Кабы он принят был в 2014 или хотя бы в 2015 году, сразу после Крыма... Про войну на Донбассе и не говорим. А если б в 1992! Другая была бы страна. Ну, если бы, да кабы, да во рту росли грибы... Старая поговорка, но до чего же верная! Вечно у нас так. В редчайших случаях то, что необходимо делать, делается вовремя. Всегда кто-нибудь или что-нибудь мешает. Как тому танцору из поговорки известный орган.

Правда, и у других точно так же. Половина нашей эмиграции из-за того произошла, что вконец достало начальство свой народ. И тем, что делало. И тем, чего не делало. И тем, что делать собиралось-собиралось сделать, и это обещало, но так и не собралось. И тем, как делало то, что собралось. Оттого и уходили, уезжали и улетали, чтобы не видеть их больше.

Приезжаешь невесть каким трудом незнамо в какую страну, всё чужое. И небо, и море, и люди, и что вокруг растёт, и кто водится, а бюрократы те же. Такой облом! Разве что языка их не понимаешь, законов и обычаев не знаешь, так что, пока не освоишься, не так противно. Хотя и трудно. Но понимаешь, что ты для них чужак и они для тебя чужие. Нечего ни от кого ждать. И от этого чуть-чуть полегче.

Когда ждёшь от страны и её начальства не то, чтобы пряников, но хоть чтоб глупостей и подлостей не делало, справедливости ждёшь элементарной, и не то, чтоб помогало - не до такой степени, но хотя бы, чтобы не мешало, и к стране всей душой, и против государства особо ничего не имеешь, а в ответ получаешь то, что всегда получаешь, так обидно становится... Оттого страна у нас такая большая, что разворачивался в большом количестве народ и куда глаза глядели, подальше валил.

От бояр и князей уходил. От царей и императоров. От советской власти и от её преемников, бюрократов, питерских и не питерских. И до сих пор уходит. Обустраивался там, куда попадал, но о родине помнил. И, при случае, непрочь был вернуться, когда там припекало, а здесь расслаблялось. Закон круговорота людей в природе. Патриотическая общественность его не понимает, не принимает и не признаёт, но это пока её саму не припрёт.

Так что, раз уж страну в её прежних границах никто восстанавливать не будет - другие у начальников интересы, и приоритеты другие, хоть людям малое послабление дали, чтоб им в Россию попасть полегче было оттуда, где они после распада Союза живут. А то, как про соотечественников разговоры разговаривать, так мы первые. А как болтовню эту делом подтвердить...

Символично, конечно, что всё-таки дождались, хотя и не все. Сколько страна, из-за неповоротливости своей бюрократии и того, что она вечно путает личную шерсть с государственной, за эти годы потеряла, и не сосчитать. И всё равно - лучше, как стало, чем как было. Много лучше. Теперь ещё бы реализовали без того, чтоб всё перевернуть и перепутать, извратить и исказить. Как у нас часто бывает. Не скажем, что всегда, но очень и очень часто. Опыт.

Евге́ний Я́нович Сатано́вский, кандидат экономических наук, профессор, основатель и президент научного центра «Институт Ближнего Востока»

Среди представителей неоевразийства Павел (которого мне нравится называть «Паша» и потому что мы ним знакомы уже лет 20, и потому что при движении ударения русифицированная латынь в его имени превращается в турецкий) занимает особое место. Для большинства из них евразийство – это не всерьез, просто лейбл, при помощи которого можно попытаться сделать политическую карьеру. Сколько их было на моей памяти – «псевдоевразийцев в пиджаках» — которые свои мечты о кресле в Госдуме облекали в корявые рассуждения о Евразии, ссылаясь на нечитанного ими Савицкого.

Но есть и идеологи евразийства, которые пытаются генерировать идеи или приспосабливать к нашей постсоветской реальности то, что Савицкий и Трубецкой писали 100 лет назад. Дело это неплохое и даже полезное (каюсь, я и сам из них) и я надеюсь, когда-нибудь будет от этого толк, но идет оно с большим скрипом и невыносимо медленно…

Что же касается Паши (ПашИ), то он – не только идеолог, но и евразийский футурист, поэт евразийского Логоса. Его размышления о скифах, которые будут летать в космических кораблях и станут первыми космическими номадами восхищают и заставляют вспомнить, что отцы-основатели задумывали евразийство не только как политическую идеологию и движение и даже не только как междисциплинарную научную программу с философско-богословским ядром, но и как дискурс, особый взгляд на мир, который проявляется и искусстве – в литературе, в кино, в музыке.

Святополк-Мирский писал о евразийских мотивах у Хлебникова, газета «Евразия» печатала рецензию на популярную немую фильму (как говорили тогда) Пудовкина «Потомок Чингисхана». Есть замечательная книжка Вишневецкого «Евразийское уклонение в музыке», где он доказывает, что Сувчинскому удалось транслировать дух евразийства в музыкальную эстетику при помощи Лурье, Стравинского и Прокофьева и поэтому наряду с евразийскими географией, экономикой, философией, кино, поэзией, есть и евразийская музыка.

По-моему Паша Зарифуллин (или, выражаясь евразийски – Зарифуллин-пашА) развивает это скрытое, как основание айсберга под водой, основание евразийства – евразийство как дискурс. Я думаю, (пусть он на меня не обижается!) не всегда надо всерьез воспринимать его концептуальные построения, но предельно серьезно — евразийско-скифский дух его фантастических интеллектуальных опытов.

А теперь вернусь к его трактату об истории.

Перескажу его основные идеи вкратце. Как известно, по мнению Ясперса, в 7 веке до Р.Х., в эпоху Будды, Конфуция, Эсхила и израильских пророков, произошел перелом в человеческой истории, на место счастливому человеку мифологическому пришел нечастный «человек рациональный», осознающий трагизм своего бытия и задающий экзистенциальные вопросы. Доосевое время – это Бронзовый век, осевое – век Железа, бога Марса, войн и индустрии – добавляет к этому Зарифуллин. Осевое время, по его убеждению, было «сконструировано» в «фабрике мысли» железного века» — в философии Древней Греции. Но до появления патриархальной железной цивилизации, которую у нас принято отождествлять с цивилизацией вообще, была и иная – бронзовая цивилизация, почти забытая, уже ставшая легендой не только для нас, но и для греков, но не менее величественная и развитая. Это — Страна Городов на Южном Урале (куда входил и Аркаим), Хеттская Федерация, Месопотамия, Крит, Египет. Эта цивилизация создала календарь, письменность, колесо, металлургию – изобретения, честно говоря, более значимые и важные чем изобретение парового двигателя или даже компьютера. Изобретение колесницы Зарифуллин ставит выше космических полетов.

По мнению Зарифуллина, в наши дни осевая эпоха заканчивается и начинается новая эра человеческой истории (пост-истории?), которая должна в чем-то повторить до-осевое время. В ней рациональное должно перемешаться с возрожденным мифологическим. Зарифуллин нзывает ее эпохой Любви и соотносит с третьим эоном средневековых европейских мистиков – эоном Святого Духа. И он считает, что в это время произойдет второе пришествие Скифов – даже не в этническом разрезе, а как символов до-осевой – бронзовой и золотой эпохи.

До-осевое время Зарифуллин характеризует как время Большой Сборки, в частности сборки божеств, имеющих черты животных и людей, сборки человеческого и природного, что символизирует собой образ Женщины (не случайно же в до-осевое время наличествует матриархат, остаточные элементы которого Зарифуллин видит в еврейской, русской и даже исламской культуре), сборки Человека, Колеса и Коня – колесницы, открывшей огромные перспективы для человечества (гораздо большие, чем выход космических кораблей на земную орбиту в ХХ веке; межпланетные пространства мы пока все равно не освоили, а колесницы и лошади позволили освоить Степь).

Сейчас наступает время новой Сборки. С Октябрьской революции, по Зарифуллину, кончается царство рационализма, патриархата и капитализма, закрытого, иерархизированного общества, оторванного от предков и тотемов. Великий Октябрь был правильно понят лишь «Скифами» (Блок, Разумник, Белый) и левыми эсерами (Спиридонова), считает Зарифуллин и объявляет себя и своих сторонников их наследниками, «Новыми Скифами». Из советского наследия он симпатизирует Родине-Матери, крестьянской, народнической стихии, и отвергает «маскулинный платонизм» Сталина, который, по Зарифуллину, воплощает в соответствии с фамилией вождя всё лучшее и худшее «Железного века». Интересна у современного скифа своеобразная реабилитация Никиты Хрущева – персонажа, непопулярного сегодня у «патриотов». В его разделении партии и госорганов на сельские и городские Зарифуллин видит возрождение крестьянского «спиридоновского начала».

Постсоветская эпоха у нас совпадает с постмодернистской эпохой на Западе. Зарифуллин сочувствует освобождающему антипатриархальному и антикапиталистическому порыву постмодерна, но считает, что постмодерн – это сборка человека с машиной, а новые скифы выступают за другую сборку – новый союз человека с природой. Особую роль он при этом отводит феминизму, но напоенному метафизическим флюидами скифства и понятому не как либеральная процедура, а как алхимическое делание.

Зарифуллин не с только рассуждает, сколько нанизывает символы и понятия, опираясь не только на интеллект, но и на полет фантазии. Со многими его утверждениями, думаю, можно и нужно спорить. Его взгляд на христианство сильно отдает старосоветскими вульгарно-марксистскими рассуждениями об эволюции религий от язычества к монотеизму и ницшеанскими вариациями, рисующими христианство как «платонизм для толпы» (уже сильно устаревшими через 100 лет после смерти Ницше). Его взгляд на Платона как на «философа железного века» противостоит взгляду Мирча Элиаде, рисующего великого греческого философа наоборот — как великого консерватора человечества, воплотившего на рационалистическом языке новой эпохи ценности до-осевых традиционных цивилизаций. Честно говоря, взгляду Элиаде я в этом аспекте доверяю больше. Странно видеть как разрушителя русской деревни Хрущева Зарифуллин пытается изобразить, как наследника левоэсеровского народнического духа, тогда как он скорее, наоборот был носителем противоположного троцкистского индустриалистского и антикрестьянского духа. Наконец, явно звучащая у идеолога неоскифства апология неоязычества в век постмодерна, мне, например, совсем не близка.

Но Зарифуллин ведь и не претендует на создание академической научной работы, с которой бы имело смысл вступать в академическую дискуссию, пестрящую цитатами и логическими уловками. Трактат Зарифуллина интеллектуально-фантастичен или, как я уже говорил, философски-художественен и этим и интересен и ценен. Зарифуллин, прославляя сборку Бронзового века, сам занимается не чем иным как сборкой.

Что ж, мы — евразийцы любим сборку. Евразийство началось с этого. Его отцы-основатели зачарованно следили за Великой Пересборкой России-Евразии, которую осуществили большевики и это пробудило Савицкого и Трубецкого от либерального сна (многие уже не помнят, что до революции они были кадетами) и побудило их предложить новый проект сборки – Евразийский. Евразийство само результат сборки и его элементы — национализм и футуризм, национал-большевизм и православное богословие, славянофильство и византизм.

Современные евразийцы, к примеру Паша-ПашА Зарифуллин тоже занимаются сборкой — собирают кубики и пирамиды символов и метафор. Скоро это умение им пригодится на практике. Всякий имеющий уши, сегодня с легкостью услышит шум подземных толчков Истории. Грядет эпоха Великого Разрыва и многомиллионные массы под предводительством своих вождей будут снова собирать и пересобирать государства и империи. Грядет эпоха Возрождения Евразии.

Рустем Вахитов

https://www.gumilev-center.ru/evrazijjskaya-sborka/?fbclid=IwAR0XmN31PzQxo2WxHScfwDUnG83upa5WqvAObda5xF-pgRQn8JHE9Hjgplw

Информация и коммуникация постоянно преобразуют социальную и политическую жизнь на национальном и глобальном уровнях. В современных условиях набирает силу новый фактор, цифровизация, означающая, что языковые конструкции и нарративы интенсивно замещаются цифровыми кодами. В результате мир из информационной эпохи переходит в цифровую. При этом давать всестороннюю характеристику происходящего, осуществлять всесторонний анализ изменений в сфере политики и политической коммуникации, разрабатывать точный прогноз и определять направленность процессов весьма проблематично, поскольку «база данных», созданная политической практикой, фрагментарна и дискретна, а объем научных знаний о феномене цифровизации в ее политическом измерении еще недостаточен. К тому же цифровизация часто остается новомодным понятием, многократное повторение которого мало что дает для анализа. Тем не менее, можно утверждать, что политическая коммуникация претерпевает качественные изменения.

Сложившаяся ситуация нуждается в осмыслении, которое диктуется потребностью в формировании теоретических подходов, позволяющих точно диагностировать сложившееся состояние сферы политической коммуникации, понять перспективы ее развития и на этой основе предложить адекватные способы реагирования на происходящее. Оценка и понимание сложившейся ситуации в значительной степени осложняются тем, что международная политическая коммуникация как реально существующее относительно самостоятельное явление в системном виде не исследована, ее понятие не выработано. Следует констатировать недостаток необходимого научного инструментария при том, что в практике международной политической коммуникации сложились проблемные кластеры, нуждающиеся в понимании и не охваченные вниманием исследователей.

Международная политическая коммуникация как явление и понятие

Само понятие «политическая коммуникация» относится к числу достаточно разработанных в науке, о чем свидетельствует целый ряд проведенных исследований. В самом общем виде политическая коммуникация может быть охарактеризована как процесс обмена информацией между политическими акторами, осуществляемого в ходе их формальных и неформальных взаимодействий. В настоящее время имеется целый ряд определений политической коммуникации. Остановимся на том, которое сформулировано профессором М.Н. Грачевым, исследовавшим различные подходы к пониманию этого феномена: «объем понятия «политическая коммуникация» в наиболее общем виде должен включать в себя всю совокупность феноменов информационного воздействия и взаимодействия в сфере политики, связанных с конкретно-исторической деятельностью политических акторов по поводу власти, властно-управленческих отношений в обществе» [Грачев 2004, с. 75].

Как обоснованно и образно отмечается в одном из исследований, политическая коммуникация представляет собой для политической системы «то же, что кровообращение для организма человека» [Шварценберг 1992, с. 175]. Очевидно, что обмен информацией, коммуникация, разворачивается в обществе, в его политической системе как по вертикали, так и по горизонтали. Поэтому традиционно в рамках политической системы принято выделять информационно-коммуникативную подсистему. При этом современные концепции коммуникации все больше признают ограниченность подхода, предполагающего непосредственное прямолинейное воздействие на аудиторию, и ориентируются диалоговый режим, предполагающий взаимодействие субъектов и объектов политики.

Политическая коммуникация – явление многомерное и динамично развивающееся, и научное сообщество достаточно оперативно реагируют на реалии и в проводимых исследованиях обращается к различным проявлениям этого феномена, к происходящим изменениям. В подтверждение можно отметить некоторые из множества вышедших недавно научных работ[1]. Кроме того, в образовательных организациях высшего образования вот уже в течение ряда лет изучаются и соответствующие учебные дисциплины, подготовлены и учебные издания по политической коммуникации для разных направлений подготовки[2].

Признавая существенные и продуктивные результаты, полученные в результате научного познания процессов политической коммуникации, следует вместе с тем констатировать небезынтересное обстоятельство. В проводимых представителями российской науки исследованиях речь идет в большинстве случаев об осмыслении указанного феномена применительно только к внутриполитической сфере, поскольку де-факто коммуникация ограничивается рамками политической системы общества. При этом международная политическая коммуникация еще не оказалась в фокусе научных исследований в качестве относительно самостоятельного феномена. Научных работ, в которых международная политическая коммуникация заявляется в прямой постановке, практически нет, или же она исследуется лишь как компонент системы международных отношений или их фактор, т.е. остается фактически частным сюжетом[3].

Между тем очевидным представляется то обстоятельство, что сфера международных отношений и внешней политики является реально существующим феноменом, и без тщательного изучения коммуникативных и информационных процессов, разворачивающейся в ее рамках, представление об этой сфере получается неполным и однобоким. Задача же научного анализа состоит в том, чтобы охватить весь феномен и сформировать на этой основе его целостное восприятие. Разумеется, сами по себе международные отношения уже правомерно расценивать и как специфическую коммуникацию между их участниками.

Следует признать и тот факт, что между внутренней и внешней политической коммуникацией нет и не может быть непроницаемого барьера. В этой связи невозможно отрицать того, что проводимые в сфере внутриполитической коммуникации научные исследования создают необходимую теоретическую и методологическую основу для познания коммуникации во внешнеполитической сфере. Изучение коммуникации, возникающей в сфере международных отношений, опирается на уже разработанный понятийный аппарат и выявленные и научно обоснованные функции, принципы, методы, формы, технологии и т.д.

В дискуссионном плане международная политическая коммуникация может быть дефинирована как процесс обмена смыслами между акторами (участниками) международных отношений. Такая коммуникация осуществляется посредством организации связей с общественностью, публичной (общественной) дипломатии, принудительной дипломатии (представляющей собой действия по убеждению оппонента в необходимости прекращения агрессивных действий). Международная коммуникация предполагает как открытое влияние и воздействие на партнеров и оппонентов (посредством связей с общественностью, культурных и академических обменов, организации работы информационно-культурных центров и неправительственных организаций в зарубежных государствах и т.д.), так и скрытое (проведением специально организованных информационных кампаний и операций, поддержки и скрытого целенаправленного финансирования оппозиционных действующей власти организаций, формирования лояльных СМИ и др.). Внешнеполитическая практика постоянно предоставляет свидетельства того, что оказываемое информационное влияние и воздействие может преследовать цели, расходящиеся с интересами объекта. Причем последний может об этом даже не догадываться.

К сфере международной политической коммуникации необходимо отнести и специфические информационные процессы, воздействия и взаимодействия, которые возникают при подготовке и в ходе военных конфликтов [Hartwig 1999]. Так, отечественный военный мыслитель А.А. Свечин почти век назад образно писал о «бумажной войне», которая всегда в истории сопровождала действия с оружием в руках» [Свечин 2003, с. 131].

Особая коммуникация возникает и в связи с действиями международных экстремистских и террористических организаций. Международный терроризм, как известно, имеет собственную коммуникативную стратегию. Вполне обоснованно то, что противодействие террористической деятельности находится в фокусе проводимых в России и за рубежом научных исследований[4].

В наиболее же выраженном виде, как представляется, специфика международной политической коммуникации определяется особенностями ее субъектов и объектов, и, следовательно, возникающих между ними субъект-субъектных и субъект-объектных отношений. В качестве совокупных субъектов такой коммуникации традиционно выступают государства, создаваемые ими межгосударственные объединения и международные организации. В условиях глобализации признаки субъектности появляются и у негосударственных и транснациональных игроков, обладающих мощными ресурсами и все более активно действующих на мировой арене. Здесь достаточно назвать реально конкурирующие с государствами и созданными ими институтами транснациональные корпорации, глобальные медиаимперии, частные военные фирмы, террористические организации и т.д. В рамках отношений указанных субъектов формируется сложная система коммуникации.

Проблемные кластеры практики международной политической коммуникации

В рамках ограниченной по объему публикации не представляется возможным дать развернутую и исчерпывающую характеристику международной политической коммуникации. Вместе с тем, опираясь на профильную библиографию и исходя из анализа доступной для изучения внешнеполитической практики, имеет смысл сосредоточиться именно на тех феноменах, которые позволяют подчеркнуть специфический статус и автономность международной коммуникации.

Прежде всего, заслуживает внимания коммуникация, складывающаяся в процессе деятельности руководителей государств и иных должностных лиц и руководителей, участвующих в принятии решений в сфере международных отношений и внешней политики.

Следует при этом отметить, что сам по себе информация публичного характера, исходящая от политических руководителей ведущих субъектов международных отношений, обычно оказывается весьма востребованной и вызывает сильный общественный резонанс. Эффект усиливается в случае, например, появления программных заявлений, развернутых статей политиков мирового значения в транснациональных СМИ, обусловленных значимым информационным поводом или подготовленных по острым вопросам, стоящим на политической повестке дня. В качестве примера можно привести опубликование 28 февраля 2006 г. известным американским изданием «Wall Street Journal» статьи президента России В.В. Путина «Энергетический эгоизм – путь в никуда» на английском языке[5[. Повышенный интерес у зарубежной аудитории вызывают и публикации других высокопоставленных российских руководителей по актуальным вопросам международной жизни в случае их выхода на иностранных языках[6].

Особого же исследовательского интереса, несмотря на все объяснимую закрытость и фрагментарность открытой информации, заслуживает коммуникация, возникающая в результате прямых контактов и взаимодействия первых лиц государств (лиц, принимающих решения), руководителей влиятельных международных организаций. О важности устойчивых непосредственных контактов между указанными субъектами свидетельствует, например, то обстоятельство, что открытие в ноябре 1981 года линии тропосферной связи между СССР и Индией было отмечено в нашей стране выпуском специального почтового блока с изображением лидеров двух держав Л.И. Брежнева и Индиры Ганди, общающихся по телефону. Наиболее интенсивным обмен информацией между политическим лидерами становится при обострении международных отношений или в периоды их кризисного развития. Доступной для общественности такая информация становится, как правило, по прошествии нескольких лет или даже десятилетий, по мере снятия секретности. В настоящее время, например, доступна информация о переписке и ином общении руководителей государств антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны[7]. Объектом научного исследования традиционно становится и деятельность политических руководителей и иных лиц, связанная с международными переговорами[8].

Непосредственное отношение к международной политической коммуникации имеет и деятельность политической и военной разведки.

В снабжении релевантной информацией руководителей государств и других лиц и органов, принимающих решения, связанных со сферой внешней политики и международных отношений, деятельность разведывательных служб играет первостепенную роль. В любой стране распространение информации об этой специфической активности ограничено. Политическая разведка представляет собой разновидность разведывательной деятельности. Ее объектом являются ресурсы, средства, планы и секреты других субъектов (прежде всего, государств), а также сведения внутриполитического и внешнеполитического характера. Разведывательный анализ представляет собой совокупность мер, осуществляемых экспертно-аналитическими институтами разведывательного сообщества и направленных на идентификацию и описание релевантных для субъекта политических проблем. Такие меры предполагают постановку информационно-поисковых задач, добывание, обработку полученной информации с целью информационного обеспечения субъектов, участвующих в подготовке и принятии решений в сфере международных отношений [Аналитический словарь 2015, с. 79].

Объяснимая закрытость конкретных мероприятий разведки и иных связанных с ней сведений не означает, что данная социальная активность вообще не может или не должна быть подвержена изучению при помощи методов научного анализа. Поэтому как в нашей стране, так и за рубежом проводятся исследования в сфере разведывательной деятельности и военной дипломатии[9]. Следует учитывать также и то, что разведывательная деятельность в правовом государстве имеет юридическую регламентацию. Так, согласно законодательству нашей страны, разведывательная деятельность осуществляется органами внешней разведки Российской Федерации посредством добывания и обработки информации о затрагивающих ее жизненно важные интересы реальных и потенциальных возможностях, действиях, планах и намерениях иностранных государств, организаций и лиц (ст. 2 федерального закона Российской Федерации от 10 января 1996 г. № 5-ФЗ «О внешней разведке»)[10]. Схожим образом осуществляется правовое регулирование работы информационных служб и в других государствах.

Важно также и то, что деятельность разведывательных служб, являющихся неотъемлемым компонентом сектора безопасности государства, в условиях демократии строится с учетом требований примата политики и подлежит гражданскому контролю[11]. В этой связи, в частности, предпринимаются меры для обеспечения открытости таких служб (например, поддерживаются их официальные сайты).

Приоритеты развития понятийного аппарата международной политической коммуникации

Оценивая, пусть даже фрагментарно, состояние научной разработанности международной политической коммуникации в современной России, имеет смысл вкратце остановиться на некоторых практических и теоретических вопросах, требующих дальнейшего осмысления.

Прежде всего, следует обратить внимание на сложившееся состояние понятийного аппарата международной политической коммуникации. Как представляется, актуализируется необходимость разработки оригинальной терминологии. На это указывает, в частности, распространение практики оперирования непроработанными терминами, привнесенными извне (из-за рубежа), причем иногда без достаточного на то основания.

Так, в настоящее время в политическом и научном дискурсе в России получило распространение понятие «стратегическая коммуникация». При этом фактически происходит отождествление стратегической коммуникации с международной коммуникацией. Нельзя не отметить и определенную смысловую неоднозначность, присущую популярному термину «стратегическая коммуникация», равно как и целесообразность его использования. В частности, отечественными специалистами обоснованно отмечается, что нередко указанный термин используется просто для замещения устоявшегося понятия «связи с общественностью» ввиду его большей привлекательности [Старых 2013, с. 5]. Привлекательность и притягательность в данном случае связывается с самим понятием «стратегия» (и производным от него), все более широко и не всегда уместно используемым в российском политическом дискурсе. Кроме того, в отечественной науке все еще не существует и четкого понимания того, что такое «стратегия» в политической сфере.

Ознакомление с профильной зарубежной литературой позволяет установить, что понятие «стратегическая коммуникация» фактически является заимствованием, калькированием термина, уже зафиксированного в официальных документах США почти пятнадцать лет назад. В них стратегическую коммуникацию представлена в качестве некоего «симбиоза» публичной политики, публичной дипломатии, военных информационных операций. В соответствии с таким подходом под стратегической коммуникацией понимаются «целенаправленные усилия правительства США по пониманию и привлечению ключевых объектов воздействия (целевых групп) для создания, укрепления или сохранения условий, благоприятствующих продвижению интересов, политики и целей правительства США посредством использования скоординированных программ, планов, задач, поручений, и результатов согласованных с действиями всех инструментов национальной мощи»[12].

Российские исследователи посредством использования закрепленного в американских источниках понятия «стратегическая коммуникация» (СК) характеризуют внешнеполитические процессы, связанные с Латинской Америкой[13]. При этом Е.А. Виноградова утверждает, что «несмотря на различные теоретические трактовки СК, ее суть заключается в управлении целевыми аудиториями с целью изменить их поведение и донести до них те ценности или информацию, которые необходимы государству, применяющему СК. Исследователи в основном выделяют три составные части СК: общественную дипломатию, связи с общественностью и информационно-психологические операции» [Виноградова 2015, с. 21].

В сложившихся условиях существует необходимость проработки понятия «стратегическая коммуникация» с целью установления содержащейся в нем смысловой нагрузки, что позволит более точно применять его для характеристики какого-либо политического явления или процесса международной жизни.

Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что ряд сформированных и активно используемых для изучения сферы международной политической коммуникации понятий и концепций несут в себе негативную конфронтационную смысловую нагрузку и коннотацию. Достаточно назвать информационную и психологическую войну и противоборство, информационные и психологические операции. По сравнению с ними понятие международной политической коммуникации представляется более корректным и нейтральным. При этом перспективными направлениями научных исследований представляются такие феномены как политическая семантика, политическая семиотика, политическая лингвистика, коммуникативная компетентность, стратегическая культура, политический имиджмейкинг и др.

В практике международной коммуникации также существуют определенные лакуны, нуждающиеся во внимании со стороны исследователей. Например, требует осмысления такой обделенный вниманием со стороны российских исследователей феномен международной политической коммуникации, как общение и взаимодействие с зарубежным экспертным сообществом. Думается, для объективного восприятия значимости проблемы целесообразно обратить внимание на одно из положений Концепции внешней политики Российской Федерации, утвержденной в 2016 году. В разделе документа, посвященном информационному сопровождению внешнеполитической деятельности страны, выделено отдельной статьей, что «одним из направлений развития общественной дипломатии является расширение участия представителей научного и экспертного сообщества России в диалоге с иностранными специалистами по вопросам мировой политики и международной безопасности» (ст. 48). Если обеспечение названного участия рассматривать пусть даже как локальную задачу, то ее решение в действительности представляется весьма непростым и требует серьезной проработки и длительных, целенаправленных и системных усилий. При этом в ряде других доктринальных документов, содержащих официальные оценки ситуации в сфере международных отношений, а также в артикулируемых периодически заявлениях руководства государства содержится констатация необъективного восприятия зарубежной общественностью нашей страны, ее мотивов и действий на международной арене. При этом такое восприятие обоснованно характеризуется как фактор, осложняющий проведение Российской Федерацией внешнеполитического курса и отстаивание национальных интересов.

С учетом указанного и других обстоятельств научная проработка вопросов взаимодействия с зарубежным экспертным представляется весьма перспективной в теоретическом плане и востребованной в прикладном отношении.

Охарактеризованными выше вопросами исследование международной политической коммуникации не может быть ограничено. С данной сферой связано множество политических явлений, проведено и немало исследований, как фундаментальных, так и прикладных, в том числе находящихся на стыке различных наук. Международная политическая коммуникация достаточно быстро развивается, реагируя и на цифровизацию мирового развития.

Антиномии практики цифровизации международной политической коммуникации

Переход к цифровой информации стал реальностью фактически во всех сферах социальной действительности. Специалисты стремятся оценить и спрогнозировать ее последствия и для сферы внешней политики и международных отношений. В частности, активно изучается происходящее в сфере мировой экономики и внешнеэкономической деятельности[14].

Вместе с тем фактически отсутствуют исследования, посвященные последствиям цифровизации для политической коммуникации, в том числе связанной со сферой международных отношений. Данное обстоятельство следует объяснить, прежде всего, новизной самого явления цифровизации, поскольку требуется время для осмысления и анализа. Реакция научного сообщества на происходящее, безусловно, не заставит себя долго ждать. В пользу этого свидетельствует то, что уже появились научные статьи, посвященные отдельным аспектам цифровизации. Так, И.В. Сурма исследует цифровую дипломатию, что представляется весьма интересным уже самой постановкой проблемы. В этой связи исследователь размышляет об использовании информации, новых технологиях информационной борьбы, информационных порталах, аккаунтах, присутствии государственных ведомств в социальных сетях в контексте публичной дипломатии, которая, как известно, направлена на зарубежную общественность. При этом, по его мнению, «как форма публичной дипломатии цифровая дипломатия является механизмом влияния на зарубежную аудиторию посредством определённых методов, таких как:

– размещение радио и телепередач в Интернете;

– распространение в открытом доступе литературы в цифровом формате;

– мониторинг дискуссий в блогосфере;

– рассылка информации через мобильные телефоны;

– создание персонифицированных страничек членов правительства в социальных сетях» [Сурма 2014, с. 54].

Фактически исследователь стремится оценить потенциал цифровизации для решения актуальных задач внешнеполитической деятельности. Вместе с тем приведенными в статье И.В. Сурмы способами потенциал цифровизации для международной политической коммуникации далеко не исчерпывается.

Прежде всего, необходимо исходить из того, что в сфере международной коммуникации, как и в других, цифровизация амбивалентна, вызывая в зависимости от конкретных условий как положительные, и отрицательные последствия, не говоря уже о весьма неоднозначных проявлениях.

Например, появляется возможность быстрого обнародования релевантных данных, облеченных в цифровую форму и размещенных на информационных ресурсах, чем обеспечивается свободный доступ к таким сведениям. Цифровизация при определенных условиях может выступить и как сдерживающее средство, направленное на ограничение или недопущение тайной дипломатии, дискриминаций, манипуляций и других негативных явлений в международной сфере.

В этой связи следует позитивно оценить и предпринимаемые в современной России целенаправленные и системные усилия по оцифровке оригинальных исторических документов и размещение их на профильных информационных ресурсах. Открытие доступа к ранее закрытым источникам в канун 75-летия Победы в Великой Отечественной войне стало сильным аргументом России и оказалось эффективным средством противодействия предвзятым и политически ангажированным оценкам исторических событий. Размещение подобных источников на открытых информационных ресурсах представляется весьма перспективным, поскольку попытки ревизии хода и результатов Второй мировой войны, к сожалению, не прекратятся, каждый раз активизируясь в канун юбилейных дат. Одновременно стоит отметить устойчивый спрос зарубежных специалистов на доступ к информации подобного рода. Удовлетворению этого интереса мог бы способствовать и перевод важных документов на иностранные языки. Соответствующие возможности у России имеются. Немало представителей экспертного сообщества за рубежом проявляет серьезный интерес и к получению официальной и достоверной информации, которая позволила бы им формировать объективное представление о внешнеполитическом курсе России, о мотивах поведения нашей страны на мировой арене, особенно в сфере безопасности и в связи с применением военной силы[15].

Незатратным способом реагирования на существующий запрос может стать опубликование на информационных ресурсах уполномоченных органов государственной власти России переведенных на иностранные языки доктринальных документов страны (Стратегия национальной безопасности, Концепция внешней политики и Военная доктрина). Подобная практика уже реализуется в ряде стран (например, в Германии и Японии), которые издают свои документы на иностранных языках, в том числе и на русском. Отсутствие же доступной официальной позиции России, как показывает опыт общения автора с зарубежными коллегами, заставляет их додумывать и интерпретировать происходящее, используя вторичные источники, направляя ход мыслей порой в невыгодном для нашей страны ключе.

Следует также отметить, что названная выше статья С.Б. Иванова в «Австрийском военном журнале», с момента выхода которой прошло более полутора десятилетий, является на сегодня практически единственным примером официального изложения руководителем оборонного ведомства позиции нашей страны на страницах авторитетного зарубежного издания.

Цифровизация несет с собой и целый ряд неоднозначных последствий для международной политической коммуникации.

Так, возникает проблема обеспечения конфиденциальности релевантной для сферы внешней политики информации, которая хранится на определенных ресурсах и может быть извлечена, в том числе с деструктивными целями, например, для дискредитации или манипулирования. Периодически те или иные компрометирующие сведения, облеченные в цифровую форму, появляются на сайтах, таких как «Викиликс».

Цифровизация создает условия и для селекции и сознательной фальсификации информации, предназначенной для массового пользования с дальнейшим оказанием прямого или опосредованного воздействия на субъектов. Обнародование информации, хранящейся в цифровой форме, может быть использовано в политической борьбе. Достаточно вспомнить об опубликовании осенью 2019 года стенограммы переговоров президентов США и Украины Д. Трампа и В. Зеленского, что повлекло политический скандал[16]. Обнародование телефонного разговора показало и то, что президент Украины допустил высказывания, содержащие негативные оценки в отношении позиции Германии и Франции и их руководителей. В результате В. Зеленский понес, как минимум, репутационные издержки.

Приведенный пример достаточно убедительно свидетельствует о том, что цифровизация предъявляет повышенные требования к такому качеству политиков и иных лиц, принимающих решения, как коммуникативная компетентность [Белозёров 2004]. Реагируя на сложившуюся ситуацию, политические субъекты предпринимают целенаправленные усилия и для защиты критически важных инфраструктур, защиты релевантных данных, обеспечения кибербезопасности и т.д., что находит свое отражение в доктринальных документах и правовых актах.

Имплементация цифровизации в доктринальных документах в сфере международных отношений в России и за рубежом

Цифровизация – явление относительно новое, отчасти поэтому оно еще недостаточно закреплено в доктринальных документах России, прямо или опосредованно связанных с международной политической коммуникацией. Ознакомление с некоторыми документами стратегического планирования России позволяет выделить ряд положений, связанных с международной политической коммуникацией и цифровизацией.

В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной президентом 31 декабря 2015 г., констатируется факт усиливающегося противоборства в глобальном информационном пространстве, обращается внимание на стремление некоторых стран использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения геополитических целей, в том числе посредством манипулирования общественным сознанием и фальсификации истории (ст. 21). В документе предусматриваются меры для обеспечения информационной безопасности.

Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена указом президента РФ 30 ноября 2016 г.) содержит ряд положений, характеризующих процессы в глобальном информационном пространстве, информационно-коммуникационные технологии, состояние национальной и международной информационной безопасности (см., например, ст. 3, 9, 28, 47).

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации (утверждена указом президента РФ 5 декабря 2016 г.) также излагается ряд важных оценок роли факторов информации и коммуникации в связи со сферой международных отношений (например, ст. 10 и 12).

Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации (утверждена указом президента РФ 9 мая 2017 г.) связана преимущественно с ситуацией в цифровой экономике, в т.ч. с ее сегментом, связанным с информационной сферой. Коме того, в нашей стране действует программа «Цифровая экономика Российской Федерации» (утверждена распоряжением Правительства РФ от 28 июля 2017 г. № 1632-р), а 10 октября 2019 г. президентом была утверждена Национальная стратегия развития искусственного интеллекта на период до 2030 года.

Характеризуя в общем виде приведенные выше документы в «цифровом» контексте, следует отметить, что вопросы цифровизации политики и международной сферы в них специально не рассматриваются, в основном речь идет об информационных технологиях вообще. Руководство же Совета Безопасности России демонстрирует озабоченность деструктивным использованием таких технологий на международной арене. Секретарь Совет Безопасности РФ Н.П. Патрушев подчеркнул при этом, что «национальные интересы и безопасность государства будут обеспечиваться и защищаться в информационно-коммуникационном пространстве» [Патрушев 2019]. Как представляется, о результатах реагирования на цифровизацию международной политической коммуникации можно будет судить по мере совершенствования документов стратегического планирования.

Признаком реагирования на цифровизацию следует считать и создание 15 мая 2018 г. в структуре органов исполнительной власти Российской Федерации Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций, при том, что международная деятельность не отнесена к его функциям[17].

С учетом изложенного целесообразно будет сопоставить содержание официальных установок России со сложившейся за рубежом практикой учета цифровизации в доктринальных документах зарубежных стран. Разумеется, охватить все не представляется возможным. Ограничимся лишь некоторыми документами Соединенных Штатов Америки и двух стран европейского континента, Германии и Австрии.

В США в настоящее время единственным таким документом является Национальная киберстратегия (National Cyber Strategy of the United States of America)[18], которую президент Д. Трамп утвердил в сентябре 2018 года. О цифровизации речь в этом доктринальном документе идет в рамках социально-экономического контекста. Так, правительство Соединенных Штатов заявляет о своем намерении способствовать динамичной и устойчивой цифровой экономике. Формулируются и задача правительства США, состоящие в том, чтобы повысить цифровую стабильность через нормы ответственного поведения государства и укреплять конкурентоспособность страны в мировой цифровой экономике. Руководство США озабочено сохранностью идентификационных данных граждан и недопущением возможных злоупотреблений. В связи же с международными экономическими отношениями отмечается необходимость защиты коммерческих интересов Америки, укрепления конкурентноспособности американской промышленности в глобальной цифровой экономике.

Цифровизация нашла подробное отражение в ряде доктринальных документов Германии, которая достаточно продвинулась в вопросах осмысления последствий цифровизации.

Вообще, повышенное внимание к информационному потенциалу и информационным технологиям, концептуализация соответствующих установок традиционны для Германии. Достаточно красноречив тот факт, что в ФРГ предусматривается и имеет правовую регламентацию использование средств массовой информации не только в рамках реализации их традиционных функций, но и для целенаправленной дезинформации и дезориентации противоборствующей стороны в случае конфликта, введения ее в заблуждение, оказания информационного давления на целевые группы [Meyn 1999, S. 65-66]. Военные эксперты ФРГ рассматривают СМИ в качестве одного из основных инструментов информационных операций, позволяющего, с одной стороны, эффективно информировать население Германии и её союзников, с другой – формировать заданное поведение у целевых групп воздействия за рубежом [Theuerkauf 2000, S. 14]. Весьма ценным является и признание Клауса Науманна, бывшего генерального инспектора бундесвера и председателя военного комитета НАТО, сделанное им еще в 1999 году после военной операции альянса против Югославии: «Мы можем осуществить мечту Сунь Цзы и парализовать ту ли иную страну без единого выстрела» [Naumann 1999, S. 18]. В настоящее время в составе федерального правительства ФРГ существует министерство транспорта и цифровой инфраструктуры (Bundesministerium für Verkehr und digitale Infrastruktur).

В вышедшей же летом 2016 года «Белой книге политики безопасности Германии и будущего бундесвера» (Weißbuch 2016 zur Sicherheitspolitik Deutschlands und zur Zukunft der Bundeswehr)[19], основном доктринальном документе страны в сфере безопасности, цифровизация обосновалась прочно и упоминается во внутриполитическом и международном контексте порядка двадцати раз. При этом речь в документе идет в том числе и о последствиях цифровой коммуникации (digitale Kommunikation).

Существенные оценки и установки содержатся и в опубликованной в 2016 году новой редакции «Германской стратегии устойчивого развития» (Deutsche Nachhaltigkeitsstrategie)[20]. В документе декларируется стратегическая нацеленность на экономически эффективное, социально сбалансированное и экологичное развитие, при котором планетарные границы Земли и установка на достойную жизнь всего человечества выступают абсолютными ориентирами в принятии политических решений. С учетом данных установок в документе многократно дается и оценка тех или иных характеристик потенциала цифровизации и ее последствий для социально-экономической, образовательной и научной сфер как на национальном уровне, так и в глобальном масштабе. В стратегии манифестируется намерение и призыв использовать потенциал цифровизации как двигателя устойчивого развития.

Исходной пунктом «Киберстратегии для Германии» (Cyber-Sicherheitsstrategie für Deutschland)[21], также вышедшей 2016 году, выступает констатация того факта, что «цифровизация в рамках государства, экономики и общества за несколько лет изменила Германию. Новые возможности коммуникации, доступа к знаниям и инновационного развития ведут ко все большим социальным интеракциям, новым моделям предпринимательства и новым сферам для исследований и развития». В документе неоднократно констатировано наступление «эпохи цифровизации». Значительное внимание уделено и электронной коммуникации. Как приоритетная сфера действий в Киберстратегии ФРГ характеризуется и «Активное позиционирование Германии в европейской и международной политике кибербезопасности».

Небезынтересно проследить и ситуацию с восприятием цифровизации и реагированием на нее в контексте социально-экономического развития, обеспечения национальной и международной безопасности в другой немецкоязычной стране, Австрии.

В опубликованной еще в 2013 году Стратегии безопасности Австрии (Österreichische Sicherheitsstrategie)[22] был констатирован факт нарастания цифровизации мира и предусматривались меры реагирования на происходящее. В дальнейшем в рамках развития доктринальных основ политики безопасности фактор цифровизации становится все более явственным, что следует, например, из годового обзора 2017 года Дирекции по политике безопасности Австрии [Sicher. Und morgen? Sicherheitspolitische Jahresvorschau 2017].

Новое правительство страны в начале января 2020 года обнародовало программу действий на 2020-2024 гг. «Исходя из ответственности перед Австрией» (Aus Verantwortung für Österreich. Regierungsprogramm 2020-2024)[23]. В трехсотстраничном документе слова с корнем «цифровизация» встречаются порядка 200 раз. Австрия настойчиво демонстрирует намерение максимально эффективно использовать преимущества, предоставляемые цифровизацией, в том числе и в рамках международной политики. В сложившихся условиях Австрия намерена осуществить системную цифровизацию внешнеполитической деятельности и коммуникации, обеспечить цифровой суверенитет. В документе неоднократно ставится вопрос о необходимости развития цифровой компетентности и «цифрового лидерства» управленческих кадров страны, о развертывании «цифрового наступления».

Оценивая характер и уровень имплементации цифровизации в доктринальных документах России и других стран, можно констатировать, что ее наличие выступает достаточно четким показателем осознания и учета государствами изменений, происходящих в информационной сфере. Имеются и признаки того, что цифровизация распространится и на сферу международных отношений.

Изложенное позволяет сделать некоторые выводы.

Переход развития мира в цифровую эпоху стал реальностью, что с неизбежностью влечет трансформацию жизни социумов и международных отношений. В новых условиях претерпевает изменения и политическая коммуникация, в том числе в ее международном сегменте. Вместе с тем в настоящее время еще не диагностированы и не осмыслены в полной мере ни сами изменения. Судя по оценкам цифровизации и ее последствий для международных отношений в целом и для международной коммуникации, содержащимся в доктринальных документах развитых государств, политические субъекты фактически находятся на этапе декларации своих намерений. Переход к реагированию на цифровизацию, в том числе и в сфере международной политической коммуникации в системном виде еще не состоялся.

В сложившихся условиях актуализируется задача теоретической проработки последствий цифровизации для международной политической коммуникации и способов реагирования на происходящее. Ситуация дополнительно осложняется тем, данный сегмент коммуникации, будучи реально существующим и активно развивающимся феноменом, еще не стал полноценным предметом научного исследования.

В этой связи изложенное представляет собой фактически лишь постановку вопроса о необходимости и возможности теоретической проработки феномена международной политической коммуникации и не претендует на полноту понимания. Вместе с тем имеются основания для утверждений о том, что такая проработка представляется востребованной и перспективной в теоретическом и практическом плане.

Ссылки:

1. См.: Бронников А.И. Особенности сети Интернет как формы политической коммуникации: автореф. дис. …канд. полит. наук. – М., 2011. 25 с.; Вершинин М.С. Политическая коммуникация в информационном обществе. – СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2001. 252 с.; Дмитриев А.В., Латынов В.В., Хлопьев А.Т. Неформальная политическая коммуникация. – М.: Росспэн, 1997. 197 с.; Евгеньевна Т.В., Селезнева А.В. Психология массовой политической коммуникации. – М.: Юрайт, 2017. 299 с.; Малиновский С.С. Политическая коммуникация в Рунете как фактор российского политического процесса: автореф. дис. …канд. полит. наук. – М., 2013. 31 с.; Политическая коммуникативистика: теория, методология и практика / под ред. Л.Н. Тимофеевой. – М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. 327 с.; Посикера Л.Р. Политическая коммуникация в условиях избирательных кампаний: анализ концепций и технологий: автореф. дис. …канд. полит. наук. – М., 1994. 14 с.

2. См.: Жанры политической коммуникации: практикум по курсу «Теория и практика СМИ» (для студентов филологического факультета) / Сост. П.О. Миронова. – Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. 44 с.; Политические коммуникации: Учеб. пособие для студентов вузов / [Петрунин Ю.Ю. и др.]; под ред. А.И. Соловьева. – М.: Аспект Пресс, 2004. 332 с.; Хубецова З.Ф. Политическая коммуникация. Теория, образование, опыт: учеб. пос. в 2 ч. Ч. 1: Исследование и преподавание политической коммуникации / З.Ф. Хубецова; науч. ред. С.Г. Корконосенко. – М.: ООО «Смелый дизайнер», 2017. 142 с.

3. См.: Абу-Хаттаб А.А. Политические коммуникации в системе международных отношений // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Гуманитарные и общественные науки. 2013. № 3. С. 166-173; Макарьян Д.В. Информационно-коммуникационные технологии как фактор международных отношений: политические и правовые аспекты: автореф. дис. … канд. полит. наук. – М., 2008. 20 с.

4. См., например: Базаркина Д.Ю. Роль коммуникационного обеспечения в антитеррористической деятельности Европейского союза: автореф. дис. д-ра … полит. наук. – М., 2017. 46 с.; Журавлев Д.А. Международный терроризм в информационно-коммуникативном пространстве мировой политики: автореф. дис. канд. … полит. наук. – М., 2011. 26 с.; Куренной В.А. Война, терроризм и медиа // Прогнозис. 2006. № 1. С. 276-312; Туронок С.Г. Информационный терроризм: выработка стратегии противодействия // Общественные науки и современность. 2011. № 4. С. 131-140.

5. Putin V.V. Energy Egotism Is a Road to Nowhere // Wall Street Journal. 2006, Feb. 28. (https://www.wsj.com/articles/SB114109695150485008)

6. В качестве примера можно привести статью С.Б. Иванова в бытность его министром обороны России. См.: Iwanow, Sergej. Russlands Streitkräfte: Der Weg zur neuen Qualität und zum neuen Antlitz. Gegenwärtiger Stand sowie Perspektiven des Aufbaus und der Entwicklung // Österreichische militärische Zeitschrift. 2004. № 4. S. 387-394.

7. См.: Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. В 2-х томах. – М.: Госполитиздат, 1958.

8. См.: Егорова Е.М., Кудинов И.Е. Личностный аспект взаимодействия глав государств и экспертов в переговорах в международных конфликтах // Информационные войны. 2011. № 4 (20). С. 12-21; Лебедева М.М. Процесс международных переговоров: автореф. дис. … д-ра полит. наук. – М., 1993. 43 с.; Хрусталев М.А. Методология анализа международных переговоров // Международные процессы. 2004. № 3(16). С. 64-78.

9. См.: Винокуров В.И. История военной дипломатии (монография). Т. 1-4. – М.: Перемены, 2009-2011; Грибин Н.П. Американская разведка в формировании внешней политики США // Проблемы национальной стратегии. 2010. № 1 (2). С. 64-78; Дамаскин И.А. Вожди и разведка. От Ленина до Путина. – М.: Вече, 2012. 352 с.; Плэтт В. Информационная работа стратегической разведки: Основные принципы / Перевод с англ. Е.Б. Пескова; Под ред. А.Ф. Федорова. – М.: Изд-во иностр. лит., 1958. 341 с.; Свечин А.А. Стратегия / Вступ. ст. И.С. Даниленко. – Жуковский; М.: Кучково поле, 2003. С. 267-271; 576-578; Старкин С.В. Аналитические институты разведывательного сообщества США: концептуальные основы, механизмы и технологии деятельности в условиях глобализации: автореф. дис. ... д-ра полит. наук. – Нижний Новгород, 2011. 62 с.; Хилсмэн Р. Стратегическая разведка и политическая решения. – М.: Издательство иностранной литературы, 1957. 192 с. и др.

10. См.: Федеральный закон Российской Федерации от 10 января 1996 г. № 5-ФЗ «О внешней разведке» // Российская газета. 1996. 17 января. (http://svr.gov.ru/svr_today/doc02.htm)

11. См.: Борн Г., Лей И. Подотчетность спецслужб: правовые нормы, опыт и рекомендации / Пер. А. Михалочко. – Издание Женевского центра демократического контроля над вооруженными силами, 2005. 135 с.; Виллз А. Понимание подотчетности разведки. – Женева: Женевский центр демократического контроля над вооруженными силами, 2010. 57 с.; Лаврентьев А.В. Гражданский контроль над вооруженными силами и разведывательными службами в США (по американским источникам). – М.: Издательство МГОУ, 2005. 140 с.

12. U.S. Department of State, «QDR Execution Roadmap for Strategic Communication», September 2006. P. 3. (https://archive.defense.gov/pubs/pdfs/QDRRoadmap20060925a.pdf).

13. См.: Виноградова Е.А. Роль стратегической коммуникации во внешней политике АЛБА (на примере отношений со странами ЕС): автореф. дис. … канд. полит. наук. – М., 2015. 30 с.; Пашенцев Е.Н. Стратегическая коммуникация США в Латинской Америке // Государственное управление. 2013. № 38. С. 83-120.

14. См., например: Михневич С.И. О некоторых тенденциях развития мировой экономики в эпоху цифровой глобализации // Торговая политика. Trade policy. 2019. № 1/17. С. 120-140; Мозолева Н.В. Цифровизация внешнеэкономической деятельности // Академический вестник Российской таможенной академии. 2017. № 4 (9). С. 39-44.

15. К такому выводу автор пришел в результате общения с зарубежными коллегами, в том числе в рамках ежегодно проводимой с 2016 года Венской конференции по стратегии.

16. Стенограмма разговора Д. Трампа и В. Зеленского была опубликована и на русском языке: https://korrespondent.net/world/4143615-stenohramma-razghovora-trampa-y-zelenskoho-polnyi-tekst

17. См.: https://digital.gov.ru/ru/

18. См.: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2018/09/National-Cyber-Strategy.pdf

19. Weißbuch 2016 zur Sicherheitspolitik Deutschlands und zur Zukunft der Bundeswehr. – Berlin, Bundesministerium für Verteidigung (Hrsg.), 2016. 143 S.

20. www.deutsche-nachhaltigkeitsstrategie.de На сайте федерального правительства Германии размещено и краткое изложение Стратегии устойчивого развития на русском языке.

21. http://www.bmi.bund.de/cybersicherheitsstrategie/

22. https://www.bmeia.gv.at/fileadmin/user_upload/Zentrale/Aussenpolitik/Sicherheitsstrategie.pdf

23. https://www.bundeskanzleramt.gv.at/bundeskanzleramt/die-bundesregierung/regierungsdokumente.html

Список литературы

Аналитический словарь (2015). М.

Белозёров В.К. (2004) Информационный фактор формирования коммуникативной компетентности военных и политических кадров ФРГ // Телекоммуникации и информатизация образования. № 3. С. 80-90.

Виноградова Е.А. (2015) Роль стратегической коммуникации во внешней политике АЛБА (на примере отношений со странами ЕС): автореф. дис. … канд. полит. наук. М.

Грачев М.Н. (2004) Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития. М.: Изд-во Прометей.

Патрушев Н.П. (2019) Видеть цель: безопасность России в современном мире // Российская газета. 12 ноября.

Свечин А.А. (2003) Стратегия / Вступ. ст. И.С. Даниленко. – Жуковский; М.: Кучково поле.

Старых Н.В. (2013) Стратегические коммуникации: базовые принципы проектирования // Вестник Московского университета. Серия 10: Журналистика. № 2. C. 5-26.

Сурма И.В. (2014) Цифровая дипломатия в дискурсе глобальной политики // Вестник МГИМО-Университета. № 6. С. 53-60.

Шварценберг Р.-Ж. (1992) Политическая социология: в 3-х ч. Ч. I. / Пер. с фр. – М.: Российская академия управления.

Hartwig, Stefan. (1999) Konflikt und Kommunikation: Berichterstattung, Medienarbeit und Propaganda in internationalen Konflikten vom Krimkrieg bis zum Kosovo. Münster: LIT.

Meyn, Herrmann. (1999) Massenmedien in Deutschland. Konstanz: UVK Medien.

Naumann, Klaus. (1999) Der nächste Konflikt wird kommen. Erfahrungen aus dem Kosovo-Einsatz // Europäische Sicherheit. № 11. S. 8-22.

Sicher. (2017) Und morgen? Sicherheitspolitische Jahresvorschau 2017. Wien: Direktion für Sicherheitspolitik.

Theuerkauf, Thomas. (2000) Informations-Operationen // Europäische Sicherheit. № 2. S. 14-18.

Василий Клавдиевич Белозёров, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой политологии, член Научного совета при Совете Безопасности Российской Федерации

Источник: Журнал «КОНТУРЫ ГЛОБАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ OUTLINES OF GLOBAL TRANSFORMATIONS», ТОМ 13, № 2, 2020, С. 177-193

В последние годы проблемы безопасности государств становятся все более и более значимыми. И этому есть ряд причин.

Во-первых, это серьезно изменившаяся в последние два десятилетия ситуация в мире. Причем в сторону дальнейшей политизации общественной жизни. Об этом уже шла речь ранее.

Во-вторых, это существование в мире очагов военных действий (Афганистан, Ирак, Палестина, Израиль, Судан и т.д.).

В-третьих, это растущие амбиции определенных государств по поводу пересмотра географических границ, сложившихся после Второй мировой войны, да и в более ранние периоды.

В-четвертых, это своеобразная позиция США. Декларация на словах идеи мира. На деле – мощное развитие военных программ.

В-пятых, это, по сути, отсутствие в современном мире сколь-либо действенных международных средств, механизмов противодействия возможным агрессивным шагам.

В-шестых, это распространенное в общественном сознании заблуждение, что широкомасштабной войны в современных условиях быть не может, поскольку это чревато самыми пагубными последствиями для большинства стран мира. В этом подходе, конечно же, присутствует здравый смысл. Хорошо, если бы ему принадлежали социальные приоритеты. К сожалению, мы согрешили бы против истины, если выдавали бы желаемое за действительное. Более того, здравомыслящим людям не дают покоя исторические факты. Были периоды, когда люди предыдущих поколений свято верили в невозможность, абсурдность войн и таким образом, серьезно заблуждались. Войны возникали, унося неисчислимое количество человеческих жизней.

В-седьмых, активизация в последние годы международного терроризма значительно актуализировала проблемы безопасности в мире.

Для того чтобы предметно определиться с взаимодействиями идеологий и систем безопасностей государств, необходимо понять содержания, сущности тех феноменов, которые работают на безопасность современных стран, а затем охарактеризовать их взаимодействия с идеологиями.

Очевидным является факт сложности механизмов явлений, работающих на безопасность государств. Попытаемся представить содержательно-ущностные характеристики основных из них.

Обычно, когда заходит речь о безопасности государства, то в первую очередь ведут речь о его обороне, оборонных возможностях. Под обороной обычно понимается система мер, осуществляемая в конкретном государстве, нацеленная на защиту его от агрессии. Оборона – это антипод, контръявление агрессии. Детализируем представления об обороне.

Обычно нормально функционирующая оборона страны представляет из себя систему мер, то есть не случайный их набор, а именно координированную, субординированную, хорошо организованную совокупность мероприятий, способных противодействовать агрессии против нее. Это во-первых.

Во-вторых, эффективная оборона как система включает в себя меры, охватывающие фактически все сферы общественной жизни: экономическую, политическую, социальную, правовую, духовно-идеологическую, технологическую, информационную, экологическую, собственно военную.

В-третьих, особое место в системе обороны занимают ее силы и средства. Что следует понимать под силами и средствами обороны? Силы и средства обороны включают в себя процессы, факторы непосредственно, специально ориентированные на решение задач защиты государства от агрессии. Такие силы и средства опять же формируются во всех сферах жизни общества. Их можно квалифицировать как ядро оборонной (оборонительной) системы общества.

Основным элементом, частью системы обороны являются вооруженные силы государства. Последние правомерно квалифицировать как содержащийся государством институт специально обученных военному делу людей, обеспеченных средствами ведения вооруженной борьбы (оружие, военная техника), готовых выполнить задачи, с использованием этих средств, в его интересах.

Исходя из приведенного определения, к вооруженным силам государства правомерно относить: сухопутные войска, военно-воздушные силы, военный флот, ракетные войска, войска противовоздушной обороны, личный состав МВД, силы, реагирующие на чрезвычайные ситуации, овладевшие военной техникой, национальные гвардии и т.д.

Наряду с понятием «вооруженные силы» используется понятие «армия». Судьба последнего достаточно сложна и противоречива. Оно получало и получает самые разные трактовки. В широком смысле слова его отождествляют с понятием «вооруженные силы». Однако такой подход вступает в противоречие с другим, скажем так, узким смыслом понимания сути названного явления. Многие специалисты военного строительства традиционно трактуют армию как сухопутную часть вооруженных сил, в отличие от военно-морской и военно-воздушной частей. Наконец, собственно военное строительство рассматривает армию как важное, необходимое звено организации вооруженных сил. Армия занимает свое место в иерархии построения военного механизма, наряду с полком, дивизией, корпусом и т.д.

Названные противоречия приводят к выводу о том, что понятие «вооруженные силы» наиболее полно и конкретно отражает интересующий нас феномен, снимая противоречия, возникающие при использовании понятия «армия». Вооруженные силы правомерно рассматривать как ядро системы обороны государства, не игнорируя при этом роль, значимость других ее элементов.

В этом контексте правомерно поставить вопросы о соотношении таких явлений как система обороны, система безопасности, система сдерживания агрессии.

Единство этих явлений заключается в том, что все они выполняют роль противодействия агрессии по отношению к конкретному государству, союзу государств. Это во-первых.

Во-вторых, система обороны, система безопасности и система сдерживания агрессии фактически используют одни и те же силы и средства в механизмах своего функционирования.

В-третьих, они взаимодополняют друг друга, взаимопроникают, нередко при определенных условиях трансформируются друг в друга.

В-четвертых, их единство обусловливает еще и то, что все они – элементы государства конкретной страны. Именно государство призвано их формировать, содержать, обеспечивать функционирование.

Словом, данные обстоятельства говорят в пользу того, что системы обороны, безопасности, сдерживания агрессии во многом едины и тесно взаимосвязаны между собой.

Вместе с тем единство и тесная взаимосвязанность названных систем не дает нам право их отождествлять. У них есть различия, которые становятся очевидными, если сравнить их сущности, то есть самое главное, что представляют из себя названные явления.

Система обороны есть не что иное, как совокупность мер, предпринимаемых государством, нацеленных на его защиту от внешней агрессии. Другими словами, главная функция системы обороны – это противодействие внешней агрессии. Ее ядром, главным элементом являются вооруженные силы, находящиеся в готовности отразить внешнюю агрессию.

Система обороны базируется на возможностях всех сфер общественной жизни: военной, экономической, политической, социальной, духовно-идеологической, правовой, научно-технической, информационной экологической и т.д. По сути, фрагменты каждой этой области вовлечены в механизм обеспечения обороны, являются элементами ее системы.

Жизнь убедительно доказывает, что система обороны может находиться в двух состояниях: пассивном и активном. Пассивное ее состояние – это мирное время. Активное – война, отражение внешней агрессии.

В мирное время система обороны является одним из важнейших элементов системы сдерживания агрессии. Во время войны она выполняет роль главной силы в борьбе с внешними врагами. В такие периоды фактически все сферы жизни общества, страны начинают работать на систему обороны.

В период отражения агрессии особую значимость приобретают экономическая, политическая, духовно-идеологическая, научно-техническая и собственно военная сферы общественной жизни. Они фактически становятся неотъемлемыми частями борьбы с внешним врагом.

Когда мы ведем речь о системе обороны, то имеем в виду явление, достигшее реального системного состояния. Что это значит?

Во-первых, это означает, что оборона состоит из элементов, образующих целое. Проще говоря, в нее не нужно вводить какие-то новые элементы (все элементы есть) и выводить из нее какие-то элементы, которые ее «отягощают», ей несвойственны, являются лишними.

Во-вторых, если оборона страны – система, то связи ее элементов между собой настолько прочны и органичны, что разорвать их каким-то случайным действием просто невозможно. То есть каждый элемент системы обороны не просто взаимодействует с каждым другим. Они находятся в состоянии связи. Если эта связь разрушается, то система обороны прекращает свое существование.

В-третьих, оборона, если она действительно достигает системного состояния, обретает такие качества и возможности, которые не сводятся к качествам и возможностям составляющих ее элементов. Другими словами, у обороны, если она – система, появляются интегральные свойства, которые не сводятся к свойствам составляющих ее элементов.

В-четвертых, оборона, достигая системного состояния, обретает состояние саморегуляции. Каковы проявления этого состояния?

1. Способность элементов, входящих в систему обороны, взаимодополнять друг друга, усиливать возможности друг друга.
2. У элементов, формирующих систему обороны, появляется возможность изменять способы связи между собой, не теряя при этом системного качества, целостности обороны.
3. Весьма наглядно способность системы обороны к саморегуляции проявляется в усилении функциональных возможностей ее элементов на базе их взаимодействий друг с другом.
4. Наконец, способность системы обороны к саморегуляции выражается в ее возможностях адаптироваться к новым условиям, в которых она должна эффективно функционировать.

Таким образом, если речь идет именно о системе обороны, то ее нельзя понимать упрощенно, как произвольный набор элементов. Для того чтобы этот набор стал системой, он должен обрести свой способ связи элементов, которые превращают ее в особое образование – систему. Последняя обладает значительно большими возможностями, чем составляющие ее элементы. В этом – особая значимость системного состояния обороны.

Наряду с системой обороны страны в ней должна существовать система ее безопасности. Система безопасности теснейшим образом связана с системой обороны. Более того, они взаимодополняют друг друга. Вместе с тем нет оснований их отождествлять. Они во многом схожи, но у них есть существенные различия. Для того чтобы их найти, нужно определить не только содержание и сущность системы обороны, но содержание и сущность системы безопасности.

Не претендуя на истину в последней инстанции, нам представляется, что система безопасности государства может быть представлена как совокупность осуществляемых им открытых и закрытых мер, способных противодействовать как внешним, так и внутренним устремлениям, нацеленным на его разрушение. Отсюда логично вытекает вопрос: чем система безопасности отличается от системы обороны? Ответим на него позиционно.

Первое отличие. Система безопасности призвана противодействовать не только внешним, но и внутренним силам, нацеленным на разрушение государственного устройства той или иной страны. В то время как система обороны, главным образом, должна противодействовать внешней агрессии. Правда, это не означает, что в критические, кризисные моменты существования той или иной страны силы системы обороны не могут использоваться в целях противодействия внутренним деструктивным устремлениям, имеющим антигосударственную направленность.

Второе отличие. Система безопасности, и это совершенно обосновано, имеет право опираться как на возможность открытых (вооруженные силы, МВД, гвардию, МЧС и т.д.), так и закрытых институтов (внешнюю разведку, контрразведку и т.д.) для сохранения государства.

Третье отличие. Система безопасности, если можно так выразиться, более активна в мирное время, чем система обороны. Она работает против скрытых источников опасности для государства. В то время как система обороны, как уже отмечалось, проявляет свою наивысшую активность в период защиты страны от внешних врагов.

Четвертое отличие. Система безопасности любого государства имеет свое ядро. Его формируют внешняя разведка, контрразведка и другие элементы, работающие исключительно на обеспечение безопасности государства во все периоды его существования. В разных странах они имеют разные названия, но это не изменяет их суть. Последняя описывается рядом признаков, которых нет ни у каких других служб. Это спецслужбы в буквальном их понимании.

Словом, система безопасности включает в себя все элементы, которые нацелены на защиту государства от негативных (в соответствии с его конституцией) как внешних, так и внутренних воздействий.

Не в каждой стране силы безопасности представляют из себя систему. Системой безопасности может стать и становится совокупность элементов, которая обретает следующие характеристики: целостность, органичное внутреннее единство, наличие интегральных свойств, несводимых к свойствам, образующих систему элементов, способность к саморегуляции.

Итак, система безопасности государства – это совокупность мер как открытого, так и закрытого характера, предпринимаемых государством с целью его защиты, как от внешних, так и от внутренних деструктивных сил, призванная обеспечивать его нормальную жизнедеятельность.

Система безопасности государства включает в себя меры, формирующиеся во всех сферах общественной жизни. Это дает право различать виды (типы) государственной безопасности: экономическую, политическую, правовую, духовно-идеологическую, социальную, научно-техническую, экологическую, собственно военную. Что же представляет из себя каждый из них?

Экономическая безопасность государства – это система мер, предпринимаемая государством, нацеленная на обеспечение функционирования его экономики, способной обеспечить его нормальную жизнедеятельность.

Своеобразным критерием, доказывающим эффективное функционирование системы экономической безопасности в государстве, является способность его экономики адекватно реагировать на внутренние и внешние ему угрозы. По сути, речь идет о возможностях способа производства конкретной страны адекватно реагировать на все возникающие деструктивные трудности. Такие возможности формируются в недрах как производительных сил, так и производственных отношений, функционирующих в конкретном государстве.

Политическая безопасность государства – это система политических мер, предпринимаемых государством, нацеленная на обеспечение его нормальной жизнедеятельности. Когда речь идет о политической безопасности страны, то, прежде всего, имеется в виду гармонизация отношений между субъектами политического процесса, с целью обеспечения адекватной реакции с их стороны на все угрозы государству. В этом плане особую значимость приобретает гармонизация отношений между нациями (народностями), религиями, различными социальными группами, классами, партиями, регионами (землями, штатами) конкретного государства, его ветвями власти (законодательной, исполнительной, судебной), обеспечение его нормальных отношений с другими государствами и союзами государств. Прочность, государственная, патриотическая ориентированность названных групп политических отношений – это своеобразный индикатор состояния политической безопасности государства.

Правовая безопасность государства – это система мер правового характера, проводимая конкретным государством, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. По сути, речь идет о создании такой правовой системы в государстве, которая бы гарантировано обеспечивала нормальное функционирование всех сфер общественной жизни конкретного государства: экономической, политической, духовно–идеологической, научно-технической, собственно военной и т.д. Это с одной стороны. С другой – создавала бы прочную базу нормальных правовых отношений конкретного государства с другими странами.

Духовно-идеологическая безопасность государства – это система мер, предпринимаемая государством в духовно-идеологической области, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. По сути, речь идет о формировании таких состояний общественной психологии и общественного сознания, которые бы мобилизовали людей конкретной страны на противодействие любым силам, стремящимся дестабилизировать обстановку в ней.

Ядром формирования таких состояний общественной психологии и общественного сознания являются патриотические чувства и патриотические идеи, функционирующие в конкретном обществе.

Социальная безопасность государства – это система мер, предпринимаемых государством в области образования, здравоохранения, жилья, коммунального хозяйства, транспорта, обеспечения продуктами и товарами повседневного спроса и так далее, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. Без особого труда можно видеть действие известного закона: чем более эффективно государство решает весь комплекс социальных вопросов, тем прочнее его социальная безопасность.

Научно-техническая безопасность государства – это система мер, предпринимаемая государством в области науки и техники, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. Другими словами, речь идет о поддержании науки и техники на таком уровне развития, которые бы обеспечивали их адекватную реакцию на возможные вызовы и угрозы их безопасности. Хорошо известно, что отставание той или иной страны в названных направлениях в век научно-технического прогресса чревато для нее самыми негативными последствиями.

Экологическая безопасность государства – это система мер, предпринимаемых государством в области охраны (защиты) окружающей среды, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. Главными составляющими экологической безопасности конкретной страны правомерно считать: сохранение в жизнеспособном состоянии ее флоры и фауны; рациональное использование природных ресурсов; производство экологически чистых продуктов питания; разумное использование космоса; нейтрализация вредных для здоровья человека веществ как природного, так и производственно–технического характера; производство медикаментов, не влияющих отрицательно на здоровье человека; формирование в обществе высокой экологической культуры и т.д.

Военная безопасность государства – это система мер, предпринимаемых государством в области военного строительства, нацеленная на сохранение его нормальной жизнедеятельности. Квинтэссенцией такой системы мер является эффективно функционирующая в стране система обороны.

В век бурного развития информационных технологий особую актуальность приобретает проблема информационной безопасности государств. Что следует иметь в виду, когда мы ведем речь о последней? В чем суть информационной безопасности?

Информационная безопасность государства – это система мер, предпринимаемых государством с целью распространения в общественном сознании людей конкретной страны, идей, работающих на обеспечение ее нормальной жизнедеятельности. В этом плане должна решаться двуединая задача: работа информационных институтов по внесению в общественное сознание людей идей, работающих на сохранение жизнеспособности конкретного государства. Это, с одной стороны. С другой – создание в стране таких институтов, которые бы обладали возможностями противодействовать информации, работающей на нарушение нормальной жизнедеятельности конкретного государства.

Наряду с военной и другими типами безопасности в современных условиях правомерно выделять антитеррористическую безопасность государства.

Антитеррористическая безопасность государства – это система мер, предпринимаемых государством с целью противодействия, пресечения, недопущения террористических актов на его территории.

Очевидно, что эта система мер должна охватывать все сферы общественной жизни: экономическую, политическую, социальную, духовно–идеологическую, правовую, экологическую, военную. Но со своим специфическим акцентом. Его суть: не допустить возникновения неожиданных ситуаций, угрожающих жизни людей. Упредить возникновение таких ситуаций.

Таким образом, можно охарактеризовать основные типы безопасности государства. Особое место, как нам представляется, в совокупности мер, осуществляемых государством в целях своей безопасности, занимает система упреждения агрессии. Восстановим логику наших размышлений. Ранее было отмечено, что система обороны –специфический феномен, главное предназначение которого – отражение внешней агрессии, в то время как основным назначением системы безопасности является обеспечение защиты страны как от внешних, так и от внутренних деструктивных сил. Наряду с ними правомерно вести речь о системе мероприятий, которые нацелены на упреждение агрессии против конкретного государства.

В чем специфика системы упреждения агрессии?

Во-первых, данная система включает в себя совокупность всех мероприятий, средств, которые способны остановить агрессию по отношению к конкретному государству. Они, как правило, срабатывают до того, как начинаются агрессивные действия. Другими словами, это система превентивных мер.

Во-вторых, в ее состав входят не только средства обороны и собственно средства безопасности, а фактически все меры, предпринимаемые во всех сферах общественной жизни, которые   демонстрируют возможности государства по отражению агрессии, выполняя тем самым функцию нейтрализации агрессивных замыслов. Система упреждения агрессии – это своеобразный «отрезвляющий душ» для сил агрессии. Эта система интегрирует экономические, политические, духовно-идеологические, правовые, социальные, военные, научно-технические, экологические, информационные и другие возможности государства.

В-третьих, ядром такой системы, конечно же, являются факторы, определяющие оборонные возможности государства.

В-четвертых, система упреждения агрессии включает в себя не только внутренние возможности государства, но и его возможности, формирующиеся во взаимодействии с другими государствами, союзами государств. Система упреждения агрессии приобретает особую значимость в современных условиях, условиях борьбы с мировым терроризмом.

Словом, система упреждения агрессии есть не что иное, как интегрированная совокупность мер, предпринимаемых государством с целью сдерживания развития агрессивных замыслов против него, превентивно воздействующая на силы агрессии, позволяющая отмобилизовывать необходимые средства в государстве для отражения возможной агрессии.

Таким образом, системы обороны, безопасности и упреждения агрессии – главные элементы сохранения жизнеспособности конкретных государств.

Определившись с содержанием основных явлений, обеспечивающих безопасность государств, с полным правом можно представить читателю диалектику их взаимодействий с идеологией (идеологиями). Стремясь к конкретности характеристики каждого феномена, о котором заходит речь в данной работе, и не изменяя этой традиции, назовем основные положения, отражающие суть взаимодействия идеологий и безопасности государства.

Положение 1. Безопасность каждого государства, безусловно, имеет свое специфическое духовно-идеологическое основание.

Положение 2. Последнее, как правило, интегрирует духовные принципы, сформировавшиеся в обществе в ходе его развития с идеологиями, существующими в нем в конкретные исторические периоды.

Положение 3. Особое место в механизме формирования системы безопасности конкретного государства занимает идеология господствующих в нем социальных сил.

Положение 4. Система безопасности государства выполняет функцию обеспечения существования всех социальных групп конкретного государства, а значит, является своеобразной базой существования, развития и функционирования их идеологий.

Положение 5. Практика свидетельствует, что роль тех или иных идеологий в отношении безопасности государств может меняться и меняется с изменением социальных ситуаций.

Положение 6. Каждая идеология, существующая в обществе, по–своему трактует проблемы безопасности, но обязательно, так или иначе, трактует.

Положение 7. В разные периоды развития государств воздействия их систем безопасности на идеологические процессы, идущие в них, отличаются друг от друга. Есть периоды, когда они находятся в состоянии тесного взаимодействия, а есть периоды, когда они существенно отдаляются друг от друга. Но нет периодов, когда бы они не воздействовали друг на друга.

Таким образом, идеология (идеологии) и система (системы) безопасности стран находятся в многообразных взаимоотношениях, более или менее интенсивных.

Идеология и современный терроризм

Попытаемся определиться с содержательно-сущностными признаками современного терроризма для того, чтобы в дальнейшем отследить его взаимодействия с идеологией. Предполагается последовательно решить две задачи. Во-первых, определить содержательно-сущностные признаки терроризма как специфического социального явления. Во-вторых, понять особенности современного терроризма.

Не стремясь к какому-то особому видению сути терроризма, заметим, что, по нашему мнению, ему присущи следующие признаки.

1. Координированные действия дестабилизационного, разрушительного характера.

2.  Действия специально подготовленных людей.

3. Действия, как правило, осуществляющиеся с использованием оружия, средств вооруженной борьбы.

4. Действия, в большинстве случаев, готовящиеся тайно, скрытно.

1. Действия, чаще всего, отличающиеся особой жестокостью, преступлением против человечности.
2. Действия, имеющие цель посеять в обществе состояние страха, паники.

7. Действия, которые пытаются сформировать в общественном сознании иллюзию безнаказанности за их осуществление.

8. И что самое важное, действия, осуществляемые в целях реализации политических интересов определенных социальных групп.

Если резюмировать вышеизложенное, то можно получить следующее определение современного терроризма. Терроризм – это координированные, скрытно готовящиеся действия, в интересах реализации политических целей определенных социальных групп, осуществляемые специально подготовленными людьми, с использованием средств вооруженной борьбы, отличающихся особой жестокостью, имеющих цель порождения в обществе состояния страха, пытающиеся сформировать в сознании людей иллюзию безнаказанности за их осуществление.

В контексте приведенного определения терроризма следует сделать несколько «оговорок». Во-первых, терроризм, как это ни печально, существовал, существует и имеет стремление существовать в будущем. Во-вторых, названные признаки терроризма с разной степенью интенсивности проявляли себя в разные периоды общественно го развития. В-третьих, в условиях современного общества терроризм, как это ни парадоксально, достиг наиболее развитого состояния.

Какими признаками можно охарактеризовать современный терроризм?

Первый. Небывалое ранее расширение его географии. Можно сказать так – от точечного состояния терроризм перешел к процессуальному. Закрыть глаза на этот объективный факт у нас нет права, поскольку только реальное понимание угроз терроризма и его масштабов создает основание для эффективного ему противодействия.

Второй. Современный терроризм стал не только географически масштабнее, он значительно расширил свою социальную базу. Проще говоря, численный состав современного терроризма стал более массовым, чем когда–либо в истории.

Третий. Современный терроризм можно квалифицировать как более профессиональный. Террористы готовятся  обстоятельно,  тщательно  к выполнению тех задач, которые они перед собой ставят. С этим фактом нельзя не считаться.

Четвертый. Значительно вырос уровень организованности, управляемости террористических сил. Последние, как правило, координируют, согласовывают свои действия, нередко даже находясь на значительном удалении друг от друга.

Пятый. Нельзя не признать тот факт, что именно современный терроризм имеет лидеров, которые консолидируют его действия в самых отдаленных друг от друга регионах земного шара.

Шестой. Трудно не отметить, что современный терроризм опирается на серьезную финансово-экономическую базу. Он формировал ее годами, используя все доступные и недоступные средства.

Седьмой. Высок уровень военно-технической оснащенности сил современного терроризма. С достаточным основанием можно констатировать факт – на вооружении сил современного терроризма есть, фактически, все средства, которые являются результатом работы современной научно-технической мысли.

Восьмой. Современный терроризм значительно усилил свои идеологические основы. Он умело опирается как на знание национальных, так и религиозных особенностей народов стран, где он осуществляет свои действия.

Девятый. Нынешний терроризм опирается в своих действиях на разветвленную сеть осведомителей. Последние, как свидетельствует практика, работают на него на всех «этажах» общественно-политической жизни. Это обстоятельство значительно усложняет борьбу с ним.

Десятый. Современный терроризм отличает то, что он переходит от постановки и решения тактических задач к стратегическим. Он даже помышляет о том, чтобы установить в мире свой политический порядок.

Одиннадцатый. Нельзя оставить без внимания стремление современного терроризма овладеть ракетно-ядерным оружием. Это значительно усиливает угрозу миру. Понятно, что допустить реализацию данного устремления ни в коем случае нельзя.

Таким образом, современный терроризм – это терроризм, понимаемый в его классической редакции, обладающий значительно более широкой социальной базой, распространяющий свои угрозы, практически на весь мир, опирающийся на современную военно-техническую базу, имеющий серьезную финансовую поддержку, нацеленный на решение задач создания нового мирового политического порядка в мире.

Исходя из этого определения современного терроризма правомерно определить его взаимодействия с идеологией (идеологиями). Представим их в виде конкретных тезисов.

Тезис 1. Современный терроризм имеет серьезное, свое идеологическое основание. Его идеология отличается от идеологий предыдущих террористических организаций новыми, далеко идущими амбициями.

Тезис 2. Эти амбиции доведены до желания иметь господство в современном мире, создать новый мировой порядок.

Тезис 3. В идеологии современного терроризма фактически нивелируются морально-нравственные основы действий, которые можно использовать для достижения целей, которые он ставит перед собой.

Тезис 4. Современный терроризм использует все идеологические позиции, которые в той или иной мере оправдывают насилие.

Тезис 5. С достаточным основанием можно констатировать, что идеологические основы современного терроризма нельзя представить в виде конкретной идеологии, идеологии конкретной социальной группы. Идеология современного терроризма – это интеграция идей, работающих на оправдание насилия и запугивания людей.

Тезис 6. Активизация современного терроризма стимулировала развитие идеологии антитеррора. В идеологиях современных прогрессивных ориентированных социальных групп сегодня обязательно присутствует положение, ориентирующее людей на противодействие терроризму.

Тезис 7. Идеологические основы современного терроризма находятся в состоянии постоянного развития, ориентированы на оправдание фактически всех насильственных действий.

Тезис 8. У идеологических основ современного терроризма достаточно серьезная религиозная составляющая. Этот факт вряд ли можно игнорировать.

Тезис 9. Без преувеличения можно констатировать факт все более и более широкого распространения идеологии современного терроризма в мире.

Тезис 10. Идеология современного терроризма – идеология политическая, как по своим целям, так и по функциям, которые она выполняет в наше время.

Таким образом, на наш взгляд, можно представить взаимодействия идеологии, как специфического социального феномена, и современного терроризма.

Основные тенденции развития современного
идеологического процесса

Если тенденцию развития любого явления, явления любой предметной области, понимать как результирующую взаимодействия законов, которые определяют его развитие, то, экстраполируя содержание данного понятия на современный идеологический процесс, можно увидеть основные тенденции развития последнего.

Современный идеологический процесс, как нам представляется, в главном есть единство и борьба идеологий, существующих в современном обществе. Ранее было отмечено, что по социально–классовым основам в современном мире правомерно различать идеологии: капиталистическую, (правую), социалистическую (левую) и мелкобуржуазную (центристскую). Именно эти идеологии, прежде всего, определяют содержание современного идеологического процесса, находясь в отношениях единства и борьбы, подчиняясь действию определенных законов. Результаты взаимодействия последних как раз открывают нам возможность понять тенденции развития современного идеологического процесса. Попробуем представить их читателю максимально лапидарно и конкретно.

Во-первых, очевидно, что в последние два десятилетия в мире значительно упрочились позиции капиталистической (правой) идеологии. Очевидно, что на этом фоне ослабились позиции идеологии социалистической.

Эта тенденция развития идеологического процесса довольно ярко проявляет себя в современном мире.

Во-вторых, на фоне ослабления позиций социалистической идеологии и определенного усиления позиций идеологии капиталистической активировалась идеология мелкобуржуазная (центристская). В современном мире она, пожалуй, имеет наиболее массовую, наиболее многочисленную социальную базу. Тенденцию ее расширения и укрепления трудно не заметить.

В-третьих, социальный «дрейф» в направлении укрепления позиций идеологии буржуазной (правой) ведет к резкой дифференциации людей в современном обществе. Эту тенденцию нельзя не заметить, поскольку различия между людьми в плане их социальных, материальных возможностей становятся все более и более очевидными.

В-четвертых, нельзя не заметить, что носители капиталистической (правой) идеологии в последние годы стремятся всеми правдами и неправдами усилить свое влияние на все без исключения сферы общественной жизни. Нужно признать, что во многом им это удается.

В-пятых, стремление не упустить свой шанс у сторонников правой идеологии породило неразборчивость в использовании средств для достижения своих целей. Эта тенденция конкретизируется в фактах подкупа людей, угрозах, шантаже, использовании «двойных стандартов» и во многих других не очень чистых социальных технологиях.

В-шестых, нельзя не заметить тенденцию, свидетельствующую о том, что наряду с происходящим расширением возможностей правой идеологии, интерес к идеологическому процессу, идеологическим проблемам стал снижаться. И эту тенденцию нельзя не заметить. Причина проста – далеко не всех привлекает правая идеология, идеология меньшинства, что и ведет к уходу от идеологических проблем многих людей.

В-седьмых, следует выделить действие тенденции, говорящей о том, что в идеологии, в подходе к ней, преданы забвению ее классические позиции. Случилось это потому, что в нее массово стали приходить дилетанты, люди, специально не готовящиеся к идеологической работе.

Вероятно, можно назвать и другие тенденции, характеризующие развитие идеологий капиталистической, социалистической и мелкобуржуазной. Вместе с тем, мы ограничимся теми тенденциями, которые названы выше. Предполагая, что исследователи современного идеологического процесса скажут еще много интересного по поводу тенденций его развития.

А.А. Кокорин, доктор философских наук

В короткий по историческим меркам срок Соединенные Штаты Америки превратились из сравнительно небольшого, преимущественно аграрного государства, расположенного на периферии системы международных отношений, в мощнейшую державу, играющую ключевую роль в современной мировой политике. Данная работа представляет собой первый в отечественной историографии опыт издания учебника, в котором излагается эволюция внешней политики США с момента их возникновения в конце XVIII в. и до наших дней, выделяются ее основные этапы и события. Авторы прослеживают процесс формирования и совершенствования внешнеполитического механизма США и развития той концептуальной базы, на которой он функционировал, модернизации программно-целевых установок во внешней политике.

Важное место в работе занимают сюжеты, связанные с анализом основных направлений региональной политики США. Особое внимание уделяется отношениям между США и Россией, выявлению как круга конфликтных проблем, так и сферы их совпадающих интересов.

Работа основана на изучении широкого круга источников и литературы как отечественных, так и американских историков.

Юношеская идиллия

Крутобёдра, пышногруда
Но как перышко легка
Ты на травке изумрудной
Нежишь белые бока

Ну а я с угрюмой рожей               
И обросший точно зверь
С твоей нежной белой кожей
Контрастирую теперь

Но схожу я к брадобрею
И надену свой костюм
От волнения храбрея
На костюм плесну парфюм

С очевидностью отважной
Нанесу тебе визит
И тебя мой вид вальяжный
Очарует и сразит.

Принесу тебе подарки
Поведу тебя в кино
Поцелуй мой будет жарким
И пьянящим как вино

Будет солнышко садиться
Комары вовсю жужжать

Коли выпало родиться, -
Надо по уши влюбиться
Надо деток нарожать.

Ментальность 2

Живу я на отшибе мира
Жизнь здесь вольна и не строга
Я не творю себе кумира
Я не ищу себе врага

Дань отдаю привычной лени
Средь бела дня люблю прилечь
Могу – не только в воскресение –
Трудом неважным пренебречь

Но возникает слово «надо»
Как будто бы набата медь
И - нет на свете той преграды
Что я не смог бы одолеть

В пылу борьбы владею верно
Законом схватки и войны
Когда и мускулы, и нервы
Победоносны и сильны

Но бьёт последний час аврала
Фортуна протрубит отбой
И – песню начинай сначала
Я снова не в ладах с собой

Накатит скука без причины
До края опостылит жизнь
Или возьмёт тоска-кручина
Что хоть живому в гроб ложись

Опять хандра возьмёт меня
Опять трудом пренебрегаю
Опять лежу средь бела дня
Стихи корявые слагая.

Лето красное

Половодье отступает
Проступают берега
Воды сходят, обнажают
Изумрудные луга

Зелень царствует в природе
В роще, в сквере, в огороде
В палисадах и садах
В деревнях и городах

Лето красное приходит
Станут жаркими деньки
Соберёмся на природе
На песочке у реки.

Тело в воду окуну я
Речка быстрая чиста.
Громко фыркая, плыву я
На глубокие места

Солнце с волнами играет
Ясен синий небосвод
Чайки белые летают
Утка серая плывёт    

По речному побережью
Пляжных лежбищ полоса               
Млеет люд, на солнце нежась
Обнаживши телеса.      

Стану бронзового цвета
Я всегда держу в уме
Как бы мне иммунитета
Под завязку взять к зиме.

Успевай прожарить летом
Свои бледные бока
Зимы долги, но при этом
Жизнь до боли коротка!

***

твоё плечо...

стоим. касаюсь!

и тут же каюсь, трижды каюсь.

мне несказанно повезло.

не отдаляюсь.

но отпускаю. монолог.

салют! спасибо. 

взмах рукой. 

и камня на браслете блеск.

стою живой и неживой.

я в эту землю врос навек.

ты нежный снайпер.

дезертир. раскаты музыки 

ловлю ушами.

неслышно тает в амальгаме 

едва заметная тоска. 

я взгляда не запомнил!

я не запомнил взгляда!!

черт возьми! о боже, мама!

мама, ты одна, прошу, меня верни туда –

где так блестят горячие огни

зелёных глаз на склоне лета.

я отдуваюсь за двоих.

и ты туда же. песня спета.

и губ я не узнал твоих.

увидел лишь, как ты одета,

как ты танцуешь в паре с летом,

как ты горишь.

мой нежный снайпер. liebe dich.

Полякова М., 10-а

***

я. еду. в Лондон. ребята. 

не остановите. alles kaput.

над мною разверстое небо

под мною батут.

сейчас оттолкнусь и пулей –

Богу в висок поцелуем.

каким станет ваш маршрут?

я еду в Лондон. аббатство 

и туристический яд.

не чужды только скитания 

по улицам всем подряд. 

я еду молчать. и мне нужно всего лишь два дня. 

чтоб прошлое горьким засыпало пеплом. 

и чёрному кофе в гортани останусь вся я.

и стонут тоской километры. 

пока что сентябрь. душа не горит.

я криво шагаю известным маршрутом

и в поисках средства теряю весь внешний вид

и чаю не хочется утром. 

но черт подери!

я так бесконечно люблю тебя что

меж нами растаяли все километры.

не встреча случилась уже и потом 

ты ноги просунула в гетры

в просторном еловом дому на горе

где снега случилось так много

что вечером грела ладони на мне

продрогшая недотрога.

я так бесконечно люблю тебя что 

мне Лондон уже не поможет.

и мну твои волосы так что потом 

тобой пробирает до дрожи.

четыре раза раскаявшись вслух

я все же уеду в Лондон

где тонкий и терпкий британский дух

пригреет меня. монотонно

чеканя слова новых песен под нос

сначала поеду в Думу

где голоса нет и присутствие звёзд 

нам не поможет придумать

еще раз не встречу так странно судьбы

твоей и моей. по канату 

смешные два пехотинца земли

и оба доверят лишь брату

свой самый тёмный угол души

в которой так много силы

но только на этом совместном пути

заплачу. прошу тебя не насилуй!!

мой к черту. не думай. болезненный мозг

которому мало осталось.

я так бесконечно люблю и всерьёз

бетоном находит усталость.

я так бесконечно люблю тебя что

не нужно писать мемуары.

я просто томлюсь и терплю и потом 

ломаю о стены гитары. 

я так бесконечно люблю тебя что 

ты даже в ушанке красива

и в южном поту распивающей ром

тоже люблю. не насилуй!!

боюсь отражения. обиды боюсь

твоей и чужих иноходцев.

но все-таки я бесконечно борюсь 

за шанс тебя увезти. в мореходку!

Полякова М., 10-а

***

Не знала я, что быть поэтом

Отведено. И сколько лет

Захочется мне пачкать цветом

Листы. И множество кассет

Стиховных (странно!) ночью переслушаю

Позабывая день и год.

Сольюсь с их золотыми душами,

Когда придёт черёд.

И вот тогда над общим пламенем

Признаюсь им в любви.

Возьмут к себе меня с признанием

Чужие и свои.

Я обращаюсь к Вам теперь, моя Великая

Всей правдою - с утра!

Окрестите ль меня толикою

Благословенного нутра?

Я Вас прошу, меня поберегите

С таких зияющих небес!

И пыткой рифмы наградите

На собственный успех.

Я обращаюсь к Вам, "не знавшей меры",

Не видевшей стихи мои,

Так безусловно - с требованьем веры,

И так по-детски - с просьбой о любви!

Полякова М., 10-а

***

я лежу на полу в пальто 

пот ручьями с лица 

потом

мне так холодно в этом пальто 

и так холоден этот дом.

заходить без тебя 

выходить 

без тебя зажигать свечу.

если надо - сквозь век пролечу

лишь бы только тебя найти

и прильнуть к твоему плечу 

и застыть и заплакать

кричу!

ну прижми к своему плечу!

навсегда. не один. хочу

зажигать для тебя свечу!

над обрывками наших стихов

над десятком твоих седин

посиди со мной и без слов

поседеем и посидим.

зажигаю. сгораю дотла.

рифмы нету уже давно.

только музыка в ночь пришла

как пропащая дочь в кино.

как немые с тобой - сидим.

оставайся со мной - до седин.

я продолжу твой век. один.

пусть слова говорят твоим 

звонким именем молодым

над печальным письмом своим

я скончаюсь. завьётся дым.

  Полякова М., 10-а

***

привет! моя опять родная.

сегодня снова снегом таем.

я мчу в такси к твоему дому.

дорога перестала быть знакомой.

а ты меня теперь совсем не знаешь.

но так же дышишь в трубку и внимаешь 

"моим стихам, написанным так рано",

"не зарастёт на сердце рана". 

и говорят "с любимыми не расставайтесь"

и не сдавайтесь, будьте ближе.

теперь: люблю и ненавижу.

ты тоже, я все вижу!

привет! моя отныне королева.

я навсегда держу в ладонях

твоё растопленное сердце,

и ты осталась при своей короне.

да, ты - моя. и салютую

к тебе под окна шифром, Морзе.

охрипшим голосом диктую

стихи по телефону; все серьёзно.

мы не расстались и не канули в столице.

и ты, конечно, будешь снова сниться. 

я улыбаться буду на балконе,

когда ты скажешь мне о нашем доме. 

привет! моя навеки дорогая. 

"так долго вместе прожили, что вновь"...

стесняюсь на пороге, умолкаю.

и жестом приглашаю вдруг, толкая. 

станцуем про любовь!

Полякова М., 10-а

Участники интерактивного совместного заседания дискуссионной площадки имени Бекжана Калнура «Укрепление и развитие дружеских отношений между народами и народностями евразийского пространства», организатором которого выступила молодежная общественная организация «Интеллектуальный путь» в Уфе, обратились ко всем странам-участницам СНГ. Главной мыслью дискуссии на базе Российского Исламского университета ЦДУМ России 27 июля стал призыв об укреплении и развитии дружеских отношений на единых для всех принципах созидания, взаимодействия и сотрудничества. Участники заседания признали необходимость продолжить общение в предлагаемом интерактивном формате на постоянной основе.

Башкирию на заседании представил председатель молодежной общественной организации «Интеллектуальный путь» Дмитрий Грачев. Также на связь вышли представители молодежных, научных, образовательных и спортивных организаций и объединений России, Кыргызстана и Казахстана.

В результате состоялся живой диалог. В частности, представитель дунганского народа Центральной Азии Юсуф Бианху из Казахстана отметил, что «современный глобальный мир на протяжении всего XXI века устремлен к решению вопросов взаимодействия и сотрудничества посредством экономической кооперации и политической интеграции, основанной на приоритетах государственного влияния. Поэтому существующий мир нельзя считать полноценным, гармоничным и сбалансированным». А президент Жамбылской областной Федерации кекушинкай каратэ-до Рамазан Маженов из Казахстана акцентировал внимание на том, что «активно развивая международные отношения, человечество утратило понимание важности укрепления дружеских отношений».

Итоги заседания подвел ученый-правовед и заслуженный юрист Кыргызской Республики, депутат Автандил Арабаев (Кыргызстан), который отметил то, что «исторически так сложилось, что народы и народности, проживающие на территории евразийского пространства, всегда сосуществовали между собой в мире и согласии, с уважением и с признательностью друг к другу. Этот вековой опыт и практики в нынешней реальности народов и народностей стран-участниц СНГ, являются важными и бесценными».

ИА «Башинформ»