. При этом еще раз заметим, что ведя речь о мировоззрении человека нельзя предавать забвению, умолять роль его мироощущений.

Специфично по своей сути такое явление как миропонимание. В процессе миропонимания сливаются чувственные и интеллектуальные возможности человека. Миропонимание – это процесс, в ходе которого работают все познавательные возможности человека. Оно очень близко к его мировоззрению, работает на него, лежит в его основании. Миропонимание может быть бессистемным, нецелостным, в отличие от мировоззрения человека. Самое главное, оно, как правило, не играет ведущую роль в определении отношения человека к действительности и в выборе им направлений своей деятельности. Словом, миропонимание – это процесс чувственно-интеллектуального отражения, познания человеком явлений действительности.

Мироощущение и миропонимание приводят человека к формированию в его сознании картины мира. Последняя интересна тем, что она есть не что иное, как комплексное, целостное представление человека о мире. В этом плане картина мира сродни мировоззрению. Однако отличается от последнего тем, что она пассивна с точки зрения определения отношения человека к действительности и направлений его практических действий. Очевидно, что без картины мира не может сформироваться полноценное мировоззрение человека. Вместе с тем, было бы ошибкой считать картину мира человека тождественной его мировоззрению. Последние обладают очень важным преимуществом перед картиной мира. Если картина мира формирует интегральный образ действительности, то мировоззрение ставит вопрос о том, как полученные о мире знания следует использовать в интересах его жизнедеятельности. На последний вопрос картина мира не отвечает. Ответ на него дает мировоззрение. В этом самое существенное и принципиальное отличие мировоззрения от картины мира.

Словом, картина мира человека – это результат познания им действительности, комплексное, интегральное, целостное его представление о нем. Проще говоря, картина мира – это интегральный образ бытия, сформировавшийся в сознании конкретного человека. В данной работе речь идет только о картине мира человека, а не социальной группы, общества. Такой акцент обусловлен контекстом решаемых в ней задач.

Наконец, с мировоззрением человека определенным образом коррелируется такое явление как парадигма. Сегодня, по нашему мнению, сложилось достаточно строгое понимание сути парадигмы. Под парадигмой все чаще и чаще понимают систему методологических средств (приемов, подходов, способов, методов) наиболее активно и продуктивно используемых людьми в данный, конкретный период времени для познания и преобразования явлений действительности. Отсюда следует, что парадигма органично входит в мировоззрение каждого человека, является его необходимым фрагментом. Мировоззрение каждого человека, так или иначе, реагирует на конкретную историческую парадигму. Способно принимать или отвергать последнюю, но не считаться с ней, не учитывать ее роль в познании мира не может.

И все же попытаемся представить взаимодействие мировоззрения человека и общественной парадигмы более предметно.

Первое. Парадигма – это специфическая, приоритетно работающая в конкретный период времени методология. Мировоззрение человека, как правило, формируется, опираясь на «парадигмы», методологии различных исторических периодов.

Второе. Если парадигма – это приоритетная методология конкретного периода исторического развития, то мировоззрение – это систематизированные, устойчивые знания о мире, имеющие практическую нацеленность, нацеленность на решение конкретных задач бытия людей. Работая на практику, они, по сути, превращаются в индивидуальную методологию, личностную парадигму конкретного человека.

Третье. Парадигма – это наиболее «авторитетная» в конкретный период времени общественная методология. В то время как мировоззрение – это явление, характеризующее процесс жизнедеятельности конкретной личности, конкретного человека.

Наконец, четвертое. Мировоззрение человека, без преувеличения, можно представить как единство его мироощущений, миропониманий, картины мира и парадигмы. В дополнение к сказанному заметим, что мироощущение и миропонимание – это механизмы наполнения сознания человека определенной информацией. Картина мира – это результат их работы. Парадигма – механизм, средство использования в интересах бытия людей, знаний, воплощенных в картине мира. Другими словами, с определенными допусками мы можем квалифицировать мировоззрение как единство, взаимодействие таких явлений как мироощущение, миропонимание, картина мира и парадигма.

Аксиомой является вывод о том, что в политике и через политику реализуются мировоззренческие позиции людей. Причем в этом процессе довольно ярко просматривается закономерность: чем ближе к политике человек, тем активнее он на нее влияет, тем сильнее воздействие его мировоззрения на политику. Отсюда следует, что в общественной практике очень важно учитывать мировоззренческие установки, которыми руководствуются политики. В этом контексте следует подчеркнуть, что чем адекватнее общественному бытию мировоззрение политиков, тем эффективнее политика.

Довольно ярко проявляет себя в современном социальном процессе закономерность: в одном и том же политическом процессе реализуются (правда, с разной степенью эффективности) различающиеся, а нередко и противоположные, мировоззренческие установки людей.

Достаточно строго просматривается и такая социальная закономерность: одна и та же политика может формировать различные мировоззренческие установки у людей. Происходит это в силу индивидуальных, специфических их особенностей отражать явления действительности по-своему.

Мировоззрение людей может опережать развитие политических процессов, может им соответствовать, а может и отставать от них. В соответствии с этим можно видеть разную степень влияния мировоззрения людей на политику.

Нельзя оставить без внимания и такую закономерную связь. Политика – одно из самых активных (наряду с экономикой, идеологией, моралью, правом) социальных явлений, которое интенсивно влияет на мировоззрение людей. Сделаем оговорку, что при этом нельзя сбрасывать со счетов ситуацию особого рода – влияние мировоззрения одних людей на мировоззрение других. Словом, экономика, политика, духовность – вот «три кита», которые, как закон, наиболее серьезно влияют на формирование мировоззрения людей.

В контексте наших размышлений важно подчеркнуть, что политика среди них. И этот факт нельзя недооценивать.

В современном политическом обществе можно видеть действие и такой закономерности – чем ближе к политике люди, тем быстрее реализуются их мировоззренческие установки. В этой связи можно заметить, что политика – один из самых прямых и быстрых механизмов, с помощью которых люди стремятся и могут реализовать установки своего мировоззрения. Именно этот факт объясняет стремление многих амбициозных людей прийти в политику и использовать ее как средство тиражирования своих мировоззренческих принципов.

Нельзя не обратить внимание на важную социальную закономерность: мировоззрение людей укрепляется в условиях адекватной ему политики. И наоборот: оно, как правило, деформируется, если политика не соответствует их мировоззренческим взглядам. Жизнь показывает, что не подвержено деформации, разрушению мировоззрение только сильных духом людей, в условиях неадекватной его сути политики. Более того, нередко у таких людей в подобных условиях мировоззрение укрепляется.

Ранее говорилось о том, что мировоззрение человека – один из самых устойчивых параметров его сознания. По сути, оно не должно изменяться с политической конъюнктурой, проще говоря – с каждым новым номером той или иной газеты. Если это происходит, то появляется основание для того, чтобы вести речь об отсутствии у таких людей реального мировоззрения. Это с одной стороны. С другой, еще раз подчеркнем, что мировоззрение, несмотря на высокую степень его устойчивости, нельзя рассматривать как неразвивающееся, раз и навсегда данное явление. Настоящее, состоявшееся мировоззрение людей, как правило, развивается, но развивается в рамках конкретного, определенного качества, а не на переходах от одного из них к другому. Жизнь показывает, что есть люди, оправдывающие подобные переходы. Если человек осуществил переход от одного мировоззрения к другому, нередко противоположному по качеству, то появляется достаточное основание для того, чтобы констатировать наличие у таких людей конформистского мировоззрения. Видимо, это тоже мировоззрение, но мировоззрение приспособленцев к каждой новой политической, экономической, социальной и другим ситуациям.

Таким образом, заметим, что взаимодействие политики и мировоззрения людей – сложное многоаспектное явление. Оно требует специального изучения в интересах общественной практики. Наша же задача заключалась в том, чтобы воспроизвести, напомнить читателю некоторые хрестоматийные, аксиоматические аспекты их взаимодействия.

А.А. Кокорин, доктор философских наук

Книга известного американского ученого Пола Кеннеди рассматривает

историю непрерывных смещений мировых центров власти на протяжении последних пятисот лет — от эпохи зарождения в Европе крупных монархий и зачатков колониальных империй до начала XXI в. Подчеркивая взаимосвязь экономики, научно-технических инноваций и способности государственной политики эффективно задействовать свои ресурсы в мирное время и в состоянии войны, автор выводит закономерности, позволяющие тому или иному государству в определенный момент истории получать лидерство на мировой арене, которое в результате нарушения равновесия между военным и экономическим потенциалом легко переходит к новой мировой державе.

Впервые книга была опубликована 1987 г., и последняя глава в ней звучала как прогноз относительно возможного баланса сил в мире к началу XXI в. Теперь, 30 лет спустя, она обретает особую ценность, позволяя читателю сопоставить теорию профессора Йельского университета П. Кеннеди с реальными фактами и сделать собственные дальнейшие выводы.

Несмотря на обилие фактической информации и статистические данные, книга написана ярко и увлекательно и рассчитана на широкий круг читателей.

Вслушиваемся в тишину

Однажды я рискнула спросить у прохожего: «Есть ли польза в тишине?» На меня с большим удивлением посмотрели, но… пошли дальше, не вымолвив ни слова.

Я подумала: « Неужели я что-то не то сказала?!» И  стала рассуждать, а что же на самом деле значит тишина? Как же ее описать? Что тишина значит для человека? Можно ли слушать тишину?  И какими звуками можно описать её? Можно ли слушать тишину в самом сердце города?

Тишина- это спокойствие, умиротворение.  это твое состояние спокойствия - можно спокойно посидеть и поразмышлять на важные темы. Как  подчеркнул современный писатель  Эльчин Сафарли: «Тишина-это лучший друг, проверенный. Ей от тебя ничего не нужно. Она просто сидит рядом, заражает покоем. Только не перепутай тишину с молчанием!»

Ну, а что же значит тишина для меня? Думаю, это момент  рассуждения. Даже, если так подумать, этот текст я пишу в тишине -  так легче сосредоточиться. Но не сомневаюсь,  что для всех остальных  тишина - это своё.

Считается, что можно  слушать тишину. Но как это возможно?

Значит, тишина вовсе не тишина. Она наполнена звуками. Следовательно,  тишина не всегда спокойствие.  Так, для меня, тишина- это дождь или гром. Тишина не всегда должна быть «глухонемой»,- ответила я сама себе.

Помните сказку Сергея Козлова  «Ёжик в тумане» ? Автор  в ней показывает   жизнь тишины:

- Ты когда-нибудь слушал тишину, Ёжик?

-Слушал.

- И что?

-А ничего. Тихо.

-А я люблю, когда в тишине что-нибудь шевелится.

-Приведи пример,- попросил Ёжик.

-Ну, например, гром,- сказал медвежонок.

А еще, тишина, по-моему,  - это душа. Как писала Марина Цветаева: «Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину!»

Мне кажется, что тишина есть везде, даже в самом сердце любого шумного города.  В ней непременно «что-нибудь шевелится».                                   

Фёдорова Катя, 8-б

Точка отсчета

Точка отсчета…  Что это?

Кто-то скажет – устойчивое выражение, фразеологизм, расшифровывающийся как начало координат, нулевой километр, старт, начало измерений или отсчета…

Если подумать, точка отсчета есть во всем: в рождении, в Отечестве, в семье, во времени года, в чувствах, в судьбе.

Точка отсчета во временах года - это начало календарного сезона года (или месяца). Правда,  не всегда календарный месяц совпадает  с тем,  что мы видим на улице.

Точка отсчета в жизни – это рождение, перерождение, движение судьбы. Или,  как бывает,  говорят: « С завтрашнего дня начну жизнь с чистого листа». И ждешь эту точку отсчета. Начало. Старт новой жизни.  Правда, не всегда  получается что-то изменить в себе,  то есть  начать с «чистого листа».

Точка отсчета в чувствах - начало чего-то свежего, нового, обновленного, не совсем  понятного…  Обнадеживающего…   

Федорова Е., 8-б

Конфета

Помню, как – то раз я сделала я из настоящей конфеты поддельную. Это был сложный, кропотливый процесс.  Аккуратно удалила начинку и вместо нее добавила зубную пасту. Паста  была красивая,  розовая и всем своим видом напоминала  начинку, но вкус у нее был неприятный, кисло – солено - горький и еще с охлаждающим эффектом. В общем, редкая гадость.   Но упакованная  в красивую обертку. В школе, на перемене,  я достала эту конфету,  и не успела я даже как следует насладиться своим шедевром,  как наш « всеми любимый и самый активный»  Павел Павлов  (как я и предполагала), выхватил  мою конфету из рук и мгновенно отправил ее в рот. Мое лицо расплылось в улыбке, а его искривилось от неприятного вкуса и непонимания, что это. Одноклассники, наблюдавшие за происходящим, расхохотались.

Надеюсь, мой урок останется у Павла в памяти, ведь нельзя брать чужие вещи без разрешения и уж тем более,  выхватывать из рук. Эту веселую историю я буду долго помнить.

Кузнецова Ульяна, 6-б

Из простого в сложное…

Грамматическая основа живо загрузила все точки и запятые в кузов синтаксического  разбора, который уже был готов к поездке. Они отправились в новый жилой пункт. Дорога длилась недолго  и  не была утомительной. Когда Существительное и Глагол прибыли на место, они с удивлением смотрели на новый  и неоживленный район. Не -долго думая,  самостоятельные части речи выгрузились и стали заселяться  в свое новое жилье        - «Простое» предложение. Закончив с расстановкой  пыльных и неопределенных знаков препинания и удовлетворенная  работой,   грамматическая основа принялась обсуждать свое предложение:

-Да уж, скромновато, - с грустью осмотрелся Глагол.

-И соседей нет, - вздохнуло Существительное , поймав на себе его угрюмый взгляд.

- А давай возьмем Прилагательное из « Словосочетания», - с надеждой на лучшее произнесло Существительное.

- Ну не знаю, -  выразил  сомнение глагол, но,  хорошенько подумав,   согласился.

 -Хотя идея неплохая.

– Ура!!!- Радостно воскликнуло Существительное.

Запрыгнув в синтаксический разбор , самостоятельные части речи задали нужный маршрут и направились к цели. Прибыв на место,  грамматическая основа немедля ни минуты  направилась  к парадному входу , украшенному величественными статуями- гаргульями. Распахнулась громадная входная дверь и она вместе с остальными  неторопливо вошла  внутрь здания и сразу направилась в справочную. После долгих выяснений обстоятельств  все остались довольны и добились желаемого. И вот Существительное, Глагол и их проводник входят в симпатичную уютную комнатку. И видят там маленькое, опрятное, шаловливое чудо. Оно играло с другими ребятами и звонко хохотало. Это было не кто иное, как Прилагательное. Прилагательное было скромно одето, малиновая юбка,  как ни странно, весьма  подходила к  зеленому  цвету кофточки. Голубые глаза сияли на загорелом лице, а ее ямочки которые появлялись при улыбке всем поднимали настроение. Темно –русые волосы красиво обрамляли овал ее лица. Будущие опекуны были поражены необыкновенным сходством с одним из них. Несмотря  на их сомнения, девочке они понравились сразу. После утомительной процедуры с документами  все пошли на улицу. Быстро выйдя из «Словосочетания», троица направилась к средству передвижения.  Удобно усевшись, Существительное, Прилагательное и Глагол поехали в уже привычное «Простое». К их приезду там уже появились очень ласковые и добродушные соседи,  У которых был мальчик – Числительное,  и он быстро подружился с Прилагательным. Так и получилось большое интересное  сложное предложение.

Кузнецова Ульяна,  6-б

НА ГРИФЕЛЬНОЙ ДОСКЕ

Годы, люди и народы

Убегают навсегда,

Как текучая вода.

В. Хлебников

О древний мир – старинная ладья.

Ты медленно плывешь из темноты столетий

В далекий край иного бытия –

В предел бессмертья.

Река времен прозрачна и строга,

В ее молчании торжественная сила,

Великой музыки и мира красота,

Что собрала и все соединила.

И в ночь плывет  старинная ладья…

И неба горизонт – от края и до края,

И если вниз сорвется вдруг звезда,

Она века лежит на дне, мерцая.

28 апреля 2009

***

Шагни в огромный мир –

Переступи мгновенье!

И тесноту квартир

Прими как откровенье.

И в суете пустой

Людских забот, желаний

Будь нежною душой

Открыта к состраданью.

И до последних дней

Живи с людьми в соседстве.

Расти своих детей,

И слушай только сердце.

На зло не отвечай.

И если станет грустно,

Люби, но не вплетай

В свою судьбу искусство.

Смотри на все прямым

И неподкупным взором.

Стань именем моим!,

Не смешанным с позором.

Не плачь, когда сквозь ночь

Вдруг пролетит комета.

Прими весь мир, о дочь,

Как торжество поэта.

17 января 2009

НОЧЬ В ФЕВРАЛЕ

Сквозь порванный бредень неба,

Как чешуей сверкая,

Вдруг хлынул с комьями снега

Звездный поток, играя.

И город захваченным замком

Всей мощью своей современной,

Ненужной консервной банкой

Покорно поплыл по вселенной.

С домами, людьми, властями,

Страстями и прочим скарбом,

Как в древности шли ладьями

Славяне по звездным картам.

И небо не возражало:

Ведь было –  плыла и Европа…

Лишь смутно в душе рождалась

Мысль о вселенском потопе.

Где, словно полярник на льдине,

Стоял я под рев медведей

В огромной ночной пустыне,

В потоке планет и созвездий,

Один пред картиной жуткой.

В надежде, что день настанет,

И солнце спасательной шлюпкой

Ко мне поутру пристанет.

26 февраля 2013

***

Полночь. Луна. Обрыв.

Черная гладь реки.

Голос. Тоска. Надрыв.

Цыганской глухой струны.

Цепляясь, впадая в сон,

Здесь годы текут, века…

Лишь тихо поет граммофон,

И ночи шипит игла.

15 ноября 2012